Эрленд Лу

Курт парит мозги

* * *



Эта история о Курте появилась на свет в виде пьесы, и работал я над ней вместе с Анне Марит Сэтер и Тиллес Бергер из «Якобы театра», который и поставил ее на сцене Трёнделагского театра в Трондхейме весной 2003 года. Я хочу поблагодарить всех, чьими стараниями пьеса стала так хороша, как она стала. Потом я написал эту книгу, и то, что ты читаешь ее, означает одно из двух: или ты нарушил норвежский закон о ксерокопировании и тогда тебе надо бегом бежать в ближайшее отделение милиции и оформлять явку с повинной, или ты держишь в руках отпечатанную в типографии книгу, и тогда все в ажуре. Читай на здоровье.

Э.Л.









Это Курт. Много лет, чуть не с пеленок, он водил автопогрузчик (по-норвежски говоря, — трак) в порту на причале Гуннара. Каждое утро Курт просыпался с радостной мыслью, что ему предстоит весь день работать на траке, а засыпая вечером, радовался тому, что и завтра опять будет водить трак по причалу.

Работы всегда было невпроворот. Корабли косяком шли к причалу. И все были по самый капитанский мостик забиты ящиками, которые надо было сгрузить на пристань и перевезти на склад.

Но теперь жизнь изменилась. На причале Гуннара царит уныние. И Курту, и остальным парням, и даже самому смешливому Гуннару не до веселья. Дело в том, что корабли перестали швартоваться у их причала. Они спокойненько, как так и надо, проплывают мимо. И встают под разгрузку у соседей.

Потому что недавно рядом с ними соорудили новехонький, как с картинки, причал. Раньше за причалом Гуннара не было ничего, кроме дикого пляжа, заваленного большими черными камнями.

Но однажды в будку к Гуннару заявился некий тип и сказал, что покупает его причал.

Ты имеешь в виду причал целиком? спросил Гуннар своим, как известно, писклявым голосом..

Конечно целиком ответил тип.

Целиком и полностью, включая траки, и краны, и мою будку, и склад с ящиками? уточнил Гуннар.

Все как есть, ответил тип.

А люди, которые здесь работают, с ними как? спросил Гуннар.

Им надо поискать себе другую работу, сказал тип. Мне нужен только причал. У меня своя команда отличных заграничных водителей, они только и ждут, чтобы приняться за дело.









Забудь об этой затее, сказал Гуннар. Этот причал мой. Я здесь всю жизнь проработал и собираюсь работать дальше.

Это ты мне говоришь? вдруг спросил тип неприятным голосом.

Тебе, конечно, ответил Гуннар.

Понял. Значит, ты не хочешь продавать? сказал тип, который с каждой секундой нравился Гуннару все меньше. До Гуннара стало доходить, что перед ним не очень хороший человек. По всему судя, отвратный и докучный тип.

Причал не продается, сказал Гуннар. Тебе во всяком случае.

Что ты сказал? спросил тип.

Что слышал, ответил Гуннар.

Супермена из себя строишь? спросил тип.

Да нет, ответил Гуннар.

Ты думаешь, ты чертовски крут, да? сказал тип.

Уж покруче тебя-то буду, ответил Гуннар.

Это ты мне говоришь? снова спросил отвратный тип.

Не понял? удивился Гуннар.

Ты до того крут, что мне, значит, что-то говоришь? прорычал тип.

Конечно говорю. Ты задал вопрос, я тебе и отвечаю.

Полегче на поворотах, пророкотал тип.

Сам полегче, ответил Гуннар.

Это ты мне говоришь? в третий раз спросил тип.

Проваливай, осерчал Гуннар.

Так я не понял: ты продаешь причал или нет? спросил тип.

По-моему, я сказал ясно: причал не продается. Но если б даже он и продавался, то не тебе, потому что ты мне не нравишься.

А уж как ты мне не нравишься, сказал типчик. Будь причал моим, я б его тебе фиг продал.

Вот и договорились, ответил Гуннар.

И отвратный тип убрался восвояси.

А пару дней спустя он купил заброшенный пляж. И построил там супер-пупер современный причал. Тонны стекла и бетона, модные краны, сияющие на солнце, сверхскоростные погрузчики последних моделей. И теперь все корабли швартуются у того типа.

А у Гуннара на причале кораблей не видели уже несколько недель. Так что Курт с парнями давно мучаются бездельем. Целыми днями они жуют принесенные из дому бутерброды, пьют кофе и болтают о том, что видели по телику, например о медведях на Аляске, надувной кровати или как кто-то пересек Африку на мотоцикле… Еще они любят поговорить о печеночном паштете. Особенно этим отличается один парень, Коре. Он проработал в порту дольше всех и разговаривает почти исключительно о паштете, а у Курта от этого уже чесотка. Поэтому Курт тихонько подводит свой желтый трак сзади к деревянному поддону, на котором сидит Коре, подсовывает под него вилы погрузчика и раз — поднимает Коре высоко-высоко.









Немедленно опусти меня! верещит Коре. Я не доел бутерброд с паштетом! А он очень вкусный, истинно норвежский, сделанный норвежцами в Норвегии! Я должен его доесть! Ты целый день паштет жрал, смеется Курт. Теперь посиди немного наверху, поработай впередсмотрящим. В любую минуту к нам мо жет подойти корабль. Мы должны быть наготове.

Не идет к нам никакого корабля, кричит Коре. Я уж забыл, когда они к нам подходили.

Давай опускай меня, а я за это дам тебе откусить бутерброда с вкусным паштетом. Я тебе сказал, что он норвежский?

А чего ты все время талдычишь, что то норвежское и это норвежское, говорит Курт. Что за глупость, а?

Все норвежское почти непременно оказывается лучше всего ненорвежского, говорит Коре. Например: норвежский печеночный паштет неизменно чуть лучше датского и шведского, и чем дальше от Норвегии, тем паштет хуже. В результате в Китае паштет имеет вкус какашки, слышал я.

Да ты что! удивляется Курт. Неужели действительно?

Точно, точно. Так оно и есть, отвечает Коре, А теперь спускай меня быстренько, не то par сержусь по-настоящему.

Пока Курт опускает Коре на пристань, с моря доносится гудок корабля.

Ну, что я говорил?! торжествует Курт. Он держит курс строго на нас! Подъем, любители паштета. Пора приниматься за работу.

Он пройдет мимо, говорит Коре.

Ничего подобного, отвечает Курт. Я нутром чувствую, что он идет к нам.

Мимо, говорит Коре.

К нам, отвечает Курт.









Спорим? говорит Коре.

Спорим, отвечает Курт.

На банку паштета. Только чур норвежского, говорит Коре.

Большую? спрашивает Курт.

Самую большую, какая есть в продаже, отвечает Коре.

Они ударяют по рукам и принимаются нетерпеливо ждать, чья возьмет.

Подходят остальные парни. Все столпились на причале и стоят, переминаясь с ноги на ногу.

Корабль идет на всех парах. Он держит курс точно на причал Гуннара, и Курт уже потирает руки: ясно, что спор выиграл он. Хорошо будет налопаться вкусного паштета, думает Курт. И лучше всего съесть его одному, ни с кем не делясь. Но в последнюю секунду корабль закладывает крутой вираж и проскакивает мимо, а капитан высовывается из рубки и показывает им язык, давясь хохотом.









Обманули дурака на четыре кулака, кричит он радостно.

Курт и остальные парни, опомнившись, тоже корчат ему рожи, показывают язык и свистят что есть мочи.

С тебя банка паштета, говорит Коре. Норвежского.

Курт ничего не отвечает. Он так раздосадован, что ему хочется только одного: пойти домой, залечь в кровать и не просыпаться до самого Рождества.

Из конторы выбегает Гуннар, он грозит вслед кораблю кулаком и кричит капитану три-четыре ну совсем нехороших слова. А потом со всей силы пинает ногой синий контейнер. Плохо дело, парни, говорит Гуннар сипим голоском. Совсем плохо. Корабли не идут к нам разгружаться, а когда кораблей нет, то и денег нет, а раз денег нет, мне не из чего платить вам зарплату, а это означает, что придется мне турнуть вас отсюда на все четыре стороны. Говоря это, Гуннар чуть не плачет.









Но почему корабли к нам не швартуются? спрашивает Курт.

Сейчас объясню, говорит Гуннар. Во-первых, на том причале все новенькое, и капитаны на это клюют. Модные краны, заграничные погрузчики, штучки всякие. Капитанам это нравится. Во-вторых, у них чисто и аккуратно. Они, между прочим, ежедневно моют пристань. С мылом. А вы только балду бьете и спорите о паштете. А в-третьих, они привечают капитанов и всю команду бесплатными сосисками с гарниром. А мы никого ничем не угощаем.

Сосиски норвежские, ты не в курсе? спрашивает Коре.

Не в курсе, отвечает Гуннар.

Наверняка норвежские, говорит Коре. Даже удивительно, насколько они лучше всех других. Точь-в-точь как паштет.

Коре, помолчи, говорит Гуннар. Норвежские сосиски или китайские, один бес. Соль в том, что они будут продолжать эти игры, пока мы не загнемся. Потому что ко всему прочему они дешевле нас. Хотя я уверен, что как только мы прогорим, они взвинтят цены.

Неужели закон такое позволяет? говорит Курт.

Очень многие гадости делаются по закону, говорит Гуннар. И снова со всей злости пинает синий контейнер, пребольно ушибая большой палец. Теперь Гуннар с воплями прыгает по пристани на одной ноге. Как я зол! кричит он. Как зол! Я сейчас лопну, взорвусь, закиплю, я боюсь забыть от злости, как меня зовут.









Тебя зовут Гуннар, говорит Коре.

Я знаю, отвечает Гуннар.

Но ты сам только что сказал…

Я сказал боюсь забыть, отвечает Гуннар.

Послушай, шеф, говорит Коре.

Что еще? говорит Гуннар. Если ты опять о норвежском паштете, я отказываюсь слушать.

Нет, я хотел сказать другое, гордо говорит Коре. У меня есть чудненькая идея.

Выкладывай, говорит Гуннар.

А что если я прокрадусь к ним и пописаю на их сосиски? Тогда небось корабли вернутся к нам?

Что за несуразное предложение! Ты еще глупее, чем я думал, отвечает Гуннар.

А если покакать?

Час от часу не легче, говорит Гуннар.

Но королевский флагман по-прежнему наш? спрашивает Курт. Когда король на следующей неделе прибудет в город, он высадится у нас, как обычно? Или что?

Да, говорит Гуннар. И это наша единственная надежда. Потому что за ним потянутся журналисты, документалисты, артисты и министры, и дела, надо надеяться, пойдут мало-помалу в гору.

Пока они ведут эту беседу, мимо проносится скоростной трак с соседнего причала. За рулем тот самый малоаппетитный тип, который хотел купить у Гуннара причал.









Как я рад, как я рад, что я вижу всех ребят! кричит неаппетитный тип.

Пошел вон с моего причала, говорит Гуннар.

Надеюсь, вы не расстроились из-за того, что все корабли выбирают наш причал? интересу ется тип, ухмыляясь весьма отвратно и неаппетитно. И если вы думаете, что король выберет вас, то фигушки вам.

Держи карман шире, отвечает Гуннар. Он всегда швартуется у меня.

А в этот раз нет, говорит мерзкий тип. Я послал ему приглашение на сосиски, и он его принял. Так что можете начинать сматывать удочки.

Пошел вон с моего причала! кричит Гуннар, снимает с ноги башмак и запускает им в типа на скоростном траке.

С радостью! говорит отвратный тип и на всех парах выруливает с причала.

Ну, ну, выше голову, говорит Курт, протягивая Гуннару его ботинок. Наверняка он просто брешет.

Сил моих больше нет, говорит Гуннар с комком в горле. Я не знаю, что мне делать?!









В конторе у Гуннара разрывается телефон, а он стоит с перекошенным лицом и не шевелится. Так проходит несколько секунд.

Твой телефон звонит, говорит Курт.

Слышу. Но я не хочу поднимать трубку. Еще одну плохую новость я не переживу. Меня так и подмывает пойти домой, взять молоток и расколотить чью-нибудь чужую дорогущую вещь.

Но вдруг там хорошая новость, говорит Курт.

Сомневаюсь, отвечает Гуннар.

Одно из двух: или она плохая, или она хорошая, не унимается Курт.

Пойди сам поговори, просит Гуннар.

Курт заходит в будку, а Гуннар и остальные затаив дыхание ждут, с чем он вернется.

Минуту спустя на заплетающихся ногах выходит Курт. Вид у него не то чтобы радостный.

Звонили из дворца, говорит он. Сказали, что король передумал и остановится на причале соседей. Ему очень хочется сосисок. Он всегда обожал сосиски, так они сказали, особенно с гарниром. Тем более если это жареный лук. Он страсть как любит такое угощение. И вдвойне если на дармовщинку. Но он передает вам привет и наказ: не сдаваться!

У Гуннара темнеет в глазах, комок в горле разбухает до размера приличного мяча, и Гуннар оседает на пристань.

Плохо дело, парни, говорит он. Захлопнулась мышеловка.

Поздняя ночь. Курт читает в постели, Анна-Лиза возмущенно ворочается с боку на бок. Она не может уснуть. Она уже пересчитала овец, белок и еще пару видов грызунов, но все без толку. А ей рано утром на работу, и надо немедленно заснуть, не то завтра все будет из рук валиться. Потерпев какое-то время, Анна-Лиза спрашивает, долго ли еще Курт собирается читать.









Извини, но мне тут читать не перечитать, отвечает Курт.

Ты же сроду в кровати не читал, удивляется Анна-Лиза.

Все в жизни бывает в первый раз, отвечает Курт.

А что ты читаешь? спрашивает Анна-Лиза.

Я читаю книгу под названием «Трюки на траке: советы продвинутым водителям», говорит Курт.

Может, я засну, если ты почитаешь мне вслух, говорит Анна-Лиза.

Но ты же не водитель трака, удивляется Курт. Ты ничего не поймешь.

Все равно почитай, говорит Анна-Лиза.

Как скажешь, соглашается Курт. И начинает читать: «Вы с траком должны стать единым целым. Ты должен научиться мыслить, как трак, и чувствовать, как трак. Трак должен стать частью тебя, как рука или нога, как мускулы, которые крепнут от ежедневных тренировок. Коль скоро трак твой лучший Друг, то и не разлучайся с ним никогда. День без трака вычеркнут из жизни. Только достигнув такого единения с траком, можно приступать к трюкам, описанным в этой книге».

Ой, говорит Анна-Лиза. И ты чувствуешь трак так же, как руку или ногу?

Пока не совсем, говорит Курт. Но я стараюсь.

А как трак думает? спрашивает Анна-Лиза.

Примерно как я, отвечает Курт.

А ты как? спрашивает Анна-Лиза.

Примерно как трак, говорит Курт.

Спасибо за объяснение, говорит Анна-Лиза, отворачивается на бок и снова пробует заснуть.

Да не за что, отвечает Курт.

Но не проходит и пяти секунд, как Анна-Лиза вновь поворачивается к Курту.

А зачем ты читаешь эту книгу? спрашивает она.

Чтобы разбираться в траках лучше всех, говорит Курт.

Я думала, ты и так отлично разбираешься, говорит Анна-Лиза.









И я так думал, говорит Курт. Но настали суровые времена, Анна-Лиза. Очень суровые. Теперь, когда корабли перестали швартоваться у нашего причала, недостаточно просто разбираться в траках. Если я не хочу потерять работу, то должен стать лучшим из лучших водителей трака.

Но я и так считала тебя самым лучшим, говорит Анна-Лиза.

И я считал, отвечает Курт. А теперь, говорят, хороших водителей траков пруд пруди, и все пооканчивали академии за границей, и все такое, а ну как кто-нибудь из них приедет сюда и подсидит меня? Я даже думать об этом боюсь.

Курт того гляди заплачет. Губы у него дрожат, глаза стекленеют.

Ну, ну, не реви, утешает Анна-Лиза. Не может быть, чтобы кто-нибудь водил трак лучше тебя.

А если такой человек найдется? спрашивает Курт.

Да, что тогда? говорит Анна-Лиза.

Ты тогда меня не разлюбишь?

Да нет, не разлюблю. Но что огород городить — ты самый лучший. Никто не управляется с погрузчиком так ловко, как ты, Курт.

И Анна-Лиза в очередной раз закрывает глаза и собирается спать. А Курт, почитав еще немного, откладывает книжку и задумывается.

Я вообще не понимаю, что они все здесь делают, говорит он.

Кто? спрашивает Анна-Лиза.

Да эти иностранцы пришлые, говорит Курт. Чего им не живется там, откуда они родом?

Мир не так прост, Курт, говорит Анна-Лиза.

А чего тут сложного, отвечает Курт. Мы с тобой родились в Норвегии и живем по большей части в Норвегии же. Что мешает остальным поступать так же?

Анна-Лиза вздыхает. Я же тебе уже объясняла, Курт, говорит она.

Разве? удивляется Курт.

В мире есть такие места, где жить очень трудно, говорит Анна-Лиза. Почти невозможно. Там войны, голод, беда. Иногда людям даже приходится бежать из таких мест. Ну и некоторые из них приезжают, случается, к нам. Наш долг помочь им. Вот и все объяснение. А теперь я сплю.

А у меня на работе один товарищ говорит, что не верит, будто все эти пришлые так уж мучились дома. Он говорит, что некоторым просто наскучило у себя там, захотелось полакомиться нашим паштетом и, если выйдет, отнять у нас работу.

Кто именно так говорит? спрашивает Анна-Лиза непривычно сурово.

Парень на работе, отвечает Курт.

Не Коре случайно? говорит Анна-Лиза.

Не помню, отвечает Курт, быстренько раскрывая книгу и делая вид, что поглощен чтением.

Так все-таки Коре? повторяет Анна-Лиза на этот раз своим самым неприятным тоном. Тем, который Курт терпеть не может.

Ну Коре, кажется, отвечает Курт.

Курт, не смей водиться с Коре. Он осел. У него не голова, а банка с паштетом.

А мне он нравится, говорит Курт. Нормальный парень.

Коре не нормальный, говорит Анна-Лиза. А для Норвегии очень хорошо, что в нее переселяются иностранцы, потому что от них мы получаем новые блюда, танцы, музыку, новые идеи и много чего потрясающе интересного. Но теперь я хочу наконец поспать. Спокойной ночи.

Спокойной ночи, откликается Курт. Но Коре нормальный парень.

Он осел, отвечает Анна-Лиза.

Он нормальный, не сдается Курт.

Он нормальный осел.

Нормальный-пренормальный человек, частит Курт.

Я сплю, говорит Анна-Лиза.









Несколько минут в спальне тихо. Но потом Анна-Лиза различает странный звук. Как будто кто-то высунул язык и пускает пузыри.

Ты рожи корчишь?

Я? говорит Курт. Нет.

Но Анна-Лиза зажигает свет и ловит Курта с поличным — язык-то у него высунут.

Курт, ну что за детский сад, говорит Анна-Лиза.

Сама такая, отвечает Курт.

С меня довольно, говорит Анна-Лиза. Иди и ночуй в своем траке, раз так.

Отличная идея, говорит Курт. Берет одеяло и плетется вниз, к траку. Наконец оба засыпают.

Наутро Анна-Лиза просыпается гораздо позже, чем хотела. Она ужасно проспала. И Курт с Бадом тоже. Обычно они легко вскакивают ни свет ни заря, разбуженные громкими криками в комнате Лены и младшего Тоже Курта. Каждое утро у них обязательно скандал, потому что этот Курт, называемый еще и Шипучка Курт, норовит вскочить пораньше и сразу запустить машинку для приготовления газировки, а Лена любит поспать подольше. Но сейчас оба уехали со школой. Тоже Курт пошел с классом в поход в горы, а Лена со своим классом отправилась к морю. Шипучка Курт ехал как на каторгу, потому что учитель строго-настрого запретил брать с собой газировочную машинку. Зато Лена радовалась поездке точно ребенок, потому что ночью можно будет пробраться к мальчишкам и натолкать им полные уши зубной пасты.

Открыв глаза и осознав, который час, Анна-Лиза вскакивает как ужаленная. Она будит Бада. Тот приходит в полный восторг от того, что в доме такая паника.

Ему всегда казалось, что если Анна-Лиза ни свет ни заря мечется как угорелая, день проходит впятеро интереснее. Пока она пьет кофе, не присаживаясь к столу, Бад распевает но все горло. Приветик, мама, папа, поет он. Приветик, Курт и Лена, хотя вас дома нет, зачем же вам привет, уж лучше бы конфет, сходить чтоб в туалет… и потом что-то там еще такое про какашки… нет, это я, пожалуй, забыл… ну не важно.









Посреди Бадовых песнопений на кухню выходит Курт.

Привет, Бад, говорит он. Опять ведешь себя как ребенок, слышу я.

Какие мои года, отвечает Бад.

Как спали? спрашивает Курт.

Мне приснился кошмарный сон, говорит Бад.

Правда? откликается Курт.

Мне приснилось, что девчонка хочет взять меня за руку, говорит Бад. Вы представляете, какой ужас?! А потом она стала настаивать, чтобы мы обнимались и целовались. Фу, гадость. Самый кошмарный сон в моей жизни. У меня мурашки по спине, даже когда я рассказываю. Бва, какая мерзость!

Эти кошмары лечатся возрастом, говорит

Курт.

Поторапливайтесь лучше, говорит Анна-Лиза. Мы чудовищно опаздываем. Вам надо бежать в детский сад.

Кстати, бежать не надо, говорит Бад.

Как не надо?

Совсем не надо, я сегодня дома. И завтра тоже. И послезавтра. А потом суббота, я точно дома сижу. По воскресеньям никто не работает. В понедельник снова домашний день…

Чепуха на постном масле, говорит Анна-Лиза.

А вот и нет, отвечает Бад. Я забыл вам кое-что отдать.

И он вытаскивает из кармана письмо и протягивает его Анне-Лизе.









Это что? спрашивает она.

Это вам из детского сада, отвечает Бад. Я еще вчера должен был отдать, но забыл. Я же маленький.

Анна-Лиза вскрывает письмо и читает: «Родителям Бада: к сожалению, Бад отчислен из детского сада. Причина этого отчасти в том, что Бад ведет себя совершенно как ребенок, а отчасти в том, что появился маленький мальчик из Африки. Мы все очень сочувствуем ему и считаем, что место в детском саду ему нужнее. Всего вам самого хорошего. Привет, Ригмур».

Вот видишь, вставляет Бад. Эти пришлые занимают наши места в детских садах, а нас выгоняют на улицу. Мы с папой давно это говорили.

Золотые слова, говорит Курт. А скоро они отнимут у меня работу, и нам останется сопли жевать. Я действительно не понимаю, почему бы им не жить у себя.

Не городи глупостей, говорит Анна-Лиза. Это, конечно, не больно удачно, что ты, Бад, остался без места, но я совершенно уверена, что мальчику из Африки оно нужнее, чем тебе. И представь себе, как интересно будет ребятам, когда в садике появится африканец. Он угостит их вкусными африканскими блюдами и познакомит с африканской музыкой.

А я что буду делать? спрашивает Бад. Если оставить меня дома одного, я, возможно, даже туалет не найду, и тогда — сам понимаете.

Ты поедешь со мной на работу, говорит Курт. Все равно корабли у нас не швартуются, делать нечего. Мы целыми днями едим паштет на пристани.

Норвежский? спрашивает Бад.

Еще бы, говорит Курт.

Это хорошо, говорит Бад. А то я испугался, не китайский ли. Говорят, он на вкус приблизительно как какашка.

И я то же слышал, говорит Курт.

Сладу с вами нет, сердится Анна-Лиза. Я лично уверена, что у китайского паштета очаровательно пикантный вкус. Ну, пока, я побежала.

И она убегает, чтоб не опоздать на автобус, который отвозит ее в архитектурное бюро, где она целый день рисует и раскрашивает дома.

Бад с Куртом сперва убирают со стола, а только потом садятся в желтый трак и отчаливают. По дороге они заезжают в магазин и покупают банку норвежского печеночного паштета, самую большую, какую только можно достать за деньги.