— Товарищ Ал, поверьте мне, все мы хотим реформ и рас­ширения гражданских свобод. Но зачем же мне работу услож­нять?

— А в чем, собственно, заключается ваша работа? — поин­тересовался Питт. — Насколько я понял, вы причислены к рос­сийскому посольству?

— Специальный посланник и помощник руководителя ин­формационного отдела, к вашим услугам. Я обеспечиваю по­сольство самой свежей и самой надежной информацией о по­ложении в стране, о ее внутренней и внешней политике.

Питт и Джордино молча понимающе переглянулись.

— Опять издеваешься, Иван? — улыбнулся Саргов. — Пре­крати. Давай лучше об «Аварге». Что ты можешь о ней сооб­щить?

Откинувшись на спинку кресла, Корсов подождал, пока официант расставит перед ними очередные бокалы, и, пони­зив голос, начал рассказывать:

—  Очень странная это организация, нефтяной консорциум «Аварга».

—  В чем состоит ее странность? — спросил Саргов.

—  Для начала, корпоративное юридическое лицо — поня­тие для Монголии относительно новое. Общеизвестно, что при коммунистах ни о какой частной собственности и речи не мог­ло идти. Лишь пятнадцать лет назад в Монголии стали появ­ляться независимые самоуправляемые компании. В последние пять лет произошел настоящий взрыв деловой активности, фирмы стали возникать как грибы после дождя — частные, образованные одиночками или группами лиц, с участием го­сударственного или зарубежного капитала. Последнее особен­но характерно для горнодобывающей промышленности, поскольку государство не обладало финансовыми возможностя­ми, а у населения не было сколько-нибудь значительных сумм для создания стартового капитала. Вот тут-то и появляется «Авар­га», и заметь, Саш, в деньгах она не нуждается.

—  Возможно, партнером выступила какая-то правитель­ственная структура, — предположил Питт.

—  Нет, я проверял их регистрационные документы. «Авар­га» — абсолютно частная компания. Никаких связей с госструк­турами нет. Но что еще интереснее — «Аварга» стала одной из первых частных компаний в стране, зарегистрирована она в начале девяностых, сразу после обретения Монголией фактической независимости от социалистического блока. Кстати ска­зать, так назывался древний город, который, как считают не­которые, был первой столицей Монголии.

—  Деньги могут подтянуться в процессе деятельности, — начал размышлять вслух Джордино. — Заключили договор на аренду земли, купили пару грузовиков, начали работать. По­том привлекли чьи-то капиталы.

—  Такое возможно. Я не знаю, с чего они начали, но их те­кущих активов хватит на тысячи грузовиков.

— Что еще разузнал? — продолжал расспрашивать Саргов.

—  У них есть несколько скважин, они добывают нефть, но в ограниченных количествах и где-то на севере Монголии, вбли­зи сибирской границы. Они пробурили несколько пробных скважин в районе пустыни Гоби. Совсем недавно они приоб­рели права на поиск нефти в районе озера Байкал — там территория покрупнее. Но все это только бумага и скудные баррели нефти, которую еще неизвестно, можно ли продать и за сколь­ко. Их единственный материальный актив, который можно уви­деть и пощупать, — склады и мастерские по ремонту нефтедо­бывающего оборудования, расположенные к югу от Улан-Ба­тора, возле старого железнодорожного депо. И последнее — совсем недавно «Аварга» возвестила о начале добычи меди в маленькой шахте недалеко от Каракорума.

Кортасар Хулио

Непрерывность парков

Хулио Кортасар

Непрерывность парков

(Из книги \"Конец игры\")

Он начал читать роман несколько дней назад. Забросив книгу из-за срочных дел, он вернулся к ней лишь в вагоне, на обратном пути в усадьбу; постепенно его захватывало развитие сюжета, фигуры персонажей. Под вечер, написав письмо своему поверенному и обсудив с управляющим вопросы аренды, он вновь раскрыл книгу в тишине кабинета, выходившего окнами в парк, где росли дубы. Устроившись в любимом кресле, спиной к двери, вид которой наводил бы его на мысль о нежеланных посетителях, и поглаживая левой рукой зеленый бархат, он принялся читать последние главы. Его память усваивала без всякого труда имена и характеры героев; почти сразу же он втянулся и интриги захватывающего сюжета. С каким-то извращенным наслаждением он с каждой строчкой отходил все дальше от привычной обстановки и в то же время чувствовал, что его голова удобно покоится на бархате высокой спинки, что сигареты лежат под рукой, а за окнами, среди дубов, струится вечерний воздух. Слово за словом, поглощенный неприглядной ссорой героев, образы которых делались все ближе и яснее, начинали двигаться и жить, он стал свидетелем последней их встречи в горной хижине. Первой туда осторожно вошла женщина; следом появился любовник, на лице его алела свежая царапина: он только что наткнулся на ветку. Она самозабвенно останавливала кровь поцелуями, но он отворачивался от нее, он пришел сюда не затем, чтобы повторять обряды тайной связи, укрытой от чужих глаз массой сухих листьев и лабиринтом тропинок. На груди его грелся кинжал, а под ним билась вера в долгожданную свободу. Тревожный диалог катился по страницам, как клубок змей, и чувствовалось, что все давно предрешено. Даже эти ласки, опутавшие тело любовника, как будто желая удержать и разубедить его, лишь напоминали о ненавистных очертаниях другого тела, которое предстояло уничтожить. Ничто не было забыто: алиби, случайности, возможные ошибки. Начиная с этого часа, у каждого мига имелось свое, особое назначение. Они дважды повторили весь план, и торопливый шепот прерывался лишь движением руки, поглаживающей щеку. Начинало смеркаться.

Уже не глядя друг на друга, накрепко связанные общим делом, они расстались у дверей хижины. Ей следовало уйти по тропе, ведущей к северу. Двинувшись в противоположном направлении, он на секунду обернулся посмотреть, как она убегает прочь, как колышутся и отлетают назад распущенные волосы. Он тоже побежал, укрываясь за деревьями и оградами, и наконец в синеватых вечерних сумерках различил аллею, идущую к дому. Собаки должны были молчать, и они молчали. Управляющий не должен был встретиться в этот час, и его здесь не было. Любовник поднялся по трем ступеням на веранду и вошел в дом. Сквозь стучавшую в ушах кровь он слышал слова женщины: сперва голубая гостиная, потом галерея, в глубине - лестница, покрытая ковром. Наверху две двери. Никого в первой комнате; никого во второй. Дверь в кабинет, и тут - кинжал в руку, свет, слабо льющийся в окна, высокая спинка кресла, обитого зеленым бархатом и голова человека, который сидит в кресле и читает роман.