Он покачал головой. Он очень старался быть искренним; но он не умел. Он хотел говорить правду – но понятия не имел, какова она на самом деле. Как поведать её, чтобы и не приукрашивать себя, и не впадать в самоуничижение? Приукрашивать было нельзя – Кашинскому впервые за много лет хотелось, чтобы эта юная женщина общалась именно с ним, а не с размалеванным рукою льстивого чучельника комком стареющего белка о двух ногах. Он устал притворяться лучше себя. Но ведь и возводить напраслину на себя было сейчас нелепо!
- С того, что в прошлый раз именно поэтому ничего не получилось. Хоть ты и уничтожил резервные копии, но ты не уничтожил антенну - ею была я.
– Кира, наверное, я поначалу вполне мог бы стать и заботливым мужем, и заботливым отцом. Что я, не человек? И получку бы носил, и сопли бы вытирал. Но однажды до меня дошло с ужасающей какой-то, знаете, ясностью: меня никогда не любят и только всегда хотят замуж.
- Рита, я не понимаю.
Потому теперь на замужних потянуло, подумала Кира. Словно порыв ветра, налетела неприязнь. И, словно порыв ветра, улетела. То, что он рассказывал ей все это, было знаком беспредельного, почти детского доверия, а такое доверие нельзя обмануть. В том числе – обмануть неприязнью. Нет, нет, я не должна. Он хороший, но ему очень не повезло смолоду, в этом все дело.
- Антенна работает в обе стороны. Если ты ею стал, Мимики все еще могут создавать петли. Я - антенна. Ты пойман в петлю. Если убьешь меня - петля разомкнется. Если я убью тебя, то это станет реальностью. Навсегда. Только один из нас может избежать ловушки.
И пахло от него прохладно и чисто.
Она чувствовала себя очень виноватой перед ним. Словно она совершила подлость.
Ни в чем этом я не видел никакого смысла, снова чувствуя себя новичком в ловушке непонятной временной петли. Я молился, желая стать таким же сильным, как Валькирия, которую я увидел шагающей по полю боя и превратил себя в труп бесчисленное количество раз, пытаясь следовать по ее стопам. Теперь, после 160 попыток, я, наконец, получил право стоять рядом с ней. Мы сражались вместе, смеялись вместе, ели обед и прикалывались вместе. Я протащил себя через ад, чтобы быть с ней, и вот теперь мир собирался разлучить нас! Да уж, сложно обломаться сильнее! Тот же цикл, который сделал из меня воина, собирался меня убить.
А разве нет?
Все эти сомнительные Антоновы игры…
- Если человечество собирается победить, то нам нужен кто-то умеющий разрывать петли времени. - Ритин голос был спокоен и холоден.
Надо с ними кончать.
- Подожди, должна быть...
Но Антон ведь их не бросит. Он, понимаете ли, мир спасает. Значит – и С НИМ кончать. А разве я этого хочу?
- Сейчас мы определим, кто будет этим кем-то, Рита Вратаски или Кeйджи Кирия.
– Думаю, вам только казалось, – проговорила она. – Вы слишком зациклились на этом.
И она атаковала.
Она говорила то, что чувствовала, говорила от всей души. Но сама ненавидела то, что говорит. Нечестно! Нечестно! С каждым словом ощущение вины лишь усиливалось. Раньше, пока они не бывали вот так, Киру не тяготили ложность и лживость её положения, но теперь оно обернулось кошмаром. Самые простые и искренние фразы приходилось вымучивать, будто графоманом написанный и скверно выученный текст.
– Нет-нет. Я вскоре понял, в чем дело. Со своей проклятой уступчивостью я выглядел как человек, которого очень легко можно сделать удобным. Ведь когда двое становятся вместе, они оба меняются, это неизбежно. Если кто-то из них меняется недостаточно, или не меняется вовсе, они, как правило, перестают быть вместе, правда?
Я бросил винтовку. Против Стальной Суки у меня не будет времени целиться и нажимать спусковой крючок. Обеими руками я сжал свой боевой топор.
– Правда, – согласилась она, и ему показалось, что подумала она о чем-то своем.
Наш поединок разворачивался по всей базе. После поля номер 3, мы оказались на той спортплощадке, где проходила физподготовка, и продолжали биться, попирая остатки генеральской палатки, в которой он укрывался от солнца. Мы миновали тлеющие руины казармы 17-й роты и скрестили топоры перед ангаром. Лезвия скользнули мимо друг друга, я поднырнул под удар и побежал дальше.
– Так вот меня всегда принимали за человека, ради которого можно меняться минимально, а меня менять максимально. Вот что было ужасно. Именно из-за этого, я полагаю, и только из-за этого ждали, как вы выразились, именно меня. Тех, кто уже как следует погуляли, либо, наоборот, никому не понадобились, я привлекал. Потому, что со мной можно было не считаться. Делай, как нам надо – или прощай. Как мне самому надо – это мои собственные проблемы, и если я хоть словом о них заикнусь, значит, я эгоист. А, кроме меня, эгоистов нет, все просто живут и добиваются своего. И, Кира, всю свою жизнь я, чтобы не обидеть… Меня почему-то никто никогда не боялся обидеть. Понимаете, Кира? В голове осталось лишь одно: меня никто не любит. Меня только используют. Когда такое гвоздит, можно совершить очень страшные вещи…
Остальные солдаты останавливались и недоуменно глядели нам в след. Их шлемы скрывали выражения лиц, но не их шок. Да и почему нет? Я сам не мог поверить в то, что происходит! Мой разум отказывался служить, но мое тело не обращало на это внимания и продолжало работать, как хорошо смазанная машина. Оно стало ею. И с его отточенными до совершенства движениями, я перешел в атаку.
И я совершил их. Мне велели; пришли и просто велели – и я совершил. Совершал много лет.
Когда мы достигли линии американских войск, зеленый огонек на моем дисплее мигнул о входящем сообщении для Риты. Связь между нашими бронекостюмами продолжала работать.
Неужели она не поймет, с тоской и надеждой думал он. Неужели ей не захочется хотя бы из чувства противоречия, хотя бы из жалости доказать мне, что со мной можно считаться? Что мне можно подчиняться хотя бы отчасти?
- Старший псарь Бешенному псу, - прозвучал мужской голос. Рита еле заметно замедлила движения, и я, воспользовавшись шансом, увеличил между нами дистанцию. Голос продолжил, - Вражеские силы успешно подавлены в районе операции. Ты как будто занята? Нужна поддержка?
– Ведь когда двое делаются вместе, они оба начинают отвечать друг за друга, правда?
- Ответ отрицательный.
– Правда, – негромко и очень отрешенно проговорила она, глядя куда-то мимо, и снова ему показалось, будто, соглашаясь с его словами, она думает совсем не о нем.
- Есть распоряжения?
Как он хорошо сказал, думала она. Отвечать друг за друга. Не просто любить друг друга или нуждаться друг в друге – в конце концов, любое одомашненное животное нуждается в своей кормушке и, как правило, любит того, кто сыплет туда еду.
- Держите японцев подальше. Я не хочу отвечать за то, что будет, если они начнут мешаться под ногами.
Сколько лет вместе – и вот вдруг выяснилось: я не знаю, отвечает ли Антон за меня.
А я за него? Даже этого не знаю…
- Принято. Хорошей охоты! Старший псарь эфир освободил.
– Так вот почему-то получалось так, что я должен был отвечать – а за меня отвечать никто и не думал. И я от этого просто осатанел. Просто осатанел. И от себя – потому что ощущал себя прОклятым. И потому еще, что ведь вдобавок я сам себя считал подлецом всякий раз, когда пытался не уступать. Ведь я, видя, что меня пусть и не любят, но хотят замуж, уже сознательно делал вид, будто этого не понимаю. И тот мизер, который мне давали В ОЖИДАНИИ, я брал – а брать был НЕ ВПРАВЕ, ведь я-то знал, что НЕ ДОЖДУТСЯ! Ох, давайте немножко выпьем, Кира.
Канал закрылся и я закричал Рите:
– Давайте, – по-прежнему негромко и отрешенно согласилась она. И подняла свой бокал. – Давайте, Вадим, выпьем за то, чтобы ответственность никогда не была нам в тягость, а безответственность никогда не была нам в радость.
– Какой тост, – проговорил Кашинский с неподдельной дрожью в голосе. – Согласен всеми потрохами, Кира.
- Это все, что ты можешь сказать? Привет? Что за хрень?! - ответа не было, Ритина броня приближалась. На разговоры не было времени. Я был слишком занят, защищая собственную жизнь.
Они выпили. Помолчали, с нерешительным пониманием улыбаясь друг другу. Потом она сказала:
Не знаю, пыталась ли Рита действительно убить или только проверяла меня. Я был точной машиной, не тратившей лишних циклов на обработку ненужной информации. Рита и все более сложное, чем бежать/отбить/увернуться, могло подождать. Независимо от намерений, ее атаки были на самом деле смертельны.
– Наверное, есть ещё третье. Это вот и следует вам искать. И не восхищенная раба, и не клуша в ожидании… интересного положения. Просто человек, который хочет помочь.
Справа от меня находились главные ворота базы. Мы оказались на том самом пути, который я всегда использовал, пробираясь на американскую половину, чтобы стянуть один из Ритиных топоров. Линия обороны спецназа США проходила как раз по тому месту, где раньше стояли мускулистые часовые.
Он только руками всплеснул.
Рита размахивала топором, не обращая внимания, кого или что он мог зацепить, а я не видел никакого смысла втягивать кого-либо еще, так что я начал отводить нас от линии. Столовая номер 2 была метрах в ста впереди. Дротики повредили строение, но, тем не менее, оно еще стояло. Дистанция от линии обороны была вполне подходящей, так что секундой позже я пролетел эти сто метров и ворвался внутрь через дверь на дальней стороне здания.
– Да с какой это стати – помочь? Экий гуманизм!… Тот, кто якобы за так хочет помочь – просто обманывает тебя с какой-то совсем уж мерзкой целью, о которой и сказать-то тебе открыто не решается. Либо обманывает себя, а когда поймет, что себя обманывал – за эту самую помощь тебя же и возненавидит! – он вздохнул. – Какая же вы ещё молодая, Кира… Помочь! Видели вы эти бесконечные афиши с призывами: господа, будьте благоразумны – не оказывайте никакой помощи незнакомым людям на улице, в транспорте или в общественных зданиях, не выполняйте ничьих просьб. Не принимайте от посторонних помощи и по возможности не обращайтесь за помощью ни к кому, кроме официальных лиц. Нарушение этих правил может привести к непоправимым последствиям для вашего здоровья, благополучия и благосостояния…
– Жизнь – не общественное здание.
Внутри были сумерки, света хватало только для того, чтобы что-то видеть . Опрокинутые на бок столы свалены в импровизированную баррикаду перед противоположным входом. Пол был усыпан едой и полупустыми бутылками соевого соуса. В помещении не было никаких признаков людей - ни живых, ни мертвых.
– Она ещё хуже, Кира!
Здесь я провел бесчисленные обеды, наблюдая как Рита ест. Здесь я дрался с гориллой-переростком из 4-й роты и играл в \"слабо сожрать\" с Ритой и ведром умебоши. Разве не лучшее место для нас с ней, чтобы решить нашу судьбу на смертельной дуэли?
Она покачала головой.
– Я знаю людей, которые стараются помогать совершенно бескорыстно. На свой страх и риск. Не рассчитывая даже на простейшую благодарность. Тайком, – она, пригубив, помолчала; он ждал. Уронила: – В меру своего разумения, конечно.
Оранжевый свет засиял в проломе западной стены. Взглянув на часы рядом с дисплеем, я едва смог поверить, что прошло восемь часов с начала боя. Уже приближались сумерки. Неудивительно, что я чувствовал, будто мой бронекостюм подбит свинцом. Мои мышцы не были тренированы для такого. Аккумуляторы почти сели, и системы были на грани отключения. Я никогда не был в бою даже и половины такого времени.
– Ну, не знаю… Познакомьте.
– Вряд ли это возможно.
В столовой показалась красная броня Риты. Я блокировал топором горизонтальный свинг, каркас моих доспехов скрипнул. Если бы я остановил этот удар в лоб, крутящий момент приводов просто разорвал бы мой бронекостюм, вывернув его наизнанку. Меня вновь охватил страх перед тем, на что Рита Вратаски была способна. Она была вундеркиндом боя и научилась считывать каждый мой финт и каждый блок.
– Вот видите. Вы сами в них не уверены.
– Я в них уверена. Я в себе, Вадим, не уверена… Что-то я не то делаю.
В бою все движения делаются на подсознательном уровне. Это вдвойне трудно компенсировать, когда кто-то учится читать эти движения. Рита была на полшага впереди меня. Она поворачивалась, чтобы нанести смертельный удар в то место, где я буду, даже прежде, чем я там оказывался.
У него перехватило горло от нежности.
И попадала. Я инстинктивно шагнул ближе к ней, едва избежав всей тяжести ее топора. С моего левого плеча полетели пластины. Красная сигнальная метка загорелась на дисплее.
– Наверное, вам самой нужна помощь?
Ритина нога врезалась в меня, и не было возможности избежать этого. Я полетел по комнате, высекая из своего бронекостюма искры о сломанный бетонный пол. Меня развернуло и я врезался в стойку. Поток палочек для еды хлынул мне на голову.
Она помолчала, потом сказала тихонько:
– Наверное.
Рита уже снова двигалась. Нет времени передохнуть. Голова, проверка. Шея, проверка. Торс, правое плечо, блок правой руки... Все, кроме бронепластины левого плеча проверено. Я еще могу сражаться. Выпустив топор, я уцепился перчатками за угол стойки и перепрыгнул ее. Ритин удар поднял брызги дерева с металлом позади меня.
Он мгновение выждал, чтобы не показаться слишком назойливым. Потом осторожно спросил:
Я оказался на кухне. Передо мной протянулся ряд огромных, промышленных газовых плит и раковин из нержавейки. Сковороды и кастрюли, достаточно большие, чтобы готовить в них целых свиней, висели вдоль стены. Груды пластиковой посуды достигали потолка, а в аккуратных рядках лотков все еще стоял несъеденный, остывший завтрак.
– Я не мог бы?..
Сбивая подносы, я отступал в лавине еды и пластика. Рита приближалась. Я швырнул в нее котел. Есть! Со звуком гонга котел отскочил от шлема ее вишнево-красной брони. Похоже, этого маловато, чтобы ее переубедить. Может, стоило попробовать вместо котла кухонную раковину? Новым взмахом топора Рита снесла половину стойки и развалила железобетонный столб.
Она не ответила. И вдруг безо всякого тоста взяла бокал и сделала несколько больших глотков.
– Я вас очень понимаю, Вадим. Казалось бы, у мужчины и женщины именно тут взгляды должны особенно расходиться. Но мне так понятно, до чего это больно и безнадежно – все время быть без вины виноватой!
Я продолжал пятиться пока не уперся в стену и, бросившись на пол, увернулся от опасного горизонтального взмаха топора. Морда бодибилдера, все еще бездумно скалившегося на кухню со стены, приняла удар вместо меня. Я бросился Рите в ноги, но она отскочила в сторону, и я позволил инерции вынести меня к ошметкам стойки. Мой топор лежал там, где я его оставил.
Ее глаза затуманились, размякли черты лица.
Какие глаза!
Поднимая однажды брошенное оружие, ты даешь понять только одно - ты снова готов сражаться. Никто не подбирает оружие, не планируя им воспользоваться. Было ясно, что я не могу бежать вечно. Если Рита действительно хотела меня убить, а я начинал думать, что так оно и есть, то убежать не выйдет. Парируя одну атаку за другой, я просто посажу аккумуляторы своей брони. Пришло время сделать выбор.
– А вы?.. – вдруг решился он спросить с откровенностью, которая испугала его самого прежде, чем он закончил фразу. – Вы не хотели бы мне помочь? – Помолчал. Она не прервала его. Значит, можно было продолжать. – Бескорыстно, – он чуть улыбнулся, возвращая ей её слова. – На свой страх и риск. Не рассчитывая даже на простейшую благодарность. Вы мне, я вам… так и помогли бы друг другу.
Была одна вещь, которую мне нельзя было забывать. Я пообещал это себе, когда решил сражаться за выход из петель. Под бронеперчаткой на моей руке скрывался номер 160. А когда там было написано 5, я раз и навсегда решил брать с собой в следующий день все, чему могу научиться. Я не делился секретом этих цифр ни с кем. Ни с Ритой, ни с Йонабару, ни даже с Ферреллом, с которым я так много раз тренировался. Только я знал, что они означают.
Это число было моим ближайшим другом, и, до тех пор, пока оно там было, я не боялся смерти. Не имело значения убьет ли меня Рита. Я все равно никогда бы не смог столького добиться без нее. Что может быть правильнее, чем искупить жизнь спасительницы ценой моей собственной смерти?
Но если я сдамся сейчас, все исчезнет. Кишки, которые я рассыпал на изрытом воронками острове, кровь, которой я захлебывался, рука, которую я оставил на земле. Весь этот ебучий цикл петель. Все развеется, как дым, вьющийся из ружейного ствола. 159 боев, не существовавших нигде, кроме моей головы, бессмысленно исчезнут навсегда.
Если я отдам все, что у меня есть, и проиграю - это одно. Но я не собирался умирать без боя. Наверное, мы с Ритой думали одинаково. Я понимал, что она переживала. Черт, мы с ней были единственными людьми на всей проклятой планете, которые могли это понять! Я прополз каждый сантиметр острова Котойуши, пытаясь найти способ выжить, так же, как это сделала Рита на каком-то поле боя в Америке.
Если я буду жить - она умрет, и я никогда не найду никого подобного ей. А если она будет жить, должен умереть я. Сколько вариантов я не прокручивал в голове, других выходов не видел. Один из нас должен был умереть, и Рита не собиралась договариваться кто. Она собиралась позволить это решить нашему мастерству, выбрав стальной язык оружия. Мне оставалось ответить.
Я взял топор.
Выбежав на середину столовой, я примерился к его весу, стоя почти на том самом месте, где мы с Ритой прошли через историю с умебоши. Забавная штука жизнь, верно? Это было всего день назад, а мне казалось - прошла целая жизнь. В тот раз Рита тоже победила меня. Я бы сказал, что у нее был талант соревноваться.
Ритин бардовый бронекостюм шаг за шагом увеличивался передо мной. Она остановилась ровно за пределами досягаемости моего топора, крепко сжимая в руке свое поблескивающее оружие.
В тишину столовой вторглись звуки шедшего снаружи боя. Взрывы звучали уханьем далеких литавров. Ревущие в небе снаряды взвыли высокими нотами флейт, а автоматические винтовки рассыпались барабанной дробью. Мы с Ритой дополнили композицию звоном хриплых тарелок из карбида вольфрама.
В осыпающихся руинах столовой не было восхищенных зрителей. Лишь груды столов и опрокинутых стульев были единственными молчаливыми наблюдателями смертельного танца бордовой и песочной брони. Двигаясь по спирали, как это всегда делала Рита, мы вычерчивали траекторию на пыли бетонного пола. Мы танцевали военный балет, облекшись в пик технологий человечества, и наше грубое оружие пело тысячелетнюю погребальную песнь.
Лезвие моего топора было тупым и выщербленным. Бронекостюм покрыт сколами, а его батареи были лишь чуть более чем пусты. Мышцы повиновались только благодаря силе воли.
Страшный взрыв, потрясший столовую, заставил нас вздрогнуть.
Я знал, что ее следующий удар будет смертельным. И знал, что мне его не избежать. Времени думать не было. Размышлять надо на тренировках, а бой - это чистое действие. Опыт, вплавленный в меня за 159 битв, направлял мои движения.
Рита потянула свой топор назад в замахе. Мой ответил на ее удар, ударом снизу. Две гигантские дуги скрестились, круша бронепластины.
Была только одна разница между мной и Ритой. Она научилась сражаться с Мимиками сама, а я учился бить их, глядя на нее. Точный момент ее удара и следующий за ним шаг - все это было записано в операционке моего подсознания. Я знал ее каждое следующее движение. Вот почему ее лезвие лишь оцарапало меня, а мой удар пробил ее броню насквозь.
В Ритином багровом бронекостюме зияла дыра.
- Рита!
Топор задрожал в ее руках. Бронекостюм делал все возможное, в попытках отфильтровать неумышленные, судорожные движения мышц. Рукоять карбид-вольфрамовой секиры шумно загремела, выпав из ее перчаток. Кровь, масло, и какие-то неведомые жидкости заструились из раскола в броне. Сцена была очень хорошо знакома, а я чувствовал совершенно новый ужас. Рита дотянулась до моего плеча и нащупала разъем контактной связи. В шлеме ясно зазвучали ее слова:
- Ты победил, Кейджи Кирия. - Голос Риты был сух и пронизан болью. Багровый бронекостюм навалился на меня.
- Рита... зачем?
- Я давно знала. Еще с тех пор, как получила первый сигнал мимиков. Бой кончается всегда.
- Что? Я не..
- Ты - тот кто выберется из этой петли. - Рита закашлялась, механический треск прошел по каналу связи.
Я наконец-то понял. Вчера, когда мы встретились с Ритой, она решила, что должна умереть. В то время я не распознал этого и думал, что случайно зацепил какие-то флажки. Мне надо было пытаться найти путь спасти ее, а я пустил день на самотек.
- Рита, прости! Я... я не знал.
- Не извиняйся. Ты победил.
- Победил? А можем мы просто... просто продолжать повторять петлю? Может, мы никогда ее и не покинем, но мы будем вместе. Навсегда. Мы же можем быть вместе дольше жизни. Каждый день будет бой, но мы умеем сражаться. Если мне надо будет убить тысячи Мимиков, миллион, я это сделаю. Мы это сделаем вместе.
- Каждое утро ты будешь просыпаться с Ритой Вратаски, которая не знает о твоем существовании.
- Мне все равно.
Рита покачала головой:
- У тебя нет выбора. Ты должен разорвать петлю до того, как с тобой случится то, что случилось со мной. Покончи с этим проклятием, пока еще возможно.
- Я не могу пожертвовать тобой ради этого.
- Тот Кейджи Кирия, которого я знаю, не пожертвует человечеством ради себя.
- Рита...
- Время кончается. Хочешь что-то сказать - говори сейчас! - багровый бронекостюм тяжело опустился на землю.
- Я останусь с тобой, пока ты не умрешь... Я люблю тебя.
- Хорошо. Я не хочу умирать одна.
Шлем скрывал ее лицо и я был благодарен этому. Если бы я мог видеть ее слезы, я бы никогда не смог закончить петлю и навсегда ее потерять. Красный свет, заходящего низко в западном небе Солнца, заиграл на багровом бронекостюме Риты, окружив ее блеском рубинового свечения.
- Долгий бой, Кейджи. Уже садится Солнце.
- Это красиво.
- Сентиментальный гаденыш, – в ее голосе слышалась улыбка, – Я ненавижу красное небо.
Это были ее последние слова.
Глава 6
Небо было ярким.
Рита Вратаски была мертва. После того, как я убил сервер Мимиков и зачистил остальных, меня заперли на гауптвахте. Сказали, что я нарушил свой служебный долг. Якобы, проигнорировав по неосторожности приказы начальства, я подверг опасности своих однополчан. Не имело значения, что там не было никакого начальства, отдававшего какие-то гребаные приказы. Им надо было повесить на кого-то смерть Риты, и я не мог их винить за поиски козла отпущения.
Военный трибунал состоялся через три дня после ареста. С меня сняли все обвинения и вместо них повесили награду.
Генерал, тот же, что командовал физподготовкой, похлопал меня по спине и рассказал, какую прекрасную работу я проделал. Он чуть не закатывал глаза, пока это вещал. Я хотел ему сказать, чтобы он засунул ее себе в задницу, за все хорошее, но удержался. Смерть Риты была на моей совести. Не было смысла перекладывать это на него.
Наградой оказался \"Орден Валькирии\", присуждавшийся солдатам, убившим больше сотни Мимиков в одном бою. Он был изначально создан всего для одного, особенного солдата. Единственным способом заслужить почести выше этой, было погибнуть в бою, как это сделала Рита.
Я, действительно, перебил груду этих мразей. Больше, чем убила Рита за все время, и всего в одном бою. Я не очень помню, что происходило после того, как я уничтожил сервер, но, кажется, я нашел новый аккумулятор и продолжил в одиночку выносить Мимиков, пока не перебил около половины всех напавших на базу \"Цветочное шоссе\".
Восстановление базы было в полном разгаре. Половина зданий сгорела дотла, и вывоз обломков был сам по себе монументальной задачей. Казармы 17-й роты больше не было, и от детектива, который я так и не удосужился дочитать, не осталось ничего, кроме пепла.
Я бесцельно брeл среди деловито сновавших взад и вперед по всей базе людей.
- Дерутся, как остервенелые маньяки, да? Так нынче поступают переодетые герои?
Голос был знакомым. Я повернулся как раз вовремя, чтобы увидеть летящий прямо в меня кулак. Левая нога сама сменила положение. Времени думать не было. Все, что я мог успеть - это решить, включить ли тумблер контратаки в моей голове. Если бы включил, рефлексы вплавленные в меня за 160 петель взорвались бы, перенимая управление телом, словно роботом.
Я мог перенести вес на левую ногу, отвести удар плечом, захватить локоть нападавшего и, шагнув вперед правой ногой, воткнуть ему мой собственный локоть под ребра. Достаточно на первый удар. Я прокрутил симуляцию в голове и понял, что сломаю ребра нападавшему еще до того, как узнаю, кто он, так что я решил просто принять удар. Худшее, что могло случиться - я бы заполучил фингал.
Получилось больнее, чем я ожидал. Сила удара отбросила меня назад, и я ударился, приземлившись на задницу. По крайней мере, ничего не сломал - все прошло по плану. Было неплохо узнать, что передо мной открылась карьера боксерской груши, если вдруг с армией не сложится.
- Не знаю, насколько ты вундеркинд, но ты точно немерянно заносчивый говнюк!
- Оставь его в покое.
Надо мной стоял Йонабару и, похоже, хотел продолжать наносить удары, но ему заступила дорогу женщина в простой солдатской рубашке. Ее левая рука была на перевязи. Белоснежные бинты резко контрастировали с ее рубашкой цвета хаки. Должно быть, подруга Йонабару. Я был рад, что они оба живы.
В глазах женщины был свет, непохожий на то, что я когда-либо видел прежде. Как если бы она смотрела на льва, который сорвался с цепей. Это был взгляд, предназначенный для чего-то более внушительного, чем человек.
- Разгуливаешь тут, словно ничего не случилось!.. Меня тошнит от одного твоего вида!
- Я сказала, оставь его в покое.
- Да пошел он на хер!
И он ушел, еще до того, как я успел подняться. Я медленно встал и побрел прочь. Челюсть болела не сильно. В сравнении с той пустотой, что оставила во мне Рита, это было просто ничто.
- Он неплохо вмазал,- услышал я за спиной. Это был Феррелл. Он выглядел так же, как всегда, может разве одна-две морщинки, напоминавших про бой, добавились на лбу.
- Вы видели?
- Прости, я не успел его остановить.
- Ничего.
- Постарайся не держать на него зла. Он потерял очень много друзей в тот день. Ему просто нужно немного времени, чтобы успокоиться.
- Я видел Ниджу... то, что от него осталось.
- Наш взвод потерял семнадцать человек. Всего, говорят, тысячи три погибло, но точное число пока не известно. Помнишь ту симпатичную девушку, которая заправляла в столовой номер 2? Ее тоже больше нет.
У меня вырвался горький вздох. Феррелл продолжил:
- Ты не виноват, хотя, это едва ли важно в такое время, как сейчас. Но знаешь, ты неслабо пнул подругу Йонабару. В числе прочих.
- Прочих?
- Прочих.
Значит и Феррелл в списке людей, по которым я прошел в бою. Кто его знает, что еще я натворил. Ни черта не вспоминалось, но было ясно, что на поле боя я оказался маньяком-убийцей. Может, это из-за меня у подруги Йонабару рука на перевязи? Тогда неудивительно, что он взбесился. Пинка бронекостюма более, чем достаточно, чтобы такое устроить. Черт, да он может запросто превратить внутренности в кашу!
Я надеялся, что Йонабару запомнил тот страх. Это помогло бы ему выжить в следующих битвах. Может, он и не думал больше обо мне как о друге, но для меня он другом остался.
- Простите.
- Забудь. - Феррелл определенно не злился. Скорее, казалось, он выглядел благодарным, - Кто научил тебя так управлять бронекостюмом?
- Вы, сержант.
- Я серьезно, сынок. Если бы речь шла о строевой подготовке - дело другое, но во всей японской пехоте не найдется солдата, который бы научил тебя так драться.
Сержант Бартоломе Феррел прошел через больше боев, чем кто бы то ни было в ОСС. Он знал, каким воином он был и понимал, что, если бы я не сбил его с ног, он был бы мертв. Ему было ясно, что зеленый рекрут, стоявший перед ним, был лучшим воином, чем он мог хотя бы надеяться стать. И он знал, что в бою важен только один ранг - умение сражаться.
Сержант Феррелл был ответственным за построение основ моих навыков. Но я не мог объяснять ему все это, так что, я не пробовал.
- Да, чуть не забыл, тут какая-то мышка из американского корпуса тебя искала.
Шаста Рэйл. Ta Шаста Рэйл, с которой мы коротко повстречались в Небесной Ложе. В этот раз мы едва перекинулись с ней словом. Другая Шаста, у которой я заимствовал боевой топор, осталась теперь лишь частью петли времени.
- А где временная казарма 17-й роты? И что с ангаром? Я бы хотел проверить свою броню.
- Только из каталажки - а уже броню проверять? Да, ты настоящий боец.
- Я самый обыкновенный.
- Американский отряд забрал твою броню. Если поразмыслить, то как раз эта мышка за ней и приходила вместе с остальными.
- Что они собрались делать с моей броней?
- У главнюков есть планы. Не удивляйся, если тебя прикрутят к спецназу США.
- Серьезно?
- Им нужен кто-то на место Валькирии. Я уверен, ты как раз подойдешь. - Феррелл похлопал меня по плечу и мы разошлись.
Я направился на американскую сторону базы, чтобы найти Шасту и свой бронекостюм. Казармы и дорога так сильно обгорели, что было трудно сказать, где заканчивалась японская сторона, и начиналась американская. Даже часовые исчезли вместе со всеми их мышцами.
Бронекостюм я нашел в мастерской Шасты. Как и ее саму. Кто-то нацарапал на грудной пластине моей брони \"Убийца Кейч\". \"Кейч\" - так американцы произносят мое имя. Похоже, у меня появился собственный позывной. Они не теряли времени. Ну, это было неплохое имечко для свинской жопы, получающей медали, убивая друзей. Нужно поблагодарить того, кто его придумал. Что за тупорылый мир!
Шаста заметила, как я смотрю на надпись.
- Я следила за ним, как могла, но они все-равно написали. Простите. - у меня появилось чувство, что нечто подобное она уже говорила в прошлом. Рите.
- Не беспокойся об этом. Я слышал, ты меня искала?
- Я хотела отдать вам ключ от Небесной Ложи.
- Ключ?
- Так меня просила Рита. Никто не входил туда с тех пор, как вы вышли. Было нелегко сдерживать их целых три дня, но я могу быть изобретательной. - она подала мне ключ-карту, - Просто не обращайте внимания на все те штуки на входе.
- Спасибо.
- Я рада, что смогла помочь.
- Можно тебя спросить кое о чем?
- Что?
- Ты... ты не знаешь, почему Рита покрасила доспехи красным? Вряд ли это был ее любимый цвет. Я подумал, ты можешь знать.
- Она сказала, что хочет выделяться. Но я не знаю, зачем кто-то может захотеть выделяться на поле боя. Это, ведь, просто сделает тебя более легкой целью.
- Спасибо. В этом есть смысл.
- Я думаю, на вашем вы хотите рога? - должно быть, я нахмурился, потому что она тут же добавила, - Простите! Я просто пошутила!
- Отлично. Мне надо научиться контролировать свой хмурый вид. Спасибо за ключ. Пойду проверю Небесную Ложу.
- Пока вы не ушли...
- Да?
- Это не мое дело, но мне интересно...
- Что именно, - спросил я.
- Вы были с Ритой старыми друзьями?
Я сжал губы в кривой усмешке.
- Простите, мне не надо было спрашивать.
- Нет, все в порядке. На самом деле мы...
- Да?
- Мы только встретились.
- Верно. Мы же только прибыли на базу. Глупо было спрашивать.
Я оставил Шасту и зашагал к Небесной Ложе. Я открыл дверь мягко, хотя и знал, что никого не потревожу.
Желтая лента со словами \"БИОЛОГИЧЕСКАЯ УГРОЗА\", отпечатанными через регулярные промежутки, пересекала вход. Около моих ног лежал огнетушитель, а пол покрывало зернистое вещество. Я догадался, что это было то, что Шаста назвала изобретательностью. База все еще была покрыта электромагнитной пылью Мимиков, и объекты, не являющиеся жизненно важными, такие, как Небесная Ложа, не стояли на первых местах в очереди на дезинфекцию. Умно.
Я вошел внутрь. Воздух был затхлым. Запах Риты уже исчез из комнаты. Все осталось на тех же местах, где и было, когда мы вышли. Опавшая пластиковая сумка, кофемолка и портативная плитка только подчеркивали, насколько коротким было ее пребывание здесь. Это были единственные следы, подтверждающие, что она здесь вообще была. Почти все остальное, чем она владела, было стандартно-военным. Набор для приготовления кофе был ее единственной личной вещью. Конечно, она не оставила мне записку. Это было бы слишком сентиментально для Стальной Суки.
В кружке на стеклянном столике все еще был заваренный Ритой кофе. Я взял кружку. Кофе был густым и темным. Он давно остыл до комнатной температуры. Мои руки дрожали, посылая легкие круги по черной поверхности. Так вот, как Рита встретила свое одиночество. Теперь я понял.
Ты была просто фигурой на доске, а я - фигура, что тебя сменила. Не больше, чем фальшивый герой, необходимый миру. И вот теперь, этот никуда не годный мир собирался повести меня по тому же окровавленному, дымящемуся полю боя. Но ты, ведь, никогда не ненавидела так обошедшийся с тобою мир.
Ну так и я не дам ему погибнуть. Пусть он забросит меня на поле Мимиков с одним лишь карбид-вольфрамовым топором и в помирающей броне, я пробьюсь. Я пройду по пояс в крови через столько боен, сколько не видели все вместе взятые ветераны ОСС, и выйду невредимым. Я буду тренироваться, пока не смогу с точностью до наносекунды нажимать на спусковой крючок и делать каждый шаг. Я не позволю дротикам и оцарапать краску на моей броне.
Пока живу и дышу, человечество не падет. Я обещаю тебе! Пусть это займет уйму лет, но я выиграю для тебя эту войну. Даже, если тебя не будет здесь, и ты не сможешь этого увидеть. Ты была единственным человеком, которого я хотел защитить, и теперь тебя нет.
Горячие слезы подступали к глазам, когда я смотрел сквозь трещины стекла на небо, но я не собирался плакать. Ни по тебе, ни по друзьям, которых потеряю в грядущих битвах. По друзьям, которых не смогу спасти. Я не заплачу по тебе, пока не кончится война.
Сквозь искривленное окно я видел небо, кристально голубое, выглядевшее вечным. Ленивое облачко плыло по нему вдали. Я повернулся лицом к окну, и, как сухая губка поглощает воду, всем телом впитывал ясное, безграничное небо.
Ты ненавидела быть одна, но ты держалась от казарм подальше, спала и просыпалась в одиночестве, потому что слишком трудно смотреть в лицо друзьям, которые, как ты знала, должны умереть. Пойманная в жестокий, бесконечный кошмар, ты думала лишь об одном - о них. Ты не была в силах потерять хоть одного из них, без разницы, кого.
Красный был твоим цветом, твоим и только твоим. Он должен остаться с тобой. Я выкрашу свою броню небесно голубым, тем цветом, который, как ты сказала, любишь, когда мы в первый раз встретились. И на поле с миллионом солдат, я буду выделяться среди всех остальных, буду громоотводом для атак врага. Я стану их целью.
Какое-то время я сидел там, держа последнюю в ее жизни кружку кофе, заваренного ею для того, с кем она была едва знакома. Тонкий аромат перемешивал во мне печаль с нестерпимой тоской. На поверхности кофе покачивалось небольшое пятнышко сине-зеленой плесени. Я поднес кружку к губам и выпил.
Она, конечно, поняла, что он имеет в виду. Ее губы чуть дрогнули, и лишь через мгновение она ответила:
– Наверное, нет, Вадим.
– Почему?
– Боюсь, это было бы нечестно.