О том, как готовился пароход «Великий князь Константин» к скорой войне и какие надежды связывал с ним в войне Степан Осипович, лучше всего свидетельствует письмо Макарова от 26 декабря 1876 года генерал-адъютанту Н. А. Араксу о проведенных работах. Письмо было отправлено фельдъегерской почтой из Севастополя в город Николаев, где находилась штаб-квартира главного командира Черноморского флота и портов. Оно заслуживает того, чтобы привести его полностью:
«Севастополь, 26 декабря 1876 г. Пароход «В. кн. Константин».
Ваше превосходительство,
Николай Андреевич.
Вчера и сегодня работ не было, и потому все, что осталось неоконченным к сочельнику, не подвинулось вперед за эти дни праздников. Л. Г. Конкевич предупредил меня, что он предполагает вести дело таким образом, чтобы остановить завод на все время от начала праздников и до 3 января.
Я не считал себя вправе настаивать, чтобы для одного моего парохода пускали в ход целый завод с уплатой от Морского ведомства, и потому усиленно хлопотал, чтобы все работы, требующие станков, были окончены к сочельнику. Таким образом, с завтрашнего дня будут у меня работать мастеровые на пригонке, сборке и клепке тех вещей, которые были еще ранее заготовлены.
Я надеюсь, что в три дня мы успеем окончить приспособления для подъема катеров и буксировке шестов и затем начну выходить на практику.
По настоящее время мы успели сделать следующие работы:
1) Комплектовать команду.
2) Приняли пароход с составлением новых инвентарей.
3) Разгрузили пароход и подняли на элинг.
4) Нагрузили канаты, якоря, 2000 пуд. баласту и пр., принял 22 000 пуд. кардиру в угольные ямы и трюмы.
5) Приняли провизию на 1 месяц.
6) Приняли арт-ю, штурм-ю и медиц-ю часть со шхуны «Туабсе».
7) Приняли 4 катера, исправили в них машины, перепробовали и приспособили для действия минами.
8) Заготовили и окончательно опробовали 12 мин Трумберга, 15 буксирных, 10 шлюпочных для шестов.
9) Сделали 4 буксирных шеста для парохода.
10) Сделали приспособления для их буксировки с вьюшками, блоками и пр.
11) Сделали, но не установили еще 2 носовых минных шеста для парохода, на подобие выстрелов.
12) Сделали, но не вполне установили 7 шлюпбалок для подъема 4 катеров.
13) Сделали приспособления на катерах для подъема их с машинами и котлами на боканцах.
14) Заготовили блоки, лопаря, гаки, и пр. для подъема шлюпок.
15) Приспособили кормовой трюм для помещения команды.
16) Исправили главную машину так, что она на пробе работала чрезвычайно спокойно и плавно, ход 11 с полови-
ной узл. при углублении 15 ф. кормой и 12 ф. носом. Полный поворот делает в 7 минут.
17) Сшили один пластырь.
18) Сделали приспособления, чтобы катера на подъеме при качке не бились о борт и чтобы не дергали очень сильно тали. Эти два приспособления значительно обеспечили благополучный спуск катеров на волнении и качке.
19) Исправили штур-трос и брашпиль, кат- и фиш-балки.
20) Устроили помещения для мин.
Все переименованные работы почти окончены, и надеюсь на этих днях совершенно окончить все и быть вполне готовыми. Как все будет окончено, я буду стоять в такой степени готовности, чтобы по телеграмме развести пар и идти в море немедленно. Чтобы лучше заняться делом, я по изготовлении думаю перейти на неделю в Камышевую или Стрелецкую бухту.
Я чрезвычайно счастлив, что ваше превосходительство разрешило остаться у меня на пароходе двум механикам от «Общества Пароходства и Торговли». Г. Пшенинский перебрал свою машину, очистил котлы и привел все в отличный вид, так что на пробном выходе в море в сочельник машина работала замечательно спокойно. Г. Сарудину, младшему механику, я поручил паровые механизмы всех катеров, которыми он занялся с истинною любовью. Покамест машинисты еще не приучились, г. Спрудин сам ездил на катерах, для того чтобы приспособиться к каждому механизму отдельно и затем научить машинистов. Самый капризный — медный катер «Чесма», у которого происходило вскипание в котле и не было достаточно питание котла эжектором. Сегодня была вторая проба этого катера, вскипание уже в гораздо меньшей степени и питание было отличное.
Медный катер так деликатен, что его нельзя поднимать обыкновенным способом. После продолжительного обсуждения вопроса я пришел к такому заключению, что так как у медного катера самый главный вес составляет котел с водой, то следует поднимать котел, который уже и поднимет катер. Легкость самого катерного корпуса дает возможность поднимать его за середину; тем не менее, чтобы напрасно не напрягать катер, я поднимаю его одновременно с котлом посредством особой эластичной жерди. Этот подъем на кране очень удался, буду пробовать его на шлюп-балках. Первый мой план подъема катера заключался в применении трех шлюп-балок, из которых средняя поднимала бы котел, а крайние — самую шлюпку. Этот план я оставил ранее, чем приступить к его разработке, потому что на практике будет почти невозможно держать все трое талей одинаково туго. Если при двух шлюп-балках одни тали будут слабее других, то катер опустится тою или другою оконечностью и этим уровняет напряжение талей; если же при трех, крайние тали ослабнут, то катер повиснет на одних средних и может переломиться.
План действия минами
О действии катерами для совместного нападения я рассуждал вместе с моими офицерами, и если теперь еще преждевременно вырабатывать полную программу, то тем не менее общие основания выяснились.
Действия парохода «Константин» могут быть двух родов:
1) Нападение на неприятельскую эскадру, стоящую у наших берегов.
2) Нападение на неприятельскую эскадру, стоящую у неприятельских берегов или в открытом море.
В первом случае каждая из атакующих шлюпок может всегда найти спасение на берегу, и, следовательно, одновременно со шлюпками можно производить нападения и с пароходом.
Во втором случае пароход должен оставаться где-нибудь в стороне, чтобы служить местом убежища для шлюпок.
Нападение на эскадру, идущую в море, может быть и такое, и другое, смотря по обстоятельствам.
При нападениях у своего берега мы можем поступать так:
1) Спустить катера заблаговременно и вести их сбоку на буксире, подходя к рейду тихим ходом и держась по возможности поближе к берегу, чтобы не быть замеченными.
2) Когда неприятель откроет нас, то мы даем полный ход и бежим вдоль линии судов. Поравнявшись с первым судном, мы бросаем первый катер, поравнявшись со вторым, мы бросаем второй и т.д. Сбросив все четыре катера, пароход проходит к пятому судну и режет ему корму, чтобы утопить его глиной на буксирном шесте.
Таким образом, почти одновременно производится нападение на пять судов. Пароход, употребив для пятого судна правый буксирный шест, нападает на шестое левым шестом, затем на седьмое — кормовым шестом и в восьмое и девятое бьет носовыми шестами, проходя так близко, чтобы задеть даже отчасти скулой.
Каждая шлюпка, взорвав мину под судном, на которое нападало, переходит к нападению на соответствующее судно второй колонны и затем на другие еще не потопленные суда. Под каждое судно подводится только по одной мине; потоплено судно или нет, нападение на него без особой причины не возобновляется, вся операция должна кончиться в половину часа, в которые судно, получившее повреждение, может еще и не утонуть, тем не менее второе нападение на него излишне.
По окончании операции все собираются к определенному месту, шлюпки становятся на буксир к пароходу, который отходит на безопасное расстояние, чтобы поднять катера.
При нападении на эскадру у неприятельского берега я оставлю пароход на безопасном месте и затем уже отправлюсь сам с эскадрой шлюпок. Шлюпки будут идти одна за другой на буксире, для того чтобы ни при каких случайностях не разлучаться. Когда неприятельская эскадра будет открыта, я подтягиваю катера и передаю последние приказания об общем плане атаки и о месте сбора. Тихие шлюпки нападают на ближайшие суда, скорые на дальнейшие.
Работы по изготовлению парохода идут очень хорошо благодаря дружной работе всех моих офицеров, с которыми я не задумываюсь идти в самую сильную опасность.
С выражением глубочайшего уважения и
Совершенной преданности имею честь быть
Вашего превосходительства почтительный слуга
С. Макаров».
В экипаж минного парохода набирались только добровольцы, от которых не было отбою. Охотников повоевать в море нашлось среди военных и даже гражданских моряков немало. В числе первых вызвался старый товарищ Макарова — лейтенант Измаил Зацаренный. Экипаж парохода знал, на что он идет, и командир «Константина» не обманывал подчиненных, будучи сам готов разделить с ними судьбу корабля.
Флотский офицер Макаров был воспитан на лучших традициях военных моряков России — петровских, ушаковских, лазаревских. Без громких фраз он всегда, до последнего мгновения своей жизни верил в лучшие качества флотских товарищей, верных славе Гангута и Чесмы, Наварина и Синопа.
Четыре месяца ушло на переоборудование парохода. Устанавливались шлюп-балки для подъема и спуска четырех паровых катеров — «Чесмы», «Синопа», «Наварина» и «Минера», сооружались артиллерийские погреба и ставились пушки, испытывались на прочность минные шесты. Тонкие деревянные стержни доставили много хлопот, часто ломались. Игрались учебные тревоги, сколачивались экипажи катеров, отрабатывались атакующие приемы. «Константиновны» учились воевать даже в ночные часы.
На учениях экипаж парохода прежде всего тренировался в спусках катеров на воду. Их спускали на воду даже при скорости хода «Великого Константина» в шесть узлов. Много лет спустя Степан Осипович вспоминал о тех предвоенных днях:
— Подъем всех четырех катеров от команды «все наверх» до команды «стоп тали» требовал семи минут времени.
Изобретательный ум лейтенанта не раз удачно «срабатывал» в те дни. Так, он нашел хитроумное инженерное решение для обеспечения внезапности минной атаки: вода в котлах катеров нагревалась от паровой машины «Великого князя Константина». После этого катера спускались на воду, в считанные минуты поджигались топки и можно было на всех парах идти в атаку на врага. Тот, естественно, не мог ожидать такой резвости от противника.
12 апреля 1877 года официально началась Русско-турецкая война. Макаровский пароход-миноносец был готов по первому приказанию выйти в открытое море и сразиться с врагом. Помимо главного вооружения в виде девяти шестовых цилиндрических мин с автоматическими замыкателями, «Великий князь Константин» имел четыре девятифунтовых нарезных орудия и одну шестидюймовую мортиру. То есть был достаточно хорошо вооружен артиллерией для несения крейсерской службы.
Помимо «Великого князя Константина» перед самой войной на Черном море было вооружено еще шесть коммерческих пароходов. В официальных документах новоиспеченные крейсера военного флота получили название «активных пароходов».
В составе флота Черного моря было составлено крейсерское соединение. В него вошли четыре «активных парохода»: «Владимир», «Веста», «Аргонавт» и «Россия», и суда собственно Черноморского флота — царская яхта «Ливадия» и военный пароход «Эльбрус». Макаровский крейсер в состав отряда не включили, что обеспечивало ему на самое ближайшее будущее немалую самостоятельность.
Макаров отстаивал как только мог военное предназначение своего вооруженного парохода, детища своих научных изысканий и изобретательства. Он заявлял и начальникам, и сослуживцам по капитанскому мостику:
— Мой «Константин» есть крейсер будущего флота. Он не артиллерийский корабль, а минный крейсер.
— Миноносный пароход есть оружие только наступательного рода. Но никак не оборонительного.
— «Константин» будет страшен для турок после первой же удачной минной атаки. В этом вы, коллеги, еще убедитесь воочию. И Гобарт-паша тоже...
Но главную силу вооруженного парохода составляли, конечно, не его артиллерия, а паровые минные катера. Их на борту судна было четыре: «Чесма», «Минер», «Синоп» и «Наварин». Три из них получили имена в честь славных побед русского флота над турецким.
Пароход стал гордостью для всех членов его экипажа в годы войны. Лейтенант Измаил Зацаренный в последующем в статье «Заметки по минному делу на пароходе «Великий князь Константин» с гордостью писал:
«Этот пароход, единственный в своем роде по идее и исполнению не только в нашем, но и в иностранных флотах, давал в течение почти двух лет много тем для разговоров, даже и не в морском обществе».
Получив извещение о начале войны, командир «Великого князя Константина» выстроил экипаж на верхней палубе, подняв его на ноги сигналом боевой тревоги. Лейтенант Макаров, названный впоследствии «дедушкой минного флота», взволнованно обратился к подчиненным:
— Война объявлена, братцы! Россия вновь воюет с Турцией!..
Ответом на эти слова было полное молчание. Небольшой строй экипажей «Константина» и четырех минных катеров замер на месте, вслушиваясь в долгожданные слова.
— Знайте и помните, что наш пароход есть самый сильный миноносец в мире. Одной нашей мины совершенно достаточно, чтобы утопить самый большой броненосец. Клянусь вам честью, что я не задумаюсь вступить в бой с целой турецкой эскадрой. И что мы дешево не продадим нашу жизнь!..
Ответом на такие слова было громогласное, протяжное и главное — дружное «ура». Оно эхом разнеслось над почти пустынной Севастопольской бухтой.
Возгласы «ура» неслись и с других черноморских кораблей, и с берега, с крепостных батарей. Там тоже объявлялось командирами о начале войны с Турцией, которая, впрочем, уже «состоялась» на дунайских берегах и водах. Высочайший манифест императора Александра II лишь фиксировал уже случившееся.
Вооруженный гражданский пароход «Великий князь Константин» готовился к первому поиску броненосного неприятеля. Его командир больше всего опасался случайности в ходе первой минной атаки. В макаровском приказе на сей счет говорилось:
«...Наш успех верен, но может случиться, что из-за какой-нибудь мелочи, из-за какого-нибудь бензеля произойдет неудачный взрыв. На эти-то мелочи я обращаю внимание всех служащих на судне. Я надеюсь, что всякий с любовью и точным спокойствием осмотрит свою часть».
Лейтенант Макаров сразу же сделал запрос в штаб флота Черного моря, прося «добро» на первый рейд в поисках турецких броненосцев у Севастополя и Балаклавы. Но в ответ командир «Великого князя Константина» получил довольно сдержанную депешу:
«Просимое вами разрешение может быть дано только высочайшим соизволением, о чем представляю. Прошу выжидать моих распоряжений.
Аракс».
С началом официально объявленной войны турецкие роненосцы без малейшего опасения пошли к Кавказскому побережью России. Жестокой бомбардировке с моря подверглись города Поти, Гудаута, Очемчира, Сухум-Кале
(Сухуми). На их улицах рвались крупнокалиберные артиллерийские снаряды и рушились дома горожан. Однако ожидаемого турками большого ущерба российские города так и не понесли.
Султанская броненосная эскадра под командой Ахмед-паши и британских офицеров-наемников открыто хозяйничала на просторах Черноморья. Отпора она нигде не встречала, если не считать огня немногих береговых батарей.
В изготовившийся к войне Севастополь с Черноморского побережья приходили телеграммы одна тревожнее другой, «дышавшие» войной на море. Раздосадованный командир вооруженного парохода «Великий князь Константин» держал в собственных руках не одну из них:
«...Турецкая эскадра подошла к Гадаутам, обстреляла это селение и высадила, как говорят, до 1000 прежних переселенцев с Кавказа...
На другой день, с 3 до 6 часов вечера, неприятельские суда бомбардировали Очемчиры и повредили в этом селении несколько домов...»
«2 мая пять турецких броненосцев бомбардировали Су-хум в течение двух с половиной часов; часть города значительно пострадала; но попытка десанта блистательно отражена пятью ротами и двумя орудиями. На улицах осталось много неприятельских тел...»
Через три дня из абхазского города Сухуми в морскую крепость Севастополь поступила новая телеграмма:
«Неприятельская эскадра, усиленная двумя прибывшими пароходами, возобновила бомбардирование Сухума. Большая часть города сожжена и разрушена; войска наши вышли из него и расположились за речкой Маджара».
Затем в главную базу Черноморского флота пришли с Кавказа немногословные телеграммы о военных событиях
7 и 8 мая:
«На всем протяжении берегов наших, от мыса Адлера до Очемчир включительно (около 150 верст), турецкие суда продолжают бомбардировать и жечь беззащитные мирные селения».
В довершение всего султанское командование официально объявило, что воюющая Турция начинает «жесткую» морскую блокаду портов России на Черном и Азовском морях. Уже только одно такое заявление дышало самоуверенностью в собственной безнаказанностью в войне на море.
О событиях у российских черноморских берегов писали столичные и губернские газеты. Так, популярные для того времени «Московские ведомости» опубликовали «фронтовую» телеграмму из Одессы следующего содержания:
«...Ночью заметили турецкий военный пароход. На батареях была тревога. Море ночью освещалось с батарей электрическим светом. Газовое освещение приморских улиц прекращено».
Разрешение же на первый выход в море лейтенант Макаров получил лишь спустя две недели после объявления войны. «Великий князь Константин», неся на борту все четыре минных катера, взял курс на юг, к берегам Аджарии, к Батуму. Именно там, в удобной и хорошо защищенной со стороны моря батумской бухте, базировался неприятельский броненосный флот. Оттуда до Черноморского кавказского побережья неприятелю было рукой подать.
Казалось, что весь Севастополь вышел на берег провожать смельчаков: желали удачи рейда и самое главное — победы. Приморский бульвар, Графская пристань, высоты — все было усыпано народом. Неслись крики:
— Победы вам, макаровцы! Победы!..
Первый рейд парохода больше напоминал поход по Черному морю в поисках броненосного неприятеля. Было осмотрено южное Крымское побережье. Потом минный корабль направился к Батуму, куда, по имевшимся сведениям, султанское командование перебрасывало армейские войска на усиление своей Анатолийской армии, прежде всего Аджарского корпуса. Анатолийцы терпели от русских одно поражение за другим на Кавказском театре военных действий.
Война давала командиру боевого корабля особые права. По пути Макаров останавливал любые встречные суда, свои и иностранные, выясняя, где может находиться неприятельский броненосный флот. Однако капитаны судов невоюющих стран отговаривались незнанием.
Было решено идти к грузинскому побережью, к порту Поти, который представлял для турок несомненный интерес. Но и здесь, на потийском рейде, вражеских кораблей не оказалось. Турецкие броненосцы, побывавшие у Поти ранее, обстреляли город ночью из орудий и на рассвете ушли в открытое море. Курс они держали к близким аджарским берегам.
Макаров, анализируя ситуацию, рассчитал, что турецкая эскадра может находиться только в Батуме. Она должна была, по всей вероятности, прикрывать левый приморский фланг Анатолийской армии и обеспечивать безопасность перевозок морем различных грузов, и прежде всего свежих войск.
Макаров собрал в своей каюте минных офицеров, которым предстояло совершить на паровых катерах минную атаку. Это были лейтенанты Зацаренный, Писаревский и мичман Подъяпольский. Перед собравшимися лежала карта района Батума. Командир парохода «Великий князь Константин» держал слово на импровизированном военном совете:
— После бомбардировки Поти турецкая эскадра, как сообщили с наших береговых наблюдательных постов, ушла в юго-западном направлении. По моему мнению, она укрылась в Батумской гавани, лучше которой в юго-восточной части Черного моря нет.
— Но ведь есть еще удобные турецкие порты западнее Батума. Синоп, например, или Трапезунд. Неприятель мог укрыться для стоянки и там.
— Сильные броненосцы там не будут отстаиваться. Оттуда далековато до кавказских берегов. И, ко всему прочему, без прикрытия с моря остается неприятельский приморский отряд, опирающийся на Батум.
— Значит, будем атаковать Батумский рейд?
— Да, его. Надеюсь, что там наши минные катера найдут для себя броненосные цели.
— Атака назначается под вечер или ночью?
— Ночью. Иначе нам будет трудно ускользнуть от погони, если таковая будет. В скорости мы можем потягаться с броненосцами, а вот в артиллерийском бою — нет.
— В атаку пойдут все катера?
— Все. Мое место старшего будет на «Минере». Действовать так, как мы учились в Севастополе. Вопросы есть?
— Нет, Степан Осипович.
— Тогда с Богом. Идите к подчиненным вам экипажам и готовьте людей и мины к бою. Я надеюсь на вашу отвагу и примерное геройство. Постарайтесь не оплошать.
В ночь на 1 мая «Константин», уменьшив ход, с большой штурманской точностью приблизился к батумскому побережью. В 9 часов 45 минут на расстоянии семи миль остановили машину. Море было пустынно.
При полной тишине все четыре катера спустили на воду, и они пошли в атаку на рейд Батума. Впереди шел «Минер», которым командовал сам Макаров. За ним следовал катер «Чесма» под командой минного офицера парохода лейтенанта Зацаренного. Далее двигались «Синоп» и «Наварин» с командирами лейтенантом Писаревским и мичманом Подъяпольским.
Экипаж каждого минного катера был небольшим. Помимо командира в офицерском звании, в экипаж входили лоцман из числа волонтеров, один машинист, один старшина и один минер. Все бойцы были только добровольцами или, как называли их в старой России до Первой мировой войны, — охотниками.
Вскоре на рейде замелькали топовые огни на мачте турецкого сторожевого парохода: зеленый, красный и белый. Неприятель так был уверен в собственной безопасности, что даже не соблюдал светомаскировку. Силуэт неподвижно стоявшего большого сторожевика заманчиво просматривался на фоне ночного неба.
Макаров приказал катеру «Чесме», обладавшему наилучшим ходом, первым атаковать вражеский сторожевик:
— Атакуй с ходу! Ты у нас самый быстроногий! Удачи тебе, «Чесма»!
Катер лейтенанта Измаила Зацаренного, опустив в воду пироксилиновую мину-«крылатку» и взяв ее на буксир, дал полный ход. Так началась первая минная атака в той войне. Лихая, бесстрашная, впечатляющая и для русских моряков, и для неприятеля, еще не знакомого с минной опасностью.
Катер, набирая скорость, смело пошел в атаку. Из трубы машины сыпались искры, шум морского прибоя не покрывал рокота несущегося на полном ходу катера. И Макаров, и лейтенант Зацаренный надеялись прежде всего на внезапность минной атаки, панику на вражеской эскадре и мастерство экипажа «Чесмы».
Катер едва виднелся среди небольших волн, напоминая для постороннего глаза темный предмет, который довольно ходко для морского судна продвигался вперед. За кормой «Чесмы» пенился небольшой бурун. Это была буксируемая «крылатка», начиненная пироксилином, которая несколько тормозила ход парового катера. Зацаренный то и дело повторял своему матросу-минеру:
— Смотри за буксиром! Не утопи мину! Не дай бог, не получится атака!..
— Не волнуйтесь, ваш бродь. В Севастополе нас известно чему учили без устали.
При приближении со стороны открытого моря неизвестного быстроходного судна на вражеском пароходе сыграли боевую тревогу. Вахтенные матросы, которые не дремали на посту, открыли по неизвестному паровому катеру стрельбу из ружей. Затем из пушек раздалось несколько картечных выстрелов. Со сторожевика повелась беспорядочная, беглая пальба по быстро увеличивавшейся в размерах цели.
«Чесма» удачно подвела мину под днище неприятельского корабля, но ожидаемого взрыва не последовало. Как потом оказалось, не сработал минный запал. Хотя в той лихой ночной атаке подчиненные Зацаренного действовали слаженно, отважно и решительно. «Чесма», которая шла на полной скорости, стала отворачивать в сторону.
Но тут случилось непредвиденное. Пароход дал задний ход и буксирный трос «крылатки» запутался в его колесе. Катер потащило к вражескому кораблю, расцвеченному в ночи вспышками ружейных и пушечных выстрелов.
Лейтенант Зацаренный в считанные секунды разобрался в ситуации. Она могла стать гибельной для «Чесмы» и ее экипажа. Офицер крикнул старшине:
— Рубить буксир! Скорее!
Несколько ударов топором и катер освободился от буксира. «Крылатка» ушла на морское дно почти под самым днищем вражеского парохода, так и не взорвавшись. Тем временем сторожевик, остановившись, дал ход уже вперед. Теперь он сам пошел в атаку на напавший на него русский катер.
Турецкий сторожевик, разведя пары, погнался за дерзким русским катером. Командир вражеского парохода еще не понял действительной угрозы со стороны противника. Вслед «Чесме» раздалось несколько выстрелов из носового орудия. Лейтенант Зацаренный кричал с борта несущегося под всеми парами катера на «Минер»:
— Неудача! Мина не взорвалась! Не взорвалась!..
Тогда в атаку пошел «Минер», ведомый самим Макаровым. Но под градом ружейных пуль неопытный экипаж слишком долго готовил мину к бою. Сторожевик на полном ходу проскочил мимо, догнать его катер не мог. Так момент молниеносной атаки оказался упущенным. Впоследствии Степан Осипович откровенно признается:
— Это же самое замешательство людей при первых выстрелах, вероятно, было причиной невзрыва мины и на катере «Чесма».
Турецкий же корабль, видя перед собой угрозу в виде четырех паровых катеров и силуэт неизвестного парохода за ними, дал полный ход, отвернул и скрылся в ночном море. А в близком от русских катеров Батуме началась тревога, вызванная пушечной и ружейной стрельбой у самого входа в бухту. В небо взвилось несколько сигнальных ракет, погасли огни на маяке, в прибрежной части города и в порту, на борту неприятельской эскадры.
«Великому князю Константину» пришлось уходить в Севастополь. Его командир приказал минную атаку не повторять, поскольку внезапной она быть уже не могла, хотя о том просили экипажи минных катеров. В донесении о неудачной атаке Батумского рейда будет сказано со всей ответственностью:
«Нападение на Батумский рейд, когда все суда извещены и везде будут целую ночь стоять в полной готовности, я считал неблагоразумным и решил отступить».
Макаров показал себя как осмотрительный тактик. Рисковать вооруженным пароходом и целой флотилией минных катеров он не имел права, а потому и приказал уходить от Батума к крымским берегам, в Севастополь.
Был подан условный сигнал катерам возвращаться к пароходу. Но кроме «Наварина» и макаровского «Минера» к «Константину» больше никто не подошел. Судьба «Чесмы» и «Синопа» оставалась неизвестной. Обнадеживало то, что Макаров разрешил их командирам в случае неудачи уходить вдоль побережья к Поти. Повторив условный звуковой сигнал еще несколько раз, пароход взял курс на север.
Неудачный рейд к неприятельской базе, на который ушло трое суток, неизвестная судьба двух катеров вызвали неблагоприятное впечатление в Севастополе. Там ожидали только успеха.
Хорошо, когда новое большое дело начинается с такой же большой удачи. Первая минная атака, закончившаяся обидной неудачей (только устроили у турок ночной переполох), сильно повредила позиции лейтенанта Макарова в глазах флотского начальства. Повелись скептические разговоры:
— Мы ведь предсказывали, что так на войне не действуют.
— Пусть рискует собой, этот Макаров. Но нельзя же так рисковать людьми и пароходом в надежде заработать себе Георгия.
— Куда девались два паровых катера? Отчего нет о них никаких вестей?
— Почему катерные команды брошены командиром «Константина» на произвол у неприятельского берега?..
Макарову стоило большого труда испросить разрешения у начальства идти в Поти за катерами. Надежды на лучшее оправдались: «Чесма» и «Синоп» находились в безопасности на Потийском рейде и были полностью исправны.
Удалось установить причину осечки мины. Ей оказалась неисправность присланного из Кронштадта минного запала. Специально назначенная комиссия впоследствии при проверке минных запалов, хранившихся в Севастополе, установила, что в некоторых из них кончик платинового мостика был плохо припаян и при сотрясениях всякий раз разобщался с проводом, по которому шел электрический ток.
Виделась и вторая причина батумской неудачи, уже «своя» — неопытность командира катера. Хотя в личной несмелости лейтенанта Измаила Зацаренного упрекнуть было никак нельзя. Командир «Константина» верил в него, как ни в кого другого:
— Зацаренному отваги ни у кого не занимать. Он сам для других пример воинской отваги.
— Как же тогда понимать проваленную атаку?
— Как понимать? А на морской войне такие неудачи во все времена известны. Не только на нашем флоте...
После неудачи ни сам Степан Осипович, ни его «макаровцы» не упали духом. Желания сразиться с турками у экипажа «Константина» не убавилось, хотя, как гласит поговорка, «первый блин вышел комом».
Взорвись мина у борта вражеского сторожевого корабля, нанеси ему вред, и положение Макарова сразу бы укрепилось. Он обрел бы немалое доверие на флоте, в том числе и у командования. По этому поводу биограф Степана Осиповича Ф. Ф. Врангель писал так:
«Ему (Макарову. — А. Ш.) не приходилось бы отвоевывать каждый самостоятельный шаг от недоверчивого начальства; его бы не посылали в бесплодные совместные плавания и не отвлекали бы транспортного службой от прямого своего дела, не держали бы столько месяцев мины Уайтхеда на складе, вместо того чтобы дать их в руки человека, не упустившего бы случая применить их к делу».
Командование флотом Черного моря, раздосадованное неудачной экспедицией к берегам Аджарии, стало использовать минный пароход в транспортных целях. Впрочем, такая незавидная на морской войне задача стояла и перед другими «активными пароходами», предназначенными прежде всего для крейсерской, а не транспортной службы. Так что справедливо возмущался в докладных рапортах флотскому начальству не только один командир вооруженного парохода «Великий князь Константин»:
— Команда вверенного мне активного парохода и я прошу разрешения на крейсерский выход в море.
— Такой надобности пока нет. Вам же поставлена задача перевезти припасы из Севастополя на береговые посты Анапы. Вот и выполняйте данное вам предписание.
— Но мы же военный пароход, а не транспортная шхуна. Ей возить грузы, а нам сражаться в море, совершать поиски призов.
— Поиски призов еще у вас будут. Не торопитесь, капитан.
— Но вы же знаете, как воюют наши балтийцы на Дунае. Воюют, а не отсиживаются у своих берегов.
— За войну не беспокойтесь. Она для нас только еще начинается. Все русско-турецкие войны шли не один год. Дунай для вас будет и на Черном море...
С Дунайского театра войны приходили победные вести, о чем читалось в императорских приказах и в газетных сообщениях. На дунайских водах русские моряки воевали с первого дня войны. Оборонительные минные заграждения были выставлены между городами Рени и Браилов, от Рущука до Никополя. Действия вражеской броненосной речной флотилии оказались скованными.
Отряд гвардейского флотского экипажа обеспечивал главную армейскую переправу через Дунай. Береговые батареи из орудий крупного калибра прикрыли выставленные минные заграждения и железнодорожный мост через реку Серет, взяли под защиту форватер дунайского устья. Теперь по нему могли в безопасности ходить суда с грузами для полевой действующей армии.
Одно из первых минных заграждений было поставлено у Рени в устье реки Серет с целью защиты от артиллерийских обстрелов со стороны реки турецкими мониторами Барбошского железнодорожного моста. По нему шли составы русской армии, которая сосредотачивалась на дунайском левобережье.
Заграждения ставились с минных катеров и гребных шлюпок линиями по 5-10 мин в каждой в чрезвычайно сложных условиях. Сильное течение срывало мины с обозначенного места, поэтому морякам-минерам приходилось зачастую (на середине речного течения) ставить их одну на пяти 8-пудовых якорях.
Стоявший у Мачина неприятельский отряд речных броненосцев стал проявлять активность, неоднократно обстреливая русские позиции. 29 апреля во время очередного выхода турецкого отряда для обстрела от навесного огня русских браиловских береговых батарей погиб броненосный корвет «Люфти Джелиль», не имевший бронированной палубы. Он получил почти одновременно два попадания — из 24-фунтовой пушки и 6-дюймовой мортиры и после сильного взрыва затонул на глубине 22 метра. Турецкие броненосцы сразу же укрылись в Мачинском рукаве.
Известие о потоплении речного броненосца, да еще современного, в дунайских водах вызвало бурю восторга на кораблях Черноморского флота:
— Ай да молодцы наши батарейцы. Двумя навесными снарядами — прямо в цель!
— «Люфти Джелиль» — гордость султанского флота на Дунае. Как теперь туркам воевать без этого корвета на реке? Трудно им будет, а нам веселей.
— Этот потопленный броненосец чета морским. Так что счет в войне на море пошел в нашу пользу, братцы.
— Счет-то счет, да только на Дунае воюют моряки, а мы то стоим в севастопольской бухте, то возим сухари армейцам.
— Действительно, когда же нас пошлют воевать в море? Когда пошлют в крейсерство за призами?
— Где же ушаковская слава черноморских моряков? Где синопская? Ее же помнят по России...
Дунайская победа настраивала на походный лад. С великим трудом Степану Осиповичу удалось «выбить» у адмирала Аракса разрешение выйти в поход к Сухуму. Минный пароход готовился к рейду к берегам Кавказа самым тщательнейшим образом. Корабельный экипаж подгонять и наставлять не приходилось, это его командир видел воочию и потому старался работающих моряков «не трогать».
К кавказскому берегу пароход подошел беспрепятственно: водная гладь всюду смотрелась пустынной. Но у самого берега море накрыл, да еще в безветренную погоду, такой густой туман, что все скрылось из глаз. О поисках вражеских броненосцев не могло быть и речи. Пришлось снова ни с чем возвращаться в Севастополь.
Впрочем, турецкой броненосной эскадры у кавказских берегов тогда уже не было. Она ушла к западному берегу Черного моря и, крейсируя между Сулинским рукавом Дуная и островом Змеиным (Фидониси), сильно затрудняла снабжение по воде русской Дунайской армии. Одесса являлась тыловой базой действующей армии.
Только благодаря этому обстоятельству лейтенанту Макарову разрешили сделать туда ночной набег. На сей раз его доводы для флотского начальства в городе Николаеве, переданные телеграфной строкой, выглядели более чем убедительно:
«Адмиралу Араксу. Турецкий флот отрезал у Сулина сообщение Одессы с армией на Дунае. Прошу разрешения на немедленный выход «Константина» в море на поиск. Командир активного парохода Макаров».
«Лейтенанту Макарову. Выход к Сулину разрешаю. Действуйте предельно осторожно. Желаю боевой удачи. О результатах поиска доложить немедленно. Адмирал Аракс».
Перед выходом к Сулину макаровская минная флотилия усилилась двумя большими номерными катерами (№ 1 и № 2) под командой лейтенантов Рождественского и Пущина. Их пароход взял на буксир. В открытом море «Константин» встретил сильный ветер. Шедшие на буксире катера стало захлестывать волной. Пришлось уменьшить ход до семи с половиной узлов.
Десять минут первого ночи 29 мая подошли к месту. Впереди, освещая море, горели огни двух маяков: в Сулинском порту и на острове Змеином. Турки стали уже побаиваться ночных атак «птичек» — так моряки прозвали минные катера. Это можно было судить по тому, что неприятельская эскадра соблюдала светомаскировку.
«Великий князь Константин» застопорил и спустил на воду свои катера. Стали готовиться к атаке. Но в это время сильным течением пароход начало прижимать к недалекому берегу, и вскоре он оказался на мели. Надо было что-то срочно делать, в противном случае судно могло оказаться в западне и под утро стать прекрасной мишенью для орудий вражеских броненосцев.
Была объявлена аварийная тревога. В единую минуту экипаж парохода оказался на местах, изготовившись к борьбе за живучесть судна.
Лейтенант Макаров не растерялся в такой опасной ситуации. Перегнувшись через капитанский мостик, он крикнул Команде, собравшейся на палубе в ожидании приказаний:
— Выбрасывать уголь за борт! Заводить верп! Живо!
Матросы начали носить из трюма кули с углем и выбрасывать его за борт, чтобы уменьшить осадку судна. Завели верп и заработал кабестан, наматывая трос верпа. Прозвучала команда:
— Полный назад!
Облегченный, вздрагивающий от усилий машины, пароход дал полный ход назад. Его медленно, но верно стало стаскивать с мели в сторону глубокой воды.
К рассвету «Великий князь Константин» снялся с мели и отошел от опасного места, не помеченного на морской карте. В утреннем тумане вдали на несколько минут прорисовался едва различимый силуэт неизвестного судна, прошедшего из Сулина в открытое море. С него пароход замечен не был. Надо было действовать, иначе время для нападения уходило.
Степан Осипович составил план атаки турок у Сулина. Первыми входят на его рейд большие номерные катера, которые ведут на буксире до тех пор, пока такое будет возможно. Для атаки все катера выстраиваются в строй кильватера. Номерные катера нападают одновременно, другие катера, более быстроходные, атакуют турецкую броненосную эскадру с флангов. Сам Макаров оставался на пароходе для руководства действиями минной флотилии.
Экипажи катеров заняли свои места. В тишине прозвучал голос Макарова, который говорил, перегнувшись через борт:
— Господа офицеры! Мы в шести милях от Сулинского рейда. Отдавайте буксиры и постарайтесь отыскать турецкие суда. Держитесь правее маяков. Если, пройдя пять миль, ничего не увидите, то поворачивайте на север и в пяти милях встретите меня. Помните наше условие: разделяйтесь только тогда, когда увидите неприятеля.
Как традиционное напутствие русских воинов, прозвучали слова:
— С богом, братцы!
Флотилия минных катеров ушла в ночь. Они быстро исчезли в темноте, поскольку брезентом были закрыты на них все огни. Макаров же повел пароход на север, к условленному месту встречи. Вахтенным матросам было приказано:
— Смотреть за морем. При возвращении катеров подавать для них сигнал о местонахождении парохода.
В глубине Сулинского рейда с катеров обнаружили вражескую броненосную эскадру, стоявшую на якоре. «Птички» постарались подкрасться к ней настолько близко, что была слышна перекличка часовых и разговор бодрствующих людей на кораблях. Малозаметных среди волн русских катеров пока не замечали.
Первым пошел в атаку лейтенант Зацаренный, который, будучи старшим, горел желанием исправить батумскую осечку. «Чесма» решительно атаковала ближайший броненосец. Но экипажу катера помешала излишняя спешка, непростительная в бою, — правая мина- «крылатка», сброшенная в воду, по неизвестной причине утонула. Беда не приходит одна: винт катера задел за конец от буйка и запутался в нем. Неудачи продолжали преследовать экипаж Запаренного.
Вслед за «Чесмой» в атаку пошел номерной катер № 1 лейтенанта Пущина. В эти минуты на турецкой эскадре началась тревога и русские катера начали обстреливать. Пущину удалось вплотную подойти к борту одного из трех броненосцев, стоявших отдельной группой, и атаковать его миной. Раздался глухой взрыв под водой, и у стального борта неприятельского корабля поднялся султан воды.
Столб воды захлестнул рулевое отделение номерного катера. Силой взрыва от переборки отлетело закрепленное на ней колесо штурвала. Поврежденной оказалась и машина. Лейтенанту Пущину все же удалось отойти от места стоянки турецкой броненосной эскадры. Поняв, что машина безнадежно повреждена, командир катера приказал команде:
— Надеть спасательные пояса. Катер затопить. Будем плыть к берегу, на норд. Держаться в воде всем вместе.
Катер № 1 в считанные минуты исчез под водой. Пятеро моряков пустились вплавь к недалекому берегу. На их несчастье, течение здесь оказалось настолько сильным, что их отнесло на рейдовую стоянку неприятельской эскадры. Там пловцы были замечены, выловлены из воды и взяты в плен.
А на месте взрыва события развивались следующим образом. С находившейся поблизости «Чесмы», экипаж которой стал свидетелем успешной атаки пущинского катера, раздался дружный, восторженный троекратный возглас:
— Ура! Ура! Ура!
Атакованным оказался броненосец «Иджалие». Он не пошел после взрыва мины ко дну, но оказался выведенным из строя до самого конца войны. Взорвавшаяся мина проделала кораблю пробоину по ватерлинии, но смертельных разрушений не сделала. Броненосец на плаву остался, но теперь он был годен только для основательного ремонта, и не более.
То был первый боевой успех минного парохода «Великий князь Константин», на время Русско-турецкой войны вошедший с экипажем в состав Черноморского флота. Победа оказалась знатной.
Нападение в ночи и подрыв «Иджалие» вызвали откровенную панику на многочисленной турецкой эскадре. Броненосцы, ведя в сторону нападавших русских миноносок орудийный и ружейный огонь, спешно снимались с якоря и уходили подальше от берега в открытое море. К рассвету на Сулинском рейде уже не было ни одного броненосного вражеского корабля, если не считать сторожевых судов, которые укрылись у берега под защитой батарей.
Трудно описать, в каком радостном настроении экипаж минного парохода вернулся в Севастополь. Поздравления сыпались со всех сторон, и большая часть из них, естественно, приходилась на долю командира с лейтенантскими эполетами на флотском мундире.
За подписью главного командира Черноморского флота адмирала Н. А. Аракса в Санкт-Петербург пошло срочное донесение:
«...Считаю своим долгом отнестись с похвалою о молодецком деле парохода «Великий князь Константин» с 6 миноносными катерами, доказывающем существование среди моряков той отваги, соединенной с хладнокровною распорядительностью и готовностью к самопожертвованию, которая всегда была присуща нашему флоту...
Все это служит доказательством, что геройский дух русского флота, передаваясь преемственно, служит нашей лучшей силой ».
За блестящее дело против турецкой броненосной эскадры на Сулинском рейде все участники минной атаки были достойно награждены. Лейтенант Степан Макаров удостоился своей первой боевой награды — ордена Святого Владимира 4-й степени с мечами на рубиновом эмалевом кресте и бантом орденских цветов.
Владимирский крест стал для командира «активного парохода» «Великий князь Константин» не просто заслуженной и достаточно высокой боевой орденской наградой. «Владимир с мечами и бантом» стал знаком признания выстраданной им идеи ведения минной войны против броненосного флота Турции.
В июне пароход «Константин» дважды совершил рейды к берегам Анатолии и Босфору в поисках вражеских кораблей. Успешность походов заключалась в том, что было уничтожено четыре турецких транспортных парусных брига: их топили выстрелами из пушек. При этом гражданские команды на шлюпках отпускались к своему берегу. Теперь бесперебойное снабжение султанской сухопутной армии по морю оказалось под угрозой. Потопленные транспортные суда везли провиант и военное имущество.
В макаровском рапорте адмиралу Араксу по итогам крейсерского рейда к берегам Анатолии говорилось:
«Продолжая идти далее, я мог бы утопить еще много других купеческих судов, стоящих у анатолийского берега, но полагал, что цель их потопления есть прекращение торговли, и так как уничтожение четырех судов наведет панику и прекратит парусное плавание вдоль берега, то не было побудительных причин, чтобы подвергнуть дальнейшему истреблению частную собственность».
В июне 1787 года минный крейсер «Великий князь Константин» совершил еще несколько рейдов к неприятельским портам Пендаракли, Сулин и к самому Константинопольскому проливу. Результатом крейсерства стало еще несколько потопленных транспортных судов турок. По этому поводу Степан Осипович рассуждал со своими офицерами:
— На Дунае минные катера делают чудеса. Все мостовые переправы защищены от турецких речных броненосцев. Все до единой. Там воюют минами. И еще как успешно.
— А нас посылают к румелийским и анатолийским берегам топить купеческие бриги.
— И когда нам только выдадут со складов самодвижущиеся мины. Это не «крылатки», которые надо буксировать за собой и все время оглядываться на них.
— Степан Осипович! Надо же просить новое оружие. Ржавеет оно во флотских тылах.
— В ближайшее время, ручаюсь, будет у нас несколько самодвижущихся мин. Ручаюсь...
В том же июне Макаров одержал еще одну «победу», добившись, чтобы только в конце четвертого месяца войны (!) ему выдали со склада в городе Николаеве самодвижущиеся мины (так тогда назывались торпеды) Уайтхеда. По такому поводу у Степана Осиповича состоялся с тыловыми начальниками трудный разговор:
— Господин лейтенант, вы понимаете, что вы требуете у нас без разрешения адмирала Аракса?
— Я прошу у вас мины Уйатхеда. Должен же я чем-то воевать с турками в море.
— А вы знаете стоимость одной такой самодвижущейся мины?
— Нет, не знаю.
— Так знайте: одна такая вещица стоить по двенадцати тысяч рублей за единицу.
— Ну и что из этого. Это же оружие для войны на море.
— Совершенно верно, господин командир парохода. Но мины Уайтхеда слишком дороги для государственной казны, чтобы их тратить по первому вашему желанию.
— Так чем же тогда прикажете мне воевать, позвольте узнать?
— Тем, чем прикажет флотское начальство...
Получить удалось только две мины Уайтхеда, которые доставили на пароход. О их дальнейшей судьбе Макаров, будучи уже в адмиральском звании, рассказал в одном из своих выступлений в Собрании минных офицеров флота в Кронштадте:
«До нас имелось приспособление для мин Уайтхеда, состоявшее из двух труб, помещенных по обе стороны катера. Эти приспособления... были неудобны для поднимаемых катеров. Первое приспособление катера к борту при качке (было бы. — А. Ш.) гибельно для мин и минных труб, и поэтому мне пришлось сделать трубу под килем, которая прикреплялась к катеру двумя железными полосами, идущим по борту до планшира».
К немалому огорчению Макарова, он не смог результативно использовать в бою полученные самодвижущиеся мины. Одна из них по неизвестной причине не взорвалась после пуска, вторая при штормовой погоде в походе сорвалась вместе с плотиком и затонула...
Особую популярность пароход «Великий князь Константин» и его бесстрашный командир получили после выручки в ночь на 7 августа у Гагринского прохода Сочинского армейского отряда полковника Б. М. Шелковникова. Отряд двигался к мысу Пицунда на соединение с отрядом генерала Алхазова, который действовал против вражеского десанта и отрядов местных повстанцев-мусульман. А дело обстояло так.
Туркам было известно, что большой отряд русских должен пройти берегом моря у Гагры в Абхазию. Дорога у Гагринского ущелья шла вдоль самого берега моря по отвесной скале. Колонна людей с лошадьми, пушками и повозками-двуколками хорошо просматривалась со стороны моря. Подошедший близко к берегу турецкий броненосец встретил появление авангарда отряда полковника Шелковникова прицельным огнем. Отряду угрожала верная гибель, поскольку укрыться от разрывов снарядов было негде.
«Константин» по случаю оказался вблизи Гагры. Лейтенант Макаров повел пароход на звуки орудийных залпов, которые свидетельствовали о появлении у кавказских берегов вражеского броненосца. Русский пароход смело вышел на броненосец. Его командир решил уничтожить неприятельское судно и прекратил обстреливать пехотную колонну у Гагринского ущелья.
Макарову этого было только и надо. Он повернул «Константина» в сторону открытого моря и увлек за собой броненосец. Пароход имел по сравнению с ним лучший ход и довольно скоро скрылся в ночном море от неудачливого преследователя. Помогло и то, что неожиданно задул сильный шквальный ветер и пошел проливной дождь. Видимость стала почти нулевой.
Турки, начав погоню за русским пароходом, понадеялись на удачу. Степан Осипович потом рассказывал о событиях той гагринской ночи:
— Дело становилось дрянь. Турок нажимает, из всех сил нажимает за нами. А пароход-то наш для броненосца картонный, да еще с хорошей начинкой из мин. Два-три удачных выстрела из носового орудия — и «Константин» мог взорваться с большим шумом и пойти на дно морское...
Тем временем отряд полковника Шелковникова беспрепятственно прошел опасный участок дороги, больше напоминавший тропу по горному склону вдоль морского берега. От Гагры дорога на юг не просматривалась со стороны моря и войскам больше не угрожала прицельная бомбардировка из корабельных орудий.
Когда турецкий броненосец после безуспешной погони за быстроходным пароходом вернулся к Гагре, русских войск в Гагринском ущелье уже не было.
Командир «Великого князя Константина» не знал, что перед этим Шелковников по телеграфу послал в Севастополь просьбу на имя адмирала Аракса следующего содержания:
«В Гагре нам угрожает опасность со стороны броненосца, постоянно охраняющего проход; прошу безотлагательно выслать помощь со стороны моря: либо произвести ночную атаку на этот броненосец, либо отвлечь его от берега».
За содействие отряду полковника Шелковникова лейтенант Степан Осипович Макаров награждается Золотым оружием — саблей с клинком из златоустовской стали с надписью: «За храбрость». Таким наградным оружием в русской армии и на флоте во все времена гордился любой офицер, генерал или адмирал. Оно хранилось в семье как реликвия.
О значении тех событий войны на Черноморском побережье Кавказа лучше всего было сказано в публикации «фронтового» корреспондента английской газеты «Стандарт» из Сухума. То есть из лагеря султанских войск, десантировавшихся в Абхазии:
«...Положение небольшой армии (турок. — А. Ш.), высаженной в июне у Очемчир, сделалось весьма критическим: русские обступили ее со всех сторон и даже почти владеют дорогой в Сухум, так что турецкая армия уже не имеет возможности отступить в этом направлении; ее существование зависит только от флота, и если броненосец, державший берег под огнем своих орудий, вынужден будет отойти, то русские, обладая преимуществом в численности, легко могут опрокинуть турок в море».
Подойдя к Новороссийску, Макаров узнал там из телеграммы главного командира Черноморского флота и портов вице-адмирала Аракса о значимости помощи, оказанной отряду полковника Шелковникова. Тот телеграфной строкой передал в штаб Кавказского военного округа следующее донесение:
«Колонну князя Аргутинского рассвет застал в сфере действительного огня (турецкого броненосца. — А. Ш.). Она была спасена от страшных потерь пароходом «В. кн. Константин», содействие которого я просил у генерал-адъютанта Аракса... «В. кн. Константин» оказал бесценную услугу: в 8 часов отряд расположился на неуязвимой позиции. Шелковников».
Судьба турецкой десантной операции в Абхазии оказалась незавидной. Появление Сочинского отряда полковника Шелковникова, прибывшего на усиление войск генерала Алхазова, действовавших с гор, решило дело. 9 августа турки были разбиты русскими в бою у Пицунды, а еще через два дня — у селения (ныне города) Гудауты. Неприятельский десант, на который в Стамбуле возлагали большие надежды, частью рассеялся в окрестных горах, частью сумел беспрепятственно сесть на свои суда и бежать с кавказского побережья под охраной броненосцев. Те продолжали держать город Сухум под огнем своих орудий.
В ночь с 11 на 12 августа по календарю ожидалось лунное затмение. Именно в такую идеальную по темноте ночь Степан Осипович и решил атаковать неприятеля на Сухумском рейде. О его присутствии у берегов Абхазии в Севастополе было достоверно известно.
Действительно, в заливе стоял броненосец «Ассари-Шевкет», считавшийся не просто современным, а еще и лучшим на султанском флоте. Турки, наученные горьким опытом, сделали, казалось бы, все для ночной охраны огромного броненосного корабля. Вокруг него патрулировали сторожевые шлюпки, едва ли не половина команды спала с ружьями на верхней палубе, орудия были заряжены, изготовлены к стрельбе картечницы.
Макаров впоследствии признается, что в том нападении ни он, ни командиры минных катеров не ожидали от турок такой ночной бдительности. Она оказалась для нападавшей стороны большой неожиданностью.
Но все же хитроумный и отчаянный Макаров перехитрил неприятеля. Его минные катера, на самом малошумном ходу подойдя к берегу, «затаились» среди волн. Они пошли в атаку только тогда, когда яркий диск луны надежно закрылся тенью. Атака Сухумского рейда начиналась так. Когда машины парохода прекратили работу, на воду были быстро спущены все четыре минных катера: «Синоп» лейтенанта Писаревского, «Чесма» лейтенанта Задаренного, «Наварин» лейтенанта Вишневецкого и «Минер» мичмана Нельсона-Гарста.
Командир «Великого князя Константина» еще до спуска катеров за борт приказал:
— Старшим назначается лейтенант Задаренный. Для атаки ждать затмения луны.
Задаренный выстроил паровые катера для нападения на Сухумский рейд следующим образом: впереди «Чесма», за ней в строю кильватера следовали «Минер», «Синоп». Замыкающим шел «Наварин». Не дойдя трех миль до уже хорошо просматриваемого берега, катера остановились. Их командиры стали ждать лунного затмения на траверзе селения Келасуры.
Оно началось в 11 часов 45 минут. Когда черная тень совсем закрыла лунный диск, лейтенант Измаил Задаренный отдал команду:
— Пора! Все вперед!
Набирая ход, паровые катера вышли на рейд. Впереди вдоль берега стояла группа парусных фелюг. Слева виднелись два больших судна. Одно из них, судя по очертаниям корпуса и стволам орудий, было, вне всякого сомнения, военным. Им и оказался двухмачтовый броненосец «Ассари-Шевкет».
Со стороны города доносился барабанный бой. Около пылавшего на берегу у самой воды большого костра стояли вооруженные люди. Отблески пламени далеко освещали залив. На море установился полный штиль.
По случайности в ту ночь на Сухумском рейде больше не оказалось турецких броненосных кораблей. Перед этим вражеская эскадра ушла в море, намереваясь совершить крейсерский рейд вдоль крымских берегов.
«Ассари-Шевкет» атаковали сразу три катера, четвертый — «Чесма» лейтенанта Зацаренного оставался в резерве на случай необходимости повторной атаки. Решительно подойдя поочередно к правому борту турецкого броненосца, катера «Синоп», «Наварин» и «Минер» удачно взорвали свои мины-«крылатки». Одновременно с каждым подводным взрывом над ночным морем с катеров звучало восторженное «ура».
Следующие один за другим взрывы и возгласы «ура» вызвали панику и вопли отчаяния среди турецкой команды. Орудийные расчеты на броненосце словно забыли о своих обязанностях, а вахтенные стрелки после второго взрыва совсем прекратили пальбу из ружей.
После каждого взрыва «Ассари-Шевкет» качало то в одну сторону, то в другую. «Крылатка» с катера «Синоп» взорвалась у самой угольной ямы броненосца. Поэтому вода в этом месте окрасилась от угольной пыли в черный цвет. Мина с «Наварина» проделала пробоину в середине корпуса корабля.
«Чесма» атаковала неприятельский броненосец последней, когда тот стал сильно крениться на ближайший к катеру борт. Лейтенанту Зацаренному вновь не повезло: уходящий в воду накренившийся корвет своим бортом едва не опрокинул «Чесму», и той пришлось давать задний ход. Буксируемую мину, которая запуталась в обломках и стала бесполезной, пришлось обрубить. Четвертого взрыва у борта «Ассари-Шевкета», которого так ожидали услышать из ночи на «Константине», не последовало. ,
Современнейший броненосный фрегат, получивший три пробоины в правом борту, по рассказам местных жителей-абхазцев, сел к утру «как птица — одним носом над водой, другим под водой». Лишь небольшая глубина (около пяти саженей) спасла огромный корабль от верной гибели.
Туркам с большим трудом удалось на четвертый день кое-как заделать пробоины и откачать из трюмов большую часть поступившей в них забортной воды. Броненосец приподнялся из воды и встал на ровный киль. После этого «Ассари-Шевкет» взяли на буксир и увели восвояси. Поставленный на основательный ремонт в Стамбуле, он надолго выбыл из состава султанских морских сил.
Турки упорно скрывали, что их броненосный корвет «Ассари-Шевкет» подвергся ночному нападению русских и получил значительные повреждения. Позже, будучи после окончания войны в Константинополе, Макаров проведет в турецкой столице специальное расследование и убедительно докажет факт сильных повреждений броненосного корабля во время атаки на Сухумский рейд. И подтвердит, что войну султанский флот заканчивал, не имея в строю «Ассари-Шевкета».