— Что?..

— Продолжай врать! Только теперь ты попалась. Не так уж часто обманутому мужу удается заполучить в руки столь веское доказательство. — И опять подбросил вверх зажигалку.

Фрэнс задыхалась. Она закрыла лицо рукой и начала пятиться, словно я собирался ударить ее. Между тем нас разделяло несколько метров. Споткнувшись о диван, что стоял слева от двери в столовую, Фрэнс села.

— Не понимаю… что ты хочешь этим сказать?

— Только то, что очень жарко стало супруге, которая обежала все окрестные магазины и чувствует горячее желание вернуться домой к любимому мужу! Если только, разумеется, ей не понадобился еще один чек на кругленькую сумму!

Ярость перехлестывала через край. Я встал и с ненавистью двинулся к жене.

Та задумала бежать. Пришлось усадить ее, и не самым ласковым образом.

— Куда спешишь, красотка? Или не хочешь, чтобы тебе сообщили потрясающую новость? Твой любовник сдох, его прикончили!

Глаза жены наполнились ужасом, извиваясь, словно змея, она принялась колотить меня кулаками в грудь.

— С ума сошел! — Боже, этот вопль, право, мог оглушить кого угодно. — Отпусти сейчас же!

Фрэнс поджала ноги, уперлась ими мне в живот и внезапно толкнула изо всех сил. Я сделал шаг назад, пытаясь устоять, но не сумел, поскользнулся на ковре и растянулся во весь рост. Фрэнс, как фурия, промчалась мимо в холл, затем скользнула в ванную и заперлась. Я бросился за ней.

В этот момент послышался продолжительный звонок у входной двери.

Подумал сгоряча: «Кого еще черт принес!»

Включив свет, рывком распахнул дверь. Передо мной стоял Малхоленд; выражение его лица не предвещало ничего хорошего.

— Что угодно, мистер?

— Вас, — ответил он сухо.

— Как это понимать — «вас»! Дурак набитый! — снова прорвало меня. — Чего трезвоните в дверь, словно тут глухие!

— Едемте со мной. Вас приглашает Скэнлон.

— Чего ради?

— Приедем — узнаете!

— Как бы не так! Желаю знать немедленно!

— Дело ваше.

В его выпуклых карих глазах появился злобный блеск.

— Скэнлон велел доставить вас, но не уточнил как. Если желаете прибыть к нему в наручниках и с доброй шишкой на голове, что же, готов приняться за дело, для меня это раз плюнуть!

— Он сейчас в конторе?

— Да.

Я повернулся кругом, пересек вестибюль и вошел в гостиную. Малхоленд немедленно последовал за мной и остановился в дверях. Пока набирал номер шерифа, этот тип рыскал глазами по сторонам. Заглянул и в столовую. Чемодан виднелся на диване, но сумочки Фрэнс с порога незаметно…

Малхоленд сунул в рот сигарету и чиркнул спичкой о ноготь большого пальца — вероятно, видел, как подобное делает в кино какой-нибудь супермен. Спичка, разумеется, не зажглась. Малхоленд с ухмылкой взглянул на меня.

— Надеюсь, вы не собираетесь улизнуть? — Ему явно хотелось довести жертву до крайности.

Пришлось собраться с силами и промолчать, выражая презрение.

Наконец Скэнлон взял трубку.

— Варрен говорит. Что за выдумки? Зачем я вам еще понадобился?

— Значит, надо.

— Объясните толком.

— Хочу задать несколько дополнительных вопросов.

— Прекрасно. В таком случае напоминаю: живу в Карфагене уже тридцать три года и сам без чьей-либо помощи смог бы отыскать Дворец правосудия. Если же срочно понадобится — у меня есть телефон! Могли бы и не утруждать этого придурка…

— Ради бога, Варрен! Если намерены произносить речи, отложите их до завтра! У меня тут люди сидят, которым весьма хотелось бы отправиться домой спать.

— Знаете, а не зайти ли мне к вам завтра утром?

— Вы должны быть здесь немедленно!

— Прекрасно! Но в следующий раз действуйте решительней. Присылайте взвод дураков и оцепляйте сразу весь дом!

Я швырнул трубку.

Фрэнс к моему возвращению, конечно, смоется. Ну и черт с ней, пусть катится! Мной овладело безразличие. Что, в конце концов, теперь изменишь? Она, бесспорно, виновата, но чего добьешься, продолжая глупую ссору?

Малхоленд кивком указал мне на дверь и вышел. Полицейская машина стояла рядом.

По пути в голову лезли самые невероятные мысли. Но скоро их вытеснила одна: «Та девка, что звонила мне, видимо, предупредила и Скэнлона, иначе откуда взяться поводу для столь позднего вызова. Вернее, вывоза… А теперь, когда ее сведения подтвердились, можно опасаться, что мною займутся всерьез. Хотя, как знать, примет ли всерьез Скэнлон анонимный звонок?»

Дворец правосудия был погружен в темноту, светились лишь окна кабинета шерифа. Малхоленд затормозил прямо у входа. Не дожидаясь его, я выскочил из машины, бегом поднялся по лестнице и рывком распахнул массивную дверь. Первое, что бросилось в глаза, — охотничье ружье по-прежнему лежало на столе.

Скэнлон, указав на стул, сухо бросил:

— Садитесь.

Кинув пальто на один из свободных столов, я уселся. Малхоленд забрался в кресло у другого стола, положил на стол ноги и с довольным видом принялся разглядывать меня, словно диковинного зверя. «Плевать, — решил я, — мы еще с тобой поквитаемся, мерзкая рожа. И в самом ближайшем будущем».

— Надеюсь, у вас налицо самые веские основания поступать подобным образом? — Я был сама вежливость.

Скэнлон вынул из кармана сигару, откусил кончик.

— Вот именно.

— Прекрасно! В таком случае, если, конечно, незатруднительно, объясните, пожалуйста, в чем их суть?

Скэнлон чиркнул спичкой.

— Я полагал, мистер в курсе. Мы ведем расследование совершенного преступления…

— А какое отношение сыщики имеют ко мне?

— Вы находились на месте преступления. А потому хотелось бы вновь услышать, как это произошло. Расскажите-ка все сначала. И по порядку.

— Зачем?

— Вопросы здесь задаю я. Вам Робертс говорил, что собирается ехать на охоту?

— Нет.

«Значит, девка свое гнусное дело сотворила?» — У меня пересохло в горле. Скэнлон опять о чем-то спросил.

— Что?

— Итак, вы видели его машину, когда ставили свой автомобиль в конце дороги и, следовательно, знали, что Робертс сидит уже в засидке?

Вот оно что!

— Да ведь трижды уже говорил!!! К моему приезду там никаких автомобилей и близко не было! Робертс приехал позже.

Сомнений не оставалось: девка позвонила. Причем, разумеется, не назвалась. Но у Скэнлона появилось то, чего недоставало: нащупана побудительная причина преступления.

В голову вдруг пришло, что все полицейское усердие может объясняться просто-напросто беспомощностью стражей закона перед лицом загадочного убийства. Идет лихорадочный поиск выхода из тупика — и на тебе, попадается простофиля, из которого можно сделать козла отпущения. Идея наверняка пришла в голову именно Малхоленду, гораздому на всякого рода пакости. Ярость тугим кольцом сжала горло. Нагнувшись над конторкой, решил спросить в упор:

— Меня обвиняют в убийстве Робертса?

— Вас допрашивают.

— На каком основании?

— Вам уже объяснили…

— Нет, абсолютно ничего не объяснили. И так как не сказали, почему именно я нахожусь под подозрением, все вопросы можете задавать сами себе!

Скэнлон стукнул кулаком по столу и уставился, как удав на кролика.

Но меня уже было не унять:

— А почему бы не пришить мне заодно убийство этого, как его… Джуниора Делевана, которого пристукнули пару лет назад? Повесьте на мою шею сразу два трупа!

— К черту Делевана! — рявкнул шериф.

— Кстати, внесите в протокол: Варрен кокнул Авраама Линкольна, Джона Кеннеди и пустил ко дну «Титаник»!

— Заткнитесь!

— Тогда разрешите воспользоваться телефоном?

— Это еще зачем?

— Хочу позвонить своему адвокату. — И, не давая им опомниться, торопливо набрал номер домашнего телефона Джорджа Клемена.

— Варрен беспокоит, — представился я, когда адвокат взял трубку. — Не могли бы вы приехать сейчас во Дворец правосудия?

— А что произошло?

— По непонятным мотивам подозреваюсь в убийстве Дана Робертса. Объяснений же ни от кого тут добиться невозможно.

— В убийстве Дана? Но это просто смешно!

— Придерживаюсь того же мнения! Но дальнейший разговор с ними хотелось бы продолжить только в присутствии адвоката.

— Знаете… только лег… Но выезжаю немедленно!

— Особо торопиться нужды нет. Можно и подождать. Тем более что здешняя компания любит позднее время…

— Ведете себя черт знает как! — завопил Скэнлон.

— Уж таким воспитали!.. Кроме того, я за вас голосовал на выборах, а не вы за меня.

— Вы дружили с Робертсом? — смягчился шериф.

— Не могу сказать, чтобы были близкими друзьями. Скорее, поддерживали нормальные деловые отношения. Он снимал у меня помещение.

— Не досаждал ли Дан когда-либо и чем-нибудь в ваших делах?

Я уже отвечал на подобный вопрос и не счел нужным возвращаться к нему. А потому закурил сигарету и откинулся на спинку стула.

— Мне нечего сказать.

Скэнлон опять стукнул кулаком по столу.

— Может быть, мистер воображает, будто его тут допрашивают ради собственного удовольствия?

— Как знать? Вам виднее.

До появления Джорджа минут десять наша троица обменивалась испепеляющими взглядами.

О, Джордж славный малый! Ему пятьдесят один год. Рост метр восемьдесят. Благодаря седеющим волосам и коротко подстриженным усам на первых порах всегда кажется чопорным и высокомерным, но неприятное впечатление рассеивается, едва познакомишься с ним поближе. Он опытный юрист и сильный игрок в покер, хотя играет всегда осторожно. Фанатично увлекается спортивной рыбной ловлей и по нескольку раз в год катается во Флориду или на Багамские острова. Флерель, его жена, женщина весьма состоятельная, можно сказать, рупор всего высшего общества в Карфагене; однако есть в ней что-то от приматов — нрава необузданного и властного настолько, что даже и не пытается прикрыть вечное пребывание своего мужа под ее каблуком. Меня же Флерель почему-то всегда считала бабником.

Джордж вошел, улыбаясь, и поприветствовал всех изящным кивком головы.

— Добрый вечер, шериф! Добрый вечер, мистер Малхоленд!

Затем повернулся ко мне:

— Ну, задира, что тут стряслось?

— Да сам толком не пойму. — Появление Джорджа сразу подняло настроение. — Понятно лишь то, что по приказу шерифа этот тип вытащил меня из постели.

— Шериф, — спокойно проговорил Джордж, — можно побеседовать с Джоном один на один?..

Скэнлон с яростью раздавил сигару в пепельнице.

— О! Конечно же, да! Буду рад, если удастся заставить его хоть немного пораскинуть мозгами! В таком случае, может, чего-нибудь наконец и добьемся!

Малхоленд расстегнул пояс, отцепил кобуру, сложил все в ящик стола, холодно окинул нас взглядом и с важным видом удалился из помещения.

Мы с Джорджем уселись за дальний стол друг против друга. Рядом с ним я чувствовал себя уверенно и спокойно.

— Ну, — начал адвокат, — расскажите-ка все по порядку.

Я поведал ему об анонимном телефонном звонке и добавил:

— Наверное, девка и Скэнлону позвонила.

— Допустим. Но он-то об этом и не заикнулся…

— Вот именно! Значит, не осмеливается признать, что придает значение болтовне какой-то чокнутой бабы. А вытянуть сюда и взять меня на испуг тем не менее не побрезговал!..

Адвокат покачал головой и выдавил из себя улыбку:

— Понятно, понятно. Пока что вы в основном вели себя правильно.

— Послушайте, Джордж, в конце-то концов!..

— Минуту! Может быть, женщина, говорившая по телефону, психически и не вполне нормальна. Но ни один полицейский офицер не пройдет мимо любого источника информации, сколь бы скуден или сомнителен тот ни был. Скэнлон, следовательно, вынужден проверить надежность каких угодно полученных им сведений. Вы же, вместо того чтобы помочь шерифу разобраться, сделали все возможное, чтобы убедить его в обратном. И, полагаю, тот решил, что нет дыма без огня и вы что-то скрываете от следствия. Советую перестать вести себя словно раненый дикий кабан, иначе, Джон, я и впрямь понадоблюсь вам как адвокат!

— Выходит, можно обвинять в убийстве на основании лишь анонимной клеветы по телефону да еще потому, что кто-то находился на болоте в момент преступления?

— Вряд ли. Без веских улик это невозможно. Но существуют и моменты, которые, очевидно, ускользнули от вашего внимания. Во-первых, Скэнлон, чувствуя одно только упрямство и… неуважение, а также нежелание помочь, может серьезно осложнить вам жизнь. И — при полном соблюдении законности. Приближается уик-энд, и ему ничего не стоит засадить вас за решетку до понедельника просто как главного подозреваемого. Во-вторых, лицо, торпедирующее расследование и отказывающееся от сотрудничества со Скэнлоном, тем самым лишает полицию возможности обнаружить подлинного убийцу Робертса. И уж коль оно находится под подозрением, следовательно, делает это в своих интересах. Вот мой совет: хватит вести себя как дитя неразумное. Ответьте на все вопросы шерифа. Ведь это прямая обязанность гражданина Штатов, так и выполняйте ее, как положено лояльному гражданину и стопроцентному американцу. И ради всех святых, прекратите унижать Малхоленда!

— Это еще почему?

— Неужели вам не приходило в голову, что Скэнлон умышленно использует его, дабы еще больше разъярить вас, заставить выйти из себя и совершить какую-либо неосторожность? Шериф хитер и умен. О, не будь он нищ, Скэнлон сумел бы выбиться в люди. Им прилагаются сейчас немалые усилия, чтобы разработать единственно стоящую версию — убийство на почве ревности. Ну а заняв позицию упрямого осла, вы делаете все возможное, чтобы убедить шерифа: именно такие ослы и способны на безрассудную ярость и убийство в состоянии аффекта. И не глядите на меня так, словно готовы слопать! Последуйте лучше совету и начинайте помогать Скэнлону. Никогда не защищайтесь от обвинения, которое против вас еще не выдвинуто, мой друг!

Джордж встал, и мы прошли в кабинет Скэнлона.

ГЛАВА IV

Процедура заняла менее часа, допрос проходил в довольно непринужденной обстановке. Пожалуй, слишком непринужденной. Скэнлон, чувствовалось, понял, что пошел по явно ложному следу, и ограничился лишь формальными вопросами с тем, чтобы оправдать сам факт допроса. Шериф, разумеется, приберег про запас информацию, полученную от «телефонной особы», решив сначала по возможности проверить реальность ее заявления. Когда же в его руках соберутся необходимые доказательства, вот тогда защитник закона и обрушит их на меня.

Я пересказал Скэнлону подробности событий минувшего утра, начиная с момента прибытия на болото в засидку и кончая возвращением домой в десять утра. Ответил на кучу ловко сформулированных вопросов, цель которых — как нетрудно было понять — вытянуть какую-либо деталь, которую я мог упустить и которая оказалась бы в состоянии вывести на след третьего лица, по всей вероятности, находившегося на месте событий. Джордж, сидя рядом, спокойно покуривал, не принимая участия в допросе.

Наконец Скэнлон утомленно помял лицо рукой.

— Ладно… Пока все.

Затем бросил напоследок:

— Причина, из-за которой совершено убийство, — вот единственная путеводная нить, которая нам нужна. Никто ничего не добьется, пока не станет ясно, почему убит Дан!

Мы с Джорджем вышли и сели в его машину.

— Когда возвращается Фрэнс? — спросил адвокат, останавливаясь у асфальтовой дорожки, что вела к моему дому.

— В воскресенье, — пришлось солгать. — Если только опять не передумает. Прямо-таки прижилась в Новом Орлеане.

— А моя в субботу… Как насчет партии в бридж на будущей неделе, а?

— Спасибо. С удовольствием. — Слова благодарности сыпались из меня словно из рога изобилия. — Весьма благодарен, метр!

— Пусть эта история с убийством вас больше не волнует. Скэнлон в конце концов отыщет настоящего убийцу. Хватка у него железная. Ставлю тысячу против одного доллара, что Дана прикончил чужак. Вероятно, какой-нибудь заклятый враг, которого Робертс нажил себе задолго до приезда в Карфаген… Кстати, именно это обстоятельство могло послужить главным поводом для переезда сюда. Он же был отчаянный бабник и, наверное, крепко насолил кому-то.

— Вполне может быть, — согласился я, открывая дверцу автомашины. — Спокойной ночи, Джордж!

— Радостных сновидений, дружище!

Джордж развернулся, скоро огни автомашины исчезли за углом.

Фрэнс оставила свет включенным. Чемодан ее и сумка исчезли.

Вдруг представилось, как она садится за руль своего «мерседеса» и мчится сквозь ночь, рассекая фарами ночную мглу. Куда? Опять в Новый Орлеан? Или в Майами, откуда вообще здесь появилась?

Спать не хотелось, да и не надеясь заснуть, я включил кофемолку, сварил порцию бодрящего ароматного капучино. Вернувшись в гостиную, заметил, что на диване лежит женская перчатка. Вторая валялась рядом, на ковре. Перепуганная Фрэнс впопыхах, видимо, забыла о них.

Тут вспомнились слова, сказанные Джорджем: мол, поведение мое давало основания подозревать, будто я ревновал Фрэнс. Неужели в это и впрямь кто-нибудь поверил? Да, во мне давно живет антипатия к Малхоленду. Но неприязнь к нашему пинкертону с его дурацким высокомерием возникла задолго до того, как в местном театре ставили «Детективную историю». И любовных сцен в пьесе, кажется, немного, по крайней мере между мистером Маклеодом и Мэри Маклеод, роли которых исполняли Малхоленд и моя жена. Ну а если я и возражал против участия Фрэнс в спектакле, то лишь потому, что все вечера в течение месяца женушку невозможно было застать дома — репетиции, репетиции. Ей, клянусь честью, совсем не нравился Малхоленд.

А что касается меня… Два года назад Малхоленд жестоко избил подсобного рабочего с лесопилки — якобы тот надерзил. Мальчишку пришлось отправить в госпиталь. Я застал лишь часть побоища и с присущим мне тактом облаял Малхоленда, пригрозив сообщить обо всем Скэнлону. С тех пор тот демонстрировал свою неприязнь ко мне где и как только мог. Вплоть до того, что отказывался уступить дорогу при встрече на улице! Я презирал этого типа до глубины души. Но ревновать мерзавца к Фрэнс? Даже не смешно!

«Или вы думаете, Дан у нее был один?» К черту эту девку! Но как ни пытаешься забыть телефонный звонок, напрасно: слова ее не выходят из головы… И потом, отчего Фрэнс столь внезапно решила вернуться домой? Есть ли тут связь с убийством Робертса? Тогда каким образом Фрэнс узнала о смерти Дана? Из Карфагена в отель ей никто не звонил. Со мной же она разговаривала не из гостиницы! Анонимная девица… Голос-то, безусловно, знакомый. Наверняка я знал ее! Но каким образом? Может быть, слышал в компании Робертса? Вряд ли… Ведь женатый, в возрасте уже за тридцать, я был далек от круга, в котором вращался холостяк Дан.

Вдруг почему-то вспомнилась Барбара Райан. Тут же захотелось потолковать с ней. Протянув руку к телефону и мимоходом взглянув на часы, я с удивлением отметил: четверть второго ночи.

Барбара жила одна в небольшой квартирке в нескольких сотнях метров от Клебурн-стрит к западу от центра города.

— Варрен говорит. Извините, если разбудил…

— Я еще не сплю, — ответила Барбара. — Лежу, читаю. И знаете, даже рада, что позвонили. Кстати, правда, что Робертса убили? Все говорят…

— Судя по всему, нет никаких сомнений.

И тут же принялся деловито рассказывать о дроби разного калибра.

— Мне уже об этом говорили… А кто бы, по-вашему, мог такое сделать?

— Пока не имею и малейшего представления. Но вот о чем хотел бы спросить: вы в курсе амурных дел Робертса?

Барбара помолчала, видимо, колеблясь, выдавать свою осведомленность или нет.

— Право, Джон, — наконец, тщательно взвешивая слова, проговорила она, — вряд ли в данном случае меня можно считать компетентной. А что, собственно, вам хотелось бы узнать?

— Кому из девиц Дан назначал свидания?

— Ох, право! Ну, мне, например. Я с ним встречалась раза два или три.

Это было для меня новостью!

— Ну и что он представлял собою как кавалер?

— Довольно приятный, хороший танцор. Правда, оставил ощущение, что уж слишком влюблен в самого себя.

— А с другими дамами Робертс встречался?

— Как сказать! Не было нужды, знаете ли, следить… Несколько раз, правда, видела среди здешних красавиц.

— Не помните с кем?

— Хм… Надин Вильдер… Мадж Карсон… А что?

— Да был тут мне таинственный звонок от какой-то женщины или скорее девушки, которая не пожелала назваться. И кажется, та очень и очень неплохо знала Робертса.

— Понимаю. — Барбара, секунду помедлив, вдруг выпалила: — Весьма, может быть, и неплохо. Он в подобных делах быстро управлялся, лишь бы девица не шибко артачилась. Да, кстати, по поводу особ, которых я упомянула. Сомневаюсь, что анонимный звонок исходил от кого-либо из них. Обе вполне приличные девушки. Надин служит в городской электрокомпании…

— А малышка Карсон работает у доктора Ваймана? — Мне захотелось блеснуть перед Барбарой знанием светского общества Карфагена. — Обеих знаю и уверен, что звонили не они. Но прошу, поставьте в известность, если вдруг вспомните какие-либо другие имена. Хорошо?

— Договорились, шеф!

— Большое спасибо.

Я положил трубку и принялся прикидывать в уме, сколько же людей в нашем городе могли что-либо знать о взаимоотношениях Фрэнс и Робертса. Столько перебрал вариантов, что разболелась голова. Пришлось встать и отправиться через вестибюль в ванную комнату за таблеткой аспирина — все лекарства хранились там в аптечке. Шлепая по коридору, заметил: в спальне по-прежнему горит свет. Когда вошел — обомлел: чемодан Фрэнс по-прежнему лежал на кровати. Рядом валялся другой, вместе с грудой ее платьев и белья.

Неужели Фрэнс ничего не взяла с собой? Словно после долгого отсутствия, задерживая взгляд то на одном, то на другом предмете, я оглядел комнату. Большая двухспальная кровать, сооружение трехметровой длины, стояла у стены справа; по обе стороны ее высились платяные шкафы. Прямо темнел камин. Слева — бог ты мой! — светилась дверь, ведущая в ванную и туалетную комнату жены. Сейчас она почему-то распахнута настежь! Помимо ночника под розовым абажуром, в спальне, горела и лампа в туалетной комнате Фрэнс. В лучах света на паркете по другую сторону кровати темнело какое-то пятно. Подошел поближе, нагнулся и… оказался лицом к лицу с Фрэнс. Вернее, с тем, что осталось от него.

Колени мои подкосились, и я осел на паркет рядом с кроватью. С силой зажмурил глаза, желая избавиться от ужасающей картины. Ан нет… Страшнее всего было видеть орудие убийства — грязные, закопченные каминные щипцы, которые убийца оставил на груди Фрэнс.

Я перевернулся на бок и попытался встать, но поскользнулся и очутился на полу лицом к трюмо. Поначалу не узнал самого себя: физиономия моя побелела как мел, исказилась от ужаса.

Зазвонил телефон на ночном столике. Я наконец-то встал и, шатаясь, направился в ванную. Сняв с крючка большое банное полотенце, накинул его Фрэнс на голову и грудь. Телефон продолжал звонить.

Фрэнс лежала на спине в том самом костюме, в котором приехала из Нового Орлеана. Ноги ее нелепо подвернулись. «Зачем надо было бить женщину прямо по лицу и так зверски?» — стучала в голове единственная мысль.

Один из платяных шкафов был открыт. Наверное, Фрэнс брала из него одежду, и в тот момент, когда повернулась спиной к убийце, он схватил каминные щипцы и нанес свой первый удар. Правая рука Фрэнс выглядывала из-под полотенца. Я встал на колени и осмотрел ее, затем приподнял полотенце и осмотрел левую. К удивлению, на них не оказалось ни синяков, ни следов сажи. Следовательно, жертва не делала и попытки защититься, когда убийца наносил удары щипцами по лицу. Итак, он убил Фрэнс сзади первым ударом. По лицу трупа убийца молотил, движимый патологической ненавистью или получая садистское наслаждение.

Однако Фрэнс позволила ему войти. Ведь я запер дверь на ключ, когда уходил. Внезапно пришло ощущение, что в спальне случилась какая-то перемена, но понадобилось две или три минуты, прежде чем сообразил какая.

Телефон наконец перестал трезвонить. Подойдя к аппарату и сняв трубку, я принялся набирать номер шерифа, чуть не истерически смеясь от радостной мысли: «Как здорово мне повезло: ведь когда все происходило, я находился в конторе шерифа, в присутствии свидетелей. Алиби налицо!» Но сразу же бросил трубку. О, если бы можно было уйти из комнаты, где крики Фрэнс все еще гремели в коих ушах. Но это были вовсе не вопли жены. Это снова звонил телефон. И в спальне… И в гостиной… Выскочив на кухню, я подставил лицо под струю воды. Зачем? Наверное, надеялся таким образом как-то охладить горевшие мозги.

Потом уселся за кухонный стол и принялся шарить по карманам в поисках сигарет.

Обрывки мыслей, нелепые, неспособные сложиться в цельную картину, крутились, сталкивались в пылающей голове, пугая и обессиливая. Ну да! Все сотворил Малхоленд! Никто, кроме него, не знал, что Фрэнс приехала. Помощник шерифа, разумеется, заметил перчатку и ни минуты не сомневался, что и чемодан тоже принадлежит ей. Стало быть, именно этот тип и прикончил Робертса, а Фрэнс так или иначе замешана в случившемся на болоте… Впрочем, почему обязательно Малхоленд? Мало ли кому Фрэнс могла позвонить и сообщить, что вернулась.

А что же все-таки она делала в Новом Орлеане? Зачем вдруг понадобилось столько денег? Одним прыжком я вскочил, бегом бросился в спальню и стал лихорадочно рыться в ее сумочке. А вдруг именно здесь найдется улика? Как знать, действительно ли была Фрэнс в Новом Орлеане сегодня или вчера вечером? В отель — заплатить по счету — она могла вернуться лишь между половиной шестого и семью часами вечера; ей ничего не стоило побывать и здесь, в Карфагене. Губная помада, кошелек, расческа, зеркало, ключи от машины, платок — обычная дамская чепуха. Ничего достойного внимания. Стоп! Счет из гостиницы, оплаченный по кредитной карточке. С конца декабря по 5 января. Открыл кошелек — там лежало две бумажки по пять долларов и три по доллару. А когда Фрэнс уезжала из дому, у нее было шестьсот долларов наличными, и сегодня, очевидно, она успела получить телеграфный перевод еще на пятьсот. Кроме того, ею продано на шесть тысяч долларов акций… Гостиница оплачивалась по кредитной карточке, а в кошельке лишь тринадцать долларов. Бог ты мой! Я вдруг вспомнил: когда Фрэнс вернулась, на ней не было норкового манто, легкого, как перышко, но стоившего не менее четырех тысяч долларов. Бегом припустил в гараж, осмотрел «мерседес». Манто в машине не оказалось.



Вернувшись в кабинет и застыв около письменного стола, ничего не понимая, я мрачно стал разглядывать расписку маклера, удостоверяющую выдачу шести тысяч долларов в обмен на акции. Что бы это значило? Куда Фрэнс извела деньги? Может быть, ее ограбили? Прокутила? Что делать? Вызвать полицию? Спасаться бегством? Позвонить Джорджу, посоветоваться?

Вдруг во дворе заскрипели тормоза автомобиля. Хлопнула дверца, затем на крыльце раздались чьи-то шаги. Без перерыва затрезвонил звонок входной двери. На цыпочках подкрался к окну, чуть-чуть отодвинул в сторону занавеску и глянул на улицу. У крыльца стояла полицейская автомашина, мигая красными фарами на крыше. «Бежать? Поздно. Даже если и удастся без шума открыть дверь гаража, полицейская машина загораживает проезд. Конечно, можно выйти черным ходом, но далеко ли уйдешь на своих двоих!»

Звонок снова зазвонил требовательно и раздраженно три или четыре раза подряд, затем в дверь забарабанили кулаком. Конечно же, это он, мерзкий помощник шерифа. Если его не впустить, то Малхоленд, чего доброго, выломает дверь, от таких крыс можно всего ожидать…

Но у порога стоял Лен Оуэнс, старший ночного патруля. Вид у него был слегка заспанный.

— Извините, что потревожил, мистер Варрен!

Я широко открыл рот. Но так как не мог произнести ни звука, то тут же закрыл его.

— Нам позвонила миссис Райан, сэр! — продолжил полицейский. — Она очень беспокоится. Сказала, что недавно говорила с вами по телефону, а потом еще несколько раз пыталась дозвониться, но…

Мне удалось выдавить улыбку.

— Я… Да… Я лег и, наверное, заснул. Да, да, конечно же, заснул уже.

Теперь, когда я смог наконец выговорить внятно несколько слов, то уже с трудом заставил себя замолчать.

— Такое впечатление, что все с ума посходили после убийства этого Робертса, — произнес Оуэнс. — Во всяком случае, не мешало бы вам ей позвонить.

Затем патрульный козырнул, повернулся, словно на разводе, через левое плечо и направился к машине.

ГЛАВА V

Барбара долго извинялась.

— У меня такое чувство, что я вела себя как дура, позвонив в полицию. Но вы не отвечали. А после этой ужасной истории с Робертсом…

— Ничего, все нормально.

Отупение, вызванное всем происшедшим, постепенно проходило, голова начинала соображать получше.

— Я, наверное, заснул. Так в чем дело?

— Ей-богу, может быть, вся эта чепуха не стоит и выеденного яйца. Но вы просили позвонить, если мне вдруг удастся вспомнить, с кем еще встречался Робертс.

— И вы вспомнили?

— Нет, пока нет. Но, кажется, вам имеет смысл справиться у Эрни Севелла. Он работал у Робертса с первых дней открытия магазина и, очевидно, знает все о нем лучше, чем кто-либо в городе. И потом, по всей вероятности, Робертс гораздо охотней рассказывал о своих победах мужчинам, чем малознакомым женщинам…

Черт побери! Мне самому следовало бы вспомнить о Севелле.

— Спасибо за идею. А не можете ли вы мне еще вот что сказать: когда Фрэнс звонила вчера после полудня, откуда был звонок? Не помните, сказала ли телефонистка, что звонят из Нового Орлеана или же просто объявила «междугородная»?

Подавляющее большинство моих знакомых в таких случаях не преминуло бы спросить: «А в чем дело?» Барбара Райан к их числу не относилась. Она работала у меня более года, но лишь сейчас я начинал по-настоящему ценить ее такт.

— Точно не могу сказать, — ответила секретарша. — Я поняла только, что разговор шел из автомата.

— Постойте, постойте! Вы в этом уверены?

— Да. Линия оказалась свободной, и мне отчетливо было слышно, как телефонистка сказала Фрэнс, сколько монет следует опустить в аппарат.

«Я еще в постели»… Какова же была цель этой низкой лжи? И что за рожок вдруг заиграл поблизости? Возможно, музыкальный ящик?

— Сколько же монет та порекомендовала ей опустить?

— Хм… Девяносто центов, насколько помню. Да, точно. Девяносто центов. Я еще подумала — почему не целый доллар?

Следовательно, Фрэнс, видимо, и впрямь звонила из Нового Орлеана. Во всяком случае, не из Карфагена. Кое-что начало проясняться в моей дурацкой башке, даже принимать форму некой гипотезы. Но мне не хватало помощи умного, толкового человека. Наиболее подходящая фигура? Конечно, Джордж! Но я не мог к нему обратиться. Положение адвоката, лица, связанного жесткими рамками законности, будь он на сто процентов уверен в моей невиновности, не позволяло ему стать участником затеи, не вполне законной и к тому же рискованной. Джордж просто-напросто посоветует обратиться в полицию. А вот Барбара при желании могла бы и помочь. Конечно, постараюсь не слишком впутывать ее в эту историю…

— Послушайте, Барбара, — мне пришлось начать издалека. — Я не могу сейчас объяснить все, но завтра Скэнлон, без сомнения, задаст вам обо мне целую кучу вопросов. Отвечайте ему честно и подробно. Только не говорите, что я просил вас об этом. Понимаете?

— Ей-богу, сделать подобное нетрудно, хотя… Право, ничего не могу понять. Впрочем, думаю, справлюсь. Что еще?

— Шериф может спросить, все ли на месте в моем сейфе. Составьте опись и передайте ему. Вот и все. И тысячу благодарностей, Барбара!

Закончив разговор, я быстро вернулся в спальню. Избегая заходить за кровать, где лежала Фрэнс, стараясь ничего не двигать с места, я быстро надел темный костюм, достал из шкафа один из чемоданов, большой кофр желтой кожи с моей личной монограммой. Уложил в него костюм, несколько рубашек, смену нижнего белья, несессер и электрическую бритву. Тут мне в голову пришло, что не мешало бы взять с собой и портрет Фрэнс. Но имелась только одна фотография с ее прелестной головкой — наша свадебная. Жена избегала фотографироваться. Ладно, сгодится и свадебная. Она стояла на ночном столике. Повернулся, протянул руку и не поверил своим глазам: фотография исчезла.

Не может быть! Ведь стояла здесь еще, когда… Тут я осознал, что вряд ли смогу припомнить, когда видел фотографию в последний раз. Знал, что стоит на туалетном столике, привык к ней как к чему-то непременному, непоколебимому. Принялся просматривать ящики, проверил комод в ванной комнате. Фото исчезло. Тем не менее я твердо помнил, что оно стояло на месте после отъезда Фрэнс в Новый Орлеан.

В ярости выругался. Терялось драгоценное время, нечего теперь скрести в затылке, словно деревенский дуралей. У меня в бумажнике лежала небольшая копия свадебной фотографии, которую я сделал тайком от Фрэнс. На худой конец сойдет и копия.

С шумом захлопнул чемодан, повернул выключатель и зашагал по коридору. По дороге прихватил пальто, шляпу и погасил везде свет.

Бросил чемодан в «шевроле». Улица до конца аллеи была темна и пустынна. Задним ходом вывел машину из гаража и закрыл его. Вновь и вновь повторял себе, что единственно возможный метод действий — максимальная естественность всех поступков. Иначе моя затея обречена на провал.

В этот час ночи проще пареной репы определить, установлена ли за мной слежка или нет. Все машины графства, принадлежащие полиции, имели особые номера, которые в Карфагене каждому известны. У последнего перекрестка перед Клебурн-стрит повернул налево, поехал по направлению к западу от центра города, по Тейлор-стрит, затем через два квартала свернул вправо, на Фултон-стрит, чтобы оттуда выехать на Клебурн-стрит в район, где находилась моя контора. Этим путем я ехал всякий раз, отправляясь на работу.

Поставил машину на стоянку, что находилась напротив моей конторы, и вышел из автомобиля. Перед кафе Фуллера стояло три авто, но ни на одном не было полицейского номера. Я пересек тротуар и открыл дверь конторы. Оглянулся — на улице ни души.





У задней стенки конторы рядом с дверью стоял массивный сейф — его всегда хорошо видно с улицы. Я направился прямехонько к стальной коробке, подавляя желание выглянуть в окно. Затем, опустившись на колени, принялся набирать шифр на диске. Дверь сейфа распахнулась. Открыл стальной шкафчик внутри, достал оттуда конверт из толстой белой бумаги. В нем находилось примерно восемнадцать тысяч долларов в бонах по пятьсот и тысяче долларов. Затем запер сейф, вынул из кармана сигарету и, сев на стул, закурил. Первая часть моего плана удалась.

За окнами по-прежнему ни души.

Когда задним ходом выводил «шевроле» со стоянки, из-за угла Фултон-стрит выехала полицейская машина и двинулась в мою сторону. Кровь внезапно словно застыла в жилах. Но внутри автомобиля оказался всего-навсего сержант Кэп Дитс из бригады ночного дозора. Он поприветствовал меня кивком головы и поехал вниз по Клебурн-стрит.

Единственно реальную опасность представлял собою только Скэнлон. Что же… Не спеша я проехал по Клебурн-стрит и повернул на площади Монтроз по направлению к дому. После второго перекрестка вновь свернул и покатил по улице, параллельной Клебурн-стрит. На западной окраине Карфагена выехал на магистральное шоссе и еще раз бросил взгляд в зеркало заднего обзора. Никого. С облегчением вздохнув, свернул на шоссе и дал газ. Когда проезжал столб с транспарантом «Добро пожаловать в Карфаген», стрелка на спидометре «шевроле» прыгала на отметке сто десять миль в час…

Солнце уже поднялось, часы показывали двадцать минут седьмого утра, когда я поставил автомашину на стоянке в аэропорту Нового Орлеана. Взглянув в зеркальце, увидел, что под глазами у меня большие темные крути. Но голова оставалась ясной. Сунув конверт с долларами в чемодан, я закрыл на ключ дверцу автомашины и отнес поклажу в камеру хранения аэровокзала. В ресторане выпил чашку кофе, разменял в кассе пару долларов на никели, забрал багаж и направился к кабине телефона. Чемодан поставил так, чтобы не выпускать его из поля зрения.

Вызвав междугородную, попросил телефонистку помочь связаться с Эрни Севеллом. Его номера я не знал, но мне было известно, что тот проживал на Спрингер-стрит, на окраине Карфагена, в маленьком, купленном в кредит домишке типа ранчо. Жена Эрни работала в администрации графства в управлении налогообложения. Сам же Эрни, серьезный и работящий молодой человек лет двадцати четырех, поначалу руководил отделом спортивных товаров в универмаге Женнингса, а затем стал работать у Робертса.

— Кто говорит? — раздался сонный голос. — А, мистер Варрен! Мне послышалось, или телефонистка права, сообщив, что вы звоните из Нового Орлеана?

— Точно, — подтвердил я. — Мы здесь со вчерашнего дня. Прошу прощения, ведь разбудил ни свет ни заря…

— Не имеет значения. Знаете, вчера весь день одолевало желание позвонить вам. Но потом решил, что стоит переговорить лично.

— Валяйте! В чем дело?

— Да… — в голосе Эрни послышалась нерешительность, — это по поводу магазина. Не хотелось бы показаться наглым торопыгой, ведь Робертс еще даже не погребен, но ведь и оборудование, и товары на складе в любой момент могут быть скуплены по дешевке каким-нибудь заезжим бизнесменом. И вот мне пришло в голову: коль вы являетесь хозяином здания, то вам, конечно, было бы приятнее иметь в нем работающий магазин, нежели пустое помещение. У меня скопилось несколько тысчонок. Кроме того, если замолвите словечко в банке… В таком случае я сумел бы взяться за дело. О, магазинчик мог бы приносить немалые доходы!

— Вы хотите сказать, что он не приносил должного дохода? А мне казалось, Робертс неплохо справлялся с делом. Разве не так?

— Так-то оно так, да не совсем. Внешне бизнес процветал. И если судить по книгам приходов-расходов, то Робертс действительно получал большие прибыли. Но я не хотел бы говорить неправду во имя лишь того, чтобы, обманув, добиться с вашей помощью займа от банка. Дело в том, что торговля шла столь мизерными темпами, что прибылей от нее едва хватало на погашение арендной платы за помещение и выплату моего заработка. И это при самых отличных перспективах! Иными словами, Робертс абсолютно не выказывал интереса к процветанию магазина. И мне не позволял проявлять и малейшей инициативы. У него на складе никогда не находилось товаров по сезону, он просто не желал заказывать их и уступал лишь двойному нажиму клиента. В конце концов дело дошло до того, что клиент предпочитал нам универмаг Женнингса. И еще: Робертс ни за что не хотел заниматься рекламой. Как я ни старался, мне не удалось убедить его в простой и проверенной истине: реклама — двигатель торговли.

Вспомнились дорогой карабин Робертса, тысяча долларов — сумма паевого взноса в клуб охотников на уток, его спортивная машина последней модели…

— Понимаю, Эрни. Каким же образом ему удавалось выкручиваться?

— Самому любопытно, мистер Варрен. Но мне ничего не известно. Робертс никогда не испытывал никаких затруднений при оплате счетов, а на его счете в банке всегда имелись крупные суммы. Парадокс! Знаю лишь одно: возьмись кто-нибудь как следует за этот магазин спортивных изделий — Женнингсы разорятся за два-три месяца. У них ведь нет никого, кто как следует разбирался бы в системах охотничьих ружей и рыболовных снастях.

— Да, да, знаю… Итак, вы полагаете, что Робертс подделывал свои бухгалтерские книги или имел другой источник доходов?

— Ей-богу, не знаю, плутовал ли он с книгами, но на счет в банке откладывал денег куда как больше, чем зарабатывал на продаже спортивных товаров…

— Я помогу вам, Эрни, получить заем от банка. А скажите, как там с родными Робертса? Объявился ли кто-нибудь?

— Да. Мистер Скэнлон вместе со мной посетил вчера вечером после ужина магазин, и мы нашли там два письма от брата господина Робертса с обратным адресом. Тот проживает в Техасе, в Хьюстоне. Скэнлон послал ему телеграмму и через два часа пришел ответ: брат распорядился отправить тело в Хьюстон, где у Робертсов своя родовая усыпальница на кладбище. Но сам приехать за личными вещами Робертса и урегулировать дело с продажей магазина он сейчас не может.

— А вы не запомнили адрес брата?

— Нет, к сожалению. Но помню, что его имя Клинтон. Клинтон Робертс.

— Надо полагать, сегодня магазин будет закрыт?

— Да, конечно. Скэнлон сказал, что лучше подержать его закрытым до приезда мистера Робертса. Я ему отдал ключи… Имеется в виду мистер Скэнлон.

— Понимаю. Да, Эрни, вот еще что! Не знаете ли вы случайно имена девиц, с которыми Робертс обычно встречался?

Эрни теперь, конечно, сгорал от любопытства, но его выдержки хватило, чтобы ничем не выдать себя.

— Да у Робертса их была целая куча, право! Девицы интересовали шефа куда больше, чем дела в магазине! Видел его несколько раз с Кэрол Холидей и миссис Райан, которая у вас работает. Потом с Мадж Карсон и… постойте, еще с Дорис Бентли и Сю Прентис. Ну и с другими, конечно. Только вот имена вылетели сейчас из головы.

«Дорис… Дорис Бентли — вот чей голос казался мне таким знакомым! Она работала у Фрэнс. Дорис частенько брала трубку, когда я звонил будущей жене».

— Большое спасибо, Эрни! — радости моей не было конца. — И не беспокойтесь о займе!

Смешавшись с толпой авиапассажиров, я сел в автобус, что направлялся в центр. На первой же остановке сошел и взял такси, попросив отвезти в недорогой отель поближе к центру города. Там записался под именем Джеймса Вивера из Оклахомы.

Комната, которую мне предоставили, была на третьем этаже и выходила окнами на мрачную улочку, заставленную баками для мусора и пустыми бочками. Попросив разбудить меня в половине десятого, я разделся и лег.

Но какой тут, к черту, сон! Пришлось встать, побриться, принять душ… До девяти часов, куря сигарету за сигаретой, старался привести в порядок свои мысли. Для полной и четкой картины ниточке, которую, кажется, я нащупал, не хватало какого-то пустяка, самой малости. Без пятнадцати десять, достав из чемодана конверт с бонами, отправился в центр города и в одном из банков попросил обменять их на доллары. Здесь меня хорошо знали и только любезно спросили: «Желает ли мистер получить деньги чеком на предъявителя или на собственное имя?» Выяснив, что мне нужны ассигнации, взглянули с явным удивлением — серьезному бизнесмену не пристало таскать при себе мешки денег. Но спорить, конечно, не стали: каждый волен сходить с ума по-своему. Я, разумеется, постарался найти какой-то предлог, мол, срочная сделка, требующая наличных… Распихав по карманам ассигнации, выскочил на улицу. Часы показывали десять минут одиннадцатого. Время подгоняло, следовало спешить.

Обычно я завтракал у Фуллера, даже после женитьбы на Фрэнс: та никогда не вставала раньше десяти. А в конторе появлялся четверть девятого. Малхоленд завтракал у Фуллера по крайней мере шесть раз в неделю — и в то же время. Даже допустив, что сегодня помощник шерифа пропустит свой завтрак, все одно справится, не видел ли меня кто у Фуллера. Скэнлон, разумеется, уже в курсе, что в городе меня никто не видел. Он позвонит в контору, затем домой ко мне, потом затопит Дворец правосудия океаном проклятий. После чего отправит на Клебурн-стрит пару полицейских осмотреть гараж и убедиться, на месте ли моя машина. Установив, что та отсутствует, а «мерседес» Фрэнс на месте, полицейские некоторое время будут названивать в дверь, потом взломают ее… Спустя час все полицейские участки Соединенных Штатов от Мексики до Канады будут располагать данными обо мне и моем «шевроле». Как только ночная история станет известна Карфагену, Эрни позвонит Скэнлону и сообщит, что я нахожусь в Новом Орлеане. Даже если этого не произойдет, после обеда Скэнлон, будучи осведомлен, в каком банке я абонирован, узнает об обмене бон на доллары, а новоорлеанская полиция обнаружит на стоянке в аэропорту брошенный «шевроле». В моем распоряжении оставалось четыре или пять часов.

Я кинулся к телефонной кабине и лихорадочно стал листать пожелтевшие страницы телефонного справочника. Авиавокзал… Авиакассы… Агентства частные детективные…

Луис Норман, глава частного детективного агентства «Норман и компания», человек с худым интеллигентным лицом, всем своим видом внушал доверие. Он смотрел внимательно, и взгляд его как бы призывал поделиться с ним всеми известными тайнами. Откинувшись в кресле, Луис Норман задумчиво взял в руки дорогую авторучку и спросил:

— Чем могу быть полезен, мистер?..

— Варрен. — Я протянул детективу свою визитную карточку. — Джон Варрен, Карфаген, Алабама. Прежде всего скажите, достаточно ли у вас людей, чтобы заняться весьма неотложным делом. Причем учтите, им придется здорово поработать ногами.

— Трое, не считая меня, — ответил Норман, не задавая излишних вопросов. — Кроме того, могу заполучить и еще двоих, если понадобится. Но такая работа, мистер… э… э… Варрен, особенно если она займет много времени, стоит уйму денег.

— Мне это известно. — Выудив из кармана десять ассигнаций по тысяче долларов, я разложил их перед Норманом на столе. — Сколько понадобится людей, вам лучше судить. Если этого не хватит, представите дополнительный счет. Мне нужны некоторые сведения, причем в темпе.

Я достал из бумажника фотографию Фрэнс и положил ее рядом с банковскими билетами.

— Это моя жена. Миссис находилась в Новом Орлеане с тридцатого декабря по вчерашний день. Мне нужно знать, где она тут бывала, с кем встречалась и так далее…

— По вчерашний день, говорите? Значит, ее больше здесь нет?

— Вы правы.

— Да, нелегкое дельце, — решил Норман, скорчив гримасу. — Будь ваша жена еще в городе… Одно дело — слежка за кем-нибудь, другое — идти по остывшему следу.

— Окажись все это легким и простым, к вам обращаться просто не стоило бы, не правда ли? Так беретесь?