Генри Каттнер

Маска Цирцеи





1. Очарованный морем

Тэлбот курил трубку, сквозь пламя костра искоса поглядывая на Джея Сиварда. Он говорил тихо и неспешно. Слова складывались в фразы, фразы в рассказ, фантастический, удивительный. Тэлбот никогда не слышал ничего более невероятного.

В отсветах костра лицо Сиварда казалось бронзовой маской. Ветка канадской сосны, украшавшая голову этого странного человека, серебрилась в лунном свете. Тэлбот и Сивард были совсем одни. Возможно, в другой ситуации, в другой, более прозаической обстановке рассказ Сиварда звучал бы не столь правдоподобно, но сейчас его история не производила впечатления надуманной…

Джей не нуждался в отдыхе. Тэлбот, знакомый с ним лишь неделю, с каждым днем все больше убеждался, что его спутник — необычный человек. Казалось, Сивард постоянно чего-то ждет. Голова его всегда была повернута в сторону пенившегося океана.

Джей начал свой рассказ через час после захода солнца, как только они расположились у костра.

— Это вымысел, — неожиданно объявил Сивард, обводя взором местность, залитую чистым лунным светом. — Я почувствовал себя так, словно вернулся на годы назад. Знаешь, я ведь появился в этих краях не так давно и первое время сильно болел. Потом что-то произошло и…

Джей не закончил фразу: он отправился по ему одному известной тропе воспоминаний.

Тэлбот осторожно, стараясь не нарушить нить размышлений Сиварда, проговорил:

— Хорошая страна, а со временем станет еще лучше…

Сивард рассмеялся:

— Не могу уйти с берега океана.

Вдали грянул гром. Как бы нехотя приподнявшись, Джей потянул носом ветер, пахнущий морем и сосной.

— Однажды я даже тонул, — просто сказал он, — тонул в неизвестном океане у незнакомого берега… Я хочу рассказать тебе об этом… Это, наверное, внесет некоторую ясность… Мне необходимо вернуться назад. Прошлой ночью я еще не понимал этого… Прошлой ночью что-то произошло. Не спрашивай меня, что именно… Это очень странная история. Мне не хотелось бы, чтобы это подтвердилось. Я вполне нормален, но… — Джей сделал паузу и смущенно, словно прося прощения, улыбнулся.

— Продолжай, — попросил Тэлбот, покуривая трубку, — мне хотелось бы услышать твою историю.

— Да, мне и самому хочется выговориться, но, боюсь, мой рассказ окажется чересчур длинным. Может, он и поможет мне… — произнес Джей, мельком глянув на туман, клубящийся среди сосен. — Кажется, что я вновь на Эя. Там всегда туман, все покрыто мраком.

— Эя?

— Зачарованный остров, — Джей нервно вздрогнул, поежился. — Хорошо, я расскажу тебе все.

Сивард чуть-чуть отодвинулся, прислонился спиной к поваленному дереву. Тихо и неторопливо Джей начал рассказ:

— Три года назад я жил в Штатах, работал с одним ученым по фамилии Острэнд. Мы занимались исследованиями в новой области психиатрии. Психиатрия — моя профессия. Острэнд был блестящим специалистом, можно сказать, гением в своем деле. Мы изучали наркотические средства, в основе которых лежал пентатол натрия, и, естественно, хотели продвинуться как можно дальше в своих изысканиях. Еще не окончив исследования, мы уже перешли все границы дозволенного…

Сивард, на мгновение прервав рассказ, продолжал менее решительным голосом:

— Синтетические наркотики — новый метод исследования мозга. Наверняка ты слышал об этом. Под гипнозом пациент вспоминает прошлое, то, что пытался забыть, то, к чему ему неприятно возвращаться. Мы с Острэндом зашли много дальше. Я не стану утруждать тебя и излагать наши методы. Скажу только, что результаты экспериментов на подопытных животных принесли мне славу. На следующем этапе необходим был опыт на человеке. И мы решили провести испытание полученного нами препарата на мне. Забытые воспоминания… На сколько поколений в прошлое простирается память человека? Я находился под гипнозом, Острэнд задавал мне вопросы и делал записи. Я не знал, что происходит, пока не проснулся. Обычно человек, выйдя из гипнотического сна, не помнит, что говорил и делал, а я помнил все, что сообщил Острэнду… Наши исследования проводились в абсолютной тайне! Наркотики — прекрасные лекарства. Мы достигли немыслимых результатов, добрались до наследственной памяти, которая передавалась генами в хромосомах. Один из моих прапрадедов оказался мифическим созданием, жившим в… Да, я уверен в этом. Но жил он так давно, что память людская сохранила о нем только легенды. Этот человек испытал невероятные радости и разочарования, которые не только оставили глубочайший след в его сознании, в его памяти, но и перешли к потомкам. Так, я помнил путешествие отважных героев на корабле, на ростре которого сидел Орфей — певец, чьи песни воскрешали мертвых. Да, да, тот самый мифический Орфей и другие участники того великого, легендарного похода. Мои воспоминания уходили все в более и более древние времена. Я был Язоном! Язоном, который плавал на «Арго» в Колхиду и похитил золотое руно из священного храма змей, где покрытый чешуей Пифон охранял сверкающее сокровище бога Аполлона. Воспоминания об этом подвиге моего предка не исчезли, они остались во мне. У меня началось раздвоение личности. Я знал то, о чем никогда не мог слышать, будучи Джеем Сивардом. И всему причина — наркотики Острэнда. Потом я услышал… зов моря. Меня звал чей-то голос. Он называл меня не Джеем Сивардом, он называл меня Язоном, Язоном из рода Иолка, Язоном с «Арго». Да, я стал Язоном. Некоторые из древних воспоминаний, наиболее призрачные, перепутались, но я помнил многое из жизни моих предков. Многое из того, что я вспомнил, происходило не на нашей земле, и даже не в чудесных морях, по которым путешествовали аргонавты… Живая раковина Тритона манила меня. Куда? Вернуться в забытое прошлое? Я не знал. Я пытался избавиться от этих наваждений. О продолжении работ и речи быть не могло. Острэнд не в силах был мне помочь! Покинув Сиэтл, я приехал в эти края. Я считал, что спасаюсь бегством. Но, очутившись здесь, я понял, что безмолвное море по-прежнему зовет меня… Это зов духов моря и корабля-призрака. Я боюсь, ужасно боюсь… Однажды я уже заснул под соснами. Ветер доносил до меня шум моря, шорох ветра в парусах, скрип уключин. Неожиданно возникли мелодичные голоса духов моря, зовущие меня: «Язон! Язон из Тисселии! Иди к нам!»

И в ту ночь я отозвался на зов…

Я стоял на краю скалы, выступающей из бурлящего моря. Сознание мое затуманилось. Я помнил лишь шум ветра, неясный звон струн, приглушенные голоса. Но это были не те голоса, что называли меня Язоном.

Густой туман заглушал все звуки. Луна стояла еще высоко, но ее серебряный свет с трудом пробивался через пелену облаков. Внизу плескалось море, темное, искрящееся белой пеной.

Сквозь шум прибоя я различил неясные звуки песни. То был «Арго», вещавший голосом пророка.

Из тумана возник зыбкий силуэт, послышался скрип уключин, и наконец показался огромный парус. На меня несся корабль-призрак. Он плыл прямо на скалы. Но в последний момент невидимые руки спустили парус. Я увидел, как одновременно поднявшиеся весла предотвратили удар о камни.

На скамьях у весел я различил призрачные фигуры мужчин. Один из них держал лиру. Музыка неслась над морем, превращаясь в ритмическое эхо. Но все звуки перекрывал бессловесный голос, который исходил из бурлящей воды за кормой «Арго». Память Язона затопила меня. Волны воспоминаний… Меня бросило в озноб. Мне стало холодно. Язон… Язон… Я был… Язоном!

Корабль уже стал отчаливать, чтобы продолжить свое путешествие, когда я прыгнул на палубу призрака. Доски палубы оказались отнюдь не призрачными. Мои колени подогнулись. Я упал, но тут же вскочил на ноги. Берег вскоре исчез. Только серебряный туман с отблесками лунного света окружал корабль.

Язон? Нет. Я — не Язон. Я — Джей Сивард. Я…

Как я хотел в тот миг вернуться назад! Я понял: то, к чему я стремился, оказалось нереальной мечтой.

2. Корабль-призрак

Под моими ногами была настоящая палуба. От соленых водяных брызг слезились глаза, и ветер, хлеставший меня, был реален. Тем не менее я сознавал, что нахожусь на борту корабля-призрака.

Передо мной сидели полупрозрачные гребцы, и, глядя сквозь них, я видел набегающие волны. Мускулы, вздувавшиеся на их спинах, подсказывали, что они — настоящие гребцы. Однако я понимал: как только я проснусь, все исчезнет. Гребцы не замечали меня. Их занимала только их работа — весла несли корабль вперед, но к какой цели?

Я стоял ошеломленный, вглядывался в туман, пытаясь удержать равновесие на скользкой палубе корабля. Мне казалось, что я сплю, плавно покачиваясь в такт движениям судна. Моя память смешалась с памятью Язона.

Безмолвие окружало меня. Только издалека доносился грохот волн, разбивающихся о нос корабля, скрипели мачта да весла в уключинах. Я отчетливо слышал звон струн лиры в руках тени, застывшей на носу корабля. Но фигура была неподвижна и безмолвна.

Ужас переполнил меня, когда призрачные гребцы затянули песню. Она словно река потекла от гребца к гребцу, от одного ряда скамеек к другому. Рука музыканта касалась струн, их звон управлял голосами гребцов.

Песню я слышал, но те, кто пел, были призраками.

— Кто ты? — заорал я, нависнув над одним из гребцов, стараясь побороть замешательство и страх. — Ответь мне! Кто ты?

Но звук моего собственного голоса еще больше испугал меня. Он эхом вернулся из тумана, словно корабль-призрак спрашивал меня: «Кто ты… ты… ты?»

Кем же я был на самом деле? Джеем Сивардом, доктором медицины? Или Язоном, сыном Эйзона, правителя Иолкуса? Или призраком, путешествующим на корабле-призраке?

Я снова закричал и попытался схватить за плечо ближайшего гребца. Моя рука не смогла ухватить бесплотную тень. А гребцы все пели.

Не знаю, как долго это продолжалось. Я промчался по кораблю, крича что-то гребцам, лупя кулаками по их призрачным телам, но все мои усилия оказались напрасными. В конце концов я признал себя побежденным. Я не мог понять, что происходит.

Задыхаясь, я взлетел на верхнюю палубу. Человек-призрак на носу корабля тронул струны, и незнакомая мелодия достигла моего слуха. Легкий ветерок шевелил мои волосы и бороду музыканта. Я долго вглядывался в его лицо, а потом протянул руку к его запястью, но мои пальцы прошли насквозь.

Я коснулся лиры. Она была настоящей. Я потрогал ее, но не смог сдвинуть с места, струны под моими пальцами молчали, хотя они вибрировали даже от самого легкого дуновения ветерка, звенели под руками музыканта.

Тогда неуверенным голосом я позвал:

— Орфей… Орфей?

Постепенно я вспомнил легенду об аргонавтах. Я был не уверен, что прав, называя музыканта Орфеем. Даже если Орфей когда-то жил, как подсказывала мне моя память, он должен был умереть более трех тысяч лет назад.

Естественно, Орфей не услышал меня. Он играл. Гребцы без устали работали веслами, корабль плыл вперед сквозь туман.

Корабль был настоящим, но жил он непонятной мне жизнью. Обшивка, казалось, дышала, двигалась и скрипела, когда море покачивало судно. Из своих прошлых воспоминаний я знал о том, что Язон сильно привязан к своему кораблю. Это вызывало гнев многих женщин, любивших героя. Язон вел необычный образ жизни, был безрассуден, иногда безжалостен, готов предать любого, кто помогал ему. Но «Арго» он оставался верен всегда, и в конце концов именно «Арго» погубил Язона…

Тихий голос корабля предназначался не для моих ушей и был мне непонятен. Корабль беседовал с гребцами. Для меня «Арго» тоже был больше, чем просто корабль. Он нес меня к моей судьбе, к тому, что когда-то было предначертано мне и Язону.

Вскоре туман стал редеть. И вот яркий солнечный свет залил поверхность океана, вернув ему ослепительную голубизну. Я увидел выбеленный берег моря — высокие мраморные стены — не остров ли это? Да, пустынный остров, защищенный от морских приливов башней, поднимался передо мной.

«Я попал в другое время, — подумал я. — В мое время такой остров не может существовать». Мне казалось, что я смотрю через призму времени — винно-темные воды и забытый остров, похожий на тот, что видел и описал Эврипид тысячи лет назад.

Туман отступил, и стало видно, что это не остров, а мыс, отделенный от материка высокой стеной. Постепенно передо мной открывался безмолвный, безжизненный мифический город.

Но вот я услышал звуки труб. На стенах началось движение. Голоса эхом разносились над водой. «Арго» плыл вдоль берега. Мелодия зазвучала все быстрее, в ней появились тревожные ноты. Гребцы поднажали. Корабль увеличил скорость.

Трубы гремели все громче. Я различил звон оружия, и внезапно вдали из-за мыса появился еще один корабль. Золотой корабль. Глазам было больно смотреть на него. Но все же мне удалось разглядеть двойной ряд гребцов на скамьях. Ослепительный нос с шумом резал воду.

В мелодии Орфея явственно слышалась тревога. Гребцы поднимали весла все быстрее. Быстрее и быстрее мы неслись по воде. Вскоре мыс остался позади. Расстояние между золотым кораблем и «Арго» сокращалось.

Золотой корабль был вдвое больше «Арго» и значительно тяжелее. «Арго» несся над водой, словно невесомое перышко. Происходящее радовало меня — меня как Язона. Я наслаждался гонкой кораблей.

Город остался за кормой. Мы вновь попали в туман, но очертания деревянных строений и берегов неясно вырисовывались сквозь белую пелену. Потом и они скрылись из вида. Снова «Арго» двигался в такт движениям гребцов-призраков. В тумане ревели трубы золотого корабля.

Наконец гонка закончилась. Но задолго до ее завершения я знал, чем она закончится. Из тумана показался еще один остров с небольшими холмами и низкими берегами. Вдоль берега тянулись белые пляжи. Темные деревья росли прямо из бледного песка. Язон знал этот остров.

«Эя, — вспомнил я и заволновался. — Эя — остров очарований, остров исполнения желаний».

Издалека доносились крики преследователей, звон оружия, напоминавший лязг зубов дракона. Очертания золотого корабля уже почти растаяли в тумане. Вдруг раздался отчетливый свист кнута, и сверкающий корабль вырвался вперед. Теперь он обгонял нас, хотя Орфей играл в бешеном ритме, а гребцы-призраки напрягались из последних сил.

Внезапно золотой корабль оказался рядом с нами. Я хорошо видел блестящую палубу, людей на ней, одетых, как и подобает экипажу такого корабля, в сверкающие доспехи. Воины стояли у поручней, потрясая оружием и угрожая нам. Теперь их корабль вырвался вперед. Отойдя на довольно большое расстояние, он свернул и поплыл нам наперерез. Я отчетливо видел взволнованную команду золотого корабля. Лица людей выглядели бледными и бесцветными на фоне сверкающих доспехов.

Мелодия снова изменила ритм. Легкие пальцы Орфея едва касались волшебных струн, однако его лира издавала все более громкие звуки. Звуки жили собственной жизнью, словно фурии.

Я слышал крики команды стремительно несущегося вперед «Арго». Я видел бородатых гребцов; видел, как их мускулистые спины сгибались в едином ритме. «Арго» пытался обогнуть золотое судно. Команде сверкающего корабля ничего не стоило убить меня. «Арго» и я были реальностью. Аргонавты двигались, но они были призраками.

Я помню ужасный, раздирающий душу треск столкнувшихся судов. Палуба ушла у меня из-под ног. Впереди я увидел блеск, словно золотой корабль раскалился и вспыхнул. Я помню крики, визг, лязг оружия о щиты. Громкий, неистовый, пронзительный и страстный голос лиры. Нет, Орфей не призрак. Только пальцы живого человека способны вырвать из инструмента такие звуки.

Потом «Арго» ушел под воду. Холодные воды сомкнулись над кораблем и надо мной.

3. Храм в роще

Из рассеивающегося тумана послышался голос:

— Язон из Иолкуса. — Голос был так нежен, что я решил, что он мне пригрезился.

— Язон из Тиссея! Язон с «Арго», проснись, проснись, ответь мне!

Я приподнял голову и огляделся. Кругом светлый, прохладный песок. Волны плещутся о берег.

Прибой не мог добраться до меня. Моя одежда уже высохла, — по-видимому, обессиленный, я очень долго отдыхал. Таинственно возвышались темные кипарисы. Стояла мертвая тишина. Никто не спасся ни с золотого корабля, ни с «Арго», разбитого в щепки. Видимо, я на одном из обломков корабля был выброшен на берег и попал на землю призраков. Пока все понятно: я на острове Эя, на острове желаний.

— Язон с «Арго», ответь мне… Иди ко мне… Язон, Язон! Ты меня слышишь?

Голос звучал чуть приглушенно, но совершенно отчетливо. Казалось, не человек, а сам остров зовет меня. Я нашел в себе силы приподняться и, не вставая, немного прополз вперед. Голос доносился из-за кипарисов. С большим трудом я сел на песок. Теперь нежный зовущий звук послышался откуда-то из глубины острова.

Сквозь туман, стелющийся между деревьями, мне удалось разглядеть дорогу. Вдруг я почувствовал, что я не один. Вокруг стояла настороженная тишина. И в этой тишине не было ни враждебности, ни опасности. Интересно, что ждало меня там, в тумане? Мне казалось, чьи-то глаза наблюдают за мной, но тот, кто наблюдал, не хотел беспокоить меня, его занимали мои дальнейшие действия.

С ветвей деревьев, сырых от тумана, то и дело срывались огромные капли. Одежда моя опять стала мокрой. Эта капель — единственные земные звуки, которые я слышал. Голос вел, звал меня в сердце острова сквозь туман, через лес. Когда я увидел белый храм, светившийся среди темных деревьев, я не удивился. Язон бывал здесь и раньше. Он знал дорогу. Вероятно, он даже знал, кто его зовет, но мне это было неизвестно. Однако я подумал, что не удивлюсь, когда встречу того, кто звал Язона, хотя и представления не имел, как он выглядит.

Я приблизился к храму, и тут же что-то зашевелилось между его колоннами. Из тени показались фигуры в мантиях. Незнакомцы склонили головы в знак приветствия. Они молчали. Я знал, видимо, предупрежденный опытом Язона, что, пока звучит голос из храма, никто не должен говорить. Но как быть мне?

— Язон из Тиссея, — завораживающе звучал нежный голос. — Язон, любовь моя, входи! Подойди ко мне, мой возлюбленный!

Склоненные фигуры отступили на шаг. Я прошел под сумрачным портиком и вступил в храм.

Внутри было темно, и лишь слабый огонь от лампады, мерцавшей на алтаре, позволял увидеть неясно нарисованный огромный, ужасный лик. Даже огонь в этом храме был нереальным, хотя от него исходило тепло. Языки пламени, зеленоватые, с холодным легким мерцанием, все время менялись, причудливо изгибались, словно змеи.

Перед алтарем стояла женщина в одеянии, полностью скрывающем ее фигуру. Мне показалось, что она как-то странно двигается, чересчур скованно. Она повернулась, услышав мои шаги. И тогда я увидел ее лицо. На время я забыл о скованности женщины, об огне на алтаре и даже о гигантском, возвышающемся над нами изображении, чье темное предназначение было мне хорошо известно.

У незнакомки было бледное, нечеловечески бледное, и гладкое, словно из белого мрамора, лицо. Его белизну подчеркивали темные губы, черные брови и волосы. Глаза вспыхивали зеленоватым блеском, похожим на блеск огня алтаря. Чистота линий, поворот головы, совершенная форма глаз и изящный изгиб бровей напоминали статую.

Увидев меня, она удивленно подняла брови. Волосы необыкновенно черного цвета с искрящимися пурпурными бликами рассыпались по ее безупречному одеянию. Но я вспомнил, что Язон знал о том, каковы эти волосы на ощупь. Они напоминали сверкающую черную реку, ниспадали на ее плечи, прикрывая алебастровое лицо гладким покрывалом. Язон помнил искры, исходящие от них, когда он касался их руками.

В моей голове проступили воспоминания Язона, и его голосом я проговорил на древнегреческом:

— Цирцея, — я сам удивился, услышав свои слова, — Цирцея, моя возлюбленная.

Огонь взметнулся над алтарем, осветив ярким светом ее прекрасное, бесконечно знакомое лицо. Я готов поклясться, что в ее глазах вспыхнул ответный огонь. Тени в зале качнулись, и изумрудные отблески побежали по стенам, словно яркие капли воды.

Она отступила к алтарю, обеими руками закрываясь от меня, словно отрекаясь.

— Нет, нет, — пробормотала она мягким, приятным голосом, — нет… нет еще, Язон. Подожди.

Она отвернулась и устремила взор к лику над пламенем алтаря. Я присмотрелся к ней повнимательнее. Память моя и память Язона подсказывали мне, что я нахожусь в храме трехликой богини Гекаты, богини темной стороны Луны (полная противоположность Дианы, богини светлой Луны) — Гекаты, которую считали покровительницей колдовства, называли богиней таинственных троп и темных дел. Ее три маски — это три пути, которыми мог пойти верующий с перекрестка Судьбы. Ночью ее повсюду сопровождали Церберы, и когда они лаяли, все адские твари обращали на нее внимание… Геката — мрачная мать волшебницы Цирцеи.

Руки Цирцеи ритуально двигались вокруг пламени. Неожиданно она мягко заговорила:

— Он идет к нам, мама. Язон из Иолкуса снова здесь. Все ли я сделала правильно?

Тишина.

Зеленый свет трепетал на стенах храма, и лицо богини выглядело безучастным. На алтаре слабо горел огонь. Постепенно его зеленоватые языки угасли в углях. Свет алтаря становился все более тусклым.

Цирцея повернулась ко мне лицом. Ее плечи чуть вздрагивали. Ее зеленоватые глаза встретили мои взгляд. Бесконечно печально и сладострастно прозвучал ее голос.

— Не время, — прошептала она. — Не сейчас. Расстанемся ненадолго, мой возлюбленный. Я буду ждать тебя, только помни обо мне, помни о нашей любви, Язон!

Пока я собирался ответить, Цирцея подняла обе руки к голове, длинными пальцами потрогала свое лицо и замерла. Голова ее склонилась на грудь, локоны прикрыли глаза. Волосы зашевелились у меня на голове. Я увидел, как Цирцея двумя руками полностью отделила свою голову от плеч.

Это оказалась маска. Цирцея опустила лицо-маску и повернулась ко мне. Черты маски показались мне безжизненно белыми, а глаза поразили меня. Весь ее лик… Безупречные завитки волос, прикосновение которых я не забыл, тепло губ, улыбающихся таинственной и знакомой улыбкой, зеленоватый отблеск глаз, полуприкрытых веками, плавно изогнутые линии ресниц. Маска жила сама по себе и говорила. Но постепенно она заснула, стала похожа на восковую.

Я медленно поднял голову и увидел лицо женщины, которая несла маску: серые пепельные волосы, усталые черные глаза, лицо, изборожденное морщинами, усталое и мудрое. На нем читалось изощренное коварство — пугающий лик с резкими чертами — лицо очень старой женщины.

— Ты — Язон, — проговорила она надтреснутым голосом, высоким и усталым. — Хронос трясет свой кубок, пока игральные кости не вернутся на свои места. Те же кости, но с новыми числами.

Что-то изменилось во мне. Когда она заговорила, я услышал ее слова, но как-то неясно. Неожиданно я вспомнил, что я Джей Сивард, а не Язон, и нахожусь я на невероятном острове, стою у неведомого алтаря. Видимо, всему виной было что-то прозаическое, например, усталость. Старческий голос богини пробудил во мне мое истинное «я».

Что она сказала? «Хронос — бог времени?» Неужели я перенесся во времени на три тысячи лет назад? Неужели «Арго» действительно перенес меня в седые туманы прошлого, в мир легенд, к эллинам, которые заложили не только основы римской цивилизации, но и культуру современной Европы! Бессмертный Хронос, наблюдающий, как время струится сквозь его пальцы. Нет, ответ мог оказаться иным. Мне показалось, что какая-то недобрая длань нависла над миром, какой-то неясный шепот слышался мне на земле и среди морских просторов. Вероятно, что-то предупреждало меня, ведь я покинул мир, где, согласно легенде, мои предки были сотворены из плоти Адама.

Теперь я находился не на Земле.

Я помнил, как Эврипид закончил свой ужасный рассказ о Медее и Язоне. Его строки с новой силой прозвучали в моем мозгу:

«Неведомо проклятье человека, он сам не знает, где искать мечту…»

Тропа, на которую я ступил, куда она ведет? Скорее всего, я попал в Мир Легенд! В давно забытый мир, где лежит остров волшебницы — таинственной Эигены, поклоняющейся трехликой богине.

Я собрался с силами. Снова вызвал из глубин памяти воспоминания Язона. Похоже на мечту. Мне казалось правильным, что я покорился воле ветра, который наполнил паруса «Арго» и принес ко мне голос Цирцеи, когда я очутился под темными кипарисами. Душа человека всегда находилась в плену неведомого. Особенно душа человека прошлого — душа человека, чья жизнь проходила в мире, наполненном богами и демонами, созданными его собственными страхами и воображением.

Страх. Страх перед чем?

Я проснулся. Я понял, что воспоминания Язона отступили.

Строки Эврипида вновь зазвучали в моих ушах: «Через бескрайние моря меня тянуло к эллинам. Полуночный бриз заставил трепетать мой парус…»

С ужасом я огляделся. Зеленый свет, струившийся с алтаря, высветил все детали храма Гекаты.

Отчаяние наполнило меня, земля ушла из-под ног. Я наконец осознал всю невероятность происходящего. Может, я сошел с ума и все это плод моего больного разума? Кошмар!.. Когда глаза старухи Цирцеи уставились на меня, я подумал о том, что голова, живущая отдельно от тела, — дело ее рук.

И тогда я сломя голову бросился прочь, я бежал, бежал. Поняв, что полностью подчинился воспоминаниям Язона, я страшно испугался.

4. Можно ли довериться фавну?

Позже я узнал Панурга очень хорошо. Но он никогда не казался мне таким огромным, как при первой нашей встрече… Не в силах больше бежать, я остановился, огляделся и увидел Панурга. Он вел себя настороженно, и, быть может, поэтому мне удалось пересилить свой страх. Самое невероятное, что Панург очень напоминал человека. Единственное отличие от обычного человека — козлиные рога и козлиные ноги. Его бородатое лицо с раскосыми желтыми глазами выглядело мудрым, настороженным и предупредительно любезным. Фавн был не стар. Спутанные черные кудри его волос блестели даже в тусклом свете.

— Боишься? — спросил он низким голосом и робко улыбнулся.

Тон Панурга располагал к разговору. Потом он присел на корточки. Его вид развеселил меня.

— Ты сейчас услышишь песню, воспевающую Панурга.

Сказав это, он встал, отошел и, неожиданно рассмеявшись, негромко запел:



Панург Маигти такой ужасный,
Что даже Язон убегает.
Язон, как ребенок, по роще бежит
И обо всем забывает…



Молча я наблюдал за происходящим, сдерживая негодование, закипавшее во мне. Хотя я-то знал, что Панург прав. Но его песня была о Язоне, а не обо мне. Знал ли Панург об этом?

Завершив песню, восхваляющую трусость Язона, Панург направился ко мне странной, качающейся походкой. Проходя мимо лужи, он неожиданно остановился и стал разглядывать свое отражение.

— Нужно причесать бороду, — объявил он, с силой почесав ее волосатыми пальцами. — Может, попросить дриад? Хотелось бы знать, Язон, и от них ты помчишься сломя голову? Нет, не стану рисковать. Чудно. Я думал, ты ее презирал. Как я хотел бы утешить ее и рассказать тебе правду, Язон из Иолкуса. Но я устал, гоняясь за тобой…

Вот тогда я и доверился Панургу — таинственному существу из затерянного мира. Даже когда я разглядел, что у него желтые, по-козлиному суженные зрачки глаз, я не изменил своего решения. И еще я подумал, что он замолчал, потому что заметил какую-нибудь дриаду. Да, я доверился Панургу с вздернутым носом и насмешливой улыбкой, с изогнутыми рогами, выглядывающими из-под спутанных кудрей. Я поверил словам Панурга, улыбкой изгнавшего страх из моего сердца.

— А теперь ты уже не боишься? — неожиданно спросил козлорогий.

Я кивнул. Поразительно, как быстро страх покинул меня. Но все-таки глубоко в моей душе по-прежнему прятались бесформенные призраки ужаса. Ведь Язон-то, в отличие от меня, знал Панурга. Вероятно, у моего предка были веские основания для опасений.

Панург кивнул мне, словно знал мои мысли и догадывался, к какому я приду решению. Он ждал, улыбался, виляя коротким хвостиком.

— Выпей, — предложил он. — Ты должен испытывать жажду после такого забега. Искупайтесь, если хотите. Я буду вас охранять.

«Охранять? От кого?» — удивленно подумал я, но промолчал. Мне нужно было время, чтобы прийти в себя.

Прежде всего я напился, потом снял одежду и искупался. Раскинув руки, я погрузился в ледяную воду. Панург засмеялся, когда я выскочил на берег, дрожа от холода. Потом я растер свое тело так, что кожа стала гореть огнем. Вместе с потом я смыл все оставшиеся страхи — страхи Язона.

Подумав, я решил пока не говорить никому о том, кто я на самом деле… Я присел на влажную траву и стал внимательно изучать сатира.

— Прекрасно, — продолжал веселиться фавн. — Цирцея пригласила своего возлюбленного, а он убежал от нее, словно трусливый заяц. Мне Язон всегда не очень нравился, но если ты — он…

— Нет, я — не Язон. Но я помню всю жизнь Язона. Вот уже три тысячи лет прошло с тех пор, как умер Язон. Появились новые страны и новые народы. Люди теперь говорят на других языках, — я остановился, впервые осознав, что говорю на древнегреческом без усилий, с акцентом, достаточно отличающимся от того, который был у меня, когда я учил этот язык в университете. Неужели память Язона так повлияла на меня?

— По твоей речи и не скажешь, — проговорил Панург, пожевывая травинку. — Как это ни странно, но мы с тобой живем в одном мире. Я не знаю как, но мне нужно позаботиться о тебе. Видимо, мне должны будут помочь маленькие сатиры, — желтые искры вспыхнули в его глазах. — И помни, Язон: мы — свободный народ. Человек никогда не поднимал руки на нас. Мы можем жить в любом городе, в любом лесу… Я хотел бы стать твоим другом, Язон.

— Мне нужны друзья, — спокойно ответил я. — Не мог бы ты объяснить мне, что случилось в храме. Почему я очутился здесь?

Панург наклонился к воде и коснулся поверхности озерка одной рукой. По воде пошла рябь. Сатир внимательно посмотрел на свое искаженное отражение.

— Наяда безмолвна, — пробормотал он, взглянув на меня. — Хорошо, я все тебе объясню. В этом мире есть место для великих подвигов и могущественных богов. Но все герои, как и большинство богов, умерли. Мы, фавны, — не боги. А ты — герой, который выглядит не очень-то героически. Может, трусость тому причиной? Мой отец, как ты, бежал! Только пятки сверкали!

Фавн упал на спину и заблеял, зашелся от смеха. А мне было ничуть не смешно — слишком живо я помнил то, что чувствовал во время бегства.

— Выжив, в ближайшие несколько дней у тебя есть над чем посмеяться! — язвительно заметил я. — Попав в ваш мир, первое, что я сделал, так это хорошенько пробежался.

Смех Панурга стал еще громче. Потом он сел, вытер глаза и продолжал, все еще похихикивая:

— Только люди могут смеяться над собой. Герои никогда этого не делают. Вероятно, это означает, что ты — герой, но…

— Конечно, — перебил я его, — если бы я знал о вашем мире чуть больше и у меня было бы какое-нибудь оружие, то бегал бы кто-то другой.

— Правда, — согласился Панург.

— Что же на самом деле произошло в храме? — настаивал я, пытаясь вернуть разговор в интересующее меня русло. — Там была жрица Цирцея? Или это тоже маска?

Панург пожал плечами:

— Кто знает? Я никогда не носил масок! Могу только сказать, что после своей первой смерти, где бы эта жрица ни появлялась, она говорила одинаковым, старческим голосом, а глаза ее были такими же, какими видел их Одиссей. Когда жрица снимает маску… Но ты же видел ее настоящее лицо. А в маске есть определенно что-то живое… То ли любовь, то ли ненависть… Жрица никогда не отдыхает… Это ты должен рассказать мне о ней. Язон знал все ее тайны!

— Я ничего об этом не знаю! — с отчаянием ответил я.

— Но ведь ты был там, когда… — фавн почесал завитки волос у левого рога. Чуть подумав, он улыбнулся, блеснув зубами. — Ты попал сюда — вот твоя цель. Наверное, ты выбрал неправильное время, когда решил откликнуться на зов Цирцеи. На твоем месте я пришел бы к ней лет сорок назад. Тогда она была прелестна. Но я тут ни при чем. Мне хватает хлопот с дриадами. Однако если бы Цирцея позвала меня, я бы явился сразу, не задумываясь. А если бы молодая Цирцея была жива сейчас…

— Молодая Цирцея? — удивился я.

— Ты видел старую Цирцею. Она уже заканчивает свой жизненный путь. Я был молодым козленком, когда проклятие Гекаты пало на Язона. С тех пор приходили и уходили многие жрицы с обликом Цирцеи. Я сейчас даже не берусь перечислить их. Недавно на смену старой пришла новая жрица, но жрецы Аполлона из Гелиоса убили ее три дня назад, — фавн крутанул рогатой головой.

— И все же, что же здесь происходит? — спросил я. — Гелиос… что это такое?

— Гелиос — крепость Аполлона, золотой город. Между Гекатой и Аполлоном — старинная вражда. Легенда гласит, что никогда не будет одержана победа ни одной из сторон, пока не вернется Язон с «Арго». Теперь Язон, как я полагаю, находится здесь… Однако войны между богами не для меня. Я просто слышал такую легенду.

— Ты говоришь так, словно все Цирцеи хорошо помнят того Язона, — медленно проговорил я. — Значит, Цирцеи все время искали меня? И их зов оставался без ответа…

— Да, они звали тебя очень долго. Многие жрицы надевали маску, и тогда их называли Цирцеями. Воспоминания о Язоне пережили многие поколения, и вот наконец появился ты.

— Но что боги хотят от меня?

— У Гекаты есть план. Я думаю, он касается завоевания Гелиоса. Ключ ко всему — Язон, а в нем-то как раз богиня не очень уверена. Она знала прежнего Язона, и один раз он уже убежал, предав ее.

— Тебе так хорошо известны планы Гекаты! — заметил я. — Ты — ее жрец?

Он улыбнулся и вызывающе хлопнул себя по пушистому бедру.

— Панург — жрец? Я здесь жил еще до появления первой Цирцеи. Я помню Цирцею, как помнил ее Одиссей, помню всех свиней Одиссея! Я встречал Гермеса, когда он бродил по этим пастбищам. Он не касался травы, скользил над землей… — Желтые глаза фавна закрылись, и он мечтательно вздохнул. — Да, то были великие дни. Тогда тут не было ни туманов, ни жаждущих мести богов. С тех пор все изменилось.

— Скажи мне, чего боги хотят от меня. Ты же знаешь? — вновь спросил я, не надеясь на ответ.

Было достаточно трудно разобраться во всем этом прямо сейчас, без пояснений Панурга, по-прежнему посмеивающегося в курчавую бороду. Мысли фавна бесцельно прыгали, перескакивая с одного на другое. Однако когда Панург хотел, чтобы его поняли, он изъяснялся так, что его слова становились понятными.

— Язон как-то поклялся, присягнул на алтаре Гекаты… случилось это очень давно, — Панург говорил, не глядя на меня. — Потом Язон нарушил клятву. Помнишь? А еще через некоторое время он явился к Цирцее и просил ее о прощении. Конечно, это была настоящая Цирцея… Тогда она еще была жива. Что-то непонятное произошло между ними. Никто об этом не знает. Почему Цирцея ради тебя бросилась в огонь? Сделала она это из-за того, что сильно любила тебя, или из-за того, что ненавидела? Проклятие Гекаты и горячая любовь Язона не дали ей умереть в тот же день… Думаю, твое появление завершит круг. Тебе предстоят нелегкие дела, прежде чем ты снова получишь свободу. Тебе трудно будет найти новую молодую Цирцею…

— Молодую Цирцею? Но…

— Да, жрецы Гелиоса убили ее. Я уже говорил тебе об этом, — фавн снова засмеялся, потом подпрыгнул…

И вдруг Панург замер, уставившись на что-то у меня за спиной.

— Тебе следует немедленно заняться делами, — заявил он мне, выразительно посмотрев в глаза. — Если ты герой Язон, то я тебя сердечно благословляю. Но если это не так, то я считал, что ты лучше, чем ты есть на самом деле. И тогда я тебе не завидую… Позволь дать тебе несколько умных советов перед тем, как уйти.

Он наклонился ко мне. Пристальный взгляд его желтых глаз невероятно удивил меня.

— Без юной Цирцеи ты никогда не сможешь обрести покой, — сказал он. — Запомни это. Но если у тебя иная цель… — он внезапно по-козлиному отпрыгнул от меня и завертел куцым хвостом. Он смеялся, и его коричневые плечи при этом тряслись. — Если у тебя другая цель, то не рассчитывай на мое доверие.

Он сделал так, чтобы все случилось, как случилось. Слишком поздно я почувствовал опасность, попытался подняться — и только тогда заметил отливающий золотом меч, занесенный над моей головой.

Панург прекрасно справился со своей задачей. Его смех, его путаная речь скрыли другие звуки, которые я мог бы услышать. У меня осталось лишь одно мгновение, чтобы взглянуть на человека, нависшего надо мной.

И тут его меч обрушился на мою голову.

Долгое время я лежал без сознания. Потом постепенно стал различать голоса.

— Убейте! Убейте его!

— Убить Язона? Ты глуп, хотя ты и великий фавн!

— Если он Язон, убейте его. Ведь Аполлон просил как можно быстрее убить Язона!

— Еще не время. Нет еще юной Цирцеи…

— Но ведь Цирцея умерла на алтаре Аполлона три дня назад.

— Ты это сам видел? Неужели ты всерьез веришь слухам, старый дурак?

— Все знают, что она мертва…

— Язон знает? Хронтис хочет видеть Язона живым, чтобы поймать ее. Ты обязан дать нашему пленнику убежать, понимаешь ты это? Он должен оказаться на свободе. Я знаю, что нам следует делать!

— Это так, если…

— Пусть он заговорит. Выполни все, о чем он ни попросит!

— Я хотел бы сказать… мы не должны доверять этому фавну, — вмешался еще один голос. — Если он предал Язона, он может предать и нас. Каждый знает, как лицемерны фавны.

— Поверь мне, фавн знает, что делает. Догоняя Язона, он выполнял волю Гекаты. Вероятно, она хотела, чтобы Язона схватили. Но это не наше дело. Мысли богов выше человеческого понимания. Мы должны молчать… Мне кажется, Язон приходит в себя…

— Может, ударить еще раз, чтобы он успокоился?

— Убери свой меч. Когда ты начнешь думать? Успокойся, а то получишь…

Я, ничего не видя, стал шарить руками по твердой земле. С тоской я вспомнил корабль, утонувший в таинственных водах. Язон оплакивал свой «Арго»…

А потом я снова очутился на корабле, но не на «Арго». Когда сознание окончательно вернулось ко мне, я услышал далекий звук труб, рев раковин Тритона. Медные раковины гудели громко и угрожающе. Я открыл глаза и увидел палубу корабля. Двое мужчин в золотых кольчугах стояли рядом со мной. Они безразлично наблюдали за моими попытками подняться. Очевидно, это был тот самый корабль, который гнался за «Арго».

Один из мужчин склонился надо мной. Он насмешливо поднял брови, поймав мой удивленный взгляд.

— Через полчаса мы будем в Гелиосе, — сказал он. — Не хотел бы я оказаться на твоем месте, Язон из Иолкуса.

5. Жрецы Аполлона

Туманная завеса рассеялась. Я увидел Гелиос — Гелиос Прекрасный, возведенный по воле Бога Солнца. Загремели трубы. Я услышал крики глашатаев, свист кнутов. Золотой корабль подошел к причалу золотого города Аполлона.

Воин в золотистой кольчуге грубо толкнул меня на сходни, идущие к пирсу. Меня охватил гнев, но огромное желание увидеть фантастический город, крыши домов которого поднимались за белыми городскими стенами, помогло мне, хотя и с трудом, побороть это чувство.

Через мгновение воспоминания Язона вернулись ко мне. Я покрылся холодным потом, когда осознал свое положение и представил, что меня ожидает… Когда падет Гелиос, землю поглотит мрак…

Звук труб, резкий и высокий, доносился с городских стен. Дурное предзнаменование. Страх Язона переполнил меня, когда я вошел в ворота цитадели.

Город напоминал греческую колонию. В нем ясно просматривались элементы греческой культуры, однако они чем-то отличались от классических. Что-то неведомое и восхитительное добавилось к классическому греческому стилю.

Особенно это стало заметно, когда мы подошли к большому золотому храму в сердце Гелиоса. Может, храм был и не из золота, но мне показалось, что он золотой, так же как галера. Более чем на сотню метров поднимались сверкающие стены, а крыша храма терялась в вышине. Стены казались гладкими, без украшений. Там обитал бог Солнца Аполлон.

Непонятно почему, но мы пошли не прямо к сверкающему зданию, а стали петлять по узким улицам. Люди указывали на меня пальцами. Сопровождавшие меня стражи держались чуть поодаль. Однако большинство прохожих оставались ко мне безразличными. Если бы я захотел, то смог бы освободиться и убежать. Постепенно во мне начали пробуждаться новые и новые воспоминания, и я остановился, собираясь с мыслями.

Мне надоело быть пешкой в руках неведомых сил. Люди, которых я встретил в этом мире, считали меня настоящим Язоном. Но они ошибались. Я совсем запутался.

«Если я останусь в руках воинов Гелиоса, меня казнят, — думал я со злостью. — Они не правы, если думают, что я знаю правила этой игры! Им нужно, чтобы я убежал. Посмотрим, что они станут делать, когда поймут, что я не желаю убегать. Мне хочется поговорить с их верховными жрецами, и я добьюсь этого».

Приняв решение, я остановился посреди улицы. Вокруг меня тут же собралась толпа. Все удивлялись моей странной одежде. Через несколько мгновений я увидел двух воинов в золотых шлемах. Они разглядывали меня, стоя у колонны одного из зданий. В этой странной игре я выглядел почти смешно, нелепо. Тем не менее я пересек улицу и подошел к ним.

— Давайте пройдем к храму, — спокойно предложил я. — Я хотел бы поговорить с вашим Верховным Жрецом, или как вы там его называете? Вы укажете мне дорогу, или мне идти туда самому?

Воины хмуро посмотрели на меня, потом, пересилив себя, улыбнулись. Один из них показал мне дорогу к сверкающим стенам золотого дома Аполлона. Не проронив ни слова, мы прошли сквозь толпу.

Когда мы поднялись к храму, торжественно заскрипели, медленно открываясь, большие ворота. Мы прошли по золотой дорожке, затем по коридорам, широким, как городские улицы. Там собралось множество людей — жрецов и воинов в кольчугах. Но никто нас не замечал. Очевидно, для большинства прибытие Язона в Гелиос оставалось тайной.

В толпе, переполнявшей золотые залы, находились люди разных национальностей и званий. Тут были нубийцы в тюрбанах, украшенных камнями, невольницы в ярких туниках и молодые жрецы, цицианские куртизанки и темные, бородатые, воинственные персы.

Мы свернули в коридор, ведущий к сердцу храма. Мой провожатый остановился перед решеткой. Старший из охраны потребовал, чтобы нас пропустили.

Зазвучала тонкая, вибрирующая музыка. Двери бесшумно отворились. Меня грубо толкнули в спину, так что я едва не упал. Восстановив равновесие, я огляделся. Двери за мной закрылись.

Потом я услышал нежный женский голос:

— Повелитель, не подойдете ли вы ко мне?

Я еще раз огляделся. Нубийская девушка, совсем юная, улыбалась мне. Серебряное ожерелье было обернуто вокруг ее изящной, тонкой шеи. На прелестном, словно из полированного эбонита, лице сверкали жемчужные зубы. Она носила короткую тунику бледно-голубого цвета. На голове у нее был повязан тюрбан, а ноги были обнаженными. На лодыжках позвякивали серебряные колокольчики.

Она напоминала изящную статуэтку, но была вдвое краше. Что-то робкое и застенчивое таилось в ее улыбке… Чудесное лицо правильных форм… У нее за спиной стояла еще одна девушка с золотистой кожей и чуть раскосыми глазами. Она носила ожерелье невольницы и безмолвно наблюдала за мной.

— Сюда, мой повелитель, — тихо произнесла нубиянка и прошла по полутемному залу, звеня колокольчиками. Другая девушка кивнула мне, и я почувствовал, как помимо своей воли пошел за ними.

В противоположном конце зала царил полный мрак. Ни дверей, ни драпировок, ни стен… ничего там не было, все скрыл сверхъестественный туман. Моя маленькая провожатая остановилась, посмотрела на меня, блеснув зубами:

— Моего повелителя ожидает Верховный Жрец Аполлона. Там палаты Верховного Жреца. Прошу вас, мой повелитель. Входите, — и, сняв с руки серебряный браслет, она пошла дальше в темноту.

Я осмотрелся, чтобы быть более уверенным в себе, а потом осторожно пошел вперед. Руки негритянки засветились, указывая мне путь во мраке. Слабое свечение, мерцание в воздухе. Я остановился на пороге.

Вновь я попал в зал, который могли построить только древние греки. В его центре находилась белая колоннада с темными драпировками. Над головой я увидел тучи — светлые, клубящиеся, бледно-розовые, словно их коснулись первые лучи восходящего солнца. Они двигались медленно и плавно. Между ними я заметил голубой мозаичный потолок, на котором словно звезды сверкали бриллианты.

Пол был зеленым и мягким, как мох. По нему приятно было ступать. Зал оказался обставлен диванами, невысокими столами, креслами, покрытыми резьбой — сценами из легенд. В бронзовой чаше на подставке в центре комнаты дымились ароматические благовония.

«Жрецы Аполлона умеют делать свою жизнь приятной», — подумал я и обернулся, чтобы взглянуть на маленькую невольницу, которая привела меня сюда.

Вдруг послышалась музыка. Я внимательно осмотрелся, пытаясь обнаружить невидимых музыкантов. В полутьме за приоткрытой дверью я заметил знакомую мне рогатую голову Панурга. Фавн улыбался мне.

Как я удивился, увидев эти язвительные желтые, козлиные глаза. Фавн хихикнул, а потом тихо пробормотал себе под нос:

— Наконец явился тот, кого Цирцея назовет Язоном.

— Хорошо, — ответил ему кто-то более глубоким голосом. — Хорошо… Но не ошибся ли ты?

Панург приблизился ко мне. Из тени выступил высокий золотоволосый мужчина, словно явившийся из античных мифов. Он был подобен прекрасному богу — стройный, с лоснящимися мускулами, которые перекатывались под золотой туникой, с ясными голубыми глазами, в глубине которых таилась какая-то тревога. Сверкающие лучи, казалось, задерживались на его сверкающей, почти светящейся коже. Я подумал, не бог ли Солнца Аполлон стоит передо мной?

— Это Хронтис, — представил спутника фавн. — Я оставлю вас одних. Я ухожу.

Он пошел к колоннам, и темнота поглотила его.

Хронтис неспешно подошел к кушетке, кивнул на другую и небрежно прилег. Он подождал, пока я присел напротив него.

— Язон, — медленно заговорил он, — я полагаю, что мы враги. В конце концов, покровительствующие нам боги — враги. Когда-то так было решено, и я здесь ни при чем… Надеюсь, в этом зале нет богов. Не хочешь ли ты выпить и побеседовать со мной?

За спиной у него стоял хрустальный кувшин. Из него он налил желтого вина. Потягивая его мелкими глотками, Хронтис подал мне другой кубок. Я пил долго. Потом поставил кубок рядом с собой и глубоко вздохнул.

— Я не говорил, что я — Язон, — заявил я.

Он удивился.

— Пусть будет так, — миролюбиво согласился Хронтис. — Я молодой жрец, но поступлю, как любой на моем месте. Случайно вышло так, что мне пришлось показать свою власть. Многого я не знаю… Я ничего не знаю ни о тебе, ни о твоих достоинствах. Опихон сейчас Верховный Жрец Аполлона. Он очень опасен, потому что верит в богов.

— А вы не верите?

— Отчасти верю, — ответил Хронтис, улыбнувшись. — Но я не думаю, что они — боги. Хочешь еще вина? Хорошо. — Он выпил. — Теперь, Язон, давай поговорим как благоразумные люди. Опихон страдает. Он суеверен. Правда, существуют вещи непонятные: корабль-призрак, например, — но как бы то ни было, на празднике в храме я впал в немилость Аполлона… Здесь, в моих личных апартаментах, мы сможем спокойно поговорить. Я хотел бы узнать, почему ты не убежал, когда тебе выпала такая возможность?

— Глупо и безрассудно бежать. Безрассудно ступать на тропу, которая ведет в бездну.

Жрец внимательно наблюдал за мной.

— В наши дни кораблем-призраком управлял Технос. Наверное, он и привез тебя сюда. Пророчества и легенды… как их много! И все они предупреждают о чем-то! Говорят, когда вернется Язон, вместе с ним вернется проклятье. Оно станет вдвое сильнее. Это неизбежно, как смерть… И так всякий раз… Но если человек станет во всем следовать советам богов, рано или поздно его поразит удар молнии. Отличный путь отбить желание критиковать богов, — Хронтис хихикнул. — Хорошо, что нам удалось встретиться не в алтарных комнатах… Ты носишь странную одежду. Много поколений ушло в небытие с тех пор, как появился первый Язон. Я знаю, что ты не Язон. Так кто ты?

Как я мог объяснить ему, кто я такой? Я молча смотрел на жреца, не зная, что и сказать. Хронтис улыбнулся и снова предложил мне вина.

— В какой-то мере я — ученый, — продолжал он. — Я изучаю теологию насколько хватает сил. Позволь, я рискну угадать. Где-то в другом времени и другом месте есть иной мир, мир, откуда ты явился. В тебе есть кровь Язона. Язон должен существовать и в вашем мире… Значит, в тебе сокрыта память Язона. Так же, как душа первой Цирцеи сокрыта в маске. И любая Цирцея, которая появится, станет богиней на острове Эя, будет служить этому острову.

— Откуда вам это известно? — удивился я. — По-моему, вы единственный, кто понимает, что тут происходит. А я даже не знаю, где нахожусь.

Теперь жрец надолго замолчал.

— Стремиться к совершенству естественно. Это моя собственная теория, но я думаю, она верна. По твоим понятиям, твой мир устроен как положено. Назовем его положительным полюсом в потоке времени. Видимо, существуют и иные варианты вашего мира, но это очень смелое предположение. В любом из миров рождаются мутанты и часто происходят сверхъестественные чудеса. Но все это быстро проходит. Для того чтобы чудеса стали нормой жизни, в реке времени должен существовать отрицательный полюс. В нашем случае эти два мира каким-то образом пересеклись. Мы должны шире смотреть на вещи. Вероятно, течение времени в вашем мире подобно воздушному потоку, а наше время бежит, словно вода в канале. Но иногда два русла пересекаются. Такое пересечение случилось несколько поколений назад. Когда это случилось в твоем мире?

— Язон жил три тысячи лет назад, — сказал я.

— Давно, — протянул он. — Три тысячи лет назад два мира пересеклись, когда пересеклись два потока времени. У нас есть легенды про путешествия «Арго». Но, мне кажется, путешествие аргонавтов происходило и в твоем мире, и в нашем. Миры смешались. Я говорил, что твой мир, видимо, имеет положительный заряд. Где-то в то же самое время должен существовать отрицательно заряженный мир. Вот потоки времени пересеклись, и законы мироздания снова изменились… Баланс оказался нарушен. Понимаешь?

Постепенно я начал понимать:

— Принцип простой, как в электричестве. Положительные силы сосредоточились на одном полюсе, пока полярность не изменилась. Да, принцип ясен. Все логично.

Хронтис продолжал:

— Боги достаточно опасны, они имеют отрицательную силу и достаточно ограничены в нашем мире, так же как и в вашем, откуда они первоначально пришли к нам. — Он мельком взглянул на колонны. — Я слышу голос Опихона, Верховного Жреца. Пока он не призвал тебя, подумай… Я выполняю большинство обязанностей за него. Аполлон совершенен только в глазах жрецов. Опихон был не так давно оскорблен… Послушай, Язон… Опихон будет говорить с тобой. Запомни, он служил богу слишком долго и слишком суеверен. Используй это. Я хотел поговорить с тобой потому, что скоро стану Верховным Жрецом. Но я предпочитаю научную теологию, а Опихон верит в испепеляющий удар молнии, который в итоге решит все проблемы. У меня другое мнение. Мы оба одинаковые… Так что запомни, что я рассказал тебе.

Он улыбнулся и встал. Темнота скрыла его.

Какой-то человек, ковыляя, вошел в комнату. Гефест-Вулкан — вот кто такой Опихон! Вулкан, который был сброшен с Олимпа отцом Зевсом и стал хромым. Вошедший был подобен богу, изгнанному богу. В нем, как и в Хронтисе, горел золотистый огонь, но по цвету он напоминал разрушающийся мрамор.

«Время Опихона уже прошло, — подумал я. — Но как он собирается поступить со мной?» Судя по всему, он мог оказаться старшим братом Хронтиса, но более хмурым, испуганным.

6. Эхо прошлого

Опихон остановился сутулясь. У него, как и у Хронтиса, были голубые глаза, но темные, как зимнее небо. Глаза Хронтиса напоминали небо лета. И еще в глазах Опихона не было скептической усмешки Хронтиса.

Верховный Жрец заговорил медленно, взвешивая каждое слово:

— Не ожидали, что я приду так быстро?

— Я избавляю вас от своего присутствия, — проговорил Хронтис. — Нет необходимости в долгих разговорах. Язон все знает.

— Он и есть тот самый Язон?

Хронтис вышел из-за колонны:

— Фавн Панург именно это утверждает.

Опихон повернулся ко мне и заговорил так, словно произносил заранее заученный текст:

— Послушай, война между Аполлоном и Гекатой идет испокон веков. Много лет назад Язон выкрал золотое руно, самое ценное сокровище Аполлона, и сбежал под защиту Гекаты на остров Эя. Так как Цирцея любила Язона, то она помогла ему. Позже, когда Язон то ли умер, то ли исчез, война стихла, но было произнесено пророчеству о том, что Язон появится вновь и станет мечом в руках Гекаты. А мы должны сломать этот меч.

Жрец приблизился ко мне.

— А Цирцея… Она рука Гекаты, а ты ее меч. Пока Цирцея мертва, маска молчит, Геката не имеет силы. Война между Гекатой и Аполлоном никогда не закончится… Аполлон должен сжечь темную богиню на ее собственной земле… Только однажды Аполлон повернул свое лицо к этой земле. Он — повелитель затмений, так же как я — повелитель солнца… Но было предсказано, что однажды Аполлон явится в Гелиос во время затмения… Как раз скоро случится одно из них. Но раньше ты должен умереть. Твоей смерти будет достаточно. Язон умер один раз, следовательно, сможет умереть еще раз. И рука Гекаты должна быть уничтожена. Маска, Цирцея и Язон — их надо уничтожить раз и навсегда. Тогда земля окажется под властью Аполлона.

Тишина воцарилась в зале. Ее нарушил Хронтис:

— Вы не сказали Язону, что ему предстоит сделать.