Настройки шрифта

| |

Фон

| | | |

 

Дин Кунц

Гиблое место

Всяк виденья свои созерцает, Всяк расслышит особенный гимн, Душу всякого отягощает Грех несходный, грех, чуждый другим. Злое сонмище там разгулялось — Бесов злее не знает и ад. Но любовь, благостыня и жалость Также в душах заблудших гостят. Книга Печалей
Глава 1

Стояла удивительно тихая, мертвая ночь. Переулок походил на пустынный безветренный берег, на который пришелся «глаз» торнадо: один ураган миновал, другой еще не начинался. В неподвижном воздухе висел легкий запах гари, но дыма нигде не было видно.

Фрэнк Поллард очнулся. Он лежал ничком на холодном тротуаре, раскинув руки. Вставать не спешил: надо сперва разобраться, что с ним. Прищурился. Перед глазами колыхалось густое марево. Он глубоко вздохнул и поморщился от едкого запаха гари.

Вокруг сгрудились тени — бесформенные, словно фигуры в балахонах. Постепенно марево перед глазами растаяло, но в тусклом желтоватом свете, падавшем сзади, Фрэнк ничего толком не разглядел. Даже большой мусорный бак неподалеку при этом сумеречном освещении сперва показался ему каким-то фантастическим сооружением, словно обломком неведомой цивилизации.

Где он? Как он сюда попал? Ведь он потерял сознание лишь на несколько секунд — сердце колотилось, как будто он только что мчался, спасаясь от погони.

Ветер и светлячки…

Эти слова на миг вспыхнули в его мозгу. Фрэнк не понял, к чему они относятся. Он попытался собраться с мыслями, но в голове заворочалась тупая боль. Болело над правым глазом.

Ветер и светлячки…

Фрэнк тихо застонал.

Из толпы теней между ним и мусорным баком выпрыгнула одна, гибкая и юркая. Маленькие, но яркие зеленые глазки взглянули на него с ледяным любопытством.

Фрэнк в испуге вскочил на колени. Из груди вырвался сдавленный крик — будто глухо всхлипнул музыкальный инструмент.

Зеленоглазый соглядатай прыснул в сторону. Кот. Самый обыкновенный черный кот.

Фрэнк с трудом встал, но тут же споткнулся о какой-то предмет и чуть не упал. Нагнувшись, он осторожно потрогал то, что попало ему под ноги. Это была сумка из мягкой кожи, набитая до отказа и очень увесистая. Похоже это его багаж. Его или не его? Фрэнк взял сумку, добрел до мусорного бака и прислонился к ржавому металлу.

Тут он огляделся. По сторонам переулка тянулись оштукатуренные жилые дома в два этажа. Во всех окнах темно. Машины жильцов расположились на крытых стоянках. На углу квартала горел фонарь. От него и разливалось это зловещее и загадочное желтое сияние, больше похожее на свет от газового рожка, чем от электрической лампочки. Фонарь стоял довольно далеко, и осмотреть переулок как следует не удавалось.

Фрэнк перевел дух, сердце забилось ровнее. И вдруг его как током ударило: он же ничего про себя не помнит! Знает только, что его зовут Фрэнк Поллард, — и все. Сколько ему лет, где он живет, чем зарабатывает на жизнь, куда и зачем шел — все вылетело из памяти. От этого открытия у него перехватило горло, затем сердце вновь заколотилось, и он с шумом выдохнул воздух.

Ветер и светлячки…

Что же она значит, эта чертова фраза?

Боль над правым глазом расползлась по всему лбу.

Фрэнк лихорадочно озирался. Найти бы хоть какую-нибудь зацепку — знакомый предмет или вид, — чтобы вновь обрести себя в этом мире, от которого он так внезапно оказался отринут. Однако все вокруг оставалось чужим и безучастным. Тогда Фрэнк принялся рыться в памяти, отчаянно пытаясь вспомнить хоть что-нибудь о себе, но в памяти поселился мрак еще гуще того, что окутывал ночной переулок.

Запах гари постепенно рассеялся. Теперь до Фрэнка долетал слабый, но тошнотворный смрад гниющих отбросов из мусорного бака. В представлении Фрэнка этот смрад связывался со смертью. Мысли о смерти вызвали у него смутное воспоминание, что за ним кто-то — или что-то — гонится и хочет его прикончить. Но кто этот преследователь и зачем ему дался Фрэнк, оставалось только гадать. Казалось, про погоню подсказал ему инстинкт, а не память о реальных событиях.

Налетел короткий порыв ветра. И снова все стихло. Как будто мертвая ночь захотела раздышаться, ожить, но у нее хватило сил лишь на один судорожный вздох. Скомканный газетный лист прошуршал по мостовой и замер возле правой ноги Фрэнка.

Еще один порыв.

Газета унеслась прочь.

И опять мертвое безмолвие.

Что-то неладно. Фрэнку показалось, что эти короткие порывы — предвестие беды: их насылает какая-то темная сила.

Он инстинктивно чувствовал, что на него вот-вот обрушится громадная тяжесть и раздавит как муху. Фрэнк поднял голову. В кромешной бездонной темноте зловеще сияли далекие звезды. Нависшая тяжесть была незрима.

Ночь снова вздохнула. На этот раз порыв сильнее. Повеяло сыростью.

Фрэнк был одет в джинсы и фланелевую рубаху в синюю клетку и с длинными рукавами, на ногах кроссовки и белые спортивные носки. Неплохо бы еще куртку. Фрэнк зябко поежился. И дело не в студеном воздухе — легкий ночной холодок скорее бодрил. Но Фрэнка пронизывал холодом сгустившийся в душе страх.

Ветер прекратился.

Снова повисла тишина.

Надо убираться отсюда, и побыстрее. Фрэнк отлепился от мусорного бака и, спотыкаясь, побрел по переулку. Фонарь остался позади, впереди чернел мрак. Фрэнк и сам не знал, куда идет, главное — подальше от этого опасного места. Лишь бы найти надежное укрытие. Да и есть ли оно, такое укрытие?

И опять налетел ветер. Теперь он принес чуть слышный леденящий душу свист, как будто вдалеке кто-то играл на флейте из кости диковинного животного.

Еще несколько шагов — и походка Фрэнка выправилась, а глаза привыкли к мутной темноте. Наконец он остановился. Справа и слева виднелись покрытые светлой штукатуркой арки с коваными железными воротами.

Фрэнк подошел к левой арке и подергал ворота. Заперты только на задвижку. Он открыл их и вздрогнул от скрипа петель. Не хватало, чтобы этот скрип услышал преследователь.

Преследователь не показывался, но Фрэнк точно знал, что за ним гонятся. Это было чутье зайца, который знает, что за ним по пятам бежит лиса.

Сзади опять налетел ветер. Как и в прошлый раз, Фрэнк услышал невнятную, путаную мелодию далекой флейты. Она не давала ему покоя, терзала, усиливала страх.

За черными железными воротами начиналась дорожка, обсаженная японской таволгой и кустарником. Фрэнк прошел между двух жилых домов и очутился в полутемном дворе. По углам двора тускло светили дежурные лампы. Дома были двухэтажные. Вдоль первого этажа тянулся крытый проход, вдоль второго — балкон с железными перилами, на этот балкон под козырьком, крытым черепицей, выходили двери квартир. Темные окна смотрели на травянистый газон, клумбы азалий, агавы, пальмы.

Тени пальмовых листьев распластались на скупо освещенной стене, неподвижные, как орнамент на каменном фризе. Но вот защебетала таинственная флейта, налетел новый, более сильный порыв ветра, и тени пустились в пляс. Расталкивая их, по штукатурке метнулся изломанный черный силуэт. Это Фрэнк стремглав пробежал через двор. Другая дорожка, другие ворота — и он выбрался на другую улицу перед жилым комплексом.

На этой улочке фонарей не было. Тут безраздельно царил мрак.

На сей раз ветер оказался упорнее и крепче. Когда же он внезапно стих, а с ним вместе оборвался нескладный щебет флейты, осталась только давящая пустота, словно ветер унес последние остатки воздуха. У Фрэнка заложило уши, как при резком перепаде высоты. Он бросился через пустынную улицу к стоящим у обочины автомобилям и только на бегу почувствовал, что с воздухом все-таки ничего не произошло.

Лишь четвертая машина оказалась незапертой. Это был «Форд». Фрэнк сел за руль, но дверь не закрыл, чтобы в машине было хоть чуть-чуть светлее. Обернулся и еще раз посмотрел на жилые дома.

Дома, погруженные во мрак, спали мертвым сном. Дома как дома. Отчего же их вид вызывает такую тревогу?

Вокруг ни души.

И все же Фрэнк знал: преследователь близко.

Он порылся под щитком управления, вытянул пучок проводов и, соединив пару, завел мотор. Лишь потом он сообразил, что действует, как матерый угонщик: уж не сказывается ли преступное прошлое? Нет, психология не та. Он не чувствует, что нарушил закон, не думает о полиции с ненавистью и страхом. Наоборот, он был бы только рад, если бы поблизости появился полицейский и помог отделаться от преследователя. Нет-нет, какой он преступник! Он — человек, вымотанный долгим бегством от жестокого и неутомимого врага.

Фрэнк протянул руку, чтобы закрыть дверь. В ту же секунду возле него темноту разорвала короткая синяя вспышка. Стекла в обеих дверях со стороны водителя разлетелись вдребезги. Крохотные осколки закаленного стекла дождем посыпались на заднее сиденье. Передняя дверь была открыта, поэтому стекла брызнули не на Фрэнка, а на асфальт.

Фрэнк резко захлопнул дверь и сквозь пустую раму взглянул на хмурые дома. Никого.

Он включил передачу, снял машину с тормоза и изо всех сил нажал на акселератор. Рванув с обочины, он ненароком задел задний бампер стоявшей перед ним машины. В ночи раздался пронзительный скрежет металла.

Но невидимый противник снова дал о себе знать. На миг машину снова Озарила синяя вспышка. Ни с того ни с сего по лобовому стеклу разбежались тысячи трещин. Фрэнк отвернулся, крепко зажмурился, чтобы уберечь глаза, и выжал педаль акселератора, не глядя вперед. Лучше попасть в аварию, чем остановиться: преследователь времени терять не станет.

Стекло лопнуло. Осколки осыпали голову Фрэнка, но не поранили: по счастью, это было безопасное стекло.

Фрэнк чуть-чуть приоткрыл глаза. В лицо бил ветер. Машина проехала уже полквартала. На перекрестке Фрэнк слегка притормозил и резко свернул вправо, на освещенный проспект.

Не успел «Форд» выехать на него, как на хромированных поверхностях заиграли сапфировые огни святого Эльма. Задняя покрышка лопнула. Через долю секунды лопнула вторая. Пуля? Но Фрэнк не слышал никакого выстрела.

Машина качнулась, ее занесло влево, начало водить.

Фрэнк мертвой хваткой вцепился в руль. Передние покрышки лопнули одновременно. Машина снова качнулась, завиляла. Но передние покрышки лопнули очень кстати: автомобиль перестало сносить влево, и Фрэнк сумел совладать с управлением.

Но ведь никто же не стрелял! «Что происходит?» — гадал Фрэнк и чувствовал, что знает ответ.

В этом-то и весь ужас: Фрэнк действительно знал, что за таинственная сила расправляется с автомобилем. Но разгадка пряталась в самой глубине его подсознания. И еще он знал, что спасти его может только чудо. Новая вспышка.

Брызнуло заднее окно. В Фрэнка полетели мелкие, но острые осколки безопасного стекла. Несколько стекляшек угодили в затылок, застряли в волосах.

Фрэнк все-таки выбрался на проспект. Машина шла на ободах. Хлопанье рваной резины и скрежет металла по асфальту перекрывали свист встречного ветра.

Фрэнк взглянул в зеркало заднего вида. Ночь простиралась вокруг, как безбрежный океан мрака, и в этот мрак, словно морской конвой, уходили два ряда уличных фонарей.

После поворота спидометр показывал тридцать миль в час. Фрэнк постарался довести скорость до сорока, но под капотом что-то лязгало и гремело, тарахтело и выло, двигатель чихал. Выжать из такой машины больше тридцати никак невозможно.

Едва он проехал полпути до следующего перекрестка, как фары погасли. Лампочки в них не то лопнули, не то перегорели. Ничего, фонарные столбы хоть и далеко друг от друга, но дорогу видно неплохо.

Двигатель чихнул раз-другой, «Форд» начал терять скорость. На перекрестке Фрэнк проскочил на красный свет. Он что было сил выжимал педаль акселератора, но все впустую.

Теперь отказало управление. Липкими от пота руками Фрэнк крутил руль. Машина не слушалась.

Как видно, соскочили шины. Стальные обода, царапая по асфальту, высекали золотые и бирюзовые искры.

Ветер и светлячки…

Вот привязалась проклятая фраза!

Двадцать миль в час. «Форд» несло к правой обочине. Фрэнк ударил по тормозам. Не работают.

Машина вылетела на тротуар, звонко чиркнула о фонарный столб и врезалась в огромную финиковую пальму перед белым бунгало. В холодном ночном воздухе раскатился звук удара. В окнах бунгало вспыхнул свет.

Фрэнк распахнул дверь машины, схватил с соседнего сиденья кожаную сумку и выскочил из машины, разбрасывая осколки стекла.

Прохладный воздух казался обжигающе ледяным. Это потому, что по лбу Фрэнка ручьями тек пот. Даже губы были соленые.

Хозяин бунгало открыл дверь и вышел на порог. В соседнем доме тоже зажегся свет.

Фрэнк оглянулся. Словно прозрачное облако яркой сапфировой пыли пронеслось по улице. В фонарях на протяжении двух кварталов лопнули лампы, как будто кто-то врубил неимоверное напряжение. Осколки, сверкая, как ледяное крошево, рассыпались по асфальту. В сумраке Фрэнк смутно различил невдалеке высокую фигуру. Незнакомец шел прямо на него. А может, это просто игра воображения?

Хозяин бунгало побежал к пальме, в которую уткнулся «Форд». Он что-то говорил, но Фрэнк не стал слушать. Схватив сумку, он бросился наутек. Он не задумывался, от кого убегает, чего так боится, где искать убежища. Главное — бежать. Если он промедлит хоть секунду — ему конец.

Глава 2

В заднем отсеке автофургона не было окон. В полумраке светились крохотные разноцветные точки — красные, синие, зеленые, белые индикаторы аппаратуры для электронного наблюдения. Экраны двух дисплеев заливали помещение зеленым полусветом, сидящему в отсеке казалось, что он находится внутри подводной лодки.

Роберт Дакота, в бежевых брюках, бордовом свитере и туфлях для спортивной ходьбы, сидел на вращающемся стуле возле двух экранов. Ногой он отбивал ритм, правой рукой самозабвенно дирижировал невидимым оркестром.

На Бобби были стереонаушники, возле губ — маленький микрофончик. Он слушал классическую джазовую композицию Каунта Бейси «Джамп в час ночи» — шесть с половиной минут блаженства. Вот пианист Джесс Стейси подхватил рефрен, вот трубач Гарри Джеймс начал свое блистательное соло, за которым следует самый знаменитый финал в истории свинга. Бобби совсем растворился в музыке. Однако при этом он глаз не сводил с дисплеев. Правый был с помощью коротковолновой связи подключен к компьютерной системе корпорации «Декодайн», перед зданием которой и стоял автофургон. На дисплее было видно, чем занимается в этом здании в час ночи Том Расмуссен. А занимался он темными делишками.

Дело в том, что Расмуссен добрался до файлов группы по разработке программного обеспечения, создавшей новую, сверхсовершенную программу обработки текстов под названием «Кудесник». Правда, у компьютерной твердыни «Декодайна» тоже были свои разводные мосты, рвы и крепостные валы: файлы «Кудесника» надежно защищены кодами. Но Расмуссен был докой по части защиты данных, взять любой электронный бастион для него плевое дело. Если бы «Кудесник» разрабатывался не на внутренней компьютерной системе «Декодайна», отрезанной от окружающего мира, Расмуссен пробился бы к файлам с помощью модема или телефонной связи.

Самое удивительное, что он уже пять недель работал в «Декодайне» ночным сторожем. На работу он устроился по поддельным документам. Фальшивка оказалась очень искусная — сразу не распознать. Сегодня Расмуссену удалось преодолеть последнее препятствие. Еще немного — и он выйдет из здания с пачкой флоппи-дисков, за которые конкуренты охотно выложат кругленькую сумму.

«Джамп в час ночи» закончился.

— Стоп, музыка, — скомандовал Бобби в микрофон.

Получив акустический сигнал, проигрыватель отключился, и теперь Бобби мог переговариваться по той же связи с Джулией, своей женой и компаньоном.

— Как ты там, малышка?

Джулия вела наблюдение из машины в конце автостоянки за зданием корпорации. Музыку она слушала вместе с мужем.

— Тромбон — чудо, — вздохнула она. — Да, Верной Браун на этом концерте в «Карнеги-холл» показал класс.

— А как тебе Крупа на ударных?

— Нектар для слуха. А уж возбуждает… Так бы и нырнула с тобой в постель.

— Мне не до постели. Бессонница. И потом, ты забыла, что мы сейчас частные детективы?

— Мне куда больше нравится роль любимой женщины.

— А как же хлеб насущный? На одну любовь не проживешь.

— Я тебе заплачу.

— Ишь ты! И много?

— Ну, в пересчете на хлеб насущный… полбатона.

— Да я стою целого батона!

— Вообще-то, тебе настоящая цена — батон, два рогалика и булочка из отрубей.

Бобби любил ее красивый грудной голос, перед которым не устоит ни один мужчина. В наушниках он звучал прямо как ангельское воркование. Живи она в тридцатые-сороковые годы — эпоху биг-бендов, — из нее вышла бы отличная джазовая певица. Конечно, если бы у нее еще был слух. Пританцовывает она что надо, а вот поет так, что уши вянут. Когда, слушая старые записи Маргарет Уайтинг, сестер Эндрюс, Розмари Клуни или Марион Хаттон, Джулия начинала подпевать, Бобби выскакивал из комнаты: он слишком любил музыку.

— Что там Расмуссен поделывает? — спросила Джулия.

Бобби взглянул на левый дисплей, подключенный к камерам внутреннего наблюдения в здании корпорации. Расмуссен думал, что ему удалось вывести камеры из строя, но он ошибался: за ним следили уже не одну неделю, все его махинации записывались на видеопленку.

— Томми торчит у терминала в кабинете Джорджа Аккройда.

Аккройд был директором проекта «Кудесник».

Бобби перевел взгляд на другой дисплей, подключенный к компьютеру Аккройда, и добавил:

— Только что переписал последний файл «Кудесника» на свою дискету.

Расмуссен выключил компьютер в кабинете Аккройда.

Правый дисплей в отсеке автофургона погас.

— Есть, — сказал Бобби. — Теперь «Кудесник» у него в кармане.

— Гад ползучий. Вот небось торжествует. Бобби склонился к левому дисплею и внимательно рассматривал черно-белое изображение Расмуссена у компьютера.

— Похоже, улыбается, — сообщил он.

— Скоро ему будет не до улыбочек.

— Хочешь пари? — предложил Бобби. — Как по-твоему, что он станет делать дальше? Дождется конца дежурства и преспокойно уйдет или смоется прямо сейчас?

— Сейчас. Или чуть позже. Побоится, что его застукают с флоппи-дисками. А сейчас тишь да гладь.

— Пари не получится. Я тоже так думаю. Человек на экране монитора зашевелился, но с кресла не встал. Он только устало откинулся на спинку, зевнул и протер глаза.

— Отдыхает. Собирается с силами, — рассказывал Бобби.

— Давай-ка еще послушаем музыку, пока он прохлаждается.

— И правда, — согласился Бобби и скомандовал:

— Музыка.

Зазвучала пьеса Глена Миллера «В ударе».

В сумрачном кабинете Аккройда Том Расмуссен встал, опять зевнул, потянулся и направился к большому окну, выходившему на Майклсон-драйв — улицу, где стоял автофургон Бобби.

Если бы Бобби перебрался в кабину водителя, он бы мог полюбоваться на темный силуэт в окне, за которым стоит настольная лампа. Это Расмуссен смотрел на ночной город. Но Бобби остался на месте: ему и на мониторе все хорошо видно.

В наушниках по-прежнему звучала мелодия Глена Миллера. Знаменитое место: оркестр снова и снова повторяет одну и ту же фразу, все тише, тише, почти совсем затихает — и вдруг, грянув во всю мощь, начинает пьесу заново.

Расмуссен отвернулся от окна и бросил взгляд на камеру под потолком. Он глядел прямо в глаза Бобби, как будто чувствовал слежку. Ухмыльнувшись, он двинулся к камере.

— Стоп, музыка, — сказал Бобби. Оркестр Миллера моментально замолк. — Что он задумал? — удивился Бобби.

— Что-нибудь серьезное? — спросила Джулия. Расмуссен с той же ухмылочкой остановился прямо перед камерой. Он достал из кармана листок бумаги, развернул его и поднес к объективу. На бумаге заглавными буквами было напечатано: «ПОКА, ПРИДУРОК».

— Да, дело серьезное, — пробормотал Бобби.

— Очень?

— Что-то не пойму.

И тут же понял: да, очень. В ночи загремели выстрелы — Бобби расслышал их даже в наушниках. Стенки фургона были пробиты бронебойными пулями.

— Бобби! — крикнула Джулия, услышав в наушниках стрельбу.

— Сматывайся, малышка! Гони! — заорал Бобби. Он сорвал наушники, бросился навзничь и вжался в пол.

Глава 3

Фрэнк Поллард перебегал от улицы к улице, от переулка к переулку, срезал путь по газонам возле спящих домов. В одном дворе на него бросилась огромная черная собака с желтыми глазами. Она с лаем погналась за ним, а когда он примерился перемахнуть через дощатый забор, ухватила за штанину. Сердце заходилось, в горле першило от сухого холодного воздуха. Ныли ноги. Сумка, точно набитая железом, оттягивала правую руку. Каждый шаг отдавался в запястье и плечевом суставе глухой болью. Но Фрэнк не останавливался, не оборачивался. Он знал, что по пятам следует неутомимое чудовище. Один взгляд назад — и Фрэнк обратится в камень.

Он перебежал через улицу, на которой в этот час не было ни одной машины, и припустил по дорожке, ведущей к другому жилому комплексу. Через ворота он влетел во двор, в центре которого находился пустой бассейн со скошенными, потрескавшимися цементными бортиками.

Двор не освещался, но глаза Фрэнка уже привыкли к темноте, а то бы он непременно свалился в бассейн. Где же укрыться? Найти бы помещение, в котором жильцы стирают белье. Если взломать замок, можно отсидеться там.

Бегство давалось Фрэнку нелегко: он был грузноват и здорово выбился из сил. Ему позарез надо было передохнуть, а заодно собраться с мыслями.

Пробегая мимо дома, Фрэнк заметил, что кое-где двери квартир на первом этаже открыты, криво висят на сломанных петлях. Стекла окон выбиты, а те, что уцелели, потрескались; в некоторых зияли дыры. Трава на газонах пожухла, как ветхий пергамент, засохли кустарники, увядшая пальма угрожающе покосилась. Дома были заброшены и ожидали сноса.

Фрэнк поднялся по разрушающимся цементным ступеням и очутился в дальнем конце двора. Оглянулся. Человек — или нелюдь, — который его преследовал, все не показывался. Задыхаясь, Фрэнк вскарабкался на балкон второго этажа и принялся искать незапертую квартиру. Наконец он увидел распахнутую дверь. Дверь покоробилась, петли ходили с трудом, но почти без скрипа. Фрэнк проскользнул внутрь и захлопнул дверь.

Его обступила смолистая, бездонная темнота. В окна лился мертвенно-серый сумрак, но от этого в комнате не было светлее.

Фрэнк напряг слух.

Тишина. Такая же бездонная, как мрак квартиры.

Фрэнк крадучись двинулся к ближайшему окну, которое выходило на балкон и во двор. В раме торчало лишь несколько острых осколков. Битое стекло хрустело и позвякивало под ногами.

Осторожно, стараясь не продрать кроссовки и не шуметь, Фрэнк приблизился к окну. Замер. Опять прислушался.

Ни звука.

Из-за зубчатых осколков в раме потянуло холодом — словно в квартиру потекло ледяное естество недовоплотившегося призрака. В сумраке изо рта Фрэнка вылетали бледные струи дыхания.

Мертвая тишина стояла уже десять секунд. Двадцать. Тридцать. Минуту.

Неужели спасся?

Фрэнк отвернулся было от окна и тут услышал шаги. В другом конце двора. На дорожке, ведущей с улицы. Жесткие подошвы постукивали по цементу, стук глухим эхом отлетал от оштукатуренных стен.

Фрэнк застыл на месте. Он дышал ртом — боялся, что преследователь, чуткий, как рысь, услышит его сопение.

Во дворе незнакомец остановился. После долгого затишья опять раздались шаги. Эхо множилось. Понять на слух, куда направляется незнакомец, было теперь трудно. Кажется, медленно идет по кромке бассейна к лестнице, по которой Фрэнк взобрался на второй этаж.

Шаги стучали четко, мерно, деловито, как часы, отсчитывающие секунды до назначенного часа, когда стальное лезвие гильотины ухнет вниз.

Глава 4

Пули просаживали металлические бока автофургона. От каждого выстрела машина взвизгивала, как живая. Стреляли очередями. Стояла такая неистовая пальба, будто машину обстреливали из двух пулеметов. Бобби Дакота лежал на полу и возносил к небу исступленные молитвы в надежде, что Всевышний обратит на него внимание. Сыпались осколки металла. Экран компьютера разлетелся вдребезги, за ним второй. Индикаторы погасли, и отсек освещался только снопами янтарных, зеленых, багровых и серебристых искр, рассыпавшихся из электронной аппаратуры и кабелей, изувеченных пулями со стальной оболочкой. Битое стекло, щепки, обломки пластмассы, обрывки бумаги носились в воздухе, летели в Бобби. Но страшнее всего был грохот. Бобби казалось, что его заточили в огромную железную бочку и банда ражих громил, очумевших от наркоты, молотит по ней цепями. Бобби так их и видел, этих амбалов с крепкими шеями, шерстистыми бородищами и яркими татуировками на предплечье, изображающими жуткий человеческий череп. Какое там «на предплечье» — на лице! Здоровенные, как Тор, бог викингов, только глаза горящие, шалые.

Бобби вообще отличался живым воображением. Он считал это своим достоинством. Но, сколько он ни ломал голову, как выйти из этой переделки, воображение не помогало.

Пальба не прекращалась. Бобби удивлялся: как это в него до сих пор не попали. Он точно ковер расстелился на полу и мечтал совсем расплющиться. Только, как ни пластайся, задницу не убережешь: все равно заденут.

Собираясь на задание, он даже не вспомнил об оружии — не тот случай. По крайней мере, на первый взгляд. В «бардачке» лежал револьвер, но туда не сунешься. Да и что такое револьвер против пары автоматов?

Стрельба смолкла.

Тишина после адского грохота и треска показалась такой плотной, что Бобби решил, что он оглох.

В отсеке пахло горячим металлом, перегоревшими приборами, горелой изоляцией, бензином. Должно быть, пробили бензобак. Двигатель все еще пыхтел, а из развороченного оборудования брызгали искры. Так… Шансов взлететь на воздух у него куда больше, чем выиграть в лотерею пятьдесят миллионов долларов.

Надо сматываться. Но как? Если он выскочит из фургона, то угодит прямо под автоматный огонь — противники только того и ждут. Лежать на полу в темном отсеке и надеяться, что нападавшие уйдут, даже не полюбопытствовав, как он там? Но фургон того и гляди вспыхнет, как костер, в который плеснули горючего, и Бобби изжарится за милую душу.

Бобби вообразил, как он выпрыгивает из фургона, падает, сраженный автоматной очередью, и судорожно дергается на асфальте в предсмертной агонии, точно поломанная марионетка на спутавшихся ниточках. Но еще яснее он представлял, как с него слезает кожа, опаленная языками пламени, как пузырится и дымится плоть, мигом вспыхивают волосы, плавятся глаза, чернеют зубы, как огонь пожирает его язык, выжигает горло, добирается до легких…

Беда с этим живым воображением.

Внезапно он почувствовал, что начинает задыхаться от паров бензина. Бобби приподнялся.

Тут снаружи донесся гудок автомобиля и рычание мотора. К фургону полным ходом мчалась какая-то машина.

Раздался крик, вновь загремели выстрелы.

Бобби опять растянулся на полу. Что за черт? Кого это там несет? И вдруг понял: Джулию, вот кого! Джулия иногда действовала внезапно, как сама природа, — налетала как буря, разила как молния, раскалывающая грозовое небо. Ведь он же велел ей убираться! А она, значит, не послушала. Так бы и дал ей пинка, но нет: грех пинать такую славную попку.

Глава 5

Фрэнк попятился от разбитого окна, стараясь ступать одновременно с человеком во дворе: если под ногами звякнет битое стекло, тот не услышит. Фрэнк сообразил, что комната, в которой он находится, была когда-то гостиной. Теперь тут пусто — если не считать осколков, оставленных жильцами или попавших сюда после их отъезда. Поэтому Фрэнку удалось прокрасться через комнату в прихожую без лишнего шума и ни на что по дороге не наткнуться.

В прихожей было темно, словно в логове хищника. Пахло плесенью и мочой. Фрэнк поспешно прошел мимо какой-то двери и, повернув направо, оказался в другой комнате. Подошел к окну, за которым виднелась пустая улица в свете фонаря. В этом окне стекло было выбито напрочь, даже осколки не торчали из рамы.

За спиной раздался шорох.

Фрэнк едва сдержал крик. Обернулся и уставился в темноту.

Ложная тревога. Должно быть, вдоль стены, по сухим листьям или обрывкам бумаги шмыгнула крыса.

Всего-навсего крыса.

Фрэнк прислушался. Никаких шагов. Впрочем, сейчас его отделяют от незнакомца стены и, возможно, глухая поступь преследователя сюда не долетает.

Он еще раз выглянул в окно. Внизу раскинулся газон, сухой, как песок, и такого же цвета. Не лучшее место для приземления. Фрэнк бросил вниз сумку, и она тяжело шлепнулась на газон. Содрогаясь при мысли о прыжке, Фрэнк вскарабкался на подоконник, ухватился за пустую раму и замер в нерешительности.

Порыв холодного ветра пахнул ему в лицо, взъерошил волосы. Самый обычный сквозняк, а не потустороннее дуновение, которое доносило неземные и нестройные звуки флейты.

И вдруг за спиной Фрэнка гостиную, прихожую и его нынешнее убежище озарила синяя вспышка. Грянул взрыв, задрожали стены. Воздух, взбитый ударной волной, сгустился. Входная дверь разлетелась в щепки — Фрэнк слышал, как они посыпались на пол в прихожей.

Фрэнк выпрыгнул из окна. Он приземлился на ноги, но колени подогнулись, и он упал на пожухлую траву.

В тот же миг из-за угла показался огромный грузовик с деревянными бортами. Водитель плавно переключил скорость и поехал по улице мимо дома. Фрэнка он не заметил.

Фрэнк поднялся и, подхватив сумку, кинулся к грузовику. После поворота машина еще не набрала скорость. Фрэнк одной рукой уцепился за откидной задний бортик, подтянулся и вскочил на бампер.

Водитель прибавил газу. Фрэнк проводил взглядом обветшалый дом. Окна чернели, как пустые глазницы. Загадочное синее мерцание не повторялось.

На следующем углу грузовик свернул направо и нырнул в дремотный сумрак ночи.

Фрэнк из последних сил цеплялся за кузов. Из-за сумки он мог держаться только одной рукой. Но бросить сумку нельзя: вдруг ее содержимое поможет узнать, кто он, откуда, от чего убегает.

Глава 6

Бежать? Спасаться? Значит, Бобби думает, что она вот так бросит его в беде и пустится наутек? «Сматывайся, малышка! Гони!» Чего это он раскомандовался, как будто она забитая покорная женушка, а не полноправный компаньон по сыскному агентству? Она, между прочим, опытный детектив и сама решит, что ей делать. Выдумал тоже — держать ее на подхвате. Как будто она не сумеет принять бой, если придется жарко. Зла на него не хватает.

Джулия вспомнила симпатичное лицо мужа: веселые голубые глаза, курносый нос, веснушки, пухлые губы, густые медово-золотистые волосы почти всегда всклокочены, как у только что проснувшегося малыша. Так и съездила бы по этому курносому носу — не очень сильно, только чтобы в голубых глазах выступили слезы. Вот тебе «беги и спасайся!».

«Тойота» Джулии притаилась в плотной тени большого индийского лавра в дальнем конце стоянки за корпусом корпорации. Как только Бобби почуял неладное, Джулия завела двигатель. Выстрелы в наушниках еще не прозвучали, а она уже переключила скорость, отпустила ручной тормоз, врубила фары и до упора отжала педаль акселератора.

Джулия все звала и звала Бобби, но он молчал. Из наушников неслась только дикая пальба. Потом и она оборвалась. Джулия сорвала наушники и швырнула на заднее сиденье.

«Беги и спасайся»! Скажите, пожалуйста! На выезде со стоянки она отпустила акселератор и одновременно левой ногой нажала тормозную педаль. «Тойота» скользнула на дорожку, идущую вокруг здания, и съехала под уклон. Не дожидаясь, пока машина выровняется, Джулия ударила по газам. Взвизгнули шины, взревел мотор. Урча, завывая, грохоча, машина рванулась вперед.

Бобби, наверно, нечем отстреливаться. Он вообще легкомысленно относился к оружию и брал его на дело только в тех случаях, когда им что-то могло угрожать. А наблюдение за «Декодайном» на первый взгляд вполне безобидное занятие. Правда, иногда и в делах по промышленному шпионажу приходится держать ухо востро, но такой размазни, как Том Расмуссен, бояться было нечего. Тихий компьютерщик, жадный до денег и умный, как дрессированный пес, который декламирует Шекспира, расхаживая по канату. Не страшнее, чем какой-нибудь трусливый растратчик из банка. Вернее, так казалось поначалу.

Зато Джулия прихватывала оружие на каждое дело. Бобби был оптимист, она — пессимистка. Бобби полагался на здравый смысл и благоразумие противника. Джулия же подозревала, что любой с виду нормальный человек может на поверку оказаться законченным психом. В ее машине к крышке «бардачка» был изнутри прикреплен крупнокалиберный «смит-вессон», а на сиденье рядом лежал «узи» и два запасных магазина по тридцать патронов в каждом. Услышав стрельбу в наушниках, Джулия поняла, что «узи» — это то, что надо.

«Тойота» буквально летела вдоль торца здания. На углу Джулия резко крутанула руль влево. Машина чуть не встала на два колеса, но все-таки устояла и выскочила на Майклсон-драйв. У обочины перед корпусом «Декодайна» Джулия увидела автофургон Бобби, а на проезжей части — другой автофургон, темно-синий «Форд» с распахнутыми дверями.

Два типа, очевидно, выскочившие из «Форда», стоя метрах в пяти от машины Бобби, расстреливали ее из автоматов с такой яростью, будто палили не в человека внутри, а сводили какие-то личные счеты с самим автофургоном. Завидев «Тойоту», они поспешно перезарядили автоматы.

Лучше всего подскочить прямо к ним, бросить «Топоту» рядом с их автофургоном и, выскользнув из машины, под ее прикрытием продырявить шины «Форда», а потом задержать этих субчиков до приезда полиции. Нет, не выйдет: времени мало. Они уже вскидывают автоматы.

От вида пустынных ночных улиц, залитых желтым, цвета мочи, светом фонарей, Джулии было не по себе. Здесь, в центре города, располагались только банки и здания фирм — ни одного жилого дома, ресторана, бара. Казалось, город находится не в Калифорнии, а где-нибудь на Луне. Или всех жителей истребила чудовищная эпидемия. В живых осталось лишь несколько человек.

Как же быть? Чтобы действовать по всем правилам, нужно время, а его в обрез. Помощи ждать неоткуда. Остается одно: бить на неожиданность. Изобразить из себя камикадзе. Вместо оружия пустить в ход машину.

Убедившись, что «Тойота» полностью ей послушна, Джулия вдавила педаль акселератора до самого пола и помчалась прямо на автоматчиков. Те открыли огонь, но Джулия уже пригнулась на сиденье и слегка наклонилась в сторону, чтобы не высовываться из-за приборного щитка. Рукой она более или менее крепко сдерживала руль. Пули долбили по машине и с визгом отскакивали. Ветровое стекло разлетелось.

Мощный толчок. «Тойота» наскочила на одного из нападавших. Джулия стукнулась о рулевое колесо, поранила лоб. Зубы щелкнули с такой силой, что заныли челюсти. Она слышала, как тело автоматчика ударилось о передний бампер и рухнуло на капот.

Кровь струилась по лбу Джулии, капала с правого виска. Джулия резко нажала тормоз и выпрямилась. Из провала на месте ветрового стекла на нее взглянули широко раскрытые глаза мертвеца. Его лицо застыло перед рулевым колесом: осколки зубов, рваные губы, рассеченный подбородок, ввалившиеся щеки, один глаз выбит. Сломанная нога просунулась в машину и свисала с приборного щитка.

Джулия отпустила тормозную педаль. От толчка безжизненное тело скатилось с капота и исчезло под колесами. «Тойота», вздрогнув, остановилась.

Сердце Джулии почти выскакивало из груди. Силясь сморгнуть кровь, обжигавшую правый глаз, она схватила с соседнего сиденья «узи», открыла дверь и, пригнувшись, вылетела из машины.

Второй автоматчик уже сидел в синем «Форде». Он нажал педаль газа, впопыхах забыв отпустить ручной тормоз. Раздался визг тормозов, задымились колодки.

Джулия дала две короткие очереди по колесам с одной стороны автофургона.

Но беглец и не думал останавливаться. Он наконец переключил скорость и пытался улизнуть на спущенных колесах.

Улизнуть? Ну уж нет. Этот гад, не дай бог, убил Бобби. Упустишь его сейчас — потом ищи-свищи. Джулия нехотя вскинула «узи» и разрядила весь магазин в окно «Форда». Машина прибавила ходу, потом вдруг пошла медленнее, мотнулась вправо. Теряя скорость, «Форд» описал широкую дугу и замер у обочины. Мотор продолжал работать.

Из «Форда» никто не вышел.

Не спуская с него глаз, Джулия полезла к себе в машину. Взяла с сиденья запасной магазин. Перезарядила «узи». Тихо-тихо приблизилась к «Форду» и распахнула дверцу. Осторожность оказалась излишней: человек за рулем был мертв. Джулия протянула руку и выключила двигатель. Ее мутило.

Она бросилась к изрешеченному автофургону Бобби. В уши ей несся шорох ветра в густых кустах, растущих вдоль улицы, тихо шелестели и пощелкивали листья пальм. Потом она расслышала рокот двигателя автофургона и почуяла запах бензина.

— Бобби! — крикнула она.

Она еще не добежала до автофургона, как вдруг задняя дверь скрипнула и Бобби вылез из машины. С него сыпалось битое стекло, щепки, обрывки бумаги. Он тяжело дышал. Конечно, там, в отсеке, и воздуха-то, наверное, не осталось, только бензиновые пары.

Вдали заревели сирены.

Бобби и Джулия поспешили прочь от фургона. Не прошли они и нескольких шагов, как ударило оранжевое пламя и бензиновая лужа на асфальте заполыхала. Огонь охватил автофургон. Отойдя подальше от неистового пламени, супруги окинули взглядом изувеченные машины и посмотрели друг на друга.

Вой сирен приближался.

— У тебя кровь, — сказал Бобби.

— Лоб немного поцарапала.

— Немного?

— Ерунда. Ты-то как? Бобби глубоко вздохнул:

— Цел и невредим.

— Не врешь?

— Нет.

— В тебя не попали?

— Даже не задели. Повезло.

— Бобби.

— Что?

— Если бы тебя убили, я бы не вынесла.

— Не убили же. Я жив-здоров.

— Ну и слава богу.

И вдруг Джулия лягнула мужа в щиколотку.

— Ой! Ты что?

Джулия лягнула его в другую ногу.

— Джулия! Обалдела?

— Попробуй только еще раз вякнуть, чтобы я бежала и спасалась!

— Что-что?

— Мы с тобой работаем на равных, понял?

— Но…

— Я ничуть не глупее тебя, и реакция у меня не хуже…

Бобби покосился на мертвеца посреди улицы, на «Форд», в кабине которого виднелся труп, и кивнул:

— Что есть, то есть.

— И силы не меньше…

— Знаю, знаю. Только не лягайся. Джулия перешла к делу:

— Как нам быть с Расмуссеном?

Бобби поднял глаза на корпус «Декодайна».

— А ты думаешь, он еще там?

— Со стоянки только один путь — на Майклсон-драйв. Оттуда он не выезжал. Если он не удрал на своих двоих, то наверняка притаился в здании. Надо его брать, пока не утек с этими дискетами.

— На дискетах все равно туфта, — усмехнулся Бобби.

В «Декодайне» Расмуссен попал под подозрение с того же дня, как пришел устраиваться на работу: сыскное агентство «Дакота и Дакота», которое по контракту обеспечивало безопасность корпорации, сразу заметило, что удостоверение личности Расмуссена — мастерски выполненная липа. Однако администрация «Декодайна» решила принять Расмуссена на службу, чтобы установить, кому он должен передать файлы «Кудесника». Мошенник явно работал на кого-то из главных конкурентов «Декодайна», и корпорация намеревалась подать на таинственного нанимателя Расмуссена в суд. Расмуссену дали возможность действовать под бдительным оком телекамер, которые, как он считал, ему удалось испортить. Мошенник разгадал код файлов и получил доступ к нужной информации. Ему и тут не препятствовали: Расмуссен не знал, что настоящие файлы защищены секретными командами и информация, которую он получает, — полная ахинея.

Пламя с ревом и треском пожирало автофургон. По стеклянному фасаду корпуса, по пустым черным окнам сновали и змеились причудливые отблески огня, словно хотели взметнуться на самый верх и застыть на крыше каменными химерами.

Повысив, голос, чтобы не заглушали сирены и рев пожара, Джулия сказала:

— Значит, зря мы надеялись, что он клюнул на нашу удочку и поверил, будто камеры испорчены. На самом деле он знал про слежку.

— Выходит, так.

— Но раз он такой дошлый, то у него могло хватить ума докопаться до команды, блокирующей копирование, и добраться до файлов.

Бобби нахмурился.

— Верно.

— Тогда у него на дискетах настоящие файлы «Кудесника».

— Все равно я туда не пойду. Ну его к черту. Сколько можно лезть под пули?

Вдали из-за угла показалась полицейская машина и помчалась к месту происшествия. Выла сирена, крутилась «мигалка», и по улице перекатывались волны то синего, то красного света.

— Вот и профессионалы явились, — облегченно вздохнула Джулия. — Спихнем остальную работу на них, а?

— Нет, дело-то поручено нам. Мы и обязаны довести его до конца. Для частного детектива профессиональный долг превыше всего, забыла? Иначе что бы сказал про нас Сэм Спейд[1]?

— А пошел этот Сэм Спейд в голубую даль!

— А что сказал бы Филип Марло[2]?

— Пошел этот Филип Марло в голубую даль!

— А что скажут наши клиенты?

— Пошли эти клиенты в голубую даль!

— Радость моя, обычно посылают в другое место.

— Знаю. Но я все-таки леди.

— Это уж точно.

Полицейская машина затормозила прямо перед ними. Позади из-за угла с воем выехала еще одна. С другого конца Майклсон-драйв неслась третья.

Джулия положила «узи» на асфальт и во избежание недоразумений подняла руки вверх.

— Как же я рада, что ты жив, Бобби.

— Опять будешь лягаться?

— Пока не буду.