Истинная очередь (ИО), как говорили, тянулась несколько тысяч километров. Вообще, никто, кроме роботов-обеспечителей не знал ее реальных размеров. Люди стояли в ней поколениями, и не было еще такого везунчика, который достиг бы Двери Истины при жизни, не передав это право последующим поколениям.

В очереди были свои порядки. Попав в нее, Антон быстро отвык от понятий «сосед слева» или «сосед сверху» — в ИО были только «сосед сзади» и «сосед спереди». Два раза в день машины с роботами-обеспечителями развозили вдоль очереди провиант, а так же доставляли другие нужные вещи — одежду, средства гигиены, сигареты — в общем, все, нужное для поддержания нормальной жизнедеятельности очередников. Кто-то даже получал газеты и книги, хотя в последние несколько десятилетий люди перестали выпускать печатную продукцию, и занимались этим исключительно роботы; мало кому нравилась синтетическая проза или скомпилированные новости, даже не взирая на то, что ничего другого многие и не знали.

Так же в ИО ходили свои истории. Приехав сюда… Кстати, стоит упомянуть, что ехал Антон не один день, и даже не одну неделю. Он ехал на поезде, потом на пароме, потом еще на поезде, далее его вез трансатлантический лайнер, поезд и опять поезд, и напоследок еще автобус. Он и не подозревал, сидя у себя дома в Ричмонде, что мир, начинающийся за Белым Камнем такой разнообразный. А последние три сотни километров он проделал вдоль ИО, и все думал и думал, как так — люди стоят всю жизнь, и ради чего? Ради того, чтобы передать свое место наследнику, который тоже, скорее всего, не достигнет Двери Истины. Хотя, с другой стороны, и вне очереди — все то же самое. Человек из кожи вон лезет, всю жизнь вкалывает, забывает про себя — и все для небольшого шанса потомку выбиться куда-то… А потомок берет этот шанс — и тратит его на работу длинной в жизнь, заботясь уже о своем потомке. Вечная череда людей, не знающих настоящего, видящих только то, что выгодно в будущем, причем даже не их собственном. В общем-то, мысли эти ютились в голове Антона задолго до начала его путешествия, и частично они сподвигли его занять место деда — иначе бы он пошел по стопам отца, который наотрез отказался «стремиться к какой-то непонятной и ненужной Истине, которую для людей придумали роботы».

Ну, так вот, приехав сюда, Антон первым делом познакомился с ближайшими соседями. Сзади стоял Васон, человек непонятной наружности — что-то вроде смеси китайца и афроамериканца. Он оказался книжником (любил читать), и часто в процессе чтения выискивал огрехи. Однажды он объяснил, что его родители страдали редкой формой шизофрении под названием «романтизм» («Это когда человек считает, что прошлое было лучше, и эта его точка зрения принимает патологический характер», — объяснил он), и дали ему домашнее гуманитарное образование. Часто он говорил:

— Черт, ну разве же можно так писать?! Эти роботы не понимают совершенно ничего в человеческих чувствах.

Васон тоже унаследовал место от деда.

Сосед спереди, Роберт, посмеивался над Васоном. Он был высок ростом, сед как снег и однажды сообщил, что родился в очереди («Мать попала в очередь уже беременная, и роды принимал ее сосед спереди», — гордо сказал он). Роберт тоже читал иногда, но его круг чтения ограничивался еженедельным изданием «Очередные истории», которое выпускали роботы на основании записей с камер наблюдения. В общем-то, это было единственное издание, в выпуске которого хоть какое-то участие принимали люди. И в этом издании, кроме реальных историй, иногда попадались потешные выдумки. Однажды Роберт даже зачитал одну из них Антону — хотя он очень не любил что-либо цитировать.

— Во! — сказал Роберт. — Послушай, действительно смешно.

— Давай, — ответил Антон.

— Как-то стоял в очереди неприметный человек по имени Кир. Причем он стоял уже в третьем поколении, и до Двери Истины оставалось всего ничего — полкилометра где-то. И однажды, проснувшись утром, он обнаружил рядом с собой здоровенного детину, стоящего вне очереди. «Эй, плюгавик, — сказал детина, — подвинься, пусти человека». Кир запротестовал, но детина грубо оттолкнул его назад и встал перед ним. «Ты что творишь?! — злобно спросил сосед сзади. — Какого черта ты пускаешь кого-то перед собой?!!» А что было делать Киру? Сосед сзади давил на него, и Кир не выдержал. «Да пошли вы все! — воскликнул он. — Не нужна мне ваша Истина!» И ушел из очереди. — Роберт поржал. — Не, ну прикинь? Простоял несколько поколений и из-за такой фигни ушел.

— Этого не может быть, — промолвил Васон. — Подобные конфликты встречались, и роботы-обеспечители безжалостно уничтожали нарушителей.

— Ну, так это же анекдот, — обиделся Роберт и больше не цитировал ничего.

Простояв два года, Антон начал осознавать, что он достигнет заветной двери, которой не смогли увидеть ни его дед, ни его прадед. Мысль об этом доставляла ему какое-то особое чувство гордости, и он ложился спать, вспоминая, на сколько шагов сдвинулся за день. А оно бывало разное: иногда он неделями стоял на месте, и никакого движения. А временами делал аж до двадцати шагов. В целом, огромная стена уже была видна, и если бы Антон, как те немногие, которые подверглись атаке пулеметов, осмелился отбежать в сторону и посмотреть в голову ИО — как знать, может, он даже увидел бы саму Дверь.

Однажды он стал свидетелем попытки бунта: непонятное летательное средство, явно не роботов, летело прямо над стеной. Кто-то, видимо окончательно сошедший с ума наглец, вознамерился пересечь стену своими силами. Мало того, что управлять летательными аппаратами людям нельзя, так еще и посягнул на святая-святых людей и роботов! Антон, как и вся остальная очередь, был настолько разозлен этим кощунством, что, наверное, перегрыз бы горло этому смельчаку, если бы тот оказался в зоне досягаемости. Но его сбили из зенитки.

Когда до Двери оставалось всего несколько человек, Антон начал волноваться. Он даже начал читать, как Васон. Помогало это слабо, да к тому же Антон мало что усваивал из прочитанного, но, тем не менее, он делал над собой усилия — и поглощал, поглощал километры неинтересного потока букв.

Однажды утром его растолкал Роберт и сказал:

— Я — все. Меня зовут! Прощай, сосед, рад был с тобой стоять.

Он блаженно улыбнулся и постучал. Дверь открылась, и робот-превратник молча пропустил его внутрь.

— Вот ведь, — сказал тогда Васон. — Интересно, встретим ли мы его там, за Дверью.

— А в тех книгах, которые ты читал, — неожиданно спросил Антон, — в них ничего не было сказано, что может ждать за этой Дверью?

— О, нет, конечно же, — с усмешкой ответил Васон. — Истина — это такая вещь, которую нельзя выразить словами. Истина просто есть, она не поддается описанию, потому что все, что мы говорим — это всего лишь слова. А они неточны, сомнительны и относительны, так что как бы мы ни пытались описать ими истину — это будет не истина, а жалкий эрзац…

Больше они не разговаривали. Антон перестал читать и напряженно ждал, пока загорится над Дверью надпись, позволяющая входить. Когда же она, наконец, загорелась, он чуть не потерял сознание от резко нахлынувшей волны ликования.

— Прощай! — сказал он Васону. — Очень рад был знакомству, прекрасный ты человек!

Он постучал по металлической поверхности Двери. Робот-превратник открыл, и Антон оказался в гулком полумраке коридора, ведущего неизвестно куда. Шаги глушило мягкое покрытие. Пройдя несколько поворотов, Антон оказался перед еще одной дверью.

— Что ж, — сказал он, — вот я и достиг тебя, Истина!

Он толкнул дверь, и на него обрушился солнечный свет. Зажмурившись, он простоял несколько секунд, пока не почувствовал, что уже можно безболезненно открыть глаза.

Первое, что он увидел, была будка, в окошке которой маячило грустное морщинистое лицо. «Странно, — подумал Антон, — человек, не робот…»

— Здравствуйте, — сказал он. — Не подскажете, куда мне идти?

— Тебе, как и всем — туда, — просунув руку в окошко, указал старик пальцем в нужном направлении. Антон посмотрел и похолодел.

— А как же Истина? — жалобно пробормотал он.

— А это и есть самая настоящая Истина, — ответил старик.

Там, теряясь головой где-то за холмами, застыла следующая очередь.