Настройки шрифта

| |

Фон

| | | |

 

Гравицкий Алексей

Карлсоны

Алексей Гравицкий (Нечто)

Карлсоны

В ответ на спетую песню Олега Медведева и недописанную Песню Андрея Морозова

Графа Монте-Кристо из меня не вышло. Придется переквалифицироваться в управдомы.

И. Ильф, Е. Петров

\"Золотой теленок\"

Будильник вздрогнул, разрываясь диким треском, а потом еще раз, когда на него опустилась тяжелая рука поросшая солнечно-рыжей шерстью.

Он поднялся с кровати, накинул халат и пошел варить кофе. Как славно было раньше: папа, мама и даже брат с сестрой. Теперь родителей не стало, брат и сестра живут со своими семьями, а он... Он один, совсем один. И опять придется варить кофе самому, а он убежит. И опять жарить яичницу с беконом, а она подгорает вот уже пять лет. С тех пор, как не стало мамы.

Он включил плиту, поставил кофе и яйца на огонь и пошел в ванную. Пока брился и умывался кофе убежал, а яйца подгорели. Опять. С тоской сжевал завтрак, глянул на часы. Пора на службу.

Вечер, словно громадная черная птица, накрыл город своим мягким крылом. Дома и домики, со своими крышами, шпилями и башенками растворились в сумеречной дымке.

Зажглись огоньки окон и светлячки звезд.

Он шел понурый. Почему-то ничего не хотелось. Так всегда вечерами. Сейчас придет домой, завалится на диван с банкой пива и тупо будет пялиться в телевизор. Как тогда сказал Карлсон? \"Такая большая домомучительница в такую маленькую коробочку?! Ничего не выйдет!\" Он улыбнулся. Вечер перестал быть серым, ноги сами понесли его в другую сторону от дома, туда, где был - он это точно знал - маленький домик на крыше. За трубой.

Домик стоял на своем месте и никуда не делся. Такой же маленький, уютный и аккуратный, как и тридцать с лишним лет назад.

Перед дверью он замялся. Нахлынули воспоминания: \"Добро пожаловать, дорогой друг Карлсон! Ну и ты заходи...\" Он улыбнулся прозвучавшему в голове голосу и принял приглашение.

Внутри было темно и тихо.

- Карлсон? - позвал он. - Карлсон, это я, Малыш. Ты здесь?

Что-то шмыгнуло, зашуршало, чиркнуло в темноте. По комнате разлился тусклый свет ночника, что стоял на тумбочке у кровати. Малыш пригляделся, на кровати лежал сухощавый старик с рыжей шевелюрой.

- Привет, Малыш, - хрипло произнес старик. В голосе его не было прежней жизнерадостности. - Чем будешь угощать?

- Тортом с восемью свечками, - улыбнулся Малыш, но на глаза его навернулись слезы. - Или лучше так: восемь пирогов и одна свечка, а?

- А как же колбаса? - грустно хмыкнул старик. - Ладно, проходи, садись.

Он прошел и плюхнулся на край кровати, скрипнуло.

- Чтож ты врал, что тебе восемь лет? - с иронией произнес старик. Кровать-то под тобой скрипит, будто тебе все сорок.

- Сорок два, - автоматически поправил Малыш и осекся. - Карлсон, а это, в самом деле ты? - произнес он со смешанным чувством.

- Нет, - обрубил старик, и воздух комнаты наполнился горечью. - Я уже не Карлсон, и ты давно уже не Малыш.

Голос старика дрогнул, он потупился.

- Как же так? - вспылил вдруг Малыш. - Почему ты улетел и перестал появляться? Где ты пропадал? Почему?

Он задохнулся, а старик только покачал головой:

- А где был ты?

Малыш открыл было рот, но не нашел, что сказать.

- Я скажу, - продолжил старик. - Ты вырос, и я перестал быть тебе нужным. Зато я был нужен другим \"малышам\".

- А теперь?

- А теперь, - старик приподнялся на локте, протянул ссохшуюся руку к стакану с водой, что стоял на тумбочке, сделал глоток. - Теперь я скоро умру, и Карлсона не будет вовсе. Да уже нет. Мне трудно встать с постели, не то, что летать.

Малыш почувствовал, как что-то сдавило горло, резко встал.

- Ты куда? - окликнул хриплый голос.

- В магазин, - тихо шепнул Малыш. - За тортом со взбитыми сливками. А еще надо конфет и варенья - Сладкоежка, - хмыкнул старик. - Колбасы купи. И пива.

Малыш обернулся, недоверчиво посмотрел на Карлсона.

- Со мной не соскучишься, - улыбнулся старик, и впервые за вечер он напомнил Малышу того, прежнего Карлсона.

На кладбище было холодно.

Дул ветер, плевал в лицо изморозью. Он шел за гробом и боялся разреветься, как тогда в детстве. В голове снова звучал до боли знакомый голос: \"Не реви. Это ты ревешь или я реву?\"

Он всхлипнул и через силу улыбнулся, посмотрел на старика, что лежал в гробу. Штаны с пропеллером сменил строгий костюм, рыжего парика, что заменял последние годы густую шевелюру, не стало. Солидный лысый господин совсем не походил на того веселого толстяка с пропеллером. Гроб опустился рядом с ямой, желающие проститься вереницей потянулись к телу.

Откуда столько народу? - удивился Малыш.

Он вопросительно посмотрел на старика, но тот молчал. Тихо опустилась крышка, неспешно опустили гроб в яму, сверху посыпалась земля.

Люди смотрели на происходящее с молчаливой тоской. Откуда их столько?

Догадка пришла неожиданно, сама собой:

- Малыш, - негромко окликнул он.

Собравшиеся у гроба люди вздрогнули, как один, закрутили головами, натыкаясь взглядом на взгляд, смущенно опускали глаза. Малыш развернулся и быстро пошел прочь.

В домике на крыше было пусто и холодно. А может это его пробил озноб? Малыш сел на кровать, перед глазами замелькали последние недели. Он таскал старику сладости, а тот в лучшем случае жевал колбасу и судорожно заглатывал пиво.

Один раз попросил чашку чая. Малыш обрадовался, притащил банку малинового варенья. Старик поморщился, но сладкой жижи в себя все-таки залил. Из вежливости. \"Свершилось чудо\"

- обрадовался тогда Малыш: \"Друг спас жизнь друга!\" Но старик лишь пробормотал, что никакого чуда уже не будет. И вообще, чудес не бывает.

Нет, не бывает. Даже рыжий толстяк, чудо его детства, перестал быть чудом. А перестал ли? И вообще...

Он встал и подошел к шкафу, снял с вешалки потертые штанишки с пропеллером. Взял с тумбочки рыжий парик.

Когда он подошел к зеркалу, на него взглянул рыжий толстяк. Штанишки, вопреки ожиданиям, не повисли мешком, а ладно осели на пивном брюшке.

Парик выглядел, как его собственные волосы. Вот только тот был веселый, и вообще мужчина хоть куда, в полном расцвете сил. А он...

А что он? Он в меру упитан и вообще, в полном расцвете сил. Он улыбнулся своему отражению, и на душе потеплело. Карлсон не должен умереть. Что бы там нибыло в жизни, но это в жизни. А у каждого Малыша должен быть свой Карлсон, вне зависимости от каких-то непонятных Малышам вещей.

Вот только надо будет научиться летать, вспомнить, как едят варенье ложками, улыбаются.

А еще надо научиться быть чудом...

Москва. 21.11.2000