Генри Каттнер
Ось времен
1. Встреча в Рио
Все это никогда не происходило, и теперь я могу это доказать. Но Ира Де Калб заставил меня ждать биллион лет, прежде чем я смог написать эту историю.
Итак, я начал с парадокса. Но главный парадокс заключается в том, что в этой истории нет ни одного парадокса. Вес в ней происходит по законам логики. Не логики человека, конечно. Не логики этого времени и пространства.
Я не знаю, совершат ли люди снова когда-нибудь такое путешествие, какое совершали мы, путешествие в это скрещение различных измерений, где вечно плавают миры, плавают вечно и никогда, плавают в пространстве и вне его, плавают по оси, протянувшейся через время от самого начала до самого конца. От самого начала, от первых туманностей, где начала конденсироваться материя, до самого конца, до абсолютной энтропии, когда вся структура космоса рухнет и превратится в хаос, тянется эта ось. От рассвета до заката. От начала до конца. И как наш материальный мир нанизан на ось пространства, тянущуюся через всю Вселенную, так сфера времени нанизана на свою ось, ось времени.
Я этого никогда не мог понять до конца. Это выше моего понимания. Потребовались объединенные знания трех великих цивилизаций, разделенных во времени, чтобы создать такую концепцию, в которую даже сама Вселенная входит лишь как незначительный параметр.
И даже этого оказалось недостаточно. Понадобилось лицо Эа – которое я никогда не смогу описать более или менее удовлетворительно.
Хотя я видел это лицо. Я видел его, сияющее в пурпурных сумерках заката, говорящее со мной шумом ветра, вечно несущегося над мертвой пустынной Землей в те времена, которые еще наступят. Я думаю, что Лицо вечно будет находиться там, на пустой поверхности мертвой планеты, и смотреть, как бесконечные дни сменяют ночи, долгие, как годы. Останутся звезды, и останется земля – могильный памятник людям, и Лицо останется, останется навсегда. Я был там. Я видел его. Был ли? Буду? Могу быть? Я уже не знаю.
Но из всех историй, рассказанных на Земле, эта больше всего заслуживает, чтобы ее рассказали.
Вес началось с того, что я был вовлечен в эксперимент. Теперь, когда я понимаю, что настоящее, прошлое и будущее – всего лишь каменные плиты тротуара, порядок которых может быть нарушен, я знаю, что первый шаг был сделан два месяца назад.
Это было в этом времени и в этом пространстве. Вернее, во времени и пространстве, которые существовали два месяца назад…
Что такое жизнь?
Для меня это Большая Гонка. Начинается она при твоем рождении. Ты вскакиваешь на тобогган, мчишься с горы, а в конце падаешь. Но ты можешь сделать только один заезд. Бесполезно требовать еще одну попытку. Тебя просто оттолкнут, так как много людей ждет своей очереди. Тебе дается всего лишь лет сорок-пятьдесят. И это все.
Я еду на тобоггане уже тридцать пять лет. Джереми Кортленд. Джереми Кортленд из «Деневер Порт, Фриско Пьюз, Бюллетень ЭйЭм, ЭйПи, Тайм, Кольер» – иногда штатный сотрудник, иногда на подхвате. Я наклонялся с тобоггана, пытаясь сорвать плоды с пролетающих мимо плодовых деревьев. Иногда довольно своеобразные плоды. Я много ездил по миру.
Видимо, в сидении моего тобоггана была заноза. Я ерзал, я не мог сидеть спокойно. Я все время пытался схватить пролетающее мимо меня. Целые годы в разных газетах под сообщениями можно было увидеть черную строчку: «Передано по телеграфу Джереми Кортлендом».
Россия, Китай, батискаф Пикара, войны, сверхзвуковые и межпланетные корабли, Большой Глаз Паломара и забастовки шахтеров, и грязный фермер в Северной Дакоте, который вдруг ни с того ни с сего обрел способности совершать чудеса. Правда, из его многочисленных пациентов никто не излечился, что несколько подорвало доверие к нему.
Большая Гонка. И я хватал по пути все, что мог. Одна женитьба, развод, множество мелких связей. Долгие поиски работы и денег. В общем, жизнь не сахар. Да и чего я мог ожидать? Рая?
Глаза мои уже перестали быть такими ясными, как раньше. Кожа на лице стала одутловатой. Одного подбородка мне уже не хватало. Но гонка продолжалась, и заноза в сидении еще оставалась. Скрываясь от алиментов, я махнул в Бразилию. Участвовал в подводных исследованиях бассейна Амазонки. Описал свои впечатления и продал рукопись в Эй Пи. И в тот же день я прочел в газете, что созданы искусственные 105 и 107 элементы таблицы Менделеева.
Астатин и Франций – недостающие звенья в периодической таблице. Когда-то, два биллиона лет назад, их было полно. А затем они распались на другие элементы. Но Сибор и Гиорде создали их с помощью большого циклотрона. А рядом с этой заметкой я увидел большой заголовок: «Найдена вторая жертва, погибшая от ожогов».
Но тогда я не задумался об этом.
Такие смерти от загадочных ожогов уже происходили в США, но теперь они, кажется, распространились и на Южную Америку.
В этой же газете была еще одна заметка, касающаяся меня. Но тогда я еще не знал об этом: – Ира Де Калб начал работу над чем-то в высшей степени секретным. Таким секретным, что об этом мог узнать в Рио каждый. У кого были деньги, чтобы купить газету.
У меня же здесь была своя проблема. И довольно странная.
Все началось за шесть недель до того, как это случилось. Вы подумаете, что это парадокс, но если вы поймете, что я хочу сказать этим, то вам не покажется это парадоксом.
Я шел по тенистой аллее, ведущей к улице Овидор. Что я делал здесь летним утром в три часа, я не могу сказать. Я много выпил в эту ночь, играл в шмен-де-фер. В кармане пиджака у меня топорщилась солидная пачка банкнот, а в кармане плаща – другая.
Я шел, опустив голову, и видел, как в лунном свете сверкают носки моих ботинок. Небо тоже сверкало – звездами. Со всех сторон светились сверкающие огни фонарей. Весь мир сверкал вокруг меня.
Я стал богат и намеревался теперь покончить со всем, купить маленький домик в Петрополисе и, наконец-то, засесть за академический обзор современной жизни, который я давно собирался написать. Я думал об этом, хотя и был пьян. По ведь я протрезвею, а решимость моя останется.
Я редко принимал серьезные и ответственные решения, но это было крайне серьезным, и я знал это. Вот здесь, на освещенной луной аллее, происходит поворот в жизненном пути Джереми Кортленда.
Что произошло затем, я так никогда и не узнал. К счастью для меня, я был слишком пьян и не мог этого ни понять, ни отчетливо разглядеть.
Это появилось из черной тени и с распростертыми руками двинулось ко мне. В этом я уверен. Две руки коснулись меня, они и не хотели этого. Они прошли мимо моих ушей, и я услышал какой-то звук наподобие шипения. В моем мозгу что-то лениво зашевелилось, как будто откуда-то из глубины выплыли две забытые мысли. Давно забытые.
Я коснулся его.
Лучше бы я этого не делал. Но я думал о моих деньгах. Рука моя приблизилась к чему-то, чему я до сих пор не знаю. Я могу только сказать, что оно было гладкое и что оно обожгло мне кожу. Теперь я думаю, что обожгло меня трением. То, к чему я прикоснулся, вращалось с огромной скоростью, хотя зрением обнаружить вращение было невозможно. Трение сожгло кожу на тех частях ладони, которые прикоснулись к нему.
Я знаю, что когда касаешься чего-то, раскаленного добела, то оно в первый момент кажется холодным. Я и сейчас не знал, что обжегся. Я крепче прижал ладонь к… не знаю к чему. Но оно быстро удалилось от меня, а я остался на месте, тряся ладонью, которую жгло, и смотрел на что-то, как это что-то, черное, удаляется от меня с пугающей скоростью.
Я был слишком ошарашен, чтобы закричать. А к тому времени, как я пришел в себя, я стал сомневаться, было ли что-нибудь на самом деле.
Через десять минут я обнаружил, что деньги мои исчезли. Значит, это не стало поворотным пунктом в моей жизни. Но если бы этого не произошло, я бы никогда не встретился с Ира Де Калбом. Так что, может быть, это и был поворотный пункт.
Иногда мозг наш бывает ужасно медлительным, так же как и чувства. Рука не знала, что она обожжена, и мозг не мог осознать то, что возникло передо мною. Он вообще не мог воспринимать то, чего не может быть.
Я вернулся в свой отель и лег в постель. Я встретил вора, уверял я себя. Сам виноват – не шляйся по ночам по городу, набитый деньгами. Вор забрал деньги – вот и все. Он… или что-то другое, на краткий миг лишь коснулось меня. Все это было невероятно. Но раз это случилось, значит, это возможно. И мозг должен примириться с этим. С такой мыслью я уснул.
И проснулся рано утром от очень странного ощущения, какого я не испытывал никогда в жизни. Даже встреча не улице Овирон не могла затмить его.
Ощущение возникло во мне в области солнечного сплетения – беззвучный взрыв энергии. Как будто солнце внезапно родилось во мне. Я не могу подобрать слов, чтобы описать свои ощущения.
Но я чувствовал, что от этого таинственного источника расходились по моему телу круги жизненной энергии, силы. Время перестало существовать для меня. Я лежал и буквально купался в энергии, новая кровь бурлила в моих жилах. В тот момент я понимал, что со мной происходит. И затем кто-то внезапно отключил источник энергии.
Я резко вскочил, в конец опустошенный, лишившийся чудесной энергии. Но мной овладел ужас от понимания того, почему это произошло, что было причиной отключения энергии.
Голова моя кружилась от резкого движения. Серый цвет начала дня окрасил небо и осветил комнату. Я сидел, сжимая голову руками и понимая, – где-то погиб человек.
Я хотел снова лечь и уснуть. Но я кое-как оделся, а затем, преодолевая боль в голове, собрав нервы в кулак, вышел на улицу и нашел зевающего таксиста.
Видите, я даже знал, где должен находиться труп. Я не мог заранее знать, куда нужно ехать, но я поехал именно туда, куда надо. И я нашел его. Он лежал недалеко от фонтана, на небольшой площади возле того места, где я встретился с… вором. Ночь была темная, спокойная.
Это был индеец. Возможно, бродяга. Я стоял на пустынной площади, смотрел на него, слыша, как по городу уже начали ездить машины, и, понимая, что если меня застанут здесь, это будет слишком подозрительно. Я еще никогда не видел людей, умерших от ожогов, но я знал, что этот человек погиб именно от ожога. Собственно говоря, он не обгорел в полном смысле этого слова. Мне показалось, что этот ожог от трения. Я смотрел на его изъязвленную кожу, и это заставило меня взглянуть на свою руку.
Я стоял и переводил взгляд со своей ладони на кожу этого человека… и вдруг все произошло снова.
Снова где-то в животе произошел взрыв, снова вспыхнуло солнце, снова по жилам заструилась живительная сила…
Я подал свои заметки в Эй Пи. В Рио уже произошло пять подобных убийств, прежде чем я решил покончить с этим, опубликовав в газете рассказ обо всем этом. Этот рассказ о загадочных смертях с присовокуплением ошеломляющих подробностей о моей способности раньше всех обнаруживать трупы был напечатан даже в американских газетах.
Сейчас, размышляя над этим, я понимаю, что меня не арестовали по обвинению в убийстве только потому, что не могли представить, каким образом я мог его совершить. К счастью, рука моя зажила раньше, чем полиция и газеты обнаружили связь между мной и таинственными убийствами.
После пятого убийства я махнул в Нью-Йорк. Я решил, что если уеду из Рио, то убийства прекратятся. Но вполне возможно, что они начнутся в Нью-Йорке. Однако, я решил уехать. Кроме того, я чувствовал себя не лучшим образом.
2. Пятно и камень
В аэропорту меня ждала записка. Сам Роберт Дж. Аллистер пожелал видеть меня. Я был потрясен. Аллистер был владельцем нескольких газет и иллюстрированных изданий, тиражи которых были сравнимы с тиражами «Лайф» и «Тайм».
Я позвонил, чтобы договориться о встрече, но мне было сказано приехать прямо сейчас.
Я прошел через холл, где толпились люди, и меня без лишних церемоний провели прямо в святая святых. Я даже подумал, не слишком ли я недооценивал себя все прошлые годы.
Сам Аллистер поднялся из-за стола и протянул мне руку. Я прошел вперед, утопая в пушистом персидском ковре по колени, и пожал эту руку. Он пригласил меня сесть. Вид у него был усталый и гораздо менее здоровый, чем его изображение в газетах.
– Значит, вы и есть Джереми Кортленд, – заговорил он неожиданно высоким голосом. – Я наблюдал за вашей работой в Рио. Неплохо. Не хотите ли бросить эту работу на время?
Я открыл рот от изумления, а он устало улыбнулся мне.
– Я хочу предложить вам поработать у меня, – сказал он. – Сейчас объясню. Вы знаете Ира Де Калба?
– Это тот самый новый Эйнштейн?
– Да, в какой-то степени. Но он дилетант. Хотя, возможно, и гений. Мозг у него скачет, как кузнечик. Калб разработал новую область математики и даже не подумал, как ее практически использовать. Он… впрочем, вы сами поймете все, когда познакомитесь с ним. Сейчас он занимается чем-то совсем новым. Новым и очень важным. Я хотел бы, чтобы кто-нибудь об этом написал, и Ира Де Калб потребовал вас.
– Но почему?
– У него есть свои соображения. Может, он вам и объяснит все, но я не могу, – он протянул мне контракт. – Ну как?
– Хорошо, я попытаюсь, – сказал я. – Но если работа мне не понравится…
– Понравится, – угрюмо сказал Аллигер. – Когда вы познакомитесь с Ира Де Калбом, вам понравится, я гарантирую.
Дом Де Калба вписывался в склон горы, как будто его построил сам Френсис Ллойд Райт. Когда я взобрался на верхнюю террасу по ступеням из серого камня, я уже едва дышал.
Служанка ввела меня в комнату и предложила подождать.
– Мистер Де Калб ждет вас, – сказала она, – он будет через десять минут.
Одна стена комнаты, где я находился, была стеклянной, и через стекло открывался вид на Аппалачские горы, покрытые лесами, изумительными по красоте. В комнате, кроме меня, находился еще кто-то. Это была женщина. Она встала из-за стола, когда я вошел. Я сразу узнал ее, хотя мог видеть только очертания прямой фигуры на фоне ослепительного света.
– Доктор Эссен! – воскликнул я. И сразу проникся уважением к своей будущей работе. Не может быть, чтобы такие люди, как Ира Де Калб и Летта Эссен собрались вместе из-за какой-то чепухи.
Я знал доктора Эссен. Дважды я брал у нее интервью сразу после Хиросимы. Тогда я интересовался ее совместной работой с Фришем и Меснером. Мне очень хотелось спросить, что она делает здесь, ко я не стал. Я знал, что узнаю больше, если она захочет говорить сама.
– Мистер Де Калб попросил меня встретить вас, мистер Кортленд, – сказала она приятным мягким голосом. – Я очень рада снова встретиться с вами. У вас в Рио было небольшое приключение, не так ли?
Она снова лукаво улыбнулась мне. Ее усталое лицо обрамляли коротко остриженные волосы, серые глаза разили, как стальные копья, если вы прямо встречали ее взгляд. В основном она была мягка и нежна, но иногда ее быстрый пронзительный взгляд пугал. Он говорил о том, что в этой мягкой усталой женщине таится изощренный мозг.
– Я разрешу мистеру Калбу рассказать вам все, – сказала она. – Это не моя тайна. Однако вы вовлечены в нее гораздо больше, чем полагаете. – Она помолчала, не глядя на меня, и носком туфли подцепила угол ковра. – У нас есть немного времени, и я хочу оценить вашу реакцию на… на кое-что. Идемте со мной.
Мы вышли в холл, опустились по лестнице и очутились в большой комнате, великолепно обставленной.
Видимо, кабинет, подумал я. Однако все книжные полки были пусты, и на всем лежал слой пыли.
– Камин, мистер Кортленд, – сказала Эссен и показала рукой на камин. Я подошел ближе, затем опустился на колени, чтобы лучше рассмотреть.
Это был обычный камин из обычного камня, но на одной стороне его было какое-то пятно.
У меня в голове бешено закружились мысли. Я понял, что значит остановить время. В голове одновременно вспыхивали тысячи разных образов и мыслей. Я увидел пятно. И сразу понял: трансмутация. Не знаю, почему я так подумал. И затем, не успев прийти к какому-то разумному выводу относительно того, что происходит со мной, я уже очутился в той аллее в Рио, в три часа утра. На меня с распростертыми руками двигалось что-то темное. Я слышал шипение в ушах, ощущал ожог от прикосновения, я вспомнил взрыв источника энергии во мне в тот момент, когда происходила смерть человека. И я знал, что все это связано между собой – и то, что произошло со мной, и это пятно на камине. У меня не было никаких оснований для такого вывода, но я был уверен в своей правоте.
Я, не спрашивая ни о чем, внимательно осматривал камин. Пятно было неправильной формы. Казалось, что камень в этом месте перешел в какую-то другую субстанцию. Она была мне совершенно неизвестна. Серый цвет камня обрывался внезапно, и начиналось другое вещество, почти прозрачное, с темными прожилками и крупными зернами. На деревянных панелях, которыми были обиты стены, на ковре, висящем рядом с камином, тоже было такое же пятно. Я поднял глаза.
– Не прикасайтесь к нему, – сказала доктор Эссен.
Но я и не собирался этого делать. Мне не нужно было касаться, чтобы узнать, каковы будут последствия. Я знал, что прикоснувшись, получу ожог как от трения, хотя все казалось абсолютно неподвижным. Доктор Эссен, как я понял, взглянув на ее лицо, тоже это знала.
Я еще раз вгляделся в прожилки в пятне. Причудливо перекрученные между собой, они казались совершенно инородными в теле полупрозрачного материала.
Я поднялся.
– Что это? – голос мой чуть не сорвался.
– Некрон, – ровным голосом ответила она, так внимательно глядя мне в лицо, что мне стало не по себе. – Так назвал это вещество мистер Де Калб. Слово ничем не хуже и не лучше других. Это… это новый вид материи, мистер Кортленд. Вы когда-нибудь видели подобное? – ее острый взгляд пронзил меня, как удар меча.
– Пожалуй нет, – сказал я. – Но…
– Хорошо, я понимаю, – прервала она меня. – Я просто хотела убедиться кое в чем. И я убедилась. Теперь пойдем отсюда, и ради Бога, никаких вопросов, пока вы не просмотрите запись.
– Запись? Что…
– Ее нашли во время раскопок на Крите. Она очень любопытная. Вы увидите ее. Идем.
Она заперла дверь.
Мистер Де Калб, как и древние греческие статуи, не выглядел на свои 47 лет. Он был похож на юношу, высокого, прекрасно сложенного, волосы его были коротко пострижены, лицо приятное, спокойное.
Никакие переживания и невзгоды не смогли избороздить морщинами его гладкий лоб. По всему было видно, что он прекрасно владеет собой и умеет подавлять свои эмоции. Это было лицо Будды, спокойное, сосредоточенное. Но в глазах его была одна странность: я не мог определить их цвет.
Они, казалось, были затянуты пленкой, как у кошек. Светло-голубые, подумал я. А может, серые. Или совсем бесцветные.
Он крепко пожал мне руку и опустился в кресло, вытянув ноги.
Затем он хмыкнул и стал рассматривать меня своими бесцветными глазами. Во всех его движениях, дикции, манере говорить – чувствовалось, что он презирает весь мир и всех людей, кроме себя. Ну что же, подумал я. Он имеет на это право. Он гений.
– Рад приветствовать тебя, мистер Кортленд, – сказал он. – Ты мне нужен. Не из-за твоего ума, которого у тебя не так уж много. Не из-за твоих физических достоинств, которые наверняка пострадали в схватке с неумолимым временем. Но я уверен, что мы сможем работать вместе.
– Меня послали сюда взять интервью для газеты, – сказал я.
– Нет, – Де Калб поднял палец. – Ты ошибаешься. Роберт Аллистер, издатель, мой друг. У него есть деньги, и он хочет, чтобы весь мир служил ему. Ты заключил с ним контракт и теперь должен делать то, что скажет он. А он сказал, что ты будешь работать со мной. Ясно?
– Предельно, – ответил я. – Только маленькая поправочка. Так я работать не буду. В контракте сказано, что я буду репортером. Но там ни слова не сказано о рабстве.
– Ты и будешь репортером. Я дам тебе интервью. Но сначала запись. Я не вижу смысла в бесплодном споре. Доктор Эссен, не будете ли вы так любезны… – и он кивнул на шкаф.
Она достала из шкафа пакет и передала его Де Калбу. Тот положил пакет на колени и забарабанил по нему пальцами. Пакет был размером с портативную пишущую машинку.
– Я показывал его только доктору Эссен, – сказал он, – и…
– Я польщена, Ира, – сухо сказала Эссен, – я польщена.
– Теперь я показываю это тебе.
Де Калб протянул мне пакет. – Положи его на стол, придвинь стул, садись. Прекрасно. А теперь разверни.
Они оба наклонились вперед, выжидающе глядя на меня. Я видел помятый металлический ящик, прямоугольный, серо-серебряного цвета, выпачканный в грязи.
– Это неизвестный нам металл, – сказал Де Калб. – Я думаю, что это сплав. Его нашли пятнадцать лет назад во время раскопок на Крите. Этот ящик прислали мне. Они не могли открыть его, и он оставался запертым до недавнего времени. Ты, наверное, понял, что этот ящик с секретом. Мне понадобилось четырнадцать лет, чтобы разгадать этот секрет. Сейчас я открою этот ящик для тебя.
Руки Де Калба легли на поверхность ящика, пальцы, нажимающие в разных местах, побелели от напряжения.
– Сейчас, – сказал он, – ящик откроется. Но я не буду смотреть. А вы Летта? Я думаю, что нам обоим не следует смотреть, пока мистер Кортленд…
Больше я не слушал, потому что ящик стал медленно раскрываться.
Он раскрывался, как драгоценный камень, или как цветок, все грани его, плоскости, ребра смещались друг относительно друга, переливаясь разными цветами, и вскоре движение прекратилось. Передо мной оказался… кристалл? Ребра, грани, углы…
И тут же в моем мозгу началось движение. Как струна откликается на вибрацию камертона, так мой мозг отреагировал на странное воздействие этого ящика. Как будто невидимый мост протянулся между ящиком и моим мозгом. Как будто в моем мозгу раскрылась книга, и начали переворачиваться ее страницы.
Время спрессовалось в микроскопический комок. Листы книги переворачивались с бешеной скоростью, открывая мне свое содержание.
В моем мозгу воспроизводилась Запись. Вся история мгновенно пронеслась перед моим мозгом. Но мозг мой не успевал реагировать, не успевал запоминать. Я все видел, но потом забывал.
Нет, я забывал, но не все.
С красного неба над пустынной планетой на меня смотрело Лицо. Лицо Эа.
Комната закружилась передо мной.
– Возьмите, – промурлыкала у меня за спиной доктор Эссен. Я взглянул, все еще не приходя в себя, и увидел стакан виски. Не знаю, был ли я без сознания. Но в глазах у меня стоял туман, комната плыла у меня перед глазами. Я с благодарностью выпил виски.
3. Видение времени
– Расскажи, что ты видел, – прозвучал голос Де Калба.
– Вы… Вы тоже видели это? – виски помогло мне, но я еще не полностью оправился. Я не хотел говорить о том, что промелькнуло у меня в мозгу за бесконечно короткие мгновения, и что выскользнуло из моей памяти. И все же мне хотелось говорить об этом.
– Я видел это, – торжественно, но угрюмо сказал Де Калб. – Летта Эссен тоже видела. И теперь ты. Нас теперь трое. Все мы видели одно и тоже. Но три свидетеля одного происхождения расскажут о нем по-разному. Каждый видит в соответствии со своим интеллектом. Расскажи, что видел ты.
Я взял стакан с остатком виски. Мысли мои тоже кружились в голове. Такие же терпкие и жгучие. Еще десять минут, подумал я, и мысли мои исчезнут.
– Красное небо, – медленно заговорил я. – Пустынная земля. И… – я замялся. Слово застряло у меня в горле. Я не мог произнести его.
– Лицо, – нетерпеливо подсказал мне Де Калб. – Продолжайте.
– Лицо Эа, – сказал я. – Откуда мне известно имя? Эа и время… время… – внезапно виски выплеснулись из стакана. Реакция была такой сильной и неожиданной, что я не мог управлять собой. Держа стакан обеими руками, я поднес его к губам и жадно выпил.
Но вот я снова овладел собой.
– Время, – осторожно сказал я, позволяя мысли овладеть моим мозгом, подобно холодной темной волне. – Время. Далекое будущее. Многие тысячелетия после нас. Все там, в Записи. Возникали и погибали великие цивилизации, одна за другой, пока… Пока не остался один город. Последний город – город Лица.
– Ты видел, что это город? – Де Калб даже приподнялся. – Мне, чтобы понять это, понадобилось три просмотра Записи.
– Я не видел его. Я просто… знаю.
Я закрыл глаза. Передо мною снова появилась пустынная земля. Темная, почти черная, под кроваво-красным небом.
Я знал, что Лицо огромно. Оно было высечено в скале, и я был уверен, что сделали это человеческие руки. Но создавалось впечатление, что лицо это существует вечно, и что оно однажды проснется, сделает гримасу отвращения и освободится от нагромождения камней. И Эа бросит взгляд на вечность, сквозь кроваво-красную ночь этого мира.
– Там есть люди. Я чувствую их. Чувствую их мысли. Люди в громадном городе за Лицом…
– Это некрополь, – сказал Де Калб. – Но… Да, пожалуй, это город.
– Улицы, – сонно говорил я, глядя в пустой стакан. – Многоэтажные дома. Люди ходят, разговаривают, живут, думают. Почему вы думаете, что это некрополь?
– Скажу позже, продолжай.
– Мне очень хочется, но я не могу. Все уплывает. – Я закрыл глаза, вспоминая Лицо. У меня были силы, чтобы заставить себя вспоминать, но мне не хотелось вновь сталкиваться лицом к лицу с вечностью. На это Лицо было жутко смотреть. В нем было ощущение бесконечной сложности, мудрости, всезнания, всего того, что не доступно простому смертному. Мне было даже жутко думать о нем, вспоминать его.
– Это портрет? – спросил я. – Или просто символ? Что это такое?
– Город, – сказал Де Калб. – Народ. Судьба. Призыв о помощи. И еще очень многое, чего нам не понять.
– Но… но будущее! – воскликнул я. – Этот ящик. Разве его не нашли на развалинах Крита? В старых развалинах? Как можно в прошлом найти то, что содержит информацию о нашем будущем? Это бессмыслица!
– Да, бессмыслица. Для того, кто не понимает природу времени, – в голосе Калба послышалось презрение. Он откинулся в кресле и сложил руки на груди, глядя на меня серыми глазами.
– Ты читал Шпенглера, Кортленд? – спросил он.
Я поморщился и кивнул.
– Знаю, знаю. Он действительно раздражает. Но он все равно гений. Он описал то, что случилось с городом Лица. Общество тянется от «культуры» к омертвению, окаменению цивилизации. Именно это и случилось с городом Лица.
Я использовал глазок в прошедшем времени для этого некрополя будущего. Он существует. Он также реален, как Рим и Вавилон. Но люди в нем не люди в том смысле, как мы понимаем людей. Они боги.
Он посмотрел на меня как бы ожидая возражений. Но я молчал.
– Они боги, – продолжал Де Калб. – Шпенглер ошибался, полагая, что цивилизация развивается по простой дуге. Достаточно сравнить Рим XIII и Рим XVI века, чтобы заметить, что он вновь возродился и занял свое место в человеческой цивилизации.
Я не хочу спорить со Шпенглером, но я не согласен с его идеей о символической ценности города как единицы культуры. Когда ты посмотришь Запись несколько раз, ты поймешь, что я имею в виду.
Он помолчал, придвинул к себе вазу с фруктами, взял апельсин. Он долго рассматривал его, затем заговорил снова.
– Сейчас я хочу показать тебе кое-что на примере этого апельсина. Город Лица прошел путь своего развития и стал некрополем.
Когда-то Рим тоже был некрополем, а Нью-Йорк еще будет. Но это вовсе не будет означать конец цивилизации, так как город – это еще не весь народ. Еще остаются маленькие городки, которые будут только процветать, избавившись от тирании мегаполиса, от доминирующей роли метрополии. Когда темные века опустились на Европу, это не было концом цивилизованного мира, так как возникли и стали развиваться новые цивилизации.
Но город Лица совсем другое дело. Он действительно некрополь – и вокруг него нет деревень и поселков. Во всем мире существует только он – город, где живут люди. Но они не люди – они боги.
– Значит, это не некрополь, – заметил я.
– Для нас он некрополь.
– Почему?
– Ты видел мой камин. Видел пятно на нем. И это пятно разрастается! Медленно, но верно, и по мере увеличения пятна скорость роста увеличивается. Это произошло и в том мире. Он стал весь некронным, кроме самого города.
Ты не почувствовал этого, когда смотрел Запись? Нет? Еще почувствуешь. Жители города не могут спастись, когда против них сама Вселенная. Они обратились к нам. Мы можем спасти их. Пока я не знаю как. Но они знают это, иначе бы не обратились к нам.
– Подождите, – сказал я. – Давайте проясним ситуацию. Что вы хотите от меня лично? Что могу сделать я? И почему я?
Де Калб заворочался в кресле, тяжело вздохнул и уставился на апельсин так, как будто видел его впервые в жизни.
– Ты прав, Кортленд. Давай рассмотрим факты. Первое – Запись. Это, по сути, книга. Но не книга, сделанная человеком. Она постигается не чтением. Ее содержание проникает прямо в мозг. Каждый раз, когда ты просматриваешь весь объем информации, каждый раз в мозгу что-то остается. Но в Записи есть и то, что наш мозг не в состоянии воспринять, это ускользает от нас…
Ящик был найден на Крите. Там он был закопан три, может пять тысяч лет назад. А может и миллион. Он случайно попал ко мне. Я не мог открыть его и пытался разными способами. Я пробовал с помощью рентгена увидеть его содержимое, но, конечно, мне это не удалось.
Я пробовал радиацию, ультрафиолетовые лучи, инфракрасные лучи… И еще многое другое. И что-то сработало. В один прекрасный день ящик открылся.
Он посмотрел на меня.
– Этот ящик – письмо. Он послан к нам через время. Конечно, не именно к нам. Но адрес назначения прост: людям, у которых развита техническая цивилизация.
– Хорошо, – сказал я. – Предположим, что это призыв о помощи. Не буду спорить. Может, я и сам пойму, если буду часто просматривать Запись. Но почему вы думаете, что судьба города зависит от нас? Ведь, если ящик так стар, как вы говорите, то, может быть, город существовал в далеком прошлом?
Жители города сделали Запись. Не могу отрицать этого. Они бросили Запись в Реку Времени, ее прибило к нашему берегу, и мы сумели прочесть ее. Но, может, это запись древней цивилизации, жившей миллион лет назад? Обо всем этом я мог написать, но…
– Ты здесь не для того, чтобы писать в газеты, Кортленд! – резко сказал Де Калб.
– Таковы мои функции, как написано в контракте.
– Тебя выбрал не Аллистер, – тяжело сказал Де Калб. – И не я, – он снова заворочался в кресле. Позволь мне договорить. – Он подбросил апельсин в воздух и поймал его. Раздался сочный шлепок. – Первый раз я открыл ящик в своем кабинете. Ты сам видел, что он раскрывается, как цветок. Он раскрылся впервые за миллион лет. Ящик раскрывается в четырех, а может, даже в большем числе измерений. Мы не можем воспринять этого. Но в первый раз… – он помолчал. – В первый раз… случилось еще кое-что, – он снова помолчал и неохотно добавил. – Что-то вышло из ящика.
Я ждал. Доктор Эссен, которая не шевельнулась ни разу в течение нашей беседы, вдруг резко встала, отошла к окну и начала смотреть на серую туманность гор вдали.
– Что-то вышло из ящика, – быстро сказал Де Калб, как бы решившись сказать то, что ему не хотелось говорить. – Оно прошло сквозь меня, пролетело к камину, и исчезло. Больше я ничего не видел. Но в тот вечер я впервые заметил пятно на камине. Тогда я не обратил на это внимания! Я еще слишком мало узнал из Записи, чтобы чего-то бояться.
– Но теперь я знаю.
4. В горах Св.Лаврентия
Снова я ждал. Но на этот раз не выдержал.
– Что вы знаете?
– Некрон, – сказал он. – Он растет. И он никогда не перестанет расти, пока… – он промолчал, пожал плечами, мы должны поверить, что они в будущем. И помочь им. Они хотят, чтобы мы обязательно сделали это. Хотят быть уверенными в том, что им поможем мы. Ведь если мы не придем им на помощь, то погибнем сами. Некрон будет разрастаться и превратит весь наш мир в мертвую материю. Инертную. Некронную. Это смерть всему, потому я и назвал это вещество некроном.
Некрон – совершенно новая форма материи. Смерть энергии. Некрон разрушает высший закон Вселенной, закон увеличения энтропии. Энтропия, сама по себе, стремится к хаосу. Но некрон – другой крайний случай: материя с нулевой, умершей энергией.
– Значит, – сказал я, – люди Города решили устроить западню для тех, кто сумеет открыть ящик?
– Да. Но они вынужденно сделали это. Они хотят заставить нас откликнуться на их мольбу о помощи. Нам придется сделать это, чтобы спасти себя.
– Значит, вы убеждены, что они существуют в будущем, а не в прошлом?
– Ты видел Лицо? Ты чувствовал, как во времени, разделяющем нас, развиваются и гибнут цивилизации? Как ты можешь сомневаться, Кортленд?
Я молчал, вспоминая.
– Впрочем, дело не в этом, – сказал Де Калб. – Это вопрос чисто академический. И прошлое, и будущее одинаковы в ткани, сплетенной из времени. И ты сам поймешь это из записи.
– Но как мы можем помочь им? Если уж они сами не могут отвести угрозу от своего мира, то что можем мы? Это смешно. А кроме того, если путешествие во времени возможно, возможно для ящика, то возможно ли для живого человека. И где гарантия, что мы не попадем в уже мертвый город?
– Нет, нет, Кортленд. Тебе нужно еще многому учиться. Позволь мне самому думать обо всем этом.
Некрон может быть уничтожен. Или, по крайней мере, проблемы, которые он вызывает, могут быть разрешены. Я уверен, что это можно сделать только одним способом: трое мужчин и одна женщина должны отправиться в будущее, к Лицу Эа. Именно это и имели в виду люди Города, когда посылали к нам свою Запись.
– Почему вы в этом уверены?
– О, доказательств много. Запись была послана нашей цивилизации, помнишь?
– Но вы же сказали, что Запись была найдена на раскопках на Крите!
– Конечно. Но древние минойцы не открывали ящик. Я предполагаю, что ящик существовал за долго до времени Тезея, но он оставался запертым, так как на земле еще не было технически развитой цивилизации, способной открыть ящик. Только люди – мужчины и женщины, которые являются продуктами такой цивилизации, смогут решить проблему некрона.
– Почему же они не послали письмо прямо в нашу эру? Почему они промахнулись на несколько тысяч лет?
– Я не эксперт в вопросах путешествий во времени, – раздраженно сказал Де Калб. – Может быть, такая точность принципиально недостижима. Откуда я знаю? Но я могу доказать, что письмо попало именно к тому, кому оно было адресовано.
Я все время пытался найти ошибку в его рассуждениях.
– Вы сказали, что необходимо решить проблему некрона, уничтожить его. Вы уже имеете решение?
Де Калб воззрился на меня.
– Нет, пока нет. Некрон весьма любопытное вещество, нетипичное. Он абсолютно инертен, у него нет спектра поглощения, спектра излучения. Ничто не действует на него. Это совсем новый вид материи. Пока я не могу уничтожить некрон. Но я уверен, что смогу сделать это, если воспользуюсь помощью жителей Города Лица. Вообще-то говоря…
Зазвонил телефон. Доктор Эссен резко обернулась. Де Калб усмехнулся, кивнул ей и пробормотал:
– Я думаю, что это он, – как бы отвечая на молчаливый вопрос, и взял трубку. Я слышал в трубке чей-то возбужденный голос. – Мюррей, – сказал, поморщившись, Де Калб. – Мюррей, я все знаю, но…
Однако Мюррей не дал ему договорить. Голос в трубке стал таким громким, что разносился во всей комнате. Де Калб слушал с отрешенным видом. Наконец, он выпрямился и сказал:
– Мюррей, Мюррей, послушайте, здесь Кортленд.
В трубке что-то заклокотало. Де Калб ухмыльнулся,
– Я знаю. Возможно. Кортленд тоже недолюбливает вас. Это не важно, Мюррей. Вы можете прийти сюда? Да, это важно. Я хочу вам показать кое-что, – он заколебался, посмотрел на Эссен, пожал плечами. – Послушайте, Мюррей, я хочу показать вам один ящик.
– Ты знаешь полковника Мюррея Харрисона? – спросил Де Калб, положив трубку. Я кивнул. Я его знал и очень не любил, так как его человеческие качества находились в чудовищном противоречии с его способностями. Это был старый военный из Уэст-Пойнта, но вел он себя как настоящая истеричка, не умеющая владеть собой. Но в тоже время у него был точный, никогда не ошибающийся ум робота.
Никто не мог отрицать его таланта.
Он страшно гордился тем, что всегда стоит за справедливость, хотя это было далеко не так. Прекрасный техник, гений стратегии и тактики. Он подтвердил все это во время военных действий на Тихом океане в 1945 году. Однажды я написал о нем очерк, достаточно честный. Но это ему не понравилось.
– Вы и его берете в дело? – спросил я.
– Приходится. Мне ничего не остается… Впрочем, это не важно. Правда, он сам настаивает на этом, хотя совершенно не понимает важности дела.
– Ира, – робко вступила в разговор доктор Эссен. – Ты действительно уверен, что надо ввести полковника в дело?
– Ты сама знаешь, что не уверен, Летта. – Он нахмурился. – Но нам нельзя терять времени. Я боюсь ждать. Кортленд… – он повернулся ко мне. – Я думаю, что тебе пора получить побольше информации. Я хочу кое-что тебе рассказать о нас – о тебе и себе. Ты уже понял, что ты связан со всем этим, и не в моих силах тебя принять или отвергнуть.
Я кивнул. Я уже понял это. Я вспомнил о том, что произошло со мной в Рио, хотя и не понимал связи, которую я ощутил между этим пятном на камине и тем существом, которое обожгло меня в Рио. А затем смерти людей… Прекратились ли они в Рио? Может, теперь они начнутся здесь? Ведь не может же все это оказаться простым совпадением. Однако, сейчас мне ничего не оставалось делать, как ждать.
– Вот мой рассказ, – сказал Де Калб. – Наша история – твоя и моя. И доктора Эссен тоже. А может, и полковника Харрисона. Я не знаю, хотя мне очень хотелось бы знать. Итак, начнем, – он тяжело вздохнул. – Когда я много раз просмотрел Запись, я понял, что где-то на Земле есть место, имеющее для нас огромное значение.
Я не могу сказать, почему это так. Однако мне удалось определить его координаты. Правда, это заняло немало времени, так как пришлось перевести все меры того мира в земные измерения. Но повторяю, я сделал это.
И направился туда. – Он помолчал, пристально глядя на меня. – Ты когда-нибудь бывал в горах Святого Лаврентия? Ты знаешь, насколько дики горы в тех краях? Кажется, они совсем рядом, несколько часов лета. Но как только стихнет шум двигателя, кажется, что ты очутился на другой планете. Звенящая тишина окружает тебя. Ты можешь ощущать ее чисто физически.
Я нанял людей, которые стали рыть шахту. Они считали меня человеком, у которого в кошельке много денег, а в голове мало ума. К счастью, они не догадались о моей цели. То, что я искал, нам удалось найти под землей.
Мы выкопали вокруг этого места полость в земле. После этого я рассчитался с людьми, отпустил их и сам спустился вниз, чтобы осмотреть, что же я нашел, – он рассмеялся.
– Это было двадцать футов пустоты, Кортленд. То, что я определил с помощью своих инструментов, имело овальную яйцеобразную форму. Я мог пройти сквозь это. Но внутри этой овальной пустоты пространство и материя уже принадлежали этому миру. И барьер между нашим и чужим мирами находился в каком-то другом измерении. Я не встречал барьера, входя в яйцо и выходя из него. Но человек, переходя из света в тень, тоже не встречает барьера. Хотя аналогия здесь чисто внешняя.
Однако внутри овала что-то было. Я долго пытался обнаружить, что именно. Но только облучение ультрафиолетом помогло мне. Я в этой пустоте увидел какую-то тень. Я увеличивал мощность, уменьшал ее, изменял частоту, я играл верньером настройки, как скрипач на скрипке.
Я охотился за таинственной тенью, как кот за мышью, И наконец, я увидел… – он замолчал и ухмыльнулся.
– Нет, пока я не скажу тебе, что я увидел. Ты мне не поверишь. А сейчас, Кортленд, настало время прочесть тебе небольшую лекцию о природе времени.
Он все еще держал апельсин, поворачивая его в руке.
– Сфера, – заговорил он, – вращается на оси. Назовем это Землей. – Другой рукой он взял из вазы серебряный нож, лезвие которого в форме листа было чуть шире апельсина. Затем он с наслаждением вонзил нож в апельсин…
5. Носители смерти
Затем случилось совершенно неожиданное. Только что я сидел, удобно устроившись в кресле, и смотрел как Де Калб расправляется с апельсином, И вдруг…
Снова во мне вспыхнул источник энергии.
Комната исчезла для меня. Де Калб и доктор Эссен перестали быть для меня реальностью. По моим жилам и нервам заструилась живительная энергия. Сейчас для меня ничего не существовало, кроме этого сладостного ощущения, которое я даже не могу описать словами.
И первое, что я увидел, когда комната вернулась на место, была кровь, текущая по рукаву Де Калба.
Сначала я ничего не понял. Кровь – естественный спутник смерти, а я знал, что мгновение назад где-то поблизости умер человек. Затем все чувства неуклонно вернулись ко мне, и я резко выпрямился в кресле, глядя на Де Калба.
Краска схлынула с его лица. Он смотрел на свою пораненную руку тупым невидящим взглядом. На лезвии ножа тоже была кровь.
Значит, Де Калб просто порезался, порезался…
Наши глаза встретились. И в этот момент понимание происшедшего одновременно вспыхнуло в наших глазах. Значит, он тоже ощущает это. Значит, и в нем тоже происходит взрыв энергии. Мы оба молчали. Говорить не было необходимости.
После долгого молчания я взглянул на Эссен. Серая сталь ее глаз спокойно встретила мой взгляд, но во взоре было легкое замешательство.
– Что случилось? – спросила она.
Звук ее голоса пробудил нас обоих, вернул из забытья.
– Вы не знаете? – Де Калб повернулся к ней. – Нет, конечно, нет. Но Кортленд и я… Кортленд, как часто у тебя… – он не закончил фразы.
– Впервые я ощутил это, когда в Рио произошла псовая смерть, – ровным голосом ответил я. – А вы?
– Когда погиб человек здесь. И очень слабо, когда смерти происходили в Рио.
– О чем вы говорите? – спросила доктор Эссен.
С трудом подбирая слова, Де Калб рассказал ей обо всем.
– Что касается меня, – закончил он, глядя в мою сторону, – то это началось, когда я впервые открыл Запись. – Он помолчал, с удивлением глядя на пораненную руку, а затем, отложив нож и апельсин, достал платок и забинтовал порез. – Я совсем не ощущал боли, – сказал он как бы про себя.
А за тем, обращаясь ко мне:
– Я открыл ящик, и тут, я уже говорил об этом, что-то выскользнуло из него и исчезло в направлении камина, где впоследствии образовалось некронное пятно, – он угрюмо посмотрел на него сузившимися глазами.
– Кортленд, – сказал он, – когда ты впервые увидел пятно на камине, тебе не показалось оно знакомым?
Я вскочил так резко, что опрокинул кресло, и с жаром заговорил:
– Де Калб, где-то только что умер человек! Что-то убило его! Что-то делает нас, вас и меня, соучастниками убийства! Мы должны прекратить это! Это не научная диссертация – Это убийство. Мы должны узнать правду. Но не криками и руганью. Правда находится в этом ящике. Она находится в далеком будущем.
– Что-то пришло оттуда в наш мир и теперь уничтожает его. Я выпустил это что-то. Разумеется, сам не зная, что выпустил. Я открыл ящик Пандоры и выпустил из него смерть. Теперь нам остается только молиться, чтобы в этом ящике оказалась и надежда на спасение.
– Скажите, чем я могу помочь. Я все сделаю, – пылко воскликнул я. – Но давайте больше не будем говорить о теории. Я слишком устал от этих смертей. Я и сам в опасности. Может, и вы тоже. Что мы можем сделать?
– Убийца нам не угрожает ничем. Опасность для нас кроется в законе. Если наша связь с убийствами будет установлена, нас могут обвинить в соучастии. Что нам делать, спрашиваешь ты? Хотел бы я сам знать это. Я уверен, что то, что вылетело из ящика, оставляет после себя некронные пятна, как отпечатки пальцев. Это живое и крайне опасное существо. Оно коснулось меня, пролетая. Мне показалось, что с меня содрали кожу. Ты тоже к нему прикасался?
Я рассказал ему о своем опыте общения с таинственным существом.
– Хорошо, – сказал Де Калб. – Мы оба в опасности. А не пустил ли некрон корни в тебе?
Сначала я не понял его, но потом во мне все оборвалось. Де Калб, глядя на меня, кивнул.
– В себе я не обнаружил никаких признаков заражения. Думаю, что и с тобой ничего не случилось. Хотя все это еще ничего не доказывает.
– А вы видели его? – спросил я.
Он колебался.
– Я не уверен. Думаю, что видел. Расскажи мне, пожалуйста, каждую деталь. Даже незначительную.
Когда я закончил, он: обменялся взглядами с доктором Эссен.
– Оно разумно, – сказала она.
– А способ, которым оно передвигается? – спросил Де Калб. – Это чрезвычайно важно. Ведь его даже нельзя схватить и удержать. Летта, вы согласны?
– Ожог трением? – спросила Летта. – Скорее всего, оно вращается не в пространстве.
– Конечно, нет, – сказал Де Калб. – Может, во времени? Разумеется, в ограниченных пределах. Достаточно колебаться в пределах нескольких секунд. Оно выглядит как тень, как масса без веса… И оно имеет огромную скорость без пространственного перемещения.
Кортленд пытался схватить его. Но это же движение повремени! Колебания, вибрация. Вибрация с периодом в несколько секунд. Камертон вибрирует в пространстве. Почему не может существовать камертон, вибрирующий во времени? В очень узком временном диапазоне?
Неудивительно, что ты не смог удержать его. Ты сможешь удержать вибрирующий металлический стержень? При этом ты и получил ожоги, так как своим весом пытался препятствовать колебаниям во времени.
И оружие, которым мы захотим его убить, тоже должно колебаться во времени с тем же периодом, что и существо.
– Значит, это существо дрожит, как лист? – спросил я. – Де Калб отмахнулся от меня.
– Разумен ли этот убийца? – спросил он. – Действует ли он, сообразуясь с чем-нибудь, или же это просто инстинктивная страсть к убийствам? – Он поморщился. – Нет, сейчас нам нужно думать о некроне. Мы понятия не имеем, что это такое. И, может, не узнаем, пока не доберемся до Лица Эа.
Я вздохнул и сел. За последние полчаса я испытал слишком много потрясений и чувствовал себя весьма неуверенно.
– Значит, нам нужно совершить путешествие во времени, – слабым голосом произнес я. – Мистер Де Калб, вы сошли с ума.
У него осталось достаточно энергии, чтобы презрительно усмехнуться.
– Я думаю, что сочтешь меня еще более сумасшедшим, если я скажу тебе, что я увидел в овальном яйце в шахте. Но сначала я должен завершить свою лекцию, чтобы ты что-нибудь понял.