² «Отзывов учениц» при письме не сохранилось. Об этом X. Д. Алчевская писала: «Для того чтобы показать, что такое наши «Отзывы учениц о книгах», прилагаю несколько отзывов о Вашем художественном рассказе «Чем люди живы», который берется в школьной библиотеке нарасхват. Вам ли — творцу его не ответить на вопрос интересны ли эти отзывы, или нет» (из письма X. Д. Алчевской от 18 декабря 1882 г. АТБ).

³ Поль-де-Кок (1794—1871) — французский романист.

⁴ «Жития святых» — один из обширнейших отделов церковно-христианской литературы, включающий в себя сведения о жизни и деятельности подвижников церкви.

Н. А. Александрову.

1882 г. См. в т. 30.

М. П. Щепкину.

1882—1884 гг. См. письма за 1884 г., № 287.



1883

140. М. А. Энгельгардту.

1882 г. Декабря 20? — 1883 г. Января 20? Москва.

Дорогой мой М[ихаилъ] А[лександровичъ]. Пишу вамъ «дорогой» не потому, что такъ пишутъ, а потому что со времени полученія вашего перваго, а особенно второго письма чувствую, что вы мнѣ очень близки, и я васъ очень люблю. Въ чувствѣ, которое я испытываю къ вамъ есть много эгоистичнаго. Вы вѣрно не думаете этого, но вы не можете и представить себѣ до какой степени я одинокъ, до какой степени то, чтò есть настоящій «я» презираемо всѣми окружающими меня. Знаю, что претерпѣвый до конца спасенъ будетъ; знаю, что только въ пустякахъ дано человѣку право пользоваться плодами своего труда, или хоть видѣть этотъ плодъ, а что о дѣлѣ Божьей истины, которая вѣчна, не можетъ быть дано человѣку видѣть плодъ своего дѣла, особенно же въ короткій періодъ своей коротенькой жизни, знаю все и все-таки часто унываю, и потому встрѣча съ вами и надежда, почти увѣренность найти въ васъ человѣка, искренно идущаго со мной по одной дорогѣ и къ одной и той же цѣли, для меня очень радостна.

Ну, теперь буду отвѣчать по порядку. Письма ваши къ Аксакову¹ мнѣ понравились, особенно послѣднее. Доводы ваши неотразимы, но для него не существуютъ. Все, чтò онъ говоритъ, давно мнѣ знакомо. Все это повторяется въ жизни, въ литературѣ, въ бесѣдахъ: все одно и одно. И именно вотъ что: вы говорите: я вижу, что это истина, а это ложь, вотъ потому-то и потому-то, и что это добро, а это зло, потому-то и потому. Аксаковъ и ему подобные видятъ, что это правда, даже прежде, чѣмъ вы сказали имъ, они знаютъ правду. Но они живутъ во лжи, и имъ для того, чтобы человѣкъ, какъ и всякій другой съ сердцемъ, любящимъ добро и ненавидящимъ зло, и разумомъ, имѣющимъ одну цѣль отличать ложь отъ истины, для того, чтобы человѣкъ могъ жить во лжи и злѣ и служить имъ, онъ долженъ былъ уже прежде закрыть глаза на истину и продолжать дѣлать любимое имъ зло. А ширмы эти однѣ и тѣ же у всѣхъ: историческое воззрѣніе, объективный взглядъ, забота о другихъ и устраненіе вопроса о своемъ отношеніи къ добру и истинѣ. Это дѣлаетъ Аксаковъ, это дѣлаетъ Соловьевъ,² это дѣлаютъ всѣ богословы, это дѣлаютъ всѣ государственные люди, политико-экономы, это дѣлаютъ всѣ, кто живетъ противно истинѣ и добру и которымъ нужно оправдаться передъ самимъ собой.

(Ев. Іоанна III, 19—21). Нельзя сказать этого яснѣе, чѣмъ тамъ сказано. Изъ этого я дѣлаю тотъ выводъ, что, по отношенію къ этимъ людямъ, не надо метать бисеръ, а надо выработать въ себѣ извѣстное отношеніе къ нимъ, при которомъ не тратились бы напрасно силы. Разсужденіе же съ ними не только праздное дѣло, но вредное для нашей цѣли. Они раздражать васъ вызовомъ на что-нибудь лишнее, неточное и, забывая все главное изъ того, чтò вы сказали, привяжутся къ одному этому. Отношеніе къ нимъ, которое я стараюсь выработать въ себѣ и совѣтую другимъ, такое же, какое мое отношеніе къ развращенному, пьяному ухарю, который хочетъ втянуть въ свой развратъ моего 16-ти лѣтняго сына. Я жалѣю этого развратника, но не буду исправлять его, потому что знаю, что это невозможно. Онъ отпѣтый — и только меня передъ сыномъ подниметъ на смѣхъ. Не буду тоже удалять моего сына насильно отъ него, потому что сыну моему неизбѣжно не нынче, такъ завтра встрѣтиться съ нимъ и съ его подобными; я даже не буду стараться передъ сыномъ разоблачить его гадость. Надо, чтобы сынъ самъ открылъ ее. А я буду стараться наполнить душу своего сына такимъ содержаніемъ, чтобы соблазны молодца не захватывали его, а то потратишь силы, которыхъ и такъ мало, на метаніе бисера, да еще затопчутъ и растерзаютъ — не меня и васъ, и NN, а затушатъ маленькій брежущій свѣтъ среди тьмы.

И вотъ этимъ отступленіемъ я прямо нечаянно подошелъ ко второму и главному пункту вашего письма. Но какъ же раскрывать глаза людямъ, спасать ихъ отъ соблазновъ распутниковъ, когда насиліе мѣшаетъ этому? Какъ добиться осуществленія евангельского ученія? Не долженъ ли я заступиться за людей, если они просятъ меня о помощи, хотя бы пришлось освобождать ихъ силою, если передъ моими глазами убиваютъ и мучаютъ людей? Освобождать и заступаться за людей силой — не должно, потому что этого нельзя и потому что пытаться дѣлать добро насиліемъ, т. е. зломъ — глупо. Душа моя, пожалуйста, ради Бога истины, которой выслужите, не торопитесь, не горячитесь, не придумывайте доказательствъ справедливости вашего мнѣнія прежде, чѣмъ не вдумаетесь не въ то, чтò я напишу вамъ, а въ Евангеліе, и не въ Евангеліе, какъ слово Христа или Бога и т. п., а въ Евангеліе, какъ самое ясное, простое, всѣмъ понятное и практическое ученіе о томъ, какъ надо жить каждому изъ насъ и всѣмъ людямъ.

Если на моихъ глазахъ мать засѣкаетъ своего ребенка, — чтò мнѣ дѣлать? Поймите, что вопросъ въ томъ, чтò мнѣ слѣдуетъ дѣлать, т. е. чтò хорошо и разумно, а не въ томъ, какое будетъ мое первое побужденіе при этомъ. Первое побужденіе при личномъ оскорбленiи — это отомстить; но вопросъ въ томъ — разумно ли это. И точно такой же вопросъ о томъ, разумно ли употребить насиліе противъ этой матери, которая сѣчетъ ребенка. Если мать сѣчетъ своего ребенка, то чтò мнѣ больно и чтò я считаю зломъ? То, что ребенку больно, или то, что мать, вмѣсто радости любви испытываетъ муки злобы? И я думаю, что зло въ томъ и другомъ. Одинъ человѣкъ не можетъ дѣлать ничего злаго. Зло есть разобщеніе людей. И потому, если я хочу дѣйствовать, то могу только съ цѣлью уничтожить разобщеніе и возстановить общеніе между матерью и ребенкомъ. Какъ же мнѣ поступить? Насиловать мать? Я не уничтожу ея разобщенія (грѣха) съ ребенкомъ, а только внесу новый грѣхъ, разобщеніе со мной. Что же можно? Одно — подставить себя вмѣсто ребенка — это не будетъ неразумно. То, чтò пишетъ Достоевскій,³ и чтò мнѣ очень противно, мнѣ говорили схимники и митрополиты, именно, что воевать можно, что это защита — душу положить за братьевъ — я всегда отвѣчалъ: защищать грудью, подставляя себя, — да, но стрѣлять въ людей изъ ружей — это не защищать, а убивать. Вникните въ ученіе Евангелія и вы увидите, что коротенькая 3-я заповѣдь (Матѳ. 5, 38, 39) не противиться злу, т. е. зломъ не отвѣчать на зло — есть не скажу главное, но есть смыкающее звено всего ученія, и то самое, которое старательно обходили и обходятъ всѣ ученія лжехристіанскія, и то самое положеніе, непризнаніе котораго послужило основой всему тому, чтò вы такъ справедливо ненавидите. Не говорю о Никейскомъ соборѣ,⁴ надѣлавшемъ столько зла и основанномъ на этомъ самомъ непониманіи ученія Христа, т. е. на насиліи во имя добра и Христа; въ Апостольскія времена уже у Павла⁵ въ дѣяніяхъ зарождается это насиліе во имя добра и нарушается смыслъ ученія.

Какъ часто бывало мнѣ смѣшно въ бесѣдахъ моихъ съ попами и революционерами, смотрящими на евангельское ученіе, какъ на орудіе достиженія цѣли внѣшней — и тѣ, и другіе люди крайнихъ полюсовъ съ одинаковою яростью отрицали это основное положеніе ученія Христа. Первымъ нельзя не гнать, душить разновѣровъ, не благословлять побоища, казни; вторымъ нельзя насиліемъ не разрушать существующей безобразный безпорядокъ, называемый порядкомъ. Очевидно, попы и власти не могутъ себѣ представить даже жизни людской безъ насилія. Точно также и революціонеры. По плодамъ узнаете дерево; не можетъ дерево доброе приносить плоды насилія. Ученіе Христа не можетъ служить ни тому, чтобы душить, ни тому, чтобы сковыривать. И потому и тѣ, и другіе, извращая ученіе, сами лишаютъ себя той единственной силы, которую даетъ вѣра въ истину во всю, а не въ частичку ея. Поднявшіе мечъ — мечемъ погибнутъ; это не предсказаніе, а утвержденіе всѣмъ извѣстнаго факта...

(Матѳ. VI. 22, 23, 24 — въ особенности 23.) Если свѣтъ твой тьма, если то, что ты считаешь добромъ — зло, то каково же будетъ зло твоей жизни и дѣлъ. Нельзя служить немножко Богу, немножко дьяволу. И Евангеліе не такая глупая книга, какъ намъ ее расписали попы. И всякое положеніе сказано тамъ не на вѣтеръ, а такъ, что оно органически связано со всѣмъ ученіемъ, — такъ и заповѣдь о непротивленіи злу проходить черезъ все Евангеліе и безъ нея ученіе Евангелія для меня по крайней мѣрѣ все распадается. Мало того, что оно выражено много разъ такъ ясно и прямо, что нельзя его скрасть, мало того, что все описаніе жизни и дѣлъ Христа есть приложеніе этой заповѣди; мало того, что у Іоанна⁶ выставленъ Каіафа,⁷ непонимающимъ этой истины и, вслѣдствіи непониманія ея, во имя блага народа, губящій жизнь Христа, тамъ указано прямо на то, что противленіе злу есть самый страшный и опасный соблазнъ, которому подпадаютъ не только ученики Христа, а чуть было не подпалъ и онъ самъ. Но мало того, мнѣ теперь кажется, что если бы и не было Христа и его ученія, я бы самъ открылъ эту истину, — такъ она мнѣ теперь кажется проста и ясна и я увѣренъ — такою же покажется и вамъ. Мнѣ такъ ясно теперь, что допусти я для себя малѣйшее насиліе во имя исправленія огромнѣйшаго зла, другой на основаніи того же допуститъ и для себя маленькое насиліе и 3-ій, и 4-й и милліоны маленькихъ насилій сложатся въ то ужасное зло, которое царствуетъ теперь и давитъ насъ.

Вотъ, если вы исполнили мою просьбу и дочли до сихъ поръ спокойно, воздерживаясь отъ доказательствъ подтвержденія вашего мнѣнія, a слѣдили за изложеніемъ моего, то, надѣюсь, вы согласитесь, что есть сильныя доказательства и для противнаго вамъ мнѣнія, и надѣюсь, еще болѣе согласитесь со мной, когда прочтете краткое изложеніе⁸ и переводъ четвероевангелія,⁹ которое посылаю вамъ. Сколько я догадываюсь, вы теперь вотъ въ какомъ положеніи: разумъ вашъ говоритъ вамъ, что я правь, но сердце ваше возмущается противъ такого положенія о непротивленіи злу. Вы говорите себѣ: что-нибудь тутъ не такъ, какая-нибудь тутъ есть ошибка разсужденія, я найду её и докажу, потому что не можетъ быть, чтобы ученіе Христа, ученіе любви къ брату — вело къ тому, чтобы сидѣть сложа руки, глядя на зло, совершающееся въ мірѣ. Хорошо, говорите вы, ему, отжившему старику разводить лясы и увѣрять всѣхъ, что надо терпѣть зло. Ему хорошо, онъ сытъ, доволенъ, все у него есть и осталось доживать немного. Весь жаръ жизни уже выжитъ имъ, но я безъ разсужденій чувствую, что во мнѣ заложена любовь къ добру и правдѣ и ненависть къ злу и лжи не даромъ; я не могу не выражать ее и не жить во имя ея, а каждый шагъ моей жизни есть борьба со зломъ. И я долженъ бороться и буду бороться съ нимъ тѣми средствами, которыя мнѣ уяснились уже и которыя еще уяснятся и представятся. Нужна проповѣдь въ народѣ, сближеніе съ сектантами, воздѣйствіе на правительство и т. п.

Чувство, подсказывающее это, — хорошее чувство, и за него то я люблю васъ, но это самое чувство побудило Петра¹⁰ запастись ножомъ и отрубить ухо рабу. Представьте себѣ, что бы было, если бы Іисусъ не удержалъ ихъ; сдѣлалась бы свалка, Іисусовы бы побѣдили, и потомъ завоевали бы Іерусалимъ ¹¹ Они бы порубили и ихъ бы порубили. Каково было бы христіанское ученіе? Его бы не было и намъ бы не на что было упереться; мы были бы хуже Аксаковыхъ и Соловьевыхъ. Для того, чтобы вамъ полнѣе выразить мою мысль, скажу вамъ, въ чемъ я полагаю значеніе Христа, значеніе не туманно-метафизическое, a значеніе ясное, жизненное.

Всѣ говорятъ, что значеніе христіанства въ томъ, чтобы любить Бога и ближняго, какъ самого себя. Но что такое Богъ? Что такое любить? Что такое любить что-то непонятное — Бога? Что такое ближній? Что такое самъ я? Слова эти имѣютъ для меня значеніе такое: любить Бога — значить любить истину; любить ближняго, какъ самаго себя — значить признавать единство своей сущности души и жизни со всякой другой человеческой жизнью, съ вѣчной истиной— Богомъ. Такъ это для меня. Но мнѣ ясно, что эти ничего не опредѣляющіе слова могутъ быть понимаемы иначе, и что большинство не можетъ даже ихъ понимать такъ, какъ я. Главное же то, что слова эти ни для меня и ни для кого ни къ чему не обязываютъ и ничего не опредѣляютъ. Какъ это люби какого-то Бога, котораго каждый понимаетъ по-своему, a другіе и вовсе не признаютъ, и люби ближняго, какъ самого себя, тогда какъ въ меня вложена, ни на мгновеніе не покидающая меня, любовь къ себѣ, и очень часто столь же постоянная ненависть къ другимъ? Это такъ неясно и неисполнимо, что остается пустою фразою. Мое мнѣніе то, что это положеніе метафизическое, очень важное, какъ таковое, но когда это же положеніе понимается, какъ правило жизненное, какъ законъ, то оно просто глупо. А къ сожалѣнію его очень часто такъ понимаютъ.

Все это я говорю къ тому, чтобы выяснить то, что значеніе христіанства, какъ и всякой вѣры, не въ метафизическихъ принципахъ (метафизическіе принципы во всемъ человѣчествѣ, Будда,¹² Конфуцій,¹³ Сократъ¹⁴ всегда были и будутъ одни и тѣ же), а въ приложеніи ихъ къ жизни, въ живомъ представленіи о томъ благѣ каждаго человѣка и всего человѣчества, которое достигается при приложеніи этихъ принциповъ къ жизни, въ выясненіи возможности приложенія ихъ и въ опредѣленіи тѣхъ правилъ, которыми оно достигается.

Еще во второзаконіи¹⁵ сказано: люби Бога и ближняго, какъ самого себя; но приложенія этого принципа по второзаконію состояли въ обрѣзаніи, субботѣ и уголовномъ законѣ. Значеніе христіанства состоять въ указаніи возможности и счастія исполненія закона любви. Христосъ въ нагорной проповѣди¹⁶ очень ясно опредѣлилъ, какъ надо и можно, для счастія своего и всѣхъ людей, исполнять этотъ законъ. Въ нагорной проповеди, которой если бы не было, не было бы ученія Христа, въ чемъ всѣ соглашаются, въ которой Христосъ обращается не къ мудрецамъ, а къ безграмотнымъ, къ сиволапымъ, въ проповеди, которая обставлена вступленіемъ, что кто не исполнитъ единой отъ малыхъ (Мѳ. 5. 17—20) и заключеніемъ, что не говорить надо, а исполнять (Мѳ. 7. 21—27), въ этой проповеди все сказано, и дано 5 заповедей о томъ, какъ исполнять ученіе. Въ нагорной проповеди изложены самыя простыя, легкія, понятныя правила приложенія любви къ Богу и ближнему, къ жизни, безъ признанія и исполненія которыхъ нельзя говорить о Христіанстве. И какъ не странно сказать это послѣ 1800 лѣтъ, мне привелось открывать эти правила, какъ что-то новое. И только, когда я понялъ эти правила, только тогда я понялъ значеніе ученія Христа. Правила эти такъ удивительно захватываюсь всю жизнь каждаго человека и всего человечества, что только представь себе человекъ исполненіе этихъ правилъ на земле, и на земле Царство правды. И потомъ разбери все эти правила отдельно, прилагая ихъ къ себе и увидишь, что этотъ невообразимо блаженный и огромный результатъ получается отъ исполненія самыхъ простыхъ, естественныхъ, не только легкихъ, но пріятныхъ для исполненія правилъ. Подумаешь, нужно ли что нибудь прибавить къ этимъ правиламъ для того, чтобы осуществилось царство правды? Ничего не нужно. Подумаешь, можно ли отрицать одно изъ правилъ, чтобы не нарушилось царство правды? Нельзя. Если бы я ничего не зналъ изъ ученія Христа, кроме 5 правилъ, я и тогда бы былъ такимъ же христіаниномъ, какъ теперь:

1) Не сердись; 2) Не блядуй; 3) Не клянись; 4) Не судись и 5) Не воюй. Воть въ чемъ для меня сущность ученія Христа.

И это то ясное выраженіе ученія Христа было спрятано отъ людей, и потому человечество постоянно отступало отъ него въ две крайнія стороны. Одни, видя въ ученіи Христа ученіе о спасеніи души, для грубо представляемой ими себе вечной жизни, устранялись отъ міра, заботясь только о томъ, чтò имъ самимъ для себя дѣлать, — какъ усовершенствоваться въ одиночку, что было бы смешно, если бы не было жалко. И страшныя силы потрачены этими людьми, и ихъ много было, на невозможное и глупое — дѣлать добро для себя въ одиночку, безъ людей. Другіе, напротивъ, не вѣря въ будущую жизнь, жили, лучшіе изъ нихъ, только для другихъ, но не знали и не хотѣли знать, что нужно имъ для себя, и во имя чего они хотятъ добра другимъ и какого добра. Мнѣ кажется, что одно невозможно безъ другого; человѣкъ не можетъ дѣлать себѣ, своей душѣ добро, не дѣйствуя для другихъ и съ другими, какъ это дѣлали аскеты религіозные и лучшіе изъ нихъ, и не можетъ дѣлать добраго людямъ, не зная, что ему самому нужно, и во имя чего онъ дѣйствуетъ, какъ это дѣлали и дѣлаютъ общественные дѣятели безъ вѣры. Я люблю людей перваго разряда, но всѣми силами души ненавижу ихъ ученіе и люблю, очень люблю людей 2 разряда и ненавижу ихъ ученіе. Въ томъ только ученiи истина, которое указываетъ деятельность — жизнь, удовлетворяющую потребностямъ души и которая вмѣстѣ съ тѣмъ есть постоянная дѣятельность для блага другихъ. Таково ученiе Христа. Оно одинаково далеко отъ квіетизма религіознаго, отъ заботы о своей дупгѣ и отъ революціоннаго задора (правительственная, поповская дѣятельность есть революціонная), желающаго благодетельствовать другихъ, не зная вмѣстѣ съ тѣмъ, въ чемъ состоитъ истинное, несомнѣнное благо. Христіанская жизнь такова, что нельзя сдѣлать добра людямъ иначе, какъ сдѣлавъ добро самому себѣ, своей разумной душѣ, и не сдѣлать добро себѣ иначе, какъ дѣлая добро братьямъ. Христіанская жизнь одинаково далека отъ квіетизма и отъ задора. Люди молодые и вашего строя мысли, склонны смѣшивать христіанское ученіе истинное съ квіетизмомъ суевѣровъ. И имъ кажется, что отказаться отъ сопротивленія злу насиліемъ очень удобно и легко, и что отъ этого дѣло христіанское ослабеваетъ и лишается силъ. Это не вѣрно. Вы поймите, что христіанинъ отрекается отъ насилія не потому, что онъ не любитъ того же, чтò вы желаете, не потому, что онъ ясно видитъ, что насиліе — первое, что напрашивается человѣку при видѣ зла, но онъ видитъ, что насиліе отдалитъ его отъ цѣли, а не приблизитъ къ ней, что оно не разумно, какъ неразумно человѣку, желающему добраться до воды родника, палкой пробивать ту землю, которая отдѣляетъ его отъ ключа. И человѣку, отвергающему насиліе не легче, — напротивъ; какъ не легче ваять заступъ и копать, чѣмъ колотить коломъ землю. Ему легче только тѣмъ, что онъ твердо знаетъ, что не противясь злу насиліемъ, a разсѣевая его добромъ и истиной, онъ дѣлаетъ, что можетъ, исполняетъ волю Отца, по выраженію Христа. Нельзя огнемъ тушить огонь, водой тушить воду, зломъ уничтожать зло. Ужъ это дѣлали, дѣлали съ тѣхъ поръ, какъ свѣтъ стоить, и вотъ додѣлали до того положенія, въ которомъ мы живемъ. Пора бы бросить старый пріемъ и взяться за новый, тѣмъ болѣе, что онъ и разумнѣе. Если есть движеніе впередъ, то только благодаря тѣмъ, которые добромъ платили за зло. Что если бы одна милліонная тѣхъ усилій, которыя употребляются людьми на то, чтобы насиліемъ побороть зло, употреблялась на то, чтобы переносить зло, не участвуя въ немъ, и свѣтить тѣмъ свѣтомъ, который данъ каждому. Хоть просто съ опытной точки зрѣнія — тѣмъ ничего не добились, — отчего же не попытать другого, тѣмъ болѣе, что это такъ ясно, очевидно и радостно. Хоть частный примѣръ: вспомнимъ Россію за послѣднія 20 лѣтъ. Сколько истиннаго желанія добра, готовности къ жертвамъ, сколько потрачено нашей интеллигенціей молодой на то, чтобы установить правду, чтобы сдѣлать добро людямъ! И что же сдѣлано? Ничего! Хуже, чѣмъ ничего. Погубили страшныя душевныя силы. Колья переломали и землю убили хуже, чѣмъ прежде, что и заступъ не беретъ. — Вмѣсто тѣхъ страшныхъ жертвъ, которыя принесены молодежью, вмѣсто выстрѣловъ, взрывовъ, типографій, что если бы эти люди вѣрили въ ученіе Христа, т. е. считали бы, что христіанская жизнь есть одна разумная жизнь, что если бы вмѣсто этого страшнаго напряженія силъ, одинъ, два, десятки, сотни людей просто бы на призывъ ихъ въ военную службу, сказали бы: мы не можемъ служить убійцами, потому что мы вѣримъ въ ученіе Христа, то, которое вы исповѣдуете. Это запрещено его заповѣдью. То же бы они сказали по отношенію присяги. То же бы сказали по отношенію судовъ, то же сказали бы и исполняли по отношенію къ насилію, утверждающему собственность; что бы было изъ этого я не знаю, но знаю, что это подвинуло бы дѣло, и что это одинъ путь дѣятельности плодотворной,— не дѣлать того, что противно ученію Христа и прямо, и открыто утверждать его — и не для достиженія только внѣшнихъ цѣлей, а для своего внутренняго удовлетвореиія, которое состоитъ въ томъ, чтобы не дѣлать зла другимъ, пока еще я не въ силахъ дѣлать добро имъ.

Вотъ мой отвѣтъ на ваши вопросы о томъ, чего нужно добиваться. Нужно добиваться того, чтобы исполнять правила Христа для себя и открывать людямъ свѣтъ и радости исполненія ихъ. Все это, впрочемъ, лучше сказано въ Евангеліи: Мѳ. 5. 13—16. — Предвижу еще возраженіе. Вы скажете: неясно, какъ исполнять эти правила и къ чему они приведутъ насъ. Какъ по этимъ правиламъ относиться къ собственности, къ власти, къ международнымъ отношеніямъ?

Не думайте, чтобы у Христа было бы что-нибудь неясное. Все ясно, какъ день. Отношеніе къ власти выражено въ разсказѣ о динаріи.¹⁷ Деньги — собственность есть дѣло не христіанское. Оно идетъ отъ властей, власти и отдавай. Но душа твоя свободная отъ Бога истины и потому твои дѣла, твою разумную свободу никому не отдавай. кромѣ Бога. Убить тебя могутъ, но заставить убивать и сдѣлать нехристіанское дѣло не могутъ. Къ собственности: собственности нѣтъ по Евангелію и горе тѣмъ, у кого она есть, т. е. имъ плохо и потому въ какомъ положеніи не находился бы христіанинъ, онъ по отношенію къ собственности ничего другого не можетъ дѣлать, какъ то, чтобы не участвовать въ насиліи, совершаемомъ во имя собственности, и того, чтобы разъяснить другимъ, что собственность есть миѳъ, что собственности нѣтъ, а есть извѣстное привычное насиліе по отношенію къ пользованію вещами, которыя люди называютъ собственностью и которое дурно.

У человѣка, который будетъ отдавать кафтанъ, когда хотятъ снять рубаху, не можетъ быть рѣчи о собственности. Вопроса о международныхъ отношеніяхъ тоже не можетъ быть. Всѣ люди братья — одинакіе. И если пришли Зулу,¹⁸ чтобы изжарить моихъ дѣтей, то одно, что я могу сдѣлать, это постараться внушить Зулу, что это ему не выгодно и не хорошо, — внушить покоряясь ему по силѣ. Тѣмъ болѣе, что мнѣ нѣтъ разсчета съ Зулу бороться. Или онъ одолѣетъ меня и еще больше дѣтей моихъ изжаритъ, или я одолѣю и дѣти мои завтра заболѣютъ въ мученіяхъ худшихъ и умрутъ отъ болѣзни. Разсчета нѣтъ, потому что покоряясь я навѣрно дѣлаю лучше, а сопротивляясь я сомнительно дѣлаю лучшее.

Такъ вотъ мой отвѣтъ: наилучшее, что мы можемъ сдѣлать — это исполнять самимъ все ученіе Христа. А чтобы исполнять, его мы должны быть увѣрены, что оно есть истина для всего человѣчества и для каждаго изъ насъ. Имѣете ли вы эту вѣру?

Статью вашу,¹⁹ я думаю, лучше напечатать, хотя и съ сокращеніями. Еще два возраженія или вопроса, которые, я воображаю, вы должны мнѣ сдѣлать. Первое это то, что если покоряться такъ, какъ я говорю, и Зулу, и городовому и отдавать злому человѣку все, что онъ захочетъ отнять у меня, если не участвовать въ государственныхъ учрежденіяхъ судовъ, учебныхъ заведеній, университетовъ, не признавать свою собственность, то падешь на низшую ступень общественной лѣстницы, тебя затрутъ, затопчутъ, ты будешь бродяга-нищій и свѣтъ, который есть въ тебѣ, пропадетъ даромъ, никто и не увидитъ его и потому не лучше ли поддерживать себя на извѣстной степени независимости отъ нужды и возможности образованія и общенія съ наибольшимъ кругомъ людей — печать. Дѣйствительно такъ кажется, но это только кажется. И кажется такъ потому, что намъ дороги наши удобства жизни, наше образованіе и всѣ тѣ радости мнимыя, которыя оно доставляетъ намъ, и мы кривимъ душой, — говоря это. Это несправедливо потому, что на какой бы низкой степени человѣкъ не стоялъ, онъ всегда будетъ съ людьми и потому въ состояніи дѣлать добро имъ. А лучше ли профессора университета — важнѣе ли жителей ночлежнаго дома для христіанскаго дѣла, — это вопросъ, котораго никто рѣшить не можетъ. Въ пользу нищихъ говорить мое собственное чувство и примѣръ Іисуса. Только нищіе могутъ благовѣствовать, т. е. учить разумной жизни. Я могу разсуждать прекрасно и быть искреннимъ, но никто никогда не повѣритъ мнѣ, пока видитъ, что я живу въ палатахъ и проживаю съ семьею въ день стоимость годовой пищи бѣдной семьи. А что касается нашего мнимаго образованія, то пора бы перестать говорить о немъ, какъ о благѣ. Испортить человѣка оно испортитъ совсѣмъ изъ 100 — 99, но прибавить что-нибудь человѣку ужъ никакъ не можетъ. Вы вѣрно знаете про Сютаева.²⁰ Вотъ вамъ безграмотный мужикъ, — а его вліяніе на людей, на нашу интеллигенцию больше и значительнѣе, чѣмъ всѣхъ русскихъ ученыхъ и писателей со всѣми Пушкиными,²¹ Бѣлинскими²² вмѣстѣ взятыми, начиная отъ Третьяковскаго²³ и до нашего времени. Такъ потерять ничего не потеряешь. И если кто оставитъ домъ, отца и мать, и братьевъ, и жену, и дѣтей, то найдетъ въ 100 разъ больше здѣсь въ мірѣ этомъ и домовъ, и отцовъ и еще жизнь вѣчную. Многіе первые будутъ послѣдними: Мѳ. X. 29.

Теперь другой вопросъ, прямо невольно вытекающій изъ этого. Ну, а вы Л[евъ] Н[иколаевичъ], проповѣдывать вы проповѣдуете, а какъ исполняете? Вопросъ этотъ самый естественный и мнѣ его дѣлаютъ всегда, и всегда побѣдоносно зажимаютъ мнѣ ротъ. — Вы проповѣдуете, а какъ вы живете? И я отвѣчаю, что я не проповѣдую, и не могу проповѣдывать, хотя страстно желаю этого. Проповѣдывать я могу дѣломъ, a дѣла мои скверны. То же, что я говорю, не есть проповѣдь, а есть только опроверженіе ложнаго пониманія христіанскаго ученія и разъясненіе настоящаго его значенія. Значеніе его не въ томъ, чтобы во имя его насиліемъ перестраивать общество; значеніе его въ томъ, чтобы найти смыслъ жизни въ этомъ мірѣ. Исполненіе пяти заповѣдей даетъ этотъ смыслъ. Если вы хотите быть христіаниномъ, то надо исполнять эти заповѣди, а не хотите ихъ исполнять, то не толкуйте о христіанствѣ, внѣ исполненія этихъ заповѣдей. Но, говорятъ мнѣ, —если вы находите, что внѣ исполненія христіанскаго ученія нѣтъ разумной жизни, а вы любите эту разумную жизнь, отчего вы не исполняете заповѣдей? Я отвѣчаю, что я виноватъ, и гадокъ, и достоинъ презрѣнія за то, что не исполняю, но при томъ, не столько въ оправданіе, сколько въ объясненіе непослѣдовательности своей, говорю: посмотрите на мою жизнь прежнюю и теперешнюю и вы увидите, что я пытаюсь исполнять. Я не исполнилъ и ¹/₁₀₀₀, — это правда и я виноватъ въ этомъ, но я не исполнилъ не потому что не хотѣлъ, а потому что не умѣлъ. Научите меня, какъ выпутаться изъ сѣти соблазновъ, охватившихъ меня, помогите и я исполню, но и безъ помощи я хочу и надѣюсь исполнить. Обвиняйте меня, я самъ это дѣлаю, но обвиняйте меня, а не тотъ путь, по которому я иду и который указываю тѣмъ, кто спрашиваетъ меня, гдѣ, по моему мнѣнію, дорога. Если я знаю дорогу домой и иду по ней пьяный, шатаясь изъ стороны въ сторону, то неужели отъ этого не вѣренъ путь, по которому я иду? Если не вѣренъ — покажите мнѣ другой, если я сбиваюсь и шатаюсь, — помогите мнѣ, поддержите меня на настоящемъ пути, какъ я готовъ поддержать васъ, а не сбивайте меня, не радуйтесь тому, что я сбился, не кричите съ восторгомъ: вонъ онъ! говоритъ, что идетъ домой, а самъ лѣзетъ въ болото. Да, не радуйтесь же этому, а помогите мнѣ, поддержите меня.

Вѣдь вы не черти изъ болота, а тоже люди, идущіе домой. Вѣдь я одинъ и вѣдь я не могу желать идти въ болото. Помогите мнѣ, у меня сердце разрывается отъ отчаянія, что мы всѣ заблудились, и, когда я бьюсь всѣми силами, вы, при каждомъ отклоненіи, вмѣсто того, чтобы пожалѣть себя и меня, суете меня и съ восторгомъ кричите: смотрите, съ нами вмѣстѣ въ болото.

Такъ вотъ мое отношеніе къ ученію и исполненію. Всѣми силами стараюсь исполнить и въ каждомъ неисполненіи не то что только каюсь, но прошу помощи, чтобы быть въ состояніи исполнять, и съ радостью встрѣчаю всякаго, ищущаго путь, какъ и я, и слушаюсь его.

Если вы прочтете то, что я посылаю,²⁴ вамъ будетъ понятнѣе и содержаніе этого письма.

Пишите мнѣ, я очень радъ общенію съ вами, и съ волненіемъ буду ждать вашего отвѣта.



Печатается по копии, хранящейся в AЧ. Впервые (?) опубликована в изд. М. Элпидина: «Lettre à NN, par le comte L. Tolstoi. Письмо к NN графа Л. Н. Толстого» Gènève, М. Elpidine, Libraire-Editeur 3, Rue des Alpes, 3. — S. А. [1885—1889?] Датируется на основании писем М. А. Энгельгардта, первое из которых датировано 10 декабря 1882 г. На это письмо Толстой отвечал письмом, оставшимся редакции неизвестным. В свою очередь М. А. Энгельгардт написал Толстому второе письмо (без даты) и в ответ получил от Толстого приводимое нами выше письмо. Учитывая все эти обстоятельства, мы и относим письмо Толстого к концу декабря, но во всяком случае не позднее 20 января 1883 г., т. к. 24 января помечено ответное письмо М. А. Энгельгардта (см. «Письма М. А. Энгельгардта» — «Письма Толстого и к Толстому. Труды Публичной библиотеки СССР имени В. И. Ленина», Гиз, 1928, стр. 306—325).

Михаил Александрович Энгельгардт (р. 1861 г. — ум. 21 июля 1915 г.) — сын известного в свое время общественного деятеля и публициста Александра Николаевича Энгельгардта; воспитывался в Петербургском университете, но курса не кончил и в 1881 г. за участие в студенческих «беспорядках» был выслан на пять лет в имение своего отца Батищево, Смоленской губ. С тех пор посвятил себя почти исключительно журнальной деятельности. В 1890-х и 1900-х годах сотрудничал в «Новостях», помещая статьи по вопросам социально-экономическим и сельско-хозяйственным; состоял секретарем редакции «Хоэяина». Отдельно изданы им: «Письма о земледелии» (Спб. 1899); «Вечный мир и разоружение»; «Прогресс, как эволюция жестокости» (Спб. 1899); «Леса и климат» (Спб. 1902). Помимо этого им написаны для «Биографической библиотеки» Павленкова биографии: Дарвина, Гумбольдта, Коперника, Пастера, Лавуазье, Пржевальского и др. История его переписки с Толстым следующая. Прочитав в «Руси» (1882 г. №№ 38, 39, 40) статью В. С. Соловьева «О церкви и расколе», М. А. Энгельгардт написал свои возражения, в которых высказывался против ортодоксального христианства, и послал редактору «Руси» И. С. Аксакову для напечатания. В виду резкости этих возражений Аксаков напечатать их в своем журнале отказался и переслал их для ответа В. С. Соловьеву, уведомив об этом автора. По этому поводу завязалась переписка между И. С. Аксаковым и М. А. Энгельгардтом. Но, не будучи вполне уверенным в себе, М. А. Энгельгардт обратился письменно к Толстому (письмо от 10 декабря 1882 г. АТБ), как к человеку «хорошо изучившему Евангелие и вообще религиозные вопросы», послав ему свою статью для отзыва. Толстой отвечал ему письмом, оставшимся редакции неизвестным. Обрадовавшись такому вниманию и поддержке со стороны Толстого, М. А. Энгельгардт написал ему второе письмо, более пространное, приложив свою переписку с И. С. Аксаковым, где Энгельгардт, указывая Аксакову на несостоятельность церковного христианства с точки зрения истинного учения Христа, между прочим, пытался дать оправдание революционной борьбы, «борьбы во имя общего блага». Вот что писал Энгельгардт Толстому: «Особенно один вопрос занимает меня: отношение к власти, к насилию: должен ли христианин покоряться даже несправедливым и гнусным постановлениям; не делается ли он через это соучастником преступления? По моему делается. Перед моими глазами убивают или мучат людей, не должен ли я заступиться за них, когда они просят меня о помощи, хотя бы пришлось их освободить силой. Но как же теперь добиться осуществления евангельского учения, что делать? Проповедывать словом и делом, основывать самим общины, действовать на народ и на интеллигенцию, стараться приобретать сторонников как из народа, так и из интеллигенции. Не так ли? Стараться завести сношения с существующими в России сектами и добиваться того, чтобы разбросанные по всей России приверженцы истинного учения соединились в один союз? Должно ли при этом преследовать и политические цели, т. е. на ряду с проповедью истинного учения среди народа стараться влиять на правительство с целью добиться известных реформ. Мне кажется, — должно, для успеха самой проповеди. Многие внешние условия влияют на крестьянство развращающим образом, вызывают и развивают в нем дурные чувства. Возьмем например земельный вопрос. В настоящее время положение вещей, как известно, такое: масса крестьянства поставлена в самые тяжелые экономические условия — земли мало, податей много, и рядом огромные пространства земли пустуют. Постоянная нищета, вечная необходимость биться из-за куска хлеба не дает крестьянину времени одуматься, оглядеться, задать себе вопрос о смысле его жизни, ожесточает его: тут уж не до других — было бы самому живу. Развиваются эгоистические наклонности, а тут перед носом пустующие земли — лакомый кусок; каждому думается: удайся мне заарендовать или купить кусок земли — и вот я пан. И действительно, наиболее ловким, умным, способным личностям удается захватить себе земли и подчинить остальную массу крестьян в качестве батраков. Таким образом, люди вовсе не Колупаевского пошиба, люди, как говорится, с искрой божьей, выделяются из общины в качестве эксплуататоров, община разрушается. Крестьянин наш не превратился еще в сознательного буржуя, засевшего на принципе собственности, как на каменном фундаменте, с которого его никакими рычагами не сдвинешь; но он всё же не видит в общине единственно справедливого и разумного строя; иначе он давно перешел бы к общинной обработке земли. Он не видит ничего дурного в батраческом хозяйстве: «поломай хряпку с мое и ты станешь богат; я своим трудом добро нажил, не воровством, не грабежем».... Выделяется один, а соблазн действует на всех; всякий стремится разбогатеть индивидуалистическим путем; богачу завидуют, да и друг в друге видят конкурентов, соперников.... Предположим, что совершилось равномерное распределение земель; положение общины: нищета ведь озлобляет, ожесточает человека; раз все пользуются благосостоянием, не из-за чего и враждовать. С другой стороны наиболее выдающимся из крестьян окажется невозможным выделяться из общины в качестве контролистов: земель будет негде взять; да батраков тоже негде. Конечно, останутся ленивые и неспособные, да ведь на них не выедешь, не оснуешь буржуазного строя; масса крестьянства имеет слишком сильное стремление к самостоятельному хозяйству, чтобы пойти в батраки. И вот. придется искать новой формы хозяйства: ум народный естественно натолкнется на мысль вести дело сообща. В этом смысле лучшая часть интеллигенции могла бы — мне кажется — оказать огромную услугу сектантству; могла бы исправить ошибку, в которую постоянно впадают секты. Они не обращают внимания на условия жизни народа и думают, оставив эти условия в стороне, преобразовать самих людей; но только часть этих последних способна стать выше окружающих условий; остальные поддаются соблазну. Не должны ли итти рука об руку основание общин, проповедь истинного учения и стремления добиться известных реформ от государства? Не есть ли это наилучший путь для достижения нашей цели? Если бы несколько сот тысяч человек могли соединиться в один союз, то это была бы уже огромная сила. — Как вы думаете обо всем этом? Наша интеллигенция совершенно оставляет в стороне сектантское движение и, мне кажется, этим сама лишает себя возможности сблизиться с народом. Когда совершалось реформационное движение на западе, тамошняя интеллигенция стояла во главе его; у нас религиозное движение в народе совершается без участия в нем образованных людей. А между тем западное реформационное движение вовсе не было христианским; оно совершалось в духе индивидуализма, не даром оно опиралось главным образом на Ветхий завет. У нас же заметно движение к познанию христианства, евангельского учения, что мешает нашей интеллигенции присоединиться к этому движению. Евангелие, как учение о человеческих отношениях, не имеет себе равных, — теологические воззрения могут быть сообразны с научными познаниями нашего времени. Отвергать возможность превращения воды в вино, или хождение по морю, как по сухой земле — не значит отвергать евангельского учения о человеческих отношениях.

Я слышал, что вы написали комментарии к Евангелию. Мне совестно вас беспокоить, но вы сами поймете, как бы мне хотелось их прочесть. А между тем, я не знаю, как их достать; говорят, что они распространены в Москве в рукописях, но у меня нет знакомых, через которых я бы мог достать их. Нельзя ли будет получить через вас? Аксаков писал мне, что если я сокращу свою статью и выброшу из нее резкие выражения (вроде — рукоположения собаки), то он может напечатать ее вместе с ответом Соловьева. Как вы думаете, — стоит? Мне бы хотелось, чтобы мои мнения распространились — быть может найдутся в интеллигенции еще люди, которые поймут, что нельзя смешивать христианство с православием и что насколько лживо последнее, настолько же высоко первое». (из письма М. А. Энгельгардта, без даты — «Письма Толстого и к Толстому. Труды Публичной библиотеки СССР имени В. И. Ленина» Гиз, 1928, стр. 308—311). — На это и отвечал Толстой своим большим письмом. К истории написания этого письма Толстого приведем еще выдержку из дневника Н. Н. Гусева, характеризующую настроение Льва Николаевича и его окружающих в период его написания. Вот что записывает Н. Н. Гусев 21 марта 1908 г. в своем дневнике: «Софья Андреевна вспомнила про письмо к Энгельгардту. — «Я, — сказала она, — положила его в конверт и написала: «Письмо к Энгельгардту, которого Лев Николаевич не только никогда не знал, но и не видал», а там пусть судят, как хотят. Я ужасно оскорбилась этим письмом». — Это то самое письмо, в котором Лев Николаевич пишет о том, как он «страшно одинок и до какой степени то, что есть мое настоящее «я», презираемо всеми окружающими меня». Написано оно было в 1882 году. Слова Софьи Андреевны живо перенесли меня в это тяжелое для Льва Николаевича время» (Н. Н. Гусев, «Два года с Толстым» М. 1912, стр. 265).

О М. А. Энгельгардте см. С. А. Венгеров, «М. А. Энгельгардт» — «Речь» 1915, от 22 июля.



¹ Иван Сергеевич Аксаков в письмах к М. А. Энгельгардту отстаивал церковное христианство, стараясь оправдать его с исторической точки зрения. «Христос не упразднил истории, — говорил он, — Христос не сказал рабовладельцу: освободи рабов.... но сказал — вы все перед богом равны». Другими словами Христос не давал людям практических указаний на их поступки, а дал лишь ряд принципов, рассматривать которые должно в исторической перспективе. В противном же случае, по мнению И. С. Аксакова, из этого может выйти лишь то, что «всякий возомнит себя судьею и начнет творить суд и расправу», т. е. произойдет — революция.

Переписка М. А. Энгельгардта с И. С. Аксаковым напечатана в сб. «Письма Толстого и к Толстому. Труды Публичной библиотеки СССР имени В. И. Ленина», Гиз, 1928, стр. 317—325.

² Владимир Сергеевич Соловьев.

³ М. А. Энгельгардт, указывая на целесообразность «внутренней» революционной борьбы, между прочим писал: «Замечу еще, что наш знаменитый гуманист, сторонник псевдо-христианского смирения, противник всяких революций, Достоевский тоже признает войну, восстания. Именно, по поводу войны с турками он говорит в одном из номеров «Дневника писателя», что лучше сбросить турецкое иго силой, хотя бы и при помощи кровопролитной войны, чем допускать, чтобы башибузуки сажали на кол детей, жгли, насиловали и совершали всякие неслыханные зверства над несчастными болгарами. Я не помню теперь в каком это номере сказано, но помню, что читав эти рассуждения, восхищался их здравым смыслом и удивлялся, почему это здравый смысл не встречается в других рассуждениях его, касающихся внутренних вопросов. Ибо если позволительна внешняя война за угнетенных, то тем более обязательна внутренняя» (из письма М. А. Энгельгардта к И. С. Аксакову от 21—29 ноября 1882 г. АТБ).

⁴ Никейский собор — церковный собор в Никее (Вифания) в 325 году, где вырабатывался символ церковно-христианской веры.

⁵ Павел — апостол и проповедник христианства в I веке. Казнен при императоре Нероне около 65 г. Церковь приписывает ему четырнадцать «Посланий», которые являются попыткой систематического изложения христианского учения. Толстой всегда относился к его «Посланиям» отрицательно, видя в них непонимание учения Христа и иногда искажение самых основ его. Христианство, проповедуемое Павлом, Толстой называл «павлинизмом» в отличие от истинного христианства.

⁶ Иоанн — евангелист.

⁷ Каиафа — прозвище иудейского первосвященника, имя которого было Иосиф. Высокомерный саддукей, выше всего ценивший личные интересы, он выступал ярым врагом Христа, в котором видел опасного возмутителя. Он первый подал совет пожертвовать этим «галилейским учителем», чтобы не «погиб весь народ», т. е. чтобы не произошло возмущение, которое повлекло бы жестокую расправу со стороны римлян.

⁸ «Краткое изложение Евангелия». См. прим. 7 к письму № 61.

⁹ «Соединение, перевод и исследование 4-х Евангелий» — в то время по цензурным условиям еще не появлялось в печати и распространялось в рукописи.

¹⁰ Петр — апостол, один из приближенных учеников Христа. Случай, о котором упоминает Толстой, известен в евангельском рассказе о взятии Христа в Гефсиманском саду, где Петр бросился с мечем защищать своего учителя. См. Мф. гл. XXVI, ст. 50—54.

¹¹ Иерусалим — главный город древней Палестины.

¹² Будда — Сиддарта-Гаутама, — индийский религиозный мыслитель, основатель буддизма. Жил в конце VI в. до н. э. Толстой одно время занимался составлением его жизнеописания (см. т. 25).

¹³ Конфуций — китайский мудрец. См. прим. 2 к письму № 116.

¹⁴ Сократ (469—399 до н. э.) — греческий философ. Одно из основных положений его учения было направлено на опровержение господствовавшего в то время субъективизма софистов. В противовес последним Сократ настаивал на возможности твердого знания и отсюда — абсолютной истины, абсолютного добра. Добро есть тоже знание, поэтому все люди могут стать добрыми. Никто не зол по доброй воле, а лишь по неведению.

¹⁵ Второзаконие — пятая книга Библии, приписываемая церковью Моисею.

¹⁶ Нагорная проповедь — так в Евангелии называется проповедь Христа, произнесенная им на дороге между Фавором и Капернаумом (на горе Курн-Хаттин). В ней в сжатой форме выражена сущность его учения (см. Мф. гл. V—VII, Лук. XVII—XIX).

¹⁷ «Рассказ о динарии» — см. Мф. XXII.

¹⁸ «Зулу» — негритянское племя в юго-восточной Африке, в бассейне реки Тугела.

¹⁹ «Пo поводу статей В. С. Соловьева» — рукопись статьи М. А. Энгельгардта. Копия с нее хранится в AЧ

²⁰ Василий Кириллович Сютаев. См. прим. 8 к письму № 79.

²¹ Александр Сергеевич Пушкин (1799—1837) — поэт.

²² Виссарион Григорьевич Белинский (1811—1848) — критик.

²³ Василий Кириллович Тредьяковский (1703—1769) — русский ученый и поэт.

²⁴ Возможно, что речь идет о рукописи «Краткого изложения Евангелия», которую Толстой послал с М. С. Громекой (см. прим. к письму № 143). О получении рукописи М. А. Энгельгардт писал Толстому в письме от 14 января 1883 г. (см. «Письма М. А. Энгельгардта» — «Письма Толстого и к Толстому. Труды Публичной библиотеки имени В. И. Ленина», Гиз, 1928, стр. 306—325).

* 141. А. М. Кузминскому.

1883 г. Января 30. Москва.

Очень тебѣ благодаренъ, милый другъ Саша, за то, что ты такъ охотно и быстро исполнилъ мою робкую просьбу объ Оболенскомъ.¹ Дай вамъ Богъ всего хорошаго. Тебѣ — того, чего ты желаешь, a Танѣ² не того, чего она желаетъ.

Л. Т.



Печатается по автографу (представляющему собою приписку Толстого к письму С. А. Толстой к Т. А. Кузминской, нами не печатаемому), хранящемуся в ГТМ, в арх. Т. А. Кузминской. Публикуется впервые. Датируется на основании пометки на письме рукой не Толстого: «1883 г.» и даты на письме С. А. Толстой: «30 января».



¹ Вероятно Толстой хлопотал о кн. Дмитрии Дмитриевиче Оболенском. См. письмо № 606.

² Татьяна Андреевна Кузминская.

* 142. М. С. Громеке.

1883 г. Январь. Москва.

Я нашелъ у себя на столѣ вашу записку и свертокъ и тотчасъ же открылъ свертокъ и сталъ читать вашу статью.¹ Я прочелъ предисловіе и перелистовалъ остальное. Я не могу сказать, что мнѣ нравится или я одобряю то, что я прочелъ, какъ не можетъ сказать человѣкъ, что ему нравятся тѣ его слова, кот[орыя] передалъ переводчикъ такъ, что слова прежде непонятныя стали понятны. Я испыталъ только то облегченіе, к[оторое] испытаетъ этотъ говорившій среди непонимавшихъ его на чуждомъ языкѣ, когда нашелъ переводчика, чтобы возстановить его человеческую связь съ другими. Разумѣется, переводчикъ приложилъ своего и въ переводѣ выходитъ ужъ слишкомъ хорошо. — Это еще больше бы тронуло этаго человѣка прежде. Теперь же человѣкъ этотъ отъ нужды во время непониманія его, сталъ дѣлать отчаянные жесты и кое-какъ стали ужъ понимать его жесты.

Вамъ показалось, что я не радъ сойтись съ Писаренко.² Напротивъ — сближеніе съ людьми раздѣляющими мои мысли и чувства — для меня слишкомъ большая радость. Отъ этаго вамъ показалось.

Пожалуйста, приходите ко мнѣ. И статью вашу или прочтите, или дайте.³ — Теперь же отсылаю свертокъ, такъ какъ посланный сказалъ, что онъ ошибкой попалъ ко мнѣ.

Вашъ Л. Толстой.



Печатается по автографу, хранящемуся в ГТМ. Публикуется впервые. Датируется на основании письма М. С. Громеки от 1 января 1883 г., на которое отвечает Толстой.

Михаил Степанович Громека (р. 1852 г., ум. 22 декабря 1883 г.), сын известного публициста С. С. Громеки (1823—1877); в 1875 г. окончил московский университет по историко-филологическому факультету и переехал в Польшу, где служил преподавателем русского языка и истории в Варшавской гимназии. С Толстым познакомился в 1874 г., будучи у него еще студентом. Известен его этюд о Толстом, выдержавший пять изданий: «Последние произведения гр. Л. Н. Толстого». Впервые был напечатан в «Русской мысли» 1883, 2, 3, 4 и 1884,11. В декабре 1882 г. М. С. Громека вновь посетил Толстого, приехав в Москву в связи с печатанием своей статьи. В последний год своей жизни психически заболел и был помещен в Петербургскую лечебницу д-ра Чечота. Кончил жизнь самоубийством. История печатания этюда Громеки изложена в статье Н. Б[ахмете]ва: «Л. Н. Толстой и цензура в 80-х годах» — «Новое время» 1908, 1 октября.



¹ «Последние произведения графа Л. Н. Толстого» — первые главы этюда.

² Василий Александрович Писаренко — один из друзей М. С. Громеки (о нем см. также в письме № 603 и в т. 50). Вот что он писал Толстому по этому поводу: «Я ехал от Вас и всё думал, что такое случилось, что меня встревожило, и когда приехал к Писаренко, понял, что это было то облако сомнения, которое было у Вас на лице, когда Вы соглашались на мою просьбу привезти к Вам Писаренку. Право, это такая прелесть этот Писаренко и он так всем сердцем Вам предан, и не яко Иуда хочет Вaс, но яко разбойник» (из письма М. С. Громеки к Толстому от 1 января 1883 г. АТБ).

³ М. С. Громека выражал желание прочитать свою статью Толстому до ее напечатания.

* 143. М. С. Громеке.

1883 г. Февраль? Москва.

Дорогой Михаилъ Степановичъ.

Мнѣ все казалось, что я только что получилъ ваше прекрасное письмо (такъ мнѣ скоро идетъ время), а выходитъ, что это давно и давно бы пора отвѣтить. Я очень занятъ, отъ этаго время такъ бѣжитъ. Письмо ваше мнѣ все объяснило объ Энг[ельгардтѣ].¹ Ужасно больно было; а впрочемъ такъ и должно быть. Копаешь канаву и все воображаешь, что добрый человѣкъ придетъ и за тебя выкопаетъ. Нѣтъ, видно самъ выкопаешь и будетъ канава, а сама канава не сдѣлается. Это я о себѣ говорю, о своемъ ребяческомъ желаніи и надеждѣ, что другіе съ вѣтра получать тѣ взгляды на жизнь, к[оторые] выросли во мнѣ да еще будутъ помогать мнѣ уяснить ихъ. —

Я часто боюсь, что и съ вами мы далеки. Съ вами мы не врозь только еще потому, что вы не дошли до перекрестковъ. Надѣюсь, что вы пойдете прямою и мы будемъ вмѣстѣ. Статьи вашей еще не читалъ. — Юрьевъ² не присылалъ. Евангеліе переписывается и когда кончится пришлю вамъ. — Писаренко³ я просилъ бывать. Постараюсь сойтись съ нимъ. Меня смущаетъ и конфузить его не скрываемое слишкомъ большое уваженіе ко мнѣ.

Если живы будемъ, то увидимся въ Москвѣ.⁴ А если бы что нибудь помѣшало, то вы, пожалуйста, пріѣзжайте къ намъ на хуторъ въ Самару. Бибикову, к[оторый] тамъ живетъ, уже сообщено. И вамъ тамъ будетъ хорошо во всѣхъ отношеніяхъ. Если вамъ какое дѣло въ Москвѣ, к[оторое] я могу исполнить, пожалуйста, поручите мнѣ. Сережа⁵ вамъ хотѣлъ писать. — Простите, что коротко п[ишу].⁶ Дѣла много. Мнѣ час[то]⁶ говорятъ: пишите художеств[енное] и т. д. — Я всей душой бы радъ и кажется, что есть чтò, да ктоже то напишетъ, чтò я теперь пишу. Пусть кто нибудь сниметъ съ меня это дѣло или покажетъ мнѣ, что оно не нужно, или сдѣлаетъ его — въ ножки поклонюсь. —

Обнимаю васъ.

Л. Толстой.



Печатается по автографу, хранящемуся в ГТМ. Публикуется впервые. Датируется на основании следующих соображений. Письмо М. С. Громеки, на которое отвечает Толстой, помечено 25 января 1883 г. Ответное письмо Толстого мы относим к февралю 1883 г., имея в виду упоминание Льва Николаевича в письме, что «давно бы пора ответить», из чего видно, что письмо М. С. Громеки некоторое время оставалось без ответа. Слова же в письме Толстого: «Статьи вашей еще не читал. Юрьев не присылал»,— говорят за то, что это письмо написано было, очевидно, в феврале, не позднее, так как статья М. С. Громеки, о которой здесь говорится (первая часть его этюда о Толстом; см. прим. к письму № 142) была напечатана в февральской книжке «Русской мысли». В марте была уже напечатана вторая часть. Здесь же ясно, что речь идет, именно, о начале статьи, а не об ее продолжении.



¹ По предложению Толстого М. С. Громека заезжал к М. А. Энгельгардту в Батищево с целью ознакомиться с его жизнью и передать от Толстого рукопись «Краткого изложения Евангелия» (см. прим. 24 к письму № 140). Вот что писал М. С. Громека по этому поводу в письме от 25 января 1883 г.: «Семнадцатого утром я приехал к Энгельгардту. Меня встретил юноша в валеных белых и ситцевой грязной рубашке, немытый; в чертах лица у него есть что-то напоминающее вдурне Владимира Соловьева во времена студенчества; есть одна подробность сходства с Вами — нижняя часть лица выдается вперед. Один глаз немного скошенный; в черных без блеска глазах было что-то тяжелое и странное. В комнате грязно; сидел крестьянский мальчик, которому Михаил Александрович продолжал показывать решение задачи. Когда это кончилось, начался разговор. Я сейчас же напал на центральную ошибку — на противоречие между христианством и насилием революции. И сразу меня поразила в молодом Энгельгардте совершенная бедность логики и сила одного чувства, далеко не истинно христианского. Да, он глубоко страдает при виде всего угнетенного и несчастного; он так искренно желает ему служить, как очень немногие; но у него к этому примешалось другое, еще более страстное чувство — ненависть и желание уничтожить силою всё угнетающее и делающее несчастным. Противоречие у него уже в самом чувстве, и его теория есть лишь попытка теоретического оправдания этого противоречивого чувства, в котором ненависти больше, чем христианской любви. Он инстинктивно сознает, что войну, убийство и насилие нельзя делать принципами — и он выдвигает любовь, но для этой его любви у него лучшим средством оказывается — ненависть. Революционный фанатизм ослепляет глаз и делает неспособным различать грубейшее противоречие. Он искренно убежден, что насилие и война силою против зла есть следствие и орудия любви. Так как логика, история и знание плохие друзья такому все определяющему противоречию, то их и не оказалось. Тут были и материализм и утилитаризм вдруг; всего менее было истинного христианского чувства, а религии и бога совсем не было в душе и системы, хотя на языке они и были. Христос был, но только тот Христос, который выгонял торговцев из храма. Бог у него есть не бог личный или бог в природе, а логическая фикция человеческого свойства любить, не выходящего за пределы человека. Этот бог есть даже не человек, а логическое обобщение нашего понятия о свойственной всем людям способности любить: этот бог есть кусочек человеческой мысли. И остальные кусочки человеческой мысли, изобревшие этот кусочек — этого жалкого фиктивного бога, господствуют над своим изобретением, и, в действительности, как и следует, управляют этим богом, который есть не создатель человека, а сам есть создание человеческого обобщения. Ребяческое утешение верою в такое мелкое ухищрение рассудка называется религиею. Нравственность, проповедующая насилие для любви, называется христианством. Союз людей, осуществляющих такую религию отвлечения и такую нравственность насилия ненавидящей и убивающей любви — такой союз людей выхолощенного ума и извращенного сердца называется церковью Христа. Цель этого союза, этой церкви — сделать людей Христами — человекобогами, богами, у которых нет души, а есть естественный и старческий психофизиологический организм, есть земная жизнь и нет вечной, сумасшествие рефлектирующего, озлобленного и бессильно порывающегося выйти из рефлексии и злобы человека, одаренного от природы очень добрым сердцем, искренним и высоким самоотвержением. Поражающая смесь смирения — приобретающего ему у мужиков, знакомых и родных репутацию святого — и оттолкнувшей меня гордыни веры в совершенное знание истины, высоту своего пророческого служения и совершенство его цели, не требующих дополнительного искания правды умом и сердцем. Я испытал очень, очень тяжелое и горькое чувство. Извлекать это миросозерцание было очень трудно и по удивительной путанице принципов и основных черт характера, и еще по тому обоюдному раздражению обманутого желания сойтись, свойственной мне нетерпимости и неспособности переносить терпеливо в собеседнике тупость понимания чужих точек зрения — и по удивительным постоянным противоречиям. Еще мешало присутствие Энгельгардта-отца, его дочери и очень замечательного господина — Мертваго, потом других интеллигентов — мужиков, которые тоже спорили со мною. Я должен был одновременно говорить с десятью противниками и напрягаться, чтобы не потерять нити слов самого Михаила Энгельгардта, и еще направлять их против его раздражавшейся моими мыслями воли так, чтобы они дали мне наконец положительный и связный ответ о том, какую веру и какие цели они в себе заключают. — Еще было одно обстоятельство, не совсем для меня ясное. Там в Батищеве все сначала долго принимали меня за Вашего посла и полномочного министра, выражающего мысли, тождественные с Вашими во всем. И мне сначала трудно было уверить их, что главного, что их интересовало, именно, Вашего отношения к сектантам из народа — я совсем не знаю. Я заметил в Москве, что этот предмет составляет для Вас что-то очень священное и лежит в самом отдаленном углу Вашей святая святых, еще для меня не открывшейся — (я понимал и то, почему это: Вы знали, что те «две капли меда» еще мною не изведаны, и мы не равны) — и я не хотел быть навязчивым и не спрашивал Вас, особенно после того вопроса о Сютаеве, на который Вы ответили указанием статьи в «Русской мысли». И потому я заметил в Батищевских, что они об этом знают хотя немного, но больше моего. Так что я ничего не мог отвечать на их об этом вопросы. Меня поразило только то, что они считали Вас почти своим, тогда как всё, что я говорил и всё что выходило из почвы или Вашей, или родственной Вам, приводило их в величайшее раздражение, обращавшееся, впрочем, только против меня одного. Этот пункт так и остался для меня невыясненным, хотя я продолжаю быть уверенным, что в Вашей вере нет ничего революционного и если Вы думаете иногда о деятельной и устной проповеди, то лишь свободной и любящей, лишенной насилия, — что если Вы желаете кому-нибудь страдание и смерти за веру, то лишь самому себе, как высшего счастья и блаженнейшего конца Вашей жизни. И эта уверенность давала мне право горячо защищать Вас против всякого подозрения в малейшей солидарности Вашей с революционными принципами религии молодого Энгельгардта. И это запутало понимание Батищевских Ваших мыслей. А страстность, с какою я спорил обо всем, и нетерпимость моя оттолкнули их от меня, особенно Михаила Александровича. Но к вечеру, когда мы уже поняли друг друга достаточно, мы все присмирели и стали говорить уже более дружелюбно о разных второстепенных вопросах. — Старик Энгельгардт произвел на меня в общем хотя и не такое сильное как сын, но приятное впечатление и немножко жалкое. В нем ужасно много шестидесятых годов, «Современника», Чернышевского и т.д. Он пресерьезно рассуждал с детьми о письме его жены, где она выражала разные, как новость, афоризмы житейской мудрости, напр. о том, что труд есть цель и содержание человеческого счастья. Так странно и грустно видеть человека, обладающего столькими глубокими мыслями (известными всем по его «Письмам из деревни») и в то же время большею стороною души принадлежащего эпохе уже отошедшей и с нею обреченною на смерть. И грустно было. И грустно было приводить это в связь с тем, как он к вечеру всё чаще и чаще подбегал к шкапчику и к ночи стал петь охмелевшим голосом итальянские арии. Я спал с ним в одной комнате, и сердце у меня так больно сжималось, когда я просыпался от его уходов и возвращений от шкапчика к газетам и обратно. Но утром рано в четыре часа он разбудил меня совсем, мы за чаем мирно поболтали и расстались дружески — т. е. я хочу сказать, что он опять был трезв, весел и бодр. — Интеллигентов-мужиков очень интересно было увидеть. Их было человек шесть мужчин и одна женщина. Только у одного было лицо тупое — у мельника; физиономия его жены тоже пошловатая, в нарядном и чистом крестьянском платье. Остальные были — весь народ очень молодой. Преобладающее выражение немудрствующего лукаво человека, живущего телесным трудом и спокойного совестью от сознания последовательности между словами и делом. Но, кажется, весь интерес их и исчерпывается этим удовлетворением их личной нравственности. Особенной мысли я не видел на их лицах, исключая Мертваго (внука известного автора записок), который произвел на меня впечатление человека образованного и размышляющего и по натуре более широкого, чем узкие и фанатические мнения его кружка. Что меня особенно поразило, это то, что у них к утешительному для них сознанию своей правоты и полезности примешивается как-то признание совершенной и неизлечимой особенности от них народа. Они все сознают и говорят, что народ, уважая их лично, презирает их мнения, труд и цели, относится к ним и к их делу с непреодолимым недоверием и враждебностью. Полнее и откровеннее всех это признание высказывала дочь Энгельгардта (в чертах лица и высокой сильной фигуре слегка чем-то напоминавшая мне сестру моего милого Шаховского).— Замечательно их отношение также к революции. Все они полагают, что революция неизбежна, что она будет произведена народом, и что их роль будет — сдерживать и смягчать (!?) революцию. В этом пункте у них ужасная путаница. С одной стороны они всё еще не могут отделаться от своей прежней мечтательной политики социальной революции, заключающейся в убийстве государей, генералов, жандармов и квартальных надзирателей — и в эту революцию свихнувшихся барчуков они толкают народ, как-то веря, что он будет этими фантазиями заниматься, и что они будут сдерживать его, ненавидящего их и презирающего. С другой стороны, в них начинает проникать сознание, что далее итти по этому пути невозможно из одного уже инстинкта самосохранения — что в случае чего народ не оставит камня на камне, и что они сами, просветители и освободители народа, вместе с квартальными будут дрыгать ногами на фонарях и деревьях. Наконец, они начинают понимать, что все их мечтания есть ничтожная игра в сравнении с тем, что сделает тогда настоящий мужик, уже теперь расправляющий плечи и чешущий руки на дворянские земли. И вот им и хочется революции, и колется, и маменька не велит. Говорят, что этим и объясняется переезд из Гатчина. — Так отрадно было после этих болезненных и безнадежных впечатлений снова увидеть чистый снег, ели «в нахмуренной красе», слышать колокольчик и убеждение ямщика, что волк никогда не кинется «на почтового, что с его взять — у его глаз есть, даром, что зверь». Глядя на доброе лицо ямщика, я всё думал и не мог придумать, какое у него будет выражение, когда ему может быть вдруг придется вешать именно меня с провожавшим меня Мертваго на этих таких прелестных теперь серебряных с бриллиянтами и чернью деревьях? И так опять делалось неприятно и дико. Невольно сводились в одно все впечатления этого месяца в России, и так странно было сравнить их вывод с тем, что я думал о ней последние годы в Польше, ничего не зная, кроме газет. По газетам, которые говорят только о начальствах и интеллигенции пишущей и мечтающей, казалось, что уже нет России, и всякий немец теперь может сделать с нею что хочет. Потому что теперь действительно нет начальства и нет интеллигенции. Но теперь я в России видел, что то, что произвело из себя эту разложившуюся кучу начальства и интеллигенции, оно существует — и живет так широко и сильно, как во сне мне не снилось. Я думал об этом, и такая досада брала меня на наших газетчиков, занимающихся ругатней и дракой в ту минуту, когда все мы ходим на краю уже совсем почти размытой плотины, и вот вот сейчас нас всех унесет и утопит море. И хотя так неприятно и грустно было думать, что и сам, со своими интересами искусства и мысли, погибнешь, может быть завтра, и все дорогие тебе люди тоже исчезнут ни за что, — но за этой грустной мыслью на конце всегда показывалось что-то чрезвычайно отрадное. Да, всё это может случиться и не случиться; но Россия будет жить всегда во всяком случае» (АТБ).

Упоминаемые здесь лица:

Александр Петрович Мертваго (р. 1856 г., ум. ок. 1920 г.) — деятель по сельскому хозяйству. С 1894 г. редактор журн. «Хозяин».

Дмитрий Иванович Шаховской (р. 1861 г.) — общественный деятель, секретарь первой Государственной думы; ученик и друг М. С. Громеки.

² Сергей Андреевич Юрьев читал статью как редактор «Русской мысли» и очень ее оценил.

³ М. С. Громека писал по этому поводу: «Если хотите меня очень обрадовать, приласкайте Писаренку, чтобы он изредка бывал у Вас и мог сообщать мне, что Вы и семья Ваша живы и здоровы» (из письма М. С. Громеки от 25 января 1883 г. АТБ).

⁴ М. С. Громека к 12 апреля должен был быть в Москве по делам печатания своей статьи.

⁵ Сергей Львович Толстой.

⁶ В подлиннике здесь вырван край страницы.

* 144. М. С. Громеке.

1883 г. Апреля 1—4? Москва.

Дорогой Михаилъ Степановичъ.

Я заходилъ къ вамъ на другой день вашего отъѣзда. И жалѣю и не жалѣю о томъ, что не засталъ васъ. Сейчасъ прочелъ вашу 3-ю статью.¹ Она мнѣ очень нравится. Я мало кого вижу, но слышалъ черезъ жену отъ людей толпы, что она всѣмъ нравится. Я живу все той же жизнью — тяжелой. Къ веснѣ способность умственной работы перемежается и становится тяжелѣе. Что вы? Какъ вы? Давно чувствовалъ, что надо написать вамъ.

Вашъ Л. Толстой.

Постарайтесь не имѣть ни ко мнѣ, ни къ кому нелюбовныхъ чувствъ. И забывайте о себѣ. Это одно средство чтобы жить. Вы скажете: забыть о себѣ нельзя. Можно не напоминать себѣ о себѣ, прекращать разговоры съ самимъ собою о себѣ. Я знаю, что это можно.



Печатается по автографу, хранящемуся в ГТМ. Публикуется впервые. Датируется на основании упоминания Толстого о третьей части статьи М. С. Громеки (которая была помещена в апрельской книжке «Русской мысли» за 1883 г.) и ответного письма Громеки от 6 апреля 1883 г., в котором последний писал: «Очень рад, что Вы довольны третьей частью моей статьи» и дальше: «Отчего Вы говорите, что Вам тяжело?» (АТБ).



¹ М. С. Громека, «Последние произведения гр. Л. Н. Толстого» — «Русская мысль» 1883, № 4 — третья часть этюда.

145—152. С. А. Толстой от 28, 29—30? апреля, 23, 25, 29, 31 мая, 2 и 8 июня 1883 г.



* 153. А. А. Бибикову.

1883 г. Июня 9—10? Самарское имение Толстого.

1883-го года июня 8-го дня я нижеподписавшийся дал это крестьянину с. Гавриловки¹ Степану Шинкину в удостоверение того, что весною настоящего года во время бороновки рабочим скотом хуторов графа Толстого стравлен был принадлежащий ему стог сена.

А. Бибиков.

Прошу отдать Степану Шинкину стогъ сѣна стравленный нашимъ скотомъ

Гр. Левъ Толстой.



Печатается по автографу, хранящемуся в ГТМ. Представляет собою ответ Толстого на справку А. А. Бибикова (написана на первой странице листа писчей бумаги), приписанный внизу письма. На второй странице листа карандашом помечено: «Рукопись приобрел 9 января 1907 года. Савельев». На четвертой странице также карандашом: «Графские записки», затем зачеркнуто чернилами и внизу подписано: «Автограф графа Толстого». Публикуется впервые. Датируется на основании справки-удостоверения А. А. Бибикова, на которую отвечает Толстой.



¹ Село Гавриловка, Бузулукского у., Самарской губернии.

154—157. С. А. Толстой от 12, 14, 15 и 20 июня 1883 г.



* 158. М. С. Громеке.

1883 г. Августа 15—31? Я. П.

Дорогой Михаилъ Степановичъ.

У меня какъ преступленіе на совѣсти ваше послѣднее письмо. Не знаю, какъ это случилось — ѣхалъ я въ Самару,¹ тамъ былъ — пріѣхалъ былъ занять — откладывалъ день за день. И теперь пришло время приводить себя въ порядокъ, и на первой очереди вспомнилъ васъ. Я очень цѣню васъ, высоко ставлю и люблю, такъ вы, пожалуйста, не имѣйте на меня досады, а пишите мнѣ. Что продолженіе вашей статьи?² Все нѣту. Что вы и ваше здоровье? Гдѣ вы провели лѣто? Я все работаю работу, которая поглощаетъ и радуетъ меня.³ Прощайте, обнимаю васъ. Съ 10 Сентябр[я] мы въ Москвѣ.

Ваш Л. Толстой.



Печатается по автографу, хранящемуся в ГТМ. Публикуется впервые. Дата определяется содержанием («ехал я в Самару... приехал, был занят — откладывал день за день. И теперь пришло время приводить себя в порядок» и т. д.) и словами: «С 10 сентября мы в Москве». Очевидно, Толстой сообщает о предстоящем скором переезде семьи в Москву.

Письмо М. С. Громеки, на которое отвечает Толстой, неизвестно.



¹ В Самарское имение Толстой ездил летом 1883 г. вместе со своим сыном Сергеем Львовичем и учителем И. М. Ивакиным и прожил там с 23 мая по 22 июня.

² Четвертая часть статьи М. С. Громеки появилась после смерти ее автора в «Русской мысли» 1884, 2.

³ Толстой в то время был занят своей статьей «В чем моя вера».

159. Н. Н. Страхову.

1883 г. Сентября, 2. Я. П.

Дорогой Николай Николаевичъ!

Благодарю васъ за письмо;¹ мы поджидали его и начинали уже безпокоиться о васъ. Очень радуюсь за то, что вамъ было хорошо у насъ.² Жду вашу біографію.³ Хоть вы и браните ее, я знаю, что тамъ будетъ много хорошаго. Я все передѣлываю, поправляю свое писанье⁴ и очень занятъ. Погода прекрасная, мы всѣ веселы и здоровы. Смерть Тургенева⁵ я ожидалъ, а все-таки очень часто думаю о немъ теперь. Простите, что пишу нѣсколько словъ. Не забывайте насъ за то, что мы всѣ васъ любимъ.

Вашъ Л. Толстой.

Печатается по копии, хранящейся в AЧ. Впервые опубликовано Н. Н. Гусевым в ТТ 2, стр. 45. Дата копии.

Толстой отвечает на письмо Н. Н. Страхова от 16 августа 1883 г. (см. ПС, № 180).



¹ Письмо Н. Н. Страхова от 16 августа 1883 г.

² Н. Н. Страхов приехал в Ясную поляну (после трехнедельного пребывания у А. А. Фета в Воробьевке) 12 июня и пробыл там две с лишним недели. Вот что он писал по этому поводу Толстому: «Давно следует.... благодарить Вас от всей души за чудесные шестнадцать дней Вашего гостеприимства. С великой нежностью смотрел я на Вас, и общее благополучие Ясной поляны просто восхищало меня. Мне особенно понравился в этот приезд Ваш Илюша [Илья Львович — сын Толстого. Peд.]. Но главное Ваши речи и писания, и в них тот характер спокойствия, о котором Вы мне писали. Сколько понял — всё меня радует, всё запало прямо в душу» (из письма Н. Н. Страхова от 16 августа 1883 г.).

³ Н. Н. Страхов писал тогда «Воспоминания о Ф. М. Достоевском». Они вскоре были напечатаны в книге: «Биография, письма и заметки из записной книжки Ф. М. Достоевского». Спб. 1883, стр. 169—329.

⁴ «В чем моя вера».

⁵ О тяжелом состоянии здоровья И. С. Тургенева Толстой узнал от Д. В. Григоровича в апреле—мае 1882 г. (см. письмо № 106). Более подробные сведения он получил от А. Г. Олсуфьевой, которая в ноябре 1882 г. навещала И. С. Тургенева в Париже, передав ему по просьбе Толстого его «Исповедь». Об этой своей поездке к И. С. Тургеневу она написала воспоминания, опубликованные в «Историческом вестнике» 1911, 3, стр. 855—864 (перепечатаны в кн. Н. Л. Бродского «Тургенев в воспоминаниях современников и его письмах», ч. I, М. 1924).

160—167. С. А. Толстой от 28, 29, 30 сентября, 1, 2, 3, 4 и 9 октября 1883 г.



168. В. В. Стасову.

1883 г. Ноября 9? Москва.

Владиміръ Васильевичъ!

Голубчикъ, пожалуйста, помогите сестрѣ Варвары Васильевны Тимофеевой,¹ живущей въ Столярномъ переулкѣ домъ Б. (Я не могу иначе опредѣлить особу, о которой прошу, п[отому] ч[то] пишу по письму ея сестры, а сестра не написала). Сестра эта была сестрой милосердія и ее лишили мѣста. Она хочетъ мѣста. Не думайте, что я пишу вамъ только для очищенія своей совѣсти; мнѣ очень близко къ сердцу это дѣло, хотя я и не знаю ту, о комъ прошу. Хотѣлъ писать къ тому и другому въ Петерб[ургъ], и никому мнѣ такъ не ловко писать, какъ вамъ. — Сдѣлайте это, голубчикъ. Очень буду вамъ благодаренъ. Сдѣлать надо, именно, вотъ чтò — написать этой особѣ. Она придетъ, разскажетъ, а потомъ попросить у сильныхъ міра. Я хотѣлъ писать Алекс[андрѣ] Андревнѣ Толстой, — она въ связяхъ со всѣми, отъ кого всякія сестры милосердія, и она сдѣлаетъ для меня; но писать не хочется — фальши много. Если же вы ее знаете или ваши знакомые, то просите отъ меня. — Обнимаю васъ и скучаю, что давно не вижу.

Л. Толстой.



На конверте:

Петербургъ. Публичная библіотека. Владиміру Васильевичу Стасову.



Печатается по автографу, хранящемуся в ИЛ. Впервые опубликовано В. Д. Комаровой и Б. Л. Модзалевским в ТС, стр. 62—63. Датируется на основании почтовых штемпелей на конверте: Почтовый вагон 11 ноября 1883 г. С. Петербург 12 ноября 1883. На письме пометка рукой В. В. Стасова: «Получ. 12 ноября 1883».



¹ Варвара Васильевна Тимофеева (р. 1850 г.) — писательница, журналистка и переводчица; писала под псевдонимами: «В. Т-ва», «Починковская», «Анна Стацевич». Сотрудничала в журн. «Искра», «Слово», «Книжки Недели», «Вестник Европы» и др. (см. т. 72, письма к М. О. Меньшикову). Одно время помогала в работе Ф. М. Достоевскому. О своем знакомстве с Ф. М. Достоевским написала воспоминания: «Год работы с знаменитым писателем» — «Исторический вестник» 1904, 2 (февраль). Кроме того ею помещены в журн. «Минувшие годы» (1908, 1—2), воспоминания о Глебе Ивановиче и Александре Васильевне Успенских.

Сестра ее — Ольга Васильевна Тимофеева (1852—1890). В 1883 г. состояла сестрой милосердия в Динабургском госпитале. Но была исключена со службы, обвиненная в оскорблении врача при исполнении им служебных обязанностей: она заступилась за своего сослуживца фельдшера Александра Федорова, который был невинно сослан в Томскую губернию. О. В. Тимофеева окружным судом была приговорена к тюремному заключению. Но, просидев две недели, была освобождена как душевно больная. В. В. Стасов оказал, по словам В. В. Тимофеевой, живое участие в этом деле. Однако хлопоты были излишни, так как освобождение состоялось раньше и независимо от них. Умерла О. В. Тимофеева в Вильне от чахотки.

На это письмо Толстого В. В. Стасов отвечал письмом от 17 ноября 1883 г. (см. ТС № 24).

169. Н. В. Давыдову.

1883 г. Ноября 10. Я. П.

Николай Васильевичъ!

Женщина эта умоляетъ выпустить на поруки ея мужа, посаженнаго въ острогъ за драку, отъ к[оторой] умеръ человѣкъ. Она очень жалка. Представьте: ея деверя только что взяли въ солдаты, а мужа посадили; и она осталась брюхатая одна съ 8-ю ртами. Я увѣренъ, что если можно выпустить его до суда на поруки, вы сдѣлаете. — Жалѣю, что не успѣлъ повидать васъ проѣздомъ.

Вашъ Л. Толстой.



Печатается по автографу, хранящемуся в ГТМ. Впервые опубликовано в ТП 2, стр. 32. Датируется на основании упоминания о нем в письме Толстого к С. А. Толстой от 10 ноября 1883 г. (см. т. 83, № 244), где Лев Николаевич писал: «приехала ко мне баба, — брюхата на сносе, и 4 детей маленьких, Старуха свекровь и молодайка, деверная невестка. Было два мужика; в одну неделю посадили ее мужа в острог зa драку, от которой произошла смерть, а деверя отдали в солдаты, и остались одни. Написал Давыдову письмо, нельзя ли хоть выпустить на поруки».

Николай Васильевич Давыдов (р. 16 декабря 1848 г. — ум. 26 августа 1920 г.) — юрист и общественный деятель. Окончил Московский университет; с 1870 г. — мировой посредник Моршанского у., Тамбовской г.; с 1875 г. — прокурор Плоцкого окружного суда; с 1878 г. — прокурор Тульского окружного суда; с 1893 г. — председатель Тульского окружного суда; с 1897 г. по 1908 г. председатель Московского окружного суда. С 1900 г. — приват-доцент Московского университета (где в 1903—1911 гг. вел самостоятельный курс уголовного процесса). В 1908—1912 гг. — председатель правления Университета им. А. Л. Шанявского. С 1908 г. — преподаватель Московского коммерческого института. С 1911 г. — присяжный поверенный округа московской судебной палаты. Помимо этого Н. В. Давыдов принимал деятельное участие во многих общественных организациях: был председателем суда чести при Обществе деятелей периодической печати; товарищем председателя Юридического общества при Московском университете; товарищем председателя Московского общества мира; а с 1911 г. председателем Московского Толстовского общества. Писал по юридическим и общественным вопросам. Помещал свои статьи (под псевдонимами: Н. Василич, Н-В, Заурядный обыватель) в «Научном слове», «Московском еженедельнике», «Русских ведомостях», «Праве» и др. — С Толстым познакомился в 1878 г. через П. Ф. Самарина, в дороге, когда Толстой возвращался из имения Самариных («Молоденки» Епифанского у.), где он гостил. С тех пор Н. В. Давыдов бывал часто в Ясной поляне, поддерживая до конца жизни Толстого тесные сношения с ним. Толстой, пользуясь расположением к нему Давыдова, часто обращался к последнему по делам обращавшихся к нему самому за помощью лиц.

О том, как подействовало на Давыдова общение его с Толстым, мы читаем в его воспоминаниях: «Хотя внешне, да и в более важном, — в отношении уклада и условий жизни, жизнь моя не изменилась после знакомства со Львом Николаевичем, и я остался в среде судебного ведомства, а позднее взял на себя преподавание в университете науки «уголовного процесса», хотя я не вышел из обычных рамок и обстановки общественного и домашнего обихода жизни горожанина нашего времени, обладающего некоторым достатком, с привычками так называемого «культурного» человека, остался другом театра, к которому был близок с юных лет, но в образе мыслей, в вопросах веры, во взглядах на жизнь, на отношения к людям, я почти незаметно для себя подчинился во многом влиянию Льва Николаевича» (Н. В. Давыдов, «Из прошлого», I, изд. 2, М. 1914, стр. 211).

Н. В. Давыдов дал толчок Толстому к созданию драматических произведений: «Власть тьмы», «Плоды просвещения» и «Живой тpyп». Рассказом же Давыдова Толстой воспользовался и при описании дела Масловой в «Воскресении». См. Н. В. Давыдов, «Откуда Лев Николаевич почерпнул сюжет драмы «Власть тьмы» — ТЕ, 1012, стр. 48—50; Н. В. Давыдов, «Из прошлого», I, М. 1914, стр. 211—317.

О Н. В. Давыдове см.: В. Булгаков, «Памяти Давыдова» — «Истинная свобода» 1920, 6, стр. 19—21; А. Кизеветтер, «Памяти ушедших. Н. В. Давыдов». — «Голос минувшего» 1922, 2 (октябрь), стр. 217—219.

170—175. С. А. Толстой от 10, 11, 12, 13, 14, и 15 ноября 1883 г.



* 176. Н. Н. Страхову.

1883 г. Ноября 30?—декабря 1? Москва.

Дорогой Николай Николаевичъ! Я только начиналъ скучать о томъ, что давно не имѣю отъ васъ извѣстій, какъ получилъ вашу книгу¹ и письмо,² и книги. Очень благодаренъ вамъ за все и за еврейскую Библію,³ которую я съ радостью получилъ давно и, мнѣ кажется, уже благодарилъ васъ за нее. Сколько я вамъ долженъ?⁴ Когда увидимся? Не пріѣдете ли въ Москву? Книгу⁵ вашу прочелъ. Письмо ваше очень грустно подѣйствовало на меня, разочаровало меня. Но я васъ вполнѣ понимаю и, къ сожалѣнію, почти вѣрю вамъ. Мнѣ кажется вы были жертвою ложнаго, фальшиваго отношенія къ Достоевскому, не вами, но всѣми — преувеличенія его значенія и преувеличенія по шаблону, возведенія въ пророки и святого, — человѣка, умершаго въ самомъ горячемъ процессѣ внутренней борьбы, добра и зла. Онъ трогателенъ, интересенъ, но поставить на памятникъ въ поученіе потомству нельзя человѣка, который весь борьба. Изъ книги вашей я первый разъ узналъ всю мѣру его ума. Книгу Пресансе⁶ я тоже прочиталъ, но вся ученость пропадаетъ отъ загвоздки.

Бываютъ лошади — красавицы: рысакъ цѣна 1000 рублей, и вдругъ заминка, и лошади-красавицѣ, и силачу цѣна — грошъ. Чѣмъ я больше живу, тѣмъ больше цѣню людей безъ заминки. Вы говорите, что помирились съ Тургеневымъ. А я очень полюбилъ. И забавно, за то, что онъ быль безъ заминки и свезетъ, а то рысакъ, да никуда на немъ не уѣдешь, если еще не завезетъ въ канаву. И Пресансе, и Достоевскій — оба съ заминкой. И у одного вся ученость, у другого умъ и сердце пропали ни за что. Вѣдь Тургеневъ и переживетъ Достоевскаго и не за художественность, а за то, что безъ заминки. Обнимаю васъ отъ всей души. Ахъ, да, со мной случилась бѣда, задѣвшая и васъ. Я ѣздилъ на недѣльку въ деревню въ половинѣ октября, и, возвращаясь отъ вокзала до дому, выронилъ изъ саней чемоданъ. Въ чемоданѣ были книги и рукописи, и корректуры. И книга одна пропала ваша: первый томъ Гризбаха.⁷ Всѣ объявленія ни къ чему не привели. Надѣюсь, еще найти у букинистовъ. Я знаю, что вы простите мнѣ, но мнѣ и совѣстно, и досадно лишиться книги, которая мнѣ всегда нужна.

Левъ Толстой.

Печатается по копии, хранящейся в AЧ. Впервые опубликовано несколько строк в Б, II, изд. 1, стр. 457—458. Датируется на основании письма Н. Н. Страхова от 28 ноября 1883 г., на которое отвечает Толстой.



¹ «Биография, письма и заметки из записной книжки Ф. М. Достоевского», Спб. 1883. См. прим. 3 к письму № 159.

² Письмо Н. Н. Страхова от 28 ноября 1883 г. (см. ПС, № 182).

³ Толстой тогда занимался изучением еврейского языка и, вероятно, для своих занятий просил Н. Н. Страхова прислать ему еврейскую Библию.

⁴ Толстой имеет ввиду, очевидно, плату за присланные Н. Н. Страховым книги, которые здесь упоминаются. На это Страхов отвечал в своем письме от 12 декабря 1883 г. (см. ПС, № 183).

⁵ См. прим. 1.

⁶ Пресансе (Pressensé) (1824—1891) — протестантский богослов, автор многих богословских сочинений. В письме Н. Н. Страхова от 28 ноября 1883 г. читаем: «Я послал вам еще два сочинения (дублеты), которые очень сам люблю и которыми, как я заметил бывши у Вас, Вы интересуетесь. Pressensé — прелестная книга, перворазрядной учености» (см. ПС, № 182). О какой книге Пресансе говорится в данном случае, в точности сказать нельзя. Известно, что Толстой пользовался его книгами: «Histoire des trois premiers siècles de l’Eglise Chrétienne» (1856—1859) и «Jésus Christ, son temps, sa vie» (1865). Сравни отзыв Толстого о книге Пресансе в письме № 199.

⁷ Иоганн-Якоб Гризбах (1745—1812) — иенский профессор-теолог. В 1880 году для работы над «Исследованием Евангелия» Н. Н. Страхов послал Толстому известное издание Гризбаха текста Нового завета, появившееся в Галле в 1803 г. Об этом есть в письме Страхова к Толстому от 8 мая 1880 г. (см. ПС, № 141).

177. В. Г. Черткову от 5 декабря 1883 г.



178. А. В. Верещагину.

1883 г. Декабря 7? Москва.

Если вамъ все равно, приходите, пожалуйста, — пятницу вечеромъ. Можно позвать кое кого — такихъ, к[оторые] понимаютъ? Если согласны на то и другое, не отвечайте, а приходите. Если несогласны, напишите.¹

Толстой.



Печатается по автографу, хранящемуся в ИЛ. Написано карандашом на клочке бумаги. Впервые опубликовано В. Д. Комаровой и Б. Л. Модзалевским в ТС, стр. 66. Датируется на основании пометки В. В. Стасова на полях записки: «Москва, 7 дек. 1883. А. В. Верещагину».

Александр Васильевич Верещагин (р. 10 мая 1850 г.—ум. 28 января 1909 г.) — брат художника В. В. Верещагина, писатель. Родился в Череповецком у., Новгородской губ.; был ординарцем у Скобелева; умер в чине генерал-майора. Из его произведений известны: «Дома и на войне. 1853—1881. Воспоминания и рассказы». Спб, 1886; «У болгар и за границей. 1881—1883. Воспоминания и рассказы». Спб., 1896; «Новые рассказы. 1885—1895». Спб., 1900.

О его знакомстве с Толстым сведений не имеется.



¹ По совету В. В. Стасова А. В. Верещагин должен был прочесть несколько отрывков из своих воспоминаний Толстому. На полях записки Толстого В. В. Стасовым помечено: «(чтение «Записок» Верещагина)».

179. В. В. Стасову.

1883 г. Декабря 7? Москва.

Вы не ошиблись о Верещагинѣ.¹ Это именно тотъ художественный историкъ войны, кот[ораго] не было² — поэтическій и правдивый. Очень бы желалъ, чтобы книга³ эта была напечатана. Онъ мнѣ очень, очень понравился. Это не художникъ, а лучше, — трезвый, умный и правдивый человѣкъ, который много пережилъ и умѣетъ разсказать хорошо то, и только то, что онъ видѣлъ и чувствовалъ. А это ужасно рѣдко. — Благодарю васъ за Тимофееву и за Верещагина.

Вашъ Л. Толстой.



На конверте:

Владиміру Васильевичу Стасову. Петербургъ. Публичная библіотека.



Печатается по автографу, хранящемуся в ИЛ. Впервые опубликовано в ТС, стр. 66. Датируется на основании почтовых штемпелей на конверте: Москва 7 декабря 1883 и С. Петербург 8 декабря 1883. На письме пометка рукой В. В. Стасова: «Получ. 8 декабря 1883».

Письмо В. В. Стасова, на которое отвечает Толстой, неизвестно.



¹ Верещагин Александр Васильевич.

² Зачеркнуто: честный

³Очевидно, рукопись книги А. В. Верещагина «Дома и на войне» (напечатана в 1886 г.). О ней есть упоминания в дальнейших письмах Толстого к В. В. Стасову.

180. В. Г. Черткову от середины декабря 1883 г.



Неизвестному.

1883 г. Декабрь — 1884 г. Январь. См. письма Толстого за 1884 г., № 191.

М. П. Щепкину.

1883 г. Декабрь — 1884 г. Февраль. См. письма за 1884 г., № 201.

* 181. В. И. Алексееву.

1883 г.

Странное дѣло, вы мнѣ пишете про свое состояніе тоски, апатіи, что ничего не хочется дѣлать, ни на что не смотрѣлъ бы, к[оторое] продолжается иногда днями и смѣняется возбужденіемъ, а я самъ испытываю это и думалъ объ этомъ.

Я такъ думаю: вѣдь Онъ Отецъ, знаетъ, что я хочу служить Ему, не хочу служить себѣ и сейчасъ готовь; но вотъ, или ничто не вызываетъ меня, я не нуженъ, или не могу, безсиленъ, но вѣдь отъ того, что я сейчасъ не дѣйствую, я не перестаю быть Его орудіемъ, готовымъ на работу для Него, для самаго себя, имѣющимъ смыслъ только въ той мѣрѣ, въ которой я служу Ему.

И когда такъ ясно, хорошо подумаешь, спокойно бываетъ и въ этомъ апатійномъ состояніи. Лучше всего работать любя, на людей для Бога. Но если этого нѣтъ, хорошо и быть готовымъ на эту работу, любя людей черезъ Бога. Работать на людей не любя много хуже; а у не религіозныхъ людей считается лучше. —

Еще мнѣ въ минуты тоски помогаетъ мысль о смерти. Смерть вѣдь придетъ и будетъ пробужденіемъ отъ сновидѣній, при кот[оромъ] вся эта жизнь мнѣ казалась дѣйствительностью. Когда живо представишь это себѣ, то чувствуешь ту настоящую дѣйствительность, съ к[оторой] останешься, когда проснешься.

Л. Толстой.

Только бы не было гнѣва злопамятства. Да, вѣрно у васъ и нѣтъ. Избави Богъ. Цѣлую васъ и Колю¹ и Ал[ексѣя] Ал[ексѣевича].²



Печатается по автографу, хранящемуся в ГТМ. Публикуется впервые. Датируется по указанию В. И. Алексеева (см. «Воспоминания В. И. Алексеева» стр. 122. ГТМ).

Письмо В. И. Алексеева, на которое отвечает Толстой, неизвестно. По этому поводу в своих «Воспоминаниях» В. И. Алексеев пишет: «Лев Николаевич заметил.... несоответствие моих идеалов с действительностью моей жизни еще во время своего пребывания в самарском имении в первое же лето. В письме своем (от 6 августа 1881 г.) к Софье Андреевне, между прочим, он писал: «Ничто не может доказать яснее невозможность жизни по идеалу, как жизнь Бибикова с семьей и Василия Ивановича. Люди эти прекрасные и всеми силами, всей энергией стремятся к самой лучшей, справедливой жизни, а жизнь и семья стремятся в свою сторону и выходит среднее. Со стороны мне видно, как это среднее, хотя и хорошо, как далеко от их цели. То же переносишь на себя и поучаешься довольствоваться средним». Я увидел, что у меня не хватает силы повернуть жизнь по своему. И это разочарование мучило меня. Я писал об этом Льву Николаевичу. И в ответ на это получил следующее письмо» («Воспоминания В. И. Алексеева» стр. 22. ГТМ). И здесь он приводит настоящее письмо Толстого.



¹ Николай Васильевич Алексеев.

² Алексей Алексеевич Бибиков.

Н. Н. Страхову.

1883—1884 гг. См. письма Толстого за 1884 г., № 288.



1884

182. В. В. Стасову.

1884 г. Января 3? Москва.

Владиміръ Васильевичъ!

Вы балуете людей своей добротой, а меня больше всѣхъ. Опять съ просьбой. Дѣло для меня сердечное. Письмо это передастъ вамъ Лазарь Саломоновичъ Миноръ,¹ замѣчательный молодой ученый, обратившій на себя вниманіе въ Европѣ; онъ сынъ моего друга, еврейскаго раввина Московскаго.² Насилу, насилу онъ добился, несмотря на свое еврейское происхожденіе, того, чтобы прочесть пробную лекцію на приватъ-доцента. Лекція имѣла (также и прежняя диссертація его) огромный успѣхъ, и казалось бы все рѣшено, но нашъ попечитель³ — одинъ изъ глупѣйшихъ людей міра — нашелъ нужнымъ послать на утвержденіе Министра.⁴ Какъ бы это не повлекло отказа. Молодой человѣкъ въ отчаяніи. Голубчикъ, нельзя съ вашими связями и съ вашей прямотой и умѣніемъ помочь ему въ томъ, чтобъ не было отказа? Если я вамъ очень надоѣлъ, простите, но сдѣлайте.⁵ Мнѣ очень больно бы было отказъ. Но за то ужъ послѣ ни о чемъ не буду просить, а буду только ждать случая сдѣлать чтò вы велите.

Вашъ Л. Толстой.



На конверте:

Публичная библіотека, Владиміру Васильевичу Стасову.



Печатается по автографу, хранящемуся в ИЛ. Впервые опубликовано В. Д. Комаровой и Б. Л. Модзалевским в ТС, стр. 67. Датируется на основании пометки В. В. Стасова на письме: «Получ. 5 января 1884».



¹Лазарь Соломонович Минор (р. 1855 г.). Родился в Вильне; в 1879 г. окончил курс Московского университета с золотой медалью; в 1882 г. защитил диссертацию на степень доктора медицины по вопросу о локализации функций в головном мозгу; работал по невропатологии в клинике проф. А. Я. Кожевникова. По защите диссертации уехал за границу; работал в клинике Шарко в Париже, у Вестфаля и Вирхова в Берлине, затем в Вене. В 1884 г. по возвращении был утвержден в звании приват-доцента; работал в Яузской и Басманной больницах в Москве. С 1906 г. — профессор Московских высших женских курсов. В настоящее время состоит профессором по нервным болезням в Первом московском государственном университете. Автор многих научных трудов по патологической анатомии и клинике нервных болезней. См. его автобиографию в сборнике «Русские ведомости. 1863—1913». М. 1913.

² Соломон Алексеевич Минор. См. прим. 11 к письму № 137.

³ Гр. Павел Алексеевич Капнист (1842—1904), попечитель Московского учебного округа в 1880—1895 гг.

⁴ Министром народного просвещения в 1884 г. был Иван Давыдович Делянов (1818—1897).

⁵ Зачеркнуто: Это

183. Н. Н. Страхову.

1884 г. Января 3? Москва.

Дорогой Николай Николаевичъ.

Письмо это вамъ передастъ¹ выдающійся молодой ученый, сынъ моего друга Еврейскаго Раввина — Лазарь Соломоновичъ Миноръ. Съ величайшимъ трудомъ преодолѣвъ препятствiя, которыя ставили ему вслѣдствіи его еврейскаго происхожденія, онъ² долженъ былъ быть утвержденъ приватъ-доцентомъ Моск[овскаго] Ун[иверситета], когда вдругъ оказалось нужнымъ послать его назначеніе на утвержденіе Министра. Не можете ли вы попросить Министра или того, отъ кого зависитъ это утвержденіе. Если можете, сдѣлайте это. Вѣкъ вамъ буду благодаренъ. Я готовъ бы самъ ѣхать просить Министра, но боюсь, что моя личная просьба будетъ хуже. Это для меня сердечное дѣло. Обнимаю васъ.