Настройки шрифта

| |

Фон

| | | |

 

В ПОГОНЕ ЗА ОДИНОМ

По следам нашего прошлого

Последний поход великого искателя

(предисловие к русскому изданию)

Много ли найдется читателей, никогда не слышавших о главном авторе этой книги? Много ли на свете стран, где бы не издавались описания его путешествий? Если и есть такие, то число их день ото дня убывает. Соотечественники уже объявили Тура Хейердала (06.10.1914 — 18.04.2002) самым знаменитым норвежцем XX в. А он гордился родиной и считал себя гражданином Мира, посвящая жизнь идее исторического и культурного единства человечества.

Тезка древнегерманского бога-громовержца Тора, Тур Хейердал приобрел мировую известность в 1947 г., совершив на бальсовом плоту «Кон-Тики» путешествие из Южной Америки в Полинезию. Потом были папирусные лодки «Ра» и «Ра-2», пересекшие Атлантику, и тростниковый «Тигрис», покоривший Индийский океан. Были раскопки в Перу, на острове Пасхи, на Канарских, Мальдивских и Галапагосских островах, экспедиции в страны Африки, Азии, Южной Америки… Тур Хейердал взялся доказать, что Мировой океан не разделял, а связывал цивилизации, созданные на разных континентах. Он заново осваивал пути древних мореплавателей и восстанавливал технологии корабелов, ваятелей, зодчих. Он сделал собственную жизнь ставкой в научных спорах и неизменно выходил победителем, открывая беспредельные возможности человека и отказываясь делить народы на «примитивные» и «культурные».

Ему приписывали возрождение диффузионизма, объяснявшего распространение культурных явлений через контакты между народами. Его реальные заслуги связаны с достижениями экспериментальной истории и антропологии. Исторический эксперимент, как исследовательский метод, известен с начала XVIII в., но лишь Т. Хейердал вывел его за пределы узкоспециальных (чаще археологических) реконструкций на простор масштабных историко-культурных проектов. Все гипотезы, реконструкции и теории Т. Хейердала объединены простой и грандиозной сверхзадачей — попыткой преодолеть мозаичность описания мира, в котором мы живем. Желая вернуть научному знанию многомерную полноту, он настаивал на тесном сотрудничестве ученых разных специальностей, а в свободе от политических и иных пристрастий видел путь к взаимопониманию между людьми. Все экспедиции Т. Хейердала были организованы как интернациональные и междисциплинарные сообщества.

Легко ориентируясь в пространстве и времени, этот удивительный человек относился к всемирной истории, как к собственной биографии. Большая часть его жизни прошла вдали от родных фьордов, а образы воинственных скандинавских мореплавателей древности всегда сопутствовали ему в смелых проектах, помогая доказать его идею трансокеанских связей человечества на заре возникновения цивилизации. Т. Хейердалу исполнилось 86 лет, когда он наконец принялся осуществлять давнюю мечту. Должно быть, ученый викинг решил, что откладывать больше нельзя. Может быть, чувствовал, что Один назначил ему последний поход.

Эта книга, в которой описаны поиски прародины Одина, так же отлична от множества других книг, как не был похож на остальных сам Тур Хейердал — неугомонный исследователь и путешественник, писатель и мудрец. Кто же еще мог отправиться в Россию, чтобы найти родину верховного бога древних германцев, указанную Снорри Стурлусоном (1178–1241), великим собирателем скандинавских древностей? Сама идея впервые высказана Т. Хейердалом в 1978 г., но тогда экспедиция не могла состояться: его книги издавали в СССР, но не забывали упрекнуть в несоответствии «ленинским принципам». «Я и не знал, что товарищ Ленин был антропологом», — гордо отвечал Т. Хейердал и ждал своего часа. Добравшись до Приазовья и Кавказа уже в самом конце века, он лишь посетует: «…Нашу неосведомленность можно объяснить как присущей нашему времени узкой географической специализацией, так и длительной политической изоляцией Кавказа».

Соавтор Т. Хейердала, его товарищ по экспедиции в Азов — известный шведский историк и писатель Пер Лиллиестрём. Вся книга построена как равноправный диалог, в котором знания и опыт историка убедительно подтверждают географические, естественнонаучные, археологические, культурологические и даже лингвистические аргументы исследователя-антрополога. Собеседники не скованы академическими формальностями, но всегда подчеркнуто корректны, называя источник информации, имя автора открытия или гипотезы. Если речь идет о не знакомых им областях науки, слово предоставляется коллегам.

У Т. Хейердала нет ни случайных, ни малоинтересных текстов, но книга об Одине претендует стать самой близкой по теме и самой захватывающей по изложению для российского читателя. И дело даже не в том, что интрига повествования — в гипотезе о южнороссийском происхождении германских богов-асов, которые, по мнению Т. Хейердала, ушли на Север и стали там обожествленной дружиной исторических асов — реального народа, известного в древности и Средневековье. Куда важнее широта привлекаемых фактов (от географии до музыки) и приглашение к открытой дискуссии, которая будит мысль и подчеркивает евразийские масштабы отечественной истории, ее наднациональные, консолидирующие традиции и абсолютную неразрывность этнокультурных связей народов России и Европы, России и Азии.

Комментарий к изложенным в книге фактам и предположениям мог бы составить пухлый том. Объемными оказались бы и дополнительные сведения по истории южнорусских степей и Кавказа, публиковавшиеся преимущественно на русском языке, они остались недоступны авторам. Однако в подробных комментариях нет нужды: диалог Т. Хейердала и П. Лиллиестрёма — не научный трактат, а свободное изложение и обсуждение идей, к участию в котором приглашен читатель. Историко-археологические результаты Азовской экспедиции будут опубликованы в трудах ее российских участников, упоминаемых в книге с особым уважением и надеждой. Специалисты продолжат исследование германской мифологии и эпоса, германо-аланских и германо-славянских контактов. Здесь же не обойтись без минимально необходимого ориентира в перечне упоминаемых предков и потомков народа асов с их не всегда совпадающими названиями. Полезно привести и существующие в науке мнения о возможной связи исторических и мифологических асов и названия книг, в которых внимательный читатель отыщет нужную информацию.

Итак, «асы» (в славянском и венгерском «ясы») — это одно из названий народа алан, сложившегося на рубеже новой эры как конфедерация родственных скифо-сарматских племен во главе с воинственным союзом, вышедшим из степей Центральной Азии. Политически история скифов, сарматов, асов-алан может быть представлена и как последовательные этапы истории так называемых северных иранцев — особой ветви индоиранцев (ариев), занимавших в 1-м — начале 2-го тыс. южные районы нашей страны. «Алан» — закономерная скифо-сарматская форма древнеиранского самоназвания «aryana» («арии», «арийские»), происхождение имени «ас» не ясно[1]. Нашествия монголов и Тамерлана свели средневековую Асию-Аланию к небольшой территории на Центральном Кавказе. С возобновлением русско-аланских отношений в середине XVIII в. в русском языке взамен забытого славянского имени «ясы» закрепился грузинский вариант названия страны и народа — «Осети» (от «оси» — «асы-аланы»). Из русского языка слова «Осетия» и «осетины» попали и в другие европейские языки. Существует обширная отечественная литература об асах-аланах[2].

Блестящий русский историк американского происхождения Георгий Вернадский, говоря об Азовском регионе в раннем Средневековье, отмечал сложность четкой дифференциации асо-славян (антов) от асо-иранцев (алан, осетин). По его убеждению, название «Русь», привнесенное пришельцами из Скандинавии и ставшее обозначением славянского народа и государства, первоначально было именем сильнейшего аланского клана «рухс-ас» («светлые аланы»)[3].

Известный итальянский историк Франко Кардини, описавший скифо-сарматское влияние на сферу мифологии и концептуальной религиозности германцев, ставит проблему прародины Одина в широкий контекст культурных заимствований, которыми германцы обязаны народам, жившим в Понтийском регионе между Дунаем и Кавказом: «Источники, откуда можно почерпнуть основные сведения о происхождении Вотана-Одина, — это „Деяния данов“ Саксона Грамматика и „Эдда“ Снорри Стурлусона. Они сходятся на двух фактах: Один обитает в той части света, которая находится на Юге, откуда он и совершил завоевание Севера, употребив все свое магическое искусство»[4].

Выдающийся французский ученый Жорж Дюмезиль, убедительно доказав родство осетинской и скандинавской мифологии, оставил открытым вопрос о происхождении этой тесной связи, которую отнюдь нельзя свети к общему индоевропейскому наследию[5]. Опираясь на изыскания исландского историка Барди Гудмундссона и норвежского рунолога Карла Марстрандера, крупнейший российский исследователь языка и культуры скифов-сарматов-алан Василий Абаев сделал вывод о посреднической роли германского племени герулов. Герулы, обитавшие у Азовского моря в соседстве с сарматами, затем участвовали вместе с норвежцами в заселении Исландии: «Этот „поток культуры“ между Черным морем и Скандинавией далеко еще не исследован во всех его аспектах, но его реальность не вызывает сомнения. Память о нем не угасала у скандинавов в течение многих веков. Знаменитый исландский знаток истории С. Стурлусон считал Донские степи родиной древнескандинавской культуры и древнескандинавских богов и был убежден, что именно там, у Азовского моря, находился легендарный город асов — Asgard»[6].

Норвежский лингвист Георг Моргенстьерне видит прямую связь имени богов асов с названием народа асов: «Находясь при дворах королей и вождей Норвегии и Западной Швеции, Снорри мог слышать от очевидцев, побывавших в Южной России, о существовании многочисленного народа асов, или ясов, в степях вокруг дельты Дона. Мы знаем, что асы были предками осетин, занимавших в то время обширную территорию в Южной России, где река Дон и поныне носит осетинское название. Что могло быть более естественным для Снорри, чем идентификация норвежского ass с этническим названием As? Это давало ему возможность объяснить имя и локализовать прародину Одина и его асов. Идя дальше в этом направлении, нельзя было не соблазниться и исправить Тана-квисл в Вана-квисл, делая тем самым возможным поместить ванов в непосредственном соседстве с асами. Таким любопытным образом древнее название осетин было использовано в далекой Исландии для объяснения происхождения нордического бога»[7].

Словом, Т. Хейердал и П. Лиллиестрём не одиноки в своем путешествии по следам Одина. Конечно, их угол зрения — это взгляд с Севера, где многие сюжеты Юга пока неизвестны. Наверное, отсутствие амбиций и догматизма извиняет неточности. Наивные сопоставления имени Одина с этнонимами «удины», «утии», «будины» и титулом китайского императора Ву-ди; поиски асов в Азербайджане, чье название происходит от имени Атропата, сатрапа Дария III; образ Урарту как «хеттско-армянской цивилизации»; албанцы, переселившиеся с Кавказа на Балканы; слово «алан», означающее «воин» то ли в Иране, то ли у турок… — все это и многое другое не имеет отношения к реальности, оставаясь своеобразной «гимнастикой ума», формой предварительного освоения не известного на Севере пространства культуры. И пока поиски продолжаются, вряд ли есть другая популярная книга, в которой с такой же легкостью, любовью и знанием дела была бы представлена почти необъятная и столь разнообразная информации о Скандинавии и ее древних связях с народами нашей страны.

Тур Хейердал не считал свой последний поход оконченным. Его занимало нечто более важное, чем разница между верным ответом и заблуждением. Он думал и действовал так же, как когда-то суровые рыцари Одина: цель эпических походов — не личный успех, а достоинство и правда. «Мне не обязательно доказать, что я прав, — сказал он в Азове, — просто хочется узнать правду о том, каким был мир тысячи лет назад, откуда и куда двигались народы». Узнавать правду — достойнейшее из занятий, и приключения обязательно будут продолжены, потому что пример великого искателя — безупречная проекция воинской этики асов и викингов на ученые занятия потомков.


Руслан Бзаров, доктор исторических наук, профессор Северо-осетинскою государственного университета


* * *

Редакция исторической литературы издательства «Менеджер» представляет читателю новую книгу из серии «Мифы и герои». Перевод на русский язык и последующее издание книги «В погоне за Одином» известного норвежского исследователя и путешественника Тура Хейердала стали возможны благодаря спонсорской помощи Басати Вячеслава Борисовича. Он в очередной раз оказал издательству «Менеджер» финансовую поддержку, за что редакция исторической литературы издательства выражает ему искреннюю благодарность.

Благодаря содействию Вячеслава Борисовича ранее увидели свет такие значительные в научном, культурном и социальном отношении книги, как «Аланы в древних и средневековых письменных источниках» (авт. А. Алемань), «Артур — король драконов» (авт. Г. Рид), «От Скифии до Камелота» (авт. С. Литлтон и Л. Малкор). Редакция благодарит также Басати Бориса Бештауовича за дружескую поддержку в период подготовки книги к печати.


Редакция исторической литературы издательства «Менеджер»


Удивительные вещи

В мире много удивительных вещей, очень много. Но некоторые из них, более чем удивительные.

У женщины, открывшей нам дверь небольшого домика номер пять на улице Дзержинского, было достаточно причин для удивления, когда мой друг Сергей спросил ее, не разрешит ли она одному иностранцу из Норвегии вести раскопки в ее огороде.

Тихо и равномерно текла жизнь в маленьком южно-российском городе Азове, и ничего особенного там не происходило. Иностранцев эта женщина не встречала, разве что приезжал кто-нибудь, чтобы удостовериться в том, что знаменитая река Дон так же тиха, как и прежде, и несет свои воды в мелкое Азовское море, а оттуда в бесконечное Черное. Хозяйка только что засадила свой огород: от дома до соседского забора теснились грядки с зеленой рассадой клубники. Со стороны главной улицы забор участка был как раз такой высоты, что позволял прохожим, если встать на цыпочки, заглянуть за него и отпустить комплимент первым ландышам хозяйки.

Обитатели дома номер пять еще больше удивились, когда иностранец заплатил им за разрешение выкопать из земли клубнику и отдал ее соседке из дома номер девять. Так начались раскопки. Мы копали и просеивали землю, выбирая хлам и черепки, остававшиеся в сите, а просеянную землю увозили и сваливали в одно место, обещая потом засыпать ее обратно.

Удивлению людей за соседними заборами не было предела, когда глубина вырытой ямы достигла человеческого роста и на дне ее обнаружили лежащий на спине человеческий скелет. Наклонясь над скелетом, присели рядышком иностранец и русский и принялись кисточкой очищать череп и длинные кости.

Хозяйка дома, увидевшая все это из окна кухни, потеряла дар речи. Она тут же выскочила из дома и подбежала к яме. Я не помню, ни как ее звали, ни что она говорила, но я никогда не забуду выражение ее лица, на котором отразилась смесь изумления, благоговения и вполне обоснованного недоумения: ведь все это происходило у нее в огороде, где приехавший издалека человек заплатил ей деньги за потерю клубники! Ведь именно я указал это место! Кто же лежал там, на дне ямы, с явными признаками перелома черепа? Кто это сделал? И как же я узнал об этом?..

Затем очередь дошла до соседки из дома номер девять. Она еще не успела посадить кустики клубники в землю, как к ней нагрянули землекопы с лопатами и археологическим ситом и предложили возмещение за разрешение вести раскопки и в ее огороде тоже. Вскоре раскопки шли в десяти различных местах маленького спокойного городка — в садах, парках, просто на открытых местах. В полуразрушенном здании бывшей обувной фабрики с помощью пневматического молота пробили бетонный пол, пустили в ход археологическое сито и извлекли из чернозема на свет божий еще один скелет. Должно быть, это был мусульманин, поскольку он лежал головой в сторону Мекки. Остальные скелеты лежали головой на север. Так оказалось, что обувную фабрику построили на неизвестной могиле. В этом идиллическом городке стоило только в любом месте воткнуть лопату в землю, как тут же обнаружились черепки тысячелетней давности и другие остатки Средневековья и более древних времен до нашей эры.

В Азове было множество садов и зелени и очень мало машин. Люди, проходившие по улице, часто заглядывали за забор, а выкопанные ямы становились все больше и глубже — два метра, три, четыре, пять и еще больше. Вскоре стало уже опасно близко подходить к краю ямы, и понадобились лестницы и подъемные устройства для удаления грунта из раскопа. Жители не переставали удивляться тому, что иностранцы и университетские профессора из областной столицы тратили время на сортировку и отбор множества старых обломков горшков, наконечников стрел, бронзовых пряжек и другого хлама. Студенты все это тщательно промывали, нумеровали и отвозили в городской музей. Этот музей славился скелетом самого крупного и древнего в мире слона, прародителя мамонта. Было также известно, что еще один скелет такого же гигантского слона лежит недалеко от города, наполовину зарытый в ил Азовского моря. И все знали, что в курганах за городской границей все еще есть золото. И поэтому казалось очень странным, что люди, приехавшие издалека, не нашли ничего лучшего, как вести раскопки внутри города, да еще привлекли к этому целую группу известных местных профессоров археологии и студентов.

Больше всех, наверное, удивлялся я сам. Удивлялся тому, что мы находили, и тому, что мне удалось увлечь за собой археологов из Ростовского государственного университета. Российские археологи также не переставали поражаться находкам. Им еще не приходилось копать в таком месте, где земля бы таила в себе доказательства контактов с таким количеством далеких стран и культур. Все знали, что множество курганов, раскинутых на равнинах вокруг Азовского моря вплоть до самой городской границы, содержат несметные сокровища золота и серебра, которые при раскопках находили как сами археологи, так и бессовестные грабители. Музеи города Азова и столицы Донского бассейна Ростова недавно отправили великолепное собрание скифского и сарматского золота и других местных сокровищ на выставку в Париж. Однако местным археологам не приходило в голову приехать в сам город Азов и просить разрешения вести раскопки в частных садах и огородах граждан, в городских парках и на площадях, где, казалось, ничего не было, кроме столетних отложений отходов и старого хлама. Шансы найти здесь хорошо сохранившиеся предметы, представляющие музейный интерес, не шли ни в какое сравнение с тем, что можно было обнаружить в курганах за городом.

Меня же интересовали древние отложения именно в старой части города. И археологи, производившие раскопки, быстро поняли, в чем дело. Город Азов имел бурную историю, и его тысячелетний юбилей городские власти решили отпраздновать в ближайшем будущем. Однако история города уходила своими корнями еще дальше, вглубь веков, и об этом можно было узнать только от археологов, которые вели раскопки в современном городе. Наши российские друзья превосходили нас в умении идентифицировать тип, происхождение и возраст найденных керамических фрагментов и бронзовых предметов, и вначале им казалось, что находки бедноваты. Мы же больше преуспели в стратиграфических методах раскопок, и вскоре все группы археологов согласились с тем, что город Азов представляет собой нечто исключительное: где бы мы ни воткнули лопату в землю, везде находили свидетельства старых культур и предметы торговли с дальними странами.

У русских были особые причины удивляться. Ведь всего несколько лет назад был обнаружен забытый древнегреческий город Танаис[8], находившийся по другую сторону устья реки. Этот город погиб, был засыпан землей и забыт до тех пор, пока в послевоенное время российские и немецкие археологи не начали там раскопки. В результате возник небольшой полевой музей с бесчисленными амфорами и другими предметами обихода. Однако все находки относились к греко-римскому периоду начала нашего летоисчисления. Наша сторона реки представляла собой резкий контраст. Здесь перед нашим взором предстали древние предметы торговли, свидетельствующие о культурных контактах с множеством стран — от Китая на востоке до Испании на западе, от Древнего Египта на юге до Скандинавии на севере.

Чем же объясняется такая резкая разница между Танаисом и Азовом, двумя городами, находившимися в пределах видимости друг от друга по обеим сторонам дельты одной и той же реки?

Причина этого различия становится очевидной, если как следует подумать. Дон, носивший в старые времена название Тана, уже тогда был известен как пограничная река между Азией и Европой. Азов находился с восточной стороны устья и был конечным пунктом Великого шелкового пути из Китая. Сюда приходили с востока караваны с товарами, которые выгружали и обменивали на товары, привозимые из западных стран по Черному морю из Средиземного. Жители Азии прибывали сюда сухопутным путем на верблюдах, вьючных животных и повозках, и они не могли переправиться через реку, чтобы встретить корабли, приплывавшие со своим грузом из Африки и Европы. На заре цивилизации, в то время, когда центр культуры находился в азиатской части материка, в которой все перемещения совершались сухопутным путем, Азов оказался благоприятно расположен с восточной стороны дельты. Когда греки и римляне прибывали на кораблях по Черному морю, им было все равно, к какому берегу причаливать, чтобы выгрузить товар. Это ведь верблюдам было сложно переплыть реку, чтобы попасть в Танаис…

По прошествии почти двух месяцев мы открыли в общей сложности десять археологических шахт в Азове и в некоторых из них дошли до непотревоженного культурного слоя. Договор о раскопках с российскими и скандинавскими археологами на этот полевой сезон истекал через несколько дней. Я сидел на пеньке и смотрел вниз, в самую глубокую шахту. Вот из нее по лестнице показался Владимир с рулеткой. Он доложил, что копатели достигли глубины 7,70 м. Владимир был старшим в этой группе копателей. Теперь надо было устанавливать новые крепления из досок и опорных балок, чтобы предотвратить обвалы глинистых земляных стен. Археологи достигли почти нетронутых слоев земли, где находили уже только черепки горшков, характерные для I в. до н. э. Мы ушли почти на две тысячи лет вглубь веков. Однако нас ждал еще один сюрприз.

Норвежская и шведская команды, копавшие в соседнем саду, всего в 50 м от нашего места, сначала обнаружили многометровый слой, полный человеческих костей, осколков пушек и форменных пуговиц времен Петра I, который в 1696 г. отбил Азов у турок. После этого копатели попали в слой, где нашли первые ямы от столбов построек доисторического периода. Бьярнар и Нильс-Густав согласились с тем, что они не успеют дойти до непотревоженного культурного слоя, и предложили временно закрыть шахту до следующего сезона.

Аппетит у археологов разыгрался. Где еще в мире можно было вести раскопки на таком небольшом участке земли, как старый город в Азове, и найти доказательства древних контактов такого большого количества людей с высоким уровнем развития культуры, людей, принадлежавших к самым разным народностям трех континентов?.. Все находки попали в маленький городской музей Азова, туда, где хранились останки гигантского слона. Один только анализ этого материала требовал колоссальной работы. Свыше 35 тыс. находок было зарегистрировано и пронумеровано. Мы дошли до нетронутых слоев именно того периода, в который я хотел заглянуть, т. е. периода до появления здесь римлян в I в. до н. э. Здесь лежали ответы на наши вопросы, которые мы надеялись получить. Российские археологи уже готовы были дать нам ответ, за которым мы приехали: погребальные обычаи и новый вид керамики, обнаруженный в районах дальше, в южной части Кавказа, свидетельствовали о культурных изменениях, и этот период по времени совпадал с римским завоеванием местного азовского царства.

Слои земли, поднимаемые со дна шахт и до уровня современных городских улиц, раскрыли перед нами бурную историю и далекие торговые контакты в течение двух тысячелетий. Однако археологи увидели возможность идти дальше. Русские тоже убедились в том, что здесь можно больше узнать о контактах между людьми в древние времена. Столица Донского региона город Ростов, находившийся на расстоянии получасовой езды на машине, со своим полуторамиллионным населением не мог похвастаться ничем подобным. И ректор Ростовского государственного университета предложил нам продолжить сотрудничество и раскопки в будущем году. Так что мне было о чем подумать, пока я сидел на пеньке.

— Нашел ли ты следы Одина?[9] — спрашивали журналисты. — Нашел ли доказательство своей теории?

Да разве я собирался отнимать эту честь у Снорри?[10] Да мне самому никогда не пришло бы в голову отправляться куда-то к горам Кавказа, чтобы вести раскопки на восточном берегу этой реки, граничащей с Азией! Именно исландец Снорри Стурлусон около 800 лет назад, сидя на своем острове в Северной Атлантике, назвал это место чрезвычайно особенным. И вот теперь я сидел на том самом месте, куда Снорри в своих сагах поместил языческое капище легендарных асов. Именно здесь, на восточном берегу устья этой реки, по его словам, находился город, в котором верховный предводитель асов[11] шаман Один и двенадцать могущественных жрецов приносили жертвы и вершили суд над людьми, пока римляне не вынудили их пуститься в бегство на Север. Там они все умерли своей смертью, а затем были возведены в ранг богов гостеприимным конунгом свеев Гюльви[12] и аборигенами Севера. Так начинается у Снорри история норвежского королевского рода.

И вот я сидел здесь и спрашивал себя, почему Снорри указал именно это место. Чуть ниже по улице находились старинные крепостные стены Азова, восстановленные Петром Первым, и это место было единственной небольшой возвышенностью вблизи восточной стороны дельты. Азов расположен именно там, где, по Снорри, находилось святилище асов. Кажущаяся бесконечной равнина простиралась дальше с нашей стороны реки в сторону Азии, где за горизонтом возвышались невидимые отсюда могучие горы Эльбрус и Арарат. Здесь была очень плодородная земля, за которую на протяжении столетий сражались как кочевники, так и великие державы. Обращая взор в сторону Европы, я видел дельту Дона — сплошные болота с камышом, прорезанные, как стрелами, блестящими полосками воды, вплоть до Танаиса. Прямо под нами протекало восточное ответвление дельты Дона, по которому большие корабли и сегодня попадают в сердце России, до тех самых районов, где волок связывал все части Древнерусского государства во времена викингов. Наши российские и северные археологи знали, что уже в довикинговые времена реки использовались как торговые пути от Черного моря на юге до Белого на севере.

Но откуда Снорри, живя в Исландии, мог знать о российских речных путях? Отнестись серьезно к географическим сведениям Снорри о кавказском происхождении северного королевского рода означало подвергнуть испытанию терпение многих норвежских историков. Когда мы с моим шведским коллегой Пером Лиллиестрёмом осенью 1999 г. выпустили книгу «Без границ», уже первая рецензия на нее содержала ясное предупреждение против того, чтобы вдохнуть жизнь в писания средневекового еретика Снорри. В статье под многозначительным заголовком «Наивные люди», появившейся в газете «Афтенпостен» 27 ноября 1999 г., один норвежский историк, специалист по религии, сообщал, что Снорри использовал прием, характерный для исторических трудов XIII в., т. е. превратил королевских мифологических предков в исторических персонажей: «Даже если в конце XIX в. историки принимали это всерьез, то сейчас эти взгляды устарели. Современные ученые уже давно отказались от идеи поиска первоначального происхождения жителей Севера» («Афтенпостен», 27.11 1999).

Специалисты придумали даже термин — «историзация» мифологических предков. И Снорри попал, таким образом, в одну компанию со всеми остальными авторами, занимавшимися подобной фальсификацией религиозной истории. В эпоху викингов Одина почитали как бога наряду с громовержцем Тором[13]. И если Снорри спустил Одина на землю, оставив Тора в облаках, то это означало, что он историзировал Одина, оставив Тора в покое.

Мы с Пером готовы были признать, что историки религии вправе утверждать, что Один был богом. Ведь и викинги так думали. Но если историки сейчас, на рубеже тысячелетий, по-прежнему верят своим коллегам XIX в., решившим, что бесполезно искать первоначальное место обитания жителей Севера, то их теория, скорее, похожа на догму. Мы больше верим в старую мудрость, которая гласит: тот, кто ищет, всегда находит. Во всяком случае, нет сомнений в том, что если не искать, то шансы найти сводятся почти что к нулю.

Когда я решил «поймать» Снорри на слове и отправиться в определенную точку на карте Кавказа, чтобы начать поиски, то мои противники, получившие широкий доступ к прессе, разохотились и вошли во вкус. А когда провалились все попытки умных голов уничтожить Снорри и вместе с ним нас, всерьез воспринявших его «антинаучные фантазии», в газете «Ослопостен», которая бесплатно раздается всем жителям столицы, на первой странице появился жирный заголовок «Неужели Тур Хейердал совсем спятил?» (18.4 2001)

Разумеется, все и каждый имели достаточно оснований удивляться, когда три профессора сообща устроили фронтальную атаку в газете «Афтенпостен», открыв там постоянную рубрику под заголовком «Вневременные фантазии Снорри и Хейердала». Проблема, по их словам, состояла лишь в том, что Хейердал в силу целого ряда недоразумений выбрал для раскопок Азов, хотя, конечно, это место было гораздо экзотичнее, чем, скажем, Меларен[14]. А далее следовал вывод: «Мы не думаем, что наши возражения произведут какое-нибудь впечатление на Хейердала. Все профессиональные возражения, которые ему не нравятся, он отвергает, называя их профессорским чванством. И если мы все же считаем необходимым высказаться, то это для того, чтобы никто, в том числе и власти, не сомневались в том, что думают специалисты по поводу проекта, основанного на языковых недоразумениях и фундаменталистском прочтении Снорри» («Афтенпостен», 16.12 2000).

Так родился Азовский проект. Роды были тяжелыми, но зато с фейерверком. В газетной рубрике красовались маленькие фотографии всех троих: профессора общего языкознания Университета Осло, профессора древнескандинавской филологии Бергенского университета и доцента Норвежского университета технических и естественных наук в Тронхейме. Под ними был изображен и Снорри — известный портрет кисти Кристиана Крога[15], написанный специально для издания книги знаменитого исландца. А еще ниже текст: «Пиратская карта. Снорри, вероятно, от души бы посмеялся, если бы узнал, что его географические описания через 800 лет будут использованы в качестве пиратской карты с указанием, мест для раскопок».

Итак, захватив с собой королевские саги Снорри, мы отправились на Кавказ.

— Вот теперь Снорри действительно смеется, — сказал Пер, когда мы, несмотря на всю эту шумиху, начали раскопки в Азове.

— Над кем смеется? — спросил я.

Уже первые удары лопаты показали, что с нашей стороны было вовсе не так уж глупо отнестись к точным географическим указаниям Снорри более серьезно, чем это делали специалисты на протяжении двух последних столетий. Ведь Снорри все-таки жил на 800 лет ближе к описанным им историческим событиям, нежели мы, кто сегодня полагает, что человек во времена Снорри находился всего лишь на 800 лет ближе к стадии обезьяны.

Что касается меня, то я давно привык к тому, что поднимается шумиха, когда я позволяю себе прислушаться к людям, жившим в далеком прошлом, а не спрашиваю об этом современных специалистов, имеющих доступ ко всем фактам на книжной полке и на экране компьютера. Очень многие из них чувствовали себя оскорбленными, а некоторые даже приходили в ярость, когда я садился на плот или пучок камыша и доказывал возможность того, что они считали невозможным. И точно так же многие из них сердились, когда я находил что-нибудь, копая там, где, по их мнению, искать было нечего. Галапагос, остров Пасхи, Перу, Канарские острова. И вот теперь Кавказ. Меня, по сути дела, больше бы удивило то, если бы никто не протестовал против того, что я буду вести там раскопки, нежели то, что такое количество людей с профессорскими званиями — специалисты по истории религии так поспешили обратиться к прессе, чтобы изложить там свои познания и сообщить, что взгляды Снорри безнадежно устарели.

Пер же, наоборот, был ошарашен потоком ругани, выплеснутым на него в газетах. Художник по профессии, добряк по натуре, Пер вырос в физико-математической академической среде, где меньше поводов к ссорам и проявлению горячности, нежели в науке, где идет борьба между теоретическими реконструкциями происхождения видов и распространения культуры. Я получил высшее образование по естественным наукам, специализируясь на зоологии и теории наследственности, изучал также биологию, а кроме того, имею пятидесятилетний опыт сотрудничества с археологами. Попасть в компанию к Снорри и получить прозвище «пирата» — это не самое страшное из того, что мне пришлось пережить. Ведь я и сам принадлежал к научному миру, хотя уже в раннем возрасте успел попутешествовать по свету и побрататься с самыми различными народами. Основываясь на генной теории и учении о наследственности Менделя[16], а также на археологическом опыте исследования древних культур, я пришел к выводу о том, что разница между людьми, жившими в далекие времена, и нами не так уж велика, как принято считать.

Снорри жил в период, который мы называем «темным» Средневековьем. Он написал свои исторические труды в первой половине XIII в. И если мы по этой причине подвергаем сомнению его способности и достоверность его исторических сведений, то почему же мы верим классикам, снабдившим нас сведениями о всемирной истории? Ведь Геродот[17], Плиний[18], Тацит[19], Страбон[20] и Плутарх[21] жили на тысячу лет или даже еще раньше, чем Снорри!

Снорри был католиком, как и все в его время на Севере. Через несколько веков наступила Реформация, и на всей территории от Ирландии до Скандинавии заполыхали костры, в которых сжигались церковные архивы и еретические письмена. Возможно, Снорри, живший в относительно изолированной среде в Исландии, имел доступ к копиям греческих карт или документов, которые потом погибли? А иначе, откуда он мог знать, что Танаис — это бывший греческий город в дельте Дона? И почему он поместил святилище древних асов в то место, где теперь расположен город Азов?

В XIX в. наши протестантские религиозные историки заявили, что сведения Снорри недостоверны: Снорри, мол, будучи близким другом норвежского короля, написал, что Один был реальной личностью и стал родоначальником королевского рода на Севере. И все это Снорри написал якобы для того, чтобы угодить королевским семьям этих стран. Так родилась догма об историзации мифологических богов.

Однако не означает ли это — поставить все с ног на голову? Ведь то, что написал Снорри, было, скорее, оскорблением для королевского рода. А вот религиозные историки XIX в. в угоду своим христианским королям отвергли утверждение Снорри о том, что будто короли ведут свой род от языческого бога Одина. Короли могли происходить только от христианского бога!..

Так кто же виноват в фальсификации истории? Снорри, который рискнул утверждать, что все северные короли происходят от беженца из Танаиса у берегов Черного моря, или же те, кто принял догму о том, что Снорри придумал историю о происхождении королевского рода шутки ради или чтобы польстить королям?

Возможно, Один был не так уж плох, как его стали изображать после введения христианства, когда он из почитаемого бога викингов превратился в презренного языческого божка. А ведь отцы церкви встали на борьбу с Одином, вооружившись Библией и мечом, и представляли его своей пастве чуть ли не в виде самого дьявола.

А если Один действительно был родом из степей близ устья Дона, из региона, где в начале нашего летоисчисления происходила встреча мировых культур, может быть, он был не хуже других воинов, сражавшихся на полях боев в те времена? Иначе он вряд ли бы стал столь популярен среди северных народов, которые обожествили его несмотря на то, что он покорил их и обложил данью.

А что говорит об этом Снорри?

Снорри поместил начало истории Севера в устье Дона, и мы с Пером решили еще раз прочесть труды этого знаменитого исландца, который заложил основы истории северных народов.

Мир Снорри Стурлусона

Норвежец и швед сидели в уютной старой вилле на Канарских островах и вели беседу об истории своих стран.

Тур. В школе нас учили, что все короли имеют божественное происхождение, но тогда мы не задумывались о том, от какого бога они происходят. А чему вас учили в Швеции?

Пер. Нам говорили, что наш король происходит от одного из наполеоновских маршалов[22], и больше мы на эту тему не рассуждали.

Тур. Значит, у нас было больше оснований для размышлений. Ведь нас учили, что Бог только один. Тот, что на небесах. И мы не задумывались над тем, как короли спустились вниз к обычным людям. А вообще-то, будучи норвежцем, я вырос с твердой верой в то, что всемирная история началась с Харальда Прекрасноволосого[23]. Ведь именно он объединил Норвегию! А у него не было других предков, кроме отца, Хальвдана Черного[24], который доехал лишь до Рансфьорда[25], где утонул, когда его сани провалились под лед.

Пер. А ты не интересовался тем, откуда взялся этот конунг?

Тур. Нет. Нам и так приходилось зубрить даты жизни и царствования королей, которые были потом. В глубине души мы думали, что он выехал на своих санях из туманов Гудбраннсдален[26] со своими домовыми, хюльдрами[27] и троллями, бежавшими за ним по пятам. Ведь короли были из мира сказок вместе с Пером, Полом и Аскеладденом[28], которые остались с нами после того, как с введением христианства исчезли тролли и вся остальная нечисть.

Пер. А все же интересно, откуда взялась вера в то, что в жилах королей течет божественная кровь?

Тур. Именно это и пытался выяснить Снорри, когда было введено христианство. Однако в XIX в. религиозные историки заявили, что королевские роды происходят от христианского бога. А поскольку Снорри утверждал иное, его обвинили в недобросовестной «историзации». Однако у Снорри были близкие друзья из королевского рода, которые слышали об Одине еще до того, как христианство одержало победу над язычеством на Севере. Возможно, Снорри, создавая свои королевские саги в XIII в., знал что-то такое, чего не знают сегодня те, кто осуждает его за «историзацию» Одина?

Пер. Когда короли принимали христианство, а было это незадолго до появления Снорри, они считали Одина своим прародителем. По всей Скандинавии было множество ярлов и семей знатного рода, исчислявших свою родословную от потомков Одина. Своих королевских предков они почитали, и в течение шестисот лет после смерти Снорри его никто не обвинял в том, что он «очеловечил» Одина. И только позже его осудили христианские историки за то, что он начал историю северных королей с обожествленного в эпоху викингов Одина.

А как же с королевскими родами в континентальной Европе? Разве все они не считались одного королевского рода и божественного происхождения? Сто лет назад мало кто в этом сомневался. Рассматривать Снорри как изолированное явление и недостоверный источник — явный пробел в историческом исследовании. Разве все королевские роды в Европе не связаны между собой? Ведь у Снорри имеются ясные намеки на это.

Тур. Давай еще раз обратимся к источникам об Одине. Два года назад мы отважились начать диалог «без границ» и без всякого плана. Мы просто задавали вопросы друг другу и в эфир и учились вместе с читателем, записывая ответы, которые получали на эти вопросы. Мы продолжали спрашивать и получили множество ответов. Мы убедились, что, задавая вопрос одному специалисту, часто узнаешь такое, чего не знают другие специалисты. И можно очень многое узнать, объединив то, что знают все специалисты, вместе взятые. Можно также многое открыть, объединив все то, что выпадает из ограниченного поля зрения отдельных специалистов.

Пер. Один находится как бы в свободном полете, поскольку ни один из религиозных историков не смог запереть его в свой земной рай: слишком многие видели его след в галерее своих предков. И это относится даже к тем, кто не читал королевских саг Снорри.

Тур. Мы должны вдохнуть новую жизнь в мужественного исландского скальда Снорри и привлечь его к погоне за Одином. Он обеими ногами стоял на земле, и на эту же землю он поместил Одина.

Пер. Да, ведь ты был в Исландии на конференции «круглого стола», посвященной значению саг во всемирно-исторической перспективе.

Тур. Чтобы понять саги и поверить в них, надо хорошо знать исландцев. А чтобы знать исландцев, надо знать природу Исландии. На исландской земле история не обрывается в настоящем, а плавно переходит в будущее. Люди здесь так же естественны и близки к природе и реальной действительности, как и твердые скалы, среди которых они выросли. И в то же время Снорри и все остальные жители этого острова — истинные европейцы, потомки пришельцев из других мест. И исландцам это известно.

Пер. Ну да, они пришли туда уже в исторические времена, и никакие чужеземные завоеватели не оказали влияния на историю, которую они принесли с собой.

Тур. Важно отметить, что история Исландии началась одновременно с историей Норвегии, будучи ее частью.

В школе мы учили, что история Норвегии началась в 872 г., когда Харальд Прекрасноволосый объединил Норвегию. Возможно, это произошло чуть ближе к концу IX в. Ведь мы не знаем точно, как далеко на восток от Нордкапа[29] провел Харальд Прекрасноволосый границу своей страны. Это очень важный вопрос, и мы вернемся к нему несколько позже.

Однако есть вещи, которые мы не проходили в школе, и об этом я узнал на конференции в Исландии. Так, далеко не все мелкие конунги в Норвегии поддерживали тех, кто одерживал победу. И далеко не все во времена Харальда Прекрасноволосого имели корабли. Представители знати, потеряв свои владения, бежали на своих кораблях вместе с домочадцами и оставшимся добром, дабы не потерять вдобавок и голову. Так получилось, что элита норвежского населения, знать, спасаясь бегством, добралась до Исландии и образовала ядро свободолюбивого населения острова.

Пер. В этом, очевидно, кроется и причина того, что через несколько лет в Исландии возник первый в мире документально подтвержденный и избранный народом парламент — альтинг.

Тур. В 1000 г. — юбилейном году для христианской церкви — норвежский конунг Олав Трюггвасон[30] послал вместе с Лейфом Эйрикссоном[31] в Гренландию священника, однако в своей собственной стране ему самому приходилось вводить новую веру с помощью меча. В том же году исландский парламент единогласно решил принять христианство. Снорри Стурлусон родился в 1179 г. в богатой семье, имевшей усадьбу на западном побережье Исландии. Он был свободен, имел широкие возможности для получения образования. Благодаря этому ему удалось запечатлеть на пергаменте совокупные знания своих соотечественников, прежде чем на Британских островах и в большей части Северной Европы разразилась новая религиозная война.

Пер. Большое значение для Снорри имел тот факт, что в Исландии поселились ирландские монахи. Они искали здесь уединения и обосновались в Исландии еще до эпохи викингов, когда там появились беженцы из северных земель. Эти монахи отличались мудростью, обладали большими знаниями, которыми охотно могли поделиться с исландцами, но не со своими сородичами, оставшимися на родине. Уничтожающий огонь Реформации в Исландии не был так свиреп и беспощаден к историческому наследию, как в Ирландии.

Тур. Благодаря ирландским монахам узы между Ирландией и Исландией были гораздо крепче, нежели считалось раньше. На это указывают исландские археологи. И когда Снорри появился на свет Божий, Исландия имела намного более тесные контакты с католическими странами Южной Европы, чем можно было ожидать от населения острова, затерянного в океане между Норвегией и Гренландией, чуть южнее Северного полярного круга.

Пер. Это происходило главным образом и благодаря торговле вяленой рыбой, что составляло основную статью дохода в Исландии… Но вернемся к Снорри. Ведь он получил совершенно особое воспитание.

Тур. Когда Снорри был маленьким мальчиком, его отдали на воспитание к приемному отцу Йону Лоптссону в усадьбу Одди. Эта усадьба считалась культурным центром Исландии: здесь находилась семинария с преподаванием на латыни. Очень важно отметить все, что известно о воспитании Снорри. Он фактически попал в семью, имевшую тесные связи с Парижем, который в те времена был центром культурной жизни в Западной Европе. Мальчика отдали на воспитание в чужую семью в результате спора о наследстве, который был улажен по древнему скандинавскому обычаю путем обмена заложниками. Об этом обычае рассказывает сам Снорри, когда речь идет о сделке, заключенной Одином со своими местными врагами в стране асов еще до того, как он спасся от римлян. В исландской саге о Стурлунгах повествуется о том, как Снорри, сын Стурлы, в трехлетнем возрасте был отправлен на воспитание в качестве заложника.

Отец Снорри, Стурла, был знатного рода, но славился тем, что добыл себе богатство в раздорах и схватках с другими хёвдингами. Как-то раз, когда он выступал в качестве свидетеля в споре с семьей священника, к нему подбежала жена священника и попыталась воткнуть ему в глаз нож. «Почему бы мне не сделать тебя похожим на того, на кого ты так стремишься походить, — на Одина?» — выкрикнула она. Ее остановили, и Стурла не стал похожим на одноглазого Одина, а отделался шрамом на щеке. За эту рану Стурла потребовал большую виру, и тут священник обратился за помощью к своему родичу Йону Лоптссону, самому знаменитому хёвдингу в Исландии. На альтинге Йон Лоптссон уговорил Стурлу пойти на мировую, предложив воспитать его трехлетнего сына Снорри. Взять на воспитание чужого сына считалось тогда признаком подчинения и унижения. Стурла согласился и привез своего сына на воспитание к Йону в усадьбу Одди.

Усадьба Одди, как я уже говорил, была крупнейшим центром образования в Исландии, основанным дедом Йона, Сэмундом Мудрым, который сам получил образование во Франции. Таким образом, конфликт с семьей священника пошел на благо исландской культуре, поскольку дал возможность Снорри получить великолепное воспитание и образование.

Естественно предположить, что люди, бежавшие в Исландию в Средние века, были в большей степени изолированы от окружающего мира, чем те, кто оставался на Скандинавском полуострове. Однако дело обстояло вовсе не так, и главным образом по причине торговли вяленой рыбой. Римско-католическая церковь запрещала есть мясо в некоторые дни недели. Крестоносцы, а также целые флотилии кораблей викингов во времена Снорри вытеснили из Европы мусульман. Это привело к повышению спроса на вяленую рыбу из Северной Атлантики, и Исландия вскоре заняла центральное место в одной из самых прибыльных отраслей хозяйства в Европе. Треска — нежирная рыба и лучше всего годится для сушки с целью хранения и пересылки на длительные расстояния. А водится она только в холодных водах, главным образом в Северной Атлантике и в Гренландском море, где Исландия занимала довольно выгодное промежуточное положение. Исландцы отправляли вяленую рыбу через Британские острова в Руан и Нормандию, а также в католические средиземноморские страны. Благодаря походам викингов из Норвегии исландцы во времена Снорри имели дальних родственников в местах, где по пятницам разрешалось есть только рыбу.

До того, как в Норвегию пришло христианство с папского престола в Риме через епископства в Гамбурге и Бремене, исландцы уже познакомились с греческим вариантом христианского учения от монахов, приехавших морским путем из Средиземноморья в Ирландию, где норвежские викинги основали Дублин. Многие богатые бонды и люди знатного происхождения, бежавшие от единовластия в Норвегии и обосновавшиеся в Исландии, стали посылать своих сыновей для получения образования в кафедральные школы и зарождавшиеся университеты континентальной Европы.

Пер. Мы не должны также забывать, что там имелся доступ ко всей классической литературе. Я уверен в том, что, когда исландец Сэмунд вернулся домой из Франции и основал центр Одди, он уже прочитал, выучил наизусть или частично переписал произведения классиков древности — Гомера, Геродота, Тацита и Плиния. А как же иначе Снорри, живя в Исландии и пройдя курс обучения в Одди, мог бы упоминать в своей «Эдде», посвященной древненорвежской мифологии, древнегреческий город Трою?

Тур. В то время, когда Снорри получал свое христианское воспитание, в Ирландию приезжали ученые монахи не только из стран Средиземноморья, но и из Армении. Иными словами, с Кавказа, куда Снорри и поместил начало северного королевского рода.

Пер. Миссионеры греческой православной церкви из средиземноморских стран приезжали еще задолго до Снорри не только в Ирландию. Из «Книги об исландцах» Ари Мудрого[32] мы узнаем, что уже в середине XI в. в Исландию приехали, по крайней мере, три известных епископа из Армении. Они стали очень популярными, к большому неудовольствию католического архиепископа в Бремене. Армянские епископы могли сообщить ученым Исландии все необходимые сведения о том районе, куда Снорри поместил землю асов. Как нам сегодня известно, именно из Армении пришли в Закавказье первые христианские миссионеры, о которых речь пойдет несколько позже.

Изучая ирландские миниатюры в священных книгах, созданных за несколько столетий до появления Снорри, ученые отмечают влияние в них искусства Востока. В одном исследовании, посвященном ирландским и англосаксонским рукописям, указывается на то, что уже в VIII в. в монастырь Линдисфарн, находившийся в северо-восточной части Англии, приезжали монахи из самых далеких стран, даже из Сирии.

Тур. Может быть, именно поэтому ирландское и английское христианство уже в то время так сильно отличалось от римского?

Пер. Когда ты говоришь о том, что выходцы из Норвегии после своего бегства в Исландию имели широкие контакты с окружающим миром, я вспоминаю статью из британской газеты «The Independent» (от 12.08 2000). У нее было смешное название «Викинги — секс-туристы». В ней рассказывалось, что исландцы охотно брали в жены женщин с Британских островов и прекрасно жили с ними. В этой статье научный редактор газеты Стив Коннор приводит выводы серьезного исландского молекулярного биолога Агнара Хелгасона, предпринявшего генетическое исследование исландцев. В названии статьи содержится шутливый намек на то, что из-за недостаточного количества женщин на борту ладей викинги, став исландцами, нашли себе спутниц жизни среди британок. Гены современных исландцев свидетельствуют о том, что подавляющее большинство первых исландских поселенцев были скандинавами, преимущественно норвежцами. Однако анализ митохондральной ДНК, которая наследуется только по материнской линии, показывает, что большинство матерей Исландии были родом из Британии или Ирландии. «Мы полагаем, что примерно половина женщин была с Британских островов», — утверждает Хелгасон.

В этой статье говорится также, что, согласно средневековым записям о заселении новых земель, страна была колонизирована примерно в 870–930 гг. н. э. четырьмя сотнями первопоселенцев. Исландский историк Харалдур Олавссон указывает также на то, что, хотя большинство из них приехали из Норвегии, многие жили какое-то время на Шетландских и Оркнейских островах, в Шотландии и Ирландии. В результате этого в жилах исландского населения прибавилось значительное количество кельтской крови. О том, как заключались браки с этими крутыми северными парнями — на добровольной основе или нет, гены ничего не говорят. Однако одно совершенно ясно: познания исландцев об окружающем мире значительно расширились с тех пор, как они в детстве и юношестве покинули Норвегию. Вернемся, однако, к Снорри. Ведь он сидел на школьной скамье не только у своего приемного отца.

Тур. Снорри смолоду оказался настолько способным в познании многих наук, что в 1215 г. был избран «законоговорителем» в исландском альтинге. Благодаря хорошему знанию законов и успешной коммерческой деятельности он сколотил значительный капитал, а когда в конце концов женился на самой состоятельной женщине в стране, то стал очень богатым человеком в Исландии. Таким образом, у него появилась возможность не утруждать себя никакими делами, а полностью посвятить все силы одной большой задаче — собрать вокруг себя образованных мужчин и женщин, чтобы записать на пергаменте все знания о прошлом, известные современникам. В те времена только богатые люди могли позволить себе писать саги. Исландские эксперты полагают, что для создания одной только книги надо было натянуть на рамы и обработать несколько сотен шкур новорожденных ягнят.

Снорри упоминает в своих королевских сагах поименно около 1300 человек, а во вступлении высказывает благодарность всем тем, кто предоставил ему письменные или устные источники. Особенно он выделяет исландского священника Ари Фруде, или Ари Мудрого (1067/69—1148), который был первым, кто писал латинскими буквами на древненорвежском языке[33]. Предки Ари принадлежали, должно быть, к роду Лейфа Эйрикссона, так что саги не были так уж сильно отделены во времени от описываемых в них событий, произошедших в те времена, когда христианство праздновало свой тысячелетний юбилей.

Пер. Да и сам Снорри был в своем роде гражданином мира.

Тур. Он впервые приехал в Норвегию в 1218 г. после нескольких лет пребывания на посту «законоговорителя» в исландском альтинге. Он приплыл в Норвегию, чтобы посетить королевский двор, который в те времена находился в Тёнсберге на западном побережье Осло-фьорда. Хакону IV[34] тогда было только 14 лет, и страной правил его дядя ярл Скули[35], с которым Снорри установил тесные связи. Они поехали вместе в Гёталанд[36], где Снорри встретился со своим шведским коллегой — судьей-старейшиной Аскелем. Южная Швеция и особенно остров Готланд[37] были форпостом викингов на востоке и исходным пунктом всех походов в Россию и далее, вниз по рекам к Черному и Каспийскому морям.

После этого Снорри и ярл Скули объехали вдоль и поперек всю Южную Норвегию, вплоть до Тронхейма, и так сдружились, что Скули пожаловал Снорри титул ярла и звание лендрмана[38]. Однако дружба с норвежской королевской семьей привела к осложнениям. Молодой Хакон Хаконссон[39] только что стал королем. Он правил страной вместе с ярлом Скули и очень хотел подчинить Исландию норвежской короне. Снорри, вернувшись в Исландию, оказался, что называется, между молотом и наковальней. В Исландии соотечественники заподозрили его в том, что он заключил тайное соглашение с Хаконом. Хакон приказал ему вернуться в Норвегию, однако Снорри не подчинился. В это время в Бергене произошел несчастный случай, в результате которого утонул сын одного исландского хёвдинга. Отец обвинил в случившемся бергенцев и потребовал компенсации, а Снорри попросил быть посредником. Компенсацию получить не удалось, и тогда Снорри арестовал приехавших в Исландию норвежских купцов из Бергена и потребовал за них значительный выкуп. Кроме того, ему удалось выжать деньги из нескольких норвежцев, заехавших в Исландию по пути из Гренландии.

Дело чуть не дошло до войны между Исландией и Норвегией. Исландцы хотели сохранить свою независимость и демократическое правление, которое имели с тех пор, как 400 лет назад бежали от Харальда Прекрасноволосого. Снорри был вновь выбран «законоговорителем» в альтинге, но норвежский король все время добивался его возвращения в Норвегию. Дело кончилось тем, что Хакон IV направил посланца к Гицуру Торвалдссону, одному из бывших зятьев Снорри, с приказом схватить и убить Снорри, как предателя. Гицур и его люди ворвались в усадьбу Снорри Рейкхольт и убили его.

Как полагают многие, гибель Снорри в 1241 г. означала, что Королевство Норвегия стремится захватить Исландию и положить конец ее независимости, что и произошло 20 лет спустя. Однако это история. Об этом, Пер, ты знаешь больше меня.

Пер. Я совершенно уверен в том, что именно дружба Снорри с ярлом Скули предопределила его судьбу. Еще за два года до смерти Снорри Скули добился своего провозглашения королем на Эретинге[40], недалеко от Тронхейма, где согласно традиции короновались норвежские короли. Скули был убит по приказанию Хакона в 1240 г., за год до убийства Снорри. А в 1247 г. Хакона в Бергене со всей роскошью и помпой короновал папский легат Вильгельм Сабинский[41]. А знаешь ли ты, что папа Иннокентий IV предлагал Хакону корону Священной Римской империи германской нации? И что коронация в Бергене была, по-видимому, лишь подготовкой к этому? По этому случаю Хакон даже дал обет принять участие в крестовом походе, но это другая история. Все это — рассказ о поколении Снорри, жившем за 250 лет до Колумба. А теперь давай вернемся назад, к тому, что Снорри знал о прошлом.

Снорри рассказывает

Тур. Больше всего меня впечатляют познания Снорри в географии. Он начинает свои королевские саги с предисловия, которое свидетельствует о том, что во времена викингов люди довольно много знали о европейском континенте. Многие думают, что викинги считали Землю плоской и только Колумб открыл, что она имеет форму шара. Мы не должны забывать, однако, что уже создатели мировых культур на Ближнем Востоке знали, что Земля — шар, и пытались вычислить длину окружности. Даже полинезийцы, жившие на островах в Тихом океане, знали, что Земля имеет форму шара, и в их языке были слова, обозначавшие экватор, тропики и эклиптику. Стоит только немного поплавать по океану, как увидишь, что верхушки мачт появляются из-за горизонта до появления кораблей. Это говорит о том, что поверхность океана во всех направлениях изогнута.

Снорри решил начать свое географическое вступление к саге о первой миграции рода викингов с удивительного названия нашей планеты — «Круг земной» (Kringla Heimsins). Переводчики были настолько уверены в том, что, по мнению Снорри, Земля должна была быть плоской, что переводили слово «kringla» как «круглый диск Земли», или по-английски — «круглый диск» (round disk). В Исландии, где наш старый скандинавский язык сохранился почти нетронутым, мне довольно ясно объяснили, что слово «kringla» означает вовсе не диск, а, наоборот, что-то изогнутое во всех направлениях. На норвежском языке это означает «земной шар, на котором мы живем».

Пер. Совершенно верно, не следует думать, что во времена Снорри все считали Землю плоской. «Kringla Heimsins» для меня звучит, скорее, как прямой перевод латинского «Sphaera Mundi» — «О сфере». Это название трактата Иоанна де Сакробоско[42] о шарообразной форме Земли. Сакробоско — современник Снорри. Он воспитывался в одном из монастырей Ирландии и стал профессором астрономии и математики в Парижском университете. В те времена, как мы Уже указывали, между Ирландией и Исландией существовали тесные связи.

Однако еще за 250 лет до Сакробоско Герберт из Орильяка[43] пользовался на занятиях в кафедральной школе в Реймсе глобусом, а его ученики разъехались потом по монастырским школам всей страны. Герберт получил образование в Кордовском университете, где познакомился с трудами античных классиков. Эратосфен[44], бывший главным библиотекарем большой египетской библиотеки в Александрии до пожара, еще за несколько столетий до Рождества Христова довольно точно вычислил длину окружности Земли. Герберт впоследствии стал папой Сильвестром II и находился на папском престоле, когда Лейф Эйрикссон открыл Винланд.

Я бы не удивился, если бы оказалось, что на книжных полках в Одди имелся экземпляр трактата «О сфере». Сыновья знатных исландцев нередко получали образование в Парижском или Оксфордском университетах.

Тур. Да, совершенно очевидно, что, имея предков, для которых вся Европа была территорией, по которой они свободно и быстро перемещались, Снорри и народ Севера знали о географии не меньше, чем народы, жившие в районе Средиземного моря.

Теперь мы знаем о Снорри достаточно много, чтобы судить о том, основывается ли его творчество на богатой фантазии или он знал гораздо больше, чем мы сегодня полагаем. Давайте проверим, прежде всего, его познания в географии. Исторические события можно слегка подтасовать, чего нельзя делать с географическими фактами, которые можно всегда проверить.

Мы получаем представление о географических познаниях Снорри из его королевских саг, а также из книги о скандинавских богах, которую он назвал «Эдда».

Снорри (из «Эдды»): «Весь мир разделялся на три части. Часть, которая лежит на юге, простираясь к западу и к Средиземному морю, зовется Африкой. На юге Африки жарко, и все сожжено солнцем. Другая часть лежит на западе и тянется к северу и к океану, она зовется Европой или Энеей[45]. На севере этой части так холодно, что там не растет трава, и нельзя там жить. С севера на восток и до самого юга тянется часть, называемая Азией. В этой части мира все красиво и пышно, там владения земных плодов, золото и драгоценные камни. Там находится и середина Земли. И потому, что сама Земля там во всем прекраснее и лучше, и люди, ее населяющие, тоже выделяются всеми дарованиями — мудростью и силой, красотой и всевозможными знаниями.

Вблизи середины Земли был построен град, снискавший величавую славу. Он назывался тогда Троя, а теперь — страна Турков[46]…»

Тур. Давай прервем Снорри на этом месте, ибо здесь он переходит в своей «Эдде» от географии к мифологии. Удивительно, однако, что он идентифицирует Трою со страной турок. Во времена Снорри о Трое можно было узнать лишь из поэм Гомера. Ведь Шлиману, который поверил в то, что в поэмах Гомера описываются действительные исторические события, удалось раскопать в Турции руины Трои только в 1870 г.

Теперь мы подошли к тому месту, куда Снорри поместил страну асов и ванов. Давай обратимся к королевским сагам, в которых он дает детальное описание маршрута к Средиземному морю и далее, к стране асов.

Пер. Постой, здесь есть одно несоответствие. Во времена Снорри эта часть Малой Азии не называлась Турцией. Она называлась по-прежнему Грецией и в 1204 г. частично вошла в Римскую империю. Турки же пришли туда гораздо позже. Они пришли в Константинополь лишь в 1453 г., предварительно завоевав всю Малую Азию. Что же имел в виду Снорри? Я нашел удивительный ответ на этот вопрос, когда открыл энциклопедию «Nordisk Familiebok» и посмотрел слово «Tyr». Там было написано, что Тюр — это не только бог войны в скандинавской мифологии, а что это имя употреблялось также как общее обозначение асов — «общее обозначение богов-асов». Так что слово «Тюркланд» могло обозначать страну асов. Но давай посмотрим, что говорит Снорри.

Снорри: «Круг земной, где живут люди, очень изрезан заливами. Из океана, окружающего Землю, в нее врезаются большие моря. Известно, что море тянется от Нёрвасунда до самого Йорсалаланда[47]. От этого моря отходит на север длинный залив, что зовется Свартахав[48]. Он разделяет трети света. Та, что к востоку, зовется Азией, а ту, что к западу, некоторые называют Европой, а некоторые — Энеей[49]».

Пер. Нёрвасунд — так жители Севера называли в те времена Гибралтар, а Йорсалаланд был Святой землей… Но давай вернемся к Снорри и посмотрим, что он пишет о Черном море.

Снорри: «А к северу от Свартахава простирается Свитьод Великая[50], или Холодная. Некоторые считают, что Свитьод Великая не меньше Великого Серкланда[51], некоторые сравнивают ее с Великим Блаландом[52]. Северная часть Свитьод не заселена из-за мороза и холода подобно тому, как южная часть Блаланда пустынна из-за солнечного зноя. В Свитьод много больших областей. Там есть и много разных народов, и много языков. Там есть великаны, и там есть карлики, там есть черные люди, и там есть много удивительных народов. Там есть также поразительно большие звери и драконы. С севера, с гор, лежащих за пределами всех населенных мест, течет через Свитьод река, правильное название которой Танаис. Раньше она называлась Танаквислом или Ванаквислом. Эта река впадает в Свартахав. Область по Ванаквислу звалась тогда Ваналандом или Ванахеймом[53]. Эта река разделяет трети света. Восточная называется Азией, а западная — Европой».

Пер. Эта старая пограничная река называется сегодня Дон. В этом едины и историки, и географы.

Тур. Однако, прежде чем мы последуем за Снорри через границу в Азию, давай взглянем на его описание Африки. Меня всегда интересовал тот факт, что викинги считали африканский континент состоящим из двух частей. Средиземноморское побережье Африки они называли Серкландом, а остальную часть континента — Блаландом. Некоторые, пытаясь истолковать название «Серкланд», считают, что «серк» — это искаженное слово «сарацин» и что викинги называли североафриканское побережье «страной сарацин». Есть и другие мнения. По одной из версий, землю в центральной части Африки викинги называли Блаландом, поскольку считали, будто негры синего цвета. Меня эти объяснения совсем не удовлетворяют. Когда я впервые приехал в Африку как типичный молодой норвежец, то был убежден в том, что разница между полами обозначается тем, что мужчины ходят в брюках, а женщины в юбках. И в Африке меня больше всего поразили не пальмы и не запах мандаринов, а тот факт, что все мужчины носили длинные до земли юбки. Несомненно, викинги отреагировали на это точно так же, как и я, а в норвежском языке для обозначения юбки, кроме современного слова skjørt, есть еще слово serk, которое известно со времен викингов.

Пер. А как же Блаланд?

Тур. Такое объяснение, почему викинги хотели так назвать страну негров — это не что иное, как мышление сухопутных крабов, забывших, что викинги были мореходами. Они не ездили на верблюдах и не пересекали Сахару для того, чтобы повстречаться с неграми в Центральной Африке. Викинги плавали на юг вдоль африканского побережья. А если плыть на юг от пролива Гибралтар вдоль побережья Марокко, то встретишь туарегов, у которых цвет кожи в буквальном смысле синий, потому что они разукрашивают себя в синие цвета, одеваются во все синее, и на испанском языке их до сих пор называют hombres azules — «синие люди».

Однако, что имеет в виду Снорри под Свитьод Великой, простирающейся к северу от Черного моря так далеко, что на ее окраине уже никто не живет из-за мороза и холода? Снорри пишет, что имеются различные мнения относительно площади Свитьод Великой, и включает в нее также часть Швеции. Точки зрения ученых на этот счет не совпадают. А ты как считаешь?

Пер. Во времена Снорри область вокруг озера Меларен, где первоначально обитали племена свеев, тоже называли Свитьод. А Снорри понимает под Великой Свитьод огромные степные пространства к северу от Черного моря, которые на три четверти состоят из чернозема, а это могли толковать как «выжженную землю», что по-исландски звучит как svidjordr. Я полагаю, что такое толкование вполне может быть правильным.

Тур. Возможно, свеи потому так и назвали свою страну — Свитьод, как и полагает Снорри. Посмотрим, однако, что Снорри пишет дальше. Возникает такое впечатление, что он вдруг резко переходит от чистой географии к древнескандинавской мифологии. Здесь нам следует быть начеку.

О́дин стране асов и ванов

Снорри: «Земля в Азии к востоку от Танаквисла звалась Асаландом или Асахеймом, а главный город, который был в той стране, называли они Асгардом[54]. И в том городе был хёвдинг, который звался О́дином. Там было большое капище. Там существовал такой обычай, что верховных жрецов было двенадцать. Они должны были совершать жертвоприношения и судить народ. Их называли диями и дроттинами. Все люди должны были служить им и оказывать им почтение»[55].

«О́дин был великий воин, и много странствовал, и завладел многими державами. Он был настолько удачлив в битвах, что одерживал верх в каждой битве, и поэтому люди его верили, что победа всегда должна быть за ним. Посылая своих людей в битву или с другими поручениями, он обычно сперва возлагал руки им на голову и давал им благословение. Люди верили, что тогда успех будет им обеспечен. Когда его люди оказывались в беде на море или на суше, они призывали его, и считалось, что это им помогало. Он считался самой надежной опорой. Часто он отправлялся так далеко, что очень долго отсутствовал.

У Одина было два брата. Одного из них звали Be, а другого Вили. Они правили державой, когда Один был в отлучке. Однажды, когда Один отправился далеко и долго отсутствовал, асы потеряли надежду что он вернется. Тогда братья стали делить его наследство, и оба поженились на его жене, Фригг. Но вскоре после этого Один возвратился домой, и он тогда вернул себе свою жену.

Один пошел войной против ванов, но они не были застигнуты врасплох и защищали свою страну, и победа была то за асами, то за ванами. Они разоряли и опустошали страны друг друга. И когда это и тем, и другим надоело, они назначили встречу для примиренья, заключили мир и обменялись заложниками. Ваны дали своих лучших людей, Ньёрда Богатого и сына его Фрейра. Асы же дали в обмен того, кто звался Хёниром, и сказали, что из него будет хороший вождь. Он был большого роста и очень красив. Вместе с ним асы послали того, кто звался Мимиром, очень мудрого человека, а ваны дали в обмен мудрейшего среди них. Его звали Квасир. Когда Хёнир пришел в жилище ванов, его сразу сделали вождем, Мимир учил его всему. Но когда Хёнир был на тинге или сходке и Мимира рядом не было, а надо было принимать решение, то он всегда говорил так: „Пусть другие решают“. Тут смекнули ваны, что асы обманули их. Они схватили Мимира, отрубили ему голову и послали голову асам. Один взял голову Мимира и натер ее травами, предотвращающими гниение, и произнес над ней заклинание, и придал ей такую силу, что она говорила с ним и открывала ему многие тайны.

Один сделал Ньёрда и Фрейра жрецами, и они были диями у асов. Фрейя была дочерью Ньёрда. Она была жрица. Она первая научила асов колдовать, как было принято у ванов. Когда Ньёрд был у ванов, он был женат на своей сестре, ибо такой был там обычай. Их детьми были Фрейр и Фрейя. А у асов был запрещен брак с такими близкими родичами.

Большой горный хребет тянется с северо-востока на юго-запад. Он отделяет Великую Швецию от других стран. Недалеко к югу от него расположена страна турок. Там были у Одина большие владения. В те времена правители римлян ходили походами по всему миру и покоряли себе все народы, и многие правители бежали тогда из своих владений»[56].

Пер. Мало кто, пожалуй, всерьез воспринял это вступление к королевским сагам Снорри (поскольку все знают, что Один считался у викингов одним из главных богов. Снорри же описывает его здесь как вполне земного хёвдинга, живущего среди обычных людей по другую сторону реки, служившей границей с Азией, к востоку от Черного моря и к югу по направлению к горам в Турции, куда совершали набеги римляне. Именно здесь историки религии обвиняют Снорри в «историзации» мифа. Однако теперь мы оба там побывали и получили подтверждение того, что Снорри прекрасно знает не только географию, а это следует как из «Эдды», так и из его королевских саг, но и названия народов, живших на территории к югу от Кавказа, вплоть до Турции. Ведь и асы, и ваны обитали именно там, куда поместил их Снорри.

Тур. К этому мы еще вернемся. Давай не будем прерывать Снорри в его повествовании о самом Одине. Ведь мы в погоне за Одином! И хотя люди, знакомые с историей, все это знают, мы все же последуем за Одином в его бегстве от римлян и проследим мимоходом судьбу потомков Одина, с которыми сам хёвдинг расстался по пути в Скандинавию. По Снорри, потомков Одина среди людей можно найти и в других родословных, кроме «Саги об Инглингах» Снорри. Прежде всего, отметим, что и в «Эдде» мы узнаём некоторые подробности о семье Одина. Так, мы узнаём, что отца Одина звали Фриалав. В Скандинавии это имя звучало как Фридлейв. А теперь вернемся к «Эдде» и предоставим слово Снорри.

Снорри (из «Эдды»): «У него был сын Воден, а мы зовем его Один. Он славился своею мудростью и всеми совершенствами. Его жену звали Фригида, а мы зовем ее Фригг. (И Один, и его жена умели гадать и предсказывать будущее.) Одину и его жене было пророчество, и оно открыло ему, что его имя превознесут в северной части света и будут чтить превыше имен всех конунгов. Поэтому он вознамерился отправиться в путь, оставив страну турков. Он взял с собой множество людей, молодых и старых, мужчин и женщин, и много драгоценных вещей. И по какой бы стране ни лежал их путь, всюду их всячески прославляли и принимали скорее за богов, чем за людей. И они не останавливались, пока не пришли на Север в страну, что зовется страною саксов. Там Один остался надолго, подчинив себе большую часть страны. Для надзора над этой страной Один оставил там троих своих сыновей»[57].

Тур. В королевских сагах Снорри рассматривает более детально и другие причины, побудившие Одина и Фригг покинуть родину, а не только предсказание будущего.

Снорри: «В те времена правители римлян ходили походами по всему миру и покоряли себе все народы, и многие правители бежали тогда из своих владений. Так как Один был провидцем и колдуном, он знал, что его потомству будет населять северную окраину мира. Он посадил своих братьев — Be и Вили — правителями в Асгарде, а сам отправился в путь, и с ним все дии и много другого народа. Он отправился сначала на запад в Гардарики,[58] а затем на юг в страну саксов. У него было много сыновей. Он завладел землями по всей стране саксов и поставил там своих сыновей правителями»[59].

Тур. Из «Эдды» мы узнаём, что одного из троих сыновей, которых он оставил в Северной Германии, звали Вегдег, другого — Бальдег, а третьего — Сиги. Мы узнаем даже целый ряд имен их потомков, однако мы умолчим о них пока, дабы сверить эти имена с именами королей европейских династий. По Снорри, потомки Одина правили землями, которые во времена Снорри назывались Восточным Саксландом, Вестфалией и страною франков. Сам же Один и его попутчики продолжили путь на север, в Скандинавию.

Снорри (из «Эдды»): «Потом Один пустился в путь на север и достиг страны, которая называлась Рейдготланд. И завладел в этой стране всем, чем хотел. Он поставил правителем той страны своего сына, по имени Скьёльд. Сына Скьёльда звали Фридлейв. Оттуда происходит род, что зовется Скьёльдунгами. Это датские конунги, и то, что называлось прежде Рейдготланд, теперь зовется Ютландией»[60].

Тур. Об этом Снорри не пишет в своих королевских сагах.

Снорри: «Затем Один отправился на север к морю и поселился на одном острове. Это там, где теперь называется остров Одина[61] на Фьоне»[62].

Тур. Однако на этом Один не успокоился и, покинув Оденсе, отправился дальше на север.

Пер. Он по-прежнему чувствовал угрозу со стороны римлян. Они уже завоевали Англию, перешли через Рейн и находились по пути на север в Данмарк.

Тур. Один не рискнул сам отправиться через пролив Каттегат в страну свеев, а послал туда разведать обстановку свою жрицу Гевьон.

Снорри: «Затем он послал Гевьон на север через пролив на поиски земель. Она пришла к Гюльви, и он наделил ее пашней…

А Один, узнав, что на востоке у Гюльви есть хорошие земли, отправился туда, и они с Гюльви кончили дело миром, так как тот рассудил, что ему не совладать с асами… Один поселился у озера Лёг, там, где теперь называется Старые Сигтуны, построил там большое капище и совершал в нем жертвоприношения по обычаю асов. Все земли, которыми он там завладел, он назвал Сигтунами… Один и асы много раз состязались с Гюльви в разных хитростях и мороченьях, и асы всегда брали верх»[63].

Пер. В «Эдде» Снорри дает более детальное описание прибытия Одина в страну свеев.

Один в Скандинавии

Снорри (из «Эдды»): «Потом Один отправился еще дальше на север, в страну, что зовется теперь Швецией[64]. Имя тамошнего конунга было Гюльви. И когда он узнал, что едут из Азии эти люди, которых называли асами, он вышел им навстречу и сказал, что Один может властвовать в его государстве, как только пожелает. И им в пути сопутствовала такая удача, что в любой стране, где они останавливались, наступали времена изобилия и мира. И все верили, что это творилось по их воле. Ибо знатные люди видели, что ни красотою своею, ни мудростью асы не походили на прежде виданных ими людей.

Одину понравились там земли, и он избрал их местом для города, который зовется теперь Сигтуна. Он назначил там правителей подобно тому, как это было в Трое. Он поставил в городе двенадцать правителей, чтобы вершить суд, и учредил такие законы, какие прежде были в Трое и к каким были привычны турки. После этого он поехал на север, пока не преградило пути им море, окружавшее, как им казалось, все земли. Он поставил там своего сына править государством, что зовется теперь Норвегией. Сына же звали Сэминг, и от него ведут свой род норвежские конунги, а также и ярлы и другие правители, как о том рассказано в перечне Халейгов.

А с собою Один взял сына, по имени Ингви, который был конунгом в Швеции, и от него происходит род, называемый Инглингами.

Асы взяли себе в той земле жен, а некоторые женили и своих сыновей, и настолько умножилось их потомство, что они расселились по всей стране саксов, а оттуда и по всей северной части света, так что язык этих людей из Азии стал языком всех тех стран. И люди полагают, что по записанным именам их предков можно судить, что имена эти принадлежали тому самому языку, который асы принесли сюда на север — в Норвегию и Швецию, Данию и страну саксов. А в Англии есть старые названия земель и местностей, которые, как видно, происходят не от этого языка, а от другого»[65].

Тур. Вот так четко описывает Снорри Стурлусон путешествие Одина на север, из древних культурных центров на северную окраину Европы. Большинство современных историков религии придумывают самые дотошные толкования, чтобы понять намерение Снорри превратить мифический персонаж в историческую личность. Бессмысленно объяснять, почему Снорри именно так описывает Одина. В «Эдде», где Снорри излагает мифологию эпохи викингов, Один ясно и недвусмысленно представлен как реальный человек, спасающийся бегством от римлян. А тот бог, которому приносят жертвы Один и его двенадцать жрецов, должно быть, это бог викингов Тор, которого Снорри так же ясно помещает в мир мифов, где тот ездит по облакам на своей повозке, запряженной козлами, и высекает молнию ударом своего волшебного молота.

Снорри дает четкое географическое описание, уводя нас из знакомого ему мира Западной Европы через Гибралтар и Средиземное море к Черному морю. Там он помещает Одина в капище асов на восточном берегу реки Танаис, у ее устья, там, где сейчас находится Азов. Снорри дает четкие временные рамки событий, вплоть до вторжения римлян на Кавказ. Затем он излагает маршрут побега Одина, который также не нуждается ни в каком толковании. Совершенно ясно, что речь идет не о богах, хотя и не совсем обычные люди отправились в северную часть света после вторжения римлян через Турцию. Один отобрал свою гридь из лучших асов и полученных в качестве заложников мудрых ванов. Преследуемые победоносно наступающими римлянами, эти люди положили начало эмиграции из ставших опасными районов Кавказа. Маршрут пролегал от Черного моря к Балтийскому по водным путям и через непроходимые российские леса. Как поясняет Снорри, путь лежал сначала на запад через Гардарику (а ведь именно так викинги называли Русь), а затем либо вдоль южнороссийского черноморского побережья и вверх по Днепру, либо сразу вверх по Дону, а потом волоком, как это впоследствии делали викинги, следуя на юг по русским рекам или на запад по латвийским и эстонским рекам, а оттуда в Балтийское море.

Пер. Мы еще вернемся к этим российским речным маршрутам. Они были хорошо известны и использовались черноморскими купцами еще до вторжения римлян в турецкие земли. Мудрый Один знал путь, который ему следовало выбрать, чтобы быстро добраться до севера Европы. Он с самого начала избрал северные страны конечной целью своего путешествия и оставил нескольких своих сыновей править землями на теперешнем немецком побережье Балтийского моря и на побережье Северного моря, а сам обосновался на о. Фюн. Он пустился в путь вовсе не с целью географических открытий неизвестных земель. Божественный конунг очень хорошо знал, что едет не в пустынные края. Вот почему он послал свою жрицу через Каттегат, чтобы она с помощью хитрости и богатых даров втерлась в доверие к шведскому конунгу, и лишь затем отважился вторгнуться в чужое королевство.

Тур. Снорри гениально использовал образ шведского конунга Гюльви, поэтически представив уже хорошо известную древнескандинавскую мифологию. И если его королевские саги — это учебник, в котором собраны все существовавшие во времена Снорри знания по истории северных стран, прежде всего о норвежских конунгах, а в этой части история Норвегии совпадает с историей Исландии, то его «Младшая Эдда» — это учебник поэтического искусства скальдов. Две главы — «Язык поэзии» и «Перечень размеров» — посвящены непосредственно поэзии скальдов и стихосложению. Однако во вступительной главе «Gylfaginning» («Видение Гюльви»), что означает «Как был обманут Гюльви», Снорри излагает всю древнескандинавскую мифологию. Следуя примеру греческих классиков, шведский конунг Гюльви начинает размышлять о том, не обманул ли его Один, сказав, что он и его гридь прибыли из страны богов.

Снорри (из «Видения Гюльви»): «Конунг Гюльви правил тою страной, что зовется теперь Швецией. Сказывают о нем, что он даровал одной страннице в награду за ее занимательные речи столько земли в своих владениях, сколько утащат четыре быка за день и за ночь. А была эта женщина из рода асов. Имя ей было Гевьон[66]».

Тур. Введя во вступительную главу реально существовавшего конунга Гюльви, Снорри уносит нас на крыльях поэзии в древнескандинавскую мифологию. Гевьон позвала своих четырех сыновей от великана из Йотунхеймена[67], и они принялись пахать на четырех быках с такой силой, что быки потянули землю вокруг Меларен на запад в море. Так образовалась Зеландия, которая стала принадлежать Гевьон. Всё сходится, ибо в королевских сагах мы узнаем, что Гевьон после посещения Йотунхеймена в конце концов вышла замуж за сына Одина Скьёльда и стала датской королевой.

Снорри (из «Видения Гюльви»): «Конунг Гюльви был муж мудрый и сведущий в разных чарах. Диву давался он, сколь могущественны асы, что все в мире им покоряется. И задумался он, своей ли силой они это делают или с помощью божественных сил, которым поклоняются. Тогда пустился он в путь к Асгарду, и поехал, тайно приняв обличие старика, чтобы остаться неузнанным. Но асы дознались о том из прорицаний и предвидели его приход прежде, чем был завершен его путь. И они наслали ему видение»[68].

Тур. Таким образом, Снорри использует Гевьон и Гюльви для того, чтобы начать свой рассказ о мифологии эпохи викингов. Гюльви начинает сомневаться в словах Одина и его божественности. Он оставляет Одина с его гридью в мире людей, отдав им часть своей собственной страны, и отправляется на поиски мира богов, о котором ему рассказали. Мы не знаем, что с ним случилось по пути туда, но Снорри не дает нам оснований обвинить конунга во лжи: асы исказили его видение мира. А затем Снорри заставляет асов самих повторять свои небылицы, мифы и верования, бытовавшие о мире богов. Мы встречаем всех древнескандинавских богов, которые нам так хорошо известны из мифов и песен эпохи викингов. Тор с молотом на самом почетном месте, Локи, Тюр, Имир и все остальные. Кроме Одина. Снорри заставляет всех богов самих рассказывать северному гостю обо всех своих сверхъестественных подвигах.

С того момента, когда Гюльви встречает богов в Вальхалле, он изменяет свое имя и зовется Ганглери во время своего волшебного путешествия в мире мифов… Давай, однако, вернемся к Снорри и посмотрим, как он заканчивает свое повествование о скандинавской мифологии, когда Ганглери после прощания в чертоге богов, как по мановению волшебной палочки, возвращается к действительности.

Снорри (из «Видения Гюльви»): «И в тот же миг Ганглери услышал кругом себя сильный шум и глянул вокруг. Когда же он хорошенько осмотрелся, то увидел, что стоит он в чистом поле, и нет нигде ни палат, ни города.

Пошел он прочь своею дорогой и пришел в свое государство, и рассказал все, что видел и слышал, а вслед за ним люди поведали те рассказы друг другу.

Асы же стали держать совет и вспоминать все, что было ему рассказано, и дали они те самые имена, что там упоминались, людям и разным местностям, которые там были, с тем чтобы по прошествии долгого времени никто не сомневался, что те, о ком было рассказано, и те, кто носил эти имена, это одни и те же асы. Было тогда дано имя Тору, и это Аса-Тор Старый или Аке-Тор. И признали за ним все подвиги, совершенные Гектором в Трое. И люди думают, что турки рассказывали об Одиссее и называли его Локи, потому что турки были его заклятыми врагами»[69].

Пер. В «Языке поэзии» Снорри использует известные имена из «Илиады» Гомера — Ахилл, Гектор, Елена и Александр, чтобы показать, что древнегреческие герои и боги появляются в скандинавской мифологии, но в ином образе и под другими именами. Так, Снорри прямо заявляет, что использует образы Приама и героев Троянской войны в качестве примера, чтобы «молодые скальды, желающие обучиться языку скальдов», узнали, как «пришельцы из Азии, назвавшиеся асами, исказили рассказ о событиях Троянской войны, чтобы люди думали, что они — боги».

Тур. Когда в прессе разгорелись дебаты об Одине и стало известно, что я всерьез воспринимаю королевские саги Снорри и собираюсь поехать в Азов искать обиталище асов, в одной из столичных газет появилась статья под громким названием «Тур верит в Одина». Это было задумано в виде шутки, но оказалось недалеким от истины. Сам я, скорее, сказал бы, что верю в Снорри. Он попытался рассказать историкам и теологам будущего, что Один был вовсе не богом, а обычным смертным человеком, пришедшим на Север как беженец. Нельзя было более четко провести грань между богами и простыми смертными, чем рассказать о них в двух различных книгах. Тот, кто хочет прочитать, как конунг асов Один пришел в качестве иммигранта в Гёталанд в Свеаланде и получил там от конунга свеев землю для себя и своих жрецов, пусть читает королевские саги Снорри. А тот, кто хочет узнать, как громовержец Тор правил наземным и подземным миром в Вальхалле, пусть читает «Эдду». Там Снорри рассказывает, как коварные асы с помощью хитрости Гевьон и дорогих подарков Одина надули свеев и заставили их рассказывать мифы асов о том, как Тор боролся с Мировым змеем и выпил весь океан, и все остальные сказки викингов, которыми нас потчевали в детстве.

Снорри изо всех сил пытается отделить Одина от всех богов. Один был великим колдуном, хёвдингом и верховным жрецом над гридью из двенадцати жрецов. По Снорри, это разумный военачальник, который благодаря своей смекалке и хитрости уводит элиту своего народа в поисках пахотной земли в чужих странах и тем самым спасает ее от неминуемой гибели в борьбе с римлянами. Его колдовские и пророческие способности — вполне обычные качества жрецов и знахарей того времени. В королевских сагах он предстает в образе типичного шамана, который мог менять свой облик, впадая в транс или с помощью переодевания, умел мумифицировать умерших с помощью грибов и лечебных трав, мог научить своих воинов становиться берсерками[70]. И все же он был обыкновенным смертным, закончившим свои дни на шведской земле вместе со своими верховными жрецами.

Снорри: «Рассказывают как правду, что когда Один и с ним дии пришли в северные страны, то они стали обучать людей тем искусствам, которыми люди с тех пор владеют. Один был самым прославленным из всех, и от него люди научились всем искусствам, ибо он владел всеми, хотя и не всем учил.

Теперь надо рассказать, почему он был так прославлен. Когда он сидел со своими друзьями, он был так прекрасен и великолепен с виду, что у всех веселился дух. Но в бою он казался своим недругам ужасным. И все потому, что он владел искусством менять свое обличье как хотел. Он также владел искусством говорить так красиво и гладко, что всем, кто его слушал, его слова казались правдой. В его речи все было так же складно, как в том, что теперь называется поэзией. Он и его жрецы зовутся мастерами песней, потому что от них пошло это искусство в северных странах. Один мог сделать так, что в бою его недруги становились слепыми или глухими или наполнялись ужасом, а их оружие ранило не больше, чем хворостинки, и его воины бросались в бой без кольчуги, ярились, как бешеные собаки или волки, кусали свои щиты и были сильными, как медведи или быки. Они убивали людей, и ни огонь, ни железо не причиняли им вреда. Такие воины назывались берсерками.

Один мог менять свое обличье. Тогда его тело лежало, как будто он спал или умер, а в это время он был птицей или зверем, рыбой или змеей и в одно мгновение переносился в далекие страны по своим делам или по делам других людей… Один брал с собой голову Мимира, и она рассказывала ему многие вести из других миров, а иногда он вызывал мертвецов из земли или сидел под повешенными. Поэтому его называли владыкой мертвецов или владыкой повешенных. У него было два ворона, которых он научил говорить. Они летали над всеми странами и о многом рассказывали ему. Поэтому он был очень мудр.

Всем этим искусствам он учил рунами и песнями, которые называются заклинаниями. Поэтому асов называют мастерами заклинаний. Один владел и тем искусством, которое всего могущественнее. Оно называется колдовство. С его помощью он мог узнавать судьбы людей и еще не случившееся, а также причинять людям болезнь, несчастье или смерть, а также отнимать у людей ум или силу и передавать их другим. Мужам считалось зазорным заниматься этим колдовством, так что ему обучались жрицы… Эти его искусства очень его прославили. Недруги Одина боялись его, а друзья его полагались на него и верили в его силу и в него самого. Он обучил жрецов большинству своих искусств. Они уступали в мудрости и колдовстве только ему.

Да и другие многому научились у него, и так колдовство очень распространилось и долго держалось. Люди поклонялись Одину и двенадцати верховным жрецам, называли их своими богами и долго верили в них.

Один ввел в своей стране те законы, которые раньше были у асов. Он постановил, что всех умерших надо сжигать на костре вместе с их имуществом. Он сказал, что каждый должен прийти в Вальхаллу с тем добром, которое было с ним на костре, и пользоваться тем, что он сам закопал в землю. А пепел надо бросать в море или зарывать в землю, а в память о знатных людях надо насыпать курган, а по всем стоящим людям надо ставить надгробный камень (баутастейн). Этот обычай долго потом держался. В начале зимы надо было приносить жертвы богам за урожайный год, а в середине зимы — за весеннее прорастание, а летом — за победу. По всей Швеции люди платили Одину подать — по деньге с человека, а он должен был защищать страну и приносить жертвы за урожайный год»[71].

Пер. Это очень важно. Перед нами великолепная возможность проверить археологически достоверность сведений Снорри как исторического источника. Снорри написал, что «Один ввел в стране законы…», в частности, постановил, что умерших следовало сжигать, и здесь он ссылается на Свитьод, т. е. Швецию. А ведь сам он умер там после тяжелой болезни за 23 поколения до того, как Олав Лесоруб[72] пришел в Норвегию. Я проконсультировался у шведского специалиста по поводу древних обычаев захоронения в нашей стране. В «Истории Швеции» (изд. 1966 г.) профессор Йеркер Росен пишет по этому поводу следующее:

«В нашей стране сохранилось очень мало следов постоянного поселения людей в первые столетия после Рождества Христова, и поэтому о них можно судить лишь косвенно, по могилам и захоронениям… Совершенно очевидно, однако, что на больших территориях Южной и Центральной Швеции возникали новые поселения с оседлым населением… На месте этих поселений найдено большое количество захоронений сожженных трупов, когда останки костей и небольшое количество простых предметов складывались в глиняный сосуд или в вырытую в земле яму. В северном Гёталанде, а также в Эстерьётланде и Вестерьётланде сохранилось множество таких захоронений… Захоронения в восточной части Центральной Швеции начала нашего летоисчисления показывают примерно такую же картину, несмотря на различную форму могил. Здесь характерными являются захоронения с вертикально поставленными надгробными камнями — баутастейнами или камнями другой формы… Захоронения расположены на пустырях, на холмах или в близлежащих лесах, зачастую совсем не там, где находятся современные сельскохозяйственные районы. В этих местах около 500 г. н. э. произошло массовое переселение людей из старых деревень по причине поднятия почвы, которое привело к поднятию над уровнем моря большей части долин и плрдородных глинистых равнин».

Пер. Последними поднялись над уровнем моря Мелардален и Оппланн (Упланд), и именно здесь Один и его свита получили от конунга Гюльви землю и установили обычай сжигания трупов. А лучшим доказательством того, что «этот обычай долго потом держался», являются так называемые королевские курганы в Упсале. Они все представляют собой захоронения сожженных тел и датируются 400–500 гг. н. э.

Как пишет Снорри, введенный Одином обычай сожжения умерших был, как указывалось, географически ограничен Швецией, т. е. Мелардаленом и Упсалой, где находилась резиденция рода Инглингов. В этой связи интересно послушать, что говорит о курганах Упсалы известный шведский археолог профессор Биргер Нерман, бывший директор Государственного исторического музея в Стокгольме в энциклопедии «Имена и фамилии в северных странах»[73]:

«Рядом со старинной церковью в Упсале на холме можно увидеть несколько курганов, и четыре из них — довольно большие. Из этих четырех один — низкий, так называемый Тингсхауген, и точно неизвестно, могильный ли это курган. Рядом с этим курганом расположены три знаменитых „королевских кургана“, гораздо более высоких. Восточный, самый близкий к Тингсхаугену и церкви, называется курганом Одина; тот, что посередине, — курганом Фрейра, а западный — курганом Тора. Курган Тора — самый высокий: диаметр его основания 60 м, а высота 10,5 м. Курган Одина был исследован в 1846–1847 гг., курган Тора — в 1874 г. Раскопки кургана Фрейра были также начаты в 1846–1847 гг., но затем прерваны, и сама могила не была исследована. Курганы Одина и Тора содержали останки сожженных тел. Были также найдены фрагменты золотых и иных украшений, шахматные фигуры, кусочки гребней из кости и прочее. И хотя все предметы говорят о том, что в курганах захоронены мужчины, как ни странно, но никаких следов оружия найдено не было. Над останками сожженных тел насыпана груда камней, причем в кургане Одина камни отличались огромными размерами и были очень тщательно уложены, а в кургане Тора камни были гораздо меньшего размера. Находки позволили точно датировать захоронения в курганах. По предметам, найденным в кургане Одина, захоронение произошло самое позднее в 500 г. н. э. Курган Тора датируется примерно 600 г. н. э. Курган Фрейра, по-видимому, несколько моложе кургана Одина. Было установлено также с относительно большой долей вероятности, какие конунги похоронены в этих курганах. Снорри Стурлусон пишет в своей „Саге об Инглингах“, что только три конунга Инглингов были захоронены в курганах в Старой Упсале: это Аун, Эгиль и Адильс. Сейчас, вероятно, не требуется доказывать, что они были историческими личностями, даты жизни которых установлены. Аун умер около 500 г. н. э., его сын Эгиль — в начале VI в., а внук Эгиля Адильс — в конце того же века. Видимо, именно эти три конунга были погребены в курганах Упсалы. Сын Эгиля и отец Адильса был Оттар, по прозвищу „Вендильская ворона“[74]; он умер ок. 525 г. и похоронен в так называемом кургане Оттара в приходе Вендель».

Тур. Ты совершенно верно указал на то, что именно в Швеции Один установил закон о сжигании умерших. Этот обычай встречается и в более ранние периоды среди племен на Кавказе и на Севере, однако Один возвел его в закон, и постепенно этот обычай распространился и на норвежских хёвдингов. Мы имеем блестящий пример этого в одном из крупнейших курганов Норвегии — Ракнехаугене[75]. Мы еще к этому вернемся. Интересно также и мнение по этому поводу норвежского археолога Ингара М. Гюндерсена, который присутствовал при раскопках захоронений сожженных трупов в Азове, относящихся примерно ко времени Рождества Христова. Вот что он пишет:

«Недооценка знаний Снорри о прошлом может довольно скоро привести в тупик, из которого будет трудно найти выход. Во-первых, Снорри очень тщательно изучил источники, которыми пользовался. Во-вторых, в предисловии к „Кругу земному“ он описывает обычаи тысячелетней давности, и эти обычаи, на Удивление, подтверждаются археологическим материалом. Он не только дает объяснение различным видам жертвоприношений, но и разделяет обычаи погребения на два периода — сжигание покойников и захоронение в курганах. По Снорри, период сжигания начинается с прихода в Скандинавию Одина, т. е. за два поколения до Рождества Христова. Мертвых сжигали со всем их добром. Девять поколений спустя начинается период захоронения в курганах, однако в Норвегии и Швеции оба обряда продолжают длительное время сосуществовать. Археологические раскопки показывают, что обычай сжигать мертвых восходит к концу бронзового века, но становится преобладающим за пару столетий до Рождества Христова. Для этих столетий характерны плоские захоронения в земле и очень мало сохранившейся утвари по причине кремации. В связи с этим точно датировать эти захоронения очень трудно, и Снорри, возможно, прав, когда пишет, что за несколько поколений до Христа обряд сжигания покойников становится преобладающим. В течение последующих столетий обряды кремации и захоронения в кургане существуют бок о бок, как об этом пишет Снорри, а затем все больше преобладают курганы. Далее Снорри упоминает о том, что в период трупосожжения на могилах часто ставились надгробные камни. В этой связи следует указать на то, что в соответствующем археологическом периоде имеется ряд примеров захоронений после кремации с надгробными памятниками, указывающими место захоронения. И хотя, конечно, есть целый ряд несоответствий между описаниями Снорри и археологическим материалом, все же стоит отметить довольно высокий уровень знаний Снорри о прошлом, который основывался целиком на устном предании. В целом описания Снорри соответствуют известным нам описаниям обычаев захоронения в этот период».

Род Инглингов

Тур. Похоже, шведские ученые больше доверяют Снорри как историческому источнику, чем некоторые у нас, в Норвегии. Однако давай вернемся к Снорри.

Снорри: «Ньёрд женился на женщине, по имени Скади. Но она не захотела жить с ним и вышла потом замуж за Одина. У них было много сыновей. Одного из них звали Сэминг. О нем сочинил Эйвинд Погубитель Скальдов такие стихи:



Родился
Сеятель злата
У Всеотца
С великаншей.
Когда были
Диса-лыжница
И родич асов
Женой и мужем.
Там вдвоем
Породили
Многих сынов
Один и Скади.



К Сэмингу возводил свой род ярл Хакон Могучий[76]. Эта Швеция называлась жилищем людей, а Великая Швеция называлась жилищем богов. О жилище богов есть много рассказов»[77].

Пер. Это также важно. Ведь из «Эдды» Снорри мы знаем, что именно Сэминга взял с собой Один, когда отправился дальше на север, к морскому побережью — в Норвегию. Мы знаем также, что ярл Хакон Могучий ведет свой род от Сэминга. Таким образом, не только Снорри утверждает, что Один был прародителем северных конунгов.

В нашей книге «Без границ» мы уже разбирали «Сагу об Инглингах», однако этот материал в качестве источника имеет такое решающее значение для изучения Одина и его рода, что мы позволим себе повторить кое-что, снабдив это новыми комментариями.

Снорри: «Один умер в Швеции от болезни. Когда он был при смерти, он велел пометить себя острием копья и присвоил себе всех умерших от оружия. Он сказал, что отправляется в жилище богов и будет там принимать своих друзей. Свеи решили, что он вернулся в древний Асгард и будет жить там вечно. В Одина снова стали верить и к нему обращаться. Часто он являлся свеям перед большими битвами. Некоторым он давал тогда победу, а некоторых звал к себе. И то, и другое считалось благом. Один был после смерти сожжен, и его сожжение было великолепным. Люди верили тогда, что, чем выше дым от погребального костра подымается в воздух, тем выше в небе будет тот, кто сжигается, и он будет тем богаче там, чем больше добра сгорит с ним.

Ньёрд из Ноатуна стал тогда правителем свеев и совершал жертвоприношения. Свеи называли его своим владыкой. Он брал с них дань. В его дни царил мир, и был урожай во всем, и свеи стали верить, что Ньёрд дарует людям урожайные годы и богатство. В его дни умерло большинство диев. Все они были сожжены, а потом им приносили жертвы. Ньёрд умер от болезни. Он тоже велел посвятить себя Одину, когда умирал. Свеи сожгли его и очень плакали на его могиле»[78].

Тур. Сам Один, по его собственным словам, умер плачевной смертью, а за ним все дии и жрецы. Для мужчин не было ничего хуже, как умереть своей смертью, а не пасть на поле боя, сражаясь за своего конунга. Однако Снорри совершенно ясно заявляет, что Одину еще при жизни удалось заполучить для себя и своих жрецов место в мире скандинавских богов, а затем он быстро возвысился и поднялся на вершину божественной иерархии.

Мой тезка, громовержец Тор с молотом, даже не упоминается ни на родине Одина, к востоку от Черного моря, ни среди его спутников в Швеции. Единственный Тор, который вообще упомянут в королевских сагах Снорри, — это один из верховных жрецов, получивший в дар хутор Трудванг, когда Один с разрешения Гюльви раздавал своим двенадцати жрецам владения в Швеции. Тор, пришедший вместе с Одином, был не богом, а только жрецом.

Пер. Так, может быть, Один верил в Тора?

Тур. А в кого же еще ему было верить? Он знал, что его дии, которых он представил в виде богов, были обычными смертными, такими же, как и он сам. Вскоре после смерти предводителя асов Одина умер и его первый заместитель — принятый асами в свой род хёвдинг ванов Ньёрд.

Снорри: «Фрейр стал правителем после Ньёрда. Его называли владыкой шведов[79], и он брал с них дань. При нем были такие же урожайные годы, как и при его отце, и его так же любили. Фрейр воздвиг в Уппсале большое капище, и там была его столица. Туда шла Дань со всех его земель, и там было все его богатство… Тогда были урожайные годы во всех странах. Свеи приписывали их Фрейру. Его почитали больше, чем других богов, потому что при нем народ стал богаче, чем был раньше, благодаря миру и урожайным годам. …Фрейра звали также Ингви. Имя Ингви долго считалось в его роде почетным званием. И его родичи стали потом называться Инглингами. Фрейр заболел, и когда ему стало совсем плохо, люди стали совещаться и никого не пускали к нему. Они насыпали большой курган и сделали в нем дверь и три окна. А когда Фрейр умер, они тайно перенесли его в курган и сказали свеям, что он жив, и сохраняли его там три года. Все подати они ссыпали в курган… Когда все свеи узнали, что Фрейр мертв, а благоденствие и мир сохраняются, они решили, что так будет все время, пока Фрейр в Свитьоде, и не захотели сжигать его, и назвали его богом благоденствия, и всегда с тех пор приносили ему жертвы за урожайный год и мир.

Фьёльнир, сын Ингви-Фрейра, правил тогда свеями и богатством Уппсалы. Он был могуществен, и при нем царили благоденствие и мир»[80].

Тур. Однако, как пишет Снорри, он был большой дурак: как-то ночью, будучи мертвецки пьяным, он упал в чан с медом и утонул. На этом закончилось поколение богов, пришедших с Одином, и будущим поколениям уже не удавалось скрывать свою человеческую сущность.

Пер. Нам следует рассмотреть еще несколько поколений наследников Одина, ибо они предпринимали интересные поездки за границу. Фактически Шведское королевство перешло к потомкам хёвдинга ванов Ньёрда. Еще при жизни Один посадил своего сына Сэминга править Норвегией, а другой его сын Скьёльд, который получил в жены Гевьон из племени асов, стал конунгом в Данмарке и отцом Скьёльдунгов.

После того как Фьёльнир утонул в бочке с медом, власть в царстве свеев перешла к его сыну Свейгдиру, который, возможно, слышал рассказы своего деда Ингви-Фрейра о стране ванов, где тот родился и жил, прежде чем вместе с отцом попал к асам в результате обмена заложниками.

Снорри: «Свейгдир стал править после своего отца. Он дал обет найти жилище богов и старого Одина. Он ездил сам со своей гридью по всему свету. Он побывал в стране турок и в Великой Швеции и встретил там много родичей, и эта его поездка продолжалась пять лет. Затем он вернулся в Швецию и жил некоторое время дома. Он женился на женщине, по имени Вана. Она была из жилища ванов. Их сыном был Ванланди»[81].

Тур. Снорри пишет также, что этот внук обожествленного конунга Фрейра еще раз отправился в путь на поиски обители богов. Очевидно, что среди своих родичей — ванов, живших в стране турок, он встретил обычных людей. Мы не знаем, кого он нашел во время следующего путешествия, так как его спутники вернулись назад мертвецки пьяные и сказали, что конунг исчез в большом камне.

Снорри: «Ванланди, сын Свейгдира, правил после него и владел богатством Уппсалы. Он был очень воинствен и много странствовал. Раз он остался на зиму в стране финнов у Сньяра Старого[82] и женился на его дочери Дриве. Весной он уехал, оставив Дриву и обещав вернуться на третью зиму, но не вернулся и на десятую. Тогда Дрива послала за колдуньей Хульд, а Висбура, сына ее и Ванланди, отправила в Швецию. Дрива подкупила колдунью Хульд, чтобы та заманила Ванланди в страну финнов либо умертвила его. Когда шло колдовство, Ванланди был в Уппсале. Ему вдруг захотелось в страну финнов, но друзья его и советники запретили ему поддаваться этому желанию, говоря, что оно, наверно, наколдовано финнами. Тогда его стал одолевать сон, и он заснул. Но тут же проснулся и позвал к себе и сказал, что его топчет мара[83]. Люди его бросились к нему и хотели ему помочь. Но, когда они взяли его за голову, мара стала топтать ему ноги, так что чуть не поломала их. Тогда они взяли его за ноги, но тут она так сжала ему голову, что он сразу умер. Свеи взяли его труп, и он был сожжен на реке, что зовется Скута, и поставили там в честь него баутастейн»[84].

Пер. А сейчас начинается самое интересное, ибо этот Снэр Старый, который был тестем Ванланди — хёвдинга ванов и потомка Ньёрда, упоминается в другом документе, найденном на Оркнейских островах. Там его называют предком неких норвежских ярлов, бежавших от Харальда Прекрасноволосого, когда тот подчинил себе норвежское государство. Снорри об этом не знал. Мы еще вернемся к этому вопросу, когда будем собирать сведения о том времени, когда Харальд Прекрасноволосый начал объединение Норвегии. Стоит заметить, однако, что Ванланди считают сыном Ваны, а ее, очевидно, назвали по племени, к которому она принадлежала. Это, возможно, поможет нам, когда мы будем исследовать происхождение имени Одина — прародителя асов.

Давай пройдемся по следующим поколениям шведских конунгов. Снорри рассказывает о них больше, чем нам нужно, чтобы пройти по следам Одина.

Тур. Когда финнам удалось лишить жизни Ванланди, отвергшего дочь Снэра Старого, сын Ванланди Висбур вернулся в страну финнов и потребовал корону отца. Он выгодно женился и получил в приданое большую усадьбу и множество золотых украшений, но затем нашел себе другую жену. Он имел детей от обеих. Дети начали ссориться из-за золотых украшений, и тогда сыновья от первого брака заперли отца и сожгли его.

После того как Висбура сожгли, к власти пришел его сын Домальди. В годы его правления в стране случился неурожай и начался голод. Стали приносить в жертву быков, а потом и людей, но, когда ничего не помогло, во всем обвинили конунга Домальди и принесли его в жертву.

Сын Домальди Домар сел на трон после того, как отца принесли в жертву богам. И даже Снорри не знает о нем больше ничего, кроме того, что Домар умер в своей постели.

После Домара правил Дюггви, который стал первым из рода Инглингов, получившим датский титул «конунга», поскольку его мать, датчанка Дротт, была из рода Одина и сестрой конунга Дана Гордого, именем которого названа Дания.

Пер. Таким образом, преемники Дюггви являются потомками и Ньёрда, и Одина.

Тур. И в них соединилась кровь асов и ванов… Даг, сын Дюггви, заподозрил как-то одного крестьянина в Готланде в том, что тот убил его ручного воробья. Собрав войско, Даг напал на Готланд, разя направо и налево, пока не свалился с коня замертво от удара вилами в голову. Но хуже всего пришлось его сыну Агни. Он был очень воинствен, много ездил и воевал. В стране финнов он убил конунга Фрости и наследного принца и похитил королевскую дочь Скьяльв. Когда он затащил ее в шатер, она напоила его и повесила на дереве на его собственной золотой гривне.

Итак, мы дошли до одиннадцатого поколения после Ньёрда. До сих пор речь почти совсем не шла о Норвегии, за исключением того, что сам Один добрался до западного побережья этой страны и посадил там править своего сына Сэминга.

Я не перестаю удивляться Снорри, который часто пишет, что «викинги ездили туда и сюда». Один добрался до западного побережья Норвегии, а его потомки ездили обратно в Тюркланд и на Север, в страну финнов. Трудно представить себе, что предки викингов путешествовали по суше. Ведь на Севере были сплошь густые леса, и пешему человеку пришлось бы пробираться сквозь заросли с помощью топора, чтобы проложить себе дорогу. Трудно представить себе также, что викинги путешествовали верхом. Конечно, если поразмыслить, как следует, то мы вспомним, что викинги ели конину и приносили в жертву богам лошадиную кровь. Сам Один приехал на Север вместе со своим быстрым конем Слейпнером на складной кожаной лодке Скипландер[85]. Мы вот говорили о короле Даге, который упал с лошади, когда поехал на остров Готланд в Балтийском море, чтобы отомстить за убитого ручного воробья. Лошадь была самым драгоценным имуществом знатного человека. Даже те, кто эмигрировал в Исландию, а оттуда через Атлантический океан в Гренландию, брали с собой лошадей. Вспомним, что Эйрик Рыжий упал с лошади и повредил бедро, когда скакал к кораблям, которые отправлялись в только что открытый Винланд. Снорри пишет о том, что лошадь была частью жизни королевского рода Инглингов.

Снорри: «Альрек и Эйрик, сыновья Агни, были конунгами после него. Они были могущественны и очень воинственны и владели разными искусствами. У них было обыкновение ездить верхом, приучая коня идти шагом или рысью. Ездили они верхом превосходно и очень соперничали в том, кто из них лучший наездник и у кого лучше лошади. Однажды братья выехали на своих лучших лошадях, отбились от других людей, заехали в какие-то поля и назад не вернулись. Их поехали искать и нашли обоих мертвыми с проломленными черепами. У них не было с собой никакого оружия, только удила, и люди думают, что они убили друг друга удилами»[86].

Тур. В повествовании о более поздних конунгах, в том числе о тех, кто, как полагают, захоронен в курганах Упсалы, говорится, впрочем, о том, что потомки Одина любили лошадей.

Снорри: «Адильс конунг очень любил хороших лошадей. У него были лучшие в то время кони. Одного из коней звали Прыткий, а другого — Ворон. Он достался Адильсу после смерти Али, и от этого коня родился другой конь, которого тоже звали Ворон. Адильс послал его в Халогаланд Годгесту конунгу. Годгест конунг поскакал на нем и не мог его остановить, свалился с него и разбился насмерть»[87].

Пер. Нет никаких указаний на то, что ближайшие потомки Одина и Ньёрда в давние времена правили мореходными нациями. Люди, среди которых поселились иммигранты из опустошенных войной равнин близ Азовского моря, вовсе не были викингами. Хёвдинги асов и ванов были великими воителями и отличными наездниками. Они разъезжали повсюду и обогащались путем разбоя и взимания дани с мирных оседлых крестьян, возделывавших землю. Первое, что сделал Один, когда его так дружелюбно приняли на Севере, это разместил повсюду своих сыновей и ярлов для сбора подати. Пахотная земля была ему нужна, чтобы прокормиться и как источник дохода для растущего числа более или менее добровольных подданных, которым он гарантировал защиту от нападения чужеземцев. Все подати шли к Фрейру, даже когда тот лежал в кургане мертвый, но не сожженный. Хороший конунг защищал своих подданных как в случае войны, так и неурожая.

Тур. По всей видимости, новый королевский род, пришедший с Одином из южных стран, встретился в северных странах с относительно мирным населением, состоящим из оседлых крестьян, которые жили на разбросанных хуторах и в небольших селах. На протяжении десяти — двенадцати поколений новая элита, по-видимому, укрепилась в новых землях в качестве сборщиков податей. Они ввели обычай приносить жертвы в честь своих предков и взимать дань за обеспечение мира.

В дальнейшем Снорри все больше начинает рассказывать о военных походах и междоусобицах между крупными и мелкими конунгами на Севере. Мы узнаем, что большая рать из Норвегии напала на Швецию. И случилось так, что Балтийские страны и Северная Германия также были вовлечены в эти распри. Так постепенно сложилась картина, какую рисуют древние и средневековые писатели об аланах[88] и других воинственных всадниках, пришедших на Кавказ с востока через Волгу и живших не земледелием и скотоводством, а набегами и разбоем. Ворваться в чужую страну и отобрать плоды чужого труда считалось, очевидно, приличествующим занятием для королевских ратников и веселым времяпрепровождением для авантюристов среди крестьян и рыбаков. Итак, через двадцать поколений после Одина появились предвестники той эпохи, которую на Севере называют эпохой викингов.

Снорри: «Ингвар, сын Эйстейна конунга, стал тогда конунгом в шведской державе. Он был очень воинствен и часто ходил в морские походы, ибо на Швецию тогда регулярно совершали набеги и датчане, и люди из Восточных стран[89]. Ингвар конунг заключил мир с данами и стал ходить в походы в восточные страны.

Одним летом он собрал войско и отправился в страну эстов, и разорял ее в том месте, что называется „У камня“. Тут нагрянули эсты с большим войском, и произошла битва. Войско эстов было так велико, что свеи не могли ему противостоять. Ингвар конунг пал, а дружина его бежала. Он погребен там в кургане у самого моря. Это в Адальсюсле. Свеи уплыли домой после этого поражения»[90].

Тур. Считается, что рост населения и нехватка годной к обработке земли стали причиной возросших набегов на чужие земли с целью грабежа, что только еще больше способствовало кровной мести.

Снорри: «Энунд, сын Ингвара, правил после него в Швеции[91]. В его дни в Швеции долго царил мир, и у него было очень много всякого добра. Однако сначала конунг Энунд отправился с большим войском в страну эстов, чтобы отомстить за своего отца. Высадившись там, он разорил всю страну и захватил большую добычу. Осенью он вернулся в Швецию. В его дни в Швеции были хорошие урожаи. Из всех конунгов Энунда любили больше всех. Швеция — лесная страна, и лесные дебри в ней настолько обширны, что их не проехать и за много дней. Конунг Энунд затратил много труда и средств на то, чтобы расчистить леса и заселить росчисти. Он велел также проложить дороги через лесные дебри, и тогда среди лесов появилось много безлесных земель. На них стали селиться крестьяне. Народу, который мог бы здесь поселиться, было достаточно. Конунг Энунд проложил дороги по всей Швеции через леса, болота и горы, поэтому его прозвали Энунд-Дорога[92]. Конунг Энунд построил себе усадьбы во всех областях Швеции и ездил по всей стране по пирам»[93].

Пер. Итак, мы узнали о необычайно добром конунге в земле свеев, которого прозвали Браут-Энунд, потому что он много сделал, чтобы выкорчевать лес и построить дороги. И все же сначала он отправился с ратью в страну эстов, чтобы отомстить за отца, погибшего там во время ратного похода. Кровная месть была еще во времена Снорри настолько само собой разумеющимся понятием, что ему и не надо было давать более детального объяснения. Энунд не мог принять бразды правления королевством, прежде чем он не отомстил за отца, погибшего в Эстланде. А поскольку кровная месть была обязательством не только перед родом, но и перед всем народом, то она превращалась в священный долг. И поэтому обычай кровной мести существовал на протяжении многих поколений.

По всей вероятности, именно Энунд погребен в «Кургане Энунда», недалеко от города Вестерос на западном берегу озера Меларен. Здесь находится довольно внушительный старинный могильник, в центре которого возвышается один из самых крупных курганов Севера — 14 м высотой и почти 60 м в диаметре. Никто не знает, сколько лет этому кургану и курганам вокруг. Они еще не раскопаны и могут с таким же успехом относиться как к бронзовому веку, так и ко времени переселения народов. Значение этого места как древнего культурного центра неоспоримо. У подножия огромного кургана расположены еще два необычайно длинных кургана в форме ладей, каждый по 50 м длиной, т. е. в два раза длиннее корабля Гукстада. Там стоит также рунический камень с именем Энунда; этот камень до 1960-х гг. лежал перевернутым. Исследователи полагают, что это могильный холм Браут-Энунда, и в таком случае он был воздвигнут в начале VII в., т. е. в так называемый «вендельский период»[94]. Это было длительное время мирного развития и экспансии, что вполне соответствует описанию Снорри.

Тур. Однако следующее поколение характеризуется междоусобицами и распрями между потомками Одина по всему Северу. Сын миролюбивого Браут-Энунда — Ингьяльд Коварный вызвал целую лавину кровной мести, что привело к конфликтам по всей Скандинавии, в результате чего один из представителей рода Инглингов сбежал в норвежские земли и стал там конунгом.

Пер. Сын Браут-Энунда получил прозвище Коварный, и это прозвище перешло по наследству и к его дочери Асе. Сага рассказывает, что Ингьяльд Коварный стал таким злым и отвратительным, потому что в детском возрасте съел волчье сердце. Его жестокая дочь Аса унаследовала жуткий характер отца, в то время как ее младший брат Олав был человеком чести, как и дедушка. Именно Олав положил конец череде кровной мести, начатой его отцом, и сбежал от всех этих междоусобиц в Норвегию.

Тур. Ведь ты родом как раз из тех мест в Швеции, где ужасный Ингьяльд Коварный так внезапно разрушил мирный порядок, установленный его отцом. У Снорри написано, что Браут-Энунд погиб в лесу под лавиной камней, так что у его сына не было никаких причин для кровной мести. Что же тогда случилось?

Пер. Ингьяльд Коварный положил начало кровной мести сразу же, когда пил «кубок браги»[95] на тризне по отцу: он поклялся увеличить свою державу вполовину во все четыре стороны или умереть. И он тут же начал выполнять свою клятву: запер и сжег шестерых из приглашенных на поминки соседних конунгов и забрал себе их земли. Еще шестерых конунгов в королевстве свеев он лишил жизни обманом. Свою жестокую дочь Асу Коварную Ингьяльд выдал замуж за конунга Гудрёда в Сконе. Сначала она заставила Гудрёда убить своего брата Хальвдана, а когда это было сделано, Аса убила его самого. Но тут случилось так, что сын Хальвдана, воинственный Ивар Широкие Объятия, вернулся в Сконе с победой, но оказался против своей воли вовлечен в страшнейший разгул кровной мести в истории Скандинавии. Во время своего морского похода он покорил земли от Англии на западе до Гардарики на востоке. Когда Ингьяльд и его дочь поняли, что не смогут противостоять войску Ивара, они пригласили гостей, подожгли зал и сгорели там заживо со всей своей гридью…

Все это мы проходили в школе по краеведению. У нас даже была экскурсия в замок Рэнинг, и мы видели руины королевского дворца Ингьяльда Коварного. Они находятся недалеко от дома, где я родился.

Прибытие Инглингов в Норвегию

Тур. После пожара в Упсале и самосожжения Ингьяльда в истории Скандинавии начинается новая глава. Олав, сын Ингьяльда, был малолетним и жил у своего дедушки по матери, конунга в Вестерготланде. Олав не имел причин для кровной мести, поскольку его отец сам был виноват в своей смерти. Однако у потомков двенадцати конунгов, которых убил его отец, все основания для мести имелись. Были они и у Ивара Широкие Объятия.

Это вынудило Олава бежать со своей гридью вглубь страны, в Вермланд, что возле теперешней норвежской границы. Он стал там корчевать лес и возделывать землю, как это делал его дед Браут-Энунд.

Пер. А согласно Снорри, в то же время фактически началось объединение Швеции в единое государство, ибо, когда Олав бежал в земли своего деда в Вермланде, Ивара Широкие Объятия чтили как героя в земле свеев: ведь среди двенадцати конунгов, убитых отцом Олава, прежде чем он сгорел сам, был и дядя Ивара Широкие Объятия — конунг Гудрёд Сконе.

Снорри: «Ивар Широкие Объятия подчинил себе всю шведскую державу. Он завладел также всей датской державой и большей частью Страны Саксов, всей Восточной Державой[96] и пятой частью Англии. От его рода произошли конунги датчан и шведов, которые были единовластными в своей стране. После смерти Ингьяльда Коварного уппсальская держава ушла из рук Инглингов, насколько можно проследить их родословную.[97]»

Пер. Многие шведские ученые не признают Ивара Широкие Объятия как историческую личность, а считают его легендарным персонажем. Однако на помощь Снорри приходит археология: обнаружено много общего между знаменитыми археологическими памятниками в Венделе и Вальсъерде близ Упсалы и находками в Саттон-Ху[98] в Суффолке в Англии. Английские и шведские археологи едины в том, что существует удивительное сходство между предметами, найденными при раскопках могильников в этих различных географических районах. Особенно похожи специфические шлемы и украшения. Вендель и Вальсъерде находятся недалеко от Упсалы, где стал конунгом Ивар Широкие Объятия, а Саттон-Ху был расположен в той пятой части Англии, которая, согласно Снорри, досталась Ивару по наследству. Археологи указывают на сходство и видимую связь между этими местами раскопок, но никто ни в Англии, ни в Швеции не упоминает имени Ивара Широкие Объятия. В обоих местах находки датируются VII в., и это вполне совпадает с хронологией Снорри в отношении Ингьяльда Коварного и Ивара Широкие Объятия, которые, должно быть, жили именно в это время. И как раз в это время в районе Упсалы совершается переход от захоронений в курганах к захоронениям в ладьях.

Датчане же, напротив, сразу признали, что Ивар Широкие Объятия — личность историческая. В книге «История Дании в языческие времена»[99] профессор Н. М. Петерсен, известный датский филолог и историк, ссылается на три различных датских источника, в которых упоминается Ивар Широкие Объятия. Это перечень предков XII в. и два так называемых «Ряда рун», где Ивар Широкие Объятия упомянут как дедушка известного датского конунга Рагнара Лодброка[100], от которого в пятом колене произошел Харальд Прекрасноволосый. Эти датские родословные, к составлению которых Снорри не имел никакого отношения, восходят к Одину и его сыну Скьёльду, которого Один посадил править в Дании.

Тур. Итак, Ивар Широкие Объятия положил конец господству Инглингов в Свеарики[101], однако в то же время именно он, согласно Снорри, начал объединение Швеции в единое государство.

Пер. Возможно, именно это и не понравилось шведским ученым: ведь Ивар Широкие Объятия был датчанином.

Тур. С уроженца Швеции конунга Олава начинается, собственно говоря, история Норвегии. В то время как Ивар подчинил себе большую часть Северной Европы, Олав спокойно жил в приграничной с Норвегией области и корчевал там леса.

Снорри: «Когда Олав, сын Ингьяльда конунга, узнал о смерти своего отца, он отправился в поход с теми людьми, которые захотели идти с ним, ибо большая часть шведов[102] все как один хотели изгнать род Ингьяльда и всех его друзей. Олав отправился сначала в Нерики, но, когда шведы об этом проведали, ему нельзя было больше там оставаться. Тогда он направился на запад через леса к той реке, что впадает с севера в Венир[103] и называется Ельв. Там они остановились, стали расчищать и выжигать леса и потом селиться. Вскоре край был заселен. Они назвали его Вермаланд. Там были хорошие земли. Когда в Швеции[104] услышали, что Олав расчищает леса, его прозвали Лесорубом, и это было насмешкой над ним. Олав женился на девушке, которую звали Сёльвейг или Сёльва. Она была дочерью Хальвдана Золотой Зуб с запада из Солейяр. Хальвдан был сыном Сёльви, сына Сёльвара, сына Сёльви Старого, который первый расчистил лес в Солейяр»[105].

Тур. Таким образом, Олав оказался первым конунгом из рода Инглингов, обосновавшимся на земле, которой впоследствии суждено было стать норвежской. К этому времени страна уже была обжита, возможно, частично потомками Сэмунда, сына Одина. Там было много мелких конунгов, каждый из которых управлял своей территорией, причем названия этих мест совпадают с современными географическими названиями местностей и губерний в Норвегии. Корчевать лес там начал дедушка норвежской невесты Олава, очевидно, примерно в то же время, когда этим на шведской стороне занимался дед Олава — Браут-Энунд. Однако в те времена не было границы между Швецией и Норвегией.

Пер. Я хочу обратить внимание на то, что Снорри пишет о Хальвдане Золотой Зуб, тесте Олава Лесоруба, а именно на то, что тот жил «к западу от Солейяр». Географически в этом месте находится известный курган Ракнехауген[106] в Румерике. С помощью радиоуглеродного метода установлено, что курган насыпан около 600 г. н. э. ± 50 лет, т. е. в то же время, когда жил Олав Лесоруб. Конструкция кургана довольно необычная для Севера: он построен из 4 тыс. кубометров бревен, покрытых землей и песком. Один только верхний слой состоит почти из 25 тыс. бревен. Хотелось бы считать этот курган достойным монументом конунгу, прозванному Лесорубом, потому что он вырубал лес, чтобы возделывать землю. Здесь есть о чем подумать. А тот факт, что в могильнике захоронены сожженные тела, также дает пищу для размышлений.

Тур. Курган Ракнехауген был детально описан в 1996 г. в докторской диссертации известного норвежского археолога Дагфинна Скре[107]: «Распределение археологических находок подтверждает гипотезу о том, что верхушка аристократии, господствовавшая над всей Румерике, обитала в Яссхейме. Большая концентрация могил на малом географическом пространстве свидетельствует о том, что господин, возможно, жил в одной из усадеб, а его приближенные получили большие усадьбы поблизости. Усадьбы центральной части Яссхейма примечательны тем, что такого количества огромных усадеб нет ни в одном другом месте…»

Сегодня это место называется Йессхейм. Я позвонил в коммуну Улленсакер и получил подтверждение того, что в старину это место действительно называлось Яссхейм. Привожу ответ директора местного управления культуры Кнута Эрика Хамберга: «Йессхейм — это название железнодорожной станции с 1850-х гг., а Ясхеймр, или Яссхеймр, — это бывшее название одного из трех сел в Улленсакере, которое, как полагают, принадлежало большой усадьбе и этимологически происходит от слова heimr. Вот почему археологи выбрали старинное написание…»

В местном управлении культуры очень удивились тому, что я проявил интерес к этому названию. Тогда я объяснил, что в старинных кавказских рукописях упоминается народ асы, или яссы, живший там, где мы вели раскопки, т. е. в Азове. Однако мы еще вернемся к этому позже.

Пер. Интересно, что недалеко от кургана Ракнехауген, по словам археолога Дагфинна Скре, было место, под названием Одинсхоф. Таким образом, капище Одина и обитель ясов находились в одном и том же археологически интересном районе, который, согласно Снорри, был первым местожительством Инглингов в Норвегии. Однако давай вернемся к Снорри и посмотрим, что он пишет об Олаве Лесорубе.

Снорри: «У Олава и Сёльвы было два сына — Ингьяльд и Хальвдан. Хальвдан вырос в Солейяр у Сёльви, своего дяди по матери. Его прозвали Хальвдан Белая Кость.

Очень многие бежали из Швеции, будучи объявлены Иваром вне закона. Они слышали, что у Олава Лесоруба в Вермаланде хорошие земли, и к нему стеклось так много народу, что земля не могла всех прокормить. Случился неурожай, и начался голод. Люди сочли, что виноват в этом конунг, ибо шведы обычно считают, что конунг — причина как урожая, так и неурожая. Олав конунг пренебрегал жертвоприношениями. Это не нравилось шведам, и они считали, что отсюда и неурожай. Они собрали войско, отправились в поход против Олава конунга, окружили его дом и сожгли его в доме, отдавая его Одину и принося его в жертву за урожай. Это было у Венира озера…

Те из шведов, что умнее, однако, видели: голод из-за того, что народу больше, чем земля может прокормить, и конунг тут не при чем. Было решено двинуться со всем войском на запад через лес Эйдаског и неожиданно появиться в Солейяр. Там они убили Сёльви конунга и полонили Хальвдана Белая Кость. Они сделали его своим вождем и дали ему звание конунга. Тогда он подчинил себе Солейяр. Затем он двинулся с войском в Раумарики[108], воевал там и подчинил себе этот край силой оружия.

Хальвдан Белая Кость был могущественным конунгом. Он был женат на Асе, дочери Эйстейна Сурового, конунга жителей Упплёнда. Он правил Хейдмёрком[109]. У Асы с Хальвданом было два сына, Эйстейн и Гудрёд. Хальвдан захватил большую часть Хейдмёрка, Тотн, Хадаланд и бо́льшую часть Вестфольда. Он дожил до старости, умер от болезни в Тотне, и тело его было перевезено в Вестфольд, где он был погребен в кургане в Скирингссале, в месте, которое называется Скерейд…

Ингьяльд, брат Хальвдана, был конунгом в Вермаланде, но после его смерти Хальвдан конунг подчинил себе Вермаланд и до самой своей смерти брал с него дань и назначал туда ярлов»[110].

Тур. Приходится только удивляться тому, откуда Снорри знал имена всех этих людей и названия местностей? Видимо, он располагал не сохранившимися в дальнейшем руническими письменами, которые ему удалось увековечить латинскими буквами на пергаменте, прежде чем они пропали. Снорри рассказывает далее, что сын Хальвдана Белая Кость — Эйстейн стал после отца конунгом в Румерике и унаследовал также Вестфольд, взяв в жены дочь тамошнего конунга, у которого не было сыновей. Таким образом он стал первым из рода Инглингов, кто владел большой территорией побережья в Норвегии, принадлежавшей раньше множеству незначительных конунгов. Создается впечатление, что именно этот факт способствовал началу того периода в истории Скандинавии, который мы называем эпохой викингов.