– Эй, отморозки! – позвал их Пирогов. – Нечего там шептаться. Я веду допрос.

– Да пошёл ты… – отозвался Зимагор.

Он сел на скамью, вытащил папиросы и закурил.

\"Через пять минут Сурок начнёт действовать, – думал Зимагор, глядя в светлые бес-стыжие глаза Пирогова. – И не дай ему бог допустить ошибку\".

– Вы искали \"Белую стрелу\"? – вкрадчиво спросил Пирогов.

Зимагор встрепенулся:

– Допустим, искали…

– Так вот, отморозки, \"Белая стрела\" мы и есть. Я и Алексей…



3.



Когда Лысый Гера при первом ночном разговоре упомянул \"Самого\", он имел в виду не абстрактную фигуру, облечённую высшей криминальной властью, а вполне конкретного чело-века – сухонького маленького старичка, белого, как лунь, и по виду – совершенно безобидно-го. Жил этот старичок за Вороной, в деревеньке на восточной окраине Ветрогорска, куда и ав-тобусы-то ходят полтора раза в сутки, а по весенней распутице так и вообще не ходят, и доб-раться туда можно только на \"джипе-бездорожнике\". Но и Зимагор, и Сурок, как высшие офи-церы службы безопасности группировки Лысого Геры, были обязаны знать и знали дорогу к этой деревеньке и секретный номер мобильной связи, по которой в самом крайнем случае можно было связаться с маленьким старичком.

Звали старичка Аркадий Аркадьевич Борзых. Из своих семидесяти двух лет сорок три го-да он провёл за решёткой. В первый раз он попал туда аж в тысяча девятьсот сорок втором году, тем самым летом, когда немцы захватили наконец Севастополь и бодро маршировали к Сталинграду. Аркадий Аркадьевич должен был идти на фронт (и повестку уже получил и ве-щички собрал), но на \"отвальной\" в родной деревне перебрал самогону и в горячке пырнул но-жичком лучшего друга. Друга отправили в морг, а Аркадия Аркадьевича – на острова ГУЛАГа. Это было первое убийство, совершённое Аркадием Аркадьевичем собственноручно. И послед-нее. Больше никогда, даже в самых критических ситуациях, он не прибегал к этому крайнему во всех смыслах способу урегулирования конфликтов и решения проблем. Если же дело действи-тельно того требовало, Аркадий Аркадьевич всегда устраивался так, чтобы по его слову убива-ли другие.

В Ванинской зоне из Аркадия Аркадьевича сделали \"человека\". Он освоил и принял всем сердцем воровской Закон. Его ценили: за природный живой ум, за умение держать слово и, как ни странно, за романтизм, который проявлялся, например, в прекрасном знании творчества Жюля Верна, Луи Буссенара, Роберта Стивенсона и Александра Беляева. Романтические ис-тории, придуманные перечисленными авторами, Аркадий Аркадьевич пересказывать умел и любил, а на умелых рассказчиков в зоне всегда был известный спрос: других-то развлечений почти и нет. За это своё увлечение Аркадий Аркадьевич получил кличку \"Капитан Грант\", за-крепившуюся за ним и впоследствии ставшую законным именем. Примечательно, что на воров-ском жаргоне \"грантом\" называют один из способов удушения.

Авторитет Капитан Грант набрал быстро и уже в сорок восьмом был \"коронован\". В том же году вышел и снова почти сразу попался. Так оно и пошло: несколько лет отсидки, кратко-временная свобода, новый срок. Сиживал во многих зонах, трижды бежал – один раз взяли на выходе, прострелили кисть левой руки, рана загнила, и зоновский коновал, не долго думая, от-тяпал руку по самый локоть. Сам Капитан Грант по этому поводу высказался так: \"Хорошо хоть не в ногу, а то пришлось бы переквалифицироваться в Джона Сильвера. Из капитанов – в ко-ки, ха-ха!\".

И вот после долгих мытарств и страшных приключений Капитан Грант решил, что пора остановиться, и осел чинно-благородно в пригороде Ветрогорска. И хотя бизнеса своего не за-вёл и ни на одну из сфер влияния не претендовал, но авторитет имел самый высокий и непре-рекаемый. Он был одним из тех, кто держал воровской общак, а для знающих людей это значит очень многое.

Именно Капитан Грант настоял на проведении знаменитых переговоров; именно он ука-зал на Лысого Геру как на возможного посредника; именно он первым узнал о двойном убийст-ве в районе Угодий; именно он предоставил Лысому Гере возможность реабилитироваться и остановил таким образом начавший раскручиваться маховик криминальной войны. И именно к нему собирался обратиться за помощью в этой патовой ситуации Зимагор.

Сурок выждал названные Зимагором пятнадцать минут, потом ещё пять для гарантии, и под отупевшим от томительного ожидания взглядом Женьки-Крюка вытащил телефон и на-брал номер. На том конце откликнулись почти сразу:

– Слушаю, – сказал дребезжащим фальцетом старческий голос.

– Здравствуйте, Аркадий Аркадьевич, – сказал Сурок почтительно. – С вами говорит Слава Панков, я у Герасима Николаевича в конторе работаю.

– Помню, сынок, как же. Ты такой белобрысый…

Сурок вообще-то считал себя шатеном, но поправлять грозного старца не стал: пусть хоть ниггером назовёт, лишь бы помог.

– Ты по делу, сынок, или поболтать? – ласково осведомился Капитан Грант.

\"Как же, – подумал Сурок. – Позвонишь тебе поболтать…\"

– По очень серьёзному делу, Аркадий Аркадьевич, – сказал он вслух. Герасима Ни-колаевича и Эдуарда Борисовича только что арестовали. Сами понимаете, что в такой ситуа-ции…

– Не части, сынок, – остановил скороговорку Сурка Аркадий Аркадьевич. – Больно вы все молодые торопливые. А лучше приезжай ко мне, посидим, чайку попьём, покалякаем.

– Понимаете, Аркадий Аркадьевич, времени мало, и поэтому…

– Я тебя жду, сынок, – отрезал Капитан Грант и повесил трубку.

– Вот мудила старый, – выругался Сурок, пряча трубку в карман. – Не хочет по теле-фону – хоть тресни, – он оглянулся на Женьку-Крюка. – Что, Крючок, придётся ехать.

Дорога заняла без малого час, хоть Сурок и гнал как сумасшедший. Он остановил маши-ну у приземистого чёрного бревенчатого домика с простыми наличниками и маленьким садиком – Капитан Грант жил подчёркнуто скромно, как и полагается настоящему вору в законе.

У дома было пусто, только пристроился на скособоченной лавочке какой-то хмырь – яв-но из местных – в замызганной гимнастёрке, брезентовых штанах и нелепых тапочках на босу ногу. Лицо у хмыря было синюшное, и он явно спал, прислонившись спиной к нагретому солн-цем забору.

Первым из автомобиля вылез Сурок, за ним – Женька-Крюк. Так они и пошли: командир и подчинённый. Но вместе войти в халупу Капитана Гранта им не дали.

– Хлопцы, а, хлопцы! – позвал вдруг синюшный хмырь.

Сурок притормозил, хотел уже матюгнуться, послать хмыря куда подальше, но тут в ка-ком-то моментальном и чистом озарении понял, что хмырь этот не просто присел отдохнуть на подвернувшейся лавочке, что и не хмырь это вовсе, а серьёзный боец, выполняющий по со-вместительству обязанности привратника, и что до сих пор, возможно, ему, Сурку, не приходи-лось встречать на своём пути человека опаснее, чем этот хмырь-боец-привратник.

В общем, Сурок замер и сильно ухватил за рукав Женьку, чтобы тот тоже стоял и не дёр-гался.

– Ты – Сурок? – хмырь, не поднимая головы, ткнул немытым пальцем в Панкова.

– Э-э-э… да.

– Ты идёшь, – сказал хмырь твёрдо, – второй ждёт.

– Всё понял, – закивал Сурок с самым настоящим облегчением. – Евгений, подожди меня, пожалуйста. В машине.

Женька-Крюк заворчал что-то насчёт всяких там хамов, которые за базар ответят, и Су-рок едва удержался, чтобы не врезать ему по зубам: нашёл тоже время и место язык распус-кать. Но удержался, повторил только более настойчиво и разделяя слова:

– Иди. В машину. Жди.

Женьку наконец проняло, и он поплёлся к машине.

Хмырь снова изобразил из себя прикорнувшего алкаша, и путь в халупу был открыт.

Капитан Грант действительно ждал Сурка. Он сидел лицом к входной двери во главе большого, накрытого белоснежной скатертью стола и пил чай из самовара.

– Садись, сынок, – сказал он Сурку и кивнул на простую скамью в русском стиле.

Сурок сел. Радушный хозяин, ловко управляясь одной рукой, налил ему крепкого души-стого чая, подал корзиночку с печеньем и восточными сладостями.

– Может, медку? Или варенья?

– Спасибо, – сказал Сурок. – Но я воздерживаюсь от сладкого.

– Растолстеть боишься? – удивился Капитан Грант. – Или железой болеешь?

– Воздерживаюсь, – Сурка уже тошнило от этой \"задушевной\" манеры вести беседу.

– Неволить не буду, сынок. Ешь чего хочешь и пей чего хочешь.

– Спасибо, – сказал Сурок, глядя в голубые и совершенно мёртвые глаза заслуженного старца.

Капитан Грант дождался, когда Сурок пригубит чаю, после чего позволил наконец гово-рить:

– Рассказывай, сынок, что у вас там стряслось.

Сурок быстро, без лишних подробностей обрисовал ситуацию. Рассказал об отрабаты-ваемых версиях; рассказал, что поручили конкретно ему, Сурку; рассказал о том, в какой спеш-ке и панике вызвал его Зимагор, и о том, как Зимагор ушёл в отделение на Заречной и не вер-нулся.

Капитан Грант выслушал Сурка, не перебивая, а когда тот закончил, без обиняков спро-сил:

– Что-то я недопонимаю, сынок, от меня-то чего требуется?

– Мы просим помощи, Аркадий Аркадьевич. Стрельцова и Симакина надо как-то вытас-кивать. Если менты продержат их хотя бы до вечера, мы можем не уложиться в поставленные вами сроки.

Капитан Грант помолчал, о чём-то размышляя, потом сказал:

– Смотрю я, сынок, ты чай совсем не пьёшь. Завар мой не нравится?

– Нравится, очень нравится, – быстро ответил Сурок и в доказательство своих слов сделал большой глоток; и хорошо, что чай за рассказом успел остыть – иначе не обошлось бы без ожога слизистой.

Капитан Грант скупо улыбнулся – улыбкой древнего, как галактика, ящера. Наклонился к стоящему на пустом подоконнике чёрному телефону, нажал, не глядя, на три кнопки, но трубку против ожидания снимать не стал.

– Что ж, – сказал Капитан Грант после паузы. – Рад я, сынок, что не забываете вы ме-ня, старика, что навещаете в такой дали. Низкий поклон вам за это. Только вот помочь я вам ничем не могу: стар стал, слаб, да и рука у меня, видишь, всего одна осталась.

Сурок заёрзал: совсем не такого ответа он ждал. Капитан Грант отказывал в помощи – но почему, по какой причине? Сурок решил рискнуть, заострив вопрос.

– Извините меня, Аркадий Аркадьевич, но как мы можем довести дело до конца, если и Стрельцов и Симакин сидят в тюрьме?

Капитан Грант сочувственно покивал.

– Знаешь, сынок, – сказал он затем, – я давно за вами наблюдаю. Способные вы. И этот ваш Стрельцов умён не по годам. Но, думаю, как они себя в деле покажут? В хорошем, настоящем деле? И провалили вы дело, сынок. И первое, и теперь, я вижу, второе. Раз уж та-кой малости не способны друзей из беды выручить, так может и не надо вам жить совсем?..

У Сурка на загривке зашевелились волосы.

– Так что, сынок, – продолжил убийственную тираду Капитан Грант, ступай себе с богом и думай. А чтобы легче думалось, заметку я тебе оставил – хорошую такую заметочку. Ступай.

Сурок почти бегом вернулся к машине.

Хмырь-привратник по-прежнему сидел на своей лавочке, а Женька устроился на заднем сиденье в салоне. Сурок, запыхавшись, запрыгнул на место водителя и поддал газу, выкручи-вая руль.

– Старикан ссучился, – объявил он свою версию произошедшего. – Не знал бы я, сколько на нём подвигов, решил бы: подсадка, стукач от угрозыска. Представляешь, отказал в помощи – козёл вонючий! Я ему и так и этак, а он: нет и всё. Придётся решать своими силами. Соберём ребят и посмотрим, что к чему…

Сурок заметил, что Женька никак не комментирует, обернулся и от ужаса даванул на тормоза.

Женька-Крюк уже не сидел на заднем диване: от толчков на деревенских ухабах его сдвинуло вниз и в сторону. Женька-Крюк был мёртв. Из груди его торчала заточка с наборной рукоятью, а в остановившихся глазах ещё не успели высохнуть слёзы.



4.



– Все готовы? – спросил Сурок.

Ребята замялись: дело было непривычное – это тебе не киоск коммерческий курочить и не в охране столбом стоять – первым никто откликнуться не решился.

– Я спрашиваю, все готовы?! – озлился Сурок.

– Да готовы, готовы, – пробурчал Вовчик-Ёрш без малейших признаков энтузиазма.

В защитном омоновском шлеме и бронежилете, делавшего из худого в общем парня плотного мужика в расцвете лет, он походил на пришельца из космоса, только вот на плече у него висел не бластер, фантастическое оружие будущего, а самый обыкновенный в наших ши-ротах автомат Калашникова, короткоствольная модификация. Остальные (а Сурок собрал на Заречной почти всех рядовых службы безопасности группировки) выглядели не лучше. Но зато производили неизгладимое впечатление.

– Значит, так, – со вздохом сказал Сурок, – воспроизвожу карту ещё раз – для особо одарённых. Ты, Вовчик, ты, Костя, и ты, Борис, заходите внутрь. Ты, Вовчик, даёшь сразу оче-редь в потолок и командуешь: \"Всем лечь на пол! Руки на затылок!\", после чего встаёшь слева от входа и держишь на мушке стойку, чтобы никто не высунулся. Ты, Костя, встаёшь справа и держишь центр комнаты. Ты, Борис, проходишь внутрь и спрашиваешь, у кого ключ от \"аква-риума\"? Если не скажут сразу, пальни разок в потолок для острастки. Они не дураки и не само-убийцы – отдадут. Откроешь клетку, выпустишь Геру и Симакина, пустишь их впереди себя; автомат в этот момент лучше держать на ремне: перекрёстной стрельбы допустить нельзя. Те-перь вы, – Сурок повернулся. – Ты, Сидор, и ты, Сёмка, внутрь не заходите, встаёте у входа, изображаете из себя крутых охранников, никого, естественно, не пропускаете. Подчёркиваю: внутрь не за-хо-ди-те. Ни при каких обстоятельствах. Даже если вон его, – Сурок кивнул на Вовчика, – будут убивать, и он будет звать на помощь, – Сурок сделал паузу. – Когда эти трое с Герой и Симакиным выйдут, вы будете прикрывать тыл. Они садятся, я подгоняю авто-бус и забираю вас. После этого срываемся и дальше уже по плану отхода. Вопросы?

– У матросов нет вопросов, – заявил мрачно Костя-Бугай.

– Смотрите у меня, – сказал Сурок. – От карты не отклоняться.

Он запустил двигатель и вывел микроавтобус марки \"тойота\" из Скучного тупика на За-речную улицу. Этот микроавтобус Борька-Завгар (получивший своё прозвище за особый инте-рес к автомобилям) увёл час назад прямо с платной и охраняемой автостоянки. После завер-шения операции по освобождению Стрельцова и Симакина микроавтобус планировалось бро-сить.

Сурок остановил \"тойоту\" метрах в десяти от дверей отделения и скомандовал:

– Вперёд, братва, надерём козлам задницы!

К пьяницам отношение у Джерико однозначное. Сам он не трезвенник. И не против шумной пирушки. Но терпеть не может тех, кто пьет ради того, чтобы пить. Он презирает мужчин, которые норовят усесться в уголке, опрокидывая стопку за стопкой. А уж пьяных женщин не переносит.

Вовчик распахнул задние двери \"тойоты\" и первым соскочил на асфальт Заречной ули-цы. За ним с грохотом посыпались остальные.

— Они забыли о том, ради чего живут на свете, — частенько слышал я от него. — Они перестали украшать нашу жизнь.

\"Во дают,\" – подумал Сурок почти с восхищением, но тут же спохватился: не пристало высшему офицеру службы безопасности наблюдать за действиями собственных подчинённых с восхищением, а пристало ему наблюдать за этими действиями свысока и внимательно, отме-чая и запоминая ошибки личного состава, чтобы потом, при \"разборе полётов\", высказать свои замечания.

Разумеется, он не мог оставить женщину на дороге, пьяную или трезвую. Завел мотор «мерседеса», дал задний ход. Вырулил обратно на асфальт и поехал к Кромвелю. По пути пару раз взглянул на женщину. Лет тридцати, не больше. В другом месте и при других обстоятельствах ее можно было бы назвать красавицей.

Сурок сплюнул в приоткрытое окно и стал наблюдать. Он был уверен в успехе и почти не мандражировал.

У самого въезда в город находилась бензоколонка и мастерская по ремонту автомобилей. Джерико останавливался там в понедельник, когда приехал в Кромвель. В «мерседесе» забарахлило зажигание, и механик быстро все отрегулировал. На этот раз он подъехал к бензоколонке. Потряс женщину за плечо.

И поначалу всё шло хорошо, как по написанному. Вовчик-Ёрш, Костя-Бугай и Борька-Завгар рысцой преодолели десять метров до входа и, пинком распахнув дверь, ввалились внутрь четвёртого отделения. Сёмка-Лопух и Сидор-Шампур, приотстав на шаг, заняли пози-цию у двери. Приглушённая очередь. Звенят стёкла. Чей-то крик, оборвавшийся на пике. Всё, вроде, по плану.

— Мы приехали.

– Ну давайте, давайте, – пробормотал Сурок, стискивая пальцами руль.

Она не ответила, не пошевельнулась. Только высокая грудь мерно поднималась и опускалась под мокрой одеждой.

Он уловил движение на улице, глянул и ему разом стало нехорошо. Из магазина под вы-веской \"Двадцать четыре часа\" (где отсиживался перед тем Зимагор) вышел и остановился на ступеньках словно бы в задумчивости милиционер в полной форме одежды при фуражке и ко-буре. За ним из магазина вышла девушка – вполне нормальная девушка в короткой юбочке и кожаной сумочкой через плечо.Её, впрочем, Сурок почти не заметил: всё его внимание сосре-доточилось на этом \"легавом\" и на его реакции. Теоретически он, \"легавый\", должен был всё понять и свалить с места на полных парах: даже если у дверей родного отделения застыли коллеги из ОМОНа, не факт, что они благожелательно отнесутся к неизвестному им сержанту милиции, появившемуся в пределах прицельной видимости. Однако реакция сержанта оказа-лась на удивление неадекватной. (Сурок не знал, что видит перед собой Ривковича, \"зануду из зануд\" города Ветрогорска, иначе по-другому бы представил себе расклад). Сержант спокойно, не делая резких движений, вытащил из кобуры ПМ, так же спокойно передёрнул затвор, досы-лая патрон, после чего аккуратно прицелился и выстрелил через улицу в Сёмку-Лопуха.

Джерико выскочил из автомобиля и шмыгнул под навес бензоколонки. Юноша в комбинезоне приветствовал его улыбкой.

— Ну и в ливень же вы угодили.

Пистолет Макарова – не шибко мощная машинка, но на таком расстоянии ударной силы девятимиллиметровой пули, выпущенной из него, хватило, чтобы отбросить Сёмку спиной на стену. Пуля попала ему в единственное незащищенное место – в горло.

— Да, не повезло, — кивнул Джерико.

Но на этом кошмар для потрясённого Сурка не закончился. Сержант успел сделать ещё один выстрел, но в этот раз промахнулся, потому что Сидор-Шампур сообразил присесть и прямо так, с корточек, высадил в несговорчивого мента весь рожок целиком. Длинная очередь перерезала сержанта пополам, задела, конечно, завизжавшую девицу. Разлетелась вдребезги витрина \"Двадцати четырёх часов\", и там в магазине заголосили. И в тот же момент, видимо, не выдержали нервы у той троицы, которую Сурок послал в отделение. \"Тра-та-та-та-та!\" – заработали автоматы внутри отделения.

— Если вы хотите заправить машину, мистер Джерико, подайте чуть вперед.

– Козлы! Перестреляют же друг друга! – запричитал Сурок.

Похоже, весь Кромвель знал, кто он такой. Продавец бакалейного магазинчика, где он покупал консервы, Макклюэ, теперь вот этот парень. Наверное, агент по продаже недвижимости, через которого он снял студию, сообщил всему городку о его приезде.

Он наконец очнулся и газанул, подогнав автобус к самым дверям. У него мелькнула идея бросить всё и смыться – через минуту здесь полгорода будет! – но он усилием воли подавил его.

— Посоветуйте, что мне делать, — обратился Джерико к юноше. — На дороге я едва не наехал на пьяную женщину. Она отключилась. Может, вы знаете, кто она? Ее же надо отвезти домой.

Сидор-Шампур отбросил автомат и склонился над безжизненным телом Сёмки.

— Сейчас посмотрю, — юноша накинул дождевик и прошел к «мерседесу». Глянул на женщину и тут же вернулся под навес, на его лице появилось странное выражение.

– Брось его! – свирепо заорал Сурок. – Брось, мать твою! Он мёртв.

— Это Марсия Поттер.

Сидор повернулся на окрик, невидяще уставился на Сурка.

— Так кому нам позвонить?

– Сёмка, – сказал он тихо, – Сёмка, ты живой?

— Я думаю, ее мужу. Джиму Поттеру.

Стрельба в отделении стихла.

— Что ж, давайте ему позвоним.

– Иди! Туда! – продолжал орать, брызгаясь слюной, Сурок. – Посмотри! Может! Кто! Уцелел!

Они прошли к телефону-автомату. Юноша нашел в справочнике нужный номер, Джерико бросил в прорезь десятицентовик, набрал номер. Им ответили длинные гудки. Похоже, никто не собирался снимать трубку в доме Поттеров.

– Сёмка… – сказал Сидор.

— У вас в городке должен быть полицейский, не так ли? — спросил Джерико.

— Вик Салли, — ответил юноша.

Он был в шоке, ничего не видел и не слышал. К огромному облегчению Сурка входная дверь отделения распахнулась и на пороге появились: сначала Вовчик-Ёрш, за ним – очу-мело мотающий головой Гера, за Герой пошатываясь, Зимагор, за Зимагором – живые и здоровые Костя-Бугай и Борька-Завгар.

— Так позвоним ему, — Джерико начал проявлять нетерпение.

– Заберите его! – крикнул им Сурок. – Заберите Сидора!

— Тогда ей придется туго, — юноша взглянул на «мерседес».

Вовчик и руководство проскочили мимо к задним дверям микроавтобуса, а Костя и Борь-ка, несмотря на напряг, догадались, что к чему. Подхватили Сидора под руки и повлекли, бук-вально потащили его прочь от отделения и мёртвого Сёмки.

— Ну и черт с ней. Я не собираюсь торчать здесь всю ночь, — рявкнул Джерико.

– Газуй! – разрешил наконец Вовчик, и Сурку не надо было повторять дважды.

— Она освобождена условно. Если Салли найдет Марсию пьяной, он арестует ее. Если она снова появится на людях выпивши, ей придется отсидеть год за решеткой.

Над кварталами уже разносился вой многочисленных сирен.

— Снова?

\"Да уж, – думал Сурок ожесточённо, – это вам не хухры-мухры, это вам урок, козлы тёртые! Подумаете в другой раз\". Тут ему пришло в голову, что это урок не только для Ветро-горской милиции, но и для группировки Лысого Геры: сначала – Женька, теперь – Сёмка, мать вашу так и раз эдак!..

— Она — алкоголичка, но ее нельзя не пожалеть. В июне ее ребенок утонул в озере. Мальчик, восьми лет.

– Потери? – спросил Лысый Гера, утираясь платком. – Потери есть?

— Это ужасно, — покачал головой Джерико.

Сурок был сосредоточен на дороге – он уводил микроавтобус запутанным маршрутом через дворы – но на вопрос всё-таки ответил.

— Конечно. Видите ли, она заснула на берегу и не услышала, как ребенок звал на помощь. Муж, естественно, винит ее в смерти сына. Да и остальные тоже. Никто не питает особых симпатий к алкоголикам. Но парень у нее был хороший, крепкий, здоровый мальчик.

– Женьку замочил Грант – в качестве демонстрации… Сёмку – только что, вмешался какой-то мент с улицы и…

Примерно два месяца тому назад она и ее муж обедали в «Макклюэ хауз». Она, естественно, набралась.

– Так, значит? – сказал Лысый Гера и замолк.

— Муж покупал ей спиртное? — синие глаза Джерико внезапно зажглись холодным огнем. Любой пьяница — идиот. Но алкоголик-то — больной человек.

– Что теперь-то будет, а? – дёрнулся Вовчик-Ёрш. – Что же будет, а?

— Наверное, — юноша пожал плечами. — Они обедали вместе.

– От версии участия в деле \"Белой стрелы\" придётся отказаться, отозвался Зимагор непонятно. – Если \"Белая стрела\" и была, то вся уже вышла. Говорил я Пирогову: \"Помрёшь дураком\", а он, дурак, не верил…

— Разве можно приводить алкоголика туда, где пьют?

Зимагор хотел засмеяться, но лишь громко и надсадно раскашлялся.

— А куда еще? «Макклюэ хауз» — единственное приличное заведение в городе.

— Я проезжал «Молочную королеву».

Юноша рассмеялся.

Глава одиннадцатая. Наставник

1.

— Уж туда-то Поттеры не пошли бы никогда.



— И напрасно. Так что произошло?

Как только Сергей Фёдорович Зак понял, что его сестра, Анастасия Фёдоровна, видела у Володи боевой клинок, он немедленно почувствовал резкую боль в своей правой ступне. Во-обще, он давно заметил, что стоит ему набрести на верный ход (в шахматной партии) или на-ткнуться на многообещающую идею (во всех других случаях), как искалеченная ступня сразу отзывалась всплеском боли. Видимо, это было как-то связано на психосоматическом уровне, и рецепта от этого не имелось.

— Две женщины за соседним столом судачили о ней, говорили, что она виновата в смерти ребенка. Она их услышала. Взяла бутылку и набросилась на них. К счастью, она их не убила. Разумеется, они обратились в суд. Судья пожалел миссис Поттер. Он понимал, каково ей после смерти сына, и подчеркнул, что терпеть не может сплетен. Он дал ей год условно, при условии, что она бросит пить на людях. Если Салли заберет ее в пьяном виде, она тут же отправится за решетку.

Запьешь тут, подумал Джерико. Восьмилетний сынишка!

Начиналась боль с покалывания в большом пальце, потом покалывание распространя-лось по ступне выше, превращаясь в устойчивый зуд, какой бывает в затекших членах. Ещё через какое-то мгновение ступню начинало выворачивать пальцами вверх, и боль достигала своего пика. Сергей Фёдорович в такие минуту морщился и прикусывал нижнюю губу, подавляя стон. Лучше всего в этом случае помогала водка. Однако когда тебе в голову приходит инте-ресная идея, не всегда есть возможность утопить её в самом пошлом из наркотиков. Сергею Фёдоровичу приходилось терпеть. Как, например, сегодня, после ухода Артемьева.

— Где она живет?

– Ну а теперь, Тася, – перемогая боль, сказал Зак сестре, – всё, как на духу. Какой длины был клинок? С локоть? Заметила украшения? Рассказывай! И быстро!..

— Примерно в миле от города по Дороге 4. Справа увидите почтовый ящик с надписью «ПОТТЕР».

Он понял, что именно в клинке заложен путь к раскрытию загадки, путь к Володе и тем людям, которые подчинили его себе и сделали из неплохого скоромного парня религиозного фанатика.

— Давайте окажем даме услугу, — вздохнул Джерико. — Вы нас не видели, так?

– Да ведь, Серёжа, я его толком и не разглядела. Меч как меч.

— Конечно, — улыбнулся юноша.

– Всё-таки меч? Не палаш?

Едва ли он будет держать язык за зубами, подумал Джерико, направляясь к машине…

– А какая разница?

Марсия Поттер долго находилась под дождем, если шла пешком от дома до того места, где ее подобрал Джерико. Дорога 4 начиналась на другой стороне города. Она отшагала четыре или пять миль.

Пришлось объяснить разницу.

Дом Поттеров он нашел легко, не только по почтовому ящику, но и по освещенным окнам.

– Палаш – это всегда клинок односторонней заточки и с тупым сглаженным концом. Бывает загнут, как сабля. Короче, это рубящее оружие, а мечи бывают самые разные.

Джерико свернул на подъездную дорожку и нажал на клаксон. Безрезультатно. Во всех окнах горел свет, но гудка, похоже, никто не услышал. Он вновь попытался разбудить Марсию. Та застонала. Ругаясь, Джерико вылез из кабины. Дождь лил с той же силой. Открыл дверцу со стороны сиденья пассажира. Если б он не подхватил Марсию, она вывалилась бы на грязную подъездную дорожку.

– Знаешь, Серёжа, – сказала Анастасия Фёдоровна. – Тогда это был точно не палаш. У него был прямой клинок и, кажется, обоюдоострый.

С нею на руках он поднялся на крыльцо, нажал кнопку звонка. Никто и не подумал открыть ему дверь.

– Ага, – сказал Сергей Фёдорович. – Украшения? Клейма, монограммы?

— Есть тут кто-нибудь? — раздраженно заорал он, но ответа не получил.

– Серёжа, – Анастасия Фёдоровна виновато вздохнула, – я этот клинок мельком виде-ла. Зашла как-то к Володе в комнату, постучаться забыла, а он сидел у себя на кушетке и кли-нок этот разглядывал. Ну он отругал меня, конечно, что я без стука, а клинок, наверное, унёс – я его больше не видела.

Тогда Джерико повернул дверную ручку. Дверь подалась, и порыв ветра тут же распахнул ее. Он внес женщину в дом и ногой закрыл за собой дверь.

– Так, – сказал Сергей Фёдорович. – Как выглядела крестовина, не помнишь?

В гостиной, все еще держа ее на руках, осмотрелся. Комната ему понравилась. Добротная мебель, удобное, обтянутое красной кожей кресло, полки с книгами, китайская ширма в одном углу. Поттеры подбирали вещи, которые им нравились, не думая о том, как они сочетаются друг с другом. Чувствовалось, что это жилая комната, а не музей. На низком кофейном столике он заметил пустую бутылку из-под шотландского виски, ведерко со льдом и бокал. Марсии Поттер, понял он, не хватило одной бутылки, и она отправилась на поиски второй.

– Крестовина? Это вот между лезвием и рукояткой?

— В тот момент я начал думать так же, как жители Кромвеля, — потом признался он мне. — Марсия уже не вызывала у меня добрых чувств.

– Именно.

Дверь в дальнем конце комнаты вела в коридор. Джерико с Марсией на руках пересек гостиную, вошел в коридор, заглянул в первую дверь по правую руку и, похоже, попал в комнату Марсии. На столике у кровати горела лампа. Флаконы с лосьонами, духами, одеколоном, баночки с кремом и пудрой стояли на туалетном столике под зеркалом.

– Обыкновенно. Прямая крестовина.

– В чём Володя носил меч? Ножны были какие-нибудь? Чехол?

Джерико опустил Марсию на кровать. Он сделал все, что мог. И теперь имел полное право ехать домой и переодеться. Кому приятно ходить во всем мокром. Он уже поворачивался к двери, когда заметил фотографии, лежащие на столике. Фотографии маленького, улыбающегося светловолосого мальчика. Его фотографировали в течение нескольких лет. У нее был очаровательный ребенок, отметил Джерико. Какое, должно быть, потрясение испытала эта женщина, когда он утонул, пока она спала пьяным сном. Чего уж тут удивляться, что ее муж не ночует дома?

– Не знаю.

Он повернулся к Марсии. От озноба у нее стучали зубы. Джерико взял ее за плечи и с силой потряс. Он хотел привести ее в чувство, потому что она могла заболеть воспалением легких, если б осталась в мокрой одежде. Но у Марсии даже не дрогнули веки.

– Ох ты, горе моё.

Выругавшись, Джерико начал раздевать ее. Снял туфли и чулки. Сунув руку под плечи, приподнял, чтобы снять жакет и блузку. За ними последовали юбка и мокрые трусики. Он оглядел Марсию.

Сергей Фёдорович задумался. Боль в ноге мешала мыслить последовательно, но Зак давно научился хватать идею за хвост, не обременяя себя логическими выкладками.

— Большая грудь, широкие бедра, фигура женщины-матери, — рассказывал он мне. — Женщин такого телосложения прославили художники Ренессанса. Возьми Рембрандта и его Данаю, — он заметил усмешку в моих глазах. — Об этом я и не думал, идиот. По моему разумению, в любовной игре должны участвовать двое. А она более всего напоминала труп.

Неудовольствие его по отношению к сестре было отчасти показным, поскольку в рамках описанной ситуации она сумела увидеть даже больше, чем кто-либо другой. Дура, конечно, ба-ба – мальца прошляпила, упустила, но в определённой наблюдательности ей не откажешь. Хотя выводы из увиденного делать не умеет. Впрочем, на это у неё есть он, старший брат и сыщик на пенсии.

Джерико прошел в смежную со спальней Марсии ванную, нашел широкое махровое полотенце и вернулся к кровати. Ее ледяное тело сотрясалось в ознобе. Он начал энергично растирать ее спину и грудь полотенцем, пока кожа не порозовела. После этого уложил Марсию под одеяло. Но ее все еще трясло.

Итак, что мы имеем в качестве основы для построения рабочей версии? Мы имеем меч. Не палаш, не саблю, не рапиру, а меч… Ох, господи, что ж ты болишь-то так?.. Меч простой, функциональный, не антиквариат – настоящее боевое оружие. И Володька, если судить по рассказу Артемьева (а этому оперу приукрашивать не было никакого резона), своим мечом пользоваться умеет. Где его могли этому научить, для меня не вопрос. Там же, где научили ценить органную музыку и читать одну-единственную книгу. Но для того, чтобы всему этому научить, нужно время и место – тут Артемьев прав на сто процентов. Время должно было по-влиять на распорядок дня, а место…

В шкафчике для белья в ванной он нашел электрическую грелку, вернулся в спальню, вставил штепсель в розетку, а грелку положил Марсии на живот.

Лицо Зака покрылось испариной. Казалось, безумная боль будет длиться вечность. Но нет – кажется, отпустило…

Затем через гостиную прошел на кухню. Любому другому в такой ситуации Джерико прописал бы добрый глоток виски. В данном случае приходилось ограничиться кофе или горячим бульоном. Он налил воды в чайник, поставил на электрическую плиту, повернул регулятор на максимальный нагрев. Только тогда он почувствовал, что и сам заледенел.

– Тася, – обратился Сергеё Фёдорович к сестре. – Ты что-то говорила о сборах… о спортивных сборах, на которые ездил Володя.

Джерико достал из буфета чашку с блюдцем и банку растворимого кофе, вернулся в гостиную. Разжег огонь в камине, благо, что хозяева заранее положили в него дрова. Сухое дерево сразу занялось.

– Да… говорила, – сестра удивилась внезапной смене темы. – Весь апрель там про-вёл.

Снял пиджак, повесил на спинку стула, пододвинул его поближе к огню. Снял мокрую рубашку, выжал ее и повесил на другой стул. Вспомнил о струе горячей воды, которая хлынула из крана, когда он наполнял чайник.

– А конкретнее? Где сборы проводились? Кто их курировал? Кто оплачивал удовольст-вие?

Раздетый по пояс, он прошел в коридор. Заглянул в спальню Марсии. Зубы у нее уже не стучали.

– Да есть такой лагерь – \"Солнечный берег\" называется…

— Придется воспользоваться твоим гостеприимством, детка, — пробурчал Джерико.

– А, знаю. Военно-спортивный лагерь Министерства обороны. Ну, дальше?

Открывая одну за другой выходящие в коридор двери, он нашел вторую ванную. Разделся догола, встал под душ, задернул занавеску, включил воду. Мгновением позже он уже блаженствовал под горячей струей.

– Во-от. А оплачивала всё школа. С меня ни копейки не попросили. Сказали, что Володя очень способный и должен ехать. А я, знаешь, как на грех, простыла и затемпературила, и Во-лодька упёрся: не поеду и всё! Но ему разрешили – поехал с опозданием.

Внезапно занавеска распахнулась, и абсолютно голый Джерико оказался лицом к лицу с незнакомым мужчиной в мокром плаще и с мокрой шляпой в руках. В оскале обнажились его зубы.

\"А молодец всё-таки парень, – подумал Зак, – не окончательно ещё зарылся. Есть, зна-чит, ещё надежда\".

— Так вот оно что! — прорычал он. — Сукин ты сын!

– Говоришь, школа оплачивала? Третья? Средняя?

Повернулся и исчез.

– Да.

– А бумаги какие-нибудь оформлять пришлось? Ну, согласие твоё в письменной форме?

Анастасия Фёдоровна задумалась, а потом подняла на Зака удивлённые глаза:

Глава 2

– Знаешь, нет. Я и не подумала как-то. Мне из школы позвонили, спросили. И Володя потом подтвердил. А когда Марина – это Паши Королёва мать – сказала, что и Паша собира-ется… Знаешь, мне и в голову не пришло…

Джерико выключил воду, вышел из ванной, схватил полотенце. Прислушался. Хлопнула входная дверь. Десять против одного — это муж Марсии, подумал он. Но каков балбес! Неужели он не мог подождать, чтобы ему объяснили, что к чему?

– Страна непуганых идиотов! – с офицерской прямотой охарактеризовал ситуацию Зак. – Кто хоть из школы звонил, помнишь?

– Да классный руководитель Володи и звонил. Скоблик. Лев Васильевич.

Джерико вытерся, надел мокрые трусы и брюки. Носки он понес в гостиную. Его рубашка согрелась и высохла, Джерико надел и ее. Босиком прошел в кухню. Чайник кипел, и он положил в чашку ложку растворимого кофе, залил его кипятком. Полную чашку он отнес в спальню Марсии. Она уже совсем не дрожала, но разбудить ее не удалось. Он попытался поднять ее и влить в рот немного кофе, но Марсия не желала разжать зубы. Тогда он вновь уложил ее и укрыл одеялом. Какое-то время стоял, не отрывая от нее взгляда. Рыжеватые волосы Марсии рассыпались по подушке. Что-то в ней было детское, беззащитное. Маленький мальчик на фотографии был похож на мать.

– Что преподаёт? – быстро спросил Сергей Фёдорович, сам удивляясь, как может вести вполне профессиональный допрос при такой боли в ноге.

С чашкой кофе Джерико вернулся в гостиную и выпил его сам. Скорчил гримасу. Ел и пил он все подряд, но вот кофе предпочитал лучших сортов. А этот по вкусу напоминал жидкость для чистки раковин.

– Историю. Он молодой ещё – недавно тридцать пять исполнилось – но говорят очень хороший учитель, талантливый.

Он пощупал пиджак. Еще несколько минут, и его можно надеть. А может, у сердитого мистера Поттера найдется дождевик, который можно одолжить на несколько часов.

– А кроме преподавания истории и организации сборов он ещё чем-нибудь занимается? Подумай, Тася, мне любая мелочь может сгодиться.

В стенном шкафу Джерико ничего не нашел. Вернулся к камину. Достал из внутреннего кармана пиджака трубку и пластиковый, водонепроницаемый кисет. Поттер, думал он, набивая трубку, скорее всего, ждет его у входа, чтобы вновь появиться в доме и закатить скандал Марсии. А ей и так нелегко.

– Да я с ним, Серёжа, плохо знакома – только на родительских собраниях и встречаем-ся.

Джерико пододвинул большое кожаное кресло поближе к камину, разжег трубку, сел, расслабился в ожидании возвращения сердитого мужа. Он разобъяснит Поттеру, что к чему…

– И всё-таки попробуй вспомнить.

Джерико поднял голову. Солнечный свет вливался в окна. В камине осталась лишь серая зола. Урагана как не бывало. Джерико взглянул на часы. Он проспал семь часов.

Должно быть ещё что-то. Иначе не сойдётся: времени у них – мало.

Джерико надел носки, ботинки. Прошел к комнате Марсии. Та все еще спала.

– Ну, он ещё группу продлённого дня ведёт…

Джерико решил, что пора поехать домой и позавтракать. Потом подумал, что сначала стоит разбудить Марсию и рассказать ей о событиях предыдущего вечера, чтобы она могла опровергнуть абсурдные обвинения мужа. В том, что Марсия ничего не помнит, он не сомневался. Поэтому Джерико пошел на кухню и вновь поставил чайник на плиту. Отыскал в холодильнике ветчину и яйца. Он изрядно проголодался и начал готовить себе завтрак. Но только подставил сваренные яйца под струю холодной воды, как за спиной раздался женский голос:

Есть! Теперь сошлось… А больно-то как!.. Верный признак.

— Кто вы такой?

Значит, так. Артемьев не знает исходных посылок и двинется их выяснять к друзьям Во-лодьки, потом будет искать военно-патриотическую организацию. А мы исходные посылки уже знаем и двинемся в другую сторону. Пока неясно, впрочем, какую роль играет этот… Скоблик во всей истории, но то, что к нему тянется большинство нитей, представляется очевидным. К нему мы и пойдём… В смысле, доковыляем…

Джерико обернулся.

– Что ж, Тася, – сказал Зак сестре, не без труда поднимаясь.- Считай, что Володю я нашёл. Не сегодня, так завтра, будет дома.

Марсия стояла на пороге, закутанная в белый махровый халат. Впервые он увидел ее глаза, темно-синие, чуть ли не фиолетовые. Их наполнял ужас.

– Ой, Серёженька, – у Анастасии Фёдоровны глаза были на мокром месте, но кое-что и она сообразила: – Так ты думаешь, это Лев Васильевич… Володю?..

— Джон Джерико, миссис Поттер, — он положил яйца на тарелку. — Я привез вас домой вчера вечером. И остался на ночь, чтобы убедиться, что с вами ничего не случится.

– Думаю, он, – кивнул Сергей Фёдорович уверенно. – Только смотри у меня, никому ни слова – молчок! И капитану этому, если он снова нарисуется, тоже ничего не говори – с ним я сам разберусь. Потом.

— А куда подевалась моя одежда?



— Вас знобило. Вы промокли насквозь. Я…

2.

— Вы провели здесь всю ночь?



— Да.

Рабочий день в средней школе номер три закончился полчаса назад. День вышел тихий, поскольку до начала учебного года оставалось ещё две недели с хвостиком; школьников было не увидеть, а большинство преподавателей пребывали в заслуженных отпусках.

Учитель истории и руководитель группы продлённого дня Лев Васильевич Скоблик, в очередной раз отказавшийся от летнего отпуска, сидел в \"учительской\", наблюдая за тем, как его коллеги (в основном – женщины средних лет: некрасивые и с усталыми глазами) собирают со столов тетради, личные вещи. Он пил чай и никуда не торопился, наслаждаясь покоем.

В \"учительскую\" заглянула Наталья Максимовна, завуч.

– Лев Васильевич, к вам посетитель, – сказала она.

Скоблик не удивился: он привык к посетителям. В основном, это были ребята – они его любили, и он это знал; реже – родители, из тех, которые чувствовали его авторитетность сре-ди подрастающего поколения и приходили за советом, как обуздать очередного отпрыска. В последнем случае Лев Васильевич обычно говорил, что возьмёт отпрыска на заметку. И дейст-вительно брал, действительно и целенаправленно занимался и кое-что у него даже получа-лось. Взять, к примеру, Пашку Королёва – такой был замкнутый и агрессивный подросток, член уличной команды, готовый кандидат в \"быки\" для криминальной структуры, а теперь – один из лучших Воинов, прошёл два круга посвящения. А родители-то как рады! Тихий, говорят, стал, спокойный, слова поперёк не скажет, в отличники по всем предметам выбился как тут не ра-доваться?

\"Интересно, – размышлял как-то Скоблик, – а если бы они узнали. Про всё: про ини-циацию, про испытание, про искусство, про Меч – что бы они сказали?\"

Скоблик был достаточно разумным человеком, чтобы понимать: ничего хорошего роди-тели Королёва не сказали бы – ругаться бы начали, в суд обратились. Может быть, даже уда-лось бы им что-нибудь высудить, однако вернуть сына в лоно греха у них вряд ли уже получит-ся: прошедший вторую стадию посвящения миру сему уже не принадлежит – он принадлежит Господу. И только Господь Бог волен решать, кем Пашке Королёву быть, когда он вырастет.

\"И мне, как проводнику слова Его,\" – подумал Скоблик, улыбаясь.

В общем, встречи с родителями Лев Васильевич не боялся. Разные весовые категории – борьбы не будет.

– Посетитель? – переспросил Скоблик, поднимаясь из-за стола. – Что ж, пусть прохо-дит. Спасибо, Наталья Максимовна.

Дверь в \"учительскую\" открылась во всю ширину проёма, и через порог переступил чело-век, которого Скоблик до сего момента ни разу не видел, но по прихрамывающей походке, по широкому лицу с твёрдым подбородком, по уверенному взгляду чуть прищуренных глаз понял, что перед ним человек волевой, собранный, способный на многое, умеющий отстаивать своё мнение не только словом, но и делом. Наверняка, бывший военный. Почему \"бывший\"? Потому что текущие военные с тростью не ходят.