– Если вы хотите, Генри, мы могли бы привезти ее сюда сегодня вечером.

— Не будь так уверена, — отставил бокал Сорннн. — Он должен взять деньги, Лейти, — уже настойчивее продолжал прим-агент. — Чтобы план сработал, он должен взять деньги и вложить в какое-нибудь предприятие. А это строго запрещено представителям его касты.

Генри Кимберли неподвижно сидел на своем стуле. Последний раз он видел Кэтрин, когда ей было два года. Он вдруг вспомнил фотографию с надписью, которую послал ей прямо перед своей «смертью», а также то, что кто-то, вроде бы Торп, сказал Калину, что эта фотография висит на стене у нее в кабинете. Он вспомнил свою вторую дочь, Энн. Вспомнил их письма друг другу. Ему пришлось оставить все свои вещи в Бромптон-Холле, когда он уезжал в Берлин. Ему пришлось покинуть и Элинор. Их прощание было страстным. Тогда он сказал ей:

— Он не возьмет.

– Увидимся недели через две. К тому времени война уже закончится, и мы откроем заветную бутылку «Моэт» тридцать седьмого года.

— Еще как возьмет, жадность перевесит!

Он привел в порядок свои бумаги, но так, как это делают люди, отправляющиеся на рискованное задание. Он не хотел, чтобы хоть кто-нибудь мог заподозрить, будто он знает, что не вернется. С легкой улыбкой Кимберли вспомнил, что перед отъездом одолжил у ван Дорна сто долларов, и теперь, вместе с процентами, это составляло четыре тысячи… Андров откашлялся и сказал:

– Решение относительно вашей дочери зависит только от вас лично, Генри. Но вам следует знать, что к данному моменту все в соседнем доме уже отравлены Карлом Ротом.

— Мы все сидим и ждем, ждем, ждем, — покачала головой Лейти. — Мы ждем уже слишком долго.

Казалось, что Кимберли это совершенно не взволновало.

— Нужно набраться терпения.

Не спеша Лейти расстегнула ажурный жилет и спустила блузку, обнажив нежные полукружия грудей. Между ними багровел шрам — темный, жуткий, уродливый.

Тогда Андров продолжил:

— Наверное, мне не стоит показывать остальные.

– Мы выбрали для этого очень редкий яд, противоядие от которого неизвестно на Западе. Но наше оперативно-техническое управление такое противоядие разработало. Если мы доставим вашу дочь сюда в течение четырех часов, ее можно будет спасти. – Он взглянул на Генри Кимберли. – Посоветуйте мне, как поступить в данной ситуации?

Сорннн не скоро пришел в себя от шока, а опомнившись, взял холодный бокал и аккуратно приложил к шраму.

— Лейти, я… я так виноват.

– А как считает ее жених? – поинтересовался Кимберли.

В его словах было столько нежности и доброты, что женщина растаяла.

– Ах, молодые люди так переменчивы! – усмехнулся Андров. – Он ее больше не любит, но готов показать ей, как волны будущего способны разрушить ее песочные замки. Я думаю, он хочет оставить ее при себе в качестве служанки. Очень своенравный молодой человек.

— СаТррэн, то, что я тебе сегодня наговорила… Прости меня, я не имела права разговаривать с тобой таким тоном.

– Если вы можете спасти ее без ущерба для всей операции или, – Кимберли кивнул на Калина, – для других сотрудников, тогда действуйте. Но у меня нет желания видеть ее. Если доставите Кэтрин сюда, держите ее от меня подальше.

— Ты попала в точку, — грустно улыбнулся Сорннн. — Я действительно пытался убежать от себя. Мне стало легче.

– Да, встреча с ней может сильно вас расстроить, а вас ждут важные дела, – сказал Андров.

Прим-агент убрал бокал, и Лейти поправила блузку.

– Пожалуйста, не надо играть на моих чувствах.

— Хочешь поговорить об этом?

– Прошу прощения. – Андров некоторое время внимательно рассматривал Кимберли. После целого месяца, проведенного под одной крышей, бок о бок, Андров так и не смог понять этого человека – его желаний, потребностей, страхов и устремлений. И в то же время Кимберли во многом походил на других западных перебежчиков, которых Андров встречал в Москве: чужие люди в чужой стране, увязшие в своем прошлом. Кимберли отвернулся от Андрова и обратился к Алексею Калину:

— Не знаю, я…

– Насколько хорошо вы знаете Питера Торпа?

Далеко на севере раздался раскат грома, похожий на рев разъяренного первиллона.

– Я занимаюсь его делом.

— Кажется, до встречи с ней я и не жил по-настоящему. Она была художницей, и очень талантливой. Сильной, совсем как мужчина. — Сорннн смущенно покачал головой. — Просто поразительно, она открыла мне глаза на многие вещи, о существовании которых я и не догадывался.

– Он вам нравится? У него действительно ужасный характер, как утверждает Виктор?

— Ты счастливчик, Сорннн СаТррэн.

Калин ответил уклончиво:

— Неужели? — Сорннн задумался о том, сколько чудесного узнал за последнее время. — Расскажи мне про вас с Тью Дассе.

– Видите ли, он немного странный… Но может быть очень обходительным с дамами.

– Это у него наследственное, я имею в виду его настоящего отца, – сказал Кимберли, – а вот его приемный отец, Джеймс Аллертон, к числу дамских угодников не относится. – Он улыбнулся. – Одним словом, мог бы этот человек стать моим помощником?

— Тут почти нечего рассказывать. Было время, когда я его любила. Пылко, страстно, всепоглощающе, — пожала плечами Лейти. — Почему бы и нет? Он казался таким внимательным и любящим. К тому же считался перспективным кхагггуном. Теперь я понимаю, что идеализировала его. А идеалов, как известно, не существует. Я видела в Дассе то, что хотела видеть. — Лейти нерешительно подняла глаза на Сорннна. — Уж слишком старалась угодить отцу.

Калин перевел взгляд на Андрова, и тот ответил:

Сорннн ничего не ответил, но в его глазах молодая женщина заметила огонек, на который откликнулась всем своим существом. Они потянулись друг к другу, и между ними вспыхнула искра страсти. Лейти понимала — то, что сейчас произойдет, неправильно, ведь их притягивают взаимная жалость и одиночество. Еще одна ошибка. Однако остановиться она не могла, ведь в ней бурлило не только физическое влечение, а еще и желание излить душу. Когда Сорннн осторожно коснулся ее пылающих губ, Лейти подумала, что он почувствует привкус правды. Этот поцелуй не был похож на другие. Вокруг них листья черепахового дерева колыхались на сильном ветру. Яркие краски сада бледнели. Четыре дорожки цвета яшмы сходились к черепаховому дереву с севера, юга, востока и запада. Лейти и Сорннн ощущали запах апельсиновой сладости и аромат роз, лепестки которых серебрил лунный свет.

– Этого человека, в принципе, следовало бы ликвидировать. Но решать его судьбу вам. Давайте вызовем его. И еще нескольких людей, которых вы мельком видели. – Андров нажал кнопку переговорного устройства. – Пошлите их наверх. – Затем широким жестом Андров обвел рукой обширную мансарду, вдоль стен которой располагались различные электронные приборы с мигающими экранами и лампочками. – Мистер Кимберли, – сказал он, – мне неизвестно точное время «Удара», но думаю, что это случится еще до восхода солнца. Видите те два зеленых огонька? Они означают, что в настоящее время мы находимся в высшей степени мобилизационной готовности. То есть «Удар» будет вот-вот нанесен. Когда начнется часовой отсчет, станет мигать третья лампочка. Когда она перестанет мигать и будет гореть постоянно, знайте: до «Удара» остались считанные минуты.

Лейти таяла в объятиях Сорннна, и ей казалось, что она слышит свой собственный голос. «СаТррэн, хочу тебе кое-что рассказать, — могла бы начать она так тихо, что Сорннн едва услышал бы. — Это касается Раана Таллуса».

Лейти только представляла себе этот разговор, но сердца бешено бились, и ей стало трудно дышать. Полностью растворившись в мнимой беседе, она будто со стороны наблюдала за тем, что творит ее тело. Странный диалог продолжался.

48

«Знаешь, это скорее признание».

Тяжелая металлическая дверь открылась, и в мансарду зашел очень высокий человек в военной форме. За ним следовал еще один русский, с гладко зачесанными назад волосами, в коричневом костюме. Последним вошел Питер Торп. Русские расступились, пропуская его вперед.

Пара многоножек носилась между сучковатыми ветвями, явно начиная брачные игры.

Андров встал и торжественно объявил:

«Нужно было еще раньше тебе рассказать».

– Майор Генри Кимберли, разрешите представить вам майора Питера Торпа.

А что мог бы ответить Сорннн?

Кимберли поднялся и пожал Торпу руку:

«Продолжай, Лейти, все в порядке».

– Здравствуйте.

А потом она откроет ему свой секрет.

Питер с трудом скрывал удивление. Ведь он полагал, что это человек вот уже сорок лет мертв. Однако ему удалось справиться со своими чувствами. Торп взглянул прямо в голубые глаза Кимберли:

«Я не просто так сказала тебе, что знаю Раана Таллуса. Горькая правда любви заключается в том, что любовники лгут. Главный прокурор нанял Тью Дассе. Не думай, что муж рассказал мне об этом. Наоборот, он старался все скрыть. Только я все равно узнала».

– Очень приятно познакомиться.

Баскир может нанять кхагггуна лишь по одной причине, хотя об этом принято молчать. Баскир нанимает кхагггуна для того, чтобы кого-то убить.

Андров бесцеремонно произнес:

– Это может быть последнее приятное событие в твоей жизни, Торп. – На лице у Питера отразились одновременно злоба и страх, но он промолчал.

«Это был Хадиннн СаТррэн. — В глазах Лейти стояли слезы, но Сорннн их не видел и, естественно, не слышал ее слов. — По приказу Раана Таллуса Тью Дассе убил твоего отца».

Андров обратился к Кимберли:



– Генри, вы, видимо, помните этих двух людей. Вот этот – полковник Михаил Карпенко из 8-го управления КГБ, которое, как вы знаете, занимается вопросами обеспечения шифрованной связи. Помещение, в котором мы сейчас находимся, это царство Михаила.

Карпенко, высокий мужчина с лысым черепом, слегка склонил голову в знак приветствия.

Флот-адмирал Ардус Пнин работал над кадровыми изменениями, пытаясь решить, кого назначить командующим сектора Быстрых Озер. Внезапно он услышал звук, которого опасался уже несколько недель.

– Второй – это Валентин Метков, – продолжил Андров. – Он из системы ПГУ, которое неофициально называют «управление мокрых дел».

Адмирал поднялся и неторопливо подошел к окну. Над виллой снижались семь звездолетов. «Семь, — подумал он, — похоже, будет настоящая резня».

Андров жестом пригласил Карпенко, Меткова и Торпа садиться. От его внимания не ускользнуло то, что Карпенко и Метков бросили взгляды на зеленые огоньки, горевшие на дисплее в дальней части комнаты.

Все звездолеты украшал герб нового звезд-адмирала. Семь кораблей приземлились одновременно, и кхагггуны Иина Меннуса быстро и бесшумно завладели виллой. Охранники Пнина не оказали сопротивления, однако и сдаваться не собирались. Обезоруженные, они оставались на своих местах. Похоже, кхагггуны Меннуса не хотели бить и унижать телохранителей флот-адмирала. Пнин гордился, что сумел научить охранников мужеству и привить железную дисциплину. Последние лучи заходящего солнца позолотили стены виллы. Сад погрузился в синеватый сумрак, легкий ветерок шелестел в молодых листьях. Внезапно стало совсем тихо. Быстро сгущались сумерки. «Почему кровавые битвы всегда происходят при солнечном свете, а старики умирают в ненастье?» — подумал Пнин.

– Да, время неумолимо приближается, – сказал он.

Затем он увидел Иина Меннуса в блестящих доспехах звезд-адмирала. Меннус был без шлема и, как показалось Пнину, без оружия. Это можно было воспринимать двояко: проявление уважения или полнейшего презрения.

Торп заметил, что Алексей Калин, который никак не среагировал на появление Питера, выглядел угрюмым и расстроенным. Он был каким-то помятым, а на щеке у него красовался синяк. Если бы это было в Лэнгли, Торп заключил бы, что Калин попал в переделку при исполнении служебных обязанностей. Здесь же это могло означать, что Калина просто избил его начальник. Питер уже привык к тому, что нравы у русских достаточно крутые. От этих мыслей непривычный комок страха подкатил к горлу.

Сгустившиеся тени сделали череп Меннуса еще уродливее, а шрам с левой стороны стал похож на расселину в леднике Дьенн Марра. Пнин разглядел, как звезд-адмирал шагает по вилле, и поспешно отошел от окна. Было неестественно тихо, будто дом и сад заранее скорбели о нем. Пнин взглянул на свои безупречно начищенные сапоги — они были индиговые, традиционного цвета траура и смерти. Только теперь он понял, что еще утром предчувствовал такой исход.

Андров откинулся на спинку своего кресла. Он нахмурился:

Он снова сел за стол, и тут его адъютант объявил о прибытии звезд-адмирала. Пнин заметил сочувствие, мелькнувшее на лице адъютанта. Гордость снова захлестнула флот-адмирала, он едва успел незаметно кивнуть, как раскрылась дверь и вошел звезд-адмирал.

– Итак, Питер, ты пришел сюда, несмотря на то, что тебе было строго-настрого приказано никогда в наших официальных зданиях не появляться. В обычных условиях это можно было бы расценить, как серьезнейшее нарушение правил безопасности. Но, поскольку выяснилось, что «Удар» будет нанесен сегодня ночью, я могу рассмотреть вопрос о снисхождении по отношению к тебе. В том случае, конечно, если ты логично объяснишь причины своего поступка.

Иин Меннус довольно долго молчал, осматривая кабинет, а затем медленно снял перчатки.

Торп покраснел. Во всех предыдущих тайных контактах с русскими именно он всегда занимал наступательную позицию. Его единственная встреча с Андровым два года назад закончилась тем, что Торп прочитал этому русскому нотацию относительно необходимости соблюдения его связными правил личной гигиены. Но теперь ситуация изменилась. Сегодня была последняя ночь, когда Торп был нужен русским и, соответственно, мог выпросить себе право на будущее.

— Как приятно снова оказаться дома! — Эти слова выразили все: годы ссылки, унижение, горечь, желание отомстить и триумфальное возвращение в Аксис Тэр.

Андров с издевкой продолжил:

– Для человека, который так любит повыступать, ты сегодня что-то очень тихий.

Меннус подошел к буфету и стал хищно разглядывать содержимое.

Торп осознавал, что должен держать себя в руках. В то же время, ему нельзя пресмыкаться перед ними. С хорошо взвешенной долей недовольства он произнес:

— Выпьем? — предложил он.

– Я хотел бы узнать, почему вы не проинформировали меня об изменении времени операции? Я также хотел бы узнать, какие вы приняли меры по обеспечению моей безопасности?

Молчание Пнина нисколько его не смутило. Наполнив два бокала голубым аргггедианским вином, Меннус поставил один перед Пнином, одновременно заглядывая в инфокристаллы. На губах Иина заиграла кривая улыбка.

Андров ответил:

— Командующий сектором Быстрых Озер? — Инфокристаллы исчезли в огромном кулаке Меннуса. — Тебе это больше не понадобится, флот-адмирал.

– Первое. Время операции сдвинуто в связи с последними событиями, в том числе с полученной тобой от Уэста информацией. Второе. Если бы ты действовал в соответствии с планом и пошел бы на вечеринку к ван Дорнам, то встретился бы там с Клаудией и получил от нее необходимые инструкции. Ты удовлетворен ответами?

Упорное молчание Пнина начало раздражать Меннуса. Он пригубил вино и сморщился, а затем одним глотком осушил бокал. Пододвинув носком ноги складной стул, звезд-адмирал тяжело на него опустился. В блестящих доспехах Меннус был очень похож на жука — опасного и отвратительного.

Торп кивнул.

— Даже не знаю, что с тобой делать…

– Полагаю, – добавил Андров, – что ты не явился бы сюда, если бы тебя к этому не вынудили какие-то чрезвычайные обстоятельства. Так что это за обстоятельства?

— Помести меня в камеру вместе с другими адмиралами.

Питер положил ногу на ногу.

— Да я бы с удовольствием, — вздохнул Меннус, — но, к сожалению, при сложившихся обстоятельствах это не самое мудрое решение. У тебя слишком много сторонников и друзей. Если тебя посадить в камеру и пытать, начнутся волнения. Нет, лучше изолировать!

– Николас Уэст мертв. Его убила Ева. Я убил ее.

— Имеешь в виду домашний арест?

Андров обвел взглядом комнату, посмотрел на Генри Кимберли, затем на Торпа.

— Официально это будет называться «беспрецедентные меры безопасности». — Ухмылка Меннуса была просто уродливой, настоящая пародия на улыбку. — Слышал, какую награду объявили бойцы Сопротивления за твою голову?

— Тебе проще нас всех перебить.

– Это прискорбно, но уже не имеет значения. Скажи мне, где ты был сегодня после обеда?

— Я уже не раз думал об этом, можешь мне поверить. — Иин Меннус, не стесняясь, положил кристаллы в карман. — Просто не хочу делать из тебя святого мученика. Да и гражданская война мне совсем ни к чему.

Торп облизнул губы.

— Конечно, ни к чему, тут же испортишь отношения со своим хозяином.

– Есть еще одна причина. После смерти Уэста я посчитал необходимым до конца разобраться с той информацией, которую он мне сообщил… В общем… я решил похитить… Кэтрин Кимберли. – Он взглянул на Генри Кимберли, однако лицо его оставалось непроницаемым. – Но она была с Тони Абрамсом, поскольку теперь он тоже влез в это дело…

— Мы все служим регенту, — нахмурился Меннус.

– Теперь это тоже не имеет значения, – сказал Андров. – Судя по всему, твоя попытка похищения окончилась неудачей? Абрамс был здесь сегодня. А мисс Кимберли находится сейчас у ван Дорна.

Язвительный ответ так и вертелся на языке Пнина, но он сумел сдержаться. Звезд-адмирал мечтает его спровоцировать. Учтивость Меннуса была напускной, ведь он ясно дал понять, чего ему хочется — пытать Пнина, насладиться его унижением. Только это сможет утолить ненависть Иина.

Торп почувствовал, что, несмотря на работающий в комнате кондиционер, на лбу у него выступила испарина. Он откашлялся и пробормотал:

— Итак, — начал Меннус, наклоняясь вперед и от этого еще больше походя на жука, — своим приказом ты изгнал меня из Аксис Тэра. Правда, теперь я вернулся и даже стал твоим командиром. Наверное, это тебя не радует.

– Я не подозревал, что вы…

— Мне страшно за в’орннов, если ты это имеешь в виду.

– Ты о многом не подозревал, Питер, – жестко сказал Андров. – Насколько я понимаю, нет ни политических, ни личных мотивов, которые заставляли бы тебя верить в социализм. Ты же индивидуалист до мозга костей. К тому же ты еще и не очень умен: ведь ты способствовал разрушению системы, которая породила тебя и которая единственная может обеспечить тебе выживание. Поверь мне, в том мире, который ты помогаешь создать, ты долго не протянешь.

— Я имею в виду именно это. — Глаза Меннуса заблестели.

Торп вспомнил вдруг то, что говорил ему перед смертью О\'Брайен. И предостережения Уэста. Значит, они оба были правы?

— Чего ты хочешь, звезд-адмирал? Чтобы я извинился или признал, что ошибся, высылая тебя из Аксис Тэра? Я бы сделал это с удовольствием, если бы ты переубедил меня своими поступками. Однако то, что ты хочешь убить меня и всех преданных мне офицеров, однозначно свидетельствует о том, что тебя не зря выслали. Ты опасен не только для врага, но и для в’орннов.

Андров вновь откинулся в кресле, сложив руки на животе.

Меннус продолжал сидеть, хотя на виске у него забилась жилка. Он был невысокого роста и знал — если в комнате находится еще один кхагггун, то лучше сидеть.

– Но ты прикончил О\'Брайена. Это лучшее из того, что ты когда-либо сделал. Ладно, мы, может быть, оставим тебя в живых, если придумаем тебе какое-нибудь занятие.

– Джеймс Аллертон – это второй «Талбот»? – неожиданно спросил Торп.

— Знаешь, меня ведь чуть не убили. — Меннус провел пальцем по жуткой вмятине на черепе. — Представь себе рукопашный бой двадцать четыре часа в сутки, ни дня без бойни, костер, в котором горят трупы моих врагов. Однажды я отправил на небеса двадцать семь душ, и тут откуда ни возьмись явился краэльский топор. — Звезд-адмирал коснулся вмятины, будто ожидая увидеть кровь. — Я упал и все же, стоя на коленях, сумел зарезать краэла.

– Да, – улыбнулся Андров. – И, как ни странно, он тебя любит, хотя ты явно не испытываешь к нему высоких сыновних чувств. Сейчас он обижен на тебя: ты забыл послать ему открытку на День отцов. Видишь, какой неожиданной стороной оборачиваются твои мелкие прегрешения? Ведь одной этой открыткой ты купил бы себе право на некоторую защиту в нынешней чрезвычайной ситуации.

Пнин прекрасно понимал, для чего Меннус все это рассказывает. В байке о боевой доблести на самом деле скрывался вопрос: «Как ты мог выслать из Аксис Тэра такого героя, как я?» Ни о чем другом Меннус и не думал. Значит, он просто не слышал ни слова из того, что сказал Пнин, чего и следовало ожидать.

Торп понимал, что Андров издевается над ним, но по тону русского он почувствовал, что смертный приговор еще не вынесен. Более спокойным, чем минуту назад, тоном он спросил:

— Я в самом деле опасен, — не унимался Меннус. — Для тех, кто попытается помешать выполнению миссии кхагггунов: бороться, искать, разрушать, не сдаваться.

– Где сейчас мой отец?

— Но ведь мы на Кундале и, кажется, пока не собираемся никуда переселяться, — отозвался Пнин. — Так что, если продолжим «искать, разрушать, не сдаваться», то на планете останутся лишь в’орнны.

– В Кэмп-Дэвиде, – ответил Андров. – И еще до восхода солнца он сообщит президенту кое-что весьма интересное. – Андров перегнулся к стоящему у стены столу и достал кожаный саквояж. – А теперь приступим к следующему вопросу повестки дня. – Он повернул саквояж к Генри Кимберли. – Как утверждает мистер Торп, это принадлежит вам.

Кимберли уставился на старый саквояж. Андров сунул руку внутрь, вытащил перевязанную пачку бумажных листков и передал их Кимберли. Тот внимательно рассмотрел пожелтевшие бумаги. Это были письма, написанные на ходивших во время войны специальных листах, которые складывались в конверты. Адрес был выведен взрослой рукой, а дальше шли детские каракули и рисунки – цветочки, сердечки и буквы «X», означавшие поцелуй. Кимберли прочел наугад несколько строчек:

Меннус развел руками.


«Когда ты победишь и вернешься? Папочка, я люблю тебя. ХХХХ, Энн».


— Вот и я о том же. Такая мягкость и нерешительность подтачивают дисциплину среди кхагггунов.

Генри Кимберли взглянул на Андрова.

— Под моим командованием кхагггуны были самой дисциплинированной кастой.

– Где вы это взяли?

Опровергнуть очевидное оказалось невозможно, и Меннус перевел разговор на другую тему.

Андров протянул американцу три плотных листа фотокопий.

— Кхагггуны стали вялыми, апатичными, безынициативными. Давно следовало уничтожить Сопротивление и захватить южный континент.

– Это все вам объяснит.

— Я был в Великом Арриксе, когда гэргоны приказали отступить. Разве мы могли ослушаться?

Кимберли развернул листы и увидел надпись:

— Я заговорил об этом, потому что в последнее время саракконы стали более активными. В Аксис Тэре их сейчас больше, чем когда-либо, а мы даже не в состоянии организовать нормальную слежку.


«Леди Элинор Уингэйт, Бромптон-Холл, Тонгэйт, Кент».


— Они ведь просто торговцы. К чему слежка?

— Ты знаешь сараккона по имени Лужон?

Под надписью начинался текст.

Пнин отрицательно покачал головой. Хотя, конечно, он знал Лужона. Они встречались, когда флот-адмирал был на южном континенте. Ардус Пнин больше всех сожалел, когда гэргоны приказали отступать. Ему казалось, что это явная ошибка, и он до сих пор не изменил мнения. Что касается Лужона, Пнин был уверен, что тот не похож на других саракконов. В том, что этот моряк не был простым торговцем, кхагггун не сомневался. Лужон сам представился жрецом. Он был слишком скользким, гладким и с готовностью отвечал на вопросы Пнина, и все же флот-адмирал не поверил ни единому слову.


«Дорогая мисс Кимберли. Писать вам меня заставляет необычное и, судя по всему, весьма знаменательное событие».


После беседы Пнин решил проследить за Лужоном, что на южном континенте было почти невозможно. К счастью, кое-кто из Ориениада согласился помочь. Пнин понял, что в верховном совете саракконов произошел серьезный раскол.

Кимберли не стал читать дальше. Невидящими глазами он уставился в глубину мансарды.

Член Ориениада по имени Церро познакомил адмирала с молодым саракконом Курионом, который и повел Пнина в бассейн реки Аксетл, на берегу которой стоял храм Абраси. В этом храме саракконы тайком практиковали свою собственную магию, а по сути, изощренное искусство убивать.

– Вскоре после прибытия в Москву мне сказали, чтобы я не задавал вопросов о своих близких, – задумчиво произнес он. – Мне сказали, что так будет легче для меня самого… Если я умер для них, то и они должны умереть для меня. Правда, на первых порах раз в год мне сообщали о моих дочерях, но со временем я потерял к ним интерес… Мертвых ведь не интересуют дела живых… – Кимберли взглянул на Андрова. – А в последний месяц на меня почему-то нахлынули воспоминания. Я, конечно, не знал, что Элинор еще жива.

Андров коротко заметил:

И тут гэргоны приказали возвращаться в Аксис Тэр. Пнин добросовестно подготовил отчет, однако передать его звезд-адмиралу так и не смог. Ардуса посетил гэргон Нит Батокссс, который обо всем расспросил, забрал кристаллы с отчетом и приказал никому не рассказывать об увиденном. Погрузившийся в новые заботы Пнин почти не вспоминал о саракконах.

– Уже нет. Она погибла во время пожара в Бромптон-Холле.

Кимберли никак не отреагировал на это замечание, только склонил голову над письмом и продолжил чтение. Закончив, он сложил листы и вернул их Андрову.

— А ты знаешь, что этот Лужон заключает стратегически важные союзы? — поинтересовался Иин Меннус.

– А где дневник?

— Наверное, так делают все торговцы.

– Здесь же, в саквояже.

– Я могу посмотреть его?

Меннус нахмурился.

– Конечно. Но прежде позвольте вас спросить: вы помните британского офицера по фамилии Карбури?

– Да. Рандольф Карбури служил в советском отделе. Он участвовал в проводившейся О\'Брайеном операции «Вольфбэйн». Он, кстати, искал меня тогда.

— Ты что, не в состоянии скрыть собственную некомпетентность? Лужон не просто торговец. Уверен, что он контрабандист.

Андров улыбнулся:

– Видите ли, Генри, Карбури и О\'Брайен никогда не переставали вас искать. И настойчивость эта привела их к одинаковому концу. А конец этот наступил от одной и той же руки. – Андров кивнул на Торпа.

– Информация об их гибели, конечно, успокаивает, но когда это условия игры могли меняться настолько, чтобы пешкам было позволено уничтожать королей? – Кимберли посмотрел на Торпа.

Пнин едва не рассмеялся и с огромным трудом придал лицу выражение безразличия. Когда Нит Батокссс стал опекать Кургана Стогггула, флот-адмирал очень удивился. Затем Пнину удалось выяснить, что в Аксис Тэре появился Курион, которого впоследствии убил именно Нит Батокссс. Узнав об этом, Пнин насторожился, а через некоторое время ему сообщили, что в Аксис Тэре видели Лужона. Флот-адмиралу было известно, что Лужон обосновался в заброшенной смотровой башне к востоку от города. Пнин постоянно следил за саракконом, потому что ждал — рано или поздно с посланцем южного континента свяжутся гэргоны. Так почему же они оставили Лужона в покое особенно теперь, когда тот у них под боком? Этот вопрос мучил Пнина с той самой минуты, как Нит Батокссс приказал ему молчать. И лишь Лужон точно знает ответ.

– Я и сам иногда этому удивляюсь, – пробормотал Андров. Он вынул из саквояжа дневник и протянул его Кимберли. Тот осмотрел обложку, открыл тетрадь и пролистал ее. По его губам поползла медленная улыбка. – Отличная подделка, – заметил Андров.

– Чья же это работа? – спросил Кимберли, закрывая дневник.

— Контрабандистов полно, некоторые вступают в сговор с гэргонами, — пожал плечами Пнин. — Один из них — этот сараккон. Что в этом плохого?

– Думаю, О\'Брайена, – пожал плечами Андров. – И выполнена относительно недавно. У вас правда был дневник?

— Гэргоны занимаются контрабандой вместе с саракконами? — фыркнул Иин Меннус. — Теперь я понял, что ты свихнулся!

«Если хочешь подольше оставаться звезд-адмиралом, тебе нужна разведка получше», — подумал Пнин, но решил промолчать. Флот-адмирал знал, как успокоиться, — он рассматривал небольшую коллекцию сувениров, стоящую на столе: ньеобскую вазу, краэльского идола, пару аргггедианских хрустальных шаров — военные трофеи, напоминающие о кровавых битвах, трудных победах, павших товарищах, которых он не скоро забудет.

Трофеи мерцали, словно разговаривая с Пнином. Уже очень давно в его жизни было больше мертвых, чем живых: не только многочисленные враги, а еще и соратники, друзья, собратья по оружию. От этого Пнину становилось грустно, а сердца раздирала боль, ставившая в тупик геноматекков. Флот-адмиралу казалось, что он дышит прахом, в который превратились друзья и враги. Когда он ел, за ним следили их глаза, а когда спал, они оживали и разговаривали с ним. Мир мертвых во многом заменил ему реальность. Каждое утро Ардус просыпался с мыслью, что вокруг мгла, из которой за ним наблюдают темные глаза умерших. Скорбь, которую Пнин читал в призрачных лицах, не пугала, а наоборот, успокаивала. Он знал, что друзья и враги ждут, когда он, наконец, к ним присоединится.

– Да. И я действительно хранил его в той кладовке. Но эта вещь к нему отношения не имеет.

— Ты совсем одряхлел, — радостно объявил Меннус, понимая, что Пнин не собирается отвечать на его выпад. — Ты можешь спокойно отойти в сторону и объявить об отставке. Видишь, я более великодушен, чем ты, и даю тебе шанс. Если откажешься, — пожал плечами звезд-адмирал, — то окажешься в полной изоляции и никогда не покинешь этот дом. Разве это достойный конец для кхагггуна?

– Бедный О\'Брайен, как ему не повезло! – усмехнулся Андров. – Угораздило же его нарваться с этим дневником именно на «Талбота».

Пнин так устал от запугивания! Единственное, чего ему хотелось, — лечь, закрыть глаза и присоединиться к сонму мертвых. Это более достойный конец для кхагггуна, лишенного сыновей, но еще способного разрушить эту грязную интригу и избавить себя от сомнительных милостей и подачек со стороны нового звезд-адмирала. Дочь была хорошей оружейницей, да только этим ее достоинства ограничивались. Она оказалась совершенно не приспособленной к жизни и не сумела даже заручиться поддержкой верных Пнину кхагггунов. С тяжелыми сердцами флот-адмирал поднялся. Меннус тут же выхватил ионный кинжал и пригвоздил левую руку Пнина к столу.

– Он редко допускал ошибки, но тут серьезно просчитался, – сказал Кимберли. – Иногда его способности казались мне сверхъестественными. Но он был обыкновенным человеком.

– И к тому же смертным, – добавил Андров. Кимберли кивнул.

— Разве я разрешил тебе встать? — Меннус вонзил лезвие на одну восьмую длины. Потекла кровь, и Пнин почувствовал обжигающую боль, которая поднималась по плечу к груди. — Отныне все будет только так, мой адмирал! — Кинжал все глубже погружался в ладонь Пнина, и тот беспомощно опустился на стул. — Да, похоже, ты меня понял.

– И чего в конце концов добился О\'Брайен со всем своим умом? – продолжил Андров. – Этот дневник не заставил нас раскрыться. О\'Брайен погиб. А мы сохранили всех трех «Талботов». Да, он вынудил нас ускорить проведение судьбоносной операции, но мы от этого только выиграем. Так что же в результате? Эти старые джентльмены из УСС проиграли свой последний бой КГБ.



Конара Инггрес влетела в высокие ворота монастыря Плывущей Белизны. Она была в таком волнении, что йа-гаары завыли. Наватир тут же бросился к ней со всех ног. Начался дождь, крупные капли мерцали на белой каменной дорожке и хрустальными бусами висели на светлых волосах и бороде Реккка.

Услышав, что над Плывущей Белизной нависла опасность, конара Инггрес отдала остаток настоя товарищам пострадавшего и велела капать каждый час на язык по три капли.

— Он выживет? — без конца спрашивали кундалиане.

49

— Конечно, выживет, — сказала конара потому, что не могла лишить их надежды. Но сможет ли травяной настой и моральная поддержка товарищей спасти парня, она не знала.

Когда Инггрес уходила, пострадавшего осторожно несли домой.

Тони Абрамс стоял у большого окна в кабинете ван Дорна и смотрел на лужайку, где шумела вечеринка. Его взгляд отыскал Кэтрин. Она разговаривала с каким-то мужчиной, и Тони охватило незнакомое ему прежде чувство ревности. Через несколько секунд Кэтрин отошла от мужчины и присоединилась к двум пожилым женщинам, сидевшим на скамейке. Абрамс отвернулся от окна.

— Что случилось? — спросил Наватир, и его волшебная мантия затрепетала, словно флаг. — Что произошло?

Пытаясь успокоить заразившихся ее волнением йа-гааров, конара Инггрес рассказала о происшествии в Каменном Рубеже.

— Почему они идут сюда? — непонимающе вопрошала она. — Почему их так много?

Он подошел к противоположной стене и стал изучать висевшие на ней старые фотографии в красивых рамках. Вот групповое фото: около десятка молодых мужчин в летних костюмах. Тони узнал возвышающегося над всеми ван Дорна. Справа стоит Патрик О\'Брайен, совсем молодой, почти юный. Его рука покоится на плече Генри Кимберли.

— Наверное, все дело в крыл-адъютанте Вииине.

Марк Пемброук подлил виски в свой бокал и бросил Абрамсу:

– Ничто так не заставляет задуматься о будущем, как старые фотографии.

Инггрес непонимающе покачала головой.

– Или одно-другое прикосновение к собственной смерти, – в тон ему ответил Тони.

Он перешел к другой фотографии – увеличенному зернистому снимку времен войны. Трое мужчин в военной форме: Джеймс Аллертон, элегантный даже в кителе; Генри Кимберли, выглядящий здесь уже утомленным жизнью человеком, и кто-то третий, очень знакомый. Абрамс всмотрелся в его лицо и подумал, что наверняка много раз видел его на экране телевизора, но кто это, вспомнить так и не смог. Его размышления прервал Пемброук:

— Пойдем.

– Когда шла война, я был еще мальчишкой. Хотя хорошо помню, как падали бомбы. Через некоторое время меня эвакуировали из Лондона, к тетке в деревню. А ты помнишь войну?

– Плохо.

Наватир повел ее на террасу. Крутой конек крыши поддерживали несколько колонн. Под аккомпанемент дождевых капель Реккк рассказал, как они с Элеаной встречались с крыл-адъютантом Вииином, как Элеана притворилась рамаханской связной и, наконец, как Вииин пригрозил разорить монастырь, если не получит информацию о движении отрядов Сопротивления.

Он продолжал разглядывать фотографии. Некоторые были подписаны. На одной он узнал отца Тома Гренвила. Тот позировал с Хо Ши Мином. Несколько левее висел настоящий фотопортрет с цветной ретушью. На нем был изображен маленький плотный человек с глубоко посаженными черными глазами. Он был одет в какой-то яркий национальный костюм. Подпись гласила, что этот человек – граф Илие Лепеску. Абрамс вспомнил, что он должен приходиться дедушкой Клаудии Лепеску, хотя особого семейного сходства он не заметил.

— Значит, конара Урдма шпионила на кхагггунов?

В ряду фотопортретов были изображения выдающихся деятелей своего времени, включая Эйзенхауэра, Аллена Даллеса и генерала Донована. Имелась также слегка выцветшая фотография, на которой был изображен сидящий в джипе капитан УСС Джон Берг. Абрамс сообразил, что, очевидно, это его именем названа известная крайне правая организация. Висели на стенах и групповые фото членов различных групп Сопротивления, от чернявых французов до высоких блондинистых скандинавов. Все они выглядели воодушевленными и какими-то светлыми. А может, просто в их глазах отражались единство целей и чистота помыслов.

Наватир кивнул.

Марк Пемброук устроился в кожаном кресле и оглядел Абрамса:

— Конара Бартта тоже. Все началось еще при конаре Моссе, которая заключила договор с кхагггунами, чтобы спасти Плывущую Белизну.

– Ты недурно выглядишь в моем сафари.

— Последний бастион рамаханского образования и культуры. А я-то удивлялась, почему нас пощадили! — задумчиво проговорила Инггрес, ужасаясь тому, на какую жуткую сделку решились ее предшественницы.

Они вместе сидели у порфирового алтаря и смотрели на серые дождевые капли, заливающие каменные дорожки. Где-то в долинах гремел гром, и собеседникам казалось, что его раскаты приближаются.

– Откуда такой прикид? – поинтересовался Абрамс, продолжая рассматривать фотографии.

— Это я виноват, — горько сказал Наватир. — Я напрочь позабыл о крыл-адъютанте Вииине. Он показался мне скорее хозяйственником, чем военным, и я не воспринял его угрозы всерьез.

– Это египетский хлопок. А сшито в Гонконге.

— Не стоит себя винить, — мягко проговорила конара. — Что нам делать?

— Не беспокойся, Инггрес, мы сможем себя защитить.

– Какой-нибудь Чарли Чан?

Конара сидела, не шевелясь. Инггрес. Никто ее так не называл с тех самых пор, как маленькой девочкой она попала в монастырь. Ее имя без рамаханского сана звучало так нежно и ласково. По спине побежала дрожь, а между ногами стало мокро.

Пемброук сказал несколько обиженно:

Наватир взял ее за руку.

– Знаешь, по правде говоря, на мне этот костюм сидит лучше, чем на тебе.

— Не теряй веры. Ты через столько сумела пройти!

Абрамс обернулся к Марку:

— Их так много, а нас очень мало, — проговорила конара. Они сидели одни в темноте, в плену серебристого дождя, не видимые никем. Казалось, они отрезаны не только от монастыря, но и от всего мира.

– Извини, я не хотел показаться неблагодарным.

Реккк гордо поднял голову.

– Ладно, я понимаю, – несколько мягче проговорил Пемброук. – Как сандалии? Не жмут? А повязка в порядке?

— Я родился воином. В моих венах драконья кровь, а в мантии — их непобедимая магия. — Рука Наватира легла на плечо конары Инггрес. — Ты дрожишь. Я не боюсь, и ты тоже не бойся.

Тут конара совершила невероятный поступок. Она нежно поцеловала Наватира в губы.

– Все отлично, спасибо.

Ранее Марк промыл, продезинфицировал и перевязал глубокую рану на стопе у Абрамса, и в движениях его чувствовались навыки, присущие солдатам, полицейским, пожарным – людям, чья профессия связана с неприятностями, выпадающими на долю человеческой плоти.

Пемброук сказал:

– При ранении ног необходимо принимать антибиотики. Пойду посмотрю, что есть у Джорджа в аптечке.

– Только законченный педант станет думать накануне атомного апокалипсиса о том, как опасно занести инфекцию в рану.

Марк усмехнулся:

– И все же мы рабы своих привычек, устоявшихся стереотипов и безбрежного оптимизма. Ведь мы же бреемся и моемся перед решающими сражениями.

Путешествие Кристрен

– Это точно. – Тони снова повернулся к фотографиям. На одной он увидел Арнольда Брина. Арнольд был в офицерской форме. Да, эти люди легко манипулируют своими именами и званиями.

Перекатывая между пальцами кубик из красного нефрита, Кристрен смотрела на вершины деревьев. Океан скрылся из виду шесть дней назад. Для девушки это не представляло никакой проблемы, потому что она родилась вдали от моря и впервые его увидела уже подростком. В отличие от брата Кристрен не влюбилась в океанские просторы и не понимала, почему Курион прикипел к морю всей душой.

Абрамсу хотелось найти фото Элинор Уингэйт, но он все не мог его отыскать, хотя на стене висело большое фотографическое изображение монументального поместья с надписью: «Бромптон-Холл». Рядом с фото располагался портрет симпатичной молодой женщины с темными волосами и задумчивыми глазами.

Опустившись на колени, саракконка смахнула с земли прошлогодние листья и хрустящие сосновые иголки, чтобы нарисовать карту северного континента, которую выучила наизусть перед тем, как пуститься в путешествие. Тонкий указательный палец чертил сложные узоры. На самом деле девушке это было не нужно. Она прекрасно знала, где находится и куда идти. Кристрен просто нравилось рисовать карту и представлять, что за местность простирается перед ней. На северо-востоке тянулась небольшая цепь холмов, за ними — Большое Фосфорное болото, а к востоку от болота — сама столица. На севере от Кристрен находилось озеро Синей Кости, в которое река Трех Рыб несла воды водопада Серебристый с самых вершин Дьенн Марра.

– Это Элинор Уингэйт? – спросил Тони.

Внезапно девушка услышала шорох, негромкий, словно шелест шагов по мягкому мху. Кристрен беспокойно подняла голову, сердце бешено забилось. Ветер раскачивал ветки деревьев, капельки росы рассыпались по заскорузлым корням и сучковатым ветвям.

Пемброук оторвал взгляд от журнала.

Кристрен прислушалась, однако голосов не услышала, по крайней мере говорящих на одном из многих известных ей языков. Это не было похоже ни на шелест ветра, ни на чириканье птиц, ни на рычание охотящегося зверя.

– Где? Ах, это. Да, думаю, что она. Конечно. Поэтому портрет и висит рядом с изображением дома. Жаль! Прекрасное было поместье.

Что же это?

– Да, действительно жаль.

Кристрен послала распознающий импульс сначала на восток, потом на юг. Ничего. Затем она послала его на север и, наконец, на запад, где и обнаружила источник опасности.

Абрамс стал разглядывать большую фотографию в серебряной рамке. На ней был запечатлен какой-то военный банкет. Присмотревшись, Тони смог различить американскую и советскую офицерскую форму. Русские и американцы сидели вперемешку, наверное, праздновали какую-то победу. Среди американцев Абрамс узнал Джорджа ван Дорна. Его не то обнимал, не то хлопал по спине ухмыляющийся советский офицер. Судя по выражению лица ван Дорна, этот жест русского не доставлял ему удовольствия. Пемброук отложил журнал.

Проблема была в том, что существо тоже ее нашло. Кто бы это ни был, он мгновенно почувствовал и блокировал ее импульс. Кристрен так удивилась, что не смогла ответить тем же или хотя бы защититься. Распознающий импульс существа парализовал девушку, а когда она пришла в себя настолько, чтобы его блокировать, оказалось уже поздно.

– Ты уже добрался до предков этого ублюдка? Там, правее. В соответствующей черной рамке.

Кристрен захватил призрак, самый красивый из тех, что она встречала. У него было длинное тонкое лицо с высокими скулами и волевым подбородком. Держался он уверенно и без капли самодовольства.

На несколько передержанной фотографии прежде всего бросался в глаза фюзеляж большого самолета. Перед ним стояли (некоторые на коленях) двенадцать парашютистов, восемь мужчин и четыре женщины. Очевидно, снимок был сделан перед казнью: методичное гестапо перед расстрелом всегда фотографировало пойманных иностранных агентов. Среди имен на надписи под фотографией Абрамс разобрал имена Жанны Бруле и Питера Торпа.

— Ты кто такая? — настойчиво спросил призрак.

Пресвятая Яхэ, Кристрен видела сквозь него!

Тони пригляделся к матери Торпа. Даже полицейская фотография не могла скрыть броской красоты этой женщины – высокой блондинки с эффектной фигурой, угадывающейся и под мешковатым комбинезоном парашютиста. Отец Торпа тоже был светловолосым и высоким, определенно красивым, с несколько надменным взглядом.

— Спрошу поточнее, — продолжал он, рассматривая татуировки на лбу и ушах девушки, — из какой ты касты?