Клайв Касслер, Джек Дю Брюл

«Темная стража»

ГЛАВА 1

Видавший виды частный «Дассо Фалькон» плавно скользнул с небес к земле, коснувшись ее в Международном аэропорту Сунан в двенадцати милях к северу от Пхеньяна. «МиГи», шедшие с ним чуть ли не крыло в крыло с самого момента входа в северокорейское воздушное пространство, разошлись, прорезав ночь конусами огня своих двигателей. Проводить «Фалькон» к месту стоянки прислали грузовик, в кузове которого стоял автоматчик, всю дорогу упорно целившийся в окна кокпита. Самолет вырулил на открытую бетонную площадку в дальнем конце аэропорта, и не успели еще подставить под колеса башмаки, как периметр оцепило отделение вооруженных до зубов солдат, готовых при малейшей провокации пустить свои «АК-47» в дело. И все это несмотря на факт, что пассажиры на борту были приглашенными сановниками и важными клиентами коммунистической державы, отгородившейся от остального мира.

Через несколько минут после того, как остановленные двигатели смолкли, пассажирская дверца приоткрылась. Двое ближайших солдат оцепления настороженно взяли автоматы наизготовку. Затем дверца со ступеньками на внутренней поверхности откинулась, превратившись в лестницу. В проеме показался человек в оливковом мундире и плоской фуражке, с жестким, бескомпромиссным выражением лица цвета жиденького чая, почти черными глазами и орлиным носом. Погладив пальцем густые черные усы, он бесстрастным взором окинул кольцо солдат, после чего неспешно сошел на землю. За ним последовали еще два человека с продолговатыми, резкими лицами: один — в традиционном ближневосточном халате и чалме, а второй — в дорогом костюме.

Навстречу им, миновав кордон, направились трое северокорейских офицеров. Старший по званию, отдав честь, произнес официальное приветствие и подождал, пока другой — переводчик — перескажет его по-арабски.

— Генерал Ким Дон Ил приветствует вас в Корейской Народно-Демократической республике, полковник Гурани, и выражает надежду, что полет из Дамаска доставил вам удовольствие.

Полковник Хазни Гурани, заместитель начальника сирийских стратегических ракетных войск, в знак признания склонил голову.

— Поблагодарите генерала за то, что потрудился нас встретить лично, несмотря на столь поздний час. Скажите ему, что наш полет воистину доставил нам удовольствие, поскольку мы летели над Афганистаном и смогли опорожнить содержимое санитарно-технической системы самолета на американских оккупантов.

Услышав перевод, корейцы дружно рассмеялись. Гурани продолжал, обращаясь непосредственно к переводчику:

— Я рукоплещу мастерству, с которым вы владеете нашим языком, но полагаю, наши дела пойдут более гладко, если мы будем говорить по-английски, — и Гурани перешел на этот язык. — Как я понимаю, генерал Ким, мы оба говорим на языке нашего общего врага.

Генерал поморгал.

— Да, я нахожу, что, зная образ мыслей империалистов лучше, чем они — мой, я получаю над ними преимущество, — откликнулся он. И, чуть помолчав, добавил: — А еще я немного говорю по-японски, — явно рассчитывая произвести впечатление.

— А я немного на иврите, — без промедления парировал Гурани, оставляя последнее слово за собой.

— Похоже, мы оба преданы своим странам и нашему делу.

— Уничтожению Америки.

— Уничтожению Америки, — эхом отозвался генерал Ким, по глазам араба увидев, что в его груди пылает тот же огонь.

— Слишком уж долго они навязывали свое влияние во всех уголках земного шара. Они мало-помалу удушают планету, сперва посылая солдат, а затем отравляют народ своим тлетворным духом.

— Их войска стоят и на ваших границах, и на наших. Но мою страну они атаковать боятся, ибо знают, что наше возмездие будет молниеносным и окончательным.

— А скоро, — подхватил Гурани с масляной ухмылкой, — они будут страшиться и возмездия. С вашей помощью, разумеется.

Ким ухмыльнулся под стать сирийцу. Эти двое из разных уголков планеты были родственными душами, ярыми ненавистниками всего западного. Эта ненависть сформировала их характер, саму душу, год за годом накладывая на них свой отпечаток. И неважно, что один исповедовал искаженный образ благородной религии, а другой свято верил в непогрешимость государства, результат все равно получался один и тот же. Оба видели красоту в жестокости и находили вдохновение в хаосе.

— Мы позаботились о доставке вашей делегации на военно-морскую базу Мунчхон близ Вонсана на восточном побережье, — сообщил Гурани генерал Ким. — Не разместить ли ваших пилотов в Пхеньяне?

— Весьма щедрое предложение, генерал. — Гурани снова погладил усы. — Но самолет нужен в Дамаске как можно скорее. Один из пилотов отсыпался почти всю дорогу сюда, чтобы вести машину обратно в Сирию. Если бы вы могли распорядиться о дозаправке, я бы хотел, чтобы они вылетели тотчас же.

— Как пожелаете.

Генерал Ким бросил пару слов подчиненному, тот передал приказ начальнику оцепления. Как только двое помощников Гурани закончили выгружать багаж, подъехал заправщик, и рабочие принялись разматывать шланг.

Автомобиль оказался лимузином китайского производства, накрутившим на спидометре никак не менее двухсот тысяч миль. Сиденья промялись настолько, что едва не проглотили субтильного северокорейского генерала, внутри разило табачным перегаром и квашеной капустой. Кумгансанское шоссе, связывающее Пхеньян с Вонсаном — одно из лучших в стране, однако и оно терзало подвеску лимузина до отказа, пока тот под натужный скрежет двигателя петлял по серпантину над краем пропасти. Отбойников вдоль шоссе почти не было, а фары автомобиля больше смахивали на тусклые карманные фонарики. Если бы не холодный свет луны, ехать было бы попросту невозможно.

— Несколько лет назад, — поведал Ким, пока они взбирались все выше в горы, проходящие через всю страну, как становой хребет, — мы дали разрешение одной компании с юга проводить турпоездки по этим горам. Некоторые считают их священными. Мы требовали, чтобы они построили дороги и променады, а также рестораны и отели. Они даже должны были воздвигнуть собственные портовые сооружения, чтобы швартовать свои круизные суда. Какое-то время компания возила сюда уйму народу, но ей приходилось брать по пятьсот долларов с пассажира, чтобы отбить свои инвестиции. Однако ностальгирующих оказалось не так уж много, и бизнес быстро зачах, особенно когда мы расставили часовых вдоль дорог и донимали туристов как могли. Больше они сюда не наведываются, но все еще выплачивают миллиард долларов, который гарантировали нашему правительству.

Это заставило улыбнуться полковника Гурани — единственного сирийца, владевшего английским.

— Но лучше всего то, — продолжал Ким, — что их отель теперь стал казармой, а их порт — причалом корвета класса «Наджин».

На этот раз Гурани от души расхохотался.

Через два часа после выезда с аэродрома лимузин наконец спустился с гор Кумгансан и пересек прибрежную равнину, свернув к северу от Вонсана и прибыв к ограде военно-морской базы Мунчхон.

Часовые отдали честь лимузину, открыв для него ворота, и машина поползла по территории, миновав ряд громадных зданий ремонтных мастерских и свыше полумили верфей. У причала были пришвартованы четыре обтекаемых патрульных катера, а один эсминец стоял на якоре в гавани площадью в квадратную милю, окуривая ночное небо белым дымом, штопором возносящимся из его трубы. Обогнув портовый кран, водитель припарковал автомобиль параллельно четырехсотфутовому сухогрузу в конце верфи.

— «Звезда Азии», — провозгласил генерал Ким.

Полковник Гурани бросил взгляд на часы. Час ночи.

— И когда же мы отплываем?

— Здесь, в бухте Йонгхун-ман, приливы сказываются слабо, так что можете отправляться в любой момент. Корабль загружен топливом и полностью обеспечен провизией.

Повернувшись к одному из своих сопровождающих, Гурани по-арабски спросил: «Как думаешь?» — выслушал пространный ответ, несколько раз кивнув, после чего обернулся обратно к генералу, сидевшему в лимузине напротив него.

— Ассад Мухаммад — наш технический специалист по ракетам «Нодонг-1». Он хотел бы осмотреть их перед отплытием.

Выражение лица Кима не изменилось, но мысль об отсрочке ему явно не понравилась.

— Вы наверняка можете провести осмотр в море. Уверяю вас, что все десять ракет, приобретенных вашей страной, находятся на борту.

— Боюсь, Ассад плохо переносит морские прогулки. Он бы предпочел осмотреть ракеты сейчас, потому что все плавание, скорее всего, будет вынужден провести в своей каюте.

— Странно, что вы взяли такого человека сопровождать ракеты обратно в Сирию, — холодно бросил Ким.

Гурани посмотрел на него с прищуром. Его страна выложила за стратегические ракеты среднего радиуса почти сто пятьдесят миллионов отчаянно необходимых долларов. У Кима нет ни малейшего права подвергать его слова сомнению.

— Он здесь потому, что разбирается в ракетах. Он работал с иранцами, когда те купили у вас свои «Нодонги». То, что в море ему не по себе, не ваша забота. Он осмотрит все здесь, и мы выйдем в море с рассветом.

Генералу Киму было приказано оставаться с сирийцами, пока корабль не отчалит. Он сказал жене, что не вернется в Пхеньян до утра, но, оставаясь с посланцами Ближнего Востока, он автоматически лишался нескольких часов в обществе своей последней любовницы. Тяжко вздохнув, он внутренне примирился с жертвами, на которые идет во имя государства.

— Хорошо, полковник. Я уведомлю начальника порта, что «Звезда Азии» не уйдет до рассвета. Почему бы нам не подняться на борт? Я покажу ваши каюты, чтобы вы могли разложить свой багаж, а затем мистер Мухаммад сможет осмотреть ваши новые игрушки.

Водитель распахнул заднюю дверцу, и когда Ким уже повернулся, чтобы выйти, полковник Гурани положил ладонь на рукав его мундира. Взгляды их встретились.

— Спасибо вам, генерал.

Ким ответил совершенно искренней улыбкой. Несмотря на культурные различия и присущие этой миссии подозрительность и секретность, он чувствовал к полковнику настоящую симпатию.

— Нет проблем.

Каждому из троих сирийцев отвели собственную каюту, но всего через минуту после того, как их расквартировали, все они собрались в каюте полковника. Ассад Мухаммад сел на койку, поставив рядом атташе-кейс, а Гурани уселся за письменный стол перед единственным в каюте иллюминатором. Старейший из троих — профессор Валид Халиди — прислонился к переборке, скрестив руки на груди. А затем Гурани проделал нечто странное: коснулся уголка глаза и тряхнул головой, затем указал на ухо и утвердительно кивнул. Потом указал на светильник в центре потолка и дешевую настольную лампу с латунными деталями, привинченную к столу. И спросил:

— Ассад, сколько, по-твоему, займет осмотр?

Ассад Мухаммад извлек из кармана пиджака миниатюрный диктофон и нажал на клавишу воспроизведения. Голос в цифровой записи — вообще-то принадлежащего самому Гурани, поскольку по-арабски говорил здесь лишь он один, произнес:

— Думаю, не более пары часов. Больше всего времени уходит только на то, чтобы снять смотровые панели. Протестировать цепи несложно.

К этому моменту Гурани тоже вынул диктофон из внутреннего кармана пиджака и поставил его на стол. Как только закончил говорить Ассад, он тоже нажал на кнопку «Воспроизведение», и разговор продолжился, хотя люди хранили молчание. В заранее предусмотренный сценарием момент включил в беседу свой диктофон и Валид Халиди. Как только все три диктофона стали проигрывать видоизмененные варианты голоса Гурани, троица «сирийцев» беззвучно переместилась в дальний угол каюты.

— Всего два жучка, — тихонько проронил Макс Хэнли. — Корейцы в самом деле доверяют своим сирийским клиентам.

Хуан Кабрильо, глава «Корпорации» и капитан торгового судна «Орегон», сорвал с верхней губы фальшивые усы. Кожа под ними оказалась светлее, чем слои автозагара, с помощью которого он изменил цвет лица.

— Напомните, чтобы я сказал Кевину в «Волшебной Лавке», что гримерный клей у него совсем никудышный. — Достав пузырек сомнительного клея, он нанес на усы свежую полоску.

— Вы смахивали на Снидли Виплэша[1], пытающегося удержать эту штуковину на месте, — вставил Хали Касим, ливано-американец в третьем поколении, его только-только повысили до поста директора службы безопасности и слежения «Орегона». Он был единственным членом команды, не нуждавшимся в гриме и латексных накладках, чтобы сойти за выходца с Ближнего Востока. Единственная проблема заключалась в том, что его арабского не хватило бы даже для того, чтобы сделать заказ в ресторане.

— Скажите спасибо, что корейцы оставили своего переводчика в аэропорту, — мягко ответил Кабрильо. — Ты отчаянно переврал коротенький монолог, заученный наизусть и процитированный во время поездки. Предлагаемый тобой осмотр ракет больше смахивал на проктологию, чем на технику.

— Извините, босс, — отозвался Касим, — у меня никогда не было способностей к языкам, и, сколько бы я ни упражнялся, для меня это все эти слова так и остались китайской грамотой.

— Для любого араба тоже, — поддел его Хуан Кабрильо.

— Что у нас со временем? — поинтересовался Макс Хэнли.

Будучи президентом «Корпорации», он распоряжался всеми делами на судне, особенно его великолепными магнитогидродинамическими двигателями. Пока Кабрильо вел переговоры о контрактах «Корпорации» и отвечал за разработку почти всех ее планов, на широкие плечи Макса ложился долг позаботиться, чтобы «Орегон» и его экипаж были готовы выполнить любую задачу. И хотя с формальной точки зрения команду «Орегона» составляли наемники, в своем предприятии они придерживались корпоративной структуры. Помимо своих обязанностей главного инженера корабля, Хэнли управлялся с повседневной администрацией и играл роль начальника отдела кадров.

Под халатом и чалмой Хэнли скрывался человек чуть выше среднего роста с наметившимся брюшком, бдительными карими глазами. Настоящий же цвет остатков волос, покрывающих обветренный скальп, был темно-рыжим. Он был рядом с Хуаном с самого дня основания «Корпорации», и Кабрильо считал, что без своего второго номера вышел бы из дела много лет назад.

— Будем предполагать, что Малыш Гундерсон поднял «Дассо» в воздух при первой же возможности. Сейчас он, наверное, уже в Сеуле, — сказал председатель Кабрильо. — У Эдди Сэна было две недели, чтобы выйти на позицию, так что если он еще не пристроил свою подлодку рядом с этой посудиной, то уже и не появится. Он не поднимется на поверхность, пока мы не плюхнемся в море, а к тому времени трубить отбой будет слишком поздно. А раз корейцы не упоминали, что отловили в гавани мини-лодку, будем полагать, что он наготове.

— Значит, как только мы поставим аппарат?..

— У нас будет пятнадцать минут, чтобы пересечься с Эдди и убраться.

— Будет больно, — угрюмо заметил Хали. Кабрильо прищурился.

— Им будет больнее, чем нам.

Этот контракт, как и многие другие, исполненные «Корпорацией», поступил по обходным каналам от правительства Соединенных Штатов. Хотя «Корпорация» и коммерческое предприятие, люди, служащие на «Орегоне», по большей части бывшие американские военные и предпочитают брать работу, идущую на благо Соединенных Штатов и их союзников или хотя бы не ущемляющую интересы Америки.

И пока террористической войне конца-края не видно, не будет конца и веренице контрактов для команд вроде собранной Кабрильо — специалистов по секретным операциям, не сдерживаемых ни Женевской конвенцией, ни парламентским надзором. Впрочем, это отнюдь не означает, что они шайка пиратствующих головорезов, не берущих пленников. Они чрезвычайно щепетильны, однако понимают, что в XXI веке очертания линии фронта несколько смазались.

И эта миссия — типичный образчик.

Северная Корея имеет полное право продать Сирии десять одноступенчатых тактических ракет, и Соединенным Штатам пришлось бы, хоть и неохотно, допустить такую сделку Однако перехваченные разведкой сообщения показали, что настоящий полковник Хазни Гурани планировал сделать на «Звезде Азии» крюк, сгрузить два «Нодонга» и пару мобильных пусковых установок в Сомали, чтобы передать Аль-Каиде, а та через насколько часов запустила бы их по целям в Саудовской Аравии — скорее всего, по святым городам Мекке и Медине, с изуверским намерением подтолкнуть свержение саудовской королевской династии. Также складывалось впечатление — впрочем, неподтвержденное, — что Гурани действует с молчаливого одобрения сирийского правительства.

Соединенные Штаты могли отправить военный корабль для перехвата «Звезды Азии» в Сомали, но капитан судна наверняка заявил бы, что свернул только для ремонта, и все десять ракет прибыли бы в Дамаск. Куда лучше было бы затопить «Звезду» по пути, но если правда вдруг раскроется, поднимется международный хай, а террористические организации, контролируемые Дамаском, не преминут нанести ответный удар. И тогда Лэнгстон Оверхольт IV, высокопоставленный офицер ЦРУ, предложил более удачную альтернативу — обратиться к «Корпорации».

Кабрильо дали всего четыре недели, чтобы разработать способ устранить проблему тихо и никого не подставляя. Кабрильо интуитивно догадывался, что лучший способ не допустить доставки ракет заказчику (хоть легальному, хоть какому) — просто не дать им покинуть Северную Корею.

Как только «Орегон» вышел на позицию неподалеку от бухты Йонгхун-ман, Кабрильо, Хэнли и Хали Касим направились на авиабазу Баграм под Кабулом в Афганистане точно на таком же «Дассо Фальконе», как у полковника Гурани.

Агентура ЦРУ в Дамаске подтвердила, что самолет Гурани вылетел в Пхеньян вовремя, и выделенный для этого комплекс ДРЛОиУ начал слежение за коммерческим реактивным самолетиком, огибавшим половину мира. Как только тот вошел в афганское воздушное пространство, из Баграма вылетел стелс-истребитель F-22 «Раптор», срочно прибывший туда специально для этого. «Фалькон» «Корпорации» вылетел буквально вслед за ним, свернув на юг, подальше от сирийцев. И хотя все радарные станции, которые могли зарегистрировать то, что должно было вот-вот случиться, находились под контролем США, было крайне важно, чтобы никаких свидетельств подмены не осталось.

В одной из пары-тройки зон, не покрываемых ни одним радаром, шеф-пилот «Корпорации» Малыш Гундерсон начал разворот обратно на север. Вот только на сей раз «Дассо Фалькон» был не одинок: компанию ему составил скрытный бомбардировщик В-2 с авиабазы Уайтман в Миссури. Бомбардировщик был крупнее, чем «Фалькон», но невидим для радаров, и потому Малыш постоянно держал свой самолетик в пятидесяти футах над «летающим крылом». Обнаружить В-2 не мог ни один наземный радар, и, прикрыв собой «Фалькон», он скрыл самолет «Корпорации» при сближении с машиной Гурани.

На высоте сорока тысяч футов сирийский «Фалькон» достиг своего потолка, а стремительно приближающийся к нему «Раптор» мог бы спокойно провести перехват и четырьмя милями выше. Все решали буквально доли секунды. Когда В-2 отставал от машины Гурани на какие-то полмили, «Раптор» открыл отсек вооружения и выпустил пару всепогодных управляемых ракет класса «воздух — воздух» AIM-12 °C.

Если у сирийцев и был радар обнаружения угрозы, то он показал бы, что ракеты появились словно из ниоткуда. Но на самом деле на старом самолете французской постройки таких систем не было, так что обе ракеты врезались в турбовентиляторные двигатели Garrett TFE-731 совершенно неожиданно. В тот момент, когда «Дассо» разлетелся на кусочки, пилот В-2 резко вильнул в сторону от «Фалькона» Малыша Гундерсона. Увидев мимолетную огненную вспышку на такой высоте, наземный наблюдатель попросту счел бы ее метеором. А все следившие в этот момент за экраном радара увидели бы, как сирийский самолет на миг пропал, но тут же появился в полумиле западнее, после чего продолжил полет как ни в чем не бывало. И даже если бы придали инциденту значение, сочли бы его простым сбоем системы.

Теперь, когда Кабрильо, Хэнли и Касим благополучно оказались на борту «Звезды Азии», осталось лишь заложить бомбу, незаметно покинуть корабль, встретиться с мини-субмариной Эдди Сэна, улизнуть из самой охраняемой гавани в Северной Корее и добраться до «Орегона», прежде чем кто-либо догадается, что на «Звезде» устроили диверсию.

Типичным такой денек для членов «Корпорации» не назовешь. Как, впрочем, и нетипичным тоже.

ГЛАВА 2

Вопль прервал сон Виктории Боллинджер.

И спас ей жизнь.

Тори оказалась единственной женщиной на борту исследовательского судна Королевского географического общества «Авалон» после того, как ее соседку по каюте неделю назад срочно доставили в японскую больницу из-за острого приступа аппендицита. И то, что она осталась в каюте одна, тоже способствовало ее спасению.

Корабль находился в открытом море уже месяц, принимая участие в международном проекте по полному картографированию течений Японского моря — района малоизученного прежде всего потому, что Япония и Корея отчаянно защищают свои права на рыбную ловлю и считают, что любое международное сотрудничество подвергает их риску.

В отличие от соседки по каюте, притащившей с собой чемоданы, набитые тряпками и личными вещами, Тори жила на судне в спартанских условиях. Кроме комплекта постельного белья и запаса джинсов и рубашек-регби на неделю, в ее каюте не было ровным счетом ничего.

Вопль донесся из коридора за дверью — мужской крик боли, вырвавший ее из сна. Еще толком не очнувшись, она сразу же услышала приглушенные звуки выстрелов. Чувства ее обострились, и, прислушавшись, она различила автоматные очереди, вопли ярости и крики боли.

Всех на «Авалоне» предупредили, что в Японском море за кораблями охотится шайка современных пиратов. За последние два месяца они уже напали на четыре корабля, затапливая торговые суда и давая членам экипажа, оставшимся в живых, спасаться на шлюпках своими силами. К настоящему времени нападения пережили лишь 15 человек из 172. Только вчера им сообщили, что один контейнеровоз попросту исчез без следа. Из-за пиратской угрозы оружейный сейф перенесли на мостик, но пара дробовиков и единственный пистолет — не ровня автоматам, косившим ученых и моряков направо и налево.

Сработавший инстинкт «дерись или удирай» подбросил Тори на ноги. Она потеряла две драгоценных секунды на выбор, которого у нее не было. Ей попросту некуда было податься. Пираты были где-то в коридоре за дверью — судя по звуку выстрелов, паля во все каюты подряд. Стоит лишь открыть дверь — и получишь пулю. Бежать тоже некуда, а в каюте ничего хоть сколько-нибудь напоминающего оружие.

Свет полной луны, сиявшей за иллюминатором, упав на голый матрас напротив койки Тори, навел ее на мысль. Сорвав одеяла и простыни со своей постели, она комом сунула их под койку, после чего сграбастала одежду из шкафчика, специально оставив дверцу приоткрытой, так же как и дверца шкафчика отсутствующей соседки. Решив, что времени убирать туалетные принадлежности из ванной уже нет, она забилась под койку в самый дальний угол, распихав вещи вокруг себя.

И уже тут ощутила первую волну паники, всколыхнувшейся на периферии сознания, и силой заставила себя обуздать ее. Из уголков ее синих глаз неумолимо капали слезы. Дверь каюты вдруг распахнулась, и она едва удержалась, чтобы не всхлипнуть. Увидела луч фонарика, который прорезал комнату, пройдясь сперва по голому матрасу Джуди, затем по ее собственному, на секунду задержавшись на паре пустых шкафчиков.

Показались ноги пирата в черных армейских ботинках; низ черных брюк был заправлен в берцы. Шагнув к крохотной ванной, пират и ее обвел лучом фонарика. Послышался шелест занавески душа, когда он заглянул за нее. И то ли не заметил мыло, шампунь и кондиционер Тори, то ли не придал им значения. И, выходя, захлопнул дверь каюты — очевидно решив, что она пуста.

Замерев в полной неподвижности, Тори слушала, как звуки схватки утихают дальше по коридору. На судне было всего тридцать человек. Большинство из них спали, потому что ночью машинное отделение работало на автоматике и вахту на мостике несли лишь двое. А поскольку ее каюта была одной из последних по коридору, Тори была уверена, что пираты почти покончили с экипажем.

Экипаж. Ее друзья.

Чтобы выбраться из этой передряги живой, нельзя позволить этой мысли проникнуть в сознание. Сколько времени им потребуется, чтобы обчистить корабль? Здесь нет почти ничего ценного для пиратов. Все дорогое оборудование, научное снаряжение слишком велико, его не украдешь. Подводные зонды не представляют интереса ни для кого, кроме научной общественности. Есть еще несколько телевизоров и компьютеров, но они вряд ли окупят труды по их захвату.

И тем не менее, прикинула Тори, пиратам понадобится с полчаса, чтобы обчистить 130-футовый «Авалон», прежде чем открыть кингстоны и послать его на дно. Она отсчитывала минуты по светящимся отметкам на мужских «ролексах» на своем запястье, позволив себе погрузиться в крохотную галактику флуоресцирующих точек, чтобы удержаться от паники.

Прошло всего пятнадцать минут, когда в движении корабля почувствовались перемены. Ночь выдалась тихая, и «Авалон» покачивался на ласковых волнах — это обычно успокоительное движение баюкало Тори каждую ночь. Но теперь покачивание судна изменилось, замедлилось — будто оно потяжелело.

Пираты уже открыли кингстоны. Они уже топят исследовательское судно. Она пыталась вникнуть в логику их действий, но не видела в ней ни малейшего смысла. Они не могли успеть обобрать корабль настолько быстро. И покинули «Авалон», даже не ограбив его!

Не в силах больше ждать, Тори выскользнула из-под кровати и бросилась к иллюминатору. На горизонте виднелось что-то, показавшееся сперва небольшим островом, но потом до нее дошло, что это какой-то огромный корабль.

Рядом виднелось еще суденышко поменьше. Казалось, они вот-вот столкнутся, но это была лишь иллюзия, порожденная игрой лунного света. А на переднем плане Тори различила корму и кильватерный след большой надувной лодки. Тарахтение подвесных моторов понемногу стихало по мере удаления от океанографического судна, подвергшегося нападению. Вообразив пиратов на ее борту, Тори ощутила вспышку гнева.

Отвернувшись от иллюминатора, она бросилась прочь из каюты. Трупов в коридоре не было, но пол усеивали гильзы, а в воздухе висел едкий химический смрад. Тори старалась не смотреть на кровь, забрызгавшую длинную стену. Из инструктажа, пройденного при вступлении на борт судна, девушка знала, где находятся спасательные костюмы и спасательные плоты типа «Зодиак» у носа «Авалона», так что не тревожилась из-за того, что одета только в длинную футболку Шлепая босыми ногами по металлической палубе, она побежала вперед, предплечьем прижав груди, чтобы не болтались на бегу из-за отсутствия лифчика.

Вскарабкалась по лестнице на главную палубу. В конце другого коридора находилась дверь, ведущая наружу. И путь к ней преграждало тело. Приближаясь к нему, Тори не удержалась от слез. Мужчина лежал ничком, глянцевая пленка крови, пропитавшей его рубашку, сочилась на палубу. Тори узнала его по фигуре — помощник машиниста, жизнерадостный Джорди, заигрывания которого она уже начала было поощрять. Коснуться его было свыше ее сил. Лужа крови красноречиво сообщила все, что требовалось знать. Прижавшись спиной к холодной стене коридора, она кое-как обошла труп. Добравшись до конца коридора, выглянула сквозь окошко люка, стараясь разглядеть, не остался ли кто-нибудь на фордеке. Никого не увидев, она осторожно повернула ручку двери. Та не шелохнулась.

Ухватившись покрепче, Тори повторила попытку, навалившись на ручку всем весом, но заклиненный механизм не поддался.

Тори не стала терять голову. Сказала себе, что из надстройки есть еще четыре пути и всегда можно разбить стекло на мостике, если боковые двери тоже окажутся закрыты. Первым делом, проверив другие двери на главной палубе, она все-таки вскарабкалась по следующей лестнице на мостик. Она понимала, что выберется, но, приближаясь к двери, ведущей на мостик, вдруг ощутила, как в душе всколыхнулся дикий ужас. Даже прикончив всю команду, пираты не поленились запереть корабль, превратив его в гробницу. Они не стали бы оставлять столь очевидного пути избавления. Касаясь круглой ручки двери, ее длинные пальцы дрожали. Ручка повернулась.

Тори навалилась на цельностальную дверь, но та не открылась. Даже не скрипнула. Здесь не было больших окон, через которые можно было бы выбраться, даже достаточно просторного иллюминатора, чтобы протиснуться. Это ловушка, поняла Тори, и эта мысль лишила ее остатков силы воли. Она всем телом бросилась на дверь, врезаясь в нее плечом снова и снова, пока оно не превратилось в сплошной синяк от плеча до локтя; кричала, пока в горле не засаднило, после чего привалилась спиной к двери, позволив себе соскользнуть на палубу. Зажав рот ладонями, она разразилась рыданиями, закрыв темными волосами лицо.

Вдруг «Авалон» резко дернулся, и свет моргнул. Вода, заполнившая трюм, нашла путь в новые отсеки. Содрогание судна встряхнуло и Тори. Она-то еще не мертва, и пусть затоплению корабля помешать не может, но найти выход ей еще по силам. В одной из мастерских она видела газовую горелку. Если удастся ее найти, путь на волю можно будет прорезать.

Ощутив такой же прилив энергии, как в отчаянные мгновения, когда до ее слуха донесся вопль — теперь она не сомневалась, что это был доктор Халверсон, благородный океанограф в возрасте под семьдесят, — Тори вскочила и побежала туда, откуда пришла. Миновав жилой отсек, оказалась у лестницы, ведущей в машинное отделение. Первое дуновение холодного воздуха она ощутила, добравшись до нижней площадки. Врывающаяся в корабль вода грохотала, как водопад.

Тори оказалась в тесном тамбуре с единственной герметичной дверью, ведущей в машинное отделение. Положив ладонь на металл, ощутила тепло, идущее от больших дизелей. Но внизу, почти у порога, сталь оказалась на ощупь ледяной. В машинном отделении Тори не была ни разу и не знала его планировки. Но попробовать надо.

— Поехали, — дрогнувшим голосом сказала она, отдраивая люк.

Вода хлынула на ее босые ноги, и через секунду достигла колен, поднимаясь прямо на глазах. Металлическая лестница вела вниз, к полу хорошо освещенного машинного отделения. За путаницей труб, воздуховодов и кабелей виднелись гигантские двигатели, каждый размером с минивэн, уже до половины ушедшие в воду. Вода плескалась вокруг кожуха генератора.

Переступив комингс, Тори двинулась вниз, охнув, когда вода дошла до груди. Температура, наверное, градусов шестьдесят пять[2], но ее начала бить дрожь. На нижней ступеньке ей пришлось встать на цыпочки, чтобы держать голову над водой. Наполовину пешком, наполовину вплавь она двинулась через обширный зал со смутной идеей выяснить, как вода попадает на корабль.

Пока «Авалон» продолжал погружаться, сохраняя более или менее горизонтальное положение, волны продолжали его раскачивать. Эта легкая качка мешала Тори ощутить направление потоков воды и засечь, где они сильнее, чтобы обнаружить трубы, ведущие в море. Вода в затопленном машинном отделении казалась бурлящим котлом. Всего через пару минут лихорадочных поисков кончики пальцев ее ног окончательно потеряли контакт с палубой. Еще минуту Тори понапрасну проплавала туда-сюда. Тут уже ничего не поделаешь. Даже если удастся найти кингстоны, она даже понятия не имеет, как их закрыть.

Свет снова мигнул, а когда загорелся, то лишь вполнакала. Это сигнал, что пора убираться. В темноте найти дорогу в этом лабиринте попросту не удастся. Рассекая воду плавными гребками, она поплыла прямо к тамбуру. Встав на ноги, обнаружила, что вода поднялась уже до пояса. Собрав все силы, она кое-как закрыла дверь, мысленно вознося молитвы, чтобы, когда люк будет задраен, судно сохраняло достаточную плавучесть, чтобы продержаться на поверхности, пока мимо не пройдет другой корабль.

Дрожа от холода, Тори вскарабкалась обратно на вторую палубу и зашлепала в свою каюту. Хорошенько вытерлась в ванной, связала свои волосы, достающие до плеч, в конский хвост и надела самые теплые вещи. Воздух заметно остыл. Она и не заметила, как где-то в машинном отделении порезала уголок рта. Она стерла водянистую струйку крови с губы. В нормальной обстановке острые черты ее лица приковывали внимание, особенно в сочетании с сияющим взглядом синих глаз. Но сейчас, глядя в зеркало над раковиной, Тори увидела лишь затравленный взгляд человека, идущего на эшафот.

Поспешно отвернувшись, она подошла к иллюминатору. Ни луны, ни даже ее млечного света было уже не видно; пропали и пиратская лодка и большой корабль, маячивший на горизонте. Тьма стала совсем непроглядной, но Тори не могла оторваться от единственного окошка в окружающий мир.

Может, если раздобыть смазки или топленого сала, можно натереть им тело и протиснуться сквозь иллюминатор? Тут ей пришло в голову, что в кают-компании на верхней палубе иллюминаторы чуть шире. Стоит попробовать. Она уже хотела было двинуться дальше, как снаружи мелькнуло что-то темное. Тори принялась вглядываться слезящимися от напряжения глазами.

Тень мелькнула снова футах в десяти от корабля. Птица? По движению похоже, но как-то сомнительно. И тут оно объявилось прямо перед ней, заслонив собой весь иллюминатор, и Тори с криком отпрянула. Из-за стекла на нее глазела большая серая рыба с разинутым ртом, прокачивая воду сквозь жабры. Гигантский морской окунь таращил на нее свои желтые глаза еще секунду-другую, а потом вильнул хвостом, уйдя в глубину.

А чего не могла увидеть Тори Боллинджер из своей каюты, расположенной внизу, — это того, что палуба исследовательского судна «Авалон» уже покрыта водой. Волны плескались уже в носовом и кормовом грузовых люках. Через пару минут вода захлестнет мостик, затопив корабль так, что установленный на носу кран будет торчать из моря, будто костлявая рука, взывающая о спасении. А еще через пару минут океан сомкнется над верхушкой единственной трубы, и «Авалон» начнет нисхождение ко дну моря, находящемуся почти в двух милях под ним.

ГЛАВА 3

Когда пара северокорейских агентов из бесчеловечного Комитета государственной безопасности пришли за своими сирийскими клиентами, двое из них тихонько читали молитвы, а третий изучал техническую документацию ракет «Нодонг». Охранник жестом пригласил троицу следовать за собой, попутно продемонстрировав пистолет в наплечной кобуре. Кабрильо и Хали Касим убрали Коран, а Хэнли сунул схемы обратно в раздутый кейс и закрыл замки.

Они двинулись по «Звезде Азии» — приписанному к Панаме сухогрузу, переделанному в контейнеровоз. Хотя судно видало и лучшие дни, внутри его поддерживали в хорошем состоянии, и переборки лоснились свежей краской. Корабль казался совершенно безлюдным, не считая пары соглядатаев из эскорта.

Как только спустились с главной палубы, один из охранников отдраил люк. Видневшаяся за ним металлическая пещера чуть попахивала трюмными водами и металлом. Охранник щелкнул выключателем, и ряды люминесцентных ламп над головой осветили десяток ракет «Нодонг», установленных на специальные лафеты, смутно проглядывающие через толстый защитный пластик. Каждая ракета длиной шестьдесят два фута и четыре фута в диаметре весила пятнадцать тонн с полной заправкой жидкого топлива. «Нодонг», сделанный по образцу почтенной — и по характеристикам, и по возрасту — русской Scud-D[3], способен доставить полезный груз весом в тонну на расстояние около шестисот миль.

В сыром трюме сухогруза укутанные в пластик ракеты не утратили ореола угрозы ни на йоту. И знание, что уготовано для двух из них, только укрепило решимость членов «Корпорации».

Трое мужчин спустились по металлическим ступеням в грузовой трюм. Макс Хэнли под видом эксперта-ракетчика бесстрашно подошел к первой ракете. Рявкнул на правительственных шпиков, замявшихся у входного люка, и знаком показал, что хочет, чтобы с «Нодонгов» сняли пластик.

Генерал Ким подоспел как раз в тот момент, когда Макс снял панель доступа с первой ракеты и склонился над лючком с тестером.

— Как вижу, вам не терпится проверить свое новенькое оружие.

— Вид у них грозный, — отозвался Кабрильо, не зная, что еще сказать.

— Наши специалисты усовершенствовали старую советскую конструкцию, и боеголовки значительно мощнее.

— А какие две надо сгрузить в Сомали?

Северный кореец перевел вопрос одному из охранников, и тот указал на пару ракет ближе к задней части трюма.

— Вот эти две, под красной пленкой. Поскольку в Могадишо оборудование примитивное, боеголовки уже установлены. Топливо для этих двух можно закачать из баков в носовом трюме, чтобы уложиться в плотный график запуска, если вы только не поторопитесь добавлять окислитель. За три дня до Сомали вполне достаточно.

— Думаю, сутки будет безопаснее, — возразил Хуан, понимая, что этой репликой Ким проверяет его на знание ракет. Жидкое топливо, заправленное за три дня до запуска, разъест тонкие алюминиевые баки и, скорее всего, поднимет «Звезду Азии» на воздух.

— О чем я только думал? Простите меня. Сутками больше, и кончится катастрофой… — В извинениях Кима почти не было намека на дружескую теплоту.

Кабрильо в глубине души надеялся, что генерал останется на борту до самого взрыва ракет. Макс Хэнли подозвал его, чтобы показать что-то в электронных мозгах «Нодонга». Хали Касим встал у него за плечом с другого бока, и пятнадцать минут все трое глазели в путаницу проводов и схем. Как они и планировали, послышался шорох: Ким нетерпеливо переступал с ноги на ногу и что-то бурчал под нос.

— Там что, что-то серьезное? — наконец не выдержал он.

— Нет, все, вроде бы, в порядке, — не оборачиваясь, отозвался Кабрильо.

Они разыгрывали ту же игру еще минут пятнадцать. Время от времени Макс сверялся со схемами, которые прихватил с собой, но, помимо этого, все трое были неподвижны как статуи.

— Это и в самом деле необходимо, полковник Гурани? — осведомился Ким с плохо скрываемым нетерпением.

Прежде чем обернуться, Кабрильо провел пальцем по своим накладным усам, чтобы убедиться, что они на месте.

— Прошу прощения, генерал. Мистер Мухаммад и профессор Халиди очень дотошны, хотя я считаю, что, как только они убедятся, что первая ракета в полностью рабочем состоянии, с другими дело пойдет быстрее.

Ким бросил взгляд на часы.

— Я могу воспользоваться этой возможностью и заняться кое-какой бумажной работой в капитанской каюте. Почему бы вам не позвать меня, когда вы закончите инспекцию? Эти люди останутся с вами на случай, если вам что-либо понадобится.

Хуан с трудом сдержал ухмылку.

— Как пожелаете, генерал Ким.

Минут через десять трое членов «Корпорации» перешли ко второй ракете. Двое охранников уселись на ступеньки лестницы, ведущей в трюм. Один курил сигарету за сигаретой, а другой таращился на арабов, вроде бы даже не моргая. Оба держали пиджаки нараспашку, чтобы без труда достать оружие, если что. Может, Киму это дело и наскучило, но двое сотрудников тайной полиции продолжали бдеть.

Время для рандеву с Эдди Сэном не назначали. Если все пойдет по плану, он подгонит минилодку к корме «Звезды» — достаточно близко, чтобы его высокотехнологичный пассивный сонар уловил всплеск от падения трех человек в воду. А нехватку времени Хуан ощущал из-за желания увести «Орегон» как можно дальше в международные воды еще до рассвета.

А до восхода солнца оставалось всего три часа. Он прикинул время, необходимое, чтобы забраться в минилодку, улизнуть из залива Ионгхун-ман и связаться с «Орегоном». С этого момента и далее все будет зависеть от магнитогидродинамических двигателей корабля, которым Кабрильо доверял безоглядно. Технология использования свободных электронов, присутствующих в морской воде, для приведения судна в движение еще не вышла из стадии экспериментов, но за два года после установки сложная система криогенных магнитов, генерирующих поле для насосов четырех импульсных водометов, еще ни разу его не подводила.

Пора. Кабрильо ощутил, как под ложечкой засосало — не столько страх, сколько напряжение из-за его давней немезиды — закона Мерфи[4]. Для Хуана он стал почти религией. Будучи превосходным тактиком и стратегом, собственноручно разрабатывающим все планы, он не мог не признавать капризов случая, играющих роль препятствия, полностью обойти которое не удастся ни за что. Пока что операция шла гладко, чем только увеличила вероятность, что что-нибудь пойдет вкривь и вкось.

Он не сомневался, что им удалось бы сохранять маскировку вплоть до прихода судна в Сомали, где сбежать будет нетрудно. Но это означало бы провал — очередной из старых недругов Кабрильо, куда более ненавистный, чем знаменитый принцип мистера Мерфи. Но как только дело начато, обратного пути нет. Если жребий выпадет неудачно, он, Макс и Хали обречены. У Эдди Сэна еще сохраняется шанс улизнуть, да и то маловероятно. Но если мадам Фортуна от них не отвернется, через пару часов на счету «Корпорации» на Каймановых островах появится десять миллионов долларов благодаря любезности черной кассы Дяди Сэма.

Кабрильо постучал по циферблату, давая заранее оговоренный сигнал, и тревога вдруг испарилась. Хуан начал действовать автоматически, полагаясь на рефлексы, сначала выработанные в школе вневойсковой подготовки офицеров резерва, а затем отточенные в учебном центре ЦРУ в сельской местности Вирджинии, после чего доведенные до совершенства пятнадцатью годами полевой работы.

Хали чуть изменил положение, заслоняя Хэнли от глаз охранников, а Макс тем временем щелкнул скрытыми в кейсе замками. Отвернувшись от ракеты, Хуан встретился взглядом с заядлым курильщиком и интернациональным жестом попросил у него сигарету. И зашагал через трюм, как только кореец выудил из кармана почти пустую пачку.

Незаметно для глаз отвлекшихся охранников Макс Хэнли извлек бомбу из двойного дна своего чемоданчика. Адская машинка меньше футляра для компакт-диска — чудо миниатюризации, вместившее взрывную мощь противопехотной мины направленного действия.

Когда до лестницы оставалось пять футов, курильщик встал и спустился на палубу. Хуан рассчитывал, что тог останется сидеть рядом с напарником. Чертов Мерфи. Приняв протянутую сигарету, он поднес ее к губам, ожидая, пока охранник даст ему прикурить своей драгоценной «Зиппо».

Хуан осторожно затянулся, задержав дым во рту на секунду, и зашелся захлебывающимся кашлем, будто табак оказался крепче, чем он предполагал. Охранник хмыкнул над незадачей Кабрильо и переключил внимание на напарника, чтобы отпустить реплику.

Он так и не увидел, что приступ кашля позволил Кабрильо собраться, как пружина, так что когда Хуан нанес удар, то сумел до последней унции вложить в него всю силу своего тела ростом шесть футов и один дюйм. Кулак врезался охраннику прямо в подбородок, закрутив штопором, и тот рухнул на палубу, как подкошенный. Реакция второго оказалась просто невероятной. Хуан рассчитывал, что смысл происходящего дойдет до него не меньше чем за пару секунд.

Но когда Кабрильо метнулся к нему, тот уже взмыл наверх лестницы и успел ухватиться за рукоятку пистолета под мышкой. Хуан рыбкой прыгнул вверх за ним, протянув руки к ногам противника. Ствол автоматического пистолета уже показался из кобуры, когда ладони Кабрильо сомкнулись на лодыжках корейца. Кабрильо тяжело рухнул на стальные ступени, раскроив кожу на подбородке об острый край, но его инерция сшибла корейца с ног, опрокинув навзничь. Пистолет с лязгом поскакал по верхней площадке.

Кабрильо вскарабкался на ноги, чувствуя, как кровь хлещет из подбородка, а в жилах бурлит адреналин. Даже если бы кореец не успел прицелиться, звука единственного выстрела было бы достаточно, чтобы предупредить Кима, и тот вызвал бы на судно армейскую охрану. За спинами борющихся Макс Хэнли бегом устремился к ракете, призванной стереть с лица земли святой город Мекку, и установил бомбу достаточно близко к боеголовке, чтобы заставить ее сдетонировать при взрыве. А Хали Касим, выхватив стилет, спрятанный в переплете Корана, бросился к лестнице, понимая, что борьба кончится прежде, чем он подоспеет на помощь боссу, но все равно не пожалел сил.

Хуан попытался врезать корейцу, рвущемуся к верхней площадке лестницы, локтем в пах. Юркий охранник увернулся, удар прошел мимо цели, и рука Кабрильо, ударившись о палубный настил, онемела от локтя до кончиков пальцев. Чертыхнувшись, он исхитрился ухватить противника за правое запястье, когда тот уже готов был сомкнуть пальцы вокруг рукоятки пистолета. И хотя Кабрильо превосходил его и ростом, и силой, находился он в невыгодном положении и чувствовал, что кореец мало-помалу подбирается к оружию.

Хали был в десяти футах от лестницы, когда охранник метнулся к пистолету. Хуан позволил, чтобы тот в своем отчаянном броске увлек его за собой, и его онемевшая правая рука, качнувшись, будто маятник, врезалась корейцу в висок, на миг оглушив его. Охранник потряс головой и пнул Хуана в правую ногу, отбросив его к перилам. Тяжелое дыхание бойцов перекрыл хруст, будто переломилась кость. Проникшись уверенностью, что с сирийцем покончено, охранник переключил внимание на оружие. Но Кабрильо даже не поморщился. Как только кореец схватил пистолет за ствол, Хуан вцепился в его запястье и принялся раз за разом гвоздить его о палубу. После третьего удара оружие вылетело из разжавшихся пальцев корейца и заскакало вниз по ступеням. Хали подхватил его, перепрыгивая по три ступеньки разом, и саданул охранника рукояткой по голове сбоку. Веки корейца затрепетали, и он отключился.

— Босс, вы целы? — спросил Касим, помогая Кабрильо подняться.

Макс взбежал по лестнице с проворством, которому позавидовал бы человек вдвое моложе.

— Потом спросишь. Бомба тикает, у нас пятнадцать минут.

Прекрасно зная планировку самых разных судов, все трое безошибочно побежали в направлении главной палубы, где задержались лишь на считаные секунды, чтобы убедиться, что здесь не выставили охрану. Увидели обтекаемый силуэт эсминца посреди залива, обратившего башни своих 100-миллиметровых орудий ко входу в гавань. На палубе не было ни души, так что все трое подбежали к фальшборту и без лишних церемоний спрыгнули в море.

Холодная вода на вкус смахивала на суп с керосином. Отплевываясь, Макс стянул халат через голову. Под ним оказались плавки и облегающий верх гидрокостюм. Хуан сбросил ботинки, но мундир снимать не стал. Он буквально вырос среди волн Южной Калифорнии, и в воде чувствовал себя столь же комфортно, как и на суше. Хали же, младший в штурмовой группе, выпутался из пиджака и сбросил высокие ботинки, притопив их, чтобы не плавали на поверхности. Потом они беззвучно заплыли под кормовой подзор, нависающий над водой, чтобы их не увидели сверху.

Скорость и скрытность — вещи взаимоисключающие, так что всегда нужен компромисс. Эдди держал тридцатидвухфутовую лодку «Дискавери-1000» под водой, а люди могли бы забраться через кессон — процесс, даже в лучшем случае отнимающий массу времени. Хуан решил, что Эдди должен поднять подлодку, чтобы можно было забраться через верхний люк. Они будут видны не более тридцати секунд, а акустическая неразбериха волн, бьющихся о неподвижный винт и перо руля «Звезды Азии», замаскирует все звуки от аппаратуры акустического наблюдения корейцев.

Прошло не больше минуты, и прямо под кормой «Звезды Азии» начали лопаться пузыри. Группа пришла в движение еще до того, как плоский верх рубки показался среди волн. Хали, достигший подлодки первым, тут же оседлал ее и уже отдраивал люк, когда вода еще не успела стечь с матово-черного корпуса. Наконец раздалось шипение воздуха, уравнивающего давление, и Хали нырнул в темные недра лодки, а Макс и Хуан — за ним следом. Кабрильо и Максу тут же пришлось задраивать люк, полагаясь исключительно на осязание, а не на зрение, потому что единственным источником света в «Дискавери-1000» было призрачное мерцание приборов в кокпите.

Хуан щелкнул выключателем, установленным в центре переборки, и загорелась пара потайных красных ламп. «Дискавери» не предназначена для погружений глубже сотни футов и без подзарядки и замены фильтров-поглотителей углекислого газа может действовать не более двадцати четырех часов. Для этой миссии кресла для восьми членов команды были убраны, чтобы уступить место стеллажам с аккумуляторами — громоздкими промышленными батареями, подключенными к хитросплетениям кабелей. Во все остальные доступные места распихали поглотители, а также провизию для Эдди Сэна. А посреди как попало сваленных картонных коробок от продуктов красовался химический туалет. Спертый, волглый воздух отдавал запахами спортивной раздевалки.

Эдди торчал на субмарине один с самого момента ее спуска с борта «Орегона» пятнадцать дней назад. Именно столько времени потребовалось Сэну, чтобы проникнуть в тщательно охраняемый порт, опоясанный подводными станциями прослушивания и то и дело прочесываемый активным сонаром. Он сажал подлодку на грунт во время легчайшего отлива и позволял ей дрейфовать вперед, как только приливное течение устремлялось в гавань, рискуя включать электродвигатели только под прикрытием входящего корабля или сторожевого катера. Иного способа проникнуть на субмарине на военно-морскую базу, избегнув обнаружения, попросту не было.

И хотя в экипаж «Орегона» входили и другие подводники, будучи начальником отдела наземных операций, Эдди попросту не мог позволить пойти на риск кому-либо другому. Сэн тоже был ветераном ЦРУ, хотя в пору работы в этом агентстве Хуану познакомиться с ним не довелось. Он почти всю свою карьеру провел на Ближнем Востоке, а Эдди сиднем сидел в американском посольстве в Пекине, заправляя несколькими успешными шпионскими сетями. Но перемены в бюджете и в политике после 11 сентября приковали его к письменному столу в Штатах. Тогда Сэн, не успевший вволю насытиться тем, что называл «пикантностью ремесла», вступил в «Корпорацию» и быстро стал незаменимым членом команды.

Перебравшись через батареи и коробки, Кабрильо уселся в кресло второго пилота справа от Эдди. Черные волосы Эдди, немытые с начала операции, засалились, запушенная щетина смазала его четкие черты, а обычно ясный взор притух из-за эмоционального и физического напряжения последних двух недель.

— Приветик, босс, — ухмыльнулся Сэн. Растерять свой беззаботно-добродушный шарм его не заставят никакие невзгоды. — Добро пожаловать на борт.

— Спасибо, — отозвался Хуан, попутно заметив, что подлодка погрузилась уже на тридцать футов. — Часы тикают, так что ложитесь на курс из гавани и поднажмите. У нас одиннадцать минут.

Моторы «Дискавери» взревели, и единственный винт взбурлил воду. С шумом ничего не поделаешь. Надо уйти от «Звезды Азии» как можно дальше, потому что вода не сжимается, вдвое усугубляя воздействие ударной волны.

Кабрильо не сводил глаз с сонара субмарины. Контакт не заставил себя ждать, проявившись всего через минуту после начала их бегства от обреченного сухогруза.

— Мистер Мерфи показал свое уродливое лицо.

— Что там у вас? — встав у Хуана за спиной, Хэнли навис у него над плечом.

Компьютер проанализировал акустический сигнал, и Кабрильо озвучил угрюмые факты.

— Сторожевой катер класса «Синпо». Экипаж двенадцать человек. Вооружение — пара 37-миллиметровых автоматических орудий и бомбосбрасыватели для глубинных бомб. Максимальная скорость сорок узлов, и при том наш контакт идет уже на двадцати прямиком к нам.

— Это стандартная процедура, — обернулся Эдди к Хуану. — Они этим занимаются с той поры, как я вошел в гавань. Каждые пару часов один сторожевик проходит вдоль причалов. Мне кажется, они ищут моряков, пытающихся соскочить с корабля.

— Если он сохранит курс, то пройдет прямо над нами.

— А суда этого класса оборудованы сонарами? — поинтересовался Макс.

Хуан сверился с компьютером.

— Тут не сказано.

— Ну и как мне быть? — спокойным, деловым тоном осведомился Эдди. — Идти дальше или лечь на дно и дать им пройти?

Кабрильо снова посмотрел на часы. Они отошли чуть больше чем на четверть мили. Слишком близко.

— Идем дальше. Если он нас услышит или засечет наш след, ему придется сбросить ход и развернуться, чтобы засечь нас снова. А нам нужно всего шесть минут.

Через считаные мгновения четверо в мини-субмарине услышали бурление воды от винтов сторожевого катера; по мере приближения судна этот сердитый зуд стремительно нарастал. Когда он взревел прямо над ними, все затаили дыхание, прислушиваясь, пойдет ли он на второй заход. Время вдруг стало резиновым, и момент все тянулся и тянулся. Сторожевой катер продолжил путь, и Макс с Хали перевели дух. Кабрильо же не сводил глаз с экрана сонара.

— Они поворачивают, — секунду спустя, сообщил он. — Возвращаются для проверки. Хали, послушай радио, не передают ли они что-нибудь.

Хали Касим, возглавляющий подразделение связи «Орегона», играл на радиоаппаратуре, как пианист-виртуоз — на рояле.

Блок связи на борту «Орегона» настолько совершенен, что может сканировать и записывать тысячи частот в секунду, и снабжен программой-переводчиком, работающей настолько быстро, что оператор может почти в реальном времени поддерживать беседу, способную провести за нос большинство слушателей. Но с убогой электроникой «Дискавери-1000» они могут считать себя везунчиками, если хотя бы сумеют поймать передачу, а поскольку по-корейски не говорит ни один из них, им даже не понять, запрашивает ли сторожевик разрешение на глубинное бомбометание или обсуждает погоду.

— У меня ничего, — через несколько секунд сообщил Касим.

Северокорейский сторожевой катер снова прошел над мини-лодкой, и они услышали, как он сбавляет обороты.

— Они нас преследуют, — прокомментировал Эдди.

Мощный сонар уловил два всплеска — слишком слабые для глубинных бомб. Хуан мгновенно понял, что вот-вот последует.

— Держитесь!

Гранаты оказались имитацией советских «РГД-5», и хотя в них содержалось всего четыре унции бризантной взрывчатки, вода усилила мощность взрыва. Обе гранаты взорвались почти одновременно в нескольких ярдах позади «Дискавери». Корму лодки подбросило, швырнув Хали Касима на аккумуляторный стеллаж. Эдди не без труда поднял нос суденышка, за акриловым иллюминатором которого вдруг появилось темное дно. От звона в ушах никто не расслышал, как в воду упала вторая пара гранат. Они взорвались прямо над субмариной, вогнав ее в грунт в тот самый момент, когда Эдди сумел вывести ее на ровный киль. Вокруг «Дискавери» заклубились тучи ила, сведя видимость к нулю. Электрические цепи, местами разорванные встряской, местами замкнутые накоротко, с треском заполыхали электрическими дугами, на время ослепив людей.

Эдди поспешно отключил питание, чтобы дать Максу шанс исправить контакты. При свете миниатюрного фонарика, зажатого в зубах, инженер принялся делать перемычки в обход пострадавшей шеренги аккумуляторов, но ущерб уже был причинен. Вспышки разрядов были видны с поверхности через иллюминаторы субмарины, будто призрачное голубоватое сияние глубин.

— Они нас достали, — сказал Хали. — Что-то передают. Просто короткое сообщение, но, по-моему, нам крышка.

— Как дела, Макс? — осведомился Кабрильо совершенно спокойно, будто спрашивал, готов ли кофе.

— Еще пару секунд.

— С берега что-нибудь есть, Хали?

— Никак нет. Должно быть, начальство ломает голову над рапортом сторожевика.

— Есть! — объявил Макс. — Эдди, включай.

Эдди Сэн нажал на кнопку, и дисплеи осветились своим притушенным сиянием.

— Лады, Эдди, аварийная продувка. Давайте на поверхность.

— Сторожевик прямо над нами, босс.

Кабрильо ответил ему сумрачной улыбкой.

— Гарантия больше недействительна, — проворчал Эдди, продувая балластные цистерны «Дискавери» сжатым воздухом. Крохотная подлодка будто взмыла со дна. Следя за глубиномером, он вслух отсчитывал числа. И когда сказал, что над рубкой субмарины всего пять футов воды, все четверо инстинктивно пригнулись.

Стальной корпус врезался в днище северокорейского судна с оглушительным скрежетом. Подлодка была на несколько тонн легче сторожевого катера, но инерция ее подъема заваливала корейца на бок, пока правый фальшборт не ушел под воду. Одному из членов команды переломало ноги, когда сорвавшаяся бочка с горючим сшибла его за борт. Протянув руку перед носом у Эдди, Хуан включил экстренное погружение, прежде чем верхняя палуба лодки показалась над поверхностью.

Высокоскоростные помпы заполнили балластные цистерны менее чем за пятнадцать секунд, и «Дискавери» ушла на дно как топор.

— Это займет их на пару минут, — заметил Макс.

— А нам только пара минут и нужна. Лады, народ, надевайте наушники и пристегнитесь.

Все надели массивные наушники, подключив их к аппарату, специально установленному для этой миссии. Экспериментальное устройство шумоподавления, изготовленное компанией Sound Answers, улавливало звуковые волны, оценивало их частоту и амплитуду и воспроизводило точно в противофазе, ослабляя звуковое давление на 99 %. Когда такие приборы доведут до совершенства и миниатюризируют, они дадут возможность выпускать бесшумные пылесосы и покончить с душераздирающим визгом бормашин стоматологов.

На борту «Звезды Азии» один из северокорейских шпиков, отправленных стеречь сирийцев, пришел в себя. Потерял несколько драгоценных секунд, проверяя состояние напарника. Шишка в том месте, куда пришелся удар пистолета, оказалась тугой, как барабан. Он не очнется. Охранник знал свой долг. Он выбежал из трюма, вопя во все горло, не обращая внимание на вызванную этим головную боль. Вылетел на главную палубу, проверяя в коридоре за мостиком дверь за дверью, пока не нашел капитанскую каюту. Хотел было постучать, но решил, что его рапорт чересчур важен, и просто ворвался в каюту. Генерал Ким говорил по телефону.

— И что ты тогда сделаешь с моим маленьким лотосом?.. — Тут дверь грохнула о стену каюты, и Ким подскочил на ноги, взревев: — Что это значит?!

— Генерал, — пропыхтел шпик. — Эти сирийцы… напали на нас. В трюме их не видно. По-моему, им удалось сбежать.

— Бежать? Откуда бежать? — Не успев задать вопрос, Ким уже понял ответ. Прервав соединение с любовницей, он застучал по рычагу, чтобы привлечь внимание оператора на берегу. — Ну же, будь оно неладно! — в сердцах буркнул он и повернулся к охраннику. — Они не сирийцы, они американские диверсанты. Ищите в трюме бомбу.

Наконец в трубке раздался человеческий голос. Ким понимал, что надо передать сообщение любой ценой; даже если он погибнет, американцы должны заплатить за свое вероломство.

— Это генерал Ким с борта «Звезды Азии»…

В глубине трюма бомба Макса досчитала до нуля.

Взрыв бомбы вспорол ракету в месте закрепления, мгновение спустя спровоцировав вторичный взрыв боеголовки. Избыточное давление в трюме нарастало до тех пор, пока рассчитанные на четыре тонны люки не взмыли в ночное небо, будто выброшенные извержением вулкана.

когда сдетонировали тонны ракетного топлива, хранившегося в носовом трюме, старая обшивка «Звезды» лопнула по швам, будто кожура раздавленного апельсина.

Корабля не стало.

Семисотфутовый бетонный клин причала раскололся на куски, улетевшие на многие мили вглубь суши. Два массивных портовых крана у пристани опрокинулись в воду, и все окна вдоль гавани разлетелись вдребезги. А затем ударная волна покатилась во все стороны. Прибрежные склады унесло на четверть мили, а со стоявших подальше снесло обшивку, так что на месте устояли лишь голые остовы. Сотрясение сорвало с залива верхние шесть футов воды, спрессовав ее в волну, сокрушившую эсминец, стоявший на якоре, переломав ему киль и опрокинув кверху днищем настолько быстро, что никто из его портовой вахты даже не успел среагировать.

Пылающий шар, взмывший на тысячу сто футов, обратил ночь в день; струи ракетного топлива изливались огненным дождем, поджигая в окрестностях порта все подряд, а обломки «Звезды Азии» прошили базу, как шрапнель, сровняв здания с землей и изрешетив транспортные средства.

Ударная волна подхватила бултыхавшийся сторожевой катер, и он покатился по поверхности залива кубарем, будто бревно, катящееся с горы, с каждым переворотом лишаясь все новых выступающих частей. Первыми сорвало орудийные башни, затем пару пулеметов 50-го калибра на корме, и, наконец, снесло крохотную надстройку, катя по волнам один голый корпус.

Шумоподавители свое дело сделали, но от ударной волны «Дискавери-1000» зазвенел, как колокол. Весь корпус содрогнулся, затем отважную лодчонку швырнуло вперед и яростно затрясло, испытывая ремни безопасности на прочность и выбрасывая незакрепленное оборудование из ячеек. Взрыв яростно ударил по барабанным перепонкам, и если бы не противофазный импульс звука в наушниках, все четверо в субмарине оглохли бы навсегда.

Но даже так Кабрильо пришлось кричать, надрывая связки, чтобы осведомиться о состоянии команды. Эдди и Хали остались невредимы, но Макса ударила по голове упавшая батарея. Правда, кожу не рассекло и сознания он не потерял. Некоторое время его будут мучить головные боли, и шишка, уже начавшая набухать, рассосется только через несколько дней.

— Ладно, Эдди, ведите нас домой.

Субмарина выскользнула из гавани незамеченной и была уже в двух милях от берега, когда они услышали рокот вертолетов, мчащихся к Вонсану. Те летели слишком высоко и слишком быстро, чтобы оказаться средствами ПЛО (противолодочной обороны). Скорее всего, спасательные машины, доставляющие на опустошенную базу медикаменты и спасателей.

Как у и всех прочих прибрежных наций планеты, двенадцать миль океана составляют суверенную территорию Северной Кореи. Хуан Кабрильо для перестраховки запланировал рандеву в двадцати милях от берега — путь долгий и утомительный в затхлой скорлупке «Дискавери», отнявший почти на три часа больше, чем планировалось. Приближался рассвет, и «Дискавери» приходилось держаться на глубине на случай, если северные корейцы предпримут авиаразведку.

Наконец выйдя в намеченный район океана, Эдди начал подъем с глубины восьмидесяти футов, где субмарина не поддавалась обнаружению с воздуха. Днище «Орегона», покрытое красной необрастающей краской, замаячило над крохотной подлодкой. Хуан с гордостью отметил, что морских желудей на днище нет и оно выглядит таким же новым, как и в день покупки. Чтобы в полной мере воспользоваться огромной мощью, развиваемой его революционными двигателями, корпус «Орегона» сделали по образцу судов класса MDV, доведенных до совершенства в скоростных европейских экспресс-паромах. Его однокорпусная конструкция, острым клином уходящая в глубину, позволяет кораблю разрезать море с неслыханной скоростью. Для поддержания остойчивости он снабжен несколькими выдвижными подводными крыльями и стабилизаторами, позволяющими ему плавно глиссировать на скорости до сорока узлов. Свыше этой скорости крылья оказывают слишком большое лобовое сопротивление, втягиваются в корпус, и команде приходится пристегиваться к креслам, как на гонках глиссеров в открытом море.

Взяв приборчик, размером и формой напоминающий дистанционный пульт от гаража, Эдди направил его на «Орегон» и нажал на единственную кнопку.

Вдоль киля образовалось щель, и обе створки восьмидесятифутового люка разошлись, откинувшись вниз. Яркий свет внутри корабля просачивался сквозь воду, окружив днище корабля зеленоватым сиянием. Включив подруливающие устройства и подрегулировав балласт, Эдди начал подводить «Дискавери» к центру рабочей шахты. Когда субмарина остановилась прямо под кораблем, изнутри выпрыгнули двое аквалангистов, чтобы прицепить подъемные тросы к проушинам на носу и корме. Минилодка и ее старшая сестра, «Номад-1000», тоже находящаяся на борту «Орегона», способны всплывать прямо в шахте, но это маневр рискованный, и к нему прибегают лишь в экстренных ситуациях.

Подплыв к иллюминатору, аквалангист помахал Эдди и Хуану, а затем сделал движение прямой ладонью поперек горла. Эдди заглушил моторы. Секунду спустя субмарина дернулась и начала плавно подниматься в заполненную водой шахту. Как только она оторвалась от поверхности, Сэн открыл клапаны, чтобы балластные цистерны опорожнились.

Тут Хуан увидел, что судовой врач «Орегона» Джулия Хаксли стоит у края шахты в компании пары санитаров. Показал ей большой палец, и ее озабоченное выражение лица сменилось улыбкой. Она вступила в «Корпорацию» после службы в военно-морском флоте, последние четыре года безвылазно проторчав в должности главного врача базы ВМФ в Сан-Диего. Под белым халатом Джулии скрывались соблазнительные округлости, никакого лишнего веса и рост пять футов и три дюйма. Она редко убирала свои темные волосы в конский хвост, а косметикой пользовалась только для того, чтобы подчеркнуть свои ласковые темные глаза.

Мостовой кран опустил субмарину на салазки, и рабочий вскарабкался на нее верхом, чтобы отдраить верхний люк. Когда же тот наконец открылся, сидевшие внутри услышали, как мужчина охнул.

— Пффу!

— А ты попробуй посидеть взаперти две недели, — отозвался Эдди, подтягиваясь из кресла. Он уже расстегнул молнию своего комбинезона, предвкушая первый за пятнадцать дней душ. Грудь и живот у него были настолько тощие, что виднелись отдельные мышечные волокна. Телосложением Эдди походил на знаменитого мастера боевых искусств Брюса Ли и, подобно Ли, мастерски овладел рядом восточных боевых техник.

Хуан пропустил подчиненных вперед, а сам, как только перевел дыхание, крикнул ближайшему матросу:

— Закрывайте люк и свяжитесь с Эриком на посту управления. Курс строго на восток, скажем, на двадцати узлах. Пока пост безопасности не сигналит об угрозе, незачем привлекать к себе внимание, раскрывая свои активы. — Эрик Стоун — оператор поста управления, лучший на корабле, и во время ответственных операций Хуан предпочитал доверять управление судном только ему.

— Есть, сэр!

Как только люк шахты закрылся, помпы начали откачивать из нее воду, а матросы накрыли решетчатым настилом. Техники уже приступили к оценке повреждений, полученных «Дискавери» при таране сторожевого катера, а другие принесли галлоновые бутыли хлорки, чтобы продезинфицировать лодку изнутри.

Как только Хуан спустился по лесенке с субмарины, к нему подошла Джулия.

— Взрыв мы слышали аж отсюда, так что спрашивать, как прошло, мне не требуется.

— Что-то вы не слишком этому радуетесь. — Хуан принялся стаскивать мундир полковника Гурани.

— Да просто от скуки, мистер председатель. Кроме растяжений связок время от времени, мне почти нечем занятьуже несколько месяцев.

— Я-то думал, что для доктора это повод порадовать— улыбнулся Хуан.

— Для доктора — да, но для работника это тоска смертная.

— Да бросьте, Джулия, вы же нас знаете. Еще пара-тройка дней или недель, и мы непременно вляпаемся в какую-нибудь неприятность.

Вскоре Кабрильо предстояло пожалеть об этих словах. Всего через девяносто шесть часов руки доктора Джулии Хаксли окажутся буквально по локоть в работе.

ГЛАВА 4

— Войдите! — откликнулся Кабрильо, услышав резкий стук в дверь.

«Орегон» благополучно убрался за радиус действия всех штурмовиков Северной Кореи, кроме разве что самых лучших, и, судя по перехваченным переговорам, те тоже вряд ли покажутся до того, как судно уйдет за пределы досягаемости для них. Он позволил себе роскошь часок поотмокать в бронзовой джакузи в смежной с каютой ванной и только-только закончил одеваться. Не будучи поборником официоза на борту корабля, он выбрал хлопчатобумажные брюки и рубашку с открытым воротом.

В жизни Хуан Кабрильо ничуть не походил на свою маскировку под полковника Гурани, и даже несмотря на испанское имя и кровь, глаза у него были голубые, а подстриженные бобриком волосы — белобрысыми из-за того, что он в юности провел много времени на волнах под ярким солнцем. Да и черты у него были скорее англо-саксонские, чем романские, с аристократическим носом и губами, будто всегда готовыми улыбнуться над какой-то одному ему известной шуткой. Но угадывалась в нем и некая жесткость, сложившаяся за годы, проведенные лицом к лицу с опасностью. И хотя Кабрильо хорошо умел ее скрывать, уже при первой встрече с ним каждый угадывал в нем некие неуловимые качества, немедленно вызывающие уважение.

Дверь открылась, и порог переступила Линда Росс, новоиспеченный вице-президент «Корпорации», возглавляющая оперативный отдел, прижимая к груди планшет. Линда тоже была ветераном военно-морского флота: она служила офицером разведки на борту крейсера с системой «Иджис», пока не осела в Пентагоне. Подтянутая, атлетически сложенная Линда обладала мягкими, вкрадчивыми манерами и бритвенно острым умом. Когда Ричард Трюйт, бывший вице-президент «Корпорации», неожиданно подал в отставку после дела со Священным камнем, Кабрильо и Хэнли поняли, что Линда — единственный человек, способный занять место Дика.

Она помедлила у двери, зачарованно глядя, как Хуан поправляет протез правой ноги, расправляет закатанную штанину и надевает итальянские мокасины для яхтсменов.

Не то чтобы она не знала о его искусственной конечности, но увидеть это собственными глазами — зрелище всегда шокирующее, ведь заподозрить Кабрильо в том, что у него не хватает ноги ниже колена, было попросту невозможно.

— На «Звезде Азии» северокорейский охранник грохнул ногу о перила и разбил пластик, — не поднимая головы, сообщил Кабрильо. — То-то он удивился, когда я продолжил драку, хотя он был вполне уверен, что у меня сломана голень.

— Вы просто подтвердили северокорейскую пропаганду, — хихикнула Линда.

— Как это?

— Что все американцы — просто роботы империалистического правительства.

Они вместе посмеялись.

— Так что тут было с той поры, как мы покинули Афганистан? — поинтересовался он.

— Вы помните Хироши Кацуи?

Кабрильо не сразу сообразил, откуда помнит это имя.

— Хиро? Боже, я и не вспоминал о нем после окончания Калифорнийского университета. Его отец был первым миллиардером, с которым мне довелось познакомиться. Большое семейство судовладельцев. Хиро был единственным парнем в студгородке на «Ламборгини». Впрочем, надо воздать ему должное, богатство никогда не кружило ему голову. Он был рубаха-парень, щедрый донельзя.