Йост прижал покрепче к губе свои фальшивые усы.

— Думаю, что в его словах есть смысл.

— Согласен на все то, что скажут остальные, — заявил Бруннер.

— Хорошо, — сказал Мэлон. Он наклонился над Шэрон Филдс и с большой осторожностью снял кусочки липкой ленты, удерживающие полоску марли, а затем сдернул и ее.

Ее веки дрогнули, но остались закрытыми.

Шивли взглянул на часы.

— По моим сейчас без четверти десять. — Он взглянул на Бруннера. — Ты — наш медицинский мозг, старина. Сколько еще пройдет времени, пока она не очухается?

— Ну, — ответил Бруннер, — основываясь на том, что я прочел в своем Домашнем медицинском справочнике, а также на собственном опыте, когда лежали в госпитале моя жена или ее сестра, я оцениваю. Кроме того, учитывая общее количество анестезических лекарств, которые мы применили, — два раза накладывали хлороформ и делали одну инъекцию из четырех гран люминала натрия…

— Ты не рассказывай мне об этом, — нетерпеливо прервал его Шивли. — Я знаю об этих лекарствах. Просто скажи, когда она очухается, и все.

— Консервативная оценка — может быть, шесть часов. Могу сказать, что она выйдет из этого состояния примерно часа в четыре дня, но, возможно, при этом будет все еще как пьяная и не сможет полностью ориентироваться. Она должна прийти в себя полностью и быть совершенно нормальной к пяти часам.

— Так долго? — Шивли не смог скрыть свое раздражение. — Что за черт, ты имеешь в виду, что мы должны ходить так долго вокруг нее, прежде чем начнем?

— Прежде, чем мы начнем что? — потребовал ответа Мэлон.

Шивли повернулся к нему лицом:

— Трахать ее, ты, идиот. Ты как думаешь, почему мы собрались здесь — чтобы заслужить несколько бойскаутских медалей за то, что били баклуши по лесам?

— Ты все не сдаешься, Кайл? — спросил Мэлон. — Ведь знаешь не хуже меня, что мы и пальцем не дотронемся до нее без ее согласия. Мы начнем с ней, когда она разрешит нам начать, и ни минутой раньше. Ты можешь вбить себе это в голову, Кайл?

— Ладно, ладно, бойскаут. Значит, в план битвы входит предварительная беседа. Тогда не станем тратить время понапрасну, когда она очухается. После этого давайте начнем прямо здесь и скажем ей все вслух и сразу.

— Не беспокойся, — пообещал ему Мэлон. — Когда Шэрон полностью придет в сознание, мы поговорим с ней. У нас будет долгая беседа.

— Хорошо, — сказал Шивли, смотря на дверь. — Значит, у нас есть свободное время до четырех или пяти часов дня. Не знаю, как вы, парни, а я проголодался. Мы все нуждаемся в восстановлении сил. Давайте приготовим что-нибудь пожевать.

Йост и Бруннер вышли за Шивли из спальни, но Мэлон задержался, пока не готовый покинуть ее.

Очарованный, он подошел к изножью кровати и стал смотреть на знакомое лицо и тело, распростертое перед ним в глубоком сне. Она виделась ему воскресшей дочерью Леды и Зевса. Ее лицо, окруженное каскадом золотистых волос, казалось ему именно тем лицом, которое вдохновило Кристофера Марло на фразу о «лице, из-за которого в море вышли тысячи кораблей и были сожжены башни Иллиума». Под обтягивающей тело блузкой ее грудь ритмично вздымалась и опускалась. Вот она, в покое, тонкая, с совершенными пропорциями фигура, прелесть которой подчеркивается укороченной юбкой. Длинные ноги, оголенные, прижаты друг к дружке. Фантастическая женщина, мечта любого мужчины.

Шэрон Филдс.

Прошлое было скупо на обещание богинь с такими достоинствами.

История, скупая на чудеса, обычно одаряла человечество только одной столь безупречной красавицей, одним столь сексуальным созданием в течение одного поколения. Когда-то жили реальные прекрасные женщины, изображения которых оставили нам великие художники прошлого, — Венера Милосская, Обнаженная Майя, Олимпия, женщина в «Сентябрьском утре». Когда-то жили Нинон, О\'Мэрфи, Помпадур, Дюплесси. Для того чтобы никогда не угасала мужская фантазия, появлялись на свет Дузе, Назимова, Гарбо, Харлоу, Хейуорд, Тэйлор, Монро.

Теперь лишь одна из всех этих женщин живет на земле — это Шэрон Филдс.

В течение многих лет для Мэлона она была тенью на экране, приносившей радость лишь издалека. Он мог наслаждаться ее близостью в сообщности с миллионами обожателей-мужчин на всех континентах земного шара. За сто одну ночь в эти годы Мэлон в темноте кинотеатров следовал каждому движению двумерного изображения на экране, когда Шэрон Филдс появлялась в кинофильмах «Зеленоглазое привидение», «Дорогая Нелл», «Президент в юбке», «Мадлен Смит», «Белая камелия», «Маленький Египет», «Божественная Сара», «Девушка с пляжа Бикини». Она была столь же нереальна, как привидение, столь же эфемерна, как русалка, столь же неуловима, как мечта.

Мысль о том, что его успешные опыты в «алхимии» привели к тому, что ускользающее фантастическое видение превратилось в реальную, из плоти и крови, женщину, лежавшую перед ним на кровати, и он мог дотянуться до нее рукой, приводила его в восторг.

Ни одно свершение человека не шло ни в какое сравнение с этим, не приносило того удовлетворения, которое он испытывал в этот момент.

Единственный штрих сожаления омрачал эту картину. Угрызения совести, как боль, наполняли его душу, когда он сознавал, что его богиня досталась ему столь жестоким способом. Она лежала перед ним, привязанная к металлической кровати, как самый злостный преступник или рабыня. Конечно, она заслуживала лучшего отношения, но у них не было выбора.

Адам пытался облегчить угрызения совести, внушая себе, что эти условия ее содержания временны. Позже, в этот же день она проснется, увидит их, выслушает их предложения. Они постараются успокоить ее, и Шэрон признает их порядочность и непоколебимое восхищение. Мотивы их поступка, импульсивность действий, их отчаянность, — все это в глазах романтически настроенной женщины превратит их в компанию Робин Гуда и Веселых мужчин. После этого они освободят ее ото всех этих веревок. Они выкажут ей всю свою доброту и окружат вниманием, которое она заслуживает. Они все поровну разделят радости этого уникального совместного приключения.

По губам Мэлона скользнула улыбка, когда он представил себе ближайшее будущее совместно с Шэрон. Его мечты обретут реальность, в этом он нисколько не сомневался.

Отвернувшись от кровати, он впервые внимательно оглядел эту приятную комнату. Потолком спальни служила крыша хижины, и потому были видны мощные опорные брусья; стены были выстланы большими (четыре на восемь футов) окрашенными деревянными панелями. Пол выложен керамической плиткой, а в трех местах, по обе стороны кровати и у шезлонга, покрыт толстыми плетеными ковриками.

Мэлон отступил к двери, чтобы получить более полное представление о хозяйской спальне. Справа в стену были встроены два шкафа: один для постельного белья, другой — для одежды. Затем шел встроенный туалетный столик с зеркалом, а за ним — дверь в ванную. Между ванной и кроватью было окно, частично прикрытое темными портьерами, которые не полностью скрывали тот факт, что оно было заколочено досками сверху донизу.

Слева от Мэлона стоял шезлонг, покрытый пледом, кофейный столик со стеклянной столешницей, два небольших, но мягких кресла и торшер. Затем шло другое окно, также заколоченное досками. Концы досок виднелись по обе стороны от портьеры. На той же стене висело зеркало высотой в пять футов.

По обе стороны кровати стояли маленькие ночные столики. На одном из них была лампа для чтения. На стене над кроватью (Мэлона удивило, как он не заметил этого прежде) висели две аккуратно оправленные в рамы цветные литографии пейзажей Новой Англии с работ Курье и Ивса.

Удовлетворившись, Мэлон вспомнил об остальном содержимом его матерчатого чемодана. Он поднял его на стеклянный кофейный столик и начал доставать вещи, приобретенные им для Шэрон Филдс. Он собрал необходимые туалетные принадлежности — зубную щетку и пасту, расческу, щетку для волос, мыло, а также пакетик с контрацептивными таблетками, смягчающее желе, тюбик прецептина, три диафрагмы, спринцовку, лосьоны для лица и тела, снес все это в хорошо освещенную ванную комнату и положил в аптечный шкафчик над ванной.

Возле кровати на пол Мэлон поставил пару недорогих плетеных сандалий, которые могли бы служить как домашние тапки. На один из ночных столиков поставил свои старые дорожные часы и бумажный стаканчик с водой. В ящик туалетного столика аккуратно сложил ночную рубашку-тогу.

Он купил для нее шесть книг в мягкой обложке. Адам просмотрел все свои вырезки-интервью с Шэрон Филдс, чтобы определить список ее любимых писателей и драматургов. Он купил сборники рассказов Альберта Камю, Томаса Манна, Франца Кафки, Уильяма Фолкнера, Джеймса Б. Кейбла, собрание пьес Мольера. Сложив эти книги на туалетном столике, он добавил томик из собственной библиотеки, предвидя, что ее могут заинтересовать его вкус и склонности. Кроме того, он чувствовал, что именно эта книга может оказаться уместной в столь романтической оказии. Это было «Искусство любви» Овидия.

Покончив с этими домашними делами, Мэлон вынул из чемоданчика конверт из плотной бумаги. В нем лежали вырезки недавних, самых смелых интервью Шэрон. Оставив конверт на туалетном столике, Мэлон снова вернулся на место возле изножья кровати. Шэрон не сдвинулась ни на дюйм с того времени, когда он в последний раз до этого смотрел на нее. Она дышала так же ровно, погруженная в глубочайший сон. Его страсть к ней никогда не была столь сильной, как теперь. Ему было трудно оторваться от наблюдения за ней. Но должно было пройти еще много часов до того времени, когда он сможет общаться с ней. После недолгого молчаливого прилива обожания он решил оставить ее одну, пока не закончится действие усыпляющих средств.

Взяв свой чемодан, в котором лежали его собственные книги и секретный блокнот, он вышел из спальни, осторожно прикрыв за собой дверь.

Адам шел по коридору в направлении переднего входа. Там он намеревался найти свой ночной чемоданчик с остальными вещами, который он передал Йосту и Шивли перед одним из их путешествий. Затем, после распаковки вещей, он собирался ознакомиться с остальной частью дома и внешним видом Мас-а-Тьерры.

Слева от него, напротив передней двери, находилась просторная гостиная — весьма привлекательная комната. В ней был такой же высокий потолок с обнаженными опорными брусьями, как в спальне. Стены были закрыты рельефными панелями из натурального вишневого дерева, пол покрыт большими плитками линолеума, а вокруг разбросаны яркие коврики. У задней стены комнаты с прорубленным широким окном находился камин, сложенный из искусственного самана. На другой стене висела консоль из орехового дерева, возможно использовавшаяся как буфет. Под живописной железной люстрой, свисающей на цепях, укрепленных на центральной балке, стояла коричневая замшевая софа, напротив нее — три плетеных кресла и низкий, продолговатый, грубо отесанный деревянный стол, видимо вместо кофейного столика. Справа от Мэлона арочный вход вел в столовую, и он увидел, как Йост раскладывает пищу на столе. Из столовой через распашную дверь можно было пройти на кухню, из которой доносились голоса Шивли и Бруннера. Мэлон продолжал свой путь через гостиную, мимо телевизора и скамьи перед ним, к дверям, находящимся справа. Они вели в детскую спальню, о которой ему уже говорили.

Там он обнаружил двухэтажную кровать и багаж Шивли и Йоста.

Все еще в поисках своей комнаты и багажа, Мэлон пересек детскую, нажал на ручку другой двери и обнаружил, за ней другую большую ванную комнату, которой, видимо, пользовались люди, жившие в комнате по другую сторону ванной. Мэлон открыл противоположную дверь и очутился в какой-то рабочей каморке. Инструменты, которыми пользовался когда-то владелец дома, Воэн, были сложены в кучу на пол возле стены и чем-то накрыты. На самодельном выносившемся ковре в центре комнаты лежали два спальных мешка и рядом с ними складной чемодан для одежды Бруннера и его собственный, слегка потрепанный ночной чемоданчик.

В этой пустой комнате были еще две двери. Мэлон поставил на пол свой матерчатый чемодан и по очереди открыл обе двери. Одна из них вела под навес для машин в задней части дома, где он увидел вагонетку; вторая выходила в кухню, расположенную в передней части. В кухне также была дверь, очевидно выходившая во двор, справа от дома. Осмотрев пустую кухню, Мэлон понял, что его компаньоны собрались в столовой.

В последний раз он осмотрел свое временное жилье, в котором ему предстояло жить первую неделю — по соглашению, он и Бруннер должны будут поменяться местами и спальнями с Шивли и Йостом на вторую неделю — и ему показалось, что больше здесь делать нечего. Он вселился сюда по собственному намерению для определенных целей и был готов к идиллическому празднику в жизни.

Адам пошел в кухню. Ею только что пользовались: запах жареного бекона все еще витал в воздухе. Мэлон изучил оборудование, увидел, что шкафы плотно набиты припасами, и был приятно поражен тем, что в ней было больше удобств и припасов, чем можно было обнаружить в его квартире в Санта-Монике.

Он снова осмотрел электрическую плиту и задумался над вопросом, сколько пройдет времени, прежде чем Шэрон Филдс по собственному желанию согласится готовить пищу для всех и войдет в роль замужней женщины в этой кухне.

Погрузившись ненадолго в размышления о себе и Шэрон, Мэлон встряхнулся от них и решил присоединиться к компании.

В столовой Шивли расправлялся со стаканом апельсинового сока и атаковал двойную порцию яичницы с беконом. Бруннер, сидевший напротив него, с удовольствием жевал маленькие кусочки хлеба из муки грубого помола, намазанные маслом. Йост стоял на коленях, включая в сеть портативный телевизор, который Бруннер одолжил на время экспедиции.

Йост поставил телевизор на стол и возобновил еду, используя для этого занятия одну руку, другой же крутил ручки телевизора, регулируя изображение. Звуки мыльной оперы, транслируемой в это время позднего утра, преодолевая треск, в эфире, заполнили комнату.

— Звук не слишком чистый, — пожаловался он, — и посмотрите, изображение размытое.

— Я мог бы присоединить его к той же наружной антенне, от которой работает телевизор в гостиной, — предложил Шивли. — Это улучшит прием.

Йост выключил портативный телевизор.

— Не стоит беспокоиться, — сказал он, сосредотачиваясь на еде. — У нас есть нормальный телевизор. И если вы будете смотреть что-то другое, звук этого достаточно хорош для меня, чтобы хотя бы слушать передачи о спортивных играх.

— Спортивные игры? — переспросил Шивли. — Ты думаешь, у нас будет время для таких занятий?

— Будь благоразумен, Шив, — возразил Йост. — Даже если Шэрон Филдс находится здесь, ни один мужчина не сможет проводить все время в спальне.

— Может быть, ты и не сможешь, друг, — проворковал Шивли, — но я-то знаю, что смогу. Ведь я не раз проделывал такие штучки и раньше. Я рассчитал, что за весь этот отпуск буду делать всего две вещи. Трахаться и отсыпаться. Неплохая комбинация. Восемь часов сна и шестнадцать — траханья… Эй, глядите, кто к нам пришел. Где ты был, Адам?

Мэлон вошел в столовую и придвинул к себе мягкий стул.

— Я подготавливал все в комнате Шэрон.

Шивли ухмыльнулся.

— Бьюсь об заклад, что ты этим и занимался, ведь это все, что ты сделал. Ты уверен, что не подглядывал за ней и не получал удовольствия от того, что она лежит там?

— Ты мог бы знать меня лучше, — отрезал Мэлон с ноткой обиды в голосе.

— Она все еще в отключенном состоянии? — полюбопытствовал Йост.

— Пока она мертва для мира, — сказал Мэлон.

— Сегодня вечером мы ее как следует разогреем, — сказал Шивли. Он ткнул вилкой в направлении Бруннера. — А что скажешь ты, Лео? Готов ли ты погрузить в нее старую косточку и послать к черту Гови, смотрящего спортивные игры? Настоящая игра — это траханье, правда, Лео?

— Мы заключили пакт — не использовать имена и фамилии вслух, — напомнил ему Бруннер.

— Брось пороть эту ерунду, старина, — отрезал Шивли, — без имен — когда мы с ней. С этим я согласен. Но когда мы одни…

— Это может войти в привычку, так что не следует забывать это правило.

— Ладно, ладно, — сказал Шивли. — Ты все еще не сказал, в какой спортивной игре ты больше заинтересован. Только не пытайся уверить меня, что не думаешь об этой цыпочке.

Бруннер улыбнулся с натяжкой.

— Я… не могу сказать, что вовсе не думаю о мисс Филдс. Но, если ты хочешь услышать от меня всю правду, я все еще думаю о том, что мы сделали сегодня утром. Вы не думаете, что кто-нибудь видел нас?

— Уверен, — радостно сказал Шивли. — Собачка видела нас, но она же не умеет разговаривать!

— Как только они обнаружат, что она пропала, — настаивал Бруннер, — не начнут ли они прочесывать местность зубной щеткой и искать следы бандитского похищения?

— Ну и что? Что они смогут найти?

— Например… ворота, что с ними кто-то возился.

— Я все снова привел в порядок, — возразил Шивли.

— Но кожух двигателя… Ты же сломал висячий замок на кожухе. Разве они не обнаружат это?

— Может быть. Ну и что, если обнаружат? Они ничего не смогут доказать. Там полным-полно хулиганов, взламывающих замки. Нет, мы все сделали правильно, Лео, и не оставили следов. Мы в безопасности.

Бруннер все еще беспокоился:

— Та надпись об истреблении насекомых, которую ты написал краской на бортах, может, кто-нибудь вспомнит ее. Не должны ли мы изменить ее, на всякий случай? Стереть прежнюю и написать название другой фирмы?

— Неплохая мысль, — одобрил Йост.

— Хорошо, если Шэрон позволит мне выбраться из ее объятий на несколько минут, я сделаю это. — Шивли отодвинул от себя пустую тарелку и поглядел на ручные часы. — Только одиннадцать. Остается еще шесть часов. Иисус, терпеть не могу тратить время впустую, вместо того чтобы трахаться. Говорю вам, в ту же секунду, как она очухается, я сразу нырну в нее. Что это будет за встреча! — Он ухмыльнулся Йосту. — Ты будешь смотреть свои игры, Гови, а я займусь своей. У нас с тобой разные спортивные вкусы.

Мэлон извивался от гнева на стуле.

— Кайл, шутки в сторону! Как только она придет в себя после анестезии, ты должен дать ей время на отдых и разъяснить обстоятельства нашего дела. После этого потребуется время для переговоров. Я вовсе не уверен в том, что у нас все пройдет так гладко. Возможно, придется подождать день или два.

— Ладно, матушка-хозяйка, мы дадим девушке твоей мечты шанс, — сказал Шивли. — Принимая во внимание то, что ожидает меня, согласен немного подождать. — Он резко поднялся и взял твою тарелку. — Ты собираешься съесть что-нибудь?

— Не сейчас, — сказал Мэлон, — я не голоден.

Лицо Шивли скривилось в обычной похотливой усмешке:

— Я понял. Знаю, что ты собираешься поесть. — Он направился к кухне. — Ну, а я думаю, что не откажусь еще от одной порции.

Мэлон встал.

— А я думаю, что подышу свежим воздухом и, может быть, займусь своим журналом.

Шивли, уже почти войдя в кухню, встал, пораженный, в дверях.

— Журналом? — повторил он, устремив взор на Мэлона. — Что еще, черт возьми, ты надумал? Ты что, записываешь все, что происходит, ведешь дневник?

— Нет, это не совсем так…

— Тогда скажи точно, — потребовал Шивли. — Ты совсем спятил или как? Ведь если ты записываешь все, что мы делаем, и все о нас самих…

— Не беспокойся, — сказал Мэлон. — Там нет ничего такого, о чем стоило бы беспокоиться. Я писатель, поэтому записываю свои мысли и идеи. Там есть кой-какие ссылки на наши теперешние действия, но они описаны в самых туманных и общих выражениях. И не упоминается ни одно имя.

— Ладно, парень, но лучше будь совершенно уверен в этом, черт возьми! Потому что, если ты пишешь какие-то глупости на бумаге, которая позже может попасть в чьи-то чужие руки, то это все равно, что ты вяжешь петли для нас всех, включая и себя самого.

— Я сказал, чтобы ты забыл об этом, Кайл. Я не самоубийца. Не собираюсь делать ничего, угрожающего как моей собственной жизни, так и вашим. Так что брось этот разговор.

— Ты только попробуй упомянуть там наши имена в своих писаниях, — угрожающе предупредил Шивли и с этими словами исчез в кухне.

Мэлон, пожав плечами, посмотрел на двоих оставшихся и вышел из столовой.

Он намеревался достать свой блокнот и описать все, что произошло за последнее время, но настолько расстроился из-за обвинительной речи Шивли по поводу записей, что у него пропало настроение записывать. Сначала он сгоряча решил, что будет продолжать записи, хотя бы просто назло Шивли, но здравый смысл победил. Чваниться блокнотом перед Шивли — все равно что размахивать красной тряпкой перед быком. Это могло бы спровоцировать скандал. А в первый день этого праздника неуместно было намеренно сеять раздоры среди компаньонов.

Мэлон немного погулял перед входной дверью и задержался на крыльце, наслаждаясь свежим воздухом и диким, примитивным пейзажем. После темного раннего утра небо посветлело и частично показалось солнце. Легкий теплый ветерок шаловливо пробирался ему под рубашку.

Он взвешивал все «за» и «против» пробежки в окрестностях хижины. Такая идея привлекала его. Практически бессонная ночь, огромное напряжение во время утреннего путешествия привели его в нервозное состояние. И Мэлон решил, что сейчас не время для пробежки.

Единственное, что казалось ему привлекательным теперь, было кресло из красного дерева с голубой подушкой, которое кто-то вытащил на крыльцо. Мэлон плюхнулся в кресло, затем вытянул ноги и, наконец, уселся на голубую подушку и поднял ноги кверху.

Некоторое время, не сознавая этого, он смотрел на верхушки деревьев.

Затем еще раз задумался о себе.

Удивился, почему не испытывает душевного подъема, когда достиг цели, к которой так долго стремился. Ведь всего небольшая горстка людей на земле дожила до того дня, когда их мечты воплощались в жизнь. И сейчас его самая желанная мечта лежала на кровати в комнате, совсем рядом с ним.

Куда же пропал его экстаз?

Послушный ум начал перебирать возможные ответы и, наконец, остановился на одном. Интуитивно он понимал, что эта причина правильно объясняла отсутствие радости.

Во всех его прежних фантазиях рисовавшиеся ему картины всегда состояли из Шэрон и его самого, только из них двоих вместе, одних в подобной ситуации. В этих мечтах никогда не было места никому другому: ни незнакомцам, ни друзьям, никому вообще, чтобы никто не помешал развитию их романа. И уж конечно, его мечты никогда не включали кого-то столь грубого и вульгарного, как Кайл Шивли, или даже какого-то мирного обывателя, как Бруннер, или такую прозаическую особу, как Йост. И все же все они были здесь.

Да, его мечта стала реальностью, но не той, которую он всегда тайно лелеял. Ох, он никогда не возражал, чтобы эти трое участвовали в ранние недели планирования и подготовки проекта. Фактически всегда понимал, что в реальной обстановке ему не обойтись без помощников. И когда он нашел их, они придали ему силу и уверенность в осуществлении этой цели. Они усердно трудились, как рабочие трутни, мостя дорогу в рай. Он относился к ним как к своим друзьям, — в этом он должен признаться себе самому — предложившим ему руку помощи, чтобы обеспечить ему безопасность на пути, по которому пройти должен он один. В его воображении и желаниях они не должны были сопровождать его с Шэрон во время их медового месяца. Друзья должны были остаться позади, конечно, и после того: в просторном заоблачном замке должны оказаться только Шэрон и он, и их любовь во время этой идиллии.

И так, мечта сбылась. Но побег Шэрон с ним от всех остальных не состоялся. И, что хуже всего, он должен был теперь делить свою любовь с тремя посторонними людьми, не достойными наслаждения, которое они получат от его женщины, его мечты. Так теперь обстояло дело. Она была здесь. И они, вовсе не желанные, также присутствовали. И это последнее обстоятельство было той расплатой, которую реальность требовала от каждого, кто осмеливался воплотить свою мечту в жизнь.

Это и расстраивало его. Это был единственный фактор, препятствующий воцарению радостного подъема в его душе.

Он попытался оценить ситуацию. Предпринял усилия, чтобы утешиться, напомнив себе, что не смог бы справиться с осуществлением сложного плана без посторонней помощи. Следовательно, без этих других не было бы сейчас и Шэрон в этой спальне. С ними его ожидала хотя бы часть любви Шэрон, возможно большая часть, превышающая четверть, так как, конечно, она сразу же поймет, что только он из четверых, Адам Мэлон, достоин ее любви. Узнает, и быстро, что именно он заботился о ней больше других, уважал ее больше других, любил больше других. Только один он настроен на ее волну и заслуживает ее преданности. Она не сможет не реагировать должным образом на все эти обстоятельства.

В течение этих раздумий он становился все больше сонливым, невольно его отяжелевшие веки опустились и прикрыли глаза. Как всегда во время сна ему явилась Шэрон. Он увидел себя, обнаженного Адама, идущим к ней, а ее — простирающей к нему алебастровые руки. Ее губы карминового цвета и стройная фигура приглашали его, желали его, поглощали его целиком.

Гораздо позже кто-то дотронулся до его плеча, осторожно встряхнул. Адам Мэлон проснулся и наконец открыл глаза. Как оказалось, он проспал несколько часов, и теперь перед ним стоял Лео Бруннер, положив руку ему на плечо.

— Догадываюсь, что отключился, — хриплым голосом пояснил Мэлон. Он выпрямился в кресле и постарался освободиться от паутины, окутавшей мозг. Уставился на Бруннера: — Что случилось, Лео?

— Она, — ответил Бруннер с ударением. — Шэрон Филдс. Все прошло. Она в полном сознании.

Новость ошеломила Мэлона, как будто кто-то обдал его лицо холодной водой. Мгновенно проснувшись окончательно, он вскочил на ноги.

— Который час?

— Двадцать минут шестого, — ответил Бруннер.

— Вы говорите, что она полностью пришла в себя?

— Полностью.

— Кто-нибудь уже разговаривал с ней?

— Пока нет.

— Где остальные?

— Ждут вас, стоят у дверей спальни в коридоре.

Мэлон кивнул.

— Хорошо. Думаю, что нам следует что-то сделать.

Он поспешил в дом, вошел в коридор и направился к спальне. Бруннер шел за ним по пятам.

У закрытых дверей спальни Шивли и Йост с нетерпением дожидались его.

— Как раз вовремя, — сказал Шивли. — Она начала закатывать истерики минут пять тому назад. Кричит не переставая.

— Что она говорит? — нервно спросил Мэлон.

— Послушай сам, — ответил Шивли.

Мэлон приник ухом к двери спальни и услышал приглушенный голос Шэрон. Она звала их, кричала. Он старался разобрать слова, но деревянная перегородка превращала слова в неразборчивые выкрики. Мэлон почувствовал, как Шивли схватил его за руку.

— Хорошо, братец, — заговорил Шивли, — мы потратили предостаточно времени. Вот так. Ты у нас великий говорун, так что входи туда и начинай разговор. И постарайся все уладить.

Мэлон стряхнул руку Шивли и попытался отойти в сторону. Он чувствовал себя потрясенным, испуганным и не сознавал, почему это происходит с ним. Только понял, что никогда не предполагал, что все будет происходить таким образом. Другие смотрели на него, бросали ему вызов, а у него не было мужества противостоять им. Ему хотелось быть одному, набраться смелости и войти к ней, успокоить ее, умилостивить и завоевать ее доверие.

— Может быть… — заикаясь, сказал он, — может быть, будет лучше, если для начала я войду один. После этого…

— Ни в коем случае, братец, — отрезал Шивли. — Ты и она наедине? Чтобы ты проводил с ней время, а мы оставались здесь, на холоде? Нет уж, ни в коем случае. Как ты говорил раньше, мы в этом деле всегда должны быть вместе. Мы все добрались сюда вместе, ведь так? Ты можешь быть нашим представителем, чтобы все уладить. Ты сделаешь свою работу. А после мы получим ее по очереди, можем даже кинуть жребий, кому она достанется в первую очередь.

У Мэлона не осталось места для отступления.

— Хорошо, — сказал он беспомощно, — думаю, что нам нужно покончить с этим раз и навсегда.

Отяжелевшей ладонью он коснулся дверной ручки.

Они по одному вошли в главную спальню — сначала Мэлон, затем Шивли, после Йост и за ним Бруннер.

Она лежала на большой железной кровати, с разведенными в сторону руками — ее запястья были привязаны к стойкам, так что она была похожа на горизонтально распятую молодую женщину. Только голова была слегка приподнята с помощью подушки.

Когда дверь открылась и они вошли, она потеряла дар речи. Ее широко раскрытые, испуганные глаза следили за ними, поочередно останавливаясь то на одном, то на другом, наблюдая за ними, по мере того как они рассаживались.

Ее встревоженный взгляд перебегал от одного к другому в отчаянном стремлении найти какой-то ключ к тому, что с ней произошло, почему ее пленили таким невероятным способом и что они собираются с ней делать.

Без единого слова они заняли свои места вокруг нее.

Мэлон подтянул стул к левой стороне ее кровати, в шести футах от нее, и присел на краешек лицом к ней. Шивли поставил стул с другой стороны кровати и уселся на него, откинувшись назад и слегка покачиваясь. Йост поместил свое огрузневшее тело на подлокотник шезлонга. Бруннер, тревожно ощупав сам шезлонг, после некоторых колебаний опустился в него.

Как человек, выступающий от имени всей группы, Мэлон явно чувствовал себя не в своей тарелке, он на некоторое время как бы онемел и от присутствия Шэрон Филдс, и от трудности стоявшей перед ним задачи. Бруннер явно был встревожен чудовищностью того, что они совершили. На лице Йоста застыло выражение крайнего воодушевления. Только Шивли казался спокойным, выражая не более чем любопытство к тому, что должно последовать.

Глаза всех мужчин были прикованы к Шэрон Филдс, но теперь, когда уже прошло некоторое время и тишина становилась невыносимой, Шивли, Йост и Бруннер перенесли свое внимание на Мэлона, побуждая его говорить.

Шэрон Филдс, очевидно, поняла, что тот, на кого они смотрели, был их предводителем, потому что она тоже повернула голову по направлению к Мэлону.

Почувствовав это всеобщее внимание, Мэлон попытался собраться с мыслями, преобразовав, наконец, фантазии в реальность. У него пересохли губы и горло, он все время старался глотнуть, пытаясь найти подходящие слова. Он заставил себя улыбнуться, как бы для того, чтобы ободрить ее, убедить ее, что они не преступники, побудить ее успокоиться. Его дружелюбное обращение, казалось, действительно оказало на нее некоторое воздействие, так как выражение ее глаз и черты лица почти сразу же изменились — страх сменился изумлением.

Мэлон, глотнув еще раз, хотел было сказать ей, что она правильно делает, что не боится, и что это очень важно, то, чтобы она не боялась, но не успела эта мысль окончательно оформиться у него в голове, как Шэрон заговорила сама, тихим, слабым голосом:

— Кто вы такие? Вы похитители? Потому что если это так…

— Нет, — удалось произнести Мэлону.

Она, казалось, его не слышала.

— Если вы похитители, то вы сделали ошибку. Вы… вы схватили не того, кого надо. Вы знаете… я имею в виду, что это безусловно ошибка… Вы знаете, кто я?

Мэлон усердно закивал:

— Вы — Шэрон Филдс.

Она непонимающе уставилась на него.

— Тогда, наверное… вас наняли… — В ее тоне зазвучала надежда. — Я знаю — это, должно быть, шутка, публичное надувательство, Хэнк Ленхард это устроил, он нанял вас и сказал вам, что вы должны сделать так, чтобы все выглядело вполне реально; это для рекламы моего нового фильма…

— Нет… нет, мисс Филдс, нет, мы сами все это сделали, — выпалил Мэлон. — Пожалуйста, не бойтесь. Я объясню… позвольте мне объяснить…

Она все еще пристально смотрела на него. Изумление, выражавшееся у нее на лице, перешло в недоверие и вызвало новую волну страха.

— Это не шутка? Вы это сделали — вы похитили меня по-настоящему? — Она тряхнула головой. — Я в это не верю. Вы меня разыгрываете, не так ли? Это какая-то махинация…

Она остановилась, увидев, что Мэлон отвел глаза, избегая ее взгляда.

Наступившее молчание казалось ответом — красноречивым и ужасным — на ее вопрос, и с этим ответом ее надежда стала таять.

— Да что же это такое? — спросила она дрожащим голосом. — Кто вы все такие? Почему я в таком виде — почему я привязана? Что происходит, скажите же мне. Это ужасно, ужасно. Я никогда… я не знаю, что и думать, что говорить. Я не…

Она начала задыхаться и была на пути к истерике.

Отчаянно стремясь успокоить ее, предотвратить назревающую сцену, взять верх в этом сражении, Мэлон, наконец, нашел слова.

— Подождите, мисс Филдс, подождите, послушайте, пожалуйста. Вы все поймете, если только послушаете. Мы четверо — мы не преступники, нет, мы просто обычные люди, как и многие другие, как люди, которые ходят смотреть фильмы с вашим участием и восхищаются вами. Мы такие люди, — нервным жестом он обвел комнату, — которые никому не причинят вреда. Мы знакомы между собой, мы друзья, и, когда мы узнали друг друга лучше, мы обнаружили, что у всех нас есть нечто общее, я имею в виду, что мы все разделяем одно чувство. Оно состоит в том, что мы все считаем вас самой прекрасной, самой чудесной женщиной во всем мире. Мы — ваши почитатели, вот в чем дело, поэтому мы организовали общество, клуб… вы понимаете?

Она продолжала смотреть на Мэлона, не будучи способной что-либо понять.

— Вы имеете в виду… вы — настоящий Фан-клуб, или что?

Мэлон схватился за эту мысль.

— Фан-клуб, да, типа того; мы называем себя Фан-клуб, но не совсем обычного типа, а особый, состоящий из четырех человек, которые внимательно следили за вашей карьерой, восхищаясь вами и смотря все фильмы с вашим участием. Так что… это привело к… это способствовало тому, что мы захотели с вами встретиться. Но мы не преступники. Это не похищение, о которых вы читаете в газетах. Мы захватили вас сегодня утром не для того, чтобы получить что-либо типа денег или выкупа. Мы не собираемся причинять вам вреда…

Она перебила его, стремясь понять, что он хочет сказать. Голос ее звучал напряженно.

— Не похищение? Если это не похищение, тогда что это? Посмотрите на меня — на то, что я связана, что я и двинуться не могу.

— Это ненадолго, — быстро вставил Мэлон.

Она проигнорировала его реплику.

— Я не понимаю. Вы знаете, что вы наделали? Я вспоминаю — тогда было утро? — грузовичок-развозку. Вы сделали вид, что спрашиваете… вы вломились в мой дом. Вы накачали меня наркотиками. Вы похитили меня, увезли меня — не знаю куда, я не знаю, где я нахожусь, — вы увезли меня силой и я очнулась здесь, вот в таком виде, с этими веревками. Что же это еще, как не преступление? Почему я привязана? Что происходит? Или вы с ума сошли, или я. Что вы делаете, не объясните ли вы мне? Я боюсь. Я действительно боюсь. Вы не имеете права. Никому не позволено делать такое… — Ее голос прервался, она тяжело дышала.

Мэлон непрестанно кивал.

— Я знаю… мы знаем, что это непросто — заставить вас понять, но если вы дадите мне хотя бы полшанса… просто успокоетесь, послушаете меня, я знаю, что смогу вас убедить. — Мэлон с трудом подыскивал слова. До сих пор слова были его сильной стороной, его верным оружием, при помощи которого он завоевывал расположение и дружелюбное отношение к себе, но по какой-то причине это качество, казалось, покинуло его. Великий эксперимент был под угрозой. Фантазии — в реальность. Он должен сделать такой перевод без ошибок. — Мисс Филдс, как я уже пытался вам сказать, мы четверо — мы благоговели перед вами, мы хотели с вами встретиться, найти способ встречи с вами. По сути дела, я один раз попытался это сделать в одиночку. Я пошел…

— Заткнись, — в первый раз заговорил другой мужчина, и эта реплика принадлежала Шивли. — Следи за своими словами. Не рассказывай ей ничего ни о себе, ни о ком-либо из нас.

Сбитый с толку, Мэлон кивнул, в то время как голова Шэрон Филдс повернулась к Шивли и затем обратно к Мэлону; на лице ее снова отразился испуг.

— Во всяком случае, — подвел итог Мэлон, — я хотел сказать, что такие люди, как мы, простые люди, не имеют возможности встретиться с кем-нибудь вашего уровня, с кем-либо, кем мы восхищаемся больше, чем, скажем, возлюбленной или женой. Поэтому мы мечтали об этом, о единственном способе, с помощью которого мы могли бы встретиться с вами лично. Это не значит, что нам нравилось это делать, использовать наш метод, я знаю, что со стороны это выглядит плохо, но это единственное средство для таких людей, как мы. А так как у нас не было никаких намерений причинять вам вред, мы были уверены, что как только вы поймете наши добрые намерения и оцените наши мотивы — что же, в конце концов вы будете нам симпатизировать. Мы подумали, что даже если наш способ представиться вам не совсем обычен, то вам понравятся наши склонность к приключениям и романтика, достаточные для того, чтобы пойти на риск и иметь возможность поговорить и познакомиться с вами.

Она рассматривала его, как бы желая увериться в том, что все это какой-то фантастический розыгрыш, но не увидела в выражении его лица ни малейшего намека на юмор и снова недоверчиво уставилась на него.

— Вы хотели познакомиться? Довольно идиотский способ это сделать. Как же мне довести до вас эту мысль, кто бы вы ни были? Здравомыслящие, нормальные люди не делают такого с другими людьми. Они не похищают и не увозят людей силой просто для того, чтобы познакомиться. — Ее голос повысился. — Вы, должно быть, ненормальные, совершенно сумасшедшие, если думаете, что вам это так и сойдет.

— Это уже нам так и сошло, мисс, — спокойно заметил Шивли с другой стороны кровати.

Она бросила на него взгляд, затем снова обратилась к Мэлону:

— Конечно, любой псих может схватить женщину на улице или вытащить ее из дома и утащить куда-либо. Но только умственно ущербные делают такие вещи. Цивилизованные люди так не поступают. Может быть, некоторые из них и развлекаются мыслями о таких делах, но они никогда не претворяют их в жизнь. Для этого существуют кино и книги, чтобы дать выход таким эмоциям. Но ни один человек, находящийся в здравом уме, не похитит другого человека. Это преступление. — Она перевела дыхание. — Так что если вы не преступники, как вы утверждаете, развяжите меня и отпустите сию же секунду. Пожалуйста, развяжите меня.

Со своего места у подножия кровати подал голос Йост:

— Не сейчас, мисс Филдс, — сказал он.

— А когда же? — требовательно спросила она, повернув голову к Мэлону. — Что вы от меня хотите?

Мэлон, сбитый с толку ее неумолимой логикой, понял, что вряд ли сможет в открытую обсуждать истинный мотив, по которому они ее похитили.

Она ждала его ответа и теперь вела себя более напористо.

— Вы хотели со мной встретиться. Вы со мной встретились. Так почему бы вам не отпустить меня? Что вы от меня хотите?

— Скажи ей, — резко бросил Мэлону Шивли. — Прекрати ходить вокруг да около, скажи ей.

— Ладно, ладно, дайте мне возможность действовать, как я считаю нужным, — огрызнулся Мэлон. Он снова обратился к Шэрон Филдс и заговорил с большой убедительностью. — Мисс Филдс, я знаю о вас, о вашей личной жизни и карьере больше, чем, вероятно, любой другой человек на земле. Вы спросили до этого, представляем ли мы собой Фан-клуб. Я сказал: типа того. Я имел в виду, что Фан-клуб — это я, Фан-клуб из одного человека. Когда речь заходит о Шэрон Филдс, то я — это Фан-клуб. Я изучаю вашу жизнь с того самого дня, когда я впервые увидел вас на экране. Это было восемь лет назад, в фильме «Седьмая вуаль». Я собрал и прочитал все, что когда-либо было о вас написано на английском языке. Я знаю, что вы родились и росли на плантации в Западной Вирджинии. Я знаю, что ваш отец, аристократ из южной Джорджии, был известным юристом — защитником угнетенных. Я знаю, что вы воспитывались в Школе миссис Гассет в Мэриленде и учились на курсе психологии в Брин Мавре. Я знаю, как вы, тайком от родителей, участвовали в конкурсе красоты и единогласно были признаны победительницей, как вы снимались в рекламных роликах на телевидении. Я знаю, как вы учились по системе Станиславского, для того чтобы стать великой актрисой, и как вас открыл один из киношников в «Плазе» в Нью-Йорке, когда вы вместе с другими молодыми актрисами проводили показ моделей для благотворительной организации.

Увлеченный своей страстной речью, Мэлон стал задыхаться. Он прервался, попытался понять ее чувства, в первый раз увидел на ее лице заинтересованность, и, воодушевленный этой переменой и своей близкой победой, возбужденно продолжал:

— Я могу рассказать вам гораздо больше, мисс Филдс, расписать каждый верстовой столб на вашем пути к успеху, начиная с кинопроб и эпизодических ролей и до того, как вы стали звездой. Но я не буду этого делать, так как вы уже поняли, насколько хорошо я вас знаю. Но я знаю больше, чем просто факты. Читая о вас, изучая вас, медитируя на вашей психике, я прочувствовал все ваше психологическое устройство — как женщины, ваши глубинные внутренние ощущения — как человеческого существа, ваши скрытые духовные ценности. Я знаю ваше отношение к мужчинам. Я знаю ваши тайные желания, тот тип отношений, к которому вы по-настоящему стремитесь. Я знаю ваши нужды, ожидания и надежды как женщины. Я знаю все это, мисс Филдс, потому что из того, что мне в вас открылось, и последовало то, что в данный момент и мы здесь, и вы здесь.

Он сделал драматическую паузу, преисполняясь растущей уверенности. Успех был близок. Он уже чувствовал его, видел его. Ее зеленые глаза, раскрытые шире, чем обычно, смотрели на него, рот безмолвно приоткрылся.

Наконец-то, подумал Мэлон, наконец-то она понимает. Он вскочил на ноги, прошел к столу со стеклянной крышкой, взял свою драгоценную папку с неопровержимыми доказательствами справедливости конспирации Фан-клуба и вернулся к своему стулу у кровати, ощущая восхищение, уважение и поддержку Йоста и Бруннера.

Открыв папку, он стал читать вслух выдержки из ее недавних интервью.

— Вот, послушайте это. Ваши собственные слова, мисс Фрлдс: «Мне нужен мужчина, который агрессивен, который заставит меня почувствовать себя беспомощной, который будет властвовать надо мной». Дальше вы продолжаете, мисс Филдс: «Откровенно говоря, если речь идет о мужчине, который желает меня, то я бы предпочла, чтобы он взял меня силой, вместо того чтобы добиваться меня путем нечестных, соблазняющих игр». И еще: «Я открыла свое сердце этому стремлению принять любого мужчину, который хочет меня сильнее всего на свете, который все поставит на карту, чтобы обладать мной». Затем вы говорите: «Большинство мужчин не понимают, что происходит с женщинами, и особенно с такой женщиной, как я. Но, вероятно, немногие все же понимают, и для них я говорю: я готова, Шэрон Филдс готова и она ждет». Здесь есть еще много такого же, о том, что вы хотите, чтобы вами обладали настоящие мужчины, независимо от их положения или рода занятий. О том, что вы мечтаете быть покоренной сильными мужчинами, агрессивными мужчинами, готовыми рискнуть ради вас всем на свете.

Мэлон закрыл папку, встал, бросил ее обратно на стол и продолжил свои объяснения.

— Вы будто бы обращались к каждому из нас, стараясь дать нам понять, чего вы в действительности хотите. Это было приглашением для таких мужчин, как мы, сделать попытку встретиться с вами.

Собираясь возвратиться к своему месту, Мэлон остановился и остался стоять. Избегая взгляда Шэрон, он обвел рукой спальню, включив в свой жест и своих компаньонов.

— Так что вот мы и здесь, все четверо. Мы ничего больше не сделали, кроме как приняли ваше приглашение. Мы поймали вас на слове. Мы задались задачей встретиться с вами, и теперь мы с вами встретились и вы встретились с нами. Вот почему вы здесь. Все так просто. И теперь вы, вероятно, поймете и примете нас.

Он уверенно повернулся к Шэрон Филдс, готовый к благоприятному ответу, к перемене ее отношения, к одобрению их романтического поступка. Но как только он увидел ее лицо, осознал ее реакцию, его улыбка пропала, уступив место удивлению и замешательству.

Она закрыла глаза, ее голова откинулась на подушку. Лицо ее было белым, и она качала головой из стороны в сторону, тоскливо постанывая, охваченная каким-то чувством, которое она, казалось, не в состоянии была выразить.

Мэлон стоял ошарашенный, загипнотизированный ее неожиданным поведением.

Наконец она нашла слова, и невнятная жалоба полилась с ее губ.

— О, Господи, о, Господи, Господи, нет, — говорила она. — Я… не могу в это поверить. О, Господи, помоги нам. Неужели кто-то… неужели вы могли поверить… поверить во всю эту бессмыслицу, эту чушь — и сделать такое! Мир сошел с ума, и вы самые ненормальные из всех — самые ненормальные, что приняли это за чистую монету, что даже вообразили себе…

Пораженный, Мэлон схватился за спинку стула, чтобы обрести равновесие. Он старался не замечать реакции остальных, но не мог не осознавать того факта, что все трое смотрели на него.

— Нет — нет — нет, мне наверняка снится кошмар, — она задыхалась, кашляла, стараясь сохранить здравый смысл. Она снова заговорила, отчасти про себя, отчасти обращаясь к ним. — Я это знала. Я знала, что нужно было выгнать этого лживого Пита с самого начала — этого бесчувственного идиота Ленхардта. Я должна была вышвырнуть его в самом начале — с его гладкой болтовней о новой, освобожденной женщине, о новом типе кинозрителей, о попытках изменить мой имидж, о стремлении привлечь побольше мужчин. Возбуждать молодежь, чтобы повысить кассовые сборы — твердил мне этот мерзавец — ради моего фильма, ради моего будущего. А я не обращала внимания, не беспокоилась, позволяя ему править бал, проводить кампанию так, как ему нравилось, позволяя ему превращать меня в то, чем я на самом деле не являюсь, чем я никогда не была и никогда не смогла бы быть. Шэрон, ты слишком пассивная вне экрана, повторял он мне. День пропадает впустую, если звезда может быть только объектом обожания, твердил он. Времена изменились, и ты должна меняться вместе с ними, Шэрон, бубнил он мне. Тебе следует говорить открыто, общаться искренне, утверждать, что ты хочешь мужчин так же, как и они хотят тебя, говорить, что женщины обладают теми же желаниями, что и мужчины, быть смелой и агрессивной и дать всем понять, что ты стремишься к мужчинам, которые такие же смелые и агрессивные. Таков современный подход, все должно быть честно и неприкрыто, независимо от того, согласна ты с этим или нет. Мне было наплевать, я ничего не соображала. Я позволила ему продолжать в том же духе. Но даже в самых диких своих фантазиях я и вообразить себе не могла, что и в самом деле найдется кто-то, кого увлечет эта показная ерунда, эта бумажная ложь и он примет эту ложь за… как бы за… приглашение.

Эта исповедь стала переломным моментом в ее настроении, потому что теперь она смотрела на Мэлона со смесью жалости и осуждения.

— Кто бы вы ни были, вы должны мне поверить. Это все — куча вранья, каждое слово вранье. Я ни единого раза не сказала такого, что вы мне тут читали. Эти интервью придуманы журналистами с чрезмерно развитым воображением и подписаны моим именем. Я могу это доказать. А вы, вы жалкий, легковерный дурак, вы это проглотили целиком. Неужели вы ни о чем не подумали перед тем, как начать действовать таким ненормальным образом? Неужели вы не спросили себя: какая нормальная женщина захотела бы, чтобы ее силой взяла толпа незнакомцев? Разве найдется такая женщина, которая хотела бы, чтобы ее накачали наркотиками, утащили неизвестно куда, привязали таким образом — если она психически нормальна? Любой здравомыслящий мужчина смог бы ответить на эти вопросы. Но — нет, только не вы. Что же, вы можете мне поверить. Я — не то, за кого вы меня принимаете. Ничего подобного…

— Но вы именно такая, — настойчиво заметил Мэлон. — Я знаю, что вы такая. Я слышал ваши собственные слова, когда никто другой за вас это не придумывал. Я слышал вас по радио и по телевидению. У меня есть магнитофонные записи. Я могу включить их для вас.

— Что бы вы ни услышали на этих лентах, что бы ни услышали… — Шэрон тряхнула головой. — Поверьте мне, вы должны мне поверить — я просто шутила, обманывала, или, может быть, я недостаточно ясно выражалась и вы неправильно поняли мои слова. Вы мне еще станете говорить, что я сексбомба номер один во всем мире, что я сексуальнее, чем любая средняя женщина, и значит, что мне нужно больше мужчин.

— Это правда, что вы более сексуальны, вы знаете, что это так, — Мэлон заметил, что его тон стал просительным. — Всем известно, что я прав. Я видел вашу игру и то, как вы получаете удовольствие, демонстрируя свое обнаженное тело в кинофильмах. Я слышал все о вашей интимной жизни, о ваших шальных выходках. Почему вы сейчас пытаетесь сделать вид, что вы другая?

— О, Господи, вы, мужчины, такие дураки! — воскликнула Шэрон. — Я актриса. Я играю. Я притворяюсь. Все остальное — это легенда, фольклор, ложь в целях рекламы. Между тем, какой вы меня представляете, и тем, какая я есть на самом деле, — огромная разница.

— Нет…

— Какой бы вы ни видели внешнюю сторону, какова бы ни была моя репутация, не верьте этому ничему. Мой публичный имидж — это один большой обман. Он дает обо мне совершенно неправильное представление. Внутри я обычная, нормальная женщина, с теми же страхами, комплексами и проблемами, как и большинство женщин. Просто так получилось, что я женщина, которая выглядит определенным образом, которая определенным образом была представлена публике и которая по случаю достигла известности. Но та женщина, за которую вы меня принимаете, — это ложь, это только поверхностный образ, не имеющий никакого отношения к реальности.

Слово реальность, подобно кинжалу, запало Мэлону в голову. Его великий эксперимент начинал разваливаться.

— Я просто чужое изобретение, — в отчаянии продолжала она, — существо, составленное в процессе работы тренеров, режиссеров, писателей, специалистов по общественному мнению, для того чтобы я превратилась в товар, которого желают и к которому стремятся мужчины. Но я не та, какой мужчины хотели бы меня видеть. Я такая же, как и любая другая женщина, которую вы когда-либо встречали. Вы должны это понять. В действительности я живу тихой, благопристойной жизнью, несмотря на свою известность. Что же касается мужчин, то я отношусь к ним так же, как к ним относится большинство женщин. Может быть, когда-нибудь я найду человека, который будет заботиться обо мне, так же как и я о нем. Если я его найду. Мне захочется выйти за него замуж. Я уже целый год не имела тех отношений с мужчинами, какие вы себе представляете. Сейчас меня больше интересует собственная индивидуальность. Мне хотелось бы знать, кто я есть. Я хочу принадлежать самой себе. Я хочу быть свободной, так же как и вы.

Остановившись, она бросила короткий взгляд на Мэлона, затем продолжила:

— Вас надули. Теперь вы знаете правду. Так признайте эту правду и давайте забудем все наше недопонимание. Отпустите меня. Розыгрыш закончился.

Мысли Мэлона неслись галопом. Он ощущал себя потерянным.

— Вы все это придумываете, — слабым голосом проговорил он. — Мы не могли ошибиться.

— Вы все же ошиблись, вы абсолютно не правы, так что, пожалуйста, оставьте эти глупости. Господи, о чем вы вообще могли думать? Что вы себе вообразили? Чего вы ожидали, когда привезли меня сюда?

Йост слез с подлокотника кресла и стоял у подножия кровати.

— Честно говоря, мисс Филдс, мы ожидали от вас дружелюбия и сотрудничества.

— Со всеми вами? За то, что вы сделали со мной такую ужасную вещь? Дружелюбие и сотрудничество? Каким образом? Как? Какого дьявола вы от меня ждете?

— Дайте я отвечу! — воскликнул Шивли, вскакивая на ноги и нависнув над Шэрон Филдс. — Слишком много ерунды здесь было сказано. Я буду говорить напрямую, леди. Я скажу вам, чего мы ожидали. Мы ожидали, что вы позволите нам вас оттрахать.

— Прекрати такие разговоры, — сердито потребовал Мэлон.

— Заткнись, ты, недоумок, — бросил ему Шивли. — С этого момента с этой хитрозадой дамой говорить буду я. Я послушал, как она болтает, стараясь устроить представление. И именно она занимается надувательством. Она привыкла так делать. Но меня ей не удалось ни на секунду сбить с толку. — Шивли с возмущением уставился на нее сверху вниз. — Леди, может быть потому, что вы — птица высокого полета, вы слишком хороши для нас. Позвольте мне сказать вам, что мне наплевать, насколько вы известны или богаты, — мы знаем все о вас и о том, что вы на самом деле собой представляете. Вы годами дурили голову вашим друзьям-мужчинам, богачам и шишкам. Чтобы просто бесплатно отделаться. И мы подумали, что это, в некотором роде, вас уже не очень-то развлекает, когда в вас суют свои органы какие-нибудь хиляки или гомосеки. Мы решили, что вы созрели для того, чтобы порадоваться встрече с действительно достойными мужчинами. Мы сочли, что как только вы нас увидите, подружитесь с нами, то вы получите удовольствие и мы получим удовольствие; мы поразвлечемся друг с другом, прекрасно проведем время на пуховиках. Мы все здесь не для того, чтобы играть в дурака. Мы собрались для того, чтобы вас оттарабанить. Это единственная причина, почему мы привезли вас сюда, и незачем больше заниматься ерундой.

Она пришла в состояние крайней ярости. Черты лица исказились.

— Вы… вы, жалкий ублюдок! — Она дергала и тянула веревки. — Вы еще более ненормальны, чем тот, другой. Вы… я не позволила бы вам прикоснуться ко мне даже посредством десятифутовой палки…

— Вы так сказали, и именно этим я и обладаю, леди, — заметил Шивли.

— Меня от вас тошнит, — она перекатила голову по направлению к Мэлону и Йосту. — Хватит с меня этого сумасшествия. Теперь отпустите меня, пока вы не попали в беду. Просто выпустите меня отсюда, если вы сделаете это прямо сейчас, я… я сделаю вид, что этого никогда не было, я сотру эти воспоминания из своей памяти. Люди могут обманываться, могут делать ошибки. Все мы люди. Я пойму. Давайте оставим и забудем это.

Шивли был неумолим.

— Я вовсе не собираюсь забывать этого, леди. Мы не отпустим вас, по крайней мере пока мы с вами не познакомимся поближе. Я бы хотел познакомиться с вами поближе. — Его глаза сузились, скользя по изгибам ее фигуры. — Да. Гораздо ближе. Так что давайте не будем спешить, леди. Мы вас отпустим, когда придет время. Но не прямо сейчас.

Вперед пробрался Бруннер, на лбу у него блестели капли пота. Он обратился было к Шивли:

— Может, нам следовало бы забыть все это…

Шивли резко обернулся к нему:

— Ты просто держи свою варежку закрытой и позволь мне заняться приготовлениями. — Он снова окинул взглядом Шэрон Филдс. — Да, вы лучше запланируйте, что проведете с нами еще некоторое время. Мы дадим вам возможность все обдумать.

— Что обдумать? — крикнула Шэрон. — Что мне нужно обдумывать?

— Как разделить то, что у вас есть, с четырьмя друзьями. Вы доказали, что являетесь первой в мире возбудительницей мужских половых органов. Теперь мы даем вам бесценную возможность доказать, что вы представляете собой даже нечто большее.

— Мне нет необходимости что-либо вам доказывать, — ответила Шэрон. — Мне нечего с вами делить. Кем вы себя вообще считаете? Да если вы даже только прикоснетесь ко мне, хоть один из вас, я позабочусь о том, что вы закончите свою жизнь за решеткой. Никто не имеет права обращаться со мной таким образом и так просто отделаться. Вы, может быть, забыли, кто я. Я лично знакома с президентом. Я знаю губернатора. Я знакома с главой ФБР. Они все для меня сделают. Если я их попрошу, они накажут вас таким образом, как никогда еще никого не наказывали. Запомните это.

— Я бы не стал заниматься угрозами, если бы был на твоем месте, детка, — заметил Шивли.

— Я излагаю вам факты, — упорно продолжала Шэрон. — Вам следует знать, что вас ждет, если вы меня хоть пальцем тронете. Я не шучу. Так что пока у вас не возникли по-настоящему серьезные неприятности, я бы посоветовала вам отпустить меня.

Шивли ехидно ухмыльнулся:

— Ты все еще думаешь, что слишком хороша для нас, не так ли?

— Я не говорила, что слишком хороша для вас или для кого-либо другого. Я просто говорю, что я — это я, а вас я совершенно не знаю и не желаю иметь с вами никаких дел. Я хочу, чтобы мне позволили делать то, что я хочу, и с тем, с кем я хочу. Я не собираюсь принимать любого мужчину, который окажется поблизости. Так и знайте. Дайте мне свободу и позвольте жить своей жизнью, а я позволю вам жить своей.

Ухмылка Шивли стала шире:

— Я и живу своей жизнью, леди. Именно так я и хочу ею жить — с тобой, прямо сейчас.

— Вы ничего от меня не получите — ни один из вас. Примите это как факт, опомнитесь и отпустите меня.

Шивли упер руки в бока:

— Ты знаешь, леди, с моей точки зрения, ты сейчас не совсем в таком положении, чтобы указывать нам, что мы получим или не получим от Шэрон Филдс.

Ее бравада стала терять свою силу. Она лежала на спине, глядя снизу вверх на него и на остальных.

Мэлон, ушедший в свои мысли во время этого обмена колкостями, первым отошел от кровати.

— Давайте дадим ей возможность немного отдохнуть. Пошли, перейдем в другую комнату, где сможем все обсудить.

Они поочередно присоединились к Мэлону у открытой двери. Йост, шедший последним, задержался на мгновение. Держа руку на дверной ручке, он повернулся к кровати.

— Подумайте об этом, мисс Филдс. Будьте разумнее. Постарайтесь нас понять. Мы вас уважаем, но окажите и вы нам некоторое уважение. Так для вас будет гораздо лучше.

Шэрон Филдс, натягивая привязывавшие ее веревки, крикнула:

— Сваливай, жалкий придурок! Помни, что ждет тебя, если вы не отпустите меня сейчас же! Тебя засунут в камеру, где ты останешься до самой смерти! Помни это, просто помни!

Они перешли в гостиную, открыли бутылки шотландского виски и бурбона и несколько раз приложились. Позже, ближе к ночи, они легко поужинали. Теперь они снова сидели вокруг простенького кофейного столика. Трое из них снова занялись алкогольными напитками, а Адам Мэлон предпочел сигару.

За несколько часов, прошедших после их беседы с Шэрон Филдс, их разговоры то переходили в шумные споры, то пропадали в минутах молчания. По большей части они снова и снова вспоминали свою беседу с Шэрон в спальне, анализируя ее слова, споря о том, говорила ли она правду, исследуя истинные мотивы, по которым она их отвергла.

Поначалу Мэлон оказался объектом тупоумного сарказма Шивли. Фактически Мэлону было сказано, что он оказался лжепророком, пообещавшим привести их в рай, но заведшим в чертову глушь. Как ни странно, в общем и целом настроение у Шивли было лучше, чем у остальных. Йост был расстроен и огорчен тем, что их усилия были потрачены впустую. Бруннера испугали угрозы Шэрон, и теперь он походил на человека в активной стадии болезни, называемой пляской Святого Витта.

Мэлон был расстроен больше всех и меньше всех говорил. То, что Шэрон Филдс их отшила, ввергло его психику в полную неразбериху, так что его эмоциональное состояние переходило от смущения к недоверию и затем к депрессии.

Теперь, сидя на скамейке перед телевизором, несколько поодаль от других, он несколько раз глубоко затянулся и попытался найти хоть какой-либо лучик света. Он не мог принять тот факт, что его подруга по духу, так долго пребывавшая предметом его фантазии, так решительно отреклась от него в реальной жизни. Он и представить себе не мог, что настолько сильно ошибся в ней и что его великий эксперимент провалился. Он и на минуту не мог пока допустить мысли, что грандиозное предприятие их Фан-клуба полетит в тартарары.

Пока он курил, если не его настроение, то хотя бы его органы чувств слегка оживились и до него дошло, что в гостиной возобновился разговор о Шэрон Филдс.