Соколов Б В

Гоголь

Борис Соколов

Самоубийство Владимира Высоцкого. «Он умер от себя»

Владимир Высоцкий – запрограммированное самоубийство

Высоцкий сегодня, несомненно, – самый популярный из поэтов-бардов советских времен. Причин этого несколько. Во-первых, из плеяды исполнителей авторских песен Владимир Семенович оказался самым талантливым поэтом. Кроме того, он не только исполнял свои песни под гитару, но и сам писал к ним музыку. А главное, Высоцкий был профессиональный артист театра и кино. Среди остальных советских бардов профессиональным артистом фактически был только Юрий Визбор, но он в театре не играл, а лишь снимался в кино. Все это давало ему преимущество над другими советскими бардами.

Борис Соколов

Уникальность Высоцкого – в сочетании написанных им текстов песен с его же музыкой и аккомпанементом на гитаре и с самой манерой авторского исполнения (переживания) песни, с тем, как он играл свою песню. Наверное, ни один бард-шансонье в мире не имел такого уникального таланта. Может быть, поэтому Высоцкий добился определенного признания во Франции, хотя пел только на русском языке и, казалось бы, на чисто русские (советские) темы. Он не был выдающимся гитаристом. Его коллега по театру на Таганке Виталий Шаповалов, профессиональный музыкант, играл на гитаре значительно лучше и в начале карьеры Высоцкого помогал ему осваивать некоторые аккорды. Высоцкий, несомненно, был заметным поэтом, но все-таки не уровня Пастернака, Мандельштама или Бродского. Его поэтический талант проявился в довольно узкой области создания текстов, предназначенных для исполнения под гитару в форме, доступной для самых широких масс слушателей. То, что при жизни на родине Высоцкого официально не признавали поэтом, стихов его не печатали и в Союз писателей так и не приняли, безусловно, ограничило развитие его поэтического таланта, заставив сосредоточиться, так сказать, на прикладном жанре. И его стихи оказались наилучшим образом приспособлены для исполнения под гитару. В песнях созданный им звукоряд оптимально сочетался с гитарными аккордами.

Гоголь. Энциклопедия.

А поэт Высоцкий был настоящий. Никто другой в такой мере не освоил поэтический потенциал русского разговорного языка, просторечия. Оттого-то герои песен Высоцкого воспринимались аудиторией как живые. Высоцкий, конечно, был оригинальным певцом с выразительным голосом (помните, в песне Окуджавы о Высоцком: «Пусть кружит над Москвою охрипший его баритон»), но, конечно, по силе голоса до оперных, да и до эстрадных знаменитостей ему было далеко. В одной радиопередаче во Франции Высоцкий, кстати сказать, на французском языке, говорил о том, что он известен «не как певец, а как поэт и композитор, который поет свои песни на свою музыку. Я не профессиональный певец, который поет с большим оркестром…». Хотя пару раз ему пришлось записываться с оркестром. На той же передаче французским ведущим было сказано, что «Владимир Высоцкий очень известен в СССР и в странах Восточной Европы, как я уже говорил вчера вечером, и для советской молодежи он – как Боб Дилан». И актером Высоцкий был выдающимся, но, наверное, все-таки не самым выдающимся актером своего времени, даже в пределах СССР. Еще раз повторю: жаль, что почти не сохранилось видеозаписей спектаклей с его участием, но если взять хотя бы Глеба Жеглова в «народном» фильме «Место встречи изменить нельзя», то понимаешь, каких вершин актерского мастерства он достигал. А вот то, в чем ему не было равных, по крайней мере, в Советском Союзе, так это в амплуа певца-актера. Он не просто пел свои песни под гитару, он играл их героев, он как бы ставил моноспектакли. Не случайно Высоцкий во время концертов часто говорил: «Я сейчас покажу вам песню…» Так, как он, показывать песни больше никто не умел. Виталий Шаповалов вспоминает:

С любовью и благодарностью посвящаю сей труд моей матери, Валентине Клементьевне, моей жене Людмиле и моим детям Игорю и Вадиму. Без них не была бы написана эта книга.

НИКОЛАЙ ГОГОЛЬ - ПИСАТЕЛЬ XXI ВЕКА

«У Володи-то сила особая. Это изнутри, это духовное, это тайна. А искусства – я не громкую фразу говорю – искусства без тайны нет.

И. С. Аксаков писал в 1852 г., сразу после смерти Гоголя: \"Много еще пройдет времени, пока уразумеется вполне все глубокое и строгое значение Гоголя, этого монаха-художника, христианина-сатирика, аскета и юмориста, этого мученика возвышенной мысли и неразрешимой задачи\".

Однажды он спросил:

– Почему ты в концертах не поешь мои песни? Просто любопытно – тебе что, они не нравятся?

Как писал русский религиозный философ и литературный критик Константин Мочульский: \"Жизнь Гоголя - сплошная пытка, самая страшная часть которой, протекавшая в плане мистическом, находится вне нашего зрения. Человек, родившийся с чувством космического ужаса, видевший вполне реально вмешательство демонических сил в жизнь человека, воспринимавший мир \"sub specie mortis\" (под знаком смерти (лат.). - Б. С.), боровшийся с дьяволом до последнего дыхания, - этот же человек \"сгорал\" страстной жаждой совершенства и неутомимой тоской по Богу. Душа Гоголя - сложная, темная, предельно одинокая и несчастная; душа патетическая и пророческая; душа, претерпевшая нечеловеческие испытания и пришедшая ко Христу\".

– Что ты, Володя, – говорю, – очень нравятся.

В. В. Вересаев подметил то, что идеологию и религиозные убеждения Гоголь пронес практически неизменными через всю свою жизнь. Автор \"Гоголя в жизни\" относился к такому постоянству отрицательно, но у других исследователей это гоголевское качество удостоилось положительной оценки за неизменное следование христианским заповедям. В.В. Вересаев утверждал: \"Гоголь родился в глухой помещичьей усадьбе Полтавщины.

– А почему не поешь?

У его родителей было около двухсот \"душ\" крепостных крестьян и более тысячи десятин земли. Сам Гоголь, однако, помещиком не был. Как только ему удалось стать на ноги, он начал жить самостоятельным трудом, - сначала служил, потом существовал литературной работой. От своей части имения он отказался в пользу матери и сестер, не только не получал оттуда никаких доходов, но сам - правда, редко и мало - помогал матери, хозяйничавшей очень неумело. Так что по собственному своему социальному положению Гоголь скорее принадлежал, подобно Белинскому, к сословию разночинцев со всеми сопутствующими особенностями: необходимостью зарабатывать пропитание личным трудом, непрочностью заработка, всегдашнею необеспеченностью.

– Да потому что спеть их на свой лад – это будешь не ты, а петь «под тебя» – получится пошлятина. Что же мне, тоже хрипеть, что ли?

Однако всю свою идеологию Гоголь целиком впитал из недр старосветской помещичьей жизни. И это замечательно: через жизнь свою, полную самого напряженного художественного искания и творчества, эту идеологию свою он пронес в совершенно нетронутом виде, совсем в таком виде, в каком получил ее в раннем детстве. В вопросах общественности, морали, религии великий автор \"Ревизора\" и \"Мертвых душ\" до конца жизни стоял совершенно на том же уровне, на котором стояла его наивная глуповатая мать-помещица. В этих областях оба они говорили на одном языке\".

– Нет, ты по-своему пой.

– Ты, – говорю, – Володя, настолько уникален, что  – дай Бог тебе здоровья – пой сам свои песни, ты это прекрасно делаешь. А петь их другому нельзя, я убежден.

Современный русский литературовед Петр Палиевский проницательно замечает: \"...Все лучше видно, сколько дел, малозаметных в его время, но грандиозных для русской литературы в целом совершил Гоголь, часто жертвуя собой ради достижения далеких исторических целей\". От гоголевской прозы берут начало многие типы героев русской литератруры. Гончаровский \"человек дела\" Штольц родился в жестянщике Шиллере, первым \"маленьким человеком \" нашей литературы стал Акакий Акакиевич Башмачкин, а муки творческой личности впервые стали предметом художественного анализа в \"Невском проспекте\" и \"Портрете\". \"Все мы вышли из гоголевской \"Шинели\"\" - говорил не то Тургенев, не то Достоевский. Очень точно выразился Михаил Пришвин : \"Гоголь силой слова хотел связать нечисть, чтобы освободить от нее красоту и добро. Он этому делу предался с такой силой страсти, что его образы стали живыми существами, как будто автор вывел этих жителей тьмы на свет, и они вынуждены были во всей наготе своей остаться между людьми\". Автор \"Ревизора\" и \"Мертвых душ\" верил в силу заклятья печатным словом, и лишь в конце жизненного пути понял, что добро и зло переплетены в неразрывном единстве. И образы нечистой силы в его произведениях становились все мрачнее. Смешной и жалкий черт \"Ночи перед Рождеством\" превращается в мрачного искусителя героев \"Невского проспекта\" и \"Портрета\".

Этот разговор я вспомнил, когда после Володиной смерти мы работали спектакль «Владимир Высоцкий», где многим из нас довелось исполнять его песни. Любимов сказал: «Пойте по-своему». Я отвечаю: «Нет, я так не могу – ну какой же это Высоцкий, где он?..»

Житейская неустроенность была постоянной спутницей Гоголя. Остроумие и воображение компенсировали некоторый недостаток интеллектуального багажа.

Хожу возле собственного дома и думаю: что мне делать? Как мне его петь? Подражать, хрипеть нельзя  – хотя я мог бы запросто сымитировать. Значит, нужно категорически придерживаться его ритмического рисунка, все эти сонорные согласные «м», «н» выпевать очень длинно, выпевать все фразы – он любил очень четко произносить текст. Например:

Русский поэт и философ-мистик Даниил Андреев в своем религиозно-философском трактате \"Роза мира\" (1950-1958) отнес Гоголя к числу тех великих душ, что периодически являются человечеству в различных реинкарнациях: \"Возрастает блаженство самих гамаюнов и сиринов, когда они видят те эпопеи, которые творят там великие души, прошедшие в последний раз по земле в обликах Державина и Пушкина, Лермонтова и Гоголя, Толстого и Достоевского, Рублева и Сурикова, Глинки и Мусоргского, Казакова и Баженова. Светящиеся волны невообразимых звучаний взмывают местами как бы из сердца небесных гор: они водворяют душу в состояние такой духовной отрады, от какого разорвалось бы земное сердце, и, поднимаясь и меняясь, подобно славословящим облакам, опускаются в любви и тишайшей радости...

Пляшут ноты врозь и с тол-л-лком,Ждут до, ре, ми, фа, соль-л-ля и си, пока-а-аРазбросает их по пол-л-лкамЧья-то дер-рзкая р-рука-а-а.

Сделать так, чтобы Россия осознала все несовершенство своей стадии становления, всю неприглядность своей неозаренной жизни, - это должен был сделать и сделал Гоголь. Ему был дан страшный дар - дар созерцания изнанки жизни, и другой дар: дар художественной гениальности, чтобы воплотить увиденное в объективно пребывающих творениях, показуя его всем. Но трагедия Гоголя коренилась в том, что он чувствовал в себе еще и третий дар, нераскрытый, мучительно требовавший раскрытия, - а он не знал - и не узнал - как раскрыть этот третий дар: дар вестничества миров восходящего ряда, дар проповедничества и учительства. При этом ему не удавалось осознать различия между вестничеством и пророчеством; ему казалось, что вестничество миров света через образы искусства непременно должно связываться с высотой этической жизни, с личной праведностью. Ограниченные, сравнительно с художественной гениальностью, способности его ума не позволили ему понять несоответствие между его задачей и формами православно-учительной деятельности, в которую он пытался ее облечь. Расшатанный и изъязвленный созерцанием чудищ \"с унылыми лицами\", психофизический состав его существа не выдержал столкновения между православным аскетизмом и требованиями художественного творчества, между чувством пророческого призвания и сознанием своего недостоинства, между измучившими его видениями инфернальных кругов и жгучею жаждою - возвещать и учить о мирах горних.

Следить за произношением носовых согласных, его рычащих «р-р-р», четких «к», «х» – «делах-х-х!». Четко выпевать-выговаривать все звуки, даже глухие, следовать его манере, его наполнению.

А недостаточность... начала деятельно-волевого как бы загнала этот жизненный конфликт во внутреннее пространство души, лишила его необходимых выявлений вовне и придала колорит тайны последнему, решающему периоду его жизни\".

И еще врубать тот самый его нерв. Свои силы врубать ровно настолько, насколько их хватит. Не экономить. У меня столько, сколько было у него, не будет  – там все связано с голосом, с его звучанием, с тембральной окраской. У меня этого нет – значит, врубай все свое, что можешь.

\"Колорит тайны\" пронизывает все творчество Гоголя.

Я попробовал это соединить – оказалось ужасно трудно. Трудно даже четко петь, как он, – невозможно выговорить. Попробуйте сами буквально, чисто спеть в его ритме:

По словам И. С. Аксакова, \"художник, заставлявший всю Россию смеяться по собственному произволу, был человек самого серьезного характера, самого строгого настроения духа... писатель, так метко и неумолимо каравший человеческое ничтожество, был самого незлобивого нрава и сносил без малейшего гнева все нападки и оскорбления... едва ли найдется душа, которая бы с такою нежностью и горячностью любила добро и правду в человеке и так глубоко и искренно страдала при встрече с ложью и дрянью человека\".

Здесь вам не равнина, здесь климат иной!Идут лавины одна за одной,И здесь за камнепадом ревет камнепад…

Конечно, есть у него песни и попроще, но вот такие, ритмические, оказывается, петь очень трудно.

В. В. Зеньковский в \"Истории русской философии\" (1948) целый раздел посвятил \"гениальному писателю\" Гоголю как религиозному мыслителю. Он сетовал: \"Литературная слава Гоголя долго мешала принятию его идейного творчества, - кто только не осуждал Гоголя за то, что он свернул с пути художественного творчества! А в трагическом сожжении 2-го тома \"Мертвых душ\", глубочайше связанном со всей духовной работой, шедшей в Гоголе, видели почти всегда \"припадок душевной болезни\" и не замечали самой сущности трагической коллизии, которую за других вынашивал в себе Гоголь. Нет никого в истории русской духовной жизни, кого бы можно было поставить в этом отношении рядом с Гоголем, который не только теоретически, но и всей своей личностью мучился над темой о соотношении Церкви и культуры... Гоголь... впервые в истории русской мысли подходит к вопросу об эстетическом аморализме, с чрезвычайной остротой ставит тему о расхождении эстетической и моральной жизни в человеке. В Гоголе начинается уже разложение идеологии эстетического гуманизма, впервые вскрывается проблематика эстетической сферы. По складу натуры своей, Гоголь был чрезвычайно склонен к морализму, несколько отвлеченному и ригористическому, для него самого почти навязчивому и суровому. Но рядом с морализмом в нем жила горячая, всепоглощающая и страстная любовь к искусству, которое он любил, можно сказать, с непобедимой силой. Сознание своеобразной аморальности эстетической сферы привело Гоголя к созданию эстетической утопии, явно неосуществимой и продиктованной потребностью доказать самому себе \"полезность\" искусства. Крушение этой утопии (внешне связанное с постановкой на сцене его гениальной комедии \"Ревизор\") создает чрезвычайное потрясение в духовном мире Гоголя, обнажает всю шаткость и непрочность всяческого гуманизма, расчищая почву для религиозного перелома, - в Гоголе, действительно, начинается (с 1836-го года, т. е. когда ему было 27 лет) глубокое и страстное возвращение к религиозной жизни, никогда в нем, собственно, не умолкавшей...

Постепенно где-то уже появился Володя. Уже узнаешь – это Высоцкий, это песня Высоцкого:

Гоголь зовет к перестройке всей культуры в духе Православия и является поистине пророком \"православной культуры\". Особенно остро и глубоко продумывал Гоголь вопрос об освящении искусства, о христианском его служении, - он ведь первый в истории русской мысли начинает эстетическую критику современности, бичуя пошлость ее\".

Я пол-лмира почти через-зл-лые боиПрошагал-л и пропол-лз-с батал-льоном-м…

По мнению К. В. Мочульского, высказанному в работе \"Духовный путь Гоголя\" (1933), \"Гоголь был не только великим художником: он был и учителем нравственности, и христианским подвижником, и мистиком...

Любимову говорили, что манера исполнения Шапена больше всех похожа на Володину. А шеф: «Да ничуть!» – разговорился, разбурчался. Мы с Золотухиным идем за декорацию, начинаем песню: «Я полмира…»

В душе Гоголя первичны переживание космического ужаса и стихийный страх смерти; и на этой языческой основе христианство воспринимается им как религия греха и возмездия\".

– Стоп! – кричит Любимов. – Не надо, чтобы эту песню пел Владимир! Пусть Шапен поет вживую!

– Юрий Петрович, так это Шапен и поет, – Золотухин в микрофон. Шеф промолчал – и поехали дальше.

К. В. Мочульский подчеркивал \"веру Гоголя в особое, преимущественное попечение о нем Промысла Божия\". Трагедию Гоголя он видел в том, что \"читатели любят простые и ясные ярлыки: звание юмориста осталось приклеенным к писателю на всю жизнь. И этим отчасти объясняется провал его \"Переписки с друзьями\" и вообще неудача его \"душевного дела\". Когда Гоголь перестал смешить и заговорил о Боге, никто не поверил, что комический писатель может быть учителем\".

Я вначале долго отказывался, пока не почувствовал, как ее надо петь. А когда почуял, эта песня мне стала жутко нравиться. Она и на слушателей очень сильно действует. Песня, вообще, малоизвестная, я сам не слышал ее в Володином исполнении, только в рукописи читал».

По мнению К. В. Мочульского, \"в основе повестей, помещенных в \"Миргороде\" и \"Арабесках\", ощущение безнадежности и обреченности расширяется и углубляется. Гоголь... видит мир во власти темных сил и с беспощадной наблюдательностью следит за борьбой человека с дьяволом. За исключением \"Как поссорились Иван Иванович с Иваном Никифоровичем\" все повести кончаются гибелью героев: умирают Афанасий Иванович и Пульхерия Ивановна в \"Старосветских помещиках\", гибнет Тарас с двумя своими сыновьями в \"Тарасе Бульбе\", сходит с ума и перерезывает себе горло художник Пискарев в \"Невском проспекте\", сходит с ума чиновник Поприщин в \"Записках сумасшедшего\".

Двоюродный брат Владимира Высоцкого Павел Леонидов (Рабинович) вспоминал, как в Нью-Йорке узнал о смерти Василия Шукшина: «…Посмотрел на Бродвее в занюханном закутке «Калину красную». И плакал навзрыд… У меня тогда случился самый настоящий приступ ностальгии. Хуже, чем когда узнал про смерть Высоцкого, хотя они оба – самоубийцы. Оба. И обоих их толкали в спину. Поторапливали. Мне Вася на каких-то похоронах сказал: «Каждой сволочи хочется сказать речь на свежей могиле хорошего человека».

Из страшного мира, в котором властвует зло и царит смерть, уйти некуда. Даже если удалиться от суеты жизни и тревоги страстей и похоронить себя заживо в каком-нибудь медвежьем углу, в полной тишине и уединении, и тут \"злой дух\" настигнет и одним своим дыханием разрушит хрупкий игрушечный рай...

До самой смерти Гоголь не знал любви, этого, по его словам, \"первого блага в свете\". Это - факт громадной важности, объясняющий многие особенности характера и творчества писателя. Но безвкусны и произвольны домыслы некоторых исследователей о сексуальной жизни Гоголя. Догадываться о том, каким пороком страдал писатель, применять к нему метод Фрейда занятие бесполезное. Достаточно показать, что мысли Гоголя о демонической природе красоты и гибельности любви основаны на его личном психологическом опыте: он испытывал ужас перед любовью, предчувствуя ее страшную, разрушительную силу над своей душой; натура его была так чувственна, что \"это пламя превратило бы его в прах в одно мгновение\"\".

В нашей книге мы попробуем проследить, что же привело Владимира Семеновича Высоцкого к смерти в сорок два с половиной года. Разумеется, самоубийством в строгом смысле слова эта смерть не была, хотя суицидальные попытки у барда случались неоднократно. Впрочем, они всегда происходили на публике и носили явно демонстрационный характер, чтобы окружающие еще раз доказали, как они любят Высоцкого или чтобы удовлетворили очередной каприз барда. В последние годы с помощью таких попыток мнимого самоубийства Высоцкий добивался от друзей, чтобы ему доставали наркотики.

А. Д. Синявский в книге \"В тени Гоголя\" (1970-1973) приходит к выводу: \"Право же, Гоголь-художник выказывает себя куда более мистиком, нежели его христианское морализаторство... Кажется, в своих поэтических созданиях Гоголь даже более религиозен, чем в своем обескровленном и расчисленном христианстве\". Он утверждал: \"Красота в умозрениях Гоголя обладает тайной воздействия, превышающего установления общества и государственной власти. Не так ее созерцание, как сила красоты, ее активная миссия в мире занимали воображение Гоголя. В его глазах она всегла панночка, обращающая тело и разум наш в орудие собственной воли\".

Что же касается обстоятельств смерти барда, то, несмотря на некоторую неясность деталей и отсутствие посмертного вскрытия, оно ни в коем случае не было самоубийством. В том состоянии, в котором Владимир Семенович находился к моменту своей гибели, он просто физически не мог себя убить.

А. Д. Синявский настаивал: \"Гоголь не был Дон-Кихотом. Он был Дон-Кихотом, смешавшим дон-кихотские выходки с ухватками Санчо Пансы, и досаждал своим здравомыслием хуже сумасшедшего\".

Но, образно говоря, всей своей жизнью Высоцкий совершал медленное самоубийство, приближая преждевременную кончину алкоголизмом, неумеренными сексуальными похождениями и, главное, наркоманией. Все эти недуги и пороки частью были природными свойствами Высоцкого, а частью стали следствием его огромного таланта, не получавшего столь желаемого им официального признания. В то же время осознание собственной гениальности сыграло с поэтом и актером злую шутку, спровоцировало желание «заглянуть за грань». У Высоцкого вплоть до самого конца была вера, что такому выдающемуся человеку, как он, ничто не может повредить и что алкоголь, секс и наркотики необходимы ему для творчества… В результате процесса саморазрушения Высоцкий очень быстро подорвал свой изначально крепкий организм, запрограммированный на долгую жизнь.

В. Я. Брюсов подчеркивал: \"Стремление к крайностям, к преувеличениям, к гиперболам сказалось не только в творчестве Гоголя, не только в его произведениях: тем же стремлением была проникнута вся его жизнь. Все совершающееся вокруг он воспринимал в преувеличенном виде, призраки своего пламенного воображения легко принимал за действительность и всю свою жизнь прожил в мире сменяющихся иллюзий. Гоголь не только \"все явления и предметы рассматривал в их пределе\", но и все чувства переживал также \"в их пределе\"\".

Но как раз те факторы, которые преждевременно погубили Высоцкого, сегодня во многом способствуют его популярности, которая остается на уровне популярности живых звезд шоу-бизнеса. Подробности его бесчисленных любовных связей, пьяных загулов, наркотических ломок, постоянно публикуемые в прессе и в многочисленных книгах о Высоцком, помогают поддерживать интерес и к его личности, и к его песням. И еще этот интерес подпитывается ностальгией по советской эпохе. Хотя песни Высоцкого полны иронией по отношению к советской жизни и порой вскрывают не самые приглядные ее стороны. Но сегодня они вспоминаются уже как неотъемлемая составная часть того времени.

Д. С. Мережковский полагал, что основная мысль гоголевского творчества - \"как черта выставить дураком\". При этом \"в \"Ревизоре\" и \"Мертвых душах\" картины русского провинциального города 20-х годов имеют, кроме явного, некоторый тайный смысл, вечный и всемирный, но \"прообразующий\", или, как мы теперь сказали бы, символический, ибо символ и значит \"прообразование\": среди \"безделья\", пустоты, пошлости мира человеческого не человек, а сам черт, \"отец лжи\", в образе Хлестакова или Чичикова, плетет свою вечную, всемирную \"сплетню\"\".

Мы постарались показать роль трех факторов: любовных похождений, алкоголизма и наркомании  – как в творчестве Высоцкого, так и в его жизни и найти ответ на вопрос, что же погубило великого артиста: тоталитарная власть или его собственные пороки, разрывавшие душу Высоцкого и ослаблявшие его тело.

Как отмечал Д. С. Мережковский в своем исследовании \"Гоголь и черт\" (1906), \"из... первозданной стихии народной вышел смех Гоголя. \"Причина той веселости, которую заметили в первых сочинениях моих, заключалась в некоторой душевной потребности. На меня находили припадки тоски, мне самому необъяснимой... Чтобы развлекать себя самого, я придумывал себе все смешное, что только мог выдумать. Выдумывал целиком смешные лица и характеры, поставляя их мысленно в самые смешные похождения, вовсе не заботясь о том, зачем это, для чего и кому от этого выйдет какая польза. Молодость подталкивала\". Впоследствии, окончательно \"удалившись от первозданных элементов своих\", он сделал этот смех \"смехом сквозь слезы\" жестоким орудием жестокого знания, чем-то вроде анатомического ножа, который режет жизнь, как труп. Но первоначально это был именно только смех для смеха, переливающийся через край избыток жизни, молодости, веселья. Он опьянялся смехом, как вином; грелся в нем от петербургского холода, как в луче родного малороссийского или римского солнца. Во всяком случае, Гоголь - молодой казак, пляшущий в одной рубашке трепака, - столь же реален, столь же значителен, как и Гоголь - угрюмый монах, пророчествующий о \"бестелесных видениях\", о загробных \"страшилищах\".

Любовь Высоцкого

Отсюда же, из этой первозданной стихии языческой, - и столь особенное, столь чуждое нашему христианскому \"ложу нескверному\", иногда для нас прямо жуткое, \"демоническое\" сладострастие Гоголя.\"

Каким был Высоцкий в любви? На этот счет существуют разные суждения, но подавляющее большинство имеющихся свидетельств касаются лишь телесного, а не духовного начала. А в любви у Высоцкого преобладало именно плотское, животное. Вот замечательное свидетельство, приведенное журналистом «Экспресс-газеты» Борисом Кудрявовым. Скорее всего, оно принадлежит другу Высоцкого, актеру и режиссеру Игорю Пушкареву, вместе с Высоцким снимавшемуся в фильмах 60-х годов, в том числе в «Штрафном ударе» и «Живых и мертвых»: «…Силушку мужскую нужно было куда-то девать. Полез он как-то с друзьями в горы. Добрались до базового лагеря. Остановились на ночевку. И тут Володька говорит: «Все, ребята, больше не могу. Ебаться хочу. Ждите меня через пару дней. И, резко так развернувшись, пошел один вниз. Вернулся через пару дней опустошенный, но такой счастливый. Глаз чистый-чистый. Так что «койка» для него была в первую очередь…

\"Я полагаю, что Гоголь вовсе не знал любви к женщинам\", - замечает биограф. И в самом деле, ничего похожего на влюбленность нельзя отыскать в жизни Гоголя. По свидетельству врача, который ухаживал за ним перед смертью, \"сношений с женщинами он давно не имел (скорее всего, не имел вовсе. - Б. С.) и сам признавался, что не чувствовал в том потребности и никогда не ощущал от этого особого удовольствия\". \"Очень понимаю и чувствую состояние души твоей, хотя самому, благодаря судьбе, не удалось испытать, пишет юный Гоголь одному своему влюбленному приятелю. - Я потому говорю благодаря, что это пламя меня превратило бы в прах в одно мгновение\". В повести \"Вий\" прекрасная панночка-ведьма раз пришла на конюшню, где псарь Микита чистил коня. \"Дай, - говорит, - Микита, я положу на тебя свою ножку. А он, дурень, и рад тому: говорит, что не только ножку, но и сама садись на меня. Панночка подняла свою ножку, и как увидел он ее нагую и полную, белую ножку, то, говорит, чара так и ошеломила его. Он, дурень, нагнул спину и, схвативши обеими руками за нагие ее ножки, пошел скакать, как конь, по всему полю, и куда они ездили, он ничего не мог сказать (здесь, пожалуй аллегорический рассказ о половом акте. - Б. С.); только воротился едва живой, а с той поры иссохнул весь, как щепка; когда раз пришли на конюшню, то вместо его лежала только куча золы да пустое ведро: сгорел, совсем сгорел сам собою!\" Не повторяется ли здесь, в сказочном образе, личное признание Гоголя: \"Это пламя меня бы превратило в прах в одно мгновение\", в прах, в \"кучу золы\", как бедного псаря Микиту (альтернативное истолкование - что Микита просто сбежал навеки вместе с ведьмой-панночкой быть может, в подземное царство Вия. - Б. С.). \"К спасенью моему, продолжает Гоголь, - твердая воля отводила меня от желания заглянуть в пропасть\". Сила, которая удаляет его от женщин, - не скудость, а напротив какой-то особый, оргийный суводок чувственности; это странное молчание - не смерть, а чрезмерная полнота, замирающее напряжение, грозовая тишина пола. Когда философ Хома Брут скакал с ведьмой, сидевшей у него на плечах, он видел, как там, внизу, в нижней бутке, подземном небе, из-за осоки выплывала русалка, мелькала спина и нога - выпуклая, упругая, вся созданная из блеска и трепета... Облачные перси ее, матовые, как фарфор, не покрытый глазурью, просвечивали перед солнцем по краям своей белой эластической окружности... Она вся дрожит и смеется в воде. \"Что это?\" - думал философ, глядя вниз, несясь во всю прыть. Пот катился с него градом; он чувствовал бесовски сладкое чувство, он чувствовал какое-то пронзающее, какое-то томительно-страшное наслаждение\". \"Дева светится сквозь воду, как будто бы стеклянную рубашку; уста чудно усмехаются, щеки пылают, очи выманивают душу... она сгорела бы от любви, она зацеловала бы... Беги, крещеный человек!\" Здесь предел сладострастия, за который так же страшно переступить, как за предел смерти. \"В тонком серебряном тумане мелькали девушки легкие, как тени. Тело их было как будто изваяно из прозрачных облаков и будто светилось насквозь при серебряном месяце\" (\"Майская ночь\"). Эта прозрачная белизна женского тела, как наваждение, преследует Гоголя: в \"Мертвых душах\" на губернском балу рядом с Чичиковым прекрасная молодая девушка \"одна только белела и восходила прозрачною из мутной и непрозрачной толпы\", как видение из другого мира, как русалка в темной заглохшей воде. Эти \"прозрачные, светящиеся насквозь, как будто изваянные из облаков\" тела русалок по природе своей подобны телам древних богов; это - та же самая мистически-реальная одухотворенная плоть, величайшая противоположность \"христианской\" бесплотной духовности, плоть легкая и все-таки нетленно твердая, как \"твердь\" небес. Это и есть одно из \"двух начал\", заключенных в самом Гоголе, - начало плоти.

Во время съемок фильма «Штрафной удар», которые происходили в Алма-Ате летом 1962 года, Высоцкий отрывался с друзьями на славу. Собирались обычно на квартире дочери одного высокопоставленного чиновника. Девочки приходили как на подбор. У нас был такой девиз: «Пока не переебем пол-Алма-Аты, исключительно казашек, чтоб до русских девок не касаться». Все происходило на самом деле очень красиво. Игриво, смешно. Без пошлянки. Но порой, такое случалось… Однажды, вдоволь навеселившись, крепко поддав, разбрелись по комнатам на ночлег. Каждый со своей избранной. И вдруг среди ночи из Володиной комнаты девичьи вопли-сопли. Да какие! Мы перепугались, соскочили со своих бабцов и туда. Молодые мужики с торчащими хуями, девки с висящими сисями. Смотрим, перед нами прям картина… Живописная. На краю постели сидит Высоцкий и задумчиво так покуривает. Рядом возлегает девица, а из нее, пардон, из ее причинного места торчит сарделька. Не знаем, что делать, что говорить. Смех душит. А баба визжит, стонет, надрывается прямо. Истерика с ней приключилась. Еле-еле успокоили. Видно, до бабы этой не сразу дошло, что с ней сотворил наш проказник. То есть она, видимо, была в полной уверенности, что блаженство-то продолжается. Вот такая шуточка от Высоцкого. С одной стороны – страшный удар по женскому самолюбию. С другой – хохма страшная. И больше мы в тот дом ни ногой».

История умалчивает, была ли злосчастная сарделька свиной или говяжьей. Если свиной, то тут вообще можно говорить о глумлении над религиозными чувствами верующих, поскольку подавляющее большинство казахов и казашек – мусульмане.

\"Тело одной русалки, - продолжал рассказчик, - не так светилось, как у прочих: внутри его виднелось что-то черное\". Черное пятно, страшная черная точка есть и в гоголевской \"плоти\", в первозданной языческой стихии его веселости, его смеха. Это - точка соприкосновения двух начал, двух половин, двух полюсов мира, рождающая беспредельный мистический ужас. Уже, впрочем, и там, в самой Элладе, есть эта черная точка: и там, в тишине самого блаженного, самого ослепительного полдня раздается вдруг потрясающий крик, таинственный зов, \"голос Пана\", от которого все живое бежит в сверхъестественном ужасе. Гоголю с детства знаком этот крик: \"Признаюсь, мне всегда был страшен этот таинственный зов. Я помню, что в детстве часто его слышал: иногда вдруг позади меня кто-то явственно произносил мое имя. День обыкновенно в это время был самый ясный и солнечный; ни один лист в саду на дереве не шевелился; тишина была мертвая; даже кузнечик в это время переставал кричать; ни души в саду. Но, признаюсь, если бы ночь, самая бешеная и бурная, со всем адом стихий, настигла меня одного, среди непроходимого леса, я бы не так испугался ее, как этой ужасной тишины среди безоблачного дня. Я обыкновенно тогда бежал с величайшим страхом и занимавшимся дыханием из саду и только успокаивался, когда попадался мне навстречу какой-нибудь человек, вид которого изгонял эту страшную сердечную пустыню\" (\"Старосветские помещики\").

Заметим, что рассказ о вставленной в партнершу сардельке относится к распространенным мужским сексуальным фантазиям, богато представленным в интернетовском фольклоре. Вот образец такого фольклора, найденный мной на одном из интернет-форумов:

Этот непонятный \"панический\" ужас объяснился в тот день, когда родился Христос и умер великий Пан. В конце язычества есть начало христианства; в конце земного - начало небесного, в конце плоти - начало того, что за плотью\".

Н. А. Бердяев в статье \"Духи русской революции\" (1918) заявил: \"Гоголь - единственный русский писатель, в котором было чувство магизма, он художественно передает действие темных, злых магических сил...

«Давняя история… Очередное бухалово на квартире у друга. Пили, пока было что пить, потом пошли блядки, трахи и проч. Друган уединился со своей пассией в отдельную комнату. В общем, началась прелюдия: выпили, поцелуи, обжиманцы, короче, во время этой предвариловки друга начинает разносить от принятого количества спиртного, и своим мутным синим разумом он понимает, что довести до логического конца дело он физически не сможет, а девушка меж тем разошлась не на шутку. Другу неохота ее обламывать, чего придумал этот придурок. Лежали они на диване, а рядом на столе выпивка, еда. Оба уже раздетые, в комнате темно, ну он и придумал. Взял со стола еще теплую сардельку, засунул ее девушке между ног, и стал совершать возвратно-поступательные движения. Девушка ничего не заметила, лежит балдеет, стонет. Друг тоже балдеет, типа, клево придумал… А теперь роковой поворот событий.

У Гоголя было совершенно исключительное по силе чувство зла. И он не находил тех утешений, которые находил Достоевский в образе Зосимы и в прикосновении к матери-земле. Нет у него всех этих клейких листочков, нет нигде спасения от окружавших его демонических рож... Гоголю не было дано увидеть образов добра и художественно передать их. В этом была его трагедия. И он сам испугался своего исключительного видения образов зла и уродства\".

Девушке вдруг захотелось при свете увидеть своего трахаля-ебаря. Она и попросила его (друга) включить свет. Друг на автопилоте встал, пошел и включил свет. У девушки был нервный срыв, потом истерика, потом и другу досталось. Дело в том, что, когда он пошел включать свет, он забыл вытащить сардельку. Представляете, что подумала девушка, когда включился свет, а внутри у нее (как она думала) торчит его член.

По мнению Н. А. Бердяева, \"Гоголь, как художник, предвосхитил новейшие аналитические течения в искусстве, обнаружившиеся в связи с кризисом искусства. Он предваряет искусство А. Белого и Пикассо. В нем были уже те восприятия действительности, которые привели к кубизму. В художестве его есть уже кубистическое расчленение живого бытия. Гоголь видел уже тех чудовищ, которые позже художественно увидел Пикассо. Но Гоголь ввел в обман, так как прикрыл смехом свое демоническое созерцание\".

P.S. Сейчас они женаты, у них двое детей!»

Н. А. Бердяев даже утверждал, что \"Гоголь - инфернальный художник. Гоголевские образы - клочья людей, а не люди, гримасы людей. Не его вина, что в России было так мало образов человеческих, подлинных личностей, так много лжи и лжеобразов, подмен, так много безобразности и безобразности. Гоголь нестерпимо страдал от этого. Его дар прозрения духов пошлости несчастный дар, и он пал жертвой этого дара. Он открыл нестерпимое зло пошлости, и это давило его\".

Столь счастливого (или несчастливого?) финала в случае с Высоцким, разумеется, не было.

Однако само по себе совпадение рассказа об алма-атинских похождениях Высоцкого с фольклорным мотивом говорит вовсе не о том, что этот рассказ – чистой воды фантазия. Вполне можно допустить, что Высоцкий решил претворить в жизнь одну из собственных сексуальных фантазий. А столь истеричная реакция партнерши могла также объясняться тем, что она сначала подумала, что Высоцкий отрезал себе член, и лишь потом поняла, что у нее во влагалище – безобидная сарделька.

В. В. Розанов, самый суровый из всех русских критиков Гоголя, в своей работе \"Легенда о Великом инквизиторе Ф. М. Достоевского\" (1891-1894) утверждал: \"Известен взгляд, по которому вся наша новейшая литература исходит из Гоголя; было бы правильнее сказать, что она вся в своем целом явилась отрицанием Гоголя, борьбою против него... Свое главное произведение он назвал \"Мертвые души\" и, вне всякого предвидения, выразил в этом названии великую тайну своего творчества и, конечно, себя самого. Он был гениальный живописец внешних форм и изображению их, к чему одному был способен, придал каким-то волшебством такую жизненность, почти скульптурность, что никто не заметил, что за этими формами ничего, в сущности, не скрывается, нет никакой души, нет того, кто бы носил их. Пусть изображаемое им общество было дурно и низко, пусть оно заслуживало осмеяния: но разве уже не из людей оно состояло? Разве для него уже исчезли великие моменты смерти и рождения, общие для всего живого чувства любви и ненависти?\" Розанов писал о Гоголе: \"Признавая его гений, мы с изумлением останавливаемся над ним, и когда спрашиваем себя: почему он так не похож на всех, что делает его особенным, то невольно начинаем думать, что это особенное - не избыток в нем человеческого существа, не полнота сил сверх нормальных границ нашей природы, но, напротив, глубокий и страшный изъян в этой природе, недостаток того, что у всех есть, чего никто не лишен. Он был до такой степени уединен в своей душе, что не мог коснуться ею никакой иной души: и вот отчего так почувствовал всю скульптурность наружных форм, движений, обликов, положений... Не идеала не мог он найти и выразить; он, великий художник форм, сгорел от бессильного желания вложить хоть в одну из них какую-нибудь живую душу. И когда не мог все-таки преодолеть неудержимой потребности, - чудовищные фантасмагории показались в его произведениях, противоестественная Улинька и какой-то грек Костанжогло, не похожие ни на сон, ни на действительность.

А вот еще одно мнение анонимного свидетеля, приведенное Борисом Кудрявовым: «Высоцкий, между прочим, несмотря на малый рост, был великим ебарем. Кто считал его баб? Он что, Пушкин, что ли? Да, у того баб было немерено. Творчество – это же блядское занятие. Энергию нужно куда-то девать, правда? Если рядом сучки нет, пиши стихи или дрочи…»

И он сгорел в бессильной жажде прикоснуться к человеческой душе, что-то неясное говорит о его последних днях, о каком-то безумии, о страшных муках раскаяния, о посте и голодной смерти. Какой урок, прошедший в нашей истории, которого мы не поняли! Гениальный художник всю свою жизнь изображал человека и не мог изобразить его души. И он сказал нам, что этой души нет, и, рисуя мертвые фигуры, делал это с таким искусством, что мы и в самом деле за несколько десятилетий поверили, что было целое поколение ходячих мертвецов, - и мы возненавидели это поколение, мы не пожалели о них всяких слов, которые в силах сказать человек только о будущих существах. Но он, виновник этого обмана, понес кару, которая для нас еще в будущем. Он умер жертвою недостатка своей природы, - и образ аскета, жгущего свои сочинения, есть последний, который оставил он от всей странной, столь необыкновенной своей жизни. \"Мне отмщение, и Аз воздам\", - как будто слышатся эти слова из-за треска камина, в который гениальный безумец бросает свою гениальную и преступную клевету на человеческую природу\".

«…В молодые годы Володя был «ходоком», причем крутым. Как мужик очень даже «ценился». Бабы от него кипятком писали. Веселые компании крутились вокруг почти каждый вечер. Поддатие, подпитие, разгул, одним словом. В 1961 году, снимаясь в Ленинграде в картине «713-й просит посадки», Володя жил в гостинице.

По мнению В. В. Розанова, \"Гоголь есть родоначальник иронического настроения в нашем обществе и литературе\". Однако при этом критик утверждал: \"Его восторженная лирика, плод изнуренного воображения, сделала то, что всякий стал любить и уважать только свои мечты, в то же время чувствуя отвращение ко всему действительному, частному, индивидуальному. Все живое не притягивает нас более, и от этого-то вся жизнь наша, наши характеры и замыслы, стали так полны фантастического...

Немногие помнят, что, приехав на съемки, через какое-то время Высоцкий вдруг резко бросил пить. Почему? Вроде молодой, здоровый парень. Оказывается, он подцепил трепак (триппер, в шутку иногда называемый «гусарским насморком». – Б. С.). Произошло все банально просто. Чей-то «очередной» день рождения справляли в одном из гостиничных номеров. Ну и переспал Вовка с какой-то местной «метелкой». И подхватил это самое… Заболевание ведь обнаруживается, как правило, только на третий день. Элементарно – с конца капать начинает. Это сейчас такие «подхваты» лечатся легче насморка, а в те времена врачи мучили и мучились долго. Нужно было давать подписку о воздержании в половых контактах. Да еще раскрыть партнера, от которого заразился. И целый месяц выдерживать, терпеть амбулаторный режим. Да при этом еще колоться регулярно пенициллином, не злоупотреблять спиртным, совсем его не употреблять. Потом, по прошествии месяца, после первой выпивки – боль дикая».

Успокоение - вот то, в чем мы всего более нуждаемся. Нет ясности в нашем сознании, нет естественности в движении нашего чувства, нет простоты в нашем отношении к действительности...

Вполне можно допустить, что, по крайней мере, в некоторых случаях, когда в запоях Высоцкого происходили перерывы, они вызывались последствиями венерических заболеваний, а не только вшитыми «торпедами» и стремлением завязать с пьянством.

На пути к этому естественному развитию, не столь ускоренному, но непременно имеющему подняться на большую высоту, действительно стоит Гоголь. Он стоит на пути к нему не столько своею иронией, отсутствием доверия и уважения к человеку, сколько всем складом нашей души и нашей истории. Его воображение, не так относящееся к действительности, не так относящееся и к мечте, растлило наши души и разорвало жизнь, исполнив то и другое глубочайшего страдания. Неужели мы не должны сознать это, неужели мы настолько уже испорчены, что живую жизнь начинаем любить менее, чем... игру теней в зеркале\".

Женщин у Высоцкого было чрезвычайно много. Как вспоминал кинорежиссер Александр Митта, друг и сосед Высоцкого по дому на Малой Грузинской, Володя в шутку советовал ему купить себе автомобиль. «Зачем?» – «За один день можно сразу нескольких женщин объехать!»

Отказывал В. В. Розанов Гоголю и в истинно христианском чувстве, хотя и не считал это пороком для подлинного художника. В статье \"О сладчайшем Иисусе и горьких плодах мира\" (1907) он утверждал: \"Если кусок из прозы Гоголя, самый благожелательный, самый, так сказать, бьющий на добрую цель, вставить в Евангелие - то получим режущую какофонию, происходящую не от одной разнокачественности человеческого и Божественного, слабого и сильного, но от разно-категоричного: невозможно не только в евангелиста вставить кусок Гоголя, но - и в послание какого-нибудь апостола. Савл не довоспитался до Павла, но преобразился в Павла; к прежней раввинской мудрости он не приставил новое звено, пусть новую голову - веру в Христа, нет: он изверг из себя раввинство...

Валерий Павлович Янклович, бывший администратор Театра на Таганке и бывший концертный администратор Высоцкого, на великого барда всегда смотрел снизу вверх, как на гения, – признавался в интервью с Борисом Кудрявовым: «Мы сблизились с Высоцким, когда он уже был состоявшимся гением. И сам знал об этом. Может, он меня и приблизил к себе, поскольку я это прекрасно понимал. Во всяком случае, Высоцкий никогда не был для меня Володькой.

Христос никогда не смеялся. Неужели не очевидно, что весь смех Гоголя был преступен в нем, как в христианине ?! (в свете этих рассуждений Розанова можно объяснить и неудачу, постигшую Гоголя со вторым томом \"Мертвых душ\"; писатель стремился Чичикова из Савла превратить в Павла, поставить его предприимчивость на службу доброму делу, но образ сопротивлялся подобной трансформации, - оказалось, что герою очень трудно заменить копейку на Христа. И потому столь же неосуществима была идея Гоголя о том, что для того, чтобы завершить \"Мертвые души\", он сам, Гоголь, должен прежде преобразоваться нравственно, превратиться из Савла в Павла. Но писатель преображается прежде всего в своих произведениях, а они никогда не превратятся в Священное писание. - Б. С.)...

Рядом с Владимиром Семеновичем я пробыл последние семь лет его жизни. Он объединил вокруг себя самых разных людей. После его смерти все разбежались по углам, стали, по сути, врагами. Потому что ничего духовного в нас по сравнению с ним не было и вряд ли уже будет».

Ни Гоголь, ни вообще литература, как игра, шалость, улыбка, грация, как цветок бытия человеческого, вовсе не совместим с моно-цветком, \"сладчайшим Иисусом\"...

Не оспаривая несомненное духовное превосходство Высоцкого, главный администратор Театра на Таганке, однако, указал, что «баб у Высоцкого действительно было много. Вот говорят, главная, мол, Людмила Владимировна Абрамова. Потому что она родила ему сыновей.

Да, родила! И что? Люся – лишь маленькая часть его огромной жизни. Самое большое место в сердце Высоцкого занимала все-таки Марина Влади».

Да, конечно, если бы на театральные подмостки вышли актеры и стали реветь о своем окаянстве, то гг. епископы с удовольствием пошли бы на такое зрелище. Но предложите им сыграть на флейте довольно невинную народную песню \"Во лузях\", - и они откажутся. Им вовсе не грешные удовольствия запрещены, им запрещено удовольствие как таковое. Все негрустное - им не позволительно. Вино, чай, большие рыбы, варенье, хорошая квартира и мебель - собственно прокрались к ним контрабандою. Но официально, в законе, в \"церковных правилах\" решительно невозможно сказать: \"епископ может побаловаться хорошим рыбным столом\"; а что он, например, должен есть одни сухие грибы - это можно сказать официально, по форме, вслух. Говоря так, я различаю в христианстве товар и контрабанду. Контрабандою прокрались в христианский мир и искусства, музы, Гоголь, хороший стол, варенье. \"Это позволено\"; но никто не прибавит: \"это - полезно\" (формула ап. Павла), а в этой-то прибавке все и дело, вся поэзия, цветочек: коего решительно не допускает моно-цветок, Иисус.

И, как утверждал Янклович, без нее Высоцкий был бы «куцый продукт системы, в которой все тогда жили. Смею утверждать, именно Марина Влади сумела привить Володе правильное отношение к деньгам, настоящему труду. Именно она открыла ему мир и открыла его миру. В Марине есть все – и величие, и бабская русская натура, замешанная на кухонной скандальности. Но самое главное в ней – огромное, просто вселенское море любви. Посмотрите на ее полуулыбку. Никакой Джоконде такое даже присниться не могло…

Христианство и Евангелие сделало собственно бесконечное расширение объятий, я думаю - расширение охвата; широкое устье невода оно распустило на бесконечность: но это -лишь \"позволенное\" - есть именно проявление его собственной доброты, снисхождения, прощения. Ну, и Гоголя оно \"прощает\", и Пушкина, и варенье; даже блудницу и блуд, без коих, кстати, не попали бы в невод почти все святые, начиная с бл. Августина, знавшего бурную молодость. Но прощение - это вовсе не то, что призыв. Призваны-то христиане только к одному - любви ко Христу. Конечно, Гоголь со всем своим творчеством, и нимало его не прерывая, мог бы \"спастись\". Но спасение спасению рознь: есть герои спасения, есть великие в христианстве, есть поэзия христианского спасения, в своем роде духовный роман. Таковой прошли только мученики; и Гоголь стал и должен был стать мучеником, чтобы войти в роман и поэзию христианства.

Конечно, в отношениях Высоцкого и Марины была не только любовь. С сексом там, кстати, было не все в порядке. Особенно в последние годы. Когда после Володиной кончины Влади узнала о Ксюхе (Оксане Афанасьевой, последней любви Высоцкого, позднее вышедшей замуж за актера Театра на Таганке Леонида Ярмольника. – Б. С.), это был для нее страшнейший удар…

Дело в том, что с христианской точки зрения невозможна акция, усилие, прыжок, игра в сфере ли искусства, или литературы, или смеха, гордости и проч. Варенье вообще дозволено: но не слишком вкусное, лучше - испорченное, а еще лучше - если бы его не было; но когда оно есть и даже вкусное - оно прощается... На этом основалась возможность христианской шири. Неводом \"прощения\", доброты своей, снисхождения - христианство охватило бездны предметов, ему вовсе ненужных, в его глазах ничтожных; схватило \"князя мира сего\" и повлекло его - к умалению. Христианство есть религия настоящей прогрессии, вечно стремящаяся и никогда не достигающая величина: \"Христос + 0\". В каждый день и в каждый век, и во всяком месте, и во всякой душе человеческой получалось \"Христос + еще что-нибудь\", \"Христос + богатство\", \"Христос + слава\", \"Христос + удобства жизни\". Но это \"что-нибудь\", прибавленное ко Христу, в душе нашей всегда только снисходилось и малилось по мере возобладания Христа. \"Князь мира сего\" таял, как снежный ком, как снежная кукла весной около солнца Христа. Собственно был оставлен христианам очерк \"князя мира сего\", семьи, литературы, искусства. Но нерв был выдернут из него - осталась кукла, а не живое существо. Как только вы попробуете оживлять семью, искусство, литературу, как только чему-нибудь отдадитесь \"с душою\", - вы фатально начнете выходить из христианства. Отсюда окрики от. Матвея на Гоголя. Не в том дело, что Гоголь занимался литературою. Пусть бы себе занимался. Но варенье должно быть кисло (в этом смысле эстетически совершенное и нравящееся читателю произведение - уже, по Розанову, недопустимый соблазн для христианина и христианства в целом, как его понимали отцы Церкви. - Б. С.). Гоголь со страстью занимался литературою: а этого нельзя! Монах может сблудиться с барышней; у монаха может быть ребенок; но он должен быть брошен в воду. Едва монах уцепился за ребенка, сказал: \"не отдам\"; едва уцепился за барышню, сказал: \"люблю и не перестану любить\" - как христианство кончилось. Как только серьезна семья христианство вдруг обращается в шутку; как только серьезно христианство - в шутку обращается семья, искусство, литература. Все это есть, но не в настоящем виде. Все это есть, но без идеала.

В молодые свои годы он ведь не был для баб Высоцким. Просто мужчиной, мужиком. Это уж потом многие вообразили себя его музами и ангелами-хранителями. Вот та же Татьяна Иваненко заявляет, что без нее, мол, Володя бы спился. Что говорить об Иваненко? Она одна из его сотен девочек. Ей очень хотелось им поуправлять.

И ведь невозможно не заметить, что лишь не глядя на Иисуса внимательно - можно предаться искусствам внимательно, Гоголь взглянул внимательно на Иисуса - и бросил перо, умер. Да и весь мир, по мере того как он внимательно глядит на Иисуса, бросает все и всякие дела свои - и умирает\".

Все, не больше. Какого-то серьезного духовного влияния на Высоцкого как на художника она не оказала. Просто Татьяна одно время очень устраивала его в сексуальном плане…

Еще дальше в критике Гоголя В. В. Розанов пошел в книге \"Опавшие листья. Короб второй\" (1915), наделив писателя некрофильским комплексом по Фрейду: \"Анунциата была высока ростом и бела, как мрамор\" (Гоголь) - такие слова мог сказать только человек, не взглянувший ни на какую женщину, хоть \"с каким-нибудь интересом\".

В последние годы его жизни Ксюха Афанасьева имела, конечно, на него влияние. Володя принимал активное участие в обсуждении ее художественных работ, эскизов. Но при этом рядом с Володей теплились еще как минимум пяток баб. Афанасьева ведь совсем девочкой была. Ему секс с ней очень нравился. А Марина к тому времени становилась слишком довлеющей. А он не терпел давления, особенно от женщин, ни в каком виде!»

Интересна половая загадка Гоголя. Ни в каком случае она не заключалась в онанизме, как все предполагают (разговоры). Но в чем? Он, бесспорно, \"не знал женщины\", т. е. у него не было физиологического аппетита к ней. Что же было? Поразительна яркость кисти везде, где он говорит о покойниках. \"Красавица (колдунья) в гробу\" - как сейчас видишь. \"Мертвецы, поднимающиеся из могил\", которых видят Бурульбаш с Катериною, проезжая на лодке мимо кладбища, - поразительны. То же - утопленница Ганна. Везде покойник у него живет удвоенною жизнью, покойник - нигде не \"мертв\", тогда как живые люди удивительно мертвы. Это - куклы, схемы, аллегории пороков. Напротив, покойники _ и Ганна, и колдунья - прекрасны, и индивидуально интересны. Это \"уж не Собакевич-с\". Я и думаю, что половая тайна Гоголя находилась где-то тут, в \"прекрасном упокойном мире\", - по слову Евангелия: \"Где будет сокровище ваше - там и душа ваша\". Поразительно, что ведь ни одного мужского покойника он не описал, точно мужчины не умирают. Но они, конечно, умирают, а только Гоголь нисколько ими не интересовался. Он вывел целый пансион покойниц, - и не старух (ни одной), а все молоденьких и хорошеньких. Бурульбаш сказал бы: \"Вишь турецкая душа, чего захотел\". И перекрестился бы.

Вот еще одно свидетельство об отношениях Высоцкого с женщинами, формально анонимное, но, скорее всего, принадлежащее тому же Янкловичу: «Просто Татьяна (Иваненко, актриса Таганки, родившая от Высоцкого дочь Анастасию, которую, однако, Владимир Семенович до конца жизни не признавал своей. – Б. С.) в одно время очень устраивала Высоцкого в сексуальном плане. Он аж весь заходился при одном упоминании Таниного имени. Трахаться с ней очень любил… А потом как-то поостыл, подзабыл… Реже стал к ней возвращаться».

Кстати, я как-то не умею представить себе, чтобы Гоголь \"перекрестился\". Путешествовал в Палестину - да, был ханжою - да. Но перекреститься не мог. И просто смешно бы вышло. \"Гоголь крестится\" - точно медведь в менуэте.

По словам неназванных знакомых Высоцкого, у него с последней женой далеко не все было в порядке в сексуальном плане: «В последние годы жизни Высоцкий сильно тяготился Мариной. «Она так руководит в постели, что у меня уже вставать не хочет»,  – признавался он друзьям…» Заметим, что тут могла играть свою роль и наркомания Высоцкого.

Животных тоже он нигде не описывает, кроме быков, разбодавших поляков (под Дубно). Имя собаки, я не знаю, попадается ли у него. Замечательно, что нравственный идеал - Уленька - похожа на покойницу. Бледна, прозрачна, почти не говорит и только плачет. \"Точно ее вытащили из воды\", а она взяла да (для удовольствия Гоголя) и ожила, но самая жизнь проявилась в прелести капающих слез, напоминающих, как каплет вода с утопленницы, вытащенной и поставленной на ноги.

Как полагал один из друзей барда, «душа Высоцкого рвалась между Мариной и Татьяной. Танька у него была палочкой-выручалочкой. Она, как нянька, вытаскивала его из пагубного омута страстей. Она была его спасением, клиникой. Ей надо поклониться в ножки».

Бездонная глубина и загадка\".

На похоронах Высоцкого Алла Демидова призналась Валерию Золотухину, как с Высоцким «удобно было играть «половые» сцены, когда они оба были в хорошей форме. Партнер – настоящий мужчина».

Однако на исходе жизни, в своем последнем произведении, \"Апокалипсис нашего времени\" (1917-1918), В. В. Розанов, под влиянием только что происшедшей революции октября 1917 г., взял назад негативную оценку значения гоголевского творчества и признал правоту Гоголя в том, что настоящих личностей в России практически нет: \"Филарет, Святитель Московский, был последний (не единственный ли?) великий иерарх Церкви Русской...

Также существует мнение, будто «с сексом у Высоцкого с Влади… было не все в порядке. Особенно в последние годы… Поднадоели они друг другу в последние годы порядком…». В то же время «все активные «наезды» Абрамовой на Таньку были еще при жизни Нины Максимовны. Та считала Иваненко последней-распоследней блядью. Семью же разбила. А Люське было, конечно же, очень обидно. Поэтому везде и заявляла  – не разбивала, мол, Иваненко их семью. Да кто она такая? Абрамова даже почему-то отдавала это право – разбивание семьи Марине. Вроде та выше какими-то человеческими качествами…»

И Николая Павловича чтил - хотя от него же был \"уволен в отпуск от Синода и не появлялся никогда там\". Тут - не в Церкви, но в императорстве уже совершился или совершался перелом, надлом. Как было великому Государю, и столь консервативному, не соделать себе ближним советником величайший и тоже консервативный ум первого церковного светила за всю судьбу Русской Церкви? Разошлись по мелочам. Прав этот бес Гоголь\".

А по утверждению актера Игоря Пушкарева, «Высоцкий ведь на спор сошелся с Мариной. В 60-х годах она снималась в Советском Союзе в каком-то фильме у Юткевича. Мы тогда очень гордились – как же, Марина Влади-Полякова, она из наших. Для советского кинематографа подобные съемки были чуть ли не первыми. Но когда газеты раструбили, что француженка приехала со своим любовником  – каким-то румыном, да еще с детьми и прислугой, это стало шоком. Они жили в разных гостиницах в люксовых номерах. Потому что западной звезде так полагалось по рангу. Володька, когда обо всем узнал, сразу сказал: «Я Марину выебу!» «Ты что, сдурел?» – заорали мы, друзья. И ведь поспорили! Тогда и появилась знаменитая песня про Влади в зоосаде. Смех смехом, но, когда они сошлись, многие из нас в это не поверили: думали, что так разрешается спор. Ну, и выиграл мужик! Накрыл поляну в ресторане. Оказалось, все гораздо серьезнее, чем кому-то казалось. После случившегося все мы стали потихоньку отдаляться друг от друга».

Более подробно эту же мысль В.В. Розанов развил в феврале 1918 г. в письме П.Б. Струве: \"Я всю жизнь боролся и ненавидел Гоголя: и в 62 года думаю: \"Ты победил, ужасный хохол\". Нет, он увидел русскую душеньку в ее \"преисподнем содержании\". Ну, и как \"спасли нас варяги\" от новгородской \"свободы\", так спасут забалтийские немцы от вторичной петроградской \"свободы\". Тайная моя мысль, - а в сущности, 20-летняя мысль, - что только инородцы - латыши, литовцы (благороднейшая народность), финны, балты, евреи - умеют в России служить, умеют Россию любить и каким-то образом уважать, умеют привязываться к России, - опять - непостижимым образом. Верите ли: что как только отец проходит с сыном Русскую историю, толкует с ним \"Русскую правду\", толкует попа Сильвестра и его \"Домострой\", то уж знайте, что или немец, или в корне рода его лежит упорядоченное немецкое начало. \"Русский\" - это всегда \"мечтатель\", т. е. Чичиков, или Ноздрев, или Собакевич на \"общеевропейской подкладке\".

Вот эта песня о Марине Влади в зоосаде, появившаяся в 1964 году, в первый приезд Марины в СССР:

Гоголь сделал какой-то неверный план в освещении, неверно поставил \"огни\"; Гоголь вообще был немножко неумен. Но глаза его были - чудища, и он все рассмотрел совершенно верно, хотя и пробыл в России всего несколько часов. Он всю нашу \"Государственную Думушку\" рассмотрел: сказав, что ничего, кроме хвастовства и самолюбия, чванства и тщеславия, русские никогда и ни в какую политику не внесут. Это вовсе не \"империалисты\", не \"царисты\". Это privats Menschen (обыватели, (искаж. нем. - Б. С.) - а в сущности - крысы, жрущие сыр в родных амбарах. И, кроме запаха сырного, ничего не слышащие. Это те же всё мужики, которые \"нацарапали у помещиков по поместьям\" и нарядились в наворованное добро. И \"собственности чувства\" никакого у нас нет; это - слишком \"не по рылу\": собственность может зародиться у еврея, у немца, который работал собственность, привязался к ней и теперь ее любит. Собственность, \"чувство собственности\" может возникнуть у родового человека, у родовитого человека, в конце концов - у исторического человека; а не у омерзительной ватаги воров, пьяниц и гуляк. Ну их к черту\".

Сегодня в нашей комплексной бригадеПрошел слушок о бале-маскараде.Раздали маски кроликов,Слонов и алкоголиков,Назначили все это в зоосаде.– Зачем идти при полном при параде?Скажи мне, моя радость, Христа ради! —Она мне: – Одевайся!Мол, я тебя стесняюся,Не то, мол, как всегда, пойдешь ты сзади.– Я платье, говорит, взяла у Нади,Я буду нынче как Марина Влади!И проведу, хоть тресну я,Часы свои воскресныеХоть с пьяной твоей мордой – но в наряде.Зачем же я себя утюжил, гладил?Меня поймали тут же, в зоосаде.Ведь массовик наш КолькаДал мне маску алкоголика,И «на троих» зазвали меня дяди.Я снова очутился в зоосаде.Глядь – две жены, ну две Марины Влади!Одетые животными,С двумя же бегемотами.Я тоже озверел и встал в засаде…Наутро дали премию в бригаде,Сказав мне, что на бале-маскарадеЯ будто бы не толькоСыграл им алкоголика,А был у бегемотов я в ограде!

Этой песней Высоцкий напророчил свою судьбу, ибо действительно смог покорить Марину.

Л. Шестов в своей книге \"На весах Иова\" (1926) писал: \"...Гоголь не о России говорил - ему весь мир представляется завороженным царством... Для Гоголя Чичиковы и Ноздревы были не \"они\", не другие, которых нужно было бы \"поднять\" до себя. Он сам сказал нам - и это не лицемерное смирение, а ужасающая правда, - что не других, а себя самого описывал и осмеивал он в героях \"Ревизора\" и \"Мертвых душ\". Книги Гоголя до тех пор останутся для людей запечатанными семью печатями, пока они не согласятся принять это гоголевское признание. Не худшие из нас, а лучшие - живые автоматы, заведенные таинственной рукой и не дерзающие нигде и ни в чем проявить свой собственный почин, свою личную волю. Некоторые, очень немногие, чувствуют, что их жизнь есть не жизнь, а смерть. Но и их хватает только на то, чтоб подобно гоголевским мертвецам изредка, в глухие ночные часы, вырываться из своих могил и тревожить оцепеневших соседей страшными, души раздирающими криками: душно нам, душно! Сам Гоголь чувствовал себя огромным, бесформенным Вием, у которого веки до земли и который не в силах их хоть чуть-чуть приподнять, чтоб увидеть краешек неба, открытый даже жалким обитателям мертвого дома. Его сверкающие остроумием и нравственным юмором произведения - самая потрясающая из мировых трагедий, как и его личная жизненная судьба. И его посетил грозный ангел и наделил проклятым даром второго видения. Или этот дар не проклятие, а благословение? Если бы хоть на этот вопрос можно было ответить! Но весь смысл второго видения в том, чтобы задавать вопросы, на которые нет ответов, и именно потому, что они так настоятельно требуют ответов. Бесчисленный сонм чертей и иных могучих духов не мог приподнять веки Вию. Не может открыть глаза и Гоголь, хотя весь он сосредоточен на одном помысле, на одном желании. Он может только терзать себя и безумствовать - отдать себя в руки духовному палачу отцу Матвею, уничтожать свои лучшие рукописи, писать дикие письма друзьям своим. И, по-видимому, в каком-то смысле эти беспощадные самоистязания, этот неслыханный духовный аскетизм \"нужнее\", чем его дивные литературные произведения. Может быть, нет иного способа, чтобы вырваться из власти \"всемства\"! Гоголь... чувствовал над собой и всем миром страшную власть чистого разума, тех идей, которые создал \"нормальный\", непосредственый человек...\"

Сюжет о том, как Высоцкий на спор соблазнил знаменитую французскую актрису, очень напоминает сюжет популярной советской комедии «Девчата» режиссера Юрия Чулюкина, вышедшей на экраны в 1961 году. Там герой Николая Рыбникова спорит с друзьями на ящик пива, что добьется любви молодой поварихи Тоси, которую играет Надежда Румянцева. Однако затем озорство перерастает в серьезную любовь. Так же получилось и у Высоцкого с Влади.

Как утверждал Л. Шестов, \"фантастический мир представляется Гоголю самой реальностью сравнительно с тем миром, в котором Собакевич расхваливает Чичикову свои мертвые души, Петух до изнеможения закармливает своих гостей, Плюшкин растит свою кучу, Иван Иванович ссорится с Иваном Никифоровичем и т. д. И здесь, поистине, можно сказать: \"бежим, бежим в нашу дорогую отчизну\". Но как бежать? Как вырваться отсюда?.. \"Наша отчизна - та страна, из которой мы пришли сюда; там живет наш Отец\". Так говорит Плотин, так думал и чувствовал Гоголь: только смерть и безумие смерти может разбудить людей от кошмара жизни\".

После того как они поженились, Высоцкий разошелся со многими прежними друзьями. Теперь он стал мужем французской кинозвезды, вращался с ней в высшем свете, открыл для себя мир, посетил не один десяток стран за пределами «железного занавеса». Модные шмотки и дорогие иномарки уже не были для него проблемой. По образу жизни Высоцкий теперь сильно отличался от своих друзей, небогатых актеров, мечтавших об иностранных гастролях как о единственной возможности побывать за границей и молящихся на каждую импортную вещь. Но завидовали Высоцкому не только они, но и настоящие мэтры. Вот как, по словам Золотухина, Юрий Любимов объяснял свое желание заменить Высоцкого в «Гамлете»: «С этим господином я работать больше не могу. Он хамит походя и не замечает… Уезжает в марте во Францию. Ездит на дорогих машинах, зарабатывает бешеные деньги – я не против… на здоровье… но не надо гадить в то гнездо, которое тебя сделало».

В. В. Зеньковский в книге \"Н. В. Гоголь\" (1961) утверждал, что \"Гоголь был пророком православной культуры (и доныне, впрочем, остающейся темой лишь пророческих упований), т. е. переработки проблем культуры в свете Православия, его учения о свободе и соборности\".

Золотухин робко возражал: «Мы потеряем его, когда будет найден другой исполнитель. Заменить его, может быть, и следует, но, думаю, не по-хозяйски было бы терять его совсем». Любимов: «Да он уже потерян для театра давно. Ведь в «Гамлете» я выстроил ему каждую фразу, сколько мне это мук и крови стоило, ведь артисты забывают… Нет, я тебя не тороплю. Ты подумай».

А. Белый в \"Мастерстве Гоголя\" (1934) утверждал: \"Тема безродности тема творчества Гоголя: Пискаревы, Башмачкины и Поприщины отщепенцы, перенесенные в Петербург чортом, на котором в одну ночь смахал Вакула; \"чорт\" в Петербурге сделался значительным лицом; отщепенец служит у него в канцелярии, как Башмачкин; или же он залезает на холодный чердак: развивать грезы в волнах опия, как Пискарев; глядь, - лезет к нему за душой переодетый в ростовщика Басаврюк; и тут \"клад\" зарыт... в рамки портрета... и в Петербурге видение клада не оставляет отщепенца... и Чичиков безроден: вышел ни в отца, ни в мать (мелкопоместных дворян), а в прохожего молодца, по уверению тетки; \"прохожий молодец\" и соблазнил его, как Петруся, червонцами; внутри пресловутого ларчика был потайной ящик для денег, выдвигавшийся незаметно... позднее является \"прохожий молодец\", Басаврюк, как отец-благодетель; он учит уму-разуму в науке наживы; и то Костанжогло; Гоголь не узнал в нем своего \"нечистого\", вынырнувшего из первой фазы (творчества. - Б. С.): и возвел в перл создания. Почему?

Золотухин вообще-то мечтал о «Гамлете», но пытался сохранить и свои отношения с Высоцким: «А чего мне думать? Отказываться? Для меня, для любого актера попробовать Гамлета – великая честь и счастье. Но для того, чтобы я приступил к работе, мне нужен приказ, официальное назначение. Официальное, производственное назначение, а там уж видно будет…»

Потому, что отщепенец и Гоголь; и в нем - трещина \"поперечивающего себе чувства\"; она стала провалом, куда он, свергнув своих героев, сам свергнулся; герои поданы в корчах...\"

Соответствующий приказ был издан 25 декабря 1975 года и надолго развел Золотухина и Высоцкого, не простившего другу измены, поскольку понимал, что без согласия Золотухина приказа бы не последовало. Он не без оснований заподозрил друга в желании и невинность соблюсти, и капитал приобрести.

По мнению А. Белого, после \"Ревизора\" \"жизнь Гоголя остывает в моральный столбняк; окаменив героев в последней сцене комедии, стал окаменевать в годах и автор, напуганный собственным смехом, выяснение \"невидимых слез\", подсказанных Белинским, в условиях столбняка провело лишь грань меж Белинским и ним; \"слезы\" не соответствовали \"слезам\"; для Белинского они стали тоскою по социализму; для Гоголя - тоской по содействующему генерал-губернатору; для Белинского этого рода слезы, конечно же, \"крокодиловы\"; и Белинский отрекся от Гоголя, не поняв, что имеет дело с болезнью в Гоголе, с \"Никошей\" в Гоголе; \"Никоша\" же - опухоль наследственности, которую можно было бы вовремя оперировать; \"опухоль\" предъявила право на собственность; стала автором; автор стал тенью ее; и Гоголь вообразил: миссия его-де - мистическая; рядом с тенденцией художника Гоголя, имманентной краскам и звукам, оказалась другая, втиснутая извне, трансцендентная и краскам и звукам: и краски померкли, и звуки угасли\".

Как уже упоминалось здесь, друг Высоцкого Валерий Янклович утверждал: «В молодые свои годы он ведь не был для баб Высоцким. Просто мужчиной, мужиком. Это уж потом многие вообразили себя его музами и ангелами-хранителями. Вот та же Татьяна Иваненко заявляет, что без нее, мол, Володя бы спился. Что говорить об Иваненко? Она одна из сотен его девочек. Ей очень хотелось им поуправлять.

А. К. Воронский утверждал в книге \"Гоголь\" (1934): \"Много сравнений и сопоставлений невольно встает перед читателем, когда он склоняется над дивными страницами и думает об ужасной судьбе их творца. Но все эти и другие образы покрываются одним, самым страшным образом... Гоголь был... кровавым бандуристом-поэтом, с очами, слишком много видевшими. Это он вопреки своей воле крикнул новой России черным голосом: \"Не выдавай, Ганулечка!\"

Все, не больше. Какого-то серьезного духовного влияния на Высоцкого, как на художника, она не оказала. Просто Татьяна одно время очень устраивала его в сексуальном плане…

За это с него живьем содрали кожу\".

В последние годы его жизни Ксюха Афанасьева имела, конечно, на него влияние. Володя принимал активное участие в обсуждении ее художественных работ, эскизов. Но при этом рядом с Володей теплились еще как минимум пяток баб. Афанасьева ведь совсем девочкой была. Ему секс с ней очень нравился. А Марина к тому времени становилась слишком довлеющей. «Она так руководит в постели, что у меня уже вставать не хочет!» – признавался Володя. А он не терпел давления, особенно от женщин, ни в каком виде!»

И тот же А. К. Воронский наиболее точно выразил отношение советской марксистской критики к Гоголю: \"...В одном отношении чрезвычайно близок нам Гоголь. Нам враждебны его христианство, аскетизм, проповедь нравственного самоусовершенствования. Но Гоголь смотрел на свою работу художника как на служение обществу. Искусство для него не являлось ни забавой, ни отдыхом, ни самоуслаждением, а гражданской доблестью и подвигом. Гоголь был писатель-гражданин-подвижник. Все отдал он этому подвигу: здоровье, любовь, привязанность, наклонности. Каждый образ он вынашивал в мучениях, в надеждах, что этот образ послужит во благо родине, человечеству. Многие ли из советских писателей являются подвижниками?\"

Замечу, что сама Оксана Афанасьева (Ярмольник) подозревала Владимира только в двух изменах, но Янклович в этом отношении явно является лицом более осведомленным.

Гоголь сделался одним из самых любимых писателей классиков русского авангарда - от Андрея Белого до Владимира Сорокина. Он, пожалуй, первым в отечественной литературе осознал самоценность художественного слова, его способность звучать вне контекста смысла, в море \"зауми\", первым образцом которой в русской литературе стали \"Записки сумасшедшего\". А \"Кровавый бандурист\" на полтора столетия предвосхитил сорокинскую \"брутальную\" прозу.

По утверждению Валерия Нисанова, вся история с дочерью Высоцкого от Татьяны Иваненко Настей «раскрылась для Марины на похоронах. Услышав новость чуть ли не от самой Иваненко, она была очень возмущена: «Ужас! Что это за бляди! Сейчас все сразу станут Володиными женами!» Матом она ругалась всегда вовсю. Марина возмутилась и по поводу Ксении. Хотя Володя к Ксюше очень хорошо относился, по-отечески».

А. К. Воронский определил творческий метод Гоголя как \"реалистический символизм\": \"...Гоголь берет крайний реализм и подчиняет ему символ; получается необыкновенно причудливый сплав. Изображая действительность со всей силой натурализма, со всей ее неизменностью, не брезгуя малейшими подробностями, Гоголь одновременно возводил эту действительность в символ.

После смерти Высоцкого Валерий Золотухин – актер Театра на Таганке и одно время близкий друг Высоцкого – записал в своем дневнике об Оксане Афанасьевой: «К. Что это за девица? Любил он ее, оказывается, и два года жизни ей отдал…»

Маниловы, Собакевичи, Петухи натуральны до галлюцинации и вместе с тем каждый из них символизируют какую-нибудь \"страстишку\"; реалистические подробности имеют свой сокровенный смысл: например, шкатулка Чичикова, его бричка, фрак наваринского пламени с дымом, немая сцена в \"Ревизоре\" и т. д. В символе Гоголь стремился уничтожить раздвоенность между материальным и духовным, между субъективным и объективным. Поднять реальность до высоты обобщающего символа и означало - по его мнению - возвести явления жизни \"в перл создания\".

Свидетели их близких отношений, включая тогдашнюю супругу Владимира Высоцкого, мать его двух сыновей, Людмилу Абрамову, в один голос твердят, что Татьяна Иваненко благотворно влияла на Володю: постоянно вытаскивала любимого из запоев, принимала его в своем доме в любом, самом «разобранном» состоянии. Короче, была настоящей палочкой-выручалочкой. Но лишь до момента близкого знакомства поэта с Мариной Влади.

Роль символа Гоголь отлично понимал: в черновых заметках по поводу \"Мертвых душ\" он записал:

\"Как низвести все миры безделья во всех родах до сходства с городским бездельем? И как городское безделье возвести до преобразования безделья мира?\"...

15 октября 1968 года на квартире московского корреспондента французской газеты «Юманите» Макса Леона произошла знаменательная встреча Высоцкого с Мариной. Там же была и Иваненко. В непримиримой борьбе за любимого мужчину, высказав друг другу пару «ласковых» слов, женщины расстались врагами. Победа, как известно, осталась за Влади. Хлопнув дверью, Татьяна покинула «поле битвы», пообещав Владимиру, «что уйдет из театра и с сегодняшнего дня начнет отдаваться направо и налево».

В искусстве Гоголь искал гармонии и примирения между низменным материальным началом мира и началом духовным.

Брак между Высоцким и Влади был официально заключен 1 декабря 1970 года. Но это не помешало Владимиру сохранить близкие отношения с Татьяной Иваненко. Они часто бывали в одних компаниях на гастролях театра в разных городах. От Высоцкого Таня родила дочь Анастасию.

Известное относительное удовлетворение он получал в творческом акте, в реалистическом символизме, когда \"вещественность\" преображалась и олицетворяла собою нечто духовное, а главное, когда в этой \"вещественности\" он видел намеки, проблески на высшую духовную жизнь и на высший смысл. Это удовлетворение иногда чувствуют и читатели\".

«Поступила она чисто по-женски – захотела и родила от любимого мужчины, – полагал режиссер Павел Любимов. – Может, надеялась на то, что брак с Мариной Влади распадется. Но этого так и не произошло».

А. М. Ремизов в книге \"Огонь вещей. Сны и предсонье в литературе\" (1954) представил жизнь и творчество Гоголя в виде сна, в котором он обращается в черта: \"Распаленными глазами я взглянул на мир - \"все как будто умерло: вверху только, в небесной глубине дрожит жаворонок, и серебряные песни летят по воздушным ступеням на землю\".

Валерий Янклович сомневался, что Анастасия Иваненко – дочь Высоцкого. Сам бард никогда своего отцовства в данном случае не признавал и денег на ее содержание Татьяне не давал. Однако практически никто из театральных друзей Высоцкого не сомневался в его отцовстве. А в начале 90-х годов, во время одного из своих приездов в Москву, Марина Влади встретилась не только с Татьяной Иваненко, но и с Настей, фактически признав отцовство Владимира. Она понимала, что из-за нее Высоцкий официально так и не признал дочь. Ведь сам факт ее существования и появления на свет 26 сентября 1972 года разрушал созданную им же легенду о том, что Влади – это его единственная любовь. А тут получается, что через три года после брака с ней у него рождается дочь, что, очевидно, подразумевает серьезные отношения с ее матерью. Впрочем, Высоцкий никогда не был однолюбом. По свидетельству одного анонимного источника из Театра на Таганке, «нам казалось, Владимир Семенович корил себя за малодушие. Ему было стыдно, что не хватило духу официально признать дочку. В те годы не принято было афишировать незаконнорожденных детей. Высоцкого и так власти не любили. Иногда Владимир жаловался, что запутался в любви и живет не так, как хотелось. Иваненко не упрекала, не рассказывала о своей любви. Больше не вышла замуж, вырастила дочь, дала ей хорошее образование. Сегодня Таня формально числится в труппе Театра на Таганке. Получает небольшой оклад ежемесячно. Так решило руководство, понимая, что она – часть истории театра, связанной с Высоцким».

За какое преступление выгнали меня на землю? Пожалел ли кого, уж не за \"шинель\" ли Акакия Акакиевича? за ясную панночку русалку? - или за то, что мое мятежное сердце не покорилось, и живая душа захотела воли? Какой лысый черт или тот, хромой, голова на выдумки и озорство, позавидовал мне?

А эти - все эти рожи, вымазанные сажей, черти, что куют гвозди для грешников, и эти, что толкают и жгут бороды, а на земле подталкивают на тайный поцелуй и на подсматривание, и эти, что растягивают дорогу, возбуждают любопытство и чаруют, все это хвостатое племя, рогатые копытчики и оплешники, обрадовались!

Как вспоминал друг Высоцкого режиссер Георгий Юнгвальд-Хилькевич, «Высоцкий нравился многим женщинам. Они от его бешеной энергетики сходили с ума, клали в почтовые ящики обручальные кольца с записками: «Я тебя хочу». Но главной женщиной его жизни была актриса Театра на Таганке Таня Иваненко. Отношения с Владимиром у нее начались задолго до появления в его жизни Марины Влади и продолжались при ней. Володя понимал, что мучает Татьяну. Но не мог ее бросить, она страдала. Только Марина уедет, Володя тут же притаскивает Таню к нам в Одессу. Ее я снимал по просьбе Володи в своей картине «Внимание! Цунами!»… Таня ему ни в чем не отказывала. Я такую преданность патологическую в женщинах не видел. Он был алкоголиком, как и я. В Одессе запил. Она прилетала, ухаживала, убирала за ним, приводила в человеческое состояние и – ни одного бранного слова. Влади, когда Володя запивал, уходила на тусовку, оставляла его с приятелями. Ей было неприятно видеть мужа в ужасном состоянии. А Таня жила только Володей. Единственное, чего она не выполнила, не отказалась от их ребенка. Для нее это было все равно что убить Володю. Потом она просто исчезла из жизни всех его друзей, дозвониться ей стало невозможно. Она выполняла в каком-то плане его желание. Он не хотел, чтобы кто-то знал об этом ребенке, и она исчезла вместе с ним. Мне казалось, они прекратили связь. Девочку я не видел. Это было страшной тайной и считалось для его друзей неприличным – домогаться вопросами».

Да, как собаку мужик выгоняет из хаты, так выгнали меня из пекла.

Один - под звездами - белая звезда в алом шумном сиянии моя первая встреча.

Можно сказать, что для Высоцкого секс был родом наркотика, позволявшим на какое-то время забываться, уходить от грустных мыслей. В отношениях с женщинами, а их у него были сотни, если не тысячи, для Высоцкого главным был секс, а никакая не духовность. С несколькими из влюбленных в него женщин, включая Людмилу Абрамову, Татьяну Иваненко, Марину Влади и Оксану Афанасьеву, у него были длительные романы, продолжавшиеся по нескольку лет и предполагавшие определенную духовную близость партнеров. Однако ни в какой момент эти женщины у него не были единственными. Духовное в женщине для него явно стояло на втором месте, хотя все те женщины, с которыми у него были серьезные отношения, представляли творческие профессии, будучи актрисами или художниками.

\"Гром, хохот, песни слышались тише и тише; смычок умирал, слабея и теряя неясные звуки; еще слышалось где-то топтанье, что-то похожее на ропот отдаленного моря, и скоро все стало пусто и глухо\".

Характерно, что у Высоцкого в песнях практически нет любовной лирики. А если вдруг лирический мотив появляется, он тут же сводится на нет иронией. Как, например, в песне «Городской романс»:

И скучно.

\"Мне скучно - до петли\".

Я однажды гулял по столице иДвух прохожих случайно зашиб.И попавши за это в милицию,Я увидел ее – и погиб.Я не знаю, что там она делала —Видно, паспорт пришла получать.Молодая, красивая, белая…И решил я ее разыскать.Шел за ней – и запомнил парадное.Что сказать ей? – ведь я ж хулиган…Выпил я – и позвал ненагляднуюВ привокзальный один ресторан.Ну а ей улыбались прохожие —Мне хоть просто кричи «Караул!» —Одному человеку по роже яДал за то, что он ей подморгнул.Я икрою ей булки намазывал,Деньги просто рекою текли.Я ж такие ей песни заказывал!..А в конце заказал «Журавли».Обещанья я ей до утра давал,Повторял что-то вновь ей и вновь.Я ж пять дней никого не обкрадывал,Моя с первого взгляда любовь!Говорил я, что жизнь потеряна,Я сморкался и плакал в кашне.А она мне сказала: «Я верю вам —И отдамся по сходной цене».Я ударил ее, птицу белую, —Закипела горячая кровь:Понял я, что в милиции делалаМоя с первого взгляда любовь…

Как быть тому, кого выгнали на землю безысходно? Как стать бессмертному \"неземной стихии\" человеком смертельной доли?

Судя по сохранившимся свидетельствам, сам вполне мог ударить женщину, как делают многие из его лирических героев. Даже на Марину Влади он в состоянии подпития поднимал руку. 16 марта 1970 года Валерий Золотухин записал в дневнике шокирующее признание Высоцкого: «Валерка! Ну почему мы с тобой не можем встречаться?! Я говорю Марине: поедем к Валерке, спросим у него, как нам жить… Но у тебя свои дела, тебе самому…

Жадно он припал к земле и пил сок земли. И его горящая пламенем ада \"красная свитка\" погасла.

– Я скоро повешусь от одиночества, Володя!

Обернувшись в человека, он стал, как все, как всякий \"добрый человек\": нет ни когтей на лапах, ни рогов и хвост вприжимку - бесшабашный гуляка.

– У меня такая трагедия… Я ее вчера чуть не задушил. У меня в доме побиты окна, сорвана дверь… Что она мне устроила… Как живая осталась…»

Став человеком, он посмотрел на мир - наваждение чудовищного глаза, огонь вещей - люди живут на земле в гробах и под землей в гробах доживает их персть, человек вероломен, вор и плут, глуп и свинья, а власть человека над человеком страх.

Заметим, что герой Высоцкого в песне тоже «Выбил окна и дверь. И балкон уронил». Только эти пророческие строчки появились еще в 67-м году, когда они с Влади только-только познакомились. Впрочем, Высоцкий в состоянии «пике», наверное, не раз крушил чьи-то окна и двери и бивал подвернувшихся под горячую руку мужчин и женщин, а заодно крушил мебель и посуду. По счастливой случайности, обходилось без трагических последствий.

И обернувшись в свинью, он побежал на ярмарку в Сорочинцах, вздувая красный страх и хрюча.

С пьяных глаз добрые люди прозревали меня в своей личине, и обуянные страхом, видели меня собственными глазами.

Конечно, слава развращала Высоцкого. Влади неслучайно подметила в своей книге, что в любой компании всегда находились молодые девушки, готовые исполнить любые капризы Высоцкого. Мне представляется, что по-настоящему, в духовном смысле, Высоцкий никого не любил. В нем только отражалась любовь тех женщин, которые его любили. Из тех женщин, у которых с Высоцким были длительные романы, самой значительной творческой личностью была, как представляется, Марина Влади (да простят меня другие жены и возлюбленные моего героя). И в духовном смысле она любила его сильнее других, а потому и отражение любви было сильнее. Оттого большинству окружающих казалось, что Высоцкий ее любил сильнее других. На самом деле он по-настоящему не любил никого. Секс же был для него таким же способом разрядки после все увеличивавшихся артистических нагрузок, как и алкоголь и наркотики. И точно так же вел его к саморазрушению и самоубийству. Концертов становилось все больше и больше, разрядка требовалась все чаще. Сексуальные желания у Высоцкого ничуть не уменьшались, а вот возможности их реализации наверняка в последние годы были существенно подорваны наркотиками. Это создавало еще одно противоречие, тяжело давившее на психику Высоцкого. А это заставляло все чаще прибегать к наркотикам, что вело к неминуемой гибели.

И были правы: чтобы увидеть больше, чем только под носом, надо вывихнуться, взбеситься: простой средний глаз, как и это ухо, какая бедность и ограничено: \"хлеб наш насущный\" в неисчерпаемом богатстве красок, звуков и чувств...

С Оксаной Афанасьевой, своей последней возлюбленной, Высоцкий познакомился в 1978 году, когда ей было 18 лет. Она училась в Текстильном институте на дизайнера, а потом стала известным театральным художником. Она так вспоминала об историческом знакомстве: «Я пришла на спектакль – к тому времени я уже ходила на Таганку. Зашла в администраторскую в антракте, чтобы позвонить. Там сидел Володя, и администратор Яков Михайлович Безродный сказал: «Ксюша, это Володя Высоцкий. Володя, это Ксюша». Володя в это время разговаривал по телефону, но сразу повесил трубку. Почему-то мимо аппарата.

И Гоголь заплакал.

\"Боже, как грустна наша Россия!\" отозвался Пушкин голосом тоски.

И вот о судьбе: в тот день я вообще-то шла на другой спектакль, а его заменили на тот, что я уже видела. Могла уйти, но осталась из-за подружки. А Володя в тот день тоже не играл – он просто заехал кому-то заказать билеты. «Куда вы после спектакля?»  – спросил он. «Домой». – «Не бросайте меня, я вас подвезу».

Гоголь поднял глаза и сквозь слезы видит: за его столом кто-то согнувшись пишет.

И подвез на 280-м серебристом «Мерседесе». Оксана продолжает: «Было смешно: когда я вышла, на улице стоял Вениамин Борисович Смехов на зеленых «Жигулях». «Ксюша, давайте скорее, я вас жду».  – «Нет, нас уже подвозят». – «Кто?» Я показываю на Володю. Веня смотрит на него и говорит: «Ну конечно, где уж моим «Жигулям» против его «Мерседеса»!» Но на самом деле «Мерседес» не играл никакой роли, мы тогда были беспонтовые: машина – не роскошь, а средство передвижения… я никогда не была театральной сырихой, поэтому для меня Володя не был божеством. В доме у нас, на Пушечной, собирались люди совсем непростые. Мой папа и мой брат дружили, например, с Леней Енгибаровым, приходил Лева Прыгунов, другие интересные люди. Это была моя среда. А Володя… Он для меня был очень таинственной фигурой. Про него ходили легенды, сплетни: Володя – алкоголик, бабник и вообще последний человек на этом свете…

\"Кто это?\"

\"Достоевский\", ответил Пушкин.

Я боялась, что чувства с моей стороны могут быть гораздо сильнее и искреннее, чем с его.

\"Бедные люди!\" сказал Гоголь и подумал: \"растянуто, писатель легкомысленный, но у которого бывают зернистые мысли\" и заглянув в рукопись, с любопытством прочитал заглавие: \"Сон смешного человека\".

В тот день, когда мы прощались, он сказал: «Дайте мне ваш телефон, я приглашу вас на «Гамлета». Но, когда позвонил и пригласил на спектакль, я уже собралась на Малую Бронную. «Знаете, Владимир Семенович, – сказала я ему… – Я иду на Эфроса». А он: «Ну давай, я отыграю «Гамлета» и подъеду за тобой. И мы пойдем поужинаем». И вот тут во мне что-то екнуло. Во время спектакля я волновалась ужасно. Моя подружка говорит: «Что ты дергаешься? Все бабы Советского Союза мечтали бы пойти поужинать с Высоцким. А ты – не пойду, неудобно. Дура!» И я думаю: «В самом деле, это же дико интересно, такой человек…» Вышла из театра, тут подшуршал Володя на своем «Мерседесе», и мы поехали к нему домой. Я была у него в гостях, «на Грузинах». «Не надо меня звать Владимир Семенович», – сказал он мне тогда. Володя за мной нежно ухаживал, угощал деликатесами из магазина «Березка». Было какое-то вино, печенку жарил сам. Печенка таяла во рту…

И проснулся.

Потом он меня привез домой, на Пушечную. Сказал, что уезжает в Париж и непременно позвонит, когда вернется. Проходит какое-то время, и действительно звонит Володя: «Привет, привет, я приехал». Мы с ним перешли на «ты», и наши отношения стали как-то развиваться…

Гоголь проснулся, но это было не пробуждение в день, а переход в другие потайные круги своего заповедного судьбой сна, в тот круг, где он увидит тайну своего преступления - кровавую слезу панночки, и тот круг, где откроется тайна крови - \"Страшная месть\". Погружаясь в пропастные пространства памяти, он слышит, как глухо шумят и отдаются удары - удар за ударом - мгновенно пробудившихся волн Днепра\".

У него все было обволакивающее. Дико харизматичный. Наверное, не было ни одной тетки, которая могла бы устоять. Володя был охмуритель абсолютно профессиональный…

В какой-то мере, говоря словами Андрея Белого из предисловия к книге о Гоголе, данная энциклопедия - это \"сплетенье цитат, иногда их ракурсов\", цитат из текстов Гоголя и текстов о Гоголе. В разные эпохи одни и те же слова звучат по-разному.

Сети не расставлял. Просто это было в нем самом. Вдруг он стал мне звонить. Начал ухаживать, и это была не случайная связь – встретились, переспали, разбежались, а настоящий роман в его классической форме. Я для себя решила: пусть это будет три дня, неделя, но я буду с этим человеком, потому что он не такой, как все. И что будет дальше – все равно. В общем, я влюбилась. Но отдавала себе отчет, что не могу ничего требовать. Моя жизнь – это моя жизнь, моя любовь – это моя проблема…

Данная энциклопедия представляет собой наиболее полный (в одном томе) свод документов и материалов о жизни и творчестве Николая Васильевича Гоголя. За полтора века, прошедшие со времени его кончины, появилось великое множество работ, в которых со всех сторон разбирается жизнь и творчество писателя. Гоголевским произведениям и персонажам даны уже, кажется, все мыслимые и немыслимые интерпретации. Неслучайно уже во второй половине XX века исследователи-гоголеведы стали зримо повторять мысли своих предшественников. Новые прочтения гоголевских текстов и истолкования его жизненного пути оказываются связаны с новейшими гуманитарными теориями, будь то различные версии психоанализа или бахтинская карнавализация. Все эти теории интересны сами по себе, но к собственно гоголевским замыслам не имеют никакого отношения. Здесь гоголевские образы выступают лишь в качестве примеров, подтверждающих правильность этих в принципе не фальсифицируемых теорий, способных объяснить любое художественное произведение. Вместо Гоголя может быть Достоевский или Пушкин, Данте или Рабле, суть от этого не меняется. Психоаналитические интерпретации сами становятся хорошей основой для литературных или философских произведений, но для интерпретации таковых они практически бесполезны. Поэтому задачу настоящей энциклопедии я вижу не в том, чтобы дать какую-то оригинальную трактовку образов Гоголя и событий его биографии, а в том, чтобы собрать воедино наиболее интересные и яркие суждения и факты, все богатство и разнообразие существующих мнений. Это поможет читателю представить себе Гоголя во всей его широте и противоречивости и составить свое мнение об авторе \"Ревизора\" и \"Мертвых душ\", выбрать для себя своего Гоголя. Собственные же свои комментарии и наблюдения я сознательно свел к минимуму, выполнив их в жанре заметок на полях.

Когда наш дом на Пушечной стали расселять, родители разменяли квартиру на двухкомнатную в Медведкове и однокомнатную на улице Яблочкова. Туда поехала я. И все говорили, что он купил мне квартиру. Ничего подобного. Но… он помогал мне, более чем. Я не была бедной студенткой – у меня был папа, тети, обожавшие меня. А когда появился Володя, я уже ни в чем не нуждалась. Володя просто запретил мне пользоваться общественным транспортом. «Ты должна ездить на такси, чтобы не тратить время. Не хочу, чтобы тебя толкали и зажимали в метро», – сказал он…

Приношу самую искреннюю благодарность моим друзьям Сергею Бабаяну, Андрею Мартынову, Николаю Руденскому и Владимиру Сорокину. Без их помощи советом и материалами эта книга вряд ли была бы написана.

Содержания никакого не было. Да и я никогда ничего не просила. Володя давал деньги, делал подарки, он меня одевал, обувал, покупал какие-то вещи в дом. На новоселье купил мне холодильник. В то время нужно было все доставать. А для него таких проблем не существовало.

\"АВТОРСКАЯ ИСПОВЕДЬ\", эссе, написанное Гоголем летом 1847 г. Он рассчитывал включить А. и. в новое издание \"Выбранных мест из переписки с друзьями\" в качестве приложения в виде отдельной брошюры. Впервые опубликовано: Сочинения Н. В. Гоголя, найденные после его смерти. М., 1855. Название \"Авторская исповедь\" было дано публикатором С. П. Шевыревым. Некоторые из друзей писателя прочли А. и. еще в рукописи. С. Т. Аксаков писал С. П. Шевыреву по поводу этого произведения 19 ноября 1852 г.: \"Она непосредственно относится ко мне... Я нашел в ней полный ответ на каждое слово моих укорительных писем\".

Если он привозил туалет, то к нему обязательно сапоги, сумку. У меня все было сногсшибательное и в большом количестве – например, 17 пар сапог. Егор Зайцев, мой сокурсник, если мы приходили с ним в компанию, представлял меня так: «Вот это девушка, познакомьтесь, у нее 17 пар сапог!» А люди по три года в одной паре ходили… Он вообще очень любил, чтобы его вещи радовали и по-особенному принимались». Высоцкий настолько расщедрился, что, по словам Оксаны, хотел купить возлюбленной «маленькую спортивную «BMW» красного цвета… чтобы все видели, как я по Москве рассекаю. Володя в мелочах все-таки понты любил, хотя был абсолютно беспонтовый. Так и говорил: «У меня все должно быть лучшее – и машина, и бабы…» По ее признанию, в сексе с Высоцким «все у нас было естественно».

29 мая (10 июня) 1847 г. Гоголь из Франкфурта-на-Майне писал об А. и. П. А. Плетневу: \"...Хорошо бы нам хотя половиною мыслей стремиться жить в иной, обетованной истинно стране. Блажен, кто живет на этой земле, как владелец, который купил уже себе имение в другой губернии, отправил туды все свои пожитки и сундуки и сам остался налегке, готовый пуститься вслед за ними. Его не в силах смутить тогда никакая земная скорбь и огорченья от всякого мелкого дрязга жизни... Путь мой, слава Богу, тверд... дорога моя всё одна и та же. Она трудна, это правда, скользка и не раз уже я уставал, но Сила Святая, о нас заботящаяся, воздвигала меня вновь и становила еще крепче на ноги. Даже и то, что казалось прежде как бы воздвигавшимся впоперек пути, служило к ускоренью шагов, а потому во всем следует довериться Провиденью и молиться.

Оксана также оставила нам описание творческого процесса Высоцкого: «Просто не спал, лежал, курил, потом в какой-то момент вставал и все-все-все записывал. Он не высиживал строчки, не правил, а сразу  – раз, и на бумагу. Потом будил и говорил: «Послушай, послушай». Пел, сразу подбирая какую-то мелодию. Я видела: смотрит телевизор со стеклянными глазами, много курит, пепельница полна окурков – значит, работает».

Человеческие же качества Высоцкого его возлюбленная охарактеризовала следующим образом: «Он был жесткий человек, знал себе цену и никогда в жизни никому не позволил себе хамить. Он был свободным человеком. Даже по отношению к шефу он так умудрялся выстраивать отношения, что он диктовал, а не Любимов. Люди не могли себе позволять то, что позволял себе Володя, – сорвать спектакль, от чего-то отказаться. И ему это прощалось.

Очень понимаю, что некоторых истинно доброжелательных мне друзей - в том числе, может быть, и самого тебя - несколько смущает некоторая многосторонность, выражающаяся в моей книге, и как бы желанье заниматься многим наместо одного. Для этого-то я готовлю теперь небольшую книжечку, в которой хочу, сколько возможно яснее, изобразить повесть моего писательства, то есть в виде ответа на утвердившееся, неизвестно почему, мнение, что я возгнушался искусством, почел его низким, бесполезным и тому подобное. В нем скажу, чем я почитаю искусство, что я хотел сделать с данным мне на долю искусством, развивал ли я, точно, самого себя из данных мне материалов или хитрил и хотел переломить свое направление, - ясно, сколько возможно ясно, чтобы и не литератор мог видеть, я ли виновен в недеятельности или Тот, Кто располагает всем и против Кого идти трудно человеку. Мне чувствуется, что мы здесь сойдемся с тобой душа в душу относительно дела литературы. Молю только Бога, чтобы Он дал мне силы изложить все просто и правдиво. Оно разрешит тогда и тебе самому некоторые недоразумения насчет меня, которые все-таки должны в тебе еще оставаться. Покамест это да будет еще между нами. Книжечка может выходом своим устремить вниманье на перечтенье \"Переписки с друзьями\" в исправленном и пополненном издании. А поэтому, пожалуйста, перешли мне не медля статьи, снабженные вашими замечаньями, для переделки, адресуя во Франкфурт, на имя посольства\".

Больше всего меня поражало, как он удивлялся. «Откуда это берется? Вот птица гамаюн, я даже не знал, что такая есть. Только потом узнал, когда написал». Радовался неожиданной рифме, которой нет ни у кого. В какие-то моменты он напоминал Пушкина, который говорил: «Ай да Пушкин, ай да сукин сын».

8 (20) июня 1847 г. Гоголь писал Н. Я. Прокоповичу из Франкфурта: \"По всему вижу, что мне придется сделать некоторые объяснения на мою книгу, потому что не только Белинский, но даже те люди, которые гораздо больше его могли бы знать меня относительно моей личности, выводят такие странные заключения, что просто недоумеваешь. Видно, у меня темноты и неясности несравненно больше, чем я сам вижу\".

Оксана вспоминала, как «был момент, когда в институте я разочаровалась в людях: поняла, что 90 процентов из них потребительски ко мне относятся. Плакала, в депрессуху впала. А Володя сказал тогда: «Люди так сделаны, запомни».

Однако через пару месяцев Гоголь немного остыл и уже не спешил с А. и. 16 (28) августа 1847 г. он сообщал С. П. Шевыреву: \"Что касается до объяснений на мою книгу, то я решился дело это оставить. Покуда не съезжу в Иерусалим, не предприму ничего, а до того и другие от многого очнутся\".

Творческим успехам Ксюши Высоцкий искренне радовался: «Когда я приходила в платье, которое сшила за один день, для него это было потрясением. Он привозил мне из Парижа ткань, ну подумаешь, кусок какой-то тряпки, а она превращалась в платье, и это было волшебством для него. Его потрясало то, что делалось человеческими руками.

В А. и. Гоголь заявляет о своем пути от реализма \"натуральной школы\" к реализму боговдохновленному: \"Жизнь я преследовал в ее действительности, а не в мечтах воображения, и пришел к Тому, Кто есть источник жизни\".

Подшивала – брюки, джинсы… У Володи был такой день, его он называл «днем раздачи денежных знаков населению». Это когда своим друзьям он раздавал вещи: очень любил, чтобы человек хорошо одевался. И сам любил хорошо и дорого одеваться. Любил качественные вещи. А те джинсы, что подшивала я, он никогда не отдавал. «Не отдам, их подшивала Ксюша».

В А. и. Гоголь отвечает критикам \"Выбранных мест из переписки с друзьями\": \"...Мне послышались три разные мнения: первое, что книга есть произведение неслыханной гордости человека, возмнившего, что он стал выше всех своих читателей, имеет право на вниманье всей России и может преобразовывать целое общество; второе, что книга эта есть творение доброго, но впавшего в прелесть и в обольщенье человека, у которого закружилась голова от похвал, от самоуслаждения своими достоинствами, который вследствие этого сбился и спутался; третье, что книга есть произведение христианина, глядящего с верной точки на вещи и ставящего всякую вещь на ее законное место... Ни одно из этих мнений, будучи справедливо отчасти, никак не может быть справедливо вполне. Справедливее всего следовало бы назвать эту книгу верным зеркалом человека\". Писатель сожалел, что поторопился с публикацией книги: \"Из боязни, что мне не удастся окончить того сочиненья моего, которым занята была постоянно мысль моя в течение десяти лет (имеются в виду \"Мертвые души\". - Б. С.), я имел неосторожность заговорить вперед кое о чем из того, что должно было мне доказать в лице выведенных героев повествовательного сочинения. Это обратилось в неуместную проповедь, странную в устах автора, в какие-то мистические непонятные места, не вяжущиеся с остальными письмами. Наконец, разнообразный тон самих писем, писанных к людям разных характеров и свойств, писанных в разные времена моего душевного состоянья\".

По свидетельству Оксаны Афанасьевой, после знакомства с Высоцким КГБ однажды пыталось завербовать ее в сексоты: «Я была на практике в Ленинграде. И как-то девчонки мне сказали, что мной интересуется один очень симпатичный парень. Все решили, что он кадрится ко мне. В Ленинграде Володя поселил меня в “Астории” – в лучшей по тем временам гостинице. Он не хотел, чтобы я жила в общежитии. И вот однажды я прихожу и узнаю, что меня выселили из моего номера. Говорят, что надо пройти в такую-то комнату и что там ждут какие-то люди. Я пришла, и выяснилось, что меня могут задержать за хранение валюты. А валюта у меня действительно была – долларов десять мелочью (Володя мне оставил эту мелочь). На них я в баре интуристовской гостиницы покупала себе тоник… Они мне тогда все про меня рассказали  – кто я, кто мои родители, что папа во время войны сидел за дезертирство (никакого дезертирства не было, просто после ранения дед прятал его). Меня не запугивали, не кричали, а очень деликатно спрашивали: «Вы там бывали? А кто еще туда ходит? А кто с Высоцким разговаривал и что говорил? Может быть, вы все нам напишете?» Я, естественно, сказала, что писать мне нечего. Но самое интересное произошло потом: тот парень, что сначала мной интересовался, предложил мне выйти замуж за него. Более того, он на свои деньги купил мне билет на поезд и сказал, чтобы я уезжала из Ленинграда. Помню, что его звали Руслан». По словам Оксаны, Высоцкий был в шоке от того, что гэбист предложил его любовнице выйти замуж. Несомненно, чекисты были в курсе если не всех, то большинства любовных похождений Высоцкого, но законную супругу ставить в известность об этом не спешили. То ли проявляли деликатность, то ли опасались международного скандала. Так что вплоть до похорон Высоцкого Марина о существовании Оксаны не знала. Оксана же, разумеется, была прекрасно осведомлена о наличии французской жены, но этот факт ее не особенно беспокоил: «Как-то меня это не очень смущало. Потому что Марина – она ведь была где-то. И не было такого: он днем со мной, а вечером уходит к ней. Она жила своей жизнью, пару раз приезжала в Москву, и Володя ненадолго ездил к ней в Париж».

Гоголь настаивал: \"...Я полжизни думал сам о том, как бы написать истинно полезную книгу для простого народа, и остановился, почувствовавши, что нужно быть очень умну для того, чтобы знать, что прежде нужно подать народу. А покуда нет таких умных книг, мне казалось, что слово устное пастырей Церкви полезней и нужней для мужика всего того, что может сказать ему наш брат писатель. Сколько я себя ни помню, я всегда стоял за просвещенье народное, но мне казалось, что еще прежде, чем просвещенье самого народа, полезней просвещенье тех, которые имеют ближайшие столкновения с народом, от которых часто терпит народ\". Он сожалел, что \"всяк, укорявший меня в недостатке смиренья истинного, не показал смиренья относительно меня самого. Положим, я в гордости своей, основавшись на многих достоинствах, мне приписанных всеми, мог подумать, что я стою выше всех и имею право произносить суд над другим. Но, на чем основываясь, мог судить меня решительно тот, кто не почувствовал, что он стоит выше меня? Как бы то ни было, но чтобы произнести полный суд над чем бы то ни было, нужно быть выше того, которого судишь. Можно делать замечанья по частям на то и на другое, можно давать и мненья и советы; но выводить, основываясь на этих мненьях, обо всем человеке, объявлять его решительно помешавшимся, сошедшим с ума, называть лжецом и обманщиком, надевшим личину набожности, приписывать подлые и низкие цели - это такого рода обвинения, которых я бы не в силах был извести даже на отъявленного мерзавца, который заклеймен клеймом всеобщего презрения.

Оксана, правда, утверждала, что и при жизни Высоцкого Марина знала о ее существовании: «Знала. Ну а что она могла сделать? Я помню, она приехала из Парижа, и мы неделю с Володей не виделись. Я повела свою подругу на «Гамлета». Сидим на приставных стульях в центре зала. Володя играет. Следующая сцена была без него. Вдруг я чувствую, что меня кто-то дергает за подол юбки. Ну, думаю, совсем обнаглели, уже в театре пристают. Вижу, что и соседи на меня как-то в изумлении смотрят. Наконец в темноте рассмотрела – Володя в бархатных джинсах, сапогах, на полусогнутых подошел сзади и дергает меня: «Пойдем, пойдем выйдем» – и извиняется знаками перед зрителями. Он не знал, что я приду, он увидел меня со сцены. Я-то ладно, а народ обалдел».

Мне кажется, что прежде чем произносить такие обвинения, следовало бы хоть сколько-нибудь содрогнуться душою и подумать о том, каково было бы нам самим, если бы такие обвинения обрушились на нас публично, в виду всего света. Не мешало бы подумать, прежде чем произносить такое обвинение: \"Не ошибаюсь ли я сам? Ведь я тоже человек. Дело здесь душевное. Душа человека - кладезь, не для всех доступный иногда, и на видимом сходстве некоторых признаков нельзя основываться. Часто и наиискуснейшие врачи принимали одну болезнь за другую и узнавали ошибку свою только тогда, когда разрезывали уже мертвый труп\" (Гоголь будто предугадал поведение врачей, так и не сумевших поставить правильный диагноз его последней болезни. - Б. С.). Нет, в книге \"Переписка с друзьями\" как ни много недостатков во всех отношениях, но есть также в ней много того, что не скоро может быть доступно всем. Нечего утверждаться на том, что прочел два или три раза книгу, иной и десять раз прочтет, и ничего из этого не выйдет. Для того, чтобы сколько-нибудь почувствовать эту книгу, нужно иметь или очень простую и добрую душу, или быть слишком многосторонним человеком, который при уме, обнимающем со всех сторон, заключал бы высокий поэтический талант и душу, умеющую любить полною и глубокою любовью\".

Думается, однако, что Марина, не упомянула ни словом об Оксане в своей книге о Высоцком не потому, что не хотела, чтобы в этом памятнике их любви присутствовала ее удачливая соперница. Она, конечно, могла слышать, что вокруг Высоцкого вьются разные женщины, и в его абсолютную верность не верила, прощая ему мимолетные увлечения. Но вот то, что у него появилась серьезная любовь, – не подозревала.

Гоголь категорически отверг в А. и. мнение, будто \"Выбранные места...\" - книга вредная: \"В книге, несмотря на все ее недостатки, слишком явно выступило желанье добра. Несмотря на многие неопределительные и темные места, главное видно в ней ясно, и после чтения ее приходишь к тому же заключенью, что верховная инстанция всего есть Церковь и разрешенье вопросов жизни - в ней. Стало быть, во всяком случае после книги моей читатель обратится к Церкви, а в Церкви встретит и учителей Церкви, которые укажут, что следует ему взять из моей книги для себя, а может быть, дадут ему наместо моей книги другие - позначительнее, полезнее и для которых он оставит мою книгу, как ученик бросает склады, когда выучится читать по верхам\".

Как рассказал парижский знакомый Высоцкого болгарин Дино Динев, «у меня был свой замок в пригороде Парижа возле Версаля, и Володя, приезжая во Францию, оставлял чемодан у Марины Влади, а жил у меня… Мы иногда захаживали с ним в бардачок «У Тани», который назывался так в честь хозяйки, старой московской блядушки. Сейчас-то она уже умерла. А в то время там концентрировались проститутки из Советского Союза. Таня мне всегда звонила: «Диночка, приходи вечером, украинка новая приехала!» Володя Высоцкий очень любил там бывать. Играл частенько до шести утра и много импровизировал. Таня даже купила для него гитару. И девушек навещать он любил. Это стоило 300 франков, примерно 60 долларов. Спросите, а как же Марина Влади? Да не любил он ее! Это же было очевидно. Впрочем, она его тоже. Каждый из них жил своей жизнью…»

В заключение писатель признал, что \"путаница и недоразумения\", вызванные \"Выбранными местами...\", \"были для меня очень тяжелы, тем более, что я думал, что в книге моей скорей зерно примиренья, а не раздора. Душа моя изнемогла бы от множества упреков, из них многие были так страшны, что не дай их Бог никому получить. Не могу не изъявить также и благодарности тем, которые могли бы также осыпать меня за многое упреками, но которые, почувствовав, что их уже слишком много для немощной натуры человека, рукой скорбящего брата приподняли меня, повелевши ободриться. Бог да вознаградит их: я не знаю выше подвига, как подать руку изнемогшему духом\".

Думаю, что парижский друг, больше смахивающий на сутенера, не прав. Пусть Марина и Владимир виделись в последние годы не так часто. Высоцкий любил свою французскую музу и нуждался в ней не меньше, чем в Оксане, и не только потому, что брак с Мариной давал ему свободу передвижения по миру. Духовная близость у них сохранялась, и недаром перед смертью Владимир собрался вырваться в Париж и даже имел на руках билеты туда на 29 июля 1980 года.

АКСАКОВ Иван Сергеевич (1823-1886), младший сын С. Т. Аксакова, поэт и публицист-славянофил, издатель еженедельной газеты \"Русь\". Во второй половине 1840-х годов служил членом уголовной палаты в Калуге. Как и все семейство Аксаковых, дружески относился к Гоголю.

В последние дни жизни на вопрос Игоря Шевцова: «Ты часто можешь ездить?» – Высоцкий ответил:

«– Пока да.

16 ноября 1844 г. С. Т. Аксаков писал Гоголю, что, участвуя в астраханской ревизии князя П. П. Гагарина, А. \"действовал с неожиданным, изумительным даже для меня достоинством мужа, а не юноши\". Гоголь в связи с этим ответил С. Т. Аксакову 20 декабря н. ст. 1844 г. из Франкфурта: \"Жаль, что вы не описали, каким образом подвизался на ревизии Иван Сергеевич, хотя я уверен, что весьма умно, и внутренно обрадовался вашему прибавлению: с достоинством мужа. Но все-таки скажите и Ивану Сергеевичу, что если он будет сметлив и поступит таким образом (на какое бы ни послали следствие), что все до единого - и невинные, и даже виноватые, и честные, и взяточники - будут им довольны, то этот подвиг еще будет выше того, если бы только одни оправданные были довольны. В теперешнее время слишком много разбирать и рассматривать взяточников; иногда они бывают не совсем дурные люди, даже такие, которых может подвигнуть доброе увещание, особенно если сколько-нибудь его узнаем во всех его обстоятельствах, как семейных, так и всяких других; если к тому в прибавку узнаем природу человека вообще и потом в особенности природу русского человека и если вследствие всего этого узнаем, как его попрекнуть, пожурить или даже ругнуть таким образом, что он еще сам скажет спасибо, - и он сделает много добра. Иван Сергеевич смекнет (а может быть, отчасти он уже и смекнул), что действовать умирительно еще действительней, чем распекательно, и что внушить повсюду отвагу на добрые дела впредь еще лучше, чем картинное дело свое собственное, и что заставить человека даже плутоватого сделать доброе дело еще картиннее, чем заставить доброго сделать доброе дело, - словом, если он всё это смекнет, то наделает много добра\".

– А по положению?

– Вообще-то, раз в год, но Марина мне исхлопотала так. Пока дают, а дальше…

16 мая 1849 г. А. писал А. О. Смирновой: \"Я нашел Гоголя хуже здоровьем, чем оставил: он опять расстроился было нервами, похудел очень; но теперь стал несколько вновь бодрее. Я полагаю, что мистицизм П. А. Толстого с супругою в состоянии навести невыносимую хандру и расстроить всякие нервы... Он говорил нашим, что пишет, но лениво. Оттого ли, что время безусловного поклонения искусству прошло, оттого ли, что у всех в памяти его последняя книга, не знаю, но только Гоголь не только не играет никакой роли в здешнем обществе, но даже весьма небрежно трактуется им. Люди забывчивы. 9 мая, в день своих именин, Гоголь захотел дать обед в саду у Погодина так, как он давал обед в этот день в 1842 году и прежде еще не раз. Много воды утекло в эти годы. Он позвал всех, кто только были у него в то время. Люди эти теперь почти все перессорились, стоят на разных сторонах, уже высказались в разных обстоятельствах жизни; многие не выдержали испытания и пали...

Словом, обед был весьма грустный и поучительный, а сам по себе превялый и прескучный. Когда же, по милости вина, обед оживился, то многие перебранились так, как и ожидать нельзя было\".

– У нее положение прочное?

Он махнул рукой, усмехнулся:

На смерть Гоголя А. откликнулся статьей \"Несколько слов о Гоголе\", опубликованной в 1-м томе \"Московского сборника\" за 1852 г.: \"Так свежа понесенная нами утрата, так болезненна общественная скорбь, так еще неясно представляется уму смутно слышимый душою весь огромный смысл жизни, страданий и смерти нашего великого писателя, что невозможным кажется нам, перед началом нашего литературного дела, не поделиться словами скорби со всеми теми, неизвестными нам, кого Бог пошлет нам в читатели, - не выполнить этой искренней, необходимой потребности сердца.

– Это сначала она: «Россия! Родина!» Ностальгия… Но – быстро все поняла. Теперь в обществе «Франция  – СССР» не бывает вообще, а у меня с ними – говорить нечего».

Много еще пройдет времени, пока уразумеется вполне все глубокое и строгое значение Гоголя, этого монаха-художника, христианина-сатирика, аскета и юмориста, этого мученика возвышенной мысли и неразрешимой задачи! Нельзя было художнику в одно время вместить в себя, выстрадать, высказать вопрос и самому предложить на него ответ и разрешение! Вспомним то место в конце 1-го тома \"Мертвых душ\", когда из души поэта, наболевшей от пошлости и ничтожества современного общества, вырываются мучительные стоны и, охваченный предчувствием великих судеб, ожидающих Русь, эту непостижимую страну, он восклицает: \"Русь! куда несешься ты, дай ответ!.. Не дает ответа!..\"

Высоцкий понимал, что в случае развода с Мариной Влади его перестанут свободно пускать за границу. Но такое могло произойти также и в том случае, если бы Марина отдалилась от французских коммунистов. А такая угроза была вполне реальной.

И не дала она ответа поэту, и не передал он его нам, хотя всю жизнь свою ждал, молил и домогался истины. Ответ желал он найти и себе и обществу, требовавшему от него разрешения вопросу, заданному \"Мертвыми душами\". Долго страдал он, отыскивая светлой стороны и пути к примирению с обществом, как того жаждала любящая душа художника, искал, заблуждался (только тот не заблуждается, кто не ищет), уже не однажды думал, что найден ответ... Но не удовлетворялось правдивое чувство поэта: еще в 1846 году (в действительности - летом 1845 г. - Б. С.) сжег он 2-й том \"Мертвых душ\"; опять искал и мучился, снова написал 2-й том и сжег его снова!.. Так по крайней мере понимаем мы действия Гоголя и ссылаемся в этом случае на четыре письма его, напечатанные в известной книге (\"Выбранные места из переписки с друзьями\")... Но недостало человека на это новое испытание, и деятельность духа напором сил своих, постоянно возраставшим, без труда разорвала и сломила сдерживавшие ее земные узы... Вся жизнь, весь художественный подвиг, все искренние страдания Гоголя, наконец, сожжение самим художником своего труда, над которым он так долго, так мучительно работал, эта страшная, торжественная ночь сожжения и вслед за этим смерть все это вместе носит характер такого события, представляет такую великую, грозную поэму, смысл которой еще долго останется неразгаданным.

Оксана признавалась: «Мне всегда нравились мужчины намного старше меня, с ровесниками у меня никогда не было никаких романов. Да и папа мой был старше мамы. И потом, когда мама рано умерла, все его последующие жены были намного его моложе.

Но с другой стороны, Володя для меня был мальчишкой – юмор, хулиганство, энергия, но при этом все было осмысленно, невероятно интересно. Да и я не смогла бы влюбиться в человека, который просто хороший человек. Это не снобизм: вот я дружу только с великими – нет. Я могу влюбиться в кого угодно, но он должен быть очень талантливым и интересным.

Многим из читателей, не знавшим Гоголя лично, может показаться странным, что художник, заставлявший всю Россию смеяться по собственному произволу, был человек самого серьезного характера, самого строгого настроения духа; что писатель, так метко и неумолимо каравший человеческое ничтожество, был самого незлобивого нрава и сносил без малейшего гнева все нападки и оскорбления; что едва ли найдется душа, которая бы с такою нежностью и горячностью любила добро и правду в человеке и так глубоко и искренно страдала при встрече с ложью и дрянью человека. Как на нравственный подвиг, требующий чистого деятеля, смотрел он на свои литературные труды и - живописец общественных нравов - неутомимо работал над личным, нравственным усовершенствованием. Пусть те из читателей, для которых неясен образ Гоголя, сами посудят теперь, какую пытку испытывала эта любящая душа, когда, повинуясь своему призванию, шла \"об руку\" с такими героями, каковы вполне верные действительности герои \"Мертвых душ\". Пусть представят они себе этот страшный мучительный процесс творчества, прелагавший слезы в смех и лирический жар любви и той высокой мысли, во имя которой трудился он, - в спокойное, юмористическое созерцание и изображение жизни. Человеческий организм, в котором вмещалась эта лаборатория духа, должен был неминуемо скоро истощиться...

Однажды он меня нарисовал, хотя совершенно не умел этого делать. Он меня нарисовал с тремя глазами. Сказал: «У тебя есть третий глаз, потому что у тебя очень сильная интуиция».

Нам привелось два раза слушать чтение самого Гоголя (именно из 2-го тома \"Мертвых душ\") (в январе 1850 г. - Б. С.), и мы всякий раз чувствовали себя подавленными громадностью впечатления: так ощутителен был для нас этот изнурительный процесс творчества, о котором мы говорили, такою глубиною и полнотою жизни веяло от самого содержания, так много, казалось, изводилось жизни самого художника на писанные им строки. Да, если и ошибался этот гениальный поэт в некоторых своих воззрениях (высказанных, например, в \"Переписке с друзьями\"), то тем не менее подвиг всей его жизни вполне чист и высок, вполне искренен. Явится ли еще подобный художник или, быть может, со смертью Гоголя, наступает для нас иная пора?.. В одном из напечатанных своих писем (\"Выбранные места из переписки с друзьями\") Гоголь говорит: \"Три первых поэта, Пушкин, Грибоедов и Лермонтов, один за другим, в виду всех, были похищены насильственною смертью в течение одного десятилетия, в поре самого цветущего мужества, в полном развитии сил своих, и никого это не поразило. Даже не содрогнулось ветреное племя\"... Теперь, не досказав своего слова, похищен смертью человек, которого значение для России важнее всех упомянутых трех поэтов, на которого так долго обращались взоры, полные надежд и ожидания, который был последнею современною светлою точкою на нашем грустном небе... Содрогнется ли, хоть теперь, ветреное племя?..\"

По словам Оксаны, Высоцкий ее ревновал: «Смешной был случай: я первой вышла из дома на Грузинской, Володя задержался. Там же находился Союз графиков, и два подвыпивших художника, которые шли за мной, сказали какую-то гадость – такое мужское хамство, но с интересом. Я повернулась: «Пошли вы…». В это время из подъезда вышел Володя с Лешей Штурминым (основоположник советской школы карате. – Б. С.). И не разбираясь, не спрашивая, бросились на них, и началось смертоубийство. Через минуту все кончилось. Мужики – и те и другие  – стояли с оторванными рукавами, синяками, разбитыми носами».

АКСАКОВ Константин Сергеевич (1817-1860), старший сын С. Т. Аксакова, публицист-славянофил, историк и драматург. Как и все семейство Аксаковых, дружески относился к Гоголю.

Но и сам Владимир давал нешуточные поводы для ревности, пару раз изменив своей новой любви. Оксана вспоминала: «Для меня это было жуткой трагедией, когда я об этом узнала. Если бы это произошло сегодня, я бы рассмеялась. А тогда… Я даже уходила, он за мной приезжал, и все меня уговаривали вернуться. Вот первомайские праздники, и Володя должен приехать за мной. Жду его дома на Яблочкова. Нет. Звоню, подходит Янклович. «Не волнуйся, все нормально, мы тебе позвоним». – «А где Володя?» – «Он не может подойти». – «Я сейчас приеду». – «Нет-нет, не вздумай».

По свидетельству И. И. Панаева, \"Константин Аксаков, видевший в нем (Гоголе. - Б. С.) русского Гомера, внушил к нему энтузиазм во всем семействе... День этот (когда Гоголь посетил Аксаковых, чтобы прочесть главы из \"Мертвых душ\". - Б. С.) был праздником для Константина Аксакова... С какою любовию он следил за каждым взглядом, за каждым движением, за каждым словом Гоголя! Как он переглядывался с Щепкиным! Как крепко жал мне руки, повторяя:

Беру такси, через 10 минут вхожу в квартиру, там  – е-мое: столы грязные, посуда, бутылки – настоящее гулялово. Захожу в спальню. Там Даль спит с какой-то бабой. Кошмар, вертеп, воронья слободка. Я хочу войти в кабинет, и вдруг оттуда выходит девка, мне знакомая, – в рубашке, босая. Я зову ее на кухню: “Ира, значит так: я сейчас уезжаю. Я приеду в половине третьего. В половине третьего в квартире должна быть идеальная чистота, помойка вынесена, и вас, б…й, не должно быть здесь даже духу». И уезжаю. Пошла на рынок. Через полтора часа звоню: «Все убрали?» – «Да». – «Хорошо. Можете спускаться».

- Вот он, наш Гоголь! Вот он!\"

Я приехала – девственная чистота в квартире, девственно на кровати спит Володя, в другой комнате спит одинокий Даль. Он проснулся, вышел, и я первый раз в жизни видела, как у человека трясутся руки и он пьет, держа стакан водки через шею на полотенце. У Володи такого не было. Я Володе потом ни слова не сказала, он извинялся. И еще потом был один неприятный эпизод – всего второй за два года».

Янклович эпизод с визитом Даля тоже запомнил: «1 мая к Володе приехал Даль «в полном разборе», сказал:

В статье \"Несколько слов о поэме Гоголя \"Похождения Чичикова, или Мертвые души\" (1842), опубликованной отдельной брошюрой, А. утверждал: \"Пред нами возникает новый характер создания, является оправдание целой сферы поэзии, сферы, давно унижаемой; древний эпос восстает перед нами... Тот же глубокопроникающий и всевидящий эпический взор, то же всеобъемлющее эпическое созерцание... Некоторым может показаться странным, что лица у Гоголя сменяются без особенной причины; это им скучно, но... именно эпическое созерцание допускает это спокойное появление одного лица за другим, без внешней связи, тогда как один мир объемлет их, связуя их глубоко и неразрывно единством внутренним... Созерцание Гоголя таково... что предмет является у него, не теряя нисколько ни одного из прав своих, является с тайною своей жизни, одному Гоголю доступною; его рука переносит в мир искусства предмет, не измяв его нисколько; нет, свободно живет он там, еще выше поставленный; не видать на нем следов его перенесшей руки, и поэтому узнаешь ее. Всякая вещь, которая существует, уже по этому самому имеет жизнь, интерес жизни, как бы мелка она ни была, но постижение этого доступно только такому художнику, как Гоголь; и в самом деле, все: и муха, надоедающая Чичикову, и собаки, и дождь, и лошади от заседателя до чубарого, и даже бричка - все это, со всей своею тайною жизни, им постигнуто и перенесено в мир искусства (разумеется, творчески создано, а не описано, Боже сохрани; всякое описание скользит только по поверхности предмета); и опять, только у Гомера можно найти такое творчество... Хотя это только первая часть, хотя это только начало реки, дальнейшее течение которой Бог знает куда приведет нас и какие явления представит, - но мы, по крайней мере, можем, имеем даже право думать, что в этой поэме обхватывается широко Русь, и уж не тайна ли русской жизни лежит, заключенная в ней, не выговорится ли она здесь художественно? Не входя подробно в раскрытие первой части, в которой во всей, разумеется, лежит одно содержание, мы можем указать, по крайней мере, на ее окончание, так чудно, так естественно вытекающее. Чичиков едет в бричке, на тройке; тройка понеслась шибко, и кто бы ни был Чичиков, хоть он и плутоватый человек, и хотя многие и совершенно будут против него, но он был русский, он любил скорую езду, - и здесь тотчас это общее народное чувство, возникнув, связало его с целым народом, скрыло его, так сказать; здесь Чичиков, тоже русский, исчезает, поглощается, сливаясь с народом в этом общем всему ему чувстве. Пыль от дороги поднялась и скрыла его; не видать, кто скачет, видна одна несущаяся тройка.

– Володя, я не могу идти домой в таком состоянии. Побуду немного у тебя…

Тогда Володя понял, что надо срочно что-то делать. Он сказал Олегу:

И когда здесь, в конце первой части, коснулся Гоголь общего субстанциального чувства русского, то вся сущность (субстанция) русского народа, тронутая им, поднялась колоссально, сохраняя свою связь с образом, ее возбудившим. Здесь проникает наружу и видится Русь, лежащая, думаем мы, тайным содержанием всей его поэмы. И какие эти строки, что дышит в них! и как, несмотря на мелочность предыдущих лиц и отношений на Руси, - как могущественно выразилось то, что лежит в глубине, то сильное, субстанциальное, вечное, неисключаемое нисколько предыдущим... и которое многим покажется противоречием, - каким чудным звуком наполняет оно грудь, как глубоко возбуждаются все силы жизни, которую чувствуешь в себе разлитой вдохновенно по всему существу... Слог Гоголя не образцовый, и слава Богу; это был бы недостаток. Нет, слог у Гоголя составляет часть его создания; он подлежит тому же акту творчества, той же образующей руке, которая вместе дает и ему формы, и самому произведению, и потому слога нельзя у него отделить от его создания и он в высшей степени хорош (мы не говорим о частностях и безделицах)...

– Ты знаешь, у меня есть друг – врач Толя, он тебя посмотрит…»

Оксана: «В разобранном состоянии – это не то слово… Когда я зашла – первое впечатление, что человек неживой. К вечеру Даль пришел в себя».

Общий характер лиц Гоголя тот, что ни одно из них не имеет ни тени односторонности, ни тени отвлеченности, и какой бы характер в нем ни высказывался, это всегда полное, живое лицо, а не отвлеченное качество (как бывает у других, так что над одним напиши: скупость, над другим: вероломство, над третьим: верность и т. д.); нет, все стороны, все движения души, какие могут быть у какого бы то ни было лица, все не пропущены его взором, видящим полноту жизни; он не лишает лицо, отмеченное мелкостью, низостью, ни одного человеческого движения; все воображены в полноте жизни: на какой бы низкой степени ни стояло лицо у Гоголя, вы всегда признаете в нем человека, своего брата, созданного по образцу и подобию Божию... Например, Манилов при всей своей пустоте и приторной сладости имеющий свою ограниченную, маленькую жизнь, но все же жизнь, - и без всякой досады, без всякого смеха, даже с участием, смотришь, как он стоит на крыльце, куря свою трубку, а в голове его и Бог знает что воображается, и это тянется до самого вечера. Или Плюшкин, скупец, но за которым лежат иначе проведенные годы, который естественно и необходимо развился до своей скупости; вспомните то место, когда прежняя жизнь проснулась в нем, тронутая воспоминанием, и на его старом, безжизненном лице мелькнуло выражение чувства. Одним словом: везде у Гоголя такое совершенное отсутствие всякой отвлеченности, такая всесторонность, истина и вместе такая полнота жизни, не теряющей ни малейшей частицы своей от явлений природы: мухи, дождя, листьев и пр. до человека, - какая составляет тайну искусства, открывающуюся очень, очень немногим...

А вот каким Даль запомнился личному врачу Высоцкого Анатолию Федотову: «Даль приехал… Володя говорит:

– Все! Надо вшиваться!

Еще одно важное обстоятельство сопряжено с явлением Гоголя: он из Малороссии. Глубоко в ней лежащий художественный ее характер высказывается в ее многочисленных, мягких звуками песнях, живых и нежных, округленных в своих размерах; не таков характер великорусской песни. Но Малороссия живая часть России, созданной могущественным великорусским духом; под его сению может она явить свой характер и войти, как живой элемент, в общую жизнь Руси, объемлющей равно все свои составы и не называющейся Великоруссиею (так бы она удержалась в своей односторонности и прочие части относились бы к ней, как побежденные к победителю), но уже Россиею. Разумеется, единство вытекло из великорусского элемента; им дан общий характер; за ним честь создания; при широком его размере свободно может развиваться все, всякая сторона, - и он сохранил свое законное господство, как законно господство головы в живом человеческом теле; но все тело носит название человека, а не головы; так и Россия зовется Россией, а не Великоруссией.

Есть такие таблетки «тетурам», их вшивают под кожу…

Разумеется, только пишучи по-русски (то есть по-великорусски), может явиться поэт из Малороссии; только русским может и должен явиться он, будучи гражданином общей всем России, с собой принося ей свой собственный элемент и новую жизнь вливая в ее члены (сходные мысли высказывал сам Гоголь в беседе с О. М. Бодянским незадолго до смерти. - Б. С.). Теперь, с Гоголем, обозначился художественный характер Малороссии из ее прекрасных малороссийских песен, ее прекрасного художественного начала, возник наконец уже русский гений, когда общая жизнь государства обняла все свои члены и дала ему обнаружиться в колоссальном объеме; новый элемент искусства втек широко в жизнь искусства в России. Гоголь, принесший нам этот новый элемент, который возник из страны, важнейшей составной части многообъемлющего отечества, и, следовательно, так много выразивший, оправдавший (не в смысле: извинивший, но объяснивший) эту страну, Гоголь русский, вполне русский, и это наиболее видно в его поэме, где содержание Руси, всей Руси занимает его, и вся она, как одно исполинское целое, колоссально является ему. Итак, важно это явление малороссийского элемента уже русским, живым элементом общерусской жизни, при законном преимуществе великорусского. Вместе с тем элемент малороссийского языка прекрасно внесен Гоголем в наш русский.

Еще эти таблетки называют «эспераль»… Метод лечения основан на страхе: выпьешь – станет очень плохо. Препарат блокирует фермент печени, который расщепляет алкоголь. Накапливаются кислые продукты – это мучительно…» 2 мая он вшил «эспераль» Далю.

А великорусская песня! песня русская, как называется она, и справедливо: ибо, стало, это племя не имеет односторонности, когда могло создать все государство и слить во живое едино все, с первого взгляда разнородные, враждующие члены; имя \"русский\" осталось за ним и вместе за Россией. Когда хотят говорить отдельно о действиях других племен, то придают им их племенное имя, потому что, отдельно взятые, они представляют, каждое, односторонность, от которой освобождаются, становясь русскими, с помощью великорусского элемента. А великорусское племя, следовательно, не имело этой односторонности или уничтожило ее самобытно, в своей собственной жизни, когда создало целое государство и дало в нем развиться свободно всем частям.

Оксана, несмотря на измены, на Высоцкого не обижалась: «Он вообще был благодарным человеком. Когда мы начали с ним жить и я первый раз у него ночевала, мы утром встали, и я убрала постель. Для него это было потрясением. Клянусь. Он сказал: «Ты – первая женщина, которая убрала за собой постель…» Я же не знаю, как другие, но получалось, что они пользовались. А тут вдруг он понял, что я делаю это не потому, что он – Высоцкий, а человек, которого я люблю».