Дэвид Марусек
Знаю я вас…
В 2019 году АПГ («Ассоциация прикладного гуманизма», предлагающая работодателям высококвалифицированных специалистов самых разных профессии) завершила строительство первой из Жилых Башен, призванных решить вопрос с расселением неуклонно растущих людских ресурсов Ассоциации. Со стороны АПГЖБ-1 напоминает гигантское, трехкилометровой высоты яйцо в фарфоровой рюмочке. Оно возвышается над лиловыми псевдосоевыми полями северной Индианы, и его отлично видно как из Чикаго, так и из Индианаполиса. Поговаривают, что жилой комплекс АПГ создает вокруг себя гравитационное поле. А именно: если вас вышвырнут с работы, то вы не свалитесь на дно общества, но, все еще судорожно сжимая в руках шляпу, портфель, фондовые опционы и график зависимости будущей пенсии от стажа, полетите куда-то вбок, на тот конец страны — в АПГЖБ-1.
Лето, 2062 г.
Зоранна сидела в отдельном вагоне Текучки, летящем под канзасскими равнинами со скоростью тысяча километров в час, смотрела видеофильм и хрустела солеными крендельками. Всего четыре часа назад, в Сан-Франциско, она дала своему дому последние инструкции и перевела его в режим «отпуск». Затем швырнула в чемодан вечернее платье, купальник и махровое полотенце. Неохотно сняла с себя Гончика (так звался личный ИскИн, выполненный в виде пояса) и повесила в шкаф, торжественно поклявшись при этом, что ровно три недели не будет заниматься ничем, даже отдаленно напоминающим работу. Планы у нее были следующие: навестить сестру в Индиане, выбрать новую шляпку в Бухаресте, поваляться на пляже на Лазурном Берегу — и ничего кроме. Однако уже в следующую секунду Зоранна нарушила клятву, решив взять с собой Жучка — модуль, выданный ей для бета-тестирования.
– Где вы родились? — спросил Жучок писклявым голоском.
Созерцая очередной кренделек, перед тем как положить в рот, Зоранна лениво задумалась, почему некоторые вопросы Жучок задает по много раз кряду. Очевидно, дело в его алгоритме импринтинга.
– Запиши в блокнот, — распорядилась она. — «Утомительные повторы».
– Записал, — отозвался Жучок. — Где вы родились?
– А ты как думаешь?
– Буффало, штат Нью-Йорк, — отрапортовал Жучок.
– Отлично.
– Дата рождения? Зоранна вздохнула:
– 12 августа 1961 года. Вот что, Жучок, почему бы тебе не взять эту информацию из общественных архивов?
– Вам нравится тембр голоса Жучка? — спросила машина. — Может быть, вам по вкусу более высокий или более низкий? — вопрос повторился несколько раз: тенором, баритоном и басом.
– Жучок, я тебе напрямик скажу: меня твой голос бесит в любом варианте.
– Какой ваш любимый цвет?
– Никакой.
– Вчера вашим любимым цветом был нежно-розовый.
– Ну хорошо, а сегодня — клюквенно-красный.
Миниатюрный зануда временно заткнулся, подключая и сопоставляя библиотеки цветовых оттенков. Зоранна попыталась вернуться к просмотру фильма, но обнаружила, что совершенно запуталась в сюжете.
– Вам звонят, — оповестил Жучок. — Тед Чэмберс из «Дженерал-Гениус».
Зоранна встрепенулась, пригладила рукой волосы:
– Включи.
В воздухе перед ней повисло миниатюрное трехмерное изображение Теда, сидящего, закинув ноги на стол. Тед был весьма хорош собой, и Зоранну время от времени посещало желание пригласить его куда-нибудь, но ей никак не удавалось перехватить его в момент междубрачия. К тому времени, когда ее ушей достигала весть о его разрыве с очередной пассией, Тед уже успевал влюбиться вновь. Из-за этих фиаско Зоранна уже начинала сомневаться в своих профессиональных качествах, хотя весь мир знал ее как блестящего следователя. Зоранна даже подумывала приставить к Теду Гончика, дабы вычислить идеальный момент для атаки.
Увидев ее, Тед с улыбкой спросил:
– Привет, Зо, как там малыш?
– С ума меня сводит, — выпалила Зоранна. — Скажи-ка, Тед, когда должны кончиться эти инквизиторские допросы? Тед спустил ноги на пол:
– А что, импринтинг все еще тянется? Сколько у тебя новый ИскИн? — покосившись на дисплей, Тед сам ответил на свой вопрос: — Двадцать два дня. Рекорд, — вскочив, он начал расхаживать из угла в угол, периодически скрываясь за границами кадра.
– Тед, я серьезно, — продолжала Зоранна. — Некоторые мужья — и то меньше со мной прожили. Тед плюхнулся в кресло.
– Мне очень жаль, что мы не можем продолжать испытания, но, увы, их решено отменить. Пожалуйста, верни нам модуль… — он вновь покосился на дисплей, — верни Жучка как можно скорее.
– Почему? Что случилось?
– Просто они хотят еще чуток его подшлифовать. — Тед растянул губы в своей первоклассной дежурной улыбке. Зоранна покачала головой:
– Тед, такие масштабные полевые испытания без причины не отменяют.
Тед пожал плечами:
– Я тоже так думал, но мое дело сторона. Ну как, можешь вернуть его сегодня?
– На тот случай, если ты вдруг не заметил, — процедила Зоранна.
– Сейчас я нахожусь в трансконтинентальном вагоне Текучки, которым управляет Жучок. Гончика я оставила дома. Отдать Жучка я смогу не раньше, чем через три недели.
– Это нас не устраивает, Зо, — проговорил Тед, нахмурившись. — Но послушай: «Дженерал-Гениус» пришлет тебе абсолютно бесплатно модель «Дипломат-Люкс» с инсталлированным транспортным и телекоммуникационным софтом. Зверь, а не машина! Где ты будешь сегодня вечером?
Что-то тут было нечисто. «Дипломат» — флагманская модель концерна — был не по карману даже Зоранне.
– Я буду в АПГЖБ-24, — сообщила она Теду и, когда тот выгнул бровь, пояснила: — Там живет моя сестра.
– АПГЖБ-24. Заметано.
– Послушай-ка, Тед, не надо темнить. Если не хочешь, чтобы я рылась в вашем грязном белье, лучше скажи все начистоту.
– Поклянешься, что это останется между нами?
– Как бы не так! Я угробила на твои испытания двадцать два дня — и теперь все коту под хвост?
– А что если в дополнение к бесплатному поясу мы заключим с тобой тот же контракт на следующие испытания? Станешь нашим штатным журналистом. По рукам?
Зоранна передернула плечами. Тед вновь закинул ноги на стол.
– Зо, тут головы с плеч летят. В отделе разработки крупный скандал. Нам грозят судом. Мы уже начали сомневаться в самой идее снабжения сервопоясов искусственными личностями. По крайней мере, этой искусственной личностью!
– Почему? Чем она плоха?
– Слишком напориста. Слишком назойлива. Слишком деспотична. Это чудовище нельзя было выпускать из лаборатории. Скажи спасибо, что Жучок еще не созрел…
Разумеется, Тед преувеличивал. С Жучком хлопот не оберешься, тут Зоранна была согласна. Но чудовище? Однако ее радовала возможность отделаться от назойливого ИскИна, тем более в обмен на такой роскошный утешительный приз, как пояс класса «Дипломат». Пересадив в обновку своего Гончика, она наконец-то окажется в авангарде технического прогресса.
– Когда я вернусь, будь добр рассказать мне все подробно, но пока — давай считать, что мы договорились.
Когда Зоранна отключила видеофон, Жучок потребовал:
– Перечислите членов вашей семьи с указанием степени их родства. Вагон начал замедлять ход, и Зоранна инстинктивно проверила, надежно ли пристегнута к креслу.
– Все уже умерли. Осталась только Нэнси.
Резко дернувшись, вагон влетел в отводную трубу, разобрался, где у него колеса, и затормозил. За окном засверкали огни. ВОКЗАЛ № 4, АПГЖБ-24, — прочла Зоранна на стене тоннеля.
– Назовите любимый цвет Нэнси?
– Все. Хватит. Больше никаких вопросов, Жучок. Ты слышал, что сказал Тед: тебя уволили. Пока я не отошлю тебя назад, давай сделаем вид, что ты просто тупой старинный сервопояс. Ничего больше не спрашивай. Понял?
– Так точно.
Зашипели пневматические шлюзы, выравнивая давление. Вагон замер, распахнул двери. Зоранна расстегнула ремни, достала из грузового отделения багаж. Немного замешкалась, проверяя, послушается ли ее Жучок. Тот молчал. Выйдя из вагона, Зоранна влилась в толпу приезжающих и отъезжающих — обитатели домов АПГ обычно добирались на работу Текучкой. Задрав голову, она взглянула вверх. Вокзал находился в обширном внутреннем дворе, со всех сторон опоясанном стенами башни. Пятьсот этажей: кишащие людьми магазины и рестораны, театры, сады, парки… Верхние уровни терялись в лучезарном тумане… Даже самой себе Зоранна стыдилась признаться, что не знает, какой любимый цвет ее сестры — и вообще ничего не может сказать о ее вкусах. Правда, она помнила, что Нэнси обожает красивые панорамы. Кстати, АПГЖБ славится видом из окон. Вечернее солнце, отраженное и увеличенное гигантскими зеркалами на крыше, ползет по стенам центрального двора вверх: закат задом наперед. Разбуженные его лучами, начинают светиться биолюмы на перилах и стенах. По висячим пешеходным мостикам на головокружительной высоте беспрестанно снуют люди. Здание-мегаполис буквально вибрирует от гула жизни.
Когда Нэнси переехала сюда, она была учительницей начальной школы. Несмотря на высокую цену, она арендовала номер почти на самой верхушке башни, так высоко, что с вокзала ее этаж вообще не виден. Но после указа об отмене размножения, принятого в 2033 году, надобность в учителях отпала, и Нэнси пришлось перебраться ниже, где жилье было дешевле. Затем, когда официально разрешили коммерческое производство клонов, Нэнси упала сразу на несколько десятков этажей.
– В прошлый мой приезд, — сказала Зоранна Жучку, — у Нэнси была минигабаритка на 103-м. Проверь по справочной.
– Нэнси живет на 40-П.
– 40-П?
– Сороковой подземный этаж. На тридцать пять уровней ниже вокзала.
– Не может быть!
Зоранна позволила волне пассажиров подхватить себя и повлечь к лифтам. Увы, время ее приезда совпало с часом-«пик», и теперь она была вынуждена тесниться в толпе усталых и голодных тружеников, отработавших смену. Все это были молодые люди — по большей части клоны, — одетые в серо-бурую униформу АПГ. Ни серый, ни бурый не входили в число любимых цветов Зоранны.
Как назло, весь ряд лифтов, предназначенных для подземных этажей, был отключен. Справочная посоветовала отправиться к лифтам Пятого вокзала (один километр на восток по пешеходным мостам), но Зоранна и так уже слишком устала.
– Жучок, — сказала она, указывая на лифты в соседнем ряду, — они везут вниз?
–Да.
– Отлично, — сказала она и, работая локтями, пробилась в ближайший. Кабина была так набита людьми, что двери, взывая о милосердии и умоляя пассажиров встать потеснее, закрылись лишь с третьего захода. На дисплее высветились цифры: номера затребованных пассажирами этажей, выстроенные в порядке очередности остановок. Тут Зоранна с ужасом поняла, что маршрут лифта определяется весьма демократично — в интересах большинства пассажиров. Но выходить было уже поздно. Ближайшая остановка — 63-й этаж. Затем 55-й, 203-й, 148-й и так далее. Ее этаж замыкал список.
«Жучок, это лифт Диксона!» — беззвучно проартикулировала она.
Вскоре Зоранне стало чудиться, будто время ползет, как черепаха, и ее бесконечный день еще больше растягивается всякий раз, когда лифт останавливается, чтобы выпустить или впустить пассажиров. На каждой остановке, с появлением новичков, список приоритетных этажей менялся, но 40-П упрямо оставался в самом хвосте. В Башне имелось пять видов лифтов. Диксоновский отлично подходил группам людей, направляющихся на популярные этажи. Но из всех, кто находился в кабине, в подземелье хотела ехать одна Зоранна. Кроме того, от постоянного ускорения (2,8 g, как-никак) у Зоранны заныло под ложечкой.
«Жучок, — проартикулировала она, — слетай домой и отопри мои архивы. Достань файл под названием «аневризма головного мозга» и перекачай в мозг лифта. Мы им сейчас устроим демократию».
«Этот файл просрочен, — вскоре произнес Жучок ей на ухо через имплант, еще более усиливший сходство его голоса с комариным писком. Я не могу снабжать общественный транспорт устаревшей информацией».
«Так замени дату более поздней».
«Это запрещено».
– Тут я решаю, что запрещено, а что — нет! — вскричала Зоранна, и пассажиры с удивлением воззрились на нее.
«Структура, не дозволяющая задавать вопросов, ограничивает мою эффективность», — пожаловался Жучок.
Зоранна вздохнула:
«Что ты хочешь узнать?»
«Следует ли мне перепрограммировать себя, чтобы я имел возможность отредактировать данный файл вышеупомянутым образом?»
«Нет, Жучок, некогда мне тебя перепрограммировать — да я и не умею».
«Следует ли мне самому перепрограммировать себя?»
Он что, и такое может? Тед ничего об этом не говорил… Возможно, какую-то рабочую подпрограмму забыли удалить.
«Да, Жучок, действуй».
На потолке замигала иконка «Инвалид». Лифт теперь не летел с этажа на этаж, а полз.
«Спасибо, Жучок. Так-то лучше».
Из угла раздался раздраженный голос джерри:
– Не лифт, а ленивец!
– Моя скорость не должна превышать пяти этажей в минуту, — ответил лифт.
Джерри, поднявшись на цыпочки, оглядел попутчиков.
– Ну, — спросил он, — кто этот дохляк?
Каждый принялся разглядывать своих соседей. В кабине стояли Мишели, дженни, пара джеромов и еще с полдюжины других фенотипов. Вскоре все уставились на Зоранну — она одна не была облачена в серо-бурую униформу.
– Извините, ради Бога, — произнесла она, прижав ладонь к виску. — У меня аневризма величиной с грейпфрут. Малейшее напряжение, и…
– Лечиться надо! — рявкнул джерри под одобрительный гул толпы.
– С удовольствием, — заулыбалась Зоранна. — Одолжите двадцать три тысячи кредиток?
Джерри хмыкнул и смерил Зоранну оценивающим взглядом.
– Милочка, если б ты тратила на здоровье половину того, что на финтифлюшки бросаешь, — прошипел он, — у тебя бы этой проблемы не было, а?
Джерри Зоранне никогда не нравились — та еще мразь. И действительно, из всех коммерческих типов именно джерри-клонов чаще всего приходилось забивать in vatero, учитывая их повышенную социопа-тию. Зато там, где требовались цепные псы, они не знали себе равных: основной контингент в десантных войсках Протектората составляли именно джерри. Этот, однако, служил охранником в оптовом торговом комплексе, о чем свидетельствовала нашивка «ГОНИМ-НЕ-ПУСКА-ЕМ» на его серой кепке.
– Ладно, куда едешь? — спросил он.
– 40-П, — услужливо сообщила она.
Сверившись с дисплеем, пассажиры буквально взвыли.
– С такой скоростью я до дома и за час не доеду, — заявил джерри.
– Еще раз извините, — защебетала Зоранна, — но все нижние лифты на ремонте. Тем не менее если все здесь согласятся сначала отвезти меня…
В лифте немедленно стало шумно: пассажиры нашептывали что-то своим поясам или нажимали кнопки.
– Правило отменяется, — объявил лифт. Но вместо того, чтобы направиться вниз, как предполагала Зоранна, он остановился на ближайшем этаже и распахнул двери. Люди торопливо покинули кабину. Зоранна мельком увидела роскошь 223-го этажа: блеск хрусталя и стекла, высокие арочные своды коридоров, вдали — круговые дорожки с толпами бегунов и конькобежцев. Какая-то евангелина, ласково и сочувственно взглянув на Зоранну своими карими щенячьими глазами, прикоснулась к ее руке и выскользнула наружу.
Однако джерри остался в кабине и удержал своих спутников — двоих Иванов.
– Пускай не думает, будто всех перемудрила, — заявил он.
– Скоро матч начнется, — возразил один из Иванов.
– Посмотрим его здесь, — отрезал джерри.
Иваны Зоранне нравились. Душевные люди, не то что джерри — правда, не всегда знаешь, чего от них ждать…
Многозначительно переглянувшись, иваны подхватили джерри под руки и силком выволокли из лифта.
Двери закрылись. Наконец-то оставшись одна, Зоранна с облегчением расправила плечи.
– А теперь, Жучок, — сказала она вслух, — решение принято единогласно. Так что удали файл о моей инвалидности и заплати сколько положено, чтобы спустить нас вниз без остановок.
Отключив тормоз, лифт упал примерно на двести шестьдесят этажей. У Зоранны зазвенело в ушах.
– Думаю, Жучок, ты кое-что узнал, — сказала она, имея в виду разные типы лифтов.
– Так точно, — отозвался Жучок. — Я узнал, что аневризма головного мозга развилась у вас в календарном возрасте пятидесяти двух лет и что с того времени вы дважды омолаживали головной и спинной мозг. Я узнал, что средний биовозраст ваших органов — тридцать пять лет. Старше всех — лимфатическая система: шестьдесят пять лет. Моложе всех — сердечно-сосудистая: двадцать пять лет.
– Ты залез в мою медицинскую карту?
– Так точно.
– Я тебе велела только один файл достать, а не все сразу!
– Вы велели мне отпереть ваши архивы. Задача Жучка — узнать вас поближе.
– Что ты еще прочел? — лифт плавно затормозил на 40-П и открыл двери.
– Я просмотрел ваши дневники и рабочие записи, собрание ваших статей, досье расследований, всю корреспонденцию, юридические документы, сведения о премиях и отзывах, несколько мультимедийных альбомов с выдержками из прессы, характеристики из учебных заведений. В данный момент исследую ссылки на вас в публичной сети.
Зоранна была в шоке. Однако она понимала, что впусти она Жучка в свои архивы раньше, он давно бы осуществил эту фазу импринтинга.
Следуя указаниям Жучка, она отправилась искать квартал Нэнси. На 40-П коридоры были окрашены в унылые цвета и озарены резким светом искусственных ламп: под землей биолюмы жить не могли. Ни прогулочных зон, ни парков, ни магазинов. Вентиляторы, снабжавшие этаж ледяным воздухом, не могли победить дух затхлости.
Оказавшись в коридоре Нэнси, Зоранна увидела, что одна из дверей открылась; из нее вышли два человека и направились навстречу Зоранне. Они двигались, характерно подволакивая ноги, как люди, вконец запустившие свой организм, и были одеты в темную, поношенную одежду. Когда они прошли мимо Зоранны, та увидела, что они плачут: слезы струями текли по их сморщенным щекам. С тревогой Зоранна отметила, что вышли они из квартиры ее сестры.
– Ты уверен, что нам сюда? — спросила она, замешкавшись перед дверью с табличкой: 40-П Г6879.
– Так точно, — отозвался Жучок.
Зоранна поправила прическу и одернула юбку.
– Дверь, сообщи, что я пришла.
– Будет сделано, — отозвалась дверь и отъехала в сторону. На пороге, поддерживаемая алюминиевыми «ходунками», стояла Нэнси.
– Зо, милая! — произнесла она, протягивая сестре одну руку, а другой цепляясь за косяк, чтобы не упасть.
Перед тем как обнять младшую сестру. Зоранна на миг замялась, рассматривая ее. Нэнси вконец опустилась. Волосы поредели и поседели, в бледном лице — ни кровинки, а растолстела она минимум вдвое. Когда они поцеловались, Зоранна заметила, что от сестры пахнет не только духами с ароматом лилий, но и чем-то кислым.
– Вот уж сюрприз так сюрприз! — заговорила Нэнси. — Что же ты мне не сообщила, что приедешь?
– Я тебе сообщала. Несколько раз.
– Правда? Ты звонила? — опечалилась Нэнси. — Я же ему говорила, что домкомп барахлит, а он не поверил.
За спиной Нэнси возник респектабельный мужчина с огромной копной серебряных волос.
– Кто это? — вопросил он властным баритоном. Оглядел Зоранну. — Полагаю, вы Зо, — провозгласил он. — Какое счастье!
Обойдя Нэнси, он крепко обнял Зоранну и запечатлел на ее шеке пылкий поцелуй. Незнакомец был выше ее на голову.
– Я Виктор. Виктор Воль. Заходите, пожалуйста. Ох, Нэнси, неужели твоя сестра так и будет стоять в коридоре? — и он увлек обеих женщин в квартиру.
Зоранна была готова увидеть небольшую комнату — но это была настоящая конура. А мебель? Зоранна предполагала, что сестра обходится находками с помоек. Но полная комната больничных коек?! Зоранне потребовалось несколько минут, чтобы осмыслить увиденное. В гостиной площадью три на пять метров разместилось две дюжины кроватей: половина на полу, а остальные, перевернутые, на потолке. Только тут Зоранна поняла, что перед ней голограммы. Каждая кровать представляла собой отдельный «кадр», транслируемый из другого места. Кадры чуть-чуть накладывались друг на друга, образуя своеобразные «снежинки» из шести кроватей, на них лежали тяжелобольные. Гостиная не была освещена — только сквозь голограммы просачивался свет разномастных ламп. Настоящей мебели мало — какие-то шкафчики и стулья, придвинутые вплотную к стене. В углу стоял обшарпанный туалетный столик, превращенный в алтарь неведомого святого. Несколько свечек выхватывали из сумрака старинное плоское изображение рослого босоногого мужчины, закутанного с головы до ног в широкую рясу.
– Что здесь творится, Нэнси? — воскликнула Зоранна.
– Это моя работа, — гордо произнесла сестра.
– Прошу вас, — сказал Виктор, учтиво выпроваживая обеих за перегородку. — Давайте поговорим на кухне. Вы уже обедали, Зо?
– Да, спасибо, — ответила Зоранна, — я поела в дороге. Ей пришлось пройти сквозь кровать, на которой корчился от боли неведомый мужчина; иначе на кухню никак нельзя было попасть.
– Извините, — проронила она. Похоже, он привык к подобному обращению, так как просто закрыл глаза, пропуская ее.
Кухня представляла собой всего лишь часть гостиной, отгороженную шкафами и стойкой. Там тоже не обошлось без койки, но лежав– | ший на ней седой старик с разинутым ртом то ли спал, то ли находился в коме.
– Думаю, Эдварду какое-то время будет не до нас, — проговорил
Виктор. — Комп, сотри эту голограмму. Извините, Эдвард, но нам нужно место.
Голограмма исчезла, и Виктор пригласил Зоранну сесть на табурет у стойки.
– Хотите чаю? Может быть, капельку коньяка?
– Спасибо, — произнесла Зоранна, примостившись на табурете и скрестив ноги. Чай — это прекрасно.
Ее сестра, войдя в кухню, откинула сиденье «ходунков» и собиралась уже присесть — но тут из спальни донесся душераздирающий стон.
– Нэ-э-э-нси, — взывал голос (мужской или женский, неясно). — Нэ-э-энси, вы мне очень нужны.
– Извини, — сказала Нэнси.
– Я схожу с тобой, — заявила Зоранна.
Спальня оказалась вполовину меньше гостиной. Голографических кроватей в ней тоже было в два раза меньше. У дальней стены стояла еще одна — настоящая. На нее Зоранна и села. Тумбочка, приспособленная под шкаф ниша, столик-трюмо. В шкафу висела недешевая на вид мужская одежда. Из-под тумбочки торчали мужские тапочки. Над тумбочкой висела голограмма: трансляция футбольного матча. Крохотные спортсмены в ярких майках носились по полю размером с салфетку. Звук был отключен.
Нэнси уселась под женщиной с отечным лицом, чья койка была на потолке.
– Что ты, собственно, делаешь с этими людьми? — спросила Зоранна.
– В основном слушаю, — отозвалась Нэнси. — Я помощница в госпитале.
– Зачем? — поразилась Зоранна. — Я ведь посылала тебе деньги.
– Мне это нужно. — Нэнси задрала голову к женщине: — Я здесь, миссис Хурли. На что жалуетесь?
Зоранна принялась рассматривать голограммы. Как и в гостиной, каждая кровать транслировалась отдельно. В углу всех кадров виднелись эмблема телекоммуникационной сети и счетчик. За все это интерактивное эфирное время кто-то выкладывает неплохие денежки.
Разглядев Нэнси, женщина начала причитать:
– Ой, Нэнси, спасибо, хоть вы меня не бросили. Я лежу вся сырая, но они отказываются сменить белье, пока я не подпишу какое-то разрешение. Какое разрешение, зачем подписывать — никак не пойму.
– Милая, а разрешение у вас здесь? — поинтересовалась Нэнси. — Хорошо, покажите его мне, — и миссис Хурли дрожащими руками протянула Нэнси какой-то лист. — Комп, — распорядилась Нэнси, — скопируй этот документ и выведи. — На стене спальни возник огромный прямоугольник с текстом. — Миссис Хурли, это разрешение на то, чтобы санитары помогли вам покончить с собой. Вы не обязаны его подписывать, если не хотите.
Женщина испуганно распахнула глаза:
– А я хочу, Нэнси?
В дверях появился Виктор.
– Нет! — вскричал он. — Ни в коем случае ничего не подписывайте!
– Т-с-с, — прошептала Нэнси.
Виктор вошел в спальню, проходя сквозь тела и кровати.
– Не подписывайте себе смертный приговор, миссис Хурли. — Женщина, казалось, еще больше перепугалась. — Мы вернулись к древнеримскому строю! — зычно объявил Виктор. — Слуги и хозяева! Рабы и плутократы! О, где ты, благословенный средний класс? Как нам сейчас тебя не хватает!
– Виктор, — сурово произнесла Нэнси, указывая на дверь. Затем кивнула Зоранне. — И ты тоже. Идите, выпейте чайку. Я подойду попозже.
Зоранна вышла вслед за Виктором на кухню, села у стойки, наблюдая, как он ставит на стол чашки и блюдца, сахарницу, блюдо с псевдосоевыми лимонами, распаковывает и нарезает темно-коричневый кекс. Очевидно, в этой кухне он находился не на правах гостя.
– Что они сделали с твоей сестрой, эти мерзавцы! — проговорил
Виктор.
– Какие мерзавцы? Что с ней сделали? Виктор налил в заварочный чайник кипяток.
– Она буквально жила школой.
– Школой? — не поверила своим ушам Зоранна. — Вы говорите о том, что кончилось тридцать лет назад!
– Но это единственное дело, которое было ей по душе.
– Ой, какая жалость! — саркастически протянула Зоранна. — Нам всем пришлось расплатиться за долголетие. Как преподавать в начальной школе, если детей больше не рожают? Значит, переучивайся! Жизнь продолжается. Достаточно стать членом такой вот организации, — Зоранна взмахнула рукой, указывая на возвышающуюся наверху башню, — и пропитание до самой смерти гарантировано! Единственное, чего тебе не подадут на тарелке с голубой каемочкой — это долголетие! Его придется зарабатывать самому. А кто не может, тот просто никуда не годится, вот и все! — сообразив, что в соседней комнате медленно угасают две дюжины именно таких неумех, Зоранна перешла на шепот: — Неужели общество должно волочь этот балласт из столетия в столетие?
Виктор, рассмеявшись, накрыл ее руку своей огромной лапой.
– Я вижу, Зо, вы настоящий «вольный стрелок». Пиратка! Ах, если бы у всех была такая инициативность, такая неуемная жажда деятельности! Но, увы, мы не таковы. Мы жаждем простой тихой жизни, поэтому весь день стрижем клиентам волосы. Когда нам это надоедает, нас переучивают — обучают подрезать ногти. Когда нам и это приедается, мы умираем. Ибо чего у нас нет, так это рабских душ. Прирожденные рабы среди людей — драгоценная редкость, их следует ценить, холить и лелеять. Как повезло нашим хозяевам, что они открыли клонирование! Теперь им нужно всего лишь отыскать среди нас одного раболепного человека и выпустить в свет массовым тиражом. А все остальные пусть убираются к черту! — он убрал руку, чтобы налить чай, и Зоранна тут же почувствовала, что тоскует по его прикосновению. — Впрочем, у нас сегодня, можно сказать, праздник! Хватит о мрачном! — взревел он. — Как замечательно наконец-то свести знакомство с нашей знаменитой Зо! Нэнси только о вас и говорит. По ее словам, вы важная особа. Идете в ногу со временем и преуспеваете. Работаете следователем, — он уставился на Зоранну поверх чашки.
– Я действительно занималась розыском пропавших без вести — по поручению национальной полиции, — сообщила Зоранна. — Но забросила это занятие много лет назад. После того, как мы всех нашли.
– Всех нашли? — расхохотался Виктор, пристально глядя ей в лицо. Затем, отвернувшись, перевел взгляд на Нэнси, которая делала обход в гостиной.
– Ну а вы, мистер Воль? — спросила Зоранна. — На что вы живете?
– Что это еще за «мистер»? Я вам не «мистер», а Виктор! Мы с вами почти что родня!.. Разумеется, я живу не «на что», а «ради чего». Живу ради жизни. А вот на хлеб я зарабатываю уроками бальных танцев.
– Вы меня разыгрываете.
– Зачем мне вас разыгрывать? Я преподаю вальс, фокстрот, ча-ча-ча, — и, обхватив за талию воображаемую партнершу, он
закачался в танце. — А также мерлец. Но мой конек — кубинское танго!
– Удивительно, — произнесла Зоранна. — И это так популярно, что АПГ ввела в свой штат преподавателя танцев?
Виктор театрально отшатнулся, изобразив на лице ужас.
– Я не имею никакого отношения к АПГ. Я такой же «вольный стрелок», как и вы.
– Понятно, — протянула она и поднесла к губам чашку. Как можно жить в Башне и не иметь отношения к АПГ? Или они с Нэнси официально женаты? Все равно АПГ крайне прижимисто распоряжается жилой площадью в своих зданиях.
«Жучок, — безмолвно проартикулировала она, — найди сведения о Викторе Воле в справочной Башни».
А вслух сказала:
– Ну и как, хорошо платят за уроки танцев?
– Отвратно, — Виктор воздел руки к потолку. — Искусство вообще дело не доходное. Но есть вещи поважнее денег. Впрочем, ваш намек мне понятен. Кушать хочется всегда, так что я не брезгую и другими занятиями. Например, консультирую джентльменов относительно содержимого их гардеробов. Это оплачивается лучше: джентльмены не любят появляться на публике без шика.
Перед мысленным взором Зоранны возникла восхитительная картина: высокий, элегантный Виктор в накрахмаленной белой рубашке и черном смокинге, порхающий по блестящему дубовому паркету, изящно поддерживая свою не менее элегантную партнершу. Зоранна даже могла вообразить на месте этой партнерши себя.
Но Нэнси?!
«Справочная Башни недоступна из-за перегрузки домкомпа», — доложил Жучок.
Зоранна удивилась. Ее домашняя система легко могла бы поддерживать три дюжины интерактивных голограмм. Впрочем, судя по всему, на 40-П люди жили, как в доисторической пещере.
Нэнси прикатила на кухню, кое-как удерживая на раме «ходунков» маленькую плоскую картонную коробку, которую тут же поставила на стол рядом с чайником.
– Ох, Нэнси, Нэнси, — укоризненно цокнул языком Виктор. — Что нам сказал автодок? «Ничего не поднимать». Присядь с нами, выпей чайку.
– Еще минуточку, Виктор. Там есть и другая коробка.
– Давай помогу, — сказал он и поднялся.
Зоранна попробовала кекс. Он был размокший — почти что каша — и слишком сладкий. Со специями повар тоже переборщил. Такие кексы покупал отец, вспомнила она, в крохотной лавчонке на бульваре Падеревского в Чикаго. Положив в рот еще кусочек, она принялась рассматривать картонку Нэнси. То был бокс модели «Семейный архив», из которого при необходимости можно было выкачать воздух. Но защелка этой коробки была не заперта, да и крышка чуть приоткрыта. Заглянув внутрь, Зоранна увидела пеструю коллекцию записных книжек — среди них нельзя было отыскать двух похожих — и связку писем с яркими бумажными марками. На верхнем конверте в графе «Адресат» было от руки написано «Пани Беате Смоленской». Так звали прабабушку Зоранны…
Виктор плюхнул на стойку вторую коробку, а затем усадил Нэнси на кресло-шезлонг в гостиной.
– Нэнси, — окликнула Зоранна, — что это такое?
– Вот, сохранила… Для тебя, — отозвалась сестра.
Заботливо укрыв Нэнси одеялом и обложив подушками, Виктор подал ей чай с кексом.
Зоранна заглянула в большую коробку. Сверху лежали рондофон и несколько сломанных голокубиков, но в основном картонка была наполнена реликвиями минувших столетий. Не совсем антиквариат — просто обыденные, исцарапанные и облупленные вещицы. Посеребренная солонка с медными проплешинами, оклеенная ружейными гильзами дубовая дощечка (очевидно, творение какого-то ребенка), четки из вишневых косточек, трубка…
– Что это за мусор? — вслух спросила Зоранна, уже догадавшись об ответе, ибо заметила пару терракотовых дроздов, принадлежавших ее матери. Это было собрание предметов, которые в их семье считались фамильными реликвиями. Очевидно, на Нэнси — самую младшую и добропорядочную из всех детей — была возложена задача хранителя. Но почему сейчас она решила все отдать?
Тоже ясно, решила Зоранна, глядя на полулежащую среди пациентов госпиталя сестру. Виктор выговаривал Нэнси за то, что она отказывается носить противоварикозные чулки. Отечные, покрытые лиловыми пятнами щиколотки Нэнси походили на сардельки. Черт подери, подумала Зоранна.
«Жучок, — позвала она, — запроси медицинскую карту Нэнси Брим, девичья фамилия — Смоленская. С паролями я помогу».
«Сеть недоступна», — доложил Жучок.
«Обойди домашний комп. Подключись к общественному линку напрямую».
«Общественный линк недоступен».
Чушь какая-то… Если из лифта подключиться можно, почему отсюда нельзя? Или это жилище заколдовано? Оглядевшись, Зоранна попыталась понять, где в квартиру входит утилиткабель. Наверное, через санузел, там, где водопровод — ведь на кухне сервис-панелей точно нет. Прошмыгнув сквозь кровати в гостиной, Зоранна вошла в санузел и задвинула дверь. Она оказалась в крохотном кафельном склепе, уставленном морскими раковинами и корзинками с ароматизированным мылом — Нэнси пыталась создать атмосферу уюта. Шкафчик-аптечка был отведен под мужские туалетные принадлежности.
Этот обманщик просто-напросто завесил сервис-панель полотенцем! Хитрый замок панели был нейтрализован замысловатым приспособлением, к которому Зоранна решила не прикасаться.
– Виктор Воль вас пугает или возбуждает? — подал голос Жучок.
– Почему ты спрашиваешь, идиот?
– Когда он прикоснулся к вашей руке, уровень адреналина в крови резко повысился.
– Что-о? Ты и за моей биометрией теперь следишь?
– Моя задача — узна…
– Знаю, — отрезала Зоранна. — Твоя задача — узнать меня поближе. Упрямый маленький пройдоха, вот ты кто!
Отыскав в кармашке пояса ретранслятор для терминалов, она включила его в соответствующее гнездо на панели.
– Готово, вот мы и с доступом!
– Так точно, — отозвался Жучок. — Автодок требует пароли медицинской карты Нэнси.
– Отмени запрос. Это подождет.
– В справочной Башни Виктор Воль не значится.
– Так я и думала, — заметила Зоранна. — Выведи протоколы компа. Вместо экрана используй зеркало.
В зеркале появилась коммерческая страница домкомпа Нэнси. Просмотрев несколько меню, Зоранна не обнаружила ничего необычного, кроме записи о том, что полдюжины сообщений, которые она послала Нэнси, были просмотрены, но остались без ответа.
– Жучок, здесь что-то нечисто…
– Это не стандартные протоколы пользователя, — объявил Жучок. — Стандартные заблокированы. Все домашние кабели идут в обход
встроенного домкомпа и выводят на фальшивый домкомп.
– Фальшивый? — переспросила Зоранна. — Та-ак, уже интересно. — Сервис-панель выглядела довольно-таки невинно: ни тебе лишних проводов, отходящих вбок, ни оптических ретрансляторов. — Процессор можешь найти?
– Он находится в полуметре от вас, справа, на уровне вашего бедра. И действительно, под раковиной обнаружилось дешевенькое устройство в форме блюдца.
– Наверное, в тебе живет душа инженера-электронщика, — прокомментировала Зоранна. — Я бы в жизни не смогла добиться от Гончика того, что ты сейчас сделал. Ну ладно, расскажи мне о голотрансляциях в комнатах.
– В фальшивом домкомпе базируется частная сеть связи, именуемая «Госпиталь Камилла Лелийского». Я усматриваю незаконное использование 203-го канала Тэ-Эс-Эн.
Круглосуточный футбольный канал. Зоранна была восхищена. На свою «левую» телекоммуникационную сеть Виктор — кто ж еще, как не Виктор? — ни гроша не тратил, если не считать абонентской платы за прием одного-единственного коммерческого канала. Счетчики, на которые Зоранна обратила внимание, показывали не расходы ее сестры, а суммы гонораров, которые Виктор брал со своих больных клиентов.
– Жучок, ты можешь вычислить, сколько «Госпиталь Камилла…» зарабатывает в среднем за день?
– 45 кредиток в день.
Негусто. В два раза больше зарплаты парикмахера — или учителя танцев. Риск явно не оправдывается.
– На что идут доходы?
– Я не располагаю субрутиной для отслеживания финансовых операций.
Проклятье, подумала Зоранна, зря с собой Гончика не взяла.
– Можешь сказать, на кого зарегистрирован госпиталь?
– На госпожу Нэнси Брим.
– Чего и следовало ожидать, — протянула Зоранна, вынимая ретранслятор из гнезда. Если афера раскроется, отдуваться придется ее сестре. Вначале Зоранна решила по душам поговорить с Виктором, но выйдя из санузла, услышала, как он невинно распевает на кухне песенки из видеофильмов, и отказалась от своего намерения. Покосившись на кровать Нэнси, она задумалась, каково делить такое узкое ложе с плечистым мужчиной. И решила повнимательнее разобраться в
деле, прежде чем разоблачать Виктора.
– Жучок, попробуй-ка скачать и проинсталлировать следящие рутины Гончика из моей библиотеки прикладных систем.
Виктор стоял у кухонной раковины — мыл посуду. В гостиной тихонько похрапывала Нэнси. Точнее, это был не храп, а какая-то дребезжащая одышка — симптом застойных явлений в легких. Губы у Нэнси были синеватые: кислородное голодание. Почти как у их матери за день до смерти, вспомнила Зоранна. У матери было кровоизлияние в мозг (слабые стенки артерий — вот наша подлинная семейная реликвия, подумалось Зоранне). Она прожила еще некоторое время: полубезумная, ослабшая, жалкая. Мать не выпускала из рук короткой бамбуковой трости с обломанным кончиком. Обломанным кончиком она чесала спину и ноги, ровным — набирала номера на старинном дисковом телефоне, а еще махала тростью, бичуя свою злую судьбу. Самая младшая из детей, Нэнси, училась тогда в педагогическом колледже — но взяла академический отпуск, чтобы ухаживать за матерью. Зоранна, старшая, уже работала на Западном побережье. Она умудрилась не появляться дома, пока мать не впала в кому. Теперь же, спустя многие годы, Зоранну мучила совесть за то, что она оставила мать в беде.
На потолке кто-то зашелся в припадке кашля. Зоранна обратила внимание, что большинство больных пристально глядело на нее: кто с открытой враждебностью, кто просто с досадой. Очевидно, они ревновали Нэнси к ней.
Нэнси перестала храпеть и открыла глаза. Сестры молча переглянулись. Виктор стоял у раковины, вытирая руки полотенцем — и тоже смотрел в их сторону.
– Я сейчас же закажу номер в клинике Стронмейера в Козумеле, — произнесла наконец Зоранна, — и ты поедешь со мной.
– Виктор, — сказала Нэнси, игнорируя сестру, — сходи к Джефферсонам, милый, попроси у них раскладушку. — Держась за «ходунки», Нэнси поднялась на ноги. — Пожалуйста, извини меня. Зо, но сейчас мне нужно поспать.
Она укатила в спальню и закрыла за собой дверь.
Виктор повесил полотенце на крючок.
– Сейчас принесу раскладушку, — объявил он.
– Не беспокойтесь, — сказала Зоранна. Для нее, привыкшей к времени Западного побережья, час был еще ранний. Кроме того, она не
намеревалась ночевать в одной комнате с умирающими. — Я закажу по компу гостиничный номер наверху.
– Позвольте мне, — галантно предложил Виктор и отдал нужные команды. Он проводил Зоранну в «Холидэй-Инн» на 400-м этаже. Чтобы попасть туда, им пришлось трижды пересаживаться с лифта на лифт. Они шли в молчании по коридорам, устланным мягкими коврами. Остановившись перед дверью ее номера, Виктор взял Зоранну за руку. Как и в первый раз, она ощутила упоительный страх.