Антон Первушин, Игорь Минаков, Максим Хорсун
Пираты Тагоры
Пролог
Силы покидали Птицелова. Все тяжелее было отбивать удары, которыми его осыпали Темные Лесорубы. Секиры чудовищных машин, пришедших из Массаракша, взлетали и падали. Иномиряне не ослабляли натиск. Они напирали так, словно собрались во что бы то ни стало изрубить строптивого человечишку в фарш. Или им был дан на то приказ, или они попросту мстили за уничтоженного грязевиками механического сородича. Может, если бы Птицелов сдался и пал на колени, измазанный известняковой пылью и кровью, Лесорубы взяли бы его под руки и забрали с собой, – похожий на термитник иномироход возвышался посреди Норушкиного карьера. Но Птицелов не сдавался, и проклятые машины били, не жалея сил, да так, что искры – во все стороны.
Секция карданного вала от шагающего экскаватора, которую пришлось использовать Птицелову вместо оружия, становилась все неподъемнее. От собственных богатырских замахов он едва мог стоять на ногах. Дважды он сбивал одного из Лесорубов с его тонких насекомьих лап, но машина тотчас же возвращалась в вертикальное положение и сразу кидалась в бой. Птицелову даже удалось выбить секиру из рук второго, но и это лишь ненадолго заставило безликое чудовище отступить.
Семижильный кряжистый мутант понимал, что в этом сражении ему не победить. А точнее, он давно ничего не понимал. Просто размахивал тяжеленной секцией и перемещался, стараясь, чтобы Лесорубы не прижали его спиной к одному из известняковых отвалов или к горе ржавых обломков, что когда-то была шагающим экскаватором. Птицелов ощущал приближение смерти. Сквозь кровавую пелену, застилающую взор, он видел лица людей: дорогих и ненавистных, верных друзей и поганых предателей. Вот тонкий и болезненный лик девочки-мутанта Лии; ему бы так хотелось обнять ее еще раз, но – увы… Вот желчная физиономия старшего агента Васку Саада, он же – иномирянин Диего Эспада; это из-за него и козней других грязевиков Птицелов оказался в таком незавидном положении. Вот лицо Колдуна, которому было все нипочем. Вот лица Бошку и Поррумоварруи – эти хорошие люди, хотя первый – мутант без роду и племени, а второй – профессор и носит золотые очки. И вот еще покойный Облом вспомнился – лагерный дружище, Неизвестный Отец в отставке…
Птицелов упал. Секция карданного вала выскользнула из рук, перевернулась в воздухе и рухнула, едва не размозжив мутанту голову.
Известняковая взвесь поднялась в воздух, закружила, точно потревоженная донная муть в чистом озере. И едва клубы поредели, Птицелов увидел, как Лесорубы, громко клацая разболтанными во время драки суставами, бегут к своему иномироходу. Бегут так, что только пятки из вороненой стали сверкают. Бегут, забыв про него – строптивого человечишку, бросившего вызов тем, кто приходит извне в Мир под светящимся небом.
Зафыркало, завыло невидимое чудовище. Заметалось эхо от одного испещренного птичьими норками склона к другому. Из зенита пал луч лилового света, вонзился в высоченный конус иномирохода. В корпусе массаракш-корабля разверзлось круглое отверстие с влажно блестящими закраинами. Оба Лесоруба, точно чудовищные тараканы, взобрались на подрагивающий от нетерпения или от истомы борт, нырнули один за другим в люк.
Лилового света становилось все больше, и корабль чужаков начал таять в нем, как тает застарелый лед в весеннем ручье.
Птицелов поднялся на ноги, еще не совсем понимая, что происходит. Подхватил покрытую зарубками и вмятинами секцию карданного вала, оперся на нее, словно на гротескный посох. Заорал сипло, невнятно. Погрозил испаряющемуся кораблю кулаком.
Невидимый монстр еще немного помяукал и заткнулся. Иномиряне исчезли. Круглая вмятина на пластах белой пыли и иней на обломках экскаватора – вот и все, что оставил после себя удивительный корабль. Экспертам из Отдела «Массаракш» опять не посчастливилось – работать, считай, не с чем.
Стайка пугливых норушек пронеслась над карьером, нарушая воцарившуюся тишину нервозным щебетом. Едва Птицелов попытался поглядеть вверх, как приступ головокружения заставил его опуститься на корточки. Он потер виски ладонями и с удивлением обнаружил, что тот шум, который нарастал внутри черепной коробки, – не последствие ушибов головы, а вполне себе реальный и очень даже узнаваемый. Над склонами зарокотало, промчалась вдоль карьера стремительная тень. А за ней – вторая и третья!
Вертолеты «Гнев»!
Иномирянам посчастливилось удрать. Не пожелали они испытывать на своих шкурах, чего стоят крупокалиберные пулеметы. Смылись до того, как к Птицелову подоспело подкрепление. А он решил было, что его пожалели или оставили в живых с какой-то целью! Сбежали, гады, и все тут!
Похожий на глазастую жабу вертолет завис над карьером. Взметнулась до небес пыль, утопив весенний день в удушливой метели. А когда белесая мгла чуть-чуть улеглась, Птицелов увидел спешащих к нему людей. Впереди всех бежал сам начальник сектора «Оперативного реагирования» Отдела «Массаракш» господин Оллу Фешт.
– Где они?! – завопил шеф, размахивая «герцогом».
Его лицо было бело от пыли, но Птицелову казалось, что от ярости. В ответ он смог лишь развести руками.
– Сколько их было?!
Птицелов поглядел на автоматчиков, которые выпрыгивали из вертолета и сразу занимали позиции для обороны. Потом снова посмотрел на шефа.
– Двое… – прохрипел он.
– Массаракш! – Оллу Фешт подпрыгнул от негодования, уставился на пистолет в своей руке и с очевидным сожалением спрятал «герцог» в подмышечную кобуру. – Живой? – спросил он Птицелова скрипучим голосом.
– Так точно, – ответил тот.
– Одобряю… – Фешт защелкал пальцами.
Однако услужливый помощник и «правая рука» начальника сектора Васку Саад не возник за спиной и не подал раскрытый портсигар, как происходило раньше.
– Васку Саад… – Птицелов закрыл разбитое лицо руками. – Предатель… Он грязевик, господин Фешт…
– Массаракш! – выпалил Оллу Фешт и снова полез за пистолетом. – Массаракш!
Глава первая
Перепонка люка лопнула, и Диего Эспада выпрыгнул наружу.
– Подавай, ребята! – крикнул он в теплое нутро корабля, из которого валил пар.
Ему протянули огромный тюк, потом – большой метапластовый ящик, потом – миниатюрную деревянную шкатулку, покрытую черным лаком и расписанную алыми иероглифами. Тюк Эспада оттащил в сторонку. Через секунду присоединил к нему ящик. Шкатулку бережно засунул за пазуху.
– Пока, дружище! – крикнули из люка. – Ни пуха, ни пера!
– К черту! – отозвался Эспада и помахал рукой.
– Передай привет полярникам! – донеслось из корабля.
И перепонка люка опять затянулась.
Корабль мягко подпрыгнул и с негромким свистом растаял в мутно-белесом небе Саракша
Похрустывая настом, Эспада зашагал к поклаже. От приземистых, сливающихся с ландшафтом куполов комконовской базы к нему бежали люди. Эспада помахал и им: «Эхой, товарищи!»
Полярная база КОМКОНа расположилась в уютной ложбине между скалистыми отрогами на берегу крохотного, до дна промороженного озерка. Поздняя весна в приполярье Саракша мало отличалась от аналогичного времени года где-нибудь под Диксоном. Хотя окрестные виды, скорее, напоминали Эспаде побережье ледового океана, что на планете Ковчег, на которой он, тогда еще юный стажер Комиссии по Контактам, проходил практику. Но если маленькое лиловое солнце Ковчега по полгода не покидало небосвод, то светило Саракша оставалось невидимым круглый год.
Эспада потянул носом пахнущий морской солью воздух. Океан отсюда только угадывался, серо-стальным обручем охватывая края громадной чаши выгибающегося горизонта. Базу возвели поближе к северной макушке планеты, на последнем островке в цепи подобных, что неровной цепочкой протянулись от материка к полюсу. Дальше простирались только реликтовые ледовые поля, не тающие и в разгар лета. Уединенность островка вполне отвечала целям постоянной экспедиции. Один дежурный звездолет, два ангара, три транспортных бота, пять жилых куполов, пять – служебных, десять сотрудников КОМКОНа. А теперь еще один – прикомандированный от Совета Галактической безопасности Диего Эспада.
Давно миновали времена юных восторгов, когда, высадившись на чужую планету, Диего прежде всего с любопытством озирался. И все-то ему казалось новым и необычным: и низкое непроглядное небо, и чудовищная атмосферная рефракция, и даже сухие былинки, что торчали из редких проталин. И особенно здорово было находиться среди таких же любопытных и восторженных парней и девчат. И мнилось, что ни ему, ни этим отличным ребятам никогда не придется дышать смрадным, с кисло-металлическим привкусом воздухом Столицы или миазмами южных радиоактивных болот.
Никогда и нигде…
Хотя, КОМКОН есть КОМКОН. Если будет нужно, эти парни и девчата, не задумываясь, полезут в любое пекло: уровень подготовки у них приличный. Диего знал это не понаслышке. Единственное, к чему они не готовы, – перестать быть собой, влезть в шкуру местного человекоподобного обитателя, скрыть душу свою в непроглядных сумерках морали. По плану, разработанному на долгих совместных заседаниях Комиссии по Контактам и Совета Галактической безопасности, из всего контингента землян, «аккредитованных» ныне на Саракше, личину аборигена предстояло носить только Эспаде. Во-первых, у него уже был опыт. А во-вторых, модельное кондиционирование – слишком сложная и стоящая многих человеко-часов процедура. И подвергать оной весь персонал базы – затея расточительная. Да и небезопасна она, эта процедура, если совсем честно. Ох, как небезопасна. Особенно – для психики реалигента.
Правда, не все земляне находились сейчас на полярной базе. Где-то на юге развивал контакт с расой голованов Лева Абалкин. Плел паутину интриг в столичных теснинах резидент СГБ Рудольф Сикорски. И мотался, неведомо где, верный порученец Странника Максим Каммерер, он же герой революции Мак Сим. Теперь к ним предстояло присоединиться и Диего Эспаде…
Полярные жители налетели, словно веселый дружелюбный вихрь. Обняли. Похлопали по плечам, пожали медвежьими лапами худую руку. Подхватили тюк и ящик и смеющейся разговорчивой гурьбой повлекли гостя к жилью.
База жила в напряженной рабочей суете.
– Мишка, а Мишка? Куда механозародыш ставить?
– А что у тебя?
– ДЭУ, модель сто семь.
– Тэк-с… – Цыганистого вида парень лихорадочно перелистывает инструкцию. – Ага… Дезинтегратор экспедиционный универсальный… Ставьте во-он возле того останца… Кремнезем для дезика в самый раз…
– Sorry! – рявкнули над самым ухом Диего.
Он посторонился.
Четверка парней поволокла черное, влажно поблескивающее яйцо механозародыша к одинокой скале. База расширялась. Новые планы КОМКОНа касательно Саракша требовали постройки стационарного космодрома. Поэтому полярные жители трудились не покладая рук. Развивающиеся механозародыши обшаривали эффекторами окружающее пространство в поисках пригодного для строительства материала. Из-под жерл дезинтеграторов рвались в неприветливое небо разноцветные дымки. Звонко стучали перфораторы, жужжали электроотвертки – киберы монтировали шарообразную антенну большого нуль-передатчика.
Чмокнула запирающая мембрана служебного купола, украшенного любовно выведенной синей пятеркой. Навстречу Диего вышел начальник базы Яков Виленович Осиновский, бывший звездолетчик. Старый космический волк недоверчиво окинул взором небесную хмарь. Зябко поежился, кутаясь в нелепую кожаную куртку с меховым воротником. Судя по кадрам старинных хроник, лет двести назад такие куртки носили военные летчики. Нынешние пилоты предпочитали более удобные комбинезоны, но начальник базы был человеком с причудами. Поговаривали, например, что он терпеть не мог лысых, хотя сам был лыс, как колено.
– Неуютное местечко, не правда ли? – осведомился Осиновский, обменявшись с прибывшим рукопожатием. – И кому это понадобилось ставить базу на полюсе?
Вопрос был риторическим, но Эспада отозвался:
– Прежде всего это нужно нашим пилотам, Яков Виленович. Пространство над полюсами не контролируется средствами местной противоракетной обороны.
– Я и говорю, неуютное местечко, – откликнулся начальник базы. – И кому это взбрело в голову обстреливать звездолеты ракетами?
На этот вопрос Эспада отвечать не стал. Была у Осиновского такая странная манера – задавать вопросы, не требующие ответа. Случалось, до отчаяния доводил практикантов, которых присылала Комиссия к нему на стажировку. И ведь не по злобности характера, а только лишь по закоренелой привычке, которая появилась у космического волка вместе со злополучной лысиной. Капитан Яков Осиновский умудрился спасти экипаж и всех пассажиров, когда Д-звездолет «Геркулес» рухнул в метановый океан планеты Сарандак, но сам обгорел, как головешка.
– Ладно, – сказал бывший капитан. – Ступай в рубку, Диего. Этот плешивый голован тебя уже заждался.
– Сикорски? Как он? – поинтересовался Эспада. – В духе?
– Ступай-ступай, – ласково проговорил Осиновский. – Сейчас сам увидишь.
Изображение на экране нуль-передатчика рябило и мигало. Казалось, что собеседник строит дикие гримасы в болезненном несоответствии с произносимыми словами, и Странник с трудом сдерживается, чтобы не мигать и не морщиться в ответ. Тем более, слышимость тоже была неважной. И резиденту СГБ на планете Саракш приходилось все время переспрашивать, до боли вдавливая в багровое оттопыренное ухо горошину репродуктора.
– Что у тебя там со связью, дьявол побери?! – бурчал Странник.
– Не знаю, Рудольф, – оправдывался собеседник. – Помехи… Повтори еще раз, пожалуйста.
– Повторяю еще раз, – смилостивился Странник, – но больше не стану… Происходящее на Полигоне напоминает селекцию по неизвестному нам принципу. Проще говоря, картина следующая: часть сотрудников проекта стремятся покинуть Полигон всеми правдами и неправдами, причем другая часть рвется в бой. Работают с утра до ночи, без отдыха. Являют невиданный в здешних условиях энтузиазм. Очень напоминает лучевые удары, но в окрестностях Полигона не обнаружено ни одного действующего излучателя. Да и кому в сущности надо, чтобы одни специалисты в панике покидали проект, а другие работали на износ? Диверсантам Островной Империи? Не думаю. Слишком громоздко для диверсии. Ни Хонти, ни Пандея тем более на такое не способны. Остается предположить одно – пришельцы извне! Ты хорошо меня слышишь, Мак?
– Да, – отозвался собеседник. – Да, Рудольф, теперь хорошо.
– Пришельцы, которых Комов и Раулингсон позорно прошляпили…
– Они не были готовы, Рудольф…
– Не перебивай! – рявкнул Странник. – Есть мнение, что пришельцев, кем бы они ни были, интересует деятельность аборигенов в кризис-зонах. Взаимодействие примитивного социума с высокими технологиями и тому подобная мерехлюндия… Меня же, Мак, волнует другое. Кто-то путается у нас под ногами. Кто-то достаточно могущественный, чтобы оставаться неуловимым, но, к счастью, не всесильный. По крайней мере, их машины уязвимы для наших скорчеров, что не может не радовать.
– Понял, Рудольф! Мне следует прибыть на Полигон…
– Нет, Мак, – сказал Странник. – В Столице ты мне нужнее. Все, отбой!
Странник отключил связь, оттолкнулся от края стола и развернулся лицом к вошедшему.
– Здравствуйте, Экселенц! – Эспада, который успел скинуть доху, с легким поклоном протянул лакированную шкатулку.
Странник принял ее, покачал на широких ладонях и поставил на стол.
– Благодарю, – буркнул он. – С прибытием!
Эспада поклонился вторично.
– Давай-ка без церемоний, – отмахнулся Странник. – У меня мало времени. Садись.
Он указал на низенький диван у стены. Эспада послушно уселся.
– Ты слышал наш разговор? – спросил Странник.
– Да, Экселенц! – откликнулся Эспада.
Странник поморщился.
– Я же сказал: без церемоний. Мы не на татами…
– Понял вас!
– Хорошо. Значит, повторять больше не придется, – пробормотал Странник. – Разумеется, я знаю о прекраснодушных комконовских планах тотальной гуманизации здешнего социума. Но у нас с тобой, Диего, несколько иные планы.
– Понимаю… Рудольф.
– Это хорошо, Диего, что понимаешь, – откликнулся тот. – Далеко не все, к сожалению, понимают… – Странник задумался, зеленые его глазищи подернулись пленкой, словно зрачки дремлющей птицы, но через миг уже вновь сверкали демоническим блеском. – Так вот, Диего, мне нужны твои пресловутые электрические кальмары. Собственно, потому я тебя и вызвал… Главное – собрать как можно больше исчерпывающей информации об этих существах. Данных должно быть достаточно, чтобы космобиологи смогли представить исчерпывающую справку: имеем ли мы дело с некой разновидностью местных головоногих или же с формой жизни инопланетного происхождения. И пока я не буду знать точно, что такое эти электрические кальмары, они у меня числятся по разряду потенциальных угроз. На тебя падет основная нагрузка. Работать будешь сам. Здесь, на севере. Без помощи и без связи. Вернее, можно будет подать единственный сигнал, если найдешь что-нибудь действительно важное или… если станет совсем туго. Ты знаешь, как это сделать.
– Я готов, – без колебаний сказал Эспада.
– Не сомневаюсь, – буркнул Странник. – Если верить старине Грегори, ты лучше остальных подготовлен к одиночным миссиям… Вопросы есть?
– Модельное кондиционирование разработано под матрицу личности Васку Саада, – сказал Эспада. – Нужна ли мне дополнительная легенда?
– Не будем огород городить, – отмахнулся Странник. – Я уже договорился с нашим горцем… Агенту Васку Сааду поручается провести поиск в прибрежной зоне на предмет обнаружения иномирян и, по возможности, пресечения их враждебной деятельности. Мы с тобой, конечно, понимаем, что дело это отнюдь не простое, да и старый греховодник Поррумоварруи понимает тоже, но ему в такие тонкости вникать необязательно. Главное – у тебя есть самые широкие полномочия.
– Да, – протянул Эспада озадаченно. – Но ведь Васку Саад наверняка разоблачен как агент грязевиков.
– Можешь не сомневаться, – сказал Странник. – Однако в ситуации, когда запуск «Семерки» под угрозой срыва, Поррумоварруи готов сотрудничать хоть с чертом лысым… И нечего ухмыляться, господин М-агент! – резидент СГБ машинально провел рукой по темени, на котором было давно уж не найти и волоска. – Немедля отправляйся в район Полигона. Взбирайся на айсберги, ныряй на самое дно, присматривайся к любой рыбешке, к любому чучуни, который тебе покажется подозрительным, но найди мне этих мифических кальмаров. Задание ясно, товарищ Эспада?
– Ясно, товарищ Сикорски!
– Сейчас же вылетишь в район Полигона, – продолжил Странник. – Яков даст тебе координаты места высадки. Там есть, где спрятать бот от посторонних глаз. Документы на имя Саада, одежда, оружие – все готово. У нас есть карта, на которой отмечены районы наибольшей биологической активности, – изучишь ее на базе. Никаких распечаток! Хватит подбрасывать нашим друзьям из Отдела «М» секретные материалы. Мы и так уже наследили…
Черные матовые бока десантно-транспортного бота были еще теплыми, когда Эспада закончил погрузку оборудования. Он закрепил последний ящик, вылез попрощаться. Провожать его, разумеется, пришли все обитатели базы. Женщины подозрительно шмыгали носами. Мужчины натужно шутили. Осиновский пожал ему руку последним. На мгновение задержал худую крепкую кисть Эспады в своей лапище.
– Если что, мы всю здешнюю тундру на дыбы поставим, дружище!
– Ни в коем случае, Яго, – серьезно откликнулся Эспада. – У вас свои задачи, у меня свои. Если удастся добыть материал, работы вам хватит до конца летовки. А то и на зимовку останется.
– Справимся, – отмахнулся капитан «Геркулеса». – Не впервой. Нам из-за Голубой Змеи чего только не подбрасывают.
– Ас севера? – поинтересовался Эспада.
– Случалось, – отозвался Осиновский. – Правда, на севере интересных мутаций меньше… Ладно, стартуй, солдат.
– Так уж и солдат?
– Ну… в обобщенном смысле… Как это называлось раньше?.. Боец невидимого фланга, кажется?..
– Фронта.
– Ладно. Спокойной плазмы, фронтовик!
– Спасибо.
Эспада обнял бывшего капитана, козырнул остальным и нырнул в люк.
Черное яйцо бота плавно взвилось в фосфоресцирующее небо, вспугнуло стайку любопытствующих крылатых и наискось рвануло в направлении океана…
Диего Эспада вскрыл тюк, вытащил защитный комбинезон. Натянул поверх «штатского». Осмотрел себя, хмыкнул: «Хорош бы я был в столичном костюме среди тундровых болот…» Мысль эта – не мысль даже, а мыслишка – принадлежала уже не землянину.
Едва бот коснулся посадочными опорами щебенки у подножия скалистого выступа на побережье, Эспада набрал на дисплее бортового компьютера семизначное число. На плоском экранчике появились три слова, по семь букв в каждом: ВЫПЛАТА, НИКОГДА, БЕГСТВО.
Электронные письмена не успели растаять на жидкокристаллической скрижали, а землянин Диего Эспада уже исчез из пилотажной рубки транспортного бота. Вместо него появился гражданин Свободного Отечества, оперативный агент Отдела «Массаракш», господин Васку Саад. Впрочем, землянин не исчез полностью, та часть его личности, которая была эмиссаром Совета Галактической безопасности, сохранилась в подсознании агента Саада полностью. Да и не только – в подсознании. Однако Диего Эспада для Васку Саада был кем-то вроде покойного брата, воспоминания о котором вызывали сожаление, досаду и беспокойство одновременно. В наиболее сложных с нравственной точки зрения ситуациях Васку Саада словно бы спрашивал себя: а как поступил бы на моем месте несчастный Диего? По замыслу разработчиков модельного кондиционирования этот психологический кунштюк должен был удержать сотрудника СГБ от падения в совсем уж бездонные аморальные бездны, но гарантировать, что обязательно удержит, не мог никто.
Перепрыгивая с одного замшелого валуна на другой, Васку Саад отдалился на некоторое расстояние от места посадки и оглянулся. От диковиной яйцеобразной машины, которая доставила его в береговую зону Полигона, и след простыл. Саад пожал отягощенными рюкзаком плечами и попрыгал дальше; он уже забыл, что самолично активировал автоматику, которая изменила окраску обшивки, сделав корпус бота неотличимым от скалы.
Прибой с грохотом перекатывал крупную гальку. Среди прибрежных валунов то и дело попадались вынесенные приливом льдины, медленно истаивающие под лучами Мирового Света. Саад старательно обходил их. И все равно наткнулся на неприятную находку.
Он еще издали заприметил стаю крысланов, которая кружила над темной массой, отчетливо различимой на синевато-серой льдине. Время от времени крысланы садились на льдину, подбирались к этой массе, приплясывали вокруг нее и вдруг начинали неистово драться. Саад подобрал обглоданное морем весло, швырнул в скопище драчунов. Крысланы с шипением и злобным кваканьем поднялись на крыло. Агент
Отдела «М» запрыгнул на льдину, чавкая пластиковыми подошвами ботинок, приблизился к предмету обостренного интереса морских падальщиков, вгляделся и сплюнул.
– Массаракш! – прошипел он не хуже крыслана.
Если ты не родился на Саракше, если не привык едва ли не ежедневно смотреть в лицо смерти, если равнодушие к чужой беде не стало твоей второй натурой, то, пожалуй, ты не смог бы вынести этого зрелища без тошноты. Как личность агент Саад не существовал в самом прямом изначальном смысле этого слова – он был придуман в Лабораторном центре знаменитого психоконструктора Грегори Дикинсона, возведенном на планете Пандора, среди величайших в обитаемом космосе Алмазных дюн. Психомаска Васку Саада, выходца из столичных трущоб, выпестованного полумертвой от недоедания и тяжелой работы матерью-одиночкой, отлично приросла к личности землянина Диего Эспады.
Поэтому Саад лишь мельком взглянул на обезображенный труп чучуни-рыбака, сплюнул еще раз и зашагал дальше.
Глава вторая
Птицелову не нравилось жить в Столице, Птицелов любил простор.
И Лия не любила Столицу, и сын их, названный в честь деда – Киту, тоже никогда не полюбит этот пропитанный ядовитым смогом город обозленных на весь Мир людей.
Но у Птицелова в Столице была работа, и очень важная – государственной значимости – работа, поэтому ему и его юной жене пришлось научиться не замечать душевных колик. Тем более что в пору экономического кризиса семья нового начальника сектора «Оперативного реагирования» Отдела «М» с типичным для южного выродка именем Птицелов сын Сома устроилась не так уж и дурно. За казенный счет получили трехкомнатную квартиру в старом, имперской еще постройки, доме с колоннами возле парадного входа, высоченными потолками и лепниной на стенах. Правда, записана она была на некого Ваггу Хаззалгского, о котором Птицелов – ни сном, ни духом. Даже счета, приходящие на это имя, он поначалу просто выбрасывал в мусоропровод. После того как его специальным уведомлением вызвали в муниципалитет и чиновник прежней закалки, обращаясь к Птицелову «ваше высочество», принялся излагать о «недопустимости такой несознательности среди лучших жителей города», Птицелов понял, что от него чего-то хотят. Он объяснил чиновнику, кого они в деликвентских бараках называли «высочествами» и к кому обращались в среднем, а также в женском роде. Скандал не случился благодаря профессору Поррумоварруи, который подоспел вовремя, чтобы увезти Птицелова на своем лимузине от греха подальше. И всякий раз, когда к нему обращались «ваше высочество» или «герцог Вагга Хаззалгский», Птицелов лишь пожимал плечами да почесывал крепкий затылок. В душе он оставался тем же простоватым парнем, воспитанным мутантами за Голубой Змеей. Но теперь уже платил по счетам, благо оклад на новой должности позволял это делать, не морщась.
Оллу Фешт, возмущенный и оскорбленный предательством Васку Саада, рыл нынче землю. Бывшему гэбисту удалось найти сторонников в самом Комитете по Спасению Свободного Отечества – в основном среди тех, кто имел зуб на Странника. Оллу Фешт готовился возглавить какое-то новое ведомство, о котором говорили лишь то, что в отличие от Отдела «Массаракш» оно будет не изучать иномирян, а контролировать их деятельность в Мире. В Отделе «М» ведомство-конкурент называли «Массаракш-2».
– Будь тверже с этими высоколобыми тихоходами, – напутствовал Птицелова Оллу Фешт, передавая дела. – Теперь во всем Отделе «М» лишь один человек дела. Это ты, понял?
Птицелов прекрасно все понимал. Фешт хотел, чтобы он, Птицелов, оставался его глазами и ушами в управлении Отдела «М». А когда нужно – и говорящей головой.
– Сынишка как? – словно невзначай интересовался Фешт, вручая преемнику ключи от сейфа и печать. – Слыхал, будто он красив, как мама, и силен, как отец?
– Да, господин Фешт. Растем потихоньку! – мямлил Птицелов, не зная, куда глаза девать.
– Ну-ну-ну… – улыбался Фешт: очень некрасиво улыбался, неумело; было видно, что он делает это крайне редко. – Вы ему десенки массируйте, так зубкам будет легче резаться. Палец макайте в молочко и массируйте.
– Слушаюсь, господин Фешт, – невпопад ответствовал Птицелов.
Сынишка действительно рос – парень хоть куда. Здоровенький, с отменным аппетитом. Изящный, не рыхлый, как большинство младенцев. Тихий, не капризный, любознательный, вдумчивый. На круглой его головке прорастала серебристая шерстка, а зрачки еще по-детски мутных голубых глаз были как две вертикальные черточки.
То есть не похож он был ни на мать, ни на отца, ни на дедушку Киту.
Знал Фешт про сына Птицелова. Знал и намекал. Будто Птицелову и без того неприятностей не хватало.
А потом все завертелось и встало с ног на голову.
Толстенная заккурапия из Департамента Управления Лагерями легла на стол шефа сектора «Оперативного реагирования».
Птицелов перелистал бумаги от начала до конца, читая по диагонали и силясь уяснить, в чем же подвох.
«Спецлагерь 1081» – написал Птицелов на чистой странице раскрытого еженедельника и дважды подчеркнул.
Это было то еще райское местечко. Да, именно там Птицелов, будучи грязным и вшивым делинквентом – или воспитуемым, если на старый лад, – когда-то натирал мозоли на раскорчевке. С ним рядом был верный другая Облом. Облома потом «подрезал» мезокрыл – трехметровый летающий ящер с твердым клювом и костяной пилой на хвосте. Да каких только тварей в юго-западных джунглях не встретишь… Радиоактивная водичка из Голубой Змеи собиралась в затоках. Развалины Курорта светились по ночам. Зверье и даже насекомые вымахивали до огромных размеров. Растения обретали зачатки разума, чтобы нападать и обороняться.
А еще на раскорчевке Птицелов познакомился с Малвой. Малва – она была не такая, как Лия. Сначала Птицелов думал, что любит Малву, а потом оказалось, что дэчка с мужскими плечами и толстыми волосатыми щиколотками и не Малва вовсе. И теперь ее персоной занимается сектор «грязевиков» Отдела «М». Впрочем, это уже совсем другая история…
«Марта» – написал Птицелов чуть ниже. Поставил знак «равно» и добавил: «Грязевики».
Гм, в лагере волнения.
Само собой волнения! Проторчи год-другой в этом радиоактивном котле, поневоле начнешь волноваться. На расчистке народ гибнет каждый день, охрана лютует, а сам комендант Боос Туску по прозвищу Хлыщ – редчайшая сволочь, ну просто всем сволочам сволочь. Причем условия содержания лагерного люда хуже некуда. Если в столичных магазинах на полках шаром покати, то кто будет о дэках заботиться?
Еще при Птицелове в 1081-м повара в жрачку опилки или дерть добавляли для сытности. Воду пропускали через многоуровневую систему фильтрации, она становилась желтой, как моча, и мерзкой, как чужие слюни, но все равно фонила – даже кустарные дэковские счетчики регистрировали радиацию. А что там сейчас творится, лучше не думать… Но думать придется.
То есть при таких слагаемых бунт – лишь вопрос времени. И то, что охрана присоединилась к негодующим делинквентам, тоже не удивляет: у тех пайка ненамного сытнее. Кроме того, джунгли и радиация не разбирают, кто какого цвета носит комбинезон. Охранники на раскорчевке гибнут столь же часто, что и дэки.
Но вот какого дьявола в донесениях черным по белому написано, что восстанием руководит сам Боос Туску?
«Хлыщ Туску» – подписал Птицелов еще ниже. Рядышком поставил три знака вопроса.
Хлыщ имел все, что желал. С его биографией трудно было мечтать о большем. Как-никак Туску – пособник бесчеловечного режима Неизвестных Отцов. А в Юго-Западном Особом округе у него было тепленькое местечко, приличный оклад, армия быдла в подчинении, а также все самые хорошенькие дэчки. На раскорчевку его никто не гнал и опилки жрать не заставлял. То есть для пенсионера Хлыщ был устроен весьма недурно.
Тогда как понимать его действия?
Две тысячи делинквентов, а вместе с ними – полтысячи охранников, покинули территорию, на которой велись работы по расчистке джунглей. Без всякого на то приказа, без согласования с командованием округа. Оставили за спинами опустевшие бараки, двинулись толпой, вооруженной, к слову, тяжелыми огнеметами, карабинами, газовыми гранатами, самострелами и просто очень большими и тяжелыми топорами, прямо на юг.
Птицелов нарисовал стрелку, направленную вниз. По обе стороны от стрелки намалевал всякие кустики, деревца и решетчатые башенки.
Естественно, по джунглям не пойдешь, как по шоссе. Маленькая армия Туску продвигалась медленно, но неотвратимо. Им навстречу выдвинулись дэки с раскорчевок соседнего 1089-го спецлагеря. После короткой и не очень кровопролитной драки бунтарский дух взыграл и у соседей. Они объединились с людьми Туску и пошли себе на юг дальше. На пути был их собственный лагерь и стройплощадка башни противобаллистической защиты (не из тех, что были раньше, а настоящих, без дураков!). Комендант 1089-го успел удрать на вездеходе, именно он и подтвердил, что Боос Туску верховодит всем этим безумным действом.
Срыв работ по строительству башен ПБЗ – это нечто вроде диверсии, направленной против государства в целом. Командование округом бросило в джунгли десантный батальон – а что они еще могли предпринять?
Птицелов закурил, отодвинув папку, еженедельник, чернильницу и перьевую ручку. Подтянул поближе пепельницу.
Он представил, как одетые в камуфляж, сытые и удалые десантники, разбившись на взводы, атакуют со всех сторон оборванную, голодную, дурно пахнущую толпу. Бьют короткими очередями автоматы, плюются зарядами гранатометы… Делинквенты – мужчины и женщины, охранники и служащие из администрации лагеря, все, кого нелегкая понесла вслед за Туску, неожиданно кидаются врассыпную. Десантники понимают, что бунтари не знакомы ни с тактикой, ни с дисциплиной. Что ж, этого и следовало ожидать… Как только в воздухе запахло паленым, дэки перестали быть армией, теперь каждый из них – сам по себе. Они ищут спасение в отчаянном бегстве: напролом, через заросли, куда глаза глядят.
А дальше происходит нечто странное, если не сказать больше. Дэки рассредоточиваются на нескольких квадратных километрах джунглей. Десантники оказываются внутри этой разрозненной массы. Выстрелы смолкают, взрывы гранат больше не сотрясают землю.
Делинквенты снова собираются вместе и идут как ни в чем не бывало на юг. С ними отправляются и десантники – хорошо вооруженные вышколенные солдаты и офицеры. Наверное, это было первое массовое дезертирство со времен бунта Неизвестных Отцов. Что такого мог пообещать десантуре Хлыщ Туску, что они, как один, забыв про долг, карьеру, честь и оклад, отправились в путь вместе с его лагерным сбродом?
И куда? Опять – на юг.
А что на юге?..
Птицелов подтянул к себе еженедельник, макнул перо в чернильницу. Написал: «ЮЖНЫЙ ПАРК».
Квадрат 91/16. Обширная кризис-зона на краю континента, где на каждом шагу – по смертоносному сюрпризу. Дэкам из спец-лагеря 1081 эта проклятая земля крепко запомнилась. Туску уже гонял туда своих подопечных – отстреливать падких на человечину животных-мутантов и подбирать, что плохо лежит. В прошлый раз так командование Округом распорядилось; в прошлый раз это не было отсебятиной. В кризис-зонах попадались всякие диковинные штучки… странные устройства, вроде как не в Мире созданные. В общем, добра от них ждать не приходилось. Но ученым, а тем более – военным ученым, они доставляли немало приятных минут. Птицелову и еще нескольким дэкам довелось пройти «Южный парк» от края до края. Он был уверен, что по собственной воле туда больше никто не сунется.
А эти вот шли. И сам Хлыщ с ними…
Птицелов перечитал свои записи. «Спецлагерь 1081».
«Марта = грязевики».
«Хлыщ Туску».
«ЮЖНЫЙ ПАРК».
Получилось подобие логической цепочки…
Птицелов подумал-подумал и зачеркнул «Марта». А «грязевики» обвел.
Вряд ли Малва вернулась в маленькое царство Бооса Туску и подбила Хлыща на этот демарш. Скорее всего, тут приложил руку «свеженький» агент иномирян. Птицелов отлично помнил, насколько убедительными могут быть грязевики – эти неотличимые от людей пришельцы из враждебного Массаракша. Очевидно, Туску, сам того не подозревая, превратился в исполнителя воли злокозненных иномирян. Честолюбивому Хлыщу подсунули некую наживку, и тот клюнул, как последний «доходяга», если говорить на лагерном жаргоне.
К тому же грязевиков всегда интересовало, что творится в кризис-зонах. «Игрушки», добытые там, доставляют им столько же радости, сколько и военным ученым Свободного Отечества. Вот и решили иномиряне прошерстить «Южный парк» руками делинквентов. Ведь жизнь дэка – не дороже банки консервированных бобов.
Птицелов зачеркнул «Хлыщ Туску». Кто такой Хлыщ? Кукла на ниточках, говорящая голова, вроде него – Птицелова. Только Птицелов знает, что над ним стоит Оллу Фешт и «Массаракш-2», а вот Туску ведать не ведает, под чью дудочку танцует.
Он поглядел на то, что осталось незачеркнутым. Рабочая версия худо-бедно выстроилась.
Правда, оставалось непонятным, чем грязевики смогли подкупить сидельцев из соседнего 1089-го спецлагеря. А как иномиряне договорились с десантурой – вообще тайна, покрытая мраком. Но в процессе все станет на свои места. Стоит только начать работать, как это всегда бывает.
Птицелов перебросил клавишу селектора.
– Нолу, профессор еще у себя?
Ответ последовал с ощутимой заминкой.
– Да, господин Птицелов. Но он собирается выехать в Академию и распорядился подать автомобиль. Вам придется поспешить, если хотите застать его на месте.
Птицелов хлопнул себя по лбу. Рыбка Нолу умерла от рака, месяца не прошло. Теперь в кресле секретаря Поррумоварруи сидит
Тана – расторопная и говорливая девица с типичным хонтийским темпераментом. Он же, оставаясь мыслями в южных джунглях, совсем забыл… Массаракш, неудобно как-то получилось.
– Тана, попросите профессора задержаться, – проговорил Птицелов. – Я сейчас бегу к нему.
Он открыл дверь своим ключом.
Осторожно вошел в прихожую, пристроил на тумбочку авоську и принялся снимать туфли. В городе в эти часы не было электричества, а в прихожей у него – как на стройке. Козелок стоит у стены, под ним – ведра с известкой, тут же стремянка собранная, щетки и кисти на длинных ручках. Потолки-то высоченные, а заливали бывшие соседи сверху бывших же владельцев этой квартиры что ни месяц. Вот он и хотел маломальский ремонт сделать, раз здесь поселили.
Но, видимо, придется перетерпеть до лучших времен.
Лия была на кухне. Там горела керосиновая лампа и мелькали тени. Птицелов отыскал тапки, подхватил авоську и пошел на свет.
Его юная жена, стоя на табурете, развешивала пеленки. Веревок Птицелов натянул в квартире, как паук – паутины. Лия ни до одной не доставала, но если бы он прикрепил веревки чуть ниже, то пришлось бы ему передвигаться по жилищу, согнувшись в три погибели.
– Ну почему он всегда какает в одно и то же время? – пожаловалась Лия, едва Птицелов переступил порог. – Не думается мне, что это нормально…
– Может, доктору покажем? – в тон жене пошутил Птицелов.
Лие радоваться бы, что не приходится ей вскакивать по ночам – греть воду и омывать ребеночку все, что требует омовения. Спит малыш крепко, даже завидно иногда становится, так крепко он спит. Ну, бывает, титьку попросит разок, покушает немного, а потом до самого утра – хоть из автомата над ухом пали. А она встревожена.
Боится того, боится этого… Как будто не в столичной квартире живет, а в лачуге на краю разрушенного войной и теперь уже безымянного города. Там по ночам шастают упыри, высматривая зазевавшихся мутантов, чтобы утащить их в подземку. Там в невысыхающих болотцах на дне воронок живут ящеры-мясоеды. Туда с приходом опалесцирующего сумрака наведывается Смерть с Топором – Темный Лесоруб, и дети выходят к ней сами – спящие, покорные.
Там нужно было бояться всего. А здесь – разве что случайных генофобов, ненавидящих мутантов.
Лия оглянулась. Сверкнула полными слез глазищами из-под платка, низко опущенного на деформированный мутацией лоб.
– Доктору покажем, – пробурчала, скрестив на груди худенькие руки. – Доктора, они ведь с нами, мутантами, не цацкаются…
Птицелов вздохнул. В нем – молодом начальнике сектора «Оперативного реагирования» Отдела «М», повидавшем на своем веку смерть, предательство, чудовищных мутантов кризис-зоны и пришельцев из Масса-ракша, – жила трогательная смесь любви и жалости к этому бедному, маленькому, затравленному зверьку. Он принялся вынимать из авоськи на стол добычу: пару банок овощной икры, куриный окорочок, завернутый в промасленную бумагу, коробку макаронных рожков и сладкую соевую плитку «К чаю». Продукты он купил в магазине, который работал при общежитии Отдела «М», а сладкую плитку – в буфете.
Лия сначала обрадовалась – на ее обычно болезнено-бледных щеках появился румянец, – а потом спросила жалобно:
– Молочка не купил? Я же просила…
– Зато – вот! Гляди! – Птицелов толкнул по столешнице сверток с окорочком. – Пожарю, пока свеж.
– Ой, а я как раз каши наварила! – похвасталась Лия.
– Что ж, гарнир у нас уже имеется, – обрадовался Птицелов. – А я сейчас курицу топориком, а потом – на сковородку, с лучком, маслом…
Лия крякнула, потянулась и прищепила к веревке последнюю пеленку. Потом она присела на табурет, поболтала ногами в длинных шерстяных носках. Птицелов, как мальчишка, уставился на ее острые коленки.
– Гляжу, все бережешь и бережешь ты меня, Птицелов, – улыбнулась она, наклонив голову вбок. – Как с маленькой со мной нянчишься. А у иных в мои годы – не один, а двое и трое деток!..
– В стране, вообще-то, голод и разруха, – напомнил ей Птицелов, принимаясь разворачивать курицу. – Вот восстановим хозяйство, можно будет и о прибавлении в семействе позаботиться.
– Я в ваших политиках не разбираюсь, – отмахнулась Лия. – А вдруг с тобой и мной что-то случится? А Киту – он такой непохожий на остальных. Он не должен остаться один…
– Да что с нами в Столице может случиться! – натужно усмехнулся Птицелов, о предстоящей командировке в джунгли пока говорить не хотелось. Он сообщит, но не сейчас, а чуть попозже. Пусть этот вечер пройдет без слез…
– Мне не нужна эта квартира и эти удобства! – Лия вскочила с табурета, прошлась по кухне туда-сюда. – Мне нужно, чтоб простор был, чтоб вода – из колодца. Чтоб люди с добрыми глазами вокруг и чтоб ты – всегда рядом! Давай вернемся к своим – к мутантам!
– Люди с добрыми глазами! Как же… – буркнул Птицелов.
Вспомнилось, как эти «свои» чуть было не скормили Лию упырям. За то, что вернулась в поселок с Киту в животе. Из Массаракша вернулась, да, было дело…
– Ты бы сам построил дом, – защебетала Лия. – Ходил бы на охоту и охранял нас с Киту от упырей. А я бы заваривала тебе вкусный чай из трав. И сидела бы у окна, ожидая, когда ты придешь – мой женишек с топором…
– Что-что?.. – спросил Птицелов неожиданно севшим голосом.
Лия-Лия, что с тобой творится? Черный Лесоруб не идет у тебя из головы! Мне придется тебя оставить – быть может, надолго. Что же делать?
– А что? – не поняла Лия.
Их диалог прервал глухой стук. Они посмотрели сначала друг на друга, а потом в сторону темной прихожей.
– Киту шалит, – сказала Лия громким шепотом. – Проголодался, поди, кроха.
– Ну, идем. – Птицелов снял со стены керосинку. – Чего ждать?
Маленький Киту сидел в кроватке и колотил игрушкой – обшарпанным деревянным гвардейцем – по изголовью. Он не плакал, он был сосредоточен. Сверкнули вертикальные зрачки, отражая свет керосинки, когда его родители вошли в комнату.
Лия распахнула халатик, взвесила в ладонях груди, выбирая ту, в которой больше молока. Взяла Киту на руки, присела на край кровати и принялась кормить, кусая губы и посматривая искоса на мужа.
Вспыхнула лампа под старым, от прежних хозяев, абажуром. Ожила радиола и принялась вещать с середины фразы. «…Побывал в школе-интернате для сирот войны. Герой революции принял участие в открытии новой библиотеки и спортивного зала. Мак Сим показал учащимся школы-интерната, что такое спортивная подготовка в его понимании, совершив под овации присутствующих десять подъемов-переворотов подряд…»
– Во! Теперь живем! – обрадовался Птицелов.
В ярком свете и жена не выглядела бледной и болезненной, и Киту был не так странен и чужероден. Лия повернулась к Птицелову и шумно вздохнула. Сосок на ее «свободной» груди был красен, как свежая рана.
Ради этого существа он пустился когда-то в длинный и опасный путь. Из поселка мутантов – в гарнизон, из гарнизона – в южные джунгли, из джунглей – в Столицу, а потом круг замкнулся…
Птицелов прошел на кухню. Отыскал чистую разделочную доску и нож побольше.
– Лия! – крикнул, пристраивая на доске окорочок. – Ты что посуду не помыла? Опять плохо себя чувствовала?
– Тише-тише! – попросила Лия. – Нет, со мной все хорошо…
Врет, понял Птицелов, а затем застучал топориком. Бац-бац-бац, и окорочок разделен на куски.
Птицелов включил газ, налил в сковороду растительного масла, накидал мяса. Взял лопатку и стал с деловитым видом жарить.
К нему подошла Лия. Заглянула через плечо.
– Ну кто ж так делает, – вздохнула она. – Горе мое, и кто тебя только научил так с мясом обращаться?..
– А чего? Нормальные куски… – неуклюже отозвался Птицелов.
– Нормальные? – удивилась Лия. – Иди лучше с ребенком побудь, мутоша несчастный…
«Тяжело им будет без меня», – думал Птицелов, слушая дыхание спящих Лии и Киту.
Это было несколько часов спустя: после того, как они покончили с курицей и остатками каши, после нехитрого досуга, в который входили прослушивание вечерних радиопередач и занятие любовью под ночную трансляцию фортепьянной музыки. Тяжелые мысли не давали Птицелову уснуть.
В упреках Лии имелось здравое зерно. Это только на словах, что мол «мутант – не выродок ужасный, а брат твой, добрый и несчастный». В действительности, если Лия – худенькая, лысенькая, с головой неправильной формы – столкнется на улице с бандой генофобов, ей сильно не поздоровится… Да что там – генофобов! Шпаны развелось – так и шныряет по подворотням. Каждый в Столице может обидеть Лию, а ей ведь едва-едва шестнадцать исполнилось. Постоять за себя не умеет, город не знает. Где каких продуктов раздобыть, тоже не знает.
И профессора Поррумоварруи не попросишь присмотреть. Подкосила темнокожего горца смерть Рыбки Нолы. Все чаще старик об отставке поговаривает.
Остается только Оллу Фешт. Но это все равно что попросить позаботиться о жене и ребенке упыря.
А иного выхода, наверное, не существует.
Ведь завтра он, Птицелов, отправляется в дельту Голубой Змеи.
На юг, на юг! В радиоактивные джунгли, где неожиданно дала о себе знать агентура грязевиков…
Глава третья
Одноглазый Волк, выкатив единственное, налитое кровью буркало, воззрился на штатского. Потом перечитал радиограмму. Снова воззрился. К сожалению, тощий хлыщеватый субчик не был плодом расстроенного воображения, равно как и недвусмысленный приказ командования, который не подлежал обсуждению. Командиру субмарины «Тигровая Скорпена» контр-адмиралу Алу Вуулу предписывалось всячески споспешествовать сотруднику некого Отдела «М» Департамента Специальных Исследований Васку Сааду в его поисках.
Ладно, личность знакомая. Еще год назад, когда контр-адмирал командовал не субмариной боевого охранения, а штрафной «гондолой», этот Саад в компании с южным выродком и стариком-чучуни искал в полярных водах каких-то диковинных кальмаров.
«Неужто опять за ними гоняться придется? – подумал Вуул с горечью. – Проклятое невезение! Массаракш и массаракш! – Одноглазый Волк с хрустом сложил депешу и спрятал ее во внутренний карман кителя. – Что я им, чучуни-рыбак?! Сняли судимость, вернули звание… И на тебе!.. Проклятый Саад…»
– Прошу садится, господин Саад! – подавив раздражение, светски пророкотал моряк.
– Благодарю, господин контр-адмирал! – откликнулся агент Саад, опуская поджарый зад в кожаное кресло.
Прошелестела сдвижная дверь. Вошел кок с подносом, уставленным кофейным прибором и тарелками с легкими закусками.
Вуул садиться не спешил, взял со специальной подставки трубку, принялся ее вдумчиво раскуривать.
Васку Саад с рассеянным любопытством озирал командирскую каюту. Он помнил ее не слишком чистой берлогой, хозяину которой изменила флотская привычка к порядку. И вот подишь ты… Не прошло и года, а к Одноглазому Волку вернулись его контр-адмиральские замашки. Командирская каюта на борту бывшей штрафной субмарины, ныне получившей имя «Тигровой Скорпены», радовала глаз золотым блеском начищенной меди и благородством мебельной полировки. Да и не только каюта! Вся лодка была теперь вылизана до блеска. Превосходно работала вентиляция. По переборкам не сочилась вонючая слизь. Реактор – Саад хорошо это чувствовал – не фонил. Ну… почти. В пределах допустимой нормы.
Одноглазый Волк отпустил кока, уселся напротив гостя и самолично налил ему кофе.
– Как там наша Столица, господин Саад? – поинтересовался моряк.
– Растет и строится, – отозвался тот и добавил с усмешкой: – Тяжкое наследие режима Отцов успешно ликвидируется.
– Похвально, – буркнул контр-адмирал, почесав мундштуком правую бакенбарду; он-то хорошо знал, как «ликвидируется тяжкое наследие». – Вижу, вы не расположены к пустопорожнему трепу… – сказал он. – Перейдем к делу?
– Так будет лучше всего, – отозвался Саад. – Если вас интересуют новости столичной жизни, господин контр-адмирал, то я привез свежие журналы. И охотно передам.
– Будьте любезны… – пробурчал Вуул. – Итак?
Васку Саад отставил в сторону чашку, откинулся в кресле, возложил ногу на ногу. Похоже, гость чувствовал себя на борту атомного подводного корабля совершенно непринужденно, но взгляд его вдруг стал колючим, как у морского крыслана. Даже бывалый военный моряк Алу Вуул невольно поежился. Он помнил, что такой же взгляд был у следователя из прокуратуры Комитета Спасения Отечества, когда тот целился тлеющим окурком в единственный глаз контр-адмирала Вуула, обвиняемого в государственной измене.
– Все, что вы сейчас услышите, господин контр-адмирал, – веско начал агент Саад, – является государственной тайной. И не мне напоминать вам об ответственности за ее разглашение. Хочу, чтобы вы отнеслись к нашей миссии максимально серьезно!
– Поверьте, господин Саад, мне и в голову…
– Знаю я, о чем вы думаете, – перебил его Саад. – Дескать, меня, военного моряка, опять заставят ловить каких-то кальмаров, словно я чучуни-рыбак из бездарной поэмы Отула Сладкоголосого!
«Массаракш! – изумился Одноглазый Волк. – У него что, ментоскоп в башке?»
– Так вот, – продолжал штатский с глазами крыслана. – Нам придется иметь дело не с кальмарами, а с тщательно, я бы даже сказал, виртуозно замаскированными вражескими агентами!
«Сдается, он держит меня за идиота, – пригорюнился командир «Скорпены». – Ладно, сделаем вид, что верим этой ахинее».
– Вас понял, господин Саад! – отозвался Вуул по-уставному. – Я и вверенный мне корабль полностью в вашем распоряжении.
– Думаю, мы поладим, – ухмыльнулся Саад и вновь посерьезнел. – Не исключено, что нам придется проникнуть в территориальные воды Империи. Во всяком случае, мирография наших поисков может оказаться чрезвычайно широка. Следовательно, нужно быть ко всему готовыми, господин контр-адмирал.
Упоминание территориальных вод Островной Империи одновременно обрадовало и встревожило бывшего штрафника. Обрадовала возможность показать себя в настоящем деле. Уничтожение белой субмарины, если таковая подвернется, это не только полная реабилитация, но и возможность повышения по службе. Военно-Морского Флота у Свободного Отечества пока считай что нет, но все равно контр-адмирал, командующий одной-единственной боевой единицей, – это крысланам на смех. А встревожила столь же вероятная возможность быть потопленным этой самой белой субмариной. Островитяне тоже знают, с какого конца торпеду заряжать.
Алу Вуул поднялся.
– С вашего разрешения, господин Саад, я немедленно займусь подготовкой к походу.
Васку Саад кивнул.
– Валяйте, Вуул, – проговорил он. – Я пока посижу здесь, кофейку попью. Хороший кофе, не эрзац. Снабжение у вас лучше, чем в Столице. Завидую…
«Тигровая Скорпена» шла в надводном положении.
Полярный океан темно-синей чашей подпирал мерцающую небесную кровлю. Пологая зыбь вздымала атомную субмарину. Тупой нос «Скорпены» с размаху зарывался в воду цвета бутылочного стекла, взбивая под облака пенные брызги.
Мичман Маар обшаривал морской горизонт в бинокль, но ни льдов, которые этим, необычайно жарким для Приполярья, летом отодвинулись далеко к северу, ни вражеских перископов не обнаруживал.