Андрей Буторин



На хрена козе баян?

– А на хрена козе баян? – спросила Юлька.

Это у нас игра такая. Возникает она совершенно спонтанно. Я или жена ляпнем что-нибудь вот эдакое – и понеслось!.. Можно как угодно изгаляться, фантазировать напропалую, главное – не засмеяться и не думать над ответом больше пяти секунд. Иначе – проиграл, и тогда… Тогда обязан выполнить любое желание победителя.

Ну, я иногда Юльке чуток подыгрываю и жду дольше. Во-первых, я все-таки мужчина, неловко по отношению к женщине быть мелочным, а во-вторых, Юлькины желания мне очень порой нравятся. Так что ее выигрыш мне даже в общем-то выгодней.

Тем более, мне в кайф, когда жена радуется. Прыгает, в ладоши хлопает, как девчонка. На шею мне вешается. А потом чаще всего так получается, что и желание уже загадывать не нужно – оно как-то само собой исполняется. Причем, обоюдное. Так что выигрыш или проигрыш в нашей игре – понятие очень условное. Для меня, во всяком случае. Ну, а Юлька, как я уже говорил, выигрывать любит.

Вот и сейчас подпрыгнула, затрясла рукой, выгнув в мою сторону запястье с часами:

– Пять секунд прошли, ты проиграл, проиграл!

Я покорно сложил на груди руки и склонил голову, ожидая от победителя награды в виде желания. Однако на сей раз оно оказалось необычным.

– Я хочу, – торжественно провозгласила Юлька, – чтобы ты ответил на этот вопрос.

– На какой? – поднял я голову.

– На хрена козе баян, на какой же еще?

– А… зачем тебе?

– Я так хочу! – топнула ногой жена и тряхнула каштановой гривой. – По-моему, желания победителя обсуждать не принято.

Я посмотрел в сверкающие Юлькины глаза и почувствовал, как сладкий ком подкатился к горлу. Юлька моя, Юльчонок, Юлёныш, как же я тебя люблю! Такую вот непосредственную, настоящую, живую… Такую милую и славную, нежную и чувственную, взбалмошную и сумасшедшую.

У меня запершило в горле, голос неожиданно сел. Фантазировать мне совершенно не хотелось. Точнее, даже очень хотелось, но немножко на иную тему. Не про козу. Поэтому я и ляпнул первое пришедшее в голову:

– Баян козе затем же, зачем и рыбе зонтик.

Я надеялся, что удачно выкрутился и протянул уже к Юльке руки для осуществления более заветных фантазий, но тут же по этим рукам и получил.

– Думаешь, ты такой умный, да? – фыркнула Юлька. – Думаешь так легко от меня отделался? Вот уж нет уж! Выполняй желание честно. А в наказание ответь и про рыбу.

– Про какую рыбу? – жалобно заморгал я. – Юлёныш, ну ты чего? Зачем тебе это? Давай лучше я твое настоящее желание выполню. Любое! – Я сладострастно облизнулся и подмигнул жене.

Но Юльке, что называется, шлея попала под хвост. Такое с ней частенько случается, за что я, впрочем, ее тоже люблю.

– Нет! – снова притопнула Юлька. – Это и есть мое настоящее желание. Быстро отвечай: на хрена козе баян и на фига рыбе зонтик?

– Ну, ладно, – сдался я и опустился на диван. – Садись поближе.

– Только не лапать! – предупредила Юлька и села рядом. Не настолько близко, чтобы я забыл эти дурацкие вопросы, но достаточно, чтобы ощутить упругость ее теплого бедра и мысленно послать козу-баянистку вместе с шизанутым карасем туда, куда не прочь был бы отправиться и сам. Я разозлился на себя за этот невольный каламбур, зверским усилием воли отогнал навязчивые желания и мысли, тяжело вздохнул и начал:

– Рыбе, как и любому здравомыслящему существу, зонтик нужен для защиты от дождя…

– И от снега! – подхватила Юлька, и карие глаза ее радостно засверкали. Она преобразилась мгновенно, превратившись из капризной женщины в восторженную девчонку. Как же я любил ее – такую… такую… Я снова ощутил ком в горле и быстро прокашлялся.

– Да, – продолжил я. – И от снега тоже. Вообще от любых осадков. Но вся беда заключалась в том, что рыба не любила носить зонт.

– Как это?.. – ахнула Юлька.

– А вот так. Не любила – и все тут. Он ей мешал. Занимал руки, в смысле – плавники, заслонял небо…

– Оно же все в тучах, когда дождь, – нахмурилась Юлька.

– Ну и что? – строго глянул я на жену. – Все равно ведь небо. Тем более, когда идет не дождь, а снег. Ты смотрела когда-нибудь в небо, когда идет снег?

– Конечно, смотрела, – подхватилась Юлька. – Так странно… Красиво так!.. Из ниоткуда, из серого-серого потухшего нечто появляются погасшие звездочки и падают, падают, падают…

– Звездочки? Мы говорили о снеге…

– А снежинки – они разве не звездочки? – захлопала ресницами жена. – Ты когда-нибудь разглядывал снежинки? Конечно же, это звездочки! Только потухшие, остывшие, заледенелые… Они думают, что никому больше не нужны и потому готовы растаять, лишь только коснутся тепла. Если бы они знали, как ошибаются! Ведь на свете нет ничего, что не было бы кому-нибудь нужно. Тем более, когда это звезды. Пусть даже потухшие.

– Рыбе они были точно не нужны, – вернулся я к нашим баранам. В смысле, к рыбам и козам. – Но и зонтик был ей помехой. Вот такая дилемма свалилась на бедное животное.

– На какое животное? – не сразу вернулась из звездного мира Юлька.

– На рыбу, конечно же.

– Она разве животное? – прыснула моя любимая.

– А ты в школе училась? – нахмурился я. – Есть такая наука – зоология. И в ней…

– Ой, только не надо, – поморщилась Юлька. – Скукотища!.. Пусть рыба будет животным. Пусть даже червяк будет животным.

– Что значит «пусть будет»? – повернулся я к жене. – Ты что, на самом деле не в курсе, что…

– Я сказала: хватит! – стукнула мне Юлька кулачком по колену. – Про рыбу давай. Как она вышла из положения?

– Легко, – плюнул я на образовательный процесс и вернулся к повествованию. – Она купила шляпу. С широкими полями.

– Оранжевую! – захлопала в ладоши Юлька.

– Ну разумеется. Не зеленую же!

– Конечно не зеленую. Ведь она сама была зеленой. И шляпа сливалась бы цветом с чешуей. Издалека другим рыбам казалось бы, что она вовсе без шляпы, и что это у ней голова такая несуразная. А кому понравится ходить с несуразной головой?

– Плавать, – поправил я.

– Нет, ходить, – мотнула головой жена, и каштановые волосы скользнули мне по шее, вызвав сладкую щекотку где-то глубоко внутри живота. – Потому что сапоги она тоже купила. И тоже оранжевые. Чтобы верх и низ смотрелись гармонично.

– Ну, тогда конечно!.. – закивал я. – Если сапоги оранжевые, то рыба просто обязана ходить. – Я не удержался и хихикнул: – Налево.

– Почему налево? – удивилась Юлька. – Ей что, досталась пара из одних правых сапог?

– С сапогами у нее все было в порядке, – успокоил я жену. – Точнее, у него. Это был самец. Во всех смыслах. Потому он и ходил налево. Причем, постоянно. Зря он, что ли, такие смачные сапоги прикупил?

– А к кому он ходил? – заинтересовалась Юлька.

– Ты еще не догадалась? – деланно изумился я. – Разумеется, к козе!

– Ах, вот как? – фыркнула моя любимая, и глаза ее вспыхнули еще ярче. – К козе?

– Конечно, к козе. Не к козлу же!

– Кстати, о козле, – подняла Юлька пальчик. – А как он смотрел на это… безобразие?

– А вот тут мы как раз переходим к первому вопросу, – напустил я на себя притворной строгости.

– Про баян?

– Умница! – одарил я жену восторженным взглядом. – Именно про баян. Он и нужен-то был козе исключительно для того, чтобы отвлечь козла. Видишь ли, Юлёныш, козлы – они ведь те же глухари, только петь не умеют. Кроме «бе» и «ме» ничего у них не получается. Другое дело – играть. На баяне. Для этого голос не нужен.

– По-моему, для этого нужен слух, – прищурилась Юлька.

– Кто тебе это сказал? Сейчас ты еще выдумаешь, что для этого нужны пальцы.

– А разве…

– Нет, – опередил я вопрос жены. – Пальцы и слух нужны для хорошей игры на баяне. Для извлечения из него музыки. Козлу же на музыку... э-эээ... наплевать. Ему важны звуки. Любые. Лучше громкие. Ты не поверишь, но если дать козлу баян, он забудет про все на свете, извлекая эти самые звуки.

– А коза тем временем… – решила поторопить события Юлька.

– Коза тем временем… – Я тяжело вздохнул и трагическим тоном закончил: – Пала жертвой собственной хитрости.

– Это как? – Моя сладкая женушка разинула ротик, да так и забыла его закрыть.

– А так, что звуки баяна одинаково завораживающе действуют как на козлов, так и на коз. И как только козел начал играть на баяне, коза не смогла никуда пойти. Все слушала и слушала.

– А как же рыба?!..

– А рыба, в смысле – рыб, ждал. Долго и терпеливо. Он стоял под фонарем, чтобы коза смогла его сразу заметить, держа в плавниках букет алых роз…

– …и снежинки, – подхватила Юлька, – медленно кружась, падали на поля его оранжевой шляпы, превращая их в кладбище потухших звезд.

– Потухшие звезды – не самое страшное, – посмотрел я в глаза жены. – Погасшая надежда – вот это действительно страшно.

– Какая она все-таки… свинья – эта коза! – Голос моей любимой дрогнул, а глаза подозрительно заблестели. – Рыб ведь, наверное, любил ее, а она…

– Я тоже тебя любил, – прошептал я. – И продолжаю любить. Все звезды для меня давно потухли, только вот надежда никак не может погаснуть до конца…

Юлька ничего не ответила. Да и как она могла ответить? Ведь ее не было – моей любимой жены. Моей Юльки. Моего Юльчонка, Юлёныша… Я сейчас просто играл.

То есть, она, конечно, где-то была – иначе, как бы я мог ее любить? Только она была не со мной. Она была женой… Только уже не моей.

Она любила со мной играть. Но не любила любить. А я не люблю, когда со мной – или мной? – только играют.

Теперь я играю один. У меня это неплохо получается. Я – зеленая рыба в оранжевой шляпе. С неба падают и падают потухшие звезды. А я все жду и жду свою козу… Хотя и сам уже не знаю зачем. Может быть, для того, чтобы окончательно выяснить: а на хрена же ей баян?..