Ницше понял это раньше всех остальных. И предупреждал нас о грядущей экзистенциальной хвори, которую принесет в мир технологический прогресс. По сути, в этом и был смысл его заявления о смерти Бога.

Его «Бог умер» было не каким-то дерзким атеистическим злорадством, как принято сегодня считать. Нет. Это было стенание, предостережение, крик о помощи. Кто мы такие, чтобы определять смысл и значение собственного бытия? Кто мы такие, чтобы решить, что в этом мире правильно и хорошо? Как мы можем взваливать на себя такую ношу?

Я, товарищи, считаю, и все мы вместе, видимо, считаем, что с помощью членов Центрального Комитета наш Центральный Комитет и Президиум Центрального Комитета, очистившись от скверны, выгнав из своих рядов этого провокатора и авантюриста, я бы сказал, раскрепостившись от него, не имея теперь помех, пойдем все вместе вперед еще более едиными и выполним те заветы, которые даны нам товарищем Лениным и товарищем Сталиным». Образ негодяя-развратника призван был оттенить разоблачительный пафос, поскольку ничего более-менее конкретного вменить Берии так и не удалось.

Понимая, что бытие по природе своей хаотично и непознаваемо, Ницше пришел к выводу, что у нас нет таких психологических ресурсов, которые позволили бы нам объяснить собственное космологическое значение. В наплыве идеологических религий, которые с эпохи Просвещения появлялись, как грибы после дождя (демократия, национализм, коммунизм, социализм, колониализм и проч.), он видел лишь попытку задержать неизбежный экзистенциальный кризис человечества. Они все его бесили. Он считал демократию наивной, национализм – тупым, коммунизм – жутким, а колониализм – отвратительным{173}.

Несомненно, у грозного хозяина Лубянки были свои поклонницы. Но нередко партнерши доставлялись в его особняк насильно, а порой это были обычные проститутки, которым платили по существовавшим рыночным расценкам – от 100 до 250 рублей за визит. Так, по крайней мере, утверждают некоторые публицисты, в частности Кирилл Столяров, ссылаясь на показания Саркисова и Надараи, содержащиеся в до сих пор секретном деле Берии. Однако непонятно, почему тогда в показаниях Саркисова, которые зачитывал на июльском пленуме Шаталин, говорилось лишь о его предположениях, что Берия знался с проститутками, причем только на основании того, что Лаврентий Павлович подхватил сифилис.

Потому что, в каком-то противоположном буддизму смысле, Ницше воспринимал все земные привязки: к полу, расе, этносу, государству или истории – как мираж, надуманный, скрепляемый одной только верой конструкт, созданный лишь для того, чтобы удерживать нас над пропастью Неприятной правды на тоненькой ниточке смысла. И самое важное: он был убежден, что все эти конструкты обречены конфликтовать друг с другом и всегда будут больше провоцировать насилие, чем его гасить{174}.

К делу были пришиты исповеди нескольких жертв бериевской похоти. Вот одна из них: «Я пыталась уклониться от его домогательств, просила Берию не трогать меня, но Берия сказал, что здесь философия ни к чему, и овладел мною. Я боялась ему сопротивляться, так как опасалась, что Берия может посадить моего мужа… только подлец может пользоваться зависимым положением жены подчиненного для того, чтобы овладеть ею…» А вот рассказ школьницы, самый жуткий из всех: «однажды я пошла в магазин за хлебом по улице Малой Никитской. В это время вышел из машины старик в пенсне, с ним был полковник в форме МВД.

Ницше предсказал грядущие конфликты между идеологиями, построенными на морали господ и рабов{175}. Он был уверен, что эти конфликты принесут в мир больше бед, чем за всю историю человечества. Он предсказал, что эти беды не будут ограничиваться пределами одной страны или нескольких этнических групп. Они преступят все границы, выйдут за рамки страны или народа. Потому что эти войны будут не за Бога. Это будут войны между богами.

И этими богами будем мы.

Когда старик стал меня рассматривать, я испугалась и убежала… На другой день… к нам пришел полковник, оказавшийся впоследствии Саркисовым. Саркисов обманным путем, под видом оказания помощи больной маме и спасения ее от смерти, заманил меня в дом по Малой Никитской и стал говорить, что маму спасет его товарищ, очень большой работник, очень добрый, который очень любит детей и помогает всем больным. В 5–6 часов вечера 7 мая 1949 года пришел старик в пенсне, т. е. Берия. Он ласково со мной поздоровался, сказал, что не надо плакать, маму вылечат и все будет хорошо. Нам дали обед. Я поверила, что этот добрый человек поможет мне в такое тяжелое для меня время (умерла бабушка и при смерти мама).

Ящик Пандоры

Мне было 16 лет. Я училась в 7 классе. Потом Берия отнес меня в свою спальню и изнасиловал. Трудно описать мое состояние после случившегося. Три дня меня не выпускали из дома. День сидел Саркисов, ночь – Берия». На суде человек, похожий на Лаврентия Павловича, в своем последнем слове признал, что, вступив в интимную связь с несовершеннолетней, совершил преступление, но отрицал, что это было изнасилование.

Согласно греческой мифологии, сначала мир населяли только мужчины{176}. Все они целыми днями только и делали, что бухали и не работали. Один сплошной мальчишник. Древние греки считали это «раем». Но, по-моему, это больше похоже на какую-то особую версию ада.

Бывали и курьезные случаи. Одна из любовниц Лаврентия Павловича будто бы заявила на допросе: «Берия предложил мне сношение противоестественным способом, от чего я отказалась. Тогда он предложил другой, тоже противоестественный способ, на что я согласилась». Этот неразрешимый ребус появился на свет благодаря потрясающему целомудрию советских следователей, так и не решившихся доверить бумаге, какими именно способами секса искушал герой-любовник с Малой Никитской свою пассию. Кстати, некоторые показания бериевских подруг внушают серьезные сомнения. Например, одна из них, артистка Радиокомитета М., которой, кстати сказать, Лаврентий Павлович помог получить квартиру в Москве, утверждала, что последняя их встреча состоялась 24 или 25 июня 1953 года, причем Берия попросил М. на следующую встречу, намечавшуюся через три дня, прийти вместе с подругой. Однако из-за ареста «лубянского маршала» встреча не состоялась. Но, как мы помним, накануне своего падения Берия десять дней был в братской ГДР, где железной рукой наводил порядок, и возвратился в Москву лишь утром 26-го, отправившись прямо с аэродрома на роковое заседание. Поэтому ни с кем из любовниц накануне он встречаться никак не мог. У него, как говорится, стопроцентное алиби. Возможно, М. что-то напутала, и их свидание в действительности состоялось накануне отлета Лаврентия Павловича в Берлин. Хотя допрашивали артистку всего два-три месяца спустя после драматических событий, и так быстро забыть даты было мудрено. Скорее можно предположить, что М., как и другие любовницы Берии, говорила то, что хотели от нее следователи, выдумывая все новые и новые похождения злодея-любовника, а допрашивающие даже не задумывались о правдоподобии того, что им сообщали.

Между прочим, допрашивавшие Берию Руденко и Москаленко почему-то ничего не знали о поездке Берии в Восточную Германию и потому не усомнились в показаниях его любовницы. А может быть, они же эти показания и продиктовали, включив сюда и нелепицу о свидании, будто бы запланированном Берией в день заседания Президиума ЦК.

Кстати сказать, большинство свидетельниц наверняка выставляли себя жертвами насилия, чтобы их не заподозрили в симпатиях к поверженному «врагу народа». Поэтому сегодня трудно сказать, кто из бериевских партнерш отдавался добровольно, а кто – по принуждению.

Поняв, что на земле творится какая-то скукотища, боги решили добавить перца. Они задумали создать спутника мужскому роду – кого-то, к кому будут обращены мужские помыслы, кого-то, кто привнесет сложность и неоднозначность в их легкую жизнь. А то ведь только и делают, что палят по пустым пивным банкам да играют в настольный футбол ночи напролет.

Материалы Саркисова о любовных похождениях Берии, собранные Абакумовым, стали настоящей находкой для свергнувших его коллег, поскольку ничего весомого в подкрепление версии заговора найти не удавалось. Да и в предыдущей деятельности Лаврентия Павловича особого криминала, по меркам того времени, сыскать не удавалось.

На июльском пленуме секретарь ЦК А.А. Андреев порадовал присутствующих таким откровением: «Берия добивался всячески, чтобы все члены Политбюро были чем-нибудь отмечены, чтобы были с пятнами, а он, видите ли, чист. И на самом деле, смотрите, к нему ничего не предъявишь – чист». Члены ЦК дружно рассмеялись. Они-то догадывались, что Маленкову, Молотову, Хрущеву и прочим не составляло труда искупаться в дерьме и без всякой помощи Лаврентия Павловича.

Искренний, здоровый смех участников пленума вызвал и Ворошилов, когда привел такое доказательство, что Лаврентий Павлович не пользовался авторитетом у подчиненных, – после ареста Берии ни один чекист не написал письмо в его защиту, где говорилось бы: «Что вы сделали с нашим великим вождем, как мы будем обходиться без нашего Берии?..» Партийные руководители хорошо знали, что таких писем не было и тогда, когда арестовывали предшественников Берии: Ягоду, Ежова, Абакумова. Да и вздумай Сталин отправить Климента Ефремовича «в штаб Тухачевского», за него не посмел бы заступиться ни один из командиров и комиссаров Красной Армии.

В общем, они решили создать первую женщину.

За Лаврентием Павловичем были и реальные преступления: репрессии невиновных в Грузии в 30-е годы, расстрел польских офицеров в 40-м, казнь советских генералов и политзаключенных в 41-м, депортация «наказанных народов», тысячи, десятки тысяч загубленных жизней (но все же не сотни тысяч, как у Ежова, и не миллионы, как у «кремлевского горца»). Однако ответственность за все эти преступления он делил со Сталиным и другими партийными руководителями. Наследники генералиссимуса пока не готовы были заклеймить за необоснованные репрессии его самого, боясь окончательно подорвать веру народа в коммунизм.

Многие коллеги Берии по Президиуму ЦК чужой крови пролили гораздо больше, чем Лаврентий Павлович. Хрущеву в самый разгар террора довелось возглавлять Московскую парторганизацию, а с января 38-го – Украинскую. В обеих было неизмеримо больше членов, в том числе ответственных работников, чем в подведомственной Берии Компартии Грузии.

В этом проекте поучаствовали все верховные боги. Афродита одарила женщину красотой. Афина – мудростью. Гера дала ей способность создавать семью. Гермес даровал ей красноречие. И так, по очереди, боги закачивали в нее способности, таланты и хитрости, как приложения на новый iPhone.

Помимо бытового компромата, Хрущеву и его товарищам требовалось также найти хоть какой-нибудь компромат политического характера на Берию.

Сперва им показалось, что искомое можно найти у управляющего делами Совмина СССР Михаила Трофимовича Помазнева. В свое время он, будучи заместителем председателя Госплана, написал письмо Сталину о недостатках в работе Госплана, и оно было использовано для низвержения Вознесенского. А в записке Помазнева на имя Маленкова и Хрущева от 6 июля 1953 года «О деятельности Л.П. Берия» фигурировали очень страшные обвинения. Например, Лаврентию Павловичу инкриминировался вызов на Президиум Совета Министров Хрущева в связи с неудовлетворительным положением с завозом картофеля и овощей в Москву зимой 1952/53 годов: «Берия требовал от тов. Первухина М.Г., чтобы тов. Хрущев обязательно был на заседании Президиума Совмина, чтобы разбор этого дела был поручен обязательно тов. Хрущеву Н.С. Он этого добился, хотя тов. Первухин не хотел этого делать». А почему бы, спрашивается, не обсудить проблемы обеспечения столицы овощами в присутствии главы московских коммунистов? Это решение Берии кажется вполне естественным, и вряд ли при этом он собирался как-то «опустить» Никиту Сергеевича. И уж совсем забавно звучит обличение в том, что Берия распорядился выделить комнату техническому секретарю месткома Большого театра некой Рахматуллиной. Помазнев с гордостью докладывал, как о каком-то подвиге: «О выделении комнаты Рахматуллиной Берия звонил мне минимум 6–7 раз. Выделение комнаты Рахматуллиной удалось задержать». Несчастной машинистке, очевидно, самым достойным образом проявившей себя на любовном фронте, оставалось утешаться тем, что ее все-таки не сделали соучастницей «заговорщика» Берии.

И получилась Пандора.

Из того, что сообщал Помазнев, нельзя было соорудить ни приличного судебного дела, ни сколько-нибудь громких разоблачений для общественности. Подумаешь, задерживал принятие решений, давал неверные указания по распределению квартир. Во-первых, этим и другие высокопоставленные чиновники грешили. Во-вторых, все это в лучшем случае тянуло на служебную халатность, а не на расстрельный приговор. А оставлять Берию в живых ни Хрущев, ни Маленков, ни Молотов не собирались. Колебания на этот счет как будто были только у Микояна, который был одним из тех, кто выдвигал в свое время Берию на чекистскую и партийную работу. Анастас Иванович опасался, что суровый приговор Берии ударит и по нему. Но под влиянием более высокопоставленных членов Президиума ЦК Микоян свои сомнения быстро преодолел.

Поскольку бериевского заговора в действительности не было, следователи хватались за все, что могло скомпрометировать Берию в глазах широкой общественности. Племянник жены Берии Теймураз Николаевич Шавдия к моменту, когда он в июле 1941 г. попал в немецкий плен, был еще очень молод – ему исполнилось только 18 лет. Вряд ли он был убежденным противником советской власти – родственные связи к этому отнюдь не располагали. Он просто очень хотел жить, оттого и записался в Грузинский легион, а потом служил в немецкой полиции в Париже. Арестовали его после начала в ноябре 1951 года т. н. «мингрельского дела», когда прежнее руководство Грузии, в основном лояльное Берии, было обвинено в «мингрельском национализме» и смещено со своих постов, а частью арестовано.

3 июля 1953 года заместители министра внутренних дел С.Н. Круглов и И.А. Серов писали Молотову о деле Шавдия: «В Министерстве внутренних дел Союза ССР содержится под стражей осужденный военным трибуналом Закавказского военного округа к заключению в исправительно-трудовые лагеря сроком на 25 лет за измену Родине ШАВДИЯ Теймураз Николаевич.

И отправили боги Пандору на землю, чтобы с ней пришли конкурентная борьба, секс, дети и ссоры из-за стульчака. Но отправили не с пустыми руками: ей дали ящик. Красивый ларец, отделанный золотом и украшенный замысловатыми, изящными узорами. Боги велели Пандоре отдать ящик мужчинам, но при этом строго запретили кому-либо его открывать.

Как видно из материалов архивно-следственного дела, Шавдия был арестован б. Министерством государственной безопасности Грузинской ССР 10 февраля 1952 года.

А теперь спойлер: люди – идиоты. Кто-то открыл ящик Пандоры (какой сюрприз: мужчины дружно обвинили в этом женщину), – и из него в мир вылетело все зло: смерть, болезни, ненависть, зависть и Twitter. Буколическим пирушкам пришел конец. У мужчин появилось новое занятие: убивать друг друга. И, что еще важнее, у них появился повод убивать друг друга: женщины и ресурсы, которыми их можно привлечь. И так началось тупое писькомерство, иначе известное как история человечества.

Основанием для ареста послужили свидетельские показания о том, что он, находясь в действующей армии, в конце июля 1941 года был пленен немцами. В период нахождения в плену Шавдия, изменив родине, добровольно вступил в «Грузинский национальный легион» немецкой армии. Как показали свидетели, батальон, в который был зачислен Шавдия, принимал участие в боях против Советской Армии под Туапсе. В 1943 году грузинским белоэмигрантом Шавдия был привлечен для службы в немецкой полиции и направлен в Париж. В Париже Шавдия как полицейский участвовал в расстрелах французских патриотов, английских и американских парашютистов и нес охрану заключенных. Там же он неоднократно посещал своего дальнего родственника лидера меньшевиков Гегечкори Е.

Пошли войны. Возникли первые царства и первые междоусобицы. Появилось рабство. Императоры стали отвоевывать друг у друга земли, усеивая свой путь сотнями тысяч трупов. Города вырастали, а потом рушились до основания. А женщины воспринимались как собственность: мужчины торговали и обменивались ими, как породистыми козами или чем-то в таком духе{177}.

На допросе 29 февраля 1952 года по этому вопросу Шавдия показал:

В общем, люди начали вести себя как люди.

Казалось, наступила полная жопа. Но на самом дне этого ящика осталась одна сверкающая, красивая штучка.

«…Гегия (военнопленный) предложил поехать к Гегечкори на квартиру и познакомиться с ним в расчете на то, что он сможет оказать нам материальную поддержку. Гегечкори встретил нас приветливо и начал расспрашивать меня о моем отце. Когда я сказал, кто мой отец, Гегечкори сразу вспомнил его и воскликнул: «Неужели Коля имеет такого отца!» Далее Гегечкори вспомнил о некоторых наших общих родственниках, в частности, о моей тетке Нине Теймуразовне (далее вписано от руки: Берия. – Б. С.), урожденной Гегечкори. Я понял, что он был хорошо осведомлен о жизни, деятельности и составе семьи дяди. Он даже знал, что у них есть сын по имени Серго».

Это была надежда.

Шавдия получал от Гегечкори материальную помощь, а также поддерживал связь с другими грузинскими эмигрантами.



В апреле 1945 года Шавдия в качестве сопровождающего музейные ценности, награбленные меньшевистским правительством при бегстве из Грузии в 1921 году, прибыл в СССР. Этому предшествовали следующие события.

У мифа о ящике Пандоры множество интерпретаций – согласно самой распространенной, боги наказали нас, наслав на наш мир всевозможные беды, но также снабдили нас единственным антидотом ко всем этим несчастьям: надеждой. Можно представить это как инь и ян в извечной человеческой борьбе: у нас всегда все погано, но чем поганее нам становится, тем активнее нужно мобилизовать надежду, чтобы выдержать и преодолеть дерьмовость окружающего мира. Потому нас и вдохновляют такие герои, как Витольд Пилецкий: их способность выработать в себе достаточно надежды, чтобы суметь противостоять злу, заставляет нас вспомнить, что и мы тоже в состоянии бороться со злом.

В Париже Шавдия состоял в хоре бывших военнопленных грузин. Во время репетиции Шавдия узнал, что в зале присутствует советский консул Гузовский (полковник госбезопасности Александр Александрович Гузовский возглавлял легальную резидентуру НКГБ во Франции под прикрытием должности советника посольства и генконсула в Париже. В 1952 г. был арестован и осужден ОСО при МГБ СССР на 10 лет лишения свободы. Вскоре после ареста Л.П. Берии освобожден. – Б. С.) и попросил руководителя хора военнопленного Нижарадзе передать Гузовскому просьбу о том, чтобы он сообщил в Москву о его нахождении в Париже.

Болезнь, может, и распространяется, но с ней распространяется и лекарство, потому что надежда тоже заразительна. Надежда – вот что спасает мир.

Через эмигранта Гегелия (находится под следствием в МВД Грузии) Нижарадзе передал просьбу Шавдия, и после репетиции Гузовский имел с ним беседу. Через некоторое время Шавдия по предложению Гузовского явился в консульство. В беседе Гузовский, расспросив подробно о его родственниках, заявил, что он имеет указание заместителя министра иностранных дел СССР Деканозова сообщить в Москву, если что-нибудь станет ему известно о Шавдия.

Но есть и другая, менее популярная интерпретация мифа о ящике Пандоры: что, если надежда не антидот злу? Что, если она тоже одна из форм зла? И просто осталась в ящике, когда другие беды вылетели?{178}

Здесь же Гузовский выдал Шавдия 3 тысячи франков и в дальнейшем оказывал ему денежную помощь, в общей сложности около 10 тыс. франков.

Ведь надежда вдохновила не только героизм Пилецкого. Она также вдохновляла коммунистические революции и нацистский геноцид. Гитлер надеялся, что, истребив евреев, поможет рождению эволюционно более развитой человеческой расы. Советы надеялись, что, раздув мировой пожар революции, объединят всю планету и приведут ее к истинному равенству под эгидой коммунизма. И, давайте честно, большинство злодеяний западных капиталистических обществ за последние сто лет тоже совершались во имя надежды – надежды на увеличение мировой экономической свободы и благосостояния.

В одну из встреч Гузовский сообщил Шавдия, что вскоре в Париж прилетит секретарь ЦК КП Грузии Шария, с которым он отправит его на родину.

Надежда, как скальпель хирурга, может и спасти, и убить. Она может вдохнуть в нас новую жизнь – а может нас уничтожить. Точно так же, как бывают здоровые и нездоровые формы уверенности в себе или здоровые и нездоровые формы любви, существуют и здоровые и нездоровые формы надежды. И разница между ними не всегда очевидна.



В феврале 1945 года Нижарадзе передал Шавдия, что Шария прилетел в Париж и вызывает его в консульство. (В письме Серова и Круглова – явная путаница с датами. Раз Т.Н. Шавдия уже в апреле 1945 г. вернулся в СССР, а до этого в феврале 1945 г. встретился с П.А. Шария, то он никак не мог впервые встретиться с А.А. Гузовским в апреле 1945 г. Вероятно, эта встреча произошла не в апреле, а в январе 1945 г. – Б. С.)

До сих пор я утверждал, что надежда – это основа нашего психологического благополучия и что нам нужно а) ждать чего-то от будущего, б) верить, что мы имеем достаточно власти над своей судьбой, чтобы добиться этого чего-то, и в) найти сообщество, которое будет добиваться этого вместе с нами. Если какой-то один или все три пункта из этого списка слишком долго отсутствуют в жизни, мы утрачиваем надежду и постепенно соскальзываем в бездну Неприятной правды.

Явившись к Шария, Шавдия рассказал ему обстоятельства пленения и о своей службе в «Грузинском национальном легионе» немецкой армии. Тогда же Шария заявил ему, что он имеет указание из Москвы доставить Шавдия на родину. Позднее Шавдия и другой военнопленный Меладзе зашли в консульство к Гузовскому, и он им объяснил, что они оба полетят в СССР вместе с Шария в качестве охраны музейных ценностей. Таким образом, Шавдия 11 апреля 1945 года прибыл в Советский Союз.

Переживаемые события порождают эмоции. Эмоции порождают ценности. Ценности порождают нарратив-объяснение. А люди со схожими нарративами-объяснениями, собираясь вместе, порождают религии. Чем более религия эффективна (или аффективна), тем более усердны и дисциплинированны ее адепты. А чем более усердны и дисциплинированны ее адепты, тем больше у религии шансов распространиться на других людей, дать им чувство самоконтроля и надежды. Такие религии растут и ширятся и со временем начинают делить людей на тех, кто с нами, и тех, кто против нас, создавать ритуалы и табу и разжигать конфликты с носителями других ценностей. Такие конфликты необходимы, потому что они поддерживают в группе ощущение, что у ее ценностей есть смысл и цель.

Изменническая деятельность Шавдия подтверждена его личным признанием, показаниями свидетелей и очными ставками.

Так что именно конфликты помогают людям сохранять надежду.

Характерно отметить, что о предательской и изменнической деятельности Шавдия б. Министерству государственной безопасности Грузинской ССР (министр Рапава) было известно еще в 1946 году.

А теперь давайте перевернем все с головы на ноги: не жопа, в которой мы живем, требует, чтобы мы генерировали надежду, – нашей надежде нужно, чтобы вокруг была жопа.

12 и 15 мая 1946 года, будучи допрошен в МГБ Грузии, Шавдия дал показания о своей предательской деятельности, рассказав о добровольном вступлении в «Грузинский национальный легион» немецкой армии, службе в немецкой полиции в Париже, участии в расстрелах, а также о встречах и беседах с лидером меньшевиков Гегечкори.

Надежда, которая придает смысл всей нашей жизни, берет начало там же, где берут начало ненависть и разобщенность. Надежда, которая приносит нам самые большие радости, приносит и самые большие опасности. Надежда, которая больше всего сплачивает людей, зачастую и отвращает их друг от друга.

В то время в распоряжении МГБ Грузии были также и свидетельские показания арестованных соучастников Шавдия, однако подвергнут аресту он не был по той причине, что является племянником жены (вписано от руки: Берия. – Б. С.).

Получается, что надежда разрушительна. Она требует, чтобы мы отвергали то, что имеем сейчас.

Допрошенный 11 марта 1952 года бывший министр государственной безопасности Грузинской ССР Рапава показал:

Потому что надежде нужна какая-то проблема. Ей нужно, чтобы мы отказывались принять какую-то часть себя и/или внешнего мира. Ей нужно, чтобы мы были против чего-то.

«Шавдия Т. явно не был арестован потому, что он является родственником (племянником) Нины Теймуразовны (вписано от руки: Берия), урожденной Гегечкори».

Тогда перед нами возникает до ужаса безрадостная картина человеческого существования. Ведь получается, что наша психологическая организация предполагает лишь два возможных пути: либо бесконечный конфликт, либо нигилизм – племенной строй или изоляция, религиозные войны или Неприятная правда.

Проведенным в 1952 году следствием ничего нового по делу Шавдия добыто не было, а лишь подтверждены все те данные, о которых было известно МГБ Грузии еще в 1946 году.

Из лагеря, где отбывал наказание Шавдия, он был доставлен в Москву по указанию КОБУЛОВА.

Ницше считал, что ни одна из идеологий, порожденных научной революцией, долго не продержится. Он считал, что они будут потихоньку отмирать одна за другой – либо уничтожая друг друга, либо сами разрушаясь изнутри. А затем, через пару столетий, начнется экзистенциальный кризис. Мораль господ к тому времени совсем извратится. Мораль рабов потерпит крах. Мы сами себя подведем к катастрофе. Ибо в этом главная человеческая слабость: все, что мы создаем, обречено быть ненадежным и недолговечным.

Данное обстоятельство полагаем использовать в следствии по делу (вписано от руки: Берия. – Б. С.)». (РГАСПИ, фонд 82 (В.М. Молотова), оп. 2, д. 898, лл. 133–136.)

Вряд ли Шавдия действительно довелось собственноручно расстреливать французских патриотов – скорее это фантазия следователей. Причем, как можно предположить, и в 1952-м, и в 1953 г. следователей гораздо больше интересовала не служба бериевского племянника в германской армии и даже не переброска его, минуя фильтрационные лагеря, в Советский Союз с помощью одного из спичрайтеров Берии П.А. Шария (кто бы из партийных функционеров уровня Берия в подобной ситуации поступил иначе?), а в первую очередь – пребывание Шавдия в освобожденном союзниками Париже. Тут открывались заманчивые перспективы. При необходимости можно было представить дело так, что Теймураз был завербован американской и британской разведкой и стал связным между ними и Лаврентием Павловичем. При желании можно было бы сюда и организацию «Джойнт» приплести. Неслучайно Шавдия посадили, но не расстреляли. Берегли, на случай, если придется создавать дело против Берии. Сам же Лаврентий Павлович, вновь став главой МВД после смерти Сталина, племянника освободить не успел, хотя и распорядился об его этапировании в Москву для пересмотра дела. Этот факт пытались использовать в спешно создаваемом деле о заговоре Берии, но так и не смогли. Вероятно, факт «отмазки» племянника от лагеря показался наверху слишком мелким. Это преступление не могло особенно взволновать ни народ, ни номенклатурную общественность. Вариант шпионской связи Берии с Англией и США через Шавдия, во-первых, был слишком сложен, во-вторых, не слишком политически актуален, поскольку после смерти Сталина даже те, кто устранил Берию, все же хотели снизить градус противостояния с Западом. В итоге дело Шавдия инкриминировать Берии не стали. А Теймураза Николаевича в 1955 г. амнистировали.

Поэтому Ницше полагал, что нужно быть выше надежды. Нужно быть выше ценностей. Нужно выйти на другой уровень и оказаться «по ту сторону добра и зла». По его мнению, мораль будущего должна начинаться с того, что он называл amor fati, или «любовь к судьбе»: «Моя формула для величия человека, – писал он, – есть amor fati: не хотеть ничего другого ни впереди, ни позади, ни во веки вечные. Не только переносить необходимость, но и не скрывать ее – всякий идеализм есть ложь перед необходимостью, – любить ее…»{179}.

Более серьезные сведения предоставил старый чекист Яков Мхитаров-Мрачный. Он писал секретарю ЦК П.Н. Поспелову: «Я бы хотел довести до Вашего и до сведения Центрального Комитета нашей Партии о ряде фактов, связанных с вражеской деятельностью авантюриста Берии и его неразрывной составной части – Багирова М. Д. По тем обрывочным сведениям, которые доходят до меня, мне кажется, что многое из того, что в свое время раскрывало и выявляло политическое и моральное нутро Берия – Багирова, известно Центральному Комитету лишь частично или не полностью».

Amor fati, по Ницше, значила безусловное принятие жизни и всех жизненных переживаний: взлетов и падений, осмысленности и бессмысленности. Она подразумевала любовь к собственной боли, принятие своего страдания. Она подразумевала преодоление разрыва между своими желаниями и реальностью не за счет исполнения желаний, а просто за счет довольства реальностью.

Среди преступлений Берии Мхитаров-Мрачный называл то, что в 20-е годы Лаврентий Павлович стал доверенным лицом председателя Азербайджанской ЧК Багирова и являлся хранителем утаенного от государства чекистского «общака» – драгоценностей, конфискованных у арестованных и расстрелянных.

По сути, она подразумевала одно: надо ни на что не надеяться. Или надеяться лишь на то, что уже есть, – потому что надежды в основе своей пусты. Все, что ваш мозг способен осмыслить, по определению ошибочно и ограниченно, и, безусловно полагаясь на эти свои концепции, вы только сами себе вредите. Не надейтесь на счастье. Не надейтесь на уменьшение страдания. Не надейтесь улучшить свой характер. Не надейтесь избавиться от своих недостатков.

Надейтесь на это. Надейтесь на безграничные возможности и безграничное давление, которые присутствуют в каждом моменте времени. Надейтесь на страдание, которое приходит вместе со свободой. На боль, которая сопутствует счастью. На мудрость, которая проистекает из невежества. На силу, которую порождает беспомощность.

Мхитаров-Мрачный утверждал, что уже тогда Берия имел большую слабость к женщинам: «Еще в 1921–1922 гг. на чистке партийной организации АзЧК, Председателем которой являлся Багиров, а фактически его заместителем – Начальником секретно-оперативной части – Берия, одной из сотрудниц (Кузнецовой Марией) Берия разоблачался в попытке изнасиловать ее в своем кабинете, но, получив решительный отпор и желая заставить ее замолчать, предложил ей драгоценное кольцо из числа хранившихся у него в кабинете в сейфе ценностей. Этот относительно «небольшой» штрих, но в те времена чудовищный по характеру и сигнализирующий о моральном облике чекиста, падкого и способного на служебное преступление из-за обладания женщиной, был совершенно нетерпим на столь ответственнейшем посту. Но благодаря Багирову то дело было замято, а Кузнецова вскоре под благовидным предлогом уволена из органов».

А затем действуйте, не принимая надежду в расчет.

Доносчик указал на еще один компрометирующий Берию факт: «Во время чистки партии обнаружилось, что главный комендант АзЧК Жариков Александр в 1918–1919 годах был офицером Каспийской Военной Флотилии и за особую активность приказом Командующего этой флотилией известного белогвардейского генерала Бичерахова награжден Георгиевским крестом за «особые заслуги». Известно, что «особые заслуги» офицерского состава Каспийской Военной Флотилии, а следовательно, и Жарикова под командованием генерала Бичерахова могли выразиться в лютой расправе с большевиками… Несмотря на требования коммунистов исключить Жарикова из рядов партии, по настоятельному требованию Багирова – Берии он был оставлен в рядах партии и в органах, а всевозможные в дальнейшем его преступления (присвоение ценностей расстрелянных и осужденных) проходили безнаказанно».

В этом наша задача, наше призвание: действовать без надежды. Не надеяться на лучшее. Быть лучше. В этот момент и в следующий. И еще в следующий. И еще.

Жизнь – дерьмо. И надежда одновременно причина и следствие этого факта.

Компромат был и на других людей, работавших вместе с Берией в начале 20-х годов в Закавказье. МхитаровМрачный утверждал, что «в 1921 году Берия – Багировым Начальником Иностранного Отдела (ИНО) АзЧК был назначен Голиков Владимир, сын известного в Баку торговца предметами религиозного культа. Несмотря на многократные сигналы коммунистов, обсуждение вопроса на партсобраниях и на чистке партии об антипартийной сущности Голикова, несмотря даже на состоявшиеся постановления парторганизации об исключении его из рядов партии как «примазавшегося» к партии и затесавшегося в органы чужака, Берия – Багиров настойчиво требовали и добились сохранения его и в партии, и в органах на упомянутом выше ответственнейшем посту почти в течение десяти лет. Мало того, Голиков ими был введен в состав членов Коллегии АзЧК-АзГПУ. И только в 1928 году обнаружилось, что в период Гражданской войны 1918–1919 годов Голиков был активнейшим белогвардейцем, начальником белогвардейского карательного отряда, предававшего своим отрядом огню и мечу крестьян-бедняков в Саратовской области (не очень понятно, как Голикову удалось это сделать. Ведь в ходе Гражданской войны белые саратовскую губернию не занимали. – Б. С.). Отряд этот по своей свирепости был известен среди терроризованного им беднейшего крестьянства под названием «голиковцы». После упорного запирательства вначале, изобличенный фактами, документами и свидетельскими показаниями, Голиков признал свою принадлежность к белогвардейщине, был арестован и направлен в Тбилиси. Однако вместо заслуженного им расстрела, благодаря Берия, через некоторое время Голиков был освобожден и благополучно пребывает в Баку и в настоящее время».

Это трудно принять, потому что оторвать себя от нектара надежды все равно что отобрать бутылку у алкоголика. Нам кажется, что без нее мы рухнем в пропасть и нас поглотит мгла. Неприятная правда пугает нас – и мы придумываем себе истории, ценности, нарративы, мифы и легенды о себе и мире вокруг, чтобы от этой правды отгородиться.

Но компрометирующие факты социального происхождения и биографии можно было найти при желании у очень многих представителей советской номенклатуры, в том числе и у тех, кто продолжал успешно трудиться на своих постах и после падения Берии. Например, у Б.Л. Ванникова, заместителя Берии по Спецкомитету, матушка в дореволюционное время держала известный на весь Баку бордель. Так, во всяком случае, утверждалось в письме инженера И.И. Нечаева, адресованном Маленкову. Там приводились и другие компрометирующие Ванникова факты, в частности, его странное освобождение после ареста грузинской контрразведкой и связь с некоторыми лицами, которые, возможно, являлись агентами этой контрразведки. Но поскольку Ванников был вполне лоялен как к Маленкову, так и к Хрущеву и считался опытным технократом, то прошлое неподходящее социальное происхождение ему в вину не ставили, и он продолжал трудиться на ниве реализации советского атомного и водородного проектов в качестве 1-го заместителя министра среднего машиностроения. Сыграло свою роль и то, что для процесса над Берией Ванников был малоподходящей фигурой. Ведь он был связан с Берией почти исключительно по атомному проекту, а сам этот проект оставался тайной за семью печатями.

Но единственное, что может нас освободить, – как раз-таки эта правда: и вы, и я, и все, кого мы знаем, умрут, и вряд ли что-то из того, что мы делаем, будет иметь хоть какое-то значение в космическом масштабе. И хотя некоторые боятся, что эта правда освободит их от всякой ответственности и они станут нюхать кокаин и играть на проезжей части, в действительности их страшит совсем другое: что эта правда освободит их не «от», а для ответственности. Ведь она подразумевает, что у нас нет никаких причин не любить себя и друг друга. Нет никаких причин не относиться к себе и к нашей планете с уважением. Нет никаких причин не проживать каждую минуту своей жизни так, как будто нам предстоит переживать ее снова и снова в бесконечном повторе{180}.

В доносе Мхитарова-Мрачного было и кое-что поинтереснее. Старый чекист утверждал, будто Берия был агентом контрразведки мусаватистского Азербайджана: «Секретным отделом АзГПУ в 1929 году было обнаружено личное дело Берия, как агента, состоявшего на службе в мусаватской контрразведке. Оно демонстрировалось на партийных собраниях и активах АзГПУ, коммунисты которого требовали немедленного привлечения к ответственности Берия, явно проникшего в органы вражеского агента-провокатора, и Багирова, уличаемого в прикрытии этого вопиющего акта, а также преступных деяний и своих, и Берия».



Мхитаров-Мрачный считал, что Берии помог избежать ответственности полномочный представитель ОГПУ в Закавказье Станислав Реденс: «Благодаря усилиям Багирова и Реденса и тех, кто ими был введен в заблуждение, Берия не только не был разоблачен, но стала усиленно распространяться версия Багирова о том, что «работал Берия в мусаватской контрразведке по заданию большевистской партии». Их обличителям же был пришит ярлык «групповщиков», почти весь состав органа рассеян и заполнен бесчестными, заведомо сомнительными чекистами».

Вторая половина этой книги – попытка представить, какой была бы жизнь без надежды. Первое, что я вам скажу: она была бы не так плоха, как кажется. На самом деле я даже уверен, что она была бы лучше своей альтернативы.

Реденса, расстрелянного в 1940 году, спросить о связях Берии с мусаватистской контрразведкой уже не представлялось возможным. Но сама идея показалась Хрущеву и Маленкову перспективной. Но нужно было найти дело, о котором упомянул Мхитаров-Мрачный.

А еще вторая половина этой книги – это трезвый взгляд на современный мир и все его дерьмо. Это обзор, сделанный не для того, чтобы что-то исправить, а для того, чтобы научиться любить все как есть.

И Хрущев обратился к Меркулову, который служил вместе с Берией в Закавказье в 20-е годы. Никита Сергеевич вспоминал: «Когда Руденко стал допрашивать Берию, перед нами раскрылся ужасный человек, зверь, который не имел ничего святого. У него не было не только коммунистического, а и вообще человеческого морального облика. А уж о его преступлениях и говорить нечего, сколько он загубил честных людей!» Ну, положим, сам-то Хрущев загубил народу побольше, чем Берия, но не писать же об этом в мемуарах.

Просто мы должны вырваться из порочного круга религиозных конфликтов. Мы должны выбраться из своих идеологических коконов. Мы должны дать Чувствующему мозгу возможность чувствовать, но лишить его историй о смысле и ценности, которых он так отчаянно требует. Мы должны выйти за пределы своей концепции добра и зла. Мы должны научиться любить то, что есть.

Хрущев утверждал: «Спустя какое-то время после ареста Берии встал вопрос о Меркулове, который в то время был министром Госконтроля СССР. Я, признаюсь, раньше с уважением относился к Меркулову и считал его партийным человеком. Он был культурным человеком и вообще нравился мне. Поэтому я сказал товарищам: «Тот факт, что Меркулов являлся помощником Берии в Грузии, еще не свидетельствует о том, что он его сообщник. Может быть, все-таки это не так? Ведь Берия занимал очень высокое положение и сам подбирал себе людей, а не наоборот. Люди верили ему, работали с ним. Поэтому нельзя рассматривать всех, кто у него работал, как его соучастников по преступлениям. Вызовем Меркулова, поговорим с ним. Возможно, он нам даже поможет лучше разобраться с Берией». И мы условились, что я его вызову в ЦК партии. Вызвал я Меркулова, сообщил, что нами задержан Берия, что ведется следствие. «Вы много лет с ним проработали, могли бы помочь ЦК». «Я с удовольствием, – говорит, – сделаю все, что смогу». И я ему предложил: «Изложите письменно все, что сочтете нужным».

Amor fati

Настал последний день пребывания Меты в швейцарской деревушке Зильс-Мария, и она намеревалась провести бóльшую его часть вне дома.

Прошло сколько-то дней, и он написал большой текст, который, конечно, остался в архиве. Но эта записка ничем нам не помогла. Там были общие впечатления, умозаключения, вроде некоего сочинения. Меркулов пописывал кое-что, включая пьесы, и привык к сочинительству. Когда я послал его материал Руденко, тот прямо сказал, что Меркулова надо арестовать, потому что следствие по делу Берии без ареста Меркулова затруднится и окажется неполным. ЦК партии разрешил арестовать Меркулова. К моему огорчению, выяснилось, что зря я ему доверял. Меркулов был связан с Берией в таких преступлениях, что сам сел на скамью подсудимых и понес одинаковую с ним ответственность. В своем последнем слове, когда приговор был уже объявлен судом, Меркулов проклинал тот день и час, когда встретился с Берией. Он говорил, что это Берия довел его до суда».

Любимым местом для прогулок у Ницше был восточный берег озера Сильваплана в полукилометре от деревни. Озеро, которое в это время года казалось особенно искристым и прозрачным, было обрамлено на горизонте горной цепью с россыпью белых вершин. Как раз во время прогулок вдоль него четыре лета тому назад между Ницше и Метой завязалась дружба. Здесь же она хотела провести свой последний день с ним. Таким она хотела его запомнить.

Они вышли вскоре после завтрака. Светило безупречное солнце, и воздух был нежен, как шелк. Она шла впереди, он прихрамывал за ней, опираясь на трость. Они прошли мимо амбаров, пастбищ и маленькой фермы, где выращивали сахарную свеклу. Фридрих шутил, что после отъезда Меты его самыми интеллектуальными собеседниками будут коровы. По дороге они смеялись, пели и срывали грецкие орехи.

Но хотя Хрущев и пообещал Меркулову, что прошлая близость к Берия не будет поставлена ему в вину, Всеволод Николаевич, много лет проработавший в высших эшелонах власти, прекрасно знал, чего стоят обещания такого рода. И стремился заранее оправдаться и доказать членам Президиума ЦК КПСС, что был вовсе не так близок к Берии, особенно в последние годы, как это было принято считать. Но Хрущев, как и следовало ожидать, обещания не сдержал, объявив Меркулова одним из главных пособников Берии. В сентябре 1953 года Меркулов был освобожден от должности министра госконтроля. 18 сентября его арестовали. Его судили вместе с другими соратниками Берии и приговорили к высшей мере наказания. 23 декабря 1953 года Меркулова расстреляли.

Очевидно, что Меркулова в данном случае погубила совсем не недостаточная откровенность в отношении Берии, а характер его близости с Лаврентием Павловичем. Ведь Всеволод Николаевич был связан с Берией прежде всего совместной работой в органах госбезопасности. Следовательно, его очень убедительно можно было представить одним из главных участников бериевского заговора и вывести на процесс, пусть и закрытый.

Около полудня они остановились на привал под лиственницей. Тут Мета забеспокоилась. Увлекшись, они зашли слишком далеко. Намного дальше, чем она думала. И теперь стало заметно, что Фридрих и физически, и морально выбился из сил.

Письма Меркулова, имевшие гриф «секретно», Хрущев разослал всем членам Политбюро. Первое из них датировано 21 июля 1953 года. А в нем Всеволод Николаевич писал:

Обратный путь был для него пыткой. Было видно, что он еле волочит ноги. Осознание того, что на следующее утро она уедет, накрыло их, как свет зловещей луны, и омрачало каждое сказанное слово.

«Прошло уже немало дней после Пленума ЦК КПСС, на котором были оглашены в докладе товарища Маленкова и в выступлениях товарищей Хрущева, Молотова, Булганина и других членов Президиума ЦК убедительные факты преступных, антипартийных и антигосударственных действий Берия.

Он выглядел хмурым и изможденным. Часто просил остановиться. И начал бормотать себе под нос.

Но каждый день, чем больше вдумываешься в это дело, тем с большим возмущением и негодованием вспоминаешь само имя Берия, возмущаешься тем, как низко пал этот стоявший так высоко человек. Докатиться до такой низости и подлости мог только человек, не имеющий ничего святого в душе. Правильно говорили на Пленуме ЦК, что Берия не коммунист, что в нем нет ничего партийного.

Только не так, подумала Мета. Ей не хотелось оставлять его в таком состоянии, но выбора не было.

Естественно задаешь вопрос, как это могло произойти, когда началось перерождение Берия, превращение его в авантюриста худшего пошиба, врага нашей партии и народа. Не бывает так, чтобы такие вещи происходили внезапно в один день. Очевидно, в нем шел какой-то внутренний процесс, более или менее длительный.

Когда они добрались до деревни, уже вечерело. Солнце убывало, и воздух стал казаться тяжелым. Фридрих отставал метров на двадцать, но Мета знала, что единственный способ довести его до дома – это не останавливаться и не ждать его.

Так как мне пришлось довольно близко соприкасаться с Берия по совместной работе в Тбилиси в годы 1923–1938, то я в соответствии с вашим предложением задаюсь целью проанализировать, где находятся корни нынешних преступных действий Берия с тем, чтобы помочь до конца разоблачить его.

Они прошли мимо той же фермы, того же амбара и тех же коров – его новых подруг.

Мне думается, они кроются в характере Берия.

Анализируя в свете того, что ныне мне стало известно о Берия, его поступки и поведение в прошлом, придаешь им сейчас уже другое значение и по-иному воспринимаешь и оцениваешь их.

– Что-что? – прокричал Фридрих. – Куда делся Бог, спрашиваете вы?

То, что раньше казалось просто отрицательными сторонами в характере Берия, недостатками, которые свойственны многим людям, теперь приобретает иной смысл и иное значение. Даже так называемые «положительные» стороны в характере и работе Берия сейчас выглядят в другом свете.

У Берия был сильный, властный характер. Он органически не мог делить власть с кем-нибудь.

Мета обернулась, заранее зная, что именно увидит: как Ницше, размахивая в воздухе тростью, маниакально кричит на группку мирно пасущихся коров.

Я знаю его с 1923 года, когда он был зам. председателя ЧК Грузии. Было ему тогда всего 24 года, но эта должность его и тогда уже не удовлетворяла. Он стремился выше.

– Я хочу сказать вам это! – продолжал он с тяжелой одышкой. Он поднял трость и обвел ею горы: – Мы его убили – вы и я! Мы все его убийцы! Но как мы сделали это?

Вообще он считал всех людей ниже себя, особенно тех, которым он был подчинен по работе. Обычно он старался осторожно дискредитировать их в разговорах с подчиненными ему работниками, делал о них колкие замечания, а то и просто нецензурно ругал. Он никогда не упускал случая какой-либо фразой умалить человека, принизить его. Причем иногда он это делал ловко, придавая своим словам оттенок сожаления: жаль, мол, человека, но ничего не поделаешь!

Коровы все так же спокойно жевали траву. Одна из них прихлопнула хвостом муху.

А дело сделано – человек в какой-то мере уже дискредитирован в глазах присутствующих.

– Как удалось нам выпить море? Кто дал нам губку, чтобы стереть краску со всего горизонта? Что сделали мы, оторвав эту землю от ее солнца? Не падаем ли мы непрерывно? Назад, в сторону, вперед, во всех направлениях? Не блуждаем ли мы словно в бесконечном Ничто?{181}

Я не могу сейчас конкретно вспомнить, про кого и что именно он говорил, но его выражения, вроде: «Что он понимает в этом деле! Вот дурак! Он, бедняга, мало к чему способен!» и т. д. – я хорошо помню. Эти выражения часто срывались у него с уст, буквально как только после любезного приема затворялась дверь за вышедшим из его кабинета человеком.

– Фридрих, это глупо, – сказала Мета, попытавшись схватить его за рукав и повести дальше. Но он отдернул руку – во взгляде его читалось безумие{182}.

Так он вел себя в отношении вышестоящих его работников в нашем присутствии, в присутствии его подчиненных. По всей вероятности, такой же тактики держался он и в других местах, где нас не было.

– Где Бог? Бог умер! Бог не воскреснет! И мы его убили! – провозгласил он.

– Пожалуйста, не паясничай, Фридрих. Хватит, пойдем домой.

Но так он поступал не всегда и не со всеми. Пока человек был силен, он держался с ним подобострастно и даже приниженно. Я помню, как-то в моем присутствии ему позвонил по телефону бывший тогда секретарем Заккрайкома ВКП(б) Мамия Орахелашвили – тогда еще он был в силе и ничем не скомпрометирован. Надо было видеть, как даже внешне изменился Берия, говоря с ним по телефону, как часто он повторял: «Слушаю, товарищ Мамия, хорошо, товарищ Мамия» и т. д. Можно было подумать, что Мамия присутствует в кабинете и Берия видит его перед собой, и фигура, и лицо, и поза его изменились, выражая последнюю степень подобострастия. Эта картина меня страшно поразила в свое время.

– Как утешимся мы, убийцы из убийц! Самое святое и могущественное Существо, какое только было в мире, истекло кровью под нашими ножами – кто смоет с нас эту кровь?

Мета покачала головой. Бесполезно. Вот и все. Вот так все и закончится. Она пошла дальше.

И надо было видеть, как Берия обращался с тем же Мамия Орахелашвили, когда положение того пошатнулось. Берия стал тогда совсем другим человеком, властно, грубо и нахально обрывавшим Орахелашвили на заседаниях крайкома.

– Какой водой можем мы очиститься? Какие искупительные празднества, какие священные игры нужно будет придумать? Разве величие этого дела не слишком велико для нас? Не должны ли мы сами обратиться в богов, чтобы оказаться достойными его?

Тишина. Только где-то вдалеке раздалось мычание.

– Человек – это канат, натянутый между животным и сверхчеловеком, – канат над пропастью. В человеке важно то, что он мост, а не цель: в человеке можно любить только то, что он переход [к чему-то большему]{183}.

Умело действуя и прикрываясь интересами партии и Советской власти, Берия сумел постепенно одного за другим выжить или арестовать всех тех, кто стоял у него на пути к власти в Грузии и Закавказье. Каждую ошибку, каждый промах своих противников Берия ловко использовал в своих интересах. Он предусмотрительно писал систематически в ЦК Грузии информационные записки о недостатках в районах, что позволило ему впоследствии доказать, что он-де «своевременно предупреждал».

Эти слова ее поразили. Она обернулась и встретилась с ним взглядом. Как раз идея Ницше о том, что человек представляет собой переход к чему-то большему, много лет назад привлекла ее к нему. Именно эта мысль когда-то интеллектуально соблазнила ее по той причине, что в ее представлении этим «чем-то большим» были феминизм и освобождение женщин (ее идеологическая религия). Но, как она теперь понимала, для Ницше это был просто очередной конструкт, очередной самообман, еще один человеческий промах, еще один мертвый бог.

Восстание крестьян-аджарцев в Хулинском районе Аджаристана в феврале 1929 года, вызванное ошибочными действиями местных властей по вопросу о снятии чадры, было хорошо использовано Берия против тогдашнего руководства ЦК КП(б) Грузии (то восстание вспыхнуло в марте 1929 г. из-за попытки властей закрыть медресе и обязать всех местных мусульманских женщин снять чадру. Берия был категорически против столь радикальных мер в кампании по борьбе с религией. Но руководство Аджарии его не послушало, и восстание предотвратить не удалось. Берия руководил его подавлением. Было убито около 30 повстанцев и 8 солдат ГПУ. Около 200 повстанцев ушло в Турцию. Власти вынуждены были разрешить ношение чадры, открыть медресе и не принуждать женщин и девушек посещать школы. Было сменено руководство Аджарии. 6 апреля 1929 г. он представил доклад о событиях в Аджарии, на котором полпред ОГПУ в Закавказье С.Ф. Реденс оставил резолюцию: «Настоящий доклад, объясняющий с точки зрения ГПУ Грузии причину событий в Аджаристане, а также и выводы, настолько исчерпывающий, что специального доклада по этому вопросу ЗакГПУ давать не будет, вполне солидаризуясь с этим докладом». Вину за восстание Берия возлагал прежде всего на руководство Хулинского уезда, а не на руководство ЦК КП(б) Грузии. – Б. С.).

Однако это ее не остановило – ей предстояло сделать много замечательных вещей. Она организует в Германии и Австрии демонстрации за наделение женщин правом голоса – и добьется своего. Она вдохновит тысячи женщин по всему миру выступить за собственное божественное предназначение, за собственное спасение, за свою свободу. Она тихо, анонимно изменит мир. Она эмансипирует и освободит больше людей, чем Ницше и большинство «великих» мужей, но сделает это, оставаясь в тени, за кулисами истории. Ведь и по сей день о ней знают больше как о подруге Фридриха Ницше – не как о звезде женской эмансипации, а как о второстепенном персонаже в пьесе о человеке, верно предсказавшем столетие идеологического разрушения. Словно потайная нить, она будет скреплять мир, но сама останется невидимой и вскоре будет забыта.

Когда думаешь теперь об этом, напрашивается вывод, что действия Берия, направленные якобы на исправление ошибок в районах Грузии, проводились Берия не потому, что того требовали интересы партии и народа, а для того, чтобы продвинуться выше. На тот период личные интересы Берия совпадали с интересами государственными, и ему, как говорится, идти было до поры до времени по пути.

Все это ее не остановит. И она это знала. Она должна пойти дальше и попытаться пересечь эту пропасть, как пытаемся все мы, – она будет жить для других, не зная, как жить для себя.

Он в тот период, работая в Грузии и Закавказье, и не мог действовать иначе, так как был бы разоблачен давно.

– Мета, – сказал Ницше.

– Да?

Скрывать до поры до времени свои планы и намерения, выжидать удобного случая – вот тактика, которой, как теперь мне ясно, придерживался Берия все годы до смерти товарища Сталина.

– Я люблю тех, кто не умеет жить, – сказал он. – Ибо идут они по мосту.

Часть II

Нет никакого сомнения в том, что Берия, постоянно демонстративно проявлявший преданность и любовь к товарищу Сталину, делал это не потому, что действительно любил товарища Сталина как вождя, учителя и друга, а для того, чтобы приблизиться к товарищу Сталину и тем самым приблизиться к власти. Этот вывод я делаю на основе следующего. Накануне похорон товарища Сталина, в воскресенье, Берия вызвал меня к себе в кабинет и предложил принять участие в редактировании его речи на предстоящих похоронах товарища Сталина. В кабинете Берия, когда я туда приехал, были уже Мамулов, Людвигов, Ордынцев, а позднее Берия вызвал Поспелова П.Н. Я обратил тогда внимание на поведение Берия. Он был весел, шутил и смеялся, казался окрыленным чем-то. Я был подавлен неожиданной смертью товарища Сталина и не мог себе представить, что в эти дни можно вести себя так весело и непринужденно.

Всё хреново

Это и дает мне основание теперь в свете уже известного сделать вывод о том, что Берия не только по-настоящему не любил товарища Сталина, но, вероятно, даже желал его смерти, чтобы развернуть свою преступную деятельность.

Берия шел к власти твердо и определенно, и это было его основною целью, целью всей его работы в Грузии и Закавказье.

Глава 6

В 1930 или 1931 году (я точно не знаю, так как работал в это время в Батуми) Берия удалось побывать лично у товарища Сталина. Я не знаю, как это произошло, думаю, что с помощью тов. Серго Орджоникидзе.

Формула человечности

Видимо, Берия, будучи у товарища Сталина, имел возможность в соответствующем свете изобразить тогдашнее партийное руководство Грузии и Закавказья. Припоминаю, Берия как-то сказал мне, что в разговоре с ним товарищ Сталин спросил его, Берия: «Ты что, секретарем ЦК хочешь быть?» – и Берия якобы ответил: «Разве это плохо?»

Философа Иммануила Канта можно назвать скучнейшим человеком на земле, а можно – голубой мечтой всех лайфхакеров по продуктивности. Это как посмотреть. Сорок лет подряд он вставал в пять утра и работал над своими сочинениями ровно три часа. Затем он ровно четыре часа читал лекции в одном и том же университете, а после обедал в одном и том же ресторане. Потом, во второй половине дня, он шел на прогулку в один и тот же парк, проходил по нему одним и тем же долгим маршрутом и возвращался домой к одному и тому же времени. И так сорок лет. Каждый. Божий. День{184}.

Из этого разговора и из других, о которых у меня не осталось конкретных воспоминаний, я знал, что Берия хочет стать секретарем ЦК Грузии и Заккрайкома ВКП(б).

Кант был воплощением эффективности. Его привычки были доведены до такой степени автоматизма, что, как шутили соседи, по тому, во сколько он выходит из дома, можно было сверять часы. Он отправлялся на свою ежедневную прогулку в три тридцать, ужинал почти всегда с одним и тем же другом и, поработав еще немного, ровно в десять ложился спать.

Как известно, в октябре 1931-го ЦК ВКП(б) так и решил вопрос: назначил Берия первым секретарем ПК Грузии и секретарем Закавказского краевого комитета ВКП(б).

Но, несмотря на такое адское занудство, Кант был одним из самых важных и влиятельных мыслителей в истории. И, просидев почти всю жизнь в своей однокомнатной квартирке в прусском Кенигсберге, он изменил мир сильнее, чем большинство королей, президентов, премьер-министров, генералов и до, и после него.

Надо сказать, что Берия действовал все время очень осторожно и умно и никогда не давал оснований подозревать его в политической нечестности. Что же касается отрицательных черт его характера, тогда они мне казались обычными человеческими недостатками. А недостатков было немало.

Если вы живете в демократическом обществе, оберегающем личные свободы граждан, вы должны отчасти благодарить за это Канта. Он одним из первых заговорил о том, что все люди обладают неотъемлемым достоинством, которое надо признавать и уважать{185}. Он был первым, кто сформулировал идею международной организации, которая гарантировала бы мир на большей части планеты (она стала прообразом, по которому позже была сформирована ООН){186}. Его рассуждения о восприятии пространства и времени подтолкнули Эйнштейна к созданию теории относительности{187}. Он был одним из первых, кто предложил задуматься о правах животных{188}. Он переосмыслил философию прекрасного{189}. Он за пару сотен страниц разрешил двухсотлетний философский спор между рационализмом и эмпиризмом{190}. Но и это еще не все: он также полностью реформировал этику, выкинув за борт идеи, которые лежали в основе западной цивилизации со времен Аристотеля{191}.

Так, например, он ценил людей лишь постольку, поскольку они были ему нужны в данный момент или могли быть нужны в будущем. Когда же они переставали быть ему нужными, он просто отворачивался от них, а при случае даже мог дать им пинок в спину.

Я, например, припоминаю, каким внимательным был Берия и как он ухаживал за Власиком (начальник охраны Сталина. – Б. С.), пока еще сам не стал достаточно близок к товарищу Сталину, чтобы иметь возможность пренебречь Власиком.

Кант был локомотивом мысли. Если бы у Думающих мозгов были бицепсы, Думающий мозг Канта был бы мистером Олимпия интеллектуального мира.

Берия мог иногда издеваться довольно грубо над маленькими людьми, всецело от него зависящими. Так, например, у него на даче в Гаграх работал агрономом некий Зедгенидзе. Берия часто приглашал его к себе к обеду, но целый обед над ним измывался грубо и плоско, заставляя несчастного агронома, человека уже немолодого, краснеть и потеть.

В плане своего мировоззрения Кант был таким же жестким и бескомпромиссным, как и в плане образа жизни. Он считал, что все в мире однозначно делится на правильное и неправильное и что существует система ценностей, неподвластная каким-либо человеческим эмоциям или суждениям Чувствующего мозга{192}. Более того, по этой системе он и жил. Короли пытались подвергать его цензуре, священники предавали его анафеме, ученые ему завидовали. Но его это не останавливало.

Еще один штрих. Как известно, характер человека нигде так ярко не проявляется, как в игре. Тут видишь, честен ли человек, способен ли он на самопожертвование в общих интересах команды, сливается ли он с коллективом или старается выпятить себя и т. д. Я неоднократно наблюдал Берия в игре в шахматы, в волейбол. Для Берия в игре (и я думаю, и в жизни) важно было выиграть во что бы то ни стало, любыми способами, любой ценой, даже нечестным путем. Он мог, например, как Ноздрев, стащить с шахматной доски фигуру противника, чтобы выиграть. И такая «победа» его удовлетворяла.

Канту было пофиг. В самом прямом и серьезном смысле слова{193}. Он единственный из всех известных мне мыслителей, кто отказался от надежды и ложных человеческих ценностей, на которых она основывается, кто взглянул в глаза Неприятной правде и отказался принять жуткие выводы, которые из нее следуют, кто вышел на край пропасти с одними только логикой и чистым разумом, кто, вооружившись одной лишь силой своего ума, выступил против богов…

Иные, может быть, скажут – это мелочь, шутка. Но я считал и считаю, что это нечестно и в известной мере характеризует Берия как человека.

…и сумел победить{194}.

Я привожу эти факты для того, чтобы дать представление о Берия, как о человеке непартийном, как о человеке, поступки которого определялись в первую очередь личными интересами.

Но чтобы оценить геракловский подвиг Канта, для начала нам придется сделать отступление и поговорить о психологическом развитии, взрослении и зрелости{195}.

Общая культурность и грамотность Берия, особенно в период его работы в Тбилиси, была невысокой. Берия тогда буквально не мог написать стилистически грамотно несколько строк.

Как повзрослеть

Я никогда или почти никогда не видел, чтобы Берия читал что-нибудь, кроме газет. Уже будучи в Москве и видя Берию в составе руководства партией и страной, я подумывал иногда: неужели он не работает над собой? Ведь он имел все возможности брать специальные уроки марксизма-ленинизма, прикрепив к себе лучших московских преподавателей. У меня даже была мысль дать ему такой совет. Ведь без марксизма-ленинизма нельзя правильно участвовать в управлении страной. Но подать такой совет я все-таки не решался: не такие были у нас в это время отношения, да и случая подходящего не было.

Когда мне было года четыре, я, несмотря на предостережения матери, ткнул пальцем в горячую плиту. В тот день я получил важный урок: очень горячие штуки – это хреново. О них можно обжечься. И лучше их больше никогда не трогать.

Может быть, Берия в Москве и занимался, я этого не знаю, но что касается Тбилиси, то там он книг в руки не брал.

Примерно тогда же я сделал еще одно важное открытие: мороженое хранят в морозилке, и если я встану на цыпочки, то как раз дотянусь до нужной полки. И вот однажды, пока мать была в другой комнате (бедная мама), я достал мороженое, сел на пол и стал набивать им рот, орудуя обеими руками.

Разумеется, доклады на пленумах Заккрайкома и ЦК КП(б) Грузии, на съездах Грузинской компартии в основном составлялись для него его помощниками, в том числе и мною. Это, конечно, было в порядке вещей.

Что касается книги «К вопросу об истории большевистских организаций в Закавказье», то это особый вопрос. За такую книгу, вообще говоря, можно было автору дать степень кандидата исторических наук, и, конечно, подпись на книге должен был ставить подлинный ее автор. Эта книга – не отчетный доклад партийного органа, хотя и называлась она в подзаголовке докладом на партийном активе.

Относительно этой книги и о том, как она была написана, я могу сказать следующее:

Когда, как и при каких обстоятельствах пришла Берия мысль сделать доклад на тему «К вопросу об истории большевистских организаций в Закавказье», я не знаю.

Впервые о существовании такого доклада я узнал летом 1935 года, когда как-то утром был вызван Берия к нему на дачу в Крцахисы (в нескольких километрах от Тбилиси).

Приехав на дачу, я нашел там уже ряд работников Заккрайкома и ЦК КП(б) Грузии из обычного окружения Берия. Помню Бедия – зав. агитпропом, Хоштария – тогдашнего первого помощника Берия. Было еще несколько человек, но я не могу их сейчас вспомнить. Они были заняты редактированием доклада, вернее, одной из глав доклада, который, как я тут же узнал, назывался «К вопросу об истории большевистских организаций в Закавказье» и который Берия должен был сделать на Тбилисском партийном активе.

В душе я удивился, почему Берия раньше не привлек меня к составлению этого доклада: может быть, он считал меня некомпетентным в этой области, тем более что при составлении этого доклада необходимо было пользоваться документами на грузинском языке, которого я не знаю. Во всяком случае доклад был готов полностью и я только принял участие совместно с другими в редактировании готового текста.

Кто написал доклад? Активное участие принимал в нем, безусловно, Бедия, бывший в то время зав. агитпропом Заккрайкома.

До настоящего оргазма оставалось еще лет десять, но это был практически он. Если в моем четырехлетнем мозгу и было какое представление о рае, то именно там я и оказался: в моем личном маленьком Элизиуме с ведерком заледенелой благодати. Когда мороженое начало таять, я зачерпнул пригоршню и размазал ее по лицу, залив себе всю футболку. Все это, конечно, происходило как в замедленной съемке. Я прямо-таки купался в этом сладком, вкусном великолепии. О да, божественное сахарное молочко, яви мне свои тайны, ибо сегодня я познаю величие.

На Пленуме ЦК КПСС в июле т. г. секретарь ЦК КП Армении т. Арутюнов кроме Бедия назвал также Павла Сакваралидзе. Фамилию эту я смутно помню, но кто такой Сакваралидзе, кем он был и что с ним стало, я не знаю.

И тут пришла мама – и разверзся ад, одним из кругов которого было срочное купание.

Полагаю, что подробности составления этого доклада должны быть известны Хоштария Семену, бывшему тогда помощником Берия. Хоштария одно время занимал должность зам. министра земледелия СССР и в 1951 г. после известного мингрельского дела был направлен в Грузию.

Припоминаю такой эпизод. Свой доклад Берия делал в летнем помещении одного из тбилисских клубов. Текст доклада перед выступлением вручил Берия Хоштария. Видимо, Хоштария не проверил страниц доклада, и они оказались перепутанными. В середине доклада Берия заметил, что страницы подложены не в порядке. Произошло замешательство, пока Берия разыскал в папке нужные страницы.

В тот день я тоже получил пару уроков. Первый: если выкрасть мороженое, а потом вымазать в нем весь кухонный пол и себя с ног до головы, мама очень рассердится. И второй: сердитая мама – это хреново, потому что она тебя поругает и накажет. В тот день, как и в день с горячей плитой, я узнал, как не надо делать.

Этот доклад Берия был или послан, или лично доложен (я этого не знаю) товарищу Сталину, который внес некоторые, насколько мне известно, небольшие поправки. Затем доклад вышел отдельным изданием.

Но во всем этом был заложен еще и третий метаурок – один из тех, что кажутся нам настолько очевидными, что мы их даже не замечаем, – и он, на самом деле, был гораздо важнее всех остальных: поесть мороженого приятнее, чем обжечься.

Для меня было, конечно, ясно, что эта работа не могла быть и не была сделана Берия. Это не было в его возможностях. Доклад был обширный, являлся научной работой и, во всяком случае, требовал большого количества времени для розыска и отбора соответствующих исторических документов в архивных учреждениях Грузии и Закавказья.

Он важнее других, потому что содержит в себе оценочное суждение. Мороженое лучше, чем горячая плита. Мне приятнее ощущать холодную сладость во рту, чем раскаленную поверхность под пальцем. Я открыл для себя предпочтения – а значит, начал расставлять приоритеты. Мой Чувствующий мозг решил, что нечто одно в этом мире лучше, чем нечто другое, и это отразилось в моей ранней ценностной иерархии.

Я не думаю также, что Берия внес в редакцию этой работы много своих мыслей и формулировок. Для этого нужно было знать историю, знать документы. Я никогда не видел, чтобы Берия сидел за этой работой.



Мне было в душе, признаюсь, немного стыдно за Берия: как можно поставить свою подпись под чужим произведением. Это даже не плагиат, а нечто большее.

Один мой друг вот так охарактеризовал воспитание детей: «Нужно просто ходить лет двадцать за ребенком по пятам и следить за тем, чтобы он случайно не убился, – не поверишь, сколько у него будет шансов это сделать».

Единственным извинением для Берия, которое я позже в душе придумал, было то, что подпись Берия на этом труде придавала ему большее значение, чем какая-либо иная подпись. Она позволила книге сыграть значительную роль и в конечном счете принесла большую пользу партии.

Маленькие дети постоянно ищут новые способы убиться, потому что главная движущая сила их психики – жажда познания. На ранних стадиях жизни нас всех тянет исследовать внешний мир, и на то есть простая причина: наш Чувствующий мозг собирает информацию о том, что приносит нам удовольствие, а что вред, что для нас приятно, а что неприятно, чего следует добиваться, а чего избегать. Мы выстраиваем свою иерархию ценностей и решаем, что будет занимать в ней самые верхние позиции и из чего мы в дальнейшем будем черпать надежду{196}.

Лица, приписывающие мне авторство этой книги, просто не в курсе дела.

Я полагаю, понятно, для чего Берия организовал написание этой книги.

Постепенно фаза исследования заканчивается. И вовсе не потому, что нам больше нечего познавать в этом мире. Скорее, наоборот: фаза исследования начинает сворачиваться тогда, когда, повзрослев, мы понимаем, что в этом мире слишком много всего. Невозможно потрогать и попробовать все. Невозможно познакомиться со всеми. Невозможно увидеть все. Потенциального опыта слишком много, и эта необъятность сущего потрясает и страшит нас.

«Работа» Берия являлась одним из способов завоевания расположения товарища Сталина, одной из ступеней приближения его к товарищу Сталину, приближения его к власти. Все делалось для этой цели.

Ряд докладов, сделанных Берия на пленумах Закавказского краевого комитета ВКП(б) и ЦК КП(б) Грузии, на съездах компартии Грузии готовил я с помощью многих других работников аппарата.

И тогда вместо того, чтобы стараться все испытать, два наши мозга берутся вырабатывать правила, которые помогли бы нам ориентироваться в этом бесконечно сложном мире. Большинство этих правил мы перенимаем у родителей и учителей, но многие из них мы выводим самостоятельно. Например, подпалившись еще несколько раз, мы делаем себе маленькую зарубочку: все горячие штуки опасны, не только кухонная плита. Еще несколько раз получив от мамы по шее, мы начинаем понимать, что набег на холодильник с целью хищения сладостей – это всегда плохо, а не только тогда, когда дело касается мороженого{197}.

Некоторые статьи Берия, помещенные в «Заре Востока» или в «Правде», и отдельные выступления готовились также мною, чаще всего совместно с другими работниками вдвоем, втроем или даже вчетвером – Бедия, Шария, Кудрявцевым, Григоряном и др.

В итоге у нас в голове начинают вырисовываться некоторые общие принципы: будь осторожен с опасными вещами, и не пострадаешь; будь честен с родителями, и они будут с тобой ласковее; делись с братьями и сестрами, и они поделятся с тобой.

Берия придерживался при составлении докладов и статей, если можно так выразиться, своеобразного «бригадного» метода работы. Он обычно созывал для этой работы много людей – зав. отделами, секретарей и др. Конечно, и Берия вносил свои поправки в текст и подавал мысли, которые затем облекались нами в литературную форму. Но в конечном счете было трудно установить, кто же является подлинным автором того или иного доклада или статьи.

Эти новые ценности уже сложнее, потому что они абстрактны. Невозможно ткнуть пальцем в «справедливость» или изобразить в красках «благоразумие». Маленький ребенок думает: мороженое – это здорово, так что я хочу его. А вот подросток уже подумает: мороженое – это здорово, но родителей бесит, когда я что-то беру без спроса, и они точно меня накажут, так что я не буду воровать мороженое из морозилки. Подросток рассуждает по модели «если – то»: он выстраивает причинно-следственную связь, на что маленький ребенок не способен.

Я иногда возражал против такого метода, считая, что чем больше людей привлекается к подобного рода работе, тем больше времени идет на пустые разговоры и пререкания. Однако Берия за редким исключением со мной не соглашался.

В итоге подросток приходит к пониманию того, что, всегда лишь потакая собственным желаниям и избегая боли, можно нажить кучу проблем. У всех поступков есть последствия. Нужно согласовывать свои желания с желаниями людей вокруг. Нужно играть по правилам общества и властей, и тогда, как правило, тебя ждет награда.

Это понятно: нельзя сейчас или очень трудно найти автора статьи или доклада.

Вот вам и весь процесс человеческого становления: вы вырабатываете более продвинутые и абстрактные ценности, с помощью которых можно будет принимать решения в более широком диапазоне контекстов. Так вы приспосабливаетесь к миру и учитесь ориентироваться в бесконечном, казалось бы, разнообразии явлений. Это крупнейший когнитивный скачок в жизни ребенка и главное условие его здорового и благополучного взросления.



Берия применял еще следующую уловку: когда доклад или статья были готовы и начиналась последняя правка, опять, как правило, собиралась группа работников, принимавших участие в подготовке, и, естественно, вносились в текст окончательные изменения. Эти изменения в печатанный на машинке текст Берия обычно вносил собственноручно, несмотря на то, что это задерживало общую работу, так как Берия писал медленно и у него не всегда ладились окончания слов, особенно прилагательных в различных падежах.



После окончания работы листки со своими «поправками» Берия передавал помощнику для хранения.

Маленькие дети – это мини-тираны{198}. Им сложно осмыслить что-либо помимо тех вещей, которые сиюминутно приносят им удовольствие или причиняют боль в данный конкретный момент. Они не способны на эмпатию. Они не могут представить себя на чужом месте. У них в голове только одно: хочу это чертово мороженое{199}.

Может быть, я ошибаюсь, но мне казалось, что это делалось для того, чтобы в будущем при разборке архива Берия была обнаружена «его работа» над докладами и статьями. Полагаю, что такого рода материал может быть обнаружен и сейчас в личном архиве Берия.

Хочу остановиться теперь на обстоятельствах, связанных с разговорами о службе Берия в мусаватской разведке.

И потому личность маленького ребенка крохотная и очень хрупкая. Его индивидуальность сводится лишь к тому, что приносит ему удовольствие и что внушает страх боли. Сьюзи любит шоколад. Она боится собак. Ей нравится рисовать красками. Она часто воюет с братом. Вот и вся ее индивидуальность, потому что ее Думающий мозг еще не освоил достаточно смыслов, чтобы создать для нее внятные и последовательные истории. И только когда она дорастет до того, чтобы задаться вопросом, из-за чего она испытывает удовольствие и из-за чего испытывает боль, она сможет обзавестись собственными смысловыми нарративами и сформироваться как личность.

Я отчетливо понимаю теперь важность этого дела, но, к сожалению, у меня сохранились по этому вопросу несколько смутные воспоминания. Объясняется это тем, что я в свое время не придавал особого значения этим разговорам, тем более что Берия отрицал правильность этих разговоров и не проявлял в связи с ними никакой нервозности.

Представление об удовольствии и боли никуда не девается и в подростковом возрасте. Но теперь удовольствие и боль далеко не первое, что определяет большинство наших решений{200}. Они уже не основа всех наших ценностей. Дети постарше сопоставляют свои чувства со своим пониманием правил, компромиссов и устройства общества и уже потом строят планы и принимают решения. Это делает их идентичность более объемной и устойчивой{201}.

Дело было так. Как-то Берия, будучи еще в Тбилиси (дату не помню), вызвал меня и сказал, что враждебно настроенные к нему люди распускают слухи о том, что он, Берия, якобы работал в 1919 году в Баку в мусаватской разведке. На самом деле это-де не так. В мусаватской разведке он, Берия, никогда не работал, а работал по заданию партии в молодежной азербайджанской организации «Гуммет», что об этом имеются документы в партийном архиве в Баку и что мне необходимо съездить в Баку, разыскать эти документы и привезти их к нему, а то, мол, его враги могут сами разыскать эти документы и уничтожить их, и тогда он, Берия, ничем не сможет доказать свою правоту.

Как и ребенок младшего возраста, подросток все так же на ощупь учится распознавать приятное и болезненное – но только теперь он делает это, примеряя на себя разные социальные нормы и роли. Если я оденусь так, меня будут считать крутым? Если я буду так разговаривать, я буду нравиться окружающим? Если я притворюсь фанатом этой музыки, со мной будут дружить?{202}

Я верил тогда Берия, знал с его слов, что у него врагов немало, и, разумеется, никаких сомнений в правоте его рассказа у меня не было. На другой же день я выехал в Баку.

В Баку в партийном архиве я без особого труда нашел одну или две папки (сейчас точно не помню). В них имелось два или три документа за 1919 год, в которых упоминалась фамилия Берия. Это были очень короткие протоколы Бакинского комитета партии, а может быть, ЦК, написанные на четвертушках писчей бумаги. Помню, что на протоколах фигурировала подпись Каминского (Г.Н. Каминский – в 1920 году председатель Бакинского Совета и секретарь ЦК КП(б) Азербайджана, в 1934–1937 годах нарком здравоохранения РСФСР. 10 февраля 1938 года расстрелян, в 1955 году реабилитирован. – Б. С.).

Это, конечно, шаг вперед, но в таком подростковом мироощущении все же есть свои недостатки. Все воспринимается как сделка. Подростковый подход – это бесконечная серия взаимовыгодных соглашений: я сделаю так, как говорит начальник, чтобы он мне заплатил. Я позвоню матери, чтобы она на меня не орала. Я сделаю домашку, чтобы не просрать все в этой жизни. Я буду врать и притворяться милашкой, чтобы не ввязаться в конфликт.

Как я ни напрягаю память, я не могу сейчас точно вспомнить содержание этих протоколов. У меня осталось только в памяти, что записи в них носили незначительный характер. В них не было прямого доказательства правоты слов Берия о его работе в организации «Гуммет». Но косвенно они подтверждали это обстоятельство, по крайней мере, у меня в памяти сохранилось именно такое представление об этих документах (речь в документах, по-видимому, шла о том, что Берия работал в мусаватистской контрразведке по заданию левой организации «Гуммет», близкой к коммунистам. – Б. С.).

Ничто не делается просто так. Все превращается в хорошо продуманную сделку, которая, как правило, заключается из страха перед негативными последствиями. Все становится средством достижения более приятного исхода{203}.

Я перелистал в архиве еще немало папок, но больше никаких документов с упоминанием фамилии Берия не нашел. Через день я вернулся в Тбилиси, захватив с собой папки.

Проблема подростковых ценностей в том, что с ними вы не видите ничего дальше собственного «я». Внутри вы все тот же ребенок – хоть и понабравшийся ума-разума. Весь ваш мир по-прежнему крутится вокруг получения удовольствия и защиты от боли, просто, будучи подростком, вы в состоянии думать на несколько шагов вперед.

Однако в итоге подростковые ценности загоняют вас в тупик. С ними нельзя прожить всю жизнь – а если и можно, то эта жизнь, на самом деле, никогда не будет полностью вашей. Вы превратите ее в скопище чужих желаний.

Когда Берия ознакомился с документами, он, по-моему, остался ими доволен. Очевидно, ничего другого он и не ожидал найти. Он взял их у меня и положил в свой сейф.

Чтобы стать эмоционально здоровым человеком, нужно прекратить заключать эти бесконечные сделки и воспринимать всех окружающих как средства достижения приятных вам целей и вместо этого перейти к еще более высоким и абстрактным принципам.

Когда в 1938 году Берия уезжал в Москву на работу в НКВД СССР, он поручил мне отправить в Москву его бумаги и документы. Я разобрал ящики его стола и его сейф и нашел упомянутые выше папки. Все бумаги Берия, а также мои собственные дела я зашил в несколько мешков из бязи, запечатал и, насколько помнится, отправил их в Москву фельдсвязью.

Как быть взрослым

В Москве в конце 1938 года или в начале 1939-го как-то вечером Берия спросил меня, где находятся упомянутые папки. Я ответил, что они у меня в сейфе, зашиты в мешках. Он предложил принести их к нему в кабинет, что я и сделал. Когда я пришел к нему с папками, он мне сказал, что вопрос о его якобы службе в мусаватской разведке снова поднимается, что товарищ Сталин потребовал от него объяснение и что он должен это объяснение написать сейчас же. С его слов я сделал набросок его объяснения по этому вопросу на имя товарища Сталина. В это объяснение были полностью переписаны указанные документы из папок, касающиеся Берия. Текст объяснения состоял из комментариев к этим документам и, насколько я припоминаю, заканчивался утверждением, что он, Берия, никогда в мусаватской разведке не работал. В этом был смысл всего объяснения.

Берия внимательно пересмотрел текст, внес некоторые уточняющие поправки, затем собственноручно переписал его начисто. При этом он торопился и посматривал на часы. Видимо, ему надо было ехать на «ближнюю». Затем он взял беловик вместе с черновиком, положил их в папку с документами и уехал, сказав, что он должен эти папки показать товарищу Сталину. С тех пор я этих папок или папку не видел.

Если вы введете в поисковике «как быть взрослым», большинство результатов будут посвящены тому, как готовиться к собеседованиям, управлять своими финансами, убирать за собой и не быть полным засранцем. Все это здорово – и действительно, всего этого можно ожидать от взрослого человека. Но я бы не сказал, что эти познания сами по себе делают вас взрослым. Они лишь не дают вам быть ребенком, но это совсем не то же самое.

О результатах своего доклада товарищу Сталину Берия мне ничего не говорил, и я его, конечно, не спрашивал, как никогда не спрашивал о его разговорах с товарищем Сталиным. Так как после этого ничего не случилось, надо полагать, что товарищ Сталин удовлетворился объяснениями Берия.

А все потому, что люди, которые занимаются подобными вещами, в большинстве своем делают это из-за своей приверженности правилам и сделкам. Таким образом они, опять же, пытаются добиться какой-то поверхностной цели. Вы готовитесь к собеседованию, потому что хотите получить хорошую работу. Вы учитесь наводить порядок в доме, потому что по его состоянию все, кто к вам приходит, будут делать выводы о вас. Вы учитесь управлять своими финансами, потому что иначе рано или поздно вас прихватят за зад. Сделки с правилами и общественными порядками позволяют нам быть полноценными звеньями в мире людей.

Папки должны храниться, по-моему, в личном архиве Берия или среди бумаг товарища Сталина. Вряд ли папки могли пропасть, так как Берия ими дорожил. Возможно, об этих папках что-нибудь знают Мамулов или Людвигов, но я этого не могу утверждать наверное.

Но в какой-то момент мы понимаем, что самые важные вещи в жизни невозможно выторговать. Вы не станете заключать сделку на отцовскую любовь, теплые отношения с друзьями или уважение начальства. Торг за любовь и уважение других людей заставляет чувствовать себя очень погано. Он убивает всю их ценность. Если вам приходится уговаривать человека любить вас, это не любовь. Если вам приходится выпрашивать уважение, вас никогда не будут уважать. Если вы вынуждены доказывать, что вам можно доверять, настоящего доверия нет и не будет.

У меня не осталось в памяти заслуживающих внимания воспоминаний о рассказах Берия о своем прошлом, о работе его в Баку. Помню, что эти рассказы были краткими и случайными. Кроме того, что написано в его биографии в Большой Советской Энциклопедии, у меня сохранилась в памяти одна деталь, что Берия работал в комиссии по экспроприации буржуазии в Баку.

Вот примерно, что я ныне припомнил и что я счел нужным в первую очередь (подчеркнуто В.М. Молотовым. – Б. С.) сказать о Берия.

Самые ценные и важные вещи в жизни по определению не подлежат продаже. И если вы попытаетесь их выторговать, вы их тут же уничтожите. Нельзя заключить договор на счастье – это невозможно. Хотя люди часто пытаются, особенно когда ищут советов по самопомощи и прочему личностному развитию. Они рассуждают так: «Объясните мне правила игры, и я начну играть», – но не понимают, что сам факт того, что они верят в существование правил счастья, мешает им быть счастливыми{204}.

Более подробные данные о Берия и моей работе с ним изложены в другом, более обширном письме, которое мною подготовлено, перепечатывается и будет представлено дополнительно» (РГАСПИ, фонд 82 (В.М. Молотова), оп. 2, д. 898, лл. 145–156.).

И хотя те, кто следует правилам и умеет заключать сделки, могут добиться больших успехов в материальном мире, в своем эмоциональном мире они остаются немощными и одинокими. А все потому, что их меркантильные ценности порождают отношения, основанные на манипуляции.

Тут необходимо отметить, что уже первое письмо Меркулова должно было разочаровать Хрущева и его коллег по Президиуму ЦК КПСС. Нельзя же, в самом деле, всерьез инкриминировать человеку то, что он пытается делать карьеру и стремится стать секретарем Закавказского крайкома партии. Или что он старается использовать других людей в своих интересах, или что он говорит о своей любви к Сталину только для того, чтобы приблизиться к власти. Также вряд ли произвели на читателей письма большое впечатление данные о том, что Лаврентий Павлович плохо владел русским письменным, и поэтому речи и статьи за него писали спичрайтеры. Такова была обычная практика среди высших партийных и советских работников. Вот насчет книги об истории большевистских организаций в Закавказье обвинение в плагиате решили все-таки предъявить. Ведь это всетаки был серьезный исследовательский труд, с привлечением архивных источников, хотя его выводы, конечно же, были заданы заранее. Только для того, чтобы было похоже на настоящий плагиат, книгу из плода коллективного труда (как было на самом деле) превратили в труд одного заведующего отделом агитации и пропаганды Закавказского краевого комитета партии Ермолая (Эрика) Алексеевича Бедия, который вскоре действительно был репрессирован. Только сделал это Берия не потому, что хотел избавиться от свидетеля плагиата. В прошлом Бедия был связан с внутрипартийной оппозицией и в этом качестве подлежал непременному репрессированию в рамках террора 1937–1938 годов. Тем более что его расстрельный приговор был вынесен Сталиным и другими членами Политбюро (имя Бедия есть в так называемых «Сталинских списках» – списках арестованных, приговор которым выносило Политбюро). Другой же соавтор книги, Петр Шария, благополучно уцелел.

Быть взрослым – значит понимать, что порой абстрактный принцип верен и хорош сам по себе, и даже если ваша честность навредит вам или другим людям, все равно быть честным – это правильно. Точно так же, как подросток начинает видеть в мире нечто большее, чем одни только свои детские радости и страдания, взрослый начинает видеть в мире нечто большее, чем бесконечные подростковые торги за признание, одобрение и удовлетворение. Стать взрослым – это научиться поступать правильно исключительно потому, что это правильно.

Перспективным казалось только досье о службе Берии в мусаватистской контрразведке. Но и здесь получалось, что документы этого досье вроде бы оправдывают Берию. Иначе бы он вряд ли стал бы их показывать Сталину и вряд ли бы стал ими дорожить. Тем не менее, досье это стоило найти. Там могли обнаружиться хоть какие-то документы, которые, вырвав из контекста других документов досье, можно было попытаться представить как свидетельство того, что Берия служил у мусаватистов.

Подросток скажет, что ценит честность, только потому, что знает: если так говорить, получишь хорошую реакцию. Но если возникнет трудный разговор, подросток начнет привирать, приукрашивать истину и вести себя в пассивно-агрессивной манере. А взрослый будет честен, потому что для него честность важнее собственного удовольствия или боли. Быть честным важнее, чем получить то, чего хочешь. Честность хороша и ценна сама по себе. Она сама цель, а не средство достижения какой-то другой цели.

Однако второе письмо Меркулова, датированное 23 июля, оказалось столь же разочаровывающим, как и первое. Всеволод Николаевич писал: «Я знал Берия почти 30 лет. И не только знал, но в отдельные годы этого периода был близок к нему, не раз бывал у него дома в Тбилиси.

Разумеется, за все эти годы я никогда ни на минуту не подвергал сомнению его политическую честность. Он никогда не давал мне повода усомниться в его преданности и любви к товарищу Сталину.

Подросток скажет, что любит вас, но, в его представлении, он должен получить за это что-то в ответ, для него любовь – это такой блошиный рынок, куда все приносят то, что могут предложить, и выторговывают себе лучшие условия сделки. Взрослый же будет просто любить, не ожидая ничего взамен, потому что он понимает, что только такая любовь – настоящая. Взрослый будет дарить свою любовь безвозмездно, потому что какой же это дар, если ждать за него что-то взамен.

Но теперь в свете того, что я узнал о преступных действиях Берия, перебирая в памяти прошедшие годы, я уже другими глазами смотрю на факты и события, связанные с Берия.

Принципиальные ценности взрослого человека безусловны – то есть их нельзя достигнуть никакими другими средствами. Они сами себе и цель, и средство{205}.

Исходя из предложения, сделанного мне Вами, я попытаюсь далее проанализировать то, что я видел и слышал, бывая с Берия, и что сохранилось у меня в памяти. При этом мне, к сожалению, придется также говорить о себе, так как иначе не будет понятен характер отношений Берия ко мне и моих – к нему.

В нашем мире полно детей-переростков. И стареющих подростков тоже. Черт, иногда даже полувзрослые попадаются. Все потому, что с определенного момента зрелость уже никак не связана с возрастом{206}. И решают все намерения человека. Разница между ребенком, подростком и взрослым не в том, сколько им лет и как они себя ведут, а в том, почему они так себя ведут. Ребенок крадет мороженое, потому что оно вкусное, и он не понимает или не принимает в расчет то, какие последствия это может повлечь. Подросток не станет красть мороженое, потому что знает, что это приведет к плохим последствиям, и его решение – это, по сути, сделка с будущим собой: я не буду потакать своим желаниям сейчас, чтобы не создать себе проблемы потом{207}.

С сентября 1921 года я начал работать в ЧК Грузии в должности пом. уполномоченного. Осенью 1922 года заместителем председателя и начальником секретно-оперативной части (СОЧ) ЧК Грузии был назначен Берия, приехавший из Баку.