Джордж Хичкок

Приглашение на охоту

Повинуясь первому импульсу, он едва удержался, чтобы не швырнуть в камин полученное приглашение. Они принадлежали к разным классам, и с их стороны было самонадеянностью на основании пары незначащих фраз в супермаркете и нескольких случайных встреч на поле для гольфа включить его в список гостей на уик-энд. Конечно, Фред Перкинс часто видел их, гуляющих за высокой чугунной оградой, окружавшей их поместье: женщины в длинных вечерних платьях разливали мартини под полосатыми тентами; им помогали мужчины, облаченные в белоснежные смокинги или клубные пиджаки, — однако все это было так же недосягаемо, как торжественный обед в Белом доме у президента.

— Самое правдоподобное объяснение, — сказал он Эмили, — что меня с кем-то спутали.

— Это невозможно, — возразила жена, поворачивая конверт, изящно держа его тонкими розовыми пальцами. — В Марин-Гарденс всего один Фред Перкинс. К тому же номер дома указан правильно.

— Не понимаю. Почему из всех они пригласили именно меня?

— Глупышка, ты должен радоваться, — подавая плащ, Эмили заботливо сунула ему в карман пару сэндвичей, завернутых в фольгу. — Это настоящее признание. Ты постоянно ворчишь, что мы почти не общаемся с соседями, с тех пор как переехали сюда.

— Невероятно, — пробормотал Перкинс, — хотя я все равно никуда не пойду. И он торопливо выбежал из своего одноэтажного коттеджа на автобусную остановку

Всю дорогу, пока он ехал на работу, он, как собака с мозговой костью, терзался и размышлял над казавшейся неразрешимой проблемой: каким образом он привлек их внимание? Что в его внешности или манерах выделило его из остальной массы4? Наверное, это произошло в тот день, когда в бухту влетел гоночный скутер с веселой компанией молодежи из поместья. По чистой случайности (как это казалось теперь) он оказался единственным человеком на пирсе и принял швартовы. Фред с удовольствием вспомнил этот момент — загорелая блондинка перегнулась через бушприт с мотком троса в руке. «Лови!» — крикнула она и сразу же швырнула ему моток. Он ловко поймал его и крепко обмотал вокруг бетонной тумбы, помогая скутеру мягко пришвартоваться. «Спасибо!» поблагодарила блондинка, подтягивая свой конец троса, однако в ее глазах не было даже намека, что она замечает его; минуту спустя, когда лодка причалила, она не только не пригласила его подняться на борт, но вела себя так, как будто вместо него было пустое место. «Нет, едва ли это произошло тогда», — подумал Фред.

На рабочем месте в агентстве он напрасно пытался забыть о неразрешимой проблеме; внутренние голоса целый день продолжали шептаться в его голове. Наконец, когда мысли о работе окончательно покинули его утомленный мозг, Фред поднялся из-за стола и спустился в вестибюль к телефону-автомату (несколько лет назад письменный выговор Хендерсона навсегда отучил его от привычки использовать телефон агентства для частных переговоров), откуда за десять центов позвонил своему партнеру по гольфу, Бианчи.

Они встретились во время обеденного перерыва в скромном ресторанчике на Мэйден-Лэйн. Бианчи был молодым человеком, недавно окончившим юридический колледж и до сих пор ослепленным невероятным блеском высшего света.

«Это встряхнет его, — подумал Перкинс, — ведь он принадлежит ко второму поколению итальянских иммигрантов: едва ли кто из его предков получал подобные приглашения».

— Проблема в том, — сказал он вслух, — что я не знаю, зачем меня пригласили. Мы едва знакомы. Хотя мне не хотелось бы, чтобы мои действия рассматривались как… ну…

— Неуважение? — подсказал Бианчи.

— Наверное. Или назовем это просто бестактностью. Нельзя недооценивать их влияние.

— Сначала нужно взглянуть на приглашение, — сказал Бианчи, допивая свой вермут. — Оно с тобой?

— Разумеется.

— Тогда показывай.

Бедняга Бианчи! За такое приглашение он отдал бы полжизни. Это было так же очевидно, как и то, что со своим неправильным английским и прыщами на лице он еще в жизни не получал ни одного. Перкинс вытащил из папки продолговатый конверт и извлек из него твердую картонную открытку с серебряным обрезом, которую положил перед собой на стол.

— Буквы выгравированы, — заметил он.

— Так и должно быть. — Прежде чем приступить к чтению, Бианчи надел очки в тяжелой роговой оправе. — Но это ничего не доказывает, если нет водяных знаков.

Он поднес конверт к настольному светильнику, надеясь — как показалось Перкинсу, — что вся история окажется сплошным надувательством.

— Все на месте, — признал он. — Боже мой!

Перкинс уловил нотку ворчливого уважения в его голосе, когда Бианчи указал пальцем на двух львов, вставших на задние лапы и опирающихся на поделенный на четыре квадрата щит.

— Это настоящий герб рода Мак-Коев, никакой ошибки.

— Мне-то какая разница? — с оттенком раздражения поинтересовался Перкинс.

— Сначала выясним некоторые подробности. Бианчи внимательно изучал староанглийскую вязь на открытке:

Удовольствие лицезреть вас на охоте

КРАЙНЕ ЖЕЛАТЕЛЬНО

шестнадцатого августа сего года.

P. S. Соответствующая экипировка об.

— «Об.» означает — обязательна, — объяснил Бианчи.

— Я знаю.

— И что?

— Дело в том, — чересчур бодрым голосом сказал Перкинс, — что я не собираюсь никуда идти.

Он чувствовал, с каким недоверием смотрит на него Бианчи, но это только подстегивало его упрямство.

— Досадное недоразумение. Мы всего лишь соседи, и так получилось, что у меня несколько другие планы на шестнадцатое.

— Хорошо, хорошо, — успокаивающе отозвался Бианчи, — незачем так кричать, я прекрасно слышу.

Вспыхнув от смущения, Перкинс огляделся по сторонам и наткнулся на укоризненный взгляд официанта. Очевидно, переживая затруднительное положение, он потерял контроль над своими чувствами; он поспешно вложил приглашение обратно в конверт и закрыл папку. Бианчи уже встал и складывал салфетку.

— Поступай как знаешь, — сказал он, — но помни: в городе есть по меньшей мере дюжина людей, которые готовы отдать правую руку за такое приглашение.

— Но я не охочусь!

— Никогда не поздно научиться, — холодно ответил Бианчи и подозвал официанта; расплатился и вышел.

Тем временем новость о приглашении достигла агентства. Вернувшись в офис, Перкинс отметил повышенный интерес к своей персоне. Мисс Незерсоул, младший библиотекарь, остановила его возле автомата с газированной водой.

— Я так рада за вас, мистер Перкинс! Во всем агентстве не найти более достойного человека. — Ее голос громыхал, как кузнечный молот.

— Спасибо, — пытаясь скрыть смущение, Фред отвернулся к автомату, — но если честно, я никуда не иду.

— Не идете? — резкий, поставленный голос (результат долгой работы с диктофоном) взорвался каскадом лающего смеха. — И вы заявляете это с невозмутимым лицом? Вы видели список приглашенных?

— Нет, — коротко сказал Перкинс.

— Там все указано. Списки гостей, прислуга, даже карта маршрута. Я отдала бы все на свете за такое приглашение!

«Без сомнения, — подумал Перкинс, оглядывая ее угловатую, мужеподобную фигуру, практически без груди. — Это единственное развлечение из оставшихся доступными тебе». Однако вслух он сказал:

— У меня другие планы на шестнадцатое, — и вернулся обратно за свой стол.

Прижатый пресс-папье, на столе лежал отпечатанный список приглашенных. Прекрасно понимая, что глаза всех сидящих в офисе незаметно наблюдают за ним, Фред не решился раскрыть его; вместо этого он сунул список в карман пиджака и как ни в чем не бывало уселся в кресло. Часом позже он небрежно поднялся и, миновав длинный ряд столов, спустился в мужской туалет, где в плотно запертой кабинке опустился на унитаз и дрожащими руками расправил на коленях полученный список. Мисс Незерсоул оказалась права: собрание гостей действительно впечатляло. Три внушительные колонки заполняли имена; напротив имен, как алмазы, сверкали титулы и звания; тут были генералы, конгрессмены, промышленники и президенты университетских ассоциаций; затем шли издатели солидных журналов, известные киноактрисы и полярные исследователи; еще ниже располагались ведущие телепрограмм, регенты, выдающиеся романисты, — Перкинс был просто не в состоянии переварить весь список. Его глаза заскользили по сверкающим буквам и наконец уперлись в предмет бессознательных поисков тисненую надпись: «Мистер Фред Перкинс». Скромное имя, без титулов и званий — даже без указания профессии. Перечитав четыре раза собственное имя, он аккуратно сложил список и сунул обратно в карман пиджака.

— Ну что ж, — он улыбнулся, плотно поджав губы, — все равно не пойду…

Однако Эмили, очевидно, тоже видела список.

— Телефон звонил целый день, — сообщила она, как только Фред вошел в дом и поставил свой «дипломат» на плетеное кресло рядом с телевизором. — Само собой, все сгорают от зависти, хотя никто не признается, так что мы не получили ничего, кроме поздравлений.

Она помогла ему снять плащ.

— Идем в гостиную, — загадочно прошептала она. — У меня приготовлен небольшой сюрприз для тебя. Зазвонил телефон.

— Нет, подожди. Без меня не входи. Он постоял, нерешительно переминаясь с ноги на ногу, пока она не вернулась.

— Это Карриганы, — объявила она. — Бетти приглашает нас на вечер семнадцатого. Дата, естественно, не случайна, — добавила она. — Они надеются выкачать из тебя все подробности до того, как их услышат другие. А сейчас идем… — И, как ребенок в рождественское утро, она взяла его руку и увлекла в гостиную.

Слабо сопротивляясь, Перкинс вяло последовал за ней.

— Это не очень дорого?

На низком столике красного дерева (еще не полностью выкупленном из кредита) раскинулись золотисто-коричневые габардиновые брюки, пятнистая рубашка и ярко-розовый пиджак с крупными медными пуговицами. В центре стола, где обычно стояла ваза с цветами, расположилась пара сверкающих ботинок.

— Твой костюм. — Эмили взмахнула перед его глазами ярким лоскутом желтого шелка. — Для галстука подойдет моя нефритовая заколка с инкрустацией из оникса. На завтра я заказала хлыст для верховой езды с серебряной рукоятью. Его должны доставить утром.

— Ты поднимаешь много шуму из ничего. — Перкинс взял в руки ботинок, потрогал мягкую блестящую кожу. — Они, должно быть, стоят уйму денег. Сколько ты заплатила за них?

— Я взяла их в кредит, глупый, — Эмили счастливо рассмеялась, — на двенадцать месяцев.

— У меня будет дурацкий вид в этом пальто.

— Не говори глупостей. Такой представительной внешности, как у тебя, позавидует любой мужчина.

— Ладно, — неуверенно пробормотал Перкинс, — мы всегда можем отправить их обратно, если я передумаю.

После ужина заехал Бианчи, на своем старом «студебеккере», слегка навеселе после вечерних коктейлей. Эмили встретила его у дверей.

— Фред в спальне, примеряет свой новый охотничий костюм, — проворковала она. — Сейчас он выйдет.

— Кто там? — крикнул Перкинс; получив ответ, он поспешно сбросил розовый пиджак (который все равно немного жал под мышками) и набросил домашний халат. После разговора в ресторанчике он стыдился показать Бианчи, что его решимость поколеблена.

— Ну, Фред, — произнес Бианчи, когда они уселись в гостиной, — надеюсь, ты передумал насчет… э-э… — он покосился на Эмили, пытаясь понять, известно ли ей о приглашении.

— Продолжай. Я уже рассказал ей, — сказал Перкинс.

— Конечно, ты можешь отказаться, если ты твердо решил, — аккуратно подбирая слова, проговорил Бианчи, — но я бы не советовал этого делать. Стоит им подумать, что ты задираешь нос, и твои дела обернутся хуже некуда, будь уверен.

— Это смешно — вмешалась Эмили. — Он не собирается отказываться. Правда, милый?

— Ну… — пробормотал Перкинс. Уловив нерешительные нотки в его голосе, жена горячо продолжала:

— Это твое признание, Фред. Не смей и думать о том, чтобы отказаться. Подумай о детях! Через несколько лет им поступать в колледж, а тебе прекрасно известно, что для этого требуется. Ты серьезно намерен оставаться всю жизнь в этом доме?

— Не вижу в этом ничего плохого, — попытался защититься Перкинс, вспомнив, что ссуда за дом еще не выплачена.

— Предположим, что приглашение прислали по ошибке, — продолжала Эмили. — Я не говорю, что это так, но предположим на минуту. Какие еще причины могут заставить тебя отказаться от него?

— Я не охотник, — вяло вставил Перкинс. — И буду смешно смотреться на коне.

— Не смешнее, чем девяносто девять процентов остальных приглашенных. Не станешь же ты утверждать, что сенатор Горман скачет как кентавр? Или твой босс, мистер Хендерсон? Его трудно спутать с жокеем.

— Он тоже приглашен? — с удивлением спросил Перкинс.

— Естественно. Если бы ты взял за труд повнимательнее посмотреть список, ты бы сам заметил.

— Хорошо, хорошо, — сдался Перкинс, — тогда я иду.

— Думаю, это будет самым разумным решением, — адвокатским тоном одобрил Бианчи.

Этим же вечером Перкинс написал подтверждение — чернильной ручкой на чистой картонной открытке без серебряного обреза.

— Серебряные обрезы оставим соседям, — заметила Эмили, — иначе они могут подумать, что ты зазнался.

По телефону она вызвала рассыльного, объяснив мужу:

— Это не тот случай, когда пользуются почтой.

И на следующее утро рассыльный в униформе опустил его подтверждение в почтовый ящик рядом с будкой смотрителя.

Остаток недели пролетел незаметно. Эмили пометила мелом розовый пиджак и коричневые брюки и отослала их на переделку. Желтый галстук, решила она, не подойдет — «немного ярковат», — и заменила строгим кремовым. Изменения не обошли и галстучной заколки с запонками: их заменил тяжелый серебряный набор, который Эмили присмотрела в ювелирном магазине в городе. Траты были разрушительны, однако Эмили пресекала любые возражения.

— Тебе необходимо произвести хорошее впечатление; если все пройдет гладко, тебя снова пригласят и можно будет снова надеть этот костюм. К тому же запонки неплохо подойдут к твоему вечернему смокингу, — добавила она в некотором раздумье.

В агентстве Фреда Перкинса ожидала новая волна уважения. В понедельник мистер Пресби, управляющий, поинтересовался: не будет ли Перкинсу удобнее, если передвинуть его стол ближе к окну?

— С кондиционерами разница, разумеется, небольшая, но вид снаружи помогает расслабиться и отвлечься

Фред поблагодарил его за заботу.

— Не стоит благодарностей, — сказал Пресби. — Это лишь незначительный знак внимания, показывающий, как мы ценим вашу работу, мистер Перкинс.

И как финальный свисток, в пятницу после обеда сам Хендерсон, шеф агентства и распорядительный директор фонда «Интерконтинент и гарантии», задержался перед столом Фреда по пути домой. После десяти лет рассеянных кивков при случайных встречах такое внимание заметно польстило Фреду.

— Полагаю, завтра утром увидимся, — сказал Хендерсон, на секунду опершись о край стола одной из своих огромных ляжек.

— Полагаю, да, — бесцветным эхом отозвался Перкинс.

— Будем надеяться, что у них найдется бокал виски, — отдуваясь, продолжал Хендерсон. — Разумеется, горячий пунш ближе к старым охотничьим традициям, но меня от него пучит.

— Я прихвачу с собой фляжку, — сказал Перкинс, как будто это было его давнишней охотничьей привычкой.

— Отличная идея, — подбодрил Хендерсон и, уже выходя из офиса, бросил через плечо: — Оставь глоточек и мне, Фредди.

После ужина Эмили уложила детей в постель, и они вдвоем неторопливо прогулялись к окраине Марин-Гарденс, где долго смотрели через поля на большие здания за чугунной оградой. Даже издалека от глаз не могли укрыться признаки оживления и активности. Парковочные площадки под вязами казались переполненными черными лимузинами; на просторных лужайках для гольфа официанты устанавливали зеленые столы для утреннего завтрака. Пока они наслаждались открывшимся видом, вдоль внешней стороны ограды на гладкой кобыле протрусил жокей, ведя в поводу около сорока стройных, упитанных, черных и коричневых коней из загородных конюшен.

— Погода будет замечательной, — прошептала Эмили, когда они повернули обратно. — Совсем не чувствуется, что уже осень.

Перкинс не ответил, погруженный в собственные мысли. На завтрашнюю охоту идти почему-то не хотелось; крохотная частица его «я» упорно продолжала сопротивляться. Неожиданно он почувствовал, что дрожит от какого-то нервного предчувствия; естественно, этого следовало ожидать: новое окружение, боязнь неудачи, какого-нибудь досадного промаха, опасение не оправдать ожиданий этого было достаточно, чтобы объяснить дрожание рук и неровные удары сердца.

— Сего дня ляжем пораньше, — сказала Эмили, — тебе необходимо хорошо отдохнуть.

Перкинс кивнул, и они направились к дому. Однако, несмотря на очевидную необходимость, ему так и не удалось сомкнуть глаз: образы всевозможных промахов и неудач заставляли его ворочаться, метаться в постели. Наконец Эмили не выдержала:

— Перестань лягаться, ты не даешь мне заснуть, — после чего забрала подушку и ушла в детскую.

Чтобы не проспать сбор, Перкинс поставил будильник на шесть утра, однако проснуться ему пришлось гораздо раньше.

— Перкинс? Фред Перкинс? Он вскочил на постели

— Да?

Было светло, хотя солнце еще не всходило. В спальне стояли двое мужчин. Высокий, который только что тряс плечо Фреда, был одет в черный кожаный плащ; его фуражку украшал геральдический щит, в шахматном порядке разделенный на желтые и красные квадраты.

— Поднимайся! — пророкотал незнакомец

— Пошевеливайся! — добавил второй, пониже и старше, тоже затянутый в кожу.

— В чем дело? — с трудом выдавил из себя Перкинс. Бешеные удары сердца, захлебывающегося адреналином, окончательно пробудили его.

— Вылезай из кровати, — приказал высокий и, схватив одеяло рукой, рывком сдернул его на пол. Когда он наклонился, Перкинс увидел двух львов, поддерживающих передними лапами щит, вытисненный на рукаве плаща. Дрожа от холода, в одних трусах, Перкинс поднялся с постели.

— Что происходит? — тупо повторил он.

— Готовься к охоте, — сказал незнакомец постарше.

— Мне надо одеться, — спотыкаясь, Перкинс направился к столику, где в сером утреннем свете сверкали роскошный розовый пиджак и габардиновые брюки. Однако, повернувшись, он получил чувствительный удар короткой дубинкой, которую высокий незнакомец держал в руке.

— Обойдешься без одежды, — рассмеялся высокий. Краем глаза Перкинс успел заметить, как коротышка поднял розовый пиджак за фалды и разорвал по шву.

— Послушайте! — начал Перкинс, но, прежде чем он успел закончить, незнакомец в кожаном плаще вывернул ему руку и вытолкнул через застекленную дверь наружу в холодный, кристально чистый воздух. За его спиной в дверях неожиданно возникла Эмили в ночной сорочке; Перкинс услышал ее испуганный крик и звон разбитого стекла, когда коротышка с силой захлопнул дверь. Вырвавшись, Перкинс в ярости бросился через лужайку, но двое загонщиков скоро настигли его. Крепко держа под руки, они проволокли его по улице до окраины Марин-Гарденс, где начинались поля. Швырнув его на колкую от жнивья землю, они остановились, и коротышка вытащил хлыст.

— А теперь, сукин сын, беги! — заревел высокий.

Резкая боль от удара хлыстом обожгла спину Перкинса. Оступаясь, он поднялся на ноги и вприпрыжку бросился по полю. Трава резала голые ступни, пот катился по обнаженной груди, а рот переполняли гневные ругательства и ярость, однако он бежал, бежал… Уже пересекая второе поле, он различил отдаленный лай и чистый, высокий звук охотничьего рога.