Илья Тё

КОРЕЙСКИЙ КОРИДОР

Никогда не используй силу, если не уверен в победе. Николай Бердяев
Только тот, кто стремится к смерти, может считаться непобедимым. Кодекс Бусидо
ПУЛЯ 1

Мегаполис страха

Работорговец вел мисс Мэри из Инчхона уже двое суток. Она шла, пошатываясь от усталости, однако нормальными переходами назвать это было нельзя. Во время привалов Бугай бил ее, поминая недобрым словом синюю отвертку, стягивал веревкой руки и ноги, чтобы не убежала, потом падал спать.

Натянув собачий ошейник, Мэри иногда удавалось добраться до ручья, текшего в этот дождливый сезон вдоль обочины шоссе. Она подползала и отшатывалась от собственного отражения. Высокая блондинка, совсем недавно сводившая с ума богатых сеульцев одним взмахом длинных ресниц, сейчас походила на кадр, вырезанный из фильма ужасов. Пасмурное, дождливое небо, развернутое над головой серым покрывалом, было фоном печальной картины. Центром оставалось лицо. Красивые когда-то губы, нос, скулы и высокий лоб мисс Марии Тешиной покрывала грязь, маскировавшая следы ссадин и синяков. Гордый взгляд девушки, несмотря на катастрофу, мог бы оставаться, как прежде, прекрасным, однако кровоподтек — след от удара ботинком — превратил левый глаз в щелку.

Мисс Мэри знала: ее ведут на убой.

В Мегаполисе практически не было пищи, но оставалось много голодных мужчин. А еще в Сеуле были рабыни. Молодые и красивые рабыни. Ведь всех остальных — старше возрастом или дурнушек — давно порезали.

Бугай гнал Мэри в Сеул с единственной целью: продать. В последнее время это становилось все более прибыльным предприятием. Живой дичи в окрестностях Мегаполиса почти не осталось, а есть хотелось каждому юнговскому стрелку и каждому бойцу из диких городских гангов.

Тащить труп на себе было тяжело, поэтому проклятый работорговец, в соответствии с личным представлением о практичности, заставил будущую жертву шлепать босиком по холодному осеннему асфальту. Изредка он пинал ее. Ботинком в зад. Зад у Мэри, как ни крути, оставался шикарным. Он и раньше был как орешек, а ныне, учитывая жуткие голодные дни, мог вызвать зависть у любой страдающей анорексией топ-модели. Вот только сил на подиумную походку у Мэри, увы, давно не осталось.

Девушка ковыляла, спотыкаясь на каждом шагу, падала и вновь поднималась. Тычки и затрещины заставляли истощенное тело механически двигаться.

Когда она падала, Бугай, злобно матерясь, тащил ее за волосы.

Мисс Мэри не сопротивлялась. Она даже улыбалась в такие моменты. Когда Бугай волок ее по земле, девушка могла позволить себе чуть расслабиться, отрешиться, забыть на время про боль. В такие прекрасные моменты, пока хозяин не видел лица своей пленницы, та презрительно скалилась, сдерживая нервный смех.

Временами Бугай машинально порывался почесать отсутствующий глаз: подносил руку к лицу, но тут же отдергивал — испуганно и зло. Под грязной повязкой, скрывающей пол-лица, зияла ужасная рана.

То была отметина от их встречи.

От немедленной смерти девушку на данный момент спасала только жадность хозяина. Убить ее он мог еще сутки назад, но желание заработать заставило Бугая на время забыть о глазе, в который Мэри воткнула синюю отвертку.

Бугай терпел, человеческого мяса не ел — опять же по рациональным соображениям.

Риса в хранилищах министерства республиканской гражданской обороны оставалось более чем достаточно, а вот с мясом была беда. За тридцать лет свиньи с коровами передохли или вконец одичали. Юнговцы меняли живых людей на рис и ржаную муку по весу, в соотношении два к одному: две меры зерна на одну меру плоти.

Плоть была дороже зерна.

Бугай экономил.

Его действительно ожидала выгодная сделка: мисс Мэри была худой, но зато очень высокой. Она выделялась ростом даже среди своих диких северных соплеменников в далекой Москве. На востоке же, особенно в низкорослом маньчжурском Китае или среди пукханов, ей просто не было равных.

Бугаю доводилось бывать на севере. Поэтому грацию и стать нового имущества, по сравнению с прочими захваченными девушками, он мог оценить сполна.

Рост Мэри составлял почти метр девяносто. И на Бугая она могла смотреть свысока, даже когда он бил ее при прямом взгляде или подъеме головы. Волосы у девушки были светло-золотистые, почти платиновые. В начале путешествия из Инчхона они были стянуты в хвост — именно так она очнулась на причале. Сейчас хвост растрепался, и значительная часть роскошной шевелюры закрывала половину лица, при каждом шаге попадая в глаза и приоткрытый от усталости рот. Глаза у мисс Мэри были огромные, ясные, серо-голубые. По крайней мере, один глаз, который можно было видеть, без жуткого распухшего кровоподтека. Губы девушки — аккуратные и тонкие — были разбиты.

Бугай смотрелся менее колоритно. Ниже пленницы, ярко выраженной восточной наружности, с выпяченными скулами и плоским носом, он походил — если приделать к нему усы и меховую шапку с лисьим хвостом — на монгольского нукера семисотлетней давности, только без лошади. Вместо халата на работорговце висела измаранная майка с надписью Tiger Beer. Также на нем были драные голубые джинсы, довольно крепкая кожаная куртка и грязно-красная кепка с логотипом Ferrari club.

«Для мелкого сеульского торгаша, — усмехалась про себя мисс Мэри, — прикид глупый».

Вооружен Бугай был в местном, специфическом стиле. Людоеды, выжившие на улицах современного Мегаполиса, наверное и должны были так вооружаться. У Бугая была бита, утыканная гвоздями — наверняка самодел и предмет гордости. Был у него также завидный кухонный нож из нержавейки — огромный, заточенный до бритвенной остроты. И некая штуковина, похожая на самурайский меч либо его декоративную копию, которую раньше можно было купить в любом местном супермаркете.

Завершающими штрихами амуниции Бугая служили синтетическая бечевка и собачий ошейник. Один конец бечевки был привязан к ремню на джинсах, а второй к тонкой шее мисс Мэри, на которой крепился собачий ошейник. До катастрофы их пара наверняка вызвала бы интерес у полиции или служащих психбольницы. Однако теперь редкие прохожие не обращали на них никакого внимания.

Шествие вооруженного мужика с привязанной к нему полуголой девицей теперь не выходило за пределы общественной нормы.

Мисс Мэри шлепала по асфальту, временами вздрагивала и ежилась.

На момент встречи с Бугаем она была одета вполне прилично. Когда девушка очнулась, на ней красовались узкие джинсы, рубашка, свитер, шарф, сапоги и легкая замшевая куртка. Все вещи были новыми, что казалось странным: на прочих выживших одежда истлела, молнии заржавели, пуговицы покрылись плесенью… А на Мэри все осталось целехоньким.

Сначала девушка задумывалась об удивительном феномене, гадала, отчего так случилось, почему ее вещи не испортились? Но в последнее время это происходило все реже и реже. Ботинки и кулаки Бугая составляли неплохую конкуренцию философским размышлениям.

В некотором смысле девушка попала в такое положение как раз из-за новых шмоток. При встрече Бугай увидел на ней одежду, нетронутую временем, и своего шанса не упустил. Сокровище он быстро снял, скрутил в узел и приготовил на продажу. Как и саму Мэри. Взамен снятой одежды Бугай благородно презентовал голой пленнице свою старую байковую рубаху.

В этом тряпье, слишком широком и коротком для узкоплечей и длинноногой мисс Мэри, она шлепала за Бугаем уже километров сорок.

За время жуткого путешествия девушку поразили многие вещи. Например, асфальт. Замечательная скоростная трасса, предмет зависти русских туристов, — даже таких специфических туристов, как сама Мария Тешина, — оказалась покрыта трещинами, через которые пробивались пучки травы. Идеально гладкую серую поверхность местами пронзал даже жухлый кривой кустарник.

Это выглядело ошеломляюще. Фантастично.

Вид автобана, проломленного растениями, поразил Мэри. Если сквозь полуметровое покрытие и крепкий асфальт успела прорасти трава, значит, в памяти Тешиной был не просто провал. Там зияла пропасть глубиной в годы, даже в десятилетия. С момента потери сознания минул большой срок.

Спокойно прикинуть размеры этого срока и осознать случившееся не удалось: события после пробуждения понеслись вскачь.

Девушка очнулась в Инчхоне на сгоревшей дотла пристани. Судя по обугленным доскам и каким-то оплавленным обломкам, вокруг бушевал сильный пожар.

Как же все-таки могла уцелеть одежда, да и само тело, если в том месте, где Тешина лежала, все сгорело?..

Пробравшись сквозь остов будки, мисс Мэри выбралась на гранитную мостовую. Мостовая, с первого взгляда, выглядела так знакомо — совсем недавно она служила милым местным жителям для семейных прогулок…

Недавно?..

Милым?..

Один из «милых» аборигенов здесь ее и встретил. Это был Бугай. Кроме него вокруг никого не было.

Умерли? Ушли? Не проснулись?..

Увидев девушку, Бугай бросился к ней. Молча, страшно. Мэри рванула прочь, но он быстро догнал, сбил с ног и ударил кулаком в голову.

Раз. Другой… Мэри кричала, отбивалась, но он был гораздо сильнее ее…

После жестокого избиения, отключившего сознание на несколько страшных минут, мисс Мэри почувствовала острую боль в голове и груди. Пришла в себя. Бугай вновь начал бить. Она снова отключилась…

Очнулась голая. Теперь боль стучала не только в голове и груди, но и в низу живота. Мэри свернулась калачиком и часто задышала. Неприязнь, злость, бессилие — все смешалось в единый пульсирующий клубок.

Сколько она провалялась в отключке на этот раз?..

Бугай стоял рядом.

Он окинул Мэри оценивающим взором и бросил ей свою байковую рубаху. Мэри кое-как надела ее, улучила момент и хотела сбежать, но была снова повалена наземь и избита. На этот раз Бугай стянул бечевкой ее запястья, украсил шею собачьим ошейником и нацепил петлю из синтетического жгута.

Мэри заплакала, но после чудовищных побоев слезы не помогли даже сбросить напряжение.

Бугай дернул за веревку, и началась мучительная дорога. Сорок километров пешком от изуродованного, пустого Инчхона к голодающему, но еще живому Сеулу…

Мэри ковыляла по автобану, оглядываясь по сторонам. С Бугаем они не разговаривали. Она видела все сама.

Сеул уже не был тем чарующим городом, в который мисс Мэри приехала вдохновленной студенткой. Зеленовато-серые, черные, карие полутона и оттенки пропитали великолепный некогда Мегаполис от приямков дорог до вершин полуразрушенных небоскребов. Чахлый кустарник, еле живая трава, с невероятными усилиями пробившаяся сквозь бетон и асфальт, уродливые деревья, не срубленные на дрова лишь по никчемности и безлюдью, плесень, мох, лужи, земля, нанесенная рваным ветром, сырой глинозем — вот что отныне дарило цвет великому городу. Вернее, его трупу, медленно разъедаемому временем и людьми — двумя самыми безжалостными падальщиками в мире.

По кварталам, в которых совсем недавно — относительно глубины памяти Мэри — проживало одиннадцать миллионов мужчин и женщин, будто прокатилась ковровая бомбардировка. Однако единственными боеприпасами, падавшими на беззащитные улицы, были… мгновения. Мириады мгновений. Секунды, сцепленные в минуты и часы, переплетенные днями и годами.

Всё рухнуло в пропасть: привычные социальные связи, экономика, валюта, коммуникации, закон и порядок. Здесь, в Сеуле, остались лишь разломанные куски цивилизации, стремительно дробящиеся на крохотные осколки, готовые, в конце концов, стереться в мелкий песок.

Небоскребы, от которых захватывало дух, перестали существовать. Их мрачные остовы, похожие скорее на готические иллюстрации к картинам безумного художника, чем на останки отелей и бизнес-центров, внушали мисс Мэри мистический ужас. Когда она украдкой поднимала голову, чтобы увидеть вершину любого из гигантов, в душу заползало нечто холодное и липкое. Это нельзя было назвать просто страхом. Душа пасовала вовсе не перед смертью и разрушением. Душа трепетала перед чем-то более тяжким и неподъемным.

Перед катастрофой. Перед безумной помесью конца и начала Истории.

Это был ужас — слепой, всеобъемлющий, выписанный исполинскими буквами ветхих небоскребов.

Выпавшие стекла. Перекошенные рамы. Пустые глазницы эпохи, обрамленные мрачными скулами руин и щербатым ртом эстакады. Все это смотрело на мисс Мэри с укором. Городские стоки занесло мусором, канализация сгнила или забилась. По улицам Мегаполиса текли бурные ручьи. На парках и площадях дремали болота. Ухоженные пруды превратились в озера, покрытые зеленым ковром ряски. Перепачканные оборванцы, больше похожие на заключенных концлагерей, только что выпущенных на свободу, лакали воду из луж, подобно диким животным.

Через весь этот пугающий мир Бугай вел ее на убой.

Она знала.

Чувствовала.

Несколько раз пыталась сбежать, но получала такие зверские удары, что в глазах темнело.

Бугай… Почему она про себя назвала его именно так? Вероятно, за широкие плечи и коренастое тело, сидящее на крепких коротких ногах. Когда он шел впереди, и мисс Мэри видела его спину, Бугай казался ей этаким Квазимодо: мощным, но низкорослым.

Впрочем, Бугай редко двигался впереди. Обычно он топал за спиной девушки, что гарантировало ему, во-первых, отличный вид, а во-вторых — возможность пинать и понукать жертву, ускоряя ее неуклюжие после побоев движения.

То ли Бугай всегда был садистом, то ли после катастрофы внутри у него слетел какой-то предохранитель и пробудилось изуверское начало — неизвестно. Но факт оставался фактом: он совершенно открыто упивался властью над беззащитной пленницей, делая ее существование невыносимым не только в силу необходимости, но получая громадное удовлетворение.

Вот так — в компании с осатаневшим торгашом — они шагали по трассе.

Людей было немного. В основном, завидев бредущую пару, местные отходили на обочину и скрывались в мрачных подъездах. Никто не пытался напасть и отобрать товар. То ли боялись Бугая, то ли голод еще не окончательно доконал жителей этого района. Скорее — первое.

Автобан, поросший кособоким кустарником и вялой травой, усыпанный ржавыми останками машин, петлял между серыми от старости магазинами, между остовами мертвых многоквартирных домов, между заболоченными площадями…

Автобан рассекал пробудившийся Сеул — Мегаполис страха.

ПУЛЯ 2

Под знаком Топора

Пусан. Закрытый клуб «Патриот». 27 июля 2016 года. 24 часа до анабиоза

Общий свет в помещении медленно погас, а вместо него вспыхнули яркие боковые софиты. На сцене возник круг света, разгоняющий полумрак. Проплыв по залу, круг остановился в центре тяжелого занавеса, рухнул к полу и мгновенно растаял. Зал замер в предвкушении зрелища. Слух о новой огненной стриптизерше расползался по Белому кварталу как ветер. А значит — танцевать кукла умела.

Ждать пришлось недолго. Раздвинув тканевый полог, возле шеста, в луче света, как вспышка, возникла девушка с блистающими, словно звезды, глазами. Высокая и гладкая, белая, будто полированный алебастр, гибкая, тонкая, уверенная в себе. Она словно бы сама лучилась светом, одаряя зал вибрирующей энергией, вырывающейся в воздух с каждым движением.

Мисс Мэри танцевала в блестящем алом корсете, клетчатом кепи на голове и юбке-поясе, открывающей длинные ноги так, что они казались просто бесконечными. Туфли на безумно высоком каблуке добавляли к немалому росту еще пятнадцать сантиметров. Золотоволосая богиня с феноменальной фигурой и распущенными, пылающими, словно пожар, волосами, кружилась и танцевала, сводя с ума и намертво приковывая взгляды. Зал бешено аплодировал, кричал. Что именно — было не важно. Главное, они завелись. Стаканы с виски опрокидывались в глотки залпом. Дорогие сигары тлели, а челюсти отвисали. Мужчины не видели ничего вокруг, кроме танцующей на сцене нимфы. Немногочисленные женщины, которые все же присутствовали в закрытом клубе, с досадой и завистью отводили от нее взгляд. Эффектно, под бешеный ритм зубодробительного металла, мисс Мэри срывала с себя одежду.

Во всем зале к спиртному не притронулись, пожалуй, только два человека: капитан Том Сойер, названный родителями то ли из любви к большой литературе, то ли в качестве извращенного издевательства над сыном, и подполковник Джо Юнг. Капитан был всего на пять лет моложе своего непосредственного начальника, но значительно беззаботней. В кои-то веки ему удалось уговорить старшего коллегу пропустить по стакану после службы и показать ту самую жгучую красотку, о которой на базе уже трещали все офицеры. Подбодрить старого друга, которому давно не светило повышение, определенно стоило. Уже несколько лет старина Джо ходил в полушаге от нового звания, но всякий раз его отодвигали, пропуская вперед более удачливых сукиных детей. Золотой дубовый лист на рукаве, черт возьми, никак не становился серебряным!

— Признаю, Томми, штучка хороша, — заявил подполковник, прожигая стриптизершу хмурым взглядом. — Если организуешь с ней встречу, двести баксов с меня, как договорились.

Подполковник начал рано седеть. На лице не было ни морщины, мускулистое тело пребывало в отличной форме, только проклятые седые прядки украшали уже всю шевелюру. Выходов оставалось два: краситься или бриться наголо. Красить волосы подполковник считал делом женским, а брить череп наголо — уделом сержантов и рядовых. В итоге его череп украшала квадратная площадка, что придавало подполковнику моложавый вид. Но волосы в прическе были сплошь седые, что выдавало его возраст и заботы.

— Хороша, не то слово, сэр, — отозвался веселый капитан и махнул рукой половому. Тот подбежал, выслушал заказ и умчался за текилой. — Но самое интересное, эта миловидная танцовщица испытывает нешуточную симпатию к американским военнослужащим.

— Ко всем? — спросил подполковник, глядя, как Мэри рвет на себе завязки корсета.

— Черт побери, Джо, конечно, нет. Только к таким брутальным красавцам, как я. Хотя… — хмыкнул капитан, — ты тоже сойдешь, если скинуть десяток лет. Тут ведь дело в подходе. А ты вечно грозный, как туча, любую бабу напугаешь. Улыбнись хоть раз, а то так и уедешь, не поимев никого в этой стране узких щелок.

Полковник оценил шутку, натянуто улыбнулся. Он безотрывно смотрел на то, как Мэри оголила плоский живот и ритмично двигалась, вылезая из узкого корсета, словно змея из старой кожи. Миру явился шикарный черный лиф — смертельное разочарование для тех, кто ожидал, что под корсетом ничего нет.

— О, нет! Сними его быстрее! — заорал кто-то в зале.

— Давай, детка! Ну же! — подхватил второй.

Мэри кокетливо улыбнулась и погрозила пальчиком. Затем послала в зал воздушный поцелуй и закрутилась вокруг шеста. Когда после очередного круга лифчик все же полетел к столикам, мисс Мэри вдруг рухнула на колени, сорвала кепи и длинные волосы, упавшие на грудь, закрыли точеное тело почти целиком. Под финальные аккорды звукового сопровождения зал испустил гулкий стон.

Подполковник Джо цокнул языком.

В этот момент прискакал половой и стукнул о стол большой бутылкой текилы. Тарелка с лаймом упала рядом. Джо не глядя схватил ломтик и запихал в рот, пожевал, проглотил с каменным лицом.

— Определенно, меня к ней тянет, — многозначительно заявил Том Сойер, глядя как шеф, не морщась, съел лайм. — А насчет двухсот баксов все просто. Я подумываю пригласить эту красотку к нам на базу на выходные. Придется выписать пропуск и решить дело с дежурной частью. Тебе это как два пальца, так ведь, Джо? Организуешь доставку?

Подполковник оценил и вторую шутку. Превышение должностных полномочий офицерами базы ради провода проституток — дело известное, почти норма. Но вот только он, Джо Юнг, так не шалил никогда. Дома, в Бостоне, его ждала жена и двое детей. Однако… страна узких щелок. Разве он хуже остальных офицеров?

Неопределенно пожав плечами, подполковник расплескал текилу по рюмкам. По-прежнему хмуро обронил:

— А повод? Она ведь не шлюха, а танцовщица.

— Думаешь, есть разница?

— А думаешь, нет?

— Она русская, если ты заметил.

— С чего бы?

— Белая.

— Австралийки тоже белые.

— Да не гони. Если ты видишь в Корее белую танцовщицу, официантку или проститутку — она на девяносто девять процентов русская. В крайнем случае — украинка. На оставшийся один процент.

— Значит, без повода прилетит?

— Могу соврать, что у меня день рождения, — нашелся капитан. — А что? Бывают же у отмороженных янки дни рождения, как у приличных корейских толстосумов. Хотя бы пару раз в году.

Третья шутка не вызвала улыбки у Юнга. Юмор Сойера, признаться, его больше раздражал, чем смешил. «Бэнни Хилл доморощенный, разорви ему глотку», — с отвращением подумал он.

— Ладно, доставку организую, — прикинув, согласился подполковник. Насыпал на руку соль, лизнул и опрокинул в себя стопку текилы. Снова зажевал лайм.

— Тогда выпьем за старый добрый трах, Джо. Буду рад за тебя, приятель! — кивнул капитан и тоже опрокинул стопку. — И с тебя двести баксов.

— За старый добрый, — кивнул подполковник. — Двести баксов будут.

Верность жене, если честно, Джо Юнг соблюдал не из пуританства. Просто местные проститутки ему претили. Однако секс с танцовщицей, тем более, белой танцовщицей, казался делом куда более достойным.

— Кстати, — наставническим тоном возвестил Том, — если хочешь подкатывать к местным дамам, тебе нужно учить язык, хотя бы немного.

— С чего это вдруг? — Подполковник зло посмотрел на собеседника. — Пусть учат английский, зачем мне их дикарский зубрить? Киплинг писал: бремя белого человека…

— Ах, да брось! — перебил Том Сойер. — Зачем нам Киплинг, он же не пьет! А корейский язык не сложный на самом деле. Вот прикинь. Знаешь, как по-корейски слово «жираф», например?

— Ну и как?

— Жирафа! — радостно возвестил Томми. — А знаешь, как «банан»?

— Ну, не знаю.

— «Банана!» — возвестил Томми еще веселей. — А знаешь, как «бандана»?

— Что, «бандана»?

— Бог мой, заговорил!

Подполковник Джо недоверчиво покачал головой.

— Глупость какая-то, — прокомментировал он. — Это всего лишь пара аналогий.

— Да местный язык у тебя в подсознании! — возразил Том Сойер, обнимая и тряся подполковника за плечи. — Корейцы, они как дети. На местный язык наслоилось множество слов, в основном русских и американских. Ну, во время холодной войны. И вообще оба государства на нас очень похожи. На русских и янки, я имею в виду. Северяне — типичные русские эпохи Сталина. Южане — копия нас. На севере — военный коммунизм, лагеря, гигантская армия, вооруженная дешевыми пукалками, тяжелая промышленность и прочие прелести вооруженного лагеря, так сказать, страны-крепости. На юге наоборот — царство кока-колы и идиотов-потребителей. Корейцы меньше похожи друг на друга, чем на нас, американцев и русских, поверь! Вот прикинь: северяне жрут водку и сало как потерпевшие. Русская водка у них даже в традиционных похоронных обрядах стала использоваться, они чествуют предков русской водкой, а не фруктовым вином, как было в средневековье. А южане? Глушат дорогой вискарь и фабричное пиво! Я не говорю уже о религии. Огромная часть южан протестанты, прикинь? В какой еще восточной стране ты видел подобный идиотизм?

— То есть корейцы, — это ухудшенная версия русских и американцев? На юге — одни, на севере — другие. Ты это хочешь сказать? — прямо спросил подполковник.

— Я хочу всего лишь провести несколько параллелей!

— Да ты нажрался, как суслик!

Том Сойер икнул.

— К твоему сведению, суслики не пьют, — с серьезной миной возразил он.

— Только в случае, если не говорят о политике, приятель, — ответил подполковник и в ответ похлопал Сойера по плечу.

После третьего «дринка» процесс осмысления происходящего пошел быстрее. Корейский язык и суслики подполковника интересовали мало, но красавица, танцевавшая возле шеста, зацепила не на шутку. С каждой новой выпитой стопкой идея Тома Сойера насчет приглашения ее в лагерь казалась подполковнику все более и более удачной. «Вот только почему день рождения должен быть у капитана? — подумал он, устало откидываясь на спинку своего кресла. — По идее самое сладкое должно доставаться имениннику. Если главный подарок на торжество — она, Том Сойер должен подвинуться в качестве юбиляра».

Но это были уже детали, их можно было уточнить в процессе. Подполковник хмыкнул и впервые без напоминания беззаботно улыбнулся, глядя как Мэри, помахав пальчиками, исчезает за занавесом под пьяный свист и аплодисменты. Фантастически привлекательная девчонка, черт возьми!

Джо Юнгу казалось, что весь этот вечер мисс Мэри улыбалась только ему.

Сеул. 11 октября 2046 года. 63-й день после пробуждения

Чувства почти покинули мисс Мэри, когда Бугай, наконец, остановился. Они оказались возле огромного двухэтажного здания из выцветшего оранжевого кирпича, с маленькими окошками, затянутыми пленкой и грязным тряпьем. Здание было покрыто двускатной крышей, казалось очень длинным и походило на старый барак. Вдоль фасада лежали ржавые рельсы, выше которых вдоль всего здания тянулся разбитый бетонный пандус. Сквозь зияющие дыры разбитых окон было видно, что внутри здания отсутствует перекрытие между этажами.

Мисс Мэри тяжело вздохнула.

Перед ней высился склад с протянутой к нему железнодорожной веткой.

Склад? Поморщившись от самых страшных переживаний, мисс Мэри невольно втянула голову в плечи. Ее вели в Сеул на продажу. Подобные ей «покупки», вполне могли содержаться здесь.

К вящему ужасу девушки уродливое здание действительно оказалось обитаемым.

С торца, возле ржавых и покореженных металлических ворот, стоял агрегат, похожий на рефрижераторный контейнер. Судя по монотонному гудению, рефрижератор находился в рабочем состоянии. Это было почти невозможно, учитывая общий уровень запустения, однако противный гул слышался далеко и отчетливо.

Подойдя ближе, мисс Мэри увидела вывеску над воротами: изображение большого алого топора, заботливо выведенное на грязной кирпичной стене чем-то темным. Мисс Мэри сглотнула. Кажется, это была кровь.

Сознание заволокло туманом. Живо представив, как ее кровью расписывают стены, Тешина почувствовала, как подкашиваются и без того уставшие ноги.

Надменно взглянув на собственность, Бугай вразвалочку подошел к девушке, грубо схватил за волосы и, пригнув к земле, потащил за собой. Вовнутрь, сквозь раскрытые настежь ворота. Не в силах вымолвить ни слова, мисс Мэри послушно перебирала босыми ногами.

В здании бывшего железнодорожного склада, к удивлению Мэри, их встретили всего два человека в замызганных кожаных фартуках. Они топтались перед воротами и по очереди курили одну сигарету. Где они достали настоящую сигарету — если это была сигарета, а не самокрутка из какой-нибудь растительной гадости, — оставалось только гадать. Сам Бугай, сколько ни пытался, отыскать курево в развалинах Инчхона не смог. Найти в руинах любого супермаркета табачный отдел было несложно. Но вместо цветастых пачек на витринах лежали только труха и гнилье. Некоторые дурные привычки остались в прошлом мире.

Однако на мясников в кожаных фартуках это правило, очевидно, не распространялось.

Молодцы смотрелись независимо и деловито. Появление внутри здания неизвестного лица, вооруженного битой, их нисколько не удивило. Морды по-прежнему оставались каменными, а позы расслабленными. Сигарету один из них держал внутри кулака, словно солдат или заключенный на режимной территории.

Здание за спинами молодцов в фартуках действительно было очень большим, однако рассмотреть его полностью оказалось невозможно. Пространство закрывали разнообразные перегородки — кирпичные, деревянные, гипсовые, высотой от двух до трех метров, но не до потолка, ниже. Судя по материалам и грубой, неряшливой работе, склад перегородили относительно недавно, а значит, сделали это для практических нужд, имеющих смысл только в условиях агонизирующего города.

Бугаю, между тем, было некогда размышлять. Он быстро подтащил Мэри к потенциальным покупателям и небрежно швырнул на бетонный пол. Качество пола было потрясающим — из него не торчала даже травинка. Серая поверхность казалась ровной и гладкой, будто полированной. Возможно, она была покрыта особым полимером, что и позволило зданию выстоять в течение тридцати лет, почти без ущерба. Фактически, бетон выглядел как зеркало — Мэри, упавшая животом вниз, даже увидела в нем смутное отражение.

Демонстрируя права собственника, Бугай водрузил на Мэри ногу.

— Продаю! — многозначительно заявил он.

Мясники вяло переглянулись. Очевидно, процедура приобретения невольников стала для них явлением заурядным. Передав остатки курева напарнику, один из них присел на корточки, чтобы рассмотреть товар поближе.

Мэри приподняла голову. Фартуки на покупателях выглядели одинаково, но сами хозяева отличались. Один из них был высоким и тощим, словно узловатая палка, второй — такого же роста, но очень крепким, с огромными ладонями и монументальным торсом.

Рассматривал Мэри тощий и жилистый, в то время как второй, скалообразный, внимательно изучал притихшего Бугая. Имя «Бугай», впрочем, сейчас как-то не звучало. По сравнению с габаритами курильщиков в кожаных фартуках, пленитель Мэри смотрелся мелковато.

— Неплоха, — цыкнул языком тощий. — Такую бы не на мясо, а отмыть и в койку. Только заездил ты ее что-то. Живого места на лице нет.

Второй, здоровый, ничего не сказал, лишь продолжал выпускать носом дым. Запах курева стоял тошнотворный. Набивка сигареты, точнее — папиросы, состояла из чего угодно, только не из табака. Где курильщик раздобыл, а главное, высушил этот травяной сбор во время сезона дождей, оставалось загадкой. Отопления, как и электричества, не было давно, а автономные генераторы, если и оставались в рабочем состоянии, требовали бесценного топлива.

— Все зубы целы, — со знанием дела ответил Бугай. — А лицо вам зачем? Башку как трофей на стену, что ли?

Мясники снова — на этот раз раздраженно — переглянулись.

— Шутник, однако, — пробубнил тощий, вероятно, ответственный за финансовую сторону в дуэте. — Хочешь, я твою голову на стену присобачу? Языком много болтаешь, пухлый.

Бугай на «пухлого» не среагировал. Когда-то он был полноват и к издевкам в этом плане давно привык. С напускным спокойствием хозяин Мэри покачал биту в руке. Он предполагал, что, в случае чего, может справиться с обоими и оперативно свалить — на первый взгляд мясоделы были безоружны. С другой стороны, по городу бродил слух: кто убьет Топора — не доживет до утра.

Проверять народную мудрость Бугаю не хотелось.

— Извини, — спокойно бросил Бугай. — Дело-то у меня простое, известное. Я к вам с бартером, меняю мясо на рис. Ты зацени, какая самочка ладная!

Бугай с наслаждением пнул Мэри.

Мясник, прищурившись, заценил.

— Тариф знаешь или как? — пробурчал он.

— Или как. Мой товар лицом, дешево не отдам.

— А не убраться ли тебе, брат, к дьяволу? — деловито поинтересовался тощий.

— Нет, не убраться, — миролюбиво покачал головой продавец. Как и прежде, он не обижался. — Ты цену-то назови, а то что за торг?

Мясник пожал плечами, еще раз присмотрелся к мисс Мэри, что-то прикинул в уме. Девка была тощая, но, с другой стороны, полненьких он давно уже не видал.

— Возьму по весу, — решил он, наконец. — Один к одному.

— По весу, один к одному? А не дешево ли, приятель? — начал Бугай, но двое сразу ощерились.

— Если дешево — вали к черту!

Бугай кивнул.

Посверлив его взглядом, тощий мясник тоже кивнул и собрался было исчезнуть в недрах склада, но Бугай неожиданно поднял руку.

— Погоди! — воскликнул он, опуская биту с гвоздями. — У меня есть одно дополнительное условие.

— Условие? — Мясник резко развернулся. Недоуменно уставился на Бугая. — Ты понимаешь, к кому пришел?

— Условие совсем простое, — возразил Бугай, переборов страх.

— Ну? — прикрикнул на него тощий, перехватывая топор.

Он выглядел слабоватым лишь для тех, кто не видел его за работой. Тощий мог без перерыва, часами рубить мясо, демонстрируя потрясающую выносливость, в то время как его мускулистый напарник делал частые перекуры.

Сейчас, когда дубина с гвоздями была опущена на землю, Бугаю стоило лишь сказать что-то глупое или оскорбительное, и его жизнь не стоила бы горсти риса.

— Я хочу ее убить лично, — осторожно выдавил Бугай, чеканя слова. — Освежевать и выпотрошить. Все, как положено.

Мясник хмыкнул, и топор его опустился.

— С чего б это, интересно? — с задором поинтересовался он. — Ты часом не долбанутый на всю голову, а? Может, как мой молчаливый друг? — Он подошел вплотную, сверля Бугая взглядом. — Или хочешь у нас работать, а? Тогда сразу проваливай!

Стоящий рядом «молчаливый друг» с хмурым видом выпустил из легких последнее облачко дыма и достал из-за пояса огромный разделочный нож. Остатки папиросы полетели под ноги. Раньше за это подобие курева не дали бы гроша, но нынче такая самокрутка была в цене. Осознав, какое сокровище только что выбросил мясник, ради того, чтобы извлечь оружие, Бугай догадался что шутки кончились.

— Нет, я не извращенец, — быстро сказал он, не рискуя поднимать биту. — И мне есть, чем заняться, не нужна мне ваша работа, ей-богу! Просто у меня есть причины разобраться с этой гадиной, вот и все.

Произнеся это, Бугай аккуратно отодвинул повязку с лица, показывая зияющий провал пустой глазницы сначала тощему собеседнику, потом его протеиновому партнеру.

— Девка попыталась убить меня моим же мечом, когда я ее обрабатывал. А потом ткнула в глаз отверткой, сняв с моего пояса. Шустрая. Она сделала меня инвалидом.

— Мечом говоришь? — протянул первый мясник, игнорируя демонстрацию пустой глазницы. — Слушай, а покажи-ка мне этот меч. Шедоши ценит мечи.

— Что еще за Шедоши? — спросил Бугай.

— Босс всех боссов гангов Сеула, — с гордостью возвестил долговязый. — И конкретно — босс нашей организации, ганга Топоров! Раньше говядиной тут торговал, старый хрыч…

Второй мясник толкнул партнера плечом, но первый только отмахнулся.

— Пошел ты! — заявил он. — Товар лучше посмотри, может в зубах золото осталось.

— Нет, — обломал надежды Бугай.

— А ты, я гляжу, парень тертый.

— Не жалуюсь.

— А что ж глаз проворонил?

Бугай нахмурился. Тощий довольно хмыкнул и наклонился над Мэри, переворачивая девушку с живота на бок и щупая грязными пальцами. Гадкая усмешка расползлась по его узкому лицу. Задрав Мэри правую ногу, он похлопал ее по бедру. Мисс Мэри молчала.

Бугай, догадавшись, что сделка состоялась, молча скинул сумку с плеча и извлек из нее короткие ножны. Из ножен торчала замысловатая рукоятка, украшенная ободранными дракончиками.

Бугай протянул клинок тощему. Немедленно позабыв о полуголой девушке, лежащей перед ним, тот быстро перехватил изделие, с жадностью дернул рукоятку из ножен и… глаза его моментально потухли. Меч был явно декоративным, материал клинка говорил сам за себя. Сталь была нержавеющая, инструментальная, а значит, полученная путем проката и штамповки, а не закалки и ковки, имела волнообразную заточку и дешевую протравку. Красивый никчемный мусор, не более того.

— Дешевка! — немедленно воскликнул мясник и с презрением швырнул меч Бугаю под ноги. — Ты чертов глупец, эта штука не стоит и горсти риса!

— Да ладно, — пожал плечами Бугай. Он бережно поднял брошенный меч и, аккуратно засунув в ножны, вернул подделку в рюкзак. Лично ему меч нравился. — Так что с товаром?

Тощий мясник обернулся к напарнику. Тот поймал взгляд и молчаливо кивнул, словно говоря, что к двуногому имуществу претензий нет.

— Берем, — уверенно сказал тощий. — Однако за то, что хочешь освежевать сам, я вычту с тебя две меры риса, годится?

Бугай втянул носом воздух.

— По рукам.

— Договорились. Хватай ее, Баг. Пошли! — С этими словами мясник кивнул своему напарнику и, словно позабыв о Бугае, исчез в проеме двери.

Мускулистый мясник по имени «Баг» подхватил мисс Мэри легко, словно перышко. Взвалил на плечо и, подождав, пока внутрь первым войдет Бугай, втиснулся с ношей следом.

Трое мужчин и рабыня проследовали по пустому длинному коридору, разграничивающему отдельные комнатки огромного железнодорожного склада. По полу тянулись грязные, бордово-черные борозды. Мэри решила, что это засохшая кровь. Признаться честно, засохшую кровь она никогда прежде не видела, но считать дорожки на бетоне чем-то иным не хватало фантазии. Ужас охватил мисс Мэри целиком, без остатка. Ей ничего никто не сказал, ее не били и не резали на кусочки, но мышцы рук и ног онемели. Даже сердце, казалось, остановилось, а легкие перестали гонять воздух. Девушка висела на плече Бага, словно кукла, глядя на проплывающий под ней пол.

Искусственного освещения в ангаре не было, двигаться приходилось почти наугад. Мясники давно привыкли к темноте внутри своих владений и досконально знали каждую комнату или поворот.

Бугай же, как и его пленница, сильно переживал. Он то и дело оглядывался на Бага, марширующего за спиной, перехватывал биту, трогал на поясе нож.

В глубине ангара было светлей. В просторном, вытянутом в длину помещении горело два ярких факела. Их света, естественно, не хватало, однако мерцающее маслянистое пламя позволяло рассмотреть длинные ряды клеток, тянущихся вдоль каменных стен.

В клетках сидели пленники.

Товар.

Едва завидев мясников, некоторые люди — видимо, из новеньких, — закричали, пытаясь возмущаться, молить о пощаде или просить воды. Но большинство пленников остались на полу. Они сидели и, казалось, безразлично глядели перед собой.

Лишь казалось.

Пленники смотрели вовсе не в пустоту. Между рядами клеток возвышался большой разделочный стол. Он-то и притягивал взгляды замерших невольников.

Разделочный стол был огромный, крепкий, деревянный — сколоченный из грубых широких досок, обработанных ударами топора. Он был темный, но не от старости — ведь сколотили его не так давно. Стол был пропитан кровью…

Мэри почувствовала, что ее тошнит.

Еще одно свидетельство специфического «бизнеса» местных пищевых производителей располагалось чуть дальше. За столом с потолка свисали огромные ржавые крюки, похожие на рыбные, но значительно больше размером. На них было удобно подвешивать туши, чтобы вниз стекала кровь. Кровосток, грубо выложенный кирпичом, тянулся тут же, точно под крюками. Только сейчас Мэри поняла, что в помещении есть мухи. Их было не слишком много, но жужжание звучало отчетливо и мерзко.

Тощий мясник в два счета освободил мисс Мэри от веревок при помощи тесака, сорвал злополучную рубаху, после чего швырнул девушку в одну из клеток.

— Курица в клетке, — прокомментировал до этого молчаливый Баг неожиданно высоким голосом.

Бугай взглянул на него с интересом. Взгляд и общее выражение лица выдавали в могучем мяснике умственно отсталого. Тощий напарник, видимо, держал Бага при себе лишь за физическую силу и габариты.

Падение на бетонный пол привело Мэри в чувство. Присев и поджав ноги, девушка обхватила плечи руками. Оказывается, за время путешествия из Инчхона, чувство наготы и стыда никуда не пропало. Пропахшая мужским потом грязная рубашка Бугая была последним, что защищало мисс Мэри от внешнего мира. Теперь пропала даже она.

— Выпустите… — жалобно простонала мисс Мэри, затравленно глядя из-за ржавых прутьев. — Пожалуйста…

Бугай усмехнулся. Подойдя к решетке, он наклонился и с придыханием, словно бы сильно волнуясь, заговорил.

— Ну потерпи, моя сладкая, совсем немного осталось. — Лицо Бугая расплылось в добродушной улыбке. — Скоро с тебя живьем сдерут кожу, представляешь? Я сделаю это собственноручно, представляешь? Вот этими самыми руками, которые ты так любишь… Ты сдохнешь под моим ножом, моля о пощаде, представляешь? И последним, что ты увидишь, когда я стану вырезать тебе сердце, будет мое лицо…

Мисс Мэри резко подняла голову. Слезы, катившиеся по ее щекам, вдруг словно окаменели. Сердце екнуло. Душу Мэри перекосило от ярости, но внешне не дрогнул ни один мускул. Красивое, исцарапанное лицо превратилось в восковую маску.

— Твое лицо? — переспросила она. — А может, твои глаза? Кстати, их стало меньше.

— Сволочь! — вспыхнул Бугай. Пустая глазница под повязкой зачесалась. — Да я освежую тебя прямо сейчас! А ну-ка иди сюда!

Бугай кинулся на решетку всем телом, просунул правую руку в клетку, пытаясь схватить отпрянувшую девушку. Но та вжалась в угол. Одиночная клетка была мала, рассчитана скорее на собаку, чем на человека, и все же дотянуться Бугай не мог.

— Как сильно ты косишь, — бросила невольница, глядя на растопыренные пальцы, не дотягивающиеся буквально сантиметра до ее лодыжки. — Попробуй другой рукой, с той стороны у тебя глаз!

За спиной Бугая тряслись от смеха оба мясника. Наконец один из них шагнул вперед и звонко хлопнул Бугая под ребра.

— Погоди, торопыга, — обронил он. — Сделка заключена, если ты не понял. Идем, получишь свой рис и вали. Убить ее сможешь завтра утром. Не раньше. Я доходчиво излагаю?

Безумным взглядом Бугай пронзил сначала одного мясника, потом другого. Оба были вооружены широкими ножами, стояли не двигаясь, готовые ко всему. Бита с гвоздями валялась на полу.

Бугай сник. Ярость сошла на нет.

— Почему утром? — процедил он сквозь зубы.

— Потому что за новой партией оптовики прибудут только завтра к вечеру, — охотно пояснил тощий мясник. — А за сутки продукт потеряет товарный вид.

— Значит утром? — настороженно уточнил Бугай.

— Точно. У нас весь день уйдет на подготовку партии. После этого развлечешься.

Бугай сокрушенно покачал головой. Сдавая Мэри, он был уверен, что быстро покончит с этим делом и вернется в Инчхон.

— И что мне делать в городе целые сутки? — спросил он.

— А меня это заботит? — усмехнулся тощий. — Что-то ты начал раздражать меня, пухлый. Может тебя самого в клетку посадить, а? И с твоей девкой возни меньше. И весишь ты прилично.

Бугай раздул ноздри. Он был здоров и вооружен, а охотиться на крепких вооруженных мужчин в Мегаполисе было не принято, — женщин в округе водилось много, и традиция сложилась сама собой. Но ведь у правил есть исключения. Бугай прекрасно знал, что пленников конкурирующих гангов кромсали на мясо. Как и собственных погибших. В обычной ситуации мясники не стали бы лезть на рожон, чтобы его убить — такая драка всегда была чревата. Но в определенных условиях… они могли попытаться.

Миролюбиво подняв вверх руки, Бугай бочком вернулся к своей бите. Поднял ее, держа свободную руку над головой, и попятился к выходу.

Несмотря на браваду, мисс Мэри стало по-настоящему страшно.

«…Скоро с тебя живьем сдерут кожу, представляешь? Я сделаю это собственноручно, представляешь?..»

Мисс Мэри представляла.

С одной стороны, ей хотелось закрыть глаза и исчезнуть, раствориться, не видеть нового мира. С другой — страстно хотелось жить.

Быть может, если бы в клетке был нож, чтобы вскрыть себе вены, она сделала бы это не задумываясь, хотя и боялась боли в своей прошлой, далекой жизни. Однако суицид для товара являлся роскошью, причем немыслимой, недоступной…

Больше всего пугала новая встреча с Бугаем. Хорохориться за решеткой Мэри могла сколько угодно, однако она прекрасно понимала смысл сделки, заключенной между ее пленителем и торговцами. Бугай освежует ее всего за две меры риса. Завтра. При одной мысли о будущем тело Мэри передергивало, словно через нее пропускали электрический разряд, комок подкатывал к горлу, голова начинала кружиться.

До утра оставалось не так много времени. Часы мчались быстро. Сначала Мэри пыталась уснуть, чтобы встретить смерть достойно и, по возможности, в нормальном физическом состоянии. Но это, увы, оказалось невозможно. Возбуждение просто зашкаливало, а сердце бешено колотилось в груди. У мисс Мэри дрожали пальцы. Как она ни заставляла себя успокоиться, ничего не получалось. Вытянутая ладонь почти вибрировала. Кожа словно бы стала очень тонкой. Невыносимо остро ощущалось любое прикосновение, даже прикосновение собственного дыхания.

Наконец, устав от слез и наплевав на пробивавший все тело озноб, мисс Мэри улеглась на пол. Мэри было все равно, что пол грязный и холодный. Впервые за несколько суток она могла спокойно лежать без веревок на руках и ошейника на горле. Эта относительная свобода радовала Мэри тоже весьма относительно — вместо открытого неба над головой был заплесневелый потолок, вместо горизонта — ржавые прутья. Прохладный воздух подвала промораживал до костей. Мучил голод. И все же отчего-то стало спокойно. Невыносимо страшно, но спокойно. Дрожь по-прежнему била ее, но зато можно было лежать. Закрыть глаза и не шевелиться. Ничего не видеть, не делать, не думать. Для Мэри это вдруг стало величайшим из наслаждений…

Помещение по-прежнему освещалось лишь факелами, естественный свет в помещение не проникал. И все же было очевидно, что приближается вечер. Часы шли, стоны и голоса в подвале сначала превратились в едва различимые всхлипывания, а затем и вовсе стихли, словно все пленники уснули. Но это было не так. Никто не спал. То и дело мисс Мэри слышала шевеление, шорохи, стук. За решетками кто-то ворочался, шептал.

Утро близилось. Мэри вдруг осознала, что не знает ни одной молитвы. Это был первый день в ее жизни, когда она искренне об этом жалела…

Спустя несколько часов безмолвного ожидания мисс Мэри услышала противный лязг решетки. Она подняла голову. Осторожно протерла веко здорового глаза тыльной стороной ладони и увидела, что в подвале снова появился мясник Баг. Выглядел он деловито — в фартуке, с засученными руками и бодрым выражением на туповатой физиономии. Видимо, Баг собирался работать.

«Так вот почему факелы не гасили», — догадалась Мэри. И тут же рассмотрела кое-что еще.

Мясник нес ведро с водой и черпак. Наполнив несколько старых алюминиевых кружек, он расставил их рядом с клетями и приказал:

— Пейте!

Выходит, насчет питья мисс Мэри ошиблась. Часть пленников немедленно бросилась к кружкам, толкая друг друга. Но Мэри не двигалась. Ей жутко хотелось пить, и все же она спокойно дождалась, пока разносчик напоит всех. После чего кружка досталась и ей. Выцедив мутную воду медленно, маленькими глотками, стараясь не торопиться, бывшая туристка задумалась о смысле происходящей процедуры. Как бы сильно пленников не мучила жажда, до утра бы никто не умер. Во всяком случае, большинство. Вопрос: зачем тогда их поить? Не из милосердия же, в конце концов. Мисс Мэри вспомнила, что раньше часто ужинала в ресторанах. Мужчины заказывали для Мэри стейки и рассказывали о том, как именно их следует готовить.

Перед убийством скот поят водой — мисс Мэри это знала. Питье выводит из организма токсины, кровотечение происходит легче и разжижаются сгустки крови, способные испортить вкус мяса. Вот, видимо, и все объяснение заботливости мясников. Еще очень желательно следить за тем, чтобы будущий стейк голодал несколько суток перед убийством. Подумав об этом, мисс Мэри усмехнулась: с последним условием у рабовладельцев проблем точно не возникнет — в полумертвом городе свирепствовал голод и мало кто вообще ел так, чтобы насытиться полностью. Однако, к удивлению девушки, процедура с водой имела еще одно жуткое последствие.

Пока мисс Мэри с наслаждением цедила мутную жидкость, некоторые из пленников бросились к решеткам, вытащив руки с грязными кружками, и стали просить еще. Мисс Мэри тоже хотела протянуть руку, однако осмотревшись, сдержалась. Те пленники, что выглядели наиболее грязными и измученными, а значит, дольше всех сидевшие в неволе, не шевелились. Раздававший воду кого-то выбирал. На удочку попался моложавый парень лет двадцати, требовавший пить громче прочих. Мясник подошел к нему, присел на корточки и с улыбкой протянул черпак. Когда раб принялся с жадностью лакать воду и от наслаждения прикрыл глаза, палач шустро выхватил из-за спины тонкий нож, скорее даже стилет или заточку, и змеиным движением выбросил руку вперед.

Мэри не видела, как лезвие вошло в сердце. Однако молодой невольник повалился на пол, не издав даже стона. Тощий быстро открыл клеть и выволок труп наружу за ноги. Кружка со звоном покатилась по клетке…

Решеток в ангаре было несколько десятков. Из них заняты были девять или десять, что говорило об относительной ценности и редкости человеческого товара для бартера. Из шести клеток три были «общие», их занимали слабые или больные. Еще в трех клетках размещались женщины и девушки, одной из которых была Мэри. Три наиболее мелкие и тесные «одиночки», едва ли больше собачьих конур, предназначались для тех, кто мог представлять трудности для мясников. Обычно таких закалывали самодельным копьем прямо в клети. Сейчас старший мясник умудрился убить крепкого пленника стилетом.

От страха мисс Мэри сжалась в комок. Чтобы не видеть того, что случится дальше, она уткнула лицо в колени и закрыла глаза.

ПУЛЯ 3

Кольт «Питон»

Сеул. Утро следующего дня

Запах мяса царапал ноздри. Выжившие старались избегать район ганга Топоров. На склад мясников приходили лишь «охотники», чтобы предложить добычу в обмен на крупу или соль, а также фуражиры бандитов, чтобы получить недельную пайку, согласно утвержденным отрядным нормам. А вот голодранцы, попрошайки и неосторожные любопытные сами становились строкой в меню. Распределение продуктов в голодном Мегаполисе происходило жестко и торопливо.

Солнце еще только неторопливо всходило над обветшавшим Мегаполисом, пробиваясь через нагромождения туч, но небо уже было полно черных стай. Ветер разносил по округе карканье вместе с царапающим ноздри запахом паленого мяса. И от первого, и от второго стоило держаться подальше.

Однако…

Чьи-то маленькие ножки топали по лужам в направлении логова мясников. Наполовину стертые каблучки звонко цокали по разбитому асфальту. Каблучки скользили на вздыбленных глыбах, иногда расплескивали воду из луж, но шаг был храбрым и уверенным, словно загадочного анабиоза и озверевших сеульских каннибалов никогда не было.

По просыпающемуся городу, ничего не боясь и не стесняясь, шагала юная особа. На ней была потрепанная темно-синяя школьная форма и два огромных голубых банта на голове. Ножки в красных туфельках бодро перешагивали через разбросанные повсюду кости и ветошь.

То и дело девочка останавливалась и оглядывалась по сторонам, но не из-за беспокойства, а с деловым и заинтересованным видом. В глазах блестел охотничий азарт. Девочка двигалась по запаху жаркого.

Дымок над крышей здания был почти незаметен, и все же школьница с бантами углядела его издалека.