Ольга Болгова

История о сене и собаке

(по мотивам комедии Лопе де Вега «Собака на сене»)

«Любовь — опасная стезя…» Лопе де Вега «Собака на сене» (действие I, явление 17)
Глава 1

Сегодняшний день начался плачевней не бывает, словно старательно сложенный пазл, разрушенный небрежным движением неловкой руки. Настроение, испорченное еще вчера вечером после неудавшейся беседы с бестолковым подрядчиком, и с утра оказалось на нуле, нет, точнее — намного ниже нуля, где-то на уровне затвердевания бетона марки F500. За завтраком я вдруг вспомнила, что осталась без машины, потому что по причине неприятного стука в кардане вчера отогнала ее на автосервис, да так и не успела забрать, а домой меня подвез Федор. Пока размышляла, позвонить ли Федору или вызвать служебную машину, на кухне появилась племянница Дора, глядя на меня круглыми, как шары для пинг-понга, глазами.

— Что случилось? — спросила я, подозревая, что эта вечная нарушительница спокойствия устроила очередную пакость.

— Теть Даш… я ваш мобильник… но вы сами его там оставили… я не хотела, — застонала нахалка.

— Что с моим мобильником? — рыкнула я.

— Я его… в ванну уронила, а вода включена была…

Вспомнила, что вчера перед сном залезла в ванну, прихватив с собой телефон, чтобы сделать пару звонков. С трудом сдержавшись, чтобы не облаять истекающую оправданиями Дору, я долго трясла мобильник, нажимала кнопки, но он не реагировал, словно укоризненно вопрошал: «Со мной такое обращенье?».

Домашний телефон шофера Димы ответил долгими гудками. Цивилизация хлопнула меня по голове.

Злая, как друг человека, я вышла из подъезда и направилась на проспект в надежде поймать такси, но зрелище пробки, растянувшейся ни на один километр, лишило меня последней надежды. На десерт к расчудесному утреннему блюду пошел противный холодный дождь, и я, раскрыв чудом захваченный в последний момент зонт, двинулась в сторону станции метро. В подземку я не спускалась года три, и у меня, естественно, не оказалось ни карточки, ни жетона, а очередь анакондой вилась по всему вестибюлю. Кляня на чем свет стоит автосервис, Дору, пробки и жизнь вообще, я пристроилась в конец очереди. «Хотите карту?» — раздалось слева. «Конечно», — взбодрилась было я, но попытка пройти по купленной втридорога, но оказавшейся уже использованной карте позорно провалилась, и мне волей неволей пришлось вернуться в очередь. Выстраивая пункты плана кары, которая обрушится на головы виновных в моих мучениях лиц, я втиснулась в переполненный вагон и оказалась зажатой между немеряно крупной дамой и потрепанным мужиком, от которого тошнотворно несло перегаром. Навыки подобных поездок оказались утраченными, на станции толпа рванула на волю, мужик дохнул в лицо перегаром, дама толкнула сзади, сознание на миг выпало из действительности, и меня понесло к выходу. Я попыталась затормозить у дверей, в результате, ноги остались в вагоне, а голова по инерции решила отправиться на перрон, и мое бесславное падение совершилось бы в следующую секунду, если бы кто-то не схватил меня сзади и не дернул, довольно бесцеремонным образом. «Осторожней надо, девушка», — услышала я позади мужской голос и попыталась повернуть голову, но попытка оказалась безуспешной, поэтому разглядеть я смогла лишь плечо, покрытое темной тканью куртки.

— Спасибо, — сердито буркнула я в сторону плеча. — Но я бы и самостоятельно справилась.

Стоящий за спиной промолчал, и через некоторое время я бы совсем забыла о нем, если бы он не дышал мне прямо в ухо, что стало еще одним раздражающим фактором в дополнение ко всем неприятностям сегодняшнего утра. На Техноложке толпа вынесла меня из вагона, и я рванула в сторону, к стене, чтобы отдышаться, прийти в себя и проверить, все ли части одежды и существа находятся на месте.

— Все в порядке, девушка? — передо мной вырос мужчина, кажется, мой нечаянный спаситель.

— Вы, вероятно, опаздываете на работу? — прорычала я. — Если вы — тот, кто помог мне не упасть, я премного благодарна, но это, черт побери, не значит, что вам дано право цеплять меня и задавать идиотские вопросы!

— Ну и желчи же в вас, растопите гранит, — сказал он и исчез в толпе, словно его и не бывало.

Перепугав секретаршу Анну, которая шарахнулась от меня, как новобранец от деда, я пролетела мимо нее в кабинет, бросила в угол мокрый зонт, скинула плащ, опустилась в свое директорское кресло, вытащила из сумки косметичку и устроила в кабинете импровизированный салон восстановления утраченной после поездки в общественном транспорте и под воздействием атмосферных явлений красоты. Точнее сказать, внешнего вида, соответствующего деловой, уверенной в себе женщине. Пора бы навестить цирюльню и подправить стрижку, но на это совершенно не хватало времени. Я поработала феном, привела в порядок лицо, немного успокоилась, ответила на пару телефонных звонков и едва успела убрать со стола свои дамские штучки, как дверь отворилась, и в кабинет осторожно просунулась голова секретарши, украшенная прической а-ля «умопомрачительный переполох».

— Дарья Васильевна… там к вам Зеленин, от субподрядчиков…

Строительная компания, на благо которой я трудилась, и которая, в свою очередь, давала мне кусок хлеба с неплохим слоем масла, конечно, не являлась акулой строительного бизнеса, отнюдь нет. Созданная на базе бывшего Мостоотряда, она до сих пор вполне успешно держалась на плаву благодаря разумной политике и не без моего участия, если не скромничать, а подходить к вопросу объективно. Компании даже удалось частично сохранить старые кадры во времена, когда строительная индустрия падала в пропасть, и казалось, что кроме торговых павильонов-времянок и замков обновившихся русских, строить больше нечего.

— Почему не позвонила? — рявкнула я, тут же вспомнив, что сама только что вырубила внутреннюю связь, чтобы отдышаться.

— Но вы же отключили… — виновато протянула Аня.

Кажется, я перегнула палку. Срывать свое дурное настроение на подчиненных — последнее дело. На службе следует быть выше собственных настроений и провалов, держаться невозмутимо и спокойно, а не сходить с ума.

— Да, ты права, я отключила. Пусть проходит. Да, найди Сударева, и принеси мне материалы по торговому комплексу на Восточной… акты приемки нулевого цикла и согласования с водоканалом.

Аня кивнула и скрылась, а в дверь ворвался Зеленин, представитель компании-субподрядчика, которая занималась монтажом сетей отопления и водоснабжения на нескольких наших объектах. Зеленин с места в карьер выложил свои претензии по отношению к нашим претензиям по срокам и качеству работ. Затем я целый час просидела с главным инженером Сударевым, разбираясь с проектом моста, тендер на строительство которого нам удалось успешно выиграть; подписала десяток смет и ведомость на премию монтажникам, которую росчерком пера уменьшила с двадцати процентов до пятнадцати. Попросила Аню сварить кофе, порелаксировала с чашкой в руке, глядя в окно на доходный дом позапрошлого века, что возвышался напротив, мрачно нависая над улицей и предупреждая любое проникновение солнечных лучей. Явился зам Суриков, явно с хорошего похмелья, попытался рассказать дурацкий анекдот про гаишника и страшно обиделся, когда я выставила его вместе с похмельем и анекдотом. Почему я не могу себе позволить явиться на работу в таком состоянии? Потому что не бываю в нем? Снова разъярившись, объявила Анне, что иду обедать, но звонок, раздавшийся в этот момент, помешал осуществить сей гуманитарный план.

— Дарья Васильевна, это вас… там что-то случилось… — Аня протягивала трубку, испуганно глядя на меня.

Взволнованный голос, принадлежащий прорабу с Восточной, сообщил, что на стройке произошел несчастный случай: рабочий упал в котлован, об этом, невесть откуда, узнали телевизионщики, и требуется присутствие начальства на объекте. О, черт, догнать и заколоть на месте! Я отчитала прораба, забыв спросить, насколько несчастным был случай. Делать было нечего: Суриков уехал домой, главный инженер укатил на загородный объект, и я, ругаясь и моля, чтобы случай не оказался фатальным, прихватила инженера по технике безопасности, смущенную девицу — недавнюю выпускницу вуза и мою родственницу, троюродную сестру по отцу, Риту, Маргариту Николаевну. Мы загрузились в служебный Форд, и Дима помчал нас, ловко объезжая одному ему ведомыми путями пробкоопасные улицы.

Первыми, кого я увидела, вылезая из машины, были оператор с камерой на плече и девушка-репортер с микрофоном в руках. Какой же доброжелатель сообщил на телевидение? Я хлопнула дверцей и, не оглядываясь на Риту и игнорируя представителей СМИ, направилась к прорабу, который уже спешил навстречу. Девица с микрофоном бросилась наперерез, выкрикивая: «Кажется, на место происшествия приехали представители строительной компании! Кто виноват…», — микрофон с кубом-набалдашником, украшенным надписью «Городские новости» противно замаячил перед глазами.

— Уйдите, мадам, — сквозь зубы процедила я, отводя куб в сторону.

Она отшатнулась и заявила в микрофон, что представитель строительной компании от комментариев отказывается.

— Дарья Васильевна… — начал прораб.

— Кто вызвал сюда репортеров? Какого черта? Что произошло? — оборвала я его. — Вы понимаете, к чему все это приведет? Какие последствия? — добавила тише. — Исход?..

— Да кто их знает, кто вызвал! Все одно к одному. Жив этот узбек, спасли его, — махнул рукой прораб.

— Какой узбек?

— Узбек из бригады узбеков.

Оказалось, что двое рабочих несли носилки с раствором и, проходя по дощатому мосту, перекинутому над котлованом, один из них, вышеупомянутый узбек, оступился, выронил носилки и свалился в котлован, прямо на свежеуложенный бетон, чуть не утащив следом своего напарника. Напарник, не растерявшись, быстро спустился вниз и вытащил несчастного, живого и почти здорового, не считая сломанной руки и прочих ушибов. Пострадавшего уже увезли на скорой.

За спиной маячили фигуры репортеров. Напрасно я подставилась, сглупив и нагрубив им. Все это последствия неудачно начавшегося в метро дня. Теперь завтра, а то и сегодня, я появлюсь в «Городских новостях» в роли подозреваемого в криминале руководителя, прикрывающего пятерней объективный объектив камеры, пытаясь утаить от корреспондентов страшную правду.

— Так, — обратилась я к репортерше. — Я дам интервью. Подождите пару минут, чтобы сориентироваться в обстановке.

«Узнаю, какой гад позвонил телевизионщикам, ему не жить!»

Девица заулыбалась, радостно кивнула и что-то крикнула оператору, а я отправила растерянную Риту выяснять подробности и собирать объяснительные.

Мы встали около ограждения котлована, благо, что дождь, что лил с утра, наконец-то прекратился, и стало сравнительно тепло. Заурчала вновь запущенная бетономешалка, рабочие разбирали настил-мостик, с которого упал пострадавший.

— Этот вопиющий случай будет поставлен на контроль, расследован и проанализирован так, чтобы впредь, насколько возможно, исключить вероятность повторения несоблюдения нашими работниками правил техники безопасности, которые пишутся не для того чтобы ими пренебрегать, но потому, что за каждым правилом, возможно, стоит чья-то жизнь… — сказала я в микрофон, стараясь, чтобы голос звучал как можно жестче и уверенней.

Подошла Рита в сопровождении мужчины в каске и заляпанной бетоном робе.

— Вот, спаситель, Лудовин, чернорабочий…

— Здравствуйте, — сказал тот.

«И зачем она его сюда притащила? Он хоть пару слов может связать между собой? Или брякнет что-нибудь неуместное!», — подумала я и перешла в наступление.

— Вы должны написать объяснительную записку, — я старалась не смотреть в сторону черного жерла камеры. — Вы напишите подробную объяснительную записку и принесете ее мне, лично… Маргарита Николаевна, возьмите на контроль. Мы разберемся и примем все возможные меры…

Еще минут десять я тошнотворно рассуждала на темы правил техники безопасности, контроль за соблюдением которых ведется у нас на каждом объекте, и в конце своего блистательного интервью, взглянув туда, где стояли Маргарита с чернорабочим, чью фамилию я уже успела позабыть, с удовлетворением отметила, что герой дня испарился со своего места.

Вечером Дима забросил меня в автомастерскую, и я забрала свою любимую малютку «Пежо», явно переплатив за ремонт. По дороге домой вспомнила, что нужно купить мобильник, поскольку мой, пострадавший от неловкости Доры телефон так и не подал признаков жизни. Едва вставила симку в новое навороченное приобретение, как меня настиг звонок Федора, возмущенного молчанием моего средства связи. «Ты в порядке, дорогая?» — спросил он. Отрезала, что есть небольшие проблемы, которые не намерена сейчас обсуждать, а организм требует релаксации. «Целую, дорогая, завтра увидимся», — сказал Федор. «Увидимся, дорогой», — ответствовала я, нажимая на красную кнопку отбоя. Разговор навел на мысль, что я уже пару недель как не была в спортзале. Заехав домой и захватив снаряжение, я решительно направилась в свой, давно насиженный фитнес-центр расслабляться и восстанавливать несколько утраченную в борьбе с жизненными неурядицами форму. Я потела на тренажере, задыхаясь и мучаясь от боли в спине, но зато все неприятности и тревоги дня отступили, остались лишь нагруженные мышцы, усталость и пот, словно меня живьем палили на тысяче огней. Потом я долго стояла под душем, наслаждаясь усталостью и болью во всем теле. Домой вернулась поздно и, войдя на кухню, где на диванчике перед телевизором, аппетитно поглощая глянцево-коричневое буше, восседала встрепенувшаяся при моем появлении Дора, поняла, что немыслимо голодна, потому что поесть мне так и не удалось.

Все утро следующего дня я проторчала в пробке, совмещая неприятное с бесполезным: листала юридический справочник и думала о том, что поездки в общественном транспорте имеют при явных недостатках реальные преимущества.

Кое-как с опозданием добравшись на работу, попросила Аню сварить кофе и с места в карьер вступила в конфликт с замом Суриковым по поводу тендера на строительство моста в области. Тендер этот мы каким-то чудом выиграли, упирая на квалифицированные кадры и наличие многолетнего опыта подобного строительства, но, в действительности, сооружением мостов не занимались уже давно. Кроме того, проект этот носил скорее социальный, чем коммерческий характер и по большей части финансировался из областного бюджета. Суриков был изначально против участия в тендере и теперь при любом удобном случае высказывал свое недовольство и аргументы против. Именно это он и не замедлил сделать, заявившись прямо с утра и, видимо, дополнительно лелея мысль отомстить мне за вчерашний наезд.

— Романтики захотелось? Благотворительностью решили заняться? — завел уже ставшую традиционной песню Суриков. — У нас все кадры — пенсионного возраста, монтажный кран на приколе стоит, образца прошлого века! И финансирование неустойчивое, ну что такое местный бюджет? Я бы, пока не поздно, отказался от этого проекта и уступил бы его Гладилину.

Мне совсем не хотелось вступать в дискуссию, но последние слова вывели меня из себя.

— Подлее замов не встречала! — рявкнула я. — Хорошая пойдет молва, если мы сейчас откажемся от проекта! Кроме того, ты не забыл, что на подходе новая техника?

Короче, мы в очередной раз не на шутку сцепились с Суриковым, но в конце концов этот конформист пожелал усластить ложкой меда бочку дегтя, которую старательно вылил на меня, и попытался рассказать анекдот о муже, невпопад вернувшемся из командировки.

— Право, не до шуток, Миша, — оборвала его я. — Много и без них забот.

Суриков обозвал меня недобрым, но нормативным словом и удалился, но вскоре в дверь просунулась Аня.

— Дарья Васильевна, ваше кофе…

— Ваш кофе, Анна! Ваш! Кофе — мужского рода! — рявкнула я.

Аня моментально скрылась за дверью и появилась минуты через три… без кофе, но с поджатыми губами, всем своим видом демонстрируя оскорбленное достоинство.

— Дарья Васильевна, простите, но у вас опять отключена внутренняя, — бесстрастно объявила она. — К вам пришел этот… Лудовин…

— Это еще кто такой? По какому вопросу? Он предупреждал?

— Инженер по ТБ говорит, вы его вызывали, чтобы он лично явился, с объяснительной по вчерашнему случаю, — процедила Аня.

Вчерашний несчастный случай… Ч-черт, и когда я такое говорила? Ах, да, я же сказала это, когда давала интервью «Городским новостям»! А если и сказала, то отчего Маргарита понимает все так буквально?

— Аня, скажи, что мне некогда, пусть напишет и отдаст инженеру…

«Впрочем, — вдруг подумала я. — Наверное, стоит поговорить с этим типом лично и прочитать, что он там понаписал, чтобы держать руку на пульсе, кто его знает, что раздуют из этого случая. Тем более, Гладилин спит и видит, как мы обанкротились и пошли по миру. Нет, успокаиваться нельзя, и я не буду Дарья Цветова, не разведав, кто там виноват».

— Подожди, Аня… пусть он заходит, у меня есть минут десять… — сказала я вслед уходящей секретарше.

— Здравствуйте, — мрачно сообщил герой дня, войдя в кабинет и остановившись у двери.

Был он высок и небрежно одет, сразу видно, безнадежный работяга.

— Проходите, присаживайтесь. Вы принесли объяснительную? Давайте ее сюда.

Он прошел и уже собрался садиться на один из стульев, окружавших длинный стол для заседаний, как вдруг замер и совершенно беззастенчиво уставился на меня.

— Что случилось? — спросила я, когда прошла чуть ли не минута.

— Нет, так, ничего, — ответил он, с шумом вытянул стул и сел, прекратив созерцать меня и переключившись на осмотр интерьера кабинета.

— Давайте вашу объяснительную, я ознакомлюсь, — сказала я.

— Знаете ли, я ее еще не написал…

— Как это не написали? И зачем же вы тогда сюда явились?

— Так это же вы распорядились, чтобы я срочно в офис ехал …

— Я? Когда?

— Ну… с утра Семенычу позвонили, он меня силой вытолкал с работы, я вот так, как есть, и приехал.

Я взглянула на него. Потертая кожаная куртка, под ней — видавший виды свитер. Прядки темных волос падают на лицо, которое вдруг показалось мне знакомым. Ну конечно, оно мне знакомо, я же видела его вчера. Что за глупое удивление? И с чего это я решила разыгрывать демократичного руководителя перед каким-то там чернорабочим? Испугалась СМИ? Что за чушь?

— Значит так! Берите у секретаря бумагу и пишите! — рыкнула я, разозлившись и отбросив прочь план взять под контроль данный случай. Пусть Рита этим и занимается! — Идите, напишите, и принесете… хотя, нет, оставьте у секретаря… Идите…

Мне показалось, что он хмыкнул, когда поднимался со стула.

— Ну что ж, до свидания, — сказал он, направляясь к двери.

Я посмотрела ему вслед, он слегка прихрамывал, но при этом походка у него была довольно легкая… Не повредил ли он ногу вчера, когда вытаскивал из бетона узбека?

Через полчаса, зарывшись в дела, я совершенно позабыла о хромом рабочем и его объяснительной. Ближе к обеду позвонил Федор и предложил сходить вместе перекусить в нашу любимую харчевню. Я вышла в приемную и в ожидании сообщения, что он подъехал, машинально перебирала бумаги, лежащие на столе секретарши.

«Объяснительная, — прочитала я на листе, исписанном размашистым почерком. –


Я, Лудовин Роман Петрович, 15 сентября сего года занимался обычным делом, то есть нес носилки с бетоном вместе с Урузбековым Алимом, который при переходе через небрежно сколоченные мостки, споткнулся и упал вниз, в котлован. Я спустился и помог ему выбраться из жидкого бетона. Удостоверяю, что Урузбеков был трезв, потому что он вообще не пьет.
Но что удивительно в тот же день 15 сентября я оказал помощь еще одному человеку, утром в метро вовремя перехватил женщину, которая чуть не выпала из вагона на перрон. Эта женщина затем неплохо отшила меня. Ну вот, отклонился от сути. Вышло плохо, видно сразу, работал по приказу.
16 сентября 2008 г.
Лудовин Р.П. рабочий 2-го разряда».


— Аня! Аня! — заорала я, потрясая листом. — Что это такое?!

Перепуганная секретарша вскочила, грохнув пальцами по клавиатуре.

— Что случилось, Дарья Васильевна?

— Звони на Восточную, и чтоб этот… Лудовин был здесь, в… — я взглянула на часы. — Ровно в два! Наглец!

Аня плюхнулась на стул, а я с подозрением взглянула на нее, но, не уловив никакой иной реакции по поводу объяснительной, кроме испуга от моего неадекватного вопля, с надеждой решила, что она эту бумагу не читала. Возможно… Я свернула лист и сунула его в сумку.

Из-за очередной встряски обед с любимым прошел в нервозной обстановке. Я потеряла аппетит и думала о странностях и причинах совпадений. Впервые за три года спуститься в метро и там, где проходят тысячи и тысячи людей, столкнуться с человеком, который работает в нашей компании и через несколько часов станет участником события, в которое буду завлечена и я. Но зачем он написал эту бредовую объяснительную? Захотел поиздеваться надо мной? Отомстить за мое хамство? А если я возьму и уволю его! Хотя, вряд ли он боится увольнения, найти подобную работу можно на счет один, безо всяких проблем. Но он совсем не прост, ведь для того, чтобы написать такое, нужны мозги и зачатки чувства юмора. «Вышло плохо, видно сразу, работал по приказу».

Я нервничала оттого, что думала об этом Лудовине, я чувствовала себя униженной и оскорбленной — он каким-то образом переиграл меня, чернорабочий, неудачник, таскающий носилки на стройке. Федору пришлось несколько раз повторить свой вопрос, прежде чем до меня дошло, что он обращается ко мне.

— Извини, устала, — начала оправдываться я. — Что ты спросил?

— Вообще-то, я предлагал обсудить наши планы…

— Какие планы? — рассеянно пробормотала я, выбирая кусочки брынзы из греческого салата.

Федор отодвинул опустошенную тарелку, аккуратно сложил вилку и нож сигналом «блюдо можно уносить», помял в руках салфетку и сказал, в упор глядя на меня:

— Насколько я понимаю, у нас с тобой есть матримониальные планы. И я думаю, что откладывать это событие до холодного декабря не имеет смысла. Тем более, в конце года вечная запарка. В октябре-ноябре мы могли бы поехать в Испанию или еще куда-нибудь, куда захочешь… Или ты до сих пор еще не решила? Молчишь и клонишь взгляд, словно не рада моим речам.

— Я очень рада твоим речам, — ответила я.

Наверное, мне все-таки пора выйти замуж, иначе, еще немного и вопрос о замужестве можно будет снимать с повестки дня. Федор же был отличной кандидатурой во всех отношениях. Успешный бизнесмен, симпатичный мужчина, спортсмен, комсо… в общем, если выходить замуж, то только за него. Тем более, что у нас с ним так много общего. Мы познакомились, столкнувшись как-то по строительным делам, тогда он только что развелся с женой. Возможность брачного союза мы обсудили с ним уже давно, и по меркам прошлых веков можно было бы считать, что мы помолвлены… почти, так как до сих пор не пришли к окончательному соглашению на этот счет.

— Знаешь, какая история со мной приключилась, — сказала я. — Удивительное совпадение, и очень неприятное.

Я рассказала Федору о вчерашней поездке в метро, несчастном случае, Лудовине и его объяснительной записке.

— Так и написал? Ну и наглец… И ты терпишь подобные выходки со стороны своих рабочих? Даша, нужно сразу поставить его на место, кардинально и просто — уволить.

Я молчала, глядя, как Федор аккуратно разрезает стейк, и снова вспомнила дурацкую фразу Лудовина: «Ну вот, отклонился от сути. Вышло плохо, видно сразу, работал по приказу». А что он сказал тогда, в метро? Ну и желчи же в вас, растопите лед… нет, не лед, что-то другое… Наглый! Наглый и хитрый!

— Что молчишь? — спросил Федор. — Или? Или тебя нравится, что чернорабочие пишут тебе записки подобного рода?

— У него второй разряд… — зачем-то сказала я.

— Ну-ну, Дарья, смотри, советую не церемониться… Прими меры!

Меры пришлось принимать, едва я вернулась в офис. Анна сообщила, что только что в дневном выпуске «Городских новостей» видела сюжет, посвященный вчерашним событиям на Восточной, и меня, дающую интервью. Появившийся как нельзя вовремя Суриков заявил, что мне не следовало лезть в объектив камеры, и обвинил в желании лишний раз засветиться.

— Да, конечно! Я — кинозвезда и топмодель, поэтому только и мечтаю, как попасть на экран или на обложку! — взорвалась я. — Ты неплохо устроился, вчера укатил домой, а мне пришлось отдуваться за всех, ехать на объект, разбираться там, и ты еще позволяешь себе упрекать меня, что я дала это чертово интервью? Сам бы покрутился!

— А кто меня послал вчера практически прямым текстом? — поинтересовался Суриков, но продолжать не стал, поскольку аргументы его явно зашли в тупик.

Разозлившись, я, после ухода зама, вызвала Маргариту с отчетом о проделанной работе.

— Я собрала все материалы, всех опросила, позвонила в больницу, — сказала Рита, появляясь в кабинете и выкладывая передо мной бумаги. — С этим, с Урузбековым, все в порядке. Ну, не совсем, конечно, в порядке, сломана рука и ребра, но в целом, нормально. Вот, составила акт…

— Присаживайся, — я постаралась настроиться на миролюбивый лад. — Акт я просмотрю, надо все проверить, потому что раз вмешалась пресса, нужно быть готовыми ко всему. Рабочий сам виноват в том, что случилось, он нарушил правила техники безопасности, и ты должна доказать это.

— Но мостки перехода были не очень устойчивы, вот, посмотрите, Дарья Васильевна, во всех объяснительных написано!

— Значит, нужно собрать другие, переписать… или ты хочешь, чтобы этот Урузбеков подал на нас в суд? Сейчас у него вполне могут найтись неуместные советчики!

— Но, Дарья Васильевна… — начала Маргарита, потерянно глядя на меня.

— Что — Дарья Васильевна? Это работа, Рита, работа и ты… — мне не удалось продолжить воспитательную речь, потому что в кабинет впорхнула Аня и заявила с триумфальным видом:

— Дарья Васильевна, он пришел!

— Кто он?

— Но, Дарья Васильевна, вы же потребовали, чтобы он был здесь ровно в два… А сейчас, — она взглянула на монументальные часы, висящие на стене кабинета, — двадцать минут третьего. Опоздал немного…

«Черт, это явился Лудовин… — сообразила я. — И мне нужно поговорить с ним с глазу на глаз… Но не могу же я выставить из кабинета инженера по технике безопасности, когда вопрос как раз и касается этой самой техники безопасности!»

— Пусть заходит, — скомандовала я, поскольку иного выхода из ситуации не намечалось.

Лудовин вошел в кабинет, высокий, лохматый, все в той же потертой куртке, прохромал длинными ногами к столу.

— Еще раз здравствуйте… — он взглянул на Риту. — С Маргаритой Николаевной мы сегодня виделись…

— Здравствуйте, Роман Петрович, — ответила Рита.

Ого! Она уже помнит, как его зовут. Надо же!

Он улыбнулся Рите, сел, не дожидаясь приглашения, откинул прядь волос с лица и уставился на меня.

— Вы вызывали меня?

Откуда в нем такая уверенность в себе? Какой-то рабочий второго разряда, второразрядный рабочий.

— Вызывала… Хотела, чтобы вы написали более подробную объяснительную, чем та, что вы изволили сочинить.

— Вам не понравилось? — спросил он. — Я… возможно, я погорячился и написал лишнее.

— Что значит, понравилось или не понравилось? — возмутилась я. — Да, вы погорячились, Роман Петрович! Пожалуйста, будьте так добры, перепишите ее, изложите все конкретно, по делу, распишите в деталях, что и как произошло. С вами же проводился инструктаж, не так ли? Вы напишите, я знаю, гораздо лучше… прочтите, вот, что вы писали, — я достала из сумки и подала ему свернутый листок бумаги, поймав удивленный взгляд Маргариты.

— Готов прочесть, но вовек не упражнялся, чтобы писать всякие там бумаги. Не писатель я…

— Вовек? А мне показалось, что у вас прекрасный слог, — съязвила я. — Не скромничайте, Роман Петрович, не скрывайте свои таланты!

— Скрываю? Я? Где и когда?

— Читайте, что вы написали, берите бумагу и переписывайте! Здесь и сейчас! — рявкнула я, вырвала из лотка чистый лист бумаги, достала из настольного органайзера ручку и протянула ему, желая как можно скорее прекратить на глазах развивающийся балаган.

— Извините, — сказал он, встал и огляделся. — Писать здесь?

— Здесь! Садитесь и пишите! Я жду! И поскорее! Маргарита Николаевна, вы можете идти!

Рита хотела что-то сказать, но, видимо, передумала или не решилась и вышла из кабинета. Лудовин, крутя в руке ручку, уставился на чистый лист. Я вынула из прозрачной папки пачку объяснительных и, взяв первую сверху, начала читать ее.

— Знаете, сто лет уже ничего не писал, — сообщил Лудовин.

— Но вы грамотно излагаете, — заметила я, читая, как один из свидетелей развернувшихся перед ним событий, пытается описать их: «Я увидил, как пастрадавший упал с носилками в катлаван. Побижал туда…».

— Неплохо учился в школе… книжки читал, — бросил Лудовин, начиная заполнять лист своими размашистыми буквами.

Почему же ты таскаешь бетон на стройке, если хорошо учился в школе? Кто ты такой? Неудачник, выброшенный на дно благодаря неумению бороться с невзгодами? Лентяй, не желающий лишний раз шевельнуть пальцем, чтобы чего-то добиться в жизни? Алкоголик, не способный справиться с губительным пристрастием? Явно неглупый мужик, но, видимо, без царя в голове, лишенный самолюбия и амбиций. В общем, тряпка. Но неплохо выглядит, если его приодеть, то будет очень даже ничего. Яркий пример, когда вполне мужественная внешность скрывает под собой отсутствие характера и набор скрытых пороков. Я вынесла приговор и почти успокоилась, хотя мне очень хотелось спросить, зачем в своей записке он решил сообщить о встрече в метро. Я просматривала следующий документ, параллельно размышляя, как задать этот вопрос таким образом, чтобы он прозвучал как бы между прочим, безразлично. Мне совсем не хотелось демонстрировать свой, пусть и слабый, интерес к его нахальной, неуместной выходке. Момент, когда я могла это сделать как руководитель, требующий от подчиненного ответа за неправомочные действия, был безнадежно упущен. Может быть, он сам догадается и соизволит объяснить свои странные действия. Мститель второго разряда! Применил бы лучше зачатки своих талантов в деле!

Телефонный звонок прервал мои размышления и наблюдения. Когда я закончила разговор и положила трубку, Лудовин приподнялся со стула и подал мне исписанный лист бумаги.

— Не знаю, вроде описал все подробно…

По привычке вооружившись простым карандашом, я пробежала глазами объяснительную-дубль.

— Вот видите, Роман… э-э-э… Петрович, вы затмили всех, очень неплохо все изложили и… без отступлений не по делу.

— Но я уже сказал, что погорячился. Если вас все устраивает, я могу идти?

— Да, меня все устраивает, можете идти, — сказала я, наблюдая, как он поднялся, кивнул в знак прощания и, прихрамывая, направился к дверям кабинета.

Если не спрошу сейчас, уже не спрошу никогда. И с чего это я так оробела перед каким-то чернорабочим, пусть и грамотным?

— Роман Петрович!

Он остановился и обернулся.

— Что-то не так?

— Роман Петрович, вы вот тут написали, что одна доска мостков расшаталась, и вы считаете, что именно поэтому и произошел несчастный случай?

Я что, с ним советуюсь? Сама себя не узнаю! Застрелиться и не жить! Начиная со вчерашнего дня, я опускаюсь все ниже и ниже!

— Да, именно так и было…

— А почему же вы раньше не обратили на это внимание?

— Вообще-то, мое дело маленькое, принес, выгрузил, унес…

Мне показалось, или в его тоне прозвучали издевательские нотки?

— Конечно, ваше дело маленькое! Безответственность, лень и пофигизм, и, как следствие, увечья, падение, разрушение, если не сказать хуже!

Ну и зачем я выдала эту пафосную реплику? Что я хочу ему доказать?

— А вот этого не надо… я вам кто здесь, школьник, чтобы выслушивать нотации? Вызвали, я приехал, написал, что требовалось! Что еще от меня нужно? Целый день мотаюсь через весь город! Какого … — он проглотил последнее слово и замолчал.

— Между прочим, мотаетесь вы по своей собственной вине! — взорвалась я. — Кто вас просил писать эту чушь в объяснительной? Хотели показать себя, выпендриться, соригинальничать? Надо же, какой отважный, сообщает директору предприятия, что именно он спас ее от неминуемой гибели на платформе метро! Да, огромное спасибо, очень благодарна! Могу выписать вам за это премию! Если вы хотели воспользоваться случаем и таким образом как-то устроиться, то, знайте, вы просчитались! Полагаю, что мужчина мог бы найти себе лучшее применение, чем неуместно выпячивать себя, являясь на самом деле невесть кем!

Я задохнулась, замолчала, понимая, что наговорила лишнего, и сломала карандаш, оказавшийся на удивление хрупким.

— Хотите изобличить мою ничтожность? — спросил Лудовин. — Не напрягайтесь, Дарья Васильевна… ничего мне от вас не нужно! И тем более, премии! Конечно, я круто прокололся, сам не знаю, какого… я это написал. Удивился совпадению… Короче, полный аут. Низость оскорбила высоту! До свидания, госпожа директор… Здоровья вам побольше и успехов в вашем нелегком труде!

— И вам того же, Роман Петрович, и будьте осторожнее, когда переносите тяжелые грузы! Не забывайте о правилах техники безопасности и о своем месте!

— Огромное спасибо! — наглец приложил руку к груди и изобразил явно издевательский поклон. — Постараюсь не забыть ни о том, ни о другом!

С этими словами он вышел, аккуратно прикрыв дверь, хотя я отчего-то ждала, что он хлопнет ею. Я вскочила, сделала круг гнева по кабинету, постояла у окна, выбросила обломки карандаша в мусорную корзину, сгребла листы объяснительных со стола, затолкала их в папку, подумав, достала снова, аккуратно сложила и отодвинула папку на край стола. Акт подпишу завтра. А сейчас нужно просмотреть последние подготовленные экономистом договоры. Я открыла нужный файл и долго сидела, тупо уставившись на червячки букв и цифр, заполнивших экран монитора, пока очередной телефонный звонок не вывел меня из транса.

Глава 2

Отложив книгу, я щелкнула выключателем настольной лампы и, забравшись под одеяло, закрыла глаза, пытаясь уснуть. Сон даже и не попытался приблизиться хоть к одному глазу, и, поворочавшись с боку на бок, я решила, что борьба под лозунгом «Уснуть во что бы то ни стало» бесперспективна и бесполезна, и выбралась из кровати. Я долго стояла у окна, наблюдая, как в сквере напротив покачивается на ветру береза, её мокрые листья поблескивали в свете уличного фонаря.

Сегодня дождь шел с утра, я долго спала, а потом, проснувшись, валялась в постели, не имея ни сил, ни желания выбираться и приступать к обязательным утренним ритуалам, пока не явилась Дора и не объявила, что уходит, потому что ее уже ждет компания, с которой она собирается поехать за город. Дора — моя дальняя племянница из маленького провинциального города, дочь моей не то тро-, не то четырехюродной сестры. Когда-то в юности я бывала у них в гостях, а этим летом многоюродная племянница приехала поступать в вуз, и я предложила ей устроиться в моей просторной квартире. Я подумала, что вполне уживусь с жизнерадостной Дорой, которая на деле оказалась, домашней разрушительницей, но зато рьяно занималась уборкой.

Проводив Дору, я побродила по квартире, пощелкала каналами телевизора, сварила себе кофе, разогрела в микроволновке бутерброд с сыром и в таких приятных делах провела все утро. К полудню в окна вдруг нежданно-негаданно потянулись солнечные лучи, дождь прошел, и серая неулыбчивая утренняя облачность чудесным образом растаяла, уступив место вселяющей оптимизм небесной голубизне. Я решила преодолеть охватившую меня лень, добраться до ближайшего парка и побродить там в одиночестве, благо, что Федор еще вчера укатил с приятелями на рыбалку, и я в его планы не вписалась, из-за чего, признаться, не слишком расстроилась. Я не стала заниматься макияжем, решив, что имею право расслабиться и появиться в общественном месте в естественном своем виде, поверив зеркалу, что он вполне приемлем. Я оделась, завершив туалет широкополой шляпой, которую неизвестно почему приобрела летом, случайно зайдя в Пассаж. Настроившись на спокойную одинокую прогулку, постаравшись забыть о делах и заботах, я вывела на дорогу свой «Пежо» и рванула вперед, благо воскресный проспект радовал пустотой и отсутствием даже намеков на пробки. Ноги, то есть, колеса сами повели меня в сторону любимого парка, где можно было найти место, чтобы поставить машину, и прогуляться под развесистыми кленами.

Я шла по аллее, по опавшим листьям, думая обо всем и ни о чем, мысли скользили, не цепляясь и не задерживаясь. Почти тишина, запах вялой травы, запах осени — всего этого было достаточно, чтобы впасть в состояние грустного умиротворения и дремоты на ходу. Отчего-то представила, как сплю на мокрой скамейке, укрывшись газетами и подложив под голову сумочку. Отбросив прочь это сомнительно-криминальное видение, я пробралась по подстриженной траве к старому клену у пруда, остановилась возле его сырого неровного ствола, достала сигареты и закурила, наблюдая, как листья падают в воду и медленно тонут в её прозрачной глубине. Вода, как это бывает осенью, казалась чистой, словно в хорошо ухоженном аквариуме.

Мимо по аллее ритмично шурша кроссовками, пробежали два юных спортсмена, затем печально протащился мужчина абстинентного вида с огромной клетчатой сумкой в руке. Я затушила сигарету и, как добропорядочная жительница любимого города, двинулась в сторону урны, что притулилась возле скамьи. На аллее показалась парочка: высокий мужчина и светловолосая девушка в коротком пальто. Девица была ни кем иным, как моей родственницей и протеже Ритой свет-Николаевной, а мужчина… в первый момент я не поверила своим глазам и решила, что ошиблась, но когда они подошли ближе, все сомнения отпали: это был второразрядный чернорабочий, обладатель размашистого почерка и литературного стиля, мой спаситель и оппонент, Роман Петрович Лудовин, собственной персоной. Вряд ли теперь я забуду имя этого типа. Когда же они успели поладить до такой степени, что прогуливаются вместе по осеннему парку, словно влюбленная парочка? Рита, уж от нее я не ожидала ничего подобного! Неужели нельзя найти приличного парня, более подходящего по всем показателям? О чем она только думает? Все эти мысли пронеслись в моем, вдруг резко проснувшемся мозгу одновременно с безуспешными поисками выхода из сложившейся ситуации: мне отнюдь не хотелось встречаться с ними, но было уже поздно, а ведь могла бы отсидеться под дубом, то есть под кленом, если бы меня не понесло выбрасывать этот чертов окурок. Я швырнула виновника в урну, надвинула шляпу на глаза и шагнула навстречу сладкой парочке, смутно надеясь, что они не узнают меня, или, по крайней мере, сделают вид, что не узнали. Моим надеждам не суждено было сбыться, потому что бестолковая Рита остановилась и жизнерадостно воскликнула:

— Дарья Васильевна, здравствуйте! Не ожидала вас здесь встретить!

Не ожидала она! Это я не ожидала, что в единственный день, когда надеялась прогуляться в одиночестве, без партнера и макияжа, я наткнусь на нее, да еще и в сопровождении совершенно неуместной сомнительной личности.

— День добрый, — ответила я, стараясь задавить рвущийся на свободу сарказм и мимически и вокально изобразить лишь легкое удивление и небрежное дружелюбие. О, если бы это мне удалось, хоть отчасти!

— А я тем более не ожидала встретить тебя, да еще в такой… гм… приятной компании…

— Добрый день, Дарья Васильевна, — провозгласила «приятная компания».

И когда же он успел уговорить Риту? Причесался, приоделся, куртку сменил, а эта темно-синяя рубашка смотрится очень даже неплохо. И что ему нужно от Риты? Хочет развлечься или лелеет какие-то меркантильные планы? Но отчего я-то так разволновалась? Рита — взрослая самостоятельная неглупая девица, которая вполне способна отличить черное от белого. Во всяком случае, очень надеюсь на это. И раз она разгуливает здесь под ручку с этим непонятным Лудовиным, значит, что-то нашла в нем.

— А мы вот, с Романом, гуляем… — сообщила Рита.

Он для нее уже просто Роман!

— Вот и я тоже… гуляю, правда, в одиночестве, отдыхаю от трудов… А вы, Роман Петрович, как я понимаю, ухаживаете за моей сестрой?

Я взглянула на него из-под полей свой шляпы. Кажется, он сильно удивился.

— Рита ваша сестра? А она мне ничего не сказала…

— Троюродная сестра… — уточнила Рита, которая, очевидно, тоже удивилась моему вопросу. Впрочем, я и сама от себя не ожидала подобного всплеска родственных чувств.

— Родственные связи… — задумчиво молвил в пространство Лудовин.

И что он хотел этим сказать? В очередной раз подколоть меня? От умиротворенного состояния, навеянного общением с природой, не осталось и следа. Наступило неловкое молчание, я изобразила подобие улыбки и сказала:

— Ну что ж, была рада встрече, мне пора… Рита, я позвоню тебе…

Дождь плавно перешел в ливень. Я стояла и смотрела, как стекают по стеклу струи дождя, причудливо искажая свет фонарей и мокрые листья, качающиеся за окном. Нужно обязательно поговорить с Ритой, ненавязчиво и осторожно, по-родственному. Не нравится мне это ее знакомство…

Глава 3

Я кликнула на красный значок «отключить», компьютер напрягся, обдумывая поданный сигнал, и слопал иконки с рабочего стола, обоина-релаксатор — морской простор и волны, разбивающиеся о прибрежную скалу где-то там, в дальних далях — на секунду приобрела черно-белые оттенки и сменилась на синеву прощающейся с пользователем винды.

Договорились с Ритой встретиться сегодня после работы и поужинать вместе — ведь она все-таки моя родственница, а я совсем не общаюсь с ней вне служебного времени. Тем более, меня волновал вопрос ее отношений с рабочим со стройки, и я не могла оставаться в стороне, видя, что молодая девушка готова сделать столь неверный шаг. Я даже прикинула, с кем из известных мне молодых перспективных людей можно было бы ее познакомить, чтобы отвлечь от Лудовина и, по возможности, направить на верный путь в личной жизни.

Немного взволнованная Рита уже ждала меня в приемной, когда я вышла из кабинета.

— Рита, — вкрадчиво начала я, когда мы устроились с ней за столиком в уютном, давно взятом на примету, ресторане. — Мы с тобой так редко общаемся, только по работе. Но мы все-таки сестры, хоть и дальние…

— Согласна, Дарья Васильевна, я… я очень благодарна, что вы пригласили меня и что на работу устроили, — ответила Рита, настороженно глядя на меня.

Откуда эта напряженность, что я — зверь какой-то, что ли? Я улыбнулась, стараясь разрядить обстановку.

— Рита, и давай, вне официоза, перейдем на ты… Почему ты мне выкаешь сейчас?

— Но… Дарья Васильевна, вы такая… — Рита замолчала, явно подбирая более-менее литературное слово, характеризующее мои человеческие качества. Я напряглась и осторожно спросила:

— Какая?

— Строгая, э-э-э… требовательная, старше меня…

Последнее можно было бы и не сообщать!

— Приходится быть такой: положение обязывает, но сейчас ведь можно и расслабиться. Стать самой собой. Разве нет? И прошу тебя, обращайся ко мне на ты…

— Хорошо, Дарья Васильевна…

— Можно просто Дарья… Что ты будешь заказывать? Выбирай… здесь готовят неплохой шашлык… Хотя, наверное, лучше что-нибудь полегче. Надеюсь, ты не придерживаешься принципа не есть после шести? Может, выпьем немного вина, какого-нибудь легкого, сухого? Ты не против?

Рита согласилась на вино и доверила мне право выбора блюда, заявив, что полностью полагается на мой вкус и познания в данной области.

Разобравшись с меню и сделав заказ, я расспросила Риту о жизни ее родителей, а затем плавно перешла на жизнь личную.

— Рита, — сказала я, поднимая бокал прозрачно-золотистого вина. — Я не люблю произносить всякие там тосты, а тем более у нас с тобой дружеский ужин по-родственному, поэтому просто скажу: хочу пожелать тебе всяческих успехов, особенно в личной жизни…

— Спасибо, Дарья Вас… Дарья, — исправилась Рита, встретив мой взгляд, надеюсь, не слишком укоризненный.

— Кстати, — продолжила я, ставя бокал на красно-белую клетчатую скатерть. — Ты помнишь нашу воскресную встречу?

Я взглянула на Риту, щеки ее зарделись пунцовым, но непонятно, от моего ли вопроса или от выпитого вина.

— Да, конечно, помню…

— И ты была с этим… как его… напомни мне, пожалуйста, — я поддела на вилку корнишон и отправила его в рот.

— С Романом… — ответила Рита, отрезая кусочек от своего по-македонски фаршированного баклажана.

— Полагаю, вы случайно встретились? — спросила я, проглотив острый на вкус корнишон.

Рита поедала македонское блюдо и молчала. Я наполнила бокалы вином.

— Нет, не случайно… — наконец ответила она.

— Ты с ним встречаешься? — спросила я, протягивая ей бокал.

— Да, ну… не то, чтобы… да… — пробормотала Рита.

— Как-то ты странно реагируешь, — сказала я, глотнув чуть кисловатое, приятное на вкус вино. — Мне кажется, хотя, возможно, я и не права, что это не тот человек, не совсем подходящий человек для… отношений.

Получилось коряво и натянуто, хоть я и старалась, чтобы слова прозвучали естественно.

— Потому что он рабочий на стройке? — спросила Рита, ставя на стол наполовину опустошенный бокал. — А вы… ты знаешь, что он на стройке потому, что так у него сложилось…

— То есть, он рассказал тебе трогательную историю своей неудавшейся жизни? Такие истории продаются дюжинами, — заявила я, все-таки не удержавшись от сарказма.

— Нет, трогательную не рассказывал, просто ответил, когда я его спросила, что так сложилось…

— Я понимаю, что тебе не хочется откровенничать со мной, да и не надо, — я улыбнулась Рите. — В конце концов, это твое дело, а я просто спросила, потому что не хочу, чтобы ты лишний раз разочаровывалась в мужчинах.

Я произносила эти менторские слова и чувствовала себя отвратительно опытной матроной, имевшей за плечами с десяток неудачных романов, в ходе которых вскрывались различные проявления подлой мужской сущности.

— Нет, отчего же, — сказала раскрасневшаяся Рита. — Я скажу… Мы разговорились с Романом, когда я приезжала на Восточную, он мне понравился, я совсем не ожидала, что он такой. Я никогда не встречала такого разумного, интересного, чувствительного и сдержанного человека.

Вот даже как! Кажется, Рита всерьез увлечена этим Лудовиным!

— Чувствительного! Странный оборот. И что ж он говорил тебе?

— Наверно я и не вспомню.

— Постарайся, — невольно вырвалось у меня.

— Говорил, что стройка стала для него спасеньем, рассказывал, что был футболистом и играл в «Апогее», но получил травму, и ему пришлось уйти.

Вот она, душещипательная история, на которую этот наглец подцепил Риту!

— И ты поверила ему? — спросила я.

— Но почему нет? Зачем ему придумывать то, что можно легко проверить? — запальчиво воскликнула Рита.

— Возможно, ты права, — мне вдруг расхотелось продолжать этот разговор. — Впрочем, все это вздор, — сказала я. — По крайней мере, тебя он радует?

— Конечно! Он такой… необычный!

В его талантах и уменье я убеждаюсь ежедневно. Во всяком случае, за последнюю неделю слишком часто. Я решила свернуть разговор, потому что Ритин восторг по поводу травмированного футболиста-ныне-строителя начал раздражать, и мне хотелось дать выход этому раздражению, но я не могла себе этого позволить.

— Хорошо, Рита… давай закажем десерт, — сыграла я отступление.

Я подвезла Риту — она снимала квартиру в спальном районе — и отправилась домой. Поставив машину на стоянку, я шла по вечерней улице. Над миром стоял полный штиль, дым от тянущейся в небеса трубы котельной поднимался строго вверх, исчезая в темно-синей бездне, по которой в известном лишь создателю порядке рассыпались блестящие точки звезд. Я пыталась думать о красоте небес и чудесной погоде, но мысли, словно под действием неведомого магнита, возвращались к «необычному, интересному и чувствительному» человеку.

Во вторник дела вновь привели меня на Восточную: жильцы соседних домов направили в районную администрацию очередную гневную петицию по поводу шума, который производила наша техника, работающая по ночам. Отдуваться снова пришлось мне, потому что зам Суриков умудрился сломать ногу и теперь лежал загипсованный дома, а главный инженер по уши увяз в согласованиях по проекту строительства моста. Первым моим порывом было отправить туда кого-нибудь из инженеров, например, ту же Риту, но в конце концов я решила прокатиться до Восточной сама, чтобы быть в курсе событий, поскольку предыдущая петиция по поводу начала этого строительства стоила нам некоторых моральных усилий и неких материальных затрат. Этот торговый центр уже становился камнем преткновения, постоянно создающим проблемы.

Едва выбравшись из машины, я вновь попала под объектив телекамеры. Еще немного, стану телезвездой и смогу претендовать на приз «Не фиг» являться не вовремя и не туда, куда нужно. Я кивнула репортерше, как старой знакомой, и вступила в переговоры. Седовласый представитель общественности для начала окинул меня неодобрительным взглядом с ног до головы. Объясняться пришлось долго. Я выслушала возмущенные сентенции о неуважении к покою мирных граждан, о прекрасном прошлом и невыносимом настоящем и о том, что мир чистогана на корню уничтожает все доброе и светлое. Значительно поистратив запас своей дипломатичности, я все-таки протолкнула предложение пойти на компромисс: жильцы терпят нашу какофонию, а мы, насколько возможно, постараемся перенести особо шумные работы на дневное время, в скобках: «Хотя бы на несколько дней, а там видно будет». Переговоры удалось закончить мирно и без кровопролития. Я сказала несколько слов в уродливо-огромный микрофон, обсудила с прорабом насущные вопросы и отправилась обозревать строительную площадку, на которой виновница противостояния — сваезабивочная установка — оглашала окрестности гулкими звуками ритмичных ударов. Спорить с тем, что деятельность этого агрегата способна лишить сна, было действительно трудно. Но обеспокоило меня другое — через минуту другую пришлось признаться самой себе, что пытаюсь среди фигур двигающихся по стройплощадке рабочих разглядеть одну — лудовинскую.

Этот неудавшийся футболист не давал мне покоя. После разговора с Ритой я решила, что следует выяснить, правду ли сказал ее наглый воздыхатель, и начала наводить справки. Знакомых в футбольном мире у меня не было, зато имелась подруга и одноклассница Кристина, которая долгие годы трудилась на журналистском поприще. При желании она могла добыть нужную и не очень информацию. Я уже целую вечность не виделась с подругой и была рада, что появился повод, чтобы позвонить ей и пообщаться. Но прежде чем набрать номер, я предприняла попытку придумать нейтральную версию причины, по которой мне понадобился этот футболист. Моей жалкой фантазии хватило на два глупейших варианта: попросил некто знакомый, и хочу найти бывшего футболиста для рекламной акции компании. Первый я отбросила по причине его явной нелепости, а второй, потому что ничего нелепее придумать было уже невозможно. Я позвонила безоружная, и когда, после четверти часа радостного трепа, состоящего из смеси взаимных упреков и восторгов, Кристина вкрадчиво-язвительно спросила, что же мне все-таки от нее нужно, я прямо и честно брякнула, что интересуюсь неким бывшим футболистом и прочая.

Вездесущая подруга позвонила через пару дней и сообщила, что накопала требующуюся инфу: в «Апогее» действительно играл форвардом Роман Лудовин, считался весьма перспективным игроком, но попал в аварию и был серьезно травмирован, настолько, что из спорта ему пришлось уйти. «Если хочешь узнать подробности и сообщить, за каким чертом тебе понадобился этот футболист, предлагаю встретиться в ближайшие семь дней», — закончила свою речь Кристина. Я с энтузиазмом согласилась на встречу, поблагодарила подругу за добытые сведения и сообщила Рите, что новоявленный приятель не обманул ее. «Возможно, ему требуется помощь, и он еще сможет добиться чего-то в жизни», — бодро сказала я ей, видимо, под влиянием каких-то альтруистических брожений в атмосфере, сама себе не веря, но мне вдруг захотелось поддержать сестру. На всякий случай я разбавила гуманистическую направленность своих слов расхожей истиной о том, что мужчина должен быть сильным и уметь преодолевать жизненные препятствия, опять же слабо веря в сказанное.

В очередной раз вспомнив все эти хлопоты, я прошлась вдоль котлована и повернула к машине, вдруг разозлившись на себя. Что за ребячество высматривать мужика, который наделал каких-то несуразных глупостей и увлек неразумную девчонку? Какое мне дело до них?

Распрощавшись с прорабом, я устроилась на сиденье своей малютки, завела мотор и начала разворачиваться в сторону выезда со стройплощадки. Едва я подъехала к поднятому на выезде шлагбауму, как заметила среди идущих к выходу рабочих высокую фигуру. Я притормозила, чтобы удостовериться в том, что боковое зрение не обмануло меня. Лудовин остановился на мгновение, взглянул в мою сторону, ответил кивком на мое приветствие и двинулся дальше. Глупое положение. И зачем я только тормозила? Нет, нужно воспользоваться встречей, вполне случайной, чтобы получше узнать его, мало ли чем обернется вся эта история с Ритой. Поколебавшись, я просигналила. Лудовин шагал, как ни в чем не бывало. Я проехала вперед, остановила машину и, спустив стекло, негромко позвала его:

— Роман Петрович!

Он соизволил оглянуться, остановился, повернулся и шагнул в нашу с «Пежо» сторону.

— Здравствуйте. Что изволите, Дарья Васильевна?

Ну и к чему эта издевка? Разве я заслужила ее? Стараюсь для него же, между прочим, трачу свое отнюдь не резиновое время, а он позволяет себе разговаривать со мной в таком недопустимом тоне. Именно эту мысль я и высказала, но коротко:

— Ничего, Роман Петрович…

— Значит, я могу идти? — спросил он, наклонившись ко мне, и я обнаружила, что у этого хама серые глаза.

— Можете, Роман Петрович… вы, наверное, спешите?

— Спешу, Дарья Васильевна…

— Вас ждет Рита? — совсем неуместно ляпнула я и прикусила язык.

— Рита? — переспросил он и нацепил на лицо удивленную мину.

— Да, Рита, а чему вы удивляетесь, Роман Петрович? Она моя родственница, и я, боясь, что она не справится сама, решила помочь ей, но плоха услуга, когда я ровно ничего не понимаю в ваших делах. В ваших делах, Роман Петрович… — подчеркнула я, уже открытым текстом, напрямую, без обиняков и двусмысленностей.

Кажется, он удивился еще сильнее… и разозлился?

— Что вы хотите от меня, Дарья Васильевна? Я не собираюсь обижать вашу сестру, не беспокойтесь…

— Садитесь в машину, Роман Петрович, — отрезала я. — Я вас подвезу, и по пути мы обсудим дела и обиды.

Он пожал плечами, зыркнул на меня своими серыми глазами, обошел капот, я открыла дверцу. Через несколько минут я вывела машину на проспект.

— Вы уверенно водите, — сказал Лудовин.

— Спасибо, — ответила я, отметив про себя, что его реплика прозвучала очень по-мужски: под якобы комплиментом скрывалось снисходительно-недоговоренное «хотя, как женщина, конечно».

— Закурю, — сказала я, чтобы заполнить паузу и успокоиться, привычно нащупала в сумке пачку, вытянула сигарету и занялась поисками зажигалки.

— Уверенно ведете, — повторил он. — Но лучше не отвлекайтесь.

Ах, да, он же попадал аварию и волнуется — психологические последствия пережитого стресса. Я чуть было не высказала свою догадку вслух, но вовремя спохватилась. Как же мне начать разговор? Издалека, но из какого далека? Решимость, которая наполняла меня несколько минут назад, куда-то бесследно улетучилась, осталось состояние неуместного смущения. Не следует ни одним словом показать ему, что я что-то знаю о его прошлом, иначе можно попасть в двусмысленную ситуацию.