Майк Бар-Зохар

Третья правда

1

Тело министра иностранных дел Советского Союза было обнаружено 25 августа в 3.47 утра сержантами Аланом Дадли и Брюсом Фланаганом во время обычного ночного патрулирования тоннеля имени Линкольна. Дадли заметил огромную дыру в ограждении дороги на повороте. Искореженные края металлического ограждения свисали с двух столбов. Дыра была футов шесть в ширину, как раз по ширине лимузина. Скорее всего водитель не справился с управлением, и какая-то большая машина упала вниз.

Дадли растолкал дремлющего напарника.

— Эй, Брюс, смотри! Что скажешь?

Высокий ирландец потряс головой и сразу проснулся.

— Что ты расшумелся, приятель? — Он потер глаза и слегка нагнулся вперед. — Ничего особенного. Обычная авария. Могу поспорить, что машина лежит внизу.

Конечно, Фланаган оказался прав. На повороте Восточного бульвара, прямо при выезде из тоннеля, примерно, в ста футах ниже дороги лежала машина. Трудно сказать, почему она не загорелась, когда сорвалась с обрыва. Сейчас «линкольн Континенталь» стоял, сильно накренившись. Левая сторона оказалась значительно выше правой. Дадли спустился по крутому склону и осветил фонариком искореженную груду металла, которая недавно была шикарным лимузином. Первое, на что он обратил внимание, были номера.

— Номера дипломатические, — сообщил Дадли напарнику.

Тело водителя было зажато между рулем и сиденьем. Лицо, рассеченное десятками осколков лобового стекла, превратилось в кровавую маску. На кожаном сиденье темнела большая лужа крови, еще одна лужа была на светло-сером коврике, лежащем на полу. На мужчине был темно-синий костюм, шелковая рубашка и темный галстук. Рядом с ним на полу лежал черный дипломат из дорогой кожи. Алан Дадли нагнулся и достал из-под сиденья водительскую фуражку. На подкладке виднелись какие-то иностранные слова.

— Кажется, это по-русски, — неуверенно сказал Фланаган.

— По-русски? Думаешь, это водитель посла? — Дадли нагнулся на заднее сиденье и неожиданно выпрямился.

— Эй, Брюс, взгляни-ка на это. Что скажешь?

Он протянул напарнику дорогую шляпу из превосходного темного фетра.

— Ага! Похоже, дело усложняется. Сдается мне, что мы нашли двуглавый труп. Но где же вторая голова?

— Очень остроумно, — проворчал сержант Дадли и вновь нагнулся над задним сиденьем.

— Не беспокойся, скоро все прояснится. Все должно быть просто. — Фланаган обошел машину и осветил фонариком мертвого водителя. Достал из внутреннего кармана пиджака документы и начал неторопливо просматривать. Неожиданно сержант замер, как вкопанный.

— Что случилось? Что-нибудь нашел?

— Дипломатический паспорт! — взволнованно ответил Фланаган. — Алан, поживее поднимайся к машине и звони в управление. Передай, что мы нашли тело советского министра иностранных дел. И скажи, что он разбился.

— Советский министр иностранных дел? Ты уверен? Как же его зовут… Пономарев, кажется?

— Он самый. А теперь поторапливайся!

Подъем был крутой. Запыхавшийся и вспотевший Дадли добрался до патрульной машины, передал о находке трупа советского министра и попросил выслать скорую помощь и полицейских.

Через считанные минуты подъехали еще три полицейские машины. Но только через час, когда серая заря слегка осветила небосклон, полицейские нашли в груди мертвого русского две маленькие дырочки. Пономарев был застрелен, и одна из двух пуль попала прямо в сердце.

Смерть наступила мгновенно, когда машина находилась еще на дороге.

* * *

Государственный секретарь Соединенных Штатов Америки, Стэнли Хоббс, в пять часов утра уже позвонил Дмитрию Гайдукову, советскому представителю при ООН, на квартиру, расположенную на Парк Авеню. Секретарь хотел лично передать трагические новости. Гайдуков резко проснулся, услышав громкий телефонный звонок. Сначала он никак не мог понять, что пытается ему сообщить голос на другом конце провода. Еще не проснувшись окончательно, он прижимал одной рукой трубку к уху, а другой — шарил в темноте, пытаясь найти выключатель настольной лампы. Стэнли Хоббсу пришлось несколько раз повторить свои тщательно отрепетированные слова, прежде чем посол наконец-то понял, что случилось.

— Убит? Вы уверены? Убит? — Пальцы Гайдукова взволнованно пробежали по седым волосам.

— Да, мистер посол. К несчастью, в этом не может быть сомнений. Люди, которым мы поручили расследование этого дела, уверены, что министр Пономарев убит. Поверьте, мы не меньше вас потрясены случившимся. Пока мы не имеем ни малейшего понятия, что же произошло. Но можете не сомневаться, мистер посол, мы не пожалеем усилий, чтобы…

— Убит! Министр иностранных дел Советского Союза убит на американской земле! Вы понимаете, что это значит? — На смену ужасу пришел гнев. — Это отвратительное политическое убийство может иметь невообразимые последствия. Вы… вы…

В голосе Хоббса послышались смущение и растерянность.

— Мистер Гайдуков, пожалуйста, не делайте поспешных выводов. Я потрясен не меньше вас. Это катастрофа для всего мира. Не только для Советского Союза, но и для Соединенных Штатов. — Помолчав несколько секунд, государственный секретарь добавил: — Я звоню из Белого Дома. Президент… с вами хочет поговорить президент Соединенных Штатов.

На другом конце провода послышался знакомый голос, но сейчас вместо обычной уверенности в нем звучала глубокая тревога.

— Мистер посол, позвольте выразить мои самые глубокие и искренние соболезнования. Я уже продиктовал телеграмму генеральному секретарю ЦК КПСС, мистеру Кузнецову, но прежде чем ее отправлять, хочу поговорить с вами. Смерть мистера Пономарева — трагедия для наших стран. Пожалуйста, поверьте мне: я обещаю, что мы сделаем все возможное, чтобы найти виновных в этом ужасном злодеянии. Секретарь Хоббс немедленно вылетает на специальном самолете в Нью-Йорк, чтобы встретиться с вами.

— Это ужасно! Ужасно! Ужасно! — Дмитрий Гайдуков повторял слово «ужасно», как автомат.

— Я прекрасно понимаю ваши чувства, — продолжил президент. — Я тоже потрясен смертью мистера Пономарева. Как президент Соединенных Штатов, друг русского народа, и как человек, который искренне хочет укрепить связи между нашими двумя странами, я обещаю вам, что мы не пожалеем усилий, чтобы найти виновных в этом страшном преступлении. Я только прошу у вас, чтобы вы и персонал советского представительства при ООН оказали всю возможную помощь нашим людям, занимающимся этим делом.

Голос президента на несколько секунд стих, и Гайдуков услышал звуки приглушенного разговора на другом конце провода.

— Пожалуйста, извините, мистер посол, но минуту назад мне сообщили, что уже создана специальная группа для расследования убийства Льва Пономарева. В нее входят лучшие сотрудники ФБР и нью-йоркской полиции. Я также попросил государственного секретаря лично доставить мое письмо с выражением глубокого соболезнования миссис Пономаревой. Трагическая смерть министра иностранных дел нанесла тяжелый удар отношениям между нашими странами. Но я уверен, мистер посол… и я подчеркнул это в послании мистеру Кузнецову… что наши совместные усилия позволят разрешить этот кризис. Спасибо, мистер посол, и до свидания. И позвольте мне еще раз повторить, что я полностью понимаю все значение этой трагедии.

Еще не придя в себя от шока, Дмитрий Гайдуков медленно покачал головой и сказал в трубку, в которой уже раздавались короткие гудки:

— Нет, мистер президент, я не сомневаюсь в ваших добрых намерениях, но вы совсем не понимаете полного значения этой трагедии.

* * *

На первой странице газеты «Правда» чернели большие буквы заголовка: «ГНУСНЫЙ ЗАГОВОР ИМПЕРИАЛИСТОВ». Статья без фамилии автора гневно обвиняла «магнатов с Уолл-Стрит, фашистское правое крыло и разжигателей войны в Соединенных Штатах Америки». Официальный орган Коммунистической партии Советского Союза яростно нападал на американскую администрацию, обвиняя ее в том, что американцы не обеспечили безопасность министра иностранных дел СССР на американской земле. «Мы обвиняем Соединенные Штаты в том, что они воткнули в спину нам нож накануне конференции по разоружению в Цюрихе… Виновные в этом страшном злодеянии должны понести заслуженное наказание независимо от того, какие бы посты они не занимали…»

«Известия» сообщали о внеочередном заседании Политбюро и пленуме Центрального Комитета КПСС. «Это отвратительное преступление полностью соответствует кровожадным традициям сил мировой реакции, которые не остановятся ни перед чем, чтобы остановить наступательное движение сил прогресса и свободы…»

«Красное знамя», орган Советской армии, оказалась наиболее воинственной из всех советских газет. Главный редактор, Сергей Лаврентьев, красноречиво назвал свою статью — «ПРИНЕСЕН В ЖЕРТВУ МОЛОХУ». Лаврентьев писал: «Товарищ Лев Пономарев пал жертвой ужасного заговора. Агенты сил империализма и наемники ЦРУ хладнокровно убили представителя СССР в семье народов… Правительство Советского Союза должно немедленно порвать всякие дипломатические отношения с этой бандой убийц… Дальнейшие встречи с апологетами воинствующего империализма и всемогущего доллара должны быть прекращены. Мы не примем участия в цюрихской конференции по разоружению!»

Радио Пекина цитировало передовую статью «Ежедневной народной газеты»: «Убийство министра Пономарева является плодом гнусного заговора, организованного вашингтонскими империалистами и московскими ревизионистами. Правительства Соединенных Штатов и Советского Союза поставили перед собой общую цель — избавиться от этого несгибаемого борца за справедливость, равенство и социализм, товарища Пономарева, любой ценой. Его смерть расчищает дорогу шайке реакционных псов в Москве и Вашингтоне, которые только и мечтают о преступном нападении на Китай. Но это нападение бумажных тигров встретит достойный отпор сил прогресса, объединившихся под руководством нашего председателя Мао Цзедуна».

По столицам многих стран мира прокатилась волна антиамериканских демонстраций. В Москве тысячи рабочих молча прошли мимо американского посольства, возможные вспышки насилия были пресечены конной милицией. Но в Каире, Дамаске и Аммане толпы разъяренных манифестантов, повинуясь старинным арабским обычаям, сожгли культурные американские центры.

В Будапеште, Праге и Софии демонстранты забросали камнями американские посольства. Американские туристы подверглись нападениям в Чили и Гвинее. В Бразилии только чудо помешало неизвестным похитить американского посла. А в Пекине толпа красных гвардейцев окружила машину британского консула, которому целых четыре часа пришлось просидеть в лимузине. Китайцы выкрикивали оскорбления, стучали кулаками в окна и размахивали «Маленькой красной книгой Мао». Париж, Бонн и Стокгольм также стали аренами бурных демонстраций, организованных крайними левыми, главным образом, маоистского толка.

«Убийство Льва Пономарева может иметь самые серьезные политические последствия», — предрекал главный политический обозреватель лондонской «Таймс». — «Пономарев представлял твердых сталинцев и генералов Красной армии. Благодаря поддержке советских военных он занимал привилегированное положение в правительстве, и гражданские министры не осмеливались ограничить его власть. На Западе мистер Пономарев считался одним из самых главных противников цюрихской конференции по разоружению. Существуют все основания считать, что он был связан с некоторыми кругами коммунистического Китая и намеревался создать с ними общий фронт против Соединенных Штатов Америки. Внезапная смерть министра Пономарева ставит многочисленные вопросы. Запад серьезно опасается, что русские генералы теперь окажут сильнейшее давление на Кремль с целью заставить советское руководство отказаться от участия в цюрихской конференции».

«Ле Монд», словно дельфийский оракул, мрачно предсказывал: «Таинственная смерть единственного члена советского правительства, который выступал против цюрихской конференции по разоружению и сближению между СССР и США, дает серьезную пищу для размышлений. Хотя политические убийства уже вышли из моды в свободном мире, мы не должны забывать тот важный факт, что неожиданное исчезновение с арены главного советского дипломата очень выгодно Белому Дому и еще выгоднее кремлевской „тройке“… Обвинения, сделанные пекинской „Ежедневной народной газетой“, недвусмысленно намекают на существование заговора между определенными кругами России и Америки с целью устранения неугодного Пономарева. На первый взгляд эти обвинения могут показаться абсурдными, но при серьезном размышлении нельзя не признать, что в них есть своя логика».

Американская пресса единодушно выражала глубокую тревогу и требовала скорейшего и самого полного расследования убийства. За исключением «Южной звезды и геральда», выразившего радость по поводу «исчезновения с международной арены этого непримиримого врага Соединенных Штатов», американские газеты надеялись, что убийцы будут быстро найдены и что убийство не повредит отношениям между Советским Союзом и Соединенными Штатами. «Мистер Пономарев не делал тайны из своего враждебного отношения к Соединенным Штатам, и одного этого факта вполне достаточно, чтобы как можно скорее раскрыть убийство русского министра», — многозначительно подчеркивала «Нью-Йорк Таймс». — «Народы Соединенных Штатов и Советского Союза надеются на сближение между двумя великими державами. Поэтому конференция по вопросам разоружения, которая скоро должна состояться в Цюрихе, имеет крайне важное значение для судеб всего мира. Сейчас конференции угрожает серьезная опасность, и только быстрое раскрытие преступления может спасти ее».

Комментатор «НБС», Джордж Скидмор, заявил перед телевизионными камерами: «После смерти Льва Пономарева наиболее вероятным кандидатом на пост министра иностранных дел является Дмитрий Гайдуков. Мистер Гайдуков представляет Россию в Совете Безопасности Организации Объединенных Наций. Он отличается сдержанностью и считается твердым сторонником сближения между Москвой и Вашингтоном».

* * *

Дмитрий Гайдуков снял толстые очки в роговой оправе и устало потер глаза. Последние двадцать четыре часа он не знал ни минуты покоя. В представительстве СССР при ООН еще никогда не царила такая суматоха. Непрерывным потоком поступали соболезнования от коллег по ООН, постоянно звонили репортеры, высокие чиновники из Организации Объединенных Наций и иностранные дипломаты, не говоря уже о многочисленных анонимных звонках с угрозами расправы, без которых обходился редкий день в советском представительстве. Гайдуков весь день обменивался с Москвой телеграммами и каждый час разговаривал по телефону. Только что на стол послу положили очередную телеграмму. Она была напечатана на листке тонкой белой бумаги, две красные диагональные линии означали повышенную секретность. Телеграмма была подписана Яковлевым. Этой фамилией подписывал телеграммы Григорий Ефременко, председатель КГБ, Комитета Государственной Безопасности Советского Союза. Гайдуков редко обменивался телеграммами с Ефременко, поскольку не имел никакого желания поддерживать связь с КГБ. За безопасность представительства отвечал Анатолий Серафимов, который значился в списке дипломатов как «представитель Академии Наук СССР при комиссии ООН по делам науки». На самом же деле Серафимов являлся резидентом советской разведки во всей Северной Америке. Этот высокий неприметной наружности молчаливый мужчина даже ходил как-то незаметно. Он действительно был когда-то ученым, и это обстоятельство делало его «легенду» очень надежной.

Серафимов терпеливо ждал, когда Гайдуков прочитает телеграмму. Посол закончил читать, вытер лицо, подпер подбородок кулаками и задумался. Не поднимая головы, сказал:

— Должен признаться, эта телеграмма потрясла меня.

Анатолий Серафимов продолжал молчать.

— Всесторонняя помощь, — недоуменно пожал плечами Дмитрий Гайдуков и пристально посмотрел на разведчика. — Здесь черным по белому написано о всесторонней помощи американцам! — Тыча толстым пальцем в каждое слово, посол прочитал: — «Мы просим, чтобы вы оказывали полное содействие американским секретным службам в расследовании убийства товарища Пономарева». Анатолий Ильич, ваши коллеги не просто удивили, они ошеломили меня. Председатель КГБ приказывает мне открыть американцам все секреты советской делегации. Это… это невероятно!

— Извините, товарищ Гайдуков, но прочитайте, пожалуйста, что написано чуть дальше. «Это не относится к текущим делам представительства, его повседневной деятельности и документам. Вы должны охранять их с еще большей бдительностью». Это означает…

— Знаю, знаю, — нетерпеливо взмахнул рукой Гайдуков. — Я тоже умею читать, Анатолий Ильич. Однако нравится мне это или не нравится, но телеграмма означает, что я должен открыть дверь американским агентам, разрешить им беседы с нашими сотрудниками, расспрашивать их о личной жизни и друзьях покойного министра.

— Если в двух словах, то Москва решила удовлетворить просьбу Вашингтона о сотрудничестве в расследовании убийства Пономарева.

Гайдуков замолчал на несколько секунд.

— Странно. Очень странно. Если откровенно, после бурной реакции Москвы я уже приготовился собирать чемоданы. И вот вместо приказа вернуться домой приходит приказ впустить американских секретных агентов в наше представительство!

— Ваши выводы, товарищ Гайдуков… как бы это сказать?., немного преждевременны. Только «Красное знамя» потребовало вашего отозвания из Нью-Йорка и открыто обвинило американскую администрацию в организации убийства Пономарева. «Правда» и «Известия» вели себя на этот раз очень осторожно и заняли взвешенную позицию.

Дмитрий Гайдуков задумался.

— Да, наверху, похоже, на самом деле придают огромное значение цюрихской конференции. — Он внезапно встал и спросил деловым тоном: — Итак, что от меня требуется? Американцы уже здесь?

— Да, только что приехали. Билл Паттисон из ФБР, Роджерс из нью-йоркской полиции и молодой сотрудник из государственного департамента, отвечающий за связь.

— Вы уже разговаривали с ними?

Впервые с начала разговора по лицу Серафимова промелькнула тень слабой улыбки.

— Конечно, нет! Надеюсь, они даже не догадываются о моем существовании. С ними уже побеседовал Шувакин, начальник службы безопасности представительства. Сергей Шувакин официально представляет нас в этом расследовании.

— Хорошо, — кивнул Дмитрий Гайдуков и, нажав кнопку внутренней связи, проворчал: — Проводите ко мне американцев.

Серафимов вышел из кабинета посла, остановился около двери и услышал, как Гайдуков проговорил низким голосом по-английски:

— Входите, джентльмены, входите. Мистер Шувакин, глава службы безопасности представительства, и я сделаем все возможное, чтобы помочь вам в вашем расследовании. И мое правительство, и я лично… — Серафимов довольно улыбнулся и покинул советское представительство при ООН.

* * *

Когда голубой «торонадо» остановился у тротуара на 50 Восточной улице, гроза была в самом разгаре. Дождь лил, как из ведра, и мгновенно вымочил до нитки трех мужчин, которые выскочили из машины и нырнули под козырек «Уолдорф Тауэрса». Несмотря на раннее время… было только пять часов… из-за свинцовых туч в городе стало темно, как ночью.

Увидев, как трое мужчин вошли в холл гостиницы, молодой человек в сером костюме снял трубку внутреннего телефона и сказал:

— Они приехали, сэр.

— Пусть поднимаются. Секретарь ждет.

Стэнли Хоббс нервно мерял шагами просторную комнату апартаментов на восемнадцатом этаже «Уолдорфа». Номер состоял из спальни, двух комнат, в которых днем работали помощники государственного секретаря, и кабинета-гостиной, из окон которой открывалась живописная панорама Нью-Йорка. В огромной комнате стояли два стола и несколько глубоких кожаных кресел. Друзья секретаря любили говорить, что вид раскинувшегося у ног Хоббса огромного бурлящего города придает этому выходцу из новоанглийской деревушки энергию. Но сейчас ни впечатляющая картина Нью-Йорка, ни частые звонки помощников из Вашингтона не могли ослабить напряжения, охватившего Стэнли Хоббса с раннего утра. Каждые пятнадцать минут он звонил в главное управление полиции Нью-Йорка и интересовался, есть ли какие-нибудь новости в деле об убийстве Пономарева. С обеда у представительства СССР при ООН дежурила машина, которая должна была забрать Паттисона, Роджерса и сотрудника госдепа и немедленно отвезти их в «Уолдорф Тауэрс».

Билл Паттисон вошел в кабинет первым. Паттисон был невысокого роста, с толстой шеи вперед торчала голова. Торчащая вперед голова, небольшой подбородок и выражение постоянного упрямства делали Паттисона похожим на бульдога. Он был одним из лучших агентов ФБР, и в его послужном списке значились несколько громких дел против мафии в те годы, когда Генеральным прокурором еще был Роберт Кеннеди.

Сейчас Билл Паттисон смущенно переминался с ноги на ногу.

— Сэр, боюсь, пока мы не можем сообщить вам ничего нового.

Хоббс пригласил их присесть. Роджерс, полицейский офицер, вошел вслед за Паттисоном и сел на краешек кресла. Молодой сотрудник государственного департамента прислонился к стене и слился с обоями, как и положено вышколенному маленькому чиновнику из американского дипломатического ведомства.

— И все равно я хочу узнать хотя бы ваши предварительные выводы, — сказал Стэнли Хоббс. Он закурил и бросил спичку в огромную медную пепельницу, до краев наполненную окурками. — Если хотите, можете назвать их своими первыми впечатлениями о деле.

Паттисон достал из внутреннего кармана пиджака два блокнота и начал листать один.

— Хорошо, мистер секретарь. Начало вам известно. Машина, мертвое тело… Вскрытие определило, что смерть наступила примерно за полчаса до обнаружения трупа. Смерть наступила мгновенно. Оба выстрела были сделаны с расстояния сто — сто пятьдесят футов. — Он посмотрел на государственного секретаря и объяснил: — Расстояние легко вычислить по силе удара пули. Стреляли из винтовки «винчестер» 32 калибра. Я обращаю ваше внимание, мистер секретарь, на то обстоятельство, что именно к этой модели есть очень точный и эффективный оптический прицел. Вне всяких сомнений убийца большой мастер своего дела. Выстрелы были сделаны один за другим, почти мгновенно. Пули прошли через лобовое стекло и угодили мистеру Пономареву в грудь. — Несколько секунд Паттисон молчал. — Сэр, я хочу особо подчеркнуть: убийца является превосходным снайпером. Таких метких стрелков, например, в американской армии всего несколько человек. Их можно пересчитать по пальцам. Здесь следует помнить, что убийство произошло ночью.

— Вы знаете, как был убит Пономарев?

— Пока только предположения, сэр. Из того, что нам известно, мы думаем, что в убийстве участвовали как минимум два человека: сам убийца и его сообщник, который сидел за рулем. Судя по всему, они оставили машину на второстепенной дороге рядом с возвышением над дорогой. Убийца ждал, когда появится машина министра. Пономарев должен был сбросить скорость перед поворотом. Мы нашли отпечатки ног преступника. Было темно, и он не мог разглядеть водителя «линкольна», но он, наверное, знал машину. — Паттисон постепенно увлекся рассказом, и в его монотонном голосе появились живые нотки. — Машина министра подъезжает к повороту. Убийца уже навел винтовку на нужное место. Когда «линкольн» приближается на сто — сто пятьдесят футов, он дважды стреляет. Машину бросает вправо. Она пробивает ограждение и падает вниз…

Тут государственный секретарь прервал Паттисона.

— Минуточку. Но это означает, что Пономарев ехал не из Нью-Йорка.

— Совершенно верно, сэр. Машина двигалась из Нью-Джерси в Нью-Йорк.

Хоббс взволнованно вскочил со стула.

— Вы можете мне сказать, что делал советский министр иностранных дел один, без телохранителя, в самый разгар ночи в Нью-Джерси и почему, черт побери, он возвращался в Нью-Йорк в три часа ночи?

Паттисон обменялся быстрым взглядом с Роджерсом и смущенно пожал плечами.

— Очень важный вопрос, сэр, но сейчас, к сожалению, мы не можем на него ответить.

— Вы разговаривали с сотрудниками русского представительства? Они вам чем-нибудь помогли?

— По-моему, пока русские ведут честную игру. Посол разрешил нам опросить всех, кого мы хотели. Конечно, глава службы безопасности представительства, Шувакин, все время ходил с нами, но не думаю, что русские пытались что-нибудь скрыть. Мне кажется, они так же встревожены, как и мы.

— Билл, почему ты не расскажешь мистеру Хоббсу, что делал министр перед убийством? — вмешался в разговор Роджерс.

— Вам это интересно, сэр? — осведомился Паттисон и вновь заглянул в блокнот.

— Конечно, интересно. Я хочу знать все, что делал Пономарев с той минуты, как сошел на американскую землю.

— Посмотрим. Мистер Пономарев прилетел в Нью-Йорк за два дня до убийства, другими словами, позавчера после официального визита на Кубу, продлившегося неделю. В Нью-Йорке Пономарев, как всегда, остановился в «Плазе». После обеда не выходил из своего номера. К нему приезжал посол Гайдуков, и они обсудили текущие дела в преддверии начала работы Ассамблеи ООН. Вечером министр дал ужин в честь послов Венгрии, Польши и Болгарии. Скорее всего этот ужин был экспромтом, поскольку другие послы из стран Восточной Европы: из Чехословакии и Румынии, даже не находились в это время в Нью-Йорке. После того, как гости около одиннадцати разошлись, мистер Пономарев вернулся к себе в номер. Телохранитель и два секретаря провели ночь в соседних номерах.

В день убийства министр почти весь день до обеда провел в здании советского представительства на Первой авеню. Перед самым обедом он нанес официальный визит Генеральному секретарю ООН. Потом пообедал с послом Гайдуковым и вернулся в представительство. В половине пятого поехал в «Плазу», но пообещал Гайдукову вернуться в семь часов вечера. Посол давал званый ужин в честь президента Египта. — Паттисон открыл второй блокнот. — Дальше. В четверть седьмого Пономарев позвонил Гайдукову и сказал, что не может приехать на прием, и попросил извиниться перед египтянами. Причины не объяснил. В представительстве нас заверили, что за отказом не стоят никакие политические мотивы. Министр также попросил, чтобы к нему приехал водитель посла Гайдукова, Аркадий Слободин. В Москве Слободин два года был у Пономарева шофером, а год назад его перевели в Нью-Йорк. Всякий раз, когда министр приезжал в Нью-Йорк, его возил Слободин. Посол естественно давал Пономареву свой лимузин, а сам пересаживался на другую машину, которая тоже принадлежала представительству.

В четверть седьмого прием уже начался. Слободин спросил у посла, понадобится ли ему лимузин. Конечно, Гайдуков ответил, что машина ему не нужна, и Слободин поехал в «Плазу». В половине десятого он должен был ждать у служебного входа в гостиницу. Слободин приехал к половине десятого, как было велено. Из гостиницы вышел министр без телохранителей и велел Слободану ехать домой. Он сказал, что сядет за руль сам. Слободан дал ему ключи от машины и вернулся на метро домой.

— Неужели такая просьба не удивила Аркадия Слободина? Я имею в виду желание министра Пономарева самому сесть за руль. — Хоббс встал и закурил очередную сигарету. — Неужели Лев Пономарев знал Нью-Йорк и окрестности настолько хорошо, чтобы ездить без шофера?

— Слободин сказал, что министр не в первый раз сам ездил по Нью-Йорку, — пожал плечами Билл Паттисон. — Не забывайте, что до назначения на пост министра иностранных дел мистер Пономарев три года проработал послом в Вашингтоне и естественно ему приходилось часто бывать в Нью-Йорке.

— Да, да, конечно. Но неужели Слободин не знает, куда поехал министр?

— Не знает. По крайней мере Аркадий Слободин нам сказал, что не знает. Он был последним человеком, который видел Льва Пономарева живым. Министр вышел из гостиницы в половине десятого, а через шесть часов его нашли мертвым в разбитой машине. Что он делал эти шесть часов, нам неизвестно.

Хоббс решил вновь встать, но Роджерс наклонился вперед, надеясь привлечь внимание государственного секретаря.

— Вы хотите что-то добавить? — спросил полицейского Стэнли Хоббс.

— Не знаю, имеет ли это какое-нибудь отношение к убийству, мистер секретарь, — почтительно произнес Роджерс, — но мы с Биллом обратили внимание на одну любопытную деталь. Министру Пономареву вообще-то незачем было приезжать в Нью-Йорк.

— Что вы хотите этим сказать? — резко поинтересовался Хоббс. — Нам сообщили, что перед возвращением в Москву министр Пономарев заедет в Нью-Йорк с кратким неофициальным визитом.

— Да, я знаю. Послу Гайдукову тоже сообщили о приезде министра, но он признался, что это была самая обычная остановка по пути домой. Дела представительства не требовали присутствия министра иностранных дел. Пономарев мог улететь в Москву прямо из Гаваны, и в Нью-Йорке не случилось бы ничего страшного. Гайдуков думал, что Пономарев захотел поговорить с сотрудниками делегации, чтобы лучше подготовиться к цюрихской конференции. Но никаких срочных дел, требующих его присутствия в Нью-Йорке, не было.

Хоббс пристально посмотрел на полицейского и пожал плечами.

— Может, в этом что-то есть, а может, Пономарев приехал в Нью-Йорк, чтобы просто немного развеяться перед возвращением в Москву… Значит, вам показалось, что русские не хитрят? Я хочу сказать…

На столе секретаря зазвонил телефон. Хоббс снял трубку.

— Вас, — сказал он и протянул трубку Паттисону. — Из главного управления.

Агент ФБР несколько минут молча слушал, потом закрыл ладонью мембрану и повернулся к государственному секретарю.

— Немного неожиданный поворот, сэр. В управление только что позвонил Аркадий Слободин. Он хочет встретиться со мной или с Роджерсом. Говорит, что дело важное. Разговор должен состояться с глазу на глаз. Согласиться на встречу?

Стэнли Хоббс испуганно вздрогнул.

— Что значит «с глазу на глаз»? Слободин хочет, чтобы Шувакин не знал о вашей встрече?

— По крайней мере дежурный так считает. Он говорит, что Слободин очень взволнован. Он сейчас ждет моего ответа. Наш человек попросил проверить, откуда звонит русский. Слободин в телефонной будке в «Говард Джонсоне», это на углу Бродвея и 47 улицы.

— Хорошо. Соглашайтесь на встречу, — кивнул Хоббс. — Поговорите с ним, но не сегодня. Договоритесь о встрече завтра утром. Может, нам удастся сначала выяснить, почему он боится Шувакина.

— Хорошо, — сказал Паттисон в трубку. — Передайте ему, что я готов встретиться завтра ровно в восемь утра… в кафе напротив Главного Центрального вокзала. Утром там тихо, и нам никто не будет мешать.

* * *

Но встреча с Аркадием Слободиным так и не состоялась. Вскоре после полуночи управляющий дома 77 на 16 Восточной улице, где жил Слободин, нашел мертвого русского у двери. Слободина застрелили из «винчестера» 32 калибра.

2

Татьяна Слободина, небольшого роста, материнского вида, женщина лет сорока, встретила их с красными глазами. На ней было черное платье, толстый шерстяной свитер и крепкие простые туфли. Из-под коричневого шарфа выбивались несколько прядей черных волос. Она спокойно сидела на стуле, сложив руки на коленях. Слободина уже прошла стадию слез и гнева и сейчас находилась в состоянии апатии, которая часто охватывает людей, перенесших большое горе.

Шувакин и Паттисон сидели напротив нее и тоже молчали. Паттисон очень устал. С пяти часов утра, когда его разбудил телефонный звонок, день проходил в сумасшедшем ритме: разговоры по телефону с государственным секретарем, директором ФБР, Шувакиным, тяжелая беседа с послом Дмитрием Гайдуковым, стремительная поездка в полицейскую лабораторию, осмотр места преступления и отчаянные попытки уговорить нью-йоркскую полицию не сообщать репортерам об убийстве Слободина. Сейчас агент ФБР устало сидел в этой убогой маленькой квартире напротив печальной русской женщины в черном и молчал. В голове у него крутилось только «Я несу ответственность за смерть вашего мужа» или «Если бы я согласился встретиться с ним вчера, может, он был бы сейчас жив». Но Паттисон продолжал молчать и только время от времени бросал взгляды украдкой на Шувакина, сидевшего рядом с непроницаемым лицом.

Молчание прервала Татьяна Слободина. Она сказала что-то по-русски Шувакину. Тот повернулся к Паттисону и перевел:

— Миссис Слободина плохо говорит по-английски. Поэтому она будет говорить по-русски, а я буду переводить.

Билл Паттисон кивнул.

Женщина произнесла еще несколько коротких фраз совершенно спокойным голосом.

— Она говорит, что вы должно быть спрашиваете себя, — перевел Шувакин, — почему ее муж хотел поговорить с вами с глазу на глаз, чтобы я ничего не знал.

Паттисон не сумел скрыть свое смущение.

— Все в порядке, — успокоил его Шувакин. — Такое бывает. Может, у него были для этого веские причины. Во всяком случае именно миссис Слободина посоветовала ему обратиться к вам, когда увидела, как он страдает от того, что не рассказал вам всего, что знал. Но сначала она хочет знать, как он был убит. Пока никто ей ничего не рассказал. Я тоже не знаю детали убийства.

В последних словах русского послышался легкий упрек, но Паттисон решил пропустить его мимо ушей.

— Я только что получил подробный отчет об убийстве. Скорее всего, Слободина убили те же люди, что министра Пономарева. В полиции провели баллистическую экспертизу и уверены, что оба убийства совершены из одной и той же винтовки.

Шувакин быстро перевел. На лице вдовы водителя посла не дрогнул ни один мускул.

— Разница между убийствами заключается только в месте. Министр был застрелен на пустынной дороге, и риск был минимальный. В случае же со Слободиным убийцы очень торопились. Первое убийство, на наш взгляд, было тщательно спланировано и подготовлено, а второе, по-нашему мнению, чистой воды импровизация. Только благодаря какому-то чуду им удалось скрыться. Убийца расположился на втором этаже здания, расположенного напротив дома Слободина, у окна лестничной площадки. Место мы определили по углу, под которым пули вошли в тело. Аркадий Слободин подошел к двери своего дома. Преступник сделал два выстрела, быстро спустился и сел в ожидающую машину. Мы опросили жильцов дома. Большинство слышали какие-то резкие хлопки, но не обратили на них внимание, решив, что это выхлопная труба автомобиля или мотоцикла. Несколько человек узнали выстрелы, но побоялись выходить. Сами знаете, какая сейчас жизнь в Нью-Йорке: люди боятся во что-нибудь вмешиваться и стараются держаться подальше от неприятностей. Как бы то ни было, но двое жильцов все-таки позвонили в полицию. Жилец с шестого этажа выглянул в окно… его окна выходят на улицу… и увидел, как какой-то человек выбежал из дома сразу после выстрелов и сел в машину. Машина тут же тронулась с места и умчалась. С шестого этажа он не сумел разглядеть, сколько человек сидело в машине, и ее номер. К тому же было уже темно. Он только увидел, что это была большая машина темного цвета. Она ждала с включенным мотором и потушенными фарами.

Мы перекрыли все тоннели, мосты и выезды из города, но судя по всему преступники выехали из Нью-Йорка в первые пятнадцать минут после убийства. Сейчас мы проверяем все полицейские архивы и ищем винтовку, из которой были совершены оба убийства. Если сильно повезет, то, может, даже найдем ее владельца. Конечно, шансы равны почти нолю. Ведь если из «винчестера» раньше никого не убивали, значит, ее не будет в полицейских архивах.

Вдова быстро произнесла несколько слов с вопросительной интонацией.

— Он сильно страдал? — перевел Шувакин.

Билл Паттисон посмотрел на Слободину. За весь разговор она даже не шелохнулась. Сейчас она смотрела на пол, и только слегка дрожащие руки выдавали волнение.

— Нет, — покачал головой агент ФБР, — ваш муж вообще не страдал. Смерть наступила мгновенно.

Несколько минут в комнате царило тяжелое молчание. Паттисон никак не мог заставить себя задать вопрос, который ему так хотелось задать. Он не хотел, чтобы Шувакин подумал, будто он предлагает Слободиной сделку. Я расскажу вам, отчего умер ваш муж, а вы расскажете мне то, что я хочу знать…

И снова первой заговорила Татьяна Слободина.

— Она говорит, что ее муж знал, куда ездил министр в ночь убийства.

Паттисон выпрямился и резко посмотрел на русскую.

— Она говорит, что Аркадий не хотел говорить вам об этом во время вчерашнего разговора в представительстве. Ее муж был сильно привязан к Пономареву. Он служил под началом товарища Пономарева во время Второй мировой войны. Министр был полковником в дивизии и попал в окружение под Киевом. Пономареву удалось вырваться с несколькими солдатами и бежать, за что он получил орден Красной Звезды. Слободин находился в группе, которая прикрывала их прорыв. Он попал в плен. Его перевозили из одного лагеря для военнопленных в другой, пока он не очутился в Германии, в Дахау.

— В Дахау? — удивился Билл Паттисон. — Я и не знал, что в Дахау были русские узники. Мне казалось, что там сидели только евреи.

— Нет, не только евреи. Об этом знают немногие, но в Дахау находились и русские. Когда Слободин вернулся после войны в Россию, с ним обращались, как с отверженным. У нас плохо относились ко всем пленным. Вы, наверное, знаете, что после войны каждый русский, попавший в плен, автоматически считался предателем. Лев Пономарев сделал большую карьеру в партии, вмешался и сделал так, чтобы Слободина реабилитировали. Министр взял его к себе шофером, они подружились. Аркадий Слободин боготворил Пономарева и был готов ради него сделать все, что угодно.

— Тогда почему он ничего не сказал мне вчера?

По лицу Шувакина пробежало смущение.

— Наверное, боялся испортить репутацию министра.

Паттисон пристально посмотрел на русского и удивленно спросил:

— Вы хотите сказать, что в ту ночь министр Пономарев совершил какой-то нечестный или постыдный поступок?

— Нет, — покачал головой Сергей Шувакин. — В том, что он сделал, пожалуй, нет ничего нечестного или постыдного. Скорее всего это обычная человеческая слабость. Да, простая слабость. В конце концов, товарищ Пономарев был таким же человеком, как и все мы. Мне кажется, Слободин понял, что я вам ничего не рассказал, и тоже решил промолчать.

Паттисон начал злиться.

— Так вы оба знали, куда Пономарев ездил позавчера ночью? Знали и ничего мне не сказали? Это у вас называется «всесторонней помощью»? Вы ведете нечестную, грязную игру…

— Сейчас не время для оскорблений, мистер Паттисон. — Шувакин говорил таким расстроенным тоном, что агент ФБР быстро успокоился. — Я ничего не сказал, поскольку не знал, имеет ли эта информация какое-нибудь отношение к убийству. Слободин думал иначе. Он считал, что эта информация поможет вам найти убийц, и хотел все рассказать.

— Ну хорошо… Где Пономарев провел ту ночь?

Шувакин вновь спрятался в свою раковину.

— Татьяна Слободина говорит, будто ее муж знал, что Пономарев мог навестить… одного человека и что этот человек ждал его.

— И кто этот человек? — Каждое слово из этих скрытных русских приходилось вытягивать клещами.

— Женщина.

— Что! — воскликнул Билл Паттисон, и его лицо залила краска. — Женщина? Министр Пономарев ездил к женщине? Здесь, в Америке?

Шувакин кивнул.

— У него была здесь русская подруга.

— Кто эта женщина? — На этот раз Паттисон смотрел прямо в глаза Слободиной. — Какайя дженшина? — запинаясь, пробормотал он на ужасном русском.

Татьяна сказала несколько слов Шувакину, и тот перевел:

— Она не знает. Ее имя знал только Аркадий Слободин. Он сказал ей только, что министр ездил к женщине.

Несколько минут Паттисон молча думал, подперев подбородок кулаками. Русские ждали, не прерывая его раздумий. Наконец американец поднял голову и проницательно посмотрел на Шувакина.

— Она, может, и не знает, но вы то знаете, правда?

Сергей Шувакин несколько секунд пристально смотрел на агента ФБР, потом неожиданно встал и подошел к Татьяне Слободиной. С удивившей Паттисона мягкостью он пожал ей руку и похлопал по плечу.

Затем повернулся к Паттисону и сказал:

— Пойдемте. Я отвезу вас к ней.

* * *

«Торонадо» с тихим ворчанием промчался по тоннелю имени Линкольна. За рулем сидел Билл Паттисон. На выезде из тоннеля, в Нью-Джерси, он заметил рабочих, ремонтирующих ограждение. На обочине стояли несколько машин, и небольшая толпа зевак с открытыми ртами глазела на место преступления. Паттисон криво улыбнулся и подумал о не поддающемся логическому объяснению очаровании, которые таят в себе убийства для некоторых людей. Это очарование смерти заставляет их смотреть на казни и толкаться изо всех сил, чтобы получше разглядеть жертву какой-нибудь аварии или несчастного случая. Такие люди с открытыми ртами и широко раскрытыми глазами жадно смотрят на места кровавых трагедий и часто увозят что-нибудь оттуда на память.

— Посол Гайдуков не знал, — неожиданно произнес Шувакин.

Это были первые слова русского офицера, произнесенные в машине. Прежде чем ехать к женщине, у которой провел роковую ночь Пономарев, он попросил Паттисона никого с собой не брать. Шувакин объяснил дорогу и погрузился в мрачное молчание. Билл Паттисон изредка сочувственно поглядывал на своего спутника. Он понимал, как тяжело русскому человеку рассказывать интимные подробности о жизни министра иностранных дел Советского Союза американскому агенту. Любой русский назвал бы это предательством. Паттисон понимал, что в душе Шувакина сейчас идет борьба и решил оставить его в покое. Сейчас русский сам нарушил молчание.

— Что вы хотите этим сказать? — спросил Паттисон.

— Гайдуков ничего об этом не знал. Я имею в виду женщину, к которой ездил Пономарев. Никто из сотрудников представительства не знал об этом… За исключением Слободина и меня, конечно. Слободин однажды возил министра к ней домой и всю ночь прождал в машине. Больше Пономарев никогда не брал его с собой и ездил один. Всякий раз, когда министр говорил, что сам сядет руль, Слободин знал, куда направляется Пономарев.

— А вы как узнали?

— Глава службы безопасности должен знать о таких вещах, — улыбнулся Шувакин. — Во время приездов Пономарева в Нью-Йорк я отвечал за его безопасность. Я следил за ним, очень осторожно, конечно. О женщине мне рассказал Аркадий Слободин. Пару раз я сам ездил за Пономаревым, но министр заметил меня и приказал оставить его в покое. С тех пор он ездил на рандеву один.

— И вы не рассказали об этом послу? — спросил Билл Паттисон, поворачивая на 57 шоссе, ведущее в Симпсон.

— Конечно, нет. Гайдукову не нужно было об этом знать. Я рассказал ему о подруге Пономарева только сегодня утром после того, как узнал об убийстве Слободина и о том, что он собирался встретиться с вами. Гайдуков велел мне все вам рассказать. Надеюсь, вы понимаете, что по собственной инициативе я бы никогда не пошел на это. Я бы не позволил и жене Слободина разговаривать с вами. Ей и той, другой, женщине…

Паттисон не стал спрашивать, с помощью каких мер Шувакин не дал бы женщинам говорить с ним.

Коттедж 860 по улице Мимозы в Симпсоне, штат Нью-Джерси, был похож на сотни тысяч других таких же домиков в окрестностях Нью-Йорка: два этажа, маленькая лужайка перед улицей. Паттисон автоматически прикинул в уме его примерную стоимость — тысяч двадцать долларов.

— Это ее дом? — поинтересовался он у Шувакина.

— Конечно, нет. Дом принадлежит советскому правительству.

Агент ФБР не скрыл своего удивления.

— Неужели я вам не говорил?.. — с притворной наивностью удивился Сергей Шувакин. — Ее муж, Дмитрий Кириленко, атташе по вопросам сельского хозяйства нашего представительства при ООН.

Русский повел Паттисона по тропинке к дому, поднялся на три ступеньки и уже поднес руку к звонку, когда дверь открылась.

— Доброе утро, Ольга Петровна, — поздоровался он.

Ольга Петровна Кириленко кивнула. Ее нельзя было назвать красавицей в обычном понимании этого слова. Отнести ее к классическим красавицам не позволял большой рот, слишком широко расставленные серые глаза и легкая полнота. Но в ней ощущалось чувство собственного достоинства, держалась она с истинно королевским величием. В пристальном взгляде было что-то привлекательное. Темные волосы, длинные и густые, вздрагивали на плечах, как живые. Нет, в этой женщине что-то было. Биллу Паттисону не пришлось сильно напрягать свое воображение, чтобы представить, почему Пономарев ездил в этот дом ночами, когда был в Нью-Йорке. Ольга Кириленко как небо от земли отличалась от бледной полной жены министра, фотографии которой он видел в газетах. Кириленко не было еще и сорока, но она уже начала превращаться в классическую русскую «бабушку».

— Здравствуйте, — поздоровался Билл Паттисон и повернулся к Шувакину. — Она знает, кто я?

— Я говорю по-английски, — сказала она с сильным славянским акцентом. — Наверное, вы коллега Сергея Ивановича. — Шувакин кивнул. — Входите, пожалуйста.

Это было скорее не приглашение, а тактическая уступка. Ольга Кириленко не села сама и не предложила сесть гостям.

— Я прекрасно понимаю, в каком вы сейчас состоянии… — Билл Паттисон запнулся. — Но мы должны задать вам несколько вопросов. И я гарантирую абсолютную тайну.

— Что вы хотите знать?

— Мне бы хотелось, чтобы вы рассказали нам о своих отношениях с министром иностранных дел Советского Союза и о той ночи, когда его убили.

Ольга Петровна Кириленко посмотрела на американца и заговорила бесцветным голосом, полностью лишенным всяких чувств. Она говорила, как робот, внутри которого спрятан магнитофон.

— Когда Лев Пономарев работал послом в Вашингтоне, я была его личной секретаршей. Тогда и начались наши… отношения. Мой муж был простым сотрудником посольства. В 1962 году мы вернулись в Москву, в 64-м нас послали на Дальний Восток. Со Львом в эти годы мы встречались очень редко. В 1968-м нас перевели в Нью-Йорк, и моего мужа назначили атташе по вопросам сельского хозяйства в советском представительстве при ООН. С тех пор, всякий раз, когда Пономарев приезжал в Нью-Йорк, мы старались встретиться. Чаще всего Лев приезжал сюда. Муж часто уезжает в командировки, он объездил уже все Соединенные Штаты… Лев Пономарев приезжал ко мне позавчера ночью, той самой ночью, когда его убили. Он приехал в десять часов вечера и уехал в самом начале четвертого утра. Это вас устраивает?

Паттисон почувствовал себя немного смешным в присутствии этой женщины, которая неожиданно овладела ситуацией. Разговор вел не он, а она. Причем миссис Кириленко рассказывала только то, что хотела. Твердая, как сталь, подумал он.

— В ту ночь министр вел себя как обычно? Не заметили в его поведении ничего странного? — спросил он. — Может, мистер Пономарев был Чем-то встревожен… он не говорил, что за ним кто-то следит?

— Нет, не говорил.

— Мистер Кириленко знает о ваших отношениях со Львом Пономаревым?

Впервые с начала разговора Ольга Кириленко ответила не сразу.

— Трудно сказать. Не думаю, что знает. И я не знаю, что бы он сделал, если бы узнал.

— Вы думаете, что он мог бы убить министра из ревности?

По ее лицу пробежало презрение.

— Нет. Мой муж не убивал Льва Пономарева.

— Где сейчас мистер Кириленко?

— Отправился на прошлой неделе на Средний Запад в поездку по кукурузному поясу. Сейчас он должен находиться где-то в Милуоки или Канзас-Сити. Я жду его на следующей неделе.

— Министр не говорил вам, что заставило его прилететь в Нью-Йорк?

— Говорил, — ответила миссис Кириленко, и в ее голосе ясно послышались нотки гордости. — Лев сказал, что ему незачем приезжать в Соединенные Штаты и что он приехал в Нью-Йорк только для того, чтобы повидаться со мной. Он подчеркнул, что приехал только из-за меня, только для того, чтобы встретиться со мной. Лев сказал: «Консультации, ужины, официальные визиты в ООН — все это только ширма. Главная цель моего приезда в Нью-Йорк — ты». Не думаю, что кто-нибудь знал о наших отношениях. Хотя, если честно, то его шофер, Аркадий Слободин, знал. Я также подозревала, что и Сергей Шувакин знает о нашем романе. Ведь он возглавляет службу безопасности представительства, и по долгу службы должен был ездить повсюду с Пономаревым, куда бы тот ни направлялся. Значит, он тоже должен был знать. Но кроме Слободина и Шувакина, больше о наших отношениях не знал никто.

— Когда вы узнали о приезде Пономарева в Нью-Йорк?

— Накануне приезда. За день до его приезда меня пригласила на вечер… вместе с другими женами сотрудников представительства… Аня Ефремова, жена первого помощника посла Гайдукова. Она и рассказала мне, что на следующий день в Нью-Йорк с неофициальным визитом прилетает министр иностранных дел Лев Пономарев.

— Перед отъездом он ничего не рассказал вам о своих планах?

— Только сказал, что на следующий день после обеда улетает домой.

Воспользовавшись тем, что Билл Паттисон на мгновение замолчал, Ольга Кириленко сказала:

— Если у вас больше нет вопросов, я бы хотела на этом закончить нашу беседу. Сейчас мне хочется побыть одной.

Когда за ними закрылась дверь, Паттисону показалось, что он услышал звуки приглушенных рыданий.

Перед тем, как сесть в машину, агент ФБР сказал:

— Я должен связаться с управлением. Вы не могли бы…

Шувакин немедленно все понял и кивнул.

— Пойду немногу пройдусь. Разомну ноги.

И он пошел по улице, с притворным интересом разглядывая красивые клены.

Паттисон сел в машину и позвонил в управление полиции Нью-Йорка.

— Это очень срочно. Мне нужна информация на Дмитрия Кириленко, атташе по вопросам сельского хозяйства советского представительства при ООН. Он сейчас в командировке в кукурузном поясе и должен находиться где-то в Милуоки или в Канзас-Сити. Я хочу знать все его передвижения со дня выезда из Нью-Йорка и по настоящую минуту. Особенно меня интересует следующее: не мог ли Кириленко позапрошлой ночью незаметно выбраться из своего отеля, прилететь в Нью-Йорк и на рассвете улететь обратно. И то же самое насчет прошлой ночи. Узнайте, не мог ли он вчера в районе полуночи находиться в Нью-Йорке. Еще я хочу знать, были ли у него контакты с подозрительными личностями. Мне нужен полный список людей, с которыми он встречался не по делам работы. Большую часть этой информации вы можете получить в секторе Советского Союза иностранного отдела ФБР. Специальные сотрудники этого отдела ведут наблюдение за всеми русскими дипломатами. Они должны были следить за Дмитрием Кириленко и в командировке. Повторяю еще раз: я хочу знать, не было ли в течение нескольких последних месяцев у Кириленко каких-либо контактов с подозрительными личностями, будь то политические или уголовные элементы. И пожалуйста, проверьте по своим источникам, не встречался ли Кириленко с кем-нибудь из «синдиката». Ответ мне нужен сегодня.

— Это все, сэр? — В голосе дежурного послышались металлические нотки.

— Нет, не все. Чуть не забыл. Пусть полиция Нью-Йорка и Нью-Джерси проверит миссис Ольгу Петровну Кириленко, адрес: дом 860, улица Мимозы, Симпсон, штат Нью-Джерси. Узнайте, есть ли у нее машина, и если есть, часто ли она ездит на ней. Выясните, покидала ли она дом в три часа в ночь убийства и была ли она дома в районе полуночи прошлой ночью. Мне нужен подробный отчет о ее жизни за два последних месяца и особенно любые подозрительные контакты за это время. ФБР должно обладать информацией и по миссис Кириленко. У них должно быть на нее досье. Вот теперь все.

Билл Паттисон помахал Шувакину, которому уже давно хотелось прервать свою ботаническую экскурсию и вернуться. Русский молча сел в машину и не задал ни одного вопроса.

— Я попросил проверить, есть ли у обоих Кириленко алиби на ночи убийств.

Сергей Шувакин ничего не сказал. На приборном щитке загорелась зеленая лампочка. Паттисон снял трубку и сказал:

— Б 33 слушает.

— Управление Б 33. У меня для вас важное сообщение, сэр. Вас с мистером Шувакиным попросили сегодня после обеда срочно вылететь в Вашингтон. В восемь вечера вас ждут в Белом Доме. Повторяю: в восемь часов вечера вас с мистером Шувакиным ждут в Белом Доме. На эту встречу приглашены государственный секретарь, главы секретных служб и посол Гайдуков. В шесть часов машина заедет за вами в советское представительство при ООН и отвезет в аэропорт «Ля Гардия». Там вас будет ждать специальный самолет. Это все.

Шувакин удивленно посмотрел на Паттисона.

— Что это значит?

Агент ФБР достал из внутреннего кармана пиджака огромную сигару, сорвал целлофановую обертку, откусил конец и сердито выплюнул в открытое окно.

— Парень из Белого Дома начинает нервничать, вот что это значит. — Он включил зажигание и резко нажал на педаль газа. Мотор взревел, и машина рванула с места.

* * *

— Я пригласил вас на неофициальную встречу, — сообщил президент Соединенных Штатов, — и поэтому решил провести ее в Голубой комнате. — Он улыбнулся, но улыбка вышла очень напряженная.

Пако Рамирес, фотограф филиппинец, работающий в Белом Доме, появился в дверях, молчаливый и незаметный, как тень.

— Только не сейчас, Пако, — покачал головой президент.

Билл Паттисон наклонился к Джеймсу Долану, советнику президента по национальной безопасности, и сказал:

— Если бы вы три дня назад сказали мне, что в Белом Доме состоится такая встреча, я бы ни за что не поверил.

Долан напряженно улыбнулся в ответ.

На огромном диване, стоящем перед столом президента, сидели Дмитрий Гайдуков, Сергей Шувакин и Алексей Лаврентьев. Лаврентьев был советским послом в Вашингтоне. Это был опытный дипломат старой закваски, трусливый и не делающий ни шагу без консультаций с Москвой. Поэтому американцы и предпочитали иметь дело с Гайдуковым. Хотя Гайдуков и находился в Нью-Йорке, а не в Вашингтоне, все знали, что настоящим представителем Советского Союза в Америке является он, а не Лаврентьев.

Стэнли Хоббс, государственный секретарь, сидел справа от президента. Рядом ним полукругом расположились Джеймс Бродке, начальник нью-йоркской полиции, Арт Бейли, директор ФБР, и Гарольд (Хал) Ричардс, директор ЦРУ. Даже в своих самых диких снах советские дипломаты не могли представить, что их пригласят принять участие в секретном совещании, в котором примут участие директора ЦРУ и ФБР. Присутствие Ричардса ясно свидетельствовало о том, что президент решил выложить все карты на стол.

Президент Соединенных Штатов не стал терять время даром.

— Сегодня днем посол Лаврентьев привез мне срочное послание от генерального секретаря ЦК КПСС, мистера Василия Кузнецова. Послание очень жесткое. Кузнецов недвусмысленно выражает свое неудовольствие тем, как идет расследование убийства Льва Пономарева. Сегодня утром ему сообщили об убийстве шофера мистера Гайдукова… — Президент бросил взгляд на лежащий перед ним лист бумаги. — …Аркадия Слободина. Генеральный секретарь Кузнецов выражает очень сильное возмущение тем, что он называет «серьезными просчетами» американских секретных служб и спрашивает меня, как бы отреагировало правительство Соединенных Штатов, если бы американских министров и их помощников стали убивать в центре Москвы? Мистер Кузнецов пишет, что второе убийство еще больше укрепило в Москве мнение о том, что это антисоветский заговор, организованный в высших кругах американской администрации. Он сообщает, что давление на него со стороны военных растет не по дням, а по часам. От него требуют немедленно отозвать из Соединенных Штатов советских дипломатов. Генеральный секретарь подчеркивает, что убийство Льва Пономарева серьезно подрывает веру в благоприятный исход цюрихской конференции по вопросам разоружения. Василий Кузнецов решительно заявляет, что если оба убийства не будут раскрыты в течение ближайших двух дней, советское правительство будет вынуждено предположить самое худшее. Тогда отношения между нашими двумя странами окажутся в серьезной опасности.

Долан слегка наклонился к Паттисону и тихо сказал:

— Генералы оказывают на Кузнецова страшное давление. Он всем сердцем за цюрихскую конференцию и разоружение, но армия изо всех сил старается сорвать ее. Убийства Пономарева и Слободина льют воду на мельницу военных.

Русские на диване тоже зашептались. Президент положил текст послания советского лидера на стол, снял очки и обвел мрачным взглядом присутствующих.

— Джентльмены, я пригласил вас затем, чтобы зачитать это заявление. Но я должен сказать вам еще кое-что. — Президент нагнулся вперед. Из голоса исчезла официальная тревога, и он заговорил, как человек, который просит о личном одолжении. — Я хочу сказать вам о том, какие надежды я лично и моя страна возлагают на конференцию по вопросам разоружения, которая должна скоро открыться в Цюрихе. Разоружение было главным пунктом моей избирательной кампании, и от итогов конференции зависит судьба моя и моей администрации. Я хочу, чтобы цюрихская конференция состоялась и успешно закончилась. Я хочу, чтобы гонка вооружений, которая в течение целого поколения оставалась страшным проклятием для обеих наших стран, закончилась. Американский и русский народы устали от нее. У нас есть лучшие применения для наших мозгов, энергии и денег. И в этом вопросе я опираюсь на твердую поддержку секретаря Кузнецова. — Голос президента неожиданно дрогнул. — И я хочу, чтобы вы поняли еще одно. Я не позволю, чтобы трагические события последних двух дней сорвали важную конференцию.

Он замолчал и расслабился. Следующие слова президент обратил к Дмитрию Гайдукову.

— Вам известно, что едва было найдено тело министра иностранных дел Советского Союза, я приказал организовать специальную следственную группу, в которую вошли самые опытные сотрудники наших секретных служб. В своем расследовании они опираются на всестороннюю помощь сотрудников русского представительства при ООН. Я пригласил сегодня сюда человека, возглавляющего эту следственную группу, и хочу попросить его доложить о ходе расследования. Это единственный известный мне способ убедить вас в доброй воле американского правительства и в нашем желании поскорее раскрыть убийство мистера Пономарева.

И тут Лаврентьев, почти не подававший признаков жизни, неожиданно спросил.

— Почему нас должен интересовать ход расследования? Нам нужен конечный результат. Мистер президент, мы ни в коем случае не можем согласиться с такой процедурой. Это может быть хитрость с вашей стороны. Вы можете хотеть заставить представителей СССР в Вашингтоне подписаться под вашими выводами, которые фактически снимут вину с Соединенных Штатов. Я не могу пойти на это.

Президент нахмурился и гневно посмотрел на Лаврентьева.

— Мистер посол, я сделал все, что мог, чтобы подавить этот кризис в самом зародыше и не дать ему разгореться. И я не потерплю, чтобы кто-то из присутствующих в этой комнате делал злобные инсинуации в отношении честности Соединенных Штатов. Можете мне поверить, у меня также нет ни малейшего желания заставлять вас «подписываться» под выводами следственной группы. Если вы боитесь этого и если вы считаете, что целью нашей сегодняшней встречи является заманить вас в ловушку, то можете идти. Вас никто не держит. Вы можете покинуть эту комнату в любую минуту. Я только хотел, чтобы мы все вместе выслушали отчет о ходе расследования из первых, так сказать, рук, чтобы мы узнали, какие результаты достигнуты за два дня, и попытались найти способы, если они, конечно, существуют ускорить следствие. Я вам уже сказал в самом начале, что это не официальная встреча. Никто ничего не должен делать. У меня и в мыслях не было просить вашего одобрения или подписи под каким-то отчетом.

Дмитрий Гайдуков нагнулся к коллеге и спокойно сказал:

— По-моему, это неплохая идея — услышать, что скажет мой друг, мистер Паттисон.

Напряженная атмосфера в комнате значительно разрядилась. С помощью нескольких тщательно выбранных слов Гайдуков спас встречу от провала. Лаврентьев побледнел от злости, но не осмелился ответить на оскорбление товарища.

Билл Паттисон достал из портфеля бумаги и кратко, и в то же время ничего не упуская, описал ход расследования. Он подробно остановился на отношениях министра Пономарева с Ольгой Кириленко, на своем разговоре с ней и на результатах проверки четы Кириленко.

— Сведения о том, что Кириленко делали в последние несколько дней, пришли перед самым моим вылетом в Вашингтон. Мы внимательно их изучили и пришли к категоричному выводу: мистер и миссис Кириленко не имеют никакого отношения ни к одному из убийств. Мы убеждены, что мистер Кириленко не покидал Среднего Запада в последние несколько дней. — Русские, садящие на диване, облегченно вздохнули. — У миссис Кириленко тоже железное алиби. Она водит машину мужа, но машина стоит в гараже с начала недели. Мы проверили все местные такси и автобусы, опросили соседей, обратились в местную полицию и не нашли ни одного свидетельства того, что миссис Кириленко покидала дом по ночам во время убийств. Конечно, нельзя полностью отказываться от версии, что по какой-то причине… скажем, ревности мистера Кириленко или разочаровании миссис Кириленко… кто-то из них мог нанять убийц. Доказать это крайне трудно, но из той информации, что у нас есть, можно сделать вывод: это маловероятно.

Вы спросили меня, мистер президент, пришли ли мы к каким-нибудь предварительным выводам за два дня. Должен признаться, что ответа на главный вопрос — кто же убил Пономарева и Слободина — у нас до сих пор нет. Мы собрали определенную информацию и можем выдвинуть несколько версий. Если позволите, я бы хотел подробнее остановиться на них.

Первая версия заключается в том, что министра Пономарева убил мистер или миссис Кириленко или нанятый ими убийца. Шофера Слободина застрелили на следующий день для того, чтобы не дать ему рассказать об отношениях между министром и миссис Кириленко. Как я уже сказал, мы считаем эту версию маловероятной.

Вторая версия: мистер Пономарев оказался жертвой вооруженных грабителей, которые не знали, кто он такой. Но тогда зачем им понадобилось на следующий день убивать Аркадия Слободина? Эта версия тоже не выдерживает никакой критики.

Третья версия представляется вполне вероятной. Лев Пономарев убит по политическим мотивам. Кто-то заинтересован в устранении советского министра иностранных дел. В Америке живут многочисленные эмигранты из стран Восточной Европы. У нас также имеется несколько групп антисоветских экстремистов. Нельзя исключать возможность того, что какая-то третья держава наняла профессиональных убийц для устранения мистера Пономарева. Не исключено, что это провокация. Организаторы преступления надеялись, что убийство министра иностранных дел Советского Союза на американской земле резко обострит отношения между Москвой и Вашингтоном. Я не выдам никаких секретов, если скажу, что такое развитие событий может интересовать как минимум одну великую державу.