– Кто тебя хоть немного знает, никогда так не подумает.
Открыв вентиляционные отверстия в посуде «таппервер», она повернулась к Кальвину:
Похоже, разговорчивостью Кирилл пошел в деда - за все время пути Игорю так и не удалось вставить ни слова. Дед Захар без умолка говорил обо всем и ни о чем, и лишь когда они уже подходили к деревне, замолчал на минутку. Игорь успел торопливо выпалить вопрос насчет волков: дескать, что за странные такие, вроде ручные, но живут не с людьми, а в лесу? В ответ дед Захар разразился пространной лекцией о повадках разных зверей, из которой Игорь вынес лишь то, что в подобном поведении волков нет ничего необычного.
– В том-то и штука. Меня никто не знает.
- А домашний скот? - спросил Игорь. - Волки его не трогают? Или, как говорится, собаки хорошо несут свою службу?
- Да у нас нет собак, - откликнулся дед Захар. - А скот...
Это ощущение преследовало ее всю жизнь. О ней судили не по ее делам, а по делам других. В прошлом она слыла отпрыском поджигателя, дочерью многобрачной жены, сестрой повесившегося гомосексуалиста и магистранткой известного распутника. Теперь стала подругой знаменитого ученого. Но так и не сделалась просто Элизабет Зотт.
Он что-то говорил, но Игорь не слушал, осознав, наконец, что необычного было в этой деревне - отсутствие собак.
А в тех редких случаях, когда ее характеризовали саму по себе, от нее просто отмахивались как от проныры или авантюристки – оба этих качества ставились в зависимость от другого, особенно ей ненавистного. От ее облика. Повторявшего облик отца.
- А кошки у вас есть? - невежливо перебил Игорь.
По этой причине она почти никогда не улыбалась. Перед тем как заделаться странствующим проповедником, отец ее мечтал стать актером. У него имелись для этого необходимые предпосылки: харизма и зубы (с профессионально изготовленными коронками). Так чего же ему не хватило? Таланта. Когда стало ясно, что актерская карьера ему не светит, он использовал свои задатки в молельных шатрах, где люди охотно клевали на его фальшивую улыбку и обещания конца света. Потому-то Элизабет и перестала улыбаться в возрасте десяти лет. И сходство сразу померкло.
- Нет, нету.
- А почему? Обычно в деревнях есть и собаки, и кошки, а у вас нет. Да и лошадей что-то не видно. Почему?
Улыбка вернулась к ней только с появлением в ее жизни Кальвина Эванса. В тот самый вечер, когда его на нее стошнило. Вначале она его даже не узнала, но, узнав, забыла об испорченном платье и наклонилась, чтобы вглядеться в его лицо. Кальвин Эванс! Правда, был случай, когда она ему надерзила – после того, как он сам обошелся с ней невежливо… из-за этой лабораторной посуды… но между ними возникло мгновенное, неодолимое притяжение.
Дед Захар взглянул недоуменно и пожал плечами: дескать, не хотим, вот и не держим. Какие тебе еще объяснения? И Игорь отмахнулся от волков, собак и прочей живности, перейдя к главному.
- Дед Захар, а вы слыхали о деревне под названием Медвежьи Ключи?
– Доедать будешь? – Она указала на почти пустой контейнер.
- Слыхал, - охотно откликнулся тот. - Очень даже слыхал... Вот мы и пришли... Заходи в избу, я на стол соберу, тогда и поговорим.
– Не могу, – ответил он. – Доешь сама, ладно? Тебе дополнительное горючее не помешает.
На самом деле он собирался все доесть сам, но готов был отказаться от дополнительных калорий, лишь бы только задержать ее рядом с собой. Как и Элизабет, он никогда не отличался общительностью; до увлечения греблей его, по сути, ничто не связывало с окружающими. Физическое страдание, как он усвоил давным-давно, соединяет людей куда прочнее, чем повседневность. Он все еще поддерживал контакты с восемью товарищами по кембриджской команде, а с одним из них виделся буквально месяц назад, когда летал на конференцию в Нью-Йорк. Четвертый – они по-прежнему называли друг друга по номеру места в лодке – стал неврологом.
Пироги у деда Захара и впрямь оказались объеденье - пышные, духовитые, с малиной и еще какими-то ягодами. На пироги подтянулся и Кирилл. Мальчишка бочком протиснулся в комнату, бросая на деда опасливые взгляды. Дескать, знаю, что провинился, пошел, куда не следует, и потому готов понести наказание. Но, может, чуть позже? Не при постороннем? Дед в ответ посмотрел на внука, грозно сдвинув брови, но при Игоре и впрямь ругаться не стал. Кирилл повеселел и ухватился за пирог.
Глядя на мальчика, Игорь вспомнил кое о чем и спросил:
– Что-что у тебя появилось? – не веря своим ушам, переспросил Четвертый. – Девушка? Ну ты гигант, Шестой! – Приятель хлопнул его по спине. – Давно бы так!
- Дед Захар, а о каком договоре с волками говорил ваш внук?
- О чем говорил? - не понял дед Захар.
Кальвин взволнованно кивал, подробно рассказывая, чем занимается Элизабет по работе, какие у нее привычки, какой смех и все, что ему в ней дорого. Но потом перешел на более сдержанный тон и объяснил, что они с Элизабет почти все свободное время проводят вместе – вместе живут, вместе питаются, вместе ездят на работу и с работы, но этого, по его ощущениям, недостаточно. Дело не в том, что без нее он не смог бы нормально функционировать, говорил он Четвертому, а в том, что не видит смысла функционировать без нее.
– Не знаю, как это назвать, – признался он после всесторонней проверки. – Я к ней присох? Попал в какую-то нездоровую зависимость? Может, у меня опухоль мозга?
- О договоре с волками, - повторил Игорь. - Что по этому договору волки не нападают на людей, а люди не трогают волков.
– Не парься, Шестой, твой диагноз – счастье, – объяснил Четвертый. – Когда свадьба?
- Это Кирюха так говорил? - улыбнулся дед Захар. - Да ты его слушай больше, он и не такое наплетет. Он у нас известный болтун. Болтун и враль! - Дед смерил внука насмешливым взглядом. - Ну-ка, постреленок, признавайся, что соврал!
Кирилл набычился, сразу напомнив Игорю маленького взъерошенного волчонка. И выражение его глаз снова было совсем не детским. В них явственно читалась обида и бессильная злость.
Но здесь возникла одна загвоздка. Элизабет недвусмысленно дала понять, что замуж не собирается.
- Я кому сказал! - повысил голос дед.
– Не думай, что я осуждаю институт брака, Кальвин, – сказала она, – притом что я осуждаю всех, кто осуждает наши с тобой отношения. А ты разве не согласен?
- Я... соврал, - промямлил мальчик. - Я все выдумал.
– Согласен, – ответил Кальвин, а сам подумал, что больше всего на свете хотел бы произнести это слово перед алтарем.
- Ладно, иди на двор, поиграй там, - смягчился дед. - А нам с дядей Игорем надо поговорить.
Но когда она посмотрела на него выжидающим взглядом, требующим подробностей, он поспешил уточнить:
Кирилл отложил недоеденный пирог и направился к двери. Уже стоя одной ногой в сенях, он оглянулся через плечо на деда, и Игоря охватила невольная дрожь - такая ярость читалась в карих мальчишеских глазах!
– Я согласен, что нам с тобой крупно повезло.
Дед Захар ничего не заметил. Он подлил Игорю чаю из новенького фарфорового чайника и спросил:
И тогда она улыбнулась ему так открыто, что у него взорвался мозг. Как только они распрощались, он поехал в ближайший ювелирный магазин и там прочесал все отделы, чтобы найти самый большой из маленьких бриллиантов, какой был бы ему по карману. В течение трех месяцев он с волнением нащупывал в кармане миниатюрную коробочку, выжидая походящего момента.
- Значит, собираешься писать статью?
- Ну, можно и так сказать... - уклончиво ответил Игорь - К нам в студию прислали одну любопытную фотографию.
– Кальвин… – окликнула Элизабет, собирая со стола свою посуду. – Ты меня слушаешь? Я говорю, что завтра иду на венчание. Ты не поверишь: я буду в нем участвовать. – Она нервно повела плечами. – Так что давай отложим обсуждение этих кислот до вечера.
Игорь положил на клеенчатую скатерть злополучный снимок. Дед Захар достал с полки очки с подклеенной пластырем дужкой, нацепил на нос и внимательно вгляделся в фото.
– А кто выходит замуж?
- Похоже, - наконец, кивнул он. - Вроде это они, Медвежьи Ключи. Хотя я тогда еще совсем пацаном был, младше Кирюхи, но дома вроде узнаю.
– Моя подруга Маргарет, секретарь отдела физики, припоминаешь? Это с ней мы встречаемся через пятнадцать минут. Насчет примерки.
- А существо у плетня? - подался вперед Игорь.
– Погоди. У тебя есть подруга? – Он считал, что у Элизабет есть только коллеги-ученые, которые признают ее компетентность и саботируют ее результаты.
- Тоже узнаю, - сказал дед Захар. - Давай я тебе по порядку все расскажу.
Элизабет зарделась от смущения.
Игорь внутренне застонал - при многословности деда Захара \"по порядку\" могло продлиться до вечера - но, делать нечего, согласно кивнул.
– Ну, в общем, да, – неловко выдавила она. – Мы с Маргарет киваем друг другу, когда сталкиваемся в коридорах. Несколько раз болтали возле кофейного автомата.
- Итак, - неторопливо начал дед Захар, - было это в первые годы советской власти...
Кальвин всеми силами изображал, будто слышит разумное описание дружбы.
– Договорились буквально в последнюю минуту. Одна из ее подружек невесты приболела, но Маргарет говорит, что число подружек невесты должно равняться числу шаферов.
Рассказ деда Захара и впрямь продолжался до сумерек. Он изобиловал подробными деталями, касающимися малоинтересных биографий местных жителей, и пространным анализом политической ситуации того времени.
Впрочем, после этих слов к ней пришло понимание, что Маргарет на самом-то деле без разницы, кого пригласить на эту роль: сойдет любая стройная девица без определенных планов на выходные.
Вкратце же история выглядела так.
Небольшая сибирская деревня под названием Медвежьи Ключи образовалась еще при царе Горохе. Стояла она на отшибе и не больно-то жаловала любую власть, живя по своим собственным законам.
По правде говоря, заводить дружбу она не умела. Говорила себе, что виной тому слишком частые переезды, плохие родители, потеря брата. Но знала она и то, что у других тоже бывают сходные обстоятельства, однако подобных проблем не возникает. Наоборот, некоторым это даже помогает заводить друзей: видимо, призрак постоянных перемен и глубокой скорби открывает другим пути к дружеским связям на каждом новом месте. А почему же у нее так не получается?
\"Идолопоклонники\", - так назвал местных дед Захар. Они исполняли древнейшие обряды, посвященные Медведю. Варварские обряды, с принесением человеческих жертв.
Кроме всего прочего, ее смущал сам нелогичный феномен женской дружбы, который требует одновременного умения в нужное время хранить и открывать секреты. При каждом переезде в другой город одноклассницы по воскресной школе отводили ее в сторонку и с придыханием рассказывали о своей влюбленности в кого-нибудь из мальчиков. Она выслушивала эти признания, добросовестно обещая никому не говорить. И держала свое слово. Оказывается, это было неправильно: от нее как раз ожидали разглашения. В обязанности задушевной подруги входило сообщить мальчику такому-то, что девочка такая-то считает его симпатичным; это запускало цепную реакцию взаимного интереса. «А почему бы тебе самой ему не признаться? – говорила Элизабет потенциальным подружкам. – Вот же он стоит». Девчонки в ужасе шарахались.
Дисциплина среди жителей Ключей была железная, всем заправляли три шамана, и их слово являлось законом в последней инстанции. Чужаков в Ключах не приветствовали - попросту убивали или приносили в жертву тому же Медведю. Таким образом, тайну медведепоклонников удавалось сохранять многие десятилетия, если не сказать столетия, пока, наконец, не грянула Великая Октябрьская Революция.
– Элизабет… – позвал Кальвин. – Элизабет?
Погребенный под обилием слов Игорь не очень-то уловил, каким образом тайна Ключей выплыла наружу, но в деревню нагрянула новая власть и навела порядок железной рукой. Большинство жителей расстреляли, оставшихся разогнали по разным деревням, а Медвежьи Ключи сожгли дотла. А может, пожар занялся случайно - в царившей тогда неразберихе могло произойти все, что угодно. Дед Захар помнил только, что жители Ключей под предводительством шаманов защищались отчаянно, и деревню большевикам пришлось брать с боем.
Нагнувшись над столом, он похлопал ее по руке.
Сам Захар, будучи пяти лет от роду, большую часть боя провел с мамкой в подполе, а когда занялся пожар, вместе с ней выскочил за околицу. Большевики пощадили его мать и даже выделили им угол в соседней Охряпинской, где дед Захар живет и поныне.
– Прости, – сказал он, когда она вздрогнула. – Мне показалось, я на миг тебя потерял. Короче, что хотел сказать. Я люблю бракосочетания и пойду с тобой.
Шатун быстренько прикинул возраст деда Захара и присвистнул. Дай нам всем Бог в его годы выглядеть так же!
На самом деле он терпеть не мог бракосочетаний. В течение многих лет они только напоминали, что сам он до сих пор нелюбим. Но теперь у него появилась она: завтра она окажется в непосредственной близости к алтарю, и эта близость, по его расчетам, сможет изменить ее отношение к законному браку. У этой теории даже было научное название: ассоциативная интерференция.
- Правильно посчитал, - усмехнулся дед Захар, словно прочитал мысли Игоря. - Кирилл мне не внук, а правнук. А ты как раз по возрасту за внука сойдешь.
– Нет, – поспешно возразила она. – У меня нет дополнительного приглашения, а кроме того, чем меньше народу увидит меня в этом платье, тем лучше.
- М-да... А что насчет стоящего у плетня существа? - спросил Игорь, указывая на фотографию. - Вы сказали, что узнали его.
– Брось, пожалуйста, – сказал он, протягивая свою могучую ручищу через разделявший их стол и заставляя Элизабет сесть. – Быть такого не может, чтобы Маргарет ждала тебя одну. Что же касается платья, оно наверняка не так уж безобразно.
- Не его лично, а... В общем, это часть обряда у них была, - объяснил дед Захар. - Перед жертвоприношением один из шаманов всегда надевал костюм медведя.
- Серого медведя, - подсказал Игорь. - Серого, а не бурого. Как вы думаете, почему?
– Вот именно, что так! – ответила она, включив интонацию научной уверенности. – Платья подружек невесты шьются с таким расчетом, чтобы у девушек был нелепый вид, тогда невеста на их фоне будет выглядеть красоткой. Это обычная практика, базовая защитная стратегия, уходящая корнями в биологию. Аналогичные явления сплошь и рядом наблюдаются в природе.
- Кто ж их знает, - пожал плечами дед Захар и взглянул в окно на сгущающиеся сумерки. - Я ж всех ихних обычаев не помню, говорю же, мал был. Большую часть я знаю из рассказов матери... Вот смотри сейчас что покажу...
Кальвин вспомнил венчания, на которых ему довелось присутствовать, и понял, что в этом есть доля истины: ему ни разу не пришло в голову пригласить на танец кого-нибудь из подружек невесты. Неужели одежда имеет такую власть над окружающими? Он посмотрел на Элизабет: жестикулируя своими крепкими руками, та описывала предназначенный для нее наряд – юбка-пуф, небрежные сборки на груди и в талии, жирный бант поверх ягодиц. Ему подумалось, что модельеры, придумывающие такие фасоны, уподобляются производителям бомб или порнозвездам: не иначе как они держат в тайне свой род занятий.
Он, кряхтя, поднялся из-за стола, не торопясь, разжег большую керосиновую лампу, открыл шкаф. Покопался и вынул бусы - пожелтевшие звериные клыки вперемешку с кусочками серого и бурого меха, нанизанные на тонкую коровью жилу. Точь-в-точь такие же Игорь видел в доме Олега.
– Ну что ж, хорошо, что ты решила прийти на помощь своей знакомой. Только мне казалось, что венчания тебе претят.
- От матери осталось. Она говорила, что это клыки и мех священного Медведя, - пояснил дед Захар. - Мать, когда из горящей избы выскакивала, единственную вещь прихватила - эти бусы. Ни денег, ни одежды не взяла, а бусы взяла. Во какая вера в ней жила!
– Нет, мне претит только законный брак. Мы с тобой это не раз обсуждали, Кальвин; моя позиция тебе известна. Но я рада за Маргарет. С некоторыми оговорками.
- А фигурки медведя у нее случайно не было? - спросил Игорь.
– С оговорками?
- Нет. А почему ты спросил?
– Понимаешь, – сказала она, – Маргарет твердит, что в субботу вечером наконец-то превратится в миссис Питер Дикмен. Как будто смена именования станет финишной чертой в той гонке, которую она ведет с шести лет.
- Да так... А не могли жители потом потихоньку вернуться в Ключи? Может, деревня существует и поныне? Тайно, а?
– Она выходит за Дикмена? – переспросил Кальвин. – Из отдела клеточной биологии? – Дикмена он не переваривал.
- Нет, - уверенно сказал дед Захар. - Я с тех пор бывал там много раз. Сперва пожарище березняком поросло, а потом, как водится, ели да сосны пришли. А лет десять назад ураган пронесся, деревья повалил, так что теперь бурелом там... Глухое место, нехорошее...
– Точно, – подтвердила она. – Никогда не понимала, почему женщины при вступлении в брак должны сдавать свою прежнюю фамилию, а порой даже имя, как старую машину, в счет оплаты нового статуса: миссис Джон Адамс! Миссис Эйб Линкольн! Можно подумать, женщина два десятка лет живет под временной меткой и только после замужества становится полноценным человеком. Миссис Питер Дикмен. Звучит как пожизненный приговор.
Или дед Захар был заправским актером, куда лучше Олега, или говорил чистую правду. По крайней мере, знаменитое чутье Игоря не распознало в словах и поведении деда Захара фальши. Тем не менее, Игорь возразил:
«А вот Элизабет Эванс, – пронеслось в голове у Кальвина, – звучит идеально». Не успев себя одернуть, он нащупал в кармане миниатюрную синюю коробочку и решительно поставил перед нею на стол.
- Что-то не сходится. Если деревню уничтожили в двадцатых годах, то откуда взялось фото? Снимок хоть и черно-белый, но явно не тех лет. Он сделан много позже.
– Быть может, хоть это улучшит тебе настроение, подпорченное платьем, – выпалил он с неистово бьющимся сердцем.
Дед Захар задумался.
- Понятия не имею, - наконец, признался он. - Может, кто из уцелевших жителей нарисовал по памяти, а потом сделал из рисунка карточку? Говорят, техника сейчас и не на такое способна.
– Коробчонка для кольца, – объявил один из геологов. – Приготовьтесь, ребята: начинается помолвка.
Игорь задумчиво отхлебнул чаю и закусил душистым пирогом. Дед Захар был очень убедителен. Если бы на месте Игоря оказался кто-то другой, он, несомненно, поверил бы, что фотография и впрямь подделка, и что Медвежьи Ключи больше не существуют. Да Игорь и сам бы поверил, если бы не...
Но выражение лица Элизабет как-то не соответствовало моменту.
Если бы не письмо отца и шерсть на собственном теле. И самое главное: если бы от существования Ключей не зависела его жизнь!
- Дед Захар, а что такое \"время бесцветной крови\"? Вот здесь, на фотографии написано... Кстати, ваш Кирилл тоже о ней говорил. Дескать, вас нет дома, потому что вы пошли на бесцветную кровь смотреть.
Элизабет перевела взгляд с коробочки на Кальвина, и глаза ее расширились от ужаса.
Дед Захар крякнул и недовольно провел широкой ладонью по клеенчатой скатерти, словно собирал крошки.
– Мне известно твое отношение к браку, – торопливо заговорил Кальвин. – Но я долго думал и пришел к выводу, что у нас с тобой будет совершенно особенный брак. Нетипичный. Даже, можно сказать, увлекательный.
- Ну, пошел-то я не на бесцветную, а на обычную кровь смотреть. И не смотреть, а душегуба выслеживать... А \"время бесцветной крови\"... Так у идолопоклонников называлось время, когда они приносили жертвы своему Медведю.
– Кальвин…
- А Кирилл откуда про это знает?
– К тому же брак нужно заключить из практических соображений. К примеру, для снижения налогов.
- Да я ж ему и рассказывал. Заместо сказок. И про Ключи, и про бесцветную кровь.
– Кальвин…
- Понятно... Дед Захар, а не могли бы вы отвести меня на то место, где раньше была деревня?
– Ты хотя бы взгляни на кольцо! – умолял он. – Я носил его при себе не один месяц. Прошу тебя.
- Отчего ж нет, свожу... Только это далеко, в трех днях пути, если быстрым шагом. А если нога за ногу, то и все четыре выйдет. Так что пару ночей в лесу провести придется. Ты как, сдюжишь?
– Не могу. – Элизабет отвела взгляд. – Тогда мне будет еще труднее сказать «нет».
- Запросто, - улыбнулся Игорь.
Ее мать всегда утверждала, что о женщине судят по успешности ее брака. «Я могла выбрать Билли Грэма
[3], – часто повторяла она. – Не думай, что он мною не интересовался. Кстати, Элизабет, когда у тебя дойдет до помолвки, требуй самый большой камень. Если брак развалится, так хоть будет что в ломбард снести». Как выяснилось, мать исходила из собственного опыта. Когда они с отцом оформляли развод, оказалось, что мать уже трижды побывала замужем.
- Тогда завтрашний день на сборы, а послезавтра с рассветом и отправимся.
- Договорились.
– Я замуж не собираюсь, – отвечала ей Элизабет. – Я собираюсь посвятить себя науке. Женщины, преуспевшие в науке, не вступают в брак.
Шатун взглянул в темнеющее окошко. Ему вдруг показалось, что снаружи кто-то стоит - подслушивает, затаив дыхание.
– Да что ты говоришь? – хохотала мать. – Ну-ну. Стало быть, ты хочешь выйти замуж за свою науку, как монахини выходят замуж за Иисуса? Впрочем, думай о монашках что угодно, однако у них муж никогда не будет храпеть. – Она ущипнула дочку за руку. – Ни одна женщина не откажется от замужества, Элизабет. И ты не станешь исключением.
\"Наверное, это Кирилл. Проверяет, можно ли возвращаться домой, остыл дед или еще сердится\", - решил Игорь и поднялся из-за стола.
- Спасибо за пироги и чай. Я, пожалуй, пойду.
Кальвин широко раскрыл глаза:
- Давай. А я завтра к Олегу загляну, ты ж у него живешь? Посмотрю, что ты в дорогу брать надумаешь. Только не обессудь, все лишнее выкину, в путь налегке идти надо. Да, рюкзак пусть тебе Олег даст.
– Ты говоришь «нет»?
- Не надо. У меня свой есть.
– Да, это так.
- Это хорошо... Ну, тогда до завтра. Кстати, будешь по двору проходить, кликни Кирюху, а то он что-то заигрался. Скажи, дед спать зовет.
– Элизабет!
Игорь протянул на прощанье руку и вышел в темные сени...
– Кальвин… – осторожно заговорила она, протягивая ладони к его рукам и вглядываясь в его сникшее лицо. – Мне казалось, у нас был уговор. Ты ведь сам ученый и наверняка понимаешь, почему вопрос замужества для меня исключается.
От смерти его спасло хваленое чутье - он ощутил чужое враждебное присутствие и инстинктивно наклонил голову. Удар пришелся вскользь. Падая, Игорь успел разглядеть в темноте горящие, наполненные злобой и торжеством глаза, и потерял сознание.
Но его лицо не выражало такого понимания.
– Потому что я не могу допустить, чтобы мой вклад в науку растворился в твоем имени, – разъяснила она.
Воздух был буквально пропитан тяжелым приторным запахом крови.
– Правильно, – сказал он. – Конечно. Само собой. Значит, это сугубо рабочий конфликт.
Дед Захар лежал у печи с расколотой головой, разрубленной грудной клеткой и выпотрошенными внутренностями. Казалось, убийце было мало просто лишить старика жизни - он еще долго наслаждался, кромсая топором его мертвое тело.
– Конфликт, скорее, социальный.
Комната была ярко освещена несколькими мощными электрическими фонарями, но Олегу все равно не хватало света. Или это у него темнело в глазах от горя и жгучей ненависти к убийце?
- Кирюху забрала к себе тетка Аглая, - глухо сказал Антон, входя в комнату. - Счастье, что его не было дома, играл на огороде, а то бы и его не пощадили. Говорит, не шел домой, боялся, что дед будет ругать за журналиста. Хотел подождать, пока дед уснет.
– Да это же КОШМАР! – вскричал он, отчего те сотрудники, которые еще не глазели в их сторону, тут же переключили все свое внимание на несчастную пару в центре зала.
- Уснул... - Олег поиграл желваками. - А журналист как? Пришел в сознание?
– Кальвин! – произнесла Элизабет. – Мы уже это обсуждали.
- Нет еще. Мы его в сенях оставили, трогать побоялись. У него вроде температура поднялась, он горячий весь и трясется, как в лихорадке. Может, сотрясение мозга? Его бы в больницу...
– Да, я знаю. Тебе претит смена фамилии. Но разве я когда-нибудь говорил, что меня не устраивает твоя фамилия? – запротестовал он. – Вовсе нет; напротив, я ожидал, что ты сохранишь свою девичью фамилию.
Это было не вполне правдиво. Кальвин предполагал, что она возьмет его фамилию. Тем не менее он сказал:
- Нет... - внезапно раздался за спиной слабый голос Игоря. Он с трудом стоял, опираясь боком о дверной косяк. - Никаких больниц... Олег, отведи меня к Двум Братьям... Я тебя прошу! Пожалуйста!!!
– В любом случае наше будущее счастье не должно пострадать, если некоторые по ошибке станут обращаться к тебе «миссис Эванс». Мы будем их поправлять.
- Ночью что ли? - растерялся Олег и присмотрелся к Игорю. - Да ты весь горишь! У тебя и впрямь лихорадка. Поехали, я отвезу тебя в Урюск, в больницу.
Сейчас был не самый подходящий момент для того, чтобы сообщить ей о переоформлении купчей на его небольшое бунгало: «Элизабет Эванс» – именно такое имя он продиктовал начальнику окружной канцелярии. Кальвин напомнил себе первым делом позвонить из лаборатории этому чиновнику.
- Нет! - прохрипел Игорь. - Отведи меня к Двум Братьям! А то я сам пойду! Прямо сейчас пойду!
Элизабет покачала головой:
- Куда ты такой пойдешь? Ты же еле на ногах стоишь, - с досадой откликнулся Олег. - Вот свалился же ты на мою голову! Не видишь, что у нас здесь творится? Не до тебя мне, пойми ты, наконец!
- Лучше скажи, ты видел нападавшего? - вмешался Антон.
– Наше будущее счастье не зависит от заключения брака, Кальвин, – во всяком случае, для меня. Я безраздельно предана тебе одному; свидетельство о браке этого не изменит. А кто что подумает… вопрос упирается не в горстку несведущих: вопрос упирается в социум, а конкретно – в научное сообщество. Все мои работы внезапно начнут ассоциироваться с твоим именем, как будто они выполнены тобой. Более того, люди в большинстве своем будут считать само собой разумеющимся, что это именно твои научные труды – хотя бы потому, что ты мужчина, но в особенности потому, что ты – Кальвин Эванс. У меня нет желания повторять судьбу Милевы Эйнштейн или Эстер Ледерберг
[4]. Кальвин, я вынуждена тебе отказать. Даже если мы предпримем все юридические шаги к тому, чтобы обеспечить сохранность моей фамилии, она все равно изменится. Все будут называть меня миссис Кальвин Эванс; я превращусь в миссис Кальвин Эванс. Каждая рождественская открытка, каждое банковское уведомление, каждое напоминание из налоговой инспекции будет адресовано мистеру и миссис Кальвин Эванс. А известная нам Элизабет Зотт прекратит свое существование.
- Нет. - Игорь без сил опустился на корточки и привалился спиной к стене. - Он ударил сзади.
– Значит, превращение в миссис Кальвин Эванс – это самая страшная трагедия из всех, которые тебя подстерегают. – От уныния у него вытянулось лицо.
- Тебе повезло, удар топором пришелся плашмя. А деду Захару раскроили череп.
– Я хочу остаться Элизабет Зотт, – сказала она. – Для меня это важно.
- Топором? - удивился Игорь. - Так это был не зверь?
- Нет, убийца человек. А с чего ты решил, что зверь?
Они с минуту посидели в неловком молчании, по разные стороны от одиозного синего кубика – этакого несправедливого судьи напряженного матча. Против своей воли Элизабет попыталась представить, как выглядит скрытое внутри кольцо.
- Сам не знаю... Просто у вас тут волки, медведи... Я и решил...
– Мне очень жаль, что так получилось, – сказала она.
- Ладно, поднимайся, - сказал Олег. - Мы с Антоном отведем тебя...
– Пустяки, – сухо ответил он.
- Куда?
Элизабет не смотрела в его сторону.
- Ко мне домой, куда ж еще. Тебе нужно в постель... Я скажу женщинам, пусть меда разведут, настой какой-нибудь сварят... Пойдем, пойдем... Утром поговорим, куда тебя везти: в больницу или к Двум Братьям.
Игорь скривился - утром! Еще не известно, доживет ли он до утра, или так некстати начинающийся приступ странной болезни за ночь убьет его. Но спорить и что-то объяснять сил уже не оставалось, поэтому он покорно поднялся на дрожащие ноги и, спотыкаясь, побрел по улице, буквально повиснув на плечах у Олега и Антона. Ему было так плохо, что он не заметил, как меховой покров нагло вынырнул из-за круглого ворота футболки. Зато это не ускользнуло от внимательного взгляда Олега, который на миг опешил, а потом тихонько цыкнул на Антона. Тот присмотрелся, и у него глаза на лоб полезли.
– Сейчас разбегутся! – зашипел Эдди своим дружкам. – И вся любовь псу под хвост!
- Ого! Ни фига себе! Так он...
- Тихо ты! - Олег обеспокоено взглянул на Игоря, но тот пребывал в полубеспамятстве и ничего не замечал.
«Вот черт, – подумала Фраск. – Опять эта Зотт – девушка на выданье».
- Так может это он и есть, тот, кто... - тихонько пробормотал Антон.
- Может и он, - согласился Олег и злорадно улыбнулся. - Значит, с фотографией хотите разобраться, господин журналист? Ну, ну... Разберетесь. Так разберетесь, что мало вам точно не покажется!
Впрочем, Кальвин не отступал. Через полминуты, не обращая ни малейшего внимания на десятки пар устремленных на него глаз, он выговорил намного громче, нежели планировал:
Игорь метался в бреду. Его терзали странные видения. Ему казалось, что он снова сидит в доме деда Захара и пьет чай. Вот дед Захар встает, поворачивается спиной и лезет в шкаф за материнскими бусами. Игорь чувствует внезапную опасность, резко поворачивает голову к темнеющему окошку, видит оскаленную пасть огромного серого медведя, его горящие злобой и нетерпением глаза.
- Убей его! - требует медведь, тыча лапой в деда Захара.
– Богом прошу, Элизабет, пойми. Это просто именование. Оно не играет роли. Важна только ты сама, вот что существенно.
- Нет, ты что! - ужасается Игорь. - Я не зверь!
Медведь в ответ ухмыляется.
– Хотелось бы верить.
- Зверь! Ты - зверь! Если сомневаешься, посмотри в зеркало...
Игорь в ужасе бросается к зеркалу и видит, что покрыт шерстью с ног до головы, а вместо лица у него медвежья морда.
– Это чистая правда, – упорствовал он. – Что в имени? Да ничего!
- Нет! Спасите!!! - Игорь в панике трясет за плечо деда Захара. Тот оборачивается, и Шатун замечает, что в голове у него засел топор.
- Ты убил меня, - говорит дед Захар.
Она взглянула на него с внезапной надеждой:
- Я не убивал! - орет Игорь.
- Ты нет, - соглашается дед Захар. - А он - да.
– Ничего? В таком случае почему бы не сменить твою фамилию?
Игорь следит за указующим пальцем деда и видит, что за окошком вместо медведя стоит Кирилл.
- Не может быть! Это ты убил?! - чуть не плачет Игорь.
– На какую?
- Да, - спокойно отвечает мальчик. - Он собирался отвести тебя в Ключи, а этого делать нельзя. Никто не должен знать про Медведя. Ты узнал, поэтому теперь я убью и тебя...
Кирилл кладет тяжелую, недетскую руку на плечо Игорю. Тот бьется, пытаясь вывернуться из страшного захвата...
– На мою. Зотт.
- Эк его крутит, - раздался вдруг озабоченный голос Олега. - Надо скорее лихорадку снять, а то еще помрет раньше времени.
Игорь с трудом приоткрыл глаза. Он лежал в доме егеря на знакомой кровати, а рядом стояли Олег и молоденькая девушка с тряпицей в руках. В соседней комнате сквозь открытую дверь виднелись силуэты еще каких-то людей, слышались голоса.
От потрясения он вытаращил глаза:
- Ну, где там тетя Аглая? - нетерпеливо воскликнула девушка. - Обещала травку для отвара принести и пропала. - Она намочила тряпицу холодной водой из миски и положила на лоб Игорю. - Бедненький. Что ж ему так не повезло-то!
- Повезло - не повезло. Это еще как посмотреть, - пробормотал Олег.
– Очень смешно.
Его перебил голос Антона, идущий из соседней комнаты. Слов Игорь не разобрал, но девушка и Олег дружно повернулись в сторону говорившего, и егерь отчетливо сказал:
- Ты прав, Антон. Придется отдать его Медведю. И чем скорее тем лучше.
– Ну так что же мешает? – Ее голос звенел как струна.
- Не надо меня Медведю! - испугался Игорь, но его тихих слов никто не услышал. Они потонули в раздавшемся вдруг резком гомоне незнакомых голосов. Галдеж все усиливался, раскаленными гвоздями забиваясь в уши, вызывая тошноту и головокружение, а перед глазами возникло странное мельтешение человеческих лиц и волчьих морд.
- К Медведю его! К Медведю! - кривились рты и пасти, обдавая Игоря смрадом. - Медведю нужна жертва! Жертва! Жертва...
– Ты уже знаешь ответ. Мужчины так не делают. И вообще, надо учитывать мои работы, мою репутацию. Я ведь… – Он запнулся.
\"Чужаков в Ключах не приветствовали: попросту убивали или приносили в жертву тому же Медведю\", - рассказывал дед Захар.
- Я не буду жертвой, - прошептал Игорь.
– Ну-ну?
- Ты чужак! - внезапно захохотал невидимый Антон. - Ты хотел увидеть Медвежьи Ключи? Ты их увидишь! Еще как увидишь!
- До смерти не забудешь! - вторил Олег, и его перекошенное лицо то и дело сменялось злобной медвежьей мордой.
– Я же… Я…
- Я принесла медуницу и иван-чай, - раздался вдруг в этом безумии нормальный, чуть запыхавшийся женский голос. - Можно готовить отвар. Анюта, кипяток готов?
Ответа Игорь не услышал, погрузившись в палящее изматывающее забытье...
– Говори.
В следующий раз он очнулся от резкой боли в правой ладони. Через силу поднял будто налитые свинцом веки и с удивлением огляделся вокруг. Вроде та же комната, те же люди, но... Игорь словно оказался внутри старого черно-белого фильма. Или это реальность вдруг потеряла цвет? Все краски исчезли, стерлись, и вместе с тем предметы стали четче, объемнее, а восприятие вдруг приобрело невиданную остроту. Игорь явственно слышал дыхание каждого из присутствующих людей. Отчетливо видел паука, деловито растягивающего свою паутину под потолком в самом дальнем углу полутемной комнаты. Обонял запах мокрой травы за окном. Эти новые, свежие ощущения так захватили его, что он не сразу сосредоточился на главном. А главным была его порезанная ладонь, которую держал над миской Олег. Из раны капала кровь, и эта кровь тоже не имела цвета, как и все остальное в этом странном бесцветном мире.
- Бесцветная кровь. Так вот, что это такое, - улыбнулся Игорь. Лихорадка у него прошла, и ему было хорошо, как никогда. - Кирюха был прав, бесцветная кровь - это когда хорошо...
- Что ты сказал?! - Олег вздрогнул и наклонился к его лицу, внимательно вглядываясь в зрачки.
- Кровь, - снова улыбнулся Игорь. - Моя кровь бесцветная. Хорошо...
Олег резко провел лезвием ножа по собственной ладони и сунул ее под нос Игорю.
– Хорошо. Я же знаменит, Элизабет. Мне нельзя менять фамилию.
- А моя кровь какого цвета? Ну, говори!
- Красная, - удивился Игорь. И тут же в мир начали стремительно возвращаться краски. Они врывались в восприятие, причиняя физическую боль. - Нет! - застонал Шатун. - Уберите цвет! Не надо!
– Ага, – сказала она. – То есть не будь ты знаменит, тогда смена твоей фамилии на мою была бы для тебя абсолютно приемлема. Так?
- Где там питье? - раздраженно воскликнул Олег. - Несите скорее!
Кто-то, Игорь не понял кто, подал Олегу кружку с отвратительно пахнущей жидкостью. Олег подержал свою окровавленную ладонь над кружкой, дожидаясь, пока несколько капель смешаются с питьем, затем опрокинул туда же миску с кровью Игоря.
– Послушай… – сказал он, сгребая со стола синюю коробочку. – Так уж сложилось; эта традиция придумана не мной. Когда женщина вступает в брак, она берет фамилию мужа; девяносто девять и девять десятых процента женщин не имеют ничего против.
- Я не стану это пить, - помотал головой Шатун.
- Еще как станешь! - повысил голос Олег.
– И у тебя есть некое исследование, подтверждающее данный тезис, – сказала она.
Игорь попытался оттолкнуть егеря и встать, но сразу несколько рук вцепились в его тело, удерживая, а чьи-то пальцы зажали нос, вынуждая разомкнуть челюсти, и мерзкая на вкус жидкость хлынула в рот. Он поначалу отплевывался, но часть все же проскочила в пищевод.
– Какой?
- Мало выпил, - раздраженно буркнул Олег, глядя на залитую питьем постель. - Готовьте еще одну порцию, иначе Медведь не примет его...
– Что «девяносто девять и девять десятых процента женщин не имеют ничего против».
\"Какой страшный сон мне приснился!\" Игорь потянулся, разминая затекшее тело, и открыл глаза. В комнате никого, как и следовало ожидать. И белье сухое - ни следа от пролитого питья. \"Значит, точно приснилось\", - обрадовался Игорь.
Наступил день. В окошко билось яркое солнце. Подстать ему на душе у Игоря было светло, и чувствовал он себя отменно. Тут требовательно напомнил о себе мочевой пузырь. Игорь поспешно откинул тонкую простыню, встал на ноги, зевнул и потянулся почесать заросшую мехом грудь. Но его пальцы не ощутили уже ставшей привычной короткой жесткой шерсти. Только гладкая, чуть влажная от пота кожа. Игорь ошарашено уставился на свой торс. Так и есть! Ни волосика, ни шерстинки! А ноги? А спина? Он поспешно исследовал собственное тело, выворачивая голову под немыслимым углом. Пусто! Он гол, как после эпиляции!
– Допустим, нет. Но я никогда не слышал ни одной жалобы.
Гол! Сознание тут же подсказало, что вчера вечером на нем были футболка и джинсы, и он их не снимал. Теперь же его одежда аккуратно висела на спинке стула. Кто их снял с него? Олег? Когда? Зачем? Неужели это был не сон - убийство деда Захара и его собственная лихорадка?! И то, что его собирались принести в жертву Медведю и для этого поили жидкостью, настоянной на его же собственной крови и крови Олега?!
Игорь взглянул на свою ладонь. Порез. Свежий. С засохшей корочкой крови.
– И причина, по которой тебе нельзя менять фамилию, заключается в том, что ты широко известен; хотя девяносто девять и девять десятых процента безвестных мужчин тоже, как ни странно, сохраняют свои холостяцкие фамилии.
Как был в одних трусах, босиком, Игорь подошел к двери, ведущей в большую комнату, тихонько приоткрыл ее, осторожно выглянул и... остолбенел.