—    Да ладно тебе! Сразу после «Оскара» — который ты за­служивал, как никто другой, — оп, и нет тебя. Так в чем же дело?

—    Нужно было срочно убраться подальше от Голливуда. Не могу больше выносить это все.

Конечно же, Кевин не собирался резать правду-матку и рас­сказывать, чем он на самом деле занимался после ухода из кино­бизнеса, но Гвен была его давнишней подругой и заслуживала знать правду.

—    Ты же меня знаешь, — издалека начал он, — я левак чистой воды. Всегда голосовал за демократов, терпеть не мог респу­бликанскую партию, занимался благотворительностью, ездил на электромобиле. Я ничем не отличался от остальных в Гол­ливуде.

—    Ой, только не говори, что пошел в консерваторы! — в при­творном ужасе прошептала Гвен. Политика ее ни капельки не волновала.

—    Да нет, не в этом дело. Это я так, для контекста. Все изме­нилось 11 сентября. — Гвен побледнела от одного упоминания этой даты, словно почувствовала, к чему он ведет. — Моя сестра летела из Бостона навестить меня.

—    Не продолжай.

—    Она была на самолете, врезавшемся в северную башню ВТЦ.

Гвен наклонилась и мягко взяла его за руку.

—    Боже, мне так жаль. У меня и в мыслях не было.

—    Мне не хватило духу рассказать кому-либо.

—    Так вот почему ты ушел. Из-за смерти сестры.

—    Не совсем, — продолжил Кевин, — ну, то есть да… Не знаю.

Я вернулся к работе три недели спустя после поминальной службы, попытался вернуть все на круги своя, понимаешь? За­нимался гримом для той злосчастной драмы… Не буду говорить, какая звезда в ней играла, ведь сейчас она еще ярче, чем тогда. Она сидела в кресле, разговаривала со своим агентом о теракте.

Она сказала что-то вроде: «Знаешь, то, что случилось с теми людь­ми, поистине ужасно, но эта страна такое заслужила. В смыс­ле, посмотри, как мы обращаемся со всем остальным миром. Неудивительно, что они нас так ненавидят». Это довольно рас­пространенное мнение, — добавил Никсон, — что сейчас, что тогда. Но затем она сказала, что погибшие — в том числе и моя сестра — виноваты в терактах не меньше.

Я ушам своим не верил. Моя сестренка в свои двадцать шесть начинала медицинскую карьеру, а эта переоцененная блондин­ка сидит тут и разглагольствует, что в терактах виновата моя сестра. Это стало последней каплей, Гвен. Народ в Голливуде столь удален от реальности, что я больше не в силах был ми­риться с этим. Я послушал разговоры остальных в нашей ин­дустрии, и, как выяснилось, большинство разделяло ее мнение. Нет, я могу понять все эти «во всем виновата Америка» и про­чее. Но что действительно выводит меня из себя, так это то, что подобные люди, видно, не считают себя частью этой самой Америки.

Кевин умолчал, что после этого пришел прямо в ЦРУ и предложил свои услуги, а также что ему тут же предложили куда более сложную и захватывающую работу в «Корпорации». Вероятней всего, Лэнгстон передал его документы Кабрильо еще до того, как их успели рассмотреть в ЦРУ.

Приспособиться к безбашенному ритму военизированной группировки Хуана оказалось на удивление легко, и Никсон впервые понял, в чем привлекательность службы в вооружен­ных силах. И это были даже не приключения, напротив, боль­шую часть времени практически ничего не происходило. Нет, Дело было в товариществе, в чувстве верности, объединявшем этих мужчин и женщин. Они обещали себе стоять горой друг за друга, и о столь прочных связях в группе Кевин мог только мечтать.

Впрочем, за время службы на «Орегоне» он не сильно из­менился. Все так же жертвовал деньги на нужды либералов, голосовал за демократическую партию, если не забывал взять открепительный талон, и все тот же электромобиль ждал его на стоянке в Лос-Анджелесе. Кевину всего лишь нужно было чуть больше свободы.

— Ох, мне так жаль, — в наступившей тишине произнесла Гвен, — я никогда не задумывалась об этом.

— Как и я в свое время, но теперь…

Кевин притих и молча пожал плечами. Он понимал, что по­ставил ее в неловкое положение. Может, не так уж и мало он изменился.

Дверь трейлера внезапно распахнулась. Будь то интервью на ток-шоу или красная дорожка премьеры нового фильма, при­сутствие Донны Скай всегда словно озаряло все вокруг. Она была воплощением стиля, изящества и утонченности. Ворвав­шаяся в гримерный трейлер, спрятав волосы под бейсболку, без косметики, скрывшей бы ее прыщики, она смахивала на взмы­ленного, уставшего от жизни эгоистичного подростка, ищущего повод для драки. Воспаленные глаза, темные круги и резкий запах вчерашней попойки.

— Вы еще кто такой и что здесь забыли? — грубо обратилась она к Никсону. Голос был охрипший с похмелья. Приглядев­шись, она наконец узнала его. — А, вы же Кевин Никсон, верно? Вы были моим гримером на съемках «Фамильных драгоцен­ностей».

— И это был ваш звездный час, если мне не изменяет па­мять, — привставая, ответил Кевин.

— Рано или поздно это должно было случиться, — не скром­ничая, заметила Донна. Она села в освобожденное Кевином крес­ло и оглянулась на Гвен. — Сделай что-то с этим мешками под глазами. Пока еще не мой выход, но не буду же я вот так ходить.

Кевин хотел было сказать, что в таком случае не следовало таскаться по клубам в ночь перед съемками, но вовремя при­кусил язык.

Гвен бросила многозначительный взгляд на Кевина и заще­бетала:

— Конечно, конечно, милая, все, что угодно.

—            А вы тоже работаете над этим фильмом? — поинтересовалась Донна, пока Гвен возилась с кисточками и обводкой.

— Вообще-то, нет. Я бы хотел поговорить с вами, если не воз­ражаете.

Она удрученно вздохнула.

— A-а, черт с ним. Ну и о чем вы хотите поговорить?

Кевин покосился на Гвен. Та уловила намек.

— Донна, солнышко, может, Кевин поработает пока за меня и вы сможете поговорить наедине?

— Ладно.

Никсон одними губами произнес «спасибо», беря кисть из рук Гвен. Подождав, пока она выйдет из трейлера, он при­ступил к работе.

—            Я здесь по поводу Тома Сэверенса и движения респонсивистов.

Донна моментально напряглась.

— Простите, но эта тема под запретом.

— Это крайне важно. На кону людские жизни.

— Я не желаю говорить об этом, ясно? Можете обсуждать мою карьеру или там личную жизнь, что угодно. Но обсуждать респонсивистов я ни с кем не собираюсь.

— Но почему?

— А потому!

Кевин припомнил уроки Линды по ведению допроса и пару трюков, которым она успела научить его за несколько часов до этого.

— Неделю назад в Индийском океане затонул корабль, за­бронированный респонсивистами.

— Я знаю, слышала в новостях. Сказали, что их снесло вол­ной, она еще называется как-то…

— Волна-убийца, — подсказал Кевин.

— Да, именно. Корабль потопила волна-убийца.

Никсон молча достал из своего рюкзака ноутбук и, смахнув гору бесполезного хлама Гвен, поставил его на стойку. Пара се­кунд у него ушла на то, чтобы отыскать нужный файл.

Качество видео оставляло желать лучшего из-за недоста­точной освещенности для камеры, использованной Марком на борту «Золотого рассвета», но ужасающие картины гор тру­пов и рек крови на палубе ни с чем нельзя было спутать. Через пять минут он остановил воспроизведение.

— Что это такое? Твой новый фильм?

— Эти кадры были сняты на борту «Золотого рассвета». Все до единого пассажиры и члены экипажа были убиты, отравлены чем-то настолько опасным, что никто не успел даже использо­вать рацию.

Он открыл другой файл — видео с крановой камеры «Орего­на», на котором «Рассвет» медленно, но верно шел ко дну. В све­те прожекторов можно было отчетливо различить название.

Донна была в шоке.

— Кто это снимал? И почему это до сих пор не попало в СМИ?

— Кому принадлежит эта запись, я сказать не могу, но ее до сих пор не предали огласке, потому что это теракт, а власти вовсе не хотят, чтобы террористы знали, что мы в курсе.

Надо отдать ей должное, Донна тут же обратила внимание на местоимение.

— Вы? Так вы типа… В смысле вы что, работаете на…

— Я не могу ответить на этот вопрос, но достаточно того, что я имею доступ к этим данным.

— Но зачем вы мне все это показываете? Я ничего не знаю о террористах.

— Ваше имя всплыло в ходе расследования, а улики указы­вают на то, что теракт был совершен кем-то из движения респонсивистов.

Он старался произнести это как можно мягче, и теперь Дон­на либо поверит каждому его слову, либо позовет охрану и его вышвырнут на улицу.

Ее отражение в зеркале пристально уставилось на него. Ра­бота Кевина заключалась в том, чтобы прятать лица, а не читать их. Он понятия не имел, какие мысли сейчас проносятся в ее голове. Интересно, а как бы он повел себя, скажи ему кто-то, что его начальник террорист.

— Я вам не верю, — наконец проговорила она. — Думаю, вы все смонтировали, чтобы подставить Тома и Хайди.

Что ж, меня хотя бы не выгнали взашей, подумал Кевин.

— И зачем мне это делать? Что вообще могло заставить меня подделывать эти видео и облететь полсвета, только чтоб пока­зать их вам?

— Да откуда мне знать, что вы там задумали?! — не выдер­жала Донна.

— Прошу вас, просто подумайте над этим хорошенько. Если бы я хотел дискредитировать респонсивистов, разве не по­шел бы с этим сразу в «Си-эн-эн» или «Фокс»?

— Да, пошли бы, — после некоторого молчания признала

она.

— Ну а раз я здесь, значит, я преследую иные цели, пра­вильно?

— Наверное…

— Так почему вы мне не верите?

— Респонсивисты против насилия. Члены нашего движения к этому непричастны. Может, это дело рук радикальных про­тивников аборта или чего-то в этом роде.

— Мисс Скай, поверьте, мы проверили все известные груп­пы в мире, пытаясь найти виновных. И раз за разом след при­водил нас к респонсивистам. И я говорю не о рядовых членах группы, — Кевин закусил удила и врал на одном дыхании, — мы считаем, что эти злодеяния совершила некоторая отколовшаяся группировка, и, возможно, они задумали что-то еще. Мы ведь оба знаем, как некоторые обращают свою веру в фанатизм. Как раз с этим, думаю, мы и столкнулись: экстремисты в вашем дви­жении. Если вы действительно хотите помочь своим друзьям, то лучше вам рассказать мне все, что вы об этом знаете.

— Хорошо, — смиренно кивнула она.

Их разговор затянулся на целый час. Затем вернулась Гвен с несколькими статистами, которым потребовался грим для сле­дующей сцены. К концу беседы Кевин окончательно убедился, что Донне Скай ровным счетом ничего не известно о терзавшей «Корпорацию» проблеме. Она всего лишь одинокая несчаст­ная девушка, попавшая в ловушку собственного успеха, и лишь по этой причине главы респонсивистов решили завербовать ее. Оставалось только надеяться, что когда-нибудь она найдет в себе силы противостоять их влиянию и начать новую жизнь. Маловероятно, но нельзя терять надежды.

— Спасибо огромное за то, что согласились со мной пого­ворить, — убирая ноутбук обратно в рюкзак, поблагодарил ее Никсон.

— Кажется, я не сильно помогла.

— Нет, все отлично, вы молодец. Спасибо.

Она продолжала разглядывать свое отражение в зеркале. Вот и вернулся шарм, пленивший миллионы зрителей. Послед­ствия вчерашнего кутежа как рукой сняло. Кевину удалось воз­вратить ее лицу эту искусную смесь невинности и сексуальной привлекательности. Лишь печаль в ее глазах он скрыть не мог.



ГЛАВА 22

Полет на Филиппины отнял у Кабри­льо и Линкольна почти четырнад­цать часов. Из столицы страны Манилы в Тубигон на острове Бохоль они добирались примерно столько же времени, хоть рас­стояние между ними составляло всего 500 километров.

Наземный транспорт на Бохоле им был заказан, так что при­шлось предварительно отправиться на соседний остров Себу и взять напрокат прочный, хоть и видавший виды внедорожник, а затем дождаться парома, который переправит их через Бохольский пролив. Линк отметил, что паром был настолько древний, что свисавшие с его бортов резиновые покрышки оказались белобокими покрышками из пятидесятых. У лодки был ярко выраженный крен вправо, даже несмотря на то, что ее нарочно нагружали больше на левую сторону. О сне можно было и вовсе забыть: рядом с их машиной был привязан автоприцеп со сви­ньями, страдавшими морской болезнью даже в этих мелких во­дах. Непрекращающийся визг и вонь разбудили бы и мертвого.

Дважды за время переправы моторы глохли без всякой види­мой причины. В первый раз всего на пару минут. Во второй же раз они простояли целый час, пока матросы под рык ворчливого инженера копались в механизмах.

Ставшая перед Хуаном проблема выживания в этой дикой поездочке на время отвлекла его от тревоги за Макса, чему он был даже благодарен. Но стоило моторам снова заработать, как его мысли оказались снова заняты лишь судьбой друга. Иро­ния заключалась в том, что отец Хэнли погиб на Филиппинах во время защиты Коррехидора в первые месяцы Второй миро­вой.

Хуан понимал, что Макс пойдет на все, защищая и сына, и «Корпорацию». Верности этого человека позавидовал бы и самый преданный сенбернар. Оставалось надеяться, что им удастся найти способ остановить Сэверенса и спасти своего друга. Ясно как божий день, что Зелимир Ковач не поскупит­ся на методы вытягивания из него информации. И если Макс не выдержит и расколется — пиши пропало.

Эта мысль крутилась в голове Кабрильо подобно заевшей пластинке.

Когда на горизонте наконец показались огни Тубигона, теле­фон Хуана зазвонил.

— Кабрильо.

— Хуан, это Линда.

— Ну как там?

— С Сэверенсом тишина, если вы об этом.

— Дьявол!

Вот уж с десяток раз он звонил главе респонсивистов и до сих пор не получил ответа. Хуан представлялся начальни­ком охранного предприятия, в которое обращался Макс ради спасения сына. Он достаточно пообщался с секретаршей, чтобы знать, какие романы она читает в обеденных перерывах. Каж­дый его звонок она извинялась и повторяла, что Сэверенса нет, а затем перекидывала его на голосовую почту. Хуан предлагал любой выкуп за Макса, но, не получив и на это ответа, перешел к угрозам. В последнем сообщении он предупредил Томаса, что если тот не отпустит Макса целым и невредимым, то он займет­ся его семьей.

То была пустая угроза — спасибо Лэнгстону, — но Сэверенс этого не знал. Впрочем, его это и не волновало.

— Что еще?

— Кевин только что от Донны Скай. Она ничего не знает.

— Точно?

— Они проговорили целый час. Донна всего лишь актриса, случайно оказавшаяся в культе психов. Слишком выдающая­ся личность, чтобы быть замешанной в чем-то нехорошем. Да и судя по голливудским сплетням, она целиком и полностью занята съемками нового фильма как минимум на четыре меся­ца, что, наверное, расстроило ее нового любовника. Тот сейчас в турне по Австралии со своей группой. Кстати, Марк назвал их отстоем.

— Значит, мне бы они понравились, — хмыкнул Хуан. — Если Гил Мартелл в разговоре с Сэверенсом упоминал не ее имя, то что же? Не могла бы ты попросить Хали еще раз по­работать с записью?

— Он как с цепи сорвался, когда я намекнула, что он, воз­можно, оказался не прав, и тут же пошел прослушивать ее за­ново.

— Передай ему, что за это он получит добавочную порцию грога. Это все?

— Эдди вернулся из Рима, а у нас отличный сигнал с подслу­шивающего устройства на яхте торговца оружием, хотя ничего относящегося к делу мы пока не услышали.

Кабрильо напрочь позабыл об их текущем задании.

— A-а, да-да, отлично, продолжайте. Мы с Линком примерно в трех часах от филиппинского лагеря респонсивистов. Будем держать вас в курсе.

— Вас поняла, Председатель. Удачной охоты. Отбой.

Хуан положил трубку.

— С Донной Скай полный провал? — поинтересовался Линк откуда-то из темноты. Одетый во все черное, он казался боль­шущей тенью, сидящей рядом с Кабрильо.

— Ага. Она пуста.

— А на что мы надеялись? Такие люди не смогут свою со­бачку выгулять без толпы папарацци.

— Линда сказала то же самое, — угрюмо ответил Хуан. — И как я сразу не подумал?..

— Председатель, мы с самого начала только и делали, что хватались за соломинку. Что сейчас нюни распускать? Наро­ем информацию и посмотрим, что из этого выйдет. Попытка не пытка.

— Знаю, знаю. Просто…

— Просто теперь на кону жизнь Макса, — закончил за него Линк, — и вы волнуетесь за него.

Кабрильо выдавил усталую улыбку.

— Это еще мягко сказано.

— Слушайте, это лучшее, что у нас есть. Аж четыре сотни респонсивистов провели здесь черт знает сколько времени, а те­перь кормят рыб, потому что кто-то явно заметает следы. Мы найдем, что ищем, и спасем Макса и его сына.

Хуан ценил его старания, но лучше ему от разговоров не ста­ло. Настоящее облегчение он испытает лишь тогда, когда Макс окажется с ним на борту «Орегона», а Том Сэверенс и Зелимир Ковач поплатятся за свои грехи.

Паром, покачиваясь, зашел в порт, бессовестно задевая каж­дую деревянную сваю на пути. Худшей демонстрации навыков судовождения Хуан в жизни не видел. Десять минут спустя, ког­да пришвартовали лодку и спустили трап, Линк завел двигатель джипа, и они принялись колесить по набережной. Пришлось сразу же опустить все окна, чтобы выветрить свиную вонь, за­полонившую весь салон.

— Самое время, — протянул Хуан, кладя искусственную ногу на приборную панель.

Он задрал штанину. Сейчас на нем был уродливый лукови­цеобразный протез из пластика цвета кожи. Кабрильо отцепил конечность и снял с нее ботинок. В подошве стопы была кро­шечная дырочка. Достав из кармана небольшой гаечный ключ, он вставил его в дырочку и прокрутил против часовой стрелки. Сработал встроенный механизм, и пластиковая конечность рас­крылась, как футляр для очков. В том, что он ласково называл «ногой контрабандиста», лежали два пистолета «Кел-Тек».

Несмотря на сравнительно малый размер, «Кел-Тек» стре­ляет 9-мм пулями. Специально для этого задания оружейник «Орегона» опустошил патроны и заполнил полости ртутью. Как только пуля достигала цели и резко останавливалась, ртуть взрывалась при столкновении и разрывала пулю, осколки кото­рой кромсали плоть, как заостренный снаряд пронзает броню танка. Попадание в район центра тяжести смертельно, и, даже угодив в плечо или бедро, пуля с легкостью оторвет конечность.

Кабрильо протянул один из миниатюрных пистолетов Линку, а свой сунул за пояс.

В «ноге контрабандиста» находились также заряд пластико­вой взрывчатки и пара детонаторов, установленных на пять ми­нут. За годы практики Хуан привык, что когда металлодетектор в аэропорту начинал пищать над его ногой и он приподнимал штанину, показывая протез, его тут же с виноватой улыбкой пропускали. Пока что на его пути не вставали полицейские со­баки, но и к этой проблеме он был готов: всегда носил с собой флакончик таблеток нитроглицерина и объяснял это пробле­мами с сердцем.

Дорогу, ведущую из города в холмы, явно не асфальтиро­вали несколько десятилетий. Лагерь респонсивистов распола­гался на другом конце острова, и они потратили на дорогу туда целый час.

В восьми километрах от пункта назначения Линк свернул с дороги и остановился в зарослях кустарника, достаточно гу­стого, чтобы спрятать машину. Неизвестно, оставили ли респон- сивисты охрану в лагере, и рисковать почем зря им не хотелось. Пару минут они с Кабрильо проделывали финальные штрихи, маскируя джип и стирая следы, оставленные им в мягком грун­те. Даже зная, где именно спрятан джип, с дороги его разглядеть было невозможно. Хуан оставил небольшую пирамидку из кам­ней, отмечая место для себя.

Взвалив на плечи набитые снаряжением рюкзаки, они пу­стились в долгую прогулку через джунгли. Казалось, солнце ис­чезло, оставив лишь зеленоватое свечение, едва пробивавшееся сквозь густую листву деревьев. Это напомнило Хуану буровую шахту «Орегона», освещаемую причудливыми лампами.

Несмотря на свою комплекцию, Линкольн пробирался сквозь чащу с ловкостью и грациозностью хищной кошки, про­тискиваясь в мельчайшие щелочки в густой растительности, старясь никого не потревожить. Его ступни, казалось, едва-едва касались глинистой почвы. Ни на секунду не прервалась сим­фония звуков окружающей их природы — настолько он был тих и незаметен.

Кабрильо шел за ним но пятам, постоянно оборачиваясь, чтобы проверить, нет ли за ними хвоста. Воздух был настолько влажным, что с каждым вдохом ему казалось, будто легкие на­полняются жидкостью. Струйки пота беспрепятственно стекали по спине, кепка давно насквозь промокла. Лишь в месте сопри­косновения культи с искусственной ногой Хуан чувствовал легкую прохладу.

Спустя два часа Линк неожиданно поднял вверх кулак и бросился на землю. Кабрильо немедля сделал то же самое. Они почти вышли из джунглей. Перед ними на полкилометра вперед простирался луг, ограниченный с противоположной сто­роны почти отвесной скалой у моря.

Солнце было за их спинами, так что Кабрильо, не волнуясь за отражение от линз бинокля, спокойно осмотрел окружение. Респонсивисты построили одно-единственное здание из метал­ла невдалеке от обрыва. Размером оно было со склад, наклон крыши защищал его от четырех метров годовых осадков. Мато­вые вставки в крыше пропускали тусклый солнечный свет, окон не было вовсе. Стены представляли собой блоки из чистого ме­талла, покрытые красной оксидной пленкой. Виднелась толь­ко одна дверь, выходящая на парковку, способную, пожалуй, уместить не меньше полусотни машин.

Метрах в тридцати от склада находились четыре ряда прямо­угольных бетонных блоков. Кабрильо насчитал по сорок пустых площадок в каждом ряду.

Линк тронул его за плечо, начертил на земле прямоугольник и указал на склад. Затем вычертил рядом второй прямоуголь­ник, в этот раз указывая на бетонное поле. Кабрильо внима­тельно следил за его действиями. После этого Линк нарисовал огромный квадрат вокруг предыдущих фигур и ткнул пальцем в открытое поле.

Хуан еще раз приложил к глазам бинокль и изучил окрест­ности. Он заметил тонкую прямую линию, сворачивающую на девяносто градусов. Кабрильо снова взглянул на Линка. Тот положил ладонь ребром вдоль вымышленной линии, намекая, что, возможно, по периметру поля раньше было установлено ограждение. Потом пальцами приподнял уголки глаз, натягивая кожу.

Кабрильо согласно кивнул. Скорее всего, раньше здесь был какой-то японский лагерь военнопленных. Годами ранее ограждение убрали, и единственное, что осталось от тюремных камер, — бетонные площадки. Может, ресионсивисты выбрали это место, потому что здесь уже был заложен фундамент для их деятельности?

На протяжении следующих двух часов они наблюдали за зданием, по очереди передавая бинокль, когда глаза уставали. Ничего кругом не двигалось, за исключением волн, колыхав­шихся вдалеке.

Хуан выругался и встал на ноги.

— С меня хватит. Там никого нет.

После стольких часов тишины его голос звучал неестествен­но громко.

Откуда вам знать? — сиплым шепотом спросил Линк.

— Прислушайся.

Линк наклонил голову.

— Ничего, только шум океана.

Вот именно. А видишь кронштейны у крыши? Здесь сей­час градусов тридцать, а внутри так все пятьдесят. На этих крон­штейнах когда-то крепились мощные кондиционеры. Они за­брали их с собой, когда сваливали. Если только это здание не на­полнено доверху водой, то ни один охранник не выдержал бы и часа внутри. Они бросили здание еще несколько недель назад.

Кабрильо протянул руку, помогая Линкольну подняться. Только благодаря регулярным тренировкам на борту «Орегона» мышцы Хуана остались целы после такой нагрузки.

Хоть он и был практически уверен в своей правоте, они приближались к зданию не без опаски, стараясь держаться по­дальше от входа, пока не достигли металлической стены. Она была настолько горячей, что Хуан умудрился обжечь кончики пальцев, случайно дотронувшись до нее.

Выхватив пистолеты, они прокрались к двери. Хуан поло­жил рюкзак на землю и выудил длинную резиновую трубку. Обвязав ее вокруг дверной ручки, он протянул второй ее конец Линку. Стоя по разные стороны от входа, они одновременно потянули за трубку, и дверь, подчиняясь законам физики, от­крылась. Будь вход заминирован, этот небольшой трюк спас бы их от взрыва.

— Даже не заперто, — заметил Линкольн.

Хуан заглянул внутрь.

— Это ни к чему. Сам посмотри.

Даже в слабом свете, едва пробивавшемся сквозь мутные пластины на крыше, нетрудно было понять, что здание совер­шенно пусто. Не было даже поддерживающих колонн, хоть как-то разбавивших бы унылость серого бетона. Не считая ма­ленькой двери, здание можно было принять за ангар. Пол был окрашен в сплошной серый цвет, на нем не было ни пятнышка. Ступив внутрь, Хуан уловил слабый запах отбеливателя.

— Похоже, отчаянные домохозяйки нас опередили, — хмык­нул Линк, выглядывая из-за его плеча.

Кабрильо молчал. В глубине души он знал, что здесь им не удастся ничего найти на Сэверенса, а значит, и Макса они спасти не смогут. Респонсивисты не оставили ни единой зацеп­ки. Вентиляционные каналы, электропроводка, канализация — ничего не осталось.

— Зря время тратили! — в ярости воскликнул он.

Линк в это время осматривал дверь. Наконец он выпрямился и озвучил вердикт:

— Бетон довольно выветрившийся. Думаю, его заливали еще японцы, когда строили остальную часть тюрьмы.

— Ну и на кой дьявол им такая громадина? — недоумевал Хуан. — Слишком холмистый рельеф для самолетов, значит, это не ангар.

— Хм… может, склад или вроде того?

— Скорее фабрика. Видать, заставляли военнопленных гор­батиться на производстве.

— Может, и так.

Хуан достал спутниковый телефон, набрал «Орегон» и по­просил дежурного соединить его с Эриком.

— В чем дело, босс? — ответил Стоун из своей каюты.

— Сделай-ка одолжение, найди информацию о захвате япон­цами острова Бохоль на Филиппинах. Узнай, строили ли они здесь тюрьмы или заводы.

— Что, прямо сейчас?

—            Коварные планы по захвату сердца Джани можешь отложить на. потом.

— Ладно-ладно, секундочку. — Связь была достаточно хо­рошей, чтобы Хуан расслышал стук пальцев по клавиатуре. — Кое-что нашел. Была тюрьма для местных преступников, ее по­строили в марте 1943-го. А закрылась она в день возвращения Макартура, 20 октября 1944-го. Заправлял ею некий «Отряд 731». Мне поискать информацию о нем?

— Нет, — произнес Хуан. В помещении было под пятьдесят градусов, но по коже его пошли мурашки и кровь застыла в жи­лах. — Я знаю, что это такое.

Он положил трубку.

— Это место было фабрикой смерти, — сказал он Линку, — и заведовала ею группа под названием «Отряд 731».

— Не слышал о них.

— Так я и думал. В отличие от немцев, приносивших офици­альные извинения за холокост, японское правительство не при­знавало своих военных преступлений, особенно совершенных «Отрядом 731».

— Что же они натворили?

— Строили фабрики и лаборатории по всему Китаю в период оккупации, именно они ответственны за применение Японией биологического оружия. По некоторым оценкам, «Отряд 731» и ему подобные погубили больше жизней, чем Гитлер со своими лагерями смерти. Они ставили опыты над заключенными, под­вергая воздействию всех известных человечеству вирусов. Они спровоцировали вспышки эпидемий бубонной чумы, сыпного тифа и сибирской язвы в нескольких китайских городах. Порой они распыляли с самолетов инфекционных блох или начиняли ими бомбы. Еще одной излюбленной забавой было захватить местную водопроводную станцию и отравить городской запас питьевой воды.

— И им это сходило с рук?

— Годами. Другая часть их работы заключалась в определе­нии воздействия взрывчатых веществ и разнообразного оружия на человеческий организм. Они расстреливали, взрывали, под­жигали сотни заключенных зараз. Представь себе самую чудо­вищную пытку, и я с уверенностью смогу сказать, что «Отряд 731» довел ее до совершенства. Припоминаю один такой экспе­римент, когда они подвешивали заключенных за ноги и считали, через сколько времени они умрут.

Линк побледнел.

— И это была одна из их лабораторий? — обводя взглядом голые стены, изумился он.

Хуан кивнул.

— А местные заключенные — подопытными кроликами.

— Вы думаете о том же, о чем и я?

— Что Сэверенс совсем неспроста выбрал именно это место?

— Биологическая атака на «Золотой рассвет», пассажиры которого возвращаются с работы на старой немецкой военной фабрике? Вряд ли совпадение. А может, они все подхватили что-то оставленное японцами?

— Тогда те бедолаги не умерли бы в одночасье, — напомнил Кабрильо. — Я подумал об этом сразу же, как только Эрик упо­мянул «Отряд 731». Нет, это определенно было нечто, созданное прямо здесь.

— И, по-вашему, ничего, что мы разгуливаем тут без защит­ных костюмов?

— Да ничего нам не будет, — заверил его Хуан.

— Я бы все-таки надел хотя бы респиратор и пару резиновых перчаток, — проворчал Линк.

— А ты попробуй одну из техник йоги Линды, научись ды­шать глазами.

Исходив с фонариками все здание вдоль и поперек и изучив каждый квадратный сантиметр, они так ничего и не обнаружили.

— Пусто, — признал Кабрильо.

— Погодите-ка…

Линкольн внимательно осматривал заднюю стену здания. Постучал по одной из стальных поддерживающих колонн — та издала металлический звук. Затем приложил руку к обшивке стены — горячая, но не обжигающая. По сути, это ничего еще не доказывало — может, просто солнечные лучи не попадали на нее напрямую, — но попробовать стоило.

— Что там такое? — поинтересовался Хуан.

— Да так, есть одна мыслишка. Идемте-ка. — Он развернулся и направился к двери, считая шаги вслух: — Девяносто восемь, девяносто девять, сто. — На этой цифре он достиг противопо­ложной стены. — Один шаг — один метр, а значит, наше здание имеет сто метров в длину.

— Допустим, — немного воодушевившись, ответил Хуан.

— Идем дальше.

Он вывел Кабрильо наружу и пошел прочь от внешней сте­ны, все так же считая шаги.

— …девяносто девять, сто, сто один.

— Ты просто ненароком уменьшил шаг, — раздосадованно сказал Кабрильо.

— А вы потрогайте заднюю стену здания, — ответил Линк, уже зная, что произойдет.

Хуан отдернул пальцы — металл ожег плоть. Он удивленно задрал бровь.

— Те колонны, что мы видели по ту сторону стены, не явля­ются силовыми. Слишком тонкий слой металла.

— Правда?

— Я «морской котик». Нас учат, как устроены здания, чтобы было проще их взрывать. У нас там ложная стена, за которой метровая пустота.

— И зачем это?

— Сейчас и узнаем.

Они вернулись обратно в душное помещение. Линк выта­щил из рюкзака складной нож с матовым лезвием, вонзил его в обшивку и принялся резать тонкий металл, словно бумагу. Резко опустив руку, он оставил длинный надрез почти до само­го пола. Затем начал резать поперек щели, водя лезвием взад- вперед со скрежетом, от которого у Кабрильо свело челюсти.

— «Эмерсон CQC-7a», — похвастался Линк. На ноже не было никаких зазубрин. — Вычитал о нем пару лет назад и не поверил Рекламе. Зато теперь еще как верю.

Он пинал надрез, пока листы металла не разошлись в сто­роны, как раскрывшийся бутон, и пролез в потайную комнату. В свете фонарика их взору явилось…

— Ничего. Пустота, — разочарованно объявил Линк.

— Проклятье!

На всякий случай они все же обошли комнату от стены до стены, скользя лучом фонариков по каждой поверхности. Жара стояла невыносимая, словно они находились на гигант­ской сковороде.

Линк опустил фонарик, собираясь было возвращаться, и тут что-то привлекло его внимание. Он наклонился, провел паль­цами по крашеному бетону. Потом поднял взгляд на Кабрильо, и довольная улыбка озарила его лицо.

— Что такое?

— Здесь новый бетон. Не весь пол, а только эта секция.

Теперь Хуан и сам это заметил. Площадка примерно метр

на три была куда более гладкой, без признаков выветривания.

— И что это, по-твоему?

— Отличное место, чтобы спрятать лестницу на подземный уровень. И по размеру подходит.

— Так давай выясним.

Хуан порылся в рюкзаке и достал блок взрывчатки «С-4». Придав ей особую форму, чтобы взрывная сила была направле­на вниз, воткнул в нее детонатор. Короткого кивка Линка было достаточно, и Кабрильо запустил таймер.

Они выскользнули через проем в стене и припустили к вы­ходу. Линк выскочил первым, за ним тут же последовал Кабри­льо; вместе они пробежали еще метров пятьдесят и лишь тогда остановились.

Приглушенный взрыв вынес прозрачные панели на крыше и заполнил все здание густым облаком пыли. Та просачивалась через появившиеся в крыше дыры, и казалось, будто здание горит.

Стоя в ожидании, пока облако немного рассеется, Хуан по­чувствовал едва уловимый холодок, пробежавший по спине, что заставило его беспокойно осмотреться в поисках возможной угрозы. Он заметил сверкнувшую вспышку солнечного света, отраженную от блестящей поверхности. Мгновенно среагиро­вав, оттолкнул Линка в сторону, бросился на землю, и пара пуль, пущенных из двух разных стволов, прошила воздух прямо в том месте, где они стояли какую-то долю секунды назад. Мастерски замаскировавшиеся стрелки переключили оружие на автомати­ческий огонь и обрушили опустошающий град пуль на парков­ку, где, по их мнению, прятались Линк с Кабрильо.

Силы были неравны — не найди они укрытие, погибнут в считаные секунды. Понимая друг друга без слов, они рину­лись обратно к заводу, подгоняемые подскакивающими от пуль горстками гравия.

Хуан первым добежал до места взрыва. Бетон расколол­ся, оставив в полу огромную воронку, источавшую резкий за­пах взрывчатки. Но этого было мало. Взрывчатки не хватило. Скользя лучом фонарика по воронке, Кабрильо отчаянно пы­тался отыскать хотя бы одну брешь, но тщетно.

Горечь поражения сковала горло.

Над ухом просвистели пули. Он крутанулся, рука выхватила «Кел-Тек» быстрее, чем он успел об этом подумать. Стрелки стояли по обе стороны от двери. Он выстрелил трижды, но те были слишком далеко.

Мимо промчался Линк, бросаясь мощным телом прямо в созданную ими воронку. Только он коснулся бетона ногами, под ним возникла дыра, и он провалился под землю. Веса здо­ровяка оказалось достаточно, чтобы добить проход.

Куски бетона продолжали откалываться и скатываться во все расширяющуюся дыру. Хуан прыгнул в темноту навстре­чу веявшему духу смерти.



ГЛАВА 23

Мощный удар в живот, и Макс со­гнулся, насколько позволяли при­жимавшие его к стулу веревки. Зелимир Ковач ударил даже не вполовину своей недюжинной силы, но Хэнли показалось, что его внутренности превратились в фарш. Он захрипел от бо­ли, брызжа слюной и кровью.

Это был уже четвертый выпад подряд, и он никак не ожи­дал его. С завязанными глазами оставалось только полагаться на естественный ритм своего мучителя, чтобы попытаться пред­угадать удар, да только у Ковача не было ритма. Безжалостные удары сыпались в абсолютно случайном порядке. Он издевался над Максом вот уже десять минут и до сих пор не задал ни од­ного вопроса.

Внезапно он сорвал клейкую ленту с глаз Хэнли вместе с це­лым куском кустистых бровей. Казалось, будто в лицо плеснули кислотой, и Макс не смог сдержать крика.

Смаргивая слезы, он огляделся. Они находились в пустой комнате с белыми голыми стенами из шлакоблока и бетонным полом. Под ногами у него был водосток, а на гвозде рядом с ме­таллической дверью свернут шланг для полива. Дверь приот­крыта, и за ней виднелся коридор с такими же белыми стенами.

Ковач возвышался над Максом в брюках и хлопковой май­ке, насквозь пропитанной его потом и кровью Макса. Присло­нившись к стене, неподалеку с каменными лицами стояли двое охранников в одинаковых комбинезонах. Ковач вытянул руку, и один из них подал ему пачку бумаг.

— Твой сын сказал, — начал Ковач, — что тебя зовут Макс Хэнли и ты инженер на корабле торгового флота. Это так?

— Пошел к черту, — низким грозным голосом ответил Макс.

Ковач сжал нервный узел на шее Макса, и по телу разлились

потоки дикой боли. Серб надавливал все сильнее, пока Хэнли не начал биться в судорогах.

— Это так?

— Черт, да, да, — сквозь сжатые зубы прорычал Макс.

Ковач ослабил хватку и со всей силы врезал Максу по че­люсти.

— Это за вранье. У тебя в ноге был подкожный передатчик. Такие в торговом флоте не делают.

— Это все компания, которую я нанял для спасения Кай­ла, — с трудом ворочая языком, пробормотал Макс. Сейчас ему хотелось только помассировать лицо, которое он уже не чув­ствовал. — Это они поставили его мне в целях безопасности.

Ковач снова заехал ему по лицу, на этот раз выбил зуб.

— Неплохая попытка, да только шраму по меньшей мере полгода.

Он был почти прав. В последний раз Хакс заменяла ему чип семь месяцев назад.

— Да нет, клянусь! — продолжал лгать Макс. — На мне все быстро заживает, вот, посмотри на мои руки.

Ковач опустил взгляд. Руки Хэнли были испещрены ста­рыми шрамами. Но это для него ничего не значило. Он навис над Максом так, что их лица были в сантиметрах друг от друга.

— За свою жизнь я оставил больше шрамов, чем хирург, и прекрасно знаю, как они заживают. Этому не меньше шести месяцев. Говори, кто ты такой и откуда у тебя такое устройство!

В ответ Макс напрягся и ударил его лбом в нос. Сковывав­шие его веревки не позволили сломать кость, но брызнувшая из ноздрей Ковача кровь его вполне удовлетворила.

Тот взглянул на Хэнли в приступе животной ярости. Было ясно, что его выходка не останется безнаказанной, но, видя разъяренное окровавленное лицо серба, Макс понял, что зашел слишком далеко.

На него обрушился шквал ударов. Серб не целился, не рас­считывал силу. Это была взрывная реакция, первобытный ин­стинкт на возможную угрозу. Макса колошматили по лицу, груди, животу, плечам, паху в нескончаемом потоке ударов кулаками и ногами; казалось, им не будет конца. Они наноси­лись так быстро, будто его избивали сразу несколько человек, но заплывшими глазами Макс видел, что Ковач наказывает его в одиночку.

Целых две минуты прошло, прежде чем один из охранников наконец подошел унять мясника. Тот обернулся, вперив в него кровожадный взгляд, и охранник спешно попятился. Все же серб немного утихомирился.

Он презрительно оглядел бессознательно обвисшее на стуле тело, грудь вздымалась от выброса адреналина. Ковач хрустнул пальцами и стряхнул капли их смешанной крови на пол. Про­тянув руку, приподнял правое веко Макса. Под ним он увидел только белок закатившегося глаза.

Зелимир повернулся к охранникам.

— Проверьте его через пару часов. Если и в следующий раз не расколется, привезем его сынишку из Коринфа и посмотрим, как долго он сможет наблюдать за избиением своего чада.

С этими словами Ковач вышел в коридор. Через секунду за ним последовали и подчиненные, закрывая за собой дверь. Они так и не оглянулись на Макса.

Наблюдая за их уходом почти зажмуренными глазами, Хэн­ли дернулся, стоило им повернуться к нему спиной. Во время зверского избиения он беспрестанно раскачивался взад-вперед, силясь ослабить веревки. В слепом гневе Ковач этого не за­метил, а охранники решили, что пленник корчится от боли. Но Макс действовал расчетливо и хладнокровно.

Он наклонился и схватил одну из бумажек, оброненных Ко­вачом, когда Хэнли заехал ему по носу. Раскачавшись на метал­лическом стуле, прыгнул вперед, к двери. У него была только одна попытка — ведь даже если он и переживет еще одну пытку, он скажет все, что угодно, лишь бы защитить Кайла.

Хэнли попал в яблочко. Листок вошел в щель между дверью и косяком за миг до того, как повернули ключ, и язычок замка не встал на место.

Макс отклонился назад на спинку стула. Так жестоко его еще никогда не избивали. Даже во вьетконговской тюрьме было не так плохо, а ведь там мучители сменяли друг друга и избие­ния не прекращались часами. Он провел языком по рту, два зуба свободно шатались. Удивительно, что нос остался цел, а сердце не остановилось.

Рана на лодыжке, откуда ему вырезали передатчик, каза­лась теперь сущим пустяком по сравнению с болью, пронзав­шей тело. Грудь представляла собой кровавый кусок отбивной, и Макс боялся представить, что сталось с его лицом.

Что ж, я и раньше был не красавцем, с усмешкой подумал он, и кривая улыбка, тронувшая губы, вызвала очередную струйку крови изо рта.

Макс выделил себе на восстановление десять минут. Остань­ся он здесь подольше, тело сведет судорогой, и больше он с места не сдвинется. В море боли блеснул лучик надежды: по крайней мере, они не притащили в этот ад Кайла. Сейчас он в Греции. Даже в руках респонсивистов он в относительной безопасности. Эта мысль стала спасательным кругом Макса.

По подсчетам, прошло уже шесть минут, и он начал ерзать, ослабляя веревки. Сначала удалось высвободить запястья, а за­тем Макс руками растащил веревки, охватывавшие его грудь. Наконец он развязал ноги и встал. И тут же, покачнувшись, схватился за спинку стула, чтобы не упасть.