А теперь продолжим о ценах за колючей проволокой…



Те, кто никогда не бывал «за колючкой», под воздействием пропаганды, уверены, что водку в местах лишения свободы купить нельзя. А вот и неправда! Можно! Еще как можно! Только стоимость одной поллитровки, вместо двух рублей двенадцати копеек, как в государственном магазине, будет стоить двадцать пять рублей! Точно также в местах лишения свободы можно купить любой наркотик, приобрести даже золото или драгоценный камень, нелегально пронесенный в колонию. Только цены будут в несколько раз дороже, чем на свободе.

Автор хочет рассказать о случае, произошедшем в то время, когда по его сценарию снимали кинофильм «…по прозвищу «Зверь».

Весь технический персонал киногруппы решил подзаработать, воспользовавшись тем, что спецаппаратуру фильма, при въезде на съемки в колонию, особо не обыскивали.

Вот они и набрали водки и принялись торговать ею в зоне. Но кто‑то настучал «ментам» и лафа прекратилась, а шмон увеличился на несколько часов, существенно сократив время съемок…

Нужно особо отметить, что эти цены о которых говорилось выше, существенно менялись, если колония специально начинала морозиться ментами или если, по какой‑то причине, происходил сбой со снабжением табаком и сигаретами.



Автор отлично помнит, как в то время, когда он отбывал отмеренный судом срок, сгорел филиал московской фабрики «Ява», которая снабжала пенитенциарные учреждения. В одной из таких колоний Автор как раз и сидел, и эта колония в течение нескольких месяцев не получала никаких табачных изделий.

Махорка, к которой раньше курильщики относились с некоторым пренебрежением и даже презрительностью, мгновенно превратилась в самый вожделенный продукт для курящего человека. И какой‑нибудь зэк, получивший посылку из своей деревни с килограммом махорки, мгновенно становился лучшим другом всех окружающих его курильщиков.

В те времена, когда случились перебои с сигаретами, зэки, давясь и натужно кашляя, скручивая «козью ножку» из клочка газеты, курили сухую траву, а стоимость пачки сигарет подскакивала до двух, а то и до трех пачек чая любого сорта.

Так что в колонии, как и на свободе, действуют экономические правила: «спрос образовывает цены и рождает предложение» …



Пашка–Гнус взглянул на часы, висящие при входе в жилую секцию, и тут же направился в сушилку, которая в летний период использовалась в качестве склада для сломанных кроватей и тумбочек. Именно эта комнатушка, расположенная в самом конце коридора, и была, в летнее время, его явочным помещением, где Пашка–Гнус и встречался со своими агентами. Судя по времени, первым должен был появиться шнырь помещения нарядной — Солодовников Сергей, по прозвищу Серый.



Шнырь или уборщик нарядной является очень важной фигурой. При нем происходят все мало–мальски важные события, происходящие в колонии.

Выше уже говорилось: имеющий уши, да услышит, имеющий глаза, да увидит!

В полной мере в данном случае действует правило человека в форме, то есть человека, который при должности и постоянно мозолит глаза окружающим его людям. К такому человеку окружающие привыкают настолько, что просто перестают обращать на него внимание: он как бы становится частью мебели, привычной для глаза.

Кто станет обращать внимание на стол или стул?



Для чистоты эксперимента Автор предлагает:

Уважаемый Читатель, попробуйте описать, если вас вдруг кто‑то попросит, внешность почтальона, официанта или уборщика? Автор уверен, что вряд ли у кого из вас получится, если только кто‑то из вас не обратит свое, особое внимание, на симпатичную официантку или красавицу почтальона. А это столь частный случай, что нет смысла на нем останавливаться…



Пашка–Гнус потратил много сил и средств, чтобы заполучить шныря самой нарядной в свои сети. Подкупить и перетянуть предыдущего шныря нарядной на свою сторону, никак не удавалось: он был слишком пуглив, да еще и глуповат к тому же.

После нескольких неудачных попыток Пашка- Гнус пришел к весьма «оригинальному» выводу: если не удается перекупить человека при должности, нужно заменить этого человека и поставить своего человека на его место.

А кому можно доверять в местах лишения свободы? Конечно же, своему земляку, решил Пашка–Гнус. Рассмотрев внимательно каждую кандидатуру зэков первого отряда, то есть отряда, в котором числилась вся хозяйственная обслуга колонии, Пашка–Гнус остановил свой выбор на Сергее Солодовникове. А для того чтобы у того никогда уже даже в мыслях не появилось желание соскочить с его крючка, Пашка–Гнус провел сложную, но весьма эффективную, комбинацию.

После этой комбинации Сергей, или как его стал называть Пашка–Гнус, Серый, либо просто обязан был работать на Пашку–Гнуса, либо его быстро «опустили» бы за долги, которые, конечно же, и возникли при содействии людей Кемеровского Винта. Когда Серый заигрался настолько, что долг стал неподъемным для него, Пашка–Гнус благополучно объявил Серому о том, что его долги перекуплены им — Пашкой–Гнусом, и теперь его судьба зависит оттого, насколько Серый окажется благоразумным, и прямо в лоб предложил ему немедленно решить.

— Или ты, Серый, будешь работать на меня, или ты, как тебе, конечно же, ясно, переместишься в стойло «обиженных»!

И Серый, который сразу догадался — кому он обязан проигрышем, просто вынужден был принять условие Пашки–Гнуса, а потому он не долго думал и сразу сам задал вопрос:

— Что я должен буду делать?

И Пашка–Гнус очень доходчиво объяснил, что от него требуется…

Тем не менее как человек мстительный, но терпеливый, Серый затаил на Пашку–Гнуса злобу и дал сам себе слово, что когда‑нибудь вернет должок с лихвою.

А Пашка–Гнус, как слишком самоуверенный человек, решил, что Серый никогда даже рта не посмеет раскрыть без того, чтобы не испросить у него разрешения…



Увидев Серого, осторожно переступившего порог комнатки, Пашка–Гнус приторно–слащавым голосом заворковал:

— Здравствуй, мой родной человечек! Как твое драгоценное здоровье? Не мучает ли совесть во сне? Хватает ли времени на прием духовной пищи?

— Спасибо, твоими молитвами, Пашенька! — в тон ему ответил Серый.

— Ну и хорошо! Ну и ладненько! — Пашка–Гнус тут же стер с лица улыбку и тихо спросил: — Что новенького в нашей епархии? Как поживает шеф твой? Животиком не мучается ли?..



Глава 27

СТАРШИЙ НАРЯДЧИК



Конечно, Пашка–Гнус спрашивал о старшем нарядчике, единственном человеке, который подчинялся только начальнику колонии, и не боялся ни старшего Кума, ни тем более заместителя по режиму.

Аркадий Грегоров, по кличке Грек, тридцативосьмилетний видный мужчина, отбывал срок за убийство своего партнера по бизнесу.

Да и кто бы на его месте смог простить такое предательство?

Аркадий буквально с нуля поднял строительную фирму. А когда его фирма чуть–чуть поднялась на ноги и стала потихоньку зарабатывать, в какой‑то момент она потребовала расширения. И Аркадий, понимая, что для нормальной прибыли нужны вливания, взял большой краткосрочный кредит в банке под строительство многоэтажного жилого дома под выигранный их фирмой тендер подряд у правительства города. Подряд был столь выгодным, что его фирма могла бы уже через год рассчитаться со всеми своими долгами, но…

Но его предала его правая рука: парень, с которым он проработал почти десять лет и которому доверял, как самому себе, подобрав его почти с помойки. На предыдущей его работе он попал под сокращение и за долги по кредиту у него банк отобрал квартиру. Так он оказался на улице. Аркадий пожалел беднягу, взял к себе помощником, снял для него однокомнатную квартиру, заботился, как о собственном брате, а тот взял и в наглую присвоил огромную сумму, а виновным выставил своего благодетеля.

Не желая верить в то, что его помощник сознательно пошел на предательство, Аркадий попытался воззвать к его совести, предложил ему вернуть украденные деньги и обещал не только не мстить за содеянное зло, а даже сохранить за ним его должность и проценты.

Но его помощник рассмеялся и ехидно заявил:

— По пятницам милостыню не подаю!

— Ты что, сбрендил, Леша? — Аркадий все еще надеялся на то, что это розыгрыш, шутка.

— Ты не говори так со своим родственником, — он вдруг ехидно и очень мерзко ощерился и бросил ему в лицо: — Жалко, что ребенок, которого ждет Лена твой, а не мой, — после чего взял и бросил ему в лицо разорванные трусики Елены.

Грегоров сразу узнал их: только вчера утром он подарил ей это эксклюзивное белье, заказанное в самом дорогом бутике Парижа, к годовщине их свадьбы.

И Аркадия просто заклинило: он не выдержал такого подлого вероломства со стороны своего помощника, сунул руку в ящик стола, выхватил оттуда пистолет, стреляющий резиновыми пулями, и выстрелил из него прямо в лицо этой сволочи, да так «удачно» попал в глаз, что тот скончался на месте.

Аркадий был приговорен к высшей мере, но через год ожидания в одиночной камере его помиловали и заменили высшую меру пятнадцатью годами строгого режима, плюс пять лет поражения в правах.



Автор поясняет, что между собой зэки называли этот пункт приговора «получить по рогам», то есть после окончания срока освобождающийся должен был еще пять лет находиться под надзором в определенном властями поселении.



Отсидев более половины срока без нарушений режима содержания, Грегоров стал работать шеф-поваром колонии. Но однажды, что стало неожиданным для всех в колонии, после возвращения из ПКТ, куда его закрыл старший Кум по ложному обвинению, взял и зарезал своего помощника, в котором до этого просто души не чаял и оберегал как родного брата, проникшись к его нелегкой судьбе.

«Везет» же Аркадию с выбором друзей!

Его новый приятель получил довольно приличный срок ради своей любимой девушки. Его помощник пошел на грабеж супермаркета, чтобы раздобыть деньги на их свадьбу. Грабеж прошел удачно: подельникам удалось скрыться, поделить куш. Свадьбу сыграли, год счастливо прожили, но вдруг поймали на другом преступлении его подельника, с которым они и ограбили супермаркет, и тот, чтобы чуть скостить себе срок, сдал его с потрохами.

Что натворил убитый такого, за что так беспощадно расправился с ним его шеф и благодетель? Никто долго не мог узнать правду и оставался в неведении в отношении его преступления.

Это была темная история, и слухи ходили разные: некоторые были убеждены, что убитый сам виноват. Зарвался настолько, что грубо оскорбил своего шефа. А кто говорил, что Аркадий постоянно избивал парня и тот, не выдержав издевательств, решил оказать ему сопротивление, и шеф–повар его зарезал как свинью.

В реальности все оказалось гораздо проще и омерзительнее: его помощник, чтобы получить личное свидание (всего лишь?!.) со своей молодой женой, с подачи старшего Кума, согласился подставить, то есть предать своего благодетеля. И Аркадию не только грозил срок за хищение социалистической собственности, но и обвинение со стороны криминального мира в крысятничестве.

Дело в том, что во время всеобщего шмона колонии его помощник согласился на предложение старшего Кума подставить своего шефа. К нему от Смотрящего колонии должен обратиться один из его приближенных людей, который попросит спрятать на кухне часть воровской кассы. К такому иногда прибегал криминальный мир, когда не было иной возможности сохранить воровскую кассу: как правило, кухню не обыскивали, доверяли шеф–повару, который, чаще всего, и работал на старшего Кума. Но Аркадий решительно отказался стать у старшего Кума «стукачом» и тот решил его подставить.

Но помощник шеф–повара, не только подставил своего шефа с частью воровского общака, но ко всему прочему, еще и продал на сторону два ящика с банками говяжьей тушенки, чтобы приобрести хороший подарок для жены к их свиданию.

Конечно, Автор уверен, на многое можно пойти ради любви: на грабеж, на воровство, даже на убийство, но только не на предательство своего близкого человека! Тем более того, кто почти стал тебе братом!

Но именно это помощник шеф–повара и сделал, при этом он заявил ментам, что он, не только об этих исчезнувших ящиках с тушенкой понятия не имеет, но и о том, кому принадлежит найденная приличная сумма денег на пищевом складе. Тем не менее почти открытым текстом намекнул, что, скорее всего, они принадлежат его непосредственному начальнику, то есть шеф–повару. Короче говоря, взял и сдал своего благодетеля со всеми потрохами, указав ментам место тайника с деньгами и заверив, что именно шеф–повар спрятал там эти деньги.

Естественно, менты тщательно скрывали свой источник получения информации о том, где находился временный тайник воровского общака. Но это не оказалось тайной для Аркадия: дело в том, что от пищевого склада имелся только ОДИН ключ, который, на короткое время, он давал своему помощнику для уборки после рубки мяса. Так что вычислить предателя не составило труда.

Но вполне естественно, что Аркадия старший Кум обвинил и в краже тушенки и хранении запрещенных предметов (денег) на своем рабочем месте. Шеф–повара закрыли в ПКТ, и его ждал самый гуманный советский суд.

Но Аркадию повезло: в то время в ПКТ находился Вор в законе — по прозвищу Толик–Аркан. Он тщетно ожидал решения своей судьбы: то ли его выпускают в колонию, то ли отправляют на новый этап. Почему‑то старый Вор поверил объяснениям шеф–повара и передал свое веское слово уважаемым людям колонии, которые быстро раскололи стукача и заставили его написать повинную ментам. А Аркадий, с которого сразу же сняли обвинение, решил наказать стукача по законам, существующим за колючей проволокой: самолично зарезал «кукушку».

Какая разница, за что получать свой добавок? Тем более за убийство зэка за колючей проволокой приговаривали максимум на три–четыре года, а за хищение социалистической собственности можно было получить и все пять.

По крайней мере, этой кровью он очистил свое имя в глазах тех, с кем ему придется жить еще долгие годы, а часть воровской кассы, изъятой во время шмона, криминальный мир объявил «ментовским расходом».

К своему сроку Аркадий получил добавок в виде трех с половиной лет и уже через год после суда начальник колонии назначил его старшим нарядчиком, а когда получил приказ возглавить «двойку», с собой забрал и Грегорова.

У Аркадия не было друзей, а после предательства своего помощника, он решил тем более никого не впускать к себе в душу и с каждым держаться на расстоянии. И его можно было понять: после двойного предательства близких ему людей, как на воле, так и в колонии, кому он мог верить? Но Аркадий к тому же был очень молчаливым и с виду весьма угрюмым человеком, а потому никто и не пытался заслужить его доверия. Однако нужно отдать ему должное, с приходом на «двойку» нового старшего нарядчика в колонии стало гораздо больше порядка, чем до него.

К воровскому миру Аркадий относился хотя и без особой симпатии, но вполне снисходительно. И даже пару раз встречался с бывшим Смотрящим, Коляном–Кольчугой, чтобы помочь ему решить кое–какие его личные проблемы, пока тот не ушел с зоны, освободившись по окончании срока, отмеренного ему судом.

Однако нового Смотрящего — Кемеровского Винта — Аркадий откровенно не жаловал, а некоторые из зэков были просто уверены, что он его просто ненавидит.

Но и здесь истоки такого отношения к новому Смотрящему оказались вполне объяснимыми. Полковник Черемных, к которому Аркадий относился с большим уважением, как‑то, общаясь с ним, проговорился о своих подозрениях в отношении Кемеровского Винта, и более всего не поверил странным смертям разнообразных свидетелей, предшествующих его назначению смотрящим «двойки», а также его обвинению в крысятничестве воровского общака.

Поначалу Аркадий, прошедший такое же обвинение, хотел сблизиться с «товарищем по несчастью». Но один из старых уважаемых криминальных Авторитетов, в разговоре с кем‑то из своих близких, проговорился, что лично он не верит в невиновность Кемеровского Винта. Этот старый босяк был уверен, что правда еще всплывет наружу и кому‑то сильно не поздоровится. Эти слова услышал шнырь нарядной и поспешил рассказать о них своему шефу.

Этих сомнений оказалось вполне достаточно, чтобы Аркадий вычеркнул Кемеровского Винта из списка тех, с кем ему хотелось бы общаться, тем более оказывать помощь.

Долгое время Грегорова называли Арканом, как производное прозвище от его имени, но с того времени, как к ним в колонию едва не спустили старого Вора в законе — Толика–Аркана, посчитали, что два Аркана слишком много для одной зоны.

А это и был тот самый Толик–Аркан, благодаря которому Грегорова и реабилитировали в глазах криминального мира.

Толика–Аркана администрация колонии долго раздумывала: выпустить его в колонию или нет? Но вовремя одумалась: старого Вора продержали в ПКТ около двух месяцев, никак не решаясь выпускать его в зону. А когда уже хотели вроде бы выпустить, старший Кум получил от своего стукача информацию, что на зоне из‑за Толика–Аркана вот-вот должна начаться буза. Сначала зэки объявят голодовку, требуя, чтобы его опустили в зону, а если голодовка не подействует, то пойдут и на открытое противостояние с администрацией.

Не желая испытывать судьбу, старший Кум уговорил спецчасть, и неугодного Вора быстро сплавили по этапу в другую колонию: пусть о нем у других болит голова.

Но именно с тех пор Грегорова перестали называть Арканом, а закрепилось за ним новое прозвище — Грек — на этот раз прозвище было производным от его фамилии.

Аркан–Грек старался не вмешиваться в междоусобные распри между «красным» и воровским миром, но только до той поры, пока эти распри сами не вмешивались в круг его обязанностей или лично не задевали его интересы. Тогда он давал решительный отпор.

Грегоров был открыто–прямым человеком и всегда сам привык разрешать все проблемы и конфликты, встающие на его пути.

В первое время, когда он только–только появился в зоне, его пытались подгрести под себя и старший Кум, и заместитель по режиму, и даже один крутой ДПНКа, имеющий связи в областном управлении внутренних дел. И это столь доставало и нервировало Аркана–Грека, что он однажды взял и неожиданно назначил всем троим встречу у себя в нарядной. Причем каждый из приглашенных гостей знал, кто будет на этой встрече. Для всех троих это оказалось столь неожиданным, что они решили явиться на встречу.

Когда вся троица явилась к точно назначенному сроку к дверям в нарядную, из кабинета начальника колонии, расположенного прямо напротив нарядной, появился Аркан–Грек и уважительно предложил:

— Прошу вас! — и отошел в сторону, как бы предлагая войти пришедшим в кабинет начальника колонии.

Не понимая, что происходит, но уверенные, что их приглашает сам полковник, офицеры молча вошли. Вошли, и с большим трудом удержались от восторженных возгласов: длинный стол, за которым начальник колонии обычно проводил оперативки, был накрыт на троих, и был богато уставлен дефицитными по тем временам копченой колбасой, фруктами, овощами, дорогим армянским коньяком, водкой и грузинским вином. А на месте начальника колонии стояла одна лишь рюмка, уже наполненная прозрачной жидкостью, похожей на водку, а рядом с ней — ломтик хлеба с кусочком селедки.

Быстро переглянувшись между собой, троица нерешительно остановилась в проходе. Они все еще были уверены, что их собрал сам начальник колонии для проведения какого‑то торжества.

Но Аркан уверенно опустился на место начальника и спокойно предложил:

— Вы садитесь, не стесняйтесь: гражданин полковник сегодня занят, а больше здесь никого не предвидится! Так что нам никто не помешает!

Трое старших офицеров колонии снова переглянулись, пожали плечами, и, чуть помедлив, нерешительно принялись занимать места: в их глазах можно было прочитать явное любопытство.

— Этот накрытый стол — моя попытка предложить вам нейтралитет между мною и вами. Вы делаете и решаете свои задачи, и я в них не вмешиваюсь, но и вы не мешаете мне решать свои проблемы и выполнять свою работу… Как, договорились? — ровным голосом поинтересовался Грегоров.

— Я — согласен! — тут же воскликнул ДПНКа, с трудом сдерживаясь от того, чтобы не наброситься на припасы.

— В принципе, и я не против мира! — без особого энтузиазма заметил заместитель по режиму.

— А если кто‑то не согласен? — неожиданно нахмурился старший Кум.

Капитан Спесивцев был еще совсем молод, а потому и не в меру строптив: он еще не приобрел жизненного и профессионального опыта своего дяди Баринова.

— А если кто‑то не согласен с моим предложением, то в моем лице он встретит человека, который дважды мир никому не предлагает! — спокойным, но довольно жестким тоном произнес Аркан–Грек и взглянул на капитана. — Так вы что, против моего предложения? — в лоб спросил он.

— С чего ты взял, Аркадий? — мгновенно улыбнулся старший Кум. — Но мне все же хочется задать тебе всего лишь один вопрос…

— Готов ответить на любой! — усмехнулся Аркан.

— А товарищ Черемных в курсе того, что ты воспользовался его кабинетом в его отсутствие? — капитан даже не попытался скрыть своего ехидства в голосе.

— Если вам так интересно, гражданин капитан, то вы можете сами об этом поинтересоваться непосредственно у самого гражданина полковника! Набрать его номер? — Грегоров взял трубку центрального пульта.

— Нет–нет! — тут же замахал рукой старший Кум. — Это я поинтересовался так, из чисто спортивного интереса!

— Что ж, в таком случае будем считать официальную часть нашей встречи оконченной, и присутствующие, если ни у кого нет других вопросов, могут приступать к более приятной части нашей встречи! А чтобы снять некоторую напряженность с ваших лиц, хочу довести до вашего сведения следующее: на этом этаже нет ни одного постороннего лица, и на время трапезы вы можете быть совершенно спокойны и не поглядывать на часы. Кроме того, если кто‑то, несмотря на договоренность, все‑таки решится меня сдать по причине выпитого алкоголя, сразу хочу предупредить: бесполезно! В моей рюмке — простая водопроводная вода! — он хитро улыбнулся и добавил: — По окончании застолья вас ждет хозяйская «Волга», которая и развезет каждого из вас до вашего дома…

Последние слова совсем добили неугомонную «троицу». Мало того, что для них шоком оказался богато накрытый стол в кабинете самого начальника колонии, который никогда и никому не доверял ключи от своего кабинета, так он еще и дал согласие на то, чтобы его машина довезла их до дома.

Каждый из этой троицы сделал вывод, что старшего нарядчика и начальника колонии связывает нечто большее, чем просто уважение между подчиненным и начальником. И будет разумно действительно согласиться на невмешательство в дела друг друга…

Но вернемся к Серому, шнырю старшего нарядчика, который пришел на субботнюю встречу с Пашкой–Гнусом.

— С Греком все нормально, — ответил Серый. — А что касается свежих новостей в отношении Грека, то мне кажется, у него всегда все будет нормально.

— Что ты имеешь в виду? — сразу насторожился Пашка–Гнус. — Или ты хочешь сказать, что Грек стал работать на «красных»?

— Я этого не говорил! — сразу возразил ему Серый.

— Ты прекрати мне тут загадки загадывать! — недовольно прошипел Пашка–Гнус. — Если есть что, говори прямо!

— Несколько дней назад меня вызвали задолго до утреннего развода в нарядную, редко, но так пару раз было, чтобы я успел убрать нарядную до прихода начальства…

— Говори точнее: когда, где, куда?

— В прошлую пятницу это было… — наморщил лоб Серый.

—Что было‑то?

— Точнее, в субботу!

— Так в пятницу или в субботу? — с трудом сдерживался Пашка–Гнус.

— В пятницу ЭТО было, а меня вызвали часов в шесть утра в субботу…

— И что? — нетерпеливо бросил Пашка–Гнус.

— Когда я пришел, то в нарядной была такая чистота, словно там только что прибрались.

— Не тяни!

— Я и не тяну, рассказываю по порядку, чтобы понятно было, — пояснил Серый. — Я к ночному дежурному, каптерка которого на первом этаже находится: в чем, мол, дело, земляк, в нарядной‑то чисто? Зачем вызывал, мол, понапрасну? А тот протягивает мне ключи, но не отдает мне, а говорит, что чистоту нужно навести не в нарядной, в кабинете Хозяина колонии. Потом кивнул идти за ним на второй этаж. Поднимаемся, открывает он кабинет полковника… — шнырь замолчал и многозначительно уставился на него.

— Ты будешь говорить или театр будешь тут ломать передо мной? — по–змеиному прошипел Пашка–Гнус. — Говори, чего ты там увидел?

— Кто‑то в кабинете Хозяина попировал по- взрослому! Прикинь: коньяк, вино, водка, икра красная, фрукты, рыбка дорогая…

— Тебе‑то досталось? — задумчиво ухмыльнулся Пашка–Гнус.

Он пытался понять, в честь чего приключилась сия вечеринка в пятницу, да еще в кабинете начальника зоны, который в пятницу ушел едва ли не сразу после обеда? Может, он по–тихому вернулся и повеселился с кем‑то от души? Стоп, но на что намекал Серый, говоря о том, что у Грека ВСЕГДА будет все нормально?

— Слушай, Серый, — едва ли не ласково заговорил он, — у меня такое впечатление, что ты знаешь гораздо больше, чем говоришь, я прав? Ночью что, Хозяин оттягивался?

— Если бы, — хитро ощерился шнырь, радуясь тому, как нервничает Пашка–Гнус, а потому не спешил, растягивал удовольствие.

— А по бестолковке своей получить не хочешь? — истерично взвизгнул тот.

— Ну вот, чуть что, руки распускать, — Серый сделал вид, что обиделся.

— А ты не тяни, — чуть смягчился Пашка–Гнус. — Никто тебя бить не собирался, это я так, для профилактики! Рассказывай дальше!

— Если коротко хочешь, то ночью в кабинете Хозяина гулял совсем не он…

— А кто?

— Поначалу ночной молчал как партизан, но я пообещал ему пачуху вышака и он сдался, — Серый выразительно замолчал.

— Вот, держи! — Пашка–Гнус сунул ему пачку азербайджанского чая высшего сорта.

— Совсем другое дело! — обрадовался Серый. — Компашка подобралась что надо! Прикинь: старший Кум, зам по режиму и ДПНКа–Пончик… — он вновь оборвал сам себя.

— И все? — Пашка–Гнус был явно разочарован.

— Все да не все! — парня в буквальном смысле распирало от удовольствия.

— Нет, пора тебя бить!

— Ударь и не узнаешь, кто был четвертым! — пригрозил Серый и выжидающе взглянул на него.

— Ладно, не бери в голову, земляк! — Пашка–Гнус уже понял, что он сейчас узнает нечто важное, а потому впервые решил поощрить своего информатора заранее и протянул ему вторую пачку чая.

Серый тут же сунул пачку в карман, и принизил голос до шепота:

— А четвертым в компании как раз и был… Грек!..



Глава 28

ПОЛКОВНИК ЧЕРЕМНЫХ

Никому из присутствующих на той странной вечеринке в кабинете Хозяина колонии и в голову не могло прийти, что Аркадий является родственником самого полковника Черемных. А оказалось, что он не просто дальний родственник, а женат на двоюродной полковничьей сестре, которая, кстати, была ему как родная дочка. И за изнасилование которой Аркадий тогда и убил своего бывшего напарника по бизнесу.

Если Аркадий мог простить помощнику кражу денег фирмы, то простить такого подлого и мерзкого коварства своему бывшему другу, которому доверял, как самому себе, не смог!



Да и скажи, Читатель, кто бы из вас смог?



Но именно полковник Черемных и уговорил Аркадия не рассказывать и даже не упоминать, во время следствия и на суде, об изнасиловании его сестры, чтобы не портить ей молодую жизнь.

Он тогда прямо сказал Аркадию:

— Ведь тебя, Аркаша, все равно посадят в любом случае и дадут немалый срок, а у нашей с тобой Леночки еще вся жизнь впереди… Или ты не любишь ее?

Но Аркадий беззаветно любил жену и с первого дня знакомства относился к ней столь трепетно и с такой теплотой, что боялся даже пылинки с нее сдувать.

За шесть лет супружества он ни разу не повысил на нее голос, а потому он и ответил чисто по- мужски:

— Я очень люблю свою жену и не хочу портить ей жизнь! Зачем страдать обоим, если можно страдать одному? Так что, товарищ полковник, можешь быть уверен на все сто: я ни слова не скажу о том, что сотворил этот подонок с нашей Леночкой!

Однако и младшая сестренка полковника искренне любила Аркадия и всем окружающим не стеснялась говорить о том, что каждый день благодарит Бога за то, что встретила своего Аркадия.

К помощнику своего мужа Алексею Леночка относилась как к его младшему брату: всегда была приветлива, радушна и гостеприимна. В тот роковой день у них с Аркадием как раз намечалось празднование годовщины их свадьбы.

Леночка носилась по дому в хлопотах по подготовке к празднику, когда к ним в дом явился помощник Аркадия — Алексей. Леночка никого не ждала и была одета по–простому, в коротенький домашний халатик, а на голове был художественный беспорядок, который трогательно смотрелся на ее симпатичной головке.

— Тебе чего, Лешенька? — спросила Леночка, не отрываясь от хлопот по дому.

— Вот, Аркадий попросил вам передать, — Алексей протянул ей два огромных полиэтиленовых пакета с разнообразными вкусностями. — А еще он просил передать, что задержится на час: неожиданно приехали партнеры из Японии и придется уделить им какое‑то внимание, — пояснил Алексей.

При этом его глаза безотрывно смотрели с нескрываемым вожделением на чуть приоткрывшуюся из‑под халатика красивую молодую женскую грудь.

Он только что встречал вместе со своим шефом их японских партнеров по бизнесу и, конечно же, не посмел отказаться выпить с ними шотландского виски за знакомство. Его шеф Аркадий с пренебрежением относился к алкоголю, и поэтому отдуваться пришлось ему, как помощнику Генерального директора фирмы.

Одна рюмка, другая, потом они сопроводили гостей в отель, где выпили еще по одной, а потом Аркадий приказал ему забрать из его машины пакеты для семейного торжества и отвезти их жене.

В жену шефа Алексей всегда был тайно влюблен и всякий раз выжидал момента, когда он якобы нечаянно смог бы прикоснуться к ее платью, ощутить аромат ее духов, да просто перехватить взгляд ее зеленых глаз. Иногда он настолько уходил в свои мечты о жизни с ней, что мог не заснуть до самого утра, прижимая к лицу ее платочек, выкраденный им, по случаю, из ее сумочки. Ее запах, исходящий от платочка, был столь осязаем и насыщенным, что он по нескольку раз извергался бурным потоком страстного нектара и менял за ночь не одни трусы.

В своих мечтах он твердо верил, что придет время и Леночка увидит и осознает, с кем она связала свою судьбу, поймет, что совершила ошибку, и обратит внимание на того, кто ее боготворит с первого же взгляда, с того уникального дня, когда он впервые увидел ЕЕ.

Нет, он никогда не заходил в своих мечтах за грань дозволенного приличиями. Но в тот день как‑то все совпало: он, изрядно накачанный алкоголем, соблазнительно открывшаяся грудь, стройные женские ножки из‑под коротенького халатика, манящий запах ее тела. Влажные губки так соблазнительно воркующие что‑то. Да еще и ее нежное прикосновение к его руке, когда она забирала у него пакеты. В момент этого соприкосновения через все его тело пробежал такой электрический заряд, словно его действительно ударило током.

От этого прикосновения он замер, не в силах сдвинуться с места, не мигая, уставился на ту, которую тайно обожал и вожделел каждую ночь. Словно сомнамбула Алексей двинулся за ней в гостиную, не отрывая взгляда от сексуально вздернутых ягодиц женщины.

Когда Елена, положив пакеты на стол, повернулась к нему, чтобы спросить его о чем‑то, с ее лица радужная улыбка мгновенно стерлась, словно по рисунку прошлись ученическим ластиком: она сразу обратила внимание на его совершенно безумный взгляд, все, конечно же, поняла и страшно испугалась. Нет, как не странно, она напугалась не за себя, а за него. Она подумала, что с ним случился приступ.

— Что с тобой, Леша? — мгновенно пересохшими губами спросила хозяйка дома.

Помощник не ответил, а просто двинулся к ней навстречу, глядя на нее безумными, остекленевшими и от этого страшными глазами. Вполне возможно, что если бы он не совершил сегодня уже одно преступление, если бы не был бы накачан алкоголем, если бы ее грудь не была так соблазнительна, то наверняка бы одумался, но…

Слишком много «если»!… Допустим, одумался в тот день, но когда‑нибудь нарыв наверняка бы вскрылся!..



А все действительно началось с самого утра, когда Алексей, появившись в кабинете шефа на полчаса раньше хозяина, обнаружил сейф своего шефа незапертым.

Вполне вероятно, накануне вечером Аркадий был столь утомлен трудным днем: постоянные встречи, переговоры, что просто забыл закрыть сейф.

В мозгу Алексея мгновенно пронеслось:

«Сама Судьба предоставляет мне шанс! С большими деньгами Елена быстро полюбит и меня!»

И он, быстро набрав личный код шефа на его компьютере, перевел на свой секретный счет в оффшоре, почти всю наличность со счетов фирмы. Алексей не боялся быть пойманным, он знал, что подозрение упадет на Аркадия: только он знал код доступа к банковским счетам фирмы. А тут еще и такой уникальный случай: шеф сам посылает его к его любимой Елене…



Сейчас, находясь наедине с предметом Своей страсти, Алексей ощущал себя всесильным, едва ли не самим Богом, человеком, от одного взгляда которого Прекрасная Елена окаменела настолько, что не в силах была сдвинуться с места, да просто пошевелиться. Алексей подошел, готовый к ее яростному сопротивлению, но женщина действительно не двигалась: от испуга все ее тело застыло, а мышцы в буквальном смысле одеревенели, а помощник расценил ее неподвижность, как согласие к своим решительным действиям.

И Алексей не заставил себя ждать женщину. Он действовал, словно робот: взял и резким нахальным движением сорвал с нее халатик, но и после этого она даже не шевельнулась, словно действительно окаменела.

А его глазам открылись розовые соски на такой соблазнительно упитанной, налитой, словно спелое яблоко, груди, тонкая талия над крутыми бедрами, что у него даже дух захватило. И вдруг на одном из сосочков он увидел просочившуюся капельку материнского молозива.

Дело в том, что Елена только сегодня утром узнала о своей трехмесячной беременности: исчезновение менструации она расценила как простую задержку и протянула так долго, что когда все‑таки решила посетить женскую консультацию, с удивлением узнала, что она уже беременна на третьем месяце. Это было для нее такой радостью, что Елена захотела преподнести сюрприз своему любимому мужу именно сегодня, в годовщину их свадьбы. Ведь Аркадий столько лет был одержим одной идеей, и только о ней и говорил: он мечтал иметь собственного ребенка буквально с первого дня знакомства.

Эта полупрозрачная капелька на розовом сосочке настолько возбудила подонка, что он вдруг, словно вампир, впился губами в этот сосок и стал грубо высасывать из него горьковато–сладкую жидкость, постанывая от страсти. А женщина, никогда в жизни не сталкивающаяся с подобной грубостью, неожиданно потеряла сознание и кулем осела перед ним на пол.

Но это лишь подстегнуло насильника: он разорвал на ней ажурные трусики и нетерпеливо принялся расстегивать свои брюки. И как только ему удалось освободить из плена своего приятеля, и он уже хотел ворваться им в ее соблазнительную пещеру, как неожиданно разочарованно замер на миг: он понял, что ни за что не успеет донести своего приятеля до ее кучерявых зарослей — расплескает нектар по дороге. А потому, резко поднявшись на колени, сунул уже плюющуюся нектаром плоть женщине в рот: он уже находился во власти собственного желания и прочь отбросил сантименты.

Женщина была в глубоком обмороке и ничего не чувствовала, но когда жидкость заполнила все пространство ее рта, Елена, чтобы не задохнуться, инстинктивно проглотила жидкость и тут же закашлялась.

— Все хорошо, любимая, все хорошо! — дрожа от страсти, приговаривал он. — Теперь ты находишься под моей защитой! Теперь я так богат, что ты, Леночка, никогда ни в чем не будешь нуждаться!

Неустанно качая обмякшей плотью взад–вперед и тиская словно теннисный мячик, ее налившуюся грудь нетерпеливыми грубыми пальцами, он ждал, когда его приятель вновь наполнится энергией.

И когда тот постепенно снова набрал силу и вздыбился от страстного нетерпения, он быстро соскользнул вниз и принялся ласкать пальцами между ее нижних губ. И как только они набухли кровью и обильно смазались соком страсти, его приятель нетерпеливо ворвался между ними, уткнулся в переднюю стенку ее матки, замер на мгновение, как бы прислушиваясь к своим ощущениям, и медленно двинулся назад. А его губы впились в ее сосок, и негодяй принялся, словно пресмыкающееся животное, высасывать из нее и втягивать в себя горьковатую жидкость материнского молозива.

Елена вдруг глухо застонала и чуть приоткрыла глаза. Сначала она увидела перед собой чьи‑то налитые кровью глаза. Женщина ничего не могла понять: что происходит? Кто этот мужик? Почему, она лежит на полу? Что с ней? Отчего у нее оголенная грудь? Неожиданно пришло в голову, что ей стало плохо, и она просто потеряла сознание, а этот мужчина помогает ей прийти в себя: делает искусственное дыхание.

И тут Елена узнала помощника своего мужа:

— Что случилось, Алеша?

Но парень уже ничего не соображал, а продолжал Качать своим насосом между ее ног и больно впиваться в ее тело: губы, грудь, шею…

И до нее дошло, что парень ее просто насилует!

Она ощутила себя столь омерзительно, что громко вскрикнула:

— Господи, ты что делаешь? — и попыталась оттолкнуть его, скинуть с себя.

Но насильник был намного тяжелее, сильнее, да еще, чтобы не дать ей позвать на помощь, сдавил ее горло своими цепкими пальцами и перекрыл доступ кислорода в легкие. Женщина вновь потеряла сознание, а он, ни на миг не останавливаясь, довел до конца свое желание и извергнулся бурным потоком…



Когда Аркадий вернулся с работы, помощника, конечно же, уже не было, Елена успела привести себя в порядок и ничего не рассказала ему о страшном предательстве его Алексея, не рассказала даже о своей беременности и все сделала, чтобы праздник прошел на славу, и ничто не омрачило лицо ее супруга. И только под утро Елена призналась ему, что беременна. Невозможно себе представить радость Аркадия, который готов был прыгать до самого потолка. А придя на работу и узнав об исчезновении денег со счетов фирмы, он даже был готов простить своего помощника, уверенный, что тот просто оступился: как говорится, черт попутал! Но парень зарвался и не только оскорбил своего благодетеля, но и цинично признался в изнасиловании его любимой жены!

Если бы во время следствия или даже на суде вскрылась правда об изнасиловании, то максимум, который грозил Грегорову — десять, а то и пять лет усиленного режима. Но Аркадий дал слово своему родственнику — полковнику Черемных, которому обо всем рассказала Елена — скрыть историю с изнасилованием. Именно полковник и уговорил его дать ему слово, что он никогда не заикнется об этом изнасиловании, и Аркадий сдержал его даже в тот момент, когда суд приговорил его к высшей мере наказания — к расстрелу.

Чувствуя вину перед зятем, полковник Черемных сделал все возможное, чтобы добиться отмены «высшей меры наказания». А потом и организовал для него направление для отбывания срока в той колонии, где он и был начальником.

А когда его внезапно перевели на проблемную «двойку», сумел забрать вместе с собой и своего родственника, сославшись на то, что «двойка» достаточно трудная колония, находящаяся на грани расформирования, коллектив сотрудников — новый, а потому ему просто необходимы люди, которым он может доверять на новом месте. Начальство с его доводами согласилось и дало «добро» на перевод.

Полковник Черемных относился к той вымирающей категории людей, у которых было трепетное отношение к порядочности, к чести. И его, без натяжки, можно было безоговорочно отнести к числу честных и порядочных трудоголиков.

— Черемных не был кадровым военным, не заканчивал высшего специального милицейского образования. После окончания средней школы Валентин закончил МВТУ имени Баумана и ему пророчили успешную карьеру ученого в области космоса.

Уже на первых курсах студент Черемных написал работу, которую высоко оценил академик Кристи, у которого он посещал факультативный семинар. На этом семинаре речь шла о транспортах, двигающихся на воздушных подушках. По тем временам это была особо секретная тема разработок, а потому все, кто имел к этой теме отношение, находились под особым контролем Первого отдела.

Но когда до получения диплома оставалось несколько дней, и все руководство конструкторского факультета МВТУ имени Баумана было уверено, что кто‑кто, а уж Валентин Черемных не только получит «красный» диплом, но его и непременно пригласят работать в группе академика Кристи, все их предположения рухнули в одночасье. Совсем неожиданно Валентин получил обычный, «синий», диплом, несмотря на то, что он защитился на «отлично» и не имел ни одной «четверки» за все время учебы в училище имени Баумана.

Валентин Черемных ничего не понимал и был уверен, что это просто какая‑то техническая ошибка сотрудников экзаменационной комиссии и уже подготавливал письменный протест на имя председателя экзаменационной комиссии института, как его неожиданно вызвал к себе декан конструкторского факультета.

Когда Валентин вошел в его кабинет, то сразу догадался: случилось что‑то серьезное. Профессор отводил взгляд в сторону, словно стесняясь смотреть ему в глаза.

У Валентина все похолодело внутри, и он стоял молча, переступая с ноги на ногу. Молчание затянулось на несколько минут и это становилось все утомительнее для них обоих.

Наконец, профессор виновато поднял взгляд на выпускника:

— Понимаете, товарищ Черемных, вы были у нас одним из самых лучших студентов на факультете… — декан сделал паузу, словно подыскивая нужные слова, — но было… решено… — он выразительно посмотрел наверх, — …что вы недостойны «красного» диплома… Более того, работать вас направляют в Комсомольск–на–Амуре…

— В Комсомольск–на–Амуре? — машинально переспросил Валентин и тут же с удивлением воскликнул: — Но там же нет ни одного предприятия, связанного с моей специальностью…

Валентин все еще продолжал верить в какую‑то мифическую ошибку, допущенную кем‑то в отношении него.

Профессор выразительно развел руками, наклонился и тихо прошептал ему на ухо:

— Вас лишили допуска… — затем суетливо протянул ему документы и диплом. — Надеюсь, у вас все сложится… — он тяжело вздохнул, недовольно крякнул, злясь на самого себя, и резко опустился в свое кресло…

Только теперь Валентин все понял: его лишили допуска секретности, что автоматически вычеркивало его из профессии. Конечно, он мог остаться в этой профессии чисто номинально, на преподавательской работе, к примеру, в средней школе преподавать физику, но это был потолок для его карьеры, который его никак не мог устроить.

Валентин был в таком трансе, что не знал, что делать, куда бежать, к кому обратиться. И тут мозг выудил из его памяти одно имя из далекого детства: Валентин вспомнил о своем приятеле, с которым они выросли в одном дворе и провели детство до самого поступления в институт. Валентин поступил в Бауманское училище, а его приятель — в Омскую школу милиции, то есть пошел по стопам своего отца, который, к тому времени, уже был назначен первым заместителем министра МВД.

Пару недель назад они встречались, посидели в ресторане, отмечая защиту дипломной работы Валентина, и Александр, уже ставший капитаном милиции, и успевший занять пост начальника отдела ГУИТУ, как бы в шутку сказал ему:

— Послушай, дорогой Валентин, ты что, хочешь всю жизнь корпеть над чертежами и заработать на старости лет рак легких? — и неожиданно предложил: — Иди к нам работать!

— К вам? Охранять преступников? — невольно воскликнул Валентин с некоторой брезгливостью.

— Охранять преступников есть кому, — недовольно скривился Александр. — Перевоспитывать и возвращать стране достойных строителей коммунизма— вот задача грамотных и честных сотрудников нашего управления, для которых такие понятия, как патриотизм и Родина не пустые звуки! — несмотря на пафос, было заметно, что молодой капитан искренно верит в то, о чем говорит.

Не желая обижать своего друга детства, Валентин перевел разговор на другую тему. Но сейчас, вспоминая их разговор, Валентину уже не казалось, что работа, которой занимается Александр, унизительна и неблагодарна. Действительно, кому‑то же нужно заниматься и перевоспитанием оступившихся людей? И чем больше он размышлял на эту тему, тем больше ему хотелось попробовать использовать свои силы совершенно в другом качестве. Ему неожиданно пришло в голову: а что если этот поворот в его Судьбе не простая случайность, а знак, поданный ему свыше?

Короче, Валентин взял и позвонил Александру и тот, услышав в голосе его нерешительные сомнения в правильности своего решения, сразу поддержал его и активно включился в его профессиональное обустройство. Обратился к отцу, который, к счастью, всегда относился к их дружбе положительно и частенько ставил сыну Валентина в пример. Тем не менее должность обязывала, и генерал навел о Валентине справки в институте, получил положительные отзывы, с одной стороны, и странные недоговоренности — с другой. Копнул глубже и узнал, почему прокатили парня с «красным» дипломом.

Кто‑то из дотошных сотрудников спецотдела, узнав о том, что фамилия Черемных встречается в царских бумагах, на всякий случай перестраховался и вычеркнул Валентина из списка студентов, допущенных к работе с секретными материалами.

По существу, единым росчерком пера этот бездушный чиновник перечеркнул судьбу Человека!

Кто знает, может, он лишил страну еще одного Королева или Туполева.

С большим трудом, сдержавшись от того, чтобы не пройтись «по матушке», первый заместитель министра понял, что добиться отмены заключения заместителя начальника Первого отдела возможно, но только чисто теоретически. По существу, никто не решится отменить это решение: вдруг в дальнейшем что‑то произойдет? А потому генерал даже не стал и пытаться: плюнул и предложил Валентину встретиться у них дома.

И как только приятель его сына переступил порог их квартиры, сам вышел к нему навстречу.

— Ты посмотри, как возмужал наш Валентин! — воскликнул отец Александра, похлопывая Валентина по плечам: парень был едва ли не на голову выше него, да и в плечах Бог его явно не обидел.

— Так получилось, — смущенно улыбнулся тот

— Ладно, пока мать с сыном хлопочут по хозяйству, пойдем поговорим по–мужски! — и как только они оказались вдвоем в его кабинете, генерал сказал: — Александр просит, чтобы я организовал тебе направление для работы в ГУИТУ.

Он внимательно посмотрел ему в глаза, но Валентин выдержал и не отвел взгляда в сторону.

— Как ты понимаешь это для меня, как первого заместителя министра МВД, не проблема, но мне хочется узнать от тебя лично, чего ты сам хочешь? — продолжил генерал. — Не является ли это решение жестом отчаяния?

— Думаю, что вы в курсе того, что меня лишили допуска, — прямо сказал Валентин.

— В курсе, в курсе, — генерал вдруг подмигнул. — У нас тоже имеется свой Первый отдел, который осуществляет допуск, но это уже моя забота, — он вопросительно взглянул на него. — Я же не думаю, что ты спал и видел во сне, как бы тебе стать милиционером?

— Вы правы, товарищ генерал!

— Отставить субординацию: если ты забыл, то меня зовут Арсений Петрович.

— Не забыл! — возразил Валентин. — Вы правы, Арсений Петрович, я мечтал стать ученым, мечтал строить корабли для космоса, но так уж получилось, что судьбе было угодно, чтобы я стал помогать вернуться в строй оступившимся людям, помог им стать полезными членами общества, своей страны…

— Узнаю мысли своего сына, — улыбнулся генерал.

— Это плохо?

— Это могло быть плохо, если бы эти слова шли не от души, а в силу необходимости уговорить кого- то, к примеру меня, что‑то сделать! — прямо ответил Арсений Петрович.

— Вы считаете, что я мог пойти на такое? — с обидой заметил Валентин.

— Ну, дорогой Валентин, если бы я так считал, то давно закончил этот разговор. И должен отметить, что мне приятно, что приятель моего сына твердо стоит на ногах и не пеняет на судьбу, а смело идет вперед, пытаясь найти свое призвание на другом поприще. Вот что я предлагаю: сначала возьму тебя своим помощником по координации работы министерства с ГУИТУ, а ты, параллельно с работой, окончишь курсы повышения квалификации, а потом посмотрим, к чему у тебя будет лежать душа. Как ты на это смотришь?

— Конечно, положительно! — воскликнул Валентин.

— В таком случае, товарищ старший лейтенант, завтра к восьми часам утра ты должен быть с документами у меня в приемной! — чуть заметно улыбаясь, подытожил генерал и добавил: — Не забудь сделать фотографии для документов…

— Слушаюсь, товарищ генерал! — вытянувшись по стойке «смирно», четко ответил Валентин.

— Настоящий военный! — одобрительно заметил генерал и тут же спросил: — Ты семейный?

— Пока нет, товарищ генерал! — чуть смущенно ответил Валентин.

— Ты не тяни с этим делом: настоящего офицера должны дома ждать любящая заботливая жена и дети, которые продолжат твой род!.. — серьезно заметил генерал и весело спросил: — Все понял?

— Так точно, товарищ генерал: как только, так сразу! — воскликнул Валентин…



Валентин Черемных был исполнительным, пунктуальным и достаточно требовательным работником. И очень хорошим семьянином. До тридцати лет, занимаясь карьерой, ему было не до женщин, но после того, как первый заместитель министра взял его к себе помощником, а особенно после его слов- пожеланий о жене и детях, задумался по–взрослому. Действительно, не пора ли ему влюбиться? А он был такой человек, что если ставил перед собой цель, то старался быстрее воплотить ее в жизнь…

Свою любовь он нашел, как говорится, не отходя от кассы, на службе. Старший лейтенант Любовь Черновицкая работала, как раз в злополучном месте: в Первом отделе. Валентин пришел оформлять свой допуск и… влюбился с первого взгляда. А когда узнал, что имя черноокой девушки с огромной косой — Любовь, а ее фамилия перекликается с его собственной фамилией, решил, что сама Судьба послала ему эту красавицу. Через пару месяцев они поженились, а вскоре у них родилась Леночка, а еще через год Наташа. Службу Люба не оставила и как только девочек можно было направить в детский сад, сразу вернулась в любимый отдел, а когда Валентина назначили начальником «двойки», не задумываясь ни минуты, отправилась с ним на новое место работы и возглавила там спецотдел уже в чине майора…



Служебный рост Валентина был стремительным: уже через три с половиной года он стал майором, успел защитить диссертацию на тему «Воспитание осужденных при психологически–неустойчивых условиях жизни в семье».

Защитился на отлично, получил степень кандидата и внеочередное звание подполковника, по своей личной просьбе был назначен на должность заместителя начальника по политико–воспитательной работе знаменитой Бутырской тюрьмы. Потом после того как начальник, желая избавиться от серьезного конкурента, написал отличную аттестацию на Валентина с предложением его перевода на самостоятельную работу, ему предложили должность начальника колонии строгого режима, а позднее, повысив в звании, и предложили возглавить ту самую проблемную «двойку».

Полковник, конечно же, понимал, что колония «двойка» весьма опасный, по существу, двоякий шанс для него: либо он сломает на ней шею, либо сможет доказать всем, что он чего‑то стоит в этой жизни.

Это как в его любимом сопромате, про который у них в Бауманском училище говорили: «Сдашь сопромат — жениться можешь!», то есть назначение начальником на «двойку» — своеобразное его испытание на прочность характера и профессиональных качеств.

Конечно же, полковник понимал и то, что, взяв под свою плотную опеку своего родственника, он серьезно рискует: стоит начальству прознать об их родстве, он может не только погоны потерять, но и работу вообще. Однако поступить иначе он не мог: так он был воспитан с самого детства. Он был человеком чести, и для него понятие чести было гораздо выше всего остального. Он был ответственным за Аркадия с того самого момента, когда попросил _ его скрыть правду об изнасиловании собственной жены, а такое испытание может пройти только настоящий мужик!

И Валентин таким мужиком и оказался: рискуя не только свободой, но даже собственной жизнью, он дал полковнику слово молчать. Разве он, носящий высокое звание советского офицера, может его предать? Конечно же, нет!

Не говоря уже о том, что его сестра Леночка продолжает безумно любить Аркадия, с нетерпением ждет его возвращения и одна растит их дочку. Нет, он обязан сделать все, чтобы Аркадий как можно быстрее вернулся к жене и дочери. Это будет справедливо не только для Аркадия, который изначально мог получить совсем другой срок, более меньший, чем сейчас, но справедливо и перед родителями Елены, которым он, полковник Черемных, незадолго до их трагической гибели в железнодорожной катастрофе, поклялся всячески оберегать их дочь, заботиться о ней, стать ей как бы вторым отцом…



Главка 27

5–й сон Семы–Поинта — «УЧИТЕЛЬ»