Ричард Матесон

Потерялась маленькая девочка

Плач Тины разбудил меня мгновенно. Темно было хоть глаз коли, середина ночи. Я услышал, как рядом в постели зашевелилась Рут. Тина в большой комнате сделала паузу, чтобы набрать в легкие воздуха, и заплакала еще громче.

— О боже, — пробормотал я спросонья.

Рут со стоном выдохнула и начала выбираться из-под одеяла.

— Лежи, — сказал я устало, и она упала обратно на подушку. Когда Тина устраивала ночные концерты — простуда, колики или просто выпала из постели, — мы вставали по очереди.

Я поднял ноги и уронил их поверх одеяла. Затем переполз в изножье кровати и свесил ноги к полу. Поморщился, когда ступни коснулись ледяных половиц. В квартире было холодно, словно на полюсе, как всегда бывает в зимние ночи, даже в Калифорнии.

Маневрируя по холодному полу — между комодом и письменным столом, мимо книжного шкафа в коридоре, в обход телевизора, — я доковылял до гостиной. Тина спит здесь, потому что квартира со второй спальней нам не по карману. Она спит на кресле, которое раскладывается в кровать. В тот миг, когда я вошел, ее плач сделался еще громче, и она принялась звать маму.

— Не бойся, Тина. Папа все уладит.

Она продолжала плакать. Я услышал, как снаружи, на балконе, наш колли Мак спрыгнул с раскладного стула, служившего ему лежанкой.

Я склонился в темноте над креслом-кроватью. Установил на ощупь, что в постели никого нет. Отступил назад, всматриваясь в паз вокруг, но никак не мог разглядеть, где там Тина.

— О господи, — засмеялся я, несмотря на раздражение, — несчастный ребенок упал под кресло.

Я опустился на колени и посмотрел там, все еще похохатывая при мысли о том, как маленькая Тина вываливается из кровати и заползает под нее.

— Тина, ты где? — позвал я, стараясь подавить смех.

Плач сделался громче, но ее я все еще не видел. Было слишком темно, чтобы разглядеть хоть что-то.

— Эй, ты где, детка? — спросил я. — Иди к папочке.

Словно человек, нашаривающий под бюро запонку, я полез под кресло-кровать за дочерью, которая плакала и все звала и звала маму.

И тут я удивился в первый раз. Я никак не мог дотянуться до нее, как бы сильно ни вытягивал руку.

— Ну же, Тина, — произнес я, уже без намека на смех, — перестань потешаться над своим стариком.

Она заплакала громче. Вытянутая рука сама отдернулась назад, когда соприкоснулась с холодной стеной.

— Папа! — закричала Тина.

— Ради всего!..

Я неуклюже поднялся и в раздражении прошел по ковру. Все еще не до конца стряхнув с себя сон, включил лампу рядом с проигрывателем, развернулся, чтобы поднять с пола дочь, и застыл на месте, уставившись на кресло-кровать. Холодный пот заструился по спине.

Одним прыжком я оказался у кресла, опустился на колени и стал всматриваться обезумевшими глазами в пространство под креслом; горло сжималось все сильнее и сильнее. Я слышал ее плач, но не видел ее.

Мышцы живота сжались, когда до меня дошел весь ужас ситуации. Я спешно провел руками под креслом, но руки ни на что не натолкнулись. Я слышал, как она плачет, но, господи, ее там не было!

— Рут! — закричал я. — Иди сюда!

Я услышал, как сонное дыхание Рут прервалось, потом раздался шорох одеяла, и ее ноги прошлепали по полу. Краем глаза я увидел рядом светло-голубой подол ночной рубашки.

— Что случилось? — обеспокоенно спросила она.

Я снова поднялся на ноги, едва способный дышать, не то что изъясняться человеческим языком. Хотел было что-то сказать, но слова застряли в горле. Рот, однако, так и не закрылся. Все, на что я был способен, — указать трясущейся рукой на кресло.

— Где она? — воскликнула Рут.

— Не знаю! — наконец выговорил я. — Она…

— Что?!

Рут упала на колени и заглянула под кресло.

— Тина! — закричала она.

— Мама!

Рут отскочила от кресла, краска сбежала с ее лица. В обращенных на меня глазах застыл ужас. Вдруг Мак яростно заскреб лапами в дверь балкона.

— Где она? — снова спросила Рут лишенным выражения голосом.

— Не знаю. — Язык мой словно одеревенел. — Я включил свет и…

— Но она же плачет, — сказала Рут, словно, как и я, не могла поверить своим глазам. — Я… Крис, послушай!

Наша дочь заливалась слезами от испуга.

— Тина! — позвал я громко, непонятно зачем. — Где ты, лапушка?

Она только плакала.

— Мама! — повторяла она. — Мамочка, подними меня!

— Нет, нет, это какое-то безумие, — пыталась убедить себя Рут, — она на кухне.

— Но…

В отупении я стоял на месте, пока Рут включала свет и входила в кухню. Через мгновение я содрогнулся от крика, полного ужаса.

— Крис! Ее здесь нет!

Она выбежала из кухни. Глаза полны страха, губа закушена.

— Но где же?.. — начала она и замолкла.

Потому что мы оба слышали, что Тина плачет и что звук идет из-под кресла-кровати.

Вот только там никого не было.

Однако Рут не могла принять безумную правду. Она рывком открыла стенной шкаф и заглянула внутрь. Посмотрела за телевизором, даже за проигрывателем, где оставалось пространство сантиметров в пять шириной.

— Милый, помоги мне, — взмолилась она, — не будем же мы сидеть сложа руки.

Я не двинулся с места.

— Дорогая, она под креслом.

— Но ее же там нет!

Еще раз, будто в тягостном сне, я опустился на ледяной пол и нырнул под кресло. Я прощупал там каждый сантиметр. Но так и не смог найти ее, хотя и слышал плач прямо у себя над ухом.

Я поднялся на ноги, дрожа от холода и от чего-то еще. Рут стояла посреди гостиной и неотрывно смотрела на меня. Голос ее звучал слабо, едва слышно.

— Крис, — сказала она, — Крис, что это значит?

Я покачал головой.

— Не знаю, детка, понятия не имею, что происходит.

Мак, продолжая царапаться в дверь, начал подвывать. Рут посмотрела в сторону балкона, ее лицо застыло в перекошенной гримасе, тело под шелком ночной рубашки била дрожь. Я стоял рядом, совершенно беспомощный, а в голове мелькали десятки мыслей, ни одна из которых не несла решения, не была даже сколько-нибудь внятной идеей.

— Что же нам теперь делать? — спросила она, с трудом удерживаясь от крика, который — я это знал — вот-вот прозвучит.

— Детка…

Я тут же осекся, и внезапно мы оба шагнули к креслу.

Плач Тины сделался тише.

— О нет. — Теперь заплакала Рут. — Нет, Тина!

— Мамочка, — отозвалась Тина откуда-то издалека.

Меня пробил озноб.

— Тина, вернись! — услышал я собственный крик. Отец, окликающий непослушного ребенка, которого он даже не видит.

— Тина! — закричала Рут.

После чего наступила гробовая тишина, а Рут и я стояли на коленях, таращась в пустоту между креслом и полом. И прислушивались.

К дыханию нашего ребенка, мирно сопящего во сне.



— Билл, можешь приехать к нам прямо сейчас? — Голос мой, должно быть, звучал безумно.

— Что? — сонно отозвался Билл.

— Билл, это Крис. Тина пропала!

Сон у него как рукой сняло.

— Ее похитили?

— Нет. Она здесь, но… ее здесь нет.

В ответ — какой-то невнятный звук. Я глотнул воздуха.

— Билл, ради бога, приезжай к нам!

Пауза.

— Уже еду.

И по тому, как он это сказал, было ясно, что он и сам не знает, зачем едет.

Я положил трубку и подошел к Рут, которая сидела на кресле-кровати и ломала от волнения пальцы.

— Милая, накинь халат. Ты простудишься.

— Крис, я… — Слезы полились у нее по щекам. — Крис, где она?

— Милая.

Это все, что я мог сказать, в голосе безнадежность и бессилие. Я отправился в ванную и принес ей халат. По дороге в комнату я остановился и выкрутил до предела ручку настенного термостата.

— Вот, — сказал я, накидывая ей на плечи халат, — надень.

Она продевала руки в рукава, а взгляд молил меня сделать хоть что-то. Прекрасно понимая, что это невозможно, она умоляла вернуть ей ребенка.

Я снова встал на колени, просто чтобы что-нибудь сделать. Понимая, что это никак не поможет. Я долго стоял так, просто таращась в темноту под креслом. Полностью погруженный в тень.

— Крис, она с-спит на полу, — произнесла Рут, слова с трудом слетели с обескровленных губ. — А вдруг она простудится?

— Я…

Все, что я произнес. А что можно было сказать? «Нет, она не на полу»? «Откуда мне знать?»? Слышно было, как Тина тихонько посапывает на полу, но дотронуться до нее я не мог. Она исчезла, но не исчезла. У меня ум заходил за разум, пока я пытался осмыслить этот факт, как-то примириться с происходящим. Прямая дороге к психиатру.

— Милая, она… она не здесь, — сказал я. — То есть… она не на полу.

— Но…

— Знаю, знаю… — Я поднял руки и пожал плечами, как бы признавая поражение. — Не думаю, что она простудится, милая, — постарался произнести я как можно мягче и убедительнее.

Она начала отвечать что-то, но сразу замолкла. Сказать было нечего. Происходящее невозможно было описать словами.

Мы сидели в тишине комнаты, дожидаясь, когда приедет Билл. Я позвал его, потому что он смыслит в науке, у него за спиной Калифорнийский технологический, самая светлая голова во всей долине. Не знаю, с чего я решил, будто он сможет помочь, но я позвал его. Просто чтобы здесь был еще кто-то. Родители превращаются в совершенно бесполезных существ, когда боятся за своих детей.

Еще раз, до того как появился Билл, Рут опустилась на колени у кресла и принялась хлопать руками по полу.

— Тина, проснись! — Ее настиг новый приступ страха. — Проснись!

— Милая, и к чему хорошему это приведет?

Она посмотрела на меня пустыми глазами, но поняла. Ни к чему хорошему этот точно не приведет.

Я услышал шаги Билла на лестнице и оказался возле двери раньше его. Он тихонько вошел, огляделся и коротко улыбнулся Рут. Я принял его пальто. Он так и приехал в пижаме.

— Что случилось, приятель? — спросил он спешно.

Я рассказал вкратце и настолько внятно, насколько сумел. Он опустился на колени и проверил сам. Билл ощупывал пол под креслом, и я видел, как сошлись в одну линию его брови, когда он услышал тихое и мирное дыхание Тины.

Билл распрямился.

— Ну что? — спросил я.

Он покачал головой.

— Бог мой, — прошептал Билл.

Мы оба смотрели на него. Мак снаружи все еще скреб дверь и подвывал.

— Где она? — снова спросила Рут. — Билл, я сейчас с ума сойду!

— Успокойся, — сказал он.

Я приблизился к ней и обнял за талию. Она вся дрожала.

— Вы ведь слышите, как она дышит, — продолжал Билл. — Дыхание нормальное. Значит, с ней, очевидно, все в порядке.

— Но где она? — спросил я. — Ее же не видно, и до нее нельзя даже дотронуться.

— Не знаю. — И Билл снова опустился на колени перед креслом.

— Крис, надо впустить Мака, — сказала Рут, вдруг забеспокоившись о собаке, — он перебудит всех соседей.

— Сейчас впущу, — сказал я, продолжая наблюдать за Биллом. — Может, нам позвонить в полицию? — обратился я к нему. — Ты не думаешь, что?..

— Нет-нет, никакой пользы от этого не будет. Это же не…

Билл покачал головой, словно стряхивая с себя все, во что когда-то верил.

— Эта работа не для полиции, — заключил он.

— Крис, он перебудит…

Я повернулся к балконной двери, чтобы впустить Мака.

— Подожди-ка минутку, — произнес Билл, и я развернулся обратно, в голове гулко застучало.

Он до половины исчез под креслом, сосредоточенно прислушиваясь.

— Билл, что там?.. — начал я.

— Тсс!

Мы оба затихли. Билл постоял так еще секунду. Затем распрямился, и лицо у него побелело.

— Я ее не слышу, — проговорил он.

— О нет! — Рут рванулась к креслу. — Тина! О господи, где же она?

Билл поднялся и быстро обошел комнату. Я наблюдал за ним, потом посмотрел на Рут, которая тяжело осела на кресло, сама не своя от страха.

— Послушай, — сказал Билл, — слышишь что-нибудь?

Рут подняла голову.

— Слышу ли я… что-нибудь?

— Походите, походите по комнате, — сказал Билл. — Прислушайтесь внимательно, может, что-нибудь услышите.

Рут и я, словно роботы, бродили по гостиной, понятия не имея, что делаем. Все было тихо, если не считать того, что Мак скулил и скреб дверь все громче и громче. Я скрипнул зубами и бросил краткое «Заткнись!», когда проходил мимо балконной двери. На миг в мозгу появилась смутная мысль, что Мак знает, где Тина. Он ее обожал.

Но тут Билл замер в углу, где стоял шкаф, поднялся на цыпочки и стал прислушиваться. Он подозвал нас рукой. Мы тут же кинулись к нему и замерли рядом.

— Слушайте, — прошептал он.

Мы стали слушать.

Сначала ничего не было слышно. Потом Рут охнула, и все мы задержали дыхание.

Из верхнего угла, там, где к потолку примыкали две сходящиеся стены, мы услышали сонное дыхание Тины.

Рут смотрела вверх, и на ее белом лице читалась совершенная беспомощность.

— Билл, что за… — начал я.

Он только медленно покачал головой. Затем вдруг вскинул руку, и все мы вновь застыли.

Звук оборвался.

В отчаянии Рут начала рыдать.

— Тина…

В углу ее больше не было.

— Нужно ее найти, — умоляла Рут. — Прошу вас.

Мы носились по комнате кругами, пытаясь услышать Тину. Залитое слезами лицо Рут исказил ужас.

На этот раз ее нашел я.

Под телевизором.

Все мы упали на колени и принялись слушать. Пока мы стояли там, я услышал, как она что-то бормочет себе самой и ворочается во сне.

— Моя кукла, — пробормотала она.

— Тина!

Я обхватил трясущуюся Рут руками и попытался успокоить. Безуспешно. Я и сам ощущал, как сжимается горло и сердце бьется в груди медленно и тяжело. Мои руки дрожали у нее на спине, скользкие от пота.

— Ради бога, что же это? — спрашивала Рут, но обращалась она не к нам.

Билл помог мне довести ее до стула рядом с проигрывателем. Потом он принялся топтаться по ковру, яростно вгрызаясь в собственный кулак; я часто видел его таким, когда он бился над какой-нибудь сложной задачей.

Он поднял голову, начал что-то говорить, затем передумал и повернулся к двери.

— Я впущу пса, — сказал Билл. — Он с ума сходит.

— У тебя есть хоть какое-то предположение, что с ней произошло? — спросил я.

— Билл?.. — взмолилась Рут.

— Мне кажется, — сказал Билл, — она в другом измерении.

И он открыл балконную дверь.

То, что произошло потом, произошло так быстро, что мы никак не могли это предотвратить.

Мак с гавканьем ворвался в комнату и тут же кинулся к креслу.

— Он знает! — воскликнул Билл и кинулся вслед за собакой.

В одну секунду Мак оказался под креслом, мотая ушами, скребя лапами и виляя хвостом. А в следующую он исчез: раз — и все. Растворился. Мы втроем застыли, разинув рты.

Потом я услышал голос Билла:

— Ну да. Да!

— Что «да»? — Не знаю, в каком состоянии я пребывал к этому моменту.

— Она в другом измерении.

— О чем ты? — переспросил я встревоженным, почти рассерженным голосом. Не каждый день слышишь подобные речи.

— Сядь, — велел он.

— Сесть? Разве это все, что мы можем сделать?

Билл бросил встревоженный взгляд на Рут. Она, казалось, знала, что он ответит.

— Если я прав, то да, — прозвучал ответ.

Я упал в кресло.

— Билл, — сказал я. Просто произнес его имя.

— Дружище, — он беспомощно развел руками, — все это застало меня врасплох, как и вас. Даже не знаю, прав ли я или нет, но ничего иного в голову попросту не приходит. Я считаю, что каким-то непостижимым образом Тина попала в другое измерение, наверное, четвертое. Мак почувствовал это и последовая за ней. Но как именно они туда попали? Не знаю. Вы, как и я, были под креслом. Ничего не заметили?

Я посмотрел на него, и он понял мой ответ.

— Другое… измерение? — переспросила Рут.

Голосом матери, которой только что сообщили, что она потеряла своего ребенка навсегда.

Билл заметался по комнате, ударяя в ладонь левой руки кулаком.

— Черт, черт, — бормотал он. — Как такое возможно?

И пока мы сидели в застывших позах и вполуха слушали его, а в основном старались уловить дыхание нашего ребенка, он говорил. Говорил на самом деле не нам. Самому себе. Пытался рассмотреть задачу со всех сторон.

— Одномерное пространство, линия, — тараторил он. — Двухмерное пространство, бесконечное число линий, бесконечное число одномерных пространств. Трехмерное пространство — это бесконечное множество плоскостей — бесконечное число двухмерных пространств. Теперь к основополагающему фактору… основополагающий фактор…

Он рубанул по воздуху рукой и поднял глаза к потолку. Потом начал все сначала, на этот раз медленнее.

— Каждая точка каждого измерения является участком линии в следующем, более сложном измерении. Все точки линии являются участками перпендикуляра, который превращает эту линию в плоскость. Все точки плоскости являются срезами перпендикуляров, образующими сплошную поверхность. Это значит, что в третьем измерении…

— Билл, ради всего святого! — не выдержала Рут. — Можем мы что-нибудь сделать? Моя дочь… она пропала.

Билл потерял мысль. Он покачал головой.

— Рут, я не…

Здесь я встал, снова подошел к креслу и заглянул вниз. Я обязан был ее найти! Я ощупывал, я искал. Я прислушивался, пока в ушах не зазвенело. Ничего.

И вдруг я дернулся и ударился затылком — прямо мне в ухо залаял Мак.

Билл бросился к креслу и опустился рядом со мной, его дыхание участилось.

— Господи, — произнес он почти с яростью, — из всех мест в этом проклятом мире…

— Если… вход здесь, — недоумевал я, — почему же мы слышим ее по всей комнате?

— Ну, если она ушла за пределы третьего измерения и полностью находится в четвертом, тогда для нас каждое ее движение кажется растянутым на все пространство. На самом деле она находится в одной точке четвертого измерения, но для нас…

Он осекся.

Опять заскулил Мак. Но, что было важнее, мы снова услышали Тину. Совсем рядом.

— Он притащил ее обратно! — воскликнул Билл. — Вот молодчина пес!

Билл стал крутиться на месте, всматриваясь, ощупывая, шлепая по пустому воздуху.

— Нужно его отыскать! — сказал он. — Дотянемся до него — вытащим обоих. Одному богу известно, как глубока эта нора.

— Что? — ахнула Рут, а потом внезапно закричала: — Тина, где ты? Тина, это мама!

Я уже хотел сказать, что кричать бесполезно, но тут Тина отозвалась:

— Мама, мама! Где ты, мама?

Потом послышалось ворчанье Мака, и Тина сердито заплакала.

— Она пытается идти на голос Рут, — пояснил Билл, — но Мак ее не пускает. Не понимаю откуда, но он, похоже, знает, где выход.

— Где же они, ради всего святого? — Нервы у меня были на пределе.

И я шагнул прямо в чертову дыру.

До конца моих дней я не смогу подобрать слов, чтобы описать свои ощущения. Если только приблизительно.

Было темно, да, было темно. И в то же время казалось, что здесь сверкает миллион огней. Но стоило взглянуть на какой-нибудь из них, как тот полностью гас. Я видел их только боковым зрением.

— Тина, — позвал я, — где ты? Ответь мне! Пожалуйста!

И я услышал, как мой голос отозвался миллионом эхо, слова звучали бесконечно, они не умолкали, а просто уходили, словно были живые и могли шагать. И когда я взмахнул руками, движение породило свист, который все отдавался и отдавался эхом и удалялся, словно улетающий в ночь рой насекомых.

— Тина!

От последовавшего за криком эха у меня заболели уши.

— Крис, ты ее слышишь? — прозвучал голос.

Но был ли это голос или скорее просто мысль?

Я вздрогнул — что-то мокрое коснулось руки.

Мак.

В неистовых поисках я шарил вокруг себя, и каждое движение порождало свистящее эхо в вибрирующей темноте, пока не начало казаться, будто я со всех сторон окружен бесчисленной стаей птиц, безумно бьющих крыльями прямо возле моей головы. Звук дробил и разрывал мозг.

Затем я ощутил Тину. Я говорю, что ощутил ее, но если бы я не знал, что это моя дочь, не догадался бы каким-то непостижимым образом, что это она, я бы принял ее за нечто иное. Осязая ее, я испытывал вовсе не те ощущения, что в трехмерном мире. Ну и хватит об этом, мне не хотелось бы вспоминать о подобном.

— Тина, — шепотом позвал я. — Тина, детка.

— Папа, мне темно и страшно, — сказал она тоненьким голоском, и Мак заскулил.

Теперь темноты испугался и я, потому что меня поразила одна мысль.

Как же я вытащу всех нас отсюда?

А потом появилась другая мысль: «Крис, ты нашел их?»

— Да, нашел! — отозвался я.

И Билли схватил меня за ноги (они, как я узнал позже, все еще торчали в третьем измерении) и выдернул обратно в комнату с зажатыми в охапку дочерью и собакой и с воспоминаниями о чем-то таком, о чем я предпочел бы забыть.

Все мы лежали кучей-малой; я ударился головой так, что едва не потерял сознание. После чего меня разом обняла Рут, облобызала собака, а Билл помог подняться на ноги. Мак прыгал вокруг нас, гавкая и брызгая слюнями.

Когда ко мне вернулась способность соображать, я заметил, что Билл успел загородить проход под кресло двумя столиками.

— На всякий случай, — пояснил он.

Я слабо кивнул. Рут вышла из спальни.

— Где Тина? — спросил я, еще не совсем придя в себя, ошметки мрачных воспоминаний до сих пор клубились в голове.

— Я положила ее к нам. Думаю, одну ночь мы потерпим.

— Да, конечно. — Я покивал головой. Потом повернулся к Биллу, — Слушай, — сказал я. — Что же все-таки произошло?

— Ну, — протянул он с усмешкой, — я же объяснял. Третье измерение находится в каком-то шаге от четвертого. Если на то пошло, каждая точка нашего пространства является участком перпендикуляра, все точки которого принадлежат четвертому измерению. Эти перпендикуляры не будут располагаться параллельно друг другу, во всяком случае, для нас. Но если достаточное количество таких перпендикуляров в каком-то одном месте оказывается параллельно обоим измерениям, может образоваться связующий коридор.

— Ты хочешь сказать…

— Вот это осмыслить сложнее всего, — признал он. — Из всех возможных мест в мире именно под вашим креслом оказалось скопление точек, являющихся срезами параллельных линий, параллельных для обоих измерений. Они и образовали коридор в следующее измерение.

— Или дыру, — сказал я.

— Однако, — скривился Билл, — сколько бы умных слов я ни произнес, все равно понадобилась собака, чтобы вытащить Тину обратно.

— Могу одолжить ее для опытов, — устало пошутил я.

— Как это поможет?

— А как насчет звуков?

— Это ты меня спрашиваешь? — уточнил он.

Вот, собственно, и конец истории. Нет, разумеется, Билл рассказал обо всем своим приятелям из Калифорнийского технологического, и квартира на месяц превратилась в физическую лабораторию. Только они ничего не нашли. Они сказали, все исчезло. Некоторые из них говорили и кое-что более пугающее.

Но все равно, вернувшись домой от мамы, у которой жили, пока шли научные исследования, мы передвинули кресло в другую часть комнаты, а на его место поставили телевизор.

Иногда по вечерам мы смотрим, как Артур Годфри[1] шутит из другого измерения. Может, он оттуда и пришел.