Берроуз Эдгар

Тарзан и запретный город

I

ДВЕ ВСТРЕЧИ

Сезон дождей был позади; и лес, и джунгли утопали в буйной зелени, украшенной мириадами тропических цветов оживленной великолепной расцветки и хриплыми голосами бесчисленных птиц: дерущихся, любящих, охотящихся, скрывающихся от погони. Лес был наполнен трескотней обезьян и жужжанием насекомых, которые, казалось, были заняты каким-то важным делом: летали кругами и никуда не попадали. Они были очень похожи на их несчастных двоюродных братьев, живущих в неприглядных джунглях из кирпича, мрамора и цемента.

Неотделимой частью первобытного пейзажа был Владыка джунглей, сидевший в непринужденной позе на спине Тантора-слона и бездельничавший в пестром свете вечерних джунглей. Человек-обезьяна, казалось, совершенно забыл об окружающем его мире, но все его чувства были напряжены и следили за тем, что происходит вокруг. Его слух и его чутье достигали пределов, куда более отдаленных, чем пределы, доступные глазу. Именно чутью ветер принес предупреждение — запах приближающегося Гомангани. Мгновенно Тарзан весь обратился в слух. Он не собирался прятаться или убегать, потому что знал, что приближается только один туземец. Если бы их было больше, он укрылся бы в ветвях деревьев и следил бы за их приближением, скрытый листвой какого-нибудь могучего лесного патриарха, потому что только вечная бдительность позволяет обитателям джунглей избегать постоянной угрозы величайшего из всех убийц — человека.

Тарзан редко думал о себе как о человеке. С детства он был взращен животными и впервые увидел человека почти взрослым. Подсознательно он разделял людей на группы, ассоциируя их с Нумой-львом и Шитой-пантерой, с Болгани-гориллой и Хистой-змеей и с другими зверями, знакомыми ему.

Готовый к любой случайности, Тарзан с широкой спины Тантора следил за тропой, по которой приближался человек. Тантор уже начал беспокоиться, он тоже учуял человека, но Тарзан успокоил его одним словом, и огромный самец послушно застыл на месте. Вскоре за поворотом показался человек, и Тарзан облегченно вздохнул. Туземец заметил Тарзана почти одновременно с ним, остановился и, подбежав к нему, упал на колени перед Владыкой джунглей.

— Приветствую тебя, Великий бвана! — воскликнул он.

— Приветствую тебя, Огаби! — ответил человек-обезьяна. — Почему Огаби здесь? Почему он не в своей деревне и не пасет свой скот?

— Огаби ищет Великого бвану, — ответил чернокожий.

— Почему? — спросил Тарзан.

— Огаби присоединился к экспедиции белого бваны Грегори, Огаби — аскари. Белый бвана Грегори послал Огаби найти Тарзана.

— Я не знаю никакого белого бваны Грегори, — возразил человек-обезьяна. — Зачем он послал тебя найти меня?

— Белый бвана послал Огаби привести Тарзана. Он должен увидеть Тарзана.

— Где он? — спросил Тарзан.

— Большое селение Лоанго, — объяснил Огаби. Тарзан покачал головой.

— Нет, — сказал он. — Тарзан не пойдет.

— Бвана Грегори сказал, Тарзан должен, — настаивал Огаби. — Какой-то бвана потерялся, Тарзан найдет.

— Нет, — ответил человек-обезьяна. — Тарзан не любит большие селения. Они полны дурных запахов и болезней, людей и других зол. Тарзан не пойдет.

— Бвана д\'Арно говорит, Тарзан приходить, — прибавил Огаби, как будто между прочим.

— Д\'Арно в Лоанго? — спросил человек-обезьяна. — Почему ты сразу мне об этом не сказал? Для бваны д\'Арно Тарзан придет.

Аркадий Аверченко

Итак, попрощавшись с Тантором, Тарзан соскочил с его спины и направился в сторону Лоанго. Огаби последовал за ним.

Былое

***

(Русские в 1962 году)

Зима этого года была особенно суровая.

В Лоанго было жарко, но в этом не было ничего удивительного, так как в Лоанго всегда жарко. Однако жара в тропиках имеет и свои положительные стороны, одна из которых — высокий стакан, наполненный кусочками льда, ромом, сахаром и лимонным соком. Группа людей на террасе маленького колониального отеля в Лоанго получала удовольствие от холодного коктейля.

Крестьяне сидели дома, никому не хотелось высовывать носа на улицу. Дети перестали ходить в училище, а бабы совершали самые краткие рейсы: через улицу в гастрономический магазин или на электрическую станцию, с претензией и жалобой на вечную неисправность электрических проводов.

Дед Пантелей разлегся на теплой лежанке и, щуря старые глаза от электрической лампочки, поглядывал на сбившихся у его ног малышей.

Капитан французских ВМС Поль д\'Арно сидел в удобной позе, вытянув ноги под столом и восхищаясь профилем Эллен Грегори, потягивал коктейль. Профиль Эллен стоил того, чтобы им восхищаться, и не только ее профиль. Блондинка 19 лет, живая, с прекрасной осанкой и очаровательной фигурой в шикарном спортивном костюме, она была притягательна и свежа, как стакан с прохладительным напитком, стоящий перед ней.

— Ну, что же вам рассказать, мез-анфанчики? Что хотите слушать, пострелята?

— Вы думаете, что этот Тарзан, за которым Вы послали, может найти Брайена? — спросила она, поворачиваясь к капитану.

— Старое что-нибудь, — попросила бойкая Аксюшка.

— Да что старое-то?

\"Ее анфас еще прекраснее, чем ее профиль\", — подумал д\'Арно. — \"Но мне больше нравится ее профиль, больше, потому что я могу любоваться им, оставаясь незамеченным\".

— Про губернаторов.

Вслух он сказал:

— Про-гу-бер-на-торов… — протянул добродушно-иронически старик. — И чевой-то вы их так полюбили? Вчера про губернатора, сегодня про губернатора…

— Здесь никто не знает Африку лучше, чем Тарзан, мадемуазель, но вы не должны забывать, что ваш брат пропал два года назад. Может быть…

— Чудно больно, — сказал Ванька, шмыгая носом.

— Да, капитан, — перебил его третий член группы, — я понимаю, что мой сын, может быть, уже мертв, но мы не оставим надежды, пока не узнаем точно.

— Ваня, — заметила мать, сидевшая на лавке с книгой в руках, — это еще что за безобразие? Носового платка нет, что ли?! Твой нос действует мне на нервы.

— Так про губернаторов? — прищурился дед Пантелей. — Правду рассказывать?

— Брайен не умер, папа, — настаивала Эллен. — Я знаю это. Обо всех мы знаем. Четыре члена экспедиции убиты, остальные остались в живых. Брайен просто пропал, исчез. Другие привезли с собой рассказы — удивительные, просто необыкновенные рассказы. Что угодно могло случиться с Брайеном, но он не мертв!

— Не тяни, дед, — сказала бойкая Аксюшка, — ты уже впадаешь в старческую болтливость, в маразм и испытываешь наше терпение.

— Эта задержка не очень обнадеживающая, — сказал Грегори. — Прошла неделя, как Огаби ушел, а Тарзана все еще нет. Он может так и не найти его. Я серьезно думаю, что нам нужно было немедленно трогаться в путь. У меня есть Вольф. Он знает Африку как свои пять пальцев.

— И что это за культурная девчонка, — захохотал дед. — Ну, слушайте, леди и джентльмены… «Это было давно… Я не помню, когда это было… Может быть, никогда…» — как сказал поэт. Итак, начнем с вятского губернатора Камышанского. Представьте себе, детки, что однажды он издает обязательное постановление такого рода: «Виновные в печатании, в хранении и распространении сочинений тенденциозного содержания подвергаются штрафу, с заменой тюремным заключением до трех месяцев».

— Может быть, вы и правы, — согласился д\'Арно, — я не хочу оказывать на вас давление. Если бы можно было найти Тарзана и он согласился бы вас сопровождать, все устроилось бы как нельзя лучше. Но, конечно, нет никакой уверенности в том, что Тарзан согласится пойти с вами, даже если Огаби найдет его.

Ванькина мать Агафья подняла от книги голову и прислушалась.

— О, я думаю, в этом нечего сомневаться, — ответил Грегори. — Я хорошо заплачу ему.

— Позволь, отец, — заметила она, — но ведь тенденциозное сочинение не есть преступление. И Толстой был тенденциозен, и Достоевский в своем «Дневнике писателя»… Неужели же…

Д\'Арно возразил ему движением руки:

— Вот поди ж ты, — засмеялся дед, — и другие ему то же самое говорили. Да что поделаешь — чрезвычайное положение. А ведь законник был, кандидат в министры. Ум имел государственный.

Дед помолчал, пожевывая провалившимися губами.

— Нет, нет, мой друг! — воскликнул он. — Никогда не думайте о том, чтобы предлагать деньги Тарзану. Он так посмотрит на вас своими серыми глазами, что вы сами себе покажетесь жалкими, а потом исчезнет в джунглях, и вы никогда больше не увидите его. Он не такой, как другие, мсье Грегори.

— А то херсонский был губернатор. Уж я и фамилию его забыл. Бантыш, што ли… Так тот однажды оштрафовал газеты за телеграмму Петербургского телеграфного агентства из Англии, с речью какого-то английского деятеля. Что смеху было!

— Путаешь ты что-то, старый, — сказал Ванюшка. — Петербургское агентство ведь официальное. Заврался наш дед.

— Хорошо, что же я могу предложить ему? Зачем он пойдет тогда с нами, если не ради вознаграждения?

— Ваня! — укоризненно заметила Агафья.

Дед снисходительно усмехнулся:

— Может быть, ради меня, — сказал д\'Арно, — может быть, ради причуды — кто знает? Если вы вдруг придетесь ему по душе, если он почувствует приключение, так много причин может побудить Тарзана провести вас через его леса и джунгли, но ни одной из них не будут деньги.

— Ничего, то ли еще было. Как вспомнишь, и смех и грех. Владивостокский губернатор закрыл корейскую газету со статьей о Японии. Симферопольский вице-губернатор Масальский оштрафовал «Тавричанина» за перепечатки из «Нового Времени»… Такой был славный, тактичный. Он же гимназистов на улице ловил, которые ему фуражек не снимали. И арестовывал их. Те, бывало, клопики маленькие, плачут: «За что, дяденька?» — «А за то, что начальство не почитаете и меня на улице не узнаете». — «Да мы с вами незнакомы». — «А-а, незнакомы, посидите в каталажке, будете знакомы». Веселый был человек.

Дед опустил голову и задумался. Лицо его осветилось тихой задушевной улыбкой.

За другим столом в дальнем углу террасы черноволосая девушка наклонилась к своему собеседнику, высокому худощавому индусу с короткой черной бородой.

— Муратова тамбовского тоже помню… Приглашали его однажды на официальный деловой обед… «Приеду, — говорит, — если только евреев за столом не будет». — «Один будет, — говорят, — директор банка». — «Значит, я не буду». Такой был жизнерадостный…

— Послушайте, Лал Тааск, один из нас должен как-то познакомиться с Грегори, — сказала она. — Атан Том ждет от нас, чтобы мы делали еще что-нибудь, кроме бездельничанья на террасе.

Телефонный звонок перебил его рассказ.

— Для тебя, Магра, будет очень просто случайно познакомиться с девушкой, — предложил Лал Тааск. Вдруг в его глазах отразилось удивление. Он смотрел в сторону ворот во дворе отеля.

Аксюшка подскочила к телефону и затараторила:

— Здорово! — воскликнул он. — Смотри, кто идет! У девушки перехватило дыхание.

— Алло, кто говорит? Дядя Митяй? Отца нет. Он на собрании общества деятелей садовой культуры. Что? Какую книжку? Мопассана «Бель-ами»? Хорошо, я спрошу у мамы, — если она есть, она пришлет.

— Этого не может быть! — воскликнула она.

Аксюшка отошла от телефона и припала к дедовскому плечу:

— Однако это так. Какая удача! Какая замечательная удача!

— Еще, дедушка, что-нибудь о губернаторах.

— Ну, что же еще?

В ее взгляде отразилось большее, чем простое волнение. Группа Грегори, занятая разговором, заметила Тарзана

Дед рассмеялся:

и Огаби, когда они уже стояли около их стола. Д\'Арно

— Нравится? Как это говорится: «Недаром многих лет свидетелем Господь меня поставил»… Толмачева одесского тоже помню. Благороднейший человек был, порывистый. Научнейшая натура. Когда изобрели препарат «606», он им заинтересовался. «Кто, — спрашивает, — изобрел?» — «Эрлих». — «Жид? Да не допущу же я, — говорит, — чтобы у меня в Одессе делались опыты с жидовским препаратом. Да не бывать этому! Да не опозорю же я города своего родного этим шарлатанством!» Очень отзывчивый был человек, крепкий.

Дед оживился:

радостно вскочил на ноги.

— Думбадзе тоже помню. Тот был задумчивый.

— Как, дед, «задумчивый»?

— Приветствую тебя, мой друг! — произнес он. Когда Эллен Грегори взглянула в лицо человека-обезьяны, ее глаза тоже выразили удивление. Грегори выглядел

— Задумается-задумается и скажет: «Есть у нас среди солдат евреи?» — «Есть». — «Выслать их». Купальщиц высылал, которые без костюмов купались; купальщиков, которые подглядывали. И всех по этапу, по этапу. Вкус большой к этапам имел… А раз, помню, ушел он из Ялты. Оделся в английский костюм и поехал по России. А журналу «Сатирикон» стало жаль его, что вот, мол, был человек старый при деле, а теперь без дела. Написали статью, пожалели. А он возьми и вернись в Ялту, когда журнал там получился. И что же вы думаете, дети: стали городовые по его приказу за газетчиками бегать, «Сатириконы» отбирать и рвать на клочки. Распорядительный был человек. Стойкий.

ошарашенным.

И долго ещё раздавался монотонный, добродушный дедушкин голос. И долго слушали его притихшие, изумленные дети.

— Ты посылал за мной, Поль? — спросил Тарзан.

А за окном выла упорная сельская метель, слышались звуки автомобильных сирен и однотонное гудение дуговых фонарей на большой, занесенной снегом дороге. Ежилась, мерзла и отогревалась святая Русь.

— Да, но прежде всего разреши мне представить тебе… Мисс Грегори! Что случилось?



— Это Брайен, — прошептала девушка, — и все же это не Брайен.

— Нет, — поспешил уверить ее д\'Арно, — это не ваш брат. Это Тарзан-обезьяна.

— Совершенно необыкновенное сходство, — сказал Грегори, поднимаясь и протягивая руку человеку-обезьяне.

***

— Лал Тааск, — сказала Магра, — это он. Это Брайен Грегори.

— Ты права, — согласился Лал Тааск. — После того, как мы все эти месяцы строили планы, он сам идет прямо к нам в руки. Мы должны доставить его к Атан Тому, но как?

— Оставь это для меня, — сказала девушка. — У меня есть план. К счастью он нас еще не видел. Иначе он никогда бы сюда не пришел, у него ведь есть причины не доверять нам.