Несмотря на это предупреждение, Ризберг снова совершил погружение через два дня и был вознагражден. Он наконец нашел ценный груз, так же как и бронзового истукана, у ног которого валялись человеческие останки. Вот что дальше пишет наш герой: «Вдруг у меня появилось странное и неприятное ощущение, будто рядом со мной кто-то есть. Это чувство было таким сильным, что я начал крутиться вокруг себя, освещая толщу воды фонарем. И вдруг… Бог мои! Из-за неясных контуров бронзовой статуи перед моими глазами выросла гигантская фигура. Разглядев ее сквозь толщу воды, я содрогнулся. Поднявшись во весь свои рост, заполнив полностью проем двери… и закрыв мне путь к отступлению, передо мною стояло существо из видения наркомана, накурившегося гашиша, или бреда сумасшедшего! Мерзкое, покрытое бородавками тело медленно раскачивалось из стороны в сторону, постоянно подергиваясь и закручиваясь. Диаметр монстра был около пятнадцати футов (4,5 метра), а его бочкообразного массивного тела около четырех футов (1,2 метра). Длинные липкие щупальца были усеяны сотнями присосок размером с блюдце. Наверное, он явился из самой преисподней. Окраска его медленно менялась, переходя от бурого и грязно-желтого оттенка через светло-коричневый в серый и почти белый. Демонические глаза этого вампира, казалось, следили за каждым моим движением».
«Это было ужасно!» — признавался наш искатель сокровищ, и нет никаких оснований ему не верить.
Началась жестокая схватка, во время которой Ризбергу удалось по очереди отрезать своим ножом три щупальца монстра. По правде говоря, кажется странным — сам водолаз подчеркивал «дьявольское коварство» своего противника—тот факт, что спрут пытался атаковать человека только одной «рукой», как фехтовальщик, а ведь ему не составило бы труда действовать сразу восемью! Но в момент, когда чудовище наконец решило действовать, как нормальный осьминог, и решить судьбу нашего подводного Тарзана, тому удалось вонзить стальной клинок в «единственно незащищенное место на теле спрута, в шейную вену (sic).
Но перед тем как испустить дух, монстр нашел в себе силы хорошенько встряхнуть своего противника, как детскую погремушку, разорвать на нем скафандр и поранить кожу. Истекающий кровью и задыхающийся Ризберг потерял сознание, не забыв перед тем подумать об акулах, которых мог привлечь запах его крови. Сознание вернулось к нему в декомпрессионной камере корабля. Товарищ Ризберга, обеспокоенный долгим его отсутствием, послал к нему двух местных ныряльщиков. Они освободили его из объятий мертвого монстра и подняли на поверхность. При этом они зажимали дыры на скафандре, из которого выходил воздух, и отрезали пеньковый канат, привязанный к затонувшему кораблю».
Эти довольно сложные действия, выполненные простыми ныряльщиками на глубине 64 метра, не удостоились никакого особого комментария со стороны Ризберга. А это, пожалуй, самый впечатляющий эпизод, настолько выходящий за рамки возможного, что напрашивается вопрос: а не является ли весь рассказ, к тому же переполненный подозрительными деталями, только чередой лжи или похвальбы.
Но, впрочем, не важно. Мы не искали здесь свидетельств об образе жизни осьминогов или их отношений с человеком. Мы пытались передать атмосферу, в которой развиваются эти отношения. Если мало кто подвергает сомнению правдивость этого рассказа, то только потому, что он почти классический: кто усомнится в том, что нормально, обычно? Этот случай характерен для литературы, описывающей подводные приключения, и чудесно отражает общепринятое представление о том существе, которое англичане иногда образно называют devil-fich, рыба-дьявол.
Невероятный спрут «Тружеников моря»
В современной мифологии гигантский спрут, хранитель затонувших сокровищ, занял место средневекового дракона.
И только две книги несут ответственность за этот его ужасный образ подводного монстра: «Труженики моря» Виктора Гюго (1802—1885) и «Двадцать тысяч лье под водой» Жюля Верна (1828—1905) Именно из этих произведений человек с улицы черпает свои сведения об анатомии и поведении головоногих (Cephalopodes)
Они заслуживают того, чтобы остановиться на них подробнее! Одно принадлежит перу выдающегося поэта и писателя, неумеренная любовь которого к пафосу часто приводит к наихудшим измышлениям. Другое написано человеком, очаровавшим всех нас в детстве необычными приключениями, но научная компетентность его была, честно говоря, не более, чем иллюзией. А публика — и это естественно — охотнее читает романы, чем научные статьи, которые к тому же часто написаны малопонятным языком. Первая из книг знакомит нас с коварным и злобным характером спрутов, вторая дает представление о размерах, которых может достигать этот представитель подводного мира. И все же трудно найти более скверный источник знаний.
Бросим короткий взгляд сначала на первый из этих бессмертных шедевров. Знаменитая схватка бравого рыбака Жильята со спрутом, которой Гюго посвятил целых три главы «Тружеников», пожалуй, один из ярких образцов «литературы» в самом неприглядном смысле этого слова.
Но стряхнем с себя оцепенение, вернемся на землю и попытаемся проанализировать с холодной головой то, что поэт-иллюзионист нам порассказал.
«Чтобы поверить в существование спрута, надо его увидеть», — пишет Гюго. Чтобы поверить в то, что он нам описал, лучше никогда не видеть ни одного из них.
Однако автор «Отверженных» преподает нам настоящий урок естественной истории, и по ходу его он не колеблясь, чтобы подчеркнуть всю серьезность своих слов, цитирует естествоиспытателей — Сент-Винсента и Дени Монфора, критикует Бюффона и соглашается с Ламарком.
Вступление бесподобно захватывающе: «В сравнении со спрутом гидры античных миров вызывают улыбку. Порою невольно приходишь к мысли: неуловимое, реющее в наших сновидениях, встречается в области возможного с магнитами, к которым притягивается, и тогда оно приобретает очертания, — вот эти сгустки сна и становятся живыми существами. Неведомому дано творить чудеса, и оно пользуется этим, чтобы создавать чудовищ. Орфеи, Гомер и Гесиод смогли создать лишь химеру; Бог сотворил спрута.
Если Богу угодно, он даже гнусное доводит до совершенства.
Вопрос о причине этого его желания повергает в ужас религиозного мыслителя.
Если есть идеал во всем, если цель — создать идеал ужасающего, то спрут — шедевр».
Если вы еще не загипнотизированы, следует длинное нагромождение предложений, долженствующих показать огромную эрудицию автора в области зоологии, в действительности открывающих его полное незнание анатомии осьминогов. Вот несколько подобных образцов: «…кобра издает свист, спрут нем <…>; у ревуна цепкий хвост, у спрута хвоста нет <…>; у вампира когтистые крылья, у спрута крыльев нет <…>; у ската электрический разряд, у спрута электрического разряда нет <…>; у гадюки есть яд, у спрута яда нет; у ягнят-ника есть клюв, у спрута клюва нет» и т. п…
Если Гюго не знает, что у спрута есть яд, то можно только сожалеть: этот факт был экспериментально установлен еще в XVIII веке. Уже давно никого не удивляло, что осьминог может побеждать врагов, размеры которых во много раз превышают его собственные, более сильных и лучше вооруженных. Однажды смотритель неаполитанского аквариума Ло Бьянко с удивлением наблюдал, как осьминог на расстоянии парализует крабов и лангустов, помещенных с ним в одну ванну. Не гипнотизирует ли моллюск своих жертв? Это объяснение, конечно, могло бы соблазнить романтический ум, но не удовлетворить ученого. В том же аквариуме Краусс и Бальони нашли ключ к решению этой тайны. После тщательных наблюдений было выяснено, что, нападая на свою жертву, осьминог начинал всегда с того, что подтягивал ее ко рту на некоторое расстояние, как гурман, вдыхающий запах изысканного блюда. Если в этот момент отобрать у него добычу, жертва все равно через некоторое время погибнет, не имея никаких видимых повреждений. Очевидно, она была отравлена! Заинтригованный Краусс выделил вещество из слюнных желез на языке осьминога и без труда выяснил, что оно обладает ядовитыми свойствами. Помещенная в воду аквариума, слюна парализовала всех животных, которые там находились; введенная кролику, она убила и его.
Жертва осьминога-младенца
Сегодня известно, что яд некоторых видов осьминогов опасен даже для человека. В 1947 году Дону Симпсону, отлавливавшему живых осьминогов для Стенфордского аквариума в Сан-Франциско, пришла в голову роковая идея сфотографироваться с детенышем моллюска вида Paroctopus apollyon в руках. Маленький демон, пока его «похититель» принимал позы перед аппаратом, укусил его за руку. Рама начала обильно кровоточить. Через несколько минут Симпсон почувствовал сильное жжение, а к ночи рука распухла так, что невозможно было двигать пальцами. Опухоль спала только через месяц.
В другом случае человек, который ловил осьминогов возле коралловых островов на Гавайях, был укушен в ладонь одним из своих пленников. Потом два дня он не мог встать с постели. Кожа воспалилась и горела вокруг двух маленьких дырочек, обозначавших место прикосновения острого клюва головоногого.
Брюс Хальстед и Стилман Берри провели в США тщательное изучение шести подобных случаев. Вот их выводы:
«Симптомы выражаются в острой боли в самый момент укуса (описываемой как укус пчелы). чувством жжения, „дергающей“ болью, по краснением кожи, опуханием места укуса и, в некоторых случаях, неестественно обильным кровотечением. Симптомы варьируют в зависимости от размеров и вида моллюска и от количества яда, попавшего в рану. Укус осьминога похож на легкий укол и кажется относительно неопасным, когда его наносят небольшие особи, с которыми обычно имеет дело человек».
Но не всегда так легко заканчивается дело. 18 сентября 1954 года молодой подводный охотник по имени Кирк Холланд занимался своим любимым делом у побережья Австралии, недалеко от Дарвина. С ним был его друг Джон Бейли. Уже возвращаясь на берег, Джон заметил «голубого осьминога» 15 сантиметров в диаметре, плававшего рядом с ним. Ловко поймав его, он пустил пленника ползать по своим плечам и рукам. Затем ради шутки он бросил моллюска на спину своему другу. Животное прилепилось на несколько мгновений к спине человека у основания шеи, а затем упало в воду. Уже на берегу Холланд стал жаловаться на сухость во рту и боль в горле при глотании. Он ничего не говорил об укусе, но Джон заметил небольшую капельку крови, выступившую в том месте, где осьминог сидел на спине. Вскоре у молодого человека началась рвота и головокружение, он упал на песок в прострации. Байли поспешил отвезти его на машине в госпиталь Дарвина. В пути Кирк потерял сознание. На пороге больницы он уже посинел и перестал дышать. Несмотря на вмешательство врачей, через два часа после укуса Холланд умер.
Следует сказать, что осьминоги наших морей обычно не кусаются, если человек берет их в руки. И даже если это происходит, укус не очень ядовит.
Омерзительная анатомия
Когда Виктор Гюго утверждает, что у осьминога нет клюва, он совершает гораздо более грубую ошибку, чем когда отказывает ему в ядовитости. И этому нет ни малейшего извинения. Достаточно прогуляться на рыбный рынок, чтобы убедиться в обратном.
Все головоногие имеют в месте, где сходятся их руки-ноги, изогнутый, как у попугая, только вверх, клюв. Это острое и мощное оружие, способное легко кромсать кожу врагов, превращая ее в лохмотья, и даже раздавливать твердые панцири ракообразных. В спокойном состоянии клюв спрятан в складках тела и почти не заметен, но от этого он никуда не исчезает.
Наш писатель к тому же имеет особое мнение о манере питания осьминогов. По Гюго, они просто выпивают кровь из своих жертв с помощью присосок!
«Нет тисков, равных по силе объятиям осьминога.
На вас нападает пневматический насос. Вы имеете дело с пустотой, вооруженной щупальцами. Ни вонзающихся когтей, ни вонзающихся клыков; одно лишь невыразимое ощущение рассекаемой кожи. Укус страшен, но не так, как высасывание. Коготь — ничто по сравнению с присоской. Коготь — это зверь, врывающийся в ваше тело; присоска — это вы сами входите в зверя. Ваши мускулы вздуваются, ваши жилы скручиваются, кожа лопается под мерзкими присосками; кровь брызжет и смешивается с отвратительной лимфой моллюска. Эта тварь проникает к вам тысячью гнусных ртов; гидра врастает в человека; человек сливается с гидрой. Вы становитесь одним целым. Этот кошмар проникает в вас. Тигр может вас только сожрать; спрут — о ужас! — высасывает вас. Он вас притягивает к себе, втягивает в себя, и вы, связанный, склеенный этой живой слизью, беспомощный, вы чувствуете, как медленно переливаетесь в этот страшный мешок.
Ужасно быть съеденным заживо, но невыразимо ужасней — быть заживо выпитым».
Кроме этих тысяч сосущих ртов, Гюго наделяет своего спрута еще одним, но каким! Он еще более «омерзителен», чем тысяча других: «В центре чудовища зияло единственное отверстие. Что это — пасть? А может быть, анус? И то и другое! Одно и то же отверстие выполняет две функции, входа и выхода».
У бедного монстра, вероятно, было довольно смрадное дыхание.
В действительности у всех моллюсков, в том числе и головоногих, только не литературных, а реальных, анальное отверстие всегда четко отделено от ротового. И этот факт был известен еще Аристотелю. Так, у осьминогов ротовое отверстие расположено в месте, где сходятся его щупальца, а анальное — открывается под «мантию». Между мантией и телом образуется полость, нечто вроде мешка, сообщающаяся с внешней средой через поперечную щель. С другой стороны, эта полость открывается наружу сифоном, называемым еще «соплом». Ниже станет понятно почему.
Вода свободно проникает в этот мешок через поперечную щель и омывает выходящие туда же жабры, питая их кислородом. Эта циркуляция воды используется осьминогом не только для дыхания. Когда ему надоедает ползать по дну и появляется желание свободно поплавать, моллюск плотно прижимает мантию к телу, закрывая поперечную щель, а затем резким сокращением мышц тела выталкивает воду через сифон-сопло. Так как сифон направлен туда же, куда и ноги, осьминог получает импульс движения назад. Повторяя этот цикл, он и двигается, как бы скачками, с помощью настоящего реактивного двигателя. Если ему понадобится двигаться вперед щупальцами, например, чтобы схватить добычу, он направляет сопло назад. Но, по правде говоря, это происходит лишь в исключительных случаях. Однако существует один очень редкий вид осьминогов— амбрелла (Opistoteuthis), у которого сопло обычно направлено именно назад. Это единственный головоногии, для которого плавание вперед является совершенно нормальным состоянием.
Продукты выделения, попадающие в полость под мантию, также вымываются наружу через сифон. А измышления Виктора Гюго по этому поводу являются чистой воды клеветой.
Битва Жильята со спрутом
Мы уже говорили, что тело осьминога похоже на мешок. Следует уточнить, что оно состоит как бы из двух частей, очень неравных размеров. Одна часть, большая, это собственно тело, другая — мантия. В туловище располагаются основные жизненно важные органы: печень, почки, сложная система кровообращения с сердцем, венами и артериями, половые железы, жабры. Последние можно увидеть, вывернув «наизнанку» мантию. Кстати, именно так поступают рыбаки, когда хотят лишить осьминога сил: очевидно, прямое действие атмосферного воздуха приводит к удушью и к более или менее скорой смерти.
Впрочем, вернемся к описанию спрута в романе Гюго:
«У него нет ни костей, ни крови, ни плоти. Он дряблый. Он полый. Это лишь оболочка. Его восемь щупалец можно вывернуть наизнанку, как пальцы перчатки».
У читателя может возникнуть вопрос, что же за удовольствие получают гурманы, если до небес превозносят кулинарные прелести этой пустоты? Бог мой! Внезапно осеняет читателя. Да, наверное, спрут, с которым столкнулся Жильят в таинственной пещере, не что иное, как резиновая надувная игрушка, наподобие тех, что продают на базарах для забавы детишкам во время купания. И читатель успокаивается, понимая, что отважный нормандский рыбак справится с этим «монстром» одним уколом булавки… ан нет. Мы становимся свидетелями настоящего сражения. Наш герой, находясь по пояс в воде, оказывается вдруг в крепких объятиях пневматического монстра, пять щупалец которого, с 50 присосками каждое, душат его, сжимают, лишая свободы движения. На самом деле у осьминога на каждой руке около 240 присосок, то есть всего почти 2000. Спрут из «Тружеников», очевидно, какой-то особенный экземпляр!
«В тело Жильята впивались двести пятьдесят присосок. Его охватило чувство ужаса и отвращения. Быть стиснутым в исполинском кулаке и ощущать, как эластичные, гибкие пальцы, длиной один метр каждый, сплошь покрытые живыми пузырьками, впиваются в вашу плоть».
Что делать? У Жильята в руке нож, но может ли это оружие помочь ему чем-нибудь?
«Он бьет ножом по щупальцам спрута. Но стальное лезвие лишь скользит по поверхности. К тому же их петли прилегают к телу так плотно, что, разрезая их, вы режете по своему телу».
Как видно из процитированного отрывка, осьминоги во времена Гюго не были такими мягкими, как в наши дни. К счастью, узнаем мы с облегчением, у спрута все же было слабое место, которое было известно Жильяту. Мы узнаем, что главное — дождаться нужного момента — «мгновения, когда спрут вытянет вперед голову. Один краткий миг. Кто упустит его, тот погиб». Человеку надо поймать его, и тогда… «Это как схватка двух молний. Жильят погрузил клинок своего ножа в липкий плоский ком слизи и одним круговым движением — так свивается бич при ударе — очертил им оба глаза. Он вырвал голову, как вырывают зуб».
Трудно сказать, откуда у Виктора Гюго появился секрет этого впечатляющего «приема», но стоило бы посоветовать тем, кто окажется в положении бедняги Жильята, не терять времени зря на его применение на практике. Лучше воспользоваться менее сложной техникой борьбы. Если верить известному специалисту по морской фауне Е. Буланже, «достаточно сильно сжать тело осьминога между головой и туловищем», чтобы он ослабил хватку. Правда, сомневаемся, что это всегда удастся. Надежнее просто вонзить нож между глаз твари. В этом случае будет поражен мозг и наступит мгновенная смерть и, следовательно, освобождение. Не имея острого предмета, можно, как это иногда делают полинезийские ныряльщики, укусить его со всей силы в то же место. Подобное действие, конечно, может показаться отвратительным, но в критической для жизни ситуации не время поддаваться чувству брезгливости. Но нужно предупредить, что этот прием не так уж прост в исполнении.
Источник информации Гюго
Читатель вправе спросить, где же Виктор Гюго мог получить свои знания об анатомии осьминогов и их поведении?
В то время, когда писались «Труженики моря» — роман был опубликован в 1866\'году, — в распоряжении писателя могло быть множество блистательных научных работ о головоногих. Даже не обращаясь к работам узких специалистов, папаша Гюго мог бы с большой пользой для себя заглянуть в «Энциклопедию естественной истории» доктора Шену, том, посвященный моллюскам (1858), или перелистать научно-популярный труд «Мир моря», вышедший в 1865 году, как раз в момент написания «Тружеников моря».
Но многим авторитетным работам Виктор Гюго, по-видимому, предпочел другой источник, немного странный для этого случая. Это книга Жю-ля Мишле, профессора Коллеж де Франс, поменявшего вдруг столбовую дорогу истории Франции на извилистые тропинки естественных наук. В результате этого приключения историка на свет появилось несколько книг, которые можно охарактеризовать в лучшем случае как «забавные». Именно в одной из них, «Море» (1861), Виктор Гюго и почерпнул, вероятно, основные сведения о спрутах.
Только репутация убийцы, словно сошедшая со страниц черных романов Джеймса Хадли Чейза, могла заставить Гюго предположить, что спрут — это «сам сатана», «ужасный сфинкс, несущий ужасную загадку. Загадку Зла».
Борьба науки с писателем
Не удовлетворившись наделением спрута причудливой анатомией, совершенно невозможным с биологической точки зрения строением, Гюго еще и осыпает его, по примеру Мишле, самыми последними оскорблениями. Он обзывает несчастное животное злым, коварным, предателем, затем более изысканно — «каплей клея, замешанной на ненависти», «проклятым созданием» и «болезнью, доведенной до чудовищности».
Можно было бы быть и повежливее. Сразу после выхода в свет «Тружеников моря» в 1866 году знаменитый малаколог (специалист по головоногим) того времени Генри Кросс выступил на защиту бедных, несправедливо опороченных головоногих и, в свою очередь, выдвинул несколько претензий месье Гюго, но в гораздо более вежливой форме.
Указав сразу на некоторые самые очевидные глупости, ученый подробно разобрал содержание, как он выразился, «любопытной главы».
«Не хватало еще этим несчастным животным потерять репутацию и доброе имя по вине современной художественной литературы», — справедливо негодовал Кросс.
Прошли годы, и опасения Кросса полностью подтвердились. За исключением специалистов, кто зияет паботы самых выдающихся малакологов? Кто в наши дни еще читает Жоржа Кювье или Ричарда Оуэна? Но еще со школьной скамьи все, затаив дыхание, следят за незабываемой битвой Жильята с гуттаперчевым спрутом, которым овладел дьявол.
Спрут менее агрессивен, чем тыква?
Столетие легионы романистов, журналистов и кинематографистов черпали свое вдохновение из бессмертных страниц «Тружеников моря», окончательно разрушая репутацию осьминога. Правды ради надо сказать, что задолго до Гюго спрут не считался таким уж мирным существом. Еще Плиний Старший говорил, что для пловца или ныряльщика нет смерти ужасней, чем в объятиях спрута. В эпоху Возрождения Рондоле также считал, что щупальца спрута способны привести человека к смерти быстрее всех остальных подводных обитателей. И Кювье, пожалуй, успешнее всех развенчивавший легенды и мифы, безропотно соглашался с подобным утверждением и повторял вслед за другими, что восемь страшных рук спрута представляют опасность не только для животных, но и для человека.
Как видно, человека рассматривали лишь как одну из жертв, среди множества других, кровожадного моллюска. Рассказывали, как осьминог схватил и утащил под воду орла. Утверждали, что спрут способен победить, если представится случай, самого льва. Но Гюго первым из писателей превратил осьминога в существо, снедаемое особой ненавистью именно к человеческому роду и озабоченного только одним: как удовлетворить этот убийственный инстинкт. Он представил его почти родовым врагом человека. Отныне, спускаясь в царство Нептуна, человек должен был обязательно выдержать бой с этим неумолимым стражем глубин.
Реакция на такое преувеличение была, как и следовало ожидать, также преувеличенной. Так, американский специалист по осьминогам, профессор университета Майами Стефан Риге Уильямс, любил говорить, что крестьянин на своем поле рискует больше при встрече с тыквой, чем ныряльщик с осьминогом. Этот каламбур и сейчас выражает очень распространенное мнение по этому вопросу. В своей работе «История глупостей в естествознании» профессор Берген Эванс предоставил место и рассказам об агрессивности спрутов. По его мнению, «спрут одно из самых безобидных для человека созданий».
Если посмотреть на осьминога со стороны, он действительно кажется существом застенчивым, даже пугливым. Его мягкое голое тело придает ему уязвимый вид, становится понятно, что при приближении врага ему чаще всего приходится спасаться бегством, прячась в расщелинах скал и под камнями. Все в нем выдает желание скрыться, стать незаметным. Искусство маскировки доведено у него до совершенства. Ловкость и скорость, с которыми он меняет цвет и окраску своего тела, намного выше, чем у знаменитого хамелеона. А если этого недостаточно, осьминог в случае крайней опасности может стать почти прозрачным и вдобавок выбросить из сифона чернильное облако.
Долгое время считалось, что этот маневр имеет своей целью только ослепить на некоторое время врага и дать возможность осьминогу скрыться или, как утверждали раньше, напасть на жертву, буквально половить рыбку в мутной воде. Некоторые головоногие, живущие на больших глубинах, куда не проникает солнечный свет, выбрасывают фосфоресцирующее облако, свечение которого ослепляет противника с не меньшей эффективностью, чем чернила.
Но, похоже, чернильное облако осьминогов и его собратьев играет и другую роль, возможно, даже более важную. Это экспериментально установил директор морской станции в Калифорнии Мак-Джиниси. Он поместил в один аквариум осьминога и мурену, острые зубы и кровожадность которой хорошо известны. Сначала мурена жадно бросилась на поиски осьминога, желая, по-видимому, побыстрее свести с ним счеты. Перед смертельной опасностью несчастный моллюск перебрал буквально все цвета радуги. Когда противники, наконец, оказались нос к носу на расстоянии полуметра, испуганный до смерти осьминог выбросил чернильное облако, и в аквариуме наступила ночь. До сих пор все шло как обычно. Но мало-помалу черное облако рассеялось, и оказалось, что мурена перестала замечать присутствие осьминога: она его больше не узнавала, даже когда он почти касался ее носа. Ее обоняние было парализовано и оставалось в таком состоянии час или два!
Следовательно, чернильное облако не только оптический защитный экран, но и нечто вроде химической бомбы.
Таким образом, вооруженный разнообразными средствами маскировки, осьминог, похоже, прежде всего готовится к обороне, что на первый взгляд не согласуется с его репутацией агрессора.
Неужели наш бука оказался трусом? Во всяком случае, в своей классической работе «Моллюски Средиземного моря» (1851) Жан-Батист Верами не скрывал своего презрения к этому наводившему на моряков страх монстру. «Неприятное чувство от прикосновения присосок к телу, змееподобные движения щупалец и уродливый вид вызвали преувеличенное представление о вредоносности спрута. На самом деле он глуп и не способен причинить ни малейшего вреда», — писал он.
Поворот на 180 градусов! В 1879 году профессор Эдиссон Верилл из университета Коннектикута так сформулировал современное ему представление ученого мира о характере осьминога:
«Нет никаких доказательств, что какой-нибудь из видов осьминогов по своей инициативе нападал на человека или кто-нибудь был серьезно ранен им. Это существа скорее апатичные и скрытные, чаще прячущиеся в расщелинах скал и под камнями. Их основной пищей являются двустворчатые моллюски и, если повезет, рыба. Не брезгуют они, по примеру крабов и омаров, и падалью. Их сила и злобность сильно преувеличены».
В более близкие к нам времена Е. Буланже все же допускал, что осьминоги могут представлять некоторую опасность для человека, если произойдет встреча с достаточно крупным экземпляром, но, уточнял он, «опасность эта скорее психологического характера, от самого вида этого омерзительного существа и от его липких прикосновений».
В наши дни многие любители подводного плавания, привыкшие к встречам с этими морскими животными, заходят еще дальше: они играют с ними. Если верить их рассказам, это существа «добрые и забавные», а общение с человеком доставляет им удовольствие.
Входим ли мы в меню осьминога?
Действительно ли можно теперь утверждать, что все рассказы о его агрессивности, о нападениях на человека есть только плод воображения? Слишком рано делать такой вывод. В книге «Животные легенд» доктор Морис Бартон из Британского музея показывает, что сюжеты многих легенд и сказок имеют вполне реальные корни. Характеры и поведение мифических животных столь невероятны, что ученые отказываются в них верить, но они могут быть вполне реальными, но при этом относиться к проявлениям исключительным или крайне редко встречающимся. Тот, кто долго жил на берегу моря в районе, где много осьминогов, мог бы вспомнить множество случаев о нападении этих моллюсков на человека без, казалось бы, видимых причин. Преподобный Уильям Уайт Джилл смог в прошлом веке собрать множество такого рода свидетельств за время своего двадцатилетнего пребывания в Полинезии. «В Европе, — писал он, — считают, что осьминоги никогда не нападают на человека. Но ни один полинезиец не сомневается в обратном. Никто из них никогда не отправится на охоту за осьминогами в одиночку, без верного товарища, способного прийти на помощь в критической ситуации». Сам Тур Хейердал был однажды схвачен за щиколотку небольшим осьминогом, 90 сантиметров в поперечнике, почти у конечного пункта своего путешествия на «Кон-Тики».
Если эти происшествия не оставляют никаких следов, даже в виде газетных сообщений, то только потому, что не вызывают никаких серьезных последствий. Происходит почти одно и то же. Купальщик или даже просто человек, сидящий на камне у берега, опустив ноги в воду, вдруг чувствует на своей лодыжке прикосновение щупальца осьминога. Иногда воспоминание об этом приключении заставляет содрогаться еще долгие годы спустя. Но сама «драма» в большинстве случаев очень скоротечна. Достаточно резко вынуть ногу из воды, чтобы моллюск отпустил добычу. Не будем забывать, что это морские животные и они не могут долго оставаться вне естественной для них среды обитания и предпочитают — кто их в этом упрекнет— бегство удушью…
В чем же дело? Может быть, эти твари таким образом пытаются пригласить человека поиграть? Принимают его ноги за игрушку? Нет, истина в другом.
Осьминог по своей природе, бесспорно, хищник, следовательно, охотник. Чаще всего он поджидает свою добычу в засаде, спрятавшись в скальной расщелине, и хватает ее, когда она проплывает мимо. Если жертва вне прямой досягаемости или достаточно крупная, он бросается на нее, широко расставив щупальца, и ловит ее в сети, усеянные присосками. Значит, опять получается, что спруты маскируются не столько для того, чтобы прятаться от врагов, сколько для удобства нападения на них. Все, что проплывает мимо его логова, может стать объектом атаки.
Спрут — жертва своей природной агрессивности
Педантам, любителям не оставлять ничего неясного, может прийти в голову законная мысль: а если спрут, этот прирожденный охотник, окажется достаточно крупным и прочно ухватится за подводные камни, удастся ли человеку вытащить ногу из воды? Не сможет ли моллюск искромсать его кожу своим клювом? В принципе сможет. Но пусть это не пугает любителей морских ножных ванн. Те осьминоги, которые добираются до самого берега, в основном небольших размеров и не превосходят тех, что продаются на рыбных рынках, то есть с ладонь, в крайнем случае с полруки. Его легко можно стряхнуть при первом прикосновении. А из-за центрального расположения рта осьминог может укусить свою жертву, только если обхватит ее всеми восемью руками.
Для человека может появиться реальная опасность, если во время плавания под водой крупный осьминог его схватит за ногу или за руку и пловец не сможет быстро освободиться. Честно говоря, в этом случае осьминог не обязательно должен быть очень уж впечатляющих размеров. Сила удержания его присосок — а их в общей сложности около 2000 — огромна. Хорошо зацепившийся за скалу осьминог размером не больше головы младенца может с успехом задержать пловца под водой и поставить его жизнь под серьезную угрозу.
Если попробовать просто схватить осьминога, он выскользнет из пальцев, как угорь. Надо дать ему поймать руку, а не руками ловить его! А когда осьминог крепко ухватится за руку, охотник резко выдергивает его из воды и другой рукой выворачивает его мантию, выставляя жабры на воздух. Это занятие становится совсем не безопасным, если спрут оказывается достаточно крупным.
Водолазы подвергаются наибольшему риску
Для водолазов, привязанных к одному месту работой, опасность быть схваченными крупным или даже очень крупным спрутом, пожалуй, наибольшая. Для этого, правда, ему надо оказаться прямо у входа в логовище одного из этих демонов подводного царства. Но водолазы чаще всего работают у корпусов затонувших кораблей, где осьминоги находят для себя комфортабельное обиталище.
Ходит множество историй о случаях неспровоцированного нападения спрутов на водолазов. Хотя трудно проверить истинность каждой, но это не означает, что все они или все в них выдумано. Одно из двух: или подвергшийся нападению водолаз поднимается на поверхность живым и невредимым после своего приключения и всегда можно поставить под сомнение правдивость его слов, или он остается пленником монстра на дне и тогда никто не узнает истинной причины его смерти. Следовательно, достойным доверия могут считаться случаи, когда жертва нападения приносит вещественные улики: то ли кусок щупальца, то ли всего спрута целиком. Такой пример и приводит известный американский малаколог Джордж Вашингтон Трайон, известный скептик, в своем монументальном двадцатитомном труде о моллюсках.
«4 сентября 1879 года водолаз М. Дж. Смайл занимался расчисткой дна реки в австралийском штате Виктория. Спустившись в очередной раз на дно, чтобы зацепить трос за обломок скалы, он заметил камень больше других. Водолаз наклонился к нему и пощупал рукой, пытаясь оценить, можно ли заложить под него взрывчатку. „Едва я протянул руку, — рассказывал он, — как почувствовал, что меня кто-то схватил за нее. Я сразу не мог в мутной воде рассмотреть, что это. Но потом с ужасом увидел обвившееся вокруг руки толстое, как удав констриктор, щупальце спрута. В тот же момент я почувствовал сильную боль в том месте, где к моему телу прикоснулись несколько присосок. Руку как будто разрывали на части, и чем сильнее я пытался освободиться, тем сильнее была боль. Недалеко от меня лежал кусок железной трубы. Я с трудом дотянулся до него, и началось сражение. Чем больше я бил эту тварь трубой, тем сильнее он сжимал свои объятия. Вскоре я перестал чувствовать руку. Наконец, через некоторое время давление стало понемногу ослабевать, но осьминог еще долго не отпускал меня, пока я почти не перерубил щупальце. Он отцепился от скалы, и я смог его поднять на поверхность. Уверяю вас, я был на пределе сил. Наша битва продолжалась почти двадцать минут“.
Если верить газетам, описавшим это происшествие, когда водолаз появился из воды и медленно перевалился через борт водолазного катера, «огромная безобразная масса, казалось, опутала его с ног до головы. Матросам с трудом удалось освободить водолаза от его объятий. Тело осьминога было не больше суповой тарелки, но его девять (?) рук были каждое длиной около 4 футов (1,2 метра) и толщиной с кулак человека у основания и как лезвие ножа на концах. Нижняя сторона щупалец была усеяна множеством присосок. Смайл утверждал, что сила присосок такова, что моллюск мог бы удержать на дне трех человек».
За исключением упоминания о девяти руках — это, возможно, ошибка репортера или, скорее всего, наборщика, — все детали этого рассказа вполне правдоподобны.
Размеры «монстра» скорее средние, что касается его силы, то и она не кажется преувеличенной.
С целью самозащиты при работе в водах, где обитают осьминоги, водолазы берут с собой химический пистолет. Его выстрел выбрасывает струю кислоты, вдыхая которую спрут погибает.
Опасность пропорциональна размерам противника
Если достаточно крупный экземпляр встретится с человеком в свободном плавании, будет ли он думать только о бегстве? Я сомневаюсь. Возможно, он нападет, особенно если почувствует угрозу для себя.
В фильме «Море вокруг нас» по книге Рейчел Карсон показана дуэль акулы с осьминогом. Сначала моллюск был очень осторожен и старался избежать конфликта, выпустив чернильное облако. Но когда схватка все же началась, он дрался упорно и с ожесточением и в конце концов победил, буквально задушив акулу: он перекрыл ей щупальцами жаберные щели. Трудно предположить, что такого же размера и к тому же находящаяся в родной стихии акула для осьминога — противник менее страшный, чем человек.
Сомневаемся и в том, что, оказавшись нос к носу с осьминогом значительных размеров, аквалангисту придет в голову идея поиграть с ним. Известно множество случаев подобных встреч.
Так, один любитель подводной охоты рассказывал, как чуть не умер от страха, внезапно увидев уставившуюся на него пару ужасных глаз размером с мячики для пинг-понга. Недолго думая, он пустился наутек. Если даже в некоторых обстоятельствах осьминог кажется беззащитным, следует постоянно помнить, что самое нежное создание может стать опасным, если оно напугано и потеряло голову от страха. Не зря говорят, что нет страшнее зверя, чем обезумевший баран.
Если бы Виктор Гюго не нарисовал бы нам совершенно фантастический портрет своего спрута и не стал бы судить животное по моральным критериям человека, то ничто не помешало бы нам рассматривать битву Жильята с одним из этих головоногих как вполне вероятное событие.
Из семейного альбома головоногих
До сих пор Жюль Верн (1828—1905) считается каким-то научным пророком. В действительности же он был лишь непревзойденным детско-юношеским писателем, что тоже уже совсем не плохо и вполне достаточно для славы. Что касается его отношения к научной фантастике, то ее отцом скорее следует считать Герберта Уэллса (1886—1946), настоящего ученого, поставившего этот литературный жанр на достойное место.
Жюль Верн — лжеученый
Если обратиться к научной литературе, существовавшей в то время, когда Жюль Верн писал свои «необычайные путешествия», то станет очевидным, что писатель ничего своего не выдумал, а его видение будущего лишь наивная экстраполяция уже известного, причем почти всегда не реализуемая на практике.
Так, знаменитый «Наутилус» капитана Немо на самом деле только слепок подводной лодки «Плонжер», построенной в 1863 году и совершившей множество успешных погружений. Этот аппарат работал на сжатом воздухе, но уже чуть раньше в университете в Монпелье был построен макет лодки с электродвигателем. Само название «Наутилус» не было оригинальным. Его носил еще подводный аппарат американца Фултона, построенный в 1800 году. Фултон был идеалистом-утопистом: он верил, что может положить конец войнам, превратив их в невыносимо ужасные предприятия с помощью своего подводного корабля. Очевидно, именно он и послужил прототипом благородного капитана.
Жюль Верн, конечно, много читал, но, не имея научного образования, никогда не умел правильно выбрать круг своего чтения или, во всяком случае, он плохо усваивал прочитанное, не понимая сути. Не читайте Жюля Верна в зрелом возрасте, тем более если вы к тому времени получили уже какое-то образование. Вы будете разочарованы. Вы увидите, что за оглушающими псевдоучеными рассуждениями и кучей технических терминов скрывается пустота. Приложив немного усилий, можно найти источники его вдохновения и труды, из которых он переписывал длинные пассажи, мало что в них понимая. Послушайте, что он говорит устами профессора Аронакса, ведущего сотрудника Парижского музея естественной истории. Принимая в начале книги «Наутилус» за морское чудовище, этот «ученый» определяет его природу следующим образом: «Я верю в существование мощного млекопитающего, принадлежащего, как и киты, кашалоты или дельфины, к подтипу позвоночных».
Может быть, месье Аронакс знал млекопитающих, не принадлежащих к позвоночным? Или он считал, что из млекопитающих только китообразные относятся к позвоночным? Можно только посочувствовать музею, в котором служит профессор зоологии, выражающийся таким странным образом! Кроме того, этот господин с легкостью перевирает имена авторов и природу животных. Он называет тюленей «великолепными китообразными», верит, что киты живут тысячу лет, знает музеи, где хранятся скелеты (?!) осьминогов, и возлагает на инфузорий ответственность за возведение коралловых рифов. Ничто не может его удивить. Он с олимпийским спокойствием встречает в Японском море гигантскую саламандру, пресноводное животное. Он считает нормальным появление у Южного полюса пингвинов вместе с моржами, животными арктических морей; его меньше всего в мире удивляют живые трилобиты, в то время как его коллеги считают их вымершими еще 300 миллионов лет назад!
Но больше всего удивляет тот факт, что во время своего кругосветного плавания в океанских глубинах профессор не встретил ни одного незнакомого ему живого существа, которому его ученый слуга не смог бы приклеить латинский ярлык. Даже в наши дни каждая океанографическая экспедиция, каждая серия зондирования океанских глубин приносит богатый улов неизвестных организмов. Но для нашего профессора зоологии в морском царстве тайн больше нет.
Кроме того, в книге есть знаменитый эпизод битвы капитана Немо и его людей с ордой гигантских восьмиметровых кальмаров. Тот факт, что такие гиганты существуют, был доказан в 1861 году капитаном авизо (разведывательного и посыльного военного судна) «Алектон» Буайером. Монстр получил научное название Loligo bouyeri (кальмар Буайера).
Со своей обычной небрежностью Жюль Верн не забывает исковеркать имя капитана, называя его Буге, но, что более серьезно, он упорно называет этот вид головоногих то кальмарами, то спрутами. Что за зоологический винегрет!
Сотни писателей и журналистов с тех пор, по примеру писателя, повторили ту же ошибку.
Нет, не возвращайтесь к любимым книгам вашей юности, если вы действительно любите Жюля Верна, этого волшебника, пробудившего у многих тягу к научным исследованиям. Так приятно верить в Жюля Верна — эрудита, универсального ученого-пророка.
Немного систематики
Головоногие, сыгравшие такую большую роль в приключенческой литературе, ставшие необходимым персонажем морских романов, занимают в научной литературе гораздо более скромное, почти незаметное место.
Головоногие как класс очень мало изучены: даже в работах ученых появляются серьезные ошибки. В распоряжении исследователей очень мало исходных данных. Им приходится изучать редкие экземпляры или даже отдельные фрагменты, найденные в желудках китов или акул. Большая часть головоногих живет на больших глубинах, а те, которые находятся в пределах досягаемости ловчих сетей, слишком быстры и умны, чтобы в них попадаться. Исследователям остается надеяться на его величество случай, лучшего друга коллекционера.
Биология этих существ почти не изучена, за исключением некоторых видов, живущих в прибрежных водах, поэтому суждения о них часто основаны на догадках и предположениях.
Чтобы любой читатель мог более или менее свободно ориентироваться в этом очень разнообразном мире и легко следить за перипетиями исследовании гигантов этого семейства, попытаемся наметить основные линии систематики головоногих.
Во-первых, головоногие подразделяются на две главные группы по признаку, не видимому со стороны: на четырехжаберных (Tetrabranches), у которых две пары жабер, и двужаберных (Dibranches), с одной парой. Так как этот признак не различим у ископаемых — жабры не оставляют отпечатков, — это деление не принимается большинством специалистов и заменено на соответственно Protocephalopodes и Metacephalopodes.
Первые представлены в наше время одним видом — наутилусом, единственным головоногим, живущим в прекрасной спиральной раковине. Все остальные относятся ко вторым. Раковина у них сильно редуцирована и стала внутренней, вернее, скрытой под мантией. На первый взгляд есть раковина у самки аргонавта (Argonauta), но хрупкая полосатая скорлупка, в которой она живет, на самом деле только гнездо. Эти два вида очень далеки друг от друга. Аргонавт похож на своих родственников, обыкновенных осьминогов: у него также восемь усеянных присосками ног, У наутилуса ног много больше — целая сотня — они короткие и гладкие, больше похожие на реснички анемона, чем на мощные щупальца других головоногих. По этой причине некоторые зоологи предпочитают различать их по другому признаку и называют Tentaculiferes (имеющие щупальца) и Acetabuliferes (имеющие присоски).
Головоногие с восемью и десятью ногами
Размеры наутилуса не превышают 30 сантиметров в диаметре, и он не попадает в зону нашего интереса.
Среди Dibranches или Acetabuliferes нам тоже будет легко ориентироваться, так как они делятся на три основные группы: осьминогов, кальмаров и каракатиц, которые хорошо известны. Они все иногда попадают в меню человека, во всяком случае во Франции и средиземноморских странах. Как говорится, нет пути к знаниям короче, чем через желудок.
Из осьминогов или спрутов, среди которых наиболее известен вид Octopus, на туловище в форме сферического мешка прямо без шеи сидит голова. Как подсказывает название, у него восемь ног, которые иногда называют руками, иногда щупальцами. Они одинаковой длины и вооружены двумя рядами присосок на нижней поверхности. У мускусного осьминога, или эледона, присоски расположены в один ряд.
Кальмары и каракатицы устроены по-другому. Голова у них явно отделена от туловища, сужение которого образует шею. Тело вытянутое, есть боковые плавники. У каракатиц плавники тянутся вдоль всего тела, у кальмаров образуют две хвостовые лопасти. В отличие от осьминогов, кальмары и каракатицы кроме восьми рук имеют еще два щупальца, намного длиннее остальных, с уплощенными окончаниями, усеянными присосками. У каракатиц они могут убираться внутрь тела, а при ловле добычи резко выбрасываются вперед. Кальмары оставляют их плавать вокруг или впереди тела, и они служат ему антеннами. Многие зоологи отличают их от восьми других и называют «ловчими руками». По количеству рук двужаберные, таким образом, подразделяются еще на Octopodes (восьминогие) и Decapodes (деся-тиногие).
Исчезающая раковина
Все три типа кроме формы и количества рук отличаются еще одной важной анатомической особенностью. Вначале все головоногие имели внешнюю раковину, но не у всех она завивалась в спираль. У предка всех современных двужаберных головоногих, белемнитов юрского периода, раковина была уже в процессе редуцирования. Когда она стала настолько мала, что перестала служить своему хозяину домом, она сама стала постепенно покрываться его плотью. У белемнитов она состояла еще из трех частей, известкового ростра, напоминавшего наконечник копья (по-гречески belos, отсюда название «белемниты»), который переходил в шалашеобразную среднюю часть, последнее напоминание о былом ее предназначении; оканчивалась она роговой пластиной, протянувшейся вдоль спины. У современных двужаберных эти части трансформировались различно, и по этому признаку их можно явно разделить на основные группы.
У каракатиц ростр практически исчез, зато средняя часть заполнила почти всю спину и почти сходится на животе: это так называемые «кости каракатицы», которые часто находят на берегу моря.
У кальмаров, наоборот, и ростр, и средняя часть полностью исчезли. От сложного панциря белемнитов осталась только спинная роговая пластина. Она превратилась в нечто вроде заостренного штыка, называемого шпагой или мечом (gladius). Эту анатомическую особенность имел в виду афинский полководец периода греко-персидских войн Фемистокл, заявляя эритрейцам: «Вы как кальмары, у вас есть мечи, но нет сердца. Вы умеете только убегать».
Обвинение кальмара в отсутствии сердца — это, надо сказать, чистая клевета, причиной которой явилось, очевидно, незнание. Последнее суждение справедливо наполовину: оно намекает на способ передвижения моллюска. У кальмаров, как и у осьминогов, сопло направлено в ту же сторону, что и ноги. Поэтому плавают они задней частью тела вперед. Однако было бы преувеличением заявлять, что они «могут только убегать». Кальмар может в случае необходимости направлять сопло назад и двигаться вперед. Но реактивный двигатель кальмар использует в качестве вспомогательного, когда в критические моменты надо быстро убежать. Обычно он плавает, используя хвостовые плавники и свои «руки», легко перемещаясь в любом направлении.
Вероятно, благодаря «мечу» и карману с чернилами кальмар и получил свое название. Гийом Рондоле, отец ихтиологии, писал еще в 1558 году, что этот моллюск получил свое французское название Languedoc Calamar за сходство с писарем. У него есть все для этой профессии: «чернила и заостренный конец, как у пера». Переписчики того времени носили с собой что-то вроде несессера с принадлежностями, по-латыни — calamarium (от calamus — тростник, который римляне использовали для письма). Calamar затем сократился до calmar, но два длинных щупальца не дают забыть о перьях, опущенных в чернильницу.
Атрофия раковины достигла своего апогея у осьминогов, где осталось только два небольших перышка, к которым прикрепляются мышцы.
Ползающие, плаваюшие и летающие головоногие
Анатомическое строение, очень разное у осьминогов и их десятиногих кузенов, отражается очевидным образом на выборе образа жизни и места обитания. Осьминог, созданный преимущественно для ползания, головоногий, обитающий на дне. Кальмар, с более вытянутым телом и обладающий плавниками, способен плавать в толще моря и ведет пелагический образ жизни. Отсюда и разная техника охоты. Осьминог подстерегает свою добычу и нападает на нее из засады. Кальмар догоняет свою жертву, преследуя ее на большой скорости. Если сравнивать с наземными хищниками, то осьминог ведет себя как леопард, лесной зверь, а кальмар — как лев, хозяин саванн.
Скорость движения кальмара такова, что он может совершать впечатляющие полеты над водой и даже запрыгивать на палубы кораблей. Как ни странно, еще совсем недавно полеты кальмаров считались мифом. Хотя об этом писали уже в античную эпоху Плиний, Оппиан и Элиан. В 1833 году этот факт был представлен миру как совершенно новый феномен, «не виданный до сих пор». По крайней мере, именно это услышал британский путешественник полковник Сакс, когда предъявил членам Британского зоологического общества трех кальмаров, запрыгнувших на палубу парохода, на котором он возвращался в Англию. И никто не догадался воскресить бесценные свидетельства предков.
В своих записках «Путешествие в Южную Америку», публиковавшихся с 1835 по 1843 год, французский палеонтолог Альсид д\'Орбиньи также описывал подобные факты: «Ночью мы увидели, как на палубу корабля на высоту 15—20 футов (4,5—6,0 метров) от поверхности воды запрыгнул кальмар Ommastrephes bartrami, который, вероятно, искал спасения от какой-нибудь преследовавшей его рыбы». Эту способность к прыжкам он наблюдал и у некоторых других видов кальмаров, в частности, у Sepioleuthis, или кальмара-каракатицы. У него плавники настолько ненормально развиты, что превращают его в настоящий планер. А Тур Хейердал рассказывал, что однажды его бальсовый плот буквально подвергся «бомбардировке» кальмарами.
Каракатицы, не так вытянутые в длину, как кальмары, и поэтому менее искусные пловцы, занимают промежуточное положение между осьминогами и кальмарами. Они не сидят домоседами по щелям, как первые, но и не выскакивают из воды, как вторые. Чаще всего они проводят время на песчаной или илистой подушке дна, где, полузарывшись в грунт, стерегут добычу, пользуясь своей замечательной способностью к мимикрии. Летом каракатицы приближаются к берегу и откладывают яйца, прикрепляя их гроздьями на траве и водорослях, за что эти кладки в народе прозвали «морским виноградом». Неизвестно, как живут каракатицы после лета. Они попадаются в сети и в сотне километров от берега, но, скорее всего, они остаются на континентальном шельфе и не спускаются на большие глубины.
В общем случае невозможно спутать осьминогов или спрутов, каракатиц и кальмаров. Увы, дело осложняется, когда речь заходит о подвидах в одной из этих групп.
Даже критерий количества щупалец не является абсолютным. Существует представитель Decapodes, у которого вследствие вторичной потери щупальцев их осталось только восемь (Octopodoteuthis)! Но и не все Octopodes, как обыкновенные осьминоги, ведут придонный образ жизни. В 1838 году датский профессор Эскрихт открыл вид осьминога с двумя небольшими плавниками. Сначала его даже приняли за кальмара и назвали кальмар реснитчатый. На самом деле это самый настоящий Octopode, осьминог-пловец! Он настолько отличается от обыкновенного спрута, что для него создали новый подкласс Cirroteutoides. Он недолго оставался в одиночестве. Но когда нашли и другие виды реснитчатых спрутов, оказалось, что некоторые из них ведут придонный образ жизни. Таким образом, осьминоги обыкновенные и осьминоги реснитчатые не различаются по образу жизни.
А в океанских безднах живет кальмар-вампир из ада, монстр, имя которого показывает, что он как будто вышел из ужасной сказки. Изучению этого «живого ископаемого» посвятила свою жизнь американская исследовательница Эвелин Пикфорд. По мисс Пикфорд, из-за наличия дополнительной пары атрофированных щупальцев, сближающих их с десятиногими, этот осьминог — или все же кальмар? — занимает собой одним отдельный класс головоногих.
Наконец, не все каракатицы имеют плавник вдоль всего тела, у некоторых он выродился в два маленьких задних плавника, еще более редуцированных, чем у кальмара. А среди кальмаров есть вид Sepioteuthis (кальмар-каракатица), у которого плавники тянутся вдоль всего тела.
Это, конечно, исключения, но надо их иметь в виду, когда пытаешься определить животное по мимолетному взгляду или по отдельным фрагментам. Решающий критерий для определения места головоногого в классификации — строение их раковины или того, что от нее осталось. Но в большинстве случаев оказывается достаточно представления об образе жизни или результатов внешнего осмотра.
Часто путают осьминогов и кальмаров
И все-таки в популярной литературе, посвященной этим моллюскам — а иногда, увы, и в научных работах, — царит страшная путаница.
До Гюго слова «спрут» не было ни в одном словаре. Писатель своим авторитетом ввел в широкое употребление название, каким называли на своем диалекте рыбаки Нормандии осьминога. Для романа «Труженики моря» это вполне справедливо, ведь его действие разворачивается на англо-нормандских островах. Но в неподготовленных умах это название вызывает сумятицу. «Если спрутами называют осьминогов, то почему они не могут быть кальмарами? Ведь у кальмаров еще больше ног, следовательно, они еще ужаснее», — возникает вопрос. Так многие авторы стали путать осьминогов, спрутов и кальмаров. Роковое недоразумение!
Жюль Верн без тени сомнения обзывает «спрутами» гигантских кальмаров, напавших на «Наутилус». Книга «Двадцать тысяч лье под водой» стала настолько хрестоматийной в литературе для юношества, что накрепко засела в умах. Дошло до того, что кальмары были обозваны спрутами во французском издании книги «Фауна океанов» знаменитого зоолога Эрнеста Буланже, директора аквариума Лондонского зоологического общества. Однако скорее всего, здесь имеет место ошибка переводчика.
Неразбериха принимает серьезные масштабы, когда речь заходит о размерах моллюсков. Говоря о величине головоногих, логично приводить максимальные размеры. Но для осьминогов, имеющих звездообразную форму, обычно указывают максимальный размах щупалец. А для кальмаров, тело и щупальца которых вытянуты в одном направлении, приводят общую длину: от задней оконечности тела до концов ловчих рук.
Нельзя считать такую практику определения величины кальмаров (и каракатиц) удачной. В самом деле, длина его двух ловчих рук может значительно меняться от обстоятельств, а у некоторых видов они почти не видны, пока моллюск их не выбросит вперед, чтобы поймать добычу. Никому не приходит же в голову включать в размеры хамелеона длину его выбрасывающегося вперед языка! Поэтому правильней было бы говорить здесь о длине туловища, головы и восьми рук. Но даже в этом случае не так просто точно определить их размеры. Читая книгу Буланжа, надо помнить, что указанные в ней размеры обозначают только порядок величин.
Не способствует ясности и то, что представление публики об анатомии головоногих очень туманно, и мало кто может правильно их себе представить; отсюда рождаются грубые ошибки, когда необходимо сравнить один вид с другим. Очевидно, ошибочно определять длину тела живого существа, отнимая от общей длины длину головы и ног…
Даже профессиональные натуралисты ошибаются, когда, указывая поперечник осьминога, умножают его общую длину на два. Но на два надо умножать только длину его рук. У осьминога обыкновенного (Octopus vulgaris) голова и туловище занимают только шестую часть общей величины тела. Так, экземпляр длиною три метра не будет шести метров в размахе, как можно иногда встретить в некоторых научных отчетах: щупальца в 2,5 метра и голова в 50 сантиметров дадут поперечник около пяти метров. Уже разница значительна, но когда начинают путать осьминогов с кальмарами, называя обоих спрутами, ошибка в расчетах становится катастрофической.
СМЕРТОНОСНЫЙ ЧЕРВЬ ОЛГОЙ-ХОРХОЙ
Множество людей уверяют, что видели их. Речь идет о гигантских червях, способных убивать на расстоянии, выбрасывая смертельный яд или сражая свою жертву электрическим разрядом при соприкосновении. Долгое время это животное считалось частью монгольского фольклора, но недавние экспедиции в пустынные области юга Гоби, похоже, нашли подтверждение тому, что это загадочное создание действительно существует.
Оно выходит из больших трещин в земле совершенно неожиданно. Своим необычным видом напоминает внутренности животного. На теле этого существа невозможно различить ни головы, ни рта или глаз. Но все же — живая и смертоносная тварь! Речь пойдет об олгой-хорхое, черве смерти, животном, до сих пор не изученном наукой, но оставившем свои многочисленные следы на пути нескольких экспедиций ученых из Чешской республики.
Убивает на расстоянии
Иван Макарле, чешский писатель и журналист, автор многих произведений о загадках Земли, был одним из тех, кто пошел по следу этого загадочного существа, настолько мало известного, что большинство криптозоологов и исследователей природы до сих пор не считают его чем-то реальным. В 90-х годах Макарле вместе с доктором Ярославом Прокопецем, специалистом по тропической медицине, и оператором Иржи Скупеном, предпринял две экспедиции по следам олгой-хорхоя. Им не удалось поймать живьем ни одного экземпляра червя, но зато они получили многочисленные доказательства его реального существования, что позволило даже провести на чешском телевидении целую передачу под названием «Загадочный монстр песков».
Это была не единственная попытка разгадать тайну существования этой твари; летом 1996 года другая группа — тоже чехи — во главе с Петром Горким и Мирском Наплавой прошли по следам олгой-хорхоя добрую часть пустыни Гоби.
Олгой-хорхой по-монгольски значит «кишечный червь», и это название указывает на его внешний облик, очень похожий на кишки, — темно-красного цвета, чуть больше полуметра длиной. Местные жители утверждают, что он способен убивать на расстоянии, выбрасывая из себя едкий яд, а также при прямом соприкосновении с несчастной жертвой — с помощью удара током.
Монгольский исследователь Дондогижин Цевегмид даже высказывает предположение, что существует не одна разновидность этого червя, а, по крайней мере, две, так как местные жители часто говорят о щар-хорхое, «желтом черве». В одной из своих книг этот ученый упоминает об истории погонщика верблюдов, который встретился в горах Тост лицом к лицу с таким щар-хорхоем. В один момент удивленный погонщик вдруг с ужасом заметил, что из отверстий в земле лезут желтые черви и ползут по направлению к нему. Обезумев от страха, погонщик бросился бежать, и тут обнаружил, что его пытаются окружить почти полсотни этих червеподобных существ. К счастью, бедняге все же удалось от них спастись.
Ефремов ничего не выдумал
Изолированное положение Монголии и политика ее властей сделали фауну этой страны практически недоступной для зарубежных зоологов, кроме советских, и поэтому мы очень мало знаем об этом существе. Но тем не менее в 1926 году американский палеонтолог Рой Чепмен Эндрюс рассказывал в книге «По следам древнего человека» о своем разговоре с премьер-министром Монголии, который просил его поймать одного олгой-хорхоя (которых он называл аллергохай-хохай), потому как они убили одного из членов семьи этого восточного вельможи.
Через много лет, в 1958-м, советский писатель-фантаст, геолог и палеонтолог Иван Ефремов (1907—1972) вернулся к теме олгой-хорхоя в книге «Дорога ветров». Он пересказал в ней все сведения, которые собрал по этому поводу, когда принимал участие в разведывательных экспедициях в Гоби с 1946 по 1949 год. Эти экспедиции проводились под руководством академика Юрия Орлова. В своей книге, среди прочих свидетельств, Иван Ефремов приводит рассказ старика монгола из деревни Даландзадгад по имени Цевен, который утверждал, что эти существа живут в 130 километрах к юго-востоку от сельскохозяйственного района Аймак. Но увидеть их можно в дюнах лишь в самые жаркие месяцы года, поскольку все остальное время они погружены в спячку. «Никто не знает, что они такое, но олгой-хорхой — это ужас», — говорил старый арат.
Ефремов использовал эти истории о монстре песков в своем фантастическом рассказе, который изначально был так и озаглавлен — «Олгой-хорхой». В нем рассказывается о смерти двух русских исследователей от яда этих существ. История была целиком выдуманной, однако основывалась на многочисленных свидетельствах местных жителей-монголов об этих загадочных созданиях, населяющих песчаные области пустыни.
Многие исследователи, изучавшие местные сведения и данные, собранные различными экспедициями, полагают, что речь идет о животном, совершенно неизвестном науке. Но зоолога Джона Л. Клаудси-Томпсона, одного из прославленных специалистов по пустынной фауне, некоторые черты олгой-хорхоя заставили предположить, что речь идет о разновидности змеи, пока еще неизвестной науке, но состоящей в явном родстве с vibora mortal australiana, которая сама представляет собой разновидность гадюки. Ее внешний вид похож на облик твари из Гобийской пустыни, и кроме того, она тоже может губить свои жертвы, брызгая ядом на расстоянии. По другой версии, защищаемой французским криптозоологом Мишелем Райналем и чехом Ярославом Маресом, олгой-хорхой может относиться к рептилиям-двуходкам, правда лишившимся лап в ходе эволюции. Эти рептилии могут быть красного или бурого цвета и у них очень сложно различить голову и шею. Основное возражение против этой последней гипотезы состоит в том, что никто не слышал, чтобы эти рептилии были ядовитыми или имели орган, способный производить электрический ток. Еще одна версия допускает, что речь идет действительно о кольчатом черве, который приобрел особую защитную кожу в условиях пустыни. Известно, что некоторые из земляных червей способны брызгать ядом в качестве самозащиты. Как бы то ни было, олгой-хорхой остается загадкой для зоологов, еще не получившей ни одного удовлетворительного объяснения.
ПОСЛЕДНИЕ ДРАКОНЫ АФРИКИ?
В Тунисе погонщики верблюдов и кочевники рассказывают леденящие кровь истории об огромных и при этом… ядовитых змеях, которые могут скрываться за каждой дюной в пустыне.
Сраженный катапультой
В окрестностях тунисского города Дуз бытуют рассказы о загадочных созданиях, которых здесь называют «тагерга» и которые могут достигать длины 4,5 метра и толщины человеческого бедра. Мохаммед Шараа, погонщик, проведший всю жизнь в пустыне, утверждал, их можно встретить, конечно, при дурной «барака», то есть судьбе, в некоторых пограничных с Большой пустыней областях, а также в горах неподалеку от Гафсы, поселения на юге Туниса. По причине размеров и — главное — особой ядовитости этих змей смертельно боятся местные жители.
При этих рассказах невольно приходит мысль: а нет ли какой-нибудь связи между этими тварями и теми странными существами, которых видели римские солдаты в III веке до нашей эры, во время Первой пунической войны, в этих же самых местах?
Согласно античным историкам Титу Ливию, Элию Туберону и самому Сенеке, в 255 году до нашей эры римские легионы, вставшие лагерем на берегах реки Баграда (ныне Меджерда), встретили огромного «змея», который не давал им набрать воды. Легионеры пробовали его убить многими способами, но потребовалось использовать баллисты и даже катапульты, заряженные тяжелыми камнями, чтобы покончить с ним. По словам этих хронистов, когда змей издох, смрад от него быстро распространился по всей округе. Его кожу привезли в Рим как трофей и выставляли напоказ в течение целого столетия. По ней можно было судить о поистине невероятных размерах змея: 120 римских футов, то есть 36 метров в длину!
Атакующий человека
Рептилии, дожившие, возможно, до наших дней в Тунисе, таких размеров, конечно, не достигают, но чуть западней, в пустынях Алжира, встречаются следы присутствия змей гигантских размеров. В 1959 году в области Бенуд кочевники рассказывали о змеях, которые пожирали их коней и овец. Они ставили ловушки, куда время от времени попадались отдельные рептилии, но для того, чтобы справиться с одной из них, проглотившей верблюжонка, потребовалась помощь целого французского гарнизона. Был вызван 26-й батальон драгун, который под началом капитанов Грассена и Лаво распочожился у поселка Бени-Униф и провел там несколько облав. В конце концов солдаты встреттись с самой большой змеей, которую только видели за свою жизнь. Сначала ее расстреливали из ружей, но потом пришлось пустить в дело пулемет.
Затем солдаты измерили длину змеи — оказалось не меньше 20 метров! Ее голова достигала в длину 1,5 метра и была украшена своеобразной короной из волос. Кожу необычной рептилии намеревались было сохранить, но через некоторое время не смогли отыскать никаких ее останков.
А годом раньше житель Туниса Белурис Абд эль-Халер, который служил во французских частях того же поселка Бени-Униф, утверждал, что на него напала и укусила змея, которая достигала 13—14 метров в длину и которую ему удалось убить. В течение некоторого времени он хранил ее кожу, на которую приходили смотреть жители окрестных селений, но в конце концов продал за 45 тысяч тогдашних франков, и, таким образом, от этой рептилии тоже ничего не сохранилось.
К этим двум случаям, представленным зоологом Бернаром Эйвельмансом в его книге «Последние драконы Африки», прибавлены свидетельства кочевников соседней с Алжиром марокканской области Абадла, которые говорили о «большом змее», который мог прыгать и нападать на человека. Он достигал как минимум десяти метров в длину, был крупнее даже африканского питона, но сильно отличался от него, поскольку, по рассказам, его голову украшал пук волос, похожий на тот, что имеется у рогатых гадюк, только этот змей превышал их размерами раз в пять.
С рогами и волосами
Через несколько лет после описанных событий в приграничном с Марокко районе Алжира рабочие, занимавшиеся ремонтом дамбы над рвом Дхор-Торба, тоже несколько раз встречали необычно больших змеи. Водитель экскаватора Хамса Рамани не раз видел змея 6 или 7 метров в длину и даже наблюдал, как тот поедал смазку на строительной свалке. Вместе с тремя другими рабочими, одним испанцем и двумя французами, он видел, как между двумя участками стройки появился другой крупный змей. Этому животному не повезло: алжирец раздавил его своим экскаватором.
Когда животное затихло (судороги продолжались 25 минут), рабочие смогли разглядеть его повнимательней. Длина его была 9,2 метра, кожа темно-каштанового цвета, а брюхо — белое. На остроконечной голове имелось подобие гривы шириной 10 сантиметров и такой же длины. Глаза были каштановые, а во рту торчали клыки длиной около 6 сантиметров каждый. Кожу змея показали помощнику директора стройки, который заявил, что в окрестностях не редкость гады длиной и в 11, и в 12 метров. Тогда же другой рабочий уверял, что видел змея в 10,5 метра длиной желто-коричневого цвета, с черными полосками, белым брюхом и подобием рожек на голове, торчащих вперед. На той же стройке через два года видели змея величиной от 12 до 15 метров.
Какому виду могли cooтветствовать описанные создания? Их окрас, рожки и гривы на головах, равно как и слава об их ядовитости, говорят о том, что они принадлежат к гадюкам, однако самая крупная из до сих пор известных, габонская гадюка, едва достигает двух метров в длину. А все свидетельства указывают на то, что встреченные экземпляры были в четыре-пять раз больше! Может ли существовать на Земле ядовитая змея подобных размеров, превышающих даже габариты питона? По данным официальной науки, на нашей планете в плейстоцене в Южной Америке жили гигантские змеи до 18 метров длиной, ядовитые зубы которых были не меньше тигрового клыка. Может быть, удивительные создания, которые ныне наводят ужас на жителей некоторых областей Земли, являются неизвестным видом гигантских гадюк, адаптировавшихся к условиям сухого климата?
ВОН ОН, ЗМЕЙ, В ВОДЕ МАЯЧИТ…
Расположенный в южноафриканском городке Хоуик водопад считается одной из главных местных достопримечательностей. Туристы валом валят сюда, чтоб взглянуть на величественное зрелище. Впрочем, с некоторых пор Хоуик-Фоллз привлекает их не только своей природной красотой.
Что до местных жителей, то среди них водопад давно уже слывет местом загадочным и странным. А проживающие поблизости зулусы и вовсе стараются без особой нужды лишний раз к водопаду не подходить. По их поверьям, в огромном водоеме у его подножия обитают духи и гигантское змееподобное существо, которое они называют «инкань-ямба». И встреча с ним ничего хорошего не сулит.
Место это и вправду спокойным не назовешь. Потоки воды, низвергающиеся с 30-метровой высоты, бурлят и пенятся, так что пруду неведом штиль.. По убеждению зулусов, Хоуик-Фоллз издревле был наделен особой мистической силой. Как и их далекие предки, они время от времени приходят сюда, чтобы принести в жертву инкулункулу (большому богу), аматхонго (духам предков) и инканьямба цыплят и козлят. Считается, что только колдуны имеют право приблизиться к самой кромке воды. Все остальные держатся на почтительном удалении от бушующей стихии — из страха оказаться жертвой скорого на расправу инканьямба. Всем известен свирепый нрав этого хищного создания.
Потомки белых переселенцев, некогда обосновавшихся в этих местах, хотя и не приносят никаких жертв таинственному обитателю здешних вод, лишний раз приближаться к водоему тоже не рискуют. Среди них он пользуется недоброй славой. Почти 40 человек погибли в его беспокойных водах. Большей частью это были самоубийства. Еще несколько происшествий полиция квалифицировала как убийства или несчастные случаи. Лишь немногие из тех, кто угодил в Хоуик-Фоллз, выбрались оттуда живыми. Из-за сильных подводных течений тела погибших иногда не всплывают очень долго. Когда же, наконец, они показываются на поверхности, то при осмотре нередко выясняется, что у очередного пленника Хоуик-Фоллза отсутствуют мягкие ткани тела. Одни жители твердо убеждены, что это проделки инканьямба. Другие считают, что змей здесь ни при чем (поскольку для них само его существование — большой вопрос) и «списывают» все на угрей да крабов, всласть попировавших на телах утопленников.
Вообще белые граждане к преданиям об инканьямба большей частью относятся скепти чески. Тем не менее славу таинственному змею принесли именно они, а точнее ирландец Боб Тини, владелец ресторана «Бизон». Как-то раз туманным сентябрьским утром несколько лет назад он отправился на смотровую площадку у водопада, чтобы установить там щиты с рекламой своего заведения. Случайно взглянув на водоем внизу, Тини, по его словам, заметил промелькнувшее там гигантское пресмыкающееся — из воды торчала длинная шея с венчавшей ее змееподобной головой. Мгновение — и загадочное существо погрузилось в пучину. Вообще-то в здешних водах не редкость огромные угри, но Тини уверяет, что увиденное им животное по свои размерам было куда больше.
После памятной встречи Боб потерял покой. Через местную газету он посулил вознаграждение в тысячу рэндов всякому, кто сумеет сфотографировать загадочного монстра. Вскоре Тини получил пару снимков. Ни тот ни другой, по мнению экспертов, не могут считаться убедительным «фотофактом». Тем не менее рассказ Тини и поднявшаяся вслед за этим шумиха вызвали невероятный интерес к загадочному обитателю Хоуик-Фоллза. Сенсационное сообщение обошло газеты и журналы всего мира.
Правда, многие до сих пор теряются в догадках. Тини действительно разглядел в воде «что-то такое», а уж потом умело подал всю эту историю в прессе? Или же все его свидетельства целиком высосаны из пальца, чтоб привлечь в Хоуик побольше охочих до «всячинки» туристов? По мнению скептиков, скорее всего, так оно и есть, особенно если вспомнить, что в тот момент, когда Тини явилось чудище, он был членом местной рекламной ассоциации.
Между тем пруд у Хоуик-Фоллза не единственное место, где, как утверждает молва, можно увидеть инканьямба. Неподалеку есть еще несколько вполне подходящих для него вместительных водоемов. (Чаще других упоминаются в этой связи Мидмарская дамба, расположенная прямо возле Хоуика, и река Мкомази, соединяющая его с городом Дракенсбергом, который находится в 70 километрах южнее.)
Так что инканьямба в любой момент может перебраться из хоуикского пруда в какой-нибудь водоем по соседству. Судя по описаниям, он довольно непоседлив. Правда, «охота к перемене мест» обычно одолевает его летом — зимой змей ведет менее подвижный образ жизни. Поводом для перемены мест может оказаться борьба за передел территорий с другим инканьямба, катастрофическое обмеление — вследствие засухи — облюбованного водоема или же «движенье чувств». В такие моменты, уверяют туземцы, он взмывает в небо, что чревато для местных жителей весьма печальными последствиями. Глядя вниз с небесной выси, змей иногда по ошибке принимает за водную гладь сияющие на солнце рифленые крыши легких жилищ. Он пикирует вниз и лишь в самый последний момент понимает, какую оплошность едва не допустил. Тогда инканьямба приходит в страшный гнев и начинает крушить все подряд.
Подобные предания «подпитываются» разрушительными ураганами и торнадо, которые довольно часто случаются в этих местах. Например, окрестности Хоуика несколько раз оказывались во власти разгулявшейся стихии. Ветер, временами достигавший скорости 100 километров в час, играючи срывал крыши домов и с корнем выворачивал вековые деревья, а градины размером с теннисный мяч здорово побили урожай и жилища. В общей сложности пострадало 4 тысячи человек, половина из них осталась без крова.
Неудивительно, что после этих испытаний многие жители, верящие в существование инканьямба, срочно перекрасили крыши своих жилищ в темные цвета, чтоб не привлекать внимание могучего и опасного змея.
Йоханнес Хлонгване с 1969 по 1985 год работал в кемпинге неподалеку от Хоуик-Фоллза. Когда кемпинг пустовал, он нередко отправлялся к водопаду, усаживался там на скале и наигрывал на гитаре, глядя на пруд внизу. Именно с этого места он и увидел в первый раз загадочного змея. Было это в 1974 году. В 1981 году состоялась еще одна такая встреча. Оба раза было довольно туманно, но, как утверждает Хлонгване, и в том и в другом случае он вполне отчетливо видел темное змееподобное тело внушительных размеров. Голова и шея возвышались над водой — на высоту примерно 10 метров. Сама голова, по описанию Йоханнеса, представляла собой нечто среднее между змеиной и лошадиной. Сзади на голове и на шее виднелось некое подобие гривы. Но не из волос, уточняет Хлонгване, а скорее из кожи или какого-то другого материала.
Специалистам, бывавшим в этом районе, не раз доводилось слышать от местных жителей сообщения о повстречавшемся им пресмыкающемся с лошадиной головой. Например, лесник, охраняющий дичь, мистер Бутелези, вспоминал, как в 60-е годы ему довелось увидеть такого монстра во время очередного обхода вверенных ему лесных угодий. Вместе с напарником он шел вдоль реки Умгени, и вдруг на том самом месте, где сейчас высится стена Мидмарской дамбы (тогда дамбы здесь еще не было), они увидели расположившееся на песчаном берегу существо с лошадеподобной головой. Заметив приближающихся людей, оно скользнуло в воду и пропало из виду.
Самое удивительное, что словесные описания инканьямба, сделанные нашими современниками, во многом напоминают загадочное существо, запечатленное в произведениях наскальной живописи каменного века (в горных районах на юге Африки обнаружено немало «полотен» древних художников). Археологи обычно обозначают это существо как «животное дождя» — в большинстве случаев оно действительно изображено среди дождевых струй. На некоторых картинах изо рта или носа у чудища извергаются потоки воды. Встречаются и другие «вариации на тему», но везде это загадочное создание так или иначе ассоциируется с водной стихией. Это животное с его змееподобным туловищем и лошадиной (реже антилопьей) головой вполне сошло бы за иллюстрацию к рассказу об инканьямба. Очевидно, что нынешнее представление об инканьямба восходит к древнейшим верованиям бушменов. Или, по крайней мере, было в свое время позаимствовано у них.
В рассказах об инканьямба все переплелось настолько тесно и замысловато, что сейчас практически невозможно отделить правду от вымысла и сказать, имеют ли подобные рассказы хоть какую-то реальную основу. Не исключено, что инканьямба — это хорошо известный ученым представитель царства животных (вроде угря), претерпевший значительную трансформацию в фантазии аборигенов. А возможно, это некий абсолютно неизвестный науке вид.
Некоторые специалисты также не исключают, что это существо имеет сугубо «психологическую природу», являясь, по сути, архетипом. Правда, в подобном толковании есть существенный изъян: оно никак не объясняет чрезмерной детализированности описаний инканьямба.
Кстати, и те из обитателей Хоуика, что не склонны считать рассказы об инканьямба досужим вымыслом, относятся к нему по-разному. Скажем, для одних самое главное во всем этом — усвоенная некогда «практическая» истина: лучше держаться подальше от загадочного создания, наделенного чудовищной разрушительной силой. В восприятии других сила эта имеет мистическую природу, а сам инканьямба многолик и вездесущ. Обличье змея — лишь одна из его ипостасей. И скажем, всякое облачко, при виде которого птицы начинают беспокойно щебетать, — это тоже инканьямба. «Если вы хотите знать, нет ли поблизости инканьямба, взгляните на ласточек, — советует Йоханнес Хлонгване. — Они вам все скажут».
ЛЕГЕНДЫ МАДАГАСКАРА
Обширные леса Мадагаскара хранят множество зоологических загадок. Еще в 20—30-х годах начали раздаваться голоса натуралистов, веривших в существование на острове нескольких видов животных, в основном рептилий и млекопитающих, которые вымерли повсеместно, кроме… Мадагаскара. Потом, разочарованные отсутствием каких-либо материальных доказательств, сторонники этой гипотезы, оставив надежды найти животных, перешли в лагерь скептиков. Однако вновь проведенный анализ преданий и легенд местных жителей, упорно хранящих память о таинственных животных, обитающих в лесах острова, заставил зоологов снова насторожиться: легенды ли это?
Один из наиболее частых персонажей — хабеби, или, как его еще называют, «бетсинофоциаондре» — «белый баран», животное, которое, по рассказам, можно видеть лунной ночью. Его голова с широко открытыми глазами и большими ушами сужается к морде, тело, гибкое и тонкое, покрыто белой шерстью. Копыта раздвоены, как у барана. Одни считают его плотоядным животным, другие относят к вегетарианцам. Что это — новая зоологическая загадка или вымысел?
Племена юго-востока острова верят в существование мангарисаоки (буквально «того, чьи уши прикрывают подбородок») — горного копытного животного. Французский путешественник Этьен де Флакур писал о нем еще в середине XVII века:
«Мангарисаоки — крупное животное, у которого круглая, как у лошади, ступня и очень длинные уши: когда оно спускается с гор, то с трудом видит путь перед собой, так как уши ниспадают на глаза. Оно испускает сильные крики наподобие ослиных. Думаю, что это и есть дикий осел». Спустя сто лет другой путешественник, граф Модавский, добавляет, что это животное обитает всего в нескольких милях от Порт-Дофина. «Это не что иное, как дикий осел, — высказывал предположение граф, — и он в изобилии водится в юго-восточной части острова, но искать его надо в отдаленных районах, ибо он не покидает пустынных мест». Сообщения об этом странном животном появляются до сих пор, но что действительно странно — его так и не поймали… Может быть, оно и токатонготре — таинственный «одноног», а вернее, «нога без пальцев», обитающий, по легендам, в южных районах острова, — одно и то же животное? Или же тот и другой зверь родом от старого предания мальгашей, по которому на Мадагаскаре издавна жили дикие лошади?
Тонпондрано («хозяин морских вод») — еще один персонаж легенд. Его длина — 20—25 метров, тело, длинное и гибкое, покрыто роговыми пластинками, более крупными, чем у крокодила, голова фосфоресцирует. Зоолог Г. Пти, который в свое время собирал сведения о тонпондрано, описывал характерное свечение, продвигавшееся вдоль берегов, видное с расстояния более километра, а гребцы пироги, на которой плыл натуралист, говорили, что это и есть тонпондрано…
Люди народности сакалава северо-восточных районов Мадагаскара верят в существование ранты — огромного морского чудовища, которое питается рыбой. И если кто пожирает улов рыбаков, то это, по мнению сакалава, только ранта.
У племени бетсилео есть и фангалаболо («тот, кто хватает за волосы») — огромная летучая мышь, нападающая по ночам на одиноких путников, сдирающая кожу с лица вместе с волосами…
Перечисление всех легендарных персонажей, живущих в горах, болотах, лесах и песках Мадагаскара, заняло бы еще много места. По мнению одних ученых, легенды — продукт богатого воображения жителей. Другие считают, что в преданиях сохранились воспоминания о различных животных, когда-то живших на острове, но вымерших. Третьи, наиболее смелые, высказывают предположение, что животные эти живы, а вместо отсутствующих пока доказательств своей правоты приводят список достаточно крупных животных, открытых для мира сравнительно недавно.
Зоологи надеются, что обширные леса Мадагаскара еще преподнесут науке несколько сюрпризов, которые не уступят по ценности найденным там останкам бывшей легендарной птицы Pyx — эпиорниса или ныне обитающим там и тоже недавно открытым видам лемуров…
ЧУДОВИЩА ИЗ ГЛУХИХ УГОЛКОВ
В густых лесах Южной Америки и Африки обитают ужасные существа. Огромные змеи длиной в 20, 30 и даже 40 метров попадались на глаза исследователям, солдатам и миссионерам. Идет ли речь о выживших представителях гигантских видов, которые считались вымершими миллионы лет назад?
В марте 1947 года бразильская экспедиция Службы защиты индейцев работала в болотистой области междуречья Мансо и Кристалино. Внезапно ее участники заметили огромного змея, спавшего на траве, и прикончили его несколькими выстрелами. По словам одного из исследователей, француза Сержа Бонакасе, пресмыкающееся достигало в длину не меньше 23 метров!
Проглоченный боа
В группу входили специалисты по местной фауне, которые пришли к выводу, что им попалась, безо всякого сомнения, анаконда. Необычность случая заключалась лишь в том, что размеры убитого животного вдвое превышали параметры всех известных науке видов, которые едва приближались к 10 метрам. Однако эта встреча не попала в книги по естественной истории, так как участники экспедиции, двигавшейся пешком, сквозь густую сельву, сочли невозможным транспортировать кожу или голову этого гигантского змея Снимки тоже не делали, так как Служба защиты индейцев запрещала использование фотокамер, чтобы не испугать аборигенов.
Зато если говорить о фотографиях, на них оказались запечатленными два боа, достигавшие 40 метров в длину. Их встретили в 1953 году у истоков Амазонки, куда была спешно направлена экспедиция, организованная специально для того, чтобы уничтожить этих самых рептилий, наводивших ужас на всю округу. Змей нашли и убили. На фотографиях, опубликованных в ежедневной газете «Мундо архентино», видны охотники позади трупа одного из змеев толщиной с человека.
Об их размерах можно судить еще и потому, что голова одного из монстров была величиной больше человеческой.
Приведенные случаи только немногие примеры встреч и рассказов, касающихся существования гигантских змеев в бассейне Амазонки. Иногда эти существа нападают и пожирают людей, как случилось в августе 1988 года в бразильском штате Рондония. По словам нескольких очевидцев, на трехлетнего ребенка по имени Даниель Менесес напал и проглотил его гигантский боа, или сукуриху, достигавший 15 метров в длину, то есть вдвое больше, чем все прежде зарегистрированные представители этого вида.
Амазонские монстры
Что касается гигантских анаконд или боа, то рассказы о существовании огромных змей в бесконечном «зеленом аду» впервые зазвучали и с тех пор многократно повторялись, начиная с самого прихода испанских и португальских конкистадоров и путешественников, но лишь в XX веке появились первые надежные отчеты о встречах с этими существами. В конце 40-х годов директор гамбургского зоопарка Лоренц Гагенбек провел первое исследование этой загадки и наткнулся на историю священника Виктора Хайнца, который несколько раз прошел Амазонку на каноэ.
Первая встреча Хайнца с гигантской анакондой произошла 22 мая 1922 года неподалеку от поселения Обидос. Всего в 30 метрах от себя священник вдруг увидел огромную змею, которую несло течением. Гребцы тут же бросили весла, устрашенные размерами рептилии: около 25 метров в длину и толщиной с бочку для растительного масла. «Когда мы оказались достаточно далеко, — рассказывал священник, — и мои гребцы вновь обрели дар речи, они, все еще боясь, сказали мне, что змей не раздавил нас как простой коробок спичек только потому, что в этот момент был занят перевариванием хорошей порции рыбы».
Через несколько лет, 29 октября 1929 года, миссионер вновь встретился с гигантским змеем на той же самой реке.
Была полночь, когда его гребцы вдруг в сильном страхе стали разворачивать лодку к берегу, крича, что видят огромное животное.
«В этот момент я заметил, как вода рядом с нами отступила, словно пропуская большой пароход, и увидел всего в нескольких метрах впереди два зелено-голубоватых огня, напоминающих носовые огни речного судна». Когда он попытался успокоить людей, говоря, что это всего лишь корабль и что он не может задеть их каноэ, ему ответили, что это гигантский змей.
Автоматные очереди
Отец Хайнц застыл от ужаса, поняв, что огни были светящимися глазами некоего существа, которое приближается к их каноэ со скоростью, в 10—15 раз превышающей их собственную. Когда, казалось, монстр был готов протаранить им борт, он неожиданно увильнул и как будто направился обратно к середине реки. Позже местные жители сообщили священнику, что в этой реке живет гигантский сукуриху.
Не прошло и нескольких месяцев, как в июне 1930 года торговец Реймондо Зима, который жил в маленькой деревушке Фаро на берегу реки Хамунда, наткнулся на другого представителя этих огромных рептилий. Встреченное им животное, вероятно, было раненым, так как во мраке ночи блестел лишь один его глаз. В течение нескольких показавшихся бесконечными минут тварь кружила на большой скорости вокруг судна испуганного торговца, поднимая волны такой высоты, что они грозили потопить корабль, несмотря на то что он достигал 13 метров в длину. В 1948 году некий Пабло Тарвальо уверял, что гигантская змея долгое время преследовала его барку. По его словам, тварь, которую он наблюдал, по крайней мере, с расстояния 300 метров, имела поистине сказочные размеры: 50 метров!
Иногда некоторые отважные исследователи, забыв о страхе, осмеливались приблизиться к этим мифическим созданиям. Миссионер Протезиус Фрикель во время поездки по берегам в верхней течении реки Тромбетас встретил одно чудовище, которое, отдыхая, высунуло голову на берег.
Выказав несомненное мужество, святой отец поплыл к чудовищу, остававшемуся на месте, и приблизился к нему на расстояние «в каких-нибудь шесть шагов». Из воды торчала лишь малая часть его туловища и головы, на которой можно было заметить глаза, «большие, словно блюдца».
Заинтересованный как своими собственными встречами, так и рассказами, услышанными от других, отец Хайнц послал в Гамбург директору зоопарка отчет о своих наблюдениях вместе с двумя фотографиями. Одна из них была сделана еще в 1933 году членами Комиссии по бразильским границам, уверявшими, что они убили животное несколькими очередями из автомата. По их свидетельству, тварь была столь огромна (по приблизительным подсчетам — 9 метров в длину), что ее голову не смогли нести даже четверо и что, падая, она сломала несколько кустов и деревьев.
Другое фото относилось к 1948 году, и на нем были видны останки змея, объявившегося в окрестностях Фуэрте-Абуны в эквадорской области Гвапоре. Чтобы уничтожить чудовище, солдаты использовали пулемет, из которого произвели, по крайней мере, 500 выстрелов, и расход боеприпасов явно стоил того, если учитывать, что встреченное животное достигало 35 метров в длину.
Встреча на Риу-Негру
Располагая всеми этими сведениями, директор Гамбургского зоопарка составил нечто вроде фоторобота сукуриху, или гигантского боа, который, по его расчетам, мог достигать в длину 40 метров и толщины 80 сантиметров. Он должен был весить 5 тонн, иметь фосфоресцирующие глаза, тело темно-каштанового цвета с белым в крапинку брюхом. Конечно же этот колосс не мог представлять единственный тип гигантских змей, населяющих амазонскую сельву.
Один из самых опытных исследователей этих краев в начале века майор Перси Фосетт рассказывал, как весной 1907 года, во время плавания по Риу-Негру, он едва не столкнулся с одним таким экземпляром, высунувшим из воды треугольную голову и значительную часть тела. Животное спешно направилось к берегу, но исследователь, бывший к тому же и умелым охотником, успел прицелиться и поразить змея из ружья.
Агонизируя, существо выбросилось на берег, где Фосетт уже смог рассмотреть его повнимательней. «Животное уже почти издохло, а его тело все еще били неистовые судороги», — писал он и утверждал, что та часть змея, которая оказалась наружи, достигала 14 метров, причем оставшаяся была не меньше пяти, таким образом, полная длина змея составляла, по крайней мере, 19 метров.
Животное не было слишком толстым, всего 30 сантиметров, вероятно, оттого, что уже долгое время обходилось без пищи. Фосетт также утверждает, что от змея исходила сильная вонь и что когда он захотел отсечь от его тела кусок в качестве охотничьего трофея, то выяснилось, что животное еще не умерло окончательно, начало вновь биться, и это заставило исследователя отказаться от своего намерения.
В африканской глуши
Зона обитания гигантского змея, возможно, не ограничивается одной Южной Америкой, хотя именно там попадались самые крупные экземпляры. Однако и из Африки, а в меньшем количестве из некоторых регионов Азии, таких, как Тайланд, Индия и Бангладеш, поступали сообщения о встречах с необычными по размерам гадами. Исторические хроники свидетельствуют, что в III веке до нашей эры одно такое животное доставили в Александрию царю Птолемею II и что длина этого змея насчитывала 30 локтей (15 метров). Это самый крупный экземпляр из пойманных в Африке, после питона, отловленного на Береге Слоновой Кости: тот достигал 9,81 метра и вполне подтверждал, что вера большинства африканских народов в огромных змей имеет под собой основания.
В 1959 году было добыто одно неоспоримое доказательство существования чудовищных гадов: аэрофотоснимок, сделанный экипажем одного военного вертолета. Вертолет нес патрульную службу в небе над областью Катанга, входившей тогда в Бельгийское Конго, и все случилось почти сразу после взлета с базы в Камине. Когда вертолет пролетел километров сто, полковник Гейсеб с удивлением заметил, что внизу движется гигантский змей, которого он поначалу принял за ствол дерева. Он немедленно окликнул пилота, полковника Реми ван Льерде, и они решили спуститься до высоты 40 метров. Тогда-то двое военных, вместе с остальными членами экипажа, парашютистом Дебефом и помощником механика Киндтом, на протяжении нескольких минут могли наблюдать передвижение животного в кустах и даже видеть, как оно, угрожая, поднимало свою ужасную голову к вертолету, который ревом двигателей нарушал покой леса. Военные подсчитали, что змей, кожа которого была зеленого и розоватого цветов на спине и беловатая на брюхе, достигал 14 метров, будучи толщиной с человека. Треугольная и широкая голова (примерно 80 сантиметров) имела сильные и острые зубы, сравнимые по размерам с лошадиными. Все говорило за то, что гад мог запросто сожрать человека. Помощник механика смог запечатлеть монстра фотокамерой и получить снимок прекрасного качества, который, после подробного изучения, подтвердил, что размеры чудовища были именно такими, какие называли члены летного экипажа. Эта фотография и свидетельства бельгийских военных являются самыми твердыми доказательствами существования змеев гораздо большей величины, чем считалось возможным прежде.
Может быть, они всего лишь экземпляры-переростки известных видов, но не исключена возможность, что речь идет о выживших представителях гигантских видов, считавшихся вымершими, таких, как гигантофис, который жил в среднем эоцене 40 миллионов лет назад и чьи окаменевшие останки, встречающиеся в Египте, достигают 16—20 метров в длину. Как бы то ни было, загадка гигантских змей, обитающих в густых тропических лесах, остается нерешенной до сих пор, и одно упоминание о них вызывает панику у местных жителей.
ПЕЧАЛЬНАЯ ПОВЕСТЬ О КВАГГЕ
Современники писали: «То утро выдалось в Амстердаме туманным, и густая белая пелена плотно закрыла все вольеры и дорожки между ними. Старый служитель пришел, как всегда, на полчаса раньше. Нарезал веток, достал из погреба фрукты и мясо, мелко нарубил его и пошел кормить животных. За туманом не было видно даже решеток.
Старик торопился, до открытия зоопарка оставался час, ему не хотелось кормить зверей при посторонних. В вольерах с копытными было тихо. Старик отпер калитку и тут же споткнулся. На кирпичном полу лежала квагга. Последняя из всех, существовавших когда-либо в природе».
Это было 12 августа 1883 года. А за столетие до этого…
За столетие до печального события в Амстердамском зоопарке, потрясшего натуралистов, на необозримых просторах южноафриканских саванн паслись бесчисленные стада копытных. Загадочная Африка еще только-только приоткрывала перед любопытствующей Европой завесу над своими тайнами. Еще существовали в природе голубая антилопа, бурчеллова зебра и странствующий голубь. Но уже не было на Земле стеллеровой коровы, дронта и тура.
Большинство европейцев знакомились с африканской природой по книгам, в которых так и не был дан ответ на вопрос, что такое камелопардус, удивительный метис верблюда и леопарда, или единорог, у которого, правда, иногда встречается два или даже три рога, или водяная лошадь… Эра жирафы, носорога и гиппопотама придет позже, в конце XVIII — начале XIX века, когда в дебри Южной Африки проникнут первые смельчаки путешественники и привезут домой удивительные, невероятные рассказы о миллионных стадах антилоп, громадных слонах, львах и гориллах. И о кваггах.
В 1777 году, заручившись поддержкой Парижского зоологического общества, в Южную Африку отправился Франсуа Левайян, смелый и образованный молодой человек. Три года колесил он по Капской провинции, пересекал реки, терялся в саваннах и джунглях. Левайяна манили сюда рассказы двух сподвижников знаменитого капитана Джеймса Кука — англичанина Уильяма Андерсона и шведа Андреев Спармана, потрясенных природой этих мест.
Левайян написал пять томов захватывающих рассказов о своих приключениях. Кто знает, может быть, именно они вдохновили Майн Рида на южноафриканскую трилогию?
Так или иначе, Левайян был первым, кто привез в Европу реалистичные рисунки львов, гепардов, гиен. Он первым описал схватку птицы-секретарь с ядовитой змеей, поведал о виверрах и земляном волке. Первым доставил европейским ученым шкуру и кости жирафы, таинственного камелопардуса. Их выставили в естественно-научном музее в Париже, их изучал сам Жан Батист Ламарк.
Левайян рассказал и о квагге. Тогда еще громадные стада этих замечательных животных жили в междуречье Оранжевой и Вааля.