Ричард Матесон
Легион заговорщиков
А еще был человек, который непрерывно шмыгал носом.
Он садился в автобусе рядом с мистером Джаспером. Каждое утро он с кряхтением поднимался по ступенькам через переднюю дверь и, покачиваясь, двигался по проходу, чтобы шлепнуться на сиденье рядом с худосочным мистером Джаспером.
И — шмыг! — начинал он, внимательно изучая утреннюю газету, шмыг, шмыг!
Мистер Джаспер терпел. И не понимал, почему этот человек так упорно садится рядом с ним. Были ведь и другие свободные места, однако тот неизменно оседал неуклюжей тушей на соседнее место и хрюкал несколько километров пути и зимой и летом.
Вряд ли это простуда. Иногда по утрам в Лос-Анджелесе бывает зябко, это правда. Однако утренняя прохлада никак не могла вызвать подобного бесконечного шмыганья, словно весь организм этого типа поражен пневмонией.
И от этого мистер Джаспер выходил из себя.
Он предпринял несколько попыток выбраться из радиуса действия этого шмыганья. Прежде всего, он пересел на два ряда ближе к концу салона, чем обычно. Человек последовал за ним. Ясно, резюмировал едва ли не дымящийся от ярости мистер Джаспер, этот тип привык сидеть около меня и просто не заметил, что я сменил место.
На следующий день мистер Джаспер сел с другой стороны от прохода. Он раздраженно наблюдал, как толстяк, пошатываясь, бредет к нему. Потом все его внутренности напряглись, когда облаченная в твид туша плюхнулась рядом. С выражением крайнего омерзения на лице он уставился в окно.
Шмыг! — продолжил тип, ша-мыг! И вставные челюсти мистера Джаспера сомкнулись в фарфоровом бешенстве.
На следующий день он сел в самом конце салона. Человек сел рядом. Еще через день он сел сразу за водителем. Человек сел рядом. Мистер Джаспер просидел, чувствуя, как подходит к исходу терпение, пять с половиной километров. Наконец, взвинченный сверх всякой меры, он развернулся к толстяку.
— Почему вы меня преследуете? — Голос его жалобно дрожал.
Человек был застигнут посреди хрюка. Он уставился на мистера Джаспера, разинув рот, ничего не понимающими, коровьими глазами. Мистер Джаспер встал и прошел через весь автобус. Там он остановился, схватившись за верхний поручень, глаза его горели. Он вспоминал взгляд, каким посмотрел на него этот шмыгающий носом идиот. Господи, он глядел с таким негодованием, как будто бы это с мистером Джаспером что-то не так!
Что ж, по крайней мере, сейчас он далеко от этих хлюпающих ноздрей. Сжатые мышцы благодарно расслабились. Он с облегчением вздохнул.
После чего мальчишка, стоявший рядом с мистером Джаспером, двадцать три раза просвистел припев «Дикси»
[1].
Мистер Джаспер торговал шейными платками.
Работа, связанная с нескончаемыми придирками клиентов, работа, гарантированно выводящая из себя любого, кроме самых уж непробиваемых личностей.
Он же относился к числу самых впечатлительных.
Ежедневно его одолевали раздражительность, беспокойство и женщины. Женщины, которые неторопливо прохаживались, примеряя шарфы из шерсти, хлопка или шелка, и уходили, так ничего и не купив. Женщины, которые атаковали его уязвимый разум вопросами и капризами и не оставляли при этом денег — лишь выведенного из равновесия мистера Джаспера, еще на шаг приблизившегося к неминуемому взрыву.
С очередной клиенткой у него в голове обнаруживался целый арсенал блистательных колкостей, каждая из которых была острее предыдущей. У мистера Джаспера попросту вскипали мозги от желания выпустить комментарии на свободу, позволить им пролиться кислотными потоками с языка и выплеснуться обжигающими струями прямо в лица этим женщинам.
Но неизменно поблизости маячил призрак администратора или заведующего отделом. Призрак проносился по его сознанию и властно отодвигал со своего пути жаждущий высказаться язык; от нерастраченной ненависти у мистера Джаспера напрягались даже кости.
А еще были женщины из магазинного кафетерия.
Они болтали во время еды и курили, вдувая облака никотина в его легкие в тот самый миг, когда он пытался влить ложку томатного супа в траченный язвой желудок. Пуф! — делали дамы и махали изящными ручками, чтобы прогнать дым.
Дым летел к мистеру Джасперу.
Глаза начинало щипать, и он отгонял дым обратно. Женщины снова гнали дым на него. Дым носился туда-сюда, пока в итоге не таял или же не получал подкрепления от новых, еще более сильных выхлопов. Пуф! И между взмахами рук, манипуляциями с ложкой и глотательными движениями мистера Джаспера мучили спазмы. Полный дубильной кислоты чай едва ли помогал потушить разгоравшийся в желудке пожар. Мистер Джаспер дрожащими пальцами отсчитывал сорок центов и возвращался к работе. Распадающийся на части человек.
Возвращался, чтобы остаток дня выслушивать жалобы и отвечать на вопросы, выполнять требования клиенток и подчиняться указаниям девчонки, которая стояла за прилавком вместе с ним и жевала резинку так, словно хотела, чтобы ее чавканье услышали народы Аравии. Это чавканье, щелканье и причмокивание заставляли внутренности мистера Джаспера содрогаться. Он замирал подобно обломкам каменной статуи и еле сдерживал рвущееся наружу шипение: «Прекрати сейчас же издавать эти мерзкие звуки!»
Жизнь полна причин для раздражения.
А еще были соседи. Люди, живущие сверху и по бокам. Целое общество, вездесущее братство, которое вечно обреталось в квартирах вокруг мистера Джаспера.
Они были объединены в союз, эти люди. В их поведении ощущалась закономерность, явственно различимое следование определенным правилам.
Их методы включали в себя: нарочито громко топать, постоянно переставлять мебель, ежедневно устраивать дикие вечеринки, куда пускают лишь тех, кто пришел в подбитых гвоздями ботинках и обязался ночь напролет плясать шотландский рил. Спорить по любому поводу во весь голос, слушать по радио исключительно народные и ковбойские песни, причем ручки громкости на приемниках должны быть неизменно повернуты до отказа. Содержать пары легких, замаскированные под младенцев от двух месяцев до года, которые каждое утро принимаются издавать звуки, больше всего похожие на жалобы пожарных сирен.
Нынешним заклятым врагом мистера Джаспера являлся Альберт Раденхаузен-младший, семи месяцев от роду, обладатель невероятно могучих легких, основное время работы которых приходилось на отрезок от четырех до пяти утра.
Мистер Джаспер перекатывался на спину в темноте двухкомнатной меблированной квартиры. Он поймал себя на том, что начинает заранее глядеть в потолок в ожидании крика. Дошло до того, что мозг выдергивал его из так необходимого ему сна ровно за десять секунд до четырех утра. Если Альберт Раденхаузен-младший решал подремать еще, мистеру Джасперу от этого было не легче. Он просто лежал и ждал крика.
Он старался заснуть, однако крайнее напряжение нервов превращало его в жертву если не вопящего младенца, то сонма прочих звуков, терзавших сверхчувствительные уши.
Чихов и всхлипов выхлопной трубы автомобиля, проносящегося по улице. Постукивания жалюзи. Топота ног, широко шагающих где-то в доме. Капающего крана, лающей собаки, трущихся лапок сверчка, поскрипывающей мебели. Мистер Джаспер не мог справиться со всеми ими. Все эти источники звука, которые он не был способен заткнуть, накрыть подушкой, отключить, убавить, продолжали расшатывать его психику. Он зажмуривал глаза, пока не начинали болеть веки, крепко зажимал уши руками…
Но сон бежал от него. Тогда он вскакивал, отбрасывая в сторону простыни и одеяла, и сидел, уставившись пустыми глазами в темноту и дожидаясь, пока Альберт Раденхаузен-младший подаст голос, чтобы он мог лечь снова.
В темноте мозг выстраивал разнообразные цепочки мыслей. «Чрезмерная чувствительность? — рассуждал он. — Я громогласно протестую против этого утверждения. Я просто обладаю сознанием, — заявлял самому себе мистер Джаспер. — Не более того. У меня есть уши. Я ведь не могу не слышать».
Ведь это воистину подозрительно.
Мистер Джаспер не мог вспомнить, в какое утро из множества отвратительных утр на него снизошло это откровение. Но с того момента уже не мог отделаться от одной мысли. Хотя точная формулировка стерлась в последующие дни, основная идея оставалась неизменной.
По временам мысль эта затмевала все остальные, распирая голову так, что скрежетали зубы. В прочие периоды она превращалась во всего лишь мутный поток размытых ощущений, текущий где-то в глубине.
Однако она прочно овладела мозгом.
Все то, что с ним происходит. Является ли оно субъективным или объективным, проистекает изнутри или извне? События вроде бы громоздятся друг на друга, каждая деталь соединяется с прочими, пока в сумме все эти провокации не начинают подталкивать его к безумию. И уже казалось, что все это делается намеренно. Как будто…
Как будто существует некий план.
Мистер Джаспер решил провести эксперимент.
Его инструментарий составили блокнот с разлинованными листами и шариковая ручка. Исходный метод заключался в кратких записях о разнообразных событиях с указанием времени, когда эти события произошли, места действия, половой принадлежности субъекта и степени вызванного раздражения; последний фактор оценивался в баллах по шкале от одного до десяти.
Первая запись была коряво набросана еще в полусне.
«Детский крик, 4.52, квартира сбоку, м., 7».
Сделав эту запись, мистер Джаспер опустился на смятую подушку со вздохом, обозначавшим почти полное удовлетворение. Начало было положено. В ближайшие дни он совершенно точно выяснит, справедливы ли его необычные подозрения.
Прежде чем покинуть дом в семнадцать минут девятого, мистер Джаспер сделал еще три записи.
«Громкий стук в пол, 6.33, квартира сверху, м. (?), 5.
Шум с улицы, 7.00, перед домом, мужчины, 6.
Громкое радио, 7.40, квартира сверху, ж., 7».
Выходя из маленькой квартирки, мистер Джаспер обратил внимание на один весьма неожиданный результат своей деятельности. Если говорить в двух словах, осмысляя происходящее с помощью простейшего их письменного описания, он выплеснул изрядную дозу раздражения. Не то чтобы разнообразные шумы больше не заставляли его скрежетать зубами или сжимать кулаки. Нет. Однако трансформация всевозможных раздражителей в слова, сведение всего, что выводило из равновесия, в единый сжатый реестр каким-то образом помогло. Что было странно, но приятно.
Поездка на работу в автобусе обеспечила его новыми материалами для заметок.
Шмыгающий носом тип автоматически вызвал немедленную запись. Однако, когда раздражение было выплеснуто на бумагу, мистер Джаспер с тревогой вынужден был сделать еще четыре спешные заметки. В какой бы части автобуса он ни оказывался, у него везде находилась новая причина вынуть ручку и нацарапать еще несколько слов.
«Запах чеснока, 8.27, автобус, м., 7.
Сильные толчки, 8.28, автобус, и м., и ж., 8.
Наступили на ногу, извинений не последовало, 8.29, автобус, ж., 9.
Водитель велел пройти в глубь салона, 8.33, автобус, м., 9».
Потом мистер Джаспер обнаружил, что вновь оказался рядом с обладателем нескончаемого насморка. Он не стал доставать из кармана блокнот, а только закрыл глаза и крепко сжал челюсти. Позже он учредил для этого типа отдельную колонку.
«10!» — написал он в ярости.
И за обедом, в привычно отравленной атмосфере, мистер Джаспер, сверкая яростным взглядом, увидел во всем происходящем систему.
Он записал в блокнот с нового листа:
«1. По меньшей мере одно раздражающее событие каждые 5 минут (12 за час). Временные промежутки соблюдаются неточно. Иногда происходит два события за одну минуту. Очень хитро. Пытаются сбить меня со следа, разорвав прямой порядок.
2. Каждое из этих двенадцати событий выводит из себя сильнее предыдущего. Последнее — едва ли не заставляет меня взорваться.
ТЕОРИЯ: распределяя раздражители по нарастающей, они устраивают так, что последнее из двенадцати происшествий вызывает максимальное нервное напряжение, и таким образом подталкивают меня к безумию!»
Он сидел за столом над остывающим супом, яркий огонек ученого азарта горел в глазах, исследовательский жар полыхал во всем теле. Да, Бог мне свидетель, да, да, да!
Но нужно удостовериться.
Он покончил с обедом, уже не замечая ни сигаретного дыма, ни чужой болтовни, ни вкуса пищи. Вернулся обратно за прилавок. Провел остаток дня, радостно занося события в летопись своих скорбей.
Система существовала!
Это было доказано в ходе самого беспристрастного исследования. Одно раздражающее событие каждые пять минут. Некоторые из них, естественно, были настолько слабыми, что лишь человек с обостренным чутьем мистера Джаспера, ищущая личность, был в состоянии их заметить. Такие раздражители не имели полной силы. «И это очень умно!» — решил мистер Джаспер. Не доигрывать до конца, чтобы одурачить его.
Однако он не позволит обвести себя вокруг пальца.
«Опрокинута стойка с шарфами, 13.18, магазин, ж., 7.
Муха проползла по руке, 13.43, магазин, ж. (?), 8.
Кран в уборной забрызгал одежду, 14.19, магазин (пол?), 9.
Отказалась покупать шарф, потому что край неровный, 14.38, магазин, ЖЕНЩИНА, 10».
Типичные события того дня.
Они были тщательно зафиксированы трясущейся рукой мистера Джаспера, исполненною воинственного вдохновения. Мистера Джаспера, чья невероятная теория получала подтверждение.
Приблизительно в три часа пополудни он решил исключить из своей шкалы интервал от одного до пяти, поскольку ни одна из провокаций не была столь невинной, чтобы заслужить такую снисходительную оценку.
К четырем часам он исключил все значения, кроме девяти и десяти.
К пяти он стал всерьез размышлять над новой системой оценок, которая бы начиналась с десяти и заканчивалась двадцатью пятью.
Мистер Джаспер планировал делать записи по меньшей мере неделю, чтобы довести эксперимент до конца. Однако потрясения этого дня ослабили его. Стиль записей делался все более и более ожесточенным, а почерк — все менее разборчивым.
И в одиннадцать вечера, когда жильцы сбоку обрели второе дыхание и возобновили веселье, начав со взрыва громкого смеха, мистер Джаспер с приглушенным проклятием запустил блокнот в стенку и застыл в неистовой дрожи.
Они хотят избавиться от него.
Предположим, размышлял он, что в мире существует некий тайный легион. И первоочередной своей задачей члены легиона считают истощение всех его чувств.
Могут ли они осуществить свой коварный план без того, чтобы об этом прознала хоть одна живая душа? Могут ли они совершать свои доводящие до безумия вылазки в стан его рассудка так хитро, чтобы казалось, будто бы это он сам виноват; будто бы он просто какой-то сверхчувствительный человек, которому злобные намерения чудятся в любой случайности? Возможно ли такое?
Да. В его мозгу снова и снова звучал утвердительный ответ. Это было вероятно, возможно, правдоподобно, и, ради всего святого, он в это верил!
Почему бы нет? Разве не может существовать некий огромный зловещий легион людей, которые встречаются в тайных подвалах при свете оплывших свечей? Они сидят там, их похожие на бусинки глаза сверкают злобными замыслами, пока главарь рассказывает им о новых планах, которые увлекут мистера Джаспера прямиком в ад.
Точно! Агент Икс командирован в кинотеатр занять место за мистером Джаспером, чтобы болтать на протяжении всего фильма, чтобы через равные промежутки шуршать бумажным пакетом, чтобы оглушительно громко пережевывать попкорн, пока мистер Джаспер не выскочит, ослепший от ненависти, в проход и не кинется на другое место.
Где агент Игрек продолжит начатое, чавкая ирисками, хрустя фантиками и орошая затылок мистера Джаспера чихами.
Может быть. Очень даже может быть. И это тянулось на протяжении многих лет, а он даже не мог заподозрить их существование. Тонкая дьявольская интрига, которую практически невозможно вычислить. Но вот теперь наконец-то с нее сорваны все покровы, и она предстала перед ним во всей своей ужасающей наготе.
Мистер Джаспер лежал в кровати и рассуждал.
Нет, думал он, собрав последние остатки здравого смысла, это же глупо. Просто ни в какие ворота не лезет.
Ради чего кому-то заниматься подобным? Вот самый важный вопрос. Какие мотивы ими движут?
Ну разве не абсурд считать, будто столько людей ополчилось на него? Мертвый мистер Джаспер не будет стоить ничего. Нет, конечно, две тысячи долларов его страховки, распределенные между членами громадного тайного легиона, принесут каждому заговорщику примерно три-четыре цента. В случае если он вдруг назовет их своими наследниками.
Почему же тогда мистер Джаспер беспомощно бредет в сторону маленькой кухоньки? Почему же тогда он так долго стоит там, взвешивая в руке длинный нож для мяса? И почему он содрогается, когда осознает, в чем состоит его идея?
Только вот что, если все это правда? Прежде чем выйти из кухни, мистер Джаспер надел на лезвие ножа картонный чехол. А затем понял, что машинально кладет нож в нагрудный карман пиджака.
И когда он лежал, глядя в темноту, а его впалая грудь вздымалась и опускалась неровными толчками, он повторял легиону свой мрачный ультиматум;
— Если вы существуете, я не стану больше терпеть.
Потом, в четыре утра, был Альберт Раденхаузен-младший. Одним пинком он вытолкнул мистера Джаспера из сна. Очередная порция масла в пылающий костер. Были и тяжелые шаги, и автомобильные клаксоны, и собачий лай, и громыхающие жалюзи, и капающий кран, и скомкавшееся одеяло, и сплющенная подушка, и перекрученная пижама. И утро с вечно горелым тостом, со скверным кофе, с разбившейся чашкой, с орущим из квартиры сверху радио и с порвавшимся шнурком.
Все тело мистера Джаспера каменело от невыразимой ярости, он поскуливал и шипел, мышцы твердели, руки тряслись, и рыдания едва не прорывались наружу. Блокнот со списком был позабыт, выброшен в неистовой вспышке бешенства. Осталось только одно. И это было: защититься любой ценой.
Потому что мистер Джаспер теперь знал, что легион злоумышленников существует, и еще он знал, что этот легион удвоил усилия из-за того, что он разгадал их планы и готов бороться.
Мистер Джаспер выскочил из квартиры и поспешил по улице. в голове у него бушевал ураган. Нужно держать себя в руках, просто необходимо! Настал ключевой момент, момент наивысшего напряжения. Если он позволит событиям и дальше идти своим чередом, тогда безумие захлестнет его и легион получит свою добычу.
Защититься любой ценой!
Он стоял, дрожащий, с побелевшими губами, на автобусной остановке, изо всех сил пытаясь сопротивляться. И неважно, что вспышка уже прошла! Забудь о мерзком хихиканье, какое издала эта девка. Не обращай внимания на крешендо стонов, испускаемых разорванными нервами. Они не победят! Мистер Джаспер, весь как сжатая в ожидании пружина, был готов сражаться и победить.
В автобусе все тот же толстяк все так же шумно втягивал носом воздух, люди толкали мистера Джаспера, он задыхался, сознавая, что в любой момент может закричать, и тогда берегись!
Шмыг, шмыг, шмыг! — не унимался тот тип. Шмыг!
Мистер Джаспер отпрянул назад. Этот человек никогда раньше не шмыгал так громко. Это часть их плана. Рука мистера Джаспера взметнулась к груди и нащупала под пиджаком твердое лезвие ножа.
Он проталкивался через набитый салон. Кто-то наступил ему на ногу. Он зашипел. Снова порвался шнурок. Он наклонился, чтобы завязать новый узел, и кто-то заехал ему коленом в висок. Он распрямился, ощущая, как в этом дергающемся автобусе кружится голова, сдавленное проклятие с трудом протиснулось между сжатых губ.
Оставалась одна последняя надежда. Можно ли сбежать? Вопрос взбудоражил все его чувства. Новая квартира? Он уже переезжал раньше. На те деньги, какие у него есть, ничего лучше не найти. У него всегда были такие соседи.
Машина вместо автобуса? Он не может позволить себе машину.
Бросить эту жалкую работу? Все работы, связанные с торговлей, одинаково жалкие, но ничего другого он делать не умеет, кроме того, он уже не молод.
И даже если он изменит все — все! — легион и тогда продолжит охоту, вынюхивая след и безжалостно гоня от одного раздражителя к другому, вплоть до неизбежного срыва.
Он в ловушке.
И внезапно, стоя в автобусе, окруженный со всех сторон чужими взглядами, мистер Джаспер увидел впереди часы, дни, годы раздражающих, выводящих из себя, опустошающих разум, вгоняющих в безумие, сокрушающих рассудок мерзостей. Он завертел головой, смотря на людей вокруг.
И волосы у него едва не встали дыбом, когда он понял, что все пассажиры автобуса — члены легиона. И он совершенно беспомощен среди них; пешка, которую передвигает с места на место их зловещее нечеловеческое присутствие; все малейшие мелочи его жизни вечно будут во власти их чудовищного заговора.
— Нет! — проорал он прямо им в лицо.
И его рука, словно ангел мщения, метнулась под пиджак. И лезвие блеснуло, и легион с криком подался назад, когда мистер Джаспер, нанося бешеные удары наотмашь, принялся прорубать себе дорогу к здравому рассудку.
«МУЖЧИНА, ЗАРЕЗАВШИЙ В АВТОБУСЕ ШЕСТЬ ЧЕЛОВЕК, ЗАСТРЕЛЕН ПОЛИЦИЕЙ
Мотивы жестокого преступления не установлены»