Каттнер Генри

Тень на стене

Генри Каттнер

Тень на стене

Премьерный показ \"Мастера пыток\" проходил в кинотеатре \"Беверли Хиллс\". Публика была настроена благожелательно, аплодировала, но я почему-то вздрогнул, когда на экране появились титры: \"Режиссер Питер Хэвиленд\". Если давно варишься в кинобизнесе, иногда бывают такие предчувствия; я часто определял неудачу картины еще до того, как прокручивались первые сто футов пленки. Однако \"Мастер пыток\" был не хуже дюжины подобных фильмов, снятых за последние несколько лет.

Я отрабатывал шаблонную коммерческую формулу и сам знал это лучше всех. Со звездой все было в порядке, гримеры поработали отлично, диалоги шли исключительно гладко. И все-таки фильм оказался коммерческой поделкой, как говорится, не из тех, что мне хотелось бы снимать.

Я посмотрел, как на экране мелькают кадры, потом, ободренный периодическими аплодисментами, встал и вышел в вестибюль. Там бродили несколько парней со студии \"Саммит Пикчерс\", курили и комментировали фильм. Энн Говард, игравшая в \"Мастере пыток\" главную женскую роль, заметила мою хмурую физиономию и потащила меня в угол. Энн была из редкого типа девушек, которые хорошо выглядят на экране без всякого грима, с которым, кстати, человек начинает походить на оживленный труп. Она была невысока, с карими глазами, темными волосами и смуглой кожей. Мне бы очень хотелось снять ее в роли Питера Пэна. Тот самый тип, понимаете?

Однажды я объяснился ей в любви, но она не приняла этого всерьез. Честно говоря, я и сам не знал, серьезно ли тогда говорил. Так вот, Энн провела меня в бар и заказала выпивку.

-- Не строй из себя несчастного. Пит, -- сказала она. -- Фильм будет иметь успех, принесет достаточный доход, чтобы удовлетворить шефа, и не повредит моей репутации.

В этом она была права. У Энн в фильме была большая роль, и она неплохо с ней справилась. А фильм будет кассовым. Несколько месяцев назад студия \"Юниверсал\" выпустила \"Ключи ночи\" с Карлофом, и публика уже созрела для очередного ужастика.

-- Знаю, -- ответил я, знаками прося бармена наполнить мой бокал. -- Но мне уже надоела эта халтура. Боже мой, как бы я хотел сделать второй \"Кабинет доктора Калигари\".

-- Или вторую \"Обезьяну Бога\", -- добавила Энн.

Я пожал плечами.

-- Может, и так. Энн, есть масса возможностей показать на экране нарастающий страх... но ни один продюсер не примет действительно хорошего фильма такого типа. Скажут, что это, мол, претенциозно и что такой фильм непременно провалится. Если бы я стал независимым... Впрочем, Хехт и Макартур пытались, а теперь снова работают в Голливуде.

Появился какой-то знакомый Энн и заговорил с нею. Я заметил, что кто-то машет мне, извинился перед девушкой и подошел к нему. Это был Энди Уорт, самый беспринципный журналист Голливуда. Я знал, что он мошенник и чудовищный трус, но знал и то, что у этого типа больше конфиденциальной информации, чем в колонке Винчелла. Уорт был низеньким и толстым, с ухоженными усами и черными прилизанными волосами. Он считался бабником и проводил большую часть времени, пытаясь добиться благосклонности красавиц-актрис с помощью шантажа.

Разумеется, это не означало, что он был мерзавцем. Я симпатизирую любому, кто может в течение десяти минут вести интеллигентный разговор, а Уорт это умел. Погладив усы, он начал:

-- Я слышал, как вы говорили про \"Обезьяну Бога\". Интересное совпадение, Пит.

-- Да-а? -- Я был осторожен -- с этой ходячей рубрикой скандалов иначе нельзя. -- А почему?

Он глубоко вздохнул.

-- Ты, конечно, понимаешь, что у меня нет доступа к коммерческой информации и все это просто сплетни... но я открыл фильм, рядом с которым самые жуткие ужастики всех времен скучны, как... -- он замялся, подбирая сравнение.

Я заподозрил розыгрыш.

-- И как он называется? \"Мастер пыток\"?

-- Что? Нет... хотя сюжет Блейка заслуживает лучшего, чем работа твоих парней. Нет, Пит, тот, о котором я говорю, в прокате не будет... собственно, он еще не закончен. Я видел несколько отрывков. Называется он \"Безымянный\", и сделал его всего один человек... Арнольд Кин.

Уорт уселся поудобнее, наблюдая за моей реакцией. А я не мог скрыть удивления, потому что именно Арнольд Кин был режиссером пресловутой \"Обезьяны Бога\", которая прервала его успешную карьеру в кино. Публике эта картина совершенно не известна, она никогда не была в прокате. Студия \"Саммит\" списала ее в убытки, и не без причин, хотя это был один из самых удивительных и утонченных фильмов ужасов, которые я когда-либо видел. Кин снимал большинство сцен в Мексике, где имел над актерами практически неограниченную власть. Тогда погибло несколько мексиканцев, и ходили всевозможные слухи, но дело замяли. Я разговаривал с людьми, бывшими с Кином в Такско, и все они говорили о нем с каким-то страхом. Кин готов был на что угодно, лишь бы сделать из \"Обезьяны Бога\" шедевр жанра.

Несомненно, это был необыкновенный фильм. Существует только оригинал ленты, хранящийся в запертом подвале студии \"Саммит\", и видели его немногие. Кин совершил на экране то же самое, что Мэйген сделал в литературе ужасов, -- и это буквально ошеломляло.

-- Значит, Арнольд Кин? -- обратился я к Уорту. -- А я думал, что он давно умер.

-- Нет. Он купил себе имение недалеко от Туджунги и там отшельничает. Знаешь, после той историй у него было маловато денег, и прошло почти пять лет, прежде чем он набрал достаточно башлей, чтобы начать работу над \"Безымянным\". Он всегда говорил, что \"Обезьяна Бога\" была ошибкой и что он собирается создать настоящий шедевр. И он его создал. Он снял фильм... совершенно фантастический. Говорю тебе, у меня волосы дыбом стояли.

-- А кто у него снимается? -- спросил я.

-- Анонимы. Знаешь, старый русский трюк. А главную роль играет... тень.

Я вытаращился на него.

-- Правда-правда, Пит. Тень чего-то такого, что никогда не появляется на экране. Странно звучит, правда? Ты просто должен сам это увидеть!

-- Очень бы хотел, -- заверил я его. -- Честно говоря, именно это я и собираюсь сделать. Может, Кин пустит это через \"Саммит\".

Уорт расхохотался.

-- Никаких шансов. Ни одна студия не примет этот фильм. Я даже не буду писать о нем в своей колонке. Но это -- настоящее, Пит.

-- У тебя есть адрес Кина? -- спросил я.

Уорт дал мне его.

-- Но не езди до вечера среды, -- предупредил он. -- К среде будут готовы первые позитивы, по крайней мере большая их часть. И, разумеется, держи язык за зубами.

Тут в бар ввалилась толпа охотников за автографами, и нас с Уортом разнесло в разные стороны. Впрочем, это уже не имело значения -- я получил всю потребную информацию. Самые фантастические домыслы клубились в моей голове. Кин был одним из гениев экрана, а его талант проявился в области ужасного. Однако в отличие от издателей книг киностудии обеспечивают развлечение не маленькой группе привередливых читателей, фильм должен нравиться всем.

Наконец я сумел вырваться и забрал Энн на танцы в Бел-Эйр. Но о Кине я не забыл. К следующему вечеру нетерпение мое так разыгралось, что я не мог больше ждать. Я позвонил Уорту, но он куда-то вышел. Странно, но я не сумел найти его и в следующие несколько дней; даже в редакции мне не смогли помочь. Разъяренный издатель сказал, что Ассошиэйтед Пресс что ни час присылает ему очередную телеграмму, требуя статью Уорта, но тот словно растворился в воздухе. У меня появились дурные предчувствия.

Был вечер вторника, когда я выехал из студии и напрямую, через Гриффит-Парк, мимо Планетария, добрался до Глендейла. Оттуда я направился в Туджунгу -- по адресу, который дал мне Уорт. Раз или два мне показалось, что за мной едет черное \"купе\", но уверенности у меня не было.

Дом Арнольда Кина стоял в небольшом каньоне, укрытом среди гор Туджунги. Чтобы добраться туда, пришлось проехать несколько миль по извилистой грязной дороге и переправиться вброд через два ручья. Дом стоял вплотную к стене каньона. На крыльце стоял какой-то мужчина и смотрел, как я парковал машину.

Это был Арнольд Кин. Я узнал его сразу. Худощавый, ниже среднего роста, с коротко остриженными седыми волосами и холодным суровым лицом. Ходили слухи, что, прежде чем прибыть в Голливуд и американизировать фамилию, Кин был прусским офицером, и глядя на него, я склонен был в это поверить. Его глаза, совершенно лишенные глубины, напоминали два бледно-голубых мраморных шарика.

-- Питер Хэвиленд! -- воскликнул он. -- Я ждал вас не раньше завтрашнего вечера.

Я протянул ему руку.

-- Простите, если помешал. Честно говоря, после того, что Уорт наговорил о вашем фильме, мне стало просто невтерпеж. Его случайно нет здесь?

Плоские глаза не выражали ничего особенного.

-- Нет. Однако заходите. К счастью, работа заняла меньше времени, чем я предполагал. Осталось еще несколько эпизодов -- и фильм готов.

Он проводил меня в дом, современный и богато обставленный. Под воздействием хорошего коньяка мои подозрения постепенно развеивались. Я сказал Кину, что всегда восхищался \"Обезьяной Бога\".

Он покривился.

-- Дилетантизм, мистер Хэвиленд. В этом фильме я слишком педалировал на избитые формулы. Обычный культ Дьявола, перевоплощение Жиля де Реца и садизм. Это не настоящий хоррор.

Я заинтересовался.

-- Может быть. Но фильм настолько выразителен...

-- В психике человека нет места невероятному. Только намек на нечто совершенно нечеловеческое и ненормальное может вызвать у нас чувство подлинного страха. Только это плюс человеческая реакция на такие сверхъестественные явления. Возьмем какой-нибудь известный фильм ужаса... Скажем, \"Хорла\", рассказывающий о реакции человека на совершенно чуждое ему существо. \"Вербы\" Блеквуда, \"Черная печать\" Мэйгена, \"Сияние извне\" Лавкрафта -- повсюду мы имеем дело с чем-то абсолютно чуждым, вторгающимся в нормальную жизнь. Садизм и смерть, конечно, помогают, но сами по себе не создадут атмосферу ужаса настоящего.

Я читал все эти рассказы.

-- Однако нельзя снять то, чего даже невозможно описать. Каким образом вы показали бы невидимых существ в \"Вербах\"?

Кин помешкал.

-- Думаю, на этот вопрос ответит мой фильм. У меня внизу просмотровый зал...

У двери резко прозвенел звонок, и я отметил быстрый взгляд, брошенный на меня Кином. Извинившись, он вышел и вскоре вернулся в обществе Энн Говард. Она смущенно улыбалась.

-- Ты забыл о нашем свидании, Пит? -- спросила она меня.

Только теперь я вспомнил, что две недели назад обещал взять Энн на прием в Лагуна-Бич. Но меня настолько заинтриговал новый фильм Кина, что свидание просто вылетело у меня из головы. Я пробормотал извинения.

-- О, все в порядке, -- прервала она меня. -- Мне куда интереснее здесь... если, конечно, мистер Кин не против. Его фильм...

-- Ты тоже знаешь о нем?

-- Я ей сказал, -- вставил Кин. -- Когда она объяснила, зачем приехала, я позволил себе пригласить ее на просмотр. Мне не хотелось, чтобы она вас отсюда вытащила, -- с улыбкой закончил он. -- Немного коньяку для мисс... э-э?

Я быстро представил их друг другу.

-- ...для мисс Говард, а потом -- \"Безымянный\".

После этих слов в моей голове словно звякнул тревожный звонок. Я вертел в руках тяжелее металлическое пресс-папье и, когда Кин на секунду отвернулся к буфету, под влиянием импульса сунул его в карман. Впрочем, это не могло бы противостоять пистолету. Я никак не мог понять, что со мной творится. Атмосфера страха и подозрительности нарастала, казалось, безо всяких причин. Когда Кин повел нас вниз, в просмотровый зал, я чувствовал, что у меня по спине бегают мурашки. Это было непонятно, но решительно неприятно.

Кин повозился в аппаратной, потом присоединился к нам.

-- Современная техника -- это истинное благословение, -- сообщил он. -Мне незачем мучиться, и я не нуждаюсь ни в какой помощи при съемках с тех пор, как установил автоматические камеры. Проектор тоже автоматический.

Я почувствовал, как Энн прижимается ко мне.

Обняв ее, я сказал:

-- Да, это помогает. А как с распространением фильма, мистер Кин?

В его голосе появилась жесткая нотка.

-- Он не будет распространяться. Мир еще не готов принять его. Возможно, лет через сто он пожнет славу, которую заслуживает. Я делаю его для потомков и потому хочу создать шедевр хоррора.

С приглушенным щелчком включился проектор, и на экране появилось название -- \"Безымянный\".

-- Это немой фильм, -- звучал в темноте голос Кина, -- за исключением одного эпизода в самом начале. Звук ничего не добавляет к атмосфере ужаса, он лишь помогает усилить иллюзию реальности. Потом будет наложена подходящая музыка.

Я не ответил, потому что на сером прямоугольнике перед нашими глазами появилась книга -- \"Цирк доктора Лао\". Чья-то рука открыла книгу, длинный палец заскользил по строкам, а бесстрастный голос читал:

\"Вот капризы природы -- потомство не видов, но Вселенной; вот страшные существа, рожденные от вожделения сфер. Мистицизм объясняет то, чего наука объяснить не в силах. Послушай: когда великая сила плодовитости, заселившая миры по приказу богов, создала их, когда ушли небесные акушеры и жизнь распространилась во Вселенной, первичное лоно было еще не вычерпано до конца. И тогда страшная творящая сила содрогнулась на ложе в последней родовой судороге и дала жизнь этим кошмарным существам, этим недоношенным плодам Мира\".

Голос умолк, книга исчезла, и на экране появилось изображение рассыпающихся от старости руин. Столетия покрыли шрамами и трещинами камни, некогда украшенные человеком; следы рельефа были едва заметны. Это напоминало мне руины, которые я видел на Юкатане.

Камера спустилась вниз -- казалось, руины растут, а в земле открылась пропасть.

-- Район разрушенных святилищ, -- сообщил Кин. -- Теперь -- смотрите...

Впечатление было такое, словно зритель нырнул в шахту. Мгновение на экране царила тьма, потом луч солнечного света осветил статую божка, стоявшего, вероятно, в подземной пещере. В потолке виднелась узкая яркая щель. Божок был на редкость отвратителен.

Я видел его всего мгновение, но у меня осталось впечатление чего-то массивного, яйцеобразного, а если точнее -- похожего на шишку или ананас. Существо имело какие-то неопределенные черты, придававшие ему совсем уж гадкий вид; впрочем, оно тут же исчезло, смененное изображением ярко освещенного салона, наполненного веселыми парами.

Собственно сюжет начинался с этого момента. Я не знал никого из актеров и актрис; видимо, Кин нанимал их в массовках и тайно работал у себя дома. У меня создалось впечатление, что большинство съемок в помещении и несколько кадров на природе сделаны в этом самом каньоне. Режиссер использовал трюк с \"подгонкой\", который сберегает киностудиям немалые деньги. Я и сам частенько делаю то же самое. Говоря по-простому, это означает, что действие по возможности тесно увязывается с действительностью. Например, когда прошлой зимой мы работали с группой актеров у озера Арроухед и неожиданно выпал снег, я велел переделать сценарий так, чтобы можно было продолжать и на снегу. То же делал и Кин, порой даже слишком реалистично.

\"Безымянный\" рассказывал о человеке, которого все порицали за его фанатический интерес ко всему невероятному и странному, человеке, решившем создать произведение искусства -- подлинный шедевр чистого ужаса. Поначалу он экспериментировал, снимая довольно необычные фильмы, вызывавшие возмущение общественности. Однако этого ему не хватало. Это была лишь актерская игра, а он хотел чего-то большего. Актер не может убедительно изображать ужас, решил он, даже самый талантливый. Настоящие эмоции должны быть пережиты, чтобы их стоило переносить на экран.

В этом месте \"Безымянный\" перестал повторять историю Кина и свернул в сторону чистой фантазии. Главного героя играл сам Кин, в чем не было ничего необычайного -- режиссеры нередко снимаются в своих фильмах. Из ловко смонтированных эпизодов зритель узнавал, что Кин в своих поисках попал в Мексику, где с помощью древней карты нашел развалины святилища ацтеков. В этом месте, как я уже говорил, фильм уходил от действительности, вторгаясь в область событий странных и непонятных.

Под разрушенным алтарем скрывался бог -- давно забытый бог, которому поклонялись еще до того, как из лона веков родились ацтеки. По крайней мере местные жители считали его богом и возвели в его честь храм, но Кин намекал, что на самом деле существо это было одним из \"капризов природы\" -- тех диковин, которые просуществовали целые эпохи, ведя жизнь, совершенно отличную от человеческой. Существо ни разу не появилось на экране, за исключением нескольких кадров в темном подземелье. Оно было десяти футов в высоту и имело вид бочки, ощетинившейся странными остроконечными наростами. Самой удивительной деталью его был камень в закругленной верхней части тела -- отполированный кристалл размером с детскую голову. Вероятно, в этом кристалле и сосредоточивалась жизнь существа.

Создание это не было мертвым, но не было и живым в общепринятом смысле этого слова. Когда ацтеки наполняли храм горячими испарениями человеческой крови, существо оживало, а камень испускал неземное сияние. Но co временем жертвоприношения прекратились, и существо погрузилось в спячку, напоминающую анабиоз. В фильме Кин возвращал его к жизни.

Он тайно привез его к себе домой и поселил бога-чудовище в подвале. Помещение было оборудовано специально: он установил там автоматические камеры и тщательно продуманное освещение, чтобы съемку можно было вести одновременно из нескольких мест, а затем монтировать отснятые кадры. И вот тут я заметил проблеск гения.

Я всегда знал, что Кин -- настоящий профессионал, однако в сценах, которые мы увидели позднее, меня не столько восхитили технические трюки -достаточно мне знакомые, -- а небывалая ловкость, с которой он придавал правдоподобной актерской игре реальность. Его герои не играли -- они жили.

Точнее -- умирали, потому что в фильме их бросали в подвал на мучительную смерть, подобно жертвам, приносимым чудовищному богу ацтеками. Жертва пробуждала это существо к жизни, заставляла фантастически сиять камень, в котором заключалась его жизнь. По-моему, первая жертва была самой эффектной.

Подвал, где находился бог, был большой, но совершенно пустой, за исключением закрытой ниши, в которой стояла статуя. Зарешеченный проход вел в комнаты наверху. На экране появился Кин с револьвером, он гнал по проходу какого-то мужчину, одетого в комбинезон и с черной щетиной на неподвижном лице. Кин рывком открыл дверь и втолкнул жертву в подвал. Потом он закрыл решетку и склонился над пультом.

Вспыхнул свет. Мужчина остановился у решетки, а потом, повинуясь приказу Кина, медленно отошел к противоположной стене. Там он и стоял, оглядываясь по сторонам с тупым выражением лица. Свет очерчивал на стене его отчетливую тень.

А потом рядом с ним появилась вторая тень.

Она была огромной, округлой, с торчащими во все стороны толстыми шипами и темным наростом наверху -- камнем жизни. Тень чудовищного бога! Мужчина заметил ее и повернулся.

Безумный ужас исказил его лицо. При виде этой чудовищной, невероятно реалистической гримасы я почувствовал, как мурашки снова побежали у меня по спине. Это было слишком убедительно. Невозможно, чтобы этот человек просто играл!

А если-играл, значит -- был гениальным актером, так же как Кин -великолепным режиссером. Тень на стене дрогнула, принялась раскачиваться и несколько поднялась, держась на дюжине отростков, выдвинувшихся снизу. Шипы изменились -- они вытягивались, отвратительно извивались, напоминая червей.

Однако не метаморфоза тени заставила меня застыть на стуле, а скорее неподдельный ужас на лице мужчины. Он стоял, вытаращив глаза, а тень на стене раскачивалась, делаясь все больше и больше. Наконец человек с немым воплем бросился бежать. Тень заколебалась, словно в нерешительности, и медленно ушла за пределы кадра.

Но были и другие камеры, а Кин умело пользовался монтажом. Мужчина метался по подвалу, то и дело сверкали ослепительные вспышки, и по-прежнему страшная тень ползла по стене. Ни разу не было показано, что же бросало эту тень -- только сама тень, -- и это оказалось блистательным трюком. Я знал слишком много режиссеров, которые не могли устоять перед соблазном показать в фильме чудовище, уничтожая тем самым иллюзию: резина и папье-маше, как бы умело их ни использовали, никогда никого не убедят.

Наконец тени слились в одну -- гигантская, раскачивающаяся тварь с вьющимися щупальцами и черная тень мужчины. Он был схвачен и поднят вверх, несмотря на отчаянные попытки вырваться. Потом тени слились совсем, и мужчина больше не появлялся. Только темная шишка, венчавшая большую тень, побледнела и замерцала, словно из нее шло удивительное сияние, свет, насыщавшийся жертвой. Камень ожил.

Где-то рядом послышался шорох, Энн вздрогнула и прижалась ко мне в темноте. Из аппаратной донесся голос Кина:

-- Сцен с жертвами больше, мистер Хэвиленд, но я их еще не смонтировал, за исключением той, которую вы увидите через секунду. Как я говорил, фильм еще не закончен.

Я молчал, не отводя глаз от экрана, на котором разворачивалась фантастическая история. Экранный Кин вел в свою пещеру очередную жертву: это был невысокий, толстый мужчина с блестящими напомаженными черными волосами. Я не видел его лица, пока он не оказался заперт в подвале, и тогда вдруг дали крупный план, вероятно, с помощью телеобъектива. Пухлое лицо с небольшими усиками стремительно выросло до гигантских размеров, и я узнал Энди Уорта.

Это был тот самый пропавший журналист. Впервые видел я, как исчезает изысканность, покрывавшая его до тех пор тонким лаковым слоем. Глаза его выражали неподдельный страх. Когда на стене внезапно появилась призрачная тень, я подался вперед. Уорт заметил ее, и выражение его лица было... потрясающим, иначе не скажешь. Оттолкнув стул, я встал. Вспыхнул свет, экран погас.

Арнольд Кин стоял у двери, прямой, как всегда. В руке он держал револьвер, ствол смотрел мне в живот.

-- Вы лучше сядьте, мистер Хэвиленд, -- тихо сказал он. -- И вы тоже, мисс Говард. Я хочу вам кое-что сказать... и не желаю никаких мелодрам. Этот револьвер, -- он искоса посмотрел на него, -- необходим. Есть некоторые моменты, которые вы должны знать, мистер Хэвиленд, по причинам, которые поймете позже.

-- Вскоре у вас будут гости, мистер Кин, -- предупредил я его. -- Не думаете же вы, что я пренебрег обычными мерами предосторожности.

Он пожал плечами.

-- Разумеется, вы лжете. Кроме того, у вас нет оружия, иначе вы уже достали бы его. Я не ждал вас раньше завтрашнего вечера, однако приготовился. Короче говоря, хочу сообщить вам следующее: фильм, который вы только что видели, -- документальный.

Энн закусила губу. Я молчал, и Кин заговорил снова:

-- Неважно, верите вы мне или нет, потому что через несколько минут вынуждены будете поверить. Я рассказал вам кое-что о моих мотивах, о моем стремлении создать настоящий шедевр ужаса. И я создал его, точнее, завершу к завтрашнему дню. Исчезли какие-то бродяги и сезонники, а также репортер Уорт, однако я старался не оставлять следов. Вы будете последним исчезнувшим... вы и эта девушка.

-- Ты никогда и никому не сможешь показать этого фильма, -- сказал я.

-- Ну и что? Вы обычный ремесленник, мистер Хэвиленд, и не понимаете, что значит создать шедевр. Разве произведение искусства становится менее прекрасным от того, что оно укрыто? Я посмотрю этот фильм... а после моей смерти его увидит весь мир и признает мой гении, даже если он вызовет страх и ненависть. Реакции моих актеров не зависят от воли -- в этом-то все и дело. Как режиссер вы должны знать, что ничто не заменит подлинного чувства. Их реакции не были наигранными, это совершенно очевидно. Первой жертвой стал человек неинтеллигентный, тупой простак, страх которого основывался на суевериях. Следующая жертва представляла более высокий уровень -- бродяга, заглянувший в эти места несколько месяцев назад. Благодаря вам цикл будет закончен, поскольку вы будете знать, что вас ждет, и ваши попытки рационализировать страх добавят фильму пикантный привкус. А теперь оба встаньте, поднимите руки вверх и идите передо мной по коридору.

Все это было сказано быстро и бесстрастно, словно заученный урок. Рука Кина скользнула по стене за его спиной, и в дубовой панели появился черный прямоугольник. Я встал.

-- Делай, как он велит, Энн, -- сказал я. -- Может, потом...

-- И не надейтесь, -- прервал меня Кин, нетерпеливо поигрывая оружием. -- Случая не будет. Быстрее!

Мы вошли в отверстие, Кин шел следом. Он нажал выключатель, и проход осветился. Это был узкий туннель, пробитый в скале, он тянулся футов на десять и кончался у крутой лестницы. Кин провел нас вниз, задвинув сначала плиту в стене.

-- Она хорошо замаскирована, -- сообщил он, указывая на металлическую обшивку. -- Этот рычаг открывает ее изнутри, но никто, кроме меня самого, не найдет пружины, которая открывает ее снаружи. Полиция может хоть разрушить дом, но этого прохода не найдет.

Это стоило запомнить, хотя в тот момент толку от этих сведений было мало. Мы с Энн спускались по лестнице, пока она не кончилась в другом коротком коридоре. Дальнейший путь преграждала дверь из стальных прутьев. Кин открыл ее и сунул ключ в карман. Коридор, где мы оказались, был слабо освещен, и в нем стояли несколько стульев; пространство же за решетчатой дверью было совершенно темным.

Кин открыл дверь и жестом приказал мне входить. Закрыв ее за мной, повернулся к Энн. Я заметил, что лицо ее мертвенно-бледно.

То, что произошло потом, заставило меня яростно выругаться. Кин вдруг взмахнул пистолетом и ударил Энн по голове.

Девушка слишком поздно поняла его намерения. Она подняла руку, но не успела заслониться от удара. Беззвучно опустилась она на землю, из виска ее сочилась кровь. Кин перешагнул через нее и подошел к выключателю, вмонтированному в стену.

Невыносимо яркий, кинжальный свет резанул по глазам. Я крепко зажмурятся, потом открыл глаза и осмотрелся. Я был в жертвенной пещере, которую только что видел на экране. Высоко на стенах крепились камеры, они уже работали. Ослепительные дуговые лампы заливали меня светом со всех сторон.

Серый занавес отделял часть помещения у противоположной стены, но сейчас он был поднят и открывал глубокую нишу. В нише стоял какой-то предмет -- бочковатый, высотой футов десять, ощетинившийся шипами и увенчанный камнем, который пульсировал холодным сиянием. Этот предмет, серый и блестящий, словно лакированный, явно был прототипом киновского ацтексхого бога.

Странно: глядя на эту штуку, я почувствовал, что самообладание возвращается ко мне. Это, разумеется, была модель, бездушная и мертвая, поскольку в существе такой вот формы не могло быть жизни. Правда, Кин вполне мог установить в нем какие-нибудь механизмы.

-- Как видите, Хэвиленд, -- заговорил Кин из-за решетки, -- это создание существует на самом деле. Я наткнулся на его след в древних пергаментах, которые нашел в Библиотеке Хантингтона. Оно описывалось как интересная составляющая фольклора, но я заметил в этом нечто большее. Снимая в Мексике \"Обезьяну Бога\", я нашел разрушенный храм и то, что покоилось под алтарем.

Он коснулся выключателя, и из ниши позади существа вырвался свет. Я быстро повернулся. За моей спиной на стене поднялась моя собственная гротескно вытянутая тень, а рядом виднелось бесформенное пятно темноты, которое я недавно видел на экране.

Повернувшись спиной к Кину, я сунул руку в карман и тронул тяжелое пресс-папье, которое прихватил со стола. Сначала я хотел швырнуть его в Кина, но потом решил приберечь. Прутья решетки были слишком часты, кроме того, наш гостеприимный хозяин тут же застрелил бы меня.

Тут мое внимание привлекла тень на стене -- она шевельнулась. Потом поднялась, слабо раскачиваясь, шипы ее удлинялись. Существо уже не было бездушным и мертвым. Я резко повернулся и увидел, что предмет, отбрасывающий тень, невероятно переменился.

Он не имел уже бочкообразной формы. С дюжину гладких, поблескивающих отростков с уплощенными присосками на конце поддерживали стройное змеиное тело. И по всей длине этого серого столба выросли щупальца. Они росли и мерзко извивались по мере того, как этот воплощенный кошмар пробуждался к жизни. Кин не лгал. Чудовищный свидетель далекого прошлого, которого Кин привез из ацтекского капища, выбирался из ниши -- бесчисленное множество щупалец, оживленных вечным голодом.

Спас меня Кин. Он увидел, что я стою неподвижно, парализованный страхом перед гигантским созданием, понял, что я лишаю его эффектнейших кадров, и крикнул. Его хриплый крик разрушил опутавшие меня чары. Я повернулся, пробежал через пещеру к выходу и там вцепился в решетку, срывая кожу с рук.

-- Бегай! -- крикнул мне Кин; его плоские глаза горели. -- Он не может двигаться быстро! Берегись...

Извивающееся щупальце пронеслось мимо, и тошнотворный запах пижмы ударил мне в нос. Я отскочил и вновь пересек пещеру. Одни лампы погасли, вспыхнули другие. Кин склонился над пультом. Он манипулировал светом так, чтобы не потерять наши тени, чтобы в кульминационный момент фильма тень этой чудовищной твари оказалась на стене рядом с моей.

Это была кошмарная игра в пятнашки в ослепительном сиянии юпитеров, под бесстрастными взглядами камер. Я уклонялся, ускользал, сердце мое колотилось, кровь стучала в висках, а мрачная тень продолжала медленно двигаться по стене. Ноги мои устали от усилий, но я еще бегал... и это продолжалось часами... или веками.

Были и краткие моменты передышек, когда я хватался за решетку, проклиная Кина. Он не отвечал. Его руки танцевали над пультом, манипулируя лампами, взгляд метался по подвалу. Именно это меня и спасло.

Кин не заметил, что Энн шевельнулась и открыла глаза. Он не видел, как девушка, быстро оглядевшись по сторонам, тихо поднялась на ноги. К счастью, она была за спиной Кина, а он не поворачивался.

Я старался не смотреть на Энн, но это у меня плохо получалось. В последний момент я увидел изменившееся лицо Кина -- он резко повернулся, но стул уже опустился и разбился о его голову. Кин рухнул на колени, хватая воздух руками, а потом повалился набок.

Я находился у противоположной стены пещеры и на мгновение отвлекся от чудовища. Я следил за ним краем глаза, чтобы отскочить, если оно слишком приблизится, но оно вдруг покатилось вперед с неожиданной скоростью. Я пытался увернуться, но не успел; щупальце подсекло мне ноги, и я растянулся во весь рост. Тогда я попробовал откатиться, но еще одно гладкое серое щупальце обернулось вокруг моей левой руки.

Невыносимая боль пронзила плечо, когда чудовище подняло меня вверх. Я услышал как закричала Энн, потом раздались выстрелы. Пули вошли в мягкое тело чудовища, но оно не обратило на них никакого внимания. Тварь подтащила меня поближе к полыхающему камню, в котором концентрировалась ее жизнь.

И тут я вспомнил, что говорил Кин. Именно здесь могло оказаться уязвимое место этого чудовища. Пресс-папье по-прежнему лежало у меня в кармане. Я выхватил его, изо всех сил швырнул в сверкающий кристалл... и тот раскололся!

Пронесся звук, словно разом зазвонили тысячи хрустальных колокольчиков. Этот сверлящий звон ударил по ушам и тут же стих. И не осталось ничего, кроме света.

Это выглядело так, словно я освободил целое море огня. Дуговые лампы померкли, приглушенные потоком серебристого сияния. Холодное великолепие Арктура и ослепительный блеск тропической Луны слились в этом свете.

А потом свет погас, и я почувствовал, что падаю. Когда я рухнул на пол, страшная боль пронзила вывихнутую руку.

Ошеломленный, я поднялся, думая, что чудовище по-прежнему склоняется надо мной. Но его не было. Вместо него в нескольких футах от меня стоял предмет, похожий на бочку -- именно его я видел в нише. В его закругленной вершине, там, где прежде находился камень, зияла большая дыра. И я каким-то образом почувствовал, что существо это больше никому не причинит вреда.

Энн, держа в одной руке револьвер Кина, а в другой ключ, открыла дверь. Она побежала ко мне, я бросился навстречу.

Забрав у нее оружие, я проверил, заряжено ли оно.

-- Пошли, -- коротко сказал я. -- Пора убираться отсюда.

Энн крепко держала меня за руку, когда мы проходили мимо Кина, лежавшего ничком, и поднимались по лестнице. Рычаг за плитой, закрывавшей проход, легко поддался, и я следом за Энн вошел в просмотровый зал. Потом остановился, прислушиваясь.

Энн обернулась и вопросительно посмотрела на меня.

-- В чем дело, Пит?

-- Слушай, -- сказал я, -- забери из аппаратной катушки с пленкой. Мы возьмем их с собой и сожжем. Я сейчас вернусь, -- пообещал я и закрыл за собой плиту в стене.

Быстро и тихо я спустился по лестнице, держа оружие наготове и напрягая слух. Снизу доносилось какое-то бормотание.

Кин уже пришел в себя. Он стоял перед пультом спиной ко мне, и поверх его плеч я видел на стене тень чудовищного бога, теперь неподвижную и мертвую. Кин пел что-то на языке, которого я не знал, а руки его двигались, совершая странные жесты.

Бог знает, какие адские силы познал Кин в своем стремлении к невероятному! Я заметил, что чудовищная тень на стене чуть дрогнула. Один из шипов вдруг вытянулся, превратился в щупальце, и оно неуверенным, вкрадчивым жестом сперва потянулось вперед, а потом отдернулось и исчезло.

И тогда я убил Арнольда Кина.