Тем же постановлением предусматривалось накопления особо токсичных ОВ в мобилизационный резерв страны. В рамках этой задачи было решено построить в стране дополнительные хранилища химоружия – вне Советской армии. Речь шла о специальных складах на химических заводах для хранения боеприпасов с ОВ, которые выпускались или планировались к выпуску на заводах химоружия – «Химпромах» Волгограда и Новочебоксарска [209].

В 1972 г. состоялся, наконец, долгожданный пуск производства советского V-газа (XXV) на заводе в Чувашии. Так было достигнуто, наконец, равенство с США, где выпуск VX (XXVI) на заводе в Ньюпорте был закончен в 1968 г. [36]. К сожалению, это обстоятельство не побудило энтузиастов советского ВХК сделать передышку и провести общий анализ проблемы, а вызвало лишь новый всплеск активности и желание обойти США на фронте тотальной химической войны. Очередные вопросы развития производств химоружия решались в постановлении ЦК КПСС и СМ СССР от 8 июня 1973 г. [439]. Гражданам Страны Советов 1973 г. был памятен не тем, что тоталитаризация химической войны шла по всем направлениям, а совсем другим – в августе по телевидению СССР началась демонстрация телесериала «Семнадцать мгновений весны». В красивую сказку поверили очень многие, и они не знали о секретном постановлении [439], где ставились задачи по развертыванию выпуска химоружия на основе V-газа (XXV) на химическом комбинате в Павлодаре (Казахстан), а также решались задачи по организации в цехе № 102 Запорожского химзавода «Кремнийполимер» производства нового химоружия по проблеме «Фолиант».

Эта тайная активность советского ВХК могла продолжаться бесконечно. Страна жила своей жизнью, а энтузиасты химической войны – своей. И они даже не захотели вдуматься в глубинный смысл события, случившегося 10 октября 1975 г., когда академику А. Д. Сахарову – создателю самого мощного на свете образца ядерного оружия – была присуждена Нобелевская премия мира.

В качестве логической точки для этой части настоящего обзора укажем еще на одно событие тех лет. В 1977 г. в объединении «Союзоргсинтез» МХП, созданном для подготовки к тотальной химической войне, обсуждались перспективы развития химического завода в Славгороде («Алтайхимпром», Алтайский край) до 1990 г. Так вот, помимо прочего, перед заводом была поставлена задача: расширить производство фторотана (XII) с 40 до 200 т/год. Фторотан (на Западе его часто именуют галотан) является мощнейшим наркотическим средством, и «в миру» он нашел себе применение для наркоза при хирургических операциях [736]. Вряд ли лица из ВХК, составлявшие свои секретные планы развития СССР до 1990 г., располагали наметками Минздрава СССР об увеличении числа хирургических операций в пять раз. Такого не было. Речь шла совсем о другом – об использовании фторотана и других веществ этого класса (то есть жидких и летучих фтор-, хлор– и броморганических соединений) в качестве инкапаситантов – ОВ для усыпления «вероятного противника». Вот так обозначился еще один фигурант будущей химической войны из числа обитателей секретного советского промышленного объединения «Союзоргсинтез». Помимо заводов в Волгограде, Новочебоксарске (Чувашия), Павлодаре (Казахстан) и Запорожье (Украина), на тропу химической войны начал выходить и завод в Алтайском крае, много лет живущий на берегу озера Яровое.

В заключение – несколько слов о создании в СССР химоружия третьего поколения. Достаточно наивно выглядят попытки нынешних продолжателей давних дел ВХК делать вид, что в те годы они только и думали о химическом разоружении. Во всяком случае, генералу В. П. Капашину вряд ли стоило ставить свой генеральский знак качества на книге 2005 г., где о той давней уже эпохе написано следующее: «Мероприятия по уничтожению запасов химического оружия можно условно разделить на следующие этапы: проведение подготовительных мероприятий – 1980–1989 гг.» [805]. Заявление то – чистое вранье. Для демонстрации ограничимся двумя документами эпохи, наставшей после торжеств по случаю 75-летия (21 декабря 1981 г.) и кончины (ноябрь 1982 г.) генерального секретаря ЦК КПСС Л. И. Брежнева (вряд в мире кто-либо будет помнить это событие: скорее будут помнить, что 7 октября 1982 г. в Нью-Йорке состоялась премьера мюзикла-долгожителя «Кошки»). Перемены, которые постепенно начинались в Советском Союзе, не помешали ВХК издавать один за другим документы об очередных усилиях по подготовке к наступательной химической войне. Лишь подписи под ними ставили генеральные секретари с другими фамилиями – Ю. В. Андропов (1914–1984) и М. С. Горбачев. Этими документами ВХК решал новые задачи на одну и ту же тему.

Прежде чем обращаться к практическим делам ВХК по созданию в СССР химоружия по программе «Фолиант», приведем перечень документов, которые прошли через политбюро ЦК КПСС в 1981–1986 гг.:

• 22 января 1981 г. Минхимпром. «О плане выпуска и поставок на 1981 г. основных элементов боеприпасов по проблеме „Фолиант“».

• 31 марта 1981 г. Минхимпром. «План работы по проблеме „Фолиант“ на 1981 г.».

• 13 апреля 1981 г. Минхимпром. «По итогам выполнения НИР проблемы „Фолиант“».

• 13 августа 1981 г. Минхимпром. «О результатах выполнения НИР в 1976–1980 гг. по созданию средств применения веществ проблемы „Фолиант“».

• 8 октября 1981 г. Минхимпром. «О присуждении Государственных премий СССР работникам Минхимпрома, Минобороны и др. за создание нового вида оружия по проблеме „Фолиант“» [806].

• 1 февраля 1982 г. Минхимпром. «О плане выпуска и поставок на 1982 г. основных элементов боеприпасов по проблеме „Фолиант“, снаряженных специальными продуктами».

• 12 марта 1982 г. Минхимпром. «О состоянии фундаментальных и поисковых исследований по проблеме „Фолиант“ и план работы НТС на 1982 г.».

• 7 июня 1982 г. Минхимпром. «О развитии средств применения компонентов веществ проблемы „Фолиант“».

• 1 ноября 1982 г. Минхимпром. «О дополнительных работах в области веществ проблемы „Фолиант“».

• 25 ноября 1982 г. Минобороны, ВПК, Госплан. «О плане выпуска и поставок комплексных боеприпасов и изделий по проблеме „Фолиант“ на 1983 г.».

• 2 февраля 1983 г. Минхимпром. «О плане выпуска и поставок на 1983 г. основных элементов боеприпасов по проблеме „Фолиант“, снаряженных специальными продуктами“».

• 25 февраля 1983 г. Минхимпром. «План работы НТС по проблеме „Фолиант“ на 1983 г.».

• 3 марта 1983 г. Минхимпром. «Отчет о выполнении ОК и НИР проблемы „Фолиант“ по состоянию на 1.1.1983 г.».

• 18 августа 1983 г. Минхимпром. «Об основных направлениях вооружения по проблеме „Фолиант“ до 1995 г.».

• 6 декабря 1983 г. МО, Госплан, ВПК. «О плане выпуска и поставок боеприпасов и изделий по проблеме „Фолиант“ на 1984 г.».

• 19 апреля 1985 г. Минхимпром. «О плане выпуска и поставок основных элементов боеприпасов по проблеме „Фолиант“ на 1985 г.».

• 4 апреля 1986 г. «О плане выпуска и поставок элементов боеприпасов по проблеме «Фолиант» на 1986–1990 гг.» [47].

• 23 апреля 1986 г. Минхимпром. «О рассмотрении итогов выполнения в 1981–1985 гг. заданий по проблеме „Фолиант“».

В целом по «фолиантовой» линии премиями были увенчаны две группы активных товарищей [806, 807].

31 января 1983 г. ЦК КПСС и СМ СССР утвердили долгосрочную целевую программу создания химоружия третьего поколения [733].




ГСНИОХТ докладывает министерству безопасности
«Начальнику отдела следственного управления министерства безопасности РФ т. Шабунину А. А.
На ваш запрос № 6/2835 от 12.11.92 г. сообщаем… сведения о проведении в ГРНИИОХТ научно-исследовательских работ по созданию химического оружия… <…> Работы по созданию нового ОВ… проводились ГРНИИОХТ во исполнение постановления ЦК КПСС и Совета министров СССР от 24 апреля 1977 г. № 350–123. …Работы по созданию бинарного оружия проводились ГРНИИОХТ во исполнение постановления ЦК КПСС и Совета министров СССР от 31 декабря 1986 г. № 1584-434 и от 6 октября 1989 г. № 844–186…
Заместитель директора А. В. Мартынов,
24.11.1992 г.»





«Начальнику отдела следственного управления министерства безопасности РФ т. Шабунину А. А.
На ваш запрос сообщаем, что исследования по созданию отравляющего вещества „А-232“ проводились в рамках целевой программы, заданной постановлением ЦК КПСС и Совета министров СССР от 31.01.83 г. № 103-43 и объявленной приказом министерства химической промышленности СССР № 131-27 от 25.03.83 г. Исследования по созданию на основе вещества „А-232“ бинарной системы осуществлялись в рамках целевой программы, заданной постановлением ЦК КПСС и Совета министров СССР от 06.10.89 г. № 844–186 и объявленной приказом министерства химической промышленности СССР
№ 22-2 от 09.11.1989 г.
Заместитель директора Н. А. Кузнецов, 27.04.1993 г.»




Соответственно, в переписке в подполье ВХК шло активное обсуждение проблем, связанных с секретными объектами заводов химоружия: объектом № 011991 – на химзаводе в Волгограде, производством № 8 – на химзаводе в Павлодаре, производством № 3 – на химзаводе в Новочебоксарске, производством № 102 – на заводе «Кремнийполимер» в Запорожье, объектом «гамма» (корпус № 199) – на заводе «Алтайхимпром» в Славгороде. А чтобы у исполнителей не возникло затруднений во время будущей химической войны, на этих объектах В/О «Союзоргсинтез» были созданы «защищенные хранилища технической документации оперативного фонда военного времени». Места размещения тех подземных хранилищ вполне очевидны – заводы химоружия в Волгограде, Новочебоксарске, Павлодаре и Запорожье, а также институты химической войны в Москве (ГСНИИОХТ), Вольске (ГИТОС) и Волгограде [47].

7.5. Торжество военно-химического комплекса

Как уже констатировалось выше, к концу 30-х гг. в Советском Союзе сложился военно-химический комплекс (ВХК). Это оказалось мощное и хорошо структурированное содружество трех сил – армии, химической промышленности, а также обслуживавшей их спецмедицины (время от времени туда привлекали и «большую науку» – когда в ней возникала нужда). Эти силы сплотились вокруг общего для них дела – подготовки к ненужной для страны наступательной химической войне. Разумеется, управляли сложившимся ВХК пока еще из коридоров Кремля, а приглядывали – с Лубянки.

Силу предвоенного ВХК легко видеть на примере неудачных попыток выселить подальше от Москвы головной завод-институт и военно-химический полигон в Кузьминках (НИХП).

В отношении химзавода № 51 вопрос был очевиден. Иметь в столице великой миролюбивой социалистической страны мощное предприятие по разработке химоружия и его опытно-промышленному выпуску – не самая безобидная епитимья. Поэтому попытки выселения этого заведения из Москвы предпринимались неоднократно. Еще в феврале 1936 г. вышло постановление СТО СССР за подписью В. М. Молотова о выведении из Москвы химического завода № 51. Мотивация простая: только что появился первый генеральный план развития Москвы, и этот завод там никак не смотрелся. В мае 1936 г. очередным постановлением СТО СССР была даже утверждена площадка для будущего «Экспериментального исследовательского института ОВ и опытного завода» – территория комбината № 96 (Горьковский край) [415]. Был определен и срок начала строительства – 1 января 1937 г. Впрочем, дела «обороны» оказались важнее, и те постановления никто выполнять не стал. Равно как и множество других. Так что промышленный и опытный выпуск химоружия продолжался на заводе № 51, переименованном для удобства его обитателей в НИИ-42 (нынешний ГСНИИОХТ), вплоть до начала Отечественной войны.

С химполигоном события протекали по аналогичному сценарию. Первая попытка закрытия полигона случилась в 1930 г. в связи с переносом многих испытаний химоружия, особенно войсковых, в Шиханы (Саратовская обл.). НИХП как отдельная боевая единица и квартировавший на нем отдельный химический батальон были переброшены тогда из Кузьминок в Шиханы. Однако сам полигон все же устоял – его лишь переназвали в «полевой отдел» и включали в разные столичные военно-химические учреждения. Чтобы не отсвечивал.

Повторение произошло в конце 30-х гг. и было инициировано постановлением СНК СССР и ЦК ВКП(б) от 10 июля 1935 г. «О генеральном плане реконструкции Москвы». В результате планировавшегося изменения границ столицы СССР рассматривалось включение в нее участков области, в том числе Кузьминок. Нарком К. Е. Ворошилов попытался закрыть полигон в Кузьминках своей властью, и… вновь неудача. Вскоре К. Е. Ворошилов перестал быть наркомом, затем началась война. А военно-химический полигон продолжал жить возле Москвы своей активной боевой жизнью.

Великую Отечественную войну ВХК закончил вполне благополучно. Несмотря на то, что его продукция так и не понадобилась и человеческие жертвы были принесены на алтарь войны напрасно, ВХК в течение войны не только ничего не потерял, но и серьезно укрепил свои позиции. И эти позиции были сохранены даже в первые две послевоенные пятилетки, когда у страны не было физической возможности прокормить всех одновременно. То есть прокормить не только создателей атомной и водородной бомб и борцов за их прямую доставку в адрес империалистических агрессоров с помощью ракет и тяжелых бомбардировщиков, но и находившихся до поры в засаде «химиков». И с середины 50-х гг. ВХК снова пошел в гору, проведя полное химическое перевооружение страны.

Показателем уровня влияния ВХК в послевоенные годы вновь может служить статус полигона в Кузьминках. После войны планы его вывода из Москвы не возобновлялись, а вот работы с химоружием продолжились. Именно в те годы были выполнены многочисленные эксперименты с ФОВ, том числе с табуном, зарином, зоманом, V-газами. Фактически этот полигон прекратил работы с химоружием лишь в 1961 г., когда его территория вошла в черту столицы, а часть ее была даже отдана под жилую застройку. Соответственно, срочные опыты для столичных военно-химических организаций перешли в Московскую обл. в район Бунькова, а масштабные – в Саратовскую обл. на полигон в Шиханах.

Выше уже подробно рассматривалось развитие двух ветвей триумвирата советского ВХК – военная и промышленная. Что касается третьей – медицинской – ветви, которая истово обслуживала власть в предвоенные, военные и первые послевоенные годы, то в 60-х гг. произошло фактическое размежевание.

После смены власти, случившейся в 1964 г., советская санитарно-эпидемиологическая служба попыталась в 1965–1967 гг. хотя бы декоративно исполнять правила надзора за особо опасными производствами, в том числе производствами химоружия. Соответственно, это коснулось реализации проектов как действующего завода в Волгограде [808], так и будущих заводов химоружия в Чувашии и Казахстане [588, 598]. К сожалению, ничего из этого не вышло.

Даже пассивное участие санитарно-эпидемиологической службы Минздрава в делах подготовки к химической войне не устраивало власти. Тем более их не устраивали проявившиеся в 1965–1967 гг. элементы надзорной активности. И были «приняты меры». Лучше всего это характеризует постановление ЦК КПСС и СМ СССР от 17 августа 1967 г. [117], в котором подробно обсуждено расширение фронта работ по поиску новых ОВ, новых химических боеприпасов и ускорению создания новых мобилизационных мощностей. А чтобы официальная медицина в лице ГСИ Минздрава СССР не могла осуществлять даже скромного, хотя и обязательного, участия в этом процессе, МХП СССР получил разрешение утверждать техдокументацию на производства химоружия без согласования с санинспекцией Минздрава СССР.

Через год было оформлено и организационное решение. Именно тогда постановлением ЦК КПСС и СМ СССР от 2 сентября 1968 г. надзор за безопасностью людей на производствах химоружия был вообще снят с санитарно-эпидемиологической службы СССР и передан в Третье главное управление при Минздраве СССР [118]. К тому времени этот секретный главк существовал уже более 20 лет – он был образован еще осенью 1947 г. и первоначально имел своей целью сокрытие от и так не очень любопытного врачебного сообщества страны самого факта ведущихся работ по созданию атомного оружия и связанных с этим радиационных поражений людей. В частности, на совести «врачей» из этого главка были последствия для ничего не подозревавших жителей Челябинской обл. в связи с аварией на ПО «Маяк» в 1957 г. Вскоре это ведомство тайной медицины получило контроль над всеми работами по ракетному оружию, а затем – и по биологическому. И вот в 1968 г. дело дошло и до установления контроля над работами по химоружию. Вот так, начиная с 1968 г., надзор за проектированием, строительством и экологическим состоянием производств химоружия силами ленинского ЦК КПСС и послушного ему СМ СССР из санитарно-эпидемиологической службы Минздрава СССР был передан в ведомство секретной медицины – Третье главное управление при Минздраве СССР [118].

Соответственно, при рассмотрении очередных планов развития секретного химического подполья не забывались и нужды развития спецмедицины. Для нее, в частности, было предусмотрено развертывание в Волгограде специального Института гигиены, профпатологии и токсикологии, который должен был провести токсикологическое обобщение действия ФОВ на живые организмы и наконец-то обеспечить гигиеническое нормирование ВСД в воздухе рабочих помещений местного завода химоружия [732]. Ведь к 1970 г. выпуск зарина и зомана на заводе № 91 уже осуществлялся много лет, и рабочие травились этими ФОВ и другими ВСД без должного пригляда со стороны «медицинской науки». Теперь он (пригляд) появился, так что новая токсикологическая информация перестала пропадать впустую, а шла в дело химической войны – на защиту секретных токсикологических диссертаций.

По линии спецмедицины проходили и другие проблемы – не столько химические, сколько химико-разведывательные. Так, например, постановление СМ СССР от 9 апреля 1970 г. касалось нового подхода к проведению систематики физиологически активных веществ (которые в принципе можно приспособить к нуждам химической войны) [208]. Минздраву СССР совместно с Минобороны и КГБ было поручено создать информационный токсикологический центр. Тем самым у разведывательного сообщества страны (ГРУ Минобороны и КГБ) появился коллега-помощник. Так возник НИИ «Медстатистика» – секретный информцентр в области физиологически активных веществ (то есть химоружия всех возможных видов). И уже постановлением СМ СССР от 13 января 1972 г. решались практические вопросы – тот самый новый НИИ «Медстатистика» был введен в структуру Третьего главного управления при Минздраве СССР. На него были возложены сбор и обобщение данных в СССР о всех физиологически активных веществах, а также сбор и анализ открытых (и закрытых – спасибо доблестной разведке) зарубежных данных об этих веществах, которые могли бы быть использованы в качестве ОВ (ВСД) самого различного назначения [208].

Собранный «информационным» центром под названием «Медстатистика» массив данных, за исключением скупой информации о пестицидах, опубликован не был. И вряд ли когда-либо он будет опубликован. Потому что собирались эти данные вовсе не для общества, его вскормившего. Во всяком случае, книгу одного из руководителей «Медстатистики» [8] вряд ли можно считать искомым отчетом перед обществом. Там действительно кое-что написано о психотомиметиках (симпатомиметиках, гликолатах, каннабинолах, «диссоциативных анестетиках»), физикантах (тремогенах, эметиках, нейролептиках, наркотических анальгетиках), а также веществах калечащего действия. Однако это перечисление – вовсе не та информация, которая могла бы дать представление о реальной опасности этих групп токсичных химических веществ.

Возвращаясь к общим проблемам ВХК, отметим, что с 60-х гг. там был изобретен еще один фокус. В гигантском секретном подполье, которое советский ВПК создал для своих надобностей на территории СССР, ВХК и ВБК сформировали специальное пространство «Ф». Именно в этом и поныне мало кому известном пространстве и существовала совокупность масштабных программ по подготовке к тотальным войнам с применением оружия массового поражения – химического и биологического. Разумеется, только для посвященных из ВХК и ВБК, хотя и за счет ограбления всего народа [47].

Первой программой из группы «Ф», о которой общество узнало в 1992 г., была программа «Фолиант». Эта обширная система мероприятий была нацелена на подготовку к химической войне с помощью смертельного химоружия третьего поколения. В ее рамках многие годы кормились в основном спецработники Минхимпрома и «приобщенные» сотрудники других ведомств [47].

Те же работники Минхимпрома и Минлесхоза, кто зарабатывал на жизнь подготовкой к химической войне против растительности «вероятного противника», жили по законам программы «Флора», которая была учреждена постановлением ЦК КПСС и СМ СССР от 5 января 1973 г. [730] (не будет лишним процитировать в связи с этим не очень искренние стенания образца 2005 г. наших военных экологов: «к сожалению, некоторыми военными специалистами за рубежом вынашиваются мысли о возможном применении в военных целях определенных групп химических веществ против различных растительных видов» [663]).

Хорошо заселенное «специалистами» и мало известное гражданам страны Третье главное управление при Минздраве СССР не только обеспечивало надзор и защиту сограждан при работах по созданию оружия массового поражения (химического, биологического, ядерного, ракетного), но и кормилось из ложечки программы «Флейта», то есть программы создания нового вида химико-биологического оружия – психотропного [770]. А разный люд, спрятавшийся под неприметной крышей секретной части Главмикробиопрома при СМ СССР, доил державу подготовкой к тотальной биологической войне по обширной программе «Фермент» и ряду других, столь же масштабных.

А еще были программы «Фуэте», «Фагот», «Фляга», «Фактор»… Пространство «Ф» начало создаваться более тридцати лет назад большой когортой энтузиастов – любителей получения жирных денег за ненужную обществу работу. В качестве предлога в те годы удобнее всего было использовать «американских империалистов». В середине 60-х гг., еще до возникновения волны протестов против «химической войны США во Вьетнаме», подпольщики из советских ВХК и ВБК смекнули, насколько прибыльно пугать малограмотных и идеологически зацикленных обитателей ЦК КПСС опасностью тайного химико-биологического нападения империалистов на СССР. В ЦК КПСС непрерывно засылались «записки» заинтересованных лиц, вслед за которыми рождались многочисленные постановления инстанций (одним из первых решений такого рода было, например, постановление ЦК КПСС и СМ СССР от 17 августа 1967 г., давшее толчок работам по созданию новых ОВ, химических боеприпасов и ускорению создания мобилизационных мощностей по ним) [117].

Так появился не известный нашему обществу и поныне Клондайк – букет программ, целых направлений, институтов и даже ведомств. Их целью было не столько «противодействие агрессивным планам империалистических агрессоров», как декларировалось в бумагах, сколько создание богатейших кормушек в рамках подготовки к нападению на иные («империалистические») страны с применением всех видов химического и биологического оружия.

Остается подчеркнуть, что именно в эпоху химического перевооружения 1957–1970 гг. в Советском Союзе закончилось время, когда советская промышленность химоружия хотя бы формально подчинялась советским законам. Именно тогда советский ВХК достиг полной независимости от страны, на шее у которой он прочно угнездился.

В подтверждение укажем на принципиальные события тех лет.

Как известно, в период «оттепели» в стране начала устанавливаться, наконец, общегосударственная пенсионная система. Однако те работники, кто относился к производствам ОВ, были от нее отлучены. Решением от 24 сентября 1957 г. СМ СССР пересмотрел размеры пенсий профинвалидам специальных производств, однако из-за высочайшей секретности проблемы правительство решило, что комиссия по назначению пенсий будет работать в Госхимкомитете СССР самостоятельно, без участия органов социального обеспечения. И до наших дней наследники тех самых органов так и не возьмут в толк, что им тоже следует участвовать в судьбе тех немногих работников производств иприта и люизита, которые смогли дожить до третьего тысячелетия [48].

Этого ВХК показалось мало, и он добился от Н. С. Хрущева новой свободы. Постановлением СМ СССР 4 мая 1963 г. Госхимкомитету СССР было предоставлено право утверждения проектов и смет на строительство особо секретных производств химоружия без обязательного участия Госстроя. Событие это не было известно в стране никому. И дело не в том, что его затмил полет В. В. Терешковой в космос (16 июня 1963 г.). Просто таков был наглый нрав нашего ВХК – не обращать внимания на юридические нормы своей страны.

В ту же эпоху секретные химики устроили себе и полную свободу рук от контроля со стороны министерства финансов СССР. Это легко видеть на примере создания нового промышленного института химической войны, воплотившегося впоследствии в нынешний ГИТОС (Шиханы, Саратовская обл.). В 1958–1959 гг., когда в секретном подполье шла активная переписка о создании института, авторы не забывали указывать в проектах директивных документов два момента. Первый касался того, что финансирование строительства должно вестись через Госбанк СССР. А второй был прямо противоположного свойства – «освободить от регистрации в финансовых органах штаты объекта». И так было во всем.

Завершилось возведение автономной системы 17 августа 1967 г. В тот день Л. И. Брежнев и А. Н. Косыгин подписали постановление, в соответствии с которым МХП СССР получил право утверждать техническую документацию производств химоружия без обязательного согласования с Государственной санитарной инспекцией (ГСИ) Минздрава СССР [117].

После этих решений промышленность химической войны обрела полную экстерриториальность, аналогичную независимости армии. Она утратила связи с окружавшей ее страной, не оглядывалась ни на что и не учитывала ничего, кроме собственных потребностей.

Столь же независимой стала и обслуживающая ВХК спецмедицина.

Осталось поставить последний штрих на эту картину всевластия ВХК. Он материализовался в виде бесправия рядовых людей, волею судьбы оказавшихся внутри процесса производства химоружия. На этих объектах, как и на остальных военных и промышленных объектах ВПК, действовала спецюстиция, то есть спецсудьи, спецпрокуроры, спецадвокаты, спецнотариусы и даже спецорганы внутренних дел. И все это – «в целях охраны тайны и обеспечения установленного режима секретности» [809, 810]. Вот так, с помощью подписанных Л. И. Брежневым и М. П. Георгадзе бумаг времен 1979 г. (а до того действовали другие), граждане страны, допущенные к тайнам в рамках своей производственной деятельности, при разрешении любой правовой коллизии были вырваны из нормальной жизни общества и отданы на усмотрение властной вертикали конгломерата секретных ведомств.

7.6. Неизбежная агония

Вряд ли кто из деятелей советского ВХК отнесся серьезно к рядовому в общем-то событию, случившемуся 11 марта 1985 г. В тот день во главе измученной страны встал М. С. Горбачев – в будущем известный миротворец. А тогда начал новый руководитель страны с «ускорения», причем ускорять стал развитие всего ВПК и в том числе ВХК. Лишь потом он понял, что стране нужна еще и «перестройка».

Именно он, М. С. Горбачев, и достроил вторую очередь завода химоружия в Чувашии, задуманную в соответствии с постановлением ЦК КПСС и СМ СССР от 31 августа 1976 г. [759] и принятую в эксплуатацию в декабре 1986 г. Теперь самый современный и мощнейший в мире завод химоружия располагал не только модернизированными потоками № 1 и № 3, предназначавшимися для снаряжения практически всех видов химических боеприпасов, но также и новым потоком снаряжения – потоком № 1а. Вот на нем и была произведена в 1986–1987 гг. партия кассетных авиабомб БКФ-КС в наполнении советским V-газом (XXV). А еще в 1987 г. была изготовлена партия разовых бомбовых кассет РБК-500, в каждой из которых содержится 54 кассетных элемента с V-газом.

Кстати, в акт приемки той новейшей линии снаряжения химических боеприпасов от 30 декабря 1986 г. было внесено два взаимоисключающих «мероприятия по охране окружающей среды»: 1) «выполнена герметизация оборудования и трубопроводов»; 2) «все газы от производственных помещений через вытяжные системы и далее трубу высотой 100 м сбрасываются в атмосферу». Между тем людей из-под той трубы отселили далеко не всех.

Разумеется, энтузиасты химической войны из советского ВХК не поняли и смысла трагедии, случившейся в Чернобыле 26 апреля 1986 г. Хотя по смыслу она однозначно указывала всем и каждому – с оружием массового уничтожения пора кончать. Между тем последние годы советской власти не обошлись без активной химической составляющей. Ни один из конфликтов, которые разразились на территории бывшего СССР в 80–90-х гг., в преддверии его развала, да и после самого развала, не миновала «химическая епитимья». В связи с возможным применением доморощенного (не с армейских баз, а именно доморощенного) химоружия в прессе упоминались Нагорный Карабах, Нахичевань, Абхазия и т. д. Естественно, противоборствующие стороны обвиняли друг друга. Что до уровня аргументации, то он был чудовищно слаб с обеих сторон. И бездоказателен.

Империи рушатся тяжело. Одним из примеров попытки разрешения внутреннего конфликта с использованием не доморощенных, а настоящих химических боеприпасов служат трагические события в Тбилиси, случившиеся 9 апреля 1989 г. В этот день Советская армия применила химическое оружие для подавления народных волнений в Тбилиси (Грузия) [40, 44, 709]. По официальным данным, было использовано несколько гранат типа К-51, снаряженных ОВ, будто бы не стоявшим на вооружении армии. На самом деле при подавлении волнений в Тбилиси Советская армия использовала по крайней мере два ирританта – газ CS (VII) (в гранатах К-51), а также хлорацетофенон (II) («черемуха»). С другой стороны, если химические гранаты К-51 будто бы не были табельным средством армии, их использование было не только негуманным в общем смысле, но и юридически преступным [44].




Из разъяснения полковника Горбовского:
«В оценке событий в Тбилиси я принимал участие в качестве эксперта следствия. Тогда войсками МВД были применены два вещества: хлорацетофенон и Си-эс» [33].




Как установила комиссия Съезда народных депутатов СССР под руководством А. А. Собчака, «ущерб здоровью принимавших участие в событиях 9 апреля выражался… в виде травм, отравлений ОВ или их комбинации… Картина интоксикации… заметно отличается от обычной для случаев применения такого вида ОВ». Специалисты, привлеченные комиссией А. А. Собчака, пришли к заключению, что «непосредственной причиной смерти всех погибших лиц, за исключением одного случая с тяжелой черепно-мозговой травмой, является удушье (асфиксия)… Сочетание вдыхания химических веществ и сдавливания тела взаимно усиливали их отрицательный эффект и послужили… причиной гибели пострадавших» [709].

Однако полностью картина использования химоружия против гражданского населения Тбилиси не была прояснена, в особенности причины проявления так называемого «нейротропного эффекта».




Из заключения комиссии А. Собчака:
«Следует отметить, что фактические данные и приведенные соображения недостаточны для того, чтобы полностью исключить вероятность отравления части пострадавших какими-либо иными неидентифицированными ОВ» [709].




Советский ВХК предпринял активную попытку скрыть эти факты. В день открытия Второго съезда народных депутатов СССР (декабрь 1989 г.) среди делегатов распространялась листовка: «Требуйте правды о Тбилиси! По данным экспертов Организации Объединенных Наций тт. Лошадкина Н. А. и Горбовского А. Д., а также множества комиссий (советских и международных), ни на одном теле погибших в Тбилиси 9 апреля 1989 г. колотых, рубленых, размозженных ран нет… Эксперты категорически отрицают возможность смерти людей из-за применения химических веществ… Люди погибли не от рук военных, а были раздавлены сопротивляющейся толпой» [709].

Так называемые «независимые эксперты ООН» – это всего лишь мелкие представители советского ВХК. Полковник Н. А. Лошадкин в течение долгих лет преподавал проблемы химоружия в Военной академии химической защиты. Полковник А. Д. Горбовский в то время служил в химических войсках Советской армии и все примерялся, как бы половчее использовать химоружие против «вероятного противника». А потом он перебрался в ряды борцов за… химическое разоружение (в Комитете по конвенциальным проблемам химического и биологического оружия при президенте РФ и других органах).

Так что «независимость» советских химических полковников стоила не так уж дорого, зато она полностью абстрагировала генеральную прокуратуру от реальности – других «экспертов» там не нашлось.




Из недалекого прошлого
«ЦК КПСС и Совет министров СССР
О результатах предварительного следствия по уголовному делу в отношении должностных лиц внутренних войск МВД СССР и Советской армии, принимавших участие в насильственном пресечении несанкционированного митинга в г. Тбилиси 9 апреля 1989 г. <…> Многочисленные материалы, документы, показания свидетельствуют о крайнем накале страстей и агрессивном состоянии митингующих, в связи с чем принятое 8 апреля 1989 г. решение о насильственном пресечении несанкционированного митинга в г. Тбилиси являлось обоснованным и необходимым. <…> Как и предусматривалось планом, операция по вытеснению началась в 4 часа 9 апреля 1989 г. …После освобождения площади сопротивление не только не прекратилось, а стало принимать более ожесточенный характер. Свыше 40 военнослужащих в связи с травмами выбыли из строя. По этой причине, с целью предотвращения ранений военнослужащих и более тяжелых последствий, на трех рубежах проспекта Руставели за Домом правительства были применены специальные средства „Черемуха“ (27 единиц) с газом „ХАФ“ (хлорацетофенон) и 3 единицы К-51 с газом „СИ-ЭС“. Это способствовало рассеиванию сопротивляющихся. Во время операции в районе Дома правительства образовалась сильная давка… Именно в этом районе погибли 16 участников митинга, а два человека скончались позднее в лечебных учреждениях от полученных травм. Следствие пришло к выводу, что давка, в которой пострадали люди, возникла не в результате каких-либо непродуманных или поспешных действий военнослужащих, а… должна возлагаться прежде всего на лидеров неформалов и активных экстремистов-боевиков. Нет оснований для привлечения к уголовной ответственности и лиц, принявших решение о применении специальных средств, так как действия экстремистов создали опасные условия для жизни и здоровья граждан, а также для участвующих в операции военнослужащих. В этих случаях указ президиума Верховного Совета СССР № 9307-С1 от 28 июля 1988 г. предусматривает право и законность применения специальных средств „Черемуха“. Не является преступлением и применение изделий К-51 с газом „СИ-ЭС“, так как установлено, что этот газ не является „химическим оружием“, а вследствие своей малотоксичности переведен в США и других странах в разряд так называемых „полицейских газов“…
ПОСЛЕДСТВИЯ ОПЕРАЦИИ ПО ПРЕСЕЧЕНИЮ МИТИНГА 1. В процессе операции погибло 19 человек, из которых 3 мужчин и 15 женщин. Среди женщин две девочки в возрасте 15 и 16 лет. 18 человек погибли от механической асфиксии, возникшей от сдавления грудной клетки, двое из них скончались в больнице после 9 апреля, а 1 человек (Квасролиашвили) погиб от тяжелой черепно-мозговой травмы, полученной при ударе о тупой, твердый предмет (мостовая) в результате падения во время активных действий при оказании сопротивления военнослужащим приемами каратэ… По результатам исследования образцов тканей с одежды погибших, а также контрольных предметов, поднятых в месте гибели людей, не обнаружено признаков их соприкосновения с газами „ХАФ“, „СИ-ЭС“ или какими-либо другими отравляющими веществами. Не обнаружено также веществ ФОВ (фосфорорганических), иприта, „СИ-АР“, „СИ-ЭС“, „ХАФ“, „БИ-ЗЕТ“ в представленных образцах спиртовых вытяжек из внутренних органов трупов. Экспертами не установлено в контейнерах отработанных специальных средств и в образцах изделий аналогичных партий каких-либо посторонних физиологически активных веществ (кроме „ХАФ“ и „СИ-ЭС“), а с учетом условий погоды примененные спецсредства не создавали опасной для жизни концентрации газов. По расчетам эксперта ООН Горбовского, такое могло произойти только в случае одновременного срабатывания на площади применения 30 тысяч единиц „Черемухи“ и „К-51“… 4. Анализ причин отравления населения: по информации Минздрава ГССР, за медицинской помощью по поводу отравления обратилось более 4 тыс. человек. К настоящему времени получены экспертные заключения в отношении 1100 человек, из которых диагноз „отравление“ в связи с применением войсками спецсредств „Черемуха“ и „К-51“ подтвержден экспертами в отношении только 30 человек. По степени тяжести они подразделяются: менее тяжкие – 14; легкие – 16. Экспертные исследования продолжаются. Однако уже теперь установлено, что Минздравом ГССР, представителями неформальных организаций и другими заинтересованными лицами умышленно искажалась истина о фактических последствиях применения специальных средств, и искаженные, а порой ложные сведения широко распространялись средствами массовой информации…
Генеральный прокурор СССР А. Я. Сухарев,
декабрь 1989 г.»,
«Патриот», Москва, № 015, 8 апреля 2003 г.




Что касается невозможности смерти людей от несмертельных ОВ (обычно применительно к событиям в Тбилиси называют лишь раздражающие ОВ, однако ниоткуда не следует, что там не было применения ОВ иных типов), то заявление полковников Н. А. Лошадкина и А. Д. Горбовского было откровенной ложью – ему противоречат данные не менее компетентных военно-химических полковников.




Из книги полковников В. Александрова и В. Емельянова:
«Физиологическая классификация… не учитывает наличие у некоторых веществ побочного действия, иногда представляющего для пораженного большую опасность. Например, вещества раздражающего действия PS (хлорпикрин. – Л. Ф.) и CN (хлорацетофенон, „черемуха“. – Л. Ф.) способны вызвать тяжелые поражения легких, вплоть до смертельных» [7].




Полковники знают, что пишут. Они явно знакомы, например, с приказом по ВОХИМУ № 069 за 1936 г., в котором были определены меры наказания армейским руководителям, которые были виновны в гибели двух красноармейцев от «несмертельного» хлорпикрина (I) [533].

Впрочем, от 1989 г. у бывших советских граждан в памяти осталась разве что гибель атомной подводной лодки «Комсомолец», однако и поныне широко не известно, что 6 октября 1989 г. ЦК КПСС и СМ СССР утвердили – в порядке продолжения прежнего курса на химическое вооружение – целевую программу создания бинарного химоружия третьего поколения [811]. И это – после того, как 10 апреля 1987 г. М. С. Горбачев объявил об остановке производства химоружия [11]. И после того, как в 1989 г. небожителям из ВХК пришлось сдаться под напором общественности в связи с далекими от экологии планами уничтожения химоружия в Чапаевске [812]. Впрочем, до того, как рухнула Берлинская стена (это случилось 9 ноября 1989 г.), ВХК еще на что-то надеялся.

А чтобы наш энтузиаст химического разоружения генерал В. П. Капашин не делал вид, что он не в курсе тех далеких дел, укажем, что последние испытания химоружия третьего поколения были выполнены на химическом полигоне на плато Устюрт в Каракалпакии [22], которым в те годы (речь идет о последних годах существования Советского Союза) командовал наш миролюбивый и очень забывчивый генерал В. П. Капашин – последний начальник этого самого полигона и даже депутат Верховного Совета Каракалпакии образца 1993 г.

До настоящего времени остается не разъясненным вопрос о намерении путчистов, которые 19–21 августа 1991 г. предприняли мятеж против первого президента СССР М. С. Горбачева, использовать инкапаситанты (психотропные ОВ несмертельного типа), стоявшие на вооружении Советской армии. Этими ОВ попытались обездвижить защитников Белого дома на Краснопресненской набережной Москвы (в ту пору – здания Верховного Совета РСФСР) во главе с руководителем России Б. Н. Ельциным.




Химическая атака на Белый Дом
Президент Б. Н. Ельцин: «Раздали противогазы на случай химической атаки („черемухой“), я тоже его примерил, но в противогазе можно нормально пробыть лишь первые полчаса, потом начинаешь париться, а уже тем более в нем невозможно активно двигаться».
Б. Ельцин. Записки президента. Москва: 1994 г.


Учебник химической войны: «Вещество BZ предназначено для временного выведения из строя живой силы определенной категории. В районах боевых действий это могут быть личный состав штабов, узлов связи, караулов, разведывательных и десантных подразделений. Через 30–60 минут наблюдаются ослабление внимания и памяти. Пораженный теряет ориентацию, возникают явления психомоторного возбуждения, периодически сменяющиеся галлюцинациями» [7].



Бывший Верховный Главнокомандующий России ошибается. При атаке на Белый дом армия планировала применить не раздражающий хлорацетофенон (II) – средствами для применения этой «черемухи» вооружены подразделения МВД («умение» пользоваться ими отчетливо проявилось в дни следующей смуты – в октябре 1993 г.). Оружие предполагалось куда как более эффективное.

Что касается советских военных химиков во главе с многозвездным генералом С. В. Петровым, то еще не все обитатели полигона в Шиханах забыли о большом оживлении, которое царило в августе 1991 г. в их «кругах» в связи с планами применения армейских несмертельных боевых ОВ типа инкапаситантов против невоенных граждан своей страны – защитников Белого дома в Москве. Тогда они вполне могли применить даже газ BZ (IX) американского происхождения (или его советский аналог), поскольку Конвенция о химическом оружии, включившая BZ в запретительные списки, еще не была подписана. Впрочем, лица, именующие себя элитой, впоследствии так и не снизошли до каких-либо объяснений согражданам (они все больше отрицали [21]). Да и уволен генерал С. В. Петров из армии России был отнюдь не в 1991 г., а лишь в 2000 г., к тому же не за попытку применения химоружия против своих, а скорее всего за неспособность обеспечить нормальное химическое разоружение.

Промежуточный финиш в фонтане активности нашего неутомимого ВХК по подготовке к тотальной химической войне наступил в 1991 г. В апреле того года был подведен «впечатляющий» итог. Как обычно, это было оформлено выпиской Ленинских (и параллельно государственных) премий двум «группам товарищей», кои сочли себя создателями новейших видов химоружия [739, 764]. Одна пара секретных премий была выдана лицам, промышлявшим по линии создания ОВ смертельного типа (это был советский V-газ) в бинарной форме и достигшим результатов, о которых они так и не доложили вскормившей их стране [764]. Вторую пару секретных премий выписала себе группа товарищей, которая похвалялась организацией массового производства высокоэффективного ОВ несмертельного типа [739]. Они могли бы проверить в деле свое оружие в августе того же 1991 г. при выкуривании обитателей Белого дома в момент путча высшей советской бюрократии в Москве, однако же не решились. «Подходящий» момент настал осенью 2002 г., когда необходимо было усыпить террористов в ДК на Дубровке в той же Москве во время спектакля «Норд-Ост», а заодно и несколько сот ни в чем не повинных сограждан. К сожалению, проснулись после усыпления тем «несмертельным» ОВ не все – не менее 130 человек заснули навсегда [710].

А вот мощные демонстрации в защиту прав и свобод, состоявшиеся 14-го и 28 марта 1991 г. в Москве, деятели ВХК за премиальными хлопотами просто не заметили.

Что касается попытки химической атаки на Белый дом в 1991 г., то у нее было продолжение. В марте 1993 г. уже сам президент Б. Н. Ельцин активно прорабатывал разгон верховной законодательной власти России, и одним из подходов было выкуривание парламентариев из Белого дома с использованием ирританта хлорпикрина (I). Как записал в своих мемуарах генерал А. В. Коржаков, «химическая» сторона дела выглядела незамысловато: «На балконах решили расставить канистры с хлорпикрином – химическим веществом раздражающего действия… Офицеры, занявшие места на балконах, готовы были по команде разлить раздражающее вещество… Каждый офицер… знал заранее, с какого места и какого депутата он возьмет под руки и вынесет из зала».

И эта химическая атака тоже не случилась – фактически выкуривание было проведено позже, причем артиллерийско-пожарным способом.

Впрочем, до команды «стоп» оставалось еще много-много лет. Лишь летом 2001 г. ВХК получил прямое указание власти – в Уголовный кодекс (УК) РФ была внесена, наконец, норма уголовной ответственности за деятельность по разработке и накоплению химоружия [813].

* * *

Итак, советская власть и ее могучий ВХК под покровом тайны наготовили столько и такого химоружия, каковое даже и не снилось самым злокозненным империалистам. Однако всему приходит конец. С момента вступления советской власти на путь подготовки к наступательной химической войне прошло немало лет. А потом рухнула могучая страна, развалилась их партия, служившая стержнем их государства. И на рубеже веков настала наконец эпоха выхода из химической войны. Однако даже в нынешнее время, уже в другом государстве и в исторически совсем иной период – период химического разоружения, – кадры уже менее структурно оформленного ВХК ведут себя столь же нагло, как и при советской власти. Деятели ВХК, по-прежнему включенные во все ветви государственного древа России, продолжают попирать законы, правила и процедуры своей страны.

Глава 8

Закат химической войны

…империя – слишком большое учреждение, чтобы она могла рухнуть целиком. Ф. Дюрренматт


Всему приходит конец. На рубеже тысячелетий дошло и до кончины тайной и очень дорогостоящей подготовки к масштабной наступательной химической войне. И советскому ВХК пришлось – очень нехотя – начать выползать из этой бессмысленной затеи. Солнце для последователей Л. Д. Троцкого, мечтавшего соорудить опаснейший гибрид из химии и авиации, начало заходить. И оно зайдет. Похоже, навсегда. Нам же предстоит ознакомиться с некоторыми деталями грязного советского военно-химического прошлого (см., например, [1–5, 12, 13, 37–54, 814–823]), извещение о которых своих сограждан никогда не входило в планы советского ВХК.

Итак, о какой «химии» не знали граждане Советского Союза?

8.1. Сколько заготовили отравы

Незнание наше начинается с количеств своей же отравы.

Вопрос об объемах химоружия, которые прошли через нашу страну в XX веке, ясен менее всего, особенно если учесть отчаянное нежелание и врожденную неспособность руководства нашей армии проанализировать потоки химоружия. Можно указать по крайней мере пять волн химоружия, которые появились в России-СССР-России в течение XX столетия, и судьбы каждой из которых необходимо разбирать индивидуально.

Во-первых, Красной армии досталось от царской армии немалое химическое наследство – ее собственные химические боеприпасы, а также трофейные химические боеприпасы английской и французской армий. Грубые оценки, выполненные в августе 1918 г., показали, что на тот момент на артиллерийских складах хранилось около 270 тыс. химических снарядов в районе Москвы и 125 тыс. – в Тамбове. Только на складе химоружия в Очакове (Москва) хранилось тогда 57 тыс. пудов ОВ [120].

Подсчет запасов химоружия, произведенный в конце 1925 г. в связи с образованием ВОХИМУ, привел к следующим результатам [462]. Артиллерийских химических снарядов калибра 76 мм в наполнении рецептурами на основе фосгена (XIII), хлорпикрина (I) и синильной кислоты (XV) только на четырех складах (Пермь-Бахаревка, Москва-Очаково, Карачев, Тбилиси-Навтлуг) имелось 415 тыс. шт.; снарядов калибра 152 мм в том же наполнении на тех же складах – 78 тыс. шт.; хлора в баллонах – 130 т, фосгена в баллонах – 180 т, а хлорпикрина в баллонах, бочках и ручных гранатах – 12 т.

Судьба этих запасов еще долгие годы оставалась трудной.

В 1928 г. в ведении Артиллерийского управления числился запас из 417 тыс. артиллерийских химических снарядов изготовления времен 1915–1916 гг., в том числе 360 тыс. калибра 76 мм и 57 тыс. калибра 152 мм. Ясности в отношении их будущего использования не было.

В 1931 г. начальник ВОХИМУ Я. М. Фишман в докладе о состоянии военно-химического дела писал о неудовлетворительном положении с арсеналом химических боеприпасов. Констатировалось, что примерно 420 тыс. снарядов, оставшихся от Первой мировой войны, потеряли свои боевые качества и нуждались в переснаряжении [70]. Тогда же была сделана попытка произвести в этих снарядах замену рецептуры ОВ, однако выполнить ее не удалось.

В 1933 г., подводя итоги химического вооружения страны за первую пятилетку, Я. М. Фишман был вынужден вновь констатировать остроту проблемы хранения старых артхимснарядов и осколочно-химических мин [91]. На тот момент только на складе в Чапаевске-Покровке (Приволжский ВО) хранилось 320 тыс. артхимснарядов, оставшихся от Первой мировой войны.

Кроме того, по состоянию на 1 января 1933 г. старые артиллерийские химические снаряды калибров 76 мм и 152 мм хранились и на многочисленных складах ГАУ РККА: 76 880 снарядов – на складах Белорусского ВО (склады № 28, 44 и 66), 16 040 шт. – на складах Украинского ВО (склады № 27, 29, 63 и 72), 12 870 шт. – на складах Ленинградского ВО (склады № 34 и 54), 2650 снарядов – на складах ОКДВА (склады № 41, 57 и 74), 23 470 снарядов – на складах центрального подчинения (склады № 22, 34 и 36) и др. [469].

Весной 1933 г. по решению РВС СССР на склад в Чапаевске и на другие склады выехала комиссия для определения судьбы этих запасов. Результаты работы комиссии нетрудно оценить с учетом того факта, что в августе 1935 г. начальник Штаба РККА А. И. Егоров в письме, адресованном руководству ХИМУ, АУ и ВВС, вновь озаботился судьбой 175 тыс. химических снарядов калибров 76 мм и 152 мм изготовления времен Первой мировой войны [469]. На тот момент эти снаряды были уже негодны и запрещены к использованию.

Во-вторых, в период между мировыми войнами Красная армия заказала и получила от советской промышленности большие объемы химоружия.

Когда летом 1936 г. в ХИМУ был выполнен подсчет (скорее всего, впервые) химоружия, поставленного из промышленности в армию в 1925–1936 гг., получилась достаточно впечатляющая картина [477]. Табл. 23 демонстрирует, какими цифрами теперь мог оперировать начальник вооружений Красной армии в результате «приведения в порядок балансового имущества».

Второй реперной точкой для нас может служить война с Финляндией, которую начали готовить на исходе лета 1939 г. [768], хотя формально началась она 30 ноября, к тому же «внезапно». Табл. 25 демонстрирует, какими запасами СОВ (в основном это был иприт) располагала Красная армия по состоянию на 1 сентября 1939 г. [109]. По количеству запасов иприта видно, что наиболее опасными в 1936–1939 гг. считались два направления – дальневосточное (3530,3 т иприта на военно-химических складах в Лесном, Свободном, Сунгаче, Кнорринге, а также в Воздвиженском) и западное (549,1 т на складе в Ржанице). И эти примерно 4 тыс. т иприта (XX) составляли в 1939 г. стратегический резерв страны. А по состоянию на март 1936 г. в состав мобзапасов, числившихся по линии Комитета резервов СТО СССР и лишь хранившихся в армии, входило 3455 т иприта, а также 400 тыс. ЯД-шашек. Подчеркнем еще раз, что запасами СОВ, составлявшими стратегический резерв страны на случай возникновения большой войны, управлял не наркомат обороны СССР, а «инстанция». Однако мобилизационный резерв ОВ не исчерпывался лишь ипритом и ЯД-шашками. В 1936 г. в стратегический резерв было заложено также 50 т дифенилхлорарсина (IV) с местом хранения в I Главном управлении наркомата боеприпасов [402].

Подводя итог межвоенного периода выпуска ОВ для нужд армии и флота, подчеркнем, что к зиме 1939–1940 гг. иприта в Красной армии было столько, что на 1940 г. она уже совсем не заказывала его ни в чистом виде, ни в виде смеси с люизитом, ограничившись лишь скромным заказом 100 т люизита (XXI). А независимый от армии наркомат ВМФ заказал на 1940 г. 200 т смеси иприта с люизитом, 7 т люизита и 15 т хлорацетофенона (II).

Таким образом, в любом случае 10 тыс. т – это самое минимальное количество ОВ, которое было изготовлено в Советском Союзе в период между мировыми войнами. Точное число находится между 10 и 20 тыс. т ОВ.

Несомненно, тот стратегический резерв иприта вряд ли смог пережить Вторую мировую войну в силу своего низкого качества. То же самое относится и к химическим боеприпасам – «трудности роста» и спешка межвоенных лет неизбежно сопровождались низким качеством их изготовления. В частности, 1 января 1931 г. помощник начальника Особого отдела ОГПУ вместо новогоднего приветствия информировал наркома К. Е. Ворошилова о «делах вредительских» и, среди прочего, указал, что «вредители» дали рецепт ОВ, «заведомо обеспечивавший разложение ОВ при хранении в запасе, что и вызвало появление течи снарядов в 1929 г. и полное исключение из мобзапаса заготовленных 79 000 снарядов». А в 1931 г., уже по окончании разгрома «вредителей» [394], начальник ВОХИМУ Я. М. Фишман, обсуждая состояние военно-химического дела в СССР, писал о неудовлетворительном состоянии изготовленных химбоеприпасов: артхимснаряды, залитые свежим ипритом, при хранении дали течь и подлежали переснаряжению. Речь шла о 60 тыс. снарядов калибра 76 мм и 20 тыс. – калибра 122 мм, снаряженных ипритом в Москве (Очаково) и Чапаевске (Покровка) [70].

А между тем армия начала получать и химические авиабомбы. Скажем, на 1 января 1935 г. РККА располагала следующими запасами авиахимбомб, которые были изготовлены в 1934–1935 гг.: АХ-8 – 11 845 шт., АОХ-8 – 20 272, АОХ-10 – 51 462, АХ-25 – 13 040, АХ-200 – 8055. Химические запасы авиабомб составляли 6,3 % от общего тоннажа авиабомб страны, и течи не обошли стороной и их [469].

На март 1936 г. объем накопленных запасов химических боеприпасов был таков. Авиахимбомб было накоплено: 8–10-кг осколочно-химических – 53 тыс. шт., 25-кг ипритных – 24 тыс. шт., 200-кг химбомб – 13 тыс. шт. Артхимснарядов было накоплено: калибра 76 мм – 460 тыс. шт., калибра 107 мм – 123 тыс. шт., калибра 122 мм – 176 тыс. шт., калибра 152 мм – 68 тыс. шт. Подчеркнем, что «значительная часть» накопленных артхимснарядов требовала «переснаряжения». Именно столь определенно было написано в письме наркома К. Е. Ворошилова, направленном 11 марта 1936 г. председателю СТО СССР В. М. Молотову.

Учитывая активную подготовку Красной армии к наступательной химической войне, нельзя было полагать, что все вновь созданное химоружие оставалось на стратегических и окружных складах – большие объемы химических боеприпасов направлялись в войска на учебную практику войск, а также на исследования и опытные учения. И судьба их неизвестна.

В-третьих, особенно большие количества химоружия ценою адского труда и гигантских людских потерь были изготовлены советской индустрией в период Великой Отечественной войны, то есть в 1941–1945 гг. Если ограничиться номенклатурой только лишь тех химбоеприпасов, которые были снаряжены в годы войны СОВ кожно-нарывного действия (ипритом, люизитом и их смесями), то речь может идти о 4 573 600 единицах боеприпасов – авиахимбомбах, артхимснарядах и химминах (табл. 29). Все они были складированы в армейских арсеналах и в дальнейшем… пропали [1]. Данных о судьбе той мощной партии химоружия армия не представила обществу и поныне.

В-четвертых, Советская армия вышла из Второй мировой войны с большой добычей трофейного химоружия немецкой и других армий (см., например, [648]). И она провела в 1945–1946 гг. много работ с этим оружием. Часть из них, впрочем, перенеслась на будущие годы.

В-пятых, после войны, в 1946–1987 гг., Советская армия заказала промышленности и получила очередную партию химоружия, причем и первого, и второго поколений, в частности, много химбоеприпасов в снаряжении такими ФОВ, как зарин (XXIII), зоман (XXIV) и советский V-газ (XXV).

Обращаясь к более детальной оценке судьбы упомянутых пяти групп химоружия, нельзя не признать катастрофичности сложившегося положения. К сожалению, пути и темпы создания заказанных армией ОВ и химбоеприпасов, а также вывода из оборота негодного и избыточного химоружия приходится анализировать при полном отсутствии каких-либо официальных данных. И если даже необходимые оценки и выполнялись в самой Красной (Советской) армии, они до настоящего времени не стали предметом рассмотрения в обществе.




История по генералу С. В. Петрову
«Вопрос. Хотел бы, Станислав Вениаминович, вернуть наш разговор к запасам предвоенных и военных лет. Вы сказали, что те боеприпасы устарели не только морально, но и физически. Почему же их уничтожение будет начинаться только сейчас, а не произошло много раньше?
С. В. Петров. В те далекие годы это оружие делали так, что оно может храниться еще долго-долго с абсолютной гарантией безопасности. А вот почему раньше не начали уничтожать? Мир тогда висел на волоске, и считалось нецелесообразным расставаться с таким грозным, как бы сейчас назвали, „оружием устрашения“» [18].




Возвращаясь к официальным данным о динамике производства и уничтожения советского химоружия, еще раз отметим, что общество, возможно, никогда их (официальных данных) не получит. Особенно если учесть решимость, с которой один из последних военно-химических начальников генерал С. В. Петров изображает положение вещей, и отдаленно не похожее на реальность. Дело в том, что особых проблем с поиском количественных данных о выпуске ОВ не существует, а ориентировочные цифры очевидны. В период между мировыми войнами СССР произвел 10–20 тыс. т ОВ, иначе он не смог бы подготовиться к так и не начавшейся химической составляющей Второй мировой войны (да и зачем иметь более 200 складов для хранения ОВ и химбоеприпасов, если не иметь самих ОВ?!). Во время Отечественной войны было произведено 122,4 тыс. т ОВ [431]. А после Второй мировой войны было выпущено не менее 60 тыс. т, из которых мировому сообществу было предъявлено 40 тыс. т. Остальное было израсходовано на боевую учебу и уничтожено в конце 80-х гг., для того чтобы советские цифры не очень превышали американские.

К сожалению, бедлам в учете и хранении химоружия возник очень давно. За деталями любой желающий может заглянуть в приказ наркома обороны К. Е. Ворошилова, датированный 31 мая 1934 г., «Об учете военно-химического имущества, отпускаемого на учебную работу» [471]. В приказе бесхитростно констатировалось: «Точный учет расхода боевого и военно-химического имущества… не установлен и данных о фактическом их расходе не имеется». В переводе на русский язык эта констатация означает, что все ОВ и химические боеприпасы, которые до 1934 г. поступали с центральных и окружных складов непосредственно в войска, не регистрировались, а попросту исчезали.

Каким образом исчезали? Некоторое представление об этом могут дать имеющиеся данные в отношении Москвы и ее окрестностей, а также Саратовской обл. До 1934 г. излишки этого опасного богатства фактически закапывались (и, кроме того, затапливались в озерах, болотах и реках, а также подрывались) в больших количествах и без каких-либо правил – непосредственно в Москве (на территории военно-химического института ИХО-НИХИ на Богородском Валу и гражданского химического института НИИ-42 на шоссе Энтузиастов), в Подмосковье (на полигоне в Кузьминках и на головном химскладе в Очакове), а также на военно-химическом полигоне в Шиханах (Саратовская обл.). В остальных сотнях мест работ с химоружием по всей стране каждый военно-химический командир или начальник действовал по своему разумению [3–5]. После 1934 г. в деле хранения химоружия попытались навести хотя бы минимальный порядок. 2 апреля 1935 г. появился, наконец, приказ наркома, регулировавший «порядок учета, хранения и расходования военно-химического имущества» [494].

Таким образом, за годы советской власти через страну прошло не менее 180 тыс. т ОВ только советского изготовления, не считая трофеев мировых войн.

А в начале 90-х гг. Советская армия официально предъявила мировому сообществу лишь 40 тыс. т ОВ из числа тех, что были изготовлены после Второй мировой войны. Путь к этому числу не был простым. Поначалу в 1988 г. ЦК КПСС решил признать факт существования у СССР общих запасов ОВ в количестве 50 тыс. т [824]. Годом позже, однако, декларируемые запасы ОВ решили «сократить» до 40 тыс. т. Впрочем, и на этом дело не закончилось, и весной 1993 г. представитель армии заявил, что на территории России «сосредоточено более 40 тыс. т только ОВ» («Независимая газета», Москва, 24 марта 1993 г.). Остается добавить, что на парламентских слушаниях по химоружию в Государственной Думе 24 марта 1994 г. генерал Ю. В. Тарасевич, чтобы не связывать себя с неправдой, ограничился констатацией, что «у нас заявлено 40 тысяч т» ОВ [825].

В табл. 37 приведены данные о заявленных запасах советских ОВ. Тех, что хранятся на предъявленных мировому сообществу семи складах химоружия – в местах будущих работ по его уничтожению.



Табл. 37. Запасы отравляющих веществ на складах России (по состоянию на конец 2002 г.)

Обозначения: П – это Речица-Почеп (Брянская обл.), М – Мирный-Марадыковский (Кировская обл.), Л – Леонидовка (Пензенская обл.), Щ – Плановый-Щучье (Курганская обл.), Киз. – Кизнер (Удмуртия), Кам. – Камбарка (Удмуртия), Г – Горный (Саратовская обл.).



Что касается остальных объемов ОВ, выпущенных в России-СССР в 1916–1987 гг., то о них наша армия умалчивает. Она умалчивает даже о тех 10 тыс. т ОВ, что были изъяты из советских заявлений после 1990 г. и частично втайне уничтожены. Таким образом, недостача чрезвычайно больших количеств ОВ и снаряженных ими химических боеприпасов очевидна.

Переходя от количеств советских ОВ к их качеству, отметим следующее.

По линии новых ОВ достижения были не самые впечатляющие. Известно, что за период между мировыми войнами в СССР, несмотря на серьезнейшие усилия и гигантские затраты, не было создано ни одного принципиально нового ОВ, которое было бы пригодно для ведения наступательной химической войны. Итог этих усилий вполне определенно подвел в 1940 г. предвоенный начальник ХИМУ РККА П. Г. Мельников: «На вооружении Красной армии имеются ОВ: иприт, люизит, фосген, дифосген, синильная кислота, адамсит, дифенилхлорарсин, хлорацетофенон. Все эти ОВ известны с 1914–1918 гг… нет четкой целеустремленности (не синтезировано ни одного нового ОВ, заслуживающего внимания), в исследовательской работе по химическому вооружению не участвуют видные ученые Союза» [73]. Впрочем, иного трудно было ожидать – такова была цена того, что младохимики Я. М. Фишмана «освободили» военно-химическое дело Страны Советов от «ненадежных» кадров прошлых лет.

В середине XX века прорыв в создании смертельного химоружия второго поколения был достигнут химиками Германии (зарин и зоман), а также Англии и Швеции (V-газы). Чтобы мысль о советской неспособности быть впереди даже при фундаментальных усилиях стала очевидной, приведем несколько примеров.

Зарин был открыт в 1939 г. в Германии, и установка по его выпуску начала действовать еще в 1944 г. Завод по промышленному выпуску зарина в США вступил в строй в 1952 г. на армейском арсенале Роки-Маунтин (Денвер, штат Колорадо) [7]. В Советском Союзе промышленное производство зарина было налажено в Сталинграде (Волгограде) лишь в 1959 г. [158, 726], и это несмотря на захват в 1945 г. всей немецкой зариновой техники в целости и сохранности [428].

Зоман был открыт в 1944 г. в Германии, и к концу войны там было уже наработано 20 т этого ФОВ. США решили по экономическим соображениям не иметь зоман в своем арсенале (при наличии V-газа). А вот советский ВХК счел необходимым иметь у себя все. Однако промышленный выпуск советского зомана, несмотря на гигантские усилия (и захваченные в Германии трофеи [428]), был налажен в Волгограде лишь после 1967 г. [799]. В США об этом не знали.

Первое ФОВ класса V-газов (фосфорилтиохолинов) было получено в Англии в 1952 г. Промышленное производство VX, отобранного из большой серии этих ФОВ, было налажено в США на военном заводе в Нью-Порте (штат Индиана) в 1961 г. [7] и в 1969 г. прекращено [36]. Советский V-газ был впервые получен в 1957 г. [158], однако его промышленный выпуск был налажен лишь в 1972 г. в Новочебоксарске. В США об этом не знали.

А потом настало время «застоя», когда химики десятков государств по обе стороны от линии раздела «холодной войны» перебрали десятки тысяч веществ в поисках смертельных ОВ, более токсичных и эффективных, чем V-газы [8]. В США, например, в те годы в рамках программы IVA (Intermedial Volativity Agent) исследователи проверили на токсичность множество веществ – кандидатов на роль новых ОВ и, в частности, перебрали все возможные фосфорорганические вещества. Об этом автору настоящей книги рассказывал 23 июня 1993 г. в Бостоне в Гарвардском университете американский проф. М. Месселсон (M. Messelson) в присутствии патриарха фосфорорганической химии F. N. Westheimer. Как ни странно, но именно в этом сплошном потоке химических веществ они промахнулись и прошли мимо вещества, которое оказалось принципиально новым ОВ, – советским ОВ третьего поколения.

Советский ВХК мимо того вещества на этот раз не проскочил и, таким образом, через много десятилетий достиг своей цели – быть впереди планеты всей не только по объемам производств ОВ и химических боеприпасов, но и по номенклатуре ОВ. Произошло это лишь к концу XX столетия. Именно в этот исторический период в Советском Союзе было создано и испытано химоружие третьего поколения, которое многие годы разрабатывалось по очень затратной программе «Фолиант» [1, 22]. Это был так называемый «Новичок», который в силу неизвестности специалистам Запада не попал в запретительные списки Конвенции о запрещении химоружия 1993 г. [57]. И это был единственный за 70 с лишним лет химического вооружения страны вид ОВ, который был на самом деле создан в Советском Союзе, а не списан или украден на Западе.

Впрочем, как водится, и в данном случае в очередной раз неумолимо сработал закон Паркинсона: результат был получен слишком поздно, когда начала разрушаться сама система, которая множество десятилетий его (результат) готовила. Однако это не помешало разведкам многих стран долгие годы гоняться за секретами советского химоружия третьего поколения, кое они проворонили [53]. А ФСБ – гоняться за своими гражданами и, как водится, хватать невиновных.

8.2. Боеприпасы. Советское – значит отличное

Переход от химической отравы к средствам ее транспортировки в стан врагов Страны Советов удобно начать с обобщения. В табл. 39 приведен типаж химических боеприпасов в том виде, в каком он был предъявлен мировому сообществу (но не гражданам России). При этом данные химического генерала С. В. Петрова [821] исправлены в соответствии с проектными материалами [760–762]. Подчеркнем, что в табл. 38 специально указаны те немногие типы боеприпасов, что были показаны Западу первоначально (в 1987 г. в Шиханах [826]).



Табл. 38. Типы химических боеприпасов, которые имелись у Советской армии к 1987 г. (отмечены 16 типов из числа тех 19, что были продемонстрированы в Шиханах в 1987 г.)











Обозначения: К – это Кизнер (Удмуртия), Л – Леонидовка (Пензенская обл.), М – Марадыковский (Кировская обл.), П – Почеп (Брянская обл), Щ – Щучье (Курганская обл.).



После знакомства с табл. 39 становится понятно, с чем им (советским энтузиастам химической войны) пришлось начать нежеланное расставание в конце XX века. Не будет лишним, однако, иметь в виду, что было разработано много других химических боеприпасов, не вошедших в табл. 39. Часть из них и поныне неизвестна нашему обществу. Как неизвестно нашему обществу и то, что к отражению вражеского химического нападения (реального или мифического) наши энтузиасты химической войны готовились не так истово, как к нападению на неочевидных врагов.

А для того, чтобы был ясен достигнутый в Советском Союзе уровень военно-химических возможностей в сравнении с тем, чем располагал наиболее «вероятный противник», в табл. 39 приведены данные о химических боеприпасах армии США по состоянию на конец 80-х гг. [724].



Табл. 39. Химические боеприпасы армии США в снаряжении смертельными отравляющими веществами



На этом фоне высшей формой бесстыдства выглядит заявление в 1990 г. генерала С. В. Петрова, что якобы «на паритет с американцами мы вышли к середине восьмидесятых» [18]. Повторяем – то был не паритет, а безусловное, абсолютное военно-химическое превосходство СССР над США и тем более над другими странами и по запасам ОВ, и тем более по количеству и номенклатуре готовых к бою химических боеприпасов [53]. Достаточно лишь сравнить советские (табл. 38 и 39) и американские (табл. 40) данные.



Разумеется, информация ни обо всех этих химических боеприпасах, ни о новых перспективных ОВ, ни о многочисленных складах хранения, где оказались несметные количества советского химоружия, в сколь-нибудь серьезной степени не стали достоянием активных разведок Запада [34, 36, 53]. Безусловное советское лидерство в масштабах подготовки к наступательной химической войне они (разведки Запада) проспали – таким вот стал необъявленный асимметричный ответ Страны Советов на прекращение США в 1969 г. выпуска обычного химоружия смертельного типа [36] и долгое обсуждение возможности применения химоружия бинарного [765].

Подчеркнем, что на Западе даже приблизительно не знали, каковы размеры запасов советского химоружия, а также какой процент боеприпасов был заполнен ОВ (предполагали от 5 % до 35 %) [36]. И на Западе с какого-то момента начали это понимать. Приведем для примера пару фактов. Известно, что официальные лица Запада очень разволновались, когда в 1970 г. в прессу проникло сообщение о существовании на вооружении Советской армии какого-то новейшего ОВ марки VR55, которое по своим характеристикам будто бы походило или превосходило американский VX [36]. На самом деле речь шла всего лишь о рецептуре только что освоенного в советском производстве вязкого зомана ВР-55, однако на Западе об этом не знали и так и не узнали. Об этом можно судить по зомановой провокации химического генерала А. Д. Кунцевича (1934–2002), исполненной в январе 1993 г. в Верховном Совете РСФСР, причем уже после подписания Россией Конвенции об уничтожении химоружия [57].

А особенно сильно разволновались на Западе после появления на информационном рынке в 1978 г. известия, что управляемые химическим генералом В. К. Пикаловым советские химические войска будто бы имели численность около 80 000 человек [36]. Мы не знаем, такова была их численность на самом деле или же нет, однако совершенно очевиден тот факт, что войска этого генерала собирались нападать с помощью химоружия на армии и на население Запада, а вовсе не обеспечивать химическую (а также радиационную и биологическую) защиту населения своей собственной страны. Подчеркнем, что особенно внушительно та химическая армия В. К. Пикалова смотрелась на фоне войск РХБ-защиты Запада: в армии США для обеспечения таких защитных функций хватило примерно 9000 человек, в армии ФРГ – менее 5000, а в Англии для решения защитных задач от РХБ-оружия в армии вообще обошлись без специального персонала пикаловского типа [34]. Кстати, и в новом тысячелетии армия России не так уж и скрывает от прессы существование в ее рядах множества бригад войск РХБЗ: Саратовская обл. (Шиханы) – 1-я отдельная бригада; Курская обл. – 27-я отдельная бригада; Ивановская обл. (Кинешма) – 3-я отдельная бригада; Екатеринбург – 29-я отдельная бригада; Вологодская обл. – 41-я отдельная бригада; Волгоградская обл. (Фролово) – 21-я отдельная бригада РХБЗ; Алтайский край (Поспелиха) – 11-я отдельная бригада; Хабаровский край (Галкино) – 16-я отдельная бригада.

В отношении советских запасов химоружия разведки Запада и всякого рода «профессионалы» занимались исключительно гаданием на кофейной гуще – и в эпоху химического противостояния [36], и в эпоху подготовки к химическому разоружению [34]. Заметим также, что высказанное в 1980 г. авторитетными англо-американскими профессорами (M. Messelson и J. P. Robinson) соображение, что Советский Союз в 1971 г. (то есть через два года после прекращения производства химоружия в США [36]) будто бы прекратил пополнение своего химического арсенала, было обыкновенным вымыслом. Столь же смешным выглядит вытащенное «Красной звездой» [827] из архива заявление стокгольмского института мира (СИПРИ), относящееся к 1971 г.: «Русские никогда не были инициаторами создания химического оружия или сторонниками гонки химического вооружения. Советский Союз… никогда не проявлял стремления к ведению наступательной химической войны… советские интересы сосредоточивались главным образом на мерах по обеспечению обороны».

Оставляя «профессионалов» Запада наедине с их гаданиями, подчеркнем, что на самом деле очередной этап советского химического вооружения начался в 1972 г., причем в виде масштабнейшего производства химических боеприпасов на основе советского V-газа, и завершился он не только многолетними испытаниями многочисленных боеприпасов с этим ОВ, но и предъявлением мировому сообществу на рубеже веков оставшейся гигантской партии химических боеприпасов многих типов в наполнении более чем 15 тыс. т этого ОВ. А параллельно в Волгограде происходил выпуск зомана.

Советский генералитет много лет скрывал от общества полный перечень типов имевшихся в стране химических боеприпасов. Незначительная часть того типажа была предъявлена мировому сообществу – дипломатам, разведчикам, журналистам – в октябре 1987 г. на военно-химическом полигоне в Шиханах [14, 826]. То был большой обман. Многочисленным гостям с Запада была продемонстрирована лишь ничтожная часть типажа советского химоружия. Как следствие, вопросов у гостей было больше, чем у хозяев было заготовлено пристойных ответов.

Вскоре все же пришлось сказать правду хотя бы американцам – этого требовал подписанный в 1989 г. Вайомингский меморандум [828]. А с собственными гражданами у властей не заладилось, несмотря на подписание в 1993 г. Конвенции о запрещении химоружия [57] и ее ратификацию в 1997 г. [58]. И они (граждане России) так бы и оставались в неведении, если б летом 2000 г. генерал С. В. Петров не был освобожден от хлопотных руководящих функций в химических войсках и не был отправлен на покой. После чего перечень реально покоящихся на складах советских химических боеприпасов был сброшен в газету [821]. Даже с ошибками.

Итак, как следует из табл. 38 и 39, химическое наследство получила Россия солидное – и по количеству предъявленных ОВ, и по типажу химических боеприпасов. Зрелище не для слабонервных. Не будет лишним подчеркнуть, что при визитах советских военных в США в рамках первого этапа советско-американского Вайомингского меморандума [828] они увидели все хранившиеся на континентальных складах типы химических боеприпасов США и даже больше. Расхождения если и случались, то лишь в обозначениях. При комментарии советских данных ограничимся, однако, только беглым просмотром множества типов химбоеприпасов второй половины XX века, с которыми армия пришла к 1987 г., когда производство химоружия в Советском Союзе было остановлено [11].

Разумеется, традиционно, на складах Главного ракетно-артиллерийского управления Советской армии (ГРАУ) было накоплено много типов химических снарядов, предназначавшихся для ствольной и реактивной артиллерии.

Новые химические снаряды для ствольной артиллерии разрабатывались в послевоенные годы параллельно с развитием самих артиллерийских систем. Так, появились гаубичные 122-мм снаряды для гаубиц М-30 и Д-30, самоходных гаубиц «Гвоздика», а также 152-мм снаряды для гаубиц Д-1 и «Мста-Б», гаубиц-пушек МЛ-20, пушек-гаубиц Д-20, самоходных гаубиц «Акация» и «Мста-С». Пушечные 152-мм снаряды предназначались для буксируемых пушек «Гиацинт-Б» и самоходных «Гиацинт-С».

Производство снарядов в наполнении СОВ в послевоенные годы особого развития не получило, однако ВХК старался «держать порох сухим». Во всяком случае, постановлением ЦК КПСС и СМ СССР от 18 июня 1959 г. химзаводу № 102 в Чапаевске в очередной раз было велено держать в мобилизационной готовности цех по наполнению люизитом артхимснарядов калибра 122 мм и 152 мм [434]. И поныне на артиллерийском химическом складе в Кизнере (Удмуртия) имеются небольшие партии этих снарядов в наполнении вязким люизитом (XXI).

Основное внимание после Отечественной войны уделялось разработке и производству артиллерийских снарядов в снаряжении ФОВ. Объемы выпуска определялись, однако, тактическими задачами.

Химические снаряды для ствольной артиллерии калибра 85 мм заполняли только зарином (в одном снаряде – 0,44 кг ОВ). В 1959–1960 гг. на заводе № 91 в Волгограде было снаряжено 12 900 снарядов АХС-85 [756]. Однако в 1961 г. они были сняты с вооружения, так что оставшиеся на артиллерийских складах в Плановом-Щучьем (Курганская обл.) и в Кизнере незначительные партии этих снарядов – это раритеты, оставшиеся от далекого прошлого.

Снаряды калибра 122 мм заполняли и зарином (XXIII), и зоманом (XXIV). В 1959–1960 гг. на заводе в Волгограде были снаряжены зарином первые 120 тыс. снарядов АХС-122 [756]. Потом прошли многочисленные модернизации химических снарядов вслед за улучшением самих пушек и гаубиц. В снаряды калибра 122 мм заливали или 1,9 кг, или 1,325 кг зарина. В массовых количествах на современных складах в Кизнере и Щучьем (Плановом) остались лишь два типа снарядов с 1,325 кг зарина, тогда как 4 типа снарядов с 1,9 кг зарина имеются в малых количествах. Хранятся и два типа снарядов с зоманом, причем лишь снаряды 3НС8 – в значительных количествах.

Снаряды ствольной артиллерии калибра 130 мм заполняли зарином, а также советским V-газом (XXV), и на складах имеется по 3 типа и тех, и других.

Снаряды калибра 152 мм заполняли зарином или зоманом [119]. Два типа снарядов с зарином имеются на современных складах в больших количествах.

Немало разных химических боеприпасов получили в послевоенные годы и реактивные системы залпового огня (РСЗО) – «катюши» и их наследники. Химические головные части реактивных снарядов для РСЗО БМ-21 («Град», калибр – 122 мм) заполнялись всеми ФОВ – зарином, зоманом или V-газом. Головные части снарядов калибра 140 мм (полевые РСЗО БМ-14, БМ-14-17 и РПУ-14, а также морские WM-18) заполнялись зарином, калибра 220 мм (РСЗО «Ураган») – зоманом, а калибра 240 мм (РСЗО БМ-24 и БМ-24Т) – зарином [766].

Армия держалась за изначальные «Катюши» довольно долго. Во всяком случае, постановлением ЦК КПСС и СМ СССР от 4 сентября 1954 г. [433] на заводе № 148 в Дзержинске (Нижегородская обл.) было решено создать мобилизационные мощности для снаряжения синильной кислотой химических реактивных снарядов МХ-13 и МХ-31. Чернореченскому заводу в Дзержинске были установлены задания по созданию мощностей по снаряжению НОВ снарядов МХ-13. И химзаводу № 102 в Чапаевске были даны задания развивать мощности по снаряжению МХ-13. Тот «исторический консерватизм» прошел довольно скоро – впереди были и новые реактивные системы, и новые виды ОВ.

Полевая РСЗО БМ-14 (калибр – 140 мм) создавалась в развитие немецкого турбореактивного снаряда и предназначалась для оснащения общевойсковых соединений сухопутных войск. На вооружение она была принята в 1952 г. вместе со снарядом М-14ОФ. Один залп – 14 снарядов. Химический реактивный снаряд М-14 (длина – 105 см, общий вес – 39,6 кг) был принят на вооружение в 1955 г. и имел, как и фугасный, дальность от 1 до 9,8 км. В один снаряд помещали 2,14 кг зарина [766]. Изготовитель зарина и снарядов в сборе – завод № 91. Так, в 1959–1960 гг. там было снаряжено 5 тыс. снарядов МС-14 зарином первой промышленной партии [756]. В дальнейшем снаряд МС-14 занял прочное место в номенклатуре и его выпуск активно продолжался. В частности, на 1968 г. было запланировано выпустить 10 тыс. шт. [117]. Ныне от тех лет на складе в Кизнере осталась большая партия снарядов с зарином типа 8С31 (2,14 кг ОВ) и 320 тех же снарядов в Щучьем. Они ждут своего естественного конца.

Дивизионная РСЗО «Град» калибра 122 мм с самоходной установкой БМ-21 начала создаваться на основании постановления ЦК КПСС и СМ СССР от 30 мая 1960 г. Уже в 1961 г. НИИ-147 (ныне «Сплав», Тула) начал разрабатывать к нему реактивный осколочно-химический снаряд 9М23 «Лейка» в снаряжении зарином (3,11 кг ОВ) и V-газом (2,83 кг), который имел те же весо-габаритные характеристики, что и фугасный снаряд 9М22. Дальность стрельбы – 5–20 км. Помимо ударного взрывателя был разработан и радиолокационный, который обеспечивал подрыв снаряда на высоте 1,6–30 м, что увеличивало зону поражения и осколками, и ОВ. Химический снаряд МС-21 имеет в 1,5 раза большую площадь поражения, чем МС-14. На вооружении система «Град» оказалась в 1963 г. Именно она в 1969 г. проявила себя при тушении советско-китайского конфликта вокруг амурского острова Даманский (тогда удалось обойтись без химических снарядов – хватило фугасных) [766].

Наполнение снарядов ФОВ происходило на заводе № 91. Первые тонны V-газа, выпущенного на опытной установке этого завода по постановлению ЦК КПСС и СМ СССР от 31 декабря 1966 г. [448], залили в реактивные снаряды МС-21 в 1967 г. – для испытаний. В 1968 г. планировалось произвести 8 тыс. этих снарядов [117]. А в 1969 г. постановлением ЦК КПСС и СМ СССР заводу было предписано изготовить 5 тыс. реактивных снарядов МС-21М в наполнении зарином и зоманом [119]. От тех времен на складе в Кизнере остались небольшие запасы 122-мм реактивных снарядов с зарином типа 9М23М. Остальные снаряды для БМ-21, хранящиеся в больших количествах в Кизнере и Щучьем, относятся к более поздней разработке: снаряд 9Н56 содержит 2,845 кг советского V-газа, 9Н57 – 3,035 кг зарина, 9Н58 – 3,075 кг зомана.

Корпусная РСЗО БМ-24 (калибр – 240 мм) начала разрабатываться вскоре после войны не в порядке наследования снарядов М-13 и М-31 для «катюши», а на новой основе – с учетом немецкого опыта создания турбореактивных снарядов. Управились быстро. Постановление ЦК КПСС и СМ СССР о принятии новой системы БМ-24 на вооружение появилось 22 марта 1951 г. [113]. В систему вошли сама боевая машина БМ-24 и турбореактивные снаряды – фугасный М-24Ф (вес боевой части 60,8 кг) и химический МС-24 (длина – 124 см, общий вес – 109 кг, вес зарина в головной части 3XI – 19 кг). Дальность стрельбы – 6,5 км, залп – 12 снарядов. Один залп БМ-24 химическими снарядами мог уничтожить противника на площади в несколько га. Первая партия реактивных химических снарядов МС-24 была произведена в 1959 г. Изготовителем ОВ (зарина) и снарядов в сборе был завод № 91. В 1962 г. на вооружение были приняты снаряды с увеличенной дальностью – фугасный МД-24Ф (дальность 10,6 км) и химический МС-24УД (дальность 16 км) [766]. Ныне на складе в Кизнере осталась большая партия химических реактивных снарядов 3НС1, в каждом – 8 кг зарина.

Дальнобойная РСЗО «Ураган» (калибр – 220 мм) начала создаваться в 1969 г. на Пермском орудийном заводе (заводе № 172), а в 1975 г. – поставлена на вооружение. Для всех типов реактивных снарядов, в том числе химических, первоначально был предусмотрен одинаковый вес боевой части – 80 кг, потом он был увеличен. Одна боевая установка способна запустить 16 ракет (длина – 4,832 м, вес ракеты – 280,4 кг, вес головной части – 99 кг), а после перезарядки с использованием транспортно-заряжающей установки – еще 16 [766]. Поскольку эта установка способна стрелять на десятки км, она очень приглянулась энтузиастам химической войны как средство заражения территорий с использованием зомана. Из разработанных реактивных химических снарядов для «Урагана» на складах в Кизнере и Щучьем имеется лишь один тип – головная часть 9Н519 в снаряжении зоманом (в одной ракете – 20 кг зомана). Изготовитель ОВ – химзавод № 91.

В послевоенные годы много приобретений появилось у авиации. ВАПы и авиахимбомбы, поступавшие в ее распоряжение, очень сильно отличались от того, что было создано в предвоенные годы, – с точки зрения не только появления ФОВ, но и уровня технического совершенства. Изменялись и самолеты. Тяжелый поршневой бомбардировщик Ту-4 принимал на борт в различных комбинациях авиахимбомбы типоразмерного ряда 1946 г. – ХАБ-250-15 °C и ХАБ-500-28 °C – в снаряжении иприт-люизитной смесью. Сверхзвуковой фронтовой истребитель МиГ-19 мог нести две 250-кг авиахимбомбы, МиГ-21 – две 500-кг.

Первые химические авиационные бомбы калибра 250 кг в снаряжении зарином начали выпускаться на заводе в Волгограде еще в 1959 г. [756]. Тогда же планировали выпуск аналогичных бомб калибра 100 кг. С середины 60-х гг. на этом заводе начался выпуск бомб с зоманом. А с пуском в 1972 г. поточных линий снаряжения на заводе «Химпром» в Новочебоксарске началось серийное производство авиабомб в снаряжении V-газом трех калибров – 150, 250 и 500 кг.

Не все авиабомбы выдержали проверку временем, однако к концу XX века на складах сохранились большие запасы массовых бомб с ФОВ 6 типов – один тип с зарином (в каждой 47,8 кг ФОВ), два типа с вязким зоманом (в каждой 44,1 кг или 92 кг ФОВ) и три типа с V-газом (в каждой 35,8 кг, 91,42 кг или 177,2 кг ФОВ).

Помимо этого, авиация располагала тремя типами кассетных химических авиабомб [760, 762]. Один тип авиабомб – в наполнении зоманом (в каждой бомбе 12 элементов, всего в бомбе 5,76 кг ФОВ). Два других типа кассетных бомб – с советским V-газом (в каждой всего или 2,16 кг, или 23,7 кг ФОВ).

Массовых выливных авиационных приборов с ФОВ на нынешних складах химоружия имеется два типа – с вязким зоманом (в каждом 248,5 кг ФОВ) и с советским V-газом (в каждом 247,9 кг ФОВ). Калибр – 500 кг.

Такое мощное оружие, как тактические и оперативно-тактические ракеты с химическими головными частями в наполнении ФОВ, появилось в послевоенные годы на вооружении сухопутных войск. Известны разработки химических головных частей для ракет многих типов.

Начнем с тактических ракет. Химическая боеголовка 9Н18Г калибра 540 мм в наполнении V-газом была разработана по постановлению ЦК КПСС и СМ СССР 1961 г. о создании модернизированной многоцелевой тактической ракеты «Луна-М» (комплекс 9К52, FROG-7B) класса «земля – земля» [758]. Документ определил три варианта боеголовок баллистической неуправляемой ракеты «Луна-М» – ядерную, химическую, фугасную. Все варианты твердотопливной ракеты «Луна-М» имели одинаковый пороховой двигатель. Разработчиком ракеты был назначен Московский институт теплотехники. Ракета 9М21Г с химической боевой частью 9Н18Г начала поступать в войска с 1965 г. [766]. Исполнителями работ по снаряжению химической головной части были институт ГСНИИ-403 и химический завод № 91. Вес боеголовки – 436 кг, количество V-газа в боеголовке – 214,5 кг. Пусковой установкой для ракет стал восьмиколесный транспортер ЗИЛ-135. Была предусмотрена и возможность перезарядки. Дальность стрельбы ракеты – от 12 до 68 км. Ракета «Луна-М» производилась в 1965–1972 гг. Она придавалась соединениям сухопутных войск на уровне дивизий и размещалась не только по всему СССР, но и в Чехословакии, ГДР и некоторых других странах. Впервые ракета была показана на военном параде в Москве 7 ноября 1967 г.

Фронтовая крылатая ракета (самолет-снаряд) наземного базирования С-5Т с боевой частью «Туман-1» в наполнении зоманом и V-газом разрабатывалась по постановлению ЦК КПСС и СМ СССР от 19 февраля 1962 г. [114, 766]. Обычная боевая часть ТК-11 и химическая в С-5Т были взаимозаменяемыми. Пусковая установка монтировалась на шасси четырехосного плавающего тягача ЗИЛ-135. Первый пуск ракеты С-5Т состоялся 9 октября 1964 г., то есть незадолго до ухода в политическое небытие ее энтузиаста Н. С. Хрущева. Ожидалось, что одна ракета может заразить V-газом не менее 300 га с концентрацией 0,03 г/м². Разработчиком химической боевой части ракеты был определен ГСНИИ-403 [766].

Оперативно-тактические твердотопливные ракеты «Темп» и «Темп-С» были разработаны в двух вариантах – с химической боевой частью (9М71) и с фугасной (9М72) [766]. Химическая боевая часть была запланирована в соответствии с постановлениями ЦК КПСС и СМ СССР от 19 февраля 1962 г. [114] и от 8 мая 1963 г. [829]. Ракета «Темп-С», имевшая в своем арсенале химическую боеголовку «Туман-2», была поставлена на вооружение в 1965 г. Ее изготовителем был определен Воткинский машиностроительный завод (Удмуртия) [766, 829].

Впрочем, до конца 80-х гг. дожили не все «химизированные» ракеты сухопутных войск. Приведем примеры трех ракет, чьи химические боеголовки стали в Советском Союзе массовой продукцией.

Самый крупный калибр – у химических боеголовок в наполнении вязким V-газом (тип – 8Ф44Г1, калибр – 880 мм). Они были предназначены для оснащения мобильной оперативно-тактической баллистической ракеты Р-17 класса «земля – земля» (8К14, SCUD-B, SS-1c), созданной в соответствии с апрельским постановлением СМ СССР 1958 г. Дальность – до 300 км. Горючее – высокотоксичный гептил (несимметричный диметилгидразин). Изготовитель ракет – Воткинский завод (1965–1972 гг.), создатель самоходных пусковых установок – Петропавловский завод тяжелого машиностроения. Ракета была принята на вооружение в 1962 г. с тремя вариантами боеголовок – фугасной, химической, ядерной. Химическая боеголовка 8Ф44Г («Туман-3») [830] была испытана в 1963–1964 гг. [766]. Вес боеголовки – 989 кг, количество советского V-газа в ней – 550 кг. Ракета Р-17 придавалась соединениям сухопутных войск на уровне армий и фронтов и размещалась по всей территории Советского Союза и социалистических стран. Впервые она была показана на военном параде в Москве 7 ноября 1965 г. Вестимо, без упоминания о «химических» возможностях.

Еще двумя химическими боеголовками (9Н123Г и 9Н123Г2-1) оснащались мобильные твердотопливные ракеты «Точка» (9К79, SS-21) и «Точка-У» (9К791) класса «земля – земля». Разработчик – Коломенское КБ машиностроения. Калибр – 650 мм. «Точка» разрабатывалась в 70-х, «Точка-У» – в 80-х гг., а на вооружение поставлены соответственно в 1976-м и 1989 гг. взамен ракет «Луна-М» [766]. Впервые эту ракету показали на параде 9 мая 1985 г. Изготовитель – Воткинский завод. Пусковая установка – шестиколесный вездеход-амфибия ЗИЛ-375. Предусматривалась возможность перезарядки. Варианты боеголовок – фугасная, химическая кассетная (в кассете 9Н123 65 суббоеприпасов), ядерная. Количество ФОВ в боеголовке – 60 кг советского V-газа (9Н123Г) или 50,5 кг зомана (9Н123Г2-1). Изготовитель V-газа и всех боеголовок в сборе – «Химпром» (Новочебоксарск). Изготовитель зомана – завод № 91. Ракета «Точка» управляема на всей траектории, а на конечном ее участке происходит доворот ракеты и вертикальное пикирование в цель. Дальность полета – от 20 до 120 км. Ракеты придавались соединениям сухопутных войск на уровне дивизий, в дальнейшем они были сведены в ракетные дивизионы (бригады) армейского подчинения [766]. В советских войсках, нацеленных на противостояние блоку НАТО, ракеты «Точка» размещались в Чехословакии и ГДР взамен ракет «Луна-М».

В настоящее время четыре типа боевых частей к этим трем ракетам ждут своего естественного конца на артиллерийском химическом складе в Щучьем.

В заключение рассмотрим химбоеприпасы, которые были созданы в послевоенные годы для оснащения ядерной стратегической триады. Имеется в виду применение больших емкостей с V-газом и зоманом для использования их в виде боеприпасов межконтинентальных баллистических ракет, стратегических бомбардировщиков, а также межконтинентальных морских ракет. Подчеркнем, что в данном случае речь идет уже не о емкостях на 200–250 кг, а о емкостях на 400–600 кг и о самых крупных емкостях на 2000 кг ОВ.

Стратегические бомбардировщики, которыми оснащена дальняя авиация, заполучили в свое распоряжение два типа крылатых ракет, чьи боевые части могли быть заполнены 432 кг (БЧК-5) или 572 кг (БЧ-22ВС) V-газа. Речь идет о бомбардировщиках Ту-22М и крылатых ракетах Х-22 (AS-4 Kitchen). Старт работ над крылатой ракетой Х-22 дало постановление ЦК КПСС и СМ СССР от 17 июня 1958 г. Ракеты создавались в двух вариантах – и против точечных целей, и для более близкой «химикам» стрельбы по площадям. Рассматривалось три типа зарядов – фугасный, ядерный и химический. Дальность стрельбы по площадям зависит от скорости и высоты самолета-носителя и может составить 400–550 км, вес головной (боевой) части – 1000 кг. Длина ракеты Х-22 – 12 м, максимальный диаметр – 0,84 м, крыло стреловидное, размах крыла – 3,0 м. Крылатые ракеты предназначались для ударов по наземным целям без захода в зону поражения сил ПВО противника. Изготовитель – ОКБ «Радуга». Во второй половине 70-х гг. ракетами Х-22 стали оснащать сверхзвуковые самолеты Ту-22М2 и Ту-22М3, способные нести по три ракеты. Модификации ракет Х-22, предназначенных для стрельбы по площадям, принимались на вооружение в 1971–1976 гг. [766].

В 1975 г. для них была изготовлена партия боевых частей типа БЧК-5. Изготовитель – завод «Химпром» в Новочебоксарске. А вот партия боевых частей БЧ-22ВС была произведена уже под занавес – в 1984–1986 гг. Ныне весь запас химических боевых частей к крылатым ракетам Х-22 хранится на химскладах в Речице-Почепе в Брянской обл. [761] и в Мирном-Марадыковском в Кировской обл. [760] в ожидании естественного конца.

На складе в Речице хранятся и два типа устройств, которые в документах именуют и как «приборы для выливания», и как «универсальные устройства для применения». В них может быть залито по 1895,6 кг или 1945 кг советского V-газа [761]. Иметь возможность залить в один бак около 2 т ФОВ и доставить его непосредственно в стан вероятного противника – это был серьезный прорыв в деле подготовки к наступательной химической войне. Исполнителями замысла могли стать все три элемента стратегической ядерной триады.

Во-первых, «устройства для применения» с 2 т ФОВ в каждом можно было использовать в качестве контейнеров, размещаемых в боевых (головных) частях в межконтинентальных баллистических ракетах, которыми вооружены ракетные войска стратегического назначения. При определении типа ракет, возможного для «химизации», необходимо иметь в виду, что еще в начале 60-х гг. для ракеты Р-12У (8К63У; SS-4 Sandal; вес головной части – 1600 кг) разрабатывалась химическая головная часть в кассетном исполнении [766]. Однако для размещения крупных боевых частей с ФОВ могли быть приспособлены межконтинентальные баллистические ракеты второго и третьего поколений – Р-36 (SS-9 Scarp; вес головной части – до 5825 кг; возможно моноблочное исполнение), МР УР-100 (SS-17 Spanker; вес головной части 2550 кг), Р-36М (SS-18, Satan; вес головной части 8800 кг; возможно моноблочное исполнение) и УР-100Н (SS-19 Stiletto; вес головной части 4350 кг; возможно моноблочное исполнение).

В частности, ракетный комплекс третьего поколения МР УР-100 (15А15) был испытан к концу 1974 г. и с четырьмя боевыми блоками, и в моноблочном варианте, а в 1975 г. – принят на вооружение. Комплекс Р-36М (15А14) был принят на вооружение в 1975 г. в нескольких вариантах, в том числе в моноблочном. И комплексы УР-100Н (15А30) тоже начали развертываться с 1977 г. в моноблочном варианте [766]. Таким образом, понятно, для каких целей были произведены в 1975–1981 гг. 113 контейнеров (баков) типа ПАС-200 °C (вес V-газа в каждом составил 1895,6 кг): с середины 70-х гг. дивизии РВСН с ракетами МР УР-100, Р-36М и УР-100Н были снабжены, помимо ядерных, также и химическими боеголовками, которые были произведены в Новочебоксарске.

Жизнь, однако, не стояла на месте. Ракетный комплекс УР-100Н УТТХ (15А35), который должен был составить основу РВСН в первые десятилетия XXI века до замены на «Тополь», встал на боевое дежурство в ноябре 1979 г. К 1982 г. имелось до 60 ракет УР-100Н УТТХ в моноблочном варианте примерно из 300 ракет этого типа. Таким образом, ясен смысл выпуска в 1982–1986 гг. в Новочебоксарске партии из 118 контейнеров типа ПАС-200 °CУ, в каждом из которых было залито по 1945 кг V-газа и которые хранятся ныне на складе в Речице-Почепе [761]. Не будем забывать, что третья линия снаряжения в цехе № 83 «Химпрома» работала в это время на полную мощность и активно производила изделия 305 (те самые цилиндрические баки с 2 т V-газа в каждом).

К 1986–1988 гг. все эти ракетные комплексы разведки мира находили в очень разных уголках советской страны: Р-36М – в Алейске (Алтайский край), Домбаровском (Оренбургская обл.), Карталы (Челябинская обл.), Ужуре (Красноярский край), Державинске (Казахстан), Жангизтобе (Казахстан), МР УР-100 – в Выползове (Тверская обл.), Костроме, УР-100Н – в Козельске (Калужская обл.), Татищеве (Саратовская обл.), Первомайске (Украина), Хмельницком (Украина) [797]. А после 1987 г. боевые части ракет («приборы для выливания»), залитые советским V-газом, были постепенно переброшены из дивизий РВСН на склад авиационного химоружия в Речице-Почепе.

Во-вторых, речь могла идти о многоцелевом универсальном устройстве для использования на стратегических бомбардировщиках. Применение могло быть двояким. Это могли быть крупные ВАПы, хотя это и мало вероятно. Более вероятным представляется использование выливного устройства цилиндрической формы (такие много лет изготавливали в Новочебоксарске и заполняли V-газом) в виде вставки в крылатые ракеты типа Х-20 (AS-3 Kangaroo). Средство доставки – бомбардировщики Ту-95К или Ту-95М, которые были единственными советскими самолетами, способными достичь США и после атаки вернуться назад. Стартовый вес ракеты – 11,6–11,8 т, из которых 2,3 т приходилось на боевую часть. Согласно проекту, пуск ракеты с самолета мог производиться на удалении 800 км от цели с высоты 9–12 км. Сама же ракета внешне напоминала самолет МиГ-19 [766].

В-третьих, многоцелевые баки с ФОВ можно было забрасывать к врагу и с атомных подводных лодок стратегического назначения. Там тоже имелись подходящие ракеты, например, морская ракета Р-39 (РСМ-52; SS-N-20; вес головной части 2550 кг) для запуска с подводных лодок проекта 941 или ракета Р-29РМ (РСМ-54; SS-N-24; вес головной части 2800 кг) для подводных лодок проекта 667БДРМ. Данных о вариантах ракет в моноблочном исполнении не имеется, однако в настоящее время все это имеет лишь исторический интерес – возможность для химического нападения у них тоже была [766]. Во всяком случае, контейнеры типа ПАС-200 °CУ в наполнении V-газом в Новочебоксарске в 1982–1986 гг. производились, и они были вполне пригодны для «морских прогулок».

В заключение полезно обобщить данные о кассетной составляющей всего этого богатства. В свое время власти страны постановлениями ЦК КПСС и СМ СССР от 2 сентября 1968 г. [118] и от 14 сентября 1970 г. [732], конечно, с подачи соответствующего НПО (речь идет о предприятии, которое с 1916 г. последовательно совершенствовалось и приобретало новые названия, начиная с Мастерских тяжелой артиллерии – «Мастяжарт», – далее завод № 67, ГСКБ-47 и, наконец, на рубеже веков – ГНПП «ФГУП Базальт»), инициировали реализацию программы создания серии химических боеприпасов кассетного типа.

В практическую плоскость проблема кассетных химических боеприпасов перешла несколько позже – в 1974 г. [440].

Если наших художников спросить, чем для них был памятен 1974 г., они в первую очередь начнут вспоминать о выставке художников-нонконформистов, безжалостно снесенной в Москве в Беляеве с помощью бульдозеров. Это случилось 15 сентября 1974 г. И правозащитникам есть что вспомнить – известную их акцию, состоявшуюся 30 октября и впоследствии выросшую в День политзаключенных в СССР. Да и выпуск В. Максимовым в конце 1974 г. в Париже первого номера журнала «Континент» тоже стал со временем достоянием общества. А молодежь тех лет шумно посылали на БАМ – начало той эпопеи приходится на 27 апреля 1974 г.

Между тем у деятелей ВХК были свои реперные точки. Для них именно в 1974 г. был сформулирован типаж кассетных химических боеприпасов для снаряжения их стойкими ФОВ – зоманом и V-газом. Причина затягивания с реализацией этой соблазнительной для армии программы была прозаична: необходим был совершенно иной уровень техники, к которому заводы МХП еще только-только приближались. К тому же поточный выпуск V-газа лишь недавно начался (1972 г.), а до пожара в Чувашии на заводе по выпуску боеприпасов с V-газом [38, 40, 49] во время тех январских разговоров 1974 г. [440] было еще целых три месяца подковерной активности.

Так вот, в 1974 г. была запланирована разработка 8 типов кассетных химических боеприпасов. Пять типов замыслили создать для авиации: контейнер для применения ОВ самолетами фронтовой авиации, ракета-контейнер с боевой частью с саморассеивающимися химическими боеприпасами для фронтовой авиации, авиационный контейнер с саморассеивающимися боеприпасами, а также два типа разовых бомбовых кассет (РБК) с саморассеивающимися боеприпасами. Три типа боеприпасов планировали для ракет «Темп-С», «SCUD» и «Точка».

Тем не менее прошло немало лет, прежде чем удалось наладить серьезное производство химбоеприпасов в кассетном исполнении. Этот технологический прорыв произошел в Чувашии на заводе «Химпром» в Новочебоксарске. Перечислим три типа кассетных авиахимбомб, выпуск которых был налажен под занавес химического вооружения (политики сказали бы «во времена перестройки») и партии которых хранятся ныне на химскладах в Леонидовке (Пензенская обл.) и в Мирном-Марадыковском (Кировская обл.). Это партия кассетных авиабомб БКФ-П в снаряжении зоманом, произведенная в 1983–1987 гг. с использованием ОВ, импортированного из Волгограда (в каждой помещено 12 кассетных элементов с зоманом, всего же в бомбе залито 5,76 кг ОВ). Это партия бомб БКФ-КС, выпущенная в 1986–1987 гг. с использованием своего V-газа (в каждой залито 2,16 кг ОВ). А еще в 1987 г. была выпущена партия разовых бомбовых кассет РБК-500, в каждой из которых имеется 54 кассетных элемента с V-газом (всего в бомбе 23,5 кг ОВ).

А боеголовок к ракетам на складе в Плановом-Щучьем имеется два типа, причем обе относятся к тактической ракете «Точка-У» (SS-21): в одной в 65 элементах залито 50,5 кг зомана, в другой в 65 элементах помещено 60 кг V-газа.

Вот с таким военно-химическим богатством Советская армия пришла к 1987 г. (табл. 39) [760–762], когда был остановлен выпуск химоружия в СССР [11, 482].

Напомним еще раз, что США (табл. 40) такое и не снилось [724].

8.3. Жизнь в стеклянном доме. А где безопасность?

Как уже упоминалось, Л. Д. Троцкий стремился к скрещиванию авиации и химии. Соответственно, в предвоенные годы и в первые послевоенные годы военная опасность для страны часто акцентировалась на таких внешних факторах, как вражеские самолеты и вражеская химия. Соответственно, параллельно развивались две системы – ПВО и система противохимической защиты (ПХЗ). И довольно часто они оказывались в центре того, что обычно принято называть советской гражданской обороной.

Строго говоря, не совсем ясно, верило ли руководство страны в опасность химического нападения со стороны империалистических держав или же просто хотело иметь в запасе неожиданный для них вид оружия, не рассчитывая на взаимность. Конечно, после принятия Женевского протокола 1925 г. о запрещении химоружия как средства войны [55] оно (руководство) не могло не принимать решений по противохимической обороне. Приведем пару примеров. Так, 14 мая 1927 г. РЗ СТО обсудило вопрос «О воздушно-химической обороне СССР» и по докладу М. Н. Тухачевского утвердило положение, по которому общее руководство воздушно-химической обороной СССР было возложено на НКВМ [69]. Не забывали и о себе. 2 сентября 1927 г. заместитель председателя СТО Я. Э. Рудзутак подписал постановление РЗ СТО «О воздушно-химической обороне Кремля». Подготовка оперативного плана была поручена РВС СССР, а для его осуществления президиумом ЦИК СССР на 1927–1928 гг. в секретном порядке была выделена сумма 1 643 582 руб., в том числе 143 536 руб. в валюте [69].

Зададимся, далее, вопросом, а готово ли было советское государство защищать своих граждан от внешней химической опасности, то есть как оно развивало системы ПХЗ и ПВО. Ведь, как известно, живя в стеклянном доме, не следует бросаться в соседей камнями. Если советский ВХК собирался на кого-то идти с химоружием наперевес, он не мог не ожидать ответной реакции. В свое время в Красной/Советской армии существовала так называемая «проверка на вшивость». То было время, когда в белье советских солдат и в самом деле можно было найти то, на что была нацелена та команда. Пожалуй, и нам самое время провести это действие, но не в прямом, а в переносном смысле – в отношении результатов активных и разорительных для страны дел на ниве наступательной химической войны. Начнем, однако, с более очевидной системы ПВО.

В отношении результатов проверки советских ПВО наше общество, строго говоря, осведомлено. Так, известно, что в марте 1941 г. в небе Москвы появился не замеченный системами ПВО военно-транспортный самолет «Юнкерс-52» очень дружественной тогда Германии. После получения положительного ответа на запрос от неожиданного самолета на посадку летчик приземлился на аэродроме на Ходынском поле. Вот так А. Гитлер проверил на вшивость систему ПВО дружественной страны, в отношении которой у него были далеко идущие недружественные планы. Знающие люди утверждают, что результатом той акции были жизни десятка советских генералов от авиации и от артиллерии. И, похоже, это было все. Так что неудивителен и результат, о котором наши граждане узнали лишь в 1990-е гг. из фильма телеведущего Д. Захарова о немецком люфтваффе («Известия», 30 января 2008 г.). Вот так мы впервые узнали (советские историки как-то были не в курсе), что после начала Великой Отечественной войны 600 немецких самолетов типа «мессершмитт» сбили к декабрю 1941 г. всю советскую авиацию, насчитывавшую порядка 28 тыс. машин. Такой вот был немецкий подарок ко дню рождения товарища Сталина. Так что побеждать в 1941 г. в битве под Москвой, о чем историки любят повествовать, нашей армии пришлось не умением, а числом, причем исключительно на земле – жизнями матушки-пехоты в виде простых необученных новобранцев. Вторично проверка ПВО состоялась в 1987 г. 28 мая 1987 г., в День пограничника, 19-летний немец по имени Матиас Руст спокойно преодолел все защитные (и безумно дорогостоящие!) линии ПВО СССР и посадил свой самолет рядышком с Красной площадью. Такая вот получилась проверка на вшивость Страны Советов, которая и фашизм победила, и основы социализма возвела. Конечно, как и в 1941 г., результат акции был предсказуем – три маршала, 9 генералов и 298 офицеров лишились своих должностей. Жизни, правда, остались при них. И даже погоны.

Оставим в стороне вопрос, сколь надежнее стала наша ПВО после той проверки Руста – пусть этим занимаются говоруны-политологи. Укажем лишь, что той весной М. С. Горбачев объявил об изменении стратегии страны и на военно-химическом пути – 10 апреля 1987 г. на митинге в Праге он объявил о прекращении производства химоружия и начале выхода из химической войны [11]. Так что теперь нам предстоит осуществить проверку на вшивость по части военной химии, то есть проверить, какова была система ПХЗ советских граждан.

Другими словами, после обзора панорамы бесспорных наступательных военно-химических достижений Советского Союза не будет лишним понять самое главное – было ли советское превосходство в запасах и возможностях химоружия над всем миром сопровождено таким же превосходством в защите здоровья граждан, а также территории своей страны? Другими словами, если бы химическая война – не приведи Господь – все же началась, с чем бы оказались перед лицом химоружия «вероятного противника» рядовые советские граждане? Как ни прискорбно это признавать, именно рядовые граждане не были бы так уж сильно защищены – ни своей страной, ни тем более своей армией.

У этой проблемы есть два аспекта. Первый относится к тому, как вообще советская власть и ее активный ВХК рассматривали проблему защиты страны от вражеского химоружия. Второй касается того, как на самом деле предполагается защищать граждан нынешней России конкретно в 7 точках страны – там, где официально объявлено наличие последних советских складов химоружия и где в XXI веке в соответствии с Парижской конвенцией 1993 г. [57] началось, наконец, реальное уничтожение химоружия.

Строго говоря, Красная/Советская армия старалась по возможности держаться подальше от ответственности за защиту населения своей страны от вражеского химического нападения. Во всяком случае, в переписке 1939 г. можно найти адресованное правительству сообщение, что «вопросами защиты гражданского населения от… химического нападения занимаются областные и районные исполнительные комитеты», причем «разработкой защитных образцов каждый Совет занимается самостоятельно» [106].

С тех пор случилось множество всяких событий. Когда-то в послевоенные годы гражданская оборона (в которой была зафиксирована основная группа задач защиты от оружия массового поражения тех лет – радиационная, химическая и биологическая защита, то есть РХБ-защита) пребывала в составе Советской армии, и ее приоритетными целями были и ПВО, и ПХЗ. Потом настало время, когда эта самая оборона находилась и в ведении МВД. В нынешней России существует отделившаяся от прежних владельцев военная империя второго сорта под названием МЧС во главе с многозвездным генералом. В целом же, что бы ни случалось в стране, наша Советская армия всегда старалась по возможности не отвечать за защиту гражданского населения своей страны от вражеского оружия массового поражения, в том числе химоружия (хотя ее наследники и располагают ныне многочисленными войсками РХБ-«защиты»).




Химические войска как средство нападения:
Документ (1928 г.):
«Химические войска (химические роты, батальоны, дивизионы и пр.) используются исключительно для целей химического нападения, химическую оборону проводят только внутри себя» [138].

Лживая «Правда» (1987 г.):
«Советские химические войска, созданные почти 70 лет назад, никогда не рассматривались как средства нападения. Первейшей их функцией была и остается защита – защита воинских контингентов и гражданского населения от оружия массового поражения» [15].




Более подробные данные о предвоенных усилиях по ПХЗ гражданского населения страны найти в архивах не так просто. В первые послевоенные годы – тоже. Однако нужды в этом, строго говоря, уже нет. Достаточно взглянуть на то, к чему реально пришли наши защитники Отечества к концу существования советской власти, например, в учебнике последнего года советской власти [831]. В нем просто бесхитростно переписано – с сокращением – содержимое армейских учебников на тему защиты самой армии от химического нападения вероятного противника. Соответственно, даже среди разговоров о защите от вражеских ОВ гражданского населения остались обычные армейские словообразования, к гражданским лицам отношения не имеющие (такие как «определение ОВ на местности, технике и вооружении»). Что касается самой защиты от ОВ обитателей жилых районов (то есть о гигиенически опасных уровнях заражения вражескими ОВ воздуха в населенных местах, а также об измерительных приборах с необходимой для их обнаружения чувствительностью), то, кроме выражений типа «опасные концентрации» и «безопасные концентрации», в том учебнике 1991 г. не содержится ничего – ни одной цифры. А если защитники граждан все-таки на самом деле собрались защитить их от вражеских ОВ? В этом случае они должны были взять один из военных приборов (ВПХР, ППХР, ГСП-11) и прокачивать через их индикаторные трубки воздух с улиц родных мирных городов. И по изменениям окраски вещества в этих самых трубках они должны были делать далеко идущие выводы. Если окраска изменится, стало быть, воздух заражен. И наоборот. На самом деле то был масштабный обман. Как будет показано ниже, к концу существования советской власти чувствительность приборов у ее армии была хуже, чем гигиенические стандарты по ОВ в воздухе населенных мест, не менее чем в 1000 раз. Другими словами, для того, чтобы искатель вражеских ОВ на улицах родных городов дождался изменения цвета в трубке самого лучшего военного прибора, на этих самых улицах концентрация ОВ должна была превысить безопасную норму в 1000 и более раз. И не раньше. А до этого специалисты по ПХЗ даже не по злой воле могли лишь петь нам песни на тему «любимый город может спать спокойно».

Разумеется, это скорбное знание могло стать достоянием гражданского общества лишь в конце XX века. А вот наш советский ВПК не мог не понять всего этого за несколько десятилетий до начала эпохи химического разоружения.

В общем, на каком-то этапе даже в советском ВХК наконец поняли, что существует и несоветский ВХК (и не один). Поэтому нам стоит по возможности более внимательно присмотреться к тому, как именно ВХК (не армия, а весь советский ВХК) собирался противостоять вражескому химическому нападению – какие именно ОВ искать в окружающей среде, как и чем их измерять, как и чем лечить своих сограждан от отравлений вражескими ОВ, а также как их (своих сограждан) защищать от вражеских ОВ. Возможность такая нашему обществу представилась в 1987 г., когда было объявлено о начале химического разоружения [11] и когда пришлось подумать о ПХЗ людей в этом процессе.

Обращаясь к конкретике поиска ОВ в окружающей среде России, начнем с прискорбной констатации, о которой уже упоминалось выше. В течение многих лет советская промышленность не имела серьезных измерительных приборов, которые бы оповещали персонал цехов химоружия (о стране еще и речи не было) об опасности отравления. Из того, что нам известно в настоящее время, нельзя не признать с сожалением, что и в этом направлении власти менее всего заботились о защите своих сограждан [437, 832–834]. Для подтверждения процитируем документ.




Из документа:
«Государственный комитет
Совета министров СССР по химии