- На север курс взял!..

И словно бы отвечая на мой немой вопрос, засучив левый рукав бушлата показал часы с обычным компасом. Стрелка всё больше отклонялась в направлении «северо-запад». Значит, скоро нас ожидает настоящая зима. Признаться, промозглая курганская слякоть уже порядком достала, так что внутренне эта новость даже ободрила. Хотя мне в принципе всё равно было где воевать.

- … Все на выход!..

Не знаю как это получилось, но после того как самолёт некоторое время висел в воздухе, я отключился. Возможно, сказалось внутреннее напряжение последних дней, тем более что отдыха по возвращении с боевых не получилось. Сгоняя навалившееся оцепенение, я вскочил и вместе с остальными выбрался наружу. Тут было всё так же темно, как и в лагере. Взлётную полосу освещала скупая цепочка огней, но воздух ощутимо холоднее. Под ногами хрустнул свежее выпавший снег, в небе плыли низкие тучи, скрывая звёзды и луну. Обернувшись к парню, который в прошлый раз верно указал направление полёта, я спросил:

- Который теперь час?

- Там откуда мы прилетели – без восьми минут полдень, а вот здесь, не знаю.

Говоря это, парень даже не взглянул на часы, значит, уже успел поинтересоваться временем раньше. Тут я почувствовал себя неуютно: люди всю дорогу общались, а я проспал. Но всё же сработала привычка, своих спутников воспринял как обычно, без всяких эмоций. Может быть аэродром это последний раз, как мы видимся.

- На погрузку, бегом - марш!..

Офицер, перед отлётом забравший наши тактблоки и документы уже стоял возле возникшего из темноты БТР, со включёнными фарами. Мы быстро загрузились в пропахший смесью топлива и пороховой гари десантный отсек, и машина тут же рывком тронулась с места.

- По прибытии в точку сбора, всем запрещается переговариваться, называть имена, звания, номера частей. Следовать указаниям инструктора, вопросов не задавать. Ясно?!..

Мы нестройным хором ответили, что мол, всё ясно и бронемашина пошла ещё быстрее, набирая скорость. По моим ощущениям, ехать пришлось часа полтора, по ровной дороге без ям и ухабов. Давя попытки организма снова провалиться в сон, мысленно разбирал свой АКМ, потом пистолет. Смешивал все детали и на время собирал оба «ствола». Это помогло забороть приступ сонливости и высадиться по приезде на место уже не на заплетающихся ногах. Тусклое освещение и быстрота с которой нас погнали в длинный плоский барак, оказавшийся вещевым складом, не позволила оглядеться как следует. Но вроде это была турбаза, или вроде того: длинные бараки, ряд домиков с затемнёнными окнами метрах в пятидесяти за дорогой, разделяющей «турбазу» на две неравные части. Всё же бараков и хозпостроек оказалось вдвое больше. Неразговорчивый молодой солдат в полевой форме без знаков различия выдал каждому из нас новую верхнюю одежду, повседневку, нижнее бельё и по паре непривычного вида берцев, более всего напоминавших дорогие зимние кроссовки. Верхняя одежда тоже удивила: куртка имела бело-коричнево-серый пиксельный рисунок, две приличной толщины поддёвки на молниях, но даже с ними оказалась удивительно лёгкой. Такие же стёганные штаны, носки из непривычной мягкой ткани. Но переодеться не дали, погнав сразу в следующий барак. По влажной духоте и запахам дешёвого мыла, я понял, что привели в баню. Вода в общей душевой оказалась удивительно горячей, что я с непривычки даже разомлел. Вымытых, переодевшихся в необмятую форму, нас всё так же бегом перевели в медсанчасть. И всё это время, кроме нас вокруг не было ни одной живой души. Опять двое неразговорчивых, молодых парней в белых халатах поверх формы, заставили раздеться до трусов, прошёл быстрый медосмотр и каждому вкатили в плечо и задницу по жёсткому, болючему уколу.

Здесь, как и в бане, особой толчеи не было. Видимо группы заводили отдельно, чтобы никто не увидел лишнего. Меня такой подход к делу устраивал как нельзя лучше, теперь будет больше времени на то, чтобы собраться с мыслями и ещё раз вернуться к встрече с Лерой. Тогда мы почти ничего не успели сказать друг другу, слов оказалось катастрофически мало, учитывая, что я вообще не очень умею долго говорить о чём-либо.

- …Пять минут на сборы! Построиться у входа в санчасть!..

Инструктор, казалось, всё время был где-то рядом, выпасая всякое моё желание задуматься. Снова бег по примороженной бетонной дорожке, едва-едва расчищенной от снега. Рассеянного света жёлтых фонарей, висящих на редких столбах между зданиями, едва хватало на то, чтобы различать дорогу. Сопровождающий сменился, теперь это был высокий, жилистый мужик лет пятидесяти, с мёртвыми чёрными глазами и хриплым командирским баритоном. Как только мы построились возле крыльца санчасти, он без особых разговоров дал команду «Бегом марш!» и возглавил колонну. Нас, шестерых, разместили двух небольших домиках, как раз из тех, что стояли поодаль длинных бараков. Инструктор предупредил, что до отбоя у нас есть всего двадцать минут, после чего дал приказ разойтись. Домики немного напоминали те, что я однажды видел на горной турбазе, может быть до войны, это она и была. В помещении было тепло, я заметил трубы батарей центрального отопления, хотя дымом от котельной над базой и не пахло. Со мной поселили того парня с полезными часами и флегматичного мужика, одного со мной возраста. Парень с часами назвался Пашей, а мой ровесник представился Вадимом. Разобрав оставшиеся невеликие пожитки, мы по очереди сходили в тесный совмещённый санузел. Едва я успел почистить зубы, как откуда-то с потолка проревела сирена и тут же погас свет. Это вышло очень неожиданно, но я смог быстро приспособиться к полумраку и добравшись до узкой койки, упал на плоскую маленькую подушку и укрывшись тонким одеялом, провалился в сон.

…Пробуждение было резким, я успел схватить за руку того, кто стоял у кровати. Но потом понял, где я и что это Дима, в одном исподнем, пытался меня разбудить. Отпустив его руку и сев, я спросил:

- Чего, подъём?

- Нет… Тут этот Паша… Трясёт его как эпилептика, гляди!..

Мы вместе подошли к кровати Паши. Тот выламывался дугой, с уголков рта его брызгала желтоватая пена. Я было хотел попросить что-нибудь, чтобы разжать ему зубы, как входная дверь распахнулась и в комнату ввалился один из давешних докторов, а следом ещё двое солдат со складными носилками. Доктор отстранил нас обоих, а солдаты сноровисто сунули Паше в рот резиновый звгубник и привязали к носилкам специальными ремнями. На мой вопрос что с парнем, доктор только вскользь глянул куда-то мимо и пожал плечами. Они все вышли, а заявившийся следом инструктор приказал нам обоим снова ложиться спать. Сон пришёл не сразу, но случившемуся я не придал особого значения. Причин для этих корчей может быть масса, врачи скорее всего разберутся. Ревун подъёма прозвучал ровно в тот самый миг, как я заснул. Проклиная всё на свете, мы с Вадимом выбежали из помещения, одевшись почти мгновенно. Новая форма лишь слегка замедлила процесс, однако из норматива мы не выбились. Снаружи опять царила ночь, а среди наших соседей по бараку в строю было тоже лишь два человека. Человек, которого мы увидели перед собой, был плотным, среднего роста, одет так же как и мы: светло-серая вязанная шапка, форменный бушлат без знаков различия, штаны и кроссовки. Единственным отличием было то, что пояса он не носил, да левый пластиковый наколенный щиток, был спущен вниз, прикрывая ступню сбоку. Круглое лицо гладко выбрито, из-под красиво очерченных седых бровей на нас смотрели пристально чёрные, внимательные глаза. Он без предисловий начал говорить, как только строй замер:

- Товарищи разведчики, поздравляю вас с прибытием в Северный, базу сил специальных операций второго главного управления ГРУ. Здесь у вас нет имён, нет званий. Тут у каждого будет только боевой псевдоним. Вас отобрали как имеющих боевой опыт, надеюсь, вы справитесь. Ко мне обращаться – «товарищ старший инструктор», к инструкторам по специальным дисциплинам – «товарищ инструктор». Теперь, разминка перед завтраком. За мной, бегом-марш!..

…Первые трое суток в лагере были одним сплошным марш-броском. В принципе, всё как заведено в армии, но были свои особенности. Нашу группу дополнили ещё двумя бойцами, взамен выбывших и начали гонять как новобранцев. Тут было всё: марш-броски на разную дальность, стрельба из доступных нам видов оружия. Причём никто не давал чего-то экзотического, мы получили обратно своё, закреплённое за каждым личное оружие. И вот тут начались странности. В учебном классе, где я вновь получил свой трофейный «глок» и АКМ, каждому предложили отстрелять по три магазина. Заправлял всем невысокий, полный человек, сильно за пятьдесят. Сначала, была стрельба по мишеням, на пятьдесят, сто пятьдесят и триста метров. Всё как обычно: стоя, с колена, лёжа, потом работа в парах, тактический лабиринт. Народ подобрался тёртый, это я видел по тому, как каждый брал оружие и занимал положение на огневом рубеже, двигался во время парных упражнений. Мы с Вадимом даже перевыполнили норматив, сработали практически синхронно при смене оружия. Человек привычный, делает это автоматически, не думая. Новички суетятся, держатся скованно, от того и проигрывают… или умирают. Инструктор смотрел в трубу, листал мишени, но прежде всего смотрел на нас. И взгляд этот изучал наши повадки, манеру стрельбы. Подозреваю, что результат его интересовал в последнюю очередь. Он не строил ребят, а с каждым говорил отдельно. Потом оружие каждого модернизировалось с учётом советов инструктора и серия упражнений повторялась снова. Как я заметил, рекомендации помогали, с учётом того, что это был лишь первый день. Меня инструктор почему-то обошёл стороной и только когда до окончания занятий осталось десять минут, попросил подойти. Именно попросил, этот полный, немногословный человек не обращался с нами по уставу, хотя по выправке был явно строевым офицером. Подозвав меня, он спросил:

- Стреляете хорошо, но слишком много интуиции, тратите больше боеприпасов чем остальные курсанты. Охотились профессионально?

- Так точно, промышлял до…до войны…ещё той, в Чечне.

- Ну, все мы где-то начинали. В принципе, вам я могу посоветовать только добавить рукоять на цевьё для переднего хвата, оптический прицел лучше не ставить, это идёт в разрез с наработанной манерой боя…

Угловая рукоять очень удобно ложилась в ладонь, перчатка перестала скользить из-за рифлёной поверхности приспособления. Кисть левой руки всё ещё иногда ныла, если перенапрячь, но с рукояткой нагрузка заметно снизилась. После окончания занятия, я улучив минуту, подошёл и поблагодарил инструктора за совет. Тот явно не ожидал чего-то подобного, однако стараясь скрыть это лишь сдержанно кивнул в ответ. Потом был короткий перерыв на обед… или это был завтрак, есть совершенно не хотелось. Но в какой-то момент, я понял, что только что умял чуть ли не котёл гречневой каши с мясом. По стуку ложек и чавканью товарищей, заметил, что аппетит проснулся не только у меня одного. И снова. В длинном помещении столовой кроме нас шестерых не оказалось ни одной живой души. Следующие шесть часов были посвящены теоретическим занятиям. Новый инструктор, наш ровесник, проверял что мы знаем от тактико-специальных дисциплинах. Строгостей особых не было, думаю, что его интересовало как мы поведём себя в той или иной ситуации, как думает каждый из отобранных в группу бойцов. Дело своё инструктор знал превосходно: лично мне удалось освежить в памяти полузабытые приёмы тактики малых групп, некоторые важные нюансы рейдовой тактики в глубоком тылу противника. Всё это всплывало как бы само собой, помимо воли. Два часа пролетели совершенно незаметно. И нас опять выгнали в темень, на мороз. Но бежать далеко не пришлось, следующий класс оказался всего в двух десятках метров, через два здания.

Здесь всё было иначе, а инструкторов стало двое. Немногословный, пожилой лысый мужчина одетый в гражданское: тёплый свитер под горло, ватные штаны и собачьи унты. Ему помогала женщина, тоже сильно за пятьдесят, одетая в глухое тёмно-серое шерстяное платье подшитые валенки. На длинном столе перед ними лежали детали какого-то устройства, судя по всему портативной радиостанции или чего-то в этом роде. Про себя, я окрестил обоих «учёными», уж больно они подходили под этот термин, было в их внешности нечто особенное. Говорить начал мужчина, причём довольно тихо. Так говорят, когда приходится повторять одно и то же много раз подряд. Думаю, что группы вроде нашей заводят непрерывно, а «учёный» не привык к подобного рода монотонной работе.

- Товарищи, перед вами изделие «Салют ИПТ- 2М». Оно представляет собой активный излучатель радиоволн определённой частоты. Правильная транспортировка и сборка устройства – залог успешного выполнения поставленной перед вами командованием боевой задачи. Прошу быть предельно внимательными, записывать и конспектировать – запрещено, будем работать по сборке и разборке изделия, пока вы всё не усвоите.

Женщина оказалась удивительно ловкой, когда дело дошло до сборки-разборки прибора. Естественно, ничего сложного в приборе не оказалось: два основных блока, плюс четыре массивных батареи подсоединяемых последовательно, одна к другой. Немного помучились с длинным тросом-антенной, который следовало закрепить на земле определённым образом, но к концу второго часа, это стало получаться у всех. Никакой теории нам не давалось, да и вряд ли она особо нужна. Всё что требовалось, это закрепить антенну на любой подходящей сопке или скале, не ниже пятидесяти метров в высоту, подключить батареи, ввести код активации и проконтролировать коммутацию с другими, похожими устройствами, для чего прибор имел монохромный дисплей и пульт с десятком кнопок.

Занятия длились не больше двух часов, при этом я не заметил за собой ни малейших признаков усталости, голова тоже была ясной настолько, что любая деталь из данного нам за весь день материала всплывала практически молниеносно. Нас снова погнали в санчасть, где опять были два укола в руку и на сей раз в бедро. Ужин прошёл в молчании, все сосредоточенно стучали ложками и по визгливому сигналу зуммера, опять бег, на сей раз в наши домики. Вместо выбывшего, к нам подселили невысокого, плотного парня. Судя по всему он был из тувинцев, однако поговорить как всегда не получилось: металлический голос с потолка возвестил, что у нас двадцать минут до отбоя. Во время всяких бытовых процедур вдруг появилось время проанализировать всё, что с нами произошло. База явно существует недавно, судя по слабой приспособленности построек к режиму секретности, поэтому нас так жёстко гоняют, чтобы не сталкивать с другими курсантами. Готовят в сжатые сроки, без должного закрепления навыков, отсюда критерий отбора именно опытных, обстрелянных бойцов. Нас проверяют на то, соответствуем ли характеристикам выправленным в особых отделах частей, откуда шёл отбор. Поэтому ничему особо не пытаются научить, просто как могут оптимизируют наши навыки под ту задачу, которую предстоит выполнить…

- Отбой!..

Последними мыслями мелькнувшими перед тем, как сон одолел меня окончательно, была догадка об уколах. Скорее всего, это никакие не прививки, нам вкатывают стимуляторы, чтобы заставить какое-то время работать на износ. Мысль о том, что так можно и подохнуть просто от истощения, оставила почти равнодушным. Так или иначе смерть ходит рядом, то заглядывая в глаза, то наступая на пятки. Лера, вот тот единственный островок беспокойства, который ещё некоторое время не давал смириться с вероятной перспективой сдохнуть от какой-то военной химии.

- … На выход! Построение!

Новый день в царстве вечных сумерек начался точно так же, как и предыдущий. Пробежка до столовой, снова закрытый ангар-стрельбище, но на этот раз под тикающие звуки метронома и жёсткое ограничение по времени на каждое упражнение. Всё получалось легче, чем вчера, гораздо быстрее и чётче, чем в обычном бою. Атмосферу дополняли звуки перестрелки, транслируемые со всех сторон. Но после часа привычной уже беготни, правила изменились. Откуда-то на полигон вольной, слегка растянутой колонной, вышел неполный взвод, экипированный для ближнего боя. Вооружены новички были пневматическими муляжами американских автоматов, экипировка больше напоминала спортивную, но это понятно: шарики из плотного пластика бьют довольно ощутимо. Бойцы прошли к противоположному от нас краю тактического лабиринта и там исчезли. Инструктор указал на закрытые брезентом длинные столы возле входа:

- Разбирайте экипировку и учебное оружие. Сейчас команда наших инструкторов проведёт с вами учебный бой. Ваша задача – продержаться шестьдесят секунд. Допускается не более одного «ранения» в конечность или в корпус. Попадание в голову засчитывается как смертельное. На сборы – две минуты, время пошло!..

Экипировка оказалась не очень отличной от обычной по весу и ощущениям, но всё же легче. Оружие выглядело подробной копией нашего АК-74М с тем обвесом, который до этого был рекомендован каждому из нас. Выставив прицел в положение «постоянный», поскольку предстоял ближний бой, я хотел было заикнуться об отстреле десятка пристрелочных…шариков, как инструктор погнал нас на рубеж. Двадцать шагов, десять выстрелов. Шарики в магазинах оказались стальными, поэтому шлемы с толстым бронестеклом и усиленные щитками перчатки не казались теперь причудой. Выходило не так скверно, как мне думалось сначала. Конечно, тех ощущений, что даёт настоящее оружие не было, но боль от попадания шариков будет вполне чувствительной.

- Время вышло! Все на исходный рубеж, разбиться на «двойки». Держать строй, прикрывать друг друга…

Дальше всё произошло очень быстро. Парни в чёрном сразу выбили двоих наших, банально выскочивших на выстрел один за другим. Потом, окружили нас с Вадимом в центре лабиринта имитировавшем комнату здания. Мы едва успели нырнуть за фанерную «стену», как та тут же взлохматилась снопом щепы. Чёрные поняли где мы и сейчас прижимали огнём, в то время как другие их коллеги наверняка готовятся обойти и расстрелять нас в спину. Глянул на товарища и наткнулся на его немного ошалелый взгляд.

- Обойдут и примут слева!..

Не я один понял что сейчас случится, это радует. Знаком показав напарнику, чтобы отползал вправо, сам боком, прижимаясь к стене, двинулся следом. Боковым зрением зацепил чёрное пятно слева и сразу же вскинув автомат выстрелил три раза подряд. Чёрные пошли сразу с двух сторон, однако не ожидая что мы разгадаем их манёвр полностью. Вадим «убил» троих, я приложил одного «наглухо», а ещё двоих серьёзно «ранил». При этом тоже поймал в верхнюю треть бронежилета два шарика. Удар оказался довольно сильным, как будто саданули молотком со всей дури.

- Влево!..

Я нарочито крикнул громко, дёрнув Вадима за плечо в противоположную сторону. За углом никого, мы быстрыми перебежками прошли вперёд метра три, повернули за угол, вышли на открытое пространство и нарвались на группу чёрных, зацеливших проход где-то впереди. Нас враг не ожидал, но каким-то шестым чувством они поняли, что сзади опасность.

- Бьём!..

И мы высадили в спины изготовившихся к штурму «чёрных» всё, что осталось в магазинах. По сути это было избиение. Шестеро «умерли» сразу, ещё троих мы серьёзно «ранили». В этот момент прозвучал зуммер и следом голос инструктора:

- Время – две минуты сорок пять секунд. Результат группы – шестьдесят восемь процентов. Лучший результат у Пятого и Второго. Инструкторам прибыть к северному коридору, группе курсантов – построение у южного входа в класс…

Поскольку ни имён, ни званий у инструкторов не было, я прозвал этого – Седым. На самом деле, седина у него хоть и была, но явно не выделялась. Вообще, выглядел Седой очень непримечательно. Глянешь раз на такого и ничего не вспомнишь уже через секунду. Мы стояли ещё не остывшие от боя, у двоих парней их соседнего с нашим домика, были видны отметины на грудной пластине «броника», даже на забрале шлема. Лицо инструктора ничего не выражало. Всё тем же ровным голосом он сообщил:

- Первый этап подготовки, вы прошли. Завтра будут командные испытания, вашему подразделению будет присвоено кодовое имя, каждый боец получит боевой псевдоним и будет назначен командир группы. На выход, бегом-марш!..

Следующий класс, был по рукопашному и ножевому бою. Нет, никаких схваток с пленными амерами, никакого боевого оружия. Видимо, подсознательно каждый из нас ожидал чего-то подобного, однако инструкторам удалось нас удивить. В пустом ангаре вообще ничего не было, кроме собственно инструктора и обычного офисного стола. Ярко горели лампы, отопления тут не было и было прилично холодно. Инструктором оказался давешний «лётчик», поэтому я и обозвал его так, для лёгкой памяти. Он встал перед строем и сказал:

- Товарищи бойцы! В бою может возникнуть ситуация, когда возможен тесный контакт с противником. Все вы так или иначе владеете холодным оружием, а кто-то даже навыками прикладного фехтования. я не буду вас ничему учить, просто хочу посмотреть, что вы умеете.

Лётчик сдёрнул материю со стола. Там лежало несколько видов армейских штык-ножей, пара кинжалов, две малых сапёрных лопатки и два автомата, наш и американский, тоже с примкнутыми штык-ножами. Инструктор приглашающим жестом указал на всё это:

- Это муляжи, боевого оружия не будет. Выбирайте, кто к какому привык, а потом короткий спарринг со мной. Будет три раунда по одной минуте…

Видимо от того, что ожидания не оправдались, все парни немного растерялись. Двое вообще стояли несколько мгновений, они в нерешительности топтались перед столом, пока хлёсткий окрик инструктора не заставил их схватить первое, что попалось на глаза.

- Быстрее!..

Мой же выбор не был спонтанным, решение быстро оформилось в конкретное действие и я взял муляж АКМ. Штука оказалась вполне похожа на боевой аналог, а клинок штык-ножа был выполнен из какой-то плотной, но хорошо поддающейся на изгиб, резины. Я рассуждал так: ножом и лопаткой, Лётчик точно владеет лучше меня. Кроме того, он выше ростом, следовательно выиграет из-за длинных рук, более широкого шага. С автоматом это его преимущество можно немного сократить. Лицо инструктора осталось так же бесстрастно, как и в начале нашего знакомства, но во взгляде промелькнула тень интереса. Когда он увидел, что я выбрал, «лётчик» как будто слегка кивнул в такт своим мыслям.

Нельзя сказать, что поединки выглядели зрелищно. Обычно всё заканчивалось обменом двумя-тремя ударами и противник инструктора оказывался либо убит, либо серьёзно ранен. И я не особо удивился такому раскладу, тут всё решал навык. Как бы умело не бился каждый из нас в реальном бою, там это было по большей части везение. Никто из моих товарищей раньше военным ремеслом не занимался. В нарушение инструкций, мы перебрасывались репликами в перерывах между занятиями и судя по разговорам, никто кроме положенных по срочной службе двух-полутора лет, в армии не служил. Так что выходило, что я и здесь выделился, пускай и не намеренно. Ребята просто оказались более везучими, нежели многие кого нынешняя война перемалывала своими жерновами в кровавую кашу. Так что профи, вроде «лётчика», им не противники. Вскоре, очередь дошла до Вадима. Мой напарник выбрал малую сапёрную лопатку и с первых мгновений боя показал, что неплохо ею владеет. Он уверенно отбил скоростную атаку инструктора и контратаковал. С резким свистом, его лопатка крестила воздух в ладони от лица инструктора. Однако, Вадим увлёкся и после очередного финта слишком подался вперёд, чем противник тут же воспользовался. Лётчик увёл руку с оружием влево и продолжив движение прикончил Вадима, резко выбросив свою лопатку вперёд, «перерезав» правой боковой кромкой лопатки горло противника. Тот резко выдохнул, крякнув от ощутимого тычка в кадык. Но инструктор уже опустил оружие и сказал:

- Хорошо, очень хорошо!.. Следующий!..

Я поудобнее перехватил АКМ, мысленно повторяя набор приёмов, вспоминая свой крайний бой с амером в лесу. В тот раз, противник попался хоть и опытный, но с нашей техникой фехтования не знакомый. А здесь всё иначе: «лётчик» читал личное дело на каждого из нас, наверняка готовился и занимался своими железками не два дня. Слегка покачивая автомат в руках, инструктор встал передо мной в нарочито расслабленной позе и спросил:

- Готов?..

Отвечать я не стал и с ходу сделал прямой выпад, чтобы одним ударом пробить противнику горло. Лётчик явно опешил, но профи есть профи – удар отбил правильно, с отшагом влево и в сторону. Не давая противнику опомниться, я перехватил автомат за основание приклада и рукоять, так, что радиус поражения стал больше и ударил по ногам справа налево. Удар почти получился: лезвие муляжа чиркнуло по правому бедру инструктора и не отскочи тот вовремя, то непременно проиграл бы бой.

-Ха!..

Крикнув на выдохе, эффектно уйдя в боковой перекат, «лётчик» разорвал дистанцию, а потом быстро парировал мой очередной выпад направленный ему в живот. Американский штык-нож имеет два преимущества перед нашей стандартной «хлеборезкой». Он немного длиннее и имеет более продолжительную верхнюю режущую кромку. Этим инструктор пользовался не стесняясь, мне едва удавалось уходить от возвратных атак, следовавших с поразительной точностью и быстротой.

Реальность окружающего мира исчезает, когда идёт бой. Ты просто концентрируешься на противнике, стараясь сбить его с ритма, угадать слабое место и ударить. Всегда важна дистанция. Если это огневой контакт, там многое слишком обезличено: нет глаз, часто нет голоса и практически всегда отсутствует запах, а вместе с ним какой-то особенный личностный отпечаток. Пуля бьёт, ты её только отправляешь в цель. Рукопашная схватка, как и бой с холодным оружием совсем иное дело. Всегда есть связь с противником, всегда ты чувствуешь и видишь всё, почти срастаясь с ним душами…

- А-а-ах!..

Штык инструктора сделал обманный финт влево, обозначая удар в бедро. Но потому как он не дослал ногу, я понял, что сейчас последует удар в горло. Блок, нырок в сторону и приклад моего автомата впечатался в затылок противника. Обозначив двойной укол в область печени и почек, я отступил на два шага в сторону.

Стараясь сдержать сбившееся дыхание и не спуская глаз с медленно поднимающегося на ноги инструктора, я негромко, но чётко произнёс:

- Убит.

Лётчик поднялся, сразу же подобрав отлетевший в сторону муляж автомата. Рукой он непроизвольно потянулся потереть ушибленное место, но тут же отдёрнув руку сказал:

- Отличный бой, курсант. В вашем личном деле не было указано, что вы владеете боевым фехтованием на таком уровне. Но мы обыгрываем боевую ситуацию и на противнике могут быть средства защиты. Ваш штык сломался, а я снова жив. В реальном бою, учтите этот момент…

Он сделал паузу, но я промолчал. Сюрприз удался и это немного улучшило настроение, как моё, так и стоящих в строю ребят. На их лицах читалось удивление, смешанное с небольшой толикой злорадства. Оно и понятно, крутой спец оказался на полу, растеряв ореол неуязвимости. И даже его последние слова не испортили общего настроя, это было заметно по тем мимолётным ухмылкам, которые промелькнули прежде, чем нас снова погнали вперёд. Инструктор изменил правила, но реальности это не изменило. Любой их ребят знает, что учения и реальный бой это далеко не одно и тоже. Главное в реале – быстро сообразить как поступить в конкретный отрезок времени. Принял верное решение и ты жив, сделал ошибку и в лучшем случае ты лишь ранен. Никаких обид или сожалений не было, время вновь бежало очень и очень быстро.

Потом снова была короткая пробежка, новый ангар и снова испытание. Тут заправлял совсем уже старый дед, перед которым было разложено несколько пустых болванок. Я так называю оболочки мин, из которых вынули взрывчатку и поражающие элементы. Занятие вышло скучным, всё свелось к азам минно-взрывного дела, основным типам мин и свойствам взрывчатки. Я больше люблю подлянки мастерить, нежели о них рассказывать, поэтому просто отвечал на вопросы, показывал, если инструктор просил, что и как нужно сделать в том или ином случае. Дед своё дело знал отлично, но интересно рассказать у него не получалось. Наконец, снова забег до санчасти, снова укол. Потом ужин и снова отбой с провалом в короткий, словно обморок, сон.

Весь следующий день, мы изучали новый комплекс связи, больше похожий на те, что я видел у офицеров. Он назывался «Рубеж-18М» и весил значительно меньше нашей обычной «Звёздочки». Главным отличием была дальнобойная, компактная радиостанция, способная обеспечивать связь даже под землёй, а на поверхности бившая на расстояние в сорок пять километров. Обычного планшета и контроллера с дисплеем тоже не было, вместо этого, вся информация разворачивалась на объёмном дисплее, создаваемом пучком каких-то лучей, реагирующих на движение пальцев оператора. Изображение проецировалось в визор висящий на удобной наголовной повязке, которую можно отрегулировать по себе.

Управление оказалось простым, данные всех бойцов шли на компьютер командира, создавая целостную картину общей обстановки. Отдельно висели опции вызова авиа поддержки, артиллерийского огня и даже союзного флота. В любой момент можно было запросить данные разведки, причём ввести код подтверждения нужно было только один раз, при активации комплекса. Всё работало на то, чтобы между получением информации и принятием решения, задержка была исчезающее мала. После ознакомления, инструктор, которым оказалась та самая немногословная женщина-учёный, приказала вызубрить серийный номер прибора, ибо он теперь закреплялся за каждым из нас. Обед и последовавший за ним визит в каптёрку не вызвал особого удивления. Лётчик и женщина-учёный помогали нам разместить коммуникатор, который теперь занимал гораздо меньше места, да и разгрузка оказалась так хитро сконструирована, что общий вес экипировки и обвеса субъективно уменьшился примерно на треть.

Потом снова был марш-бросок на пять километров с полной выкладкой, учебная задача на полигоне и стрельбы по пружинным мишеням. Нас заставили штурмовать с ходу макет двухэтажного здания, где противник занял круговую оборону. Командиром назначили Вадима, чему я в принципе не особо удивился. Этот немногословный блондин с удивительно мягкими чертами лица лучше всех показал себя во время тактических занятий, кроме того он соображал быстрее остальных, включая меня. Мне выпала роль командира огневой подгруппы и честно сказать, это порадовало. Стрелять и выполнять конкретную задачу у меня всегда получается лучше, чем вести в бой кого-то ещё. Посылать пули в цель оказалось значительно удобнее, благодаря передней угловой рукояти. Автомат стал удобнее в управлении, кисть левой руки почти не ныла как это бывает на холоде. Перчатки оказались трофейные, американские и совершенно новые. В части мы иногда получали трофейное обмундирование и экипировку, но в большинстве своём это было снято с мертвяков. После санобработки химикатами, все такие вещи имели специфический запах. А перчатки оставляли ощущения настоящей новизны. И снова пришло ощущение уверенности, стало даже немного забавно. Выходит, что теперь и мы захватываем американские склады, а они вынуждены драпать, бросая всё. Задачу мы выполнили, ибо кроме коммуникатора и новой нашлемной камеры, остальные элементы снаряжения были всем хорошо знакомы. Витёк, наш новый сосед, отлично управлялся с «грушей». Беспилотник под его управлением плавно скользил где-то в вышине, выгодно подсвечивая позиции условного противника в здании. Да и вообще, всё выполнялось практически так, как каждый из нас делал уже сотню-другую раз, когда ходил к амерам «в гости».

Позже, я даже немного задремал, пока мы возвращались на базу. В десантном трюме БТРа было практически темно, душно-тепло от работающего движка и нашего дыхания. Основательно пованивало соляркой, оружейной смазкой и живым людским духом. Приятная тяжесть оружия, правильно подогнанной снаряги и сухие ноги настраивают на некоторый расслабон. Ибо когда всё тип-топ, то мне по жизни хочется только одного – спать…

- Группа, стройсь!..

…Отрывистая команда Лётчика, оказавшегося уже снаружи, пронеслась для меня как сквозь вату. Тело помнило всё что нужно, я выскочил следом за Вадимом, лицо вновь ожгло холодом. Снова бег, сдача оружия и снаряжения. Чистка, осмотр и роспись в толстой амбарной тетради.

После ужина, поскольку обед мы съели сухим пайком, снова санчасть и только один укол в плечо. Кто-то из парней начал ворчать, что мол, надоело уже. И тут один из молодых врачей гадко так улыбнувшись пробормотал, что мол, это последний и мучения наши закончились. Поймал тревожный взгляд Вадима, когда одевался. Видимо, он всё же не до конца понял, куда и зачем нас привезли. Во время пробежки, мы держались рядом и он спросил:

- Чё думаешь, скоро уже отправят?..

Снег хрустел под ногами, подошвы ботинок упирались в закаменевший асфальт и совершенно не скользили. Раз укол последний, то вполне может быть, что сосед не так уж и не прав. Но вслух я сказал:

- Поживём – увидим, брат…

Ночь оказалась длинной, просто так вырубиться не получилось. Субъективно прошло минут двадцать после того, как в домике погас свет, обморочная занавеска сна исчезла. Меня разбудил скрип собственных зубов, всё тело покрылось липким потом. Левую руку сильно дёргало, всего меня трясло кидая то в жар, то в холод. На соседней койке метался Вадим, а Витёк вообще скатился на пол и почти на грани слышимости подвывал, свернувшись калачиком.

Теперь сомнений не было, весь этот аттракцион нам обеспечен болючими уколами. Но судя по реакции парней, никто помирать не собирался. Шатаясь, я поднялся с кровати и на подгибающихся ногах подошёл к койке Вадима. Нашарил в темноте коробок спичек, который приятель крутил между пальцев, когда выдавалась свободная минута. Раздался мелодичный перестук, коробок был полон. Чиркнул спичкой и в свете рыже-жёлтого света, лицо приятеля залоснилось от пота. Тряхнув его за плечо, дождался пока муть уйдёт из глаз:

- Ты как брат?

Огонь блестел в его широко раскрытых, диких от лихорадки глазах. С трудом разлепив иссохшие губы, он просипел севшим от напряжения голосом:

- Горит всё, пить хочу…

Вода есть в санузле, но сейчас это не главное. Нужно помочь Витьку, положить его обратно на кровать. Это отвлечёт, поможет перебороть слабость. Спичка догорела, оставив после себя серную вонь. Положив коробок на прикроватную тумбочку, я нашарил ладонь приятеля и сказал:

- Напьёмся, но пока нужно Витька на кровать положить… Валяется на полу, простынет и снова в свой стройбат поедет. Прикинь: мы с тобой в тундру, к амерам, а Витёк в теплушку, к молодухам, да соплякам!.. Не справедливо это, брат. Давай помогу…

Мы, кое-как доковыляли до свернувшегося в тугой комок тела, и с трудом разжимая ему руки, водрузили обратно на койку. Это отняло последние силы, поэтому мы тут же оба осели рядом с кроватью Витька на пол, тяжело переводя дух. Чувствуя, как снова подступает слабость, я выматерился сквозь зубы и помогая себе руками поднялся, сначала на четвереньки, а потом уже на ноги. Вадим тоже кое-как встал и мы шатаясь и натыкаясь на какие-то углы побрели в санузел. Вода была ледяная, текла из крана тонкой струйкой. Пустив приятеля вперёд, я терпеливо ждал, опираясь что есть сил о дверную притолоку. Наконец напившись, Вадим громко рыгнув побрёл мимо меня обратно в комнату. Я задержал его на полпути:

- Погоди, разбудим Витька, напоим и его тоже… может, одыбает…

Вытряхнув из пластикового стакана наши зубные щётки, я прополоскал стакан как можно более тщательно и наполнив его водой, побрёл в комнату. Тувинец всё так же метался по кровати, нам еле удалось его растормошить. Вадим поднял его и поддерживал за плечи до тех пор, пока мне не удалось влить в дёргающийся рот Виктора всю воду. Потом, мы опустили его обратно, парень затих и больше не стонал. Игнорируя подступающую слабость, я как можно более прямой походкой дошёл до своей койки и рухнул как подкошенный. Сказать что-то не было сил, да и чего тут вообще говорить-то?..

- Подъём!..

Ревун побудки прозвучал как-то особенно резко, однако когда тело привычно подбросило вверх, ночная слабость ушла бесследно. Остался только какой-то звон в ушах и только. Вадим тоже собирался как обычно, только Витька всё ещё немного качало. На выходе я тихо спросил его:

- Ну ты как, в целом?..

Тот лишь мотнул головой, он вообще говорил не особо много. Однако потом обернулся и так же тихо сказал, глядя на нас с Вадимом:

- Спасибо, мужики… Не забуду.

…На этот раз, никаких лекций больше не было. Снова бег по хрусткому от неслабого уже мороза асфальту, до каптёрки. Снова всем выдали оружие, снарягу, боекомплект и полный рацион на неделю. Понимаю как это звучит, но боевой рацион это не сухой паёк в красивой серебристой упаковке. Длинные, серо-зелёного цвета брикеты, четыре штуки по сто грамм каждый. Если залить их кипятком, то они набухают и тогда даже можно есть. Пресные, безвкусные, но после них почти двадцать часов сохраняется ощущение сытости. Пить тоже не хочется и думаю в этом их настоящее предназначение, к тому же они очень немного весят. Из дополнительного снаряжения мне выдали прибор наблюдения, синхронизированный с коммуникатором, что видно в него, тут же заносится в память и отображается на карте. Так же я получил «тихарь» на оба своих штатных ствола, а тот что шёл к «глоку» оказался фирменным. Впервые за всю войну я получил по две сотни дозвуковых патронов, причём к пистолету опять шли фирменные, австрийские «уэспэшки». Таких я не видел с довоенных времён, тем более удивительно встретить этого редкого зверя сейчас. Полчаса дали на подгонку снаряжения, калибровку оборудования и подготовку оружия. Мысленно прикинув, что и как может случиться, я снарядил два магазина к пистолету «тихими» патронами и два обычными, бронебойными остроконечными. С автоматом всё немного иначе. Стрелять из АКМ дозвуковыми почти бесполезно. Сам выстрел глушится не особо сильно, плюс затвор ощутимо стучит на откате, к тому же «уэспэшки» могут и не проковырять стандартный амеровский или французский «броник». Поэтому набив «тихими» два рожка и уложив их в подсумок слева, остальные патроны я сдал обратно, добив остальные четыре магазина обычными типа СПП [44]. В качестве основного, попросил найти мне барабанный пулемётный магазин. К счастью, в этом «клондайке» такой нашёлся, что само по себе можно считать большой удачей. Теперь, вместо тридцати штатных, или даже сорока, у меня на первый раз есть целых семьдесят пять патронов. С барабаном центр тяжести чуть сместился, но новая рукоять позволила вполне нормально удерживать оружие и целиться привычным образом. В рюкзак уложены, помимо прочего, четыре батареи к той хреновине которую мы до одури собирали и разбирали во второй день вместе с пожилой парой интеллигентных «учёных». Устройство было разделено на шесть компонентов, каждый из группы нёс какую-то часть. Наконец, в устой нагар где мы возились с экипировкой, бодрым шагом вошёл Лётчик и заорал:

-… На построение!..

Снова бегом, но теперь на лётное поле, где нас загнали в трюм грузового самолёта. Гулко простучали мёрзлые подошвы по дну откинутой аппарели и вот мы снова притиснуты друг к другу. Однако на этот раз брюхо самолёта было набито бойцами, экипированными и 44 Патроны СПП – имеются ввиду патроны со стальным сердечником повышенной пробиваемости. Они мощнее стандартных боеприпасов, значительно сильнее по отдаче при стрельбе. Индекс ГРАУ – 7Н23(7.62х39мм). Патроны УСП – дозвуковые, уменьшенной силы пробития. Применяются для стрельбы с прибором ПББС( прибор беспламенно-бесшумной стрельбы). Их пробивная сила значительно меньше чем у стандартных и СПП, но пуля существенно тяжелее, головка окрашена в зелёный цвет.

вооружёнными сходным, с нашим, образом. Туша самолёта дрогнула, двигатели взвыли на более высокой ноте и машина пошла на взлёт. Поскольку вес экипировки был под сорок кило, а парашютов нам никто не выдал, я уже настроился на долгую поездку с пересадками. Витёк спал, Вадим мусолил застёжку клапана одного из верхних подсумков и что-то неслышно бормотал. Остальные, жившие в соседнем домике парни, тоже занимались пустяками, как это и бывает в дороге. Я откинулся назад и закрыв глаза, мгновенно заснул.

Посадка вышла не слишком мягкой, нашу «птичку» несколько раз жёстко тряхнуло, от чего проснулись все, кто как и я решил не тратить времени на пустяки. Из-за медленно откинувшейся аппарели нам в лицо ударила снежная пурга, пахнуло сильным холодом. Мимоходом посчитав бойцов, я понял, что в с нами вместе будет девяносто человек, почти рота. Пятнадцать групп, несущих на своём горбу глушилки, это очень интересно…

- Рота! В колонну по три, становись!..

Бег, опять бег до такого же как и на базе типового ангара. Внутри нет скамей или стульев, только Лётчик и ещё какой-то невысокого роста тип в старомодном изжелта-белом тулупе, рядом с нашим инструктором. Колонна замерла, над тремя шеренгами стало повисать облако белого пара от выдоха почти сотни человек. Вопреки моим ожиданиям, заговорил тот невысокий в тулупе:

- Здравствуйте товарищи разведчики!..

Повинуясь жесту Лётчика, мы все, как это и положено, коротко выдохнули в морозную гулкость ангара:

- Зра!..

Голос девяноста человек отразился от стен и ещё некоторое время гулял под потолком. Дождавшись, пока эхо немного уймётся, Тулуп заговорил снова:

- Я – генерал-майор Маевский, начальник главразведуправления генерального штаба войск республики. Представляюсь потому, что вы идёте в бой и должны знать, кто отдаёт приказы. Вы все прошли жёсткий отбор при наборе, но ещё более жёстко вас отбирала сама война. Выжить и победить, вот что от вас требует сложившаяся обстановка, непростое время в которое нам довелось жить. Каждый из нас вносит свой вклад в общее дело, в победу над врагом! Моей задачей, задачей командования, было обеспечить вам тот участок, где вам придётся сражаться. И меня не будет с вами там, как не будет там ваших боевых товарищей из тех подразделений, в которых вы служили до набора в отряд особого назначения «Мститель». Но выполняя свою задачу, вы дадите им шанс уцелеть, дадите шанс новой, Советской России на жизнь, на свободу и независимость. Старший инструктор определит задачи для каждой отдельной группы, это всё…

…После речи этого странного генерала прошло минут десять, когда к нам подбежал закутанный в такой же белый тулуп офицер, с погонами капитана, нашитыми несколько криво. Он быстро отстучал что-то на виртуальной клавиатуре и в тот же миг, у меня перед глазами появилась надпись: «Боевая задача обновлена. Приоритет – ноль один». Согласно следовавшей ниже разъяснительной записи и подробной карты маршрута, мне и остальным бойцам группы с позывным Мститель Четыре, предстояло снова лезть в глубокий вражеский тыл. Вадим без особой суеты скомандовал:

- За мной, бегом, марш!..

Короткий инструктаж Лётчика мало что дополнял к уже прочитанного мной. Уточнено было лишь, что каждый из нас несёт по два компонента генератора помех, причём второй дублируется тем, что есть у другого. Так уменьшается вероятность, что прибор в нужный момент не заработает. В принципе умно, однако необходимость таскать лишний груз мало кого порадовала. После ещё одной проверки экипировки и оборудования, группа загрузилась в бронетранспортёр, окрашенный в бело-чёрный камуфляжный цвет и мир снова сузился до залитого красным светом тесного нутра боевой машины. Машину почти не трясло, лишь изредка подбрасывая на ухабах. Все молчали, только Вадим по старой привычке крутил замызганный спичечный коробок меж пальцами. Получалось довольно ловко, всегда завидовал людям умевшим делать что-то незначительное, но в то же время очень эффектное. Странно, но именно сейчас, в спокойной обстановке, мне не удалось заставить себя уснуть. Какое-то тяжёлое, скверное предчувствие запустило свои кривые когти мне в душу и не отпускало пока мы не прибыли на передовой пункт наблюдения, как услужливо показывала карта. Натужно скрипнув, распахнулся люк и я снова оказался в царстве белой вьюжной пелены. Не видеть дальше вытянутой руки, что может быть привычнее на войне?..





****



Россия, 28 ноября 2011г. Приблизительно 200км от г. Углегорск. 07.13 по местному времени. Бывший штабной ЗКП 182-го гвардейского тяжёлого бомбардировочного авиаполка. Центр единого стратегического командования вооружённых сил Советской России. Председатель Государственного Комитета Обороны, главнокомандующий ВС СР - генерал армии Алексей Макарович Широков. Реальная политика.



…Резкий порыв пахнущего сыростью ветра, обжёг кожу, а от вдоха перехватило дыхание. Силясь удержать приступ натужного сухого кашля, я прерывисто вдохнул. Кашель не пришёл, это была ещё одна маленькая победа над собой. Небо, всё заложенное низкими облаками, не давало возможности увидеть звёзды. Старая примета гласит, что если они будут слишком далеко, то Судьба человека готовит ему неприятный сюрприз. Порыв ветра опять набросился, приподняв воротник куртки. Она была старого образца, с большими заплатами на локтях. У каждого человека есть любимая вещь, я же отличаю эту куртку за то, что мы с ней проходим уже третью войну…

- Алексей Макарович, пора вниз, они ждут.

Голос адъютанта прозвучал откуда-то из-за спины, хотя минуту назад я был совершенно один. Вот такой он, этот Костя, везде найдёт. Рука привычно оперлась на костыль при повороте и я не глядя Ларионову в глаза просто пошёл ко входу в бункер. Снова сухой, прохладный воздух нагнетаемый кондиционерами, от уличных запахов осталось только лёгкое свежее послевкусие.

- Китайские товарищи привезли посредника от Евросоюза?

- Да, Чжан сдержал слово и на сей раз это француз.

- Чиновник или военный?

Поворот был немного неожиданный. Неужели немцы спасовали, отдав вожжи своим давним соперникам? Отвечая на мой вопрос, адъютант лишь неопределённо пожал плечами.

- Чиновник МИДа, некто Себастьян Лебелль. Разведка составила на него короткую справку, в кабинете доложу подробнее. Там не особо много, лишние пять минут при таком формате переговоров роли не сыграют.

Как только он произнёс слово «переговоры», меня слегка покоробило. Время разговоров с Европой прошло. Если они не капитулируют до момента когда амеры попятятся, ракеты будут запущены и благополучное европейское болото снова будет гореть, как в 44-м году прошлого века. Беда этих господ в том, что они слишком уверовали в американскую непобедимость.

- Вместо этой встречи и пустых разговоров, я бы лучше ещё немного побыл на свежем воздухе. Европейцев погубит их снобизм… Впрочем, это будет не в первый раз, пошли в кабинет, поглядим, что там накопала разведка…

… Собственно, личность эмиссара американских сателлитов меня особо не интересовала, просто нужно воспользоваться моментом и ещё раз обдумать сложившуюся ситуацию. Допустим, европейцы соглашаются на сепаратный мир и тогда Коалиция разваливается. В Европе остаются только неофиты, принятые в НАТО на волне «бархатных» революций 90-х годов прошлого века. Поляки, прибалты, чехи, румыны – все они будут цепляться за своих новых хозяев до последнего. Однако с ними особых проблем не ожидается, армии этих стран слабы, плохо вооружены для масштабной войны. Новая советская армия без особых усилий сможет одержать победу над ними. Вопрос в другом, а вот пропустят ли старшие европейцы нас дальше, не станут ли мешать добить отступающего врага? Это и следует выяснить в первую очередь, но само собой не от этого «говорящего письма» Лебелля.

Я снова прошёл в кабинет и как можно более осторожно устроился в кресле. Монитор компьютера уже светился мягким белым светом. Но важную информацию мне на стол подавали в обычных картонных папках. Сейчас тут как раз лежала одна такая, с надписью «Переговоры». Открыв её, с неприязнью вдохнул запах краски и свежей бумаги, никогда не доверяю всему новому.

- Там биографическая выжимка, послужной список и кое-что из личных пристрастий…

Костя быстро вышел, как только я глянул на него поверх очков, которые надеваю только для работы с документами.

- Хорошо. Извести товарища Чжана о небольшой задержке по времени, я скоро приду в конференц-зал.

Сделав вид, что действительно изучаю бумаги, я погрузился в невесёлые раздумья. Операция начнётся уже совсем скоро, но данных о том, как поведут себя китайцы всё ещё нет. Санкцию на совместную тайную операцию в США они своей разведке дали, согласились практически тотчас же, как только Бережная ознакомила генерала Люй-Ши, шефа внешней разведки КНР, с имеющимся у нас планом. Однако, прямого ответа на наше предложение об открытии второго фронта и высадке на Аляске, так и не последовало. Выжидают, прикидывая свои шансы и выгоду от участия? Тут всё довольно прозрачно: участие даст Китаю шанс сбросить последнее препятствие на пути к статусу сверхдержавы, позволит сделать качественный скачок в развитии страны. Ведь не секрет, что последние два года темпы роста их экономики замедлились и продолжают падать. Ещё месяцев шесть, может быть год, и начнётся спад, который потянет назад так быстро разогнавшийся поезд. А война позволит устранить главного конкурента, вырваться не просто вперёд, а стать впереди всех. Не думаю, что лидеры КНР этого не понимают. Однако, риск тоже велик и в случае провала – затяжная война, новые расходы. Без Китая не полезут в общую драку и индийцы. Этим вообще не выгодно отвлекать свои силы, когда под боком кипит пакистанский котёл, готовый вновь взорваться. Только месяц назад, индийские спецвойска предотвратили взрыв «грязных» бомб в Кашмире и Пенджабе. Без вопросов ввяжется в драку только Северная Корея, но там всё кончится довольно быстро. Против расквартированных там сил Коалиции и южнокорейской армии, у войск КНДР нет шансов на победу, если её не поддержит Китай. А КНР ввязываться не станет, если информация агентов ГРУ об одностороннем пересмотре долговых обязательств США не будет воспринята китайским госсоветом достаточно серьёзно.

В конечном итоге, именно от нынешней встречи зависит, что и как будет происходить после того, как мы отбросим американцев в радиоактивную яму, которую они сами создали на нашей территории. Московская, Псковская, Брянская и Калининградская области для жизни совершенно не пригодны. Помнится, Наполеон тоже отступал по разорённым им же самим русским землям. Хоть было и зверски холодно, однако императорские солдаты не принуждены были пить радиоактивную воду. Потом гитлеровцам тоже повезло, а вот амерам и их табору удача явно покажет спину. М-да, каждый раз агрессору всё тяжелее уходить с нашей земли… Но покуда это лишь благие пожелания, пока враг всё ещё оседлал Урал, а мы истекаем кровью. Нужно ударить и пусть удар окажется роковым для врага…

Дверь в кабинет приоткрылась, адъютант показался в проёме, на его серое от усталости лицо было невыносимо смотреть. Молодой ещё парень, а вот оказался в самом центре большой войны. Как там говорил классик: попадая в «глаз бури», мы всякий раз задумываемся, а так ли уж сильно нам повезло?..

- Алексей Макарович, иностранец копытом бьёт. Да и Чжан нервничает…

- Хорошо, пойдём.

Пришлось снова подниматься на три уровня вверх и ещё метров тридцать идти по переплетению коридоров. Американцы уже перестали бомбить, летуны генерала Примака и зенитные батареи нового главкома войск ПВО генерал-полковника Черкасова, отучили врага от беспечной наглости первых месяцев войны. С трудом подавляя приступы боли в культе, я преодолел последний десяток шагов до раскрытой в сторону двери длинной пустой комнаты. Тут раньше был кинозал, но сейчас всё переоборудовали под комнату, где проводились оперативные совещания генштаба. По случаю приёма гостей, из обстановки остался только длинный, покрытый тускло-бордовым сукном длинный стол и десяток деревянных стульев, ужасно скрипучих и грязноватых. Костя вошёл первым и громко сказал:

- Господа, председатель государственного комитета обороны Российской Советской Федеративной Социалистической Республики – генерал армии Широков!..

Для слуха это было всё ещё не привычно, но я успел заметить, что китаец склонил голову, чтобы скрыть понимающую улыбку, от стоящего сейчас напротив него моложавого француза. Представитель Евросоюза был среднего роста, полноват и совершенно лыс. При этом, Лебелль имел ухоженные светлые усы, светло-серые внимательные глаза и я с удивлением отметил, что он пользуется косметикой. Подкрашенные губы, немного туши на редких ресницах и бесцветный лак на наманикюренных ногтях пухлых рук. В личном деле этого не было, но это не играет особой роли, выглядит очень необычно. Мы с Чжаном обменялись рукопожатиями, его широкая жёсткая ладонь была сухой, пожатие сильным и отрывистым. Нервничает, встреча чем-то важна для его хозяев. Лебелль первым руки не протянул, а я не спешил протягивать ему свою. Поэтому, ограничившись кивком, француз вынул из папки, которую всё это время стискивал левой рукой, несколько скреплённых позолоченной скрепкой листов бумаги и протянул их мне со словами:

- Господин Широков, я здесь по просьбе Антуана Фуке, специального комиссара Евросоюза по иностранным делам. Перед вами лежит меморандум о намерениях подписанный главами ведущих стран Европы.

Лебелль замолчал, в комнате повисла тяжёлая тишина. Костя, повинуясь моему жесту, взял листки со стола и сделал вид, что читает. Всё это время я безотрывно смотрел в лицо французу, пока тот не выдержав, не начал вертеть головой, пряча глаза. Говорил он по-русски, с картавым французским акцентом, но вполне внятно и бегло. Поэтому я кивнул ему и Чжану на стулья и ответил:

- У нас, у русских, есть хорошая поговорка, что в ногах правды нет. Прошу вас, господин Лебелль, присаживайтесь.

Француз сел на протяжно скрипнувший под его весом стул, напротив меня. Чжан сел демонстративно далеко от Лебелля и нас с Костей, показывая, что он тут фигура нейтральная. Француз чуть поёрзав, снова открыл было рот, но я опередил его и начал говорить:

- Не трудитесь пояснять, господин представитель, содержание этого документа мне очень хорошо известно. Как известно и то, что ваши хозяева не собираются выполнять пункты 4.9 и 5.2 данного соглашения. Остальное там – суть обычная словесная мишура, не более того…

Всё шло именно так, как мы изначально и думали. Европейцы всё ещё наедятся усидеть на двух стульях и проскочить между американцами и нами. С целью лишить Коалицию единства, российским МИДом был подготовлен договор о заключении сепаратного мирного соглашения между РСФСР и ведущими странами Евросоюза. Прежде всего Францией, Германией и Италией. Все они проводят, или стремятся проводить, наиболее независимую политику в рамках своих соглашений с американцами. Более того, на территории ФРГ и Италии размещается значительная часть вспомогательной инфраструктуры Коалиции. Если бы удалось заключить мир, или хотя бы заставить их инициировать процедуру выхода из состава Коалиции, это поможет нам на направлении главного удара зимней компании. Не сильно, однако поступление подкреплений и снабжение группировки коалиционных сил будет существенно затруднено. В дальнейшем, можно ожидать, что войска перечисленных стран будут сняты с фронта и сложат оружие, позволив нашим наступающим войскам без боя преследовать и уничтожить отступающего врага. Без союзной поддержки, боевая эффективность противника сильно снизится. Так говорят аналитики ГРУ и судя по тому, как развиваются события, я склонен с ними согласиться, пока ситуация развивается в прогнозируемом коридоре событий.

Документ удалось передать через швейцарское торгпредство в Париже. Наши агенты сработали чисто, французская контрразведка никого не смогла задержать. Как и ожидалось, прямо нам отказывать не решились. Учитывая шаткое положение Коалиции и результаты операции наших войск в последнее время, европейцы решили выиграть время. Сначала, ответа не последовало вовсе, но после того, как положение на Урале стало не таким однозначным, прислали вот этого накрашенного месье. Более того, из контекста переданного им документа, аналитики смогли выделить два очень важных для Советской России момента: дезу о разгроме подводного флота все приняли за чистую монету, а потери указанных стран как в материальном, так и в людском ресурсах порождают болезненные процессы недовольства населения и даже крупных финансовых кругов. Поэтому, многое сейчас зависит именно от того удастся ли нам победить и вынудить американо-английские части к бегству. Тогда, поняв что мы держали козырь в рукаве, европейцы тормознут военные поставки, чем существенно ослабят и без того дезорганизованные силы Коалиции на восточном фронте. Мы тоже слабы, но если вторая часть плана сработает, к этому времени Китай и Индия открыто выступят на нашей стороне. В этом случае нанесение ядерных ударов будет уже избыточным как с нашей, так и с американской стороны. В последнем случае, скорее всего даже невозможном, как уверяют меня спецы Нины Ивановны. Пока мы тут соревнуемся в политесе, вновь воссозданная североамериканская резидентура ГРУ, при негласной поддержке китайской разведслужбы, проводят внедрение компьютерного вируса в компьютерную сеть слежения за ракетными запусками американской оборонной системы НОРАД. Нечто похожее уже несколько лет тому назад запущено китайцами в системы управляющие энергопотреблением, регулирующие железнодорожный транспорт и прочие элементы инфраструктуры США имеющие двойное назначение. Как сказано в краткой справке, которую мне присылали из разведуправления, вирус создаёт нечто вроде собственной подсети, дублирующей основную. И пока не подана управляющая команда, он ничем не выдаёт себя. Но как только поступает такой приказ, созданная подсеть блокирует основную, выводя из строя все электростанции. Она перегружает городские энергосети, заставляет идти в разнос реакторы атомных станций. Поэтому в момент наступления, у американцев и их союзников возникнут комплексные проблемы, которых они не ожидают.

Все эти рассуждения кратким мигом пронеслись в сознании, пока я слушал, как француз начал нехотя возражать:

- Господин генерал, данные пункты предполагают прямое нарушение договорённостей с союзником… очень сильным союзником. Страны, которые я представляю на этой неофициальной встрече, никогда не смогут дать вам твёрдых гарантий пока… Пока в конфликте не наступит полная определённость.

…После того, как Лебелль озвучил словом «конфликт» тот ад, которым обернулось вторжение в Россию в том числе и его соотечественников, мне захотелось просто от души врезать ему по морде. Сколько раз бы захватчики не приходили на Русь, всегда они прикрываются какими-то высокими словами, на деле проявляя зверскую жестокость к обычным, мирным людям. Но стоит прижать вот таких «цивилизаторов» к стенке, отобрать оружие, как тут же начинается стон о «зверствах» русских, миллионах «замученных» европейцев и прочие благоглупости. Буквально позавчера, мы с начштаба выезжали в тыл, дабы разобраться с тремя тысячами пленных американцев, тех же французов, англичан. Наёмников и наёмников из бывших советских республик до таких лагерей не доводили. Солдаты, слыша корявую русскую речь, иногда просто развешивали таких «ловцов удачи» на уцелевших фасадах рухнувших зданий, покосившихся фонарных столбах, пулю тратят редко. Так вот, я попросил на выбор поговорить с тремя пленными. И каждый старался сказать, что убивать никого не хотел, его заставили травить газом города или бомбить госпиталя. А в доказательство своих лучших качеств, все трое говорили о том, что они де, люди семейные. Наглый цинизм, помноженный на твёрдую убеждённость в собственной безнаказанности. И мне не жаль его детей, потому что они сами лишены жалости. Поэтому я отказал в просьбе представителя швейцарского «Красного креста» в освобождении всех заключённых. Здоровые и наиболее матёрые пошли в расход, а тех девяносто три человека что были покалечены или имели серьёзные ранения, приказал обменять на тех немногих солдат, офицеров и просто мирных жителей, кто так же находился по ту сторону фронта. Но вслух я ответил:

- Мы понимаем ваши опасения, месье Лебелль. Более того, советская сторона не будет настаивать на немедленном подтверждении соблюдения данных пунктов соглашения. Но поймите и вы нас. Идёт война, месье Лебелль. Как бы нейтрален не был язык дипломатии, в данном отрезке времени, важнее язык военный, он более конкретен и уместен в данном случае. И вот как военный и как председатель ГКО, говорю вам: если в предусмотренные договором временные рамки, Франция, Германия и Италия не начнут процесс вывода своих войск, технического и вспомогательного персонала с российской территории, а так же не предпримут мер по блокированию войск Коалиции в пределах её инфраструктуры, развёрнутой на территории этих стран, будут серьёзные последствия. Советское государство в этом случае нанесёт по территории Евросоюза упреждающий удар, в том числе будет использовано оружие массового поражения, включая тактические ядерные заряды.

Лицо француза не дрогнуло. Более того, весь мой опыт общения с такими вот скользкими типами говорил, что про подготовку ядерного удара он знал заранее. Другое дело, что европейцы не принимают в расчёт «потопленные» подводные лодки, рассчитывая перехватить ракеты тех немногих мобильных ракетных тактических комплексов, о которых мы намеренно допустили утечку. Очертив наманикюренным, покрытым бесцветным лаком, ногтем указательного пальца некую черту перед собой, Лебелль чётко произнёс:

- Весьма сожалею, что мы не поняли нужд друг друга, господин генерал. И ваша неуступчивая позиция ставит под угрозу принятия комплексного соглашения, составленного на взаимовыгодной основе.

Резкий приступ боли пришёл всё так же неожиданно, как и обычно. Мне едва удалось сохранить невозмутимое выражение лица и унять дрожь в голосе:

- Поверьте, мне тоже очень жаль, месье Лебелль. Однако, советская сторона оставляет дверь приоткрытой. Если вдруг, главы европейских держав, уполномочивших вас, решат изменить своё решение, мы не будем добавлять новых условий, или пересматривать уже прописанные в договоре.

Тень злорадной усмешки на мгновение промелькнула в глазах француза. Он буквально упивался отведённой ему ролью хозяина положения.

- Увы, я не вижу к этому повода, господин генерал.

Боль ушла так же внезапно, как и появилась, оставив после себя звенящую пустоту в голове и лёгкую дрожь в пальцах. Лебелль заметил это и не удержавшись от улыбки сказал:

- Вам тоже не мешает подумать о сложившейся обстановке, господин Широков. Если вдруг вы решите начать переговоры с представителями Коалиции о капитуляции, то Франция готова взять на себя роль посредника.

- И мы это очень ценим, месье Лебелль. Поэтому, у меня есть к вам встречное предложение. Если вдруг, ваши хозяева передумают, следя за тем как развиваются события на Урале и захотят вернуться к соглашению с РСФСР, пусть сделают кое-то.

Разговор свернул с тех тем, в рамках которых посланник Евросоюза чувствовал себя комфортно, поэтому на моё предложение он отреагировал не сразу, даже не сумев скрыть явного удивления:

- Господин генерал, я не уполномочен ничего обещать…

- Но передать-то вы вполне способны, на память не жалуетесь?

Француз всё ещё был в шоке, однако быстро сумев справиться со своими эмоциями он неопределённо кивнул:

- Если это не накладывает на уполномочивших меня людей никаких обязательств, то я всё передам.

Я сделал адъютанту знак и Костя протянул мне кальку масштабной карты пригородов Петербурга. На ней был отображено наиболее вероятное направление удара под Колпино. Показать это было можно ещё и по той причине, что эстонские и финские части накапливались там совершенно открыто, уверенные в своём численном и техническом преимуществе перед сводными отрядами ополченцев, курсантов военных училищ и моряков-балтийцев.

Увидев карту, Лебелль слегка помрачнел, но не особо удивился. Он тоже считал, что Серебряный город на этот раз уж точно падёт к ногам захватчиков. Поэтому очень легко произнёс:

- Мы не имеем влияния на командование союзных частей в этом регионе, господин генерал и я не понимаю…

- А я объясню, господин посланник. Силы Коалиции в этом районе состоят из прибалтов и финнов, которые сейчас проявляют наибольшее рвение в войне против России. И я не прошу их отзывать, поскольку понимаю ваше положение.

Правая бровь посланника непроизвольно поползла вверх, и он спросил опережая мои пояснения:

- Тогда в чём же состоит ваша просьба?

- Всё предельно просто, господин Лебелль. Поддержку этих частей средствами радиоразведки, артиллерией и авиацией, осуществляют французские войска. Если вдруг, связь пропадёт, самолёты с вертолётами не прилетят, а артиллерия не станет стрелять, нам этого будет вполне достаточно в качестве жеста доброй воли и фактического принятия условий брюссельского меморандума. Явно вас никто обвинить не сможет, а вскоре… Всё течёт, всё изменяется, месье Лебелль.

Француз был реально ошарашен, смущён и дезориентирован. Подобное предложение означало, что у русских либо есть какой-то убийственный козырь до которого не докопалась ни одна разведка союзников, либо это очень дерзкий блеф. Но глядя мне прямо в глаза, Лебелль сумел разглядеть нечто такое, что удержало его от возражений. Он просто кивнул в знак согласия и прошептав что-то китайскому чиновнику дал понять, что его миссия выполнена. Кивнув французу на прощание, я поднялся с кресла и мы вышли в другую дверь, ведущую к служебному лифту. Ход сделан, посмотрим, что из этого получится.

…Уже в тамбуре, отделявшем длинный коридор от гулкого ангара, внутри которого уже начинал прогревать моторы тяжёлый транспортный самолёт, Костя снова спросил меня, пока рёв двигателей не заглушит любой звук совсем:

- Алексей Макарович, а зачем вы ему карту показали, ведь теперь они знают, что направление главного удара их группы раскрыто?

Имея светлую голову, когда нужно что-то достать или обеспечить, Ларионов был слишком горяч и скор в суждениях. Недостаток молодости, который скоро уйдёт, иногда позволял мне вслух проговаривать уже принятые решения, порой исправляя неочевидные с первого взгляда недоделки. Поэтому я ответил насколько возможно откровенно:

- О том, что мы знаем про чухонские бригады, натовцы наверняка знают и так. Но даже если нет, то это лишь послужит доказательством нашей осведомлённости.

- Но как же ополченцы? Ведь враг может изменить направление ударов, перегруппироваться и ударить в другом месте.

- Может, но не станет. По данным перехватов и сведеньям фронтовой разведки, чухонцы слишком сильно рассчитывают именно на помощь французского контингента. Им прекрасно известно, где и сколько ополченцев им сможет противостоять. Эти неофиты буквально упиваются своим превосходством, поэтому ничего менять они не станут. К тому же, Лебелль ведь не побежит к финнам в штаб, он доложит своему начальству, а то в свою очередь не станет слишком торопиться с тем, чтобы дать «младшим партнёрам» эту информацию.

В очередной раз я заметил, как на щеках адъютанта заиграл лёгкий румянец. Костя всё ещё сердился, что не смог додуматься до подобного самостоятельно, поэтому я добавил:

- Ничего, это пройдёт. Ты всё ещё мыслишь шахматными категориями, в то время как война, это покер. Числа, точный расчёт результата тут не работают. На войне все действия строятся в расчёте на личность противника, на интуиции и тем возможностям, которые мы обязаны от него скрыть до поры. Или показать кое-что, дабы он перестал нервничать и играл по нашим правилам.

- И когда же этот козырь можно будет предъявить?

- Как всегда в игре с большими ставками, Костя – в самом конце партии…

К самолёту мы добрались, когда восточный ветер принёс стылую, мозжащую сырость. Плотнее закутавшись в бушлат и пряча слезящиеся от ветра глаза, я без посторонней помощи взобрался во вместительное брюхо транспортника. Тут нас встретил командир корабля и с некоторой предупредительностью, которую он всячески стремился скрыть, проводил в отдельно отгороженный закуток рядом с пилотской кабиной. Тут было два удобных кресла и от остального трюма нас отделяла довольно толстая переборка. Поэтому было относительно тихо и очень тепло. Вытянув ноги и отставив костыль к стене, я прикрыл глаза, чтобы собраться с мыслями. Самолёт взревел и медленно набирая разбег стал выруливать на основную полосу. Вскоре земля затряслась, сто эхом отдалось в пульсирующей резкой болью ноге. А потом, тяжёлая туша транспортника вдруг замерла в воздухе, породив восхитительный момент свободы от земного притяжения. Пилот лично заглянул к нам и сказал:

-Всё, легли на курс, товарищ командующий. Через пять минут встреча с эскортом, до пункта назначения три часа сорок восемь минут…

Летели мы в небольшой посёлок – Солнечный, что находился в нескольких десятках километров от почти нетронутого войной Комсомольска на Амуре. Там размещался контрольно-измерительный пункт военно-космических сил. Правда, сейчас он был переоборудован в нечто вроде секретной тюрьмы, первой настоящей тюрьмы новой России. Более семи уровней, пять сотен метров в глубину, полк охраны и пока всего три десятка узников в одиночных камерах.

Дело в том, что в то время, как большинство праздновало первую победу над врагом, некоторые готовились к перевороту. Молодой и амбициозный генерал Афанасьев с десятком единомышленников остановил наступление на своём участке фронта. Затем, пытался выслать парламентёров к американцем и отдал приказ группе специально отобранных солдат и офицеров из числа комендантской роты второго корпуса, проникнуть на главный КП штаба центрального фронта и арестовать меня, со всем аппаратом генштаба.

Причина по которой Афанасьев решил поднять мятеж, до сих пор вызывала у меня чувство гадливости. Он, оказывается, серьёзно верил в весь этот бред про сталинские репрессии, всероссийское покаяние. Даже высказывался, что неплохо бы монарха призвать. Уж не знаю, может даже дворянином себя ощущал. А тут ещё и карьерная ступенька подоспела. Дело в том, что чин генерал-майора, Афанасьев получил всего за неделю до начала вторжения. На тот момент ни я, ни другие офицеры этому факту значения не придали. Молодой генерал толково организовал дела в корпусе, а до этого отлично служил при штабе округа, не дрогнул как многие в тот момент. Потом было наступление, Второй Корпус воевал хорошо, грамотно. Думаю, происходило это не от того, что предатель хотел себя показать с лучшей стороны. В деле, которое я просматривал кутаясь в тулуп сидя у иллюминатора, был материал о том, что уже тогда отбирались офицеры по принципу личной преданности Афанасьеву. Его начальник разведки – полковник ГРУ Ольховников, отыскивал знакомых Афанасьева, подтягивал своих сослуживцев из других подразделений. Он же организовал устранение старшего лейтенанта Вартаняна, своего подчинённого из особого отдела корпуса. Вартанян случайно вышел на схему захвата светлогорского ЗКП и не подумав, доложил заместителю Ольховникова, также вовлечённого в заговор.

И план бы несомненно удался, ели бы не предусмотрительность полковника Мережковского, начальника особого отдела 46-й мотострелковой бригады 2-го корпуса. Когда им из штаба Афанасьева пришло распоряжение обеспечить американским парламентёрам коридор, для прохода через позиции его бригады, тот через голову командира части, обратился непосредственно в разведотдел фронта. Там панику поднимать не стали, предложив Мережковскому проверить лояльность своего комбрига. Особист выехал в штаб бригады и как оказалось вовремя: путчисты арестовали командира бригады и весь его штаб, под предлогом измены Родине. Мережковский со своими людьми комбрига со штабом освободил. Вскоре, цепочка единоначалия была полностью восстановлена, американцы отброшены даже далее, чем в ходе наступления, а Афанасьев с преданными ему людьми был блокирован силами двух рот полка Внутренних войск. После суток переговоров, мятежники сдались и были эпатированы в тюрьму закрытого типа «Солнечный». Рядом располагалась туристическая база, теперь полностью переделанная для нужд персонала охраны. Заключённых держали в расконсервированном сейчас десятиуровневом запасном командном пункте космических войск. Узкие, похожие на пеналы коморки, минимум света, абсолютная звукоизоляция, двухразовое питание. Осмотр врача раз в два месяца, Ольховников уже тронулся рассудком, как и некоторые другие участники заговора. Но Афанасьев держался, следователям отвечал высокомерно, даже шутил. В ходе допросов выяснилось, что главными подстрекателями были именно Афанасьев и его близкий друг Ольховников, с которым они вместе служили ещё в Москве, при генштабе…

- Подлетаем, Алексей Макарович…

… На земле ещё больше завьюжило, видимость существенно снизилась и наш джип, как и

обе машины сопровождения, двигались почти шагом. Дорога от небольшого аэродрома до КПП тюремного комплекса растянулась почти до шестнадцати сорока. И когда двойные створки ворот наконец-то открылись, были уже густые осенние сумерки. Снежная пыль блестела в жёлтом свете фонарей, культя снова начала ныть, как это бывает на холоде. Во внутреннем дворе нас встретил начальник тюрьмы майор Померанцев и недавно назначенный главным военным прокурором полковник Мордвинов. Померанцев выглядел простовато: под пятьдесят, круглое обветренное до багровой красноты лицо с крупными чертами, белая от седины плешивая голова, сейчас прикрытая обмятой по фасону служак «ушанкой». Майор чётко отдал честь, мы обменялись рукопожатиями:

- Товарищ главнокомандующий! Все заключённые на месте, больных тяжело – шестеро, недужных – двое. Заключённый 58903 доставлен в комнату для беседы, согласно приказу товарища главпрокурора. Вас разместим со всем возможным комфортом, но…

- Не нужно беспокоиться, Олег Михалыч. Я , собственно, в твоё хозяйство только проездом. Побеседую с … бывшим товарищем и дальше поеду. Пошли, а то вон, прокурор-то в шинели уже ногами от стужи перебирает…

Полковник Мордвинов был невысок, жилист и действительно не выносил холода. Назначил я его по представлению главначштаба Пашуты. Согласно представлению, Мордвинов и рота «вованов» под его командованием, остановила грабёж и мародёрства в освобождённых областях под Новосибирском, в кратчайшие сроки принудив к сдаче расселившихся по лесам и руинам вооружённых местных жителей, вообразивших себя последними людьми на планете. С особенно непонятливыми, люди Мордвинова поступали очень жёстко, там до сих пор есть местная достопримечательность – «аллея мародёра», где на вкопанных специально для этой цели столбах линии электропередач развешены убийцы и грабители. Почувствовав силу новой власти, «выжиывальщики» потянулись к комендатурам, на подушную перепись и сдачу оружия.

На должности главного военного прокурора, Мордвинов тоже оказался крут, однако, это был не тот случай, когда «дыба, костёр и чистосердечное признание» правили бал, отнюдь. Просматривая дела мордвиновских людей и те решения которые выносил он сам, я видел суровость, но вместе с тем и справедливость, а часто и снисхождение одного фронтовика к другому, пусть и давшего слабину, оступившегося. Тем жёстче работал полковник с теми, кто сейчас сидел в «Солнечном». Ни один не получил послабления, все ждали расстрела… кроме главного зачинщика – Афанасьева. И когда я спросил, почему, Мордвинов лишь дёрнул щекой и сказал:

- Он открыл ворота города, когда в них лбами бились голодные волки, товарищ командующий. По моим данным, от артобстрелов, действий французской и американской авиации, а также подразделений контракторов, погибло до пятидесяти девяти сотен человек. Это раненые, беженцы, части находившиеся на переформировании. За такое мало расстрелять тут, вдали от всех. Нужно показать его людям. Будем кормить, беречь и лечить… А вот как закончится это всё, устроим показательный суд, пусть народ наш его осудит, пусть простые люди, кто выжил, кто натерпелся, пускай они своё слово скажут.

- Толково ты это сказал, Валерьян Петрович! Вот что мы сделаем: подручных всех конечно, по законам военного времени, а вот таких как этот деятель, нужно беречь как зеницу ока. Вези их всех сюда: наших вези, импортных собирай, кого солдаты не пристрелят, а потом будет суд. На весь мир покажем, пускай все знают как и что было.

- Есть, товарищ Председатель Государственного Комитета Обороны! Будет исполнено, не сомневайтесь. Только вот, послушают ли они нас, в мире-то?

В зелёно-карих, красных от недосыпа глазах военного прокурора мелькнуло сожаление. Такое всегда можно увидеть во взгляде добросовестного работяги, когда он предвидит пренебрежение к результатам своего труда со стороны несведущих. Я сердечно пожал его крепкую ладонь и сказал:

- Эта война снова, как и семьдесят лет назад, докажет нашу правоту. Но на этот раз, только от нас самих зависит, насколько долгой будет память поколений. Давай постараемся, чтобы никогда не забыли. И слушали очень внимательно. Сверхзадача всегда мобилизует, Валерьян Петрович…

…В комнате для допросов всё было как обычно: привинченные к полу прямоугольный стол, два стула по обе его стороны, яркая лампа дневного света и никакого окна, даже мелкой форточки. С непривычки, я даже слегка оглох от навалившейся разом тишины. Она была абсолютной, гасила все звуки, даже голоса звучали здесь как-то особенно глухо. Отставив костыль в сторону, прислонив его к краю обитой алюминием столешницы, я с облегчением опёрся локтями о край стола. Переход по длинным коридорам, поездка в лифте и ещё несколько коридоров с тусклым освещением настроения не улучшали. И не от того, что я боюсь низких потолков и подземелий, отнюдь. Живя с начала войны в бункере, давно уже привык, даже на открытом воздухе стало чего-то нехватать.

Я подсознательно чувствовал, что Афанасьева этот антураж не сломит. Такие более всего обожают показные страдания, возможность проявить силу характера. Мол, смотрите: я не боюсь подземелий и палачей «режима». Тюрьма призвана воспитывать раскаянье через страх, человек должен чувствовать лишения, в этом весь смысл таких заведений. Но мазохиста, с манией величия этим не пронять. Поэтому, я не удивился, когда заключённого ввели, усадили напротив и защёлкнули особое кольцо в цепи кандалов, прикрученное к середине столешницы. Бывший генерал поднял на меня светло-карие глаза, обрамлённые пушистыми ресницами, лёгкая щетина и растрёпанность побитых сединой чёрных курчавых волос даже шла ему. Поняв, что нормального разговора не получится, но время всё-таки потрачено, я сказал:

- Ну здравствуй, Саша! Про самочувствие не спрашиваю, вижу, кайф от своего положения ловишь.

В глубине глаз предателя метнулся испуг, он внешне он лишь широко улыбнулся, как бы с презрением:

- А вы Алексей Макарович, почему без регалий, ведь немало теперь их у узурпатора-то?

Пикировка с тем, кто находится в более уязвимом положении унижает, поэтому пропустив мимо ушей эти вымученные колкости, я продолжил:

- Про регалии это потом, после войны поговорим. Уверен, народ наш всё справедливо присудит. Я сюда ехал, чтобы спросить тебя, Саша, какую власть ты собрался посреди войны провозглашать, когда враг от тебя в двух десятках километрах стоял?!

- Демократическую, которой присягу давал… и Вы, генерал Широков, тоже присягали! Или нет?!

…Подспудно, у меня было чувство, что Афанасьев скажет именно это. И не просто скажет, а вот так, с пафосом, бросит мне в лицо. Время до встречи с китайским эмиссаром госсовета КНР ещё оставалось, почему бы не оказать бывшему коллеге хотя бы эту честь, дать ответ на мучающий его вопрос. Чуть отстранившись, чтобы дать отдых начинающей ныть культе и дырке в простреленном лёгком, я утвердительно кивнул:

- Да, разумеется. Только вот правительство испарилось в облаке раскаленной плазмы, в ноль шесть утра двадцать шестого июля, Саша. А последний представитель этой демократической власти, губернатор Хабаровского края Свартин, Юрий Семёнович… Напомни мне, что он тебе предложил, когда твои комендачи привели его, грязного и оборванного к тебе на КПП. Амеры тогда утюжили позиции корпуса авиацией, время было горячее. Так что он тебе предложил, когда ты взяв под козырёк, затребовал указаний и связи с правительством страны?!

Лицо Афанасьева потемнело, на скулах вспухли узлы желваков, я даже отчётливо услышал, как пленный скрипнул зубами. Сдавленным голосом он нехотя процедил:

- Затребовал полного прекращения огня и связи с американским командованием… чтобы те связали его с семьёй на французской Ривьере.

- И что ты ему тогда ответил? Пропустил «народного слугу» через линию фронта?!

Афанасьев вдруг вскочил, дёрнулся вверх, порываясь отойти от стола. Но кандалы прочно удержали его на месте, ему удалось лишь пошатнуться на стуле. Дверь в камеру мгновенно приоткрылась, но я махнул рукой, охранник исчез и дверь снова затворилась. А заключённый заговорил опять:

- Да! Расстрелял эту гниду, потому что он тоже нарушил присягу, предал конституцию которой обязан служить. Он тоже был предателем, для меня вы оба на одной доске!

- Система в которую ты веришь, Саша – была изначально порочна, ибо строилась не на волеизъявлении народа, а на предательстве его интересов, кучкой преступников и авантюристов. Эти «ценности», завезли к нам те, что сейчас жгут наши города и травят граждан страны газом! Заметь, Саша: той самой страны, которой мы оба присягали. И вот я, предатель и узурпатор даю им отлуп и бью без пощады! Бью и буду бить пока могу и вцеплюсь им в глотку когда буду помирать хоть зубами. А ты, поборник закона и конституции открываешь им фронт, позволяя творить Зло. Непоправимое, чудовищное по размахам Зло, Саша!..

Афанасьев хотел было возразить, но время которое отпущено на беседу, истекло. Я понял, что моих аргументов для убеждения этого оступившегося идеалиста не хватит. Таких нужно убеждать делами, поэтому я сказал:

- Нет, Саша, она порочна, как и все «дары» принесённые нам в 91-м. Благодаря этой системе, мы сейчас потеряли половину половины той страны, которая у нас была двадцать лет назад! Благодаря ей и тем выродкам, которые нами управляли, Россия сейчас истекает кровью, а армия снова состоит не из умудрённых опытом профессионалов, а из выживших в этой мясорубке мальчишек и девчонок! Им бы детей рожать, учиться, радоваться жизни… А мы и эта твоя «демократическая власть» их не защитили. Всё, Саша! Хватит экспериментов и поисков. Мы вернёмся туда, где нас сбили с дороги. Туда, где у каждого была работа, были права на труд, учёбу и медицину. Мы всё исправим и больше никогда не пустим врага на родную землю, не оступимся и не свернём. Китайцы не свернули и у них получилось, я уверен, сможем и мы. Нужно вспомнить, что за тот выбор заплачено кровью тех же граждан, наших с тобой предков. Нельзя предавать купленное такой дорогой ценой и мы больше не допустим такой ошибки, не отречёмся. И в новом мире который народ России построит теперь, для твоих «демократов» нет места. Ведь всё что они умеют, это жрать в три горла и брать, брать, брать! Этого тоже больше не будет: от каждого по способностям, каждому по его труду. Это справедливо и так у нас всё и будет, по справедливости… даже доя таких как ты, Саша.

… Наша страна устроена не так, Саша. Ей нужно беззаветно служить, отдавать всего себя, не жалеть ничего и никогда. А ты, вместо того, чтобы исполнить свой долг офицера и гражданина, затеял бунт посреди войны! Ты и твои ублюдки ударили воюющему народу в спину!.. Ты думал, поставим к стенке, а позже такой же вот поддонок сочинит про вас байку, как несколько бескорыстных бессеребренников-офицеров задумали остановить кровавого тирана, прекратить войну и подняли восстание? Не надейся, такого не будет. Сейчас посидите тут, под замком, некогда с вами турусы разводить. Считай полстраны под американцами и их лизоблюдами… Пусть пройдёт время, Саша, и будет суд. А пока, тебя будут беречь, кормить и лечить. Чтобы ты и некоторые твои подручные дожили и смогли посмотреть советским людям в глаза. Перед ними будете отвечать. И отвечать будете своими словами, а мы запишем, чтобы никто не смог переврать. Это будет вернее, чем петля Иуды, которую вы заслужили…

- А говорил, что народ осудит…

- Не лови меня на слове, Саша. Народ?!.. А сколько душ погубила твоя авантюра, ты знаешь?! В любом случае, пока не до вас. Ни мне, ни народу за который ты так хочешь спрятать свою низость, воюем мы. А суд будет открытым. Если доживу, я своё слово тоже скажу. Может быть, даже рядом сесть придётся… я тоже виноват… у всех нас есть за что просить прощения у людей… у всех… У живых и у мёртвых, а тем паче у тех, кто из-за этой войны не родится никогда. Прощай, Саша. Может и увидимся ещё, кто знает…

Я тяжко поднялся, уже не глядя на Афанасьева и не слушая того, что он выкрикивал мне в спину. Этот разговор окончен, больше нам нечего друг другу доказывать. Теперь всё только времени под силу расставить по своим местам. Фигуры же, должны занять свои места на доске, игра всё ещё продолжается…

…Уже в самолёте, когда медсестра сделала своё «чёрное дело» и боль наконец-то отступила, из пилотской кабины вышел Костя и наклонившись почти к самому уху сказал:

- Только что через китайского атташе в Харбине получена условленная фраза: «Белый Тигр, Красный Дракон и Небесный Лучник – могут собираться в путь, младшие братья будут помогать в дороге».

Сердце, отягощённое разговором с предателем растаяло, мутная горечь ушла. На какое-то мгновение, мне показалось, что сквозь низкие облака сверкнул луч солнца. Китай, Индия и Северная Корея поддержат «Северное сияние» и выступят на нашей стороне. Наконец-то в войне наметился коренной перелом. Наконец-то две Коалиции, два взгляда на то, что есть справедливость! Мир стремительно менялся, надеюсь, что к кровавой цене прошлых месяцев, не придётся прибавлять ещё больше русской крови. Я устало закрыл глаза:

- Ответь, что положено, Костя. Мы летим домой…

Под успокаивающий гул моторов, накатил светлый, прозрачный сон. Обе мои ноги были при мне, мы с женой были на той старой дощатой танцплощадке, что была когда-то в центре моего родного посёлка на Черниговщине, и самодеятельный оркестр играл « Случайный вальс». Было так тепло и пахло сиренью. На какой-то миг я даже поверил, что войны нет вовсе. Но только на короткий миг…













****





Россия 08 декабря 2011г. Большеземельская тундра, режимный тыловой район «L-44» сил Коалиции. 183км северо-восточнее Тиманского кряжа. 06 группа ОРДО «Мститель». Заместитель командира группы Антон «Ропша» Варламов. Ломка стереотипов, или почему Бездна, это не всегда гиблое место.





…Никогда бы не подумал, что буду хотеть, чтобы колючая снежная пыль сыпала ещё гуще. Здесь, в ровной как стол тундре, любое существо или возвышенность, оказываются видимыми на много километров окрест, стоит стихнуть метели, а тучам рассеяться. Ясный день, не для тайных дел, это известно всем. И поэтому желание быть укрытым от посторонних глаз сейчас было особенно острым. После того, как нас высадили непонятно где, «броня» отвалила и мы очутились практически в чистом поле. Но едва я подумал, что отсюда придётся топать пешком, да ещё волочь груду общественного добра на собственном горбу, как совсем рядом появился невысокий человечек в меховой парке и с «калашом» за плечами. Непонятный мужик шустро вёл в поводу десяток низкорослых, коротконогих лошадок, с непропорционально большими головами. Всего я насчитал десять животных и ещё трёх собак, почти молча нарезавших круги вокруг каравана, ибо все лошади не были связаны между собой. Увидев нас, человечек окриком остановил животных и свиснув негромко собакам, побежал в нашу сторону.

- Прапорщик Карнаев, третий батальон погранвойск ГРУ! Приказано скрытно сопроводить вашу группу в оперативный район 56’78. Данные в вашем КПК!

Этот странный прапор безошибочно определил в Вадиме командира нашего небольшого воинства и обращался только к нему. Собаки валялись в снегу, шутливо грызлись между собой, ибо лайка не может долго устоять на месте, если чует дальнюю дорогу. Сколько раз не сталкивался с этими сверх умными животными, всегда казалось, что они уже сами знают, куда человек пойдёт и что их всех ждёт впереди…

Вадим на некоторое время застыл, просматривая приказы и сверяя что-то на невидимом экране, потом махнул нам рукой:

- Всё ровно, грузимся на лошадей. Ропша, Михалыч, Краб – ваши три первые лошадки. Хохол, Чёрный - грузитесь на пегую и серую лошадь. Потом цепляем оборудование к остальным. Погнали! Дозоров не выставлять, это приказ.

Закреплять груз нам помогал шустрый прапор, который будто бы успевал везде на свете. Полностью всё утрясти и тронуться вперёд, получилось менее чем через полчаса. Про дозоры это было правильно. Собаки принялись кружить вокруг отяжелевшего каравана едва мы набрали полный ход. Такие сторожа никого не подпустят, к тому же мы сохраним взятый сразу же высокий темп движения. Сидеть на лошадке долго не пришлось, проводник заставлял спешиваться и бежать рядом, если видимая только ему дорога выходила на твёрдый участок промёрзшей земли, не слишком занесённый снегом. Надо сказать, делал он это так умело, что к первому привалу мы подошли практически не уставшими.

Увидев мой немного ошарашенный взгляд, Карнаев кивнул на опустивших в снег морды лошадей и перекрикивая свистящий пронзительный ветер, объяснил:

- Это не для вас, лошадки немного вздохнут, и дальше побежим.

- Только в кино таких видел…

Карнаев улыбнулся, от чего его кирпично-коричневое безволосое лицо, едва видневшееся из-под капюшона сложилось в забавную сеть складок.

- Враг тоже не заметит. Мы теперь для них – дикая природа, пока в зону их патрулей войдём, тревожиться не будут.

- А когда войдём?

- Ну тогда…

Веселье вдруг исчезло из глаз проводника, а чёрные глаза смотрели пусто и безразлично.

- Тогда, мне командир обещал что я тоже десяток смогу убить. Я советовался с Удэгэ, он у нас главный по разговорам с духами, он сказал: если не можешь отпустить своих душой, отпусти тех, кто это сделал… духи не против.

- Тоже личный счёт к амерам?

Проводник согласно кивнул, но ничего больше не сказал. Само собой, я не настаивал, лезть в душу – последнее дело.

Вскоре, перед глазами, которые сейчас были как и у остальных скрыты за очками, появился маркер «готовность ноль». Я снова взобрался в узкое седло и лошадь неторопливо набрала прежнюю скорость. Шум ветра, редкие потявкивания собак, вот и всё. Что я слышал следующие три часа. Перед глазами бежала синя стрелка маршрутизатора, всё указывало, что мы приближаемся к плоскогорью. Вскоре, когда проводник приказал нам спешиться, меня по короткой связи вызвал Вадим. Сейчас были всё те же белыё сумерки, что и утром, но вой ветра ощущался немного слабее. Карнаев нарочно завёл караван в небольшую впадину, между холмов, так что со всех сторон мы были скрыты. Даже с воздуха разглядеть что-то будет проблематично. Вадим переключил коммуникатор в режим сопряжения с моим и передо мной появилась подробная карта района. Там, где шла красная пунктирная стрелка, пролегала еле заметная полоска занесённого снегом хребта. Как я понял, Карнаев вёл нас именно вдоль него, иначе мы бы завязли в сугробах в самом начале пути. Отмечена была и нынешняя стоянка, но дальше начинались плохие новости. Путь к пункту назначения преграждала передовая база американцев. Сооружение было стандартным: четыре стены из набитых уплотнителем мешков. Две дозорные вышки, со станковыми пулемётами 0.50 калибра, Вертолётная площадка, для снабжения и патрулирования, пункт спутниковой связи и до двадцати человек гарнизона. Как я увидел, блокпост находился в единственном месте, где мог пройти наш караван. Глянув вопросительно на командира, я поинтересовался:

- Как будем проходить: тихо или с шиком?

Вадим зло мотнул головой и вынув нож, принялся ковырять стену оврага. Видно было, что не этих слов он хотел от меня сейчас. Наконец, он что-то сделал на виртуальной клавиатуре и у меня в верхнем левом углу замигали цифры обратного отсчёта.

- На принятие решения и прохождение препятствия, у нас всего час. Как мы пройдём, не имеет значения. Просто если пройдём тихо, есть шанс установить прибор не под миномётным огнём. Я позвал тебя, чтобы посоветоваться, а не приказывать. Ну так что?

М-да, а я –то уже настроился тупо бегать и исполнять распоряжения начальства. Не выходит, каменный цветок, видимо придётся снова думать, испытывать удачу. Но сначала, нужно позвать проводника. Наверняка он что-то знает про этот блудняк и сможет что-то подсказать. Карнаев, как будто слыша ход моих мыслей, подошёл и присев на корточки между нами, обратился на этот раз ко мне:

- Тихо пойти можно… Быстро пройти нельзя.

Тут же вмешался Вадим. Он резко наклонился вперёд и чуть ли не в лицо проводнику прошипел:

- А нам нужно именно быстро, прапорщик!..

Я удержал его за плечо, стиснув чуть сильнее, чем хотел. Вадим вырвался, но я опередив его слова сказал:

- Погоди, командир! Не дурней нас человек. Давай послушаем, а если план говно, я первый на штурм полезу, прямо сейчас! Ну?!

Видно было, что Вадим остыл, потому что опускаясь назад, он делано небрежно отряхнул плечо за которое я его ухватил и пробурчал:

- Да ладно, понял… Пусть излагает…

Я снова встретился с блестевшими в случайных бликах света, глазами проводника и сказал:

- Брат, тут такое дело: если мы не поспешим сейчас, вся наша прошлая скачка, ничерта стоить не будет. Важно вовремя на гору попасть, помоги, а?

- А кто говорит, что не попадём-то? Просто тут тихо пойдём, а дальше совсем-совсем быстро!..

- Тогда излагай, чего удумал…