Андрей Чернецов, Валентин Леженда

Век одиночества

Война — это мир. Свобода — это рабство. Незнание — сила. Джордж Оруэлл
Пролог

Что-то случилось с моим зрением. То, что я увидел, покинув укрытие, не поддавалось объяснению. Наверное, здесь требовалось какое-то иное восприятие. Вокруг не было постоянства. Окружающий мир все время искажался, играя в непостижимую фантасмагорическую игру. Волны яркого света изливались откуда-то сверху, и воздух яростно кипел, наполненный гулом разрывающихся снарядов, заставляющим вибрировать само пространство. Мы прорывались сквозь хаос.

И это война? Но с кем? Где затаившиеся впереди хонтийцы? Перед глазами висит дымовая завеса. Я один. Один на один с творящимся вокруг безумием. Одиночество, возведенное в абсолют.

Как там остальные? Сами Лахтинен, Матти Порра, вечно всем недовольный командир Вентру. Возможно, они где-то рядом. Может быть, на расстоянии вытянутой руки, но проверить я не могу.

Сильный порыв горячего ветра сметает клубящуюся перед глазами пелену. Пустыня. Настоящая пустыня. Везде. Тонны песка разного цвета: красный, бледно-желтый, оранжевый, белый… А вдалеке лежит некогда попавший под ядерный удар город…

Нет, не так…

Город не лежит, он простирается на дне огромного котлована. Почему его до сих пор не занесло песком? Я подношу к глазам бинокль. Да, такого видеть мне еще не доводилось. Огромные, теряющиеся в небе башни, переплетения широких мостов. Запустение, тлен, смерть…

Рядом стоит Матти Порра и с таким же изумленным лицом, как у меня, рассматривает объект нашей предстоящей разведки.

Командир объявляет привал. С отвращением поглощаем безвкусные пищевые брикеты. Ничего не поделаешь, приходится терпеть. Не подыхать же с голоду, в конце концов. Безразлично глотаю, думая о том, почему солдатская пища всегда безвкусна. Ответ прост — обычная животная стимуляция. Чем быстрее отличишься на поле боя, тем скорее будешь поощрен, попадешь на базу и там как следует насладишься полноценной человеческой жизнью. Пандейский солдат — словно тюремный заключённый: еда скудная, развлечений никаких, о женщинах можно даже не мечтать. Скотские условия существования делают из мужчин животных, взбесившихся хищников, до опасных краев переполненных агрессией. Вот так из самых обычных и, в общем-то, нормальных людей создают машины убийств. Только вот убивать нам пока некого: враг невидим.

Привал длится недолго. Все-таки этот Вентру тот ещё садист! Занятый грустными мыслями, нехотя поднимаюсь на ноги. Радом кряхтит Порра, шепотом ругая командира. Бесстрашный парень, что тут еще сказать.

Мои худшие опасения подтверждаются — мы идем прямиком к мертвому городу.

— Монументально! — Матти указывает на приближающиеся строения. — Надеюсь, удастся не остаться там навсегда.

— Ты это… молчал бы, что ли… а то накличешь…

— Накличу, — кивает напарник. — Слышишь рокот?

— Где?

— Со стороны пустоши… Гляди, командир остановился, тоже, видно, почуял. Но я все равно первым…

— Что это? — теперь и я слышу мерный нарастающий гул.

Матти с готовностью поясняет:

— Я с такими штуками уже сталкивался в самом начале войны. Нас тогда после боя осталось семеро, а поначалу было сорок восемь головорезов, плюс самоходная установка, которую это бронированное чудовище разнесло в первую очередь.

Вентру командует залечь. С радостью подчиняюсь: мы сейчас отличные мишени для любого типа оружия. Прятаться негде, вокруг лишь волнистые барханы.

— Так что это за штука, дружище, признавайся? — злясь, пихаю Матти в плечо. Когда не нужно, он говорит без умолку, а сейчас как подменили.

— Это БКТУ «Вампир»! Гордость хонтийцев! Бронированный комплекс тотального уничтожения любой живой силы.

— А что означает БКТУ?

— Я же только что сказал… — раздражается Порра. — Бронированный комплекс тотального уничтожения. Если короче — сверхтяжелый танк.

Непонятная штука неумолимо приближается. Снова хватаюсь за бинокль, чтобы поскорее рассмотреть этот БКТУ. Вот он! Чем-то напоминает наш крейсерский танк, вот только те меньше. Значительно меньше.

— Как с ним бороться?

Напарник задумчиво рассматривает приклад совершенно бесполезной сейчас винтовки:

— Единственный шанс — подобраться как можно ближе и прилепить к броне пару магнитных мин.

— Нурминен, Порра!!! — хрипло каркает Вентру. — Попробуйте обойти противника сзади. Используйте магнитные мины.

Мы ещё не знаем, что этот приказ спасет наши жизни.

Песчаные вихри скрывают нас от врага. Мы упрямо ползем вперед, чтобы умереть за свою страну. Точнее, чтобы НЕ умереть. Танк медленно переваливается через очередной бархан. Уродливая пушка поворачивается в сторону окопавшегося невдалеке пулеметного расчета. Струя огня, вырвавшегося из дула, превращает песок в стекло. Мы замираем, ожидая, пока пышущий жаром стальной монстр пройдет рядом.

— Все, мы в «мертвой зоне»! — шепчет Порра, хотя из-за производимого «Вампиром» грохота можно нас не услышать, даже вопи мы во весь голос. — Цепляй мину на правый борт!

Рядом крутится огромная гусеница, низвергая на меня тучи песка. Достаю из подсумка тяжелый металлический цилиндр. Магнитная мина легко прилепляется к светло-коричневой броне. Все. Теперь нужно оказаться как можно дальше. Тридцать секунд. Хватит ли мне времени? Извиваясь всем телом, ползу в сторону.

Тридцать секунд давно уже прошли.

Танк продолжает движение.

Мины не взорвались.

* * *

Наш батальон мертв. Уже минут десять. Мертв, как и чудовищный хонтийский танк. Он так и застыл, не успев взобраться на песчаный откос, задрав короткое дуло к небу. Магнитные мины все-таки сработали, но значительно позже, чем требовалось. «Вампир» успел добраться до беспомощных жертв, превратив людей в обугленные головешки.

Порра сидит на песке рядом со мной и смотрит туда же, куда и дуло железного мертвеца. Рядом стонет чудом уцелевший в огненном смерче Сами Лахтинен. Его обожженные руки покрыты черной окровавленной коркой.

— Наверное, мы счастливчики, — повернувшись ко мне, улыбается Матти. — То, что мы уцелели, — настоящее чудо. Значит, мы нужны будущему. Меня тут осенила совершенно сумасшедшая мысль: а что, если кто-то из нас когда-нибудь изменит историю всей Пандеи? Как ты думаешь, Лаури?

Что ему ответить?

Судьба непредсказуема.

Подношу к обметанным лихорадкой губам Сами флягу с водой.

— Держись, дружище, мы тебя обязательно вытащим.

— Ты мне не ответил, Лаури, — продолжает настаивать Порра.

Завинчивая флягу, пожимаю плечами:

— Что бы ни случилось в этом твоем будущем, в одном я уверен точно: мы навсегда останемся друзьями.

Матти кивает. Кажется, его вполне устроил мой ответ. Он еще не знает, что будущее готовит для нас кое-что пострашнее хонтийского огнеметного танка.

И я тоже об этом ничего не знаю.

Поэтому сейчас я самый счастливый человек в мире…

Глава 1

ТРЕВОЖНЫЕ СИМПТОМЫ

Как всегда по утрам, у Антти Лэйхо жутко раскалывалась голова. Давление, чтоб его. А что поделать, не мальчик уже. Сорок пять — не шутка. Еще пару лет, ну, максимум десять, — и пора на покой. Впрочем, с этой паршивой работой до пенсии еще дожить надо. Протоколы, допросы, вещдоки, пыль, грязь, кровь… А это все здоровья уж никак не прибавляет.

Шаркая ногами, Лэйхо прошел по небольшому коридорчику в ванную, на минуту остановившись у двери в детскую. Прислушался. Ни звука. Наследница спит без задних ног. Наверняка опять до полуночи в телевизор пялилась. Сколько раз ей говорено, что это для здоровья и учебы вредно, — и ухом не ведет. Раздобудет ментопластину с каким-нибудь новым телесериалом и запоем глядит, ничего и никого вокруг себя не замечая. Пятнадцать лет, а все дома сидит сиднем. Вернее, лежит. Ее сверстницы давно уже парней завели. Конечно, никто не говорит, что надо с этими кавалерами целоваться или чего похуже. Просто веселее же, да и отцу спокойнее. Пришел парнишка, представился, сказал: «Господин комиссар, можно вашу дочку в кино пригласить?», получил разрешение, увел, потом доставил домой в целости и сохранности, отчитался. Все четко и ясно, как в армии. Так нет же, все у нее по накатанному маршруту: диван — гимназия — диван, телевизор.

С другой стороны — сам виноват. Надо больше внимания уделять воспитанию ребенка. Да куда там, с этой проклятущей работой! С утра до ночи на службе торчу, даром что комиссар.

Друзья давно советуют снова жениться. И быт, дескать, будет налажен, и дочке-подростку женский глаз и совет необходим, и старость в одиночку коротать не придется. Ну и для здоровья, само собой. Не старый же еще мужик, в самом расцвете сил. Организм пока еще требует. Может, и впрямь стоит подумать? Ведь уже семь лет прошло со дня гибели жены. Пора бы и забыть.

Да не забывается никак…

Антти открыл кран и сунул голову под струю горячей воды.

Фу, малость полегчало. Сейчас вот позавтракаем, выпьем кофе, выкурим утреннюю сигару, глядишь, жизнь и наладится. Конечно, доктора рекомендовали не увлекаться кофеином и курением, но если их слушать, то вообще жить не захочется! Не «стэшом» же, в конце концов, балуемся, а обычным табаком без всяких вредных противозаконных примесей.

Комиссар взбил помазком в мисочке мыльную пену и нанес на подбородок и щеки. Бритье всегда позитивно действовало на Лэйхо. Было в этом процессе что-то успокаивающее, умиротворяющее. Как будто вместе с отросшей за ночь щетиной он удалял нечто лишнее, беспокоящее организм. Соскоблив седые волосы, нанес на кожу крем (одеколоны вызывали раздражение и шелушение) и подмигнул отражению. Круглолицый мужчина с густыми усами, хитрыми узковатыми карими глазами и упрямо сжатым ртом ответил ему из зеркала тем же.

На запах заваренного кофе на кухню явилось заспанное чадо. Помахало ручкой, бросило через плечо неизменное «Привет, па!» и сразу отправилось в ванную наводить красоту.

— Тебе кофе с молоком или без? — полетела в спину дитяти традиционная фраза.

Лэйхо, конечно, заранее знал ответ, но это уже было чем-то вроде пароля. Как и отзыв:

— С молоком.



— Снова яичница, — скривилось дитя, ковыряя вилкой приготовленную отцом стряпню.

— Не нравится — вставай пораньше и сама готовь завтрак, — парировал Антти. — Вон, какая вымахала. В твоем возрасте девушки уже сами стряпают и занимаются хозяйством.

— Угу. Найми домработницу! — посоветовала строптивица.

— На какие деньги? — поинтересовался отец. — Сама же знаешь, жалованья едва-едва на жизнь хватает. Большая часть уходит на еду и квартплату, да еще и за твою учебу платить приходится. Опять же, все эти твои кофточки, юбки, платья, косметика…

— Ну, не начинай, па… — взмолился ребенок.

— Тогда ешь и не привередничай! — отрезал Лэйхо. — Что там в гимназии новенького?

Только за завтраком он и успевал поинтересоваться дочкиными делами. Давно надо бы наведаться к ее классному руководителю, порасспросить что да как, чтоб потом не было поздно. А то знаем мы этих молодых да ранних! Вовремя не отреагируешь на тревожные симптомы — и пошло-поехало. В последнее время в его ведомстве участились эпизоды, когда в делах фигурировала молодежь. Впрочем, оно и понятно. Выглядят-то они все взрослыми, а по мозгам еще сущие дети, и в умелых руках — как пластилин. Что угодно вылепить можно…

Хотя, если уж быть абсолютно честным с самим собой, была еще причина для визита господина комиссара к госпоже Ирне Саари. Уж больно аппетитна тридцатилетняя наставница дочки! Антти Лэйхо давно на нее глаз положил. Еще четыре года назад, когда Ниссу перевели в старшую школу и вместо прежней немолодой классной руководительницы была назначена стройная высокая брюнетка. А еще учительница была удивительно похожа на покойную жену господина комиссара, хотя по базе значилось, что госпожа Саари не замужем и никогда не была. Странно, конечно, что такая красавица, не имеющая никакого отношения к «Белым сестрам» (это Лэйхо тоже выяснил), — и вдруг одинока. Может, и впрямь тряхнуть стариной? Дочке Ирна вроде нравится…

Решено! Вот прямо сегодня и зайду. Отмечу с сослуживцами праздник, как водится, доложусь начальству, мол, без особых происшествий, и…

— Ой, пап! — распахнула голубые глаза дочка, наконец-то среагировав на вопрос отца. — У нас такое произошло! Тако-ое-е!

— Ну? — прихлебывая кофе, снисходительно прищурился комиссар.

Что там у них могло произойти? Снова Паси Айкио набедокурил? Опять подложил кнопку на стул учителю истории или бросил петарду в урну для мусора в директорском кабинете? Или девчонки в классе передрались из-за того, кто именно пойдет с этим самым Паси на бал по случаю Дня Всеобщего Единства? Упаси Сфера Мира, конечно, от появления в элитной гимназии наркотиков или чего похуже…

— Так что стряслось?

— Представляешь, кто-то сбросил с постамента статую Первого! — зловещим шепотом поведала дочь. — Да еще и отпилил у нее голову и руку!

Начальник Третьего отдела Департамента Благополучия заметно помрачнел:

— Знаю. Не беспокойся, мы с этим быстро разберемся.

Он вспомнил двухметровую бронзовую статую руководителя государства, стоявшую во дворе гимназии. Глава Радетелей был запечатлен традиционно: в военной шинели и с протянутой к народу правой рукой. К памятнику гимназисты постоянно возлагали букеты и корзины живых и искусственных цветов в благодарность за все то, что сделала эта выдающаяся личность для Пандеи за свое без малого тридцатилетнее правление. Кому могло помешать изваяние? Стояло там спокойно уже сколько десятилетий, сооруженное на деньги попечителей учебного заведения, и вот на тебе…

— И что, никаких следов? — осторожно поинтересовалась дочь.

— Какое там! — грустно вздохнул комиссар. — Плакат оставили! С надписью: «Долой тиранов»! Герои м… малолетние…

Впрочем, почему он сразу решил, что это дело рук гимназистов? Хоть здание и охраняется, но на территорию свободно может зайти всякий, кому заблагорассудится. Особенно ночью. Заскочила шайка отверженных, сделала черное дело и удалилась, бросив тень подозрения на отпрысков почтенных семейств, воспитывающихся в престижной школе.

Семейную идиллию бесцеремонно прервала трель телефонного звонка.

— Да? — произнёс Лэйхо в трубку, не ожидая ничего хорошего.

— Господин комиссар, — отозвался на том конце инспектор Оста Салминен. — Инцидент. Автомобиль за вами послан.

— Хорошо. Сейчас выхожу.

Антти не стал уточнять, что стряслось. И так понятно, что не на торжественное собрание в честь Дня Всеобщего Единства приглашают. Хоть сегодня и общегосударственный выходной, но только не для органов безопасности. Им расслабляться нельзя ни под каким предлогом — внешний и внутренний враг не дремлет! А в праздники, когда народ, во-первых, не на работе и, во-вторых, расслаблен и беззаботен, — тем паче. Так что — режим повышенной готовности, будь он неладен. А ведь как надеялся, что в кои-то веки удастся расслабиться…

— Я на службу, — со вздохом сообщил дочке комиссар. — Ты тут приберись… И вообще будь умницей. У вас же сегодня нет занятий?

— Ага. Только концерт. А потом, вечером, бал…

— Пойдешь?

— Ну, наверное, — пожало плечами дите. — Лина звала.

Антти кивнул;

— Сходи, развлекись. Да, и передай госпоже Саари, что я как-нибудь после праздника наведаюсь к вам в гимназию.

— Ладно, пока, пап, — Нисса послушно подставила лоб для родительского поцелуя. — Береги себя…

* * *

Спустившись, комиссар сел в уже поджидавший его у подъезда служебный черно-белый автомобиль. Кивком поприветствовал молодого капрала, поспешно выскочившего из машины, чтобы услужливо распахнуть перед шефом дверцу.

Автомобиль выехал на тонущий в сизом смоге проспект.

— Притормози-ка, — велел Лэйхо водителю, когда они проезжали мимо гимназического парка.

Автомобиль остановился напротив тяжелых кованых ворот, на каждой из створок которых красовалась эмблема; щит с перевитым лентами крылатым жезлом и витым рогом. Вокруг этих символов процветания была начертана надпись: «Знания, закон, честь» — гимназия была с уклоном в юриспруденцию и готовила будущих стражей правопорядка. Господин комиссар и сам ее закончил.

Когда же это было? Давненько, уже и не припомнишь. Да, точно, двадцать пять лет назад. Как раз в год прихода к власти того самого Первого, памятник которому осквернили неведомые враги.

Лэйхо только-только закончил школу и поступил в университет, естественно, на юридический. И тут осенью случился Черный Мятеж. Тогдашний Первый принимал какой-то военный парад, а нынешний, который в те времена именовался Вторым, стоял рядом с ним на трибуне. И вот парочка офицеров, как объявили впоследствии, хонтийских агентов, прорвав оцепление, вплотную приблизилась к правительственной ложе и в упор расстреляла руководителя государства. От полученных ран глава Радетелей скончался на месте, и власть по закону перешла его заместителю, Второму, тоже пострадавшему от рук злоумышленников, хотя и незначительно.

Новый Первый поистине железной рукой взял власть, проведя пару победоносных кампаний против Хонти, загнав в глубокое подполье оппозицию и способствовав наведению в Пандее «абсолютного и исключительного» порядка. За время его правления страна пережила Третью Хонтийскую войну (признаться, не слишком-то удачно закончившуюся для Пандеи), а также еще один мятеж, поднятый предателями-генералами. Потом, вроде бы, воспряла, вновь стала переживать экономический подъем на зависть злокозненным соседям. И вот пожалуйста, дожили! Какие-то сумасшедшие осмелились поднять руку на изваяние Спасителя нации! Невиданное и неслыханное дело.

Господин комиссар вышел из автомобиля и приблизился к воротам. Широкая аллея бежала в глубь густо разросшегося парка, упираясь прямо в высокий гранитный постамент. Сощурив глаза, Лэйхо попытался разглядеть что-нибудь, напоминающее поверженную статую, и не увидел ничего. Наверное, рабочие успели убрать оскверненный монумент.

Пару минут постояв у ворот и полюбовавшись парком, к разбивке которого и сам когда-то приложил руку, начальник Третьего отдела вернулся к автомобилю и взялся за ручку дверцы. И тут откуда-то из-за ограды прогремели выстрелы.

Шальная пуля с лязгом продырявила заднее крыло машины, вторая прошила полу комиссарского плаща.

— Проклятье! — Антти рывком ввалился в салон и рявкнул: — Гони!

Водитель резко газанул, уводя автомобиль из-под обстрела.

— Из снайперской винтовки стреляли, — облизав пересохшие губы, заметил капрал.

— Откуда знаешь? — покосился на него комиссар. — Воевал, что ли?

— Угу, — подтвердил парень. — На третьей Хонтийской.

Десять лет назад, значит.

— Постой, — нахмурился офицер, — сколько ж это тебе?..

— Двадцать шесть. Я тогда добровольцем на фронт сбежал, прямо из школы.

Лэйхо кивнул.

Вот, а еще говорят, что в нашей молодежи патриотический дух ослаб. Да с такими молодцами нам никакой враг не страшен! Ни слабосильная, но ядовитая Хонти, ни даже напыщенная Страна Отцов. Ну разве что Островная империя со своими белыми субмаринами…

— Кто бы это мог быть, господин комиссар? — осторожно спросил водитель, тщательно вглядываясь в каждую проезжающую мимо машину.

— Не знаю, — процедил сквозь зубы Лэйхо. А сам подумал, что у дочки будет испорчен праздничный вечер. Бал, несомненно, отменят ради безопасности детей. Придется Ниссе снова коротать время за очередным телесериалом. В кои-то веки господин комиссар был этому рад. Пускай уж лучше дома посидит, чем, не дай Сфера Мира, на пулю террориста наткнется. Как ее мать. Он не переживет второй такой потери. Просто не переживет.

— Где произошел инцидент? — осведомился Лэйхо у капрала.

— В «Заповеднике братской любви», — доложил тот. — Инспектор Салминен уже там.

Ага, значит, Оста и эксперт-криминалист Виа Ояла работают. Хо-ро-шо. А мы пока…

— Вот что, дружище. Высадишь меня у входа в парк, я пешком пройдусь, а сам пулей лети в управление и доложи об инциденте у гимназии. Пусть немедленно вышлют наряд. Может, еще успеют по горячим следам изловить преступников. После отгони машину в ремонт и вели, чтоб старушку быстренько залатали.

— Будет исполнено! — кивнул капрал.

Глава 2

БУДНИ И ПРАЗДНИКИ

Утреннее небо отливало зловещим фантасмагорическим свинцом. Лаури Нурминен взглянул на часы. Шесть тридцать пять. Самая рань.

Ворота ремонтной мастерской открылись автоматически. Неоновая вывеска светилась приятным желтоватым светом, разгоняя ненавистный сизый мрак. Вот-вот должны были появиться первые автомобили — запрет на свободное передвижение транспорта снимался ровно в девять утра.

Нурминен грустно вздохнул и, присев на ободранную деревянную скамеечку, закурил длинную палочку «стэша», купленную накануне у подпольного торговца, слепого ветерана первой Хонтийской войны. Окружающая реальность мгновенно преобразилась, набрала небывалых красок, разрисовывая грязно-серое небо в совершенно фантастические тона. Уходящие ввысь этажи облупленных блочных девятиэтажек уже не казались такими мрачными, а снующие между ними по грязным улицам такси напоминали праздничные фонарики. Нурминен нечасто мог себя побаловать, но тут случай выдающийся — как-никак День Всеобщего Единства.

Неожиданно накатили смутные воспоминания: погибшие под атомной бомбежкой родители, детский дом, издевательства сверстников. Было ли это с ним на самом деле, или кто-то просто вживил ложную память, глумясь над бездушной куклой из плоти и крови, не способной принять даже самого простого и незначительного решения?

Настоящая жизнь началась тогда, когда его перевели на военную службу. Когда же это было? В каком году? Лаури не помнил. Зато в памяти накрепко засел образ старшего офицера, в котором от человека осталось совсем немного. Проклятый садист своими жестокими тренировками доводил новобранцев до исступления, и пахло от него всегда одинаково — дешевым одеколоном и гуталином. Почему Лаури запомнил именно это? Не хриплый, сорванный от постоянных криков голос, не чудовищный коричневый шрам на пол-лица… Почему именно запах?

А еще он помнил, как его приехала навестить младшая сестра, и ее чуть не изнасиловали какие-то уроды на КПП. Рекруты-добровольцы! Нурминен свернул троим челюсти, за что на два года угодил в штрафной батальон. Именно это, скорее всего, и спасло ему жизнь: главный удар неожиданно налетевших хонтийских бомбовозов пришелся как раз по корпусам военной базы, к которой был приписан Нурминен. А вот от вонючего старшего офицера осталась лишь горстка такого же вонючего пепла. Да, третья Хонтийская… Все-таки славные были деньки…

А потом был первый бой. Ползущие со всех сторон огнеметные танки, превращавшие людей в живые факелы. Как называлась та битва? Снова пробел, пустота, будто в голове прошелся огромный беспощадный ластик.

Дальше госпиталь. Жуткое место, достойное самого ужасного ночного кошмара. Там из полуживых, еще как-то способных мыслить кусков мяса делали жалких искалеченных полулюдей. Лаури повезло, он пострадал меньше других — ранение пришлось в правое легкое, часть которого сразу же удалили. Вот только память… Проклятые ментохирурги наверняка поковырялись в его голове. Зачем? Это так и осталось для него неразрешимой загадкой. Кому было нужно красть его воспоминания? Армии? Радетелям? Стране, за которую он воевал? Очередной пробел. Белое пятно, рваное по краям.

После выписки из госпиталя его отправили в запыленный военный городок, расположенный на дальних окраинах Пандеи и не имевший даже названия, лишь длинный, ничего не значащий номер. Местные называли его Дырой и были правы. Черная, ненасытная, унылая дыра. Место, где умирали любые, даже самые незначительные мечты.

Казалось, очередной грянувший военный переворот наконец вдохнет в прозябающую страну новую жизнь. Но то была всего лишь очередная иллюзия. Как-то сразу стало небезопасно выходить на улицу. Недавние соратники, сражавшиеся плечом к плечу в кровавой мясорубке, теперь шли убивать друг друга, не щадя ни друга, ни отца, ни брата, А потом погибла младшая сестра. От нее осталась только заколка для волос. Лаури до сих пор хранил эту безделушку, точно могущественный талисман. Он был уверен: стоит потерять заколку, и в тот же миг его жизнь оборвется.

Нурминен задумался. Что же случилось потом?.. Революцию, понятное дело, подавили. Вездесущие и всезнающие Радетели вновь оказались на высоте. Ряд генералов, стоявших во главе переворота, были казнены, остальные участники социальных беспорядков пополнили тюрьмы, каторги и штрафные роты. Обществу Пандеи полезно время от времени пускать свежую кровь. Что-то сродни хронической болезни, раз за разом обновляющей дряблое, изношенное тело…

«Стэш», издав жалкое «вжи-и-и-х», распалась прямо в пальцах, превратившись в облачко быстро тающего оранжевого дыма. Лаури с сожалением посмотрел на правую руку, где только что дымило запрещенное развлечение для всех неимущих. «Отличное средство для борьбы с революцией», — как выразился однажды какой-то остряк. И впрямь, зачем бунтовать, когда есть легкие наркотики, которые вредят здоровью не так сильно, как вонзающийся тебе под ребро острый нож?

Собственно говоря, жаловаться Лаури сейчас было не на что: жилось, в принципе, неплохо. Работа есть, сил хватает, относительно здоров. Еще бы поменьше морочить голову прошлым, в особенности — когда совсем один и кажется, что никому во всем свете нет до тебя дела. Страшно. Нет, даже не так… а много хуже…

* * *

В конце запыленной пустой улицы возник ранний прохожий весьма примечательной наружности. Был он невероятно долговяз и вдобавок обладал рыжими бакенбардами. Вылитый пират с белой субмарины Островной Империи, вот только столь воинственное первое впечатление портили смеющиеся ярко-зеленые глаза и щегольская темно-синяя форма члена Общества Полезного Досуга. Нурминен хорошо знал этого парня. Рыжебородого висельника звали Сами Лахтиненом.

— Привет, Лаури! — завопил зеленоглазый бандит, нелепо размахивая длинными руками. — Как дела? Что-то уж больно вид у тебя кислый! Я, между прочим, к тебе не просто так, а с утренней инспекцией!

Нурминен вытянулся по стойке «смирно» и дурашливо отдал приятелю честь. Формально Сами был его прямым начальником, но напоминал об этом крайне редко. Именно он взял Лаури на работу, когда тот почти уже загибался от голода в городских трущобах.

— Помнишь, что сегодня за день? — спросил Нурминен, когда Лахтинен подошел к нему ближе.

— А что сегодня за день?

— Да не придуривайся, дружище! Не может быть, чтобы ты об этом забыл…

— А… так ты о Дне Всеобщего Единства?

— Именно!

— Между прочим, у меня отличная память на цифры!

Лаури так и не успел остроумно ответить, потому что в конце улицы появился очередной утренний прохожий. В руках черноволосый парень держал пластиковый пакет с чем-то весело булькающим и бодро позвякивающим.

— Матти, дружище? — Сами заговорщески подмигнул другу. — Ты все-таки раздобыл выпивку?!!

Вместо ответа Матти Порра победно вознес над головой позвякивающую ношу.

— Представляю, чего тебе это стоило.

— Ты лучше представь, чего нам будет стоить уличение в распитии горячительных напитков на рабочем месте? — с совершенно серьезным лицом предложил добытчик. — Если мне не изменяет память — десять лет проживания на зараженных территориях в компании с мутантами.

— Хорош паясничать! — Нурминен хлопнул Матти по крепкому плечу. — Показывай, что ты там сумел раздобыть?

Брюнет усмехнулся и бережно, словно имел дело со взрывчаткой, извлек из пакета прозрачную емкость, в которой плескалась подозрительного вида жидкость.

— Это еще что? — недоверчиво спросил Сами. — Ты, часом, братец, не решил ли отправить нас прямиком к отцам-прародителям?

— Обижаешь! — Матти ловко спрятал бутылку. — Это «огненное пойло»!

— Врешь!

— Самое настоящее «огненное пойло». Прямо из старушки Хонти, будь она неладна!

— Вдвойне врешь!

— Пять бутылок!

— А теперь втройне, врун ты этакий!

— Клянусь своей могучей печенкой, благодаря которой вам никогда меня не перепить!

— Это же целое состояние… — ужаснулся Лаури, подсчитав цену запрещенного вражеского напитка на черном рынке.

— У меня есть связи! Отдали практически даром… В общем, вы пить будете?

Нурминен с Лахтиненом быстро переглянулись. На их лицах читался вполне однозначный ответ, и Матти, не выдержав, громко расхохотался.

— Как ты себя вообще чувствуешь, Лаури?

— В смысле?

— Ну, ведь ты, кажется, на прошлой неделе собирался брать небольшой отпуск… Здоровье, мол, слегка пошаливает, надо бы немного отдохнуть…

— Чувствую себя вполне нормально, отдых подождет!

— Молодец, вот это по-нашему! — обрадовался Порра. — А то когда я твою кислую физиономию увидел, решил, что ты хочешь в самое ближайшее время наложить на себя руки, причем самым болезненным способом…

— Вообще-то была такая мыслишка…

— Рад, что ты вовремя передумал.

— День Всеобщего Единства — штука серьезная, — нахмурился Лахтинен. — Ближе к полудню планируется всплеск всеобщего патриотизма. Грандиозное шествие с портретами Радетелей намечено на вторую половину дня. Если нас сцапают дружинники, придется тащить картонную голову одного из Радетелей через весь город…

— Что ж, мы очень постараемся не попасться бравым дружинникам на глаза… — усмехнулся Нурминен.

* * *

К счастью, особенного наплыва клиентов в то утро не наблюдалось. Разве что около десяти у мастерской остановился приземистый черно-белый автомобиль Департамента Правопорядка с простреленным в двух местах задним крылом — плевая работа. Матти быстро залил отверстия универсальным герметиком, покрыл сверху затвердителем, а после задул слоем свежей черной краски.

Лаури честно пытался расспросить пригнавшего машину молодого капрала, почти их ровесника, об обстоятельствах возникновения в патрульной машине лишних дырок, но добился немногого. Охранник гражданского правопорядка лишь злобно косился, методично перемалывая квадратными челюстями тонизирующую жвачку, напоследок буркнув лишь что-то о вчерашних беспорядках в трущобах. После чего одернул свой коричневый мундир, погрузился в дребезжащий автомобиль и укатил восвояси. Ни «спасибо» тебе, ни «до свиданья». Особенно обидно, потому что муниципальный транспорт, в соответствии с мудрым решением Радетелей, ремонтные мастерские должны обслуживать совершенно бесплатно.



В обеденный полдень в руках Матти снова возник вожделенный пакет, и вся троица, спрятавшись в здании мастерской, умиротворенно уставилась на ряд волшебно блестящих бутылок.

— А не надраться ли нам в честь праздника до свинского состояния? — задумчиво спросил Сами, гипнотизируя взглядом ближайшую к нему емкость.

Нурминен молча подошел к столу и ловко свернул крышку средней бутылке. По маленькому помещению, забитому всевозможным нужным и ненужным хламом, тут же разлился тяжелый густой аромат.

Достали небьющиеся довоенные бокалы, невесть откуда завалявшиеся у Сами.

— За непочатую мудрость Радетелей! — торжественно объявил Порра, и все четверо бодро поглотили первую порцию вражеской отравы.

— Слушайте, а может, двинем куда-нибудь подальше отсюда! — неожиданно предложил Сами. — Так сказать, на лоно девственной природы, праздника ради.

— Поддерживаю! — согласился Лаури. — И развиваю идею: двинем не на своих двоих, а…

Уже через несколько минут ушлая троица выкатила из гаража громоздкий пятиместный автомобиль, оставленный на незначительный косметический ремонт одним мелким столичным чиновником.

Глава 3

ЖУТКИЙ АТТРАКЦИОН

Отпустив автомобиль, комиссар зашел на территорию парка, предъявил на входе служебное удостоверение и справился, где здесь работают люди из его конторы. Облаченный в неизменный мундир песочного цвета сотрудник Департамента Правопорядка, козырнув шишке из смежного ведомства, отрапортовал, что группа господ из ДБ работает в городке аттракционов. И даже вызвался отвести Лэйхо к указанному месту, но тот отказался — не раз водил туда дочку.

Проводив невысокую плотную фигуру безопасника недобрым настороженным взглядом, правоохранитель снял фуражку и вытер платком пот. Нечасто такие птицы спускаются к нему со своих высот. Но оно и к лучшему — век бы с ними дела не иметь.

Вздохнув, он вернулся к прерванному визитом комиссара занятию. По телевизору как раз начали показывать центральную столичную площадь, готовящуюся к праздничной демонстрации. На трибунах, установленных рядом с усыпальницей первого руководителя страны, погибшего тридцать лет назад во время Черного Мятежа, уже потихоньку начали появляться люди. Все больше аристократия, высшее военное руководство и представители деловых кругов. Само собой, и делегатов от рабочих кварталов пригласили. Какое же без них единство? Но на главной трибуне, расположенной на козырьке самой мраморной гробницы, пока никого не было. Радетели появятся строго в указанное время, за пять минут до начала парада.

Охранник снова вздохнул. Жаль, что его дежурство пришлось как раз на День Всеобщего Единства! Он старался не пропускать демонстраций, да и сам любил маршировать по брусчатке площади Согласия, четко чеканя шаг и что есть мочи горланя здравицы в честь обожаемых кормчих нации. В эти мгновения его душа всегда наполнялась каким-то небывалым восторгом. Рядовой правоохранитель ощущал себя маленькой, но важной и необходимой частью гигантского организма, называемого Пандеей. А также то, что и все прочие сограждане, идущие рядом с ним, испытывают точно такие же, не передаваемые словами чувства.

Эх, не всем дано понимать, что значит единство народа и его благодетелей! Вот, например, злодеи, устроившие безобразие в городке аттракционов. О чем они думали своими сдвинутыми набекрень мозгами, когда подкладывали этакую свинью жителям столицы? Праздник хотели испортить? Не удастся! Слава Мировому Свету, он своевременно обнаружил место преступления и сообщил куда следует. ДБ, как бы он к ним ни относился, молодцы, отреагировали быстро — примчались уже через пятнадцать минут после вызова. А теперь и сам прославленный Антти Лэйхо, известный борец с преступностью, пожаловал. Кто не слышал о нем? Начальник Третьего отдела раскрыл не одно громкое дело, связанное с посягательствами на благополучие державы. Неподкупный, стойкий. Даже гибель любимой жены от рук террористов, желавших таким образом запугать комиссара, не смогла его сломить. Он не отошел от дел, как чаяли злодеи, а еще активнее стал их преследовать. Описания его подвигов, то и дело появлявшиеся в газетах, читались лучше любых криминальных романов.

* * *

Комиссар больше любил вторую половину парка с ее деревьями, кустарниками, перекинутыми через ручьи мостиками, уютными беседками и кафе. Первая уж больно шумная, рассчитанная как раз на детей и подростков, чтобы дать им возможность порезвиться, покричать всласть на каком-нибудь уж очень сложном аттракционе. Что ж, и это надо. Вон какие у школьников нагрузки. Программа с каждым годом усложняется, поток информации растет, угнетая несформировавшуюся психику. Иногда надо и расслабиться. А где еще, как не здесь?

Но, конечно, размахнулись создатели городка аттракционов, нечего сказать. Не пожалели денег. Чего здесь только нет! И разнообразные цепные карусели, рассчитанные на детей разного возраста. И «лодочки», на которых так приятно кататься вдвоем. И автодром, где разноцветные машинки шумно сшибаются друг с другом, имитируя самые настоящие дорожные происшествия. Крик, визг, шум. Весело и не страшно. А для тех, кто любит адреналин, — «пандейские горки». Вот уж где подлинная жуть, нечего сказать. Антти как-то решил тряхнуть стариной и полез вместе с дочкой в тележку на роликах, но едва колесики побежали по рельсам, как сердце комиссара ухнуло куда-то в пятки. Такого страха натерпелся, пока фанерная тележка то взбиралась по крутой горке вверх, то внезапно устремлялась вниз, то резко сворачивала влево, потом вправо и снова вверх… Сам не понял, когда начал орать, перекрикивая вопли веселящейся от души Ниссы и думая, когда же наконец завершится эта пытка. Когда же, наконец, сполз с аттракциона на подгибающихся ногах, то дал себе зарок, что это был первый и последний раз, и больше он на подобные авантюры не пойдет.

Однако самым замечательным аттракционом и гордостью столичного парка развлечений, несомненно, являлось Колесо обозрения. В каждой из шестидесяти кабинок могут разместиться восемь человек, то есть за один сеанс почти полтысячи посетителей парят над столицей, рассматривая ее достопримечательности. Правда, если погода хорошая и задымленность не очень высока. Вот как сегодня. По случаю праздника большая часть предприятий не работает, а значит, и смог меньше. Кстати, завтра тоже выходной, и погодка, как обещают синоптики, будет соответствующей. Это ж сколько желающих устремится к гигантскому колесу?

Наверное, именно этим и руководствовались преступники, выбирая место для совершения кровавого злодеяния.

Еще не доходя до аттракциона, комиссар заметил, что с колесом обозрения что-то не так. И не потому, что вокруг него суетилась группа людей, одетых в коричневые мундиры сотрудников Департамента Благополучия. Уж слишком не к месту тут был огромный транспарант, реющий на перекрестье двух металлических труб, из которых сварена гигантская конструкция. По случаю праздника там мог находиться разве что двуцветный государственный флаг или патриотический лозунг алого цвета с крупными белыми буквами. Но никак не белое полотнище с мрачными черными литерами, складывающимися в святотатственные слова: «Смерть тиранам и их прихвостням!!!» Именно так, с тремя восклицательными знаками.

Впрочем, если бы этим весь инцидент и ограничился, то особой беды бы не было. Не в первый раз приходится безопасникам сталкиваться с подобными проявлениями ненависти подрывных элементов, покушающихся на основы государственного порядка. В принципе, и сама охрана из Департамента Правопорядка тут управилась бы, сообщив о происшествии в ДБ и не поднимая особого шума. Так ведь дудки! Помимо провокационных призывов враги режима приготовили комиссару кошмарный сюрприз.

Запрокинув голову, начальник Третьего отдела Департамента Благополучия, главный советник юстиции, комиссар Антти Лэйхо застыл у аттракциона, безмолвно созерцая открывшуюся его глазам страшную картину. На высоте около пятнадцати или двадцати метров от земли, под самым транспарантом, на таком же, как и он, перекрестье из труб висело обнаженное человеческое тело.

— Мы не стали снимать до вашего приезда, шеф, — как всегда незаметно подошедший инспектор Оста Салминен склонился к комиссаровому уху. — Хотели, чтобы вы посмотрели на все это…

Лэйхо кивнул и молча, не оглядываясь, протянул руку, в которую тотчас же лег армейский бинокль.

Жертвой был молодой парень. Длинные курчавые волосы темными волнами ниспадали на плечи мертвеца, но лоб оставался открытым, в соответствии с молодежной патриотической модой демонстрируя отсутствие клейма отверженного. Из груди торчала затейливо извитая рукоять кинжала, пришпилившая какую-то бумажку. Вокруг раны уже успела свернуться кровь. Она же проступила и вокруг пут на запястьях и щиколотках трупа. Присмотревшись, Антти увидел, что покойный прикручен к трубам стальной проволокой.

— Проклятье! — выругался с чувством.

Скверно, когда умирают люди. И в сто, нет, в тысячу раз хуже, если гибнут вот такие молодые парни, которыми по праву могут гордиться любые родители и страна.

— Ну как, можно снимать? — осведомился помощник.

— Действуй, — кивнул комиссар, и Оста махнул рукой.

По его знаку к аттракциону подъехала пожарная машина. Вверх по выдвинувшейся лестнице устремилось несколько безопасников из тех, что помоложе да попроворнее. Добравшись до платформы, они залезли в «корзину» и на некоторое время задержались там, фотографируя труп с близкого расстояния. Потом один из сотрудников отвязал руки и придерживал тело от падения, пока его товарищ возился с ножными путами.

— Вот тупицы безрукие! — в сердцах сплюнул Оста. — Надо с ног начинать, неужели не ясно?!

— Вот сам бы и лез, умник, — проворчала эксперт-криминалист Виа Ояла — миловидная толстушка лет сорока. — С места-то вы все бойкие.

— Ты же знаешь, я до смерти высоты боюсь, — стал оправдываться бравый инспектор.

Комиссар с удивлением воззрился на заместителя. Двухметровый тощий детина с широкими плечами неловко потупился и затравленно посмотрел на шефа из-под густых бровей.

— Надо же, — хмыкнул Лэйхо. — Сколько лет работаем вместе, а я впервые слышу об этой твоей проблеме.

Из груди Осты вырвался тяжелый и горестный вздох сожаления.

— Грешен, шеф, каюсь.

— Смотри у меня! — погрозил пальцем начальник. — Мигом к психологам отправлю для прочистки мозгов!

Между тем платформа опустилась, тело убитого положили на заранее подстеленный брезент, а стражи порядка снова вознеслись над землей, на этот раз — сдирать транспарант.

— Приступай, — велел комиссар Ояле. Эксперт, поставив рядом с трупом верный саквояж с хитроумными инструментами, споро принялась за привычную работу, не делая ни одного лишнего движения.

— А одежду его нашли? — задумчиво поинтересовался Лэйхо.

— Разумеется, господин комиссар! — энергично закивал Оста. — И одежду, и документы. Преступники как будто специально хотели облегчить нам работу. Разложили все так аккуратненько, словно в одежной лавке.

— И как звали убитого?

Вместо ответа Салминен протянул ему удостоверение личности и еще какой-то документ, оказавшийся студенческим билетом.

— Яри Юсилла, — прочел комиссар информацию в удостоверении. — Двадцать два года, родился в западных губерниях, не женат.

— Да когда б он успел? — буркнула Виа, не прерывая осмотра.

Антти перешел к исследованию студенческого билета.

— Так, студент третьего курса… — брови удивленно полезли вверх, — …юридического факультета.

— Надо же, коллеги!

Час от часу не легче. Вероятно, парень из состоятельной семьи: на юрфак столичного университета не принимали кого попало. Там такая предварительная проверка, по себе знаю…

— Вот еще, — с какой-то странной интонацией Салминен подал шефу следующий документ — пластиковую карточку цветов национального флага.

— Что это? — почувствовал недоброе начальник Третьего отдела.

— И еще…

На ладонь комиссара лег значок в виде стиснутого кулака, сжимающего платок той же патриотической расцветки.

— Хм, молодежная лига «Проклятой тысячи». Это чье?

— Все его же, новопреставленного Яри Юсиллы, — ткнул пальцем в распростертый труп инспектор.

У Антти пересохло во рту. Ничего себе дела!

«Проклятая тысяча» была гражданской полулегальной организацией, объявившей своей целью физическое уничтожение всех «отверженных». Мол, те отнимают рабочие места у полноценных граждан и способствуют усилению криминальной ситуации в стране. Не хочется даже думать о том, что начнется, едва только информация о гибели одного из активистов «проклятых», пусть, даже и Молодежной лиги, дойдет до этих патриотов-фанатиков. Стихийные митинги, демонстрации, погромы…

Комиссар вспомнил, как всего три месяца назад столицу всколыхнула небывалая волна протеста, когда группа «отверженных» убила рядового члена «Проклятой тысячи». Больше десятка не сотен, но тысяч разгневанных мужчин на площади Согласия, призывы к отставке Радетелей, «неспособных защитить своих лучших сыновей», перевернутые автомобили и трамваи, превращенные в импровизированные баррикады. Круглосуточные дежурства.

— Хорошенький праздник… — выдохнул несчастный безопасник. — Нет, пора на пенсию!

Откуда ты взялся на нашу голову, провинциальный мальчик Яри Юсилла?

— Что там у тебя? — справился он у закончившей осмотр Оялы.

— Ну, дать полное заключение я смогу только после лабораторных исследований, — начала издалека эксперт. — Пока же скажу следующее. Парня убили более десяти часов назад. Предварительно оглушили ударом тупого тяжелого предмета по затылку. После этого раздели и вонзили нож в грудь, пришпилив послание для нас…

— Почему ты так решила? — удивился Оста. — Что именно для нас?..

— А сам взгляни, — эксперт протянула ему залитую кровью записку, упрятанную в пластиковую папку.

— «ДБ — палачи», — прочел инспектор.

— Ну-ну, продолжай, — велел начальник.

— По-моему, действовал профессионал.

— В каком смысле? — уточнил комиссар.

— В смысле, человек, знающий толк в умерщвлении себе подобных… Знал, куда бить, как оглушить. Но, повторюсь, более полный отчет дам только после лабораторных исследований.

— Сколько тебе на все про все надо?

— Дня два…

— Даю пять часов, — категорично отрезал Антти.

— Но…

— Не спорь! Давайте, приберитесь тут — и в управление.

— А вы, шеф? — высунулся Салминен.

— Я тоже приеду. Чуть позже. Хочу немного пройтись, горло промочить.

Слишком много всего для одного дня свалилось на мою голову. Покушение. Страшное убийство. Надо отдышаться. Не молоденький уже для таких вот стрессов…

— Можно и мне с вами? — попытался набиться в компанию инспектор.

Обычно шеф не возражал. Он любил вслух выстраивать версии и гипотезы, как бы оттачивая их на заместителе. Но сейчас не сработало.

— Нет уж. Займись лучше сбором материалов по жертве. Опроси знакомых, соучеников, девушек…

— Так праздник же, — попытался увильнуть от поручения Оста. — Попробуй отыщи их всех.

— А ты постарайся, — с нажимом молвил Лэйхо. — Постарайся. Не зря же тебе такое содержание государство выплачивает. Чтобы к возвращению у меня на столе уже лежали первые результаты!

Инспектор откровенно приуныл. Накрылся законный выходной, как пить дать, накрылся.

— Сказать водителю, чтобы подождал вас?

— Водителю? — не понял Антти, мысли которого были уже далеко. — А… нет… Я отпустил машину. Нас тут потрепали… немного. Сам доберусь.