Старуха заговорщически улыбнулась Кейт:

— Значит, ты работаешь здесь, когда не занята в моем доме?

Возглас Селии помешал девушке ответить.

— Ты сущий ангел! — закричала она, когда недовольный Тролль вышел из бара с корзинкой для хлеба, полной столовых приборов.

— Ты очень трудолюбива, — обратилась графиня к Кейт. — Я довольна, как ты сегодня убралась. Хорошая работа!

— Спасибо.

Сзади послышался звон посуды. На этот раз Бернар принес поднос с бокалами и подсвечниками, который он с таким грохотом опустил на стол, что у Кейт заныли зубы.

— Спасибо тебе! — сказала Селия, а Тролль снова направился ко входу в бар и, скрестив руки на груди, принялся злобно разглядывать каждого, кто осмеливался подойти поближе.

— Бедный Бернар! — Графиня понизила голос. — Боюсь, он очень несчастлив. Понимаешь, ему не везет в любви.

Кейт кивнула.

— Я хотела попросить тебя об одном одолжении… — Графиня уставилась на Кейт здоровым глазом. — Я вынуждена уехать на несколько дней. В Париже заболела моя сестра.

— Я вам сочувствую, — вежливо сказала Кейт. Старуха кивком поблагодарила ее.

— Судя по всему, ты заслуживаешь доверия и на тебя можно положиться. Поэтому я хотела спросить — не могла бы ты пожить в моем доме, пока я буду в отъезде?

— О… — Кейт задумалась над ее предложением. В доме графини гораздо комфортнее, чем в номере отеля. И там потрясающие картины. Свободное светлое пространство.

— Я была бы тебе очень благодарна, — настаивала старуха.

— Гм… — И еще там тише и наверняка гораздо удобнее работать, особенно на балконе в гостевой комнате, выходящем в сад.

— Естественно, это я оплачу отдельно.

— Ох… — Выехав из отеля, она сможет сэкономить деньги. Если все суммировать, предложение графини становится таким заманчивым, что от него нельзя отказываться. — С удовольствием!

— Отлично. Я уезжаю завтра рано утром. Перебирайся в любое время, когда тебе будет удобно. Ключ у тебя есть. — Она улыбнулась и, стуча каблуками по булыжной мостовой, удалилась.

— Дорогая, что это за дама? — спросила незаметно подошедшая Селия.

— Это та старуха, о которой я тебе вчера рассказывала. Я убираю ее дом. Попросила меня переехать к ней.

— Вот это да! Она не ходит вокруг да около, правда? Один Кен по-прежнему дарит мне цветы. Но она немного старовата для тебя, как думаешь?

— Прекрати. Она хочет, чтобы я присмотрела за домом.

— Дорогая, ты уверена? После твоих рассказов об обнаженных дамах на портретах я почему-то в этом сомневаюсь.

Кейт повернулась к столикам — после того как Селия поставила на них все необходимое, они смотрелись очень привлекательно. Не менее привлекательным был и аромат, доносившийся с кухни.

— Как жаль, что у нас нет нормального меню, — пожаловалась Селия, бросив взгляд на Тролля, стоявшего у входа в бар. — Он не считается. Я говорю о человеческом меню, если это подходящее слово.

— В любом случае Тролль никогда не бывает точен, — заметила Кейт. — И приносит клиентам совсем не то, что они заказывали.

Девушки мрачно переглянулись.

— Ну ничего, — весело сказала Селия, — как-нибудь справимся. В любом случае ресторан выглядит гораздо лучше.

— Смотри, вон та пара! — прошептала Кейт, раскрасневшись от возбуждения. — Похоже, они заинтересовались.

Туристы, судя по всему из Скандинавии, в модных очках без оправы, смотрели в их сторону с середины площади — «нейтральной» территории между кафе и рестораном. Кейт и Селия ободряюще улыбнулись. Скандинавы переглянулись, кивнули друг другу и направились в их сторону. Селия радостно подскочила к ним и проводила за самый удобный столик.

— Меню? Да, конечно! — услышала Кейт неестественно бодрый голос Селии. — Я попрошу Бернара рассказать вам, что мы сегодня предлагаем. — Она нервно оглянулась.

Тролль с мрачным лицом подошел к ним. В середине его раздраженного рассказа о том, что могло — или не могло — сегодня появиться из кухни, невозмутимые скандинавы потеряли терпение. Они встали и через площадь направились в кафе «Дела пляс». А Тролль с невозмутимым видом вернулся на свой пост у дверей бара.

Уже потом Кейт подумала, что появление Николь именно в этот момент — самый неудачный, когда на их лицах было написано только что пережитое разочарование, — было неизбежно.

Сегодня бывшая барменша была в образе сексуальной вдовы. Блестящие темные волосы падали на плечи, черный кардиган подчеркивал ее ничем не стесненную грудь — она шла через площадь пружинящей походкой, а короткая юбка черного цвета едва прикрывала ее длинные загорелые ноги.

— Бонжур, Бернар, — тихо и неторопливо промолвила она. Тролль выскочил из-под арки и уставился ей вслед.

— Бонжур, Николь, — хрипло ответил он.

— Я смотрю, благодаря этим двум англичанкам бизнес просто процветает! — Она насмешливо взглянула на девушек.

Тролль пожал плечами. Селия, стоявшая за спиной у Кейт, пришла в ярость.

— Сука! — прошипела она.

Как подобает любой уважающей себя femme fatale[29] Николь сопровождали две девушки — они были ниже ее ростом, полнее и требовались только для того, чтобы оттенять ее красоту. И сейчас она остановилась и прошептала им что-то, прикрыв рот загорелой ладонью. Все трое захихикали. А потом, бросив на Тролля дразнящий взгляд, а на Селию и Кейт — раздраженный, Николь быстро удалилась, раскачиваясь как морской конек.

— В чем ее проблема? — недовольно пробормотала Селия.

— Кто знает… — Кейт подумала, что с их проблемами все равно ничто не сравнится.

Теперь уже стало ясно, что, несмотря на все их старания и стремления, ресторан в отеле «Де тур» за одну ночь изменить невозможно. Чтобы развернуть этот танкер, потребуется нечто большее, чем несколько скатертей в клетку. Им нужны клиенты, а сейчас — чего уж скрывать — все стулья были пусты. И, похоже, уже ничего не изменится.

В конце вечера под бесстрастными взглядами Валлонвертов грустные девушки собирали чистые скатерти и неиспользованные салфетки. Вечер прошел неудачно. После скандинавов за одним из столиков расположилась пара туристов из Германии, но, едва заметив приближавшегося к ним Тролля, они встали и ушли. И потом интерес к еде проявляли лишь комары, и Кейт приходилось постоянно шлепать себя по ногам. Для этих кровососущих насекомых ее светлая северная кожа наверняка была равноценна лучшей фуа-гра. Или овощному супу с базиликом — поэтическому творению повара, которое сейчас пропадало на кухне.

— Нужно время, чтобы о нас начали говорить, — сказала Селия с притворным энтузиазмом, складывая чистые приборы назад в хлебницу. Но Кейт подозревала, что слухи уже начали распространяться. Только не те, которые им были нужны.

— Добрый вечер.

Девушки подняли глаза в ожидании — неужели посетитель? Даже если им придется отказать ему, потому что уже поздно, — это все равно будет положительный результат. Но они увидели лишь хозяина кафе «Де ла пляс». Неторопливо приблизившись к ним, он сочувственно поинтересовался, помогли ли скатерти привлечь больше клиентов.

— Только его нам не хватало, — пробормотала Селия.

— Интерес проявили многие, — громко сообщила Кейт, решительно бросившись на защиту кафе.

— Ах интерес! — злорадствовал хозяин кафе, ковыряя зубочисткой в зубах. — Но это все-таки не клиенты, согласитесь. Между нами говоря, я считаю наиболее полезным тот интерес, который увеличивает мой счет в банке. Спокойной ночи, девушки!



Ворота «Ле Жардин де ла Лаванд» со скрипом распахнулись. Перед Кейт простиралась улица, по обе стороны которой возвышалась высокая живая изгородь, похожая на ту рыхлую субстанцию, в которую члены женской ассоциации Слэкмаклетуэйта, посещавшие курсы по флористике, втыкали гвоздики и хризантемы. «Оазис» — так она называлась. Бабушка удивлялась, почему известные рок-музыканты решили дать своей группе такое же название, но в целом одобряла их выбор. «Возможно, им нравится составлять цветочные композиции, — предположила она. — Должно быть, это очень милые и обходительные молодые люди».

На месте этих изгородей в поселке Хардстоуна росли кипарисы. Погода тоже резко отличалась от английской — сияющее солнце на голубом небе вместо холода и серости. Но во всем остальном, судя по рекламным плакатам, вывешенным за забором, «Ле Жардин де Лавабо» был очень похож на Слэк-Палисэйдс. Дома здесь, как и в Англии, были построены из дешевых материалов и выглядели нелепо. Кирпичные подъездные дорожки, слишком большие окна, огромные гаражи, в которых можно было разместить катамараны, крыши без единой трубы, покрытые отвратительной серой черепицей, и масса флюгеров и каретных фонарей под старину. А еще ужасный едкий запах, накрывший поселок словно покрывалом, — настолько сильный, что у Кейт начали слезиться глаза.

Ей поначалу казалось, что от своего английского собрата этот поселок отличается лишь одним — на лужайках здесь не было видно зияющих провалов. Но, пройдя вперед по центральной улице, от которой под острыми, по-армейски выверенными углами расходились подъездные дорожки, она заметила несколько больших глубоких ям. В темноте на дне виднелись какие-то трубы. Судя по всему, проблемы с канализацией пытались когда-то решить, но безрезультатно. Кейт потрясло, что здесь, как и в Слэк-Палисэйдс, поруганная земля смогла отомстить за себя.

Она направилась дальше, испуганно озираясь по сторонам — не появится ли Марти Сен-Пьер. Но этого страшного толстого дельца нигде не было видно. Впрочем, здесь вообще никого не было. Как и предупреждал Крайтон, поселок пустовал.

Следуя логике Слэк-Палисэйдс, Кейт решила, что самый большой и некрасивый дом с огромным гаражом — именно тот, который она ищет.

Дверь открыла раздраженная маленькая филиппинка в переднике.

— Ты девушка! — с осуждением произнесла она.

— Правильно, — согласилась Кейт.

— Мадам Сен-Пьер ждет мужчина.

— Мужчину? — Об интервью с Мэнди договаривался Крайтон. Может быть, на него что-то нашло и он сказал, что придет сам.

— Мужчина украшать дом! Дизайнер!

— Я пришла, чтобы взять интервью. Я не занимаюсь дизайном! — Похоже, это какое-то недоразумение.

— Мадам Сен-Пьер… в саду, в развалинах! — прокричала филиппинка, махнув рукой налево от дома, и с грохотом захлопнула дверь.

Развалины? Кейт сомневалась, правильно ли она расслышала. Может быть, где-то там есть летний дом, где Мэнди делают массаж, или она занимается тем, чем обычно заняты жены застройщиков в течение дня.

Она направилась в ту сторону, куда показала служанка. Прошла через патио с бетонным полом, заставленное белой пластиковой мебелью, мимо бассейна с ярко-голубым дном и большой глиняной печи, чье выпуклое основание и высокая труба делали ее очень похожей на огромный пенис. Вокруг не было никаких признаков жизни, лишь большой желтый аэратор, напоминавший осьминога, двигался вверх-вниз по бассейну и работал разбрызгиватель воды — быстро вращаясь, он выбрасывал тонкие струи. Кейт почувствовала себя очень неуютно.

Границу патио обозначали кипарисы, посаженные очень близко друг к другу, — деревья напоминали головной убор Сидящего Быка[30] и, как предположила Кейт, должны были скрывать бассейн от любопытных взглядов соседей. Вот только больше в поселке никто не жил.

Между кипарисами была протоптана тропинка. Кейт пошла по ней и словно перенеслась в другой мир. Яркий свет отражался от серебристых листьев. По всему склону расстилался огромный луг. Старые оливы с толстыми, переплетенными стволами, посаженные примерно на одинаковом расстоянии друг от друга, возвышались над некошеной травой, усыпанной желтыми и красными цветами ракитника и маков. Когда-то здесь была оливковая роща.

Кейт почувствовала в воздухе сладкий аромат трав. Это место показалось ей заброшенным и каким-то волшебным. Похоже, поблизости никого не было. Она огляделась по сторонам: ни миссис Сен-Пьер, ни развалин. Кейт уже собиралась вернуться в дом, как вдруг в дальнем конце поля, где оливковых деревьев было особенно много, заметила нечто напоминавшее груду камней.

При ближайшем рассмотрении это оказался небольшой полуразрушенный сарай. В щель между камнями, высеченными вручную и по цвету напоминающими золотистый окрас Лабрадора, проскользнула ящерица. Кейт подумала, что эти камни — даже разбитые и раскрошенные — выглядят намного лучше обычного кирпича, из которого построены «Туалетные сады».

Вход располагался под широкой аркой с потемневшими от времени створками деревянных ворот, в которые в свое время, должно быть, часто въезжали поскрипывающие телеги. Внезапно Кейт почувствовала, что оказалась на другом Лазурном берегу, где все было гораздо проще и спокойнее, как много лет назад. Она знала, что Фабьену здесь понравилось бы.

Кейт вошла внутрь. Там было тенисто и прохладно — лишь солнечные лучи, пробивавшиеся сквозь щели в крыше, сливались на полу в островки света. В центре на неровном земляном полустоял огромный механизм — из тех, что любил изображать на своих карикатурах Хит Робинсон, — большой деревянный столб и рядом круглые камни. «Интересно, что это?» — подумала Кейт. Она подошла поближе, чтобы лучше разглядеть его, и в это время из темноты вылетел камень и упал ей на ногу.

— Ой! — вскрикнула Кейт.

Кто-то ахнул и зашумел в сарае, который от Кейт закрывала полуразрушенная стена.

— Персеус, это ты? — раздался звонкий женский голос.

— Миссис Сен-Пьер?

— Да, кто это?

— Я из «Ривьера газетт». Пришла поговорить с вами о вашем… замечательном доме.

К ней вышла женщина. Кейт понимала, что это миссис Сен-Пьер, вот только она очень отличалась от дамы на террасе отеля «Дю рок». Та красавица была на высоких каблуках, со светлыми прядями в волосах, и на лице у нее краски было больше, чем в косметичке. Сегодня же перед Кейт стояла женщина в мешковатой рубашке, с собранными в хвост волосами, на лице — ни малейшего намека на помаду. Под мышкой она держала какие-то чертежи, а в руках — рулетку.

— Мой замечательный дом? — удивилась Мэнди Сен-Пьер. — И где же он?

— Ну… конечно, в «Ле Жардин де Ла…»…то есть «…де ла Лаванд».

Мэнди скорчила гримасу:

— Ах да, я забыла, что ты должна прийти. Ты ведь из газеты?

Кейт показалось, что она как-то подозрительно на нее посмотрела.

— Именно. Мне поручено написать положительный отзыв, — сказала Кейт и улыбнулась, давая понять, что не слышала ничего, что могло бы представить этот поселок и его владельца в невыгодном свете.

Мэнди уперла руку в бок и шмыгнула носом.

— Только это особо не поможет, — прямо заявила она, — люди не хотят покупать дома в этой сточной канаве, и они абсолютно правы!

Кейт постаралась скрыть удивление и полезла за блокнотом. Она еще в отеле «Дю рок» заметила, что брак супругов Сен-Пьер нельзя назвать идеальным. Но все равно странно, что жена Марти разделяет общее негодование по поводу элитного поселка, который ее муж возвел на Лазурном берегу. Симпатии Кейт к этой женщине усилились.

— Только не надо это записывать. — Мэнди увидела блокнот, и у нее в глазах мелькнул страх. — Марти придет в ярость, если узнает, что я назвала его поселок сточной канавой.

— Не беспокойтесь! — Кейт меньше всего было нужно, чтобы Марти пришел в ярость. Она не так часто встречала мужчин, чья внешность сразу намекала на «медленную мучительную смерть».

— Хотя, судя по запаху вокруг, вряд ли можно назвать его по-другому. Что уж удивляться, что местные прозвали это место «Туалетные сады», а еще «Парк ночных горшков».

Кейт кивнула:

— Да, пахнет достаточно сильно.

— Сильно? Да там нос выворачивает наизнанку! Это единственное место, где не воняет.

Кейт принюхалась. Ей казалось, что она просто привыкла к запаху — хотя он был настолько сильный, что это вряд ли было возможно, — и поэтому не чувствует его.

— Честно говоря, все это моя вина, — раздраженно сказала Мэнди.

— Что именно?

— И вонь, и все это. Марти обвиняет меня в том, что затея с поселком провалилась. — Она убрала прядь светлых волос за маленькое ухо. — Говорит, что это я предложила строить его здесь.

— А это правда?

— Ну, как посмотреть. Несколько лет назад мы путешествовали по Провансу, и я заметила полуразрушенную ферму, которая выглядела очень романтично. Она смотрелась очень мило — камни блестели на солнце, везде были заросли плюща, — и я сказала Марти, что хотела бы здесь жить. И он ее купил.

— Какой молодец! — сказала Кейт, удивившись, что он способен на такие добрые поступки.

— Не совсем. К вечеру ферму сровняли с землей, и возник план построить здесь этот чертов «Парк ночных горшков». Его интересовала только земля.

— Ох!

— А это, — Мэнди погладила разрушенную стену, — все, что осталось оттого милого дома. Вот почему я пытаюсь восстановить здание, хотя Марти против. Считает, что перестраивать старую маслодавильню — пустая трата времени и денег.

Маслодавильня. Так вот почему вокруг так много оливковых деревьев! А сложная конструкция как будто с карикатуры Хита Робинсона, должно быть, механизм, с помощью которого из плодов извлекают масло. Теперь она понимала, почему Мэнди хотела перестроить этот сарай. Он был в ужасном состоянии, но выглядел очень романтично. А природа вокруг — серебристая листва, яркое солнце и цветущий луг, спускавшийся вниз по холму, — создавала настоящую идиллию.

— Мы полностью перестраиваем ее и добавляем несколько комнат. — Лицо Мэнди просветлело.

— «Мы»? Мне показалось, что Марти это не интересует.

— Нет, конечно. Но он сейчас немного… гм… отвлечен. — Мэнди грустно скривила губы, и Кейт подумала о Шампань де Вайн. — Поэтому мы решили воспользоваться моментом и заняться этим домом. «Мы» — это я и мой дизайнер, хотя он не любит, когда его так называют. Говорит, что он творец интерьеров. — Мэнди добродушно усмехнулась.

— Как его имя? — В голове Кейт раздался тревожный сигнал.

— Персеус Чолмонделей-Чатсуорт.

— О! — Она ожидала услышать имя другого человека — капризного дизайнера, друга многих звезд.

— Он потрясающий, — продолжала Мэнди, — дружит со всеми местными знаменитостями. Каждый раз, когда мы встречаемся, оказывается, что он только что сидел за ленчем с Джорджем Майклом. Или пил чай с Джоан Коллинз. Или коктейли с Элтоном Джоном. Мне очень повезло, что он согласился со мной работать. Принцесса Монако Стефания мечтала о такой возможности…

Кейт молча слушала. Насколько она помнила, капризная монакская принцесса в свое время мечтала о многих недостойных. В любом случае список друзей-знаменитостей Персеуса Чолмонделей-Чатсуорта напомнил ей о Марке де Провансе, который заявлял о своей дружбе с Бэкхемами. Похоже, дизайнеры по всему миру хвастались своей близостью к звездам «категории А».

— Интересное имя, — заметила Кейт.

— Да, очень благородное. Он учился в Итоне и Кембридже. А вырос в огромном замке в Дербишире — там триста комнат и обитает множество привидений.

— Серьезно?

На напряженном лице Мэнди появилась широкая улыбка.

— Одно из них живет в унитазе, поэтому вода в нем сливается сама по себе. А когда в семье кто-то должен умереть, она течет постоянно.

— Понятно… — Кейт все сильнее интересовала эта примечательная личность. Она надеялась, что Персеус Чолмонделей-Чатсуорт скоро появится.

— Именно воспоминания о детстве, проведенном в замке, вдохновляют его на работу, — добавила Мэнди. — Большие диваны, позолоченные зеркала, шелковые шторы и все в таком роде… Думаю, здесь это немного не к месту, но мне все равно нравится. Он называет свой стиль высокой модой для интерьеров.

Эти слова снова показались Кейт очень знакомыми. Она с подозрением взглянула на Мэнди.

— А как выглядит этот Персеус? — решила поинтересоваться она. — У него, случайно, не лиловый костюм?



Глава 20



— Лиловый? — Мэнди покачала головой. — Нет, скорее, он выглядит как… ну, я не знаю. Наверное, как Шерлок Холмс. Он очень консервативен в одежде — похоже, англичане любят такой стиль. Да ты сама все увидишь. Вот он идет!

— Эй, на корабле! Миссис Сен-Пьер! — прогудел голос, словно из книги Вудхауза.

Мэнди вышла навстречу гостю, а Кейт выглянула через сломанную дверь. По освещенному солнцем полю шел странный человек. На нем был большой красный галстук-бабочка, ослепительно яркий клетчатый жакет горчичного цвета и подходящие к нему брюки-гольф. Невероятно, но, несмотря на жару и место действия, ансамбль завершал клетчатый шерстяной охотничий шлем с козырьком спереди и сзади.

— Прости, я опоздал, — сообщило видение. — К сожалению, я совсем без сил. Вернулся с вечеринки у Элтона только в два часа ночи.

Чем ближе он подходил, тем больший эффект производил его пиджак. Кейт стояла, в потрясении открыв рот. Неужели это происходит на самом деле? Похоже, именно в этой точке земного шара реальность была понятием относительным.

Видение протянуло руку с печаткой на пальце:

— Персеус Чолмонделей-Чатсуорт. Здравствуйте…

Кейт почувствовала холодок в его голосе. Судя по всему, он ожидал, что его клиентка будет одна, и был недоволен появлением кого-то постороннего. Девушка вглядывалась ему в лицо, но почти ничего не видела — лишь монокль блестел в тени под козырьком шлема.

— Вам не жарко в этой шапке? — поинтересовалась она.

— Совсем нет, — сухо ответил дизайнер, — даже, я бы сказал, прохладно. — Но почему-то его лицо, насколько можно было судить, было залито потом.

— Перри, сними шапку, — уговаривала его Мэнди. — В ней, должно быть, чертовски жарко!

Но дизайнер прикрыл голову рукой.

— Боюсь, это невозможно. Я… гм… у меня вши.

— Вши! — с отвращением воскликнула Мэнди.

— Вот именно, — быстро сказал Персеус. — Я подцепил их от одного из крестников Хью Гранта, когда мы все вместе обедали на днях. Он захотел померить мой шлем. Вы же знаете детей! Маленькие проказники!

Кейт недоверчиво посмотрела на него. Скорее всего он лысый и скрывает это. Мэнди вздохнула и опустила глаза.

— Мне этого никогда не узнать, — с грустью сказала она, — Марти всегда был против детей.

Кейт стало жаль ее. Она взглянула на Чолмонделей-Чатсуорта и заметила, что он сдерживает зевоту. Да уж, вот оно — высшее проявление человеческого сочувствия!

— Ничего страшного, — радостно обратилась к нему Мэнди. — А я как раз рассказывала Кейт о том, какой ты гениальный дизайнер.

Он быстро кивнул.

— Она журналистка, — добавила Мэнди, — и сможет написать о тебе хвалебный материал. Дай ей свою визитку. Ты ведь постоянно твердишь, что хочешь известности. Вот и шанс.

Персеус Чолмонделей-Чатсуорт колебался пару секунд.

— У меня нет визиток.

— Не может быть, — удивилась Мэнди. — Неужели ты уже раздал все своим друзьям-знаменитостям?

— Что-то вроде того.

Кейт неприязненно посмотрела на дизайнера. В блеске его монокля было что-то неприятное.

— По-моему, у меня где-то была одна, — нахмурилась Мэнди и полезла в карман джинсов. Достав небольшую грязную картонную карточку, она протянула ее Кейт.

Визитка оказалась кремового цвета с ярко-зеленой рамкой.

«Персеус Чолмонделей-Чатсуорт, стиль английских замков для шикарных французских дворцов». Прочитав ровные буквы, Кейт едва заметно вздрогнула.

Чолмонделей-Чатсуорт взирал на нее из-под козырька своего шлема. Почему он был настроен так враждебно? Или ей это просто показалось? Но ему вряд ли удастся быстро от нее избавиться. Помимо прочего ей еще нужно было взять интервью.

— Миссис Сен-Пьер как раз рассказывала мне о ваших планах относительно маслодавильни, — сказала Кейт.

— Правда? — Его монокль угрожающе заблестел.

— Довольно. — Мэнди, должно быть, почувствовала возросшее напряжение и широко улыбнулась. — Не знаю, как вам, а мне нужно выпить. Давайте вернемся в «Парк ночных горшков». Думаю, — добавила она, обращаясь к Кейт, — я должна показать тебе все, что нужно для статьи о моем замечательном доме.

Кейт пришла к выводу, что дом Мэнди может понравиться только тому, кто не возражает против безумного смешения стилей. Кухня была похожа на бункер Доктора Но, в спальне хозяина сразу же бросалась в глаза цветная фотография во всю стену в толстой черной раме. Кейт поначалу показалось, что волнистые оранжевые изгибы — это песчаные дюны, но оказалось, что она смотрит на сильно увеличенный снимок обнаженного женского зада. Неужели он принадлежит Мэнди?

Сразу же после экскурсии по дому выяснилось, что хозяйка торопится к парикмахеру. Интервью закончилось. Узнав, что Кейт приехала на автобусе, Мэнди предложила дизайнеру отвезти ее в Сен-Жан.

— Но мне там нечего делать, — резко ответил он.

«Очень грубо, — подумала Кейт, — особенно для того, кто заявляет, что вырос в замке».

— К тому же я должен вернуться на мыс Ферра. Эндрю и Мадлен — Ллойд-Уэббер, естественно, — ждут меня.

— О, не нужно беспокоиться, — начала Кейт. Похоже, она правильно подметила — дизайнер действительно невзлюбил ее с первого взгляда.

— Но это займет у тебя всего несколько минут, — настаивала Мэнди. — Я бы сама отвезла тебя, — добавила она, повернувшись к девушке, — но мой стилист работает в Каннах, а это в противоположной стороне. Поэтому попрощаемся здесь. Было приятно с тобой познакомиться.

— Взаимно. — Кейт искренне улыбнулась.

— Моя машина припаркована с другой стороны забора, — раздраженно сообщил Чолмонделей-Чатсуорт, и они пошли дальше в полной тишине.

— Почему Мэнди поехала к парикмахеру на лимузине? — непринужденно поинтересовалась Кейт, заметив, как большая черная машина с затемненными стеклами выехала с подъездной дорожки, засыпанной гравием. — Для меня это было бы слишком.

Дизайнер многозначительно взглянул на неопрятные, мышиного цвета волосы Кейт.

— Да, — коротко ответил он, — это заметно.

За домом Мэнди был припаркован маленький грязный фургон. Дизайнер едва сдержался, чтобы не затолкать ее внутрь.

— Давай, — проворчал он — в его голосе уже не было аристократических интонаций, — я не могу возиться с тобой целый день.

И фургон с огромной скоростью помчался по дороге. В кабине не оказалось ремня безопасности, поэтому Кейт сидела, ухватившись за ручку двери. Ее тошнило. Когда они повернули и впереди уже показались крыши домов Сен-Жан, дизайнер вдруг громко выругался и резко вывернул руль, чтобы помешать какой-то машине обогнать их, ударившись при этом головой о зеркало заднего вида. Кейт вскрикнула, осознав, что фургон съехал на обочину, резко развернулся и с огромной скоростью полетел в обратном направлении.

— В чем дело? — закричала Кейт, когда деревня скрылась из виду. — Куда мы едем? Ой!..

Чолмонделей-Чатсуорт сыпал проклятиями и, одной рукой держа руль, пытался нащупать шлем, который от удара слетел у него с головы. Кейт поняла, что его нельзя назвать ни лысым, ни лысеющим. Наоборот, короткие жесткие волосы торчали во все стороны. И теперь, наконец-то разглядев его злое, лоснящееся от пота лицо с мелкими чертами, она точно вспомнила, где его видела.

— Это ведь ты?

Теперь он гнал еще быстрее, бросая испуганные взгляды в перекошенное зеркало.

— Я не понимаю, о чем ты говоришь, — зло бросил он.

— Ты ведь не Персеус Чолмонделей-Чатсуорт. Ты Марк де Прованс, верно?

Дизайнер взглянул на нее с презрительной гримасой — такой же, как во время их последнего разговора в Слэк-Палисэйдс. Его глаза сверкали, он оскалился и так же, как тогда, агрессивно выставил вперед челюсть. И хотя он говорил уже не на смешном французском, а на чистом английском языке и внешне напоминал не лиловый первоцвет, а мистера Тоуда, перед ней все равно был Марк де Прованс.

Кейт громко расхохоталась:

— Это же ты! Перестань, я тебя узнала.

— Убирайся из моей машины! Немедленно, черт возьми! — Он резко затормозил, перегнулся через нее и дернул за ручку. Через мгновение раздался глухой удар. Кейт оказалась на обочине, но не ушиблась, а только очень испугалась. Встав и отряхнувшись, она удивилась: неужели Марк де Прованс вытолкнул ее из машины, даже не притормозив? И все из-за того, что она узнала его?

Но теперь у нее появился еще один вопрос. Почему этот модный дизайнер, знаток французских интерьеров, надел охотничий шлем и превратился в Персеуса Чолмонделей-Чатсуорта? И к тому же заговорил с идеальным английским произношением? Кейт несколько минут сидела неподвижно, пытаясь найти ответ, но у нее ничего не вышло.

Она знала точно лишь одно — интуиция ее не подвела. Не нужно было связываться с Сен-Пьерами — даже с безобидной, казалось бы, Мэнди. Она запишет это интервью, сдаст материал и распрощается с газетой. Что бы Крайтон ни говорил!

Скрип тормозов прервал размышления девушки — рядом с ней остановилась машина. Она испуганно подняла глаза и увидела знакомого лысеющего человека.

— Дорогая, что ты здесь делаешь? — широко улыбнулся Кен, сверкнув золотыми зубами. На его крупном красном лице блестели темные круглые очки от солнца. — Загораешь?

Кейт устало посмотрела на него.

— Тебя подвезти? Я еду в «Фолти-турс».

Первым желанием Кейт было отказаться, но солнце палило нещадно, а в машине, похоже, было прохладно. Насколько это вообще возможно в старой арендованной машине с обивкой сидений под джинсовую ткань и надписью на багажнике — «Блу джинс».

— Куда это ты направлялась по такой жаре?

— Просто гуляла. — Кейт не собиралась ничего ему рассказывать.

— Гуляла там? — Кен показал на кусты у обочины.

Господи, до чего он любопытный!

— Да, мне… гм… нужно вдохновение для романа.

Какое-то время они ехали молча.

— Послушай, — Кен повернулся к ней, одной рукой крепко сжимая переключатель скоростей, — по поводу нас с Селией.

— Это не мое дело, — напряженно сказала Кейт — ей был очень неприятен этот разговор.

— Я знаю, что ты не одобряешь, но…

— Кен, мы с ней знакомы совсем недавно… Ас тобой еще меньше. Вряд ли я имею право судить! — Но Кейт прекрасно понимала, что именно этим она и занималась. И решила для себя, что Кен — выдумщик, похожий на Уолтера Митти.[31] И серьезное дело, которое привело его на Ривьеру, — скорее всего, просто поиск людей, которым можно было бы продать тайм-шер. Селия достойна лучшего.

Кен смотрел на нее, поджав губы, и Кейт поняла, что он догадывается, о чем она думает. И когда он заговорил, его голос звучал с сожалением, почти умоляюще.

— Да, я знаю, — сказал он, — но для нее твои слова имеют большое значение. И я надеялся, что мы могли бы… гм… подружиться.

Кейт закрыла глаза. Ее нервы после неожиданного полета из фургона и так были на пределе, а еще этот неприятный разговор с маленьким нелепым англичанином!

— Как я уже сказала, это не мое дело. Вы с Селией — взрослые люди! — Хотя, честно говоря, иногда она в этом сомневалась. Особенно когда они были вместе.

— Как знаешь…

В Сен-Жан они въехали в полном молчании.

— Вот мы и на месте, — холодно произнес Кен, высаживая ее на площади.

— Спасибо.

— И еще я хотел сказать…

— Что? — настороженно спросила Кейт.

— Эта твоя прогулка по кустам… — В его голосе слышался сарказм.

— Что такое? Это место очень вдохновляет.

— Серьезно? Забавная, должно быть, у тебя книга, — хмыкнул Кен. — Там ведь настоящая мусорная свалка.

И он уехал. А Кейт с ненавистью смотрела ему вслед.



Кейт решила переехать в дом графини во второй половине дня. Разложив вещи и быстро протерев везде пыль, она могла бы несколько часов провести на балконе, выходящем в тихий сад, и заняться романом. Кейт чувствовала себя виноватой из-за того, что надолго забросила «Жиголо с севера». С другой стороны, она все-таки собралась и написала бабушке обещанное письмо.

Кейт так и не поняла, как Форель отнеслась к новости о том, что она временно выселяется из номера, — лицо хозяйки гостиницы осталось абсолютно бесстрастным. Так что в итоге девушка поднялась по лестнице, собрала вещи, с грохотом стащила чемодан с лестницы и поставила на мостовую — этого оказалось достаточно, чтобы пять пожилых дам взглянули на нее с еще большим осуждением, чем обычно. Даже бродячие музыканты из Испании, выступающие перед завороженными зрителями в кафе «Дела пляс», резко повернулись, чтобы посмотреть на того, кто помешал им. Кейт даже испугалась, поймав недружелюбные взгляды музыкантов.

Кейт потащила огромный чемодан по площади — до ее нового дома было ярдов двадцать или около того. Не успела она подняться по лестнице, как раздался громкий возмущенный голос хозяина кафе, который требовал, чтобы музыканты немедленно убрались с его территории. После короткого громкого спора они направились через площадь, что-то недовольно обсуждая, и оказались рядом с Кейт, боровшейся с тяжелым чемоданом.

— Давай помогу, — предложил один из них — тот, который был повыше. Он осторожно, словно ребенка, положил гитару и взялся за ручку чемодана. Кейт с благодарностью смотрела, как он, выкатив глаза от напряжения, тащит его вверх по лестнице.

— Что у тебя там? Труп? — поинтересовался он, потирая худую руку, и неожиданно тепло улыбнулся, обнажив редкие зубы.

Улыбнувшись в ответ, Кейт внимательно посмотрела на него: карие водянистые глаза, бледное лицо, стройное поджарое тело. Похоже, у этого бродячего музыканта скудное питание.

— Спасибо.

— Пожалуйста, мадемуазель… — Он отмахнулся от ее робких попыток сунуть ему монеты и вернулся к своему товарищу. Поклонившись и закинув гитары за спину, они направились прочь.

Кейт вошла в дом и тихо закрыла за собой дверь. В холле, залитом фиолетовым светом, стояла абсолютная тишина — шум, разговоры и солнечный свет остались на улице. Даже чемодан неслышно скользил по деревянному полу — создавалось впечатление, что современная спокойная обстановка дома поглощала шум.

Кейт с сомнением взглянула на стеклянную лестницу. Шансы затащить наверх вещи, не испортив ступени и без ущерба для себя, казались довольно призрачными. Но чемодан вполне можно было оставить в холле. Вряд ли это оскорбит чьи-то чувства — ведь графиня уехала и оставила дом в ее полном распоряжении.

Кейт прислушалась. Что это было? Какое-то движение наверху? Тишина звенела в ушах.

Девушка испуганно оглянулась на картины. С белых стен холла на нее смотрело множество глаз. Узкие, подчеркнуто большие или всего один, как у Циклопа, — они выражали всю гамму эмоций: от любопытства до вызова, от недовольства до явной агрессии. Кейт попыталась взять себя в руки. Это просто картины. Она ведет себя глупо. А что касается шума наверху, то это была всего лишь белка, пробежавшая по крыше, или кошка, или еще что-нибудь…

Сегодня она совсем выбилась из сил: напряженное утро, потом незапланированный полет из фургона. Ей нужно отдохнуть, полежать на гигантской белой кровати в гостевой спальне — ее спальне на ближайшие несколько дней. А теплый ветерок из сада быстро убаюкал бы ее.

В спальне она подошла к французскому окну, чтобы открыть его, и тут же почувствовала, как по спине пробежал холодок. Кейт резко обернулась к двери, но там никого не было.

Она отнесла старую косметичку в ванную и обнаружила там большие, толстые и, судя по всему, новые полотенца, а на краю ванны кусок мыла с восхитительным запахом цветущего апельсинового дерева. Кейт изучающе уставилась на свое отражение в зеркале. Кожа на лице все-таки начала шелушиться, хотя она старательно наносила крем. Девушка вздохнула. Похоже, она зря надеялась на красивый загар!

А потом снова раздался какой-то звук. Кейт услышала скрип и шаги прямо у себя над головой. Затаив дыхание, она посмотрела на свое испуганное отражение в зеркале. В этот раз ошибки быть не могло. Наверху, на четвертом этаже, залитом фиолетовым светом, куда ей со шваброй еще предстояло добраться… был кто-то… или что-то.

Неужели грабитель? Какой-нибудь обычный воришка, который видел, что графиня уехала, и решил воспользоваться удобным моментом? У Кейт колотилось сердце, его шум громко отдавался в ушах. Каждая клеточка ее тела рвалась поскорее убежать из дома. Но графиня доверила ей дом и свои любимые картины. Выбора не оставалось — нужно пойти и выяснить, в чем дело.

На верхней лестничной площадке оказалась самая обычная белая дверь. Кейт приложила к ней ухо и прислушалась. Сначала она слышала лишь стук собственного сердца. А потом… да, раздался какой-то странный скребущий звук. Кто-то затачивает когти? Или нож?

Кейт трясущейся рукой взялась за ручку двери. Неожиданность — вот ее оружие. Нужно быстро заглянуть внутрь, застигнув врасплох любого, кто бы там ни находился, а потом быстро сбежать по лестнице и поднять тревогу. И, внезапно набравшись решимости, она открыла дверь.

Сначала Кейт ослепил яркий свет — он бил из окон, которые занимали практически всю стену. А потом она увидела мужчину, стоявшего в центре комнаты. Он был в бледно-голубой рубашке, которая великолепно смотрелась на фоне его темного загара, и улыбался ей так, словно в его присутствии или в ее внезапном появлении не было ничего необычного. — Фабьен!



Глава 21



— Ты не знала, что я здесь? — Он отступил от мольберта и удивленно уставился на нее. — Разве Одиль не говорила, что я иногда здесь пишу?

— Одиль?

— Графиня д\'Артуби, — пояснил он с улыбкой и, положив кисть, испачканную розовой краской, вытер руки грязной тряпкой.

Одиль. Кейт несколько удивила такая фамильярность.

— Нет, не говорила… — Она почувствовала, как кровь приливает к шелушащимся щекам. — Хотя, может быть, и собиралась, но ей приходилось постоянно спускаться вниз и отвечать на телефонные звонки. Но она сказала, что узнала о том, что мне нужна работа, от одного друга. Не от тебя, случайно?

— Да, я упомянул об этом. Она говорила, что ей требуется помощь по дому, и я подумал, что ты как раз подойдешь.

— Я и не подозревала, что вы знакомы.

— Да, она ведь любит искусство, как ты, наверное, уже догадалась. И поддерживает меня. — Он хлопнул в ладоши, широко развел руки и поклонился: — Что ж, раз уж ты здесь, пойдем, я покажу тебе мою студию.

Из окна, как и с ее балкона, открывался вид на сад и крыши домов. Во всем остальном просторная светлая мансарда резко отличалась от всех остальных помещений старого дома.

Она была невероятно захламлена. Повсюду валялись кучи разных предметов, заваленных сверху чем-то еще. Рядом со стеной, когда-то чистой, а сейчас заляпанной краской, стоял рабочий стол Фабьена с грудами журналов, газет, шляп и ручек. Также на нем лежал пластмассовый — хотелось бы надеяться — череп и несколько крупных кристаллов, покрытых слоем пыли. Стульев в студии не было. Похоже, Фабьен не собирался превращать ее в гостиную.

— Какой здесь беспорядок! — заметила Кейт.

Фабьен пожал плечами:

— У художников всегда так. — Он оглядел комнату. — Конечно, это плохо, но ничего не поделаешь… — Взяв череп, он перебросил его с руки на руку и добавил: — Вот так вот, бедный Гораций!

— Йорик, — поправила его Кейт. Конечно, не стоило ожидать от француза, даже такого образованного, как Фабьен, что он знает Шекспира.

Он удивленно посмотрел на нее:

— Я знаю. Просто этого я зову Гораций.

На полу под столами валялись грязные тряпки. Кейт подумала, что он, наверное, вытирает о них кисти, но вдруг увидела там красную рубашку, которая была на Фабьене, когда они встретились в кафе.

— Там у тебя гардероб?

Он улыбнулся:

— Да, храню там кое-что из одежды. Ты же видишь, здесь не убрано.

Еще в студии стояла скульптура из папье-маше — изящная женская фигура с яблоком в одной руке и чем-то типа грелки в другой. На полу в ужасном беспорядке валялись велосипедные рули, рулоны холста и сломанная деревянная статуя неизвестного святого. У противоположной стены стояла низкая кушетка, покрытая измятой грязно-белой простыней.

— Да, — согласился Фабьен, проследив за ее взглядом. — Ее не мешало бы постирать. Да и не только ее… В первую очередь мои волосы.

Вся голова Фабьена была измазана фиолетовой краской. Кейт сразу же вспомнила Дарреиа и подумала, насколько далеко он продвинулся в своем стремлении покорить мир. Наверняка у младшего репортера все шло как по маслу.

Судя по всему, Фабьен не пользовался палитрой и смешивал краски на всем, что попадало под руку: тарелках, полиэтиленовых пакетах, обрывках старых газет. Пыльные огарки свечей на полу и на мебели указывали на то, что иногда он работает по ночам. На заляпанном краской буфете — или, вернее, на том, что от него осталось, — стоял целый лес кистей в банках.

Кейт заметила сваленные в кучу холсты у стены и устремилась к ним. На одном, еще не законченном, был изображен петух. Ее привело в восхищение, как всего несколькими яркими мазками Фабьену удалось передать характер этой тщеславной домашней птицы. На картине не было ни солнца, ни птичника, и все же Кейт ощутила жизнерадостный хаос, царящий на ферме.

— Посмотри, над чем я сейчас работаю.

Он взял ее за руку — абсолютно спокойно, без стеснения и церемоний — и повел к мольберту, перед которым стоял, когда она вошла.

— Узнаешь?

Кейт увидела наброски портрета какой-то пары — судя по всему, состоятельной, с легким налетом порочности и тайны. И тут Кейт узнала узкие глаза мужчины, его оценивающий взгляд и розовое платье девушки. Это была боснийская поп-звезда и ее пожилой поклонник.

— Просто потрясающе, — тихо выдохнула Кейт. — Как же это здорово — уметь рисовать!

— Но сочинительство во многом похоже на живопись, — сказал Фабьен. — Ведь нас тоже интересует форма, размер и баланс. Ты должна создавать историю так же, как я картину. И точно так же необходимо противопоставлять светлое и темное. Только ты используешь не краски, а слова, придумываешь героев и пишешь о добре и зле, о смешном и грустном.