Рэй Брэдбери

Погибнуть из-за скудоумия

Сказать, что эта идея пришла Коротышке в голову в тот момент, когда незнакомец попытался столкнуть его с моста Юнион-Бридж на железнодорожное полотно, означало бы погрешить против истины. По правде говоря, сам Коротышка его на это спровоцировал.

— Ну-ка, столкни меня вниз, — сказал он.

И в последний момент отпрянул в сторону, чтобы не мешать своей жертве.

Незнакомец дико закричал. Крик его заглушил свисток паровоза, который в это время проходил внизу.

Спустя несколько минут Коротышка уже разговаривал по телефону с одним малосимпатичным толстяком по фамилии Шэболд. Голос у Коротышки был самый радостный. А разговор велся в неизменно уважительном тоне с обеих сторон.

— Послушайте, Шэболд… Моя фамилия Маллиген, а прозвище — Коротышка. Я рассказывал вам про труп, который лежит под мостом Юнион-Бридж. Так вот, это — один из ваших телохранителей…

Шэболд был явно расстроен известием. Коротышка попытался его утешить:

— Понимаю, мистер Шэболд. За один месяц пострадали сразу трое ваших парней. Один из них случайно выстрелил в себя и до сих пор находится в больнице. Второго в пьяном виде задержали на Мэйн-стрит; у него из карманов торчали фальшивые банкноты. Как все это печально…

Шэболд мрачно выдавил из себя несколько язвительных слов, словно пухленький мальчик, у которого только что отняли мешок со сладостями:

— Так ты — тот самый фраер, который день и ночь отирается возле Центральной тюрьмы?

— Так оно и есть. Что же, до скорого, Шэболд…

Коротышка повесил трубку обратно на рычаг, где ей было спокойнее, и направил свои стопы к тюрьме, не обращая внимания на холодный зимний ветер. Следующий час он провел в тюрьме, болтая о разных пустяках с сержантом Полмборгом. Сам же все это время не спускал глаз с дороги, на которой, по его расчетам, должен был вот-вот появиться большой черный лимузин с тем самым толстяком, которому он сумел испортить настроение.

Вообще-то жизнь — штука довольно скучная. Но выдаются в ней вечера, вроде сегодняшнего, когда доводится общаться с самыми разными людьми, презирающими его за ничтожество. Вот такие дела!

Часом позже сержант Полмборг стоял перед главным входом тюрьмы.

— Добрый вечер, сержант Полмборг!

— Ты снова здесь? — удивился сержант, глядя на Коротышку сверху вниз. — Понятно… — Полицейский неторопливо, с достоинством раскурил трубку. — У тебя какие-нибудь неприятности?

— Никаких, — отвечал Коротышка.

Они помолчали.

— Год назад у тебя отобрали полицейский значок за то, что ты вел себя как последний дурак, — сказал сержант.

— Меня подставили, — отозвался Коротышка. — А значок был красивый, с золотым обрезом…

— К тому же, — с прежним спокойствием продолжал сержант, — ты лишился своего оружия, так что твоя кобура стала похожа на пустое ласточкино гнездо. И все же ты снова появляешься здесь, словно кошка, которая знает, чье мясо съела.

— Это довольно вкусно, — нашелся Коротышка.

— К нам только что доставили еще тепленького покойничка, — сказал Полмборг, кивая головой на вход в тюрьму. — Нашли бедолагу на железнодорожных путях. Один из охранников Шэболда. Ты, конечно же, ничего о нем не знаешь.

— Натурально не знаю.

— Выяснилось, что он один из боевиков, которые участвовали в нападении на банк в Детройте, когда было убито несколько человек. До сих пор о нем ничего не знали.

— Паровоз помог.

— Ты по уши в дерьме, парень, — с презрением произнес сержант. — Мне не известно пока что, ты ли насолил Шэболду. Но тот, кто это сделал, не отвертится. Шэболд не допустит. Он только месяц назад приехал в город, а уже пострадали трое из его людей…

Коротышка приготовился ответить сержанту, но в этот момент послышался рев мотора, заглушивший вой ветра, и — откуда ни возьмись — перед глазами возник большой черный лимузин. На заднем сиденье, развалившись на вельветовых подушках, в нем сидел Шэболд, будто огромная жирная свинья, водящая по сторонам осовелыми глазками.

— Ну вот… — Коротышка взглянул на часы, — как раз вовремя. — И помахал сидевшему в лимузине Шэболду.

— Послушай, ты… — взмолился сержант, — вынь палец из носа.

Автомобиль удалился с утробным урчанием. Сержант прикусил мундштук трубки.

— Хотелось бы мне раздобыть какие-нибудь сведения об этом жулике с черного рынка, об этой куче дерьма…

— У меня есть теория, — оживился Коротышка. — Шэболд богат и всегда купался в деньгах. Так почему он стал мошенником? Ответь мне, сержант. Помнишь, что сказал один старый мудрец? Каждый человек должен отвечать за свои деяния. Так и с Шэболдом. Если сможешь раздобыть о нем порочащие сведения, он в твоих руках. Послушай-ка, сержант…

Так они беседовали, стоя на холодном ветру, и ждали. Сердце у Коротышки сильно стучало. И когда снова появился рычащий черный лимузин, сержант, повинуясь какому-то внутреннему импульсу, свистнул водителю и пошел наперерез машине. Коротышка не отставал от него ни на шаг.

Лимузин заскрипел тормозами. В окне появилось лицо Шэболда, который удивленно спросил:

— Что все это значит?

В ответ сержант улыбнулся и сказал:

— Предъявите документы.

Шэболд достал свое удостоверение личности, поблескивая золотом перстней на пухлых пальцах. Сержант удовлетворенно кивнул и тут же обратился к телохранителям босса, которые располагались на переднем сиденье лимузина.

— И ваши документы, — потребовал он.

— Э… — начал один из охранников, — мы… значит… мы так торопились… что забыли захватить их с собой.

— Так, так… — промолвил сержант. — Я обязан вас задержать до завтрашнего утра. ФБР проверит, законно ли вы находитесь на данной территории. Выходите из машины.

— До завтрашнего утра? — спросил Шэболд.

Его массивное, тучное тело с трудом переваливалось на мягких подушках сиденья. Он изучал лицо сержанта, но ничего особенного в нем не обнаружил. Затем обрушил свой гнев на телохранителей:

— Безмозглые скоты!

— А вы свободны и можете ехать, — сказал сержант Полмборг толстяку в лимузине. — Вы нам не нужны. С вами все в порядке.

Шэболд пожевал толстыми красными губами и принял решение. Не говоря ни слова, он пересел на водительское место. Коротышке вдруг вспомнился огромный серого цвета заградительный аэростат, беспомощно колыхавшийся под порывами сильного ветра. Его передвижения зависели от послушного обслуживающего персонала, который постоянно находился в тени аэростата. В данный момент веревки аэростата обрезаны, отдавать приказания было бесполезно. Все зависело от ветра. И Коротышка находился рядом, зная, что делать.

Он вскочил в лимузин и уселся на переднее сиденье, рядом с Шэболдом. Коротышка с грохотом закрыл за собой дверцу и помахал сержанту на прощание рукой.

— Эй, ты! — возмутился аэростат.

— Доброй ночи, сержант. Вы знаете, с кем я был, если вдруг завтра утром меня найдут мертвым. Запомните.

Затем Коротышка повернулся к толстяку и скомандовал:

— Поехали!

Трудно сказать, кто больше был поражен случившимся. Охранники остались стоять с открытыми ртами. Кто-то выругался. Мотор взвыл, и машина с гудением скрылась в лабиринте улиц, продуваемых злыми зимними ветрами.

Коротышка поудобнее устроился на сиденье, ерзая на нем задом и посмеиваясь.

— Не торопитесь. Нам предстоит беседовать целую ночь. Насчет того, как вам половчее убить меня, а мне — вас.

Машина замедлила ход.

— Ладно, что вы предлагаете?

— Ничего. В этом местечке, где мы сейчас находимся, нам с вами можно безопасно провести ночь. Вы же, вероятно, полагаете, что попали в пасть льва. Все видели, толстячок, как вы увезли меня куда-то в ночь. Это было частью моего грандиозного плана. Вы и пальцем не осмелитесь меня тронуть сегодня, да и завтра тоже.

Дорога шелестела под колесами лимузина.

— Я вам расскажу кое-что о себе, Шэболд. Иногда я не сплю ночами, поскольку думаю о преступниках, которые гуляют на свободе. Я не нахожу себе места от бешенства. Тогда я начинаю кое-что предпринимать. Прежде всего убеждаюсь, что передо мной настоящий преступник. Затем приступаю к действиям. В данном случае для начала я устранил ваших охранников. Иначе, если бы что-нибудь со мной случилось, вы могли бы свалить вину на кого-нибудь из них. Вы уже прибегали к таким трюкам. Но мне нужны только вы — и никто другой. Чтобы мы оставались с вами один на один в течение двадцати четырех часов, мой дорогой. Теперь ваш ход.

Казалось, ворот рубахи душит Шэболда. Его серые глаза, устремленные в одну точку, словно бы ничего не видели перед собой. Нижняя челюсть заметно дрожала.

Коротышка следил за быстро убегавшей назад дорогой.

— Вот и приехали, Шэболд, — сказал пассажир. — Здесь вам нужно остановить машину, войти в дом и взять револьвер…

Завизжали тормоза. Коротышка ударился лбом о лобовое стекло и отскочил от него, словно мячик. Шэболду это понравилось. Его тучное тело переместилось из кабины на проезжую часть. Он заковылял через улицу к дому. Коротышка трусцой направился следом.

Револьвер они искали на кухне. Коротышка охотно помогал.

— Может быть, в корзине для мусора? Нет. В холодильнике? Я знал, что возле тюрьмы вы будете без оружия. Может быть, в банке из-под джема?

Наконец Шэболд отыскал револьвер. Коротышка шел за ним обратно к машине, на ходу жуя крекеры. Ни один, ни другой не пытались даже позвонить кому-нибудь и позвать на помощь. Лимузин снова двинулся вперед, ревя мотором.

Шэболд, обретя оружие, несколько успокоился. По глазам было видно, что внутри этой туши происходит какая-то умственная работа. Шэболд увеличил скорость. Машина стрелой пронеслась через Беверли-Хиллс. Коротышка что-то весело насвистывал. Окончив свистеть, он обратился к толстяку с просьбой:

— Мистер Шэболд, будьте добры, достаньте свой револьвер.

— Зачем?

— Просто так.

Шэболд вытащил револьвер.

— Ну и?..

Коротышка начал давать ему указания:

— Приставьте револьвер к моей груди.

Дуло револьвера с готовностью уперлось в хилую грудь Коротышки.

Пассажир подышал на свои пальцы, затем неторопливо, словно нехотя, почистил ногти о брюки на сгибе колена.

— Теперь нажмите курок.



Мотор сбавил обороты и издавал теперь какой-то хрипловатый, шелестящий звук.

Шэболд прошептал:

— О, мне бы очень хотелось нажать на курок. И всаживать в тебя пулю за пулей.

Глаза на жирной туше то открывались, то закрывались попеременно.

— Одному Богу известно, что осталось бы от такого фраера. Даже не знаю, стоило ли бы это делать.

— Стоило ли бы? — переспросил Коротышка. — Вы еще сомневаетесь, как мне кажется?

Дуло револьвера сильнее уперлось в его ребра.

— Наслаждайтесь. Поиграйте со мной. Ведь вам кажется, что в таком положении вы можете надо мной смеяться. Так что позабавьтесь. Продолжайте.

Лимузин двигался вперед очень медленно. В открытое окно дул сильный холодный ветер. Шэболд продолжал нашептывать неторопливо, ледяным тоном:

— Но я не люблю неприятностей. Мне ни к чему получать тюремный срок. Во всяком случае, не сейчас.

Он с трудом пересилил себя и убрал револьвер.

Сердце у Коротышки трепетало. Его прошиб пот.

Машина направлялась к морю. Шэболд сидел в глубокой задумчивости. Ветер доносил соленый запах волн. В вышине сияли звезды. Шэболд что-то упорно обдумывал и наконец улыбнулся. То была недобрая улыбка, и предназначалась она Коротышке. Тот как-то судорожно глотнул.

Океан встретил их грохотом прибоя на широком пляже снежно-белого песка. Шэболд остановил машину и взглянул на волны. Его мысль напряженно работала, подобно этим волнам. Он был на грани принятия какого-то решения. Когда толстяк снова заговорил, голос его был задумчивым и мягким. Все куда-то ушло — гнев, возбуждение, ярость; говорил человек, принявший твердое решение:

— Коротышка, в этом мире есть место только для одного из нас… Ты или я…

Сердце у Коротышки трепыхнулось, словно испуганная маленькая птичка, сидящая в клетке.

Шэболд начал с признаний:

— Я приехал на Побережье, чтобы продавать газ по ценам черного рынка, — начал он. — Можно вполне сказать, что я — бизнесмен. А ты становишься у меня на пути, калечишь моих людей, беспокоишь меня в любое время суток. Я решил сегодня вечером лично проследить за тем, чтобы ты наконец отправился на тот свет. Я никогда не берусь за дело в одиночку. Мне нужна помощь. Что до моих людей, то на любого из них я могу переложить свою вину, в случае, если мне будет угрожать тюремное заключение. Взять, к примеру, нападение на банк в Детройте. Органам правосудия так и не удалось доказать в нем наше участие. Когда в Форт-Уорте был убит полицейский, я велел отсидеть Луи Мартину. Так что, Коротышка, всегда найдется способ справиться с любым делом, — довольно вежливо и в то же время снисходительно сказал толстяк. — За всю свою жизнь я ни разу не попадал в тюрьму. Голова у меня работает исправно, и я этим горжусь. Ты же сегодня вечером решил застать меня врасплох, немножко надо мной поиздеваться и, так сказать, обработать по-своему. А потому, недомерок, — сухо закончил он, — выходи сейчас же из машины, но очень медленно, будь добр.

Револьвер снова уперся в бок Коротышки. Коротышка аккуратно открыл дверцу и выскользнул из машины. Шэболд тяжело последовал за ним. Глаза его торжествующе сверкали.

— Прощай.

— Не будь дураком! — крикнул Коротышка.

Шэболд выстрелил. Он стрелял до тех пор, пока в барабане не кончились патроны. Выстрел! Коротышка дернулся… Выстрел! Коротышка весь съежился. Выстрел!

В ушах зазвенело. Пули пронзительно свистели возле головы и рикошетом отскакивали от прибрежной гальки. Звезды плясали перед глазами Коротышки, словно светлячки. Снова выстрел…

Затем — тишина. Волны накатывались на берег и отступали. Белая пена на их вершинах напоминала кружева, украшавшие дамские юбки. В тишине, пропитанной запахом морской соли, слышался негромкий, самодовольный смех Шэболда.

Пальцы Коротышки, словно осторожные паучьи лапы, ощупывали грудь, живот, руки, затем схватились за лицо.

Шэболд продолжал смеяться.

— Ты еще… взгляни… на свои… ноги! Коротышка сказал просто:

— Я жив.

— Конечно же, — подтвердил Шэболд и снова залился смехом.

Коротышка был как будто этим разочарован.

— Вы нарочно стреляли мимо!

Толстяк хохотал до слез. Он от души потешался: они с Коротышкой поменялись местами.

Шэболд снова сел в машину и, фыркая от удовольствия, вставил ключ в замок зажигания.

— Мне вовсе не нужно тебя убивать, Коротышка, — сказал он. — Я обдумывал в течение последнего часа, как от тебя избавиться. Убить тебя, конечно, было заманчиво. Мне этого очень хотелось. Но я решил повременить. Подождать с недельку, а может, и месяц. Пока моих ребят не выпустят из тюрьмы. Тогда у меня будет железное алиби, и ты исчезнешь без следа, так что никто тебя больше не увидит. И ничего не докажут.

Он разоткровенничался:

— Никаких улик. Мне достаточно будет привезти тебя сюда и бросить. А самому вернуться домой, в свою постель, и забыть обо всем.

— В ваших рассуждениях есть лишь один логический изъян, — заметил Коротышка, просовывая в машину руку и ловко выхватывая ключ из замка зажигания. — Дело в том, что мои планы не изменились. Вы думаете, что отсрочили расправу со мной. Но кто способен изменить мои намерения? В течение многих лет вы были толстым и богатым, да к тому же известным. Я сделаю все, чтобы вас достать. Если даже это будет стоить мне жизни.

Шэболд взглянул на Коротышку так, словно тот только что свалился с Луны.

— Ты с ума сошел. Совсем сбрендил.

— Может быть.

Коротышка поиграл тихо звенящими ключами от машины.

— Если вы уедете, оставив меня здесь, я взберусь на скалы и брошусь вниз головой. При этом я могу разбиться насмерть, но, возможно, уцелею. В любом случае вам будет грозить тюремное заключение.

Шэболд ничего не мог понять из рассуждений Коротышки.

— Ты, видать, слабоумный какой-то. Несешь всякую чушь… Пора заткнуть тебе глотку.

— Ага! — торжествующе вскричал Коротышка. — Видишь? Вот ты и попался! Что бы ты ни предпринял, твоя песенка спета. Если убьешь меня, тебя поймают и вся вина ляжет только на тебя одного! Не убьешь меня — так я тебя прикончу… А может быть, прыгну со скалы — кто знает?

— Оружие есть?

— Нет, — ответил Коротышка. — Есть лишь кулаки и ноги. Тебя, Шэболд, я знаю как облупленного. Изучал довольно долго. Иначе не рискнул бы отправиться сюда в твоей компании. Другой на твоем месте пристрелил бы меня запросто. Но только не ты. Ты очень осторожный человек. Ну, шутки в сторону! Тебя когда-нибудь били в морду, Шэболд?

— Нет…

— Что же, тогда получай! — Коротышка ударил его по лицу.

— Что ты делаешь! — вскричал толстяк, хватаясь за рулевое колесо.

— Спорим, что тебя и по коленкам никогда не били, — сказал Коротышка. — Уверен, что с тобой вообще никогда ничего интересного не приключалось… Кроме одного — ты стал мошенником. Как это произошло, Шэболд?

Толстяк захлопал глазами.

— Ты слышал, о чем я спросил? — Коротышка угрожающе надвинулся на Шэболда. — Так что же случилось?

Шэболд помедлил, потом сказал:

— Это было в двадцать девятом году.

Коротышка кивнул:

— Я так и думал. За тобой ухаживали, тебя лелеяли. Ты не знал превратностей жизни. Но в двадцать девятом году тебе досталось. Ты не готов был взглянуть в лицо действительности. Ты превратился в мошенника и сохранил свое богатство, но оно уже дурно пахло. Все это мне известно. Что же, толстячок, давай пожмем друг другу руки… Представь себе, что я — жизнь, действительность, которая тебе противостоит. Именно от этого ты старался убежать в течение многих лет — от жизни, от боли, от действительности. Но вот я перед тобой. Так пожмем друг другу руки?

Коротышка стремительно вскочил на подножку машины, сунул ногу внутрь и не слишком сильно ударил Шэболда по коленкам. Сначала — не сильно.

— Мне кажется, что именно так каждый день убивают полицейских. Вернее, с этого начинают. А если убьют меня? Будет то же самое. Я развлекаюсь. Нужный мне человек — в моих руках. Получай же!

— Прекрати это! Остановись! — закричал Шэболд.

— А теперь ты попробуй меня убить! Давай же, жирный боров!

Шэболд тяжело откинулся к противоположной стенке кабины. Коротышка устремился за ним.

Шэболд дышал тяжело, с перерывами.

— Не… приставай… ко м-мне! Пошел вон! Пошел вон! — кричал он.

— Тебя никогда не душили, Шэболд? Давай попробуем!

Шэболд взревел вдруг, словно медведь, и движением одной руки откинул Коротышку в сторону. Затем он запустил в Коротышку незаряженный револьвер, но промахнулся. И тут же получил еще один удар по ногам.

— Сердишься, приятель, да? Хорошо… — Коротышка приплясывал возле машины. — Ты начинаешь заводиться, Шэболд. Это очень опасно. Раз ты теряешь выдержку, значит, решился умереть! Сейчас ты похож на устрицу, вынутую из раковины. Ее мягкое белое брюшко ничем не защищено.

Шэболд ринулся вперед и вылез из кабины. Коротышка бегал вокруг автомобиля.

— Догоняй! — крикнул он.

Толстяк схватил тяжеленный камень и метнул его в противника обеими руками, словно игрок в баскетбол — мяч. Камень угодил в крыло машины. Коротышка успел пригнуться и убежать. Взбешенный до последней крайности, Шэболд издал какой-то звериный рев во всю мощь своих легких и, нагнув по-бычьи голову, бросился в погоню. Он совершенно утратил над собой контроль. Инстинкт самосохранения куда-то отступил. Его место занял неуправляемый слепой гнев. Толстяк издал нечто, похожее на рычание:

— Ну, Коротышка! Ну, подлая тварь!

Лишь звезды в небесах были свидетелями этой странной, словно во сне, погони по глубокому прибрежному песку под аккомпанемент морского прибоя. Впереди, на расстоянии полумили, сверкало ожерелье огней, которое словно звало их к себе: то был Венецианский причал — место, где располагалось множество увеселительных заведений.



Было два часа пополуночи, когда они с высунутыми языками достигли Венецианского причала. Огни увеселительных заведений погасли. На причале не было ни души.

Задыхавшийся, выбившийся из сил Шэболд перешел на шаг.

— Как же я тебя ненавижу, тварь! — воскликнул он.

Соленые морские волны плескались между сваями под настилом из досок. Ноги Шэболда были покрыты грязью. Он чувствовал, что они стали тяжелыми, опухшими и старыми.

Толстяк готов уже был схватить Коротышку и протянул к нему руки, однако Коротышка ловко увернулся и упорхнул, словно легкокрылая птичка колибри.

Неожиданно где-то рядом вспыхнули яркие огни карусели. Шэболд напряг свои усталые глаза и среди соленых испарений моря различил застывших на металлических подставках лошадей. Послышались звуки каллиопы. Это Коротышка легким движением пальцев включил карусель. Лошади рванулись вперед и вверх, карусель пошла по кругу. Коротышка пристроился на ее краю и вместе с лошадьми завертелся в бешеном круговороте.

— Поди сюда, поймай меня, толстячок!

Шэболд повиновался, однако карусель равнодушно оттолкнула его. Он упал на землю. В следующее мгновение послышались шаги бегущего ночного сторожа. В свете зажженного ручного фонаря были видны большой, выступающий вперед живот и потное лицо.

— Эй, кто там балует?!

Шэболд поднялся и изо всех сил ударил сторожа. Он не хотел, чтобы в этот момент кто-нибудь мешал ему. Ночной сторож упал, потом поднялся и побежал прочь, громко зовя на помощь.

— Ты только что убил человека, Шэболд! — назидательным тоном произнес Коротышка.

Он ходил вокруг толстяка, отступал в сторону, снова начинал кружить вокруг него, потом снова отходил. Звуки каллиопы заунывно вторили его словам.

Шэболд в отчаянии заплакал и вытянул вперед руки со скрюченными пальцами, словно желал остановить эту вращающуюся карусель, олицетворявшую для него в этот момент мир, где все ценности потеряли свое былое значение.

Карусель остановилась. Шэболд весь дрожал — у него зуб на зуб не попадал. Он промычал что-то, взобрался на карусель и снова ее включил. С криками полетел по кругу вместе с лошадьми, пытался, но не мог нигде найти Коротышку. Заметил лишь какую-то тень, которая убегала прочь среди какофонии адской музыки. Коротышка снова исчез без следа, словно легкокрылая птичка колибри…



Шэболда обнаружили на рассвете. Он сидел на карусели на самой большой лошади, которая неустанно прыгала вверх-вниз под звуки оглушительной музыки. Шэболд любил лошадей. И потому подчинился этому тяжелому, однообразному ритму карусели и послушно взлетал вверх-вниз. Ему не хотелось слезать с лошади.

Один из полицейских попытался стащить его, но Шэболд ударил стража порядка. Досталось и второму полицейскому, а затем и третьему.

Толстяка посадили в тюрьму. Несколько дней спустя Коротышка, который пришел навестить сержанта Полмборга, услышал всю эту историю из его собственных уст.

— Шэболд просто с ума сошел. Его задержали только за нарушение общественного порядка, вот и все. Но он ударил полицейского. А это уже усугубило вину. Он стучал по решетке камеры, кидался на людей, порвал на себе одежду, выбросил свои бриллиантовые перстни, кричал… И в дополнение ко всему сломал руку какому-то парню, которого, как он утверждал, звали Коротышкой. Обрати внимание — Коротышкой. Шэболд в конце концов сознался во всем. В том, что он торговал на черном рынке, был причастен к различным убийствам и ограблениям. Казалось, он стремился сбросить с себя какой-то груз, чтобы почувствовать облегчение.

Коротышка покачал головой с философским видом:

— Все точно так, как я сказал. Мы несем ответственность за наши прегрешения. Шэболд никогда не знал реальной жизни. Между ним и действительностью стоял барьер из его жирной шкуры и телохранителей. Так что же произошло? На его пути встретился я. Я был частью действительности. Я был для него неудобен. Я означал смерть, раздражение и всяческие жизненные неудобства, о существовании которых он даже не подозревал. Шэболд не мог от меня отделаться. Тогда он как бы вернулся в детство и повел себя словно капризный ребенок. Люди вроде него очень мягкотелые: стоит жизни покрепче их ударить, они сразу же сдаются без дальнейшего сопротивления… Да, сержант, все это, в общем, печально.

Коротышка слез с краешка стола, на котором сидел во время их разговора.

— Вот такие дела. Есть много способов разоблачить негодяя. Но лучше, если он сам себя разоблачит. Я гожусь как раз для этого. Никакой я не сыщик. Просто знаю, как можно досадить людям. Такой уж у меня талант. До скорого, сержант…

— Ну а куда ты сейчас направляешься? — спросил сержант.

Коротышка нахмурился:

— В утренней газете было сообщение о том, что из Голландии поездом в час пятнадцать прибывает тот самый Корелли. Пожалуй, стоило бы пойти туда и швырнуть в него комом земли. Хочу увидеть, какая у него будет реакция. Может, пригодится в будущем.

— Тебя могут побить, Коротышка.

— Скажи-ка, а я об этом не подумал! — сказал коротконогий пройдоха.

В следующее мгновение он был уже на улице, купаясь в лучах солнечного света.

Сержант Полмборг остался сидеть, привалившись к спинке своего служебного кресла. Он покачал головой и тихонько выругался.