Виталий Сертаков
Демон против Халифата
Вместо предисловия
ОСКАЛ ДОХЛОГО ЗАЙЦА
…С юга, сквозь буран, долетал запах падали.
Хранительница Книги понимала, что это невозможно, что сквозь сотни километров засыпанных снегом дорог никакой запах не долетит, но ничего не могла с собой поделать.
Те двое, что сейчас мчались к зимовью, несли дурную весть. Наперекор стихии, охраняемые стаей волков, гнали они сквозь ночь черных жеребцов…
Хранительница обмакнула перо в чернила и тщательно вывела на чистом листе:
«Сей день, девятнадцатого января две тысячи сто сорок третьего года, Проснувшийся демон по прозвищу Кузнец начал великую битву за два моря, с войском Карамаз-паши…»
2143 год… На заснеженном северном пределе, вдали от фермерских делянок, в тысячах километров от бурлящего Петербурга, пишется священная Книга народа Качальщиков. Так называют себя лесные колдуны, потомки тех, кто пережил эпидемии двадцать первого века в самых горячих местах. Они способны и сами раскачать матушку-землю, эти люди, привыкшие жить по законам буйных лесов и мертвых городов. Прирастает Книга как со слов пришлых, случайных странников, так и по указаниям Хранителей памяти, что умеют видеть вперед, умеют раскрутить нить судьбы отдельного человека. Полнится Книга рассказами Качальщиков, приводящих караваны со степного славянского юга, пухнет предсказаниями чужих колдунов с дальних восточных рубежей. Много страниц вписано норвежскими моряками и оленеводами страны Суоми, далекими китайскими и казахскими братьями, пастырями польского народа, торговцами Литвы и Эсти…
К зиме сорок третьего года Книга состояла из десятков тетрадей, обернутых кожей, пересыпанных в сундуках снадобьями от насекомых. Грызунов тетради не боялись, поскольку ни одна теплокровная тварь не осмелится полакомиться имуществом Качальщиков и без приглашения близко не подойдет к лесным деревням. Тетради старательно дублировали, размножали, а Главы Родов развозили их под охраной и бережно прятали в тайных скитах, в своих родовых хуторах…
Но девушки-помощницы только переписывают, а вести чистовую запись доверено лишь одному человеку — Маме северного рода, Хранительнице Книги. Должность Хранительницы не переходит от матери к дочери; для передачи ее собираются Главы родов со всей России, стольничают несколько дней, обстоятельно судачат об охоте, рыбалке, о видах на урожай. Считается дурным тоном затевать болтовню о Слабых метках, что губят землю на территориях древних заводов, или о наступлении Вечных пожарищ на добрые леса. В такие дни старейшины не рассуждают о Звенящих узлах, с которыми боролись их деды и прадеды, не обменивают пленных шептунов и уродов на стада коров…
Потому что Книга важнее всего. Так заведено первыми Качальщиками, теми, кто еще помнил, как миллионы обезумевших горожан сбегали в леса под угрозой СПИДа и как зараза догоняла их по воздуху, настигала в дачных поселках и удаленных поместьях…
Качальщики слушают уходящую на покой Хранительницу, обсуждают, кто из молодых женщин острее прочих видит и трактует будущее, кто способен ловчее поймать ускользающее кружево фраз, кто смотрит на фразы не сквозь, а сверху… Ответственность на преемнице огромная, ведь Книга несет ответы, за которыми колдуны всех мастей и старейшины едут с самых дальних окраин… Так задумали прадеды, когда стало ясно, что предыдущая Книга, написанная учениками Погибшего на кресте, перестала отвечать на вопросы.
Но прежняя Книга оказалась живуча, и жизнь в ней раздул не кто иной, как президент Кузнец, Странно это и неприятно сознавать молодой Хранительнице Анне Третьей, которая помнит президента России, еще когда он был совсем пацаном, а тупые городские насекомые, начисто лишенные дара чародейства, плевали ему вслед и втихаря обзывали Проснувшимся демоном. Помнит Мама Анна, как молодого несмышленыша, действительно уснувшего в древней машине задолго до Большой смерти, выкрали ее братья у питерских после его векового сна. Человека из прошлого отдали на попечение к брату Бердеру, Хранителю силы и воспитателю молодых Клинков… Так надо было сделать, потому что велела Книга. Так надо было сделать, чтобы позже вернулся обученный Клинок в Петербург, собрал по всей Европе Братство Креста и повернул полки против воинства оборотня-паши…
Книга не всегда отвечает, но никогда не врет, это знает каждый Качальщик. Книга не врет, в отличие от всех прочих документов на планете и в отличие от старой Книги погибшего бога. Прежние святые письмена обманывали, они обещали совсем не такой конец… А новая пишется не раз и навсегда, ежедневно. И впредь…
Качальщики получили от матушки-земли силу, невиданную силу, забытую со времен былинных богатырей. Подобной мощью одаривала русская земля сынов и дочерей своих лишь в периоды лихолетья, когда нуждалась остро в защитниках. Пока не сгинуло племя Хранителей, пока нуждается русская земля в обороне от затаившейся фабричной химии, будут скрипеть перья, будут усердно склоняться головы писцов, будут бормотать свои видения пришлые старцы, страшно закатывая глаза…
Именно так, слегка пугая девушек-помощниц, вел себя отшельник Валдис, один из мудрейших Хранителей памяти. Щуплый, маленький, он прилетел на змее три дня назад и уютно устроился на мягких шкурах, у натопленной печи. Нынче он лежал на широкой лавке, в чистом белом платье, периодически макал усы в хмельной травяной чай и гневно бормотал, вздрагивая кадыком. Его многочисленные седые косички подметали дощатый пол; звякали амулеты на запястьях, рокотал воздух в перебитом, по молодости, носу.
Напротив старца, раскуривая длинную трубку, щурилась на огонь Мама — остролицая хмурая женщина с повадками рыси. Две девушки и служка, из клейменых шептунов, почтительно держались педаль. Хранительница Книги слушала Валдиса вполуха, она знала, что помощницы исправно сделают свою работу, а разбираться в пророчествах придется позже. Поскольку перебивать гостя не положено, а книга не терпит вопросов…
Валдис утомился и задремал. Остролицая суровая женщина перевернула хрусткую страницу и на чистом листе вывела: «…Собрав войска российского достойное число, в шестьдесят тысяч штыков пешими, а также пятнадцать тысяч сабель, выставил Кузнец кордоны промеж Каспия и Черного, в предгорьях южных. Кинул клич по всему Братству Креста, собрал союз правителей иноземных, а сам с малым флотом достиг тайной бухты, где скрывали янычары древние корабли, с огненными грибами на борту…»
Анна Третья подержала перо над бумагой, но так и не поставила точку. Книга не закончилась. Книга не заканчивалась никогда. Хранительница ждала гостей, прирученным нервным умом она заранее угадывала, что верные братья мчатся сквозь буран с дурными вестями. Сегодняшние гости несли тяжкие вопросы, на которые Книга ответить пока не могла…
«…И снарядил флот военный, из древних кораблей составленный, и грязью покрыв воздух и воду, обошел континент европейский… Имел на борту, в клетях железных, змеев летучих, китайскими братьями пожалованных, для победы над воинством Карамаз-паши и аравийским Халифатом…»
Старик на лавке встрепенулся, втянул ноздрями смолистую жару избы.
— Чаю, Валдис? — Анна почтительно подвинула пиалу с вареньем.
— Исмаил с незнакомым отроком скачут… — Валдис приложился к горячему напитку. — Волки их устали, лапы сбили по насту…
— Недобрые вести слышишь, Хранитель?
— Нет, Мама. Недобрых вестей не бывает, сама знаешь. Каждая весть — как зеркальце: как взглянешь — так и отразится. Зато мысли недобрые коптят небо над Россией, черно небо от гнуса…
Анна Третья невольно поежилась. Пустынники порой не желали изъясняться внятно. Однако именно они предрекли России бурю последних пятнадцати лет. Отшельники предсказали пробуждение Кузнеца в древней машине, которую сам он называл «капсулой анабиоза». И чем это закончилось? Разве стало безопаснее жить в лесах? Кому польза оттого, что освобожденное, смазанное, смердящее оружие прошлых веков вновь царапает матушку-землю?..
«…Собирались трижды в лето и осень сорок второго года Хранители памяти и Хранители меток, во имя равновесия молили духов ниспослать верное решение. Однако чистыми легли страницы Книги, и не сумели в эту осень решить, следует Качальщикам русским поддержать президента Кузнеца в тяжелой войне или предоставить на волю высших духов…»
Визгливая поземка шваркнула в обледеневшие окошки, проскользнула в избу вместе с вошедшими, закутанными до бровей, мужчинами, рванула огоньки свечей. За притолокой заворковали почтовые голубицы, в корзине заволновались, раздулись под сквозняком спавшие прозрачные жабы, доставленные из ракетных могильников Северодвинска и назначенные заменять свечи в случаях крайних. Гости в прихожей стряхивали с сапог снег, девушки принимали у них шубы. За окошком конюх подхватил под уздцы черных разогретых жеребцов, повел отшагать по узкой протоптанной тропке. Белоголовые ушастые волки из личной охраны караванщиков забирались нижним лазом в специально для них отведенный сарайчик, граничащий с горячими печными кирпичами.
Прежде чем выйти в переднюю, Анна перелистнула страницу. Она прекрасно помнила все, о чем там сказано, но сейчас дорога была каждая мелочь. С тех пор как до Беломорья докатились слухи о гибели в подмосковных чащобах Хранителя силы, брата Бердера, взрослое население деревень бурлило. Никто толком не знал, зачем Хранитель силы подхватил верных отроков, взнуздал дракона и ринулся в самый центр раскачавшейся стихии, на явную погибель и себя, и учеников обрекая. Не поделился Хранитель с братьями, но подозревали многое. Якобы отважился президент Кузнец на дело непотребное — отрыть в московской земле саму Большую Смерть, ядовитую вакцину, прикасаться к которой нельзя, иначе вновь пойдет гулять эпидемия. Якобы Бердер его упредить хотел, да не сумел, сгинул в чащах. И вроде бы не обвинить впрямую президента Кузнеца в погибели троих замечательных уральских Клинков, однако забурлили лесные поселки…
От алтайской тайги до Чудского озера рождались самые невероятные предположения; находились даже такие, кто всерьез подозревал президента Кузнеца в желании распылить Большую Смерть над миром. Анна Третья, по своей должности, не вмешивалась в споры, Хранительнице Книги положено быть беспристрастной и одинаково строгой ко всем. Но это внешне… А внутри… Анна ждала гостей и в десятый раз перечитывала последние страницы, посвященные атаке русских армий на страну Двух башен. Вроде бы Проснувшийся демон все сделал правильно, но…
«…Монахи храма Девяти сердец подвергли Проснувшегося демона смертельным испытаниям, в сладчайшие искушения ввергли его, но Демон избрал путь служения, не сошел с пути. Китайские братья утверждают, что президент отказался вернуть молодость себе и своей женщине, так велика была его тяга стать послушником, и заполучить священных Красных драконов для войны с иноверцами. Кузнец получил Красных драконов, выкормил их своей кровью, привез в страну Двух морей, где древние корабли неприятеля готовились плюнуть огненными грибами и бочками с заразой…»
Анна Третья повела плечом. Подскочили две девушки, набросили на Хранительницу Книги меховую выворотку, предварительно разогретую в предбаннике. Поднесли свежий чай в берестяной чашке. Хранительница хоть и молода была, но не жаловала посуду из мертвого дерева, а из металла — так вообще, боже упаси поднести. Заклюет, шибко вредная; люто блюла Анна обряды, предписанные старцами. Потому и выбрали Качальщики ее новой Хранительницей Книги.
Пока девушки накрывали стол гостям, Анна перевернула еще несколько страниц. Ее не покидало ощущение, что сегодняшним вечером произойдет нечто непоправимое, в Книге появятся сразу несколько новых записей, противоречащих друг другу, способных перевернуть мысли прежние… Она никогда не жаловала президента Кузнеца, не разделяла идеи старейшин о целовании креста, о возвращении Качальщиков к мертвой вере. И не радовалась тому, что мамочки снова начали массово рожать детей. Больше ста лет держалось хрупкое равновесие между могучим волшебством обиженной матушки-земли, темным чародейством Озерных колдунов и слабыми наскоками цивилизации. Больше ста лет мамочки, да и отцы, способные к продлению рода, ценились в городах дороже золота, численность населения оставалась низкой, и вдруг, в одночасье все изменилось.
Плохо это или хорошо, что снова задымили трубы, в тысячный раз спрашивала себя Анна Третья. Хорошо ли, что люди перестали жить покойно и размеренно? А главное… Несмотря на то, что Книга предрекла его пробуждение заранее…
Хорошо ли, что Демона не убили шестнадцать лет назад?..
Равновесие качнулось как раз тогда, когда власть в Петербурге захватил Артур Кузнец. Книга предупреждала об этом, но пророчества ведунов порой смутны. Книга предупреждала, что «насекомые» начнут размножаться в десять раз быстрее, чем раньше, что снова закружат шестерни заводов, отравляя воздух и воду, но в Книге не было указано, как с этим бороться…
Анна Третья непроизвольно скрипнула зубами. Наедине с собой она могла быть честной. Последние годы она все сильнее подозревала, что старейшины разделяют ее страхи, только никто не говорит о них вслух. Качальщики сто двадцать лет спасали континент, но явился этот безумный ученый, и вот…
Равновесие нарушено.
— Мир дням твоим, Мама, — хором произнесли двое мужчин, оправляя косицы. В их бородах звенели сосульки.
— Мир дням, тепла вам, — приветливо кивнула Хранительница. — Лошади здоровы? Волки целы?
Хранительница нервничала, потому что один из мужчин показался ей незнакомым. В деревню крайне редко наезжали чужаки, а на аудиенцию к Хранительнице Книги их мог привести лишь человек приближенный. Впрочем, вошедший первым был одним из близких братьев…
— Благодарение заступникам, все целы, — привычно проговорил старший из мужчин, седой и высохший, похожий на шуструю ожившую мумию. Он повернулся, отыскивая икону, но, не обнаружив искомого, перекрестился на пустой угол.
Мама Анна насмешливо хмыкнула. Пришлый остро глянул из-под седых бровей, но Хранительница уже закрыла лицо широкой дымящейся чашкой. Она задышала свободнее, поскольку узнала, наконец, второго посетителя. Впрочем, удивление все равно осталось; этот человек с плоским невыразительным лицом, с черными щелочками глаз, только казался молодым…
— Приятно видеть тебя другом, брат Цырен, — улыбнулась Анна.
— Приятно думать, что мы всегда остаемся друзья, — с легким акцентом произнес бурят. Разоблачившись, он остался в желтой накидке; бритую голову покрывали непонятные письмена.
— Разве нет, Мама, в обители твоей иконы? — ровно полюбопытствовал седой старик.
— Я просила тебя, Исмаил, не поминать мертвых богов…
— Разве ты сама хоронила бога, что считаешь его мертвым? — все так же, не повышая голоса, откликнулся Исмаил.
Юные прислужницы затаили дыхание.
— Я тебя поздравить хотела, — сменила тему Анна. — Валдис сказывал, избрал тебя Урал старшим Хранителем меток. Так ли?
— Избрали, сестра, благодарствую…
— Высока честь, брат. Скажи теперь, тебе старейшины поручили следить, что мне надлежит в избе держать? — нанесла удар Анна.
— Но, сестра! Качальщики признали Того, кто умер на кресте, да святится имя его, — беззвучно добавил Исмаил и снова перекрестился. — Ты не можешь отменить общее слово…
Анна Третья поморщилась.
— Я ваших сходов не касаюсь. Неугодна стану Совету родов — так уйду в скиты, Книгу передам. А насильно поклоны бить не заставите! Поклонились Кузнецу, теперь и богам его поклоняетесь…
Исмаил крякнул, незаметно придержал за локоть своего молчаливого приятеля. Тот дипломатично поклонился, сел поодаль на лавку, занялся едой в своей чашке.
— Не забыла ли ты, сестра, что Кузнец внуков наших в Петербург, в учебу взял, что охраняет их, да каждый год оброк по всем лесным поселкам рассылает? Разве не обещались мы, что взамен примем веру прежнюю, лишь бы братоубийство сдержать?
Под пристальным взглядом Исмаила Анна Третья смутилась. Вместо того чтобы продолжать спор на скользкую тему, она отодвинула полог и вынесла гостям последнюю из кожаных тетрадей.
Ее не оставляло чувство, что гости таят дурную весть.
— Вот оно, что ты просил… Это поважнее крестов ваших будет…
— Так Валдис уже тута? — привстал Исмаил, завидев в щель лежащего у печи отшельника.
— Притомился. Почитай, двое суток без продыху вещал… — Анна махнула девкам, чтобы ставили горячее, мясное. — Аль будить?
— Нет уж, пусть его, — Исмаил распустил веревку, стягивающую на затылке косички. На волосах его до сих пор играл иней. — Все едино, сам не разберет, чего натолковал…
— Это точно, дед Валдис мудрено говорит, — неожиданно мелодично рассмеялся Цырен. Он принял у девок вторую свечу и вместе с наставником склонился над Книгой.
Анна перечитывала эти строки уже трижды, но все равно затаила дыхание.
«…В ночь на шестнадцатое января Хранитель памяти Валдис, сын Хранителя меток Ивара и почтенной Оксаны Второй, имел видение ясное… Бежит от северных болот седой волк светлоглазый, на загривке у него заяц дохлый скалится, а следом за ним волчонок спешит, подвывает. В глазах того волка — холодный огонь буйный, никакая преграда его не удержит. Как ударит зверь лапищей, стонет матушка-земля, сосны на корню засыхают, а заместо мягкого мха железом земля оборачивается… Поспешает зверь северный, но как не торопиться, по сторонам от железной тропы два аспида гонятся. Гнилью они плюют, не дают волку оторваться. Слева аспид желтый, как зрачок тигра, плюет гнилью желтой; смердит от яда того землица, мрут черви в ней, пчелы на лету дохнут… Аспид правый, напротив, темен и лохмат, по тени скользит, мрак души человечьей его питает, а поперек дорожки волку светлоглазому летит слюна ядовитая. Глаза и уши волку аспид лохматый выгрызти хотит, все ближе подбирается. Бесится волк, на сторону метнуться бы рад, да заяц дохлый на плечах к земле давит, держит цепко…
За хвостом волка бегут стаи послушные, рвутся сквозь буреломы северные, грудями льды ломают, рвутся на восток, к глубокой теплой воде. Мерзости в той восточной воде так много намешано, что дыхание зловонное на два дня вперед от нее летит, но волку северному сладостно его вдыхать… Оглядается порой зверь, да роняет в землю клык, кровью облитый, со звездой ясной на гребне, и там, где он клык уронит, спотыкаются несколько псов его, да навечно остаются, стеречь пропажу… Широко бегут стаей, ан не пролезть стае в игольное ушко, в щелочку малую, меж валунов медвежьих, только один волк, прижав уши, проползет, а за ним — остальные. Пахнет железом меж валунов сырых, да не ждут псы ярости от железа, лижут пятки волоку, ведь ему металлы послушны. Не ждут вреда, да в щели узкой затаилась злоба великая, против нее ворожба бессильна…»
— А дальше? — разом выдохнули мужчины.
— Дальше — ничего… Уснул Валдис, затем уж о рыбном промысле заговорил…
— Как всегда! — стукнул кулаком старик. — Устал, уснул, нету точных пророчеств…
— Точнее некуда, однако… — Бурят Цырен полотенцем промокнул испарину с голого темечка, придвинул тарелку с блинами. — Жив будет ваш президент, дойдет до Байкала…
— А потом, после Байкала?
— Потом — неведомо.
— Пошто ж не подмогнете ему? — недобро усмехнулась Анна, осторожно обернулась на дверь в покой, где спал Валдис. — Коли не напутал отшельник, стало быть, болота Желтые вовсю тайгу жрут…
Привлеченный запахом жаркого, под потолком захлопал крыльями мурманский летун, огромный, седой, с перебитым клювом. Мама Анна, не глядя, взяла из чашки кусок мяса, кинула в темноту. Вампир чавкнул, снова выжидательно затих.
— Против болот Кузнецу китайские братья помогут, об том уж давно промеж ними решено, — уклонился Исмаил.
— Вот только, как помогут? — сердито встрепенулась Анна. — Вакциной помогут? Хороша помощь будет, болото точно вымрет. А вместе с болотами и нам конец…
— Обещался Кузнец, что Большую смерть близко к деревням Качальщиков подпускать не станет, — возразил Исмаил. — Тута для нас выбору нету, Желтая зараза всю тайгу до Урала пожрет… Меня иное печалит, Мама. За тем и братья послали…
— Выходит, не сам-один пожаловал? — насторожилась Анна. — Никак, старейшины совет держали втихую?
— Это все Валдис наболтал? — хрипло осведомился Исмаил, еще раз перечитав лист. — А сам-то, хорош, туману напустил… Вот ведь, словно дразнится, не хотит открыть правду…
— Ты ведь тоже знаешь больше, чем говоришь? — выждав, пока гости отведают блинов, полуутвердительно спросила Анна. Ее острые скулы пылали. — Пошто коней загонял, неужто сказок послушать?
— То не сказки, Мама. Все прочли мы, нет более?
— Много чего, да про того, за кем ты спрашивал, нету боле, — кивнула Анна. — Я тебе болючее самое показала.
— Дядюшка Исмаил, довольно ли тебе сказаний? Все ясно тут, однако… — заметил младший гость.
— Все тут ясно, — Исмаил принял из рук Хранительницы раскуренную трубочку. — И правда, самое болючее. Кузнец на восток идти собрался, слышала?
— Как далеко?.. — Мама сглотнула. — Дальше Байкала?
— Дальше, до самых краев земли, — Исмаил подергал бороду, отпил чая. — На самый, что ни есть, дальний восток собрался. Волк, стало быть, мох в железо лапой обращает… Э-хе-хе, и то верно! Железный путь до Владивостока он по новой отстроить собрался и паровики по нему запустить. А вдоль пути клыки роняет со звездами, тоже понятно. Я с народом в Тамбове да Катеринбурге помолвился… Будет станции древние и да поселки фабричные заселять, лихоимцев из острогов выдаст, кто справно срок тянул, да с семьями вдоль чугунки расселить хотит.
— Снова грязь поползет… — застонала Мама Анна. — Да как же? — внезапно спохватилась она. — Про волчонка-то упомянуто? Это к чему? Сына, Федьку, что ли, с собой хочет таскать?
— Старшего сына-то убили у Кузнеца, — Исмаил почесал в затылке, осушил кружку. — Стало быть, Федьку приучать к седлу собрался… Нда, не потерял жилу старый Валдис! Толкует то, о чем еще нигде и не болтают!
— А что такое за два аспида, Исмаил? — недоуменно потерла переносицу Анна. — Ежели целое воинство псов за президентом бегит, что ж за страх перед змеями? У его самого змеев хватает, да тигры приручены к тому же, любую пакость порвут…
— Желтый аспид — это как раз не диво, — Исмаил переглянулся с бурятом, тот задумчиво кивнул. — Супротив Желтых болот Артур потраву ищет, напугал нас здорово, когда дрянь эту в котле в Питер привез. То не аспид, толкование слушать иначе надобно.
— А темный аспид — что за напасть? — настороженно замерла Анна.
— Это… вот, брат Цырен к тому и прилетел… — передал бразды разговора Исмаил.
— Меня досточтимый геше Содбо послал, — бурят кротко сложил руки. — Один почтенный боболама из горного дацана был в гостях в Храме Девяти сердец, у китайских братьев. Там две новости удивительные услышал, одну добрую, другую — недобрую, однако. Добрая новость, что китайские монахи обещали послушнику Клинку помощь, до восточного моря по суше добраться, до древнего города Шанхай. Обещали вакцину смертельную найти, чтобы Желтые болота травить…
Лысый монах подул на веточки, плавающие на поверхности чая.
— Ну а дурная весть? — не утерпела Хранительница.
— Не пропустят шаманы его паровики через бурятские земли, — коротко обронил Цырен. — Ваш колдун Валдис верно слышит завтрашнее, однако… Монахам китайским и нам в дацане дела нет, но мандарины с шестью самыми сильными бурятскими улусами по рукам ударили. Не нужны им русские города в тайге, не нужна им старая граница по Амуру, которая до Большой смерти Россию и Китай делила… Все свое колдовство, всю силу военную пошлют улусы, нападать будут в узких местах, под камнями… Им мандарины земель навечно обещали выделить, а русскими пугают. Там такие места есть, железная дорога прямо в горе, внутри металл течет, однако…
— Это называется «тоннель», — важно оттопырил губу Исмаил. — Я в книге инженерной сам читал!
— Но буряты лее… — Мама в растерянности потерла нос. — Ты сам бурят, брат Цырен! Никогда же не дрались наши парни промеж…
— Мы в дацане священному Сиддхартхе, мудрому учителю поклоняемся, — торопливо уточнил гость. — Не может у учеников святейшего ламы быть ненависти к русским братьям. Против президента выйдут шаманские улусы с Алааг Хана, сильные воины, нет им равных. Они внуками Чингисхана себя называют, однако, но не только в стрелах и огне опасность для паровиков…
Цырен вежливо оторвал кусочек блина, обмакнул в бруснику. Мама Анна боялась громко вздохнуть.
— У настоятелей храма Девяти сердец много ушей и глаз. Боболама слышал в монастыре, что шаманы против русских призвать эзэна подземного царства собираются, самого Эрлиг-хана…
— Это что за пакость? — удивилась Анна. — Чай, Кузнец отобьется, не впервой… Исмаил, это ж вы ему, братья, позволили пушки древние из хранилищ повынимать. Супротив пушек да бомб древних кто в тайге устоит?
— Я так мыслю, что геше не послал бы к нам брата Цырен а, кабы пушки тута помогли, — грустно улыбнулся Исмаил.
— Тепла вам! — раздалось из-за мехового полога. — Эх, Мама, такие гости! Почто не будишь? — В дверях улыбался заспанный Валдис. — Кого я вижу! Никак сын досточтимого Буянто, почтенный монах Цырен! Тепло ли в Улане?
Мужчины обнялись. Висящий вниз головой летун оживился и заклокотал, когда прислужница внесла Длинное блюдо с горячей олениной.
— Я слышал… — прошамкал Валдис. — Слышал ваши речи… Ты прав, Исмаил, но вдвойне прав будет тот, кто скажет, что настоятели храма Девяти сердец просто так воздух речами не колышут. Они намекнули боболаме на опасность для русского президента, потому что хотели, чтобы до нас это дошло. Не хотели бы — не дошло бы…
— Это верно, — кивнул монах. — Приязнь явную своему послушнику орден проявил.
— Ну, хорошо… А заяц? — Анна пытливо переводила взгляд с одного собеседника на другого. — Прочее мне ишо растолмачат, ишо посидим, повертим вместе. Главное, что супостатов муслимских Клинок прижмет, это в радость, не подпалят русскую землю… Я про зайца вот, и так и эдак кидала, не пойму, что за зайчишка заодно с аспидом…
— А Валдиса спытать не решилась? — Исмаил скупо улыбнулся, бурят подмигнул. Они выглядели точно заговорщики.
— А то ты не знаешь, что Валдис ни черта не помнит? — озлилась Мама.
Старик виновато развел руками. Все засмеялись, но невесело.
— Про зайца есть мыслишка… — Исмаил полез в печь за угольком. — Нюх у тебя не потерялся, Мама. Про зайца дохлого самая мыслишка главная и есть…
Цырен развязал кожаный мешочек и вытряхнул содержимое на лавку. Вампир под потолком тревожно заверещал, забурчали в корзине светящиеся жабы. Анна Третья невольно отпрянула, мигом почуяв вонь Вечного пожарища. Так вот откуда несло темной падалью сквозь снега!
На лавке лежала заячья шкурка, но не совсем обычно выделанная, и не совсем заячья. Зверек был очень крупный, невероятно крупный. Кроме того, зайцу оставили череп, умело обработав его, сохранив шерсть и зубы.
— Это тварь с пожарища? — брезгливо спросила Хранительница.
— Это онгон, Мама… Не прикасайся! Онгон темных духов, его перехватили монахи, близкие друзья нашего брата Цырена. Догадайся, где нашли? В Екатеринбурге, в вагоне паровика, что для президента готовят…
Валдис хлопнул себя по колену, смачно выругался.
— Прости уж, брат, не все я увидеть способен…
— Разве тебя винит кто? — отмахнулся Исмаил. — Вагоны для бронепоезда там готовят, на заводе; канцелярия президента заказ уже оплатила. Дело-то, навроде, секретное, и мы об том не слыхивали, что с Урала вагоны в Питер погонят. Навострился Клинок секреты городить, ничего не скажешь, навострился! Однако ж, пронюхали бесы клятые, пролезли как-то на завод…
— Сболтнул кто, купился, — коротко заметил Валдис. — Повезло Кузнецу, что заметили…
— Не повезло! — резко вступил в разговор бурят. — Президент Кузнец еще два года назад последователям ламы деньги выделил, землю выделил, каторжан пригнал, на строительство дацанов и школ. В Екатеринбурге, в Миассе, в Челябинске построили, однако. От злых людей монахов огородил, грамоты заступные выделил, чтобы три года с земли налог не платить, охрану даже прислал… Как можно говорить, что повезло? Среди монахов есть Двое, деды их шаманы были сильные, а дар такой, сами знаете, по крови к внукам переходит. Почуяли темных духов, сами вышли к заводу, затем уж губернатор приехал… Доски оторвали от пола, как раз там, где спальню президенту украшали, а под полом…
— Но… брат Цырен, ты же не веришь шаманским сказкам, ты же…
— Мы верим тому, что завещал Гаутама, но это не мешает нам убивать тех, кто несет хаос.
— Чудно как-то, — поежилась Анна. — Заяц… Проще яду подсыпать или стрельнуть издалече…
— Не проще, — Исмаил глянул на Хранительницу искоса и угрюмо. — Давно не проще. Стерегут президента теперь десятки булей, коты, тигры, я уж о чингисах не говорю. Веселый он человек. На юге сам-один дерется, а в родной земле за частоколом прячется… Так что, отравить не получится, — подытожил Исмаил, как будто с ним всерьез обсуждали эту идею. — И ножом не достать, только темной силой…
— Изловили шаманов?
— Как сгинули… До наших-то поздно докатилось. Шибко гордый Артур стал, о помощи не просит…
— Значит… Эта вот пакость вонючая могла Кузнеца погубить?
— Мы ж к тебе спешили, сестра, чтобы Книгу спросить, — тихо произнес Цырен. — Раз ваша Книга молчит…
— Когда Книга на важный вопрос ответить не может… — Хранительница замялась.
Все присутствующие и так прекрасно понимали, что означает молчание рукописных страниц, хотя вопрос стоял наиважнейший. Хозяин страны частенько подвергал себя опасности. Качальщики выспрашивали оракулов, и Книга всякий раз, тем или иным способом, отвечала, что президент и дальше будет жить.
На сей раз Книга молчала. За последние месяцы в ней не появилось даже малейшего упоминания о дальнейшей судьбе президента.
— Если улусы на курултае так порешили, то не отступятся, — тяжело вздохнул монах. — Кузнеца убивать будут, однако.
— Его уже пятнадцать лет убивают, — фыркнул Валдис, — И так, и эдак убивают, а он только румянее и толще…
— За что твои родняки его так ненавидят? — Анна Хранительница Книги бесцеремонно вперилась в бурята.
— А ты его разве любишь, Хранительница? — В черных щелочках глаз Цырена отразились искорки свечей. — Проснувшийся Демон не молод, но похож на молодого тигра. Знаешь, как ведет себя молодой тигр? Он расширяет охотничьи угодья.
— Не всем это по нраву, — подхватил Исмаил. — На юге, у Каспия большая буча зреет, и донские племена под питерским налогом не хотят жить, кавказники ножи точат. Их только дивизии бешеного Абашидзе и сдерживают. Неизвестно еще, чью бы сторону кавказники взяли, за Россию бы встали или за Карамаз-пашу, ежели бы Кузнец первым пушки не подвез…
— Погодь, брат! — оборвала Мама. — Что решили Главы родов? Вокруг да около ходишь, брат, да истины не слышу! Неужто впервые покинули вы Клинка своего? Неужто не пойдут Хранители с Кузнецом в Сибирь?
— Разве Кузнец — дитя малое? — уклонился от ответа Исмаил.
— Ах вот как, хитрецы! Поняла я! — ахнула Мама. — Вы Книгу почитать торопились; вдруг в ней, как и прежде, сказано, что выживет президент и дальше править будет? А коль молчит Книга, можно его бросить, так? Мне наплевать, кто он там среди насекомых, президент али сам бог, вы же Клинка своего на погибель отпускаете…
Исмаил открыл было рот, да осекся, подергал себя за бороду. Слово опять взял бурят.
— Не так все складно, Мама Анна. Хранители долго думали, однако детей своих по следу Большой смерти посылать не станут. Просил Кузнец три десятка лучших Хранителей меток, но не получит…
— А ты пойдешь с ним, брат Цырен?
— Брат Исмаил меня вызвал. Я поеду с президентом. Мои деды родились не на пожарище, я не боюсь вакцины, однако.
Анна уставилась на Исмаила, тот был абсолютно серьезен, Валдис тоже погрустнел.
Улыбался только мертвый заяц, всеми восемью клыками и двумя рядами мелких зубов.
Часть первая
БИТВА ЗА ДВА МОРЯ
1
ГИБЕЛЬ ШЕСТОГО ФЛОТА
…Первые два красных дракона ворвались в чрево «Рональда Рейгана» через распахнутое жерло авиационного лифта. Коваль отправил их туда, чтобы стимулировать массовую панику на борту и дать возможность еще двоим беспрепятственно зайти с другой стороны, для атаки на бортовую авиацию. Диверсионной «двойке» предназначалось самое ответственное задание, на первый взгляд, абсолютно невозможное. Им предстояло прогрызть корабль внутри, добраться до кормы и напрочь вывести из строя ходовую часть.
Артур толком не представлял, как устроена эта самая ходовая часть, но мысленно постарался транслировать «маленьким друзьям» очертания турбины и то, что им предстояло с нею сотворить. Черви были Достаточно сообразительны, чтобы без подсказки найти слабое звено, и по очереди, сменяя друг друга, искалечить авианосцу внутренности.
Они проносились по затемненным коридорам плавучего гиганта, в мгновение ока перекусывая возникающие на пути препятствия, вскрывая стальные крышки люков, как консервные банки, растирая в кашу не успевших убежать матросов. Даже в тесном пространстве красные монстры двигались с такой ужасающей скоростью, что, не готовые к появлению противника, янычары просто не успевали понять, что же они видят в последние мгновения своей жизни.
Питомцы храма Девяти сердец не плевались огнем, как их русские собратья, но обладали колоссальной пробивной мощью. Со всего маха вонзившись костистой мордой в узкое окошко иллюминатора или в отверстие воздуховода, червь в считанные секунды прогрызал любой материал, расширяя дыру, куда тут же пропихивалось многометровое чешуйчатое тело.
Там, где проползали летучие гады, оставалась череда рваных отверстий метрового диаметра, свисающие, оборванные провода, непоправимо изувеченные механизмы и десятки трупов…
Кто-то стрелял вослед, кто-то отважно погибал, бросаясь на ящеров с багром и саблей, офицеры пытались организовать сопротивление, но животный страх перед визжащей неистовой смертью оказывался сильнее дисциплины. Внутри гигантского корабля покатилась волна паники. Сотни грузчиков, рабочих, механиков бросали дела, не подчиняясь приказам командиров, стремились наверх, любой ценой — только к солнцу.
А там их встречали еще две стремительные кровожадные молнии. Перепуганным корабелам открывалось зрелище, после которого лучшим выходом казалось ринуться вниз, с высоты тридцати метров. Одним ударом круглых спаренных челюстей, ящеры перекусывали фюзеляжи самолетов, отдирали «с мясом» крылья и, не останавливаясь, не замечая шлепков пуль, бросались на следующее препятствие.
Вой и визг разрывал барабанные перепонки, наслаиваясь на уханье тяжелых орудий…
Миноносец «Клинок» продолжал продвигаться к порту, не получив пока серьезных повреждений. Технический гений адмирала Орландо раскрылся во всей красе. Корабль ощетинился сотней дополнительных пушек, снятых с сухопутной российской техники. Практически весь верхний ряд иллюминаторов превратился в линию крепостных бойниц, в которых дымили орудийные жерла. Вместо офицерских кают за укрепленной броней был проложен сплошной настил, по рельсам вдоль него перемещались вагонетки со снарядами, расчеты стреляли поочередно, создавая ощущение непрерывного огня. Благодаря хитрости Орландо, один «Клинок» оказался вооружен лучше пяти неприятельских кораблей. Единственный минус состоял в том, что тяжелые танковые пушки пришлось намертво приварить к станинам, и стрелять они могли только прямой наводкой.
…Ближайший американский эсминец горел, капитан не додумался или не успел отдать команду к развороту, и разрывы от попаданий «Клинка» выстроились кошмарным пунктиром, от носа до кормы, превращая глянцевито выкрашенные надстройки в Дымящуюся, горящую кашу. При такой плотности стрельбы не выдерживала никакая броня, особенно учитывая, что адмирал запасся преимущественно фугасными снарядами.
В считанные минуты чужой эсминец превратился в пылающий факел, дал крен на правый борт и, потеряв Управление, начал опасный дрейф к грузившемуся по соседству крейсеру. Уцелевшие орудия эсминца еще продолжали огрызаться, но в пробоины хлынула вода, крен усилился, и корабль со страшным треском воткнулся в борт своего собрата.
Командование крейсера, если оно вообще находилось на борту, могло лишь страдальчески взирать на происходящее. Могучее судно находилось на плаву, но, судя по окружавшему его сплошному настилу из плотов и вспомогательных механизмов, в ближайшие дни сниматься с якоря не собиралось. При виде надвигающегося перекошенного борта эсминца обитатели плавучего городка бросились врассыпную, но мало кто успел скрыться.
Продолжая заваливаться на бок, горящий эсминец с протяжным гулом подмял под себя домики на понтонах, барахтающихся людей и ударил в борт линкора «Тикондерога ». Там немедленно что-то взорвалось: вначале слабо, а затем словно бы началась цепная реакция, и взрывы слились в сплошной рев. Над морем, широкими огненными параболами, разлетались пылающие лохмотья, падали в воду, продолжая гореть даже там и калечить улепетывающих на лодках матросов. Гибнущий эсминец практически лег на правый борт, ломая мачты и ржавые локаторы; над сцепившимися кораблями выросло жирное облако черного дыма, а вопль обезумевших матросов на секунду перекрыл мерное грохотание боя.
— Спасайся, братва!..
— Иль алла…
«Клинок» начал забирать вправо, перенеся ураганный огонь на следующего противника. Черви на палубе «Рейгана» покончили с самолетами, загнали людей в трюмы и сами рванули вслед за ними, помогать своим товарищам. Как раз в этот момент «Клинок» пережил первое серьезное попадание, это пристрелялся другой крейсер, стоящий у самого пирса, а Артур ощутил болезненный укол в сердце. Один из «маленьких друзей» погиб от потери крови. Он упал, простреленный сотней пуль, в дебрях машинного отделения «Рейгана». Буквально нашпигованный свинцом, до последней секунды он не знал пощады к врагам. Коваль и сам был потрясен тем, сколько злобы скрывали его подопечные. И с каждой минутой боя они становились все менее управляемыми…
— Ай, навались, ребята!
— Огонь, огонь, черти дубовые!
— Не зевай, латай дыру!
Орудия правого борта поливали металлом флотилию вражеских вспомогательных судов, опрометчиво кинувшихся наперерез. Сверху было видно, как сплошная стена водяных смерчей приблизилась и накрыла пограничные катера, прогулочные теплоходы и увешанные оружием спортивные яхты. Там где артиллерия «Клинка» неторопливо проутюжила море, на поверхности остался лишь слой мусора и масляные пятна. Кто из экипажей противника успел сообразить, те направляли шлюпки обратно в море. Но там их уже поджидали черви.
Которые получили приказ уничтожать все живое в воде.
Коваль не верил, что доморощенным механикам Карамаза удастся запустить атомный реактор авианосца. Обладай супруги Дробиченко хоть восемью пядями во лбу, такой научный кряж им было не одолеть. Но еще меньше он верил, что колоссальный корабль собирались таскать против течения на буксирах…
— Вали их, ребята!!
— Ты глянь, как змей беснуется!
— Исчадие адово, чур вас, чур!
— Да не тронет своих, не дрейфь, они у Кузнеца заговоренные…
Он спросил себя, что сделал бы сам в такой ситуации. И сумел найти только одно решение: если у «Рейгана» не имелось альтернативной силовой установки, оставалось демонтировать и перенести дизельный двигатель с другого корабля. Крайне сложно, но вполне осуществимо. Им достаточно набрать хотя бы тридцать процентов мощности, чтобы подняться до Балтики и оттуда угрожать всем союзникам сразу…
Авианосец требовалось утопить, чем раньше, тем лучше. И желательно, на виду у всего остального флота. Три уцелевших дракона продолжали свое дело, выворачивая наизнанку внутренности вражеского флагмана.
Тем временем, в непосредственной близости от «Клинка», события развивались с бешеной скоростью. Мирная пепельная рябь, покрывавшая гавань, превратилась в бурлящий бульон. С покрытого ракушками днища перевернувшегося эсминца с воплями кидались в воду сотни крошечных фигурок. Люди хватались за доски и гребли в сторону берега. Встречная толпа спасающихся вплавь моряков двигалась со стороны авианосца. На ходу, подбирая пловцов, русский корабль преследовали служебные транспорты противника. С них даже не пытались стрелять, но вполне возможно, что собирались ринуться на абордаж. Между спасательными шлюпами и пловцами резвились два посланника Храма. Они выскакивали из воды, перекусывали очередную добычу и снова проваливались в бездну, распространяя вокруг себя целое озеро крови. Плотная завеса дыма окутала акваторию, мешая нормально вдохнуть. Артур был вынужден подняться выше, чтобы не слезились глаза.
Следующая «двойка» червей прорвалась внутрь стоящего на приколе крейсера, но его пушки продолжали палить, нанося «Клинку» ощутимый урон. После нескольких попаданий вышли из строя сразу шесть или семь дополнительных орудий; в борту образовалась рваная дыра, а расчеты, видимо, были полностью уничтожены.
Внезапно из дымной завесы, под прикрытием горящего крейсера, выскочили два заградителя и открыли пальбу из зениток. Орудовавшие в воде десятиметровые живодеры оказались под перекрестным огнем. Коваль ощутил крайне болезненный укол в сердце, когда один из драконов всплыл, разрезанный на несколько частей. С ближайшего заградителя послышался ликующий рев. Там, на носу, возле зениток, приплясывала от возбуждения разношерстно одетая публика.
Второй дракон, раненый, успел уйти в глубину.
Впрочем, на заградителе радовались не долго. Забыв вовремя сменить курс, они попали под обстрел кормовых орудий «Клинка». Орландо, видимо, тоже не зевал, оперативно перенес огонь с удаленных целей на ближние и начал бить прямой наводкой. Не прошло и минуты, как оба заградителя превратились в пылающие, бесцельно дрейфующие консервные банки.
— Не давай уйти супостатам!
— В море хотят уйти, отсекай гадов!
…Два взрыва, один за другим, у самого борта «Клинка». Столб воды взметнулся на двадцать метров, окатив палубу. У Коваля похолодело в груди от явившихся взору повреждений. Значительный кусок обшивки взлетел на воздух, обнажилось пространство под верхней палубой. Там гуляли языки пламени и метались фигурки в синем, люди тащили шланги насосов и вытаскивали раненых. Вода потоком хлестала сквозь пробоину в борту.
Но канониры «Клинка» не прекратили стрельбу. Маломерный флот врага уверенно сомкнул объятия вокруг эсминца, поливая его из пулеметов. Артуру было видно, как одного за другим расстреливали отчаянных наводчиков на башнях, как вылетели стекла на капитанском мостике, как загорелись спасательные шлюпки. Плотность огня была такая, что маленькие немецкие канониры даже не могли выбраться наружу, чтобы забрать раненых.
«Клинок» неумолимо пер прямо навстречу стволам пришвартованных крейсеров.
Один из драконов вновь выскочил на палубу «Рейгана». Артуру было очень непросто уследить за происходящим, поскольку, в отличие от любимой Катуники, бородатый ящер под ним не умел зависать на одном месте, он беспрестанно вопил и кружил. В бинокль президент видел, как на палубе суперкорабля завалился на крыло один из «Хористов», затем перевернулся второй, третий, опрокинулась радиомачта. С борта снова посыпались в воду крошечные фигурки…
Два других ящера стремительно атаковали идущий наперерез фрегат бывших итальянских ВМС. На верхней палубе корабля сотни матросов и грузчиков, не замечая опасности с неба, столпились поглазеть на «Клинок», другие разглядывали горящий авианосец. Первый дракон упал на толпу и проделал в людской массе широкую брешь. Там, где он бился неуловимым упругим телом, заблестела жуткая кровавая дорога, усеянная десятками искалеченных трупов. Его собрат, тем временем, проломил башкой окно рубки и проник внутрь.
Орландо разворачивал «Клинок». Теперь заговорили орудия правого борта, а башня главного калибра продолжала размеренно превращать в труху все, что попадалось на берегу, — портовые краны, склады, скопище многоместных палаток, обезумевших лошадей вместе с телегами, залежи продовольствия и боеприпасов, ряды катеров, не успевших отчалить. В порту царил настоящий ад, горела полоса земли шириной метров сто, дальше за плотным одеялом дыма Коваль не мог рассмотреть.
Артур тревожно обшаривал взглядом колышущуюся у берега полосу жирного пепла. Оставалась опасность, что бойцам Карамаза удалось вернуть в строй субмарины, но Коваль надеялся, что турки не станут запускать торпеды вблизи собственных кораблей.
Тем временем канониры «Клинка» пристрелялись и подожгли второй вражеский крейсер, но чтобы потопить такую махину, требовалось время. На крейсере открыли шквальный огонь. Буквально в течение минуты «Клинок» лишился ракетных установок левого борта, затем было повреждено электропитание, образовались еще две опасные бреши…
— Насосы давай!
— Задраить люки, мешки тащи!
— Аааааааааа!
Вражеский эсминец пошел ко дну, подняв маленькое цунами, и сразу вслед за его, почти беззвучным Погружением по ушам ударил немыслимый грохот. Подожженный собратом, но чуть было не спасшийся, крейсер ахнул и начал разваливаться пополам, извергая ревущие языки пламени. Канониры ухитрились попасть в пусковые шахты, и на крейсере, одна за другой, начали рваться ракеты.
Неясный гул и треск все отчетливее заполнял паузы между уханьем снарядов и отрывистым лаем пулеметов. Коваль знал, что будет громко, но что будет так громко, не ожидал. Он крикнул, и не услышал собственного голоса, барабанные перепонки словно залило густым сиропом. Морской соленый воздух, казалось, превратился в громадную перину, которую рвали на части абордажными крючьями.
Фактор внезапности свое действие закончил. В гавани пришло в движение все, что могло двигаться. Слева, наперерез «Клинку», тяжело набирал ход второй итальянский фрегат, за ним разворачивал нос уцелевший эсминец. С эсминца стреляли непрерывно, судя по всему, на цель наводили практически наугад: снаряды поднимали столбы воды за кормой и потопили несколько собственных лодок, опрометчиво ворвавшихся на линию огня. Справа, пытаясь заслонить незащищенный борт авианосца, маневрировали тральщик и целая армада мелюзги, сверху похожая на косяк оголодавшей рыбы. Первым напирал десантный катамаран, с носа которого броню «Клинка» весело поливали огнем две скорострельные пушки. Пулеметчики действовали до обидного умело; Коваль с досадой следил, как вдребезги разлетаются осколки иллюминаторов и окон палубной надстройки. На палубе «Клинка» начался пожар, но спасательные команды не могли и носа высунуть под шквальным огнем турок. Третий укол…
Ковалю показалось, будто шершавая холодная лапа передавила ему аорту. Первый, ближайший к «Клинку» фрегат потерял управление, но в недрах его погиб еще один червь. Он погиб не зря. Пока враги поливали его горящим маслом и рубили на части, Он успел проделать в днище корабля огромную дыру, и теперь стальная махина, со скрипом и утробным бурчанием, погружалась в пучину. Из всех щелей выскакивали члены команды и кидались в воду, стремясь успеть отплыть подальше. Артур кружил выше и, как завороженный, следил за гибелью очередного красавца-корабля. Некоторое время в пепельной гуще, брюхом кверху, плавал вертолет…
На «Клинке » вопили «ура!!».
С радостным удивлением Артур отметил, что большая часть неприятельского флота сию минуту сняться с якоря совершенно не готова. Он увидел бесконечные мостки, перекинутые через понтоны, по которым с берегов на корабли раньше сновали тысячи полуголых носильщиков с грузами, а теперь все они разбежались и попрятались; увидел ряды плотов, пришвартованных к полуразобранным, вскрытым бортам крейсеров. На плотах, сколоченных из неохватных стволов, совсем недавно работали краны, загружали в подсвеченные прожекторами внутренности «Тикондерог» вереницы мешков и ящиков.
Флот Карамаза собирался в дальний поход.
Коваля передернуло от мысли, что случилось бы, опоздай он на пару недель. Против трех крейсеров у одного недоделанного эсминца не было ни малейшего шанса продержаться и полчаса. Максимум, на что они смогли бы рассчитывать в такой ситуации, — это геройская гибель с занесением в Книгу.
Праздник, да и только…
— Ааа-аррра! — то ли «ура» вопили, то ли «спасите!», сверху не разобрать.
Похоже, его заметили. Где-то невдалеке, сквозь клубы пороховых газов, посвистывали пули. Били из тяжелого пулемета, но почти сразу перенесли огонь вниз. Видимо, враг еще не осознал, с кем имеет дело. Человечка на драконе приняли всего лишь за воздушного лазутчика; никому и в голову не пришло, что перед ними самая важная цель.
С неимоверным трудом удерживая дракона на высоте, Артур приложил к глазам бинокль. Их вспомогательная маленькая флотилия, к чести адмирала, действовала почти безукоризненно. На полных парах, не приближаясь к месту схватки, не привлекая к себе внимания, «группа поддержки» по широкому кольцу огибала порт, готовясь высадить десант на берег или на один из зазевавшихся кораблей противника — и внести сумятицу в ряды врага.
На «Рейгане» полыхнула яркая вспышка. Оторвалась с тросов и тяжело грохнулась на железный понтон «люлька» со сварщиками, погасли прожектора, еще несколько самолетов покатились за борт.
Несмотря на валивший из всех щелей дым, «Клинок» уверенно продвигался к берегу. Турецкий эсминец потерял возможность стрелять, застряв в понтонах. Теперь между ним и «Клинком» остался только шустрый итальянский фрегат. Его нос уже находился в четверти кабельтова, когда мощным залпом с правого борта русские канониры разнесли одно из вражеских орудий в клочья. И почти сразу в чреве фрегата взорвался орудийный погреб. Носовая часть откололась, обнажив багрово пылающие потроха, фрегат зачерпнул воды и рассыпался на части.
Корма еще секунд десять держалась на плаву, кружась на месте, превратившись в огромный ревущий факел, но скоро отправилась вслед за носовой частью. Сила взрыва была такова, что от корабля практически ничего не осталось, а тысячи осколков накрыли воду в радиусе нескольких кабельтовых.
На «Рейгане» тоже полыхали пожары. Авиакрыло было практически уничтожено, но на опустевшей, залитой кровью палубе издыхал дракон. Он еще огрызался, щелкал челюстями, а осмелевшие солдаты смыкали вокруг него кольцо, не жалея пуль.
Коваль сосредоточился на уцелевших червях. Оставшихся он разделил на три двойки, каждой определил ближайшую цель, и… очень скоро понял, что с этой минуты о стратегическом планировании можно забыть. До того кружившие на большой высоте, клыкастые дьяволы, едва почуяв долгожданную свободу, буквально сорвались с цепи. Пока еще они чувствовали власть человека и отличали запахи «родного» корабля, но в запале драки могли увлечься.
Эсминец, набирая обороты, скользил в сторону порта, но его носовая часть все глубже погружалась в воду. Пока еще это не мешало канонирам, орудия главного калибра лупили, не переставая, и, к счастью, ни один вражеский снаряд не попал в башню «Клинка». Экипаж яростно боролся за живучесть; изнутри на пробоины накладывали пластырь, вовсю качали насосы, полуголые матросы затыкали пробоины всеми подручными средствами, но не могли предотвратить крен.
Коваль скомандовал дракону опуститься и, с риском для жизни, облетел «Клинок» почти вплотную к волнам. Миноносец покрылся копотью, он совсем не походил на тот бравый, сияющий корабль, который совсем недавно провожал восторженный Петербург. Из люков кормового отделения, где обитали черви, валил густой дым, торпедные аппараты превратились в лохмотья, сквозь дыры виднелись внутренности, озаренные светом пожаров, и трупы моряков, обнявших свои покореженные орудия. Половина расчетов левого борта, куда непрерывно попадали снаряды крейсера, погибла, но правый борт продолжал громить вражескую эскадру.
Десантная группа обогнула авианосец и, не вступая в бои с вооруженными шлюпками, начала высадку в порту. У пирса стоял крейсер и садил по «Клинку» стальными болванками. У командира русских десантников возник страшный соблазн ворваться по сходням на вражеский корабль и захватить его, но существовал однозначный приказ президента — захватить порт, обнаружить и взять в плен всех командиров.
Внести панику. Поджечь все, что горит. Поднять над Сигонеллой российский флаг.
Очередной снаряд угодил в броню чуть выше ватерлинии. Корабль содрогнулся и взвыл, почти как живое существо; к великому счастью, взрыва не последовало. Артур лишний раз убедился, что противник стреляет болванками. Разворачиваясь над чадящим пороховым облаком, президент зафиксировал второй удар, сменившийся жадным пламенем.
…Жжж-жахх! Попадание.
Турецкие бомбардиры в клочья разнесли ракетную установку правого борта, а третий снаряд, сквозь проделанную брешь, ворвался внутрь надстройки и там взорвался, учинив сильный пожар. Артур мысленно попрощался с адмиралом и попросил у Орландо прощения.
Конечно, итальянец знал, что ему предстоит. Конечно, он сознательно принял на себя ответственность и возглавил поход, желая оказаться ближе к родной земле. И вероятно, в глубине души он рассчитывал когда-нибудь сюда вернуться из северной неприветливой России, но…
Но Артур слишком хорошо помнил, сколько парней полегло среди зараженных пустошей Европы, чтобы извлечь спящего инженера Орландо из капсулы анабиоза. Тогда президент убедил себя, что жизнь двоих французов, сотню лет пролежавших под землей, важнее, чем жизни преданных ему людей.
Потому что на карте стояло развитие промышленности. На карте стояла наука, точнее то, что еще можно было из нее спасти.
Но вот прошел год, и президент самолично отправил ценнейшего специалиста на смерть. Не особенно задумываясь о науке и о будущем технических университетов, он уравнял ведущего инженера государства с темными, кое-как обученными крестьянами, составлявшими костяк морской команды. Их жалеть было нельзя, это Коваль повторял себе непрестанно.
Нельзя жалеть, потому что иначе следует сложить с себя полномочия и удалиться удить рыбу на Урал. А еще лучше — забрать жену, детей и укатить в Храм, к китайским братьям. Те, по крайней мере, не станут домогаться, как и почему погиб лучший друг президента, Качальщик Бердер…
Артур повторял себе, что нельзя жалеть, потому что без этой победы не будет в России ни университетов, ни школ, вообще ничего не останется…
…Тем временем флотилия мелких, но вооруженных до зубов суденышек наседала полукругом, отрезая миноносцу пути к отступлению. Сверху Коваль разглядел, что их намного больше, чем ему показалось вначале. Капитаны вражеского флота были слишком увлечены маневрами и погоней; кроме того, за бортом эсминца они просто не разглядели старта драконьей стаи. А если бы и разглядели, то проследить против солнца за россыпью игольчатых блесток было почти невозможно…
Два красных дьявола бесшумно нырнули и всплыли буквально в трех метрах от носа катера береговой охраны. Люди у пулемета не успели даже вскрикнуть, когда многотонная чешуйчатая лиана пробила насквозь палубную надстройку, с хрустом проломила несколько переборок и вырвалась наружу где-то внизу, почти не замедлив своего убийственного полета. Фонтан воды пополам с паром от пробитого дизеля рванулся вверх, вскрывая полы, отшвыривая части тел мотористов, и катер затонул в течение нескольких секунд.
А обжегшийся о двигатель, и оттого еще более злобный, червь уже трепал в зубах следующее плавсредство. С соседней фелуги пытались открыть огонь, неловко развернули пушечку, но тут… Кораблик подбросило, и находившаяся на палубе часть экипажа разом полетела в воду. Вместо крепких досок рулевой вдруг почувствовал под ногами пустоту, успел уловить жаркую вонь огромной глотки, но не успел заметить мгновения, когда остался без ног. А спустя миг мутная от мазута и крови вода сомкнулась над его головой.
Катамаран встал на дыбы, винты бессильно молотили по воздуху, пока червяк рвал на части полые цилиндры понтонов. Убедившись, что враг тонет, бородатый дьявол немедленно накинулся на рыбачью шхуну, переделанную в военное судно, двумя движениями челюстей перегрыз мачту, она повалилась, утопив несколько шлюпок, накрыв парусами пулеметчиков на палубе…
…Шшша-тапп!!!
Тряхнуло так, что даже в воздухе Коваль ощутил неслабый толчок в барабанные перепонки. И сразу же — укол в сердце. У пирса взорвался последний неповрежденный крейсер. Что-то сверкнуло, охнуло протяжно, и в укутанную мелкими перьями лазурь покатился нестерпимо яркий шар, оставляя за собой пушистый раскидистый хвост.
…Мать твою за ногу, ракеты!..
Неизвестно, какую цепь внутри крейсера сумел замкнуть ящер-камикадзе, но еще три или четыре «Томагавка» стартовали один за другим, по совершенно хаотическим, немыслимым траекториям. Одна ракета пронеслась параллельно поверхности земли, подняв бурю вулканической пыли, и взорвалась далеко в поле. Однако, судя по слабому хлопку, рвануло только ракетное топливо, боеголовка благополучно свалилась в овраг.
Орудия крейсера замолчали. Получившие передышку артиллеристы «Клинка» немедленно перенесли всю тяжесть атаки на авианосец. Непонятно было, кто из старших офицеров на «Клинке» еще жив и отдает команды, поскольку палубная надстройка превратилась в руины, а пробоины уже некому стало заделывать. Крен на нос стал чересчур заметен, судно стремительно теряло плавучесть, но приказы кто-то явно отдавал, и они выполнялись! Эсминец замедлил скорость, машина работала задним ходом, изо всех сил гася инерцию, орудия правого борта плевались огнем.
…Шшша-тапп!!!
На сей раз взорвалось что-то большое слева, но в мутной пелене, покрывшей бухту, Артур не смог разглядеть источник шума. Чтобы увидеть, как продвигается бой, пришлось бы спуститься слишком низко, туда, где воздух буквально звенел от массы смертоносного свинца. Минуту спустя взлетел на воздух запас топлива на третьем крейсере, и червь под Ковалем свечкой взмыл в небо, фантастическим образом предотвратив столкновение с тоннами кипящего огня. Артур только охнул; секундой позже от человека и от ящера остался бы мелко нарубленный салат. Этому дракону предстояло непременно уцелеть, чтобы, в крайнем случае, перевезти президента домой, а бестолковый президент только что чуть не угробил обоих.
…Смрадная жаркая волна от горящей солярки небрежной пощечиной хлестнула по лицу, опалила волосы и брови, грохочущий фонтан поднялся над морем, над прекрасным островом, над уютными бухтами, огненными переливами затмевая солнце, и тут же обрушился вниз, чтобы расплескаться смертельными брызгами по головам спасавшихся моряков.
Погибающий у пирсов крейсер лег на дно, но у берега оказалось слишком мелко, и палуба осталась в метре под поверхностью моря. Еще один «Томагавк» взорвался внутри, превратив в пар тонны воды. Сотни фигурок выбирались из люков, как муравьи, ползли по накренившемуся борту, жадно хватали воздух, спрыгивали на рваные мостки и вплавь пускались к берегу, где их уже ждали пулеметы русского десанта. Матросы и грузчики оказались зажаты между надвигающейся волной жидкого огня с моря и полчищем свинцовых мух, пикирующих на них сверху, с разгромленных пирсов. Многие застревали в сотне метров от берега, уцепившись за доски, и не знали, куда им податься.
…Опять болезненный щипок в левой стороне груди, после которого слабеют руки — и благодаришь бога и того китайца, кто придумал седельные штаны.
На пару секунд пелена гари рассеялась, внизу показались две баржи, подожженные артиллерией «Клинка», и масса светлых продолговатых лепестков на фоне сиреневого пламени. Коваль даже не сразу понял, что именно он видит. То, что он принял за лепестки, были днища перевернутых лодок. За кормой «Клинка», на гребне расходящейся пены, кружились и тонули остатки турецкого малотоннажного флота. На бортах гроздьями висели обезумевшие от ужаса матросы, многие молились, воздевали руки к небу, не видя возможности спастись. Море вокруг них было покрыто слоем жидкого огня, колоссальное нефтяное пятно окружало место побоища, а из горящей воды периодически выскакивали бородатые исчадия ада и добивали тех, кто еще был жив…
…Резкая боль в груди, снова и снова. Похоже, что в живых осталось всего два змея, включая того, на котором летал Артур. Но это было уже неважно, маленькая армия отважных самоубийц сделала свое дело. Далеко на берегу, на круглой башне, похожей на диспетчерский пункт аэропорта, затрепетал трехцветный российский флаг.
Это еще не означало полную победу, но моряки увидели, что кусок порта контролируется российским десантом. Всего с русских кораблей сопровождения в Сигонелле высадилось больше четырех тысяч человек. На эсминце все это время оставалась лишь одна вахта машинистов и артиллеристы, Коваль снял с флагмана даже поваров и мастеровых из слесарного отделения. Сейчас повара и слесаря вместе с десантниками зачищали территорию порта и всеми силами удерживали оборону против промокших вражеских солдат и матросов, рвущихся на берег. Те, кто поумнее, уже поняли, что порт захвачен неприятелем, и направляли свои лодки в сторону, собираясь пристать за городом, многие спасались вплавь, вся акватория была покрыта мелкими точками человеческих голов. Трупы тонули в приливной волне, тут же барахтались живые, из последних сил цеплялись за обломки пристаней, а русские методично строчили по ним сверху из пулеметов. Артур разглядел в бинокль не меньше дюжины сохранившихся военных судов, резво удиравших под прикрытием дымовой завесы…
Российский флаг еще не означал окончательной победы, но враг был сломлен.
В бинокль Коваль видел, как по дорогам, в горы, устремляются машины и всадники, и их совсем немало. Хуже всего, что неповрежденными удирали два десантных корабля и длинный пассажирский пароход, наверняка получившие инструкции в случае опасности немедленно спасаться. Неизвестно, сколько неприятельских солдат и матросов они спасли, но пускаться в погоню было некому. «Клинок» тонул. Эсминец медленно разворачивало кормой вперед, очевидно, рулевое управление было полностью разбито, на верхнюю палубу выносили и рядами укладывали раненых. Пока миноносец не затонул окончательно, следовало немедленно отправить с берега спасателей.
Самое потрясающее заключалось в том, что пивовары продолжали. Выстрелы звучали все реже и реже, очевидно, лишились электропитания лифты орудийного погреба или заклинило направляющие.
Коваль представил себе, как маленькие немцы, чумазые и мокрые, волокут на ремнях очередной тяжеленный снаряд, сообща поднимают его, ворочают тяжелый затвор, а потом пригибаются, черными пальцами зажимая уши…
Артур направил червя в сторону берега. Над портовыми сооружениями продолжали бушевать пожары, но между двумя линиями железных пакгаузов обнаружилась свободная от огня взлетная полоса, на которой даже сохранилась разметка. Сейчас на краю полосы взвод вооруженных чингисов держал на прицеле толпу измученных пленных, сидящих на корточках. Пленные все прибывали, их гнали прямо из моря, мокрых и обалдевших, не давая опомниться, и усаживали на потрескавшийся бетон. Коваль невольно вглядывался в угрюмые лица, хотя понимал, что Карамаза среди них быть не может. Главный затейник находился где-то далеко, скорее всего — в средней Азии. Коваль уже видел, что турки тут вовсе не составляют большинство, среди флотского люда было полно наемников самых разных национальностей.
Теперь, после скоротечного захвата гавани, предстояло решить, что же с ними делать. А еще — как поступить с местными горожанами и с остатками гарнизона, рассеявшегося по окрестным холмам. И что делать, если сбежавшие десантные боты привезут подмогу. Надлежало похоронить своих погибших и немедленно начать починку корабля, чтобы защитить порт от возможных посягательств.
Поверх отдаленного гула огня слышались пулеметные. Это русские десантники расправлялись с береговыми охранниками, не пожелавшими сдаться. Смрад и копоть повисли над Катанией, над пашнями и виноградниками, отрава растекалась по чистому морю и заражала береговую линию на много километров вокруг. Мать-земля продолжала расплачиваться за военные забавы своих детей.
Прежде чем опустить дракона на бетонную полосу аэродрома, Артур в последний раз окинул взглядом картину сражения. Среди сотен пылающих обломков с низким гудением разливалось озеро нефтепродуктов. Голубые языки плясали по воде, догоняли и с хрустом пожирали нерасторопные спасательные шлюпки. А в самом центре этой раскаленной преисподней, задрав к небесам обрубок взлетной полосы, величественно погружался на дно авианосец «Рональд Рейган».
Шестого флота больше не существовало.
2
О ПОЛЬЗЕ ИНКВИЗИЦИИ
— Изловили, господин, извольте поглядеть!
У Коваля екнуло сердце. На такую удачу он не рассчитывал. Все еще не веря своим ушам, он выскочил из-за походного стола, распахнул полог палатки.
Перед ним, связанные и порядком помятые, стояли на коленях супруги Дробиченко. В ярких, расшитых халатах, в шелковых шароварах, увешанные золотом, на фоне запыленных вояк они походили на артистов цирка.
— Демонов повязали, господин!
— Толмач говорит — этого толстого сам паша недавно визирем назначил, головным старшиной, по-нашему…
— Пузырь воздушный снаряжали, демоны, сбежать хотели!
— Допрос вели без пыток — не сознаются джинны проклятые! — зашептал офицер Полевого суда. — Ни про войска, ни про корабли в море, ничего не говорят, ваше высокопревосходительство!
— Дозвольте доложить — врут они! Других-то, морских начальничков похватали, все на них указуют. Мол, самые близкие к паше людишки, лично с ими за ручку здоровкался Карамаз!
— В Тайный трибунал их! Кол в жопу, как они с нашими делали, — живо защебечут!
— Изволите толмача кликнуть, господин?
Артур мысленно сосчитал до десяти, безотрывно глядя на покрытые потом залысины главного колдуна и визиря турецкой империи.
— Молчат, господин, не сознаются! Можа, и впрямь по-нашему не разумеют?
— Не нужен нам толмач… — сказал президент. — В Тайный трибунал обоих! И без меня не допрашивать…