Валерий СЕРТАКОВ
ЗМЕЙ
Taken: , 1
1. «Барабан»
— Есть вероятность, что я умру во сне?
— Вероятность есть всегда. Поработайте кулаком…
— Вы умеете обнадежить. И не стану наркоманом? Эта штука вызывает зависимость?
— Строго говоря, Макс… — Вукич извлек иглу, заткнул пробирку и, оттолкнувшись ногами, уехал на кресле к центрифуге. — Строго говоря, никто понятия не имеет, что вызывает эта штука.
— Как там животные?
— Без патологий. Кролики, те вообще не засыпали.
— Что говорят ваши добровольцы? — Макс зажал локтем ватку, скосил глаза в угол. Повернуть голову мешали приклеенные к вискам электроды.
— Час назад очнулся пятый. К вечеру ждем оставшихся, что получили по пятнадцать тысяч кубов. — Майор помедлил, склонившись над микроскопом. Сквозь стекла реторт было видно, как шевелится его плотный затылок. Поскрипывали колесики кресла, низко гудел автоклав.
— Что они помнят, Влад? Как-то не хочется остаток дней прожить идиотом!
— Трое утверждают, что не испытывали никаких ощущений, они вообще ничего не помнят, по крайней мере пока. Бурсенко, как вам известно, вскрыл вены, стоило его вернуть в изолятор. Воспользовался заточенным оконным шпингалетом. А этот, последний… Впрочем, пленка у шефа, лучше сами ознакомьтесь.
— Что там, Влад? Я-то ознакомлюсь, мне важно ваше мнение, вы здесь умнее всех.
Вукич отсоединил провода, достал из кармана халата связку ключей и магнитную карту, показал глазами на дверь.
В раздевалке скинули комбинезоны, получили у дежурного одежду. Миновали третий пост, расписались в окошке, Вукич сдал ключи. На втором посту, у лифта, лейтенант проштамповал пропуска, позвонил наверх, первому. Поднялись в зарешеченный тамбур, там, как обычно, пришлось ждать.
Наконец, появился офицер первого отдела. Под присмотром автоматчиков Молин и Вукич одновременно опустили с двух сторон карты в щели турникета. Во дворе Макс двинулся было к машине, но майор мягко ухватил его за рукав куртки и увлек за собой, в темноту заснеженной аллейки.
— Мнения — это не по моей части, капитан. Сигарету? — Макс сделал отрицательный жест. — Лабораторию брал городской ОМОН, по наводке конкурентов. Ожидаемого сопротивления не оказали. — Вукич стряхнул пепел на верхушку сугроба. — Хозяев, как всегда, не оказалось, а тот, кто нас интересовал, успел сбежать. Змеевик его кличка, я не знаю, кто он и откуда, но химик он гениальный, завалил своими «произведениями» местные дискотеки. Я дорого бы дал, чтобы с ним поработать, некоторые решения тянут на докторскую, без предзащиты… М-да! Но то, чем мы собираемся вас уколоть, это… Макс, давайте на «ты»?
— Давайте.
— Во время облавы обнаружили троих в отключке, думали — передозировка, отвезли в наркологию. Затем обратили внимание на работу сердца, доложились начальству. У тех на такой случай есть инструкция, связались с нами. Это, собственно, не сон, практически коматозное состояние, весьма смахивает на действие сонапакса, но не все так просто. Кровообращение замедляется вдвое, дыхание — ладно, пугать, так пугать. Первый проснулся и выбросился в окно. Там шестой этаж, никто не успел помешать.
— Почему мне об этом не сказали?
— Все вопросы адресуй третьему отделу, фармацевтам, капитан, сперва занимались они. И, в конце концов, он же нарик, чокнутый, вены в дырках… За трупом не явились, не опознали. Остальных мы срочно забрали к себе, потому что я к тому моменту немножко разобрался в хозяйстве Змеевика и восстановил формулу дури, которой они были накачаны. Кровь брали у них ежедневно, лишь на пятые сутки концентрация начала снижаться… М-да. Пленки допросов ты видел.
— Несут полный бред…
Вукич быстро взглянул Максу в глаза:
— Да, почти полный бред. Но никто не требует повторить. Требуют все что угодно, но не «барабан» . Змеевик так назвал отраву, потому что перед приходом в ушах стучит… — Майор разорвал упаковку «Орбита», скатал фольгу в шарик, сунул в рот две пластинки.
— Влад, ты же мне не все рассказал?
— Тот зэк из контрольной группы, Руслан, что очухался последним… он несет аналогичный бред, что и наркоман из притона Змеевика.
— Схожие галлюцинации, что в этом необычного?
— Слишком схожие, Макс.
— Он тоже видел Желтый Город, говорящих пауков и что там еще… людей без кожи? Его били током летающие ежи, его подвешивали в пузыре с кучей других придурков и склоняли к содомии? — Капитан постарался не показать раздражения, под которым потихоньку шевелился страх. — Нам мало двоих двинутых? Если я им составлю компанию, это спасет кого-то от наркоты? Мне останется выступить по первому каналу и поведать деткам о съедобном мыле, о часах в голове, да? Боюсь, эффект будет обратный, всем захочется попробовать!
— Максим, ты вроде бы мечтал услышать мое мнение? — Вукич вздохнул, выплюнул жвачку на снег, зажег следующую сигарету. Молин молчал. — Осужденный Бурсенко, перед тем как порвал себе вторую вену шпингалетом, написал кровью на стене: «Взяли, пидоры? С Новым годом!»
— Я знаю. Что с того?
— Ничего… Сегодня шестое марта. Клиент Змеевика, который сиганул из окна больницы, тоже кое-что оставил… Не смотри на меня так, в рапорте не упоминалось, потому что никто этого не видел. Чернил у парня не нашлось, и писал он на полу дерьмом. Вытащил утку из-под соседа и пальцем изобразил. А нянечка замыла, пока все вокруг носились и орали на ночную сестру. Я, когда прилетел, гляжу — пол мокрый, отыскал ее этажом ниже, выспросил. Ей-то что, ей не в новинку, там художники еще почище встречаются. Этот придурок накарябал: «2400. С Новым годом!»
— Следует верить ее словам?
— Есть еще кое-что… Пойдем, подброшу до метро. — Майор стряхнул снег с куртки. — Когда дежурный в нашем изоляторе заметил, что номер пятый просыпается, он сразу доложил, все сделал правильно… Так вот… — Майор оглянулся. Снег падал густо, на аллее позади них исчезали две цепочки следов. — Перед тем как открыть глаза, парень спел кусок песенки. Позже его просили повторить, но безрезультатно, не помнит. Они приходят в норму, а в голове точно стирается все. М-да… А лейтенант запомнил. Хочешь, спою?
«Двадцать пятый — век проклятый, Двадцать пятый — золотой! Если ищешь встречи с Богом — Жги мосты перед собой!»
Taken: , 1
2. Изабель
Я упал лицом вниз и лежал в страшно неудобной позе. Опыт подсказывает: никогда не вскакивай сразу, если не можешь вспомнить, как упал, потому что неизвестно, какая кость сломана. Шевельнул конечностями — локоть заныл, но в целом, попытка оказалась успешной. Виски покалывало, такое ощущение, словно в черепе засело с десяток негров с тамтамами. Наверное, я ударился глазом — слева на сетчатке вспыхивали и гасли зеленые цифры.
— Снейк, сладенький, что с тобой? — Кто-то меня переворачивал. Я приоткрыл глаза и тут же забыл о боли в локте и вспышках в глазу.
Ему можно было бы дать не больше семнадцати, если бы не ровная короткая бородка от уха до уха. Круглое азиатское лицо. Похож на японца или китайца, но не чистый китаец.
— Снейк, мальчик, ду ю о\'кей?
— О\'кей! — сказал я и попробовал сесть.
Он разулыбался. Как я уже сказал, его милое личико окаймляла идеально подстриженная бородка, весьма симпатичная. Слева ярко-оранжевая, справа — синяя. На лбу дымились узкие очки без дужек. Просто сидели, словно приклеенные, и дымились. В уголке левого глаза виднелось что-то металлическое — серьга в форме капли. Когда он повернулся, я заметил за ушами шишкообразные утолщения, под цвет кожи, вроде аппаратиков для глухих. На голове все было в порядке, если можно назвать порядком стоящую дыбом прическу, в виде распахнувшей пасть кобры. Глаза у кобры светились, капюшон на затылке слегка шевелился. Он нагнулся, змея качнулась. Мне показалось, китаец собирается лечь рядом, но он лишь помог мне встать. Когда мы поднялись, оказалось, что обладатель разноцветной бороды ниже меня почти на голову.
— Как тебя зовут? — спросил я.
— Оу, ноу, бой! Джаст не сэй, что нажрался тиба. Ты же мне обещал!
Этот парень постоянно смешивал русский и английский, с добавлением китайского. Впрочем, скоро я к этому привык и перестал обращать внимание. Все так говорят…
— Как тебя зовут? — повторил я, пытаясь сморгнуть соринку в левом глазу.
— Это же я, Изабель! Снейк, мальчик, не пугай меня! Ты притворяешься, йэп? Или ел без меня тиба !
— Да, я ел без тебя тиба! — Мне подумалось, что это наилучший ответ, который можно дать, чтобы не сойти с ума. Результат оказался странным — юноша заплакал. Заплакал и бросился мне на грудь.
— Ну, ну, перестань! — пробурчал я, погладив кобру по капюшону. От его прически пахло миндалем. — Я больше не буду!
И правда, зачем мне эта тиба? Обойдусь, наверное. Тут Изабель встал на цыпочки, высунул язык и решительно потянулся ко мне губами. Тело среагировало быстрее, чем разум. Секунду спустя он отлетел к стене, брякнулся, как заводной клоун, на пол и горько заплакал.
Черт подери, я никогда бы раньше с такой легкостью не ударил человека, и уж тем более не таким жестоким образом!
Я сказал «к стене». Собственно, никакой стены за секунду до этого не наблюдалось. Мы стояли на краю овальной, покрытой пружинящей губкой площадки, за спиной у меня — желтоватая выгнутая поверхность, впереди и с боков — только небо, ни перил, ни стекла. Восхитительно синее небо и немного странные облака. Но Изабель не улетел от моего удара за край, навстречу ему молниеносно выдвинулось откуда-то снизу сетчатое упругое полотнище, точно флаг на ветру, и вернуло его нежно на пол.
— Извини! — сказал я. — Ты что, голубой?
— Ты фантазно токаешь, — отозвался он с пола, без всякой, впрочем, обиды. Или привык, что его бьют? — Вай голубой?
— Ну… ты любишь мужиков?
— Снейк, мальчик мой, — он прекратил плакать, раскосая мордочка отразила неподдельное изумление, — кого же мне, по-твоему, любить?
— А женщин не пробовал? — Мне казалось, я иду по тонкой натянутой проволоке, каждый вопрос кидался наугад.
— Хэй, Снейк, я штекнулся ! Это новый плей, йэп? Вы с Чаком лепите новую игру про фемин?
Я чуть не застонал. Опять мимо цели. Попробуем зайти с фланга.
— Почему у тебя женское имя?
— Женское? С каких это пор? — Похоже, на сей раз наступила его очередь пугаться. — Так звали пикового вирус-киллера, он был моим дедом.
— Он был врачом?
— Почему врачом?! Он, хоть и порченый, был убийцей пятого дана, таких десяток на континент… Я взял его имя.
— Ты говоришь о компьютерных вирусах?
— Оф коос… А какие еще бывают?
Так, похоже, хоть в чем-то мы друг друга поняли. Мне показалось, я ухватил одну, не самую глупую, мысль.
— Что значит «порченый»?
— Снейк, ты разве не знал?.. — Он запнулся и яростно покраснел. — В молодости он спал с бабами…
— Надо же, какая неприятность… Хотел бы я с ним встретиться, — сказал я. — Дед, наверное, умер?
— Его сжег вирус… Снейк, это общеизвестно! — Изабель пожал плечиками. — Встретиться с ним — не проблема, но ты ни разу не аск.
Я переварил полученную информацию и сел напротив него на пол. До сего дня я трижды тестировал препараты, но глюков подобной яркости переживать не приходилось.
Губчатый коврик мягко шевельнулся под руками, или это мне почудилось?
— Стоп. Еще раз.
— Вирус выжег ему мозги. Это была «Серая петля» в шестом поколении… — По-моему, до него начало что-то доходить. — Змей, мы проходим «Серую петлю» во втором семестре… Ты действительно ничего не помнишь?!
— Нет, Изабель. Я… я ударился. Подожди минутку… А как с ним можно встретиться, если он умер?
— У него же был шестой дан, он отхватил ресурс на посмертный ректификат мозга… Снейки, я штекнулся, что с тобой хэппенд! Вчера выступала железяка из Департамента здоровья, в районе больше ста случаев пробоя. Но это поправимо, нам надо фаст двигать в пансион!
Он яростно жестикулировал, но не делал попыток подняться, так и сидел, развалясь, раскинув голые пятки. Святые яйца! На ногах моего нового друга светился маникюр, к ступням, без никаких завязок, лепились высоченные прозрачные «гейши». Я присмотрелся… Внутри каблуков плавали живые цветастые рыбки. Выше, от колен и до шеи, Изабель одевался вполне консервативно — в строгое широкое платье пастельных тонов, на талии три ремешка, один под другим, между ними крепились… очевидно, подсумки или что-то вроде… Облака за его спиной продолжали плавный разворот, достигали невидимой точки, упирались в нее по очереди и ползли назад. Впрочем, я ошибся, границу можно было различить, пронзительная бирюза там сменялась дымчато-серой завесой. Очень далеко…
— Мы успеем в пансион, — заверил я. — Давай закончим с твоим дедом. Его мозг клонировали, и теперь ты можешь с ним пообщаться?
— Смогу, если накоплю достаточно маней. Но у тебя-то евры есть…
Слава Создателю, в этом безумном обществе присутствовали деньги!
— Его время стоит дорого, от пяти тузов в час…
— Э… Он посмертно работает?
— Конечно… Бой, а кто джаб при жизни ? Дед уже в Диипе заслужил седьмой дан, когда во время войны укокошил в одну ночь сорок тысяч япошек.
— Во время… войны с Японией? — небрежно переспросил я.
— Коос… Запустил «Серую петлю» восьмого поколения с фрай-мутацией, пробил защиту их пансионов, тогда они еще назывались клиники, и сорока тысячам вместо медикейшн вкололи ночью пойзон. Он удостоился седьмого дана и восьмисот гигов допресурса Глубины . Дом себе вылепил…
— Ты… ты имеешь в виду сетевой ресурс? Виртуальное пространство?
— Хэй… бой, снова токаешь как в древней синеме! Но я штекаю. Конечно, в вирте, ему же надо где-то жить!
— А нельзя было клонировать ему новое тело? — Похоже, я почти адаптировался в собственном бреду.
Его узкие глаза округлились:
— Змей, это пробой ! Я боюсь тебя… Железяка спикала, что большинство пробитых агрессивны!
Я теперь точно вижу, что это не ты, Змей никогда не токал так фантазно… Драйв, прошу тебя, если успеем, за неделю все пройдет… Ведь ты же не Снейк?
— Да, я не Снейк… — Мне стало сразу полегче. — Меня зовут Максим, но ты продолжай звать меня как хочешь. А почему ты кличешь диктора железякой?
— Диктора… — Изабель покатал незнакомое слово на языке. — Потому что она из железа, кибер. В новостях спикают всегда киберы.
— И лечат таких, как я, тоже… киберы?
— Лечат?.. — Он задумался, кобра на макушке сменила цвет глаз. — Хей, я штекнулся, о чем ты! Ты майнешь, это болезнь! Но болеют только растительные формы. У тебя пробой гена наследственной памяти. Если прибыть вовремя, в пансионе за неделю раскрутят кислоту, и придешь в норму. Прошу, не пугай меня, драйв!
— Не переживай! — Я рассматривал собственные окольцованные пальцы на ногах. — Мы обязательно туда сходим, но прежде мне надо осмотреться! Обещаю, больше тебя не трону! И… не сообщай пока никому. Ты поможешь мне?
Изабель разглядывал меня, закусив губу. Мне не очень хотелось его связывать.
— Любой случай пробоя приравнен к психо… Максим. — Изабель снял со лба дымящие очки. К слову сказать, он соображал гораздо лучше, чем казалось вначале. И адаптировался к ситуации быстрее меня. Но это же был его мир… — Железяка сникала, есть случаи агрессии, суицида и даже убийства. Мы лепили дом и потому отключены от нэта, иначе копы были бы уже тут.
— Зови меня Снейк, ладно? Мы лепили дом?
— Да, мы лепили наш дом, а на высоте весь частотный хард автоматом глушится, чтобы не мешать баржам. Когда мы спустимся ниже сотни метров, Глубина найдет нас, и тогда…
— Меня засекут? — В ушах снова гулко забили барабаны.
— Полиция Психо видит каждого… В ресурсе любого гражданина Содружества константли дежурит вирт-пансион, сканит организм с дискретом в минуту, на предмет отклонений по хэлфу. Сбои по психо проходят на левел опасности А и выдаются на нэт секьюрита, чтобы пресечь агрессию.
— То есть любая болезнь становится им известна?
— Снейк… Макс, болезней нет. Например, ты меня ударил, это агрессия. Тебе повезло остаться в живых, при включенном харде я выставляю левел обороны на максимум филинга.
— То есть у вас нет драк? Затеешь драку, и компьютер тебя убьет?
— Все есть, Снейк! — Он поглядел на меня со странным выражением. — Но при активном вирт-пансионе атаковать гражданина невозможно. Или получи визу на отключение, или… Если ты, к примеру, в зоне навигации. Посмотри вниз.
Я послушался. Следя за соседом краем глаза, подполз к краю платформы. Изабель продолжал сидеть, уставившись в точку. Все-таки губка под моими коленями слегка шевелилась. Я выглянул, и сердце на секунду остановилось. Мы висели на колоссальной высоте. То, что мнилось мне балконом, оказалось, скорее, одним из тысяч лепестков на бесконечном вертикальном стебле. Ниже нас торчала еще пара «балкончиков», а дальше, насколько хватало глаз, раздувались гигантские желтые тыквы, в светящихся полосках, треугольниках и кружочках окон. Квартиры… В ближайшем жилище окно на моих глазах переползло по стенке, догоняя солнечный луч. Посмотреть выше мне мешал следующий, нависающий метрах в пяти, лепесток. Слева и справа, всюду тянулись, переплетались желтоватые гладкие стебли, с десяток метров в обхвате. Некоторые квартирки-«тыквы» разбухли до размеров солидного трехэтажного дома, они прорастали в соседние стебли, поскольку родной побег их уже не выдерживал.
— Изабель, тут все… — голос мой хрипел, — все дома такие?
— Откатись, бой, только жилой массив. Не будет же правительство сидеть, как манкиз на ветках! Им нужны коридоры и кабинеты.
Мне понравилось его видение предмета. Кое в чем общество не менялось, даже в наркотическом сне.
— Это живой лес?
— Мальчик, я не профи в биоландшафтах. За основу, по-моему, взята какая-то лиана, скрещена в космосе с бамбуком… Последнюю быструю модификацию выпустили лет двадцать назад, она позволяет вселять десять тысяч в месяц. Было бы кого вселять… А в Канаде, говорят, за основу приняли лиану с баобабом, им так больше нравится. Посмотри направо, там грузовая магистраль.
Не меняя горизонтального положения, я повернулся, куда он мне указывал. Справа лес раздавался в стороны, образуя своеобразную прогалину, шириной метров двести, и вдоль по ней, ниже нашего лепестка, бесшумно скользили транспортные баржи. Караван огромных мультяшно размалеванных сигар казался бесконечным. Метров на пятьдесят ниже в обратную сторону катился встречный поток. Между потоками, без единого намека на крепежные тросы, убегал вдаль ряд светящихся поплавков. Далеко внизу блестела поверхность воды.
— Пока мы не вылепим стены, излучения хардов способны сбить настройки навигации. — Изабель ткнул пальцем в то. место, где я упал. — Поэтому Департамент сообщений блокирует активность.
Я вернулся к нашему стволу. На гладкой теплой поверхности просматривались три дверцы и узкое окошко посредине. Под окошком оставалось место для ладони.
— Положи руку, — скомандовал с пола Изабель. — Глаза — на уровень риски.
Я растопырил пальцы. Не мои пальцы. Мои настоящие кисти намного скромнее, кроме того, лишь в страшном сне капитан Молин мог увидеть на собственном предплечье объемную татуировку, изображающую голого юношу в… женской позе. Юноша подмигивал и совершал движения задом. Прикрыть тату было нечем, но, по крайней мере, Снейк предпочитал платью некое подобие комбинезона, с клетчатой безрукавкой навыпуск. Накрашенные полированные ногти на мизинцах и больших пальцах. На левом большом пальце под слоем лака фотография Изабель, на правом — какой-то урод с сине-зеленой бородой…
Окошко бодро залопотало по-английски:
— Снейк Ксения Антонио, добро пожаловать домой. Компания «Ландшафт-синтез» счастлива предложить вам сто восемьдесят две конфигурации жилой площади соответственно выделенному вам ресурсу. Если вы желаете внести изменения в заявку, проведите повторную авторизацию. Если ваши планы не изменились, выберите этажность…
— Так, дружище, — сказал я будущему сожителю, отдергивая руку, — с хатой мы успеем, где тут лифт?
Все три лифта оказались самыми обыкновенными, яйцевидной формы, персон на двадцать каждый, с пуфиками у стен, со стереовидео под потолком. Стоило нам войти, в углу, выставив ладонь, повисла полуголая брюнетка со счастливым лицом и обнадежила, что обеды начнут поставляться в дом уже со следующей недели. После чего уставилась на меня. Изабель застонал:
— Тебя нельзя отпускать одного! Скомандуй «вниз»! Скорее!
— Вниз! — строго произнес я. Брюнетка продолжала улыбаться.
— Ладонь! — подсказал китаец. — И не отворачивай от нее лицо!
— Делаем, начальник! — озлился я. — Чего ты орешь?
— У нас оставалось три секунды на идентификацию. Дальше вход блокируется, и просыпаемся уже в полиции.
Зато, пока летели вниз, я рассмотрел себя в зеркале. Ни малейшего сходства, разве что верхние веки и уши… Настоящий буйвол, мышцы буграми, а лицо узкое, сухощавое, опять же со слабой, но узнаваемой примесью восточной крови, разноцветные, искрящиеся радужки. На макушке — «Взлетающий Змей» с подсветкой и трехслойным парфюмом, согласно времени суток. Цена прически — семьсот евро в новых; в углу глаза — тайм-навигатор, за ухом — валик харда, модель «Квик-стан-дард-оптима», двести гигов постоянной, зарядка от дыхания…
Китаец кидал инфу, я впитывал, насколько мог быстро. И тут в лифт вошли соседи. До того как раздвинулась прозрачная диафрагма, я успел кое-что заметить. Они жарко целовались, и одна вовсю мяла грудь подружке. Для наркобреда все слишком отчетливо…
Две женщины, возраст не разобрать, впрочем, первая почти ребенок, пониже ростом, потрясающая фигурка, прозрачный комбинезон в облипку. Под комбинезоном голое тело в изысках боди-арта. Ее почти не портила лысая голова с натянутой поверх металлической сеткой. Подружка, выше меня на полголовы, шире в плечах, седая грива до пояса, такая же, как на мне, клетчатая безрукавка, загорелые лодыжки, на каждой из которых звякали десятки серебряных браслетов, под мышкой — кобура с чем-то длинным, не успел рассмотреть…
— Хей! — сказала старшая басом и встретилась ладонью с призрачной лифтершей.
— Хэй! — ответил я, пытаясь отвести взгляд от задницы маленькой гейши. Рисунки на ее теле плавно перемещались, птицы взмахивали крыльями, голая женщина прыгала в бушующий водопад… Изабель оставался совершенно равнодушен.
— Неплохо, йэп? — заметив мой интерес, рассмеялась седая. — Жасмин, долли, повернись, покажи спереди!
Жасмин с улыбкой повернулась. Я не знал, куда спрятать глаза.
— Обошлось мне почти в три туза, но ты же в курсе, Снейк, какие прайсы аскает этот факнутый грек!
— Да уж… — выдавил я.
Изабель тут же вклинился, пришел на помощь. Что бы я делал без него? Помер бы с голоду в недостроенной тыкве?
— На Охоту, Серж? — Он кивнул на содержимое заплечной кобуры.
— Драйв с нами! — кивнула Серж. — Будет откатно, по пятьсот с носа, и двадцатый разряд, на поражение.
— Платить полтуза, чтобы увидеть, как подстрелят твою задницу? Йэп! Вай двадцатый? — Изабель поежился и взял меня под руку. Я не стал сопротивляться. — Слишком опасно!
Женщины заливисто захохотали. До меня наконец дошло, что обе находятся под кайфом.
— Изи, ты в Глубине отстала от жизни, долли! — отсмеявшись, сказала Серж. — Пока ты фантазишь новые вирусы, двадцатый разряд — уже год как норма! Снейк, красавчик, найди меня в нэте, если передумаешь, я придержу пару плейсов! Хей, бойз!
Обнявшись, они двинулись к выходу. Жасмин послала мне воздушный поцелуй, под мышкой качалось зачехленное оружие. Я выдавил улыбку. Оба ее соска вылизывали фиолетовые монстры.
— Седьмой этаж, — сообщил лифт. — Ресторан, христианская молельня, смоук-бар, допинг-бар, водный дансинг, арсенал, эскорт. Такси местное и региональное. Пересадка в элеватор до банов шесть и двадцать восемь. Пневматик линий «А», «Тэ» и «Тэ три». Приносим извинения, взлетный коридор Москва-Ярославль закрыт до восемнадцати ноль-ноль ввиду беспорядков. Воспользуйтесь коридором шестого микрорайона.
Мы вышли, рука об руку, и очутились в лабиринте, во всяком случае, так мне показалось. Изабель сдвинул на нос свои узкие очки. Розовый свет, шесть эскалаторов, музыка в ритме африканских шаманов. Прозрачный пол, под ногами толпа народу грузится в длинное двухэтажное раскрашенное, как новогодняя елка, сооружение. Ствол нашего супербамбука уходил еще глубже, расширяясь в полумраке нижних этажей. Я задрал голову. По спиральным желобам снизу вверх устремлялись разноцветные струи воды, неспешным хороводом кружили розовые светильники. Мне показалось, под днищем ближайшей нижней «тыквы» пронеслось нечто, трепеща огромными мушиными крыльями. За ухом пискнуло, и мягкий шепот прямо в голове произнес: «Хард активирован. Проверка произведена, нарушений нет, общий уровень доступа». Изабель потянул меня в сторону:
— Май Год, Снейки, мы в нэте. У тебя две минуты задать личный доступ, и драйв в пансион, я прошу тебя! Ты совершенно беспомощен, один не протянешь и часа.
— Так помоги мне, ты же обещал!
Он вздохнул, дымя очками. Это плод моего воображения, сказал я себе, это действует наркотик. Отчего все строится столь логично?
— Почему у тебя дым идет из очков? — сменил я тему.
— Дым? — Он рассеянно поднял узкие глаза. — Это модно… И это не очки, а мультивизор, я же криэйтор. Хочешь взглянуть?
Вначале глазам стало больно, затем фокус изменился, приноравливаясь к моему зрению. Я видел стоянку такси, видел спаренные кольца, внутри которых покачивалась сигара пневматика, видел десяток стариков, сосущих кальян в смоук-баре. И одновременно я видел три висящих в воздухе объемных экрана с пробегающими потоками цифр.
— Значит, твой дед убивал вирусы, а ты создаешь? Сознательно вредишь, так? В моем мире это называется хакерством.
Наверное, я произнес чудовищную глупость. Изабель застыл с открытым ртом. Мимо нас, без посторонней помощи, проплыли санитарные носилки с толстой женщиной, нырнули в кишку эскалатора. Толстуха с кем-то пересмеивалась, нацепив мультивизор.
— Бой, я тебя прошу, никому не токай энифинг в этом роде, тебя зафризят в Психо, и даже Чак не сможет хэлп, штекаешь? Пока идет война, криэйторам платят десять тузов за каждую удачную мутацию, и я не хочу потерять этот джаб! — Он разволновался, даже вспотел.
— Я не хотел тебя обидеть. Ну, извини! — Внезапно меня озарило: — Ты говорил, что война с японцами кончилась?
— Война с Чайной идет одиннадцатый год.
— Война с Китаем?! Ты сказал, что вчера прилетел из Пекина!
Он потянул меня за рукав:
— Нельзя стоять на открытом месте больше трех минут… Слушай, я не думал, что будет так фантазно спикать с парнем из пробоя! Почему война должна помешать поездкам домой? Чайна не соблюдает Конвенцию по чистоте генотипа…
— Изабель, а чем занимаюсь я? Скажи, хуже уже не будет.
— Ты? — Он замолк, раздумывая. Мне почему-то стало не по себе. — Когда Серж была мужчиной, ты жил с ней. Вы… любили друг друга. — Последняя фраза далась ему с напряжением. — Вы вместе джабали в «Охоте братьев Ли», и… ты был одним из лучших в штате.
— И на кого мы охотились? — Мне подумалось, что я знаю ответ.
— Это не вы, а на вас охотились…
— А потом? — Я разглядывал то, что называлось такси. Водителей не наблюдалось, но шашечки на боку этих торпед имелись. Периодически то один, то другой сегмент стоянки опускался вниз, чтобы отправить свободную машину на уровень бана или поднять наверх вернувшуюся, с пассажирами.
— Потом тебя дважды ранили в сердце, ты получил свои миллионы страховки и решил свалить. А Серж сменила секс, потому что ты втюрился в Чака.
— Стало быть, когда я ее любил, она была мужчиной?
— Снейк, ты крейзи? Ну не феминой же!
— Стало быть, женщины любят женщин?
— Кроме порченых… И не глуши мне мозг, что в дикие времена было иначе!
— Оп… А как назвать тех, кто не порченый?
— Натуралы, естественно…
Я отогнул ворот безрукавки. Под левым соском белели тонкие, еле заметные шрамы. И ниже, на боку, и на локте.
— Мне дважды попали в сердце, и я остался жив? — Тонкости тендерных взаимоотношений я решил оставить на потом.
— Йэп, натурально, ты умер. Просто для клона сердечной мышцы перегрузки не рекомендуются, и ты оттуда ушел. Теперь мы живем трио… Чак, ты и я.
— Кем Чак работает? — Я оставался почти спокоен.
— Снейк, милый… то есть Макс, никто почти не работает, кроме процентов двадцати крейзи, вроде меня. Бой, тебя уже отследили… Ты не знаешь, как активировать личный доступ. Чак едет сюда, он поручился, что мы доставим пробитого без помощи полиции. Йэп! Велено проводить тебя в пансион Гаутамы… Странно.
— А зачем пароль, если хард мой личный и всегда на мне?
— А если штатники, или япошки, или китаезы начнут атаку в общем доступе? Пока восстановится нэт, ты спасешь личный ресурс. И кроме того, как ты в общем доступе будешь отслеживать баланс?
Не вполне понятно, но звучит разумно.
Позади открылся лифт. Помахав нам ручкой, прошла красотка с живым удавом на шее. За ней, то и дело опускаясь на четвереньки, трусил голый мужик в кожаной маске и ошейнике. В маске не было прорезей для глаз, мужик постоянно налетал лбом на встречные предметы, но какая-то сила тянула его за женщиной. Когда они прошли мимо, я забыл обо всем, желудок напрягся, готовясь выплеснуть остатки завтрака… На спине у любителя ходить на четвереньках отсутствовала кожа. Шевелились позвонки, под ребрами дергалось что-то красное…
— Ты меня слушаешь, Снейк?! — Изабель проследил за моим остекленевшим взглядом. — Донт варри! Консуэла забавляется, купила нового песика!
— Забавляется?! Да с него содрана кожа!
— Ничего не содрано, просто скин-инъектор меняет структуру кожных покровов, хватает на пару дней.
— Он добровольно на это пошел?
— Йэп! Песику нравится быть рабом, вай нот? В эскорте очередь желающих. Это дает пенсионный стаж и гражданство. И вообще, многим нравится, есть целая сеть клубов… Пойдем, нам надо в арсенал, забрать свои ганы. В жилой массив с оружием доступ закрыт.
В арсенале меня поджидал очередной конфуз. Приветливое личико за стойкой расплылось в улыбке, затем повернулось, демонстрируя, вместо волос на затылке, плоскую черную поверхность. Мало того, изящное женское туловище составляло со стойкой единое целое. Ганы представляли собой два бильярдных шара, послушно зависших в сантиметре у меня над плечами.
— И как они… стреляют?
— Начнется атака — поймешь, — туманно объяснил Изи.
Местный эскалатор был крутым и гладким, но стоило задрать ногу, как пупырчатая поверхность изогнулась, образовав ступеньку. Как только я поставил ступню, за ухом негромко звякнуло.
— С моего счета сняли деньги за вход? Значит, без компьютера, то есть без харда, я бы в метро не попал?
— Ты бы никуда не попал, Снейки, ни в транспорт, ни домой, ни в один бар. Поэтому песики так стремятся стать гражданами Евросоюза.
— А наличные деньги существуют?
— Где-то есть парочка стран… В Африке! — Он задумался. — Запроси хард, если интересно.
— Россия входит в Союз?
— Не помню точно… Лет двести.
Что ты вообще помнишь, подумал я.
К перрону подплыл сверкающий болид. Рядом двое парней горячо целовались. Один держал за руку мальчишку лет пяти. В вагоне, сплетясь руками, хихикали две девушки.
— Который сейчас год, Изабель?
Он молча указал пальцем в жерло тоннеля. Над сияющими голограммами реклам вспыхивала надпись «2400. С Новым годом!»
Taken: , 1
3. Пансион
— Вы воспринимаете себя Максимом Молиным, тысяча девятьсот семидесятого года рождения, служащим в особом подразделении по борьбе с наркотиками?
— Да, я воспринимаю себя именно так.
Мне стало весело. Собственная бредовая фантазия пытается убедить меня в том, что я — не я.
— Очень хорошо, — с нажимом произнесла она. — Можете взять одежду и оружие.
— Я свободен?
— Ваша семья за вас поручилась. Завтра вас доставят в это же время. Если удастся выяснить характер повреждений, начнем восстановительный цикл. На время пробоя, до возвращения личности, мы вживляем психосканер. Допуск к личному ресурсу восстановлен. Мистерии посещать только в сопровождении. Активная оборона запрещена, пассивный радиус ганов — десять метров.
Моя семья… Изабель и Чак подмигивали мне из приемной. Оба здорово набрались. Чак мне, кстати, понравился. Нет, упаси боже, не в интимном плане. Во-первых, он не паниковал. Во-вторых, употреблял привычный русский язык и не вис у меня на шее. В-третьих, он сразу предложил сделку: с моей стороны — послушание и следящий сканер, с его — домашний уход.
— Что со мной в одиночестве может случиться? — спросил я, пока такси, на глубине пятидесяти метров, неслось по бану. Чтобы не видеть, как они лижутся и Чак шурует у Изабель под платьем, я нарочито внимательно изучал пейзаж за окном. Машины двигались в восемь рядов, строго выдерживая одинаковую скорость и интервал, — все перестроения, видимо, контролировались из единого центра. На фоне серой стенки тоннеля со скоростью транспортного потока вышагивала сказочная трехмерная блондинка в сопровождении трех бронированных головорезов. «Трехдневный эскорт в зоны риска! Всего 8000 новыми! Артефакты диких времен!»
— В разных районах Питера действуют свои законы. Ты можешь случайно угодить в зону свободного кайфа или вольных Мистерий и неадекватно отреагировать, это опасно. — Чак теребил зеленую бороду, участливо похлопывал меня по руке. Изабель уже успел ему шепнуть, что лучше со мной не целоваться.
— Если так опасно, то оставьте меня в пансионе, зачем вам головная боль?
Они изумленно переглянулись.
— Макс, если Снейк попадет в реестр Психо, ему не дадут визы на воспроизводство! Пансионы никого не оставляют на воле, в городе полно чокнутых! Плиз, покажи лояльность, будь послушным одну неделю, ведь он твой… потомок.
— Снейк планирует иметь ребенка?!
— Он три года провел в тренинге на Сатурне, чтобы джабать зверем в «Охоте братьев Ли», затем три года на Охоте, это почти рекорд. Зверям запрещен тяжелый допинг, Макс, поэтому им проще получить визу на ребенка. Пожалей своих правнуков, Макс!
— А ты, Чак? Ты хочешь детей?
— Йэп, бой! — Он захохотал, вскидывая зеленую бородку. Зубы у моей второй жены были превосходные. — Мне поздно, мы с Изи выбираем кайф. После стольких лет медузы мутации клеток неуправляемы…
— Подожди… Все эти медузы, тиба и прочая дурь, они в свободной продаже?
— Май Год, Снейки. — Изабель положил голову на колени Чака. — Запроси в харде Декларацию прав. Вообще-то кайф делится на пойзоны, или отраву, как тебе удобнее, ею глушатся в основном за пределами Союза, затем идет собственно кайф, это для малолеток, — сплины, Красный, Черный тиба, Бальзам Хо…
— Бальзамы Хо тоже признаны отравой, — перебил Чак. — Смертность превысила норму, и много жалоб на слепоту. Акции Хо упали за месяц вдвое.
— Взрослые люди глушат медузу, колумбийские грибы, — продолжал Изи. — Коку, джойстики, эквадорский гриб, опий, кому что по карману. Иногда чистки стоят дороже допинга, а не сменишь кровь — не доживешь до сорока…
Я зажмурился. В висках настойчиво барабанило, не так, как прежде, но ощутимо. Такси сдвинулось на три ряда вправо, скользнуло на тормозной пандус и выпрыгнуло на поверхность, плавно болтаясь промеж магнитных буйков. Святые яйца! Слева выросла и тут же умчалась назад «Аврора», заключенная в стеклянный колпак. Излучины реки не было и в помине, крейсер стоял посреди огороженного пруда. Я попытался сориентироваться, но Большая Нева ушла под землю, на месте Троицкого моста висели соты аэровокзала, а Петропавловская крепость, также под колпаком, переехала в район Марсова поля. Кусочек исторического центра размещался в глубоком ущелье, среди убегающих ввысь небоскребов. В нижних этажах колоссов суетились человеческие фигурки, а далеко наверху продолжалось строительство. Опорные балки, точно куски скелета, не обросшие пока «мясом», тянулись к небу, между ними, в провалах будущих окон, поблескивала гора стекловидной бурой массы. Ни подъемных кранов, ни обломков кирпича, ни машин с раствором.
— Бактерии, — указал пальцем Чак. — Питаются псевдомитом на кремниево-молибденовой основе, особый строительный хард управляет расходом их выделений, согласно проекта…
— А Нева?! — не выдержал я.
— Что с ней такого?
— Как это «что»? Она течет в другую сторону!
Река не просто сменила направление. Примерно в том месте, где раньше Литейный проспект заглядывался на шпиль Финляндского вокзала, она обрывалась двадцатиметровым кипящим водопадом, даже целым каскадом, и энергично устремлялась в сторону Ладоги.
— Красиво, йэп? — засмеялся Изабель. — Донт варри, бой, она никуда не течет, это для красоты. Ладожская промысловая экосистема закрыта для притока, а в Балтике, дальше Кронштадтской стены, сплошной пойзон. Годится лишь для отмывки изотопов в реактор.
Место, раньше называвшееся Петроградской стороной, буйно заросло тропическим лесом, а за верхушками пальм вздымались знакомые заросли жилого бамбука. Желтый Город… В далекой безоблачной синеве колыхалось что-то вроде громадной паутины, на растяжках бесчисленных нитей удерживались полые гибкие трубы, внутри которых стремительно проносились темные тени. Более подробно я не успел рассмотреть, тоннель снова нырнул под землю.
— А кто будет матерью ребенка?
— Хард подберет женскую клетку.
— То есть вынашивание искусственное?
— Я где-то читал… — Чак поглаживал Изи по горлу. — В колониях порченых, в Африканских штатах, не перевелись еще подпольные родильные дома… Йэп, Макс, черт знает когда, лет триста назад, ООН выдвинула идею взаимного военного контроля, никто сегодня не вспомнит, как это называлось. Короче говоря, после того как Всемирный хард ООН начал сканить все игрушки массового поражения, реальные войны почти прекратились. Но до того успели закидать друг друга таким количеством химического дерьма и вредной биотики, что нормальных детей не стало. Тогда япошки предложили первую эрзац-матку с балансиром генетической отсечки. Модель до сих пор стоит в Музее Человека в Токио, я видел… Размером с лайнер. В тридцатых годах прошлого века случился последний вал мутаций, после него фемины добились окончательного запрета на роды, Содружество ввело визовую квоту на воспроизводство и учредило Демо-полицию… Уроды теперь не появляются.
— А если и появляются, то… — Изабель не договорил, Чак толкнул его в бок.
— То что? — наседал я.
— Макс, ай эм нот шуэ, что тебе стоит в этом копаться. Ты жил в дикие времена, когда государство не заботилось о гражданах. Но так и быть, слушай! Если мутация все же возникла, до двенадцати лет, до секс-зрелости, хард Департамента здоровья отзывает визу на гражданство. Йэп, не пугайся! Ребенка всего лишь стерилизуют и выселят с пожизненным содержанием за пределы Содружества, в Африканский союз или Индию, неважно.
Я попытался переварить услышанное.
— Итак, почти все население употребляет допинг, а потом высылает в резервации собственных детей?
— Я не знаю, что такое «резервация». — Чак закапал в ноздри какую-то гадость, посидел откинувшись, передал капсулу младшему. — Мы живем в свободном мире, Макс. Ты волен делать с собой, что хочешь, но не вправе угрожать свободам окружающих! И наша семья считается здоровой, мы вправе получить визу на воспитание мальчика.
За ухом звякнуло. Со счета главы семьи упали две сотни евро в пользу опустошенного бара таксомотора. Стоимость передвижения так и осталась тайной: у Снейка имелся годовой проездной на региональный транспорт… Собственно, никакого личного транспорта я пока не приметил. Мы высадились в холле пансиона, сдали оружие киберу.
— Снейк, я покажу тебе город и все растолкую, только не задавай тут никаких вопросов, о\'кей?
Царившая в здании кутерьма сразу не понравилась. От провожатых меня отсек парень, одетый в лучших традициях римских легионеров, в надвинутом на лоб шлеме, в металлическом воротнике. Круглый в сечении коридор поднимался пологой спиралью. По всей длине стены на уровне поручня прощупывался узкий паз, вроде канальца в старинных карнизах, где крепятся занавески. «Легионер» молниеносно обвил мне запястье гибким шнурком, сунул его свободный конец в стенную щель, и меня тотчас потащило вперед. Десятью метрами выше подобным же образом транспортировали еще троих. В параллельном коридорчике, отделенном прозрачной преградой, вопила и брыкалась ошалевшая от ужаса старушка. К ней сверху спикировал белесый предмет, похожий на мяч для регби; старуха тут же затихла, откинулась назад, но упала не на пол, а в подлетевшие носилки… Склонившись над подобием лестничного пролета, я заметил целую толпу, окруженную цепью киберов. Буянивших людей загоняли по кормовому трапу в чрево транспортной баржи.
Доктор Караян (как ее назвать — сотрудница? клерк?) оказалась, слава богу, не роботом, а вполне живым человеком, хотя и вышла ко мне в каске. Панорамный мультивизор, за ухом «Квик-супер-оптима», в два раза мощнее, чем даже у криэйтора Изабель. Молчаливый провожатый упаковал меня в подобие стоматологического кресла и унесся, очевидно, за следующей жертвой. Левую руку плотно обнял мягкий браслет, затылок втянуло в подушку. Проекция моего мозга, рассеченная на сегменты, мерцала над пультом. Чтобы я не скучал, Караян любезно включила мне личный доступ. Нацепив свой визор, я обнаружил много нового.
Тринадцать частных вызовов, предложения сразу от пяти Демо-пансионов сдать клетки, китайцы и штатники платили больше всех… Я усмехнулся: утечка мозгов продолжается… Так. Мой финансовый баланс. Акции ферм биомассы в Сахаре принесли за сутки пятнадцать тузов, зато котировки орбитальной корпорации сверхчистых сплавов уверенно падали. Я никак не мог сообразить, богатеет наша ячейка общества или катится в финансовую пропасть… С ума сойти! Снейк держал полмиллиона в производстве Черного тиба в Афгане… Эти ребята неисправимы, даже во сне!
Блоки местных новостей… Профессор Мила Теодор Равич настаивает на отмене табу осеменять одной отцовской клеткой до двадцати материнских… Кибер-игрушки и дети. Аспекты межличностных отношений… Атака вируса во взлетном коридоре Москва-Ярославль, имеются жертвы… Беспорядки среди мутантов на карантинном терминале, полиция приносит извинения гражданам за ночные неудобства… Твою мать! Приостановлено движение по новому руслу Петербург — Белфаст… Скончались двое пробитых при попытке нападения на женщину… Концерт всемирно известного восьмилетнего органиста… Индекс первой сотни европейских компаний упал на шестнадцать пунктов… Поставки сжатого воздуха с Тибета признаны неэффективными… Временно закрыта Зона свободного кайфа в Старовыборгском округе, на джой-концерте один из пробитых, под действием нелицензированного «Витамина Н», спровоцировал массовую агрессию, сто шесть человек погибло в давке, четыреста парализовано активной защитой ганов… В акватории открыт сезон охоты на…
Стоп. Как туда вернуться, черт подери?
— Господин Антонио, не двигайте головой!
— Извините. — Я совсем забыл про собственный пробой. Как туда вернуться, в прошлый сюжет?
Что-то в каше звукового фона показалось мне подозрительно знакомым. Двое закованных в латы полицейских, непонятно, киберы или люди, укладывали задержанного, спеленутого белесыми нитями, на носилки. Я суматошно тыкал пальцем в окошки обозревателя. Наверняка можно было просто скомандовать голосом, но я обещал Чаку лишних слов не произносить.
В конце концов я разобрался. Концерт снимали шестнадцать мобильных камер, создавая эффект полного панорамного присутствия. Я двинулся пошагово назад, переключал камеры, то удаляя, то приближая изображение. Вот первые вспышки, вот толпа хлынула в стороны, оставляя на полу раздавленных. Святые яйца, нам бы такую аппаратуру!
Я его нашел. То есть я нашел человека, разрисованного свастиками, с имитацией воткнутого в затылок топора, с искрящимся живым хвостом в копчике… Человек на пару с подружкой соответствующей окраски по очереди лизали нечто похожее на эскимо… Дальше. Рев музыки, крики, хохот. Дальше. Ага, вот и полиция. Отсекают грамотно, клином. Наезд камеры. Двое, трое, семеро задержано. Клейкая лента вылетает из рукавов, струясь в бегущей толпе, сама находит жертву, упаковывает за пару секунд. Нашим бы ментам такое снаряжение! Ага, вот оно!..
— Что, взяли, волки позорные? Взяли Вовку Бурсенко? Хер вам, пидоры… Не подходи, сдохну, а не дамся!..
Выхватывает нечто, похожее на блендер. Сиреневые дуги разрядников. Тишина. Труп кладут на носилки. Дальше мне стало неинтересно.
Я был поверхностно знаком с однофамильцем. Осужденный на двадцать лет по сто сорок шестой, часть вторая, рецидивист Владимир Бурсенко скорей бы умер, чем стал пассивным гомиком. Собственно, так он и поступил. Вспорол вены оконным шпингалетом в изоляторе Управления…
— Получите одежду! — повторила тетка в зеленом. Колпак над ее креслом растаял. — Любой допинг категорически воспрещен. Передвижений без сопровождения избегайте. Есть вопросы?
— Доктор… — Я понимал, что нарушаю обещание, но другой возможности могло бы не представиться. — Доктор, личный доступ восстановлен не полностью. — Они оба смотрели на меня — Чак издалека, с явным напряжением, лицо докторши было скрыто забралом визора. — Я не смог войти в ресурс Психополиции.
— Для этого необходим специальный доступ.
— Понятно… — Она явно медлила, не торопилась уйти. — Но мне не удалось войти и в файлы Демо-департамента.
— Это также закрытый ресурс.
Мне показалось, она чуть улыбнулась. Сочла меня безобидным идиотом? Чак демонстрировал мне страшные глаза.
— Господин Молин! — Караян сделала ударение на фамилии, подчеркивая уважение к чужому сумасшествию, затем сняла с лица визор и оказалась вполне ничего. — Господин Молин, я дам вам совет. Наслаждайтесь бесплатным вояжем. Сходите сегодня на Мистерию, покатайтесь по Неве… Видите ли, пробой бывает двух типов. Ранее наше ведомство санкционировало замещения по запросам исторических факультетов. На короткий срок вносились изменения в гены, управляющие «дальней» памятью, при этом носитель должен быть здоров, не употреблять нелицензированные препараты, и, главное, должна четко прослеживаться родословная. Но данная процедура была признана опасной. Теперь, ввиду создавшегося положения дел, на вызов наследственной памяти наложены ограничения, с конца двадцатого века и до сего дня.
— Именно оттуда идут неуправляемые пробои?
— Вы верно сориентировались, господин Молин. Мы не знаем, с чем это связано, почему пробой пришелся именно на наше время, а не случился сотней лет раньше. Опасность в том, что почти все замещенные граждане оказываются опасны для общества. За редким исключением… — Она улыбалась так, словно что-то недоговаривала. — Для восстановления гена требуется от четырех до восьми дней. И ежедневные корректировки у нас. Надеюсь, вы оправдаете доверие… вашей семьи.
— Подождите, — запротестовал я. — Одну только секунду! Вы сказали — до восьми дней. Но это в случае вашего вмешательства. А если пробитый не обратится в пансион, если он адаптируется, то обратной замены сознания не произойдет?
— Поздравляю, господин Молин. Заметно, что вы работали в службе порядка. — Доктор опять улыбнулась краем рта. — Вам знакомо слово «дисциплина», и на ближайшую неделю вы забудете то, что я сейчас скажу?
— Забуду.
— Не пытайтесь самостоятельно атаковать закрытые ресурсы. Вас тут же обнаружит Диип-полиция, и ручательство семьи не поможет. В Диипе никто не защищен, кроме постоянных жителей… Мы стремимся избежать паники среди населения, поэтому возникли информационные ограничения.
— Святые яйца! Тут ежедневно сотни гибнут, обожравшись грибов и в потасовках, а вы считаете опасным десяток свихнувшихся?