Сигнальщик негромко спросил:
Сплит не доверял рвению самок. Когда он прибыл на Сортировку, они прорвали оцепление стражников и окружили его. Все орали, хлопали плавниками, и каждая уверяла себя, что новый владыка выберет, конечно, ее. Пожалуй, ему еще не случалось видеть их в таком состоянии: дыхала выбрасывали грубые струи пара из перегретых тел, они толкались, щелкали и выкрикивали его имя. Только вот с какой интонацией? Чего здесь было больше – стремления оказаться в числе первых или раздражения? Он хотел найти Эа; начинать надо с нее, а потом изгнать эту выскочку, бойца в обличье самки, бывшую Первую жену. Избить и прогнать на Край. Но поди попробуй в этой толчее найти кого надо!
— А разве вам об этом неизвестно?
Сплит и самцы-воины с недоумением уставились на это зрелище. Самки пребывали в бешенстве, и при этом их оказалось слишком много, чтобы попытаться навести порядок обычным способом. Похоже, самки уловили растерянность самцов. Шум усилился. Все они щелкали, свистели и жужжали одно и то же:
Я пристальней вгляделся в тусклое лицо собеседника, в его недвижно застывший взор и вздрогнул от жуткой мысли: что, если передо мной не простой смертный, а призрак? Нельзя было отделаться и от подозрения, что с рассудком у него не все ладно.
– Сплит! Сплит!
Теперь и я попятился, но при этом поймал мелькнувшую у него в глазах тревогу: он как будто втайне меня опасался. Мои нелепые страхи тут же рассеялись.
— Вы так на меня смотрите, — произнес я с натянутой улыбкой, — словно я внушаю вам ужас.
Сплит отметил, что они даже не называют его владыкой. Забыв о приличиях, они сновали взад-вперед, бесстыдно выставляя свои гениталии, шлепая плавниками по воде, как стая расшалившихся юнцов. Во все стороны летели брызги. Сплит в некоторой растерянности смотрел на эту вакханалию. Экая наглость! Надо же было собраться такой кучей! Он приказал бойцам вытащить из толпы ближайшую. К его отвращению, она оказалась большой, старой и покрытой шрамами. Как ее вообще занесло сюда? Это же типичная старуха с Края. А старая самка спокойно рассматривала его. Она знала Сплита еще со времен прежней родной воды. А вот он ее не узнал. Получив удар по голове, она подалась назад и растворилась в толпе. К его удивлению, другая пожилая самка сразу же заняла ее место и спокойно уставилась на него. Сплит ударил ее, как и первую, но на этот раз насилие не принесло ему никакого удовольствия. Сплит забеспокоился. Он понимал, что от него ждут решительных действий, только не понимал, каких именно. Они просто с ума посходили. Не будет же он колотить каждую новую претендентку… Это же смешно. Ладно. С этим он разберется после. Прикажет бойцам навести порядок…
— Я засомневался, — пояснил сигнальщик, — не видел ли вас раньше.
Однако день-то идет на убыль. А Сортировка – ни с места. Лучше отложить и потом сделать все как следует, без этих отвратительных старых самок. Но сначала он возглавит охоту. Стая с полным брюхом – залог порядка. А сегодняшний бардак он спишет на Деви, это она их подговорила. Иначе с чего бы им выказывать столь массовое неуважение? Сплит с нетерпением ждал возможности найти ее и исполнить давнее желание: забить ее до смерти. И с этой сучкой Лонги тоже будут проблемы. Когда он закончит с ней, отдаст своей гвардии. А потом – на Край. Сплит надеялся, что акулы поймут: это им подарок от нового начальства.
— Где?
Он отдал приказ об охоте, но вместо обычных восторженных возгласов последовала странная пауза. Потом, конечно, они разразились приветственными криками, но только крики оказались слабоваты. Даже воины выглядели неуверенно, а самки вскоре и вовсе замолчали. Несмотря на последние события, все твердо знали: сегодня будет необычная ночь, луна будет полной. Кто же охотится на Нерестовой Луне? Даже варвары-афалины понимали: что-то здесь не так.
Сигнальщик указал на красный фонарь семафора.
Ох уж эти древние суеверия! Сплит – владыка, и точка! Сытое брюхо заставит их забыть обо всем. Стая будет охотиться, а если кто-нибудь здоровый посмеет отказаться, он будет сурово наказан. Сила и рост!
— Там? — переспросил я.
«Сила и рост», – повторили воины, а за ними и вся стая, хотя и без должного энтузиазма, как показалось Сплиту. Молодые стражники заметили, что самки притихли. Это, наверное, владыка Сплит вселил в них страх, какая же еще может быть причина?
Не спуская с меня глаз, он еле слышно обронил:
— Да.
Далеко на просторах Гугл слышал охотничье пение афалин, но голосов самок среди них не было. Его преследовал взгляд Эа, он проник в его сердце. Всё. Больше никаких сомнений. У него новая миссия.
— Дружище, да что мне там делать? Ладно, скажу вам как на духу: я никогда там не бывал, можете под присягой это подтвердить.
— Пожалуй, смогу, — согласился сигнальщик. — Да, наверняка смогу.
32
Великий Нерест
Скованность его отпустила, меня тоже. Он с готовностью отвечал на мои вопросы, подыскивая слова поточнее. Много ли у него хлопот? Да как сказать, ответственности хватает, но бдительность и аккуратность — главное, что здесь требуется, а работы как таковой — физического труда — не так уж много. Менять сигнал семафора, поддерживать его в порядке, время от времени поворачивать эту железную ручку — собственно, и все. Что до нескончаемо долгих одиноких часов, им тут проведенных (меня сильно это впечатляло), то сигнальщик просто сказал, что так уж сложилась его жизнь и он с этим свыкся. Он самостоятельно выучил здесь иностранный язык — если можно это так назвать, поскольку учил его только по книгам, а о произношении слов имеет лишь самое примитивное понятие. Решал задачи с дробями — простыми и десятичными, пробовал заняться и алгеброй, но с математикой он еще со школы не в ладах. Всегда ли по долгу службы ему необходимо оставаться в этом сыром ущелье и может ли он хоть изредка выбираться из этого каменного мешка на солнышко? Что ж, когда как. Зависит от обстоятельств: бывает, линия перегружена, бывает — нет; имеет значение и разное время суток. В ясную погоду он улучал часок-другой и поднимался в горку проветриться, но, поскольку его в любую минуту могли вызвать, с удвоенным беспокойством прислушивался тогда к электрическому звонку, так что даже короткая вылазка, сами понимаете, особого удовольствия ему не доставляла.
Под огромной яркой луной океан наконец пропитался вожделением до предела. В чистых водах кораллы набухали и пульсировали всеми цветами, сообщая рыбам и прочим обитателям океана, что момент приближается. Даже те, кто голодал на заброшенных рифах, приготовились повиноваться закону и бросить последние силы на его исполнение. Издалека и с близких мест одинокие особи, небольшие стада и огромные косяки стекались по традиционным течениям. В это единственное полнолуние в году никто ничего не боялся. Нерест был одновременно и сексом, и радостью, и священной обязанностью жизни.
Сигнальщик повел меня к себе в будку: там горел очаг, на столе лежал служебный журнал, в котором ему полагалось делать записи; тут же находились телеграфный аппарат с диском, циферблатом и стрелками, а также электрический звонок, о котором он уже упоминал. Выразив надежду, что его не заденет мое предположение, я заметил, что он, по-видимому, получил неплохое образование и, вероятно (тут я снова повторил, что не имею ни малейшего намерения его обидеть), достаточно основательное для того, чтобы претендовать на лучшее место в жизни; сигнальщик согласился, что примеры названного несоответствия в изобилии отыщутся среди представителей самых разных слоев общества — обитателей работных домов, полицейских и даже тех, кто в порыве отчаяния не нашел ничего лучшего, как записаться в солдаты; насколько ему известно, примерно так же обстоит дело и с персоналом почти любой крупной железнодорожной компании. В молодости (мне, видя его в этой хибарке, трудно в такое поверить — ему самому верится с трудом) он изучал натурфилософию, посещал лекции, но сбился с пути, пренебрег возможностями, скатился на дно, откуда так и не сумел подняться. Но жаловаться на судьбу ему незачем. Что посеял, то и приходится пожинать. Жизнь заново не начнешь.
На подводной горе надувшийся самец фугу выиграл соперничество. Мандалы смотрели со дна, будто два глаза. Над ними безостановочно кружила Фугу, в ее танце читались волнение и предвкушение. Ближе к вершинам вулканических конусов моллюски полностью выставили из раковин свои мантии. Нежными переливчатыми волнами плоти они гладили друг друга, как могли. Выше, над моллюсками, Губан, не евший уже две ночи, вбирал в себя энергию воды и любовался красотой своих моллюсков. Они давали ему все новые ощущения, его интуиция становилась все изощреннее, и чем больше Губан изучал и чувствовали их чуждый разум, тем быстрее исчезали границы между двумя такими несхожими видами. И это относилось не только к моллюскам. Когда Губан впервые попал к вершинам конусов, он уже чувствовал ментальные толчки, исходившие одновременно из прошлого и из будущего. Теперь они смешались неразличимо. Губана очень заинтересовал быстрый рост совершенно новой яркой водоросли. Эта форма жизни останется в сознании Губана и станет частью воспоминаний о совсем другом месте, где она могла бы покрывать пастбища для самок, где прекрасные голоса могли бы звенеть в воде, а плавники – жужжать от радостей жизни.
Все, что я тут сжато пересказал, сигнальщик поведал мне неторопливо и размеренно, сохраняя серьезный и сосредоточенный вид и отвлекаясь изредка на то, чтобы поворошить в очаге угли. Время от времени, обращаясь ко мне, он вставлял словечко «сэр», особенно когда вспоминал годы юности, словно желая дать мне понять, что не притязает ни на какой иной статус, кроме нынешнего. Раза два-три раздавался звонок: он прочитывал сообщения и передавал ответ. Однажды должен был выйти наружу: встретить проходивший поезд, выставить флажок и обменяться парой слов с машинистом. Обязанности свои он исполнял на редкость пунктуально, с превеликой старательностью, прерывая рассказ на полуслове и не возобновляя его до тех пор, пока все необходимые действия не были выполнены.
А теперь на небе сияла такая же луна, как тогда, в ту памятную ночь. Вода наполнилась грациозными призраками самок, танцующих вокруг владыки-самца. Губана окружали воспоминания, кружившиеся среди конусов. Жабры Губана втягивали в себя эротические гормональные прелести ночной воды, воздействовали на память, пробуждая образы прекрасных самок и прочих представителей его племени. Губан чувствовал желание, разлитое в океане, ловил каждый похотливый импульс и хотел только одного: принять участие в общем празднике размножения.
Короче говоря, я счел бы сигнальщика надежнейшим исполнителем своего профессионального долга, если бы не одно обстоятельство: во время нашего разговора он дважды умолкал и с вытянутым лицом оборачивался к звонку, вовсе НЕ звонившему, распахивал дверь будки (она была закрыта, чтобы не впускать внутрь нездоровой сырости) и, выглянув, всматривался в красный семафор у входа в туннель. Оба раза он возвращался к огню в непонятной оторопи, которую я приметил в нем (не в силах ее разгадать) еще раньше, издалека.
Но тут что-то привлекло его внимание и заставило вернуться в настоящее. Опять моллюски! Они тоже собирали энергетические всплески, их цвета становились ярче в лунном свете. Темные круглые глаза вдоль медленно шевелящихся мантий смотрели на Губана и приглашали присоединиться к ним на празднестве Нереста. Губан так и засиял от ужаса и радости. Конечно, он способен нереститься. Его тело было одновременно телом самца и телом самки. А больше ему никто не нужен. Но оставалось что-то еще важное, и Губан с каждой минутой чувствовал это все яснее. Океан готовился к великому акту жизни, но рождение новой жизни следовало уравновесить. Требовалась жертва. Тело Губана наконец успокоилось. Оно больше не желало оставаться отдельным существом, вечно жаждущим или опасающимся, обреченным на одиночество. Оно хотело переступить порог и навсегда слиться с океаном.
Вставая с места, чтобы откланяться, я сказал:
Моллюски внизу тут же почувствовали изменившийся состав воды, поняли, что эти изменения исходят от большой рыбы, чьи огромные глаза неотрывно смотрели на них. В ответ изменился и их собственный импульс, слившийся с импульсом Губана. А потом с Губаном стали происходить странные превращения. В одно и то же время он стал и крошечным планктонным рачком, и огромным китом, уже понимая, что последует за этим.
— Вы почти уверили меня в том, что я свел знакомство с человеком, вполне довольным судьбой.
А в домашней воде афалин разгорались споры. Афалины, в отличие от Лонги, не суеверны, но все помнили древний запрет: нельзя охотиться на Нерестовой Луне. Даже акулы, и те прекращали охоту в эту единственную ночь в году. Не так уж трудно немножко поголодать.
(Не скрою, что на самом деле этой фразой я рассчитывал вызвать его на откровенность.)
– Это нетрудно! – считали одни.
— Думаю, так оно когда-то и было, — отозвался он тем же приглушенным голосом, что и в самом начале, — но душа у меня, сэр, не на месте, совсем не на месте.
– А мы не хотим! – орали другие.
Он охотно вернул бы сказанное, если бы только мог. Но слова уже вырвались, и я не преминул за них ухватиться.
После игр кланов многие в стае ощущали эмоциональное опустошение, а потом навалилась тревога от смены руководства, да еще гибель рощи сарпы!
— Отчего же? Что вас тяготит?
– Оставьте нас в покое! – Щелчки разлетались по всей стае.
— Это непросто передать, сэр. Очень, очень непросто. Если вы снова ко мне заглянете, я попробую.
– Хотим на охоту, – требовали другие.
— Но я и вправду намерен вас навестить еще раз. Скажите когда?
— Я ложусь спать рано утром, но заступлю на дежурство завтра в десять вечера, сэр.
Эа остро переживала святотатственный приказ отправляться на охоту, но еще острее она слушала в себе могучий зов плоти. И тут уже никакие правила не годились. Жизнь в стойбище афалин лишила ее большей части индивидуальности, но взамен пробудила дремлющие инстинкты. Стая хотела на охоту, а Эа хотела снова увидеть дельфина-незнакомца. Да пусть он будет кем угодно, зато он понял ее без слов. Его страшное обгорелое тело казалось ей прекрасным, а когда они сумели вдруг наладить энергетический и эмоциональный контакт, их общение стало похоже на полет. И вот теперь Эа хотела его душой и телом. Она безмолвно звала его, умоляя не покидать здешние воды.
— Я приду в одиннадцать.
– Хотим! – громко щелкнула она на своем новом языке, присоединяясь к желанию стаи. Пусть охотятся, это поможет ей утолить ее собственную потребность. – Хотим! – запела она на этот раз на языке Лонги.
Сигнальщик поблагодарил меня и вышел проводить за дверь.
* * *
— Я, сэр, выставлю белый свет, — произнес он негромко, — пока вы не найдете тропу наверх. А найдете — не окликайте меня! И когда взберетесь на вершину — тоже не окликайте!
Он так это сказал, что меня пробрало ознобом, но я только кивнул:
Самки пока держались отдельно от самцов, Сортировки так и не последовало. Значит, надо придумать, как еще подчеркнуть победу над соперником. Новый вожак стаи, владыка Сплит, приказал держать свергнутого владыку Ку с сыном подальше от остальных. Это было очевидное унижение. А Деви держать подальше от них обоих. Правда, Деви считалась признанной охотницей, а стая была голодна. Сначала Сплит думал прогнать ее совсем, но, может быть, стоило воспользоваться ее опытом в деле наведения порядка среди самок? Вот и пусть займется, только надо попугать ее как следует. А потом уже можно будет спокойно выбрать себе Первую жену. И вообще, почему ее надо выбирать насовсем? Можно каждую луну выбирать новую. Пусть самки оспаривают друг у друга его благосклонность.
— Да-да, хорошо.
Сплит слушал, как стая орет «Хотим!», сопровождая крики обычным «Турси-опс!». Им нужны простые команды. И Сплит отдал приказ собираться на охоту.
— И когда спуститесь завтра вечером вниз — не окликайте! Позвольте на прощание задать вам один вопрос: почему вы крикнули сегодня «Эге-ге, там, внизу!»?
— Да бог его знает. Крикнул что-то — сам точно не вспомню…
Над выбеленными остатками кораллов на краю обрыва неслась стая афалин, легко пронизывая волны сильными серебристыми телами. Все чувствовали притяжение Великой Луны, но в своей гордыне они бросали вызов древнему суеверию, пустому ритуалу. Они шли на охоту! Они скандировали – Турси-опс! Турси-опс! – как будто бросая вызов всем акулам на просторах, сколько бы их там ни было. Новые кланы еще не сбросили с себя возбуждение недавних игр и поэтому свистели и верещали громче обычного. А потом они миновали место сбора, дальше начинались охотничьи угодья, и все замолчали.
Порядок оставался прежним: самцы впереди, самки позади. Новое заключалось в том, что Сплит не удосужился выставить охрану по периметру стаи, а также в том, что самки шли не отдельными гаремами, соблюдая установленные интервалы, а случайно созданными группами и практически друг за другом.
— Не что-то, сэр. Те самые слова. Мне они хорошо известны.
* * *
— Допустим, именно так я и крикнул. Почему? Конечно же потому, что увидел внизу вас.
Эа и Деви плыли рядом, будто Первый гарем продолжал существовать. Они брали пример с новых кланов, образовавших отдельные группы. Другие самки поневоле тоже сбились в группы, но указаний ждали по-прежнему от Деви. Теперь никто не болтал, не обменивался сплетнями, они выслушивали беззвучные охотничьи наставления Деви. Она приказала постоянно меняться местами, так чтобы группы, шедшие в середине, уходили на края, но не нарушали границ стаи. Этим обеспечивалась постоянная бдительность, без которой невозможна никакая охота.
— Только по этой причине?
Они плыли над огромными участками дна, где сегодня собралось множество рыб, занятых ухаживанием. Эа старалась не расстраиваться, видя, что рыбы совсем не боятся; они пели великий гимн всеобщего единения, приветствуя восходящую луну. Самки шли вперед, слушая возбужденные крики каких-то молодых самцов, забывших о дисциплине: «Кальмары! Кальмары!» – но Деви требовала, чтобы они хранили молчание. Когда подошла очередь Эа отойти на край стаи, вся группа набрала скорость и немного изменила курс. Деви изучила приемы охоты Лонги, и Эа почувствовала себя виноватой, ведь это она научила афалин ловить столько рыбы, сколько они хотят, а тут еще священная ночь, когда всякая охота запрещена.
— По какой же еще?
— У вас не было ощущения, что вам внушили их каким-то сверхъестественным способом?
Луна заливала океан серебряным светом. Он проникал сквозь воду, а навстречу ему неслись беззвучные рыбьи песнопения. Эа резко снизила скорость, она никак не могла справиться с противоречиями. Деви и самки найдут нерестящегося кальмара, он же не станет прятаться. Да вообще никакие рыбы на нересте не станут прятаться, наоборот, они пришли сюда, чтобы показать себя, они явились на карнавал, призванные силой сексуального влечения, сошлись отовсюду, из таких далей, о которых Лонги даже не догадывались. И они заслуживали уважения. Эа прекрасно чувствовала след стаи и понимала, что та ушла на глубину. Ну и ладно. Она не пойдет за ними, она Лонги.
— Нет.
Эа справедливо полагала, что акулы не станут нарушать извечные законы, не станут охотиться в такую ночь. Можно расслабиться и понаблюдать. Океан дышал и мерцал вокруг нее, невидимые реки подводных течений неторопливо текли в глубине. Ее не пугал стук камней на дне, потревоженных самыми активными рыбами, наоборот, она приходила в восторг. Из самых неожиданных мест всплывали цепочки пузырей воздуха. Приближался великий момент. Но как только Эа раскрыла сознание для всей этой красоты, для чуда бурлящей жизни, ее охватила тоска одиночества. Сегодня это было особенно больно. Эа пожалела, что не осталась в лагуне и позволила стае втянуть себя в скверное занятие.
Сигнальщик пожелал мне доброй ночи и занялся семафором. Я двинулся вдоль железнодорожной линии в поисках тропы (испытывая весьма неприятное чувство, будто сзади меня нагоняет поезд). Вскарабкиваться в гору легче, чем спускаться, и я добрался до гостиницы без каких бы то ни было осложнений.
Афалины охотились с таким шумом, что Гуглу ничего не стоило отслеживать их перемещения. Но в один из моментов что-то изменилось. Стая ушла вперед, а один слабый сигнал доносился сзади. Сначала он был едва слышен, но затем стал звучать громче. Гугл остановился, пытаясь точнее определить направление. Происходило странное. Сейчас работал не его сонар, а сердце. Когда он поворачивался в одном направлении, оно замедляло удары, а в другом начинало биться сильнее. Гугл позволил своему телу вести себя.
Верный данному слову, следующим вечером я ступил на первый изгиб змеистой дорожки ровно в одиннадцать вечера, едва до меня донесся отдаленный бой часов. Сигнальщик ждал меня у подножия, в семафоре горел белый свет.
— Всю дорогу молчал, как велели, — начал я, как только мы сошлись, — теперь-то можно говорить?
Дыхание океана и луны слилось. Эa и Гугл нашли друг друга.
— Разумеется, сэр.
Эа изумило неожиданное появление огромного темного тела рядом с собой, но она сразу узнала его. Оба молчали. Продышавшись, оба опустились в темную полупрозрачность, навстречу безумному стаду поющих рыб, переливающихся всеми цветами и распускающих плавники.
— Тогда добрый вечер, вот вам моя рука.
Они плыли рядом вдоль светящихся рек, ставших видимыми только этой ночью. Их тела поймали общий ритм, они вместе поднимались на поверхность и снова опускались. Их окружал ореол пузырьков воздуха, подсвеченных луной. Оба синхронно обернулись посмотреть на мягкое сияние бесконечного мира, залитого серебром.
— Добрый вечер, сэр, а вам моя.
Они вместе уходили в глубину, изгибались вокруг друг друга, спускались по спирали и быстро всплывали. Они прыгнули вместе и развернулись, чтобы увидеть серебристую извилистую дугу полета, прежде чем одновременно упасть. Они нырнули и остались вместе.
Обменявшись рукопожатием, мы направились бок о бок к будке, вошли в нее, прикрыли дверь и расположились у очага.
Гугл не торопил события. Эа сама выплыла вперед и дала понять, чего она хочет и кого она выбрала.
— Я принял решение, сэр, — подавшись вперед, заговорил сигнальщик почти что шепотом, — не заставлять вас дважды меня расспрашивать о моих тревогах. Вчера вечером я принял вас за кого-то другого. Потому и места себе не нахожу.
Луна достигла зенита. На вершинах конусов, нависавших над моллюсками, Губан ощутил прилив энергии. Она шла со всех сторон. Он не сводил огромных красивых глаз с колышущихся мантий, все набиравших и набиравших цвет, чтобы потом брызнуть бледными сверкающими струями спермы. Губан своим ослепительным телом ощутил ласку легких струй и уже приближался к экстазу, когда в воду выплеснулась икра; мантии выдвинулись далеко за края раковин и замерцали разными цветами. Тело Губана начали сотрясать судороги.
— Из-за своей ошибки?
— Нет. Из-за того — другого.
В это же время на живых рифах из кораллов вырывались потоки яйцеклеток и сперматозоидов, а по всему океану рыбы от вожделения завертелись живыми столбами. Ревущие самцы носились сквозь толпы поющих самок, разбрасывая сперму в пароксизмах удовольствия. Волны химических веществ, порожденных множественным оргазмом, хлынули в океан. Сперматозоиды нашли яйцеклетки и слились с ними.
— Кто же он?
Эа и Гугл не разрывали контакта, поднимались и вращались в унисон, а затем опускались в сияющий нерестящийся океан. Впервые в жизни оба были спокойны.
— Не знаю.
Когда их первобытный танец начал затихать, к Эа вернулась недавняя мысль. Афалины совершили серьезную ошибку, выйдя на охоту в священную ночь. Почувствовав ее тревогу, Гугл попытался успокоить подругу. Он был слишком занят, чтобы обратить внимание на неприятный звук, долетевший сквозь толщу воды. Все его внимание было занято грациозными движениями Эа. А потом звук исчез.
— Похож на меня?
Они стояли в воде вертикально, удивляясь быстрому закату луны, глядя на огромные косяки рыб, уходящих прочь. Небо меняло цвет. Они очень хотели удержать луну на том же месте, хотели и дальше оставаться бок о бок, но приближался рассвет. Далекие грубые щелчки разносились по воде. Видимо, афалины остались довольны охотой. Обоих разом посетила мысль о Сплите с его гвардией. Счастье неведения кончилось.
— Не знаю. Лица его я не видел. Лицо заслоняла левая рука, а правой он размахивал — что есть мочи. Вот так.
– Быстро, мы еще можем успеть! – Эа оторвалась от Гугла, повернувшись навстречу возвращавшейся стае. Он обогнул ее и встал впереди.
Он показал мне, как именно, — в его жесте мне почудились крайнее возбуждение и исступленный призыв: «Ради бога, прочь с дороги!»
– Я с тобой.
— Однажды лунной ночью, — начал свой рассказ сигнальщик, — сидел я вот здесь и вдруг услышал крик: «Эге-ге, там, внизу!» Вскочил с места, выглянул за дверь и вижу: тот самый «кто-то» стоит у красного семафора возле туннеля и машет рукой, как я вам только что показал. Голос у него охрип от крика, но он не умолкал: «Берегись! Берегись!» И снова: «Эге-ге, там, внизу! Берегись!» Я схватил фонарь, включил в нем красный свет и кинулся навстречу с возгласами: «Что там такое? Что случилось? Где?» Человек почти сливался с чернотой туннеля. Вблизи было непонятно, почему глаза у него закрыты рукавом. Я подбежал вплотную и только протянул руку — отвести рукав, как он исчез.
– Нет. Нельзя. Убьют. Ты сильный, но их слишком много. – Страх Эа смешивался с радостью от того, что они легко общались беззвучно. Оказывается, он тоже умел так.
— В туннеле? — спросил я.
– Надо уходить. Мы пойдем к моим людям.
— Нет! Я ринулся в туннель, промчался ярдов с полсотни. Остановился, поднял фонарь над головой: там были цифры разметки да потеки на стенах. Наружу я выскочил еще быстрее (там, в туннеле, мне стало невыносимо тошно), при свете красного фонаря осмотрел красный фонарь семафора, поднялся по железной лесенке на верхнюю площадку, спустился и бросился к себе в будку. Телеграфировал в оба конца: «Подан сигнал тревоги. Что произошло?» Мне с обеих сторон ответили: «Все спокойно».
Стараясь не замечать ледяной щекотки, медленно пробежавшей у меня по спине, я попытался убедить сигнальщика в том, что померещившаяся ему фигура — не что иное, как следствие оптического обмана; известно, что некоторые пациенты, страдающие подобными галлюцинациями (а возникают они в результате расстройства чувствительных нервов, которые обеспечивают зрительное восприятие), вполне отдают себе отчет в природе этого недуга и даже способны доказать его происхождение с помощью поставленных на себе экспериментов.
Крики самок становились все громче. Некоторые со злобой высвистывали имя Эа, но остальные восхваляли непревзойденную охотницу Деви. Эа готова была впасть в панику из-за того, что ее считают потерявшейся или того хуже.
— Что касается воображаемого крика, — заключил я, — вслушайтесь только на минуту в завывания ветра внутри этой искусственной теснины — как он неистово гудит в телеграфных проводах.
– Но это же твои люди…
Все это верно, согласился сигнальщик после того, как мы немного посидели молча; уж кому-кому, а ему ли не знать о свойствах здешнего ветра и проводов: немало долгих зимних ночей он провел тут в одиночестве, к ним прислушиваясь. Затем он попросил меня обратить внимание на то, что рассказ его еще не окончен.
– НЕТ! Я Лонги! – Эа выкрикнула это вслух, чтобы он понял.
Я принес свои извинения — и он, тронув меня за руку, неторопливо продолжил:
Почти сразу же они услышали резкий крик самцов и поняли, что их заметили гидролокаторы передового клана. Им ответили еще более отдаленные крики.
– Уходи! Я прошу – иди, я найду тебя на следующей охоте. – Голос Эа звучал испуганно.
— Спустя шесть часов после Видения на линии случилась памятная железнодорожная катастрофа, и не позже, чем через десять часов, сквозь туннель пронесли погибших и раненых — мимо того места, где стоял тот человек.
– Я буду ждать тебя, Эа. Я буду там.
Меня бросило в дрожь, но я постарался с собой совладать. Совпадение ошеломляющее, нечего и говорить, подтвердил я: настолько исключительное, что оно не могло не поразить моего нового знакомца. Однако не приходится сомневаться, что исключительные совпадения — отнюдь не редкость: в подобных случаях об этом необходимо помнить. Впрочем, признавая это, я счел необходимым добавить (мне показалось, будто мой собеседник собирается возразить), что люди здравомыслящие в повседневной жизни случайным совпадениям серьезного значения не придают.
Вода взорвалась торжествующими возгласами. Клан видел их!
– ИДИ! – И она стремительно умчалась от Гугла прямо навстречу передовому отряду самок. Эа насвистывала имя Деви и особый позывной Первого гарема.
Сигнальщик вновь взмолился позволить ему довести историю до конца.
Деви и ближайшие жены услышали ее, поняли, что она зовет на помощь, и успели окружить ее до подхода клана.
Я вновь принес свои извинения за то, что поневоле его прервал.
– Потерялась, потерялась, нашлась, нашлась! – на все лады повторяли жены, заключив Эа в защитный круг как раз перед тем, как подоспел Первый клан во главе с владыкой.
— Случилось это, — он опять тронул меня рукой, глянув ввалившимися глазами себе за спину, — ровно год тому назад. Минуло полгода или чуть больше, я понемногу оправился от внезапного потрясения, и вот однажды ранним утром стою в дверях… бросил взгляд на красный семафор, а там — опять призрак.
– Дур-ра! Своенравная дур-ра! – бушевал владыка Сплит.
Он замолчал, не сводя с меня глаз.
Судя по тому, как изменился его голос, ему удалось набить брюхо на охоте. Вот и хорошо! Может, и остальные бойцы будут двигаться помедленнее. Она должна дать возлюбленному время уйти.
— Он крикнул?
– Господин прав, – щелкнула она. – Я глупая и медлительная.
— Нет. Молчал.
– Глупая, – согласилась Деви. – Считаете, что я должна наказать ее, господин? – Эа понимала, что Деви только изображает гнев.
— Махал рукой?
– Я сам этим займусь, только отдохну сначала. – Владыка Сплит подплыл почти вплотную к Эа, и она забеспокоилась, как бы он не заметил чего. Она плотно сомкнула половые губы, пряча всю радость ночи глубоко внутри.
— Нет. Склонился к опоре семафора и закрыл лицо руками. Вот так.
– И она еще хвасталась, что умеет охотиться! Вранье! – Никак не мог успокоиться владыка. – Слабая, тщеславная дура!
– Я отправлюсь на Край, господин, – смиренно прощелкала Эа.
Я проследил за его движениями. Это был жест скорбного отчаяния. В такой позе изображают каменные изваяния на надгробиях.
Сплит резко развернулся и отвесил ей тяжелый удар по голове, почти оглушив ее. Эа с большим трудом удалось сдержать крик боли, чтобы Гугл не услышал и не вернулся.
— Вы подошли к нему?
– Наглая сучка! – Сплит гудел ей прямо в морду. – Пытаешься сбежать, пока я тебя не использовал? Когда я закончу, ты будешь доставлять удовольствие каждому воину, который тебя захочет! А ты, Деви, если тебе дорога жизнь твоего сына, ты проследишь, чтобы с ней ничего не случилось, пока я с ней не разберусь. – Сплит сделал круг и потребовал отчет о том, в каком состоянии находится стая.
— Вернулся в будку и опустился на стул — отчасти собраться с мыслями, отчасти справиться с дурнотой. Когда шагнул наружу, уже совсем рассвело, а призрака и след простыл.
– Все здесь, владыка Сплит! – хрипло доложил командир охраны. Он тоже налопался на охоте, и теперь его живот торчал вперед, равно как и гордыня, словно у коралла перед тем как разродиться. – Сила и рост! Турси-опс!
— И ничего такого не стряслось? Обошлось без последствий?
Эа досталось сильно, но жизнь среди афалин сделала ее выносливее. Она плыла обратно с Деви и другими женами Первого гарема. Их сопровождали прочие самки, решившие пока держаться вместе.
– Ты была с ним, – тихо сказала ей Деви. – Я знаю, потому что ты сияешь.
Сигнальщик постучал мне по руке указательным пальцем, всякий раз сопровождая прикосновение многозначительным кивком:
Эа не ответила. Она подумала о Чите. Стала бы она делать что-нибудь ради него, даже если бы ему грозила опасность?
– Я знаю любовь. – Деви говорила только для Эа. – Мы с господином Ку любим друг друга, поэтому он и бьет меня, чтобы показать, что вовсе ко мне не привязан. Но это видимость, я знаю.
— В тот самый день я заметил в окне поезда, выходившего из туннеля, какую-то суматоху: чьи-то головы, руки, кто-то чем-то размахивал. Я успел подать сигнал машинисту — и остановить поезд. Он выпустил пар, повернул кран тормоза, но состав по инерции проехал вперед еще на полторы сотни ярдов, если не больше. Я ринулся вдогонку и на бегу услышал жуткие крики и рыдания. В одном из вагонов внезапно скончалась молодая красивая девушка: тело принесли ко мне в будку и положили вот тут, на полу, между вами и мной.
– Только твой господин больше никого не может победить. – Еще недавно Эа и помыслить не могла так разговаривать с великой Деви. Теперь она жалела ее. – Как прошла охота? – спросила она, хотя уже знала, что все кончилось хорошо, поскольку вся стая афалин плыла в таком же бодром настроении, как и стая Лонги после удачного набега. Впрочем, сейчас можно говорить о чем угодно, лишь бы отвлечь внимание от ее возлюбленного. Эа даже не спросила, как его зовут.
Я невольно отодвинулся в сторону вместе со стулом и перевел взгляд с половиц на сигнальщика.
– Пусть они сами расскажут. – Деви щелкнула, и самки сразу окружили Эа, наперебой рассказывая о своих победах и использованных приемах. Нагрузившись кальмарами, они стали куда увереннее. Они могли охотиться как Лонги! Деви их научила! А еще они теперь умели говорить без звука – этому их тоже научила Деви, – но самцам незачем об этом знать. Разумеется, они и дальше будут требовать, чтобы господин спаривался с каждой из них, будут драться понарошку за право отдаться господину, лишь бы он не стал делить их на гаремы…
— Да-да, сэр. Именно так. Все в точности так и произошло, как я вам рассказал.
Эа слушала их со страхом. Самцы афалин были слишком жестоки, и сколько бы самки ни хвастались, что умеют охотиться не хуже самцов, сколько бы ни гордились безмолвной речью, они, как и Деви, сделают все, лишь бы не подвергать риску своих малышей. А слишком сильные побои они не перенесут. У Эа до сих пор гудела голова от удара Сплита. Но ее избранника наверняка бы убили, да и ее тоже, если бы застали их вместе. По крайней мере, говорила она себе, если получится вынести то, что Сплит сделает с ней завтра – а еще надо постараться убедить его в том, что это доставляет ей удовольствие, – вдруг ей удастся стать его новой Деви… тогда она проживет достаточно долго, чтобы сбежать. По крайней мере, надо сделать так, чтобы он подождал отдавать ее воинам. Сумела же она думать о муренах, когда он ее насиловал.
Я не находил слов: добавить было нечего, во рту пересохло. Рассказ сигнальщика подхватил протяжный и жалобный плач ветра в телеграфных проводах.
Стена мурен. Эа давно не вспоминала о ней. С тех пор как она видела ее в последний раз, прошло всего две луны, но она стала намного старше. Надо пережить неизбежное, и мурены ей в этом помогут. А еще помогут песня кита-отшельника и воспоминание о любви матери. Даже здесь, в этой грязной воде, у нее найдутся воспоминания, способные защитить сознание от любых посягательств Сплита. Она должна быть сильной. Она добьется, чтобы ее взяли на следующую охоту, и тогда она снова увидится со своим любимым. Он теперь стал для Эа ее настоящим и единственным домом, и в следующий раз, когда они встретятся, больше уже никогда не расстанутся.
— Вот так, сэр, — снова заговорил сигнальщик, — судите сами, насколько все это выбило меня из колеи. Призрак вернулся неделю тому назад. С тех пор он тут нет-нет да и появится.
По стае пробежала предостерегающая дрожь, и Эа поняла: неподалеку акулы. Если афалины нарушили древние запреты и вышли на охоту в Священную Ночь, то почему бы акулам не последовать их примеру? До рассвета оставалось совсем немного, а страшные хищницы приближались. Эа поспешила протиснуться поближе к середине группы самок, догонявших самцов. Сейчас можно было рассчитывать только на этих грубиянов. Шумная беспорядочная толпа афалин спешила к белому коралловому гребню обрыва, домой.
— У семафора?
33
— Когда горит красный свет.
Верхние боги
— И как себя ведет?
Гугл в общем-то соглашался с Эа. Самцы афалин убили бы его, если бы застали их вместе. А еще хуже то, что могли убить и ее. Он видел, на что похожи их жестокие игры, знал, что они способны оставить умирать своих соплеменников. Но когда он услышал, что стая идет обратно, к родным водам, он почувствовал только боль и вину за то, что оставил Эа без защиты.
Сигнальщик с еще более отчаянной и красноречивой жестикуляцией повторил прежнюю немую пантомиму: «Ради бога, прочь с дороги!»
Что-то в воде заставило его резко изменить направление движения. Несколько импульсов сокращения мощных мышц сказали ему, что на сцене появились акулы. Они поднимались из глубины, перехватывая задержавшихся у поверхности запоздалых охотников. Некоторые просто устали, другие расслабились, посчитав миссию выполненной. Вода запахла кровью. Гугл порадовался, что Эа с ним нет, и запустил гидролокатор, чтобы оценить собственную безопасность. Невдалеке вырисовалось несколько темных грациозных фигур, но двигались они как-то странно.
Годы боевой подготовки моментально вернули Гугла к осторожности. Он нырнул, чтобы оценить ситуацию. Некоторые акулы плыли боком, шатаясь и из последних сил пытаясь выдержать направление. Мимо прошла тигровая акула. Из ее сильно порванного спинного плавника струилась кровь.
— Теперь нет мне ни сна, ни покоя. Призрак в мучительном отчаянии — минута за минутой — взывает ко мне: «Там, внизу! Берегись, берегись!» Стоит и машет мне. Звонит в звонок…
Гугл резко взял в сторону. Пожалуй, с таким сценарием ему еще не приходилось иметь дело. На рабочем месте что-то происходило. Может, эти раненые акулы просто пытаются отвлечь его от основной миссии – от ожидания и спасения Эа? Помнится, на Базе иногда использовали отвлекающие факторы.
— А звонил он, — ухватился я за эту зацепку, — вчера вечером, когда я был у вас и вы ходили к двери?
Оценить. Сосредоточиться.
— Звонил дважды.
— Вот видите, — заметил я, — как воображение сбивает вас с толку. Звонок был у меня перед глазами, уши у меня не заложены — и, ей-же-ей, НИКАКИХ звонков в те моменты не раздавалось. До и после — тоже, кроме тех звонков вполне естественного происхождения, когда вас вызывали со станции.
Гугл пытался осмыслить показания сонара. Некоторые акулы довольно вяло пытались охотиться на поверхности, другие, устав бороться с неожиданным креном, тонули, да и как плыть, если у тебя начисто оторван спинной плавник? Мимо проковыляла еще одна тварь без единого зуба! Это кто же умудрился вырвать ей всю челюсть? Они что, охотились друг на друга? Гугл еще раз просканировал пространство. Откуда-то со стороны долетел слабенький знакомый звук: металл ударялся о металл.
Сигнальщик покачал головой:
Даже слабые звуки далеко разносятся по воде. Звук внезапно заглох, значит, кто-то допустил ошибку и поспешил ее исправить. Кто-то или что-то скрывается. К такому он привык на тренировках.
— Я на этот счет сроду не ошибался, сэр. Звонок призрака со служебным пока ни разу не путал. Когда звонит призрак, звонок совсем по-особому, странно вибрирует — и я вовсе не утверждал, будто эта вибрация заметна глазу. Неудивительно, что вы ничего не слышали. Зато я слышал.
— И когда вы выглянули за дверь, вам померещился призрак?
Не забывая об акулах, Гугл осторожно двинулся в сторону звука. Он помнил об основной своей миссии – дождаться Эа, он хотел этого всем сердцем, такая миссия его радовала. Но звук… он беспокоил, как и акулы без плавников. Гугл опять услышал тот же звук, но теперь с другого направления. Ага, так позванивают звенья цепи. Цепь. Направление опять изменилось. Так. Значит, есть два источника. Гугл вслушивался в воду. И его подготовка не подвела. Уже через мгновение он понял – лодки! Близко!
— Он БЫЛ там.
— Оба раза?
Гугл тихо плыл под поверхностью; он больше не думал о Базе. Инстинкты требовали осторожности – нельзя, чтобы его заметили. Приблизившись к лодкам, Гугл по расположению объектов понял – это охотники. Солнце стояло за спинами тех, кто был в лодках, мешая возможным нападавшим. Однако нападать никто не собирался. Лодки расположились довольно близко к родной воде афалин. Гугл встал на хвост и поднял голову над поверхностью. А вот и антропы; он давно отвык от их вида, раньше они не казались ему такими уродливыми. С одного взгляда Гугл распознал их охотничье напряжение. Они ждали стаю афалин.
— Оба раза, — твердо заявил сигнальщик.
Его зрение на миг затуманилось. Антропы послали его на смерть. Так сказал кит. Предательство! Гугла затопила волна ярости. Но сначала миссия. Только теперь кое-что меняется. Он не будет ждать Эа, она уже сейчас нуждается в его защите. Все прежнее было ложью; только она – его единственная правда.
— Вы не подойдете сейчас к двери со мной — посмотрим вместе?
Сигнальщик покусал губы, словно борясь с собой, но поднялся с места. Я открыл дверь и шагнул на ступеньку, тогда как он задержался у косяка. Горел красный сигнал: «Путь закрыт». Мрачно темнел вход в туннель. Узкий проход ограждали высокие стены из влажного камня. На небе сияли звезды.
Стая афалин, самцы и самки, уже миновали обрыв. Здесь начинались домашние воды. И в это время позади заработали моторы лодок, по три с каждой стороны. Стая замедлила движение и развернулась. Разве сейчас время кормежки? Да, рыбу дают после того как закричат демоны, но никогда этого не случалось так близко к домашней воде. Стая была сыта, им не нужна мороженая рыба, им нужно разойтись по своим бухточкам и поспать. Сортировка подождет. Все нуждались в отдыхе; а боги-кормильцы пусть приходят в другой раз.
Однако верхние боги, похоже, ничего не поняли. Образовав большой полукруг из лодок, они приближались. В хвосте стаи шли самки. Их не прикрывал никто, поскольку воины ушли вперед. Самки видели, что в каждой лодке сидят по два-три верхних божества, только сегодня в руках у них не было ведер с рыбой. Вместо этого они держали длинные шесты, потом по сигналу опустили их в воду и начали стучать по ним камнями.
— Вы его видите? — спросил я, пристально изучая лицо сигнальщика. Взгляд его казался напряженным и сосредоточенным, но, наверное, таким же был и мой, когда я перевел глаза в ту же точку.
Мучительные демонические звуки пронзали воду со всех сторон, терзая сонарные приемники афалин. В этом грохоте думать невозможно. Дельфины забились в конвульсиях, сталкивались, вопили и постепенно сдвигались к большой бухте с высокими берегами. Откуда взялись демоны? Почему боги не остановили их? Все кричали, требовали, чтобы кто-нибудь сделал хоть что-нибудь, спрашивали друг у друга, что происходит?
— Нет, не вижу. Его там нет.
От сильной боли в голове Сплит впал в ярость. Он свистнул своей гвардии и двинулся к выходу из лагуны. Вот шанс продемонстрировать свою власть. Надо приказать этим высшим остановить демонов. Вместе они должны покончить с этим! Пусть убьют демонов и покажут их тела! Но одно дело решить, другое – сделать. Для начала Сплиту пришлось преодолевать напор обезумевших самок. Из-за адского шума, боли и паники они не слышали команд Деви, да и вообще ничего не слышали. Демоны были уже близко и продолжали греметь. Сплит ничего не видел. Ему пришлось встать на хвост и подняться над водой настолько, насколько мог, чтобы показать антропам свое величие, но антропы повели себя неожиданно. Один из них ударил Сплита по голове мачете раз и другой. Сплит рухнул в воду, истекая кровью. Но утонуть ему не дали, быстро привязав за плавник к лодке.
— Согласен.
Демоны! По стае пронеслась серия пронзительных щелчков: это не верхние боги, это демоны! Если раньше ужас перед ними сдерживался сарпой, то теперь ничто не могло защитить сознание афалин. Демоны и боги одинаковы! ДЕМОНЫ! Дельфины кричали, пытаясь вырваться из оцепления. Верхние боги – это демоны! Они визжали и пытались втиснуться в домашнюю воду, когда на лодочных моторах добавили газу, чтобы увеличить панику. Деви и Эа тщетно пытались развернуть стаю в сторону открытого океана.
Мы вернулись в хижину, затворили дверь и уселись на прежние места. Я мысленно прикидывал, как бы получше воспользоваться этим удачным, если его так можно назвать, поворотом, но сигнальщик возобновил разговор совершенно будничным тоном, точно не произошло ничего примечательного, и я почувствовал себя обескураженным.
— Теперь, сэр, думаю, вы вполне уяснили суть дела: меня терзает мучительный вопрос — чего он хочет, этот призрак?
Гугл незамеченным вкрался в кричащую толпу самок. Именно их первыми поразил ужас. Те, кого паника не лишила зрения, видели лица антропов. Они не улыбались. Огромными черными стеклами на глазах они высматривали добычу. Взгляд у них был пострашнее, чем у любой акулы. Они показывали друг другу руками на разных афалин в воде и, не переставая, колотили по металлическим шестам. По мере приближения лодок звук становился громоподобным. В голове дельфинов начали рваться сосуды, причиняя нестерпимую боль. Дельфины уже не думали, они только хотели уйти куда-нибудь от этих мучительных звуков и в результате сбивались все теснее.
Я ответил, что, пожалуй, не совсем улавливаю, в чем, собственно, суть.
Вода воняла машинным маслом. Малышня на отмелях верещала от страха, их матери визжали в ответ. Они слышали детей, но не могли добраться до них, поскольку навстречу рвались озверевшие самцы. Они хотели сражаться, хотели избавить стаю от этой угрозы. Эа заметила мелькнувшую серебристо-полосатую спину своего возлюбленного, вскрикнула и попыталась добраться до него. Он услышал ее и обернулся, приказывая не подходить ближе. Эа увидела дальнейшее развитие драмы.
— О чем он предупреждает? — задумчиво продолжал сигнальщик, глядя на огонь и лишь изредка оборачиваясь ко мне. — В чем заключается опасность? Откуда она исходит? Где-то на линии таится угроза. Случится какое-то страшное бедствие. После всего происшедшего сейчас, в третий раз, сомневаться в этом не приходится. Но пока для меня это жестокое наваждение. Что мне делать? — Он вытащил из кармана носовой платок и стер капли пота с разгоряченного лба. — Телеграфировать об опасности в одну или другую сторону линии или же сразу в обе никаких оснований нет. — Сигнальщик обтер платком ладони. — Пользы это не принесет, а у меня будут неприятности. Меня сочтут помешанным. Выйдет вот что. Сообщение: «Опасность на линии. Примите меры». Ответ: «Какая опасность? Где именно?» Сообщение: «Неизвестно. Но, ради бога, будьте начеку!» Меня уволят. А как же иначе?
Все лодки самым малым ходом шли к лагуне, а одна перегораживала вход в лагуну какой-то длинной тенью, опуская ее в воду большими полотнищами. Эа тут же вспомнила Море Тамаса и завесы смерти, сделанные из того же материала, что и эти туманные полотнища. Гугл велел ей ждать и нырнул, но она не послушалась и последовала за ним. Он плыл прямо навстречу приближающимся лодкам, навстречу источнику мучительной боли в ее голове. Над ними мелькнули деревянные черно-белые днища лодок, освещенные косым утренним солнцем.
На его душевные терзания тяжко было смотреть. Бедняга невыносимо страдал из-за своей добросовестности, не в силах противостоять непонятной угрозе, которой подвергались чужие жизни.
…Подбрюшье кружащихся мант… сообщение. Черно-белое, черно-белое… Разбей стаю… Вырвись за предел…
— Когда призрак впервые явился под красным семафором, — сигнальщик, отведя назад свои черные волосы, в лихорадочном волнении принялся потирать виски, — почему он не сообщил мне, где должна произойти авария, если ее нельзя избежать? Почему не сообщил мне, каким образом ее предотвратить — если возможно предотвратить? А когда явился снова, закрыв лицо, почему бы вместо того прямо не оповестить: «Девушка умрет. Нельзя отпускать ее из дома»? Если, явившись вот так дважды, призрак преследовал единственную цель — показать, что его предупреждения сбываются, и подготовить меня к третьему визиту, почему бы прямо не поставить меня в известность уже сейчас? А кто я такой, Господи? Простой сигнальщик на этой богом забытой станции! Почему бы ему не явиться лицу влиятельному — кому все поверят, кого послушаются?
Так вот что они имели в виду! Именно об этом ужасе предупреждали! Это происходило здесь и сейчас, и настал момент сделать это, но как?
Эа рванулась на поверхность, чтобы найти Деви. Как раз в этот момент Гугл вылетел из воды, стремясь сбить стоящих антропов, бросающих сеть.
Видя беднягу в таком состоянии, я уяснил, что и ради его собственного блага, и во имя общественной безопасности единственное, чем я могу ему помочь, — это его успокоить. Посему, не касаясь более вопроса о реальной или сверхъестественной природе случившегося, я постарался внушить ему, что любому добросовестному служащему необходимо держать себя в здравии и, если зловещий феномен ему непонятен, пусть утешает себя тем, что назубок знает свой долг. В этом я преуспел значительно больше, нежели в попытках убедить его в иллюзорности им виденного. Сигнальщик успокоился, внимание его переключилось на его ночные обязанности, и в третьем часу я с ним расстался. Я предлагал задержаться до утра, но он и слышать об этом не желал.
Он тяжело соскользнул с борта лодки и снова ушел под воду. Антропы засуетились, начали перекрикиваться и доставать стальные копья и большие сверкающие мачете. Не дожидаясь очередной атаки, они направили лодки в самую гущу дельфинов и начали колоть и бить их. Атака Гугла сбила с ног антропа, ставившего сеть, но он уже встал и продолжал выметывать сеть за борт.
Взбираясь по тропе вверх, я не раз и не два оглядывался на красный семафор — и оглядывался с беспокойством; я подумал, что мне вряд ли мирно спалось бы от его соседства, — все это так, не скрою. Крайне угнетали меня и мысли о двух несчастных случаях подряд и о мертвой девушке. Не стану умалчивать и об этом.
Вода окрасилась кровью. Афалины закричали. Эа услышала очень громкий свист Деви. Она пыталась привлечь внимание самок, остановить их, рвущихся прямо в ловушку. Эа пробилась к ней, и Деви услышала ее. Эа прокричала, что надо разбить стаю, разделить ее, заставить дельфинов плыть поодиночке! Они увидели, как Гугл обнаружил очередную брешь в строю лодок и рванулся сквозь ужас на свободу. Эа и Деви одновременно поняли – Гугл показывает дорогу стае, если удастся преодолеть панику и отвернуть ее от гибельного движения в сети.
Но более всего мучил меня вопрос, как я должен действовать, будучи посвященным во все эти неизвестные прочим обстоятельства? Я удостоверился воочию в полной разумности, неусыпной бдительности, редком усердии и пунктуальности сигнальщика, но сколь долго он сумеет сохранять в себе эти качества — при этаком-то душевном разладе? Должность у него незначительная, однако в высшей степени ответственная, и решился бы, к примеру, я сам с риском для жизни положиться на его способность нести службу с прежней неукоснительностью?
– Вырывайтесь за пределы! – Эа кричала, пытаясь разогнать сбившуюся в кучу стаю, чего, собственно, и добивались антропы. Строй лодок приближался, но Гугл носился между ними, толкал лодки и стремительно уходил под воду от копий и ударов мачете. Прошло время, и некоторые самцы начали понимать и копировать его движения, но у них не было его подготовки, и вскоре их убили, а толпу дельфинов так и не удалось разогнать.
За черно-белыми деревянными корпусами лодок Эа мельком увидела просторы, но затем все заслонила масса тел афалин. Она метнулась в сторону, пропуская мимо себя сверкнувшее копье. Искать Гугла в этой толпе опасно. У нее на глазах копье пронзило морду одной из жен Первого гарема, струя крови ударила в воздух. Копье застряло, и антроп попытался вырвать его. Самка заверещала в агонии, из ее дыхала вырвались розовые брызги.
Тем не менее я чувствовал, что обратиться к начальству железнодорожной компании — через голову сигнальщика, не посовещавшись с ним и не выработав компромисса, — будет в известном смысле предательством; в итоге я собрался предложить ему (пока что сохраняя все в полной тайне) совместно отправиться за советом к наиболее опытному из практиковавших в данной местности медиков. По словам сигнальщика, через день расписание у него будет таким же: он освободится спустя час-другой после рассвета, а заступит на дежурство вскоре после захода солнца. В соответствии с этим мы и условились о моем визите.
Деви вновь оказалась рядом с Эа. Сильным ударом хвоста она сбила лодку с курса, в плотном строю образовалась брешь. Эа указала на него Деви. Их безмолвный контакт давал надежду, что Деви все поймет. Бывшая Первая жена снова исчезла под водой, чтобы попытаться растолкать плотную массу дельфинов.
Вечер того дня выдался на славу, и я вышел пораньше, чтобы им насладиться. Когда я брел по полевой тропе близ верхушки откоса, солнце еще не село. Растяну-ка свою прогулку еще на часик, подумалось мне: полчаса туда и полчаса обратно — и как раз подойдет время явиться в будку сигнальщика.
Тщетно. Ужаса и крови стало слишком много, никто их не слышал и не слушал – никто, кроме Чита, громко распевавшего: «Ищите брешь! Идите за пределы!» Его чуднáя речь привлекла внимание ближайших дельфинов, ему удалось достучаться до их сознания. Позади него плыл раненый владыка Ку, его отец. Похоже, жить ему оставалось недолго, но он растопырил плавники во всю ширь, защищая нескольких самок, укрывавшихся за его большим телом. Владыка Ку видел, как его сын нырнул и двинулся вперед, туда, где мелькала полосатая спина Гугла. Над ним сверкнул металл, но удар не достиг цели, потому что в этот момент лодка перевернулась. Чит торжествующе вскрикнул и рванулся вперед, чтобы присоединиться к любимому незнакомцу.
Прежде чем продолжить прогулку, я приблизился к краю откоса и машинально бросил взгляд вниз с того самого места, откуда увидел сигнальщика впервые. Не подыщу слов для описания своего ужаса: у самого входа в туннель маячила человеческая фигура — левым рукавом она заслоняла глаза, а правой рукой неистово размахивала в воздухе.
Другие бойцы и самцы разных кланов увидели перевернутую лодку, воодушевились и попытались прорваться через нарушенный строй. Антропы готовились встретить их копьями и мачете, но теперь лодки не шли так плотно, образовалась брешь. Они попытались заполнить ее, но в результате растянули строй, теперь он был не таким плотным. Антропы газовали, наполняя воду ужасающими звуками, пытаясь напугать дельфинов.
Мое оцепенение длилось недолго: это и в самом деле был человек, а чуть поодаль толпились другие люди, к которым он и обращал свой жест. Красный фонарь семафора не горел. Вблизи его опоры — что было для меня новостью — из деревянных кольев и брезента соорудили низкий шалашик, размерами не больше балдахина над кроватью.
Эа и Деви гнали вперед столько афалин, сколько могли, беспрестанно кусая и нанося удары, пока те не сообразили, чего от них хотят. Лодки приближались, и Чит свистнул воинам, которые могли его слышать, чтобы они оттеснили лодки и дали возможность выйти из оцепления самкам с детенышами, пока еще не поздно. Где-то неподалеку Гугл раздавал приказы, а Чит передавал их – Эа не думала, как ему это удается, поскольку была предельно занята, криками и ударами пытаясь прекратить панику и показать, что надо делать.
Не в силах побороть дурного предчувствия (я запоздало упрекал себя в том, что оставил сигнальщика одного, не поручил никому за ним присмотреть и проследить за его действиями — из-за этого, быть может, и случилось несчастье), я опрометью сбежал по извилистой тропе.
Разбить стаю, сломать стаю – она наконец поняла: если бы афалины смогли рассредоточиться, они смогли бы бежать поодиночке. Их было много, всех антропы не могут преследовать – но пока ничего не получалось, народ норовил сбиться в кучу, каждый пытался заслониться своим соседом. Эа увидел группу афалин, которых оттеснили к самому берегу, а там их уж ждали устрашающие двуногие фигуры с мачете и сетями.
— Что случилось? — выдохнул я.
– Ищите брешь, разбегайтесь! – кричала Эа, но было уже поздно. Некоторые из смельчаков поняли ее, но остальные не могли ни думать, ни двигаться целенаправленно. Телят парализовал страх, они не хотели оставлять раненых матерей, а самцы, которых Эа считала грубыми варварами, бросались защищать самок. Она видела антропов, указывающих на телят и готовящих сети, но тут старые самки выдвинулись вперед и сами бросились в сети, запутываясь в них, чтобы спасти других. Эа удалось собрать несколько телят, и она стала толкать их в образовавшуюся брешь, когда лодки снова тронулись с места.
— Утром погиб сигнальщик, сэр.
Чит подгонял эту группу сзади, но лодки оказались быстрее, и вскоре ловушка опять почти захлопнулась. Эа продолжала продвигаться вперед, крича телятам, чтобы они уходили, как вдруг раздался ужасный крик ярости и боли, а затем растерянный крик антропов. Одна из двух лодок, шедших закрывать разрыв в строю, вздрогнула, шум ее двигателя резко изменился.
— Дежурный из этой будки?
— Именно, сэр.
Кричал Гугл. Когда он понял, что лодку не остановить, то сунул хвост прямо под гребной винт. Лодка встала.
Гугл изо всех сил потащил ее в сторону, открывая путь на просторы. Антропы пытались завести заглохший двигатель, они обрушили на Гугла град яростных ударов, но он продолжал оттаскивать лодку, увеличивая разрыв.
— Тот самый, мой знакомый?
Чужая боль отозвалась в теле Эа, многие закричали, чувствуя агонию Гугла, вода покраснела от его крови. Чит взревел от ярости и врезался своим огромным телом в ближайшую лодку, а затем нырнул, прежде чем они успели ударить его. Воины последовали его примеру, но их атаку отбили. Четыре оставшиеся лодки свирепо отбивались от агрессивной стаи.
— Если знакомый, сэр, то вы его узнаете, — произнес человек, отвечавший мне за всех остальных, и, скорбно обнажив голову, приподнял край брезента. — Лицо у него ничуть не пострадало.
Истекающий кровью и почти без сознания от боли в изуродованном хвосте, Гугл знал, что умирает, но он также видел, как афалины проносились мимо него, убегая в простор океана. Он неподвижно завис в воде не потому, что больше не хотел драться, не потому, что ему удалось остановить лодку, а потому, что хотел еще раз увидеть Эа. Он обещал, что будет ждать ее.
— Но как же это случилось, как случилось? — твердил я, поочередно обращаясь к собравшимся, когда брезент вернули на место.
Эа плыла последней в уходящей группе. Она хотела увести афалин от владыки Ку, все еще защищавшего нескольких самок, льнувших к нему.
— Его сбил паровоз, сэр. В Англии не сыскать было человека, который лучше знал бы свое дело. Но он почему-то не отошел на изгибе от наружного рельса. Случилось это средь бела дня. Сигнальщик зажег семафор, в руке у него был фонарь. Когда паровоз показался из туннеля, он стоял спиной к нему, и паровоз на него наехал. Вел состав вот этот машинист: он нам сейчас показывал, как все это произошло. Покажи еще раз джентльмену, Том.
– Уходи, – щелкнул он Деви, пытавшейся сдвинуть его с места. – Иди, моя первая жена.
Том, в грубой темной робе, занял прежнее место возле горловины туннеля.
– Никогда. – Деви встала перед своим господином, и Эа увидела многочисленные раны, покрывавшие ее тело. – Твоя верная Деви остается с тобой.
— Проезжаю я изгиб туннеля, сэр, — пояснил он, — и в конце вижу сигнальщика, как если бы смотрел на него в подзорную трубу. Времени сбавить скорость уже не было, а об его крайней осторожности кто только не знал. Свистка он, кажется, не слышал, и я его отключил: мы же вот-вот должны были на него наехать — ну я и крикнул ему что было мочи.
– Пожалуйста! – Чит закружился перед ними, пытаясь заставить родителей двигаться.
— И что вы крикнули?
– Мой сын, – свистнул владыка Ку, обращаясь к Читу так почтительно, как никогда раньше. – Защити наш народ. Иди с ними, ты им нужен.
— Эге-ге, там, внизу! Берегись! Берегись! Ради бога, прочь с дороги!
– Иди, милый, – щелкнула Деви и прибавила его детское имя, которое знали только они двое. – ИДИ!
Я вздрогнул.
Чит отвернулся от родителей, быстро нагнал Эа и подтолкнул ее вперед, к бреши между лодками.
— Ох, какого ужаса я натерпелся, сэр. Уж я кричал ему, кричал. А глаза загородил рукой, чтобы ничего не видеть, но рукой махал до последнего, только что толку?
Эа не нужны были ни глаза, ни сонар в кровавом гуле воды; ее сердце нашло Гугла, когда он тонул в облаке собственной крови. Его хвост был почти перерублен винтом, но он все еще удерживал лодку. Он почувствовал, как она прижалась к нему, услышал ее сердцебиение. Она еще может уйти.
Не стану ничего добавлять к моему рассказу, уточняя ту или иную подробность; отмечу только напоследок странное совпадение: машинист выкрикнул не только те слова, которые навязчиво преследовали злополучного сигнальщика, но также и другие, которые домыслил я сам, причем про себя — когда тот воспроизводил жесты призрака.
– Я ждал, – сказал он.
– Иди домой, – ответила Эа. Она дождалась последнего удара его большого сердца. А потом ушла.
Вода у нее за спиной была красной.
34
Исход II