– О боже! – эхом повторил за ней Грегори.

Они взглянули друг на друга и практически мгновенно отвернулись друг от друга.

– Немного позже будет еще автобус на Девайз, – сказала она, взглянув на дорогу, – но боюсь, что вы не сможете оттуда сегодня добраться до Мальборо.

– Дело в том, что в Мальборо-то мне особенно и не нужно. Мне надо доехать до Солсбери, – сказал Грегори, прибавив некое подобие хрипловатой усмешки.

– О боже! – Пауза. – Вот так незадача! Грегори тяжело вздохнул.

– Наверное, у кого-нибудь в деревне есть машина. Я заплачу, если меня довезут до места.

Странный образ тут же предстал перед его мысленным взором: он сидит на краю прицепа, болтая ногами, а трактор тащит прицеп до Солсбери,

Женщина облокотилась на лопату.

– У меня-то у самой, боюсь, машины нет…

– Жаль.

– А сегодня к тому же «Семь сестер», видите ли. Чтобы доехать до Солсбери и вернуться, надо потратить целых два часа. Не думаю, что кто-то сегодня согласится на такое.

Сердце Грегори бешено забилось при упоминании о Плеядах.

– Семь сестер? – переспросил он.

Женщина сбилась и попыталась замять тему, что еще больше подогрело интерес Грегори. Он сразу же вспомнил фотографии в пабе.

– Это… гм… ежегодные соревнования по игре в дартс, – сказала женщина. – В пабе.

Даже в темноте Грегори почувствовал, что женщине вдруг по какой-то непонятной причине стало неловко и что ей явно не хочется продолжать разговор на затронутую тему.

– В самом деле? – переспросил Грегори, внезапно подумав, что опоздание на автобус из серьезной неудачи может обернуться заманчивой возможностью получить ценнейшую информацию.

Он вспомнил об обнаженном парне на фотографиях, разрисованном, словно татуированный вождь какого-нибудь дикарского племени. Вспомнил и о мужчине в кожаной кепке, косившем траву на вершине Стакли-Хилл. Людей туда, по его словам, пускали пару раз в году. Конечно, трудно сказать, где были сделаны снимки, но искусственный холм представляется вполне подходящим местом для этого. Возможно, каждый год по традиции победитель в соревнованиях в дартс должен предстать обнаженным. Или проигравший…

– У вас какой-то праздник, не так ли? – спросил Грегори.

– О, вряд ли это можно назвать праздником. – Женщина подняла лопату на фут или два и вяло воткнула ее в землю. – Скорее… скорее… шумная вечеринка. Довольно неприятная к тому же, если хотите знать мое мнение.

Чувствовалось, что она жалеет о том, что вообще упомянула о празднике.

– Ну что ж, в таком случае есть ли кто-либо в вашей деревне, кто предоставляет ночлег приезжим? – Он улыбнулся, постаравшись, чтобы женщина смогла разглядеть его улыбку в темноте. – Меня интересуют всякого рода народные праздники. Мне бы очень хотелось на нем поприсутствовать.

– Нет-нет, не стоит, – поспешно возразила женщина и затем добавила: – Откровенно говоря, это довольно скучно. И слишком шумно. Вы всю ночь не сомкнете глаз.

– А может быть, я тоже присоединюсь, – улыбаясь, сказал Грегори. – Я неплохо играю в дартс.

Женщина вздохнула.

– Боюсь, что приезжих не допускают. Там бывают только местные, видите ли. – Она пристально всматривалась в него, однако из-за уже практически полной темноты выражение ее лица оставалось для Грегори загадкой. – Единственное место в деревне, где вы смогли бы остановиться, – это наш паб, – продолжала она, – но сегодня он будет забит до отказа местными.

– Жаль, жаль, – произнес Грегори, уже обдумывая, как он будет беседовать с барменом и чем станет его умасливать. – Ну что ж, спасибо за помощь.

Он отвернулся и проследовал к воротам в поле, начал возиться с замком и тут услышал, что женщина снова окликает его.

– Откровенно говоря, – сказала она, – время от времени я предоставляю ночлег приезжим. Я могла бы и вас разместить.

Грегори заколебался.

– Телевизора у меня, конечно, нет, но вот свободная комната найдется. И я могу приготовить вам неплохой ужин.

Какое милое приглашение, подумал Грегори. Женщина явно смущалась, предлагая ему ночлег, словно она ему в каком-то смысле навязывалась. Но в ее голосе не было тех стальных ноток, характерных для жительниц Лондона, намека на то, что, улыбаясь вам, в глубине души они уже над вами смеются.

– А вы разве сами не идете… на праздник или как он у вас там называется?

– О нет, – произнесла женщина нараспев. – Такие штуки не для меня.

Грегори хотел было задать ей вопрос, а почему, собственно, нет? Что, это исключительно мужское мероприятие? На фотографиях он видел и женщин. Может, ее исключили по какой-то причине? Вновь пробудившаяся осмотрительность практического исследователя заставила его придержать язык. Грегори пришло в голову, что от человека, чувствующего себя непричастным к местным традициям, тем не менее живущего среди них, он сможет узнать о здешних обычаях значительно больше, чем от кучки угрюмых поселян, особой приветливости к нему не проявивших. Да и какой смысл сейчас отправляться в деревню, чтобы, получив от ворот поворот, опять пешком возвращаться сюда? В любом случае ему где-то надо переночевать.

Грегори подошел к изгороди, рассчитывая на то, что женщина увидит его милую улыбку.

– Ну что ж, хорошо, – сказал он, – я ваш.

7

Женщина провела его через темный двор к дому. Обошла какую-то бесформенную массу, лежащую посередине двора, и, обернувшись, бросила:

– В картошку не угодите.

Войдя в дом, Грегори смог повнимательнее рассмотреть ее лицо. Оно оказалось живым и веселым. Все ее смущение куда-то улетучилось. Она провела гостя в специальную кладовку в задней части дома, где они при тусклом желтоватом свете лампочки, сидя бок о бок на деревянной скамейке, снимали обувь – женщина свои сапоги, Грегори – походные ботинки. Женщина повесила красную куртку на деревянный крючок и протянула руку. Грегори не хотелось снимать свою куртку и оставлять здесь, в грязной кладовке. Женщина поняла его нежелание, улыбнулась и сказала:

– Куртка-то хорошая. Наверное, следует взять ее на кухню и там посушить.

– Спасибо, – ответил Грегори.

– Могу дать вам брюки взаймы, – предложила она, – а те, что на вас, мы бросим в стирку.

Грегори уставился на свои грязные ноги. Хельмут Ланг, конечно, не предполагал, что брюки от него будут использовать при полевых исследованиях. Они были безнадежно испорчены. Грегори понял, что сделанного не поправить, и какому бы суровому обращению она ни подвергла теперь их, хуже они все равно не станут.

– Это было бы превосходно, – откликнулся он, – а у вас есть что-то достаточно… длинное для меня?

Она оглядела его с ног до головы.

– Да, вы действительно страшно высокий, но мне кажется, я смогу что-нибудь придумать.

– Если вас не затруднит.

– Какие могут быть затруднения, – решительно заявила женщина и в одних чулках зашлепала во внутренние помещения дома.

Она прошла по узкому коридору, начала подниматься по лестнице, потом наклонилась над перилами и улыбнулась.

– Между прочим, меня зовут Джиллиан.

– Грегори, – откликнулся он. – Большое вам спасибо, что так сразу согласились меня приютить.

Она улыбнулась:

– Да ерунда, Грегори, – и стала легко подниматься по лестнице.

Он ждал, стоя на пороге кладовой, и краем глаза заглядывал в кухню. Очень старомодная: с трубами, идущими прямо по стенам, небольшой газовой плитой, старым жестяным баком для горячей воды над раковиной. Но при этом чистая и содержится в идеальном порядке. Квадратный стол застелен яркой скатертью в цветочек, полки заставлены стеклянными банками с домашними заготовками. Грегори вдруг подумал, что в доме довольно холодно, ненамного теплее, чем на улице. И тут он снова услышал на лестнице шаги и повернулся в сторону входной двери, сделав вид, что выглядывает во двор.

– Свитер вам, наверное, снимать не следует, – сказала Джиллиан, протягивая ему шерстяные брюки, очень похожие на те, что были на ней самой. – У меня здесь нет центрального отопления, а пока я растоплю камин в гостиной…

– Спасибо.

Она вновь проследовала по коридору, а Грегори наблюдал за ней, за ее быстрыми уверенными движениями, за тем, как в такт им покачиваются ее длинные волосы. Толстый свитер и широченные штаны перехвачены на поясе ремнем.

Грегори переоделся в шерстяные брюки, они оказались ему немного широковаты в талии и даже по длине чуть-чуть великоваты. На один стул он повесил брюки, на другой, подальше от печи, – кожаную куртку. Затем последовал за Джиллиан по коридору. Приходилось постоянно наклонять голову, чтобы не задеть за что-нибудь, пока он наконец не вошел в гостиную. Хозяйка уже сидела на полу на выцветшем ковре перед маленьким камином и голыми руками загружала в него уголь.

– Извините за беспорядок, – сказала она. – Давно у меня не было постояльцев.

– О, ну что вы! – воскликнул Грегори, взмахнув рукой.

Гостиная, как и кухня, производила впечатление старомодности и удивительного уюта. В желтоватом свете торшера Грегори разглядел мягкое кресло округлой формы с сильно потертой обивкой на сиденье, диван с салфетками на подлокотниках в тех местах, где проплешины были особенно заметны. В той части комнаты, где предполагался кофейный столик, стоял низенький черный сундучок. Единственным исключением из общего ощущения чистоты и аккуратности была грязная чашка с блюдцем и стопка давнишних иллюстрированных журналов в глянцевых обложках.

Джиллиан встала с пола, стараясь случайно не коснуться себя испачканными углем ладонями. Грегори обратил внимание на то, что руки у нее маленькие, тыльная сторона красная и загрубевшая от физической работы на открытом воздухе.

– Ну вот, – сказала она, оглядывая комнату. – Скоро согреется. Чувствуйте себя как дома. Здесь есть журналы, а в комнате по ту строну коридора – кое-какие книги.

– Не беспокойтесь, все в порядке, – ответил Грегори. Джиллиан наклонила голову.

– Ну конечно, все в порядке, – повторила она и быстро добавила: – Отдельной столовой у меня, к сожалению, нет, поэтому вам придется поужинать на кухне.

– Это меня вполне устроит.

– Вот и прекрасно. Тогда я займусь едой.

Она прошла мимо него в коридор. Грегори повернулся и слегка коснулся ее руки.

– Джиллиан… э…

Женщина едва заметно вздрогнула и инстинктивно прижала руки к телу.

– Я ничем не хотел бы нарушить заведенный у вас порядок, и если вы собирались ужинать…

– Ну что вы! – воскликнула она с жаром. – Я поужинаю с вами, если не возражаете.

– Превосходно, – ответил Грегори и улыбнулся. – Я же помог перенести вашего козла. Так что мы не совсем чужие друг другу.

– Совершенно верно, – ответила Джиллиан, отворачиваясь. Ему показалось, что она покраснела. – Я буду готовить, поэтому не обращайте внимания на мою суету.

Грегори вошел в гостиную, засунув руки в глубокие карманы шерстяных брюк. Он бросил взгляд на свои ноги. Брюки были длинноваты даже для него, и во время ходьбы Грегори наступал на края штанин. Он сел и стал листать журналы: «Радио таймс», журнал для женщин, номер «Кантри лайф» двухлетней давности. Почувствовав жар, исходящий от камина, Грегори встал и поворошил в нем угли кочергой. Затем огляделся вокруг и задумался, смог ли бы он наслаждаться лицезрением выцветших обоев в цветочек в течение шести месяцев и в конце концов не сойти с ума. Нет, лучше уж жить в глинобитной хижине.

Из кухни слышался звук бегущей воды, звон переставляемой посуды, женский голос по радио сообщал последние известия. Грегори вышел в коридор, однако смог разглядеть только край стола и дверь в кладовую. Джиллиан оказалась гораздо более милой, чем думалось поначалу. Вполне возможно, что удастся разговорить ее и выудить интересные сведения о сельских традициях. Грегори решил было прямо сейчас пойти к ней на кухню под предлогом желания послушать радио, но потом передумал: не стоит слишком торопить события. Нужно попытаться разговорить ее самым естественным образом – за ужином.

Поэтому вместо того, чтобы идти на кухню, он направился в комнату, расположенную на противоположной стороне коридора, где, по словам хозяйки, можно было найти какие-то книги. Грегори вошел в темное помещение, споткнувшись вначале о половик, а затем зацепившись за край кровати. В конце концов ему все-таки удалось отыскать настольную лампу и включить ее.

Это явно была комната для гостей, так как в ней сразу же ощущалась полная обезличенность, словно там давно никто не жил. Грегори увидел металлическую кровать, небольшой столик, кресло и платяной шкаф. Рядом с дверью стоял маленький самодельный книжный шкаф, забитый потрепанными книгами в мягких обложках: любовными романами, парой изданий «пингвиновской» классики, какими-то историческими повествованиями. Собрание завершалось старенькой Библией. На самом верху шкафа лежало несколько аккуратно сложенных выпусков «Исследований о кругах», что его, впрочем, нисколько не удивило.

Грегори выключил свет, взял с собой в гостиную пару журналов и уселся на диван возле торшера.

Журналы оказались значительно менее увлекательными, чем он надеялся: каждая статья начиналась со скучнейшей смеси псевдонаучного жаргона с почти откровенными выдумками. Все они были полны совершенно неубедительных рассуждений об уровнях ионизирующего и гамма-излучения. Лишь в самом конце последнего из номеров Грегори отыскал нечто более увлекательное – статью о печали, которую испытывает Мать-Земля из-за неспособности человечества проявлять истинную заботу о планете. Автор статьи подписался Гренн. Это оказалась женщина, руководительница загадочного учреждения под названием «Институт друидических исследований» в Милтон-Кейнс.

Статья была достаточно идиотской, чтобы в течение какого-то времени удерживать интерес Грегори, по крайней мере до тех пор, пока его окончательно не отвлек запах вареной картошки и жареной колбасы. Он услышал, что хозяйка выключила радио, встал и зашлепал в кухню, прихватив с собой журнал.

На скатерти в цветочках стояло два прибора. Джиллиан пристроилась у плиты, закатав рукава свитера, и шевелила вилкой две колбаски, жарившиеся на сковороде.

– Ах да, я ведь и не спросила? – воскликнула она. – Вы, случайно, не вегетарианец?

Грегори отрицательно покачал головой.

– Аромат потрясающий. Не против, если я присоединюсь?

– Конечно, входите! – ответила Джиллиан, широко улыбнувшись. – Они уже почти готовы. Можете вымыть руки прямо здесь, в раковине.

Вода оказалась просто ледяной, и у Грегори сразу же занемели пальцы. Он перехватил взгляд хозяйки, брошенный на журнал, который он положил на стол, и теперь без всякого сомнения убедился, что при взгляде на нее Джиллиан краснеет.

– Вы?… – начал он, не столько вытирая, сколько растирая руки полотенцем, чтобы возвратить им чувствительность. – Вы?… – начал он снова, поняв, что его нерешительность вызвана бестактностью вопроса, который он собирался задать – что-то вроде «Неужели вы верите в подобную ерунду? Вы что, тоже с приветом?»

– Круги? – спросила Джиллиан, произнеся это слово както напевно, и сердце Грегори заныло – интонация напомнила ему о Фионе. Женщина сморщила нос. – Признаюсь, вначале я была немного заинтригована. Ноя держу их, – и она поворотом плеч указала в сторону журнала, – только для приезжающих. Вы предпочитаете пюре?

Она поставила на стол две тарелки с колбасой, картошкой и морковью и после секундного колебания уселась сама не лицом к нему, а боком. Несколько мгновений они ели в полном молчании, и Грегори обнаружил, что не на шутку проголодался. Джиллиан, слегка наморщив лоб, наблюдала за тем, как он ест.

– Ну и как вы нашли наш курган? Грегори сделал глоток и сказал:

– Повернул налево у круга на поле и нашел.

– Простите? – Джиллиан недоуменно уставилась на него, потом до нее дошло, что он шутит, и она улыбнулась. – Ах вот оно что.

– Извините.

– Да ничего. Ведь большую часть времени я одна. Я не привыкла к шуткам.

Грегори чуть было не сказал, что знает массу интересных анекдотов, и среди них есть анекдоте мужчине, прыгающем на люке, но вместо этого бросил взгляд на журнал, лежащий на столе, и сказал:

– А курган – довольно интригующее место.

– Вот как? Почему же?

– Ну, потому… потому, что я обнаружил… – Он сделал паузу, и Джиллиан взглянула на него, вопросительно изогнув брови. – Ну, скажем, я обнаружил, чем там люди занимаются по ночам.

– В самом деле?

– Подростки, когда у них начинается гормональный взрыв и когда им некуда пойти…

– Ах да. – Она улыбнулась, скромно опустив глаза и глядя на тарелку. – Конечно. Какая же я глупая. Вы хотите сказать, что они там обжимаются.

– Простите?

– Обжимаются, – повторила Джиллиан, произнеся слово с особым ударением, и отвернулась, видимо, задумавшись над тем, как ему повежливей объяснить его смысл.

– О да, обжимаются! – воскликнул Грегори как-то уж слишком громко. – Обжимаются, именно это я и имел в виду.

Оба улыбнулись: Джиллиан – глядя в свою тарелку, Грегори – на журнал.

– Извините, похоже, я вас смутил, – произнес он.

Она бросила на него быстрый взгляд:

– Да бросьте, я же фермерская дочка. Я видела такое, что вам и не снилось.

– В самом деле? – отозвался Грегори, почувствовав, что настал благоприятный момент сменить тему разговора. – Тот мужчина на тракторе – ваш муж?

Джиллиан застыла, держа нож и вилку над тарелкой.

– На тракторе?

– Тот мужчина, которого я пропустил в ворота. Как раз перед тем, как помог вам справиться с козлом.

Она наколола на вилку последний кусок колбасы и ответила:

– Ах нет…

– А… – протянул Грегори, и тут ему в голову пришла крайне неприятная мысль о том, что его милый ужин с очаровательной фермершей в любой момент может быть прерван возвращением домой одного из тех шумных неряшливых мужиков с прицепа.

Того Кучерявого, к примеру, этакого Стэнли Ковальского из Уилтшира, который будет стоять полуобнаженный у кухонной раковины и намыливать себе подмышки.

– Тот на тракторе – это Билл, – промолвила Джиллиан. – У него дом дальше по дороге. Я живу здесь, но земля принадлежит ему. Собственно, я как бы вдова фермера. Наверное, мне следовало вам раньше сказать.

– Извините. – Слава богу, подумал Грегори. – Мне не стоило лезть не в свое дело.

– Ничего. Моего мужа нет со мной уже три года.

– Мне очень жаль. Он…

– Его нет со мной… – Джиллиан задумчиво взирала на кусок колбасы. – Я теперь совсем одна. И уже к этому привыкла.

Какое-то время они ели молча. Каждый практически уже завершал свою трапезу. Вдруг Грегори пришло в голову, что на нем, наверное, брюки ее покойного мужа, но он тут же постарался отогнать неприятную мысль. Джиллиан отложила в сторону нож и вилку и промокнула губы салфеткой.

– Видите ли, – сказала она, – после того я продала всю землю за исключением небольшого клочка вокруг самого дома. И пока я решала, что мне делать дальше, начались все те дела с кругами, и меня атаковали десятки людей с просьбой, нельзя ли им разбить палатку в моем саду. – Она вопросительно взглянула на Грегори, словно сомневаясь в том, что он ее правильно поймет. – Вы посчитаете меня корыстной, но я поняла, что смогу неплохо заработать прямо здесь, вот на таких вещах.

И она распростерла руки, словно хотела его обнять.

Грегори удивленно изогнул брови, не совсем понимая смысл ce жеста.

– Предоставляя ночлег путникам, – объяснила она.

– Ах да…

– Это давало неплохой доход в течение некоторого времени, – продолжила Джиллиан. – Мне даже приходилось порой отказывать людям из-за нехватки места. А потом по Би-би-си сообщили, что все наши чудеса – фальшивка.

– Дело рук двух молокососов из Суиндона, – сказал Грегори, смакуя словечко «молокососы».

– Да, именно, именно. – Джиллиан опустила подбородок и улыбнулась. Ей явно все больше нравилась их беседа. – Дела, конечно, пошли значительно хуже. Сюда перестали приезжать. За исключением уже совсем конченых придурков. А им не нужен приличный ночлег, они просто раздеваются и ложатся спать посреди чистого поля.

Грегори улыбнулся, а Джиллиан встала и отнесла свою тарелку в раковину.

– Женщина из сувенирной лавки сказала мне то же самое, – произнес Грегори, поднося салфетку к губам. – О застое в делах…

– Вот как? – откликнулась Джиллиан без всякого интереса, принявшись за мытье тарелки.

Грегори сложил руки и задумался над тем, как ему продолжить. Спина Джиллиан напряглась, словно она почувствовала, что он наблюдает за ней. А так как ее дела пошли плохо из-за вмешательства Би-би-си, ему не хотелось прямо говорить ей, что он сам работает на эту студию и готовит для нее серию передач. Возможно, Джиллиан вдоволь навидалась разных киношников и телевизионщиков, которые побывали здесь за время истерии по поводу кругов на полях. Они, наверное, расхаживали по ее дому, грохоча своим громоздким оборудованием, слишком громко болтая за завтраком на кухне, а по вечерам возвращались в стельку пьяными из паба.

Вряд ли на нее произведет благоприятное впечатление факт его сотрудничества с телевидением, даже напротив – он может вызвать откровенную враждебность, а ведь ему нужно все-таки где-то переночевать сегодня. Наверное, не следует также рассказывать Джиллиан и о том, что он антрополог. Ему либо придется всю ночь объяснять ей, что это такое, либо подобное признание просто-напросто вызовет массу неприятных ассоциаций с назойливыми интеллектуалами, коих здесь скорее всего бывало множество.

– А никому из жителей деревни не приходило в голову, – продолжал Грегори, – подыскать или изобрести хорошую приманку для туристов? – Он снова улыбнулся своей знаменитой улыбкой эльфа в надежде, что хозяйка обернется. – Развернуть что-нибудь этакое…

Джиллиан действительно обернулась и взглянула на него.

– Почему бы, – решимость Грегори нарастала, – не устроить ночную вылазку и самим не организовать несколько кругов на полях? Это вернет туристов.

Вначале Джиллиан удивленно и растерянно смотрела на своего гостя, а затем начала смеяться. Смех у нее оказался приятный, мелодичный. Грегори откинулся на спинку кресла, а Джиллиан продолжала смеяться, прижав руку к груди.

– Ну-ну, – обрушился на нее Грегори с шутливым укором, – только не говорите мне, что вам никогда ничего подобного не приходило в голову.

Джиллиан пожала все еще вздрагивающими от смеха плечами и покраснела. Затем поднесла руку ко рту и взглянула на гостя. Грегори улыбнулся. Впервые за все время он дождался от нее совершенно искренней реакции.

– Ну, – проговорила Джиллиан, еще не отдышавшись от приступа смеха. – Вы закончили? Может быть, мы выпьем чаю в гостиной?

Среди каминного тепла и уюта она, как показалось Грегори, снова замкнулась. Джиллиан поставила поднос с чайными чашками на черный сундук и устроилась в кресле. Она предоставила Грегори разливать чай, так, словно он прислуживал ей. Приняла у него из рук чашку и снова откинулась на спинку кресла. Наступила долгая пауза, в течение которой они просто молча пили чай. Грегори не терпелось начать разговор, однако он решил выдержать эту неловкую паузу и дождаться, пока молчание покажется невыносимым самой Джиллиан и она заговорит – старый учительский трюк.

Впрочем, заговорив, она задала ему простой и естественный вопрос – о его семье в Штатах. Потом вновь в молчании сосредоточилась на созерцании своей чашки. Мгновение спустя Джиллиан задала вопрос о его профессии; тот факт, что он работает университетским преподавателем, заинтересовал ее несколько больше.

– И что же вы преподаете? – спросила она, на мгновение оторвав глаза от чашки и взглянув на Грегори.

– Антропологию.

– Ах вот как?

– По сути, в этом-то и состоит интересное совпадение, – заметил Грегори, решив, что ему представился единственный шанс хоть что-то нз нее вытянуть. – Примерно год назад я организовал у себя в университете конференцию, посвященную обстоятельствам гибели капитана Кука.

Он остановился, чтобы посмотреть, как она реагирует на его рассказ. В глазах Джиллиан появилось какое-то усталое, сонное выражение.

– Это тот знаменитый моряк?

– Да-да, путешественник и исследователь. – Грегори снова сделал паузу. – Видите ли, существует теория, что обитатели Гавайских островов убили его потому, что визит Кука на их остров совпал с местным празднеством Макахики.

– Очень интересно, – заметила Джиллиан, с трудом подавляя зевоту.

– Начало празднования Макахики, – продолжал Грегори, внимательно наблюдая за хозяйкой, – было приурочено к появлению на горизонте примерно в это же время года звездного скопления, известного под названием «Плеяды». – Грегори сделал многозначительную паузу. – Которых также иногда называют «Семь сестер».

Джиллиан изумленно воззрилась на него и заморгала.

– Вот у меня и возник вопрос, не существует ли какого-либо соответствия между гавайским празднеством и «Семью сестрами» здесь, в Силбери.

Он сделал глоток чая и взглянул на нее поверх чашки. Джиллиан вздохнула и отвернулась с таким видом, словно размышляет над его словами.

– О нет, вряд ли, – произнесла она наконец, рассеянно подергивая выбившуюся нитку на подлокотнике кресла. – Думаю, никто из местных никогда на Гавайях не бывал.

– Я вовсе не это имел в виду, – ответил Грегори, улыбнувшись. – Я не хотел сказать, что между названными двумя явлениями существует причинно-следственная связь, я подразумевал наличие некоего метафорического параллелизма… – Он вновь замолчал. В выражении лица Джиллиан появилось легкое раздражение. – Вы читали «Золотую ветвь»?

– Кажется, нет, – ответила она. – Интересная книга?

Взгляд Джиллиан стал туповато-коровьим, и Грегори понял, что, будь в комнате часы, она уже стала бы бросать на них многозначительные взгляды. Он не ответил на ее вопрос, так как понял: ответ будет ей абсолютно неинтересен. И тогда Грегори решил пойти напролом.

– Когда я сегодня был в вашем пабе, я видел на стене несколько фотографий…

– А-а, – протянула Джиллиан, и он почувствовал, что она немного напряглась. – Старинное барахло.

– Примерно то же самое мне сказал и бармен.

– Вот как?

– Да-да, что-то примерно в том же роде.

– Ну что ж, парень он нахальный. – Она уставилась на свою чашку. – Его счастье, что ему самому не приходилось позировать для таких фотографий.

Грегори пристально взглянул на свою хозяйку, но та старательно избегала его взгляда. Тогда он решил сделать еще один рискованный шаг.

– А мужа вашего на этих фотографиях, случайно, нет?

Джиллиан, широко открыв глаза, бросила на него быстрый испуганный взгляд.

– Ну, скажем, в качестве почетного гостя?

Грегори попытался, как мог, смягчить смысл своего высказывания и при этом намекнуть на то, не был ли ее супруг в числе обнаженных разрисованных людей на фотографиях со стены паба «Семь сестер».

К его глубочайшему разочарованию, глаза Джиллиан наполнились слезами, а в губах появилось то характерное напряжение, которое свидетельствует о большом усилии не выдать свои чувства. Грегори выругался про себя. Больше он явно ничего от нее не добьется.

– Извините. – Он поставил чашку, передвинулся на самый край дивана, протянул руку и положил ее на запястье Джиллиан. – Я не хотел…

– Самая последняя фотография моего Дэвида, – дрожащим голосом произнесла она. – И она висит на стене чертова паба.

– Мне очень, очень жаль, – повторил Грегори, сжимая ей руку. – Не стоило заводить разговор на эту тему, о вещах, которые меня не касаются.

– Нет-нет, ничего страшного, – сказала Джиллиан, протягивая ему чашку и вытирая слезы тыльной стороной ладони. – Вы не виноваты.

Грегори хотел было возразить что-то насчет собственной вины, однако она уже тактично высвободила руку и встала, зевнув и слегка потягиваясь.

– Ладно, время уже позднее, вы, наверное, устали. – Она слабо улыбнулась. – Позвольте я провожу вас в вашу комнату.

Грегори взглянул на нее, приоткрыв от удивления рот. Даже не глядя на часы, он знал, что сейчас вряд ли намного больше семи. Однако если он хочет проводить настоящие полевые исследования, придется привыкнуть ложиться одновременно с местными жителями. Грегори встал и проследовал за Джиллиан в коридор, на мгновение остановившись у двери на его противоположной стороне. Женщина выразительно взглянула на него.

– Это моя спальня, – быстро произнесла она. – Ваша – наверху.

Грегори открыл было рот, чтобы высказать свое удивление по поводу того, что она спит в практически пустой комнате, без каких-либо фотографий и таких привычных в спальнях безделушек, но Джиллиан уже шла по лестнице наверх, мягко ступая на мыски комнатных туфель и покачивая бедрами.

– Гм… Джиллиан.

Грегори остановился на первой ступеньке лестницы.

Она тоже остановилась, положив руку на перила, и обернулась. Лицо ее было скрыто тенью от верхнего пролета лестницы.

– Можно мне воспользоваться вашим телефоном перед тем, как лечь спать? Мне нужно позвонить своей хозяйке в Солсбери. Она будет беспокоиться по поводу моего отсутствия.

Джиллиан сделала какой-то неестественно резкий вдох.

– Боюсь, у меня нет телефона.

– А…

– Даже если бы он у меня и был, я бы не хотела, чтобы вы звонили. – Джиллиан спустилась на несколько ступенек, и ее лицо снова попало в полосу света. Глаза женщины были совершенно сухи, в них не оставалось ни малейших свидетельств того, что всего за несколько минут назад она плакала. – Дело в том, что у меня нет лицензии, и я могу…

– Ну конечно, конечно, – откликнулся Грегори, замахав руками, – это не так уж и важно.

– Департамент налогов, знаете ли…

– Да, я все понимаю, можете забыть о моей просьбе. Джиллиан быстро кивнула – все точки над «i» расставлены – и вновь стала подниматься по лестнице. Грегори послушно следовал за ней.

– Мне просто не хотелось ее волновать, – объяснил он.

На самом верху лестницы Джиллиан остановилась и слегка повернулась к Грегори, так что он смог разглядеть в полутьме только изгиб ее щеки.

– Достаточно будет продемонстрировать ей свое обаяние, – сказала она, – когда вернетесь.

Когда он тоже поднялся наверх, Джиллиан приоткрыла дверь в темную комнатку и мрачно-торжественным тоном произнесла: «Туалет…» Затем повернулась и прошла мимо Грегори в спальню, расположенную в самом углу. Там, освещенная такой же голой желтоватой лампочкой, размещалась еще одна старая железная кровать, застеленная большим голубым пуховым одеялом, рядом стоял деревянный прикроватный столик, а у окна – кресло. На окне висела выцветшая синяя штора.

– Боюсь, эта комната не отапливается, – Джиллиан приподняла край одеяла на кровати, – но я могу принести еще плед.

Грегори подошел к кровати, потрогал верхнее одеяло и обнаружил под ним еще пару.

– Не беспокойтесь, мне нравится спать в холодной комнате.

– Что ж, тогда все хорошо.

Джиллиан кивнула, удовлетворенная его сговорчивостью, затем еще раз окинула комнату оценивающим взглядом.

– Джиллиан, – произнес Грегори, стараясь, чтобы голос звучал возможно более участливо. – Мне очень жаль, что я…

Она отмахнулась, не дав ему закончить, обошла вокруг кровати и направилась к двери. На пороге остановилась и промолвила, не глядя на него:

– Надеюсь, вас не угнетает тишина. У нас здесь очень тихо. Грегори сел на кровать, и ее пружины жалобно застонали.

Он положил руки на колени и сказал:

– Тишина – как раз то, что мне сейчас необходимо.

– Тогда спокойной ночи.

Джиллиан закрыла за собой дверь, и Грегори услышал, как скрипят у нее под ногами половицы в коридоре.

8

В комнате действительно было очень холодно. Прежде чем лечь в кровать, Грегори выключил свет, отодвинул штору и выглянул в окно. Перед ним была та самая ночь, о которой так мечтают и которой так боятся многие горожане. Снаружи не было ни единого огонька, какое-то время он вообще ничего не мог разглядеть. Понемногу глаза привыкли, и Грегори увидел, что в пелене облаков появились разрывы. По темному небу неслись рваные белесые клочья, между которыми проглядывали яркие и холодные ноябрьские звезды. Луны не было. Темная масса холма над домом резким силуэтом вырисовывалась на фоне звезд, а ниже мерцала дорога, все еще влажная от дождя. Грегори слышал, как свистит ветер за углом дома и как шуршат на ветру листья живой изгороди. И хотя окно было закрыто прочно и не стучало, Грегори ощущал давление ветра на раму.

Он подумал, а что скажет Джиллиан, если он сейчас спустится и сообщит ей, что намерен пойти в деревню посмотреть на празднование «Семи сестер» и, может быть, взглянуть на «соревнования по дартсу» в пабе. Вряд ли она станет возражать. В конце концов, он платный постоялец, а не школьник. Впрочем, сегодня он чертовски устал. Задень Грегори прошел пешком столько, сколько давно уже не ходил. Ноги нестерпимо ныли, колени и икры болели, и от одной мысли о том, что предстоит снова завязывать шнурки на своих тяжелых походных ботинках и идти в холодную ветреную ночь, им овладела необоримая усталость. А если у Джиллиан нет фонарика, который он смог бы у нее на время позаимствовать, придется всю дорогу до деревни и обратно идти в кромешной темноте. Да и фонарик не спасет от холода и ветра, к тому же в такую темень он может где-нибудь по дороге между домом Джиллиан и деревней поскользнуться и с ног до головы вываляться в грязи.

И тем не менее сейчас идеальное время для того, чтобы стать свидетелем самой интересной части церемонии, если верны его предположения относительно того, когда делались ежегодные фотографии. Выглянув в окно, за дорогой Грегори разглядел темный, похожий на усеченный конус силуэт Стакли-Хилл. С этнографической точки зрения предпочтительнее было бы поприсутствовать на самой церемонии, но если это невозможно, он по крайней мере сможет не без удобства понаблюдать и отсюда за тем, чем местные жители занимаются на вершине холма в подобную ночь – фотографированием ли или же какими-то красочными народными танцами при свете звезд.

Грегори вышел из комнаты и направился в сторону туалета; половицы громко скрипели у него под ногами, хотя он и старался ступать как можно осторожнее. Затем быстро вернулся к себе в комнату, разделся до трусов и сел на краю кровати. У него, естественно, не было никакой уверенности в том, что что-то должно произойти сегодня ночью на вершине холма, и тем не менее Грегори поставил будильник на своих часах на полночь и положил их на столик рядом с кроватью. Затем без промедления нырнул под одеяло – и громко выдохнул от ужаса.

Простыни оказались настолько холодными и настолько жесткими, что на какое-то жуткое мгновение Грегори показалось, будто они на самом деле промерзли. Он свернулся калачиком – сонливость мгновенно как рукой сняло, – натянул на себя все одеяла и понемногу начал согреваться. Затем медленно, очень медленно стал дюйм за дюймом отвоевывать у холода остальную часть постели, пока не вытянулся во весь рост, утопив голову в большой и мягкой подушке и натянув пуховое одеяло до самого носа. Веки у него отяжелели, болели мышцы ног, столько выходивших за этот день.

Грегори повернул голову и выглянул в окно – ложась в постель, он не задернул штору, – и от вида бледных облаков, несущихся по небу, ему стало еще холоднее, чем от ледяных простыней. Глаза помимо воли закрылись сами собой, по телу пробежала легкая дрожь, и он стал потихоньку засыпать в теплом коконе из одеял и простыней.

Проснулся Грегори изумленный, озадаченный, чувствуя легкое головокружение. Секунду он пребывал в панике, не понимая, где находится и сколько времени спал. Прозвенел ли будильник? Он ничего не слышал. В окне что-то мерцало; он повернулся и увидел отражение какого-то движущегося бледного огонька. Грегори крепко закрыл глаза, ему почему-то было страшно оглядываться по сторонам. Он подумал, что, конечно же, его разбудили не часы. Будь это так, они бы еще продолжали пищать.

Незадолго до того, как Грегори проснулся, дверь его комнаты открылась и снова закрылась, и вот теперь, натянув на себя все одеяла и простыни, он совершенно отчетливо услышал тихий звук шагов. В комнате кто-то был, и он, собрав в кулак все свое мужество, медленно повернулся и открыл глаза. Тень от тусклого дрожащего огонька падала на стены. Грегори взглянул поверх него и увидел бледную фигуру в белом, с чем-то черным на плечах и со свечой в руке. У Грегори от ужаса перехватило дыхание.

– Грегори? – тихо произнесла фигура. Он вслух застонал.

– Боже мой, Джиллиан! Вы меня чуть не до смерти напугали!

– Извините.

Она подошла к кровати, держа перед собой свечу и глядя на Грегори широко открытыми глазами, которые в мерцающем свете свечи, казалось, то увеличивались, то уменьшались. В ледяном холоде комнаты она стояла босая, в тонкой белой ночной рубашке, доходившей ей только до щиколоток. На ночную рубашку была наброшена его кожаная куртка, под которой тяжело вздымалась пышная грудь. Грегори немного приподнялся в постели, хотя одеяло натянул почти до самого подбородка.

– Что вы делаете?

– Я подумала, что вам может понадобиться ваша куртка, – сказала Джиллиан очень тихо и почти умоляющим тоном.

У Грегори снова перехватило дыхание, и он в полнейшем изумлении уставился на нее. Не сводя с Грегори взгляда широко раскрытых глаз, Джиллиан поставила свечу на столик рядом с кроватью и медленно сняла куртку. Огонек свечи отражался в ее складках. Плечи и руки женщины под курткой были совершенно голые, ночная рубашка держалась только на тонких полосках материи. Она взяла куртку за воротник, аккуратно сложила и повесила на спинку кровати Грегори. Затем села на край кровати и, опираясь на одну руку, по-матерински прислонилась к нему, однако зрачки ее при этом оставались расширенными, и в них застыла совсем не материнская мольба. Кожа у Джиллиан была бледная, как полотно.

– Вам не холодно? – спросила она.

Грегори открыл было рот, но ничего не сказал. Сердце его неистово колотилось.

– А я пришла вас согреть. – Джиллиан соскользнула с кровати, встала и одним легким движением сняла с себя ночную рубашку. У Грегори перехватило дыхание. Он не мог оторвать от нее взгляда и уже чувствовал, как напрягается его мужское естество. Джиллиан взяла ночную рубашку за бретельки, аккуратно, как и куртку, положила в ногах кровати.

Джиллиан оказалась обладательницей некрупного округлого тела, полных белых грудей, маленького живота, сильных бедер, соединявшихся в темном треугольнике. Она мрачно взглянула на Грегори, одной рукой сорвала с него все одеяла, затем забралась в постель и обмотала пуховое одеяло вокруг бедер, словно турнюр. Грегори мгновенно ощутил резкое дыхание ледяного воздуха комнаты. Джиллиан наклонилась над ним, и ее грудь коснулась его сосков. Вес ее тела на нем был весьма чувствителен, и Грегори помимо своей воли тяжело выдохнул. Тем не менее он старался не касаться Джиллиан руками, которыми ухватился за перекладины изголовья кровати у себя за головой.

– Джиллиан, – произнес он, сглотнув. – О мой Бог!

Джиллиан коснулась своих губ, а затем тем же пальцем прикоснулась к его губам, потом приподнялась, встала на колени, содрала с него трусы, протянула руку, нашла член и мгновенно вставила его себе во влагалище.

Грегори закрыл глаза, пытаясь восстановить дыхание.

– Джиллиан, – пробормотал он, – мне кажется, что это не очень разумно…

Она приставила свою теплую, грубую ладонь к щеке Грегори, он открыл глаза и увидел, что Джиллиан наклонилась вперед, ее груди покачиваются над ним, волосы ниспадают ему на лицо. Она наклонилась и поцеловала его.

– Ш-ш, – произнесла она ему на ухо и начала двигаться. Сердце Грегори неистово билось, тепло и упругость тела

женщины были ему приятны, но холод и изумление в сочетании постоянно отвлекали его и постоянно пробуждали сильнейшее смущение. Грегори закрыл глаза и попытался представить, что в подобной ситуации следует делать, что следует говорить… ничего в голову не приходило. Открыв глаза, он вновь увидел над собой ее покачивающееся тело, ее губы, что-то произносящие без слов, и блестящий взгляд широко открытых глаз, застывший на его лице. Все это вызывало в нем одновременно и сильное волнение, и ужас.

Джиллиан кончила раньше него, внезапно с пронзительным криком упала на спину и перекатила его на себя, затем натянула одеяла на обоих и крепко сжала Грегори бедрами. Он продолжал совершать ритмические движения во влажной темноте под одеялами, а она молча гладила его плечи своими мощными руками, ее горячее дыхание обжигало ему лицо, а пружины кровати истошно скрипели. Грегори почти не видел ее под одеялом и в панике стал «работать» еще активнее, гонясь за пиком наслаждения, которое, однако, ускользало от него. Тут Джиллиан вновь вскрикнула и так сжала его своими бедрами, что он едва не задохнулся. Он кончил со всхлипом, дрожью и сильным ударом кровати о стену.

Казалось, в это мгновение Грегори был полностью опустошен, все вышло из него – усталость, страх, раздражение на Фиону, воспоминания о пережитом профессиональном унижении, – и он упал на спину рядом с Джиллиан, сердце его рвалось из груди наружу, дыхание перехватило от ледяного воздуха. Джиллиан поднялась и вновь оседлала его, сбросив все одеяла. Груди ее то поднимались, то опадали над ним, пот сверкал в мерцании свечи. Она закрыла глаза, обеими руками откинула назад волосы, сжала губы и начала дышать, широко раздувая ноздри. Возникало странное ощущение, что Джиллиан молится.

Грегори взирал на нее в полнейшем изумлении, широко открыв рот, в предельной усталости. Все тело его покрылось гусиной кожей. Он поднял руки и коснулся ими ее бедер, живота, грудей. И ему показалось, что он никогда в жизни не испытывал подобного наслаждения.

– Спасибо, – выдохнул он.

Джиллиан открыла глаза, пальцами провела по его рукам и прижала его ладони к своей горячей груди.

– Я хочу вам кое-что сказать, – произнесла она. Грегори взглянул ей в лицо. Глаза Джиллиан светились отраженными бликами свечи.

– Я люблю вас.

Грегори уставился на Джиллиан. Он снова открыл было рот, чтобы заговорить, но, так и не сказав ни слова, закрыл его. Хотелось что-то ей ответить, однако мозг был абсолютно пуст, будто все его извилины в одно мгновение стер приступ невыносимого, немыслимого ранее наслаждения. Наконец Грегори начал смеяться. Высвободив руку из-под груди Джиллиан, он зажал ею рот.

– Извините, – проговорил он, сжимая рот, но все равно никак не мог совладать с собой.

Теперь с той же силой и интенсивностью, с какой всего несколько мгновений назад излились из него все его проблемы и треволнения, изливался смех. Грегори смеялся так громко, что даже кровать тряслась под ним.

Джиллиан протянула руку и отняла его ладонь ото рта. Грегори прикусил губу, чтобы прекратить смех, но его член все еще находился внутри Джиллиан, и от пароксизмов смеха он вновь напрягся.

Она наклонилась вперед и сжала его, отчего Грегори вновь испытал острейшее наслаждение и застонал. Джиллиан прижалась к нему щекой, волосы ее упали ему на глаза.

– Не бойся, дорогой, – прошептала она. – Смеяться – хорошо. Ведь это на самом деле смешно.

Она снова сжала его, а Грегори разразился новым приступом смеха, исходившего из самых глубин его физического естества, смеха, выворачивавшего наизнанку, смеха, от которого раскачивалась кровать, а член все глубже входил в Джиллиан. Женщина ритмично двигалась, опершись на руки и глядя на Грегори широко открытыми глазами.

– Я люблю тебя! – воскликнула она. – Правда люблю.

– Я знаю, – ответил Грегори. От смеха у него из глаз полились слезы.

Он снова кончил, на сей раз с громким криком, Джиллиан прекратила движение и легла на него. Он слышал, как бьется ее сердце, ее дыхание щекотало ему ухо. От ее пота Грегори сделалось холодно, и он потянулся за одеялом.

– Джиллиан…

– М-м-м… – был ответ, она уткнулась ртом ему в шею.

– Джиллиан, – произнес он снова, хихикая. – Мы можем накрыться? Я замерзаю.

Джиллиан приподнялась и серьезно взглянула ему в глаза.

– Перевернись.

– Можно я натяну одеяла, Джиллиан? Здесь чертовски холодно.

Она улыбнулась ему, неожиданно по-девчоночьи игриво.

– Вначале перевернись. Грегори снова начал смеяться.

– Я хочу сделать тебе кое-что приятное, – сказала она.

– Что-то еще более приятное? – Грегори почувствовал, как расслабляется каждый мускул в его теле, ему не хотелось двигаться. – Джиллиан, если ты сделаешь что-то еще более приятное, чем то, что уже сделала, ты меня убьешь.

– Я знаю, – ответила Джиллиан, смеясь. – Повернись.

Она поднялась над ним и практически силой повернула его на живот. Обеими руками Грегори ухватился за подушку, прижавшись к ней щекой. Теперь одним глазом он мог видеть окно. Облака разогнало, и он видел слабое мерцание звезд и отраженный огонек свечи. До самого последнего момента Грегори не знал, что именно этого простого, даже примитивного удовольствия вожделела его душа больше чего бы то ни было еще. Именно о таком удовольствии говорил он Мартину на следующий день после своего приезда. И какой от него может быть вред? Он доставил радость одинокой вдове фермера и сам получил давно взыскуемое. Глупый анахронизм сельского празднества казался ему теперь таким далеким и ненужным. Черт с ними, с полевыми исследованиями. Пусть они себе играют в дартс до умопомрачения и танцуют всю ночь на обдуваемой ветрами вершине холма или обнаженные и с ног до головы разрисованные водят хороводы вокруг древних мегалитов, пока он проведет здесь недельку-другую в объятиях Джиллиан, трахаясь до полного забвения всего и вся вокруг. Расставание с ней может оказаться в сложившихся обстоятельствах достаточно сложным, но если все это разыграть в стиле приятной грусти, томной меланхолии, своеобразной tristesse[1] антропологического варианта «Мадам Баттерфляй»…

Джиллиан села ему на поясницу и крепко сжала Грегори бедрами. Он чувствовал, как она наклоняется, и услышал, как грохочет столик у него за спиной.

– И что теперь? – спросил он с улыбкой.

– Тебе понравится, – ответила она. – Все будет просто чудесно.