Непоколебимая, холодная убежденность, с которой юноша занял эту позицию, могла родиться только в натуре, страдающей тем же самым пороком.

Он видел меня с тобой на коляске.

— Удивительно, как складывается моя жизнь! — продолжал он сквозь слезы. — Сколько я ни стараюсь выбиться в люди, на каждом шагу какая-нибудь помеха, хотя винить самого себя мне не в чем! Мало того, что было, — теперь на мое доброе имя ляжет тень из-за сестры, которая наверняка будет замешана в эту историю, если мои подозрения правильны. И чем хуже все для вас сложится, тем труднее мне будет добиться, чтобы мое имя не связывали с вашим.

— Ага.

Утерев глаза и тяжело вздохнув над своими злоключениями, он повернулся и пошел к двери.

— Здорово, наверное. Всегда рядом кто-то, кто тебя понимает. — Он улыбнулся. — А я единственный ребенок в семье. Родители посмотрели на меня и решили, что и так будет весело.

— Но все равно, я добьюсь положения в обществе и никому не позволю тащить меня назад. С сестрой покончено, с вами тоже. Если я настолько мало для нее значу, что ей ничего не стоит подрывать мою репутацию, пусть идет своим путем, а я пойду своим. Виды на будущее у меня отличные, и я воспользуюсь ими один. Мистер Хэдстон, я не буду взывать к вашей совести, так как мне неизвестно, что ее отягчает. Но что бы это ни было, надеюсь, вы поймете необходимость прекратить всякое знакомство со мной и найдете утешение в том, что обелите всех, кроме себя. Через несколько лет я стану на место теперешнего старшего учителя в нашей школе. Учительница у нас женщина незамужняя, и хотя по годам она старше меня, я, может быть, женюсь на ней со временем. Таковы мои планы… если вам хоть сколько-нибудь интересно знать, какими путями я рассчитываю добиться приличного положения в обществе. И наконец, если у вас есть чувство вины передо мной и желание хоть чем-то искупить ее, подумайте о том, каким почтенным человеком вы могли бы стать сами и как вы исковеркали свою жизнь.

Я рассмеялась.

Пусть никого не удивляет, что несчастный принял это отступничество так близко к сердцу. Как знать! Может быть, в его сердце теплилось чувство к юноше, которому был отдан не один год нелегкого труда? Как знать! Может быть, общение с натурой более яркой, более одаренной, чем его собственная, скрасило ему эти годы? Может быть, сходство между братом и сестрой — и в чертах лица и в голосе — нанесло последний удар человеку, и без того поверженному в непроглядный мрак? То ли, другое ли послужило причиной или все вместе, — но когда юноша ушел, он опустил свою обреченную голову, повалился на пол и, стиснув ладонями горящие виски, замер так, в невыразимой муке, которую не облегчала ни единая слеза.

Сара подошла к нашему столу и указала на наш банан.

Плут Райдергуд провел весь тот день на реке. Накануне вечером он прилежно удил рыбу, но наступившие сумерки помешали рыбной ловле. Следующий день выдался более удачный, и рыбак вернулся в сторожку у Плэшуотерской плотины с уловом, завязанным в узелок.

— Прекрасно, — сказала она.

Да, мы были прекрасны. Вот только он думал, что меня зовут Уиллоу и у меня ОП.

Глава VIII

Немножко перца

Началась стихийная игра в «кондомбол»: ребята стали перебрасываться надутыми презервативами.

— Слушай, а ту девочку, чья мама подала в суд из-за ее ОП, разве не Уиллоу зовут? — спросил вдруг Адам.

Кукольная шьея перестала ходить в контору «Пабси и Ко» на Сэнт-Мэри-Экс с того самого дня, когда случайное стечение обстоятельств обнаружило перед ней (как она полагала) скаредную и лицемерную душу мистера Райи. Сидя за работой у себя дома, мисс Дженни часто возмущалась повадками и фокусами этого почтенного мошенника; свои скромные покупки она делала теперь в другом месте и вообще вела уединенный образ жизни. После долгих раздумий она решила не предостерегать Лиззи Хэксем, в полной уверенности, что та и сама не замедлит узнать истинную цену старику. Поэтому в переписке с подругой она избегала этой темы, а больше распространялась о проступках своего непутевого ребенка, который день ото дня вел себя все хуже и хуже.

— Ты-то откуда знаешь? — изумленно спросила я.

— Ах ты дрянной старый мальчишка! — выговаривала ему мисс Рен, грозя пальцем. — Дождешься, что я сбегу из дому! Непременно дождешься! Тогда такая трясучка тебя возьмет, что развалишься на куски, а подбирать будет некому.

— Да во всех блогах об этом пишут. Ты разве не читаешь?

Слыша, какую страшную кончину ему предрекают, дрянной старый мальчишка начинал стонать и хныкать, трясясь всем телом, и впадал в такое уныние, что в конце концов трясущейся походкой выходил из дому и трясущейся рукой вливал в себя в первом же кабачке очередную порцию рома на три пенни. Но в каком бы виде ни было это расслабленное чучело, в мертвецки пьяном или мертвецки трезвом, ибо теперь у него, у трезвого, еле-еле держалась душа в теле, — совесть все время напоминала ему, что оно предало свою проницательную родительницу за давно уже выпитые шестьдесят порций рома по три пенни каждая и что рано или поздно его выведут на чистую воду. Учтя все эти обстоятельства и прибавив физическую немощность мистера Швея к состоянию его духа, следует признать, что ложе, на котором он покоился, было усыпано отнюдь не розами, а только оставшимися от них шипами и сухими ветками.

— У меня… много дел было.

Однажды днем мисс Рен в полном одиночестве сидела за работой, отворив для прохлады входную дверь, и напевала грустную песенку таким тихим, тоненьким голоском, точно это был голосок куклы, которую она наряжала, сетующей на непрочность и мягкость воска, — и вдруг, чей взгляд она поймала на себе? — взгляд мистера Фледжби, стоявшего на тротуаре у распахнутой настежь двери!

— Я думал, девочка гораздо младше…

— Я так и подумал, что это вы, — сказал Фледжби, поднимаясь на обе ступеньки.

— Ну, значит, ошибся, — отрезала я.

— Да неужели? — воскликнула мисс Рен. — А я так подумала, что это вы, молодой человек. Вот совпадение! И вы не обознались, и я не обозналась. Какие мы с вами умники!

Адам наклонил голову.

— Ну, тогда здравствуйте, как поживаете? — сказал Фледжби.

— Да все по-прежнему, сэр, — ответила мисс Рен. — Чего ждать несчастной матери, если она совсем с панталыку сбилась со своим непокорным детищем.

— Значит, это ты?

Фледжби вытаращил свои крохотные глазки, так что они вполне могли сойти за нормальные человеческие глаза, и поглядел по сторонам в поисках малютки, о котором, видимо, шла речь.

— Можно потише? — попросила я. — Мне не хотелось бы об этом говорить.

— Впрочем, вы бездетный, — продолжала мисс Рен. — Что вам толковать о семейных делах! Чему я обязана такой любезности и чести?

— Моему желанию познакомиться с вами поближе, — ответил Фледжби.

— Понимаю, — кивнул Адам. — Хреновая ситуация.

Мисс Рен, собиравшаяся перекусить нитку, подняла голову и лукаво посмотрела на него.

Я представила, каково, должно быть, тебе. Ты что-то иной раз бормотала — уже в полудреме, — но о многом ведь и умалчивала. Как же это, наверное, ужасно, когда в тебе распознают только одну черту — то, что ты левша, или брюнетка, или феноменально гибкая, — а на тебя в целом всем наплевать. Сара только что разглагольствовала о том, что люди должны любить тебя за твою душу, а не за внешний вид. Какое там, если у родной матери не получалось.

— Мы с вами что-то совсем перестали встречаться, — сказал Фледжби. — Ведь правда?

— Правда, — ответила, как отрубила, мисс Рен.

— Это как перетягивание каната, — тихо сказала я. — И канат — это я сама.

— Так вот, я и решил навестить вас, — продолжал Фледжби, — и поговорить с вами об одном нашем пройдошливом дружке, сыне народа Израилева.

Я почувствовала, как Адам стиснул мою ладонь под столом. Наши пальцы переплелись, костяшки вложились друг в друга.

— Значит, это он сказал вам, где я живу? Он сказал? — спросила мисс Рен.

— Адам, — шепнула я, пока Сара рассказывала о болезнях, передающихся половым путем, девственной плеве и преждевременной эякуляции. А мы все держались за руки. Мне казалось, что у меня в горле горит звезда и стоит открыть рот — оттуда польется свет. — А если нас заметят?

— Да… я у него выведал, — запинаясь, пробормотал Фледжби.

Он повернул голову, и я почувствовала тепло его дыхания у себя на шее.

— Выходит, вы часто с ним видаетесь, — настороженно проговорила мисс Рен. — Видаетесь, несмотря ни на что.

— Да, видаюсь, — сказал Фледжби. — Несмотря ни на что.

— Пускай тогда завидуют мне.

— И не перестали, — швея наклонилась к кукле, над которой работали ее искусные пальцы, — не перестали взывать к его чувствам?

От этих слов всё мое тело пронзило электричеством. Источником напряжения была точка, в которой соприкасались наши руки. За те полчаса, что Сара перед нами распиналась, я не услышала ни единого слова. Я думала только о том, что кожа у Адама совсем иная на ощупь, совсем не похожая на мою. И что он очень близко. И что он меня не отпускает.

— Нет, не перестал, — ответил Фледжби, мотнув головой.

— Гм! Взывать взываете, а держитесь за него по-прежнему, — сказала мисс Рен, не отрываясь от работы.



— Вот именно, держусь, — подтвердил Фледжби.

Свиданием это, конечно, не назовешь, но и не-свиданием — тоже. Мы оба собирались пойти вечером в зоопарк (такое нам придумали семейное развлечение), так что Адам назначил мне встречу у клетки с орангутангами в шесть часов.

Мисс Рен продолжала с сосредоточенным видом водить иголкой и после долгого молчания спросила:

Ну ладно, не мне назначил — Уиллоу.

— Вы в армии служите?

— Нет, не совсем, — ответил польщенный Фледжби.

Тебе так хотелось поскорее попасть в зоопарк, что ты с трудом высидела поездку на микроавтобусе. Во всем Нью-Гэмпшире не было ни одного зоопарка, а тот, что расположен возле Бостона, особого впечатления не производил. Мы собирались сходить в Царство Зверей, когда ездили в Диснейленд, но ты же помнишь, чем закончилась та поездка. В отличие от тебя мама напоминала фарфоровую статуэтку: смотрела только вперед и ни с кем не разговаривала, хотя еще вчера состязалась за звание Мисс Болтушка. Мне показалось, что если водитель слишком резко нажмет на тормоза, то она разобьется на мелкие осколки.

— Во флоте?

Впрочем, не она одна.

— Н-нет. — Фледжби придавал своим отрицательный ответам такой смысл, точно он, не будучи положительно ни в том, ни в другом роде войск, служит как бы и тут и там.

Я так часто смотрела на часы, что напомнила себе Золушку. Я вообще-то во многих смыслах ее напоминала. Вот только вместо сверкающего синего платья я одолжила у тебя имя и болезнь. А мой принц успел сломать себе сорок две кости.

— Так кто же вы? — допытывалась мисс Рен.

— Приматы! — выкрикнула ты, как только мы въехали через ворота.

— Джентльмен, вот кто! — сказал Фледжби.

Зоопарк открыли вечером специально для участников конвенции. Классное было чувство: как будто зоопарк уже закрыли на ночь, а ты остался внутри. К тому же решение было разумное: днем-то это был, ну, обычный зоопарк, и людям с ОП пришлось бы неуклюже лавировать, чтобы их не затоптали обезумевшие дети. Подхватив твое кресло, я покатила тебя с пологого пригорка и тут же поняла, что с мамой что-то случилось.

— А-а! — протянула Дженни и с видом полного удовлетворения поджала губы. — Понимаю. Значит, вот почему вы можете взывать к его чувствам — у вас свободного времени много. Какой же вы, наверно, душевный и добрый джентльмен!

Мистер Фледжби почувствовал, что он слишком близко подъехал к доске с надписью: «Тонкий лед! Опасно!» — и решил попробовать другую дорожку.

Если бы всё было в порядке, она посмотрела бы на меня так, будто у меня выросла вторая голова: я же добровольно катила твое кресло! Обычно я устраивала скандал, когда меня просили расстегнуть твое дурацкое сиденье для машины.

— Давайте поговорим о том, кто хитрее всех хитрецов, — сказал он. — Что он мудрит с вашей красивой подружкой? У него, наверно, есть какая-то цель. Как, по-вашему, какая?

Но нет, она шагала, словно зомби. Если бы я спросила, мимо каких животных мы проходили, она, наверное, только переспросила бы: «А?»

— Не могу вам сказать, сэр, — хладнокровно ответила мисс Рен.

Я подвезла тебя к стене, чтобы ты посмотрела на обезьян, но тебе все равно пришлось привстать. Опершись на невысокое бетонное ограждение, ты как зачарованная смотрела на мамашу с детенышем. Мамаша-орангу танг держала на руках самую крохотную обезьянку, какую я видела в жизни. Второй детеныш, на пару лет старше, постоянно к ней заедался, дергал за хвост и махал лапами перед мордой — короче, вел себя отвратительно.

— Он не хочет говорить, куда она уехала, — продолжал Фледжби, — а мне вдруг вздумалось повидать ее. И я знаю, что он знает, куда она уехала.

— Смотри, Амелия! — с радостью воскликнула ты. — Это же мы!

— Не могу вам сказать, сэр, — повторила мисс Рен.

Но я была слишком поглощена поисками Адама. На часах было ровно шесть. Неужели продинамит? Неужели я не могла заинтересовать парня, даже когда притворялась другим человеком?

— А вы сами-то знаете, где она? — отважился спросить Фледжби.

И тут он явился. На лбу у него блестели бусинки пота.

— Ничего не могу вам сказать, сэр, — ответила мисс Рен.

— Прости, — сказал он. — Тяжелый подъем. — Он посмотрел на маму и на тебя, все еще завороженную орангутангами. — А это твоя семья, да?

Забавный острый подбородок так резко вздернулся, что галантный джентльмен растерялся, не зная, как ему вести дальше свою часть этого увлекательного диалога. Помолчав минуту-другую, он сказал:

Я должна была их познакомить. Должна была признаться во всем маме. Но вдруг ты обратилась бы ко мне по имени — и Адам понял бы, какая я врунья? Поэтому я просто схватила его за руку и потащила к тропинке, что вела мимо стаи красных попугаев и клетки, где вроде бы должен был жить мангуст, но если и жил, то только невидимый.

— Мисс Дженни!.. Если не ошибаюсь, вас так зовут?

— Ошибиться мудрено, сэр, — последовал невозмутимый ответ, — потому что вы узнали мое имя из самого достоверного источника — от меня самой.

— Идем отсюда, — сказала я, и мы побежали к аквариуму.

— Мисс Дженни! Вместо того чтобы возноситься ввысь и помирать, давайте спустимся с небес на землю. Оно, знаете ли, выгоднее, уверяю вас. — Для пущего соблазна Фледжби подмигнул швее. — Гораздо выгоднее.

Из-за неудачного расположения людей там было мало — только одна семья с несчастным ребеночком в кокситной повязке. Они смотрели на пингвинов, плещущихся в жалком подобии водоема.

— Может быть… — Мисс Дженни откинула голову и, прижав ножницы к губам, держа куклу на вытянутой руке, оглядела критически это произведение искусства, точно ее интересовало именно оно, а не разговор с Фледжби. — Может быть, вы, молодой человек, выскажетесь более вразумительно, а то я что-то ничего не разберу… Прибавим вам, душенька, голубого на отделку. — Обратившись с последним замечанием к своей прелестной клиентке, мисс Рен отрезала узкую ленточку от лежавшего перед ней лоскутка и продела в иглу голубую шелковинку.

— Как ты думаешь, они всё понимали, когда подписывали договор? — спросила я. — Что крылья у них будут, а летать не смогут.

— Так вот… — сказал Фледжби. — Вы меня слушаете?

— Всё же лучше, чем скелет, который рассыпается на части, — сказал Адам.

— Слушаю, сэр, — ответила мисс Рен, хотя по выражению ее лица этого никак нельзя было заключить. — На отделку голубенького, душенька.

Он отвел меня в соседний зал — точнее, не зал, стеклянный туннель. Там горел жутковатый голубой свет, повсюду плавали акулы. Задрав голову, я уставилась на мягкое белое брюхо и ряд острых алмазных зубов. Мимо нас проплывали рыбы-молоты, извиваясь, как монстры из «Звездных войн».

— Значит… — продолжал Фледжби, несколько обескураженный обстоятельствами, при которых ему приходилось вести разговор. — Если вы меня слушаете…

(— Голубенькое, милая барышня, — оживленно проговорила мисс Рен, — больше всего пойдет к нежному цвету вашего лица и к льняным локонам.)

Адам смотрел сквозь прозрачный потолок, прислонившись к стеклянной стене.

— Так вот, слушайте, — снова начал Фледжби. — Для вас будет прямая выгода. Я как-нибудь устрою, чтобы у Пабси и Ко вам отпускали лоскуты и обрезки по своей цене, а то и вовсе даром.

— Может, лучше не надо? — сказала я. — Вдруг разобьется.

«Ага! — подумала швея. Как вы там ни утаивайте, Глазки-щелочки, а я вижу, что Пабси и Ко вам подвластны. Ах, Щелочки, Щелочки, до чего же вы ловкие!»

— Я полагаю, — продолжал Фледжби, — что вам мисс Дженни, прямой расчет получать даром чуть не весь материал?

— Тогда у зоопарка города Омаха будут большие проблемы, — рассмеялся Адам.

— Правильно полагаете, — ответила швея, подтверждая свои слова кивками головы. — Заработать мне всегда прямой расчет.

— Давай посмотрим, что еще тут есть.

— Вот теперь вы говорите дело! — одобрительно воскликнул Фледжби. — Вот теперь вы спустились на землю и ожили. И знаете, я даже возьму на себя смелость сказать следующее: вы так сдружились с Иудой, что вашей тесной дружбе должен был прийти конец. В этой продувной бестии не трудно разобраться, когда узнаешь его, Иуду, поближе, — заключил Фледжби, подмигивая.

— Куда ты спешишь?

— Должна вам признаться, — сказала швея, не поднимая глаз от работы, — что мы с ним больше не дружим.

— Мне не нравятся акулы, — призналась я. — Они меня пугают.

— Я знаю, что вы с ним больше не дружите, — сказал Фледжби. — Знаю. И мне хочется отомстить Иуде, чтобы не все шло, как ему, хитрецу, угодно. В большинстве случаев он своего добивается всеми правдами и неправдами, но, черт возьми! нельзя же допускать, чтобы все шло так, как ему, хитрецу, угодно. Это уж слишком! — воскликнул мистер Фледжби, выказывая должную степень негодования, точно он выступал в защиту Добродетели на суде.

— По-моему, клевые рыбы, — возразил Адам. — Ни единой косточки во всем теле.

— А я-то чем могу помочь, чтобы не все шло так, как ему угодно? — спросила швея.

— Я сказал: как ему, хитрецу, угодно, — поправил ее Фледжби.

Я смотрела на его голубое от аквариумного света лицо. Глаза у него были того же цвета, что и вода: чистый, концентрированный кобальт.

— Ну, как ему, хитрецу, угодно.

— А ты знала, что останки акул почти никогда не находят? Они все состоят из хрящей и очень быстро разлагаются. Мне всегда было интересно, быстро ли разложимся мы.

— Сейчас я вам объясню, — сказал Фледжби. — Судя по этому вопросу, вы ожили — молодчина! Впрочем, от такой умницы другого и ожидать нельзя. Так вот, честно говоря…

— Что-о? — воскликнула мисс Дженни.

По той простой причине, что я круглая идиотка и обречена прожить до конца своих дней в окружении котов, я разрыдалась.

— Я сказал: честно говоря, — пояснил мистер Фледжби, несколько сбитый с толку.

— Ну чего ты! — Адам прижал меня к себе, словно бы вернув домой и одновременно приведя в какое-то совершенно незнакомое место. — Прости. Глупость я сморозил. — Одной рукой он гладил меня по спине, пересчитывая жемчужинки позвонков, другой ерошил мне волосы. — Уиллоу, — сказал он, осторожно потянув за хвост, чтобы я посмотрела ему в глаза. — Поговори со мной.

— А!

— Меня зовут не Уиллоу! — выпалила я. — Так зовут мою сестру. У меня даже ОП нет. Я соврала, чтобы оказаться с вами всеми в классе. Я хотела сесть рядом с тобой.

— Мне бы очень хотелось расстроить его козни против вашей красивой подружки. Это все неспроста! Он, Иуда, что-то задумал. Верьте моему слову, это неспроста. У него есть какой-то замысел, и, разумеется, темный замысел. И каков бы ни был его замысел, он, Иуда замыслил… — при своих скромных ораторских способностях мистер Фледжби не смог избежать тавтологии… — он замыслил скрыть от меня, где она теперь живет. И вот я спрашиваю вас, потому что вам все известно: куда он ее спровадил? Только и всего, больше никаких вопросов. Разве это много, учитывая, что ваша услуга будет оплачена?

Мисс Дженни Рен не перебивала Фледжби и слушала его, опустив глаза на рабочий столик, держа иглу в неподвижной руке. Когда же он кончил, она с удвоенной быстротой принялась за шитье и, поведя на него глазами и подбородком, спросила:

Он легко коснулся моей шеи.

— Где вы живете?

— Я знаю.

— Олбени, Пикадилли.

— Что?

— Когда вас можно застать?

— После шестого урока я поискал информацию о вашей семье в Интернете. Почитал о твоей маме, об иске и о твоей сестре, которой ровно столько лет, сколько писали в блогах.

— Когда угодно.

— Я ужасный человек, — созналась я. — Мне очень жаль. Прости, что я не та, кто тебе нужен.

— К завтраку? — осведомилась Дженни, по своему обыкновению коротко.

— Самое подходящее время, — сказал Фледжби.

Адам спокойно взглянул на меня.

— Я зайду к вам завтра, молодой человек. Вот эти две леди, — показывая на кукол, — должны явиться на Бонд-стрит ровно в десять часов утра. Я доставлю их туда, а потом приеду к вам. — Как-то странно усмехнувшись, мисс Дженни мотнула головой на свой костыль — вот, мол, он, мой экипаж.

— Нет, не та. Ты лучше. Ты здорова. Ты разве не хочешь, чтобы люди, которые тебе очень нравятся, были здоровы?

— Молодчина! Совсем ожили! — воскликнул Фледжби, поднимаясь со стула.

И в этот момент его губы вдруг коснулись моих, а его язык — моего языка. И хотя я раньше никогда ничего подобного не делала и только читала об этом в журнале «Севентин», это было очень приятно, а не «мокро», не «гадко» и не «стыдно». Я откуда-то знала, как развернуться, когда раскрывать и прикрывать рот, как дышать. Его руки лежали у меня на лопатках — там, где ты когда-то сломала кость, там, где у меня росли бы крылья, родись я ангелом.

— Только помните: я ничего не обещаю, — сказала кукольная швея и ткнула в воздух иголкой — раз, два, точно выкалывая Фледжби оба глаза.

— Понятно, понятно! — сказал он. — Сначала договоримся о лоскутах и обрезках. Да будьте спокойны, не прогадаете. До свидания, мисс Дженни.

Стены комнаты смыкались, оставалась лишь синяя вода и эти бескостные акулы. И я поняла, что кое в чем Сара ошибалась: волноваться надо не о трещинах, а о растворении — о блаженном добровольном исчезновении внутри другого человека. Теплые пальцы Адама блуждали по моей талии, задирая краешек блузы, а я боялась его коснуться, боялась, что сожму слишком крепко и причиню ему боль.

— До свидания, молодой человек.

— Не бойся, — прошептал он и приложил мою руку к своей груди, чтобы я почувствовала, как бьется его сердце.

Представительная фигура мистера Фледжби исчезла за дверью, а маленькая швея снова принялась за работу — отрежет, примерит, пришьет, отрежет, пришьет, примерит, — не переставая размышлять вслух.

Я подалась вперед и поцеловала его. И снова поцеловала. Как будто передавала ему беззвучные слова, которые боялась произнести. Слова, в которых таился мой самый заветный секрет: пусть я не больна ОП, я знаю, что он чувствует. Ведь я тоже каждый день рассыпаюсь на части.

— Туман, туман, тумак. Ничего не понимаю. Щелочки и волк заодно? Или Щелочки и волк друг против друга? Ничего не понимаю. Бедная моя Лиззи, неужели оба они строят против тебя козни, каждый на свой лад? Ничего не понимаю. Может быть, Щелочки — Это Пабси, а волк — Ко? Ничего не понимаю. Пабси держит сторону Ко, Ко держит сторону Пабси? Пабси надувает Ко, Ко надувает Пабси? Ничего не понимаю. Щелочки сказали: «Честно говоря»? Э-э, нет! Как ни верти, все равно он лгун. Пока это единственное, что мне понятно. Тем не менее, молодой человек, ложитесь спать у себя в Олбени, на Пикадилли и вот вам — получайте на сон грядущий. — С этими словами маленькая швея опять выколола мистеру Фледжби оба глаза, да в придачу захлестнула петлю из нитки и, ловко продев в нее иголку, как бы затянула ему удавку на шее.

Трудно описать страдания, которые испытывал в тот вечер мистер Швей, когда его маленькая родительница в глубокой задумчивости сидела за работой и когда малейшее ее движение, взгляд внушали ему мысль, что ей все известно. К тому же она то и дело покачивала головой, глядя, как ее негодный старый мальчишка поеживается и трясется всем телом. Явление, именуемое в просторечии «трясучкой», овладело им в полной мере, так же, как и то, что именуется в просторечии «чертиками», и он изрядно мучился в тот вечер, тем более что к этим мукам примешивались угрызения совести, заставлявшие его время от времени произносить со стоном: «Шестьдесят по три пенни». Поскольку в этой кургузой фразе можно было услышать не покаянную исповедь, а скорее заказ официанту, достойный самого Гаргантюа, пьянчуге приходилось терпеть дополнительные неприятности, потому что кукольная швея покрикивала на свое детище резче обычного и осыпала его горькими упреками.

Если мистер Швей мучился в тот вечер, то не меньшие мучения претерпевала из-за него и кукольная швея. Однако на следующее утро она встала рано, поехала на Бонд-стрит и к назначенному часу доставила обеих заказчиц куда следовало, после чего направила свой экипаж к Олбени. Подъехав к дому, где квартировал мистер Фледжби, она увидела там леди в дорожном платье, которая держала в руках — как это ни странно — мужскую шляпу.

— Вы к кому? — строго спросила ее леди.

— Наверх, к мистеру Фледжби.

— Сейчас к нему нельзя. У него в гостях один джентльмен. Я дожидаюсь этого джентльмена. Он скоро кончит свои дела с мистером Фледжби, и тогда вы можете подняться. А пока джентльмен не вышел, вам придется подождать здесь.

Шарлотта

Из предосторожности леди загородила собой лестницу, видимо намереваясь силой помешать швее, если та вздумает ослушаться. И так как при ее дородности ей ничего не стоило бы сделать это, швея осталась на месте.

Возвращаясь с конвенции, я составила план. Когда наш самолет приземлится, я позвоню Шону и попрошу прийти поговорить. Я скажу ему, что намерена сражаться за наш брак так же неистово, как и за твое будущее. Скажу, что должна довести начатое до конца, но не смогу сделать этого без его понимания и — в идеале — поддержки.

— К чему вы прислушиваетесь? — спросила леди.

Скажу ему, что люблю его.

— Я не прислушиваюсь, — ответила швея.

Странный был полет. Утомившись за три дня общения с другими детьми, ты тотчас же уснула, не выпуская из кулачка листок с электронными адресами новых друзей. Амелия была погружена в себя еще с похода в зоопарк — скорее всего, дулась на меня за то, что я ее отругала. С другой стороны, нельзя же пропадать неизвестно куда на два часа! Когда мы, приземлившись, забрали багаж, я велела вам обеим сходить в туалет, потому что нам предстоял долгий путь из аэропорта обратно в Бэнктон. Заручившись обещанием, что Амелия в случае чего поможет тебе, я осталась сторожить наши сумки. Мимо проходили семьи: детишки с ушами Микки-Мауса, мама и дочки с одинаковым загаром и одинаковыми тугими косичками, отцы с детскими сиденьями в руках. В аэропорту все радуются либо тому, что куда-то едут, либо тому что наконец вернулись.

— Разве что-нибудь слышно? — опять спросила леди, изменив форму вопроса.

Я не радовалась ни тому, ни другому.

— Фыркает кто-то? — сказала швея, с недоумением глядя на нее.

Я достала мобильный и набрала Шона. Он не взял трубку но такое бывало часто, когда он при исполнении.

— Может быть, мистер Фледжби принимает душ? — улыбаясь, сказала леди.

— И еще будто выбивают ковер.

— Привет, — сказала я автоответчику. — Это я. Просто хотела сказать, что мы добрались благополучно… Я кое о чем подумала… У тебя получится зайти сегодня вечером? Нам надо поговорить. — Я замолчала, словно ожидая ответа, но разговор был односторонний — как и все наши разговоры в последнее время. — Ну, в общем… Надеюсь, получится. Пока. — Я нажала «отбой».

— Наверно, это ковер мистера Фледжби, — ответила улыбающаяся леди.

Девочки как раз вышли из туалета, ожидая, что я снова стану главной.

Мисс Рен понимала толк в улыбках, так как ей приходилось часто видеть их на лицах своих молоденьких Заказчиц, хоть и в миниатюре. Но такую, какой улыбалась леди, стоявшая у лестницы, она видела впервые в жизни. Когда леди улыбалась, ноздри у нее раздувались и вздрагивали, а брови и губы, наоборот, морщились. В этой улыбке чувствовалась радость, но настолько свирепая, что мисс Рен подумала: «Чем так улыбаться, лучше вовсе не радоваться».



— Ну! — сказала леди, пристально глядя на нее. — А теперь?

Почтовые ящики — лучшие питомники: в этих темных уютных туннелях счета плодятся, как кролики. Когда мы приехали домой, я тут же отправила вас наверх разбирать вещи, а сама засела за почту.

— Может, там что-нибудь случилось? — воскликнула швея.

— Где? — осведомилась леди.

Вот только почта лежала не в ящике, а на столе, аккуратной пачкой. В холодильнике обнаружились свежее молоко, сок и яйца. И рампа, по которой ты заезжала к двери, была новая. Шон приходил сюда в наше отсутствие. Возможно, таким образом он тоже пытался махнуть мне белым флагом.

— Я не знаю где, — ответила мисс Рен, озираясь по сторонам. — Но я никогда не слышала таких странных звуков. Как, по-вашему, звать на помощь?

Счет за кредитку — астрономическая сумма. Еще один из больницы — доплата за госпитализацию полгода назад. Счет-фактура за страховую премию. Кредитный взнос. Телефон. Кабельное телевидение. Я стала делить бумаги на счета и всё прочее. Несложно догадаться, какая стопка росла быстрее.

— По-моему, не звать, — сказала леди, многозначительно сдвинув брови, и подступила еще ближе к мисс Рен.

В стопку «прочее» легли каталоги, реклама, запоздалая открытка ко дню рождения Амелии от дряхлой тетки, жившей в Сиэтле, и письмо из суда по делам семьи округа Рокингем. Неужели это связано с нашим иском? Марин ведь говорила, что им займется суд высшей инстанции…

Почувствовав намек в этих словах, швея сразу же отказалась от своего намерения и уставилась в упор на леди, так же, как и та на нее. Странные звуки по-прежнему доносились сверху, и леди тоже прислушивалась к ним, но с полным спокойствием, без тени изумления.

Я распечатала конверт и начала читать:

Вскоре где-то хлопнула дверь — одна, другая, и вслед затем по лестнице, весь взмыленный, еле переводя дух, сбежал джентльмен с бакенбардами.


По вопросу Шона П. О\'Киф и Шарлотты А. О\'Киф Номер дела: 2008-R-0056.
Уважаемая миссис Шарлотта О\'Киф!
Уведомляем Вас о том, что нами получено ходатайство о расторжении брака на Ваше имя. Если у Вас возникнет такое желание, Вы или Ваш адвокат можете прийти в окружной суд Рокингема по семейным делам в течение десяти дней и принять повестку о явке в суд.
До дальнейшего распоряжения суда обеим сторонам запрещается продавать, перемещать, обременять, отдавать под залог, укрывать или каким-либо иным способом избавляться от имущества, движимого и недвижимого, принадлежащего одной из сторон или находящегося в общем пользовании. Исключение возможно, если 1) обе стороны подпишут письменное соглашение; 2) это требуется для покрытия расходов первой необходимости; 3) это происходит в рамках совершения стандартных бизнес-операций.
Если Вы откажетесь принять судебную повестку в течение десяти дней, податель заявления может передать ее Вам альтернативными способами.
С уважением,
Мика Хили, координатор.


— Все сделано, Альфред? — спросила его леди.

Я и не понимала, что плачу, пока в кухню не ворвалась Амелия.

— Сделано, и весьма основательно, — ответил джентльмен, принимая от нее шляпу.

— Что случилось?

— Теперь можете подняться к мистеру Фледжби, — сказала леди и с надменным видом зашагала прочь.

Я лишь покачала головой. Я не могла ни дышать, ни говорить.

— И можете захватить с собой вот эти три палочки, — вежливо добавил джентльмен. — Кроме того, будьте добры передать ему, что их посылает мистер Альфред Лэмл вместе со своим прощальным приветом перед отъездом из Англии. Мистер Альфред Лэмл. Попрошу вас запомнить.

Амелия выхватила письмо у меня из рук, прежде чем я успела ее остановить.

Три расщепленных на концах палочки оказались частями сломанной трости, весьма увесистой и гибкой. Еще ничего не понимая, мисс Дженни взяла их, джентльмен повторил, осклабившись: «Будьте так добры — от мистера Альфреда Лэмла. С прощальным приветом, перед отъездом из Англии», — подхватил леди под руку и не спеша зашагал с ней по тротуару, а мисс Дженни, опираясь на свой костыль, стала подниматься на второй этаж.

— Папа требует развода?

— Лэмл, Лэмл, Лэмл, — твердила она, с трудом одолевая ступеньку за ступенькой. — Где я слышала это имя? Лэмл, Лэмл? А, знаю! На Сент-Мэри-Экс!

— Это наверняка какая-то ошибка, — сказала я, встала и отобрала у нее письмо.

Смышленые глазки кукольной швеи так и сверкнули при этом важном открытии, когда она позвонила к Фледжби. Ответа на ее звонок не последовало, хотя из-за двери по-прежнему неслись все те же в высшей степени загадочные звуки — не то чиханье, не то фырканье.

Разумеется, я понимала, что всё к тому идет. Когда муж уходит из дому на несколько месяцев, сложно обманывать себя, будто всё хорошо. И тем не менее… Я сложила письмо пополам, потом еще раз. «Фокус, — в отчаянии подумала я. — А когда я его разверну, строчки исчезнут».

— Господи помилуй! У Щелочек удушье! — воскликнула мисс Дженни.

— Да где же тут ошибка? — огрызнулась Амелия. — Проснись, мама! Он довольно ясно дал понять, что больше не хочет иметь с тобой дела. — Она обхватила себя руками за плечи. — Но если подумать, столько всего произошло…

Дернув колокольчик еще раз и снова не получив никакого ответа, она толкнулась в наружную дверь, которая тут же и приотворилась. Она распахнула ее и, никого не видя в тамбуре, а только слыша все то же фырканье, решила отворить внутреннюю дверь. И тогда глазам ее предстало ошеломляющее зрелище: мистер Фледжби в нижней рубашке, в турецких шальварах и феске катался по ковру, отфыркиваясь что было сил.

Она развернулась и бросилась к лестнице, но я успела вцепиться ей в руку.

— О господи! — сдавленным голосом крикнул он. — О боже! Держи вора! Дышать нечем! Пожар! О боже! Дайте воды! Воды дайте! Затворите дверь! Убивают! Боже мой, боже! — и пошел опять кататься и фыркать пуще прежнего.

— Только Уиллоу не говори! — взмолилась я.

Бросившись в соседнюю комнату, мисс Дженни принесла оттуда стакан воды, подала его Фледжби, и он, кашляя, отфыркиваясь, хрипя, сделал один глоток, после чего в изнеможении припал головой к ее плечу!

— Она не такая дура, как ты думаешь. Она всегда всё понимает, даже когда ты пытаешься что-то от нее скрыть.

— О господи! — простонал он и забился точно в припадке. — Соль с нюхательным табаком… Нос, рот, горло — все забито! Уф! Ой, ой! Кха-кха-кха! — Тут несчастный так закудахтал и так выпучил глаза, будто к нему вдруг прицепились все те смертельные недуги, от которых гибнут куры. — О господи! На мне живого места нет! — завопил Фледжби, повалившись навзничь и дрыгая ногами, что заставило швею отступить к стене. — Ой, больно! Примочку к спине, к рукам, к ногам! Уф! Опять в горле першит, не могу откашляться! Кха-кха! Ой-ой-ой, больно! — Мистер Фледжби вскинулся всем телом, упал навзничь и давай опять кататься по ковру.

— Именно поэтому я не хочу, чтобы она знала. Прошу тебя, Амелия…

Кукольная швея наблюдала за всем этим издали, но когда Фледжби откатился в дальний угол и задрал кверху ноги в турецких шлепанцах, она решила прежде всего избавить страдальца от соли и нюхательного табаку и, подав ему воды, хлопнула его по спине. Однако это последнее средство, видимо, не увенчалось успехом, так как мистер Фледжби взвизгнул и закричал во весь голос:

Вырвавшись, Амелия пробормотала:

— Силы небесные! Тише! У меня вся спина исполосована!

— Я тебе ничего не должна, — и умчалась.

Тем не менее кашель и кудахтанье мало-помалу прекратились, если не считать двух-трех легких приступов, и когда мисс Дженни подставила ему кресло, он повалился в него, являя собой весьма печальное зрелище: глаза красные, слезящиеся, нос и губы вспухшие, щеки и лоб все в багровых ссадинах.

Вмиг обессилев, я опустилась на стул. Мое тело словно онемело. Интересно, Шон чувствовал себя так же? Будто всё утратило смысл — ив буквальном, и в переносном смысле?

— Что это вам вздумалось нанюхаться табаку с солью, молодой человек? — осведомилась мисс Дженни.

— Ничего я не нанюхался, — последовал унылый ответ. — Мне набили полон рот этой дряни.

О боже, он же получит мое сообщение на автоответчике… В свете этого уведомления я выглядела полной идиоткой.

— Кто набил? — спросила мисс Дженни.

Я понятия не имела, как люди расторгают брак. Он сможет получить развод, если я откажусь? Можно ли передумать, когда заявление уже подано в суд? Смогу ли я разубедить Шона?

— Он, — ответил Фледжби. — Убийца. Лэмл. И в рот и в нос… Ой-ой-ой! А-а-а! Уф!.. Чтобы я не мог кричать, а потом накинулся на меня.

Дрожащей рукой я потянулась к трубке и позвонила Марин Гейтс.

— Вот с этим? — спросила мисс Дженни, показывая; ему обломки трости.

— Здравствуйте, Шарлотта, — сказала она. — Как прошла конвенция?

— Да, с этой самой штукой, — сказал Фледжби, сразу узнав оружие Лэмла. — Он сломал ее о мою спину. Ой, больно! Но как она к вам-то попала?

— Шон подал на развод.

— Когда он сбежал по лестнице к той леди, которая стояла внизу с его шляпой… — начала мисс Дженни.

На том конце провода воцарилось молчание.

— Мне очень жаль, — наконец сказала Марин, и я ей поверила. Впрочем, уже через секунду она заговорила привычным деловым тоном. — Вам понадобится адвокат.

— Вы мой адвокат.

— В этом вопросе я помочь вам не сумею. Позвоните Саттон Роарки, ее номер есть в «Желтых страницах». Это самый лучший адвокат по бракоразводным процессам.

— Я… я чувствую себя такой неудачницей. Настоящий статистический показатель неудач.

— Ну, — тихо ответила Марин, — кому же понравится узнать, что они нежеланны.

Я вспомнила слова Амелии, и они хлестнули меня, точно кнут. А еще я вспомнила свою речь в суде, которую мы с Марин неоднократно репетировали. Но прежде чем я успела ответить, она заговорила снова:

— Мне очень жаль, что всё зашло так далеко, Шарлотта.

У меня накопилось множество вопросов к ней. Как сказать об этом тебе — и не причинить боли? Как я могу заниматься своим иском, когда на мое имя подан другой? Но, услышав свой голос, я поняла, что спрашиваю совсем не это:

— Что же теперь делать?

Но Марин уже повесила трубку.



Назначив встречу с Саттон Роарки, я попыталась погрузиться в привычную рутину готовки и кормежки.

— Можно позвонить папе? — первым делом спросила ты, усевшись за стол. — Хочу рассказать ему, как я провела уик-энд.

Голова у меня разрывалась от пульсирующей боли, по горлу как будто стучали изнутри маленькие кулачки. Амелия молча взглянула на меня и тут же отвела взгляд.

— Что-то не хочется есть, — сказала она и попросила разрешения уйти.

Я не стала ее удерживать. А зачем, если меня там тоже, считай, не было?

Я загрузила грязные тарелки в посудомоечную машину. Вытерла со стола. Сложила белье для стирки. Все движения я выполняла автоматически. Я надеялась, что эти машинальные действия помогут мне заново обрести равновесие.

Когда настало время тебя купать, ты болтала за двоих.

— У нас с Найам у обеих есть ящики на Gmail, — трещала ты. — И теперь мы сможем разговаривать каждое утро в шесть сорок пять, перед школой. Можно как-нибудь позвать ее в гости?

— Что?

— Мама, ты меня не слушаешь! Я спросила насчет Найам…

— А что с ней?

Ты закатила глаза.

— Ладно, забудем.

Мы общими усилиями надели на тебя пижаму, я уложила тебя и поцеловала, пожелав спокойной ночи. Час спустя, когда я зашла проверить, как дела у Амелии, та уже лежала, с головой накрывшись одеялом. Но я услышала ее шепот и, сорвав одеяло, обнаружила, что она говорит по телефону.

— Что?! — воскликнула она, как будто я в чем-то ее обвинила, и прижала трубку к груди, словно это было ее второе сердце. Я молча вышла из комнаты: сил на то, чтобы выяснять, что она скрывает, у меня не оставалось. В какой-то мере я понимала, что этому она научилась у меня.

Спустившись в гостиную, я заметила чью-то тень и до смерти испугалась. Это оказался Шон.

— Шарлотта…

— Не надо. Просто… не надо, хорошо? — сказала я, все еще не отнимая ладони от бешено бьющегося сердца. — Девочки уже спят, если ты к ним пришел.

— Они уже знают?

— А тебе какое дело?

— Большое. Как ты думаешь, почему я решился на этот шаг?

В горле у меня застрял сдавленный крик.

— Честно говоря, не знаю. Я понимаю, что отношения у нас складывались не лучшим образом…