Сёйте Мацумото

СРЕДА ОБИТАНИЯ

КОНЧИНА ПРЕДСЕДАТЕЛЯ

Смерть председателя правления Восточной сталелитейной компании Сугинумы была столь же необычна, как и вся его жизнь. Нередко смерть человека как бы символизирует прожитые им годы, и случай с Сугинумой — блестящее тому подтверждение.

В течение первой половины своей семидесятичетырехлетней жизни Сугинума практически из ничего сколотил огромное состояние. Этому способствовало стремительное развитие сталелитейной промышленности в послевоенные годы.

Восточная сталелитейная объединила под своим контролем множество смежных компаний и фирм, и, хотя каждая из них имела собственный бюджет, все они были подвластны Сугинуме. Надо сказать, что Сугинума не был особенно разборчив в средствах — он тайно скупал акции конкурирующих компаний, насильственно присоединял их к себе, не останавливаясь перед тёмными махинациями.

Однажды Сугинуму привлекли к политической деятельности, и он одно время занимал пост министра в каком-то министерстве, но, не на шутку испугавшись неуёмных аппетитов политиков, тянувших из него деньги, раз и навсегда отказался от всякой политической карьеры.

Прошло время, экономическая деятельность в стране несколько стабилизировалась, и Сугинума уже не мог, как прежде, прирезать к своей империи новые куски. Энергию девать стало некуда, и он как-то сразу одряхлел. В ту пору ему исполнилось семьдесят лет. Предприятиями его концерна руководили верные люди, работа шла по накатанной колее, и Сугинума решил передать президентские полномочия своему сыну Коити, а сам занял пост председателя правления.

Однако это не означало, что Сугинума ушёл на покой. И хотя сын его стал президентом компании, реальная власть по-прежнему оставалась в руках Сугинумы. Президенты компаний, входивших в концерн, в том числе и Коити, раз в неделю собирались по утрам в его резиденции, докладывали о работе и получали от Сугинумы соответствующие указания.

Таким образом, Сугинума по-прежнему оставался неограниченным диктатором и на утренних совещаниях разносил своих высших служащих, а те покорно выслушивали его ругань.

В семьдесят два года Сугинуму поразил инсульт, частично парализовавший правую руку и ногу. Несколько оправившись, Сугинума стал снова объезжать свои предприятия на машине, в которой было специально оборудовано для него кресло на колёсиках, пуще прежнего ругая нерадивых управляющих.

Что же поддерживало энергию в этом старце? Женщины!

Сугинума до сих пор не мог спокойно уснуть, если рядом с ним не было женщины. В сорок пять лет его обслуживали семь любовниц. Теперь осталось только две. Правда, те, от которых он отказался, не были забыты: каждой он подарил собственный особняк и установил пенсион, который им выплачивался в общем отделе концерна. Причём Сугинума ни копейки не платил из собственного кармана — все расходы шли через фирму, один из директоров которой специально ведал всеми вопросами, касавшимися женщин Сугинумы.

После того как старика хватил инсульт, характер его изменился до странности: на ночь он приказывал нескольким молодым женщинам ложиться в постель, сам укладывался между ними и так засыпал. Своих ближайших друзей он убеждал, что именно в этом секрет его долголетия.

Подобные развлечения не мешали Сугинуме внимательно следить за деятельностью концерна. Лишившись возможности ходить в зал заседаний правления, он приказал оборудовать для этих целей соседнюю со спальней комнату в своём особняке — отныне именно там происходили заседания мозгового треста концерна. Поддерживаемый женщинами, волоча ногу, он появлялся в этой комнате, а когда совещание заканчивалось, женщины уводили его обратно.

Однажды Сугинума отправился в загородный особняк на полуострове Идзу. Особняк был оборудован всем необходимым для отдыха лучше любого первоклассного отеля. В одном лишь бассейне, для которого было построено отдельное помещение, могли одновременно принимать ванну не менее тридцати человек. Вода в бассейн поступала непосредственно из горячих минеральных источников. Когда проектировали этот загородный особняк с бассейном, служащие компании были извещены, что все они смогут им пользоваться для укрепления здоровья, и, само собой, деньги на строительство пошли из бюджета компании. Особняк был построен, но доступ в него получили лишь несколько наиболее преданных Сугинуме директоров.

В тот раз Сугинума пригласил на Идзу десяток гейш.

Совместное купание доставляло старому Сугинуме колоссальное наслаждение.

Выкупавшись, он вылез из бассейна и улёгся на матрас, расстеленный на кафельном полу. Женщины тут же окружили его и стали массажировать голову, плечи, руки, ноги. По лицу Сугинумы разлилось блаженство, и он удовлетворённо закрыл глаза.

Обычно после такого массажа Сугинума, довольно покряхтывая, вставал. На этот раз, к удивлению присутствовавших, он был неподвижен.

— Господин, не желаете ли снова принять ванну? — Стала его тормошить старшая гейша.

Ответа не последовало. Она испугалась и стала звать на помощь. Сбежавшиеся на крики мужчины подняли потерявшего сознание Сугинуму и бережно отнесли в спальню. Во время поездок Сугинуму всегда сопровождали его личный врач и медсестра. Но на этот раз, наверно, решили, что в этом нет необходимости, поскольку Сугинума отправился в свой загородный особняк просто развлечься. Был незамедлительно приглашён местный врач, который так спасовал, увидев перед собой распростёртое тело знаменитого на всю страну босса, что даже не смог оказать первую помощь. Позвонили в Токио лечащему врачу, затем стали обзванивать родственников и президентов дочерних компаний, входящих в концерн Сугинумы.

Женщин поспешили отправить в Токио до приезда родственников. Спустя три часа прибыл сын Сугинумы Коити в сопровождении лечащего врача, пригласившего ещё двух специалистов. Следом за ними стали приезжать президенты и директора компаний, которых набралось более тридцати.

В спальне, где лежал Сугинума, собрались родственники, остальные толпились в соседней комнате. Все понимали, что часы его сочтены.

Лечащий врач и прибывшие с ним специалисты тщательно обследовали Сугинуму и сообщили, что жить ему осталось не более суток. Выслушав это, Коити сразу же собрал присутствующих президентов и директоров на срочное совещание.

Все были единодушны в том, что Сугинума своевременно передал пост президента своему сыну, работа концерна шла по накатанной колее и смерть Сугинумы особенно на неё повлиять не могла.

В то же время было ясно, что его кончина, безусловно, скажется на престиже компании. Что ни говори, а он был её основателем и единовластным диктатором — недаром в промышленных кругах её называли не иначе, как «Восточная сталелитейная Сугинумы». И смерть Сугинумы не сможет не ослабить авторитет всего предприятия. В частности, это коснётся и банковского кредита. Не исключено, что в связи с этим возникнут затруднения со ссудами, с финансированием. Выход один: прекратить или отложить на время планировавшееся Сугинумой строительство новых предприятий, а объём уже строящихся сократить. Короче говоря, все сошлись на том, что отныне следует вести работу на надёжной, здоровой основе.

Смерть Сугинумы имела и положительные стороны для Восточной сталелитейной компании. Дело в том, что в последние годы Сугинума вступил в острую конкурентную борьбу с другой сталелитейной компанией. В начале их интересы прямо не сталкивались, и конкуренция происходила между дочерними предприятиями той и другой сторон. Всё началось с борьбы за лицензию на строительство нового завода по производству проката на острове Хоккайдо, которая затем переросла в борьбу за получение кредитов на оборудование. Всё это усугублялось престижным моментом, к которому болезненно относились как Сугинума, так и президент конкурирующей компании.

В последние годы Сугинума все силы направлял на то, чтобы любым путём победить своего соперника. В этих целях подчас без особой нужды расширялись и строились новые предприятия. Причём многие из них фактически оказались убыточными. Всё было направлено лишь на то, чтобы добиться господства над противником. И поскольку Сугинума сосредоточил в своих руках всю полноту власти, никто не решался его остановить.

Смерть Сугинумы позволяла остановить это бессмысленное кровопускание, которое со временем поставило бы Восточную сталелитейную на грань катастрофы. Необходимо было навести порядок в делах, но, пока Сугинума не испустил дух, это не представлялось возможным.

Вот почему созванное Коити срочное совещание происходило не в такой уж мрачной атмосфере, как можно было предположить. После совещания все вновь заговорили об умиравшем в соседней комнате Сугинуме:

— Счастье не отвернулось от нашего босса до последнего часа. Всю жизнь он поступал так, как хотел, и даже сегодня потерял сознание, ублажаемый обнажёнными красавицами.

— Да, да. Поистине райская кончина…

На следующее утро Сугинума, не приходивший до того в сознание, внезапно открыл глаза и стал внимательно разглядывать всех присутствующих.

Он узнал сына, дочерей, которые давно уже вышли замуж и покинули отчий дом, узнал стоявших вокруг кровати директоров. Но ни на одном из них его взгляд не остановился. Видимо, он упорно искал человека, которого не было в этой комнате. Потом он зашевелил губами. Коити склонился к нему, но слов разобрать не смог. Тогда Сугинума коснулся пальцем ладони сына и несколько раз провёл по ней, будто рисуя иероглифы. Когда Коити наконец понял то, что пытался изобразить его отец, он внезапно побледнел и резко переменился в лице.

ЗАГАДКА

Председатель совета директоров Восточной сталелитейной акционерной компании Сугинума скончался на следующее утро. В тот же день его останки были доставлены на машине в его особняк в Токио.

В первую ночь у гроба покойного дежурили только близкие родственники, на следующий день с ним пришли проститься остальные. Похороны состоялись на кладбище в Аояме.

В связи с кончиной Сугинумы газеты много писали о его выдающихся способностях, благодаря которым он сам, своими руками создал и обеспечил нынешнее процветание Восточной сталелитейной компании. В некоторых статьях касались вопроса о дальнейшей судьбе его концерна, причём высказывались мнения, что смерть Сугинумы может повлечь за собой большие перемены в направлении деятельности Восточной сталелитейной.

Нельзя сказать, что его кончина так уж опечалила семью покойного. На лице президента Коити можно было заметить даже некоторое облегчение. Пока жив был Сугинума, практическая власть сохранялась у него в руках, и без его ведома Коити не мог даже сменить ни единого начальника отдела, не говоря уж о директорах. В результате сложилось довольно щекотливое положение, когда высокопоставленные служащие компании, с одной стороны, по-прежнему оставались преданы Сугинуме, а с другой — памятуя, что босс не вечен, всячески пытались заслужить расположение молодого президента. Поэтому, когда Сугинума умер, Коити и все они почувствовали, будто тяжёлый груз свалился у них с плеч.

Когда останки покойного были доставлены в Токио, к Коити подошёл директор Утимура и, склонив к самому его уху седую голову, что-то зашептал. Коити сразу нахмурился и так резко качнул головой, что Утимура поспешно ретировался.

Утимура был одних лет с покойным. Они были из одной деревни и вместе учились в сельской начальной школе. У Сугинумы сохранилось к нему доброе отношение, и впоследствии он пригласил Утимуру на службу в Восточную сталелитейную на пост одного из директоров.

Утимура мало смыслил в делах компании, да в этом и не было необходимости, потому что в его обязанности входили своевременная отправка денег семерым бывшим любовницам Сугинумы, поиски новых женщин, а также переговоры с теми, кто ему надоел, чтобы по-хорошему, без скандала с ними расстаться.

Вот и теперь он решил посоветоваться с Коити, как устроить, чтобы бывшие любовницы смогли проститься с покойным, какую установить для них очерёдность, иначе, не дай бог, столкнутся лицом к лицу у гроба и затеют скандал!

Категорический отказ Коити поверг Утимуру в замешательство. Он понимал, что это не свидетельство порядочности президента: Коити просто боялся предстать в нехорошем свете перед своей женой — христианкой по вероисповеданию. Утимуре стало ясно и другое: смерть Сугинумы означала, что в ближайшие дни его попросят покинуть занимаемую должность.

Тем временем остальных директоров компании занимало иное. Они гадали: что написал на ладони Коити умирающий старик тогда, в загородном особняке на Идзу, и почему президент так неожиданно побледнел.

Одни говорили, будто он вывел имя своей самой близкой любовницы, прося Коити о ней позаботиться. Другие считали, что он написал имя человека, на которого отныне Коити должен опираться. Третьи — будто Сугинума просто написал: «Не хочу умирать». Такого рода догадки просочились наружу и, само собой, достигли ушей газетчиков, один из которых не постыдился спросить об этом самого Коити. Тот сердито ответил:

— Ничего подобного не было. Отец просто пожал мне руку.

Похороны Сугинумы были чрезвычайно пышными, в траурной процессии приняли участие свыше трёх тысяч человек. На пятый день после похорон Коити пришёл в правление компании, собрал директоров и управляющих и обратился к ним с краткой речью:

— Прошу всех принять во внимание, что кончина председателя правления не повлечёт за собой серьёзных изменений в деятельности нашей компании. К счастью, ещё при жизни председателя я был назначен на пост президента компании и имел возможность ознакомиться с её работой. В связи со смертью председателя распространяются всевозможные злонамеренные слухи, целью которых является нанести вред нашей компании. Господа! Прошу вас не обращать на них никакого внимания и продолжать спокойно трудиться на благо Восточной сталелитейной.





В те дни произошло одно событие, которое для большинства осталось незамеченным: управляющий Накамура, ведавший финансами компании, начальник финансового управления Камото и главный бухгалтер Онума вечером куда-то исчезли. Причём Онума в тайне от остальных служащих бухгалтерии унёс с собой важные бухгалтерские книги. Всех троих не было даже на похоронах Сугинумы. А накануне Коити вызвал к себе Накамуру и доверительно ему сказал:

— Прошу вас, попытайтесь стереть лоск и посмотреть, что под ним кроется. Действуйте смело и решительно.

Непосвящённому эти слова показались бы непонятными. На деле они означали приказ проверить, в какой степени баланс компании носит фиктивный характер.

Покойный Сугинума был человеком чрезвычайно активным и всячески стремился расширить деятельность своей компании. Он вкладывал слишком много капитала в оборудование. Особенно много средств он вложил в строительство нового завода по производству проката на Хоккайдо, чтобы утереть нос конкурирующей компании. Мало кто знал, каких усилий стоило ему заполучить в министерстве торговли и промышленности лицензию на само строительство завода, не говоря уже о кругленькой сумме, которую он внёс в связи с этим в качестве пожертвований на политические цели соответствующей партии. Новый завод ошеломлял своими масштабами и новейшим оборудованием, и Сугинуме действительно удалось утереть нос конкуренту. Надо сказать, что Восточная сталелитейная пользовалась любой возможностью, чтобы распространить своё влияние на смежные производства. Она прибрала к рукам предприятия по прокату тонкого листа, компании по производству из него консервных банок, заводы, производящие металлические корпуса для холодильников и стиральных машин. Мало того, она протянула свои щупальца и к домостроительной индустрии, не имевшей ничего общего со сталелитейной промышленностью, скупала свободные земельные участки.

Покойный Сугинума никогда не отказывал в помощи компаниям, оказавшимся на грани банкротства, но при этом выдвигал такие условия, что они в конечном счёте оказывались у него в руках.

Среди тридцати компаний, входивших в группу Сугинумы, были и убыточные. Ходили слухи, что именно эти компании пожирали львиную долю прибыли, которую приносила Восточная сталелитейная. Некоторые даже предсказывали, что это может привести её к краху. Тем не менее Восточная сталелитейная продолжала процветать, регулярно выплачивая дивиденды, которые не опускались ниже двадцати процентов даже в пору всеобщего застоя в сталелитейной промышленности.

Люди объяснили это недюжинными способностями Сугинумы. Некоторые утверждали, что блистательная карьера Сугинумы в прошлом создала ему ореол непогрешимости, в то время как в действительности дела его компании обстояли не столь уж хорошо. Однако уязвимые места Восточной сталелитейной пока ещё для всех были скрыты.

Могло показаться странным, что президент компании попросил своего директора разобраться, насколько баланс носит фиктивный характер. Но следует учесть, что Сугинума при жизни не допускал своего сына к важнейшим секретам деятельности компании и, в частности, к финансовым операциям, суть которых во всей полноте была известна одному лишь Сугинуме да ещё в какой-то степени одному-двум служащим.

И всё же Коити чувствовал, что его отец, по-видимому, прикрывался фиктивным балансом. Растерянность, отразившаяся на лице Накамуры, когда он получил приказание о проверке, утвердила Коити в его подозрении.

Накамура как управляющий по финансовым вопросам был прямым соучастником Сугинумы в составлении фиктивного баланса. Такими же соучастниками являлись и начальник финансового управления, и главный бухгалтер, и управляющий имуществом и финансовыми операциями компании.

Все они теперь собрались на даче Коити и с мрачными лицами занялись распутыванием того, что в течение последних лет сами же запутывали по приказу Сугинумы.

ЧЕЛОВЕК, КОТОРОГО ИМЕЛ В ВИДУ СУГИНУМА

Коити сидел в задней комнате своего дома и внимательно читал доклад, представленный Накамурой. За окном моросил холодный дождь. Коити зябко ёжился, глядя на цифры, раскрывавшие истинное положение дел в Восточной сталелитейной. Теперь он окончательно убедился в том, что в компании последние три года составлялся фиктивный баланс.

Начиная с тысяча девятьсот пятьдесят девятого года предприниматели, подстёгиваемые шумихой о высоких темпах развития, резко увеличили капиталовложения в оборудование. В ту пору лишь единицы предупреждали, что это приведёт к неравномерному развитию экономики. Основная же масса предпринимателей была уверена, что ежегодный прирост экономики на двадцать процентов будет длиться вечно.

И вот наступила расплата. В тысяча девятьсот шестьдесят втором году возник кризис перепроизводства, всё больше готовой продукции стало скапливаться на складах, началось сокращение производства. В сталелитейной промышленности оно составило двадцать-тридцать процентов. И лишь Восточная сталелитейная компания продолжала выплачивать высокие дивиденды. Экономисты объяснили это тем, что в группу Сугинумы входили компании разного профиля, многих из них кризис не коснулся, и своими прибылями они покрывали дефицит Восточной сталелитейной.

Однако истинный балансовый отчёт, представленный президенту Коити, свидетельствовал о том, что почти все компании группы Сугинумы были в ту пору убыточными. И надо было потерять последние остатки разума, чтобы в таких условиях продолжать выплату двадцатипроцентных дивидендов. Но Сугинума, стремясь сохранить свой непогрешимый авторитет, их выплачивал за счёт необъявленного резервного фонда и других тёмных источников, рассчитывая, что застой когда-нибудь кончится и вновь наступит оживление. Всё это прикрывалось фиктивным балансом, который по его указке составляли и утверждали преданные ему сотрудники, ответственные за финансовую деятельность компании. И вот теперь, после смерти Сугинумы, Восточная сталелитейная оказалась в крайне тяжёлом положении. Судя по всему, именно с этим было связано имя, которое умирающий Сугинума вывел на ладони своего сына.

Президент Коити лишь Накамуре открыл это имя на следующий день, после того как изучил представленный ему отчёт. Накамура не удивился. Он, собственно, и предполагал, что назван будет именно Идохара.

— Кстати, до сих пор неизвестно, где Идохара сейчас находится, — сказал Коити.

— Странно, — удивился Накамура. — Но вы-то знаете программу его поездки по Европе.

— Да. В точности известно лишь, что до двадцать третьего января он находился в Париже, но потом как в воду канул.

— У меня такие же сведения. Правда, начальник общего отдела транспортной компании «Ориент» сказал, что тот, возможно, отправился то ли во Франкфурт, то ли в Женеву, но точно ему неизвестно.

— Я дал указание телеграфировать во всё отели, где он мог остановиться, но ответа пока нет.

Человек по имени Идохара, о котором говорили между собой Коити и Накамура, был президентом транспортной компании «Ориент». Сугинума познакомился с Идохарой в тысяча девятьсот сорок восьмом году. В ту пору имя Идохары никому не было известно. Многое было неясно и в его прошлом. Об этом кое-кто своевременно предупреждал Сугинуму, но тот почему-то сразу же проникся к нему доверием.

За две недели до кончины Сугинумы Идохара, взяв с собой только секретаря, отправился в Европу с целью изучить работу зарубежных туристических компаний… и пропал.

Такое событие, как смерть председателя правления, имело важное значение для всей деятельности Восточной сталелитейной, и, вполне естественно, надо было срочно отозвать Идохару, поскольку через пять дней намечалось внеочередное общее собрание акционеров, а перед этим собрание служащих компании.

И всё же, почему лицо президента Коити выражало такое нетерпение? Было ли в действительности столь необходимо срочно вызывать Идохару? В общем-то он всего лишь рядовой управляющий, и вряд ли совет директоров придал бы значение его отсутствию. Да и «Ориент» не самая солидная из дочерних компаний, поэтому своим присутствием Идохара никак не мог повлиять на судьбу Восточной сталелитейной.

И тем не менее президент Коити хотел как можно скорее с ним встретиться. Это намерение возникло у него с того самого момента, как он разобрал имя, которое вывел у него на ладони Сугинума.

Приёмный сын Идохары Сёдзи и двоюродный брат Сёдзи Рёсабуро тоже ничего не знали о том, куда он исчез из Парижа. Оба они служили в компании Идохары.

— Может, узнать у жены? — предложил Коити.

— Пожалуй, это будет не слишком удобно, — ответил Накамура, многозначительно глядя на Коити. — Чересчур подозрительным выглядит его неожиданное исчезновение из Парижа.

— Полагаешь, что с ним вместе та самая девица из Акасаки?

— Нет, она в Токио, её вчера видели в магазине готового платья на Гиндзе[1].

— Значит, он завёл себе новую?

— Не исключено.

— Однако он ведёт себя чересчур легкомысленно, — сердито пробормотал Коити. — По программе он должен вернуться только в конце месяца. Так долго ждать нельзя. Позвони всё же его жене. Вдруг ей что-нибудь известно.

Через несколько минут Накамура вернулся в кабинет президента и сообщил:

— После отъезда Идохары его супруга тоже отправилась в путешествие.

— Вот тебе раз! Оба решили развлечься одновременно. Куда же она поехала?

— Прислуга сообщила, что она вместе с приятельницей сейчас, по-видимому, в Гонконге, а потом намеревается посетить Окинаву и Тайвань.





Идохара был родом из отдалённой деревни в префектуре Тотиги. В справочнике видных людей упоминается лишь место и дата его рождения — двадцать четвёртое июля тысяча девятьсот пятнадцатого года, — а также ныне занимаемая должность. Не указано даже последнее учебное заведение, которое он окончил. Больше никаких биографических данных нет. Правда, написано, что его супруга Хацуко — дочь вице-адмирала, а мать Хацуко принадлежит к древнему аристократическому роду. Обычно записи в справочнике видных людей делаются со слов того, о ком идёт речь. И раз Идохара не указал последнего учебного заведения, значит, он окончил всего лишь начальную школу. Точно так же отсутствие более подробных биографических данных свидетельствовало о том, что ничего выдающегося в своей жизни он пока не совершил.

Хацуко была моложе его на двадцать лет. Если бы кто-нибудь полюбопытствовал заглянуть в книгу посемейных записей, он узнал бы, что Идохара женился на Хацуко вскоре после того, как умерла его первая жена. В то время он при содействии Сугинумы уже утвердился в финансовом мире. Как раз незадолго до этого он пришёл к Сугинуме и сказал:

— Я восхищён вашим предпринимательским талантом. У меня есть свободные восемьдесят миллионов иен. Возьмите их и используйте по вашему усмотрению.

В ту пору Сугинума всячески расширял своё производство в связи с бумом, вызванным войной в Корее, и крайне нуждался в свободных деньгах. Предложение Идохары было как нельзя кстати. Сугинума взял его к себе в компанию и с тех пор проникся к нему доверием, всячески ему покровительствовал.

Откуда же у Идохары появилось столько свободных денег? Ведь до прихода к Сугинуме он управлял крохотной транспортной конторой, и о нём никто и слыхом не слыхивал. Много позже корреспондент одной из коммерческих газет попросил Идохару рассказать свою биографию. То, что он услышал из уст самого Идохары, заняло всего несколько газетных строк:

«До войны я переменил много специальностей, работал даже шофёром на грузовике. Накопил немного денег и открыл транспортную контору. Во время войны меня взяли в армию, направили в Китай, затем в Юго-Восточную Азию. После демобилизации нанялся на службу в одно учреждение. Начал понемногу играть на бирже. Мне сопутствовала удача, и за короткий срок я заработал крупную сумму денег. Тогда-то я и предложил их господину Сугинуме. Я давно уже с восхищением наблюдал за его деятельностью. Думаю, что другого такого гениального предпринимателя у нас нет. И я мечтал стать таким предпринимателем, как господин Сугинума. Теперь, когда он меня к себе приблизил, я несказанно счастлив».

Итак, об Идохаре практически ничего не было известно, кроме того, что он сам о себе рассказал. Не имелось даже никаких объективных данных, которые подтверждали хотя бы им рассказанное.

Правда, злые языки за глаза называли его выскочкой за то, что вторую жену он взял из высшего общества и тем самым с помощью денег решил приукрасить свою безвестную биографию. И в этом, безусловно, была доля истины. Некоторые любопытные люди дознались, что ещё раньше Идохара настойчиво сватался к двум девицам из старинного аристократического рода, причём одна из них принадлежала к высшей придворной знати.

Короче говоря, в прошлом Идохары было много неясного.

В ГОНКОНГЕ

Вечерами во всех отелях царит оживление. Не был исключением и гонконгский Парк-отель, тем более что туда как раз прибыла новая группа туристов.

Выйдя из лифта, Яманэ сел в кресло и сквозь тёмные очки стал наблюдать за публикой в холле. Он выкурил сигарету, потом взглянул на часы. По-видимому, он кого-то ждал. Прошло уже четверть часа с тех пор, как он спустился в холл, когда кто-то вдруг хлопнул его по плечу. Яманэ обернулся. Позади кресла стоял низенький японец и во весь рот улыбался. Лишь благодаря тёмным очкам Яманэ удалось скрыть мгновенный испуг.

— Выходит, я не ошибся, — весело заговорил тот. — Издали наблюдал за вами — всё никак не мог поверить. Вот уж не ожидал встретить вас здесь. — Японец бесцеремонно уселся рядом и полез в карман за блокнотом.

Это был корреспондент спортивной газеты, специализировавшийся на статьях по бейсболу.

— Тебя-то каким ветром сюда занесло? — спросил Яманэ.

— Нас тут целая группа — решили поглядеть на Гонконг.

— Неплохое занятие!

— Мы люди бедные. Чтобы сюда приехать, три года копили премиальные.

— Ты остановился в этом отеле?

— Шутите! Нам это не по карману. А сюда пришёл навестить одного китайца, и вдруг вижу: знакомая личность!.. Я и не знал, что вы в Гонконге. Ведь вы собирались поехать к себе на Кюсю.

— Я туда и поехал, — замялся Яманэ. — Потом неожиданно решил поглядеть на Гонконг.

— Значит, просто так, неожиданно решили… прошвырнуться за границу. Вам-то такой вояж — раз плюнуть, а мы на эту поездку три года денежки копили.

— Ошибаешься, не такой уж я богач.

— И давно вы здесь?

— Второй день. Не успел ещё как следует осмотреться.

Разговаривая с репортёром, Яманэ то и дело поглядывал в сторону лифта, наблюдая за выходившей из него публикой. Но теперь выражение ожидания на его лице сменилось замешательством. В этом, безусловно, был повинен откуда ни возьмись появившийся репортёр.

— Как раз удобный случай, — продолжал репортёр. — Никого из нашей братии поблизости нет, и можно спокойно взять у вас интервью. Уже и подходящий заголовок напрашивается: «Питчер[2] Яманэ в Гонконге».

— Прекрати! — Яманэ повысил голос. — Ты меня поставишь в неудобное положение, если напишешь об этом.

— Почему? Сделаем всё в виде непринуждённой беседы. Ведь вы в прошлом году одержали двадцать четыре победы. Такой спортсмен что бы ни сказал — прекрасная статья получится. Да и место какое — Гонконг! Это вам не спортивный лагерь где-нибудь в Вакаяме!

— Ещё раз прошу — прекрати! Я приехал сюда по чисто личным причинам. Об этом не знают ни тренер, ни тем более команда.

Репортёр удивлённо уставился на Яманэ.

— Пойми меня правильно. Я приехал сюда один, и, если тренер узнает, мне достанется на орехи. Да и вся команда начнёт допытываться, почему я здесь оказался, — настойчиво уговаривал спортсмен.

В свои двадцать шесть лет Яманэ был известным на всю страну бейсболистом. Он играл за профессиональную команду «Кондорс», принадлежавшую Всеяпонскому транспортному акционерному обществу. В прошлом году его команда одержала двадцать четыре победы, и героем этих побед был он, питчер Яманэ. Поэтому можно было понять настойчивость спортивного репортёра Мориты: случайная встреча с Яманэ явилась для него большой удачей.

— На какое число намечены ваши сборы в спортивном лагере? — спросил он.

— На восемнадцатое.

— Значит, в вашем распоряжении ещё полные две недели. Собираетесь ещё куда-нибудь съездить?

— Пока не решил. Может, успею повидать Бангкок, Сингапур и Манилу.

— Да это же грандиозное путешествие! — воскликнул Морита, внимательно разглядывая новую звезду бейсбола. В его взгляде явно читался вопрос: «И откуда у тебя появились на это деньги?!» Ему-то было хорошо известно, что выдвинул этого питчера тренер Акаикэ совсем недавно и пока ещё заработок его не так уж велик. В то же время от намётанного глаза репортёра не ускользнуло, что на Яманэ был шикарный костюм из английского материала, сшитый, видимо, по заказу здесь же, в Гонконге, а из-под манжеты выглядывали новые дорогие часы.

— Когда собираетесь вернуться в Токио? — спросил Морита.

— Числа пятнадцатого, не позже.

В этот момент Яманэ, должно быть, кого-то заметил, молча поднялся с кресла и направился к лифту.

Провожаемый пристальным взглядом репортёра, Яманэ подошёл к только что вышедшей из лифта женщине в кимоно. Накидка, надетая поверх кимоно, была чересчур яркой для её возраста.

— Меня узнал газетчик, — тихо сказал Яманэ, обращаясь к женщине. — Это спортивный репортёр, и очень прилипчивый. Поднимитесь к госпоже и скажите ей: как только отделаюсь от него, сразу же приеду в назначенное место.

— Поняла, — ответила женщина и, не медля ни секунды, скользнула в подошедший лифт.

Яманэ не сразу вернулся на прежнее место. Он сначала подошёл к выходу из отеля, выглянул наружу, потом не спеша подошёл к репортёру, который не спускал с него глаз.

— Должен покинуть тебя. Дела, — сказал Яманэ и протянул репортёру конверт с гонконгскими долларами, который он заранее приготовил, когда выходил наружу. — С удовольствием составил бы тебе компанию, но надо срочно съездить по одному делу. Поэтому не обессудь — выпей сам за моё здоровье.

— Что вы, что вы! — Морита сделал отстраняющий жест, но спортсмен насильно сунул ему деньги в карман.

— И прошу тебя: ничего обо мне не пиши. Не хочу, чтобы кто-либо узнал о моём приезде в Гонконг… Зато обещаю: вернусь в Японию, тебе — первое интервью. А эта женщина, с которой я сейчас разговаривал, хозяйка здешнего японского ресторана. Утром ходил к ней завтракать, а теперь вот приглашает к себе на ужин. Сам понимаешь, другого интереса у меня к этой старушке быть не может, — добавил Яманэ, хотя репортёр его об этом не спрашивал.

Морита понимающе улыбнулся в ответ. Ему тоже эта женщина показалась чересчур пожилой для Яманэ.

Яманэ вышел из отеля и сел в такси.

— Гранвиль-роуд, — сказал он шофёру и поглядел в заднее стекло.

Убедившись, что репортёр за ним не последовал, спортсмен облегчённо вздохнул и закурил. Но неприятный осадок от неожиданной встречи остался. Он хорошо знал этого репортёра и опасался, что тот по возвращении в Японию обязательно проболтается об их встрече.

Да, не только в Токио, но и здесь, в Гонконге, надо всё время быть начеку, подумал он.

Яманэ не ошибся. Осторожность следовало соблюдать и здесь. Не успел он отъехать, как Морита на ломаном английском языке обратился к портье:

— Я хотел бы повидаться с господином Яманэ.

Портье — китаец, внешне очень похожий на японца, — полистал регистрационную книгу и, пожимая плечами, ответил:

— Мистер Яманэ в нашем отеле не проживает.

«Этого не может быть», — Морита попытался склеить по-английски фразу, но ничего у него не получилось. Тогда он попробовал изобразить то же самое жестами. Портье снова внимательно проглядел книгу, захлопнул её и сказал, что, к величайшему сожалению, таковой в отеле не останавливался.

Репортёр разочарованно отвернулся и в тот же момент обратил внимание на даму в тёмных очках, которая сдавала ключ от своего номера. Ошибки быть не могло — на ней была та самая накидка, какую он видел на женщине, встретившейся с Яманэ.

— Прошу прощения, — обратился к ней репортёр, и по испугу, отразившемуся у неё на лице, понял, что она его узнала. Видимо, она запомнила его ещё тогда, когда разговаривала с Яманэ. — Если не ошибаюсь, это вы беседовали недавно с Яманэ из команды «Кондорс»?

— Да, — ответила застигнутая врасплох женщина.

— Я корреспондент спортивной газеты и давний друг Яманэ. Скажите, он остановился в этом отеле?

— Нет, — ответила она, пытаясь улизнуть от назойливого репортёра.

— А в каком же?

— Мне это неизвестно.

— Странно, Яманэ говорил, что завтракал в вашем ресторане и там с вами познакомился.

Лицо женщины отразило смятение.

— Наверно, поэтому вы и пришли сюда?

— Он сказал, что будет ждать меня в холле этого отеля, а где он остановился — мне неизвестно.

— Но вы ведь спустились на лифте сверху?

— Мне надо было повидаться с одним знакомым. К господину Яманэ это отношения не имеет.

— Кажется, вы владелица японского ресторана. Позвольте узнать: где он находится?

— Где находится?.. — Женщина явно тянула время. — В Макао.

— В Макао? — удивлённо переспросил Морита.

Воспользовавшись его минутным замешательством, женщина извинилась и пошла прочь.

ГОСПОЖА ХАЦУКО И ПИТЧЕР ЯМАНЭ

Хацуко Идохара, завершив туалет, села в кресло и закурила. Когда к ней в номер постучалась Курата и сообщила неприятную новость о репортёре, она как раз заканчивала наматывать на кимоно широкий пояс оби. Хацуко собралась было переодеться в европейский костюм, чтобы не привлекать внимания, но, подумав, что это займёт много времени, решила остаться в кимоно, тем более что оно было неяркой расцветки. К тому же цвет морской волны очень ей шёл, подчёркивая тонкие черты лица, свидетельствовавшие о благородном происхождении.

После войны её отец — бывший вице-адмирал — занялся бизнесом, но неудачно, и в юные годы Хацуко не раз испытывала нужду. Именно тогда к ней посватался Идохара, который в то время обладал уже значительным капиталом. Жизнь её разом переменилась, и ничто уже не говорило о стеснённых обстоятельствах, в которых она до этого находилась. Лишь грустная тень, изредка набегавшая на её лицо, напоминала о прошлом, но это лишь подчёркивало его благородные черты.

Выкурив сигарету, Хацуко поднялась с кресла и окинула взглядом комнату: двуспальная кровать не убрана, повсюду разбросаны мелкие предметы дамского туалета, рядом с которыми лежали вещи, вне всякого сомнения, принадлежащие мужчине. Недалеко от двери стояли три чемодана, битком набитые туалетами. Хацуко взяла ключ, вышла в коридор и заперла дверь своего номера. У лифта ей низко поклонился бой-китаец.

…Хацуко вышла из отеля, села в ожидавшее её такси и, когда оно тронулось с места, обернулась назад, чтобы удостовериться, не увязался ли за ней кто-нибудь. Больше всего она боялась, что её выследит настырный репортёр из спортивной газеты. Остановившись у одного из отелей, она вошла внутрь, некоторое время там находилась, потом вышла наружу и села в другое такси, указав на этот раз шофёру настоящий адрес. По обе стороны улицы, по которой они ехали, высились большие дома. Первые этажи сплошь занимали ювелирные, мебельные и мануфактурные магазины.

Хацуко остановила машину у японского ресторана, который, судя по вывеске, назывался «Миюки», и по лестнице, устланной ковровой дорожкой, поднялась на второй этаж.

— Добро пожаловать, — приветствовала её девушка в японском кимоно, как только Хацуко отворила дверь в зал. — Прошу вас сюда.

Хацуко, видимо, здесь уже знали и сразу же провели в отдельный кабинет, где ей навстречу поднялся широкоплечий мужчина.

— Извини, что заставила тебя ждать, — сказала она, усаживаясь напротив. — Курата сообщила мне, что тебя узнал репортёр из спортивной газеты.

— К сожалению, это так, — ответил Яманэ.

— Тебе к лицу, — сказала Хацуко, разглядывая его новый костюм. — И галстук подходит.

— Так ведь это вы выбирали. — Яманэ дотронулся пальцами до узла, проверяя, в меру ли он затянут. — Удалось вам обмануть бдительного репортёра?

— Я вышла незаметно. В холле я его не встретила.

— Хорошо, что Курата смогла вас предупредить. Она обещала каким-то образом его увести. Наверно, он сейчас следует за ней.

— И всё же я старалась принять меры предосторожности, даже такси дважды сменила.

— Извините, что невольно доставил вам излишнее беспокойство.

— Ничего не поделаешь, ты человек известный.

— Выходит, и в Гонконге надо всё время быть начеку. Боюсь, что Морита — так зовут этого репортёра — уже разнюхал, где я остановился, и поджидает моего возвращения в отель.

Служанка внесла саке и закуски.

— Хозяин сегодня здесь? — спросила у неё Хацуко.

— Он поехал в аэропорт провожать одного важного гостя.

— Его ресторан известен даже в Японии. Немудрено, что к нему приезжают издалека. Кстати, когда он вернётся, пусть зайдёт сюда…

— За то, чтобы без всяких неприятностей мы вернулись в Японию. — Хацуко подняла свою чашечку саке.

— За нашу любовь, — подхватил Яманэ. — А что, Курата приедет позже? — спросил он, выпив саке.

— Я её приглашала, но она, видимо, появится только тогда, когда отделается от репортёра, поэтому с ужином не будем её ждать.

— Бедняга.

— Это почему же?

— Вы специально взяли её в путешествие для камуфляжа, а теперь бросаете на произвол судьбы. Чем хоть она занималась эти дни?

— Осматривала город.

— Хорошо бы найти для неё спутника.

— С её-то внешностью?! Гиблое дело.

— Как вы жестоки!

— Уж если ты так ей сочувствуешь, предложи себя. Собственно, чем ей плохо? За самолёт я уплатила, за её номер в отеле тоже. Да ещё деньги на карманные расходы выдала.

— Когда он возвращается в Японию? — Яманэ переменил тему. Он имел в виду мужа Хацуко, Идохару.

— Не беспокойся, раньше срока не приедет.

— А где он сейчас?

— Точно не знаю, должно быть, в Париже, и, думаю, не один.

— Значит, он вернётся в Японию через неделю?

— Хватит, мне этот разговор неприятен.

Они уже опорожнили три бутылочки сакэ, когда раздался негромкий стук в дверь. Хацуко и Яманэ испуганно посмотрели друг на друга.

— Это я, Тэрада, — послышалось за дверью.

— А, хозяин, заходите. — Хацуко облегчённо вздохнула. — Вы, кажется, ездили в аэропорт? — сказала она, наливая ему саке.

— Да. И представьте, кого я там видел, — сказал Тэрада, мельком взглянул на Яманэ и понизил голос: — Вашего супруга!

— Не может быть! — воскликнула Хацуко, переменившись в лице.

— Уверяю вас — это был он. Я видел, как господин Идохара проследовал в зал для транзитных пассажиров.

— Да, ошибиться вы не должны. Вы ведь знакомы с Идохарой?

— Конечно, он часто посещал отделение нашего ресторана на Гиндзе.

— Странно, в это время он должен был быть в Париже, — задумчиво произнесла Хацуко, всё ещё не решаясь поверить, что её муж оказался на аэродроме здесь, в Гонконге.

— Самолёт на Токио вылетает через час, так что вряд ли он покинет транзитный зал, — попытался успокоить её хозяин ресторана.

«Что заставило Идохару вернуться раньше срока?» — думала Хацуко, но толком ни до чего додуматься не смогла.

— Послушайте, Тэрада, а вы не заметили рядом с ним женщину? — Хацуко пришла в голову мысль, что причиной его неожиданного возвращения могла послужить женщина, с которой он поехал в Европу.

— Трудно сказать, из самолёта вышло много японцев, — уклончиво ответил Тэрада.

ОСМОТР ДОСТОПРИМЕЧАТЕЛЬНОСТЕЙ

— Кажется, это сообщение вас сильно обеспокоило, — сказал Яманэ, когда хозяин ресторана ушёл.

Хацуко молча отхлебнула из своей чашечки саке и задумчиво уставилась в одну точку.

— Что заставило вашего мужа изменить программу и срочно вернуться в Японию? — продолжал спортсмен. — Неужели он что-то пронюхал о наших отношениях?

— Глупости! Не может быть! — сказала Хацуко.

В этот момент дверь отворилась, и, тяжело дыша, вошла Курата.

— Ну и досталось же мне, — воскликнула она и плюхнулась на свободное место у стола.

— Извини, мы не могли тебя дождаться и приступили к ужину. — Хацуко, улыбаясь, поглядела на запыхавшуюся Курату.

— Для вас-то, может, и удобней, что меня долго не было, а я вот никак не могла отделаться от репортёра. Только я вышла из отеля и собралась сеть в такси, а он уже тут как тут! Пристал: скажите, где остановился Яманэ? Я ему говорю: извините, опаздываю на свидание с этим самым Яманэ. А он: поедем вместе! И нахально следом за мной влез в такси.

— Это на него похоже, — сказал Яманэ.

— Подъехали мы к отелю «Амбассадор», я быстренько вышла и, пока он расплачивался с шофёром, вскочила в лифт. Потом незаметно выскользнула из отеля — и сюда. А он остался с носом. Наверно, и теперь ещё разыскивает меня по этажам. Похоже, он решил, что Яманэ приехал в Гонконг поразвлечься со мной.

— В таком случае я могу чувствовать себя спокойно, — с усмешкой сказала Хацуко.

— Не думаю, что его долго удастся водить за нос, — возразила Курата. — Представляете, если этот репортёр узнает о ваших отношениях с бейсболистом Яманэ и напишет об этом? Скандал!

— Да уж, тогда развода не избежать. Придётся мне выйти за тебя замуж, Яманэ. Ты согласен?

— С удовольствием, — деланно рассмеялся спортсмен.

— Так я и знала! — воскликнула Хацуко. — Что-то не видно радости на твоём лице.

— Не будем раньше времени расстраиваться. Пока он считает, что я любовница Яманэ. Пусть остаётся в неведении, а вы тем временем успеете возвратиться в Японию, — старалась успокоить их Курата.

— Всё это хорошо, но возникло ещё одно непредвиденное обстоятельство… — произнёс Яманэ.

— Какое же? — Курата по очереди поглядела на Хацуко и спортсмена.

— В аэропорт Гонконга прилетел Идохара.

— Не может быть!

— Его там видел хозяин ресторана.

По выражению лица Яманэ Курата поняла, что её не разыгрывают.

— Он здесь был транзитом и, вероятно, уже вылетел в Японию, — добавила Хацуко.

— Может, кто-то на вас донёс?

— Этого не должно быть. Если только ты донесла? Ведь, кроме нас троих, об этом никто не знает.

— Как вам не стыдно, — вспыхнула Курата, потом, успокоившись, спросила: — Что-нибудь случилось в Японии?

— Не знаю, не знаю. Вполне возможно, что он вернулся из-за женщины, которая была вместе с ним.

— Это та актриса, что ли?

— Трудно сказать. Может, завёл себе новую.

— В таком случае, что мешает нам сразу же уехать в Японию?

— Напротив, если мы сорвёмся раньше времени, это вызовет лишь подозрения, — сказала Хацуко. — К тому же у нас уже зарезервированы номера в тех странах, куда мы направляемся. Их адреса Идохара знает, и, если возникнет необходимость, он сам меня вызовет. А пока давайте отбросим прочь мрачные мысли и будем развлекаться. Завтра вечером мы, кажется, едем в Макао. А что у нас намечено на сегодня?

— Поездка к границе между Гонконгом и Китаем. Говорят, оттуда открывается прекрасный вид на китайскую территорию.

— Не опасно ли? Ведь именно там мы можем повстречаться с этим прилипчивым репортёром, — сказал Яманэ.

— Вряд ли, — возразила Хацуко. — Сейчас, наверно, он разыскивает тебя по всем отелям Гонконга. Так что ему не до осмотра достопримечательностей.

Покончив с ужином, Хацуко позвала хозяина ресторана и попросила отпустить с ними кого-нибудь из его служащих в качестве гида.

Вчетвером они сели в машину и отправились к границе. Вскоре оживлённые улицы центральной части Гонконга сменились скромными китайскими домиками. Показался залив. У берега стояли два парохода с башенками, выкрашенными в красный цвет.

— Что это? — спросила Хацуко у гида.

— Ресторан. В рыбопромысловой гавани Гонконга тоже есть такие, но там очень грязная вода. Здесь же гораздо приятней и еда получше.

— А, это те самые плавучие рестораны? Я о них слышала, — сказала Хацуко, опуская боковое стекло.

— Да, здесь подают свежую рыбу, искусственно выращенные устрицы и разнообразные китайские блюда.

— Жаль, что мы недавно плотно поужинали.

— Тогда можно выпить по чашечке кофе.

— Хорошо. Зайдём, посмотрим хоть, что это за плавучий ресторан.

Они прошли по украшенному флажками перекидному мостику, и бой провёл их на второй этаж, откуда открывался чудесный вид на окрестности.

В ожидании кофе они разглядывали ресторан, оформленный в китайском стиле. Неожиданно Яманэ наклонился к Хацуко и что-то прошептал ей на ухо.

— О чём это вы там шепчетесь? — спросила Курата, возвращаясь к столику. Она отходила к окну, чтобы сфотографировать понравившийся ей пейзаж.

РЕПОРТЁР ОБХОДИТ ОТЕЛИ

Корреспондент газеты «Спортивный Токио» Морита, потеряв из виду женщину, несолоно хлебавши вернулся в свою гостиницу, которая выглядела крайне убого по сравнению с Парк-отелем. Единственное, что ему удалось узнать, это её фамилию — Курата.

Она была значительно старше Яманэ и далеко не красавица. Поэтому трудно было представить, чтобы Яманэ ею увлёкся и даже привёз в Гонконг. И всё же, судя по тому, как Курата водила его за нос, Морита понял: она просто старается специально сбить его со следа, а значит, какое-то отношение она к Яманэ имеет. Вдруг она, судя по всему замужняя женщина, в самом деле его любовница? Морита представил себе сенсационный заголовок в «Спортивном Токио»: «Известный питчер Яманэ развлекается с замужней дамой в Гонконге». Его газета из двенадцати полос лишь семь уделяла спортивным новостям, а остальные — рекламе и подробностям частной жизни выдающихся личностей. Потирая руки, Морита подсчитывал куш, который отвалит ему главный редактор. На эти деньги, по крайней мере, можно будет окупить расходы на сувениры, которые он привезёт из Гонконга.