Диккенс Чарльз

Прогулка на пароходѣ

Мистеръ Перси Ноаксъ принадлежалъ къ числу молодыхъ людей, посвятившихъ себя изученію законовъ, и занималъ небольшую квартиру въ четвертомъ этажѣ одного изъ тѣхъ домовъ Грэйсъ-Инскаго сквера, изъ оконъ которыхъ представляется обширный видъ садиковъ и полисадниковъ съ неизбѣжными ихъ принадлежностями, а именно: разряженными нянюшками и особаго устройства лондонскими ребятишками, у которыхъ ноги имѣютъ близкое сходство съ грамматическимъ знакомъ препинанія «скобки». Мистеръ Перси Ноаксъ былъ что называется «до-нельзя славный малый». Онъ имѣлъ обширный кругъ знакомства и рѣдко обѣдалъ за собственный свой счетъ. Онъ какъ-то особенно хорошо умѣлъ разговориться о политикѣ съ почтенными папа, — польстить тщеславію довѣрчивыхъ мама, — быть до крайности любезнымъ съ ихъ дочерьми, раздѣлять увеселенія съ сыновьями и рѣзвиться какъ ребенокъ съ юной отраслью знакомаго семейства. Онъ былъ образцомъ совершенства и услужливости, и во всякое время готовъ «быть полезнымъ для всѣхъ». Если какая нибудь старая лэди, сынокъ которой находился въ Индіи, давала великолѣпный балъ, мистеръ Перси Ноаксъ являлся въ немъ церемоніймейстеромъ; если какая нибудь молоденькая лэди выходила тайкомъ замужъ, мистеръ Перси Ноакс доставлялъ ей случай къ побѣгу; если юная супруга дарила своего муженька круглолицымъ купидончикомъ, мистеръ Перси Ноаксъ бывалъ при этомъ случаѣ или самъ воспріемникомъ, или заступалъ мѣсто другого лица; если кто нибудь умиралъ въ коротко знакомомъ семействѣ, мистера Перси Ноакса непремѣнно можно было видѣть во второй траурной каретѣ, съ платкомъ у глазъ его и рыданіями, продолжительность которыхъ, употребляя собственное его выраженіе, «составляла не болѣе коротенькаго мгновенія ока».

Конечно, послѣ этого весьма легко вообразить, что всѣ эти развлеченія какъ будто нарочно мѣшали занятіямъ мистера Перси Ноакса, неизбѣжнымъ съ его призваніемъ. Мистеръ Перси Ноаксъ совершенно былъ убѣжденъ въ этомъ обстоятельствѣ, и потому, послѣ здраваго размышленія, рѣшился вовсе не заниматься, — рѣшимость дѣло весьма похвальное, зато онъ и предался ей достохвальнымъ образомъ. Кабинетъ его представлялъ странный хаосъ бальныхъ перчатокъ, перчатокъ для кулачнаго боя, каррикатуръ, альбомовъ, пригласительныхъ карточекъ, рапиръ, палокъ для игры въ криккеть, рисунковъ на папкѣ, крахмала, вишневаго клею и пятидесяти другихъ необычайныхъ предметовъ, столпившихся въ одной грудѣ въ самомъ странномъ смѣшеніи. Онъ всегда дѣлалъ что нибудь для кого нибудь, или придумывалъ для цѣлаго общества планъ провести пріятно время, что составляло его главное forte. Разговорный языкъ его отличался удивительной быстротой, движенія — необыкновенной ловкостью и развязностію, и кромѣ того ему было двадцать-восемь лѣтъ.

— Чудная мысль, превосходная идея, клянусь жизнью, говорилъ самъ съ собою мистеръ Перси Ноаксъ, за чашкой утренняго кофе, вспомнивъ намекъ, сдѣланный наканунѣ одной дамой, въ семействѣ которой онъ провелъ пріятный вечеръ. — Знаменитая идея!… Мистриссъ Стоббсъ! вскричалъ Ноаксъ, возвысивъ голосъ.

— Что прикажете, сэръ? отвѣчала грязная старуха съ пылающимъ лицомъ, высунувшись изъ спальни, съ корзинкой сору и золы. — Это была прачка. — Вы, кажется, изволили кликать меня, сэръ?

— Да, да, мистриссъ Стоббсъ! я сейчасъ ухожу, если тотъ портной зайдетъ еще разъ, то пожалуста скажите ему… скажите ему, что я уѣхалъ за городъ и буду не ранѣе какъ черезъ двѣ недѣли; а если придетъ лодочникъ, то скажите ему, что я потерялъ его адресъ, а то давно бы прислалъ ему незначительный долгъ мой: пусть онъ напишетъ здѣсь другой адресъ; а если зайдетъ мистеръ Гарди… вѣдь вы знаете мистера Гарди?…

— Забавный такой джентльменъ, что ли, сэръ?

— Ну, да! забавный джентльменъ….. Если зайдетъ мистеръ Гарди, то скажите ему, что я отправился къ мистриссъ Тонтонъ, поговорить насчетъ морской прогулки.

— Слушаю, сэръ!

— А если зайдетъ еще что нибудь и скажетъ, что онъ пришелъ переговоритъ насчетъ парохода, то пожалуста, мистриссъ Стоббсъ, скажите ему, чтобы онъ явился сюда сегодня ровно въ пять часовъ.

— Очень хорошо, сэръ!

Мистеръ Перси провелъ щеткой по шляпѣ своей, стряхнулъ шолковымъ платкомъ крошки съ своихъ «невыразимыхъ», и отправился въ жилище мистриссъ Тонтонъ на улицѣ Грэнто-Мальбругъ, гдѣ она и дочери ея занимали верхній этажъ дома. Мистриссъ Тонтонъ была пятидесятилѣтняя вдовушка, съ формами великанши и душою ребенка. Гоняться за удовольствіями и употреблять разныя средства для того, чтобы убить время, по видимому, было главною и единственною цѣлью ея существованія. Она до безумія любила двухъ дочерей своихъ, которыя въ свою очередь. также были вѣтрены, какъ и ихъ мама.

Прибытіе мистера Перси Ноакса вызвало общее восклицаніе, въ которомъ отражалось полное удовольствіе. Послѣ обыкновенныхъ привѣтствій, мистеръ Перси Ноаксъ опустился въ кресло, подлѣ дамскаго рабочаго столика, съ той непринужденностью, которая отличаетъ въ гостѣ домашняго друга. Мистриссъ Тонтовъ дѣятельно занималась наколкою огромныхъ бантовъ на тѣ части моднаго чепчика, гдѣ только представлялась возможность пришпилить ихъ; миссъ Эмли Тонтонъ сидѣла у окна и разматывала шолкъ, а миссъ Софія разъигрывала на фортепьяно новый романсъ, — произведеніе молодого виртуоза, или какого-то другого въ равной степени интерескаго аматёра.

— Ахъ, какъ вы добры! сказала мистриссъ Тонтонъ, обращаясь къ прекрасному Перси. — Вы неоспоримо добрая душа! Я увѣрена, что вы пришли условиться насчетъ морской прогулки.

— Кажется, что такъ, отвѣчалъ мистеръ Ноаксъ, съ торжественнымъ видомъ. — Не угодно ли пожаловать сюда, дѣвицы? я разскажу, какъ все будетъ устроено.

Миссъ Энда и миссъ Софія приблизились къ столу съ той балетной поступью, которая для нѣкоторыхъ молоденькихъ лэди кажется очаровательною, и въ которой замѣтно обнаруживается что-то среднее между прыжкомъ и легкимъ галопомъ.

— Мнѣ кажется, продолжалъ мистеръ Перси Ноаксъ: — чтобъ устроить всѣ распоряженія на предстоящую прогулку, непремѣнно нужно составить комитетъ изъ десяти членовъ. На этихъ членахъ будетъ лежать обязанность совокупно уплатить всѣ издержки, неизбѣжныя съ нашимъ предпріятіемъ.

— Ахъ, какъ это превосходно! воскликнула мистриссъ Тонтонъ, которая болѣе всего одобряла эту часть распоряженій.

— Потомъ мой планъ таковъ, что каждый изъ этихъ десяти членовъ будетъ имѣть полное право пригласить съ своей стороны пять персонъ. Комитетъ для устройства всѣхъ распоряженій соберется на моей квартирѣ, и тогда можно будетъ узнать, кто именно будутъ приглашенныя особы; каждый членъ комитета будетъ имѣть право положить черный шаръ противъ того, кого станутъ предлагать, и одинъ черный шаръ исключаетъ ту особу. Знаете, это служитъ намъ въ нѣкоторомъ родѣ ручательствомъ за пріятность нашего общества.

— Какой вы удивительный распорядитель! снова воскликнула мистриссъ Тонтонъ.

— Очаровательно! сказала миленькая Эмли.

— Я отъ васъ не ожидала этого! воскликнула Софія.

— Мнѣ кажется, это будетъ хорошо, отвѣчалъ мистеръ Перси Ноаксъ, находясь теперь совершенно въ своей сферѣ. — Мнѣ кажется, что будетъ хорошо. Теперь я долженъ сказать вамъ, что мы отправимся отсюда къ Нору, а оттуда обратно сюда; передъ отправленіемъ, въ каютѣ будетъ закрытъ превосходный обѣдъ изъ холодныхъ блюдъ, такъ что все можно приготовить заранѣе, безъ всякаго замѣшательства; на палубѣ, въ маленькихъ пристройкахъ, уставленныхъ цвѣтами…. не знаю, какъ они называются, но знаю, что имѣютъ сходство съ маленькими полисадниками, въ которыхъ съ удовольствіемъ иногда пьемъ чай…. въ этихъ цвѣтникахъ будетъ накрытъ завтракъ. Пароходъ мы наймемъ исключительно только для нашего общества; у насъ будетъ музыка; палубу натрутъ меломъ, а это представитъ намъ возможность танцовать кадрили цѣлый день; кромѣ того, я долженъ сказать, что тотъ, кто одаренъ музыкальными талантами, вѣроятно, не замедлитъ показать себя пріятнымъ и полезнымъ, — и наконецъ…. наконецъ…. короче сказать, я заранѣе и вполнѣ убѣжденъ, что мы проведемъ этотъ день чудеснымъ образомъ.

Открытіе этихъ распоряженій было принято съ величайшимъ энтузіазмомъ. Мистриссъ Тонтонъ, Эмли и Софія громогласно выряжали свои похвалы.

— Теперь скажите мнѣ, Перси, сказала мистрисъ Тонтонъ: — кто же будутъ десять джентльменовъ?

— О! я знаю очень многихъ, которые съ восторгомъ примутъ мой планъ! отвѣчалъ мистеръ Перси Ноаксъ: — безъ сомнѣнія, у насъ будетъ….

— Мистеръ Гарди, прервалъ слуга, возвѣстивши приходъ посѣтителя.

Миссъ Софія и миссъ Эмли въ одинъ моментъ приняли самыя непринужденныя позы, какія только можно было примѣнить къ столь нежданному извѣстію.

— Какъ здоровье ваше? сказалъ толстый джентльменъ, остановясь въ дверяхъ, въ положеніи неуклюжаго арлекина.

Это-то и былъ мистеръ Гарди, котораго, по словамъ мистриссъ Стоббсъ, мы называли выше «забавнымъ джентльменомъ». Онъ былъ записной шутникъ, до безпредѣльности популяренъ между замужними дамами и общій фаворитъ молодыхъ людей. Мистеръ Гарди всегда участвовалъ въ увеселительныхъ прогулкахъ и приходилъ въ восторгъ, если удавалось ему при подобныхъ случаяхъ поймать кого нибудь въ свою западню; онъ умѣлъ пѣть водевильные куплеты, подражать извощикамъ, подсвистывать подъ птичій голосъ, играть аріи на своемъ подбородкѣ и давать концерты на жидовской арфѣ. Пилъ онъ и ѣлъ весьма неумѣренно и былъ задушевный другъ мистера Перси Ноакса. Лицо его было постоянно красное; голосъ немного сиплый, а смѣхъ — громкій до ужаса.

— Какъ здоровье ваше? говорилъ этотъ почтенный джентльменъ, заливаясь смѣхомъ, какъ будто утренній визитъ составлялъ превосходнѣйшую шутку въ мірѣ, и сжимая дамскія ручки съ такой силой, какъ будто ручки эти были помповыя рукоятки.

— Только васъ и недоставало для меня, сказалъ мистеръ Перси Ноаксъ и вмѣстѣ съ тѣмъ приступилъ въ изъясненію причины этого недостатка.

— Ха, ха, ха! проревѣлъ Гарди, выслушавъ объясненіе и получивъ подробный отчетъ предполагаемой прогулки. — О, какъ это безподобно! какъ превосходно! Какой чудный день это будетъ! Сколько удовольствій! Но скажите же поскорѣй, когда вы думаете приступить къ исполненію вашего плана?

— Не угодно ли, хоть сію минуту: что можетъ быть удобнѣе настоящаго времени!

— Восхитительно! очаровательно! вскричали дамы. — Начните, пожалуста, начните!

Передъ мистеромъ Перси Ноаксомъ явились письменные матеріялы, и послѣ продолжительнаго совѣщанія между нимъ и мистеромъ Гарди, какъ будто отъ этого зависѣла судьба цѣлыхъ народовъ, были написаны имена различныхъ членовъ комитета. Сдѣлавъ условіе, что въ среду вечеромъ къ осьми часамъ въ комнатахъ мистера Перси Ноакса соберется митингъ, посѣтители простились съ дамами.

Наступилъ вечеръ назначеннаго дня; пробило восемь часовъ, и восемь членовъ комитета пунктуально явились въ присутствіе. Мистеръ Логгинсъ, прокуроръ Босвельскаго аула, прислалъ извиненіе, а мистеръ Самуель Бриггсъ, также прокуроръ, Форнивальскаго суда, прислалъ своего брата, къ величайшему удовольствію сего послѣдняго и къ величайшей досадѣ мистера Перси Ноакса. Между Бригсами и Тонтонами существовала неукротимая ненависть, для объясненія которой на этотъ случай не находится примѣра. Вражда между Монтеки и Капулетти была ничто въ сравненіи ей враждой, существовавшей между этими двумя знаменитыми домами. Мистриссъ Бригсъ была вдова, съ тремя дочерьми и двумя сыновьями, изъ которыхъ мистеръ Самуель, старшій, былъ стряпчій, а мистеръ Александеръ, младшій, постоялъ, на опредѣленныхъ условіяхъ, старшемъ братѣ. Жительство они имѣли на углу Портландской и Оксфордской улицъ и совершали движеніе свое по одной и той же орбитѣ съ Тонтонами: отсюда-то и происходитъ ихъ взаимная вражда. Если миссъ Бриггсъ являлась въ нарядныхъ шляпкахъ, миссъ Тонтонъ затемняли ихъ шляпками болѣе нарядными. Если на чепчикѣ мистриссъ Бриггсъ оказывались ленты радужнаго цвѣта, мистриссъ Тонтонъ не замедлила надѣвать на голову токъ со всѣ-возможными цвѣтами калейдоскопа. Если миссъ Софіи Тонтонъ выучивала новый романсъ, то двѣ миссъ Бриггсъ выступали уже съ новымъ дуэтомъ. Разъ какъ-то случилось Тонтонамъ, съ помощью арфы, восторжествовать надъ своимъ врагомъ, но Бриггсы выдвинули въ поле три гитары — и побѣда осталась за ними. Короче сказать, соперничеству между ними не было конца.

Тамъ какъ мистеръ Самуель Браггсъ былъ настоящая машина, и какъ кромѣ того извѣстно было, что первоначальную мысль для этой прогулки подала мистриссъ Тонтонъ, то женская отрасль фамиліи Бриггсовъ устроила, чтобы при выборѣ присутствовалъ не мистеръ Самуель, но мистеръ Александеръ; а такъ какъ упомянутый мистеръ Александеръ справедливо прославился упорствомъ (свойственнымъ прокурору банкротскаго суда), то, безъ всякаго сомнѣнія, его не нужно было учить много. Онъ поставилъ себѣ въ непремѣнную обязанность и въ особенное удовольствіе быть непріятнымъ до крайности и сверхъ всего, во что бы то ни стало, положить при выборѣ Тонтоновъ черный шаръ.

Вечернее засѣданіе было открыто мистеромъ Перси Ноаксомъ. Представивъ, довольно удачно, присутствующимъ джентльменамъ необходимость выпить во легонькому грогу, онъ вкратцѣ изъяснилъ главныя причины ихъ собранія и заключилъ замѣчаніемъ, что первый приступъ долженъ состоять въ выборѣ президента, которому должно быть ввѣрено личное управленіе всѣмъ, что только касалось до распоряженій. Одинъ изъ джентльменовъ, блѣдный молодой человѣкъ, въ зеленомъ галстукѣ и очкахъ того же цвѣта, членъ достопочтенной общины Внутренняго Тэмпля, тотчасъ же поднялся, съ тою цѣлью, чтобъ предложить на мѣсто президента мистера Перса Ноакса. Онъ зналъ его даннымъ-давно и готовъ ручаться честью, что почтеннѣе, превосходнѣе и чистосердечнѣе его не существовало еще въ цѣломъ мірѣ ни единаго человѣка (всеобщее вниманіе и возгласы: гиръ! гиръ!) [1]. Молодой человѣкъ, какъ видно было по всему, былъ твердъ въ ораторскомъ искусствѣ; воспользовавшись этимъ случаемъ, онъ вошолъ въ разсмотрѣніе состоянія англійскихъ каноновъ, со временъ Вильгельма Завоевателя до нашихъ временъ; обратилъ вниманіе слушателей на законы древнихъ друидовъ, коснулся слегка правилъ, постановленныхъ аѳинскими законодателями, и въ заключеніе съ жаромъ произнесъ похвалу пикникамъ и тому подобнымъ увеселеніямъ.

Мистеръ Александеръ Бриггсъ не замедлилъ выразить несогласіе на это предложеніе. прѵ всемъ своемъ искреннемъ почтеніи къ мистеру Перси Ноаксу, какъ частному лицу, онъ полагалъ, что не должно было бы препоручать ему, мистеру Перси Ноаксу, такую огромную власть (всеобщее неудовольствіе). Мистеръ Бриггсъ полагалъ, что въ предназначаемомъ достоинствѣ мистеръ Перои Ноаксъ не будетъ дѣйствовать съ надлежащею справедливостью, безпристрастіемъ и благородствомъ; при этомъ онъ просилъ, чтобы слова его не принимались въ дурную сторону, потому что они сказаны были безъ всякаго намѣренія оскорбить особу мистера Перси Ноакса. Мистеръ Гарди защищалъ своего достойнаго друга голосовъ, сдѣлавшимся отъ душевнаго волненія и грога не совсѣмъ-то внятнымъ. Наконецъ, для скорѣйшаго окончанія дѣла, предложено было сдѣлать выборъ по большинству голосовъ: оказалось, что одинъ только голосъ изъявилъ несогласіе, а потому мистеръ Перси Ноаксъ провозглашенъ былъ избраннымъ, вслѣдствіе чего онъ и занялъ президентскій стулъ.

Дѣйствіе митинга продолжалось теперь съ величайшей быстротой. Президентъ объявилъ, по составленной имъ смѣтѣ, приблизительныя издержки на поѣздку, и каждый изъ присутствующихъ подписался на уплату своей доли. Потомъ слѣдовало разрѣшить вопросъ: должно ли нанять на этотъ случай пароходъ «Эндиворъ»? И снова мистеръ Александеръ Бриггсъ представилъ изъ себя оппозиціонную сторону: вмѣсто слова «Эндиворъ», онъ предложилъ написать «Фляй»; но предложеніе его было отвергнуто. Наконецъ началась самая важная церемонія, а именно: балотировка предлагаемыхъ членовъ общества. Для этой цѣди въ темномъ углу комнаты на столѣ поставили чайницу и каждому изъ присутствующихъ вручили по двѣ шахматныя пѣшки; одну черную, а другую бѣлую.

Вслѣдъ за тѣмъ президентъ съ величайшей торжественностію прочиталъ слѣдующій списокъ гостей, которыхъ предложилъ къ избранію: «мистриссъ Тонтонъ и ея двѣ дочери, мистеръ Визаль и мистеръ Симсонъ». Съ почтеніемъ приступили къ балотировкѣ, и оказалось, что мистриссъ Тонтонъ и ея двѣ дочери получили черныя пѣшки. Мистеръ Перси Ноаксъ и мистеръ Гардм обмѣнялись взглядами.

— Приготовленъ ли вашъ списокъ, мистеръ Бриггсъ? спросилъ президентъ съ соблюденіемъ величайшаго достоинства.

— Къ вашимъ услугамъ, отвѣчалъ Александеръ, передавая списокъ съ слѣдующими именами: — мистриссъ Бриггсъ и ея три дочери и мистеръ Самуель Бриггсъ.

Прежняя церемонія повторилась еще разъ, и — о, чудо! — на долю мистриссъ Бриггсъ съ ея дочерью выпали также черныя вѣшки. На лицѣ мистера Александера Бриггса отразилась безсмысленность, а остальное общество выражало крайнее изумленіе при этомъ непостижимомъ обстоятельствѣ.

Балотировка продолжалась; но одно маленькое обстоятельство, котораго мистеръ Перси Ноаксъ не предвидѣлъ при самомъ началѣ, помѣшало системѣ разработываться такъ, какъ онъ воображалъ: черныя пѣшки выпадали почти каждому. Мистеръ Александеръ Бриггсъ, побуждаемый чувствомъ возмездія, употреблялъ при каждомъ случаѣ дарованную ему власть исключать изъ общества предлагаемыхъ гостей, и результатъ былъ такого рода, что послѣ трехъ-часовой безпрерывной балотировки только три джентльмена удостоились избранія. Что прикажете дѣлать въ такомъ затрудненіи? оставалось два средства: или предоставить весь планъ совершенному разрушенію, или окончить дѣло полюбовнымъ образомъ. Послѣднему средству всего скорѣе можно было отдать преимущество, и потому мистеръ Перси Ноаксъ предложилъ прекратить балотировку, но чтобы каждый джентльменъ объявилъ попросту, безъ затѣй, кого онъ намѣренъ привести съ собой. Предложеніе было принято съ радостью. Тонтоны и Бриггсы получили право участвовать въ прогулкѣ, - и общество сформировалось.

Слѣдующая среда назначена была для торжественнаго дня, и рѣшено было единодушно, что каждый членъ комитета будетъ носить на лѣвой рукѣ бантъ изъ голубыхъ флорансовыхъ лентъ. Изъ объявленія мистера Перси Ноакса оказывалось, что пароходъ, предназначенный для поѣздки, принадлежалъ Общей Пароходной Компаніи и стоялъ у пристани подлѣ таможни, и такъ какъ мистеръ Перси предложилъ, чтобы обѣдъ и вина были доставлены лучшимъ оффиціянтомъ, то, cъ общаго согласія, рѣшили, что онъ, мистеръ Перси Ноаксъ, явится на пароходѣ къ семи часамъ утра назначеннаго дня, для наблюденія за распоряженіемъ, а остальные члены комитета съ избраннымъ обществомъ прибудутъ къ девяти часамъ. Грогъ повторился еще разъ; присутствующіе молодые люди произнесли нѣсколько праздничныхъ спичей; президентъ получилъ искреннюю благодарность, — и митингъ разошелся.

Во все это время стояла прекрасная погода, которая и продолжалась. Прошло воскресенье, и Перси Ноаксъ сдѣлался необыкновенно дѣятеленъ и суетливъ, и находился въ безпрерывномъ движеніи около пароходной пристани, къ крайнему изумленію писцовъ и къ величайшей выгодѣ голборнскихъ извощиковъ. Наступилъ вторникъ, и безпокойству мистера Перси Ноакса не было пpeдѣла: каждую минуту онъ подбѣгалъ къ окну посмотрѣть, не набѣгаютъ ли облачки на лазурное небо; а мистеръ Гарди привелъ въ изумленіе цѣлый кварталъ, заучивая, въ комнатахъ президента, новые куплеты, приличные предстоящему торжественному случаю.

Въ эту ночь тревоженъ былъ сонъ мистера Перси Ноакса: ему безпрестанно грезились смутныя видѣнія то отходящихъ отъ пристани пароходовъ, то гигантскихъ часовъ со стрѣлкой, указывающей на четверть десятаго, то безобразное лицо мистера Александера Бриггса, выглядывающаго черезъ бортъ парохода и оскалившаго зубы, какъ будто въ насмѣшку надъ его безплодными усиліями вскарабкаться на падубу. Наконецъ, мистеръ Перси Ноаксъ сдѣлалъ послѣднее усиліе — и проснулся. Яркое солнце весело озаряло его спальню, и мистеръ Перси Ноаксъ въ тотъ же моментъ схватился за часы, въ страшномъ ожиданіи увидѣть, что зловѣщія грёзы его осуществились.

Было только пять часовъ: Перси расчиталъ время, положивъ полчаса на туалетъ; а такъ какъ утро было прекрасное и отливъ былъ въ полномъ своемъ дѣйствіи, то мистеръ Ноаксъ рѣшился свободно прогуляться до переулка Страндъ и оттуда отправиться на лодкѣ къ пароходу.

Онъ одѣлся; торопливо представилъ извинительную причину, что не будетъ завтракать, и вышель изъ квартиры. Улицы имѣли такой опустѣлый видъ, какъ будто толпы народа въ послѣдній разъ наполняли изъ наканунѣ. Только изрѣдка показывались въ нѣкоторыхъ мѣстахъ подмастерья, выбѣжавшіе на улицу съ заспанными глазами, чтобъ открыть ставни, изрѣдка встрѣчались блюстители порядка, или молочницы, медленно пробирающіяся по улицѣ. Слуги не начинали еще ни чистить дверей, и разводить огней, — однимъ словомъ, Лондонъ представлялъ изъ себя картину совершеннаго опустошенія.

На углу одного переулка разставленъ былъ «уличный завтракъ». Кофе кипѣлъ на жаровнѣ и большіе ломти хлѣба съ масломъ лежали въ грудѣ одинъ на другомъ, какъ доски на лѣсномъ дворѣ. Общество располагалось на скамейкѣ, приставленной, ради комфорта и безопасности, къ сосѣдней стѣнѣ. Два молодыхъ человѣка угощали трехъ «лэди» и ирландскаго полевщика; ихъ необузданный хохотъ и растрепанная одежда обнаруживали, что предъидущій вечеръ проведенъ былъ въ шумномъ разгулѣ. Маленькій уличный метельщикъ стоялъ въ недальномъ разстояніи и съ завистью смотрѣлъ на соблазнительныя явства; а съ противоположной стороны улицы всю эту группу внимательно осматривалъ полицейскій стражъ. Томные взгляды, блѣдныя лица, пестрые наряды жалкихъ женщинъ также странно не согласовались съ яркимъ, разливающимъ радость солнечнымъ свѣтомъ, какъ и ихъ принужденная веселость съ буйнымъ хохотомъ двухъ молодыхъ людей, которые, для разнообразія своихъ удовольствій, изрѣдка подтрунивали надъ содержательницей этой подвижной кофейной.

Мастеръ Перси Ноаксъ быстро миновалъ это мѣсто, повернувъ въ переулокъ Страндъ, и когда открылась передъ нимъ сверкающая блескомъ поверхность Темзы, ему казалось, что онъ никогда еще въ жизни не чувствовалъ въ своей душѣ столько счастія и не находилъ въ особѣ своей столько значительности.

— Не прикажете ли шлюпку, сэръ? вскричалъ одинъ изъ трехъ перевощиковъ, обмывавшихъ каждый свою шлюпку, при чемъ каждый изъ нихъ насвистывалъ свою особенную пѣсню. — Прикажете, что ли?

— Нѣтъ, отвѣчалъ мистеръ Перси Ноаксъ, довольно отрывисто: ему показалось, что вопросъ былъ сдѣлавъ вовсе несоотвѣтственно его достоинству.

— Можетъ быть, вамъ угодно не шлюпку, а цѣлое судно? спросилъ другой лодочникъ, къ безпредѣльному восторгу своихъ товарищей.

Мистеръ Перси Ноаксъ отвѣчалъ на это взглядомъ, въ которомъ выражалось величайшее негодованіе.

— Не хотите ли, сэръ, чтобы я отвезъ васъ къ пароходу? спросилъ старый перевощикъ весьма вѣжливо. На немъ надѣто было красное полинялое платье, цвѣтъ котораго похожъ былъ на оберточный ластикъ «Путеуказателя къ присутственнымъ мѣстамъ.»

— Пожалуй, но только поскорѣй. — На пароходъ «Эндиворъ», подлѣ самой Таможни.

— Эндиворъ?! вскричалъ лодочникъ, который за минуту произвелъ всеобщій хохотъ. — Да я своими глазами видѣлъ, какъ полчаса тому назадъ Эндиворъ прошелъ мимо насъ вверхъ по Темзѣ.

— Я тоже видѣлъ, сказалъ другой: — и, право, хотѣлось бы еще разъ взглянуть на него — прелесть что за видъ! Полнехонекъ джентльменовъ и прекрасныхъ лэди.

Мистеръ Перси Ноаксъ принудилъ себя пропускать мимо ушей эти доводы и вошелъ въ шлюпку, которую старикъ, послѣ нѣсколькихъ пріемовъ отталкиванія, притягиванія и переталкиванія, подплылъ наконецъ къ самымъ ступенькамъ пристани. — «Отваливай!» вскричалъ мистеръ Перси Ноаксъ, и шлюпка быстро понеслась по Темзѣ. Мистеръ Перси Ноаксъ преважно развалился на только что обмытой скамейкѣ, между тѣмъ какъ лодочники предлагали съ пристани пари на какую угодно сумму, что ему никогда не доѣхать да Таможни.

— Вотъ и Эндиворъ! сказалъ восхищенный Перси, приставая къ пароходу.

— Держитесь крѣпче! вскричалъ черезъ бортъ буфетчикъ, и мистеръ Перси Ноаксъ въ секунду очутился на палубѣ.

— Надѣюсь, сэръ, что вы найдете все по вашему желанію. Не правда ли, что пароходъ сегодня кажется какъ-то особенно хорошъ?

— Отлично хорошъ! превосходенъ! отвѣчалъ распорядитель, въ порывѣ душевнаго восторга, который невозможно описать.

Палуба была вымыта, скамейки по бортамъ вытерты; для музыкантовъ устроено отдѣльное мѣсто; очищено мѣсто для танцевъ; въ одномъ углу навалена была цѣлая груда табуретокъ, и надъ палубой растянутъ тентъ. Мистеръ Перси Ноаксъ съ шумомъ спустился внизъ; повара и жена буфетчика накрывали тамъ обѣдъ на двухъ столахъ, во всю длину каюты; послѣ того мистеру Перси Ноаксу оставалось снять съ себя сюртукъ и безпрестанно бѣгать взадъ и впередъ по пароходу, ничего не дѣлая, но въ полномъ убѣжденіи, что этимъ помогаетъ всѣмъ. Жена буфетчика хохотала до слезъ, а мистеру Перса Ноаксу было не до смѣху: онъ едва переводилъ духъ отъ усиленныхъ своихъ движеній. И вотъ у пристани Лондонскаго моста зазвонилъ пароходный колоколъ: Маргэтскій пароходъ совершенно готовъ, Гревзандскій пароходъ также готовъ; народъ шумитъ; носильщики быстро спускаются со ступенекъ пристани съ ношею, которая раздавила бы всякаго другого человѣка, но только не носильщика; на пароходы положены сходни, съ прибитыми къ нимъ четырехъ-угольными дощечками; пасажиры бѣгутъ по нимъ, торопятся, толкаютъ другъ друга, обгоняютъ, — точь-въ-точь какъ стадо овецъ, которыхъ загоняютъ въ птичникъ…. Но вотъ звонъ колокола прекращается, сходни отнимаютъ прочь, и пароходы трогаются съ мѣста…. Сцена была одно изъ самыхъ очаровательныхъ сценъ шума и суеты, какую только воображеніе человѣка можетъ представить себѣ.

Время летѣло быстро; наступила половина девятаго; повара уѣхали на беретъ; обѣдъ совершенно готовъ. Мистеръ Перси Hoаксъ заперъ главную каюту и положилъ ключъ къ себѣ въ карманъ, съ тѣмъ, чтобъ можно было внезапно отпереть ее, во всемъ ея великолѣпіи, передъ глазами изумленнаго общества. Музыканты прибыли на пароходъ; туда же прибыли и вина.

За десять минутъ до девяти, на пароходъ явился весь комитетъ. Тутъ находился и пасторъ Гарди, въ своей курткѣ и жилетѣ, въ бѣлыхъ брюкахъ, шолковыхъ чулкахъ и туфляхъ, съ соломенной шляпой на головѣ и съ огромной зрительной трубой подъ мышкой. Тутъ же находился и молодой джентльменъ въ зеленыхъ очкахъ, въ пикетовыхъ «невыразимыхъ», въ камзолѣ изъ той же матеріи съ блестящими пуговицами, съ изображеніемъ сценъ изъ «Поля и Виргинія». Остальные члены комитета, одѣтые въ бѣлыя шляпы, легкія куртки, такіе же камзолы и панталоны, очень похожи были на лакеевъ и вестъ-индскихъ плантаторовъ.

Пробило девять часовъ, и общество стало прибывать цѣлыми толпами. Мистеръ Самуель Бриггсъ, мистриссъ Бриггсъ и три миссъ Бригссъ показались въ щегольской верейкѣ. Три гитары въ отдѣльныхъ трехъ темно-зеленыхъ футлярахъ бережно были уложены на дно шлюпки, вмѣстѣ съ двумя огромнѣйшими портфелями нотъ, которыхъ слишкомъ было бы достаточно, еслибъ пришлось играть на гитарѣ безпрерывно цѣлую недѣлю. Тонтоны прибыли въ тотъ же самый моментъ; съ ними находилось еще болѣе нотъ, и кромѣ того левъ-джентльменъ, одаренный сильнымъ басомъ и съ пробивающимися рыжими усами. Господствующій цвѣтъ партіи Тонтоновъ былъ блѣдно-розовый; цвѣтъ Бриггсовъ — свѣтло-голубой. На шляпкахъ Тонтоновъ красовались искуственные цвѣты; но въ этомъ отношеніи Бриггсы рѣшительно одержали надъ ними побѣду: у нихъ надѣты были перья.

— Здоровы ли вы, душа моя? говорили миссъ Бриггсы миссъ Тонтонамъ. (Слова: «душа моя», между дѣвицами часто имѣютъ равносильное значеніе со словами: «задушевный врагъ мой».)

— Слава Богу; благодарю васъ, отвѣчали миссъ Тонтоны миссъ Бриггсамъ, — потомъ начались такія цалованья, поздравленья, пожатія рукъ, что посторонній человѣкъ непремѣнно составилъ бы понятіе, что эти два семейства были лучшими друзьями въ цѣломъ мірѣ, но отнюдь не подумалъ бы, что каждый изъ членовъ одного семейства отъ души желалъ толкнуть за бортъ каждаго изъ членовъ другого семейства.

Мистеръ Перси Ноаксъ принималъ гостей, привѣтливо раскланивался съ незнакомымъ ему джентльменомъ и, повидимому, хотѣлъ узнать, кто онъ такой. Этого только и недоставало мистриссъ Тонтонъ. Тутъ представлялся случай изумить Бриггсовъ.

— Ахъ, извините меня ради Бога! съ безпечнымъ видомъ сказала предводительница тонтоновой партіи: — мистеръ Перси Ноаксъ! рекомендую вамъ: это капитанъ Гэлвсъ… Мистеръ Бриггсъ! рекомендую капитана Гэлвса.

Мистеръ Перси Ноаксъ сдѣлалъ низкій поклонъ; храбрый капитанъ сдѣлалъ тоже самое, съ соблюденіемъ должной свирѣпости, и Бриггсы были чисто-на-чисто побѣждены.

— Другу нашему, мистеру Визалу, къ несчастію, что-то помѣшало раздѣлить общее наше удовольствіе, снова начала мистриссь Тонтонъ: — поэтому я поставила себѣ въ удовольствіе привезти капитана, котораго музыкальные таланты, смѣю сказать, составятъ для насъ весьма важное пріобрѣтеніе.

— Именемъ всего комитета, приношу вамъ, сударыня, благодарность за это, а васъ, милостивый государь, прошу принять чистосердечный привѣтъ, отвѣчалъ мистеръ Ноаксъ (при этомъ случаѣ расшаркиванье возобновилось). — Сдѣлайте одолженіе, садитесь… впрочемъ, неугодно ли вамъ прогуляться въ кормѣ?… Капитанъ, потрудитесь взять на свое попеченіе миссъ Тонтонъ…. Миссъ Бриггсъ, не угодно ли вамъ пожаловать со мной?

— Хотѣлось бы знать, гдѣ онѣ поддѣли такого воина? спросила мистриссъ Бриггсъ дочь свою миссъ Кейтъ Бриггсъ, слѣдуя за маленькимъ обществомъ.

— Рѣшительно не могу вообразить, отвѣчала миссъ Кэйтъ, разрываясь отъ досады.

Строгій взглядъ, которымъ храбрый капитанъ окинулъ общество, произвелъ на нее впечатлѣніе и внушилъ ей высокое понятіе о его достоинствѣ.

Шлюпка за шлюпкой приставали къ борту и партія за партіей являясь на палубѣ. Число приглашенныхъ гостей было устроено превосходно. Мистеръ Перса Ноаксъ считалъ весьма важнымъ, чтобы число молодыхъ людей точь-въ-точь соотвѣтствовало числу молодыхъ лэди, точно такъ, какъ число ножей за накрытымъ столомъ соотвѣтствовало числу вилокъ.

— Теперь, кажется, всѣ собрались? спросилъ мистеръ Перси Ноаксъ.

Члены комитета (которыхъ руки, перевязанныя синими лентами, показывали какъ будто всѣ они собирались пустить себѣ кровь) зашумѣли по пароходу, чтобъ удостовѣриться въ дѣйствительности предположенія президента, и вскорѣ донесли, что можно отправляться.

— Дай ходъ! скомандовалъ шкиперъ парохода.

— Дай ходъ! повторялъ мальчикъ, поставленный надъ люкомъ у машины передавать приказанія шкипера.

И пароходъ тронулся съ мѣста и полетѣлъ по рѣкѣ съ тѣмъ пріятнымъ шумомъ, который только и можно слышать за однимъ пароходомъ, и который составляетъ гармоническую смѣсь треска, брызганья, брянчанья и фырканья.

— Гой, гой, ой-ой-ой-ой…. о-о-о-о!!.. загремѣло полдюжины голосовъ со шлюпки по крайней мѣрѣ на четверть мили за кормою парохода.

— Легче ходъ! вскричалъ шкиперъ. — Скажите, сэръ, развѣ эти люди принадлежатъ къ намъ?

— Ноаксъ! воскликнулъ Гарди, осматривавшій въ свою огромную трубу каждый дальнѣйшій и ближайшій предметъ: — вѣдь это Флитвуды и Вэкфильды, да еще и двое дѣтей съ вами, клянусь Юпитеромъ!

— Фи! какой стыдъ — привозить съ собой дѣтей! въ одно время вскричало нѣсколько голосовъ: — какъ кто безразсудно!

— А знаете ли что? чудесная бы вышла штука, еслибъ притвориться, что мы не видимъ ихъ, намекнулъ мистеръ Гарди, къ безпредѣльному восторгу всего общества.

Въ одну минуту былъ собранъ совѣтъ, въ которомъ рѣшено было принять новыхъ посѣтителей на пароходъ, между тѣмъ какъ мистеръ Гарди далъ торжественное обѣщаніе дразнитъ и мучить бѣдныхъ дѣтей въ теченіе цѣлаго дня.

— Стопъ машина! вскричалъ шкиперъ.

— Стопъ машина! повторялъ мальчикъ.

Паръ съ визгомъ вылетѣлъ изъ трубы, а всѣ молоденькія лэди, какъ будто сговорившись, обнаружили ужасъ гармоническимъ крикомъ. Одинъ только воинственный Гэлвсъ могъ успокоить ихъ, увѣривъ, что вылетъ паровъ изъ трубы для остановки парохода рѣдко сопровождается потерею человѣческихъ жизней.

Два матроса подбѣжали къ борту; съ помощію крика и желѣзнаго багра верейка была поймана, а вмѣстѣ съ тѣмъ мистеръ Флитвудъ, мистриссъ Флитвудъ и мистеръ Флитвудъ, мистеръ Вэкфильдъ, мистриссъ Вэкфильдъ и миссъ Вэкфильдъ благополучно были подняты на палубу. Дѣвочкѣ было около шести лѣтъ, мальчику около четырехъ; первая одѣта была въ бѣлое платьице, съ розовымъ поясомъ, въ маленькій спенсеръ, имѣющій сходство съ собачьими ушами, и соломенную шляпу съ зеленымъ вуалемъ; послѣдній былъ наряженъ для этого случая въ коленкоровую рубашечку, отъ ворота которой и отъ вершины простыхъ чулочковъ выказывалась пара кривыхъ ногъ. На головѣ его красовалась синяя шапочка съ золотымъ снуркомъ и кисточкой; а въ рукѣ находился засусленный инбирный пряникъ, которымъ онъ слегка замазалъ свое невинное личико.

Пароходъ еще разъ тронулся съ мѣста; музыканты заиграли: «Мы уѣзжаемъ въ дальній путь»; большая часть общества, раздѣлившись на группы, весело разговаривала, между тѣмъ какъ пожилые джентльмены расхаживали попарно по палубѣ и пресерьозно разсуждали, какъ будто дѣло шло объ огромномъ пари на то, кто легче и удобнѣе убьетъ свое время. Пароходъ быстро пролетѣлъ мимо гавани Пуль; джентльмены показывали дамамъ доки, рѣчную полицію и другія великолѣпныя публичныя зданія; молодыя лэди обнаруживали приличный ужасъ и стыдливость при видѣ выгрузчиковъ каменнаго угля и подъемщиковъ баласта. Мистеръ Гарди безъ зазрѣнія совѣсти лгалъ передъ замужними лэди, говорилъ анекдоты, отъ которыхъ онѣ отъ души смѣялись, скрывая свой смѣхъ въ носовые платочки, — слегка ударяли вееромъ по его пальцамъ, называя его, «негоднымъ, ужаснымъ созданіемъ», и такъ далѣе; капитанъ Гэлвсъ дѣлалъ краткій очеркъ военнымъ битвамъ и дуэлямъ, придавая при этомъ случаѣ своей физіономіи страшный видъ, что возбуждало удивленіе въ женщинахъ и зависть въ мужчинахъ. Начались танцы; капитанъ Гэлвсъ танцовалъ первую кадриль съ миссъ Эмли Тонтонъ, а вторую съ миссъ Софіей Тонтонъ. Мистриссъ Тонтонъ находилась въ безпредѣльномъ восторгѣ. По видимому, побѣда была совершенная; но, увы! какъ удивительно человѣческое непостоянство! Исполнивъ прежде всего непремѣнный долгъ, капитанъ Гэлвсъ предался исключительно миссъ Джудіи Бриггсъ, съ которой онъ протанцовалъ три слѣдующія кадрили, и отъ которой не имѣлъ ни малѣйшаго намѣренія отступить въ теченіе остального дня.

Мистеръ Гарди съигралъ двѣ блестящія фантазія на еврейской арфѣ, а мистеръ Перси Ноаксъ, послѣ неоднократнаго повторенія безпримѣрно забавной шутки, состоявшей въ надписи мѣломъ огромнаго креста на спинѣ каждаго изъ членовъ комитета, выразилъ надежду, что музыкальные друзья ихъ не замедлятъ доставить особенное удовольствіе обнаруженіемъ талантовъ.

— Быть можетъ, говорилъ мистеръ Ноаксъ, самымъ вкрадчивымъ образомъ: — и капитанъ Гэлвсъ сдѣлаетъ намъ одолженіе.

Лицо мистриссъ Тонтонъ прояснѣло, потому что капитанъ пѣлъ одни только дуэты, и ни съ кѣмъ болѣе не могъ онъ пѣть этихъ дуэтовъ, какъ только съ которой нибудь изъ двухъ дочерей мистриссъ Тонтонъ.

— Почему жe! отчего же! отвѣчалъ воинственный капитанъ: — съ своей стороны я поставилъ бы въ особенное удовольствіе, но….

— Ахъ, сдѣлайте одолженіе! вскричали всѣ молодыя лэди.

— Миссъ Софіи! вѣроятно, вы не имѣете препятствія составить дуэтъ?

— О, ни малѣйшаго! возразила молодая лэди такимъ голосовъ, въ которомъ ясно обнаруживалось, что у нея были величайшія къ тому препятствія.

— Не хотите ли я буду вамъ аккомпанировать, душа моя? спросила одна изъ миссъ Бриггсъ, съ весьма кроткимъ намѣреніемъ — испортить все дѣло.

— Чрезвычайно много обязана вамъ, миссъ Бриггсъ, рѣзко возразила мистриссъ Тонтонъ, предвидѣвшая, къ чему клонился этотъ маневръ: — мои дочери поютъ безъ всякаго аккомпанимана.

— И безъ всякаго голоса, проворчала мистриссъ Бриггсъ тихимъ голосомъ.

— Можетъ быть, сказала мистриссъ Тонтонъ, вспыхнувъ. — Она отгадывала смыслъ этого замѣчанія, хотя слова не были ясно слышны. — Можетъ быть, весьма недурно былобы для нѣкоторыхъ людей, еслибъ голосъ ихъ не былъ такъ слышенъ, какъ онъ слышенъ для другихъ.

— И можетъ быть, еслибъ джентльмены, которые завлечены для того только, чтобы обращать вниманіе на дочерей нѣкоторыхъ особъ, не имѣли достаточной разборчивости въ томъ, чтобы обращать вниманіе на дочерей другихъ особъ, возразила мистриссъ Бриггсъ: — то, вѣроятно, нѣкоторыя особы не такъ бы охотно обнаружила тотъ дурной нравъ, который, благодаря Бога, отличаетъ ихъ ихъ другихъ особь.

— Особъ! воскликнула мистриссъ Тонтонъ.

— Да-съ, сударыня-съ, особъ-съ, отвѣчала мистриссъ Бриггсъ.

— Уродъ!

— Тварь!

— Тс! тс! прервалъ мистеръ Перси Ноаксъ, принадлежавшій къ числу нѣсколькихъ мужчинъ, до которыхъ долеталъ этотъ разговоръ. — Тише, ради Бога: сейчасъ дуэтъ начнется.

Послѣ продолжительныхъ предварительныхъ кашляній и напѣваній капитанъ началъ слѣдующій дуэтъ изъ оперы «Поль и Виргинія», тѣмъ вопіющимъ тономъ, въ которомъ человѣкъ спускается ниже и ниже, Богъ знаетъ куда именно, безъ всякой въ виду возможности когда нибудь снова подняться. Въ кругу короткихъ знакомыхъ этотъ голосъ часто слыветъ подъ названіемъ «баса».

«Смо — отри (пѣлъ капитанъ), какъ изъ свѣтла — го мо — ря

Вы — плываетъ дне — вно — е свѣти — ло.

По рощи раз — лили — ся зву — ки пер — на — тыхъ пѣв — цовъ…

Пѣвецъ на этомъ мѣстѣ былъ прерванъ самыми ужасными криками, происходившими въ рощицѣ, слѣва.

— Мое дитя! вскрикнула мистриссъ Флитвудъ. — Дитя мое! Это его голосъ, — я знаю, что это его голосъ!

Мистеръ Флитвудъ, въ сопровожденія нѣсколькихъ джентльменовъ, въ одну секунду бросился въ ту сторону, откуда происходилъ вопль, и восклицаніе ужаса разнеслось во всему обществу; общее впечатлѣніе было таково, что или голова невиннаго малютки попала въ воду, или его ноги завязли гдѣ нибудь въ машинѣ.

— Что съ тобой, душа моя? скажи, что съ тобой? кричалъ встревоженный и мучимый сильными опасеніями отецъ, возвращаясь съ ребенкомъ на рукахъ.

— Ой! ой! ой! снова заревѣлъ маленькій страдалецъ.

— Душечка, скажи мнѣ, что съ тобой? еще разъ повторилъ отецъ, торопливо разстегивая рубашечку, съ тѣмъ, чтобы узнать, ужь не переломано ли въ дребезги ребро малютки»

— Ой! ой! я такъ испугался!

— Чего, другъ мои? скажи, чего ты испугался? спрашивала мать, утѣшая нѣжнаго ребенка.

— Онъ дѣлалъ такія страшныя гримасы мнѣ! кричалъ ребенокъ, впадая въ конвульсіи отъ одного воспоминанія.

— Кто же это онъ? въ одинъ голосъ спросили всѣ столпившіеся вокругъ его.

— Вотъ онъ, отвѣчалъ мальчикъ, указывая на Гарди, который болѣе другихъ изъ цѣлой группы принималъ участія въ малюткѣ.

Дѣйствительное положеніе дѣла какъ молнія мелькнуло въ умѣ всѣхъ присутствующихъ, за исключеніемъ только Флитвудовъ и Векфильдовъ. Вѣрный своему обѣщанію и преданный шуткамъ, Гарди завелъ ребенка въ самую отдаленную часть парохода, и вдругъ, явившись передъ нимъ съ самымъ страшнымъ искривленнымъ лицомъ, произвелъ въ немъ пароксизмъ ужаса. Безъ всякаго сомнѣнія, онъ увидѣлъ теперь, что ему вовсе не было необходимости отвергать обвиненіе, и несчастная маленькая жертва, вслѣдствіе этого, отведена была внизъ, получивъ предварительно нѣсколько подзатыльниковъ отъ своихъ родителей, за то, что осмѣлился выдумать такую страшную ложь.

Когда миновалась суматоха, капитанъ снова запѣлъ, а миссъ Эмли пристала къ нему должнымъ порядкомъ. Дуэтъ былъ осыпанъ рукоплесканіями, и, конечно, онъ заслуживалъ еще большей похвалы, если взять въ соображеніе совершенную самостоятельность пѣвцовъ. Миссъ Эмли пѣла свою часть нисколько ни обращаясь въ капитану, а капитанъ пѣлъ такъ громко, что не имѣлъ ни малѣйшей идеи о томъ, что совершалось другимъ голосомъ. Окончивъ послѣдніе осьмнадцать тактъ одинъ-одинешенекъ, онъ изъявилъ свою признательность за рукоплесканія общества съ тѣмъ видомъ самоотверженія, который всегда принимаютъ на себя мужчины, когда воображаютъ, что они сдѣлали что-то для общества, хотя вовсе не понимаютъ, въ чѣмъ состоитъ настоящее дѣло.

— Теперь, сказалъ мистеръ Перси Ноаксъ, который только что вышелъ изъ носовой каюты, гдѣ дѣятельно занимался разливкой вина: — если только миссъ Бриггсы обяжутъ насъ чѣмъ нибудь до обѣда, то, я увѣренъ, мы буденъ находиться въ полномъ восторгѣ.

При этомъ намекѣ по всему собранію пронесся шопотъ восхищенія, который часто удается слышать въ обществѣ, когда никто не имѣетъ самаго отдаленнаго понятія о томъ, къ чему относятся его одобрительныя выраженія. Три миссъ Бриггсъ скромно взглянули на свою мама; мама съ видомъ одобренія взглянула на своихъ дочерей, а мистриссъ Тонтонъ съ презрѣніемъ взглянула на всѣхъ ихъ. Миссъ Бриггсъ попросили подать свои гитары, и нѣсколько джентльменовъ произвели довольно серьёзныя поврежденія въ футлярахъ, стараясь другъ передъ другомъ выказать свое усердіе. Вслѣдъ за тѣмъ представилось весьма интересное пробованіе трехъ маленькихъ ключиковъ отъ трехъ помянутыхъ футляровъ и мелодраматическое выраженіе ужаса при видѣ оборванной струны. Началась продолжительная настройка, натягиванье и перетягиванье струнъ; завинчиванье и отвинчиванье колковъ, въ теченіе чего мистриссъ Бриггсъ ревностно доказывала окружающимъ ее безпредѣльную трудность игры на гитарѣ и намекала на удивительный успѣхъ своихъ дочерей въ этомъ мистическомъ искусствѣ. Мистриссъ Тонтонъ шептала сосѣдамъ своимъ, что это «невыносимо!», а миссъ Тонтоны показывали видъ, какъ будто онѣ сами умѣли играть за этомъ инструментѣ, но не играютъ потому, что пренебрегаютъ имъ.

Наконецъ миссъ Бриггсы съ жаромъ принялись за дѣло. Это была новая испанская пьеса для трехъ голосовъ и для трехъ гитаръ. Дѣйствіе было электрическое. Всѣ взоры обращены были на капитана, который, какъ пронесся слухъ, однажды проходилъ съ полкомъ своимъ чрезъ Испанію, и который, безъ сомнѣнія, долженъ быть хорошо знакомъ съ тамошней національной музыкой. Капитанъ былъ въ восторгѣ. Этого было достаточно; тріо потребовали повторить, рукоплесканія была всеобщія, и никогда еще Тонтоны не пpeтерпѣвали такого совершеннаго пораженія.

— Браво! браво! восклицалъ капитанъ: — браво!

— Премило! не правда ли? спросилъ мастеръ Самуель Бриггсъ, съ видомъ самодовольнаго директора ярмарочнаго зрѣлища.

Между прочимъ, эта были первыя слова, произнесенныя имъ со вчерашняго вечера.

— О - чаровательно! возразилъ капитанъ, размахнувъ рукой: — вос — хитительно!

— Самый нѣжный, плѣнительный инструментъ! сказалъ старенькій джентльменъ съ лысой головой, цѣлое утро возившійся со зрительной трубой, въ стекла которой мистеръ Гарди влѣпилъ огромную черную облатку.

— Случалось ли вамъ слышать когда нибудь португальскій тамбуринъ? спросилъ забавный джентльменъ.

— А слышали ли вы когда нибудь тамъ-тамъ? сурово спросилъ капитанъ, не теряя случая похвастать своими путешествіями истинными и мнимыми.

— Что такое? спросилъ Гарди, въ крайнемъ изумленіи.

— Тамъ-тамъ.

— Нѣтъ, не слышалъ.

— Вы не слышали, значитъ, а гумъ-гумъ?

— Никогда.

— Что же это за гумъ-гумъ? въ одно время спросили нѣсколько молоденькихъ лэди.

— Въ бытность мою въ Остъ-Индіи (замѣтьте! новое открытіе — капитанъ бывалъ въ Остъ-Индіи!)…. въ бытность мою въ Остъ-Индіи, мнѣ случилось однажды остановиться за нѣсколько тысячь миль отъ нашихъ постоянныхъ квартиръ, и именно, при посѣщеніи моего задушевнаго друга Рамъ-Хударъ-Доссъ-Азуфъ-Олъ-Булара — варварски славнаго малаго. Однажды вечеромъ, мы расположились по верандѣ, передъ самой его виллой, наслаждаться ароматическимъ гукахомъ, какъ вдругъ насъ поразило довольно странное обстоятельство. Мы увидѣли, что тридцать-четыре его кит-ма-гара (у него было огромное имѣніе) да столько же консумаровъ приближались къ дому съ грознымъ видомъ и съ сильнымъ боемъ въ тамъ-тамъ. Рамъ вскочилъ на ноги….

— Кто, кто, вы изволили сказать? спросилъ лысый джентльменъ, чрезвычайно заинтересованный.

— Рамъ…. Рамъ-Хударъ….

— О! сказалъ старый джентльменъ: — будьте такъ добры, извините меня; признаюсь вамъ откровенно, мнѣ никогда не случалось слышать подобнаго названія; но, сдѣлайте милость, продолжайте.

— …. вскочилъ на ноги и выхватилъ пистолетъ. «Гэлвсъ», сказалъ онъ, «душа моя», — онъ всегда звалъ меня «душа моя», — «Гэлвсъ», оказалъ онъ, «слышишь ли ты этотъ тамъ-тамъ?» «Слышу», отвѣчалъ я. Блѣдное до этого лицо его приняло самое страшное выраженіе; черты лица его исказились и весь онъ дрожалъ отъ сильнаго внутренняго волненія. «Видишь ли ты этотъ гумъ-гумъ?» спросилъ онъ. «Нѣтъ», сказалъ я, пристально вглядываясь вдаль. «Ты не видишь?» спросилъ онъ. «Клянусь честью, не вижу», отвѣчалъ я, «и, что еще болѣе, я вовсе не знаю, что такое гумъ-гумъ», сказалъ я, признаюсь, въ это время я такъ и думалъ, что онъ тутъ же и повалится. Онъ отвелъ меня въ сторону и съ выраженіемъ сильнаго безпокойства, котораго я никогда не забуду, едва внятнымъ шопотомъ сказалъ мнѣ….

— Обѣдъ на столѣ, сударыни! прервала жена буфетчика.

— Позвольте, сударыня, сказалъ капитанъ и, въ то же время прилагая дѣло къ слову, повелъ миссъ Джулію Бриггсъ въ каюту съ такой непринужденностью, какъ будто разсказъ его совершенно былъ оконченъ.

— Какое необыкновенное обстоятельство! воскликнулъ тотъ же самый старый джентльменъ, не переставая соблюдать величайшее вниманіе.

— Какой удивительный путешественникъ! сказали молодыя лэди.

— Какое замѣчательное названіе! воскликнулъ джентльменъ, нѣсколько сконфуженный хладнокровнымъ окончаніемъ дѣла.

— Мнѣ очень бы хотѣлось, чтобы онъ кончилъ свой разсказъ, сказала старая лэди. — Чрезвычайно было бы интересно узнать, что такое гумъ-гумъ.

— Клянусь Юпитеромъ! воскликнулъ Гарди, теряясь до этого времени въ безпредѣльномъ изумленіи. — Не знаю, что это такое въ Индіи, но въ Англіи гумъ-гумъ, мнѣ кажется, есть тоже самое, что и гумбугъ [2].

— Какое непросвѣщеніе! какая зависть! сказалъ почти каждый, спускаясь въ каюту, съ полной вѣрой въ изумительныя приключенія капитана Гэлвса.

Гэлвсъ оставался на весь день единственнымъ львомъ отборнаго общества. Впрочемъ, удивляться нечему: безразсудство, дерзость и вообще все чудесное часто служитъ лучшими проводниками въ общесгво.

Въ это время общество уже достигло опредѣленной для прогулки цѣли и готовилось возвращаться во свояси. Вѣтеръ, дувшій имъ попутно въ теченіе цѣлаго дня у сдѣлался при поворотѣ совершенно противнымъ; небо постепенно застилалось тучами; небо, вода и берегъ приняли мрачный, тяжелый, свинцовый цвѣтъ. Послѣдніе полчаса дождь только накрапывалъ, а теперь онъ начиналъ лить. Вѣтеръ крѣпчалъ очень быстро, а рулевой весьма утвердительно выражалъ свое мнѣніе, что скоро будетъ шквалъ. По временамъ легкое движеніе парохода, казалось, предваряло, что это движеніе будетъ посильнѣе и дойдетъ даже до крайне непріятнаго, если только вѣтеръ усилится. Каждый кусокъ дерева на пароходѣ начиналъ скрипѣть, какъ будто пароходъ нагруженъ былъ платяными корзинами. Морская болѣзнь, или такъ называемая качка, имѣетъ нѣкоторое сходство съ вѣрою въ появленіе призраковъ: почти всѣ болѣе или менѣе имѣютъ убѣжденіе, но весьма немногіе рѣшаются признаться въ томъ. Точно такъ и при этомъ случаѣ большая часть общества старалась выразить на лицѣ своемъ совершенное счастіе, между тѣмъ какъ въ душѣ ихъ происходило совершенно противное.

— Неужели идетъ дождь? спросилъ вышеупоминутый джентльменъ, когда всѣ расположились за столъ, претерпѣвъ при этомъ всѣвозможныя стѣсненія.

— Кажется, идетъ, но, вѣроятно, маленькій, отвѣчалъ мистеръ Перси Ноаксъ, разговоръ котораго едва былъ слышенъ, вслѣдствіе того, что дождевыя капли сильно стучали въ палубу.

— Неужели свѣжѣетъ вѣтеръ? спросилъ кто-то другой.

— Нѣтъ, не думаю, отвѣчалъ Гарди, чистосердечно желая убѣдить себя въ противномъ, потому что сидѣлъ подлѣ самой двери, и вѣтеръ едва не сдувалъ его съ мѣста.

— Не безпокойтесь: скоро совершенно будетъ ясно! сказалъ мистеръ Перси Ноаксь самымъ веселымъ голосомъ.

— О, конечно! въ одинъ голосъ воскликнулъ весь комитетъ.

— Въ этомъ нѣтъ ни малѣйшаго сомнѣнія! провозгласили остальные члены общества, которыхъ все вниманіе обращено было теперь на весьма серьёзное занятіе: ѣсть, рѣзать, пить вино и прочее.

Неровное дѣйствіе машины становилось очень замѣтно. Огромная часть холодной баранины, поставленная въ одномъ концѣ стола, трепетала какъ бланманже; прекрасный филей трепеталъ; нѣсколько языковъ, разложенныхъ на блюда несоразмерной съ ними величины, производили изумительныя эволюціи, бросаясь изъ стороны въ сторону, или съ одного конца на другой, подобно мухѣ въ опрокинутомъ стаканѣ. Нѣжное пирожное тряслось до такой степени, что невозможно было подавать его гостямъ, и прислуга съ отчаяніемъ отказалась отъ этой попытки. Столъ дрожалъ и колебался какъ лихорадочный пульсъ; казалось даже, что ноги его слегка сводило судорогами…. Короче сказать, все рѣшительно тряслось, качалось, колебалось, скрипѣло и брянчало. Казалось, что палубные бимсы только затѣмъ и были сдѣланы, чтобъ производить головокруженіе, слѣдствіе чего во многихъ пожилыхъ джентльменахъ обнаружилась угрюмость. Едва только буфетчикъ подниметъ каминный приборъ, какъ онъ снова повалится; и чѣмъ спокойнѣе старалась лэди и джентльмены помѣститься на стульямъ, тѣмъ сильнѣе стулья старались, по видимому, ускользать изъ подъ нихъ. Пронеслось нѣсколько зловѣщихъ требованій на маленькую рюмку водки; лица всего общества постепенно подвергались самымъ чрезвычайнымъ измѣненіямъ, а одинъ изъ джентльменовъ внезапно выскочилъ изъ за стола, безъ всякой уважительной на то причины, и бросился наверхъ съ невѣроятной быстротой, къ величайшему вреду самому себѣ и буфетчику, который въ тотъ же самый моментъ спускался съ лѣстницы.

Но вотъ собрали и скатерть со стола, поставили десертъ и наполнили рюмки. Качка парохода увеличивалась; нѣкоторые члены общества находили въ положеніи своемъ что-то неопредѣленное, непостижимое, и на видъ казались какъ будто только что пробужденными отъ крѣпкаго сна. Молодой джентльменъ въ очкахъ, находившійся нѣсколько времени въ колеблющемся состояніи — одну минуту свѣтлый и веселый, а слѣдующую за тѣмъ мрачный и унылый, какъ вертящійся маякъ на морскомъ берегу — совершенно неожиданно выразилъ свое желаніе предложить тостъ. Послѣ нѣсколькихъ неудачныхъ попытокъ сохранить свое вертикальное положеніе, молодой человѣкъ распорядился прицѣпить себя лѣвой рукой къ средней ножкѣ стола и началъ слѣдующій спичъ:

— Лэди и джентльмены! между нами есть джентльменъ…. даже, можно сказать, совершенно незнакомый намъ человѣкъ (при этихъ словахъ какая-то грустная мысль поразила оратора; онъ остановился и показался чрезвычайно страннымъ), котораго таланты, котораго путешествія, котораго веселость….

— Извините, пожалуста, Эдвинсъ, быстро прервалъ его мистеръ Перси Ноаксъ: — Гарди, мой другъ, что съ тобой?

— Ничего, отвѣчалъ «забавный джентльменъ», въ которомъ, кажется, столько и оставалось жизни, чтобы произнесть три послѣдовательныхъ слога.

— Не хочешь ли немного водки?

— Нѣтъ! отвѣчалъ Гарди голосомъ, въ которомъ обнаруживалось сильное негодованіе, и стараясь показать какъ можно болѣе твердости: — къ чему мнѣ водки?

— Не хочешь ли выйти на палубу?

— Нѣтъ, не хочу!

Это было сказано съ самымъ рѣшительнымъ видомъ и такимъ голосомъ, который легко можно было принять за подражаніе чему-то неопредѣленному; голосъ этотъ столько же имѣлъ сходства съ голосомъ морской свинки, какъ и со звуками фагота.

— Пожалуйста, извините меня, Эдвинсъ, сказалъ вѣжливый Перси: — я полагалъ, что другъ нашъ нездоровъ. Сдѣлайте милость, продолжайте.

Молчаніе.

— Сдѣлайте одолженіе, продолжайте.

— Мистеръ Эдвинсъ ушелъ! вскричалъ кто-то изъ общества.

— Сдѣлайте милость, извините меня, сэръ, сказалъ буфетчикъ, подбѣгая къ мистеру Ноаксу. — Прошу васъ извинить меня, но я долженъ сказать вамъ, сэръ, что джентльменъ, который только что вышелъ на палубу, — тотъ самый, у котораго зеленыя очки, — находится въ весьма нехорошемъ состояніи; а молодой человѣкъ, который игралъ на скрипкѣ, говоритъ «что если не принесутъ ему водки, то онъ не можетъ отвѣчать за послѣдствія. Онъ говоритъ, что у него остались жена и двое дѣтей, которыхъ существованіе рушится вмѣстѣ съ разрушеніемъ парохода, чего онъ ждетъ каждую минуту. Флейтистъ былъ тоже очень нездоровъ, но теперь ему гораздо лучше.

Всякое прикрытіе теперь было безполезно; общество побрело на палубу. Джентльмены, кромѣ однихъ облаковъ, старались больше ничего не видѣть; лэди, укутавшись въ плащи и шали, какіе только были взяты съ нами, расположились на скамейкахъ и даже подъ скамейки, въ самомъ жалкомъ положенія. Ни одному еще обществу, собравшемуся для прогулки, не удавалось вынести такую бурю, такой дождь и такую качку. Насчетъ мистера Флитвуда посланы были внизъ нѣкоторыя предостереженія, по тому случаю, что кровные его защитники находились подъ вліяніемъ морского недуга. Этотъ интересный ребенокъ ревѣлъ самымъ громкимъ голосомъ, до тѣхъ поръ, пока не стало уже болѣе голоса, чтобы ревѣть; но едва онъ замолчалъ, какъ мѣсто его заступила миссъ Вэкфильдъ и прокричала до самого конца поѣздки.

Спустя нѣсколько часовъ, мистеръ Гарди открытъ былъ въ положеніи, которое заставило друзей его предположить, что онъ дѣятельно занимался созерцаніемъ красотъ океана и въ особенности его недоступной глубины; имъ только жаль было, что склонность къ изящному принуждала его такъ долго оставаться въ положеніи, весьма опасномъ во всякое время, но въ особенности опасномъ для человѣка, подверженнаго приливамъ крови къ головѣ.

Общество прибыло къ таможнѣ около двухъ часовъ слѣдующаго утра, въ сильномъ изнеможеніи и съ совершеннымъ упадкомъ духа. Тонтоны была очень нездоровы, чтобы начинать ссору съ Бриггсами, а Бриггсы находились въ самомъ жалкомъ положеніи, чтобъ досаждать Тонтонамъ. Одинъ изъ гитарныхъ футляровъ былъ потерямъ при переносѣ его съ парохода въ наемный экипажъ, и мистриссъ Бриггсъ не краснѣя рѣшилась утверждать, что Тонтоны нарочно подкупили носильщика, чтобъ бросить этотъ футляръ со сходни. Мистеръ Александеръ Бриггсъ никогда не рѣшается присутствовать при балотировкѣ и говоритъ, что знаетъ по опыту всю недѣйствительность этого средства; а мистеръ Самуель Бриггсъ, когда спросятъ его мнѣніе объ этомъ предметѣ, говоритъ, что онъ рѣшительно не имѣетъ никакого мнѣнія ни объ этомъ, ни о всякомъ другомъ предметѣ.

Мистеръ Эдвинсъ, молодой джентльменъ въ зеленыхъ очкахъ, говоритъ спичи гдѣ только представится къ тому удобный случай, и должно замѣтить, что краснорѣчіе этихъ спичей только и можетъ сравниться съ ихъ плодовитостію. Въ случаѣ непроизводства его на мѣсто судьи, онъ непремѣнно займетъ мѣсто прокурора въ Новомъ Центральномъ Уголовномъ Судѣ.

Капитанъ Гэлвсъ продолжалъ обращать свое вниманіе и расточать любезности на миссъ Джулію Бриггсъ и навѣрное сочетался бы съ ней законнымъ бракомъ, еслибъ, къ несчастію, мистеръ Самуель не арестовалъ его по долговому иску гг. Скроггинса и Пэйна. Мистриссъ Тонтонъ выражаетъ сожалѣніе всѣмъ вмѣстѣ и каждому порознь, что она очень обманулась въ немъ. Онъ познакомился съ ея семействомъ на гревзэндскомъ пароходѣ и тогда вполнѣ заслуживалъ совершенное уваженіе.

Мистеръ Перси Ноаксъ по прежнему всегда бываетъ веселъ и всегда безпеченъ. Мы описали его какъ общаго фаворита въ кругу короткихъ знакомыхъ его, но надѣемся, что у него найдется нѣсколько преданныхъ друзей и въ свѣтскомъ обществѣ.

Скиццы (Sketches) Чарльза Диккенса



 1851