Затем появилась еще одна женщина. И ее Норман тоже видел — жирная черномазая свинья в красном сарафане, та, которая обернулась и с любопытством посмотрела на него, когда его окликнул продавец билетов из будки. И снова в голове промелькнуло

1

Сейчас у меня хорошая работа, так что хмуриться нет причин. Не нужно общаться с тупицами в \"Супр Сэвре\", не нужно вывозить тележки для продуктов на площадку на автостоянке, не нужно думать о том, как отвязаться от таких говнюков, как Шкипер. Шкипер уже давно гниет в земле, но за девятнадцать лет, проведенных на планете Земля я крепко накрепко уяснил для себя: расслабляться нельзя, Шкиперов везде хоть пруд пруди.

ощущение, будто она откуда-то знакома ему — как имя, назойливо танцующее на кончике языка и прячущееся каждый раз, когда собираешься произнести его вслух. Если бы только не головная боль…

А кроме того, не нужно развозить пиццу дождливыми вечерами, ездить на старом \"форде\" с пробитым глушителем, замерзать с открытым окошком, под маленьким флагом Италии, трепещущим на проволоке. Как будто в Хакервиле кто-то будет салютовать ему. \"Пицца из Рима\". Четвертаки чаевых от людей, которые даже не видят тебя, потому что всеми мыслями в футбольном матче, который показывают по ти-ви. А противнее всего, я думаю, были обратные поездки в \"Пиццу из Рима\". С тех пор я уже успел полетать на частном самолете. Так чего мне жаловаться на жизнь?

\"Вот что получается, если уходишь из школы, не получив свидетельства о среднем образовании, - сказала бы по этому поводу мать, если бы я ей пожаловался. - Ты будешь сожалеть об этом до конца своих дней\". Милая, добрая мамочка. Доставала и доставала меня, пока у меня действительно не возникло желание отослать ей одно из этих особых писем. Как ни крути, раньше я был в полном дерьме. Знаете, что сказал мне мистер Шарптон в тот вечер, когда мы сидели в его автомобиле? \"Это не просто работа, Динк, это настоящие приключения\". И сказал чистую правду. В чем-то другом, возможно, слукавил, но в этом - нет.

Черномазая по-прежнему таскала с собой сумку, по размерам заслуживающую названия чемодана, и сейчас, открыв замок, принялась копаться в ней.

Полагаю, вас интересует, а какое жалование положили мне на этой удивительной работе. Что ж, должен признать, денег платят мало. Сущую ерунду. Но на этой работе главное - не жалование и не карьерный рост. Так мне сразу сказал мистер Шарптон. Объяснил, что на настоящей работе главное - дополнительные льготы. Именно они все и определяют.

«Что ты там ищешь, пышка? — подумал Норман. — Плитку шоколада? Кремовое пирожное? Или…»

Мистер Шарптон. Я видел его только раз, за рулем большого, старого \"мерседес-бенца\", но иногда и одного раза достаточно.

Трактуйте мои слова, как хотите. Ваше право.

2

И вдруг до него дошло: он читал о ней в библиотеке, в газетной статье, рассказывавшей о «Дочерях и сестрах». Там имелся и снимок, изображавший ее в паралитической позе каратиста, хотя она больше напоминала большегрузный трейлер, нежели Брюса Ли. Да, это именно та сучка, которая заявила репортеру, что мужчины не являются их врагами… «но, если они бьют нас, мы наносим ответный удар» или что-то подобное, фамилию он забыл, однако имя сохранилось в памяти.

У меня есть дом, понимаете? Мой собственный дом. Это дополнительная льгота номер один. Я иногда звоню матери, спрашиваю, как ее больная нога, треплюсь ни о чем, но ни разу не приглашал ее сюда, хотя Харкервиль всего в семидесяти милях, и я знаю, что ее распирает от любопытства. Теперь я могу не общаться с ней, если на то нет моего желания. А обычно его нет. Если б вы знали мою мамашу, тоже не захотели бы с ней свидеться. Невелико удовольствие сидеть в гостиной и слушать, как она рассказывает о бесчисленных родственниках и жалуется на распухшую ногу. И я даже не замечал, как сильно провонял наш дом кошачьим дерьмом, пока не съехал оттюда. Домашних животных я заводить не собираюсь. Они садятся на голову хозяевам.

Большую часть времени я провожу дома. Спальня только одна, но дом все равно прекрасный. Предельный, как говорил Паг. Единственный парень, который приглянулся мне в \"Супр Сэвре\". Если Пагу что-то действительно нравилось, он никогда не говорил классно, как большинство людей, он говорил: \"Это предельно\". Старина Пагмайстер. Иногда я задаюсь вопросом, как у него идут дела. Полагаю, нормально. Но я не могу позвонить ему и выяснить. Я могу позвонить матери, у меня есть номер, по которому надо звонить в случае крайней необходимости, если что-то пойдет не так или мне покажется, что кто-то сует нос не в свои дела, но прежним друзьям мне звонить не разрешено (как будто кому-то, кроме Пага, любопытно, как поживает Динки Эрншоу). Правило мистера Шарптона.

«Проваливай отсюда, Герти», — обратился он мысленно к женщине в красном сарафане. Его руки плотно сжались в кулаки, ногти впились в мякоть ладоней. Но она не ушла.

Но хватит об этом. Вернемся в мой дом с Коламбия-Сити. Сколько среди ваших знакомых девятнадцатилетних недоучек, у которых есть собственный дом? Плюс новый автомобиль? Пусть это всего лишь \"хонда\", но три первые цифры на спидометре - нули, и это важно. Под приборным щитком си-ди-плейер, и я, садясь за руль, не думаю, заведется эта чертова колымага или нет, как было с \"фордом\", который всегда высмеивал Шкипер. Говномобиль, называл он его. Почему в мире так много Шкиперов? Этот вопрос очень занимает меня.

— Дана! — окликнула она седую старуху. — Дана, погоди минутку!

Деньги у меня, между прочим, есть. Больше, чем мне нужно. Судите сами. За ленчем я ежедневно смотрю программу \"Пока вертится мир\", и каждый четверг, примерно на середине передачи, я слышу, как хлопает крышка щели для почтовой корреспонденции. Я не поднимаюсь с места, сижу, как сидел. Помню слова мистера Шарптона: \"Таковы правила, Динк\".

Седоволосая женщина повернулась и направилась к толстой, которая действительно смахивала на одетый в женское платье промышленный рефрижератор. Он проводил взглядом седоволосую, которая скрылась вслед за Грязной Герти в рощице. Перед тем, как они исчезли, Норман заметил, что Герти показала своей подруге что-то, похожее на клочок бумаги.

Просто досматриваю передачу. В мыльных операх все самое интересное случается поближе к выходным: убивают по пятницам, трахаются по понедельникам, но я все равно смотрю этот сериал изо дня в день. По четвергам точно не выхожу из гостиной, даже на кухню за стаканом молока. Когда \"Мир\" заканчивается, я на какое-то время выключаю телевизор: на экране появляется Опра Уинфри, я ненавижу ее шоу, это бесконечную болтовню ни о чем и не пойми о ком, и иду в прихожую.

На полу, аккурат под щелью для почтовой корреспонденции, всегда лежит простой белый конверт, запечатанный. На нем ничего не написано. А внутри четырнадцать купюр по пять долларов или семь - по десять. Это мои деньги на неделю. И вот как я их трачу. Два раза хожу в кино, во второй половине дня, когда билет стоит четыре с половиной доллара. По субботам заправляю \"хонду\" бензином, где-то на семь долларов. Много я не езжу. Не помешан на этом, как сказал бы Паг. Это будет шестнадцать долларов. Четыре раза ем в \"Микки Ди\", или завтракаю (яйцо \"Макмаффин\", кофе, два шоколадных кекса), или обедаю ( бифштекс \"Четверть фунта\" с сыром, никаких \"Макспешл\", непонятно, как можно есть эти дерьмовые сэндвичи). Раз в неделю надеваю чинос, белую рубашку и иду смотреть, как живет другая, богатая половина человечества: ем в приличном ресторане, вроде \"Адамс рибс\" или \"Чак Уэгон\". Все это мне обходится в двадцать пять долларов, то есть сорок один доллар уже потрачен. Еще я могу заглянуть в \"Ньюс плюс\" и купить пару журналов-дрочиловок, никаких извращений, обычные \"Вариэйшнс\" или \"Пентхауз\". Я пытался получить эти журналы через \"ДОСКУ ЗАКАЗОВ ДИНКИ\", но безуспешно. Я могу покупать их сам, и они не исчезают в день уборки, но их и не приносят в дом, если вы понимаете, к чему я клоню, как все остальное. Как я понимаю, уборщики мистера Шарптона не хотят иметь дело ни с чем эротическим (ханжи). Опять же, я не могу заказать секс-издания через Интернет. Пробовал, но мои заказы каким-то образом блокируются. Обычно блок можно обойти, кружным путем, если не можешь пройти напрямую, но тут ничего не выходит.

Норман утер рукавом пот со лба, дожидаясь, пока Дана закончит разговор с Герт и спустится к туалету. За еловой рощицей в зоне для пикников гости «Дочерей и сестер» расправлялись с десертом, а когда они закончат, поток желающих воспользоваться туалетом превратится в потоп. Если фортуна не повернется к нему лицом, притом в ближайшее время, из его затеи ничего не выйдет.

Для полноты картины добавлю, что со своего телефона я не могу позвонить по номерам, начинающимся с 900. Автонабор, разумеется, работает, и если мне хочется позвонить какому-нибудь незнакомцу, где бы он ни жил, и какое-то время поболтать с ним, это пожалуйста. Могу позвонить и поговорить. Но только, если номер начинается не с 900. Ты должен заниматься делом. Наверное, это правильно. По собственному опыту знаю, чем больше думаешь о сексе, тем только хуже. Так что этот сексуальный треп - просто беда. А кроме того, секс - не самое главное в жизни, во всяком случае, для меня. Секс - это хорошо, но не предельно. Однако, учитывая то, чем я занимаюсь, подобное ханжество представляется странным. Даже забавным... да только я, похоже, потерял чувство юмора во всем, что связано с сексом. И кое с чем еще.

— Ну давай же, давай, — пробормотал Норман, и, словно в ответ на его мольбы, новая женщина появилась из-за деревьев и направилась к кирпичному строению. Это была не Герт и не Дана, угостившая его йогуртом, однако Норман все же узнал ее — одна из двух шлюх, копавшихся в огороде в тот день, когда он осматривал дом «Дочерей и сестер». Шлюха с разноцветными волосами рок-звезды. Та, которая нахально помахала ему рукой.

Ладно, вернемся к бюджету.

Если я покупаю журнал \"Вариэйшнс\", он стоит четыре бакса, то есть в сумме получается сорок пять. На оставшиеся деньги я покупаю си-ди, хотя такой необходимости нет, один или два шоколадных батончика (я знаю, что нельзя, потому что кожа у меня оставляет желать лучшего, хотя я уже и не подросток) Иногда думаю о том, чтобы заказать на дом пиццу или китайский обед, но правила \"ТрэнКорп\" этого не разрешают. Опять же, мне как-то не с руки все это заказывать, я же не представитель класса угнетателей. Я сам развозил пиццу, помните. Я знаю, какая это мерзкая работа. Однако, если бы я мог заказать пиццу, парень, который ее бы привез, не покинул дом с четвертаком. Я бы дал ему пятерку, чтобы увидеть, как радостно вспыхнут его глаза.

«И напугала меня до полусмерти, — припомнил он, — но будет справедливым ответить любезностью на любезность. Ползи сюда, стерва. Иди ко мне, иди к папочке».

Но вы уже начали смекать, почему мне не нужны карманные деньги, не так ли? Когда наступает очередной четверг, у меня обычно остается восемь долларов, но чаще чуть ли не двенадцать. Монетки я бросаю в щели канализационной решетки у моего дома. Я понимаю, что мои соседи, если б они это увидели, тронулись бы умом (я, конечно, ушел из школы, не закончив ее, но не потому, что глуп, будьте уверены), поэтому я выношу из дома ведро из синего пластика, который допускает переработку, с газетами (а иногда торчащим среди них номером \"Пентхауза\" или \"Вариэйшнс\", долго я дома это дерьмо не держу) и пока ставлю его на бордюрный камень, раскрываю кулак, в котором зажаты монеты, и они сыплются через щель решетки в ливневую канаву. Дзинь-дзинь-дзинь. Фокус-покус. Вот они есть, а вот их уже и нету. В один прекрасный день монеты перегородят канаву, соответствующий департамент муниципалитета пошлет кого-нибудь прочистить ее, так этот парень подумает, что выиграл в лотерею, если, конечно, не случится страшный ливень, который унесет все монеты на станцию очистки сточных вод. Но к тому времени я уже уеду. Не собираюсь я до конца своих дней жить в Коламбия-Сити, авторитетно заявляю. Уеду, и скоро. Так или иначе.

Норман почувствовал, как все его тело напряглось, мышцы затвердели, словно камень, от головной боли не осталось и следа. Он стоял неподвижно, будто статуя, выглядывая одним глазом из-за угла кирпичного здания туалета, моля Бога, чтобы Герт не вздумалось вернуться в самый неподходящий момент, умоляя девушку с зелено-оранжевыми волосами не передумать. Никто не вышел из еловой рощи, девушка со светофорной копной волос приближалась. Мисс Панки-Роки-Кожа-да-Кости, загляни ко мне на минутку, сказал паук мухе, и вот она совсем рядом, она тянется к дверной ручке, но дверь не открывается, потому что рука Нормана опускается на хрупкое запястье Синтии прежде, чем она успевает дотронуться до ручки.

С бумажными деньгами проще. Я просто бросаю их в мусорорубочную машину на кухне. Еще один фокус, гопля - и деньги превращаются лапшу. Вы, наверное, думаете, что это странно, выбрасывать деньги. Я тоже так думал, поначалу. Но к этому привыкаешь, как к любому повторяющемуся занятию, да и потом, каждую неделю через щель для почтовой корреспонденции на пол падают очередные семьдесят баксов. Правило простое: ничего не откладывать. К следующему четвергу не должно остаться ни цента. Кроме того, я же говорю не о миллионах, только о восьми или двенадцати долларах в неделю. Одним словом, мелочовке.

3

Она смотрит на него округлившимися от неожиданности и страха глазами.

ДОСКА ЗАКАЗОВ ДИНКИ. Еще одна дополнительная льгота. Я записываю все, что мне может понадобиться на неделю, и получаю заказанное (за исключением эротических журналов, как я и говорил). Может, когда-нибудь мне это и надоест, но пока у меня такое ощущение, будто Санта-Клаус приходит ко мне круглый год. В основном я записываю продукты, как другие на грифельной доске в кухне, но не только.

Я могу написать, к примеру, \"Новый видеофильм с Брюсом Уиллисом\" или \"Новый си-ди \"Уизер\", раз уж об этом зашла речь. Как-то в пятницу, после кино я зашел в \"Тунс Кспресс\" (я всегда хожу в кино по пятницам, во второй половине дня, даже если фильм не особо интересный, потому что в это время приходят уборщики), чтобы убить время: шел дождь и не хотелось месить грязь в парке, и пока разглядывал новые поступления, один подросток спросил продавца насчет нового диска \"Уизер\". Продавец ответил, что его привезут дней через десять, а то и позже, но у меня он лежал в следующую пятницу.

— Иди-ка сюда, крошка, — говорит он, волоча ее за собой. — Иди сюда, за уголок, я хочу поговорить с тобой. Я хочу поговорить с тобой начистоту.

Вот я и говорю, дополнительные льготы.

Если я пишу на \"ДОСКЕ\" \"спортивная рубашка\", сие означает, что по возвращению домой в пятницу вечером меня она будет ждать, всегда в приятных моему глазу серых тонах. Если я пишу \"чинос\", я получаю брюки. Все вещи из \"Гэпа\", куда я бы сам пошел за покупками, если б мне все не приносили. Если я хочу какой-то определенный лосьон после бритья или одеколон, пишу название на \"ДОСКЕ ЗАКАЗОВ ДИНКИ\", и он стоит на полочке в ванной, когда я заглядываю туда. Я не хожу на свидания, но жить не могу без одеколонов. Ничего не поделаешь.

12

Сейчас, готов спорить, вы посмеетесь. Однажды я написал на \"ДОСКЕ\": \"Картина Рембрандта\". Провел вторую половину дня сначала в кино, потом в парке, наблюдая, как парочки обнимаются и целуются, а собаки гоняются за \"фрисби\", думая о том, как предельно это будет, если уборщики действительно принесут мне картину Рембрандта. Представляете себе, подлинник старого мастера на стене дома в районе Сансет-Кнолл города Коламбия-Сити. Как же предельно, а?

Когда пришел домой, мой Рембрандт висел на стене, над диваном, где раньше были бархатные клоуны. Мое сердце билось с частотой в двести ударов в минуту, когда я пересекал комнату. Только подойдя ближе я понял, что это копия... вы понимаете, репродукция. Я, конечно, разочаровался, но не сильно. Хочу сказать, это был Рембрандт, пусть и не подлинник.

Герт Киншоу спешила в туалет, едва сдерживаясь, чтобы не перейти на бег, когда — чудо из чудес! — заметила впереди женщину, которую искала. Она немедленно раскрыла свою вместительную сумку и принялась рыться в ней в поисках фотографии.

В другой раз я написал \"Фотография Николь Кидман с автографом\". Я думаю, она - самая красивая актриса из ныне здравствующих, я просто тащусь от нее, так она меня возбуждает. И когда пришел домой, ее фотография украшала дверцу холодильника, прижатая двумя магнитами. На ней было одно из платьев, в которых она снималась в \"Мулин Руж\". И на этот раз я получил подлинник. Я это знаю, потому что внизу тянулась надпись: \"Динки Эрншоу, с любовью и поцелуями от Николь\".

Вот такие дела. Круто.

— Дана! — окликнула она женщину. — Дана, погоди минутку!

И вот что я хочу тебе сказать, приятель: если бы я работал на совесть и действительно этого бы захотел, на стене моей гостиной мог появиться подлинник Рембрандта. На такой работе путь только один - от малого к большему. И вот это, в определенном смысле, пугает больше всего.

4

Дана остановилась, повернулась и подошла к ней.

Теперь мне не приходится писать перечень продуктов. Уборщики и так знают, что я люблю: замороженные обеды \"Стоуффер\", особенно кусочки мяса в сметанном соусе, которые опускают в кипящую воду в специальном мешочке (мать называла это блюдо говном на палочке), замороженную клубнику, жирное молоко, котлеты-гамбургеры, которые надо только положить на горячую сковородку (я терпеть не могу возиться со свежим мясом), пудинги \"Доул\" в пластиковых стаканчиках (вредны для кожи, но я их люблю). Если речь идет о повседневной еде. А вот когда мне хочется что-то особенное, я прибегаю к помощи \"ДОСКИ ЗАКАЗОВ ДИНКИ\".

— Я ищу Кэти Спарк, — сказала она. — Ты случайно не видела ее?

Однажды я попросил домашний яблочный пирог, подчеркнув - не из супермаркета, и когда к вечеру, уже начало темнеть, вернулся домой, мой пирог стоял в холодильнике, вместе с остальными продуктами. Только не упакованный, просто лежал на тарелке с синей каемкой. По отсутствию упаковки я понял, что пирог действительно домашний. Не сразу решился приняться за него, откуда мне знать, где и кто его выпекал, потом понял, что веду себя глупо. Мы же не знаем, откуда еда доставляется в супермаркет, не так ли? То есть мы полагаем, что она качественная, потому что упакована или в банке, или с надписью \"герметизирована ради вашей защиты\", но кто-то мог хвататься за нее грязными пальцами до того, как ее герметизировали, чихать на нее, даже подтирать ею задницу. Я не хочу вас пугать, но ведь это правда. В мире полно странных людей, и многие из них \"не способны на что-то хорошее\". Я лично с такими сталкивался, можете мне поверить.

В общем пирог, я попробовал, и до чего же он оказался вкусным! Я съел половину в пятницу вечером, а вторую - в субботу утром. Субботниц вечер практически полностью просидел в сортире, освобождал кишки от всех этих яблок, но не жаловался. Пирог того стоил. \"Как пекла мама\", - обычно говорят про такой, но только к моей матери это не относится. Моя мать не смогла бы поджарить и \"спэм\".

— Она там, развлекается на площадке для игры в подковки. — Герт махнула рукой в сторону пикника. — По крайней мере, была там две минуты назад.

5

Мне никогда не приходилось заказывать нижнее белье. Каждые пять недель, все, что лежало в бельевых ящиках исчезает, зато появляются новенькие трусы-плавки \"Хейнс\", носки в пластиковых мешочках. Герметизированные для моей защиты, ха-ха. Туалетная бумага, стиральный порошок, мыло, шампунь, ничего этого я не заказываю. Все появляется и так.

— Отлично! — Дана тут же пошла в указанном направлении. Герт бросила короткий жаждущий взгляд на туалет, затем решила, что мочевой пузырь может потерпеть еще немного и догнала седую женщину. — Я боялась, что у нее опять начался приступ паники и она смоталась отсюда, — объяснила Дана. — Ты знаешь, с ней такое бывает.

Очень предельно, или вы так не думаете?

6

— Угу, — кивнула Герт. Перед еловой рощицей она показала Дане переданную по факсу фотографию. Та с любопытством взглянула на изображенного на ней мужчину. Она впервые видела Нормана, потому что не являлась ни обитательницей, ни сотрудницей «Дочерей и сестер». Дана работала психиатром, оказывая время от времени бесплатные услуги женщинам из «Дочерей и сестер», и жила в Кресент-Хайтсе с приятным вежливым мужем и тремя милыми нормальными детьми.

Я никогда не видел уборщиков, как и не видел парня, может, это и девица, который приносит мне семьдесят баксов по четвергам, когда я смотрю \"Пока вертится мир\". И у меня нет желания увидеть их. Во-первых, мне это не нужно. Во-вторых, да, признаюсь, я их боюсь. Точно так же, как боялся мистера Шарптона в его большом сером \"мерседесе\" в тот вечер, когда встретился с ним. Боюсь, и все тут.

— Кто это? — поинтересовалась Дана. Прежде чем Герт успела ответить, мимо них прошла Синтия. Как всегда, даже несмотря на напряженность ситуации, вид ее сумасшедшей прически вызвал у Герт улыбку.

По пятницам ленч я дома не ем. Досматриваю \"Пока вертится мир\", сажусь в машину и еду в город. Съедаю \"Четверть фунта\" в \"Микки Ди\", иду в кино, потом в парк, если погода хорошая. Там хорошо думается, а в последнее время мне есть о чем подумать.

Если погода плохая, я иду в торговый центр. Теперь, когда дни стали короче, у меня возникают мысли о том, а не заняться ли вновь боулингом. Чтобы хоть как-то скоротать вторую половину пятницы. Раньше мы частенько ходили в боулинг-центр с Пагом.

— Эй, Герт, мне нравится твой сарафан! — бодро приветствовала ее Синтия. Фраза отнюдь не представляла собой комплимент, являясь своеобразным синтиизмом — речевым оборотом, характерным для девушки.

Мне недостает Пага. Хотелось бы мне позвонить ему, поболтать, кое=чего рассказать. К примеру, об этом парне, Неффе.

Короче, плюнуть в океан и посмотреть, что из этого выйдет.

Пока меня нет, уборщики прибирают весь дом, от стены до стены, от пола до потолка. Моют посуду (хотя с этим я сам справляюсь неплохо), моют полы, стирают грязную одежду, меняют белью, вешают чистые полотенца, загружают холодильник, выполняют заказы с \"ДОСКИ\". Все равно, что живешь в отеле, где самая эффективная в мире (даже, предельная) система обслуживания.

— Спасибо. А мне нравятся твои шорты. Только я думаю, что если постараться, можно разыскать такие, из которых ягодицы будут выглядывать еще сильнее.

Единственное место, куда они особо не заглядывают - кабинет, примыкающий к столовой. В кабинете темно, окно затянуто шторами, и они никогда их не распахивают, как в других комнатах. Не пахнет в кабинете и \"Лемон пледж\", хотя вечером по пятницам остальные комнаты им так и благоухают. Иногда до такой степени, что я начинаю чихать. Это не аллергия, скорее, нос выражает свой протест.

Уборщики пылесосят полы, освобождают корзинки для мусора, но не прикасаются к бумажкам на столе, даже если они навалены кучей и смяты. Однажды я заклеил ящик тоненькой полоской прозрачной ленты. Когда я вернулся в пятницу вечером, полоска была на месте. Я не держу в ящике секретных материалом, вы понимаете, просто мне хотелось знать.

— Не надо мне рассказывать, — ответила Синтия, продолжая путь.

Опять же, если, уходя, я оставляю компьютер и модем включенными, ничего не меняется и к моему возвращению. Экран, конечно темный, работает программа сохранения электроэнергии и повышения долговечности монитора, но компьютер готов к работе. Если, уходя, я все выключаю, к моему приходу все остается выключенным. В кабинете Динки они стараются ничего не трогать.

Ее маленькие, но, без всякого сомнения, вызывающе привлекательные ягодицы раскачивались при ходьбе, как маятник часов. Дана посмотрела ей вслед с усмешкой, затем снова вернулась к фотографии. Изучая снимок, она рассеянно поглаживала длинные седые волосы, собранные в пучок на макушке.

Может, и уборщики побаиваются меня, а?

— Ты его знаешь? — спросила Герт. Дана медленно покачала головой, но Герт показалось, что этот жест выражает скорее сомнение, чем отрицательный ответ. — Представь его бритым наголо.

7

Телефонный звонок, который изменил мою жизнь, раздался аккурат в тот момент, когда я думал о том, мамаша и работа в \"Пицце из Рима\" на пару точно сведут меня с ума. Звонок пришелся на мой выходной день. Мать ушла с подружками в клуб, поиграть в бинго, все они дымили, как паровоз и, без сомнения смеялись, когда ведущий, доставая номер Б-12, говорил: \"А теперь, дорогие дамы, самое время принять витамины\". Я смотрел по Тэ-эн-тэ фильм с Клинтоном Иствудом и мечтал о том, чтобы перенестись в какое-нибудь другое место. Даже в Саскачеван.

Дана сделала еще лучше; она просто прикрыла верхнюю часть фотографии от линии волос, вгляделась в снимок еще внимательнее, шевеля губами, словно читала, а не рассматривала его. Когда она снова подняла взгляд на Герт, та увидела в нем озадаченность и тревогу.

Звонил телефон, и я думаю, это Паг, кто, кроме него, поэтому, снимая трубку, говоря сладеньким голосом: \"Вы позвонили в церковь Всего предельного, харкервильское отделение, преподобный Динк внимательно вас слушает\".

- Привет, мистер Эрншоу, - отвечает мне мужской голос. Я его никогда не слышал, но человек этот нисколько не сердится и не удивляется моей болтовне. Так что я, думаю, растерялся за нас обоих. Вы такого не замечали? Если сразу, с первого слова, пытаешься отчебучить что-нибудь по телефону, так на том конце провода обязательно окажется не тот человек, чьего звонка ты ждешь. Как-то я слышал о девушке, которая сняла трубку и выпалила: \"Привет Элен, я так хочу, чтобы ты меня оттрахала\". Она-то не сомневалась, что звонит подружка, а позвонил ее отец. Возможно, это выдумка, как байка о том, что в сточных водах Нью-Йорка живут крокодилы (или письма в \"Пентхауз\", но вы понимаете, о чем я.

— Сегодня утром я угостила его йогуртом, — начала она медленно. — На нем были темные очки, но…

- Ой, извините, - я так смущаюсь, что даже не задаваюсь вопросом, а откуда обладатель голоса знает, что преподобный Динк также и мистер Эрншоу, а полное его имя Ричард Эллери Эрншоу. - Я подумал, что звонит кто-то еще.

- Я и есть кто-то еще, - отвечает голос, и хотя тогда я не рассмеялся, потом без этого не обошлось. Мистер Шарптон - точно кто-то еще. Серьезно, предельно кто-то еще.

— Он сидел в инвалидной коляске, — произнесла Герт и, хотя настоящая работа только-только начиналась, ощутила огромное облегчение, словно с ее плеч свалился тяжелый камень. Всегда лучше знать, чем подозревать и сомневаться. Всегда лучше быть уверенным.

- Чем я могу вам помочь? - спросил я. - Если вы хотите поговорить с моей матерью, я могу только передать ей. Что вы звонили, потому что она...

- ...играет в бинго, я знаю. В любом случае, мне нужны вы, мистер Эрншоу. Я хочу предложить вам работу.

От удивления я на какое-то время лишился дара речи. А потом до меня дошло - это же телефонный розыгрыш.

— Да. Он опасен? Опасен, да? Я пришла сюда с двумя женщинами, которым за последнее время пришлось пережить немало трудных минут. Их сознание еще не очень устойчиво. Могут ли возникнуть неприятности, Герт? Я боюсь за них, не за себя.

- У меня есть работа, - говорю я. - Извините.

- Развозить пиццу? - в голосе слышится смех. - Да, конечно. Если только это можно назвать работой.

Герт задумалась, тщательно подбирая слова для ответа.

- Кто вы, мистер? - спрашиваю я.

- Моя фамилия - Шарптон. А теперь позвольте мне сразу перейти к делу, мистер Эрншоу. Динк? Могу я называть вас Динк?

- Конечно. Могу я называть вас Шарпи?

— Думаю, все будет в порядке. Думаю, самая страшная часть почти закончилась.

- Называйте, как хотите, главное, выслушайте.

- Я слушаю, - и я действительно слушал. Почему нет? По телевизору показывали \"Обман Кугана\", не самый лучший фильм Клинта.

13

- Я хочу предложить вам самую лучшую работу, которую вы когда-либо можете получить. Это не просто работа, Динк, это приключения.

- Ага, где-то я такое уже слышал, - у меня на коленях стояла миска с попкорном и я засунул пригоршню в рот. Разговор начал меня забавлять.

- Другие обещают; я выполняю. Но этот разговор мы должны продолжить лицом к лицу. Сможете вы со мной встретиться?

Норман рванул за ворот майки-безрукавки Синтии, обнажая ее крохотные, размером с чайную чашечку, груди. Одной рукой он зажал ей рот, одновременно прижимая девушку к стене и не давая возможности позвать на помощь. Потерся пахом об нее. Почувствовал, что она пытается отстраниться, но разумеется, ей не удалось, и это возбудило его еще сильнее; она в его руках, она в ловушке, из которой не выбраться, но возбуждение охватило лишь его тело. Рассудок покачивался в воздухе примерно в трех футах над головой и бесстрастно наблюдал за тем, как физическая оболочка Нормана склонилась над голым плечом мисс Панки-Роки и впилась в него зубами. Он бросился на нее, как вампир, и принялся сосать кровь, сочащуюся сквозь прокушенную тонкую кожу. Кровь оказалась горячей и соленой, и он не заметил семяизвержения, точно так же, как не чувствовал ее криков, заглушаемых жесткой ладонью.

- Вы - гей? - спросил я.

- Нет, - в голосе вновь слышались смешливые нотки. Едва-едва заметные. Но я то их почувствовал, потому что показал себя полным кретином, начав разговор первым. - Моя сексуальная ориентация здесь совершенно не причем.

14

- Тогда чего вам надо? Среди моих знакомых нет человека, который мог бы позвонить мне в половине десятого и предложить работу.

- Сделайте мне одолжение. Положите трубку и пройдитесь в прихожую.

— Возвращайся к своим подопечным и присмотри за ними, пока я не дам сигнал, что все в порядке, — сказала Герт Дане. — И сделай мне одолжение — не говори об этом никому, ради Бога. Твои пациентки — не единственные психологически неустойчивые женщины из присутствующих здесь сегодня.

Бред какой-то. Но чего мне было терять? Я прошелся и увидел на полу белый конверт. Кто-то просил его в щель для почтовой корреспонденции, пока я смотрел, как Клинт Иствуд преследует Дона Страуда в Центральном парке. Первый конверт из многих, хотя, конечно, тогда я этого не знал. Вскрыл и мне в ладонь выпали семь десяток. Плюс записка.

\"Это может быть началом великой карьеры\".

— Знаю. Герт сжала ее руку. — Все будет в порядке, я обещаю.

Я вернулся в гостиную, не отрывая взгляда от денег. Представляете себе, в каком я был состоянии? Чуть не сел на миску с попкорном. Заметил в последний момент, отодвинул в сторону и плюхнулся на диван. Поднял трубку, ожидая, что Шарптон уже отбыл по своим делам, но, стоило мне сказать: \"Эй?\" - он сразу откликнулся.

- И что все это значит? - спросил я его. -Почему вы мне прислали эти семьдесят баксов? Я их оставлю, но не буду считать себя чем-то вам обязанным. Я ничего у вас не просил.

- Деньги ваши, - отвечает Шарптон, - и никто не спросит, откуда они у вас взялись. Но я открою вам один секрет, Динк, на этой работе деньги особого значения не имеют. Главное - дополнительные льготы. Они дают гораздо больше.

— Хорошо. Тебе лучше знать.

- Если вы так говорите...

— Все, топай. Во всяком случае, я точно знаю, что найти его не трудно, если он до сих пор разъезжает в своем кресле на колесах. Если увидишь его, держись подальше. Ты меня поняла? Держись от него подальше!

- Абсолютно. И я прошу лишь одного: встретиться со мной и услышать чуть больше. Я сделаю вам предложение, которое изменит всю вашу жизнь. Фактически, откроет дверь в новую жизнь. Выслушав мое предложение, вы сможете задать любые вопросы. Только я хочу сразу предупредить: возможно, не все ответы вам понравятся.

- А если я откажусь от вашей работы?

- Я пожму вам руку, хлопну по плечу и пожелаю удачи.

Дана посмотрела на нее с откровенным страхом.

- И где вы хотите со мной встретиться? - большая моя часть, практически весь я, по-прежнему полагала, что меня разыгрывают, но появилась толика, которая придерживалась иного мнения. Во-первых, я держал в руках деньги. Семьдесят долларов чаевых за доставку пиццы набегало лишь за две недели, и при условии, что заказов хватало. Но в основном меня убеждала манера разговора Шарптона. Чувствовалось, что он учился в колледже, и я говорю не про занюханный Ширс рестам стейт колледж в Ван Друсене. Да и потом, чего мне было бояться. После несчастного случая со Шкипером, ни у одного человека на планете Земля не возникало желания причинить мне боль или обидеть. Ну, оставалась, конечно, мамаша, но ее единственным оружием был язык... и уж конечно, на такой розыгрыш ума бы у нее не хватило. Опять же, она бы никогда в жизни не рассталась с семьюдесятью долларами. На которые она могла сыграть в бинго.

— Что ты намерена предпринять? — В первую очередь сходить в туалет, иначе я умру от разрыва мочевого пузыря. А потом отправлюсь в службу безопасности и сообщу, что мужчина в инвалидной коляске пытался выхватить у меня сумочку. Дальше посмотрим, но главное — не подпускать его к нашему пикнику. — Рози до сих пор не появилась, наверное, у нее свидание или деловая встреча, и Герт никогда в жизни не испытывала такой благодарности к неизвестному ей человеку, из-за которого та не пришла на пикник. Все упирается в Рози; Рози — детонатор, и пока ее нет, у Герт сохраняется шанс нейтрализовать ее мужа прежде, чем он успел натворить всяких бед.

- Этим вечером, - ответил он. - Собственно, прямо сейчас.

- Хорошо, почему нет? Подъезжайте. Полагаю, раз вы бросили конверт с десятками в щель для почтовой корреспонденции на моей двери, адрес мне диктовать не нужно.

- Не в вашем доме. Встретимся на автостоянке у \"Супр Сэвра\".

— Может быть, мне стоит подождать здесь, пока ты вернешься из туалета? — нервно спросила Дана.

Желудок у меня ухнул вниз, как оборвавшаяся кабина лифта, и разговор сразу перестал быть забавным. Может, это какая-то ловушка... может, не обошлось и без копов. Я говорил себе, что о Шкипере узнать никто не мог, особенно копы, но Господи! Письмо было, Шкипер мог оставить его, где угодно. По этому письму никто ничего бы не смог понять (кроме имени его сестры, Дэбби, но в мире миллионы девушек, которых зовут Дэбби), как никто ничего не смог понять из того, что я написал на тротуаре около дома миссис Буковски... так я, во всяком случае, говорил до этого чертова звонка. Но кто мог это гарантировать? И вы знаете, что говорят о нечистой совести? Я, конечно, не чувствовал за собой вины за смерть Шкипера, тогда, но все-таки...

- \"Супр Сэвр\" - странное место для собеседования о приеме на работу, не так ли? Если учесть, что магазин закрыт с восьми часов вечера.

— За меня не переживай.

- Поэтому нам там будет удобно, Динк. Уединение в общественном месте. Я припаркуюсь около площадки для тележек. Автомобиль ты узнаешь без труда большой серый \"мерседес\".

- Я его узнаю, потому что он будет единственным, - ответил я, но в трубке уже раздавались гудки отбоя.

Дана, нахмурившись, взглянула на тропинку, извивающуюся между густыми елями.

Я положил трубку, сунул деньги в карман, машинально, не отдавая себе отчета в том, что делаю. Меня прошиб пот. Голос в телефонной трубке предложил встретиться около площадки для тележек, где Шкипер так часто доставал меня. Однажды он чуть не раздробил мне пальцы между ручками двух тележек, и рассмеялся, когда я вскрикнул от боли. Смех этот причинил куда больше страданий, хотя на двух пальцах ногти почернели и отвалились. Тогда я и принял окончательное решение насчет письма. Которое принесло невероятный результат. Однако, если Шкипер Браннигэн превратился в призрака, он наверняка болтается около тех самых тележек для покупок, выискивая новые жертвы, чтобы помучить их. Голос в телефонной трубке выбрал место встречи не случайно. Я пытался убедить себя, что это чушь собачья, что совпадения случаются постоянно, но сам себе не верил. Мистер Шарптон знал насчет Шкипера. Каким-то образом знал.

Я боялся встречи с ним, но понимал, что выбора у меня нет. Я должен уйти. Хотя бы для того, чтобы выяснить, что он знает. И кому может сказать.

— Знаешь, я все-таки подожду.

Поднялся с дивана, надел пальто (ранняя весна, по ночам холодно, хотя мне казалось, что в западной Пенсильвании ночи холодные круглый год), двинулся к двери, вернулся и оставил записку матери.

\"Пошел погулять с парой приятелей. Вернусь к полуночи\".

Герт улыбнулась.

Я намеревался вернуться задолго до полуночи, но записка представилась мне дельной идеей. Тогда я не позволил себе задуматься о том, почему решил написать записку, но теперь-то могу признаться: я хотел, чтобы мать позвонила в полицию, если б со мной что-то случилось, что-то плохое.

8

— Ладно. Я быстро, можешь мне поверить.

Есть два вида страха, я, во всяком случае, придерживаюсь такой классификации. Тивишный страх и настоящий страх. Я думаю, мы проходим по жизни, испытывая, в основном, тивишный страх. К примеру, когда ждем результатов анализа крови или возвращаемся домой из библиотеки в темноте и думаем о плохишах, затаившихся в кустах. По-настоящему мы из-за этого дерьма не пугаемся, потому что в глубине души знаем, и анализы не покажут ничего ужасного, и в кустах никого не будет. Почему? Потому что такие напасти случаются с людьми только на экране телевизора.

Когда я увидел этот большой серый \"мерседес\", единственный автомобиль на огромной, в акр, стоянки у супермаркета, я испытал настоящий страх, впервые после той стычки со Шкипером Браннигэном в подсобке. Тогда дело едва не дошло до драки.

Она почти вошла в кирпичное строение, когда какой-то звук проник в ее занятый тревожными мыслями мозг: шум дыхания, притом довольно тяжелого. Нет — дыхание двух человек. Уголки большого рта Герт дернулись в усмешке. Кто-то получает за стеной туалета маленькие полуденные радости, судя по звуку. Всего лишь…

Машина Шарптона стояла под желтым светом ртутных ламп автостоянки, большой старый фрицмобиль, 450-ый, может даже 500-ый, какие нынче стоят никак не меньше ста двадцати \"кусков\". Стояла рядом с площадкой для тележек (ночью, естественно, она пустовала, все тележки увезли внутрь, оставили лишь одного трехколесного инвалида). Горели только подфарники, белый дымок вился над выхлопной трубой. Двигатель урчал, как сонный кот.

Я подъехал, сердце билось редко, но сильно, ко рту стоял неприятный привкус. Более всего мне хотелось нажать на педаль газа \"форда\", в котором в эти дни стоял запах пиццы с перчиками) и уехать к чертовой матери, но я никак не мог избавиться от мысли, что этот парень знает про Шкипера. Я мог говорить себе, что знать просто нечего, что с Чарльзом \"Шкипером\" Браннигэном или произошел несчастный случай, или он покончил жизнь самоубийством. Копы не смогли прийти к единому мнению (копы практически не знали Шкипера; если б знали получше, тут же отбросили бы версию самоубийства: такие, как Шкипер, никогда не сводят счеты с жизнью, во всяком случае, в двадцать три года), но мне так и не удалось заглушить внутренний голос, долдонящий, что я в опасности, кто-то может скумекать, что к чему, кто-то найдет письмо и скумекает.

— Отвечай, когда я тебя спрашиваю, стерва!

Логика не была союзницей внутреннего голоса, но он прекрасно без нее обходился. Его хорошие легкие просто перекрикивали логику. Я остановился рядом с мурлычущим \"мерседесом\", опустил стекло. Одновременно пошло вниз и стекло водительской дверцы \"мерседеса\". Мы посмотрели друг на друга, я и мистер Шарптон, как пара друзей, встретившихся в автокинотеатре.

Сейчас я помню его смутно. Что странно, учитывая, с тех пор я много думал о нем, но это так. Запомнилось, что он худой и в костюме. В дорогом, хотя в костюмах я не больно разбираюсь. Однако, костюм меня несколько успокоил. Наверное, дело в подсознательных ассоциациях: костюм - бизнес, джинсы и футболка - лажа.

От голоса, настолько низкого, что он смахивал на рычание крупного пса, улыбка застыла на губах Герт. — Говори, где она, и говори сейчас же.

- Привет, Динк, - говорит он. - Я - мистер Шарптон. Переходи ко мне.

- А может, останемся, где сидим? - ответил я. - Мы можем говорить и через окна. Ничего необычного в этом нет.

Он молча смотрел на меня. Через несколько секунд я заглушил двигатель \"форда\" и вылез из кабины. Но могу сказать, почему. А вот перепугался пуще прежнего. И страх был настоящий. Настоящий на все сто процентов, без малейшей примеси тивишного. Может, поэтому он добивался от меня всего, чего хотел.

15

С минуту я постоял между автомобилем мистера Шарптона и моим \"фордом\", глядя на площадку для тележек, думая о Шкипере. Высоком блондине с вьющимися волосами, которые он зачесывал назад. С прыщами на лбу и алыми, словно в помаде, губами. \"Эй Динки, покажи свой динки\", - говорил он. Или: \"Эй, Динки, хочешь пососать мой динки?\" Иногда, когда мы устанавливали тележки одну в одну на площадке, он начинал гоняться за мной, наезжая тележкой на пятки и ревя: \"Р-р-р-р-р! Р-р-р-р-р\" Р-р-р-р-р!\" - как гребаный гоночный автомобиль. Пару раз сбивал меня с ног. Во время перерыва на обед, когда еда стояла у меня на коленях, он с силой толкал меня в плечо, чтобы посмотреть, не упадет ли что на пол. Вам наверняка встречались такие, как он, я в этом уверен. Похоже, набором идей он не отличался от старшеклассников, которые обычно сидят на галерке.

На работе я завязывал волосы в конский хвост, приходилось завязывать, если они длинные, таковы правила супермаркета, так иногда Шкипер подходил сзади, хватался за резинку, которая стягивала волосы и срывал ее. Иногда она цеплялась за волосы и выдирала их. Случалось, лопалась и больно била по шее. Дело дошло до того, что, уходя на работу, я клал в карман две или три запасные резинки. Я старался не думать, почему я это делаю, зачем беру их с собой. Если б подумал, начал бы себя ненавидеть.

Герт с такой скоростью выскочила из-за угла приземистого кирпичного строения, что едва не натолкнулась на брошенную инвалидную коляску, после чего наверняка перевернулась бы вверх тормашками. Бритый наголо мужчина в черной мотоциклетной кожаной куртке — Норман Дэниеле — стоял спиной к ней, сжимая плечи Синтии с такой яростной силой, что его большие пальцы буквально погружались в тощую плоть девушки. Он почти вплотную прижимался лицом к ее лицу, но Герт заметила странный угол переносицы Синтии. Такое ей приходилось видеть и раньше — на собственной физиономии в зеркале. Он сломал Синтии нос.

Однажды я развернулся на каблуках, когда он в очередной раз сдернул с моих волос резинку. Должно быть, он что-то увидел в моем лице, потому что насмешливая улыбка исчезла, сменившись другой. Насмешливая улыбка не открывала его зубов, в отличии от новой. Происходило это в подсобке, где северная стена всегда холодная, потому что за ней находится морозильная камера. Он поднял руки и сжал пальцы в кулаки. Другие парни сидели вокруг, ели, смотрели на нас, и я знал, никто из них не поможет. Даже Паг, росточком в пять футов и четыре дюйма и весом в сто десять фунтов. Шкипер переломил бы его, как спичку, и Паг это знал.

- Давай, жопорылый, - Шкипер все улыбался новой мерзкой улыбкой. Разорванная резинка красным языком ящерицы болталась между двух пальцев. Давай. Хочешь подраться со мной? Нет вопросов. Я с удовольствием подерусь с тобой.

— Говори, где она, иначе тебе никогда больше не понадобится губная помада, потому что я откушу твой целовальник прямо…

Я-то хотел спросить, почему он достает именно меня, почему я стал объектом его нападок, а не кто-нибудь другой. Но ответа я бы не получил. Такие, как Шкипер, не отвечают. У них только одно желание - вышибить тебе зубы. Поэтому я просто сел и принялся за сэндвич. Если б полез в драку со Шкипером, он бы, скорее всего, уложил меня на больничную койку. Я ел сэндвич, хотя аппетит пропал начисто. Он еще секунду-другую смотрел на меня, и я уже подумал, что драки избежать не удастся, но потом все-таки разжал кулаки. Разорванная резинка упала на пол. \"Ты ничтожество, процедил Шкипер. - Гребаное, длинноволосое хипповое ничтожество\". И ушел. Произошло это через несколько дней после того, как он защемил мне пальцы между тележками, а еще через несколько дней Шкипер лежал на атласе в методистской церкви, и уже не мог слышать звуки органа. Он сам на это нарвался. Так, по крайней мере, я тогда думал.

- Маленькое путешествие в страну памяти? - спросил мистер Шарптон, и его слова рывком вернули меня в настоящее. Я стоял между двумя автомобилями, стоял рядом с площадкой для тележек, где Шкипер уже никому не прищемит пальцы.

В этот момент Герт перестала размышлять, перестала слышать. Она переключилась на автопилот. Через два шага оказалась рядом с Дэниелсом. Делая эти два шага, она соединила руки, переплетя пальцы и превратив их в дубину. Затем занесла руки над правым плечом как можно дальше — ей нужна вся сила, которая есть, плюс инерция замаха. За мгновение до того, как она нанесла удар, затравленный взгляд Синтии метнулся в ее сторону, и муж Рози заметил движение глаз девушки. Герт вынуждена была признать, что реакция у него завидная. Просто потрясающая реакция. Она все-таки нанесла удар, и очень сильный, но не в основание шеи, куда намеревалась попасть. Он уже начал поворачиваться, и удар пришелся в боковую часть лица, в то место, где соединяются верхняя и нижняя челюсти. Единственный шанс покончить со всем делом без шума и гама она упустила.

- Я не знаю, о чем вы говорите.

- Неважно. Запрыгивай в кабину, Динк, и потолкуем.

Я открыл дверь \"мерседеса\", сел на пассажирское сидение. Господи, как же там пахло. Кожей, но не просто кожей. Вы знаете, в \"Монополии\" есть карта \"Освобождение от тюрьмы\". Если ты достаточно богат, чтобы позволить себе автомобиль, в салоне которого пахнет так же, как и в \"мерседесе\" мистера Шарптона, у тебя должна быть карта \"Освобождение от всего\".

Когда бритоголовый повернулся к ней лицом, первой мыслью Герт было, что тот ел клубнику. Он улыбнулся ей, обнажая зубы, с которых все еще капала кровь. Его улыбка ошеломила Герт и наполнила уверенностью в том, что единственное, чего она добилась, — это неминуемой смерти двух женщин, а не одной. Перед ней стоял совсем не человек. Перед ней стоял дьявол в кожаной мотоциклетной куртке.

Я глубоко вдохнул, задержал дыхание, наконец выдохнул.

- Это предельно.

Мистер Шарптон рассмеялся, его чисто выбритые щеки поблескивали в отсвете приборного щитка. Он не стал спрашивать, о чем я, и так все понял.

— А-а, вот и Герти к нам пожаловала! — воскликнул Норман. — Желаешь померяться силами, Герти? Ты этого хочешь? Побороться со мной? Задавить меня своими буферами в три обхвата, ты это собираешься сделать? — Он рассмеялся, похлопывая себя ладонью по груди, подчеркивая этим жестом, насколько смешными кажутся ему ее намерения. Движения сопровождались слабым позвякиванием застежек на куртке.

- Предельно, но доступно. Во всяком случае, для тех, кто не упускает своих шансов.

- Вы так думаете?

- Знаю, - и в голосе его не было ни тени сомнений.

Герт глянула на Синтию, которая ошарашенно смотрела на свое тело, словно мучительно пыталась понять, куда же, черт возьми, подевалась ее майка.

- Мне нравится ваш галстук, - я это сказал, чтобы заполнить паузу, но не покривил душой. Галстук, конечно, предельным я бы не назвал, но он мне действительно понравился. Вы знаете такие галстуки, с множеством черепов, или голов динозавра, или клюшек для гольфа. Галстук мистера Шарптона украшали мечи, каждый держала крепкая рука.

Он рассмеялся, провел по галстуку ладонью, ласково так погладил его.

— Синтия, беги!

- Это мой счастливый галстук. Надевая его, я чувствую себя королем Артуром, - улыбка медленно сползла с его лица, и я понял, что он не шутит. - Король Артур собирал лучших в мире людей. Рыцарей, чтобы они сидели с ним за Круглым Столом и помогали ему перестраивать мир.

У меня по спине пробежал холодок, но я старался не выказывать страха.

Синтия подняла на нее затуманенный взгляд, отступила неуверенно на два шага и попросту прислонилась спиной к кирпичной стене туалета, будто сама мысль о бегстве лишила ее всяких сил. Герт увидела всплывавшие, словно подходящее тесто, синяки на скулах и лбу.

- И что вы хотите от меня, Арт? Помочь найти святой Грааль или как там его называют?

- Галстук не превращает человека в короля, - ответил он. - Мне это известно, на случай, если тебя тревожит мое самомнение.

Я заерзал, чувствуя себя не в своей тарелке.

— Герт-Герт-бо-Берт, — нараспев произнес Норман, делая шаг к ней. — Банана-фанна-фо-Ферт, фи-фай-мо-Мерт… Герт! — Он засмеялся, точно ребенок, собственному бессвязному бормотанию, затем утер тыльной стороной руки рот, перепачканный кровью Синтии, Герт увидела на его бритом черепе капельки пота, похожие на блестки на платье. — О-о-о, Герти! — заворковал Норман, и теперь верхняя половина его тела начала раскачиваться из стороны в сторону, как тело кобры, выползающей из корзины заклинателя змей. — Я раскатаю тебя, как пласт теста. Я выверну тебя наизнанку, как перчатку. Я…

- Эй, я не пытаюсь вас обидеть...

- Я знаю, Динк. Будь уверен. Отвечаю на твой вопрос. На четверть я охотник за головами, на четверть - талантливый скаут, наполовину - ходящая, говорящая судьба. Сигарету?

- Я не курю.

— Так почему же ты не делаешь этого? — рявкнула она в ответ. — Ты не на школьном выпускном балу, кусок дерьма куриного! Чего ж ты ждешь? Иди, потягайся со мной!

- Это хорошо, дольше проживешь. Сигареты - убийцы. Иначе люди не называли бы их гробовыми гвоздями.

- Вы меня заинтриговали.

- Надеюсь на это, - Шарптон закурил. - Искренне надеюсь. Ты первоклассная находка, Динк. Я сомневаюсь, что ты мне поверишь, но это так.

Дэниеле перестал раскачиваться и уставился на нее, не в силах поверить, что этот мешок с кишками осмелился кричать на него. Осмелился обозвать его. За спиной Нормана Синтия, спотыкаясь, сделала еще два или три шага, шурша шортами по кирпичной стене туалета, затем снова остановилась, обессиленно привалившись к стене.

- Так о каком предложении вы говорили?

- Скажи мне, что случилось со Шкипером Браннигэном.

Мои худшие предположения подтвердились. Он не мог знать, никто не мог, но как-то прознал. Тело у меня онемело, голову сжало обручем, язык прилип к небу.

Герт согнула руки в локтях, повернув ладони внутрь, и подняла их перед собой, разведя на расстояние примерно двадцать дюймов. Чуть согнула пальцы. Вжала голову в плечи, набычившись, как разъяренная медведица. Норман увидел ее оборонительную позу, и удивленное выражение исчезло с его лица, уступив место насмешливому.

- Давай, рассказывай, - голос доносился из далекого далека, глубокой ночью так слышен голос диктора радиостанции, работающей на коротких волнах.

Язык вернулся на положенное ему место. Для этого потребовались немалые усилия, но я справился.

— Что это ты задумала, Герти? — спросил он. — Насмотрелась кинушек с Брюсом Ли и решила потренироваться на мне? Слушай, у меня для тебя новость — он мертв, Герти. Такой же труп, в какой превратишься и ты примерно через пятнадцать секунд — жирная старая чернозадая сучка, валяющаяся в грязи. — Он засмеялся.

- Я ничего не делал, - и мой голос, похоже звучал на той же гребаной волне. - Со Шкипером произошел несчастный случай, вот и все. Он ехал домой и слетел с дорого. Автомобиль перевернулся и упал в Локерби Стрим. В легких нашли воду, то есть он утонул, но в газетах писали, что он бы все равно умер. Потому что до того, как автомобиль упал в реку, ему снесло полголовы. Так, во всяком случае, говорили. Некоторые полагали, что это не несчастный случай, что он покончил с собой, но я не верю. Шкипер... слишком много удовольствия он получал от жизни, чтобы наложить на себя руки.

- Да. И часть этого удовольствия он получал за твой счет, не так ли?

Я не ответил, но губы у меня дрожали, а на глазах навернулись слезы.

Герт неожиданно вспомнила о Лане Клайн, нервно оглядывающейся вокруг, и подумала, что та, возможно, все еще ждет, пока Герт вернется из туалета.

Мистер Шарптон наклонился ко мне, положил руку мне на плечо. Такого и следовало ожидать от мужчины в возрасте, сидя рядом с ним в салоне его большого немецкого автомобиля на пустынной автостоянке, но я знал, что он прикоснулся ко мне совсем по другому поводу, не подкатывается. Его прикосновение бальзамом пролилось на сердце. До того, как он прикоснулся ко мне, я и не знал, как же мне тоскливо. Иногда этого и не знаешь, думаешь, что это твое естественное состояние, по-другому и не бывает. Я опустил голову. Всхлипывать, рыдать не стал, но слезы потекли по щекам. Мечи на его галстуке раздвоились, потом растроились, на месте каждого появилось три.

- Если ты боишься, что я - коп, то напрасно. И я дал тебе деньги... то есть ни о каком обвинении речи быть не может. Да и в любом случае, никто бы не поверил тому, что в действительности произошло с молодым Браннигэном. Даже если бы ты во всем признался по общенациональному ти-ви. Поверили бы?

— Лана! — закричала она во всю мощь своих легких, — Он здесь! Если ты еще не ушла, беги и зови на помощь!

- Нет, - прошептал я, потом добавил, уже громче. - Я терпел, пока мог. Наконец, не выдержал. Он заставил меня, сам на это нарывался.

- Расскажи мне, что случилось, - повторил мистер Шарптон.

На мгновение муж Рози вздрогнул, словно испугавшись, затем расслабился. Ухмылка снова заиграла на его лице. Он бросил быстрый взгляд через плечо, проверяя, на месте ли Синтия, затем опять посмотрел на Герт, возобновляя покачивания корпусом.

- Я написал ему письмо. Особое письмо.

- Да, очень даже особое. И что ты в него вставил, чтобы оно сработало только на Шкипера?

Я понимал, о чем он, но этим дело не ограничивалось. Персонифицируя письма, ты усиливаешь их мощность. Они становятся смертельными, не просто опасными.

— Где моя жена? — спросил он вкрадчиво. — Скажи, где она, и я, возможно, сломаю тебе всего одну руку. Господи, может быть, я вообще тебя не трону. Она украла мою кредитную карточку. Я хочу вернуть ее, вот и все.

- Имя его сестры, - вот тут думаю, я сдался на его милость. - Его сестры, Дебби.

9

«Я не справлюсь с ним, если пойду в атаку. — Он должен броситься на меня — иначе мои шансы подловить его равны нулю. Но как заставить его броситься на меня?»

Во мне всегда была какая-то сила, в принципе, я это знал, но понятия не имел, как ей пользоваться, как она называется, и что все это значит. Я также знал, что не стоило мне кичиться этой силой, потому что у других людей она отсутствовала напрочь. Я думал, если тайное стало бы явным, меня отправили бы в цирк. Или в тюрьму.

Я помню, как однажды, помню смутно, мне было годика четыре, это одно из моих первых воспоминаний, я стоял у грязного окна и смотрел во двор. Видел там колоду для рубки дров и почтовый ящик с красным флагом, то есть происходило все в доме тети Мабел, в деревне. Мы там жили после того, как сбежал мой отец. Мать нашла работу в \"Булочной-пекарне Харкервиля и вскоре мы вернулись в город. Мне тогда было чуть больше пяти. Мы жили в городе, когда я начал ходить в школу, это я знаю точно. Благодаря псу миссис Буковски: мимо этого гребаного людоеда мне приходилось ходить пять дней в неделю. Никогда не забуду эту тварь. Боксер с белым ухом. Он навсегда поселился в стране памяти, о которой упоминал мистер Шарптон.

В сознании Герт вдруг всплыл Питер Слоуик — некоторые части его тела полиции так и не удалось обнаружить, а большая часть укусов была в определенных местах, — и она подумала, что, возможно, нашла способ вывести его из себя.

Так вот, я смотрел в окно, а на верхней панели окна жужжали мухи, вы, конечно, знаете, как они жужжат. Звук мне не нравился, но достать их я не мог, даже свернутым в трубочку журналом, чтобы перебить или разогнать. И вместо этого я пальцем нарисовал на грязном стекле два треугольника, а потом круг, который соединил треугольники. Как только я это сделал, как только подушечка моего указательного пальца дорисовала круг, все мухи, четыре или пять, мертвыми попадали на подоконник. Большие, как фасолины, черные фасолины, которые вкусом напоминают солодку. Я поднял одну, пригляделся, не нашел ничего интересного, бросил на пол и продолжил смотреть в окно.

Что-то подобное и потом случалось время от времени, но не с какой-то целью, не потому, что я захотел, чтобы это произошло. Насколько я помню, впервые, до Шкипера, я использовал заложенную во мне силу против пса миссис Буковски. Она жила на углу нашей улицы, тогда мы арендовали дом на Дагуэй-авеню. Пес был жутко злой и опасный, и все дети Уэст-Сайда боялись этой твари с белым ухом. Мисс Буковски держала ее на веревке во дворе, и боксер обгавкивал каждого, кто проходил мимо. Не просто обгавкивал, как некоторые собаки, в его лае ясно слышалось: \"Если б ты попал во двор или я оказался на улице, ходить тебе без яиц, козел\". Однажды пес сорвался с веревки и покусал разносчика газет. Любую другую собаку за это усыпили, но сын миссис Буковски был начальником полиции и как-то все уладил.

— До тебя я не знала, что значит выражение «сожрать с потрохами», педик поганый. Ты придал ему гораздо более широкий смысл. Простого миньета показалось тебе недостаточно, да? Решил полакомиться? Ну, чего же ты ждешь? Идешь в мои объятия, или женщины тебя пугают?

Я ненавидел боксера так же, как ненавидел Шкипера. Полагаю, в определенном смысле он тоже был Шкипером. Мне приходилось проходить мимо дома миссис Буковски по пути в школу. Конечно, я мог обойти квартал с другой стороны, но тогда бы меня прозвали сосунком, да и дорога заняла куда больше времени. И всякий раз я ужасно боялся, что псина сорвется с веревки. Она так яростно гавкала, что пена летела во все стороны. Иногда боксер рвался к забору с такой силой, что у него подсекались лапы и он падал на землю. Кто-то находил это забавным, но только не я. Я боялся, что веревка (не цепь, а старая веревка) в один прекрасный день оборвется, боксер перепрыгнет через низкий забор из штакетника, который отделял двор миссис Буковски от Дагуэй-авеню, и вцепится мне в горло.

А потом однажды утром я проснулся с идеей. Готовой идеей. Я хочу сказать, мне ничего не пришлось додумывать. Я проснулся с ней, как нынче иной раз просыпаюсь со стоящим колом членом. Проснулся в субботу, очень рано, но солнце уже поднялось. В этот день я мог не появляться рядом с домом миссис Буковски, если бы не хотел, но как раз в эту субботу мне не терпелось пойти туда. Я скоренько вылез из постели. Оделся. Торопился потому, что боялся забыть идею. Мог забыть... как забываются сны, с которыми просыпаешься (или как опадает член, если переходить к реалиям жизни), но в тот момент все держал в голове, до мельчайших подробностей: слова, треугольники, завитки, особые круги, связывающие отдельные элементы воедино... два или три, частично накладывающиеся друг на друга, повышающие действенность.

В этот раз ухмылка не просто исчезла с его лица; когда Герт назвала его педиком, она пропала с такой неожиданностью, что ей показалось, будто ухмылка упала и с треском, похожим на звон разбившейся сосульки, рассыпалась на куски под его туфлями со стальными набойками на носках. Его тело замерло.

Я проскочил через гостиную (мать спала, я слышал ее похрапывание, а розовая униформа, в которой она работала в булочной, висела на крючке в ванной) на кухню. Около телефона там висела грифельная доска, на которой мать записывала нужные ей телефоны и намеченные дела (конечно, не \"ДОСКА ЗАКАЗОВ ДИНКИ\", но нечто похожее). Я задержался на несколько секунд, чтобы взять кусок розового мела, который болтался на нитке. Сунул его в карман и вышел за дверь. Я помню то прекрасное утро, прохладное, но не холодное, небо такое синее, словно его только что вымыли дочиста. На улице не было ни души, сами знаете, по субботам, если есть такая возможность, люди любят поспать.

— Я УКОКОШУ ТЕБЯ, СУЧКА ТРЕКЛЯТАЯ! — завопил Норман и бросился в атаку.

Собака миссис Буковски не спала. Черта с два. Этот пес честно исполнял свои обязанности. Увидел меня сквозь зазоры между штакетинами и рванулся к забору, натянул веревку до предела, а может и еще сильнее, словно какая-то часть его собачьего мозга знала, что сегодня - суббота, и мне делать тут нечего. Веревка потянула боксера назад, он чуть отбежал и вновь рванулся к забору, лая до хрипоты, нисколько не боясь, что ошейник задушит его, перетянув горло. Полагаю, миссис Буковски привыкла к этому лаю, может, он ей и нравился, но я никак не мог понять, почему это безобразие терпят соседи.

В тот день я не обращал на боксера ни малейшего внимания. Идея полностью захватила, я начисто забыл о своих страхах. Вытащил из кармана мел, опустился на одно колено. На секунду подумал, что \"картинка\" исчезла из головы, и запаниковал. Отчаяние и печаль пытались занять ее место, и я сказал себе: \"Нет, Динки, нет, не допускай этого, борись. Пиши, что угодно, хотя бы \"СОБАКУ МИССИС БУКОВСКИ - НА ХЕР\".

Герт развернулась боком, в точности повторяя движение, которому обучала Синтию в тот день, когда Рози вернулась в «Дочери и сестры» с картиной и заглянула в комнату отдыха, превращенную в тренировочный зал. Она задержала руки в нижнем положении чуть дольше, чем тогда, когда показывала женщинам, как правильно выполняется захват, зная, что даже его слепая ярость недостаточна, чтобы полностью гарантировать успех ее попытки: соперник слишком силен и велик, и, если она не поймает его на корпус, он подомнет ее под себя, как асфальтный каток. Норман протянул к ней руки; его губы раздвинулись, он оскалил зубы, готовясь укусить. Герт отступила еще дальше, уткнувшись массивным задом в кирпичную стену, и подумала: «Господи, помоги мне». Затем схватила толстые волосатые запястья обеих рук Нормана.

Но этого мне писать не пришлось. Я нарисовал \"картинку\", с которой проснулся. Думаю, это был символ действа, потому что он словно открыл шлюз плотины. Мою голову заполнили неведомые образы. Что радовало, и при этом пугало, очень уж их было много. Следующие пять минут я стоял на коленях, потел и, как безумный, рисовал на асфальте. Слова, которых никогда не слышал, знаки и орнаменты, которых никогда не видел, скорее всего, их никто не видел. Писал и рисовал, пока правый рукав до локтя не покрылся розовой пылью, а от куска мела матери не остался крошечный камешек, зажатый между моими большим и указательным пальцами. Пес миссис Буковски умер не сразу, как мухи. Все это время он яростно лаял и рвался с веревки, но я не обращал на него ни малейшего внимания. Словно находился в трансе. Мне не хватит миллиона лет, чтобы описать вам это состояние, но, готов спорить, именно в него впадали великие музыканты, Моцарт, там, или Эрик Клэптон, когда сочиняли свою музыку, именно это чувствовали живописцы, создавая свои лучшие творения. Если бы кто-то прошел мимо, я бы его просто не заметил. Черт, если бы боксер миссис Буковски сорвался бы с веревки, я бы, наверное, не прекратил своего занятия.

Это было предельно. У меня нет слов, чтобы выразить эту гребаную предельность.

«Не думай, иначе все испортишь», — приказала она себе, снова поворачиваясь к нему, поддевая мощным бедром и затем делая резкое движение вниз и влево. Она раздвинула ноги, затем согнула их в коленях, и ее сарафан на выдержал нагрузки, разорвавшись от шеи почти до самой талии с треском, похожим на взрыв узловатого соснового полена в костре.

Но никто не прошел мимо, лишь проехали несколько автомобилей и, возможно, кто-то из водителей и задался вопросом, а что это делает ребенок, что рисует на тротуаре. Боксер миссис Буковски продолжал лаять. Я понял, что должен усилить янтру, направить ее исключительно на эту собаку. Клички пса я не знал, поэтому оставшимся кусочком мела написал \"БОКСЕР\", обвел кружком, от кружка нарисовал стрелку ко всей \"картинке\". Меня пошатывало, болела голова, так обычно случалось со мной после очень трудной контрольной или если я слишком долго смотрел телевизор. Мне казалось, что я заболел, но при этом я предельно себя чувствовал.

Я смотрел на собаку, не менее живую, чем пятью минутами раньше, лающую, хрипящую от ярости, поднимающуюся от злобы на задние лапы, но уже не испытывал ни малейшего страха. Домой я возвращался с легким сердцем. В полной уверенности, что с боксером миссис Буковски покончено. Готов спорить, то же самое испытывает художник, зная, что нарисовал отличную картину, или хороший писатель, не сомневающийся, что только что законченная книга удалась. Когда все хорошо, думаю, ты это просто знаешь. Возникает полная гармония между тобой и твоим творением, и это ни с чем не сравнимые ощущения.

Движение принесло волшебные результаты. Ее бедро превратилось в рычаг, Норман наткнулся на него и беспомощно взлетел в воздух; выражение ярости на его физиономии сменилось маской потрясения. Он перевернулся в полете и рухнул головой вниз на инвалидную коляску. Коляска подпрыгнула и привалила его сверху.

Тремя днями позже псина лежала в земле. Как это произошло, я узнал из самого достоверного источника информации по части злобных собак: от нашего почтальона. Звали его мистер Шермерхорн. Так вот, мистер Шермерхорн рассказал, что боксер миссис Буковски вдруг начал бегать вокруг дерева, к которому она его привязала, а когда веревка полностью обмоталась вокруг ствола, он (ха-ха), не сообразил, что теперь надо бежать в обратную сторону. Миссис Буковски ушла в магазин, так что ничем не смогла ему помочь. Вернувшись домой, она нашла пса задушенным у того самого дерева, к которому привязала его.

Мой рисунок оставался на асфальте целую неделю. Потом прошел сильный ливень и рисунок превратился в розовое пятно. Но до дождя он оставался очень четким. И пока сохранял четкость, на него никто не наступал. Я это видел собственными глазами. Дети, спешащие в школу, женщины, направляющиеся к торговому центру, мистер Шермерхорн, почтальон, все огибали его. Похоже, даже отдавая себе в этом отчета. И никто о моем рисунке не говорил, никто не спрашивал: \"Что это за странное дерьмо на асфальте?\" или \"И как же это называется?\" (Янтра, тупица). Они словно и не видели рисунка. Да только какая-то часть сознания их видела. Иначе чего им его обходить?

— Ух ты-ы-ы! — хриплым голоском, напоминающим лягушечье кваканье, произнесла восхищенная Синтия, по-прежнему опираясь о стену.

10

Всего этого я мистеру Шарптону говорит не стал, но рассказал о Шкипере. Решил, что ему можно доверять. Может, потому, что моя тайная сила знала: ему можно доверять, но думаю, дело не в этом. Все решило его прикосновение к моему плечу. Так мог прикоснуться только любящий отец. Нет, любящего отца у меня не было, но я могу представить себе, каким он должен быть.

Из-за угла здания осторожно глянули карие глаза Ланы Клайн.

Плюс, как он и говорил, даже если бы он был копом и арестовал меня, какие судья и присяжные не поверили бы, что Шкипер Браннигэн слетел с дороги из-за письма, которое я ему отослал? С учетом того, что в нем полно бессмысленных слов и непонятных символов, а написано оно парнем, который развозит пиццу и не смог сдать школьный экзамен по геометрии. Дважды.

После моего рассказа в салоне \"мерседеса\" надолго воцарилась тишина.

- Он этого заслужил, - нарушил молчание мистер Шарптон. - Ты это знаешь, не так ли?

— Что случилось? Почему ты так крича…

Его слова стали последней соломинкой. Дамба рухнула и я разрыдался. Плакал минут пятнадцать, а то и больше. Мистер Шарптон обнял меня, прижал к груди, лацкан его пиджака промок насквозь. Если бы кто-то подъехал и увидел нас, точно решил бы, что мы - парочка геев, но кому охота сворачивать на стоянку у супермаркета после его закрытия? Так что мы сидели вдвоем, под желтым светом ртутных ламп, у площадки для тележек. \"Не упрямься, тележка, - бывало говорил Паг, когда приходило время завозить тележки в здание супермаркета. - Ты же знаешь, что до утра \"Супр Савр\" будет твоим новым домом\". У нас это всегда вызывало смех.

Наконец, я смог перекрыть водяной кран. Мистер Шарптон протянул мне носовой платок, и я вытер глаза.

Она увидела мужчину с окровавленным лицом, пытающегося выкарабкаться из-под инвалидной коляски, увидела горящую в его глазах жажду убийства и умолкла на полуслове.

- Как вы узнали? - я не узнал свой осипший, дрожащий голос.

- Как только тебя засекли, провели рутинное детективное расследование.

- Да, но как меня засекли?

— Беги скорее и зови на помощь! — крикнула ей Герт. — В службу безопасности. Быстрее. Кричи изо всех сил.

- У нас есть специальные люди, их не больше дюжины, которые отслеживают таких юношей и девушек, как ты, Динк. Они могут видеть, юношей и девушек с таким даром, как у тебя, Динк, точно так же, как спутники из космоса видят ракеты с ядерными боеголовками и атомные электростанции. Вы окутаны сиянием. Как мне говорил один из этих людей, желтым, - он покачал головой, чуть улыбнулся. - Очень хочется хоть раз в жизни такое увидеть. Или сделать то, что под силу тебе. Но, разумеется, мне также хочется, чтобы на один день, одного хватит, я смог рисовать, как Пикассо, или писать, как Фолкнер.

У меня отвисла челюсть.

- Это правда? Есть люди, которые могут видеть...

Взбешенный Норман оттолкнул коляску в сторону. На лбу его красовалась царапина, но неглубокая, однако из носа кровь хлестала фонтаном.

- Да. Они - наши ищейки. Колесят по стране, и другим странам, в поисках этого желтого сияния. Разыскивают спички, горящие в ночи. Вот тебя нашла одна молодая женщина, которая ехала по дороге 90 в Питтсбург, спешила на самолет, чтобы немного отдохнуть дома. Увидела тебя... или почувствовала, уж не знаю, как там у них происходит. Ищейки сами этого не знают, как ты не знаешь, что ты сделал со Шкипером. Ведь не знаешь?

- Что..?

— За это я тебя убью, — прошептал он. Герт не намеревалась давать ему возможность привести в исполнение свои угрозы. Она приземлилась на него всем телом в броске, которому позавидовал бы сам Крепыш Логан. Надо признать, ей было чем приземляться — двести восемьдесят фунтов, как показало последнее взвешивание, — и попытки Нормана вернуться в вертикальное положение мгновенно прекратились. Его руки разъехались в стороны, как ножки столика для игры в карты, на который водрузили танковый двигатель, а нос, и так пострадавший при падении от удара об инвалидную коляску, уткнулся в утрамбованную грязную землю между стеной туалета и дощатым забором; к тому же под пахом совершенно некстати оказался подлокотник инвалидного кресла, и яички пронзила парализующей силы боль. Он попробовал закричать — во всяком случае, лицо его точь-в-точь походило на лицо человека, издающего дикий вопль, — но смог выдавить лишь слабый блеющий звук.

Он поднял руку.

- Я говорил, что не все ответы тебе понравятся. В данной ситуации ты должен решать, исходя из того, что чувствуешь, а не знаешь, но кое-что сказать тебе я могу. Прежде всего, Динк, я работаю на организацию, которая называется \"Трэн корпорейшн\". Наша задача - избавлять мир от шкиперов браннигэнов, только тех, у кого сфера деятельности и возможности куда как шире, чем у твоего Шкипера. Штаб-квартира компании находится в Чикаго, тренировочный центр - в Пеории... там ты проведешь неделю, если согласишься на наше предложение.

Тогда я еще ничего не сказал, но уже знал, что соглашусь на его предложение. Соглашусь, чтобы он мне ни предложил.

Теперь Герт сидела на нем верхом, низ ее сарафана тоже разорвался, обнажив верхнюю часть бедра; она сидела на нем, не зная, что делать дальше, и вдруг вспомнила то второе или третье терапевтическое занятие, когда Рози наконец набралась мужества заговорить. Первое, о чем она рассказала им, — это о болях в спине, таких невыносимых, что временами даже в ванну ложилась с огромным трудом. А когда она пояснила, откуда взялись эти боли, многие женщины закивали в знак согласия и понимания. Герт тоже кивнула. Теперь же она протянула руку и поддернула разорванный сарафан еще выше, открывая голубые хлопковые трусики гигантского размера.

- Ты - трэнни, мой юный друг. Лучше привыкай к этой мысли.

- Кто?

- Человек с характерными особенностями организма. В нашей организации есть люди, которые воспринимают твои возможности... то, что ты можешь сделать... как талант, способности, даже воздействие свыше, но они не правы. Талант и способности идут от характерных особенностей организма. Характерные особенности - основа, талант и способности - производные.

— Так значит, ты у нас любитель почек, Норман. Значит, ты у нас один из тех скромняг, которые не любят оставлять после себя следы. И еще тебе нравится, как она смотрит на тебя, когда ты бьешь ее по почкам, да? Нравится гримаса боли на ее лице? И то, как она бледнеет? Правда? И когда ее губы становятся совершенно белыми, верно? Я знаю, потому что когда-то у меня был дружок, который любил подобные развлечения. Когда ты видишь болезненное выражение на ее лице, внутри у тебя все становится на свои места, так ведь? Во всяком случае, на какое-то время.