Джеффри Дивер



Исчезнувший

Lincoln Rhyme – (Линкольм Райм) – 5

Scan: vetter; OCR amp; SpellCheck: Natala

В специальной редакции

Избранные романы

Перевод с английского

Издательский Дом Ридерз Дайджест

Москва, 2004

Джеффри
Дивер “Исчезнувший”

Оригинальное
название: Jeffery Deaver, “The Vanished Man”, 2003

ISBN 5-89355-085-4

Аннотация

Рука быстрее глаза. Или нет? Мир фокусов и иллюзий вовлекает Линкольна Райма и Амелию Закс в свою паутину. Убита юная студентка музыкального училища, убийца в буквальном смысле растворился в воздухе, и следователи должны проникнуть по ту сторону зеркал и дыма, чтобы предотвратить чудовищный акт мести, который грозит стать величайшим номером с исчезновением.





Что такое иллюзия? Шелест крыльев, шорох шелка. Легкое дуновение страха при встрече со случайным прохожим.


ЧАСТЬ ПЕРВАЯ



ЭФФЕКТ

Суббота, 20 апреля

Опытный фокусник стремится обмануть разум, а не глаза. Марвин Кей. Учебник магии


1

Приветствую почтеннейшую публику. Добро пожаловать на представление.

В ближайшие два дня вас ожидает захватывающее зрелище: наши иллюзионисты, фокусники и мастера хитрых трюков раскинут перед вами свои магические сети.

Наш первый номер – из репертуара всем известного Гарри Гудини, величайшего мастера по части выхода из безвыходных положений. Сегодня мы воссоздадим номер под названием “Ленивая удавка”.

Исполнитель лежит на животе с руками, скованными за спиной наручниками “Дарби”. Лодыжки у него связаны, веревка обхватывает шею петлей и привязана к лодыжкам. Ноги сами собой стремятся выпрямиться, натягивают веревку – и приводят в действие жуткий процесс.

Почему номер называется “Ленивая удавка”? Потому что жертва сама затягивает ее на шее.

Сейчас мы начинаем, но сначала небольшое предупреждение: ни на минуту не забывайте о том, что, придя к нам на представление, вы отвергли реальность. Вы твердо уверены, что видите нечто собственными глазами, а этого, быть может, вообще не существует. А то, что вы заведомо считаете иллюзией, может оказаться правдой.

Во что же вам верить? Кому доверять?

Никому на свете.

Итак, представление начинается.



В закопченном и мрачном старинном здании в районе Вест-Сайда некогда размещался пансион, потом больница для сумасшедших преступников, где те доживали свою жалкую жизнь. Так что теперь в стенах Манхэттенского музыкально-театрального училища вполне могли обитать дюжины привидений.

И наверняка одно из них парило в тот миг над телом девушки, лежавшей на животе в полумраке коридорчика перед небольшим репетиционным залом.

Лицо ее было цвета спелой сливы – от туго натянутой веревки, соединявшей шею и лодыжки.

Рядом валялись футляр для флейты, ноты и опрокинутый стаканчик из-под кофе. Здесь же был и убийца, он внимательно за ней наблюдал. Он низко склонился над девушкой в надежде увидеть некую эманацию, некий дух, исходящий из ее тела. Ничего такого он не увидел.



– Вы уверены, что слышали крик?

– Вроде… – сказал охранник. – Всего одну-две секунды.

– Кто-нибудь еще что-нибудь слышал? – допытывалась Диана Францискович, патрульный Двадцатого участка.

Массивный охранник посмотрел на высокую женщину-полицейского и отрицательно покачал головой.

– Может, вызвать подкрепление? – спросила ее напарница Нэнси Аусонио, пониже ростом, со светлыми волосами.

Францискович, хотя и без особой уверенности, решила, что они обойдутся сами. Патрульным большей частью приходилось иметь дело с дорожными происшествиями, кражами в магазинах и угонами автомобилей. С таким случаем они столкнулись впервые. В это субботнее утро охранник увидел проходивших мимо двух женщин-полицейских и позвал их разобраться, что это был за крик.

– Посмотрим, что там, – сказала Францискович, кивнув на дверь, и толчком распахнула ее.

Там оказался крохотный коридор перед дверью с табличкой “Зал А”. А в коридоре лежало скрюченное тело молодой женщины с веревкой на шее и в наручниках. Над ней низко склонился мужчина, на вид лет пятидесяти с небольшим, шатен с бородкой. Он поднял глаза.

Полицейские выхватили оружие, Францискович навела на него пистолет и приказала:

– Ни с места! Руки вверх!

Тот подчинился.

Тут Францискович заметила, что он что-то зажал в правой руке.

Хлоп!

Вспышка света ослепила ее. Аусонио застыла на месте, а Францискович пригнулась и, прищурившись, начала неуверенно водить дулом. Она с трудом различила в дыму, как убийца вбежал в зал. Он захлопнул дверь и, судя по глухим звукам, припер ее изнутри столом или стулом.

Аусонио опустилась на колени перед девушкой, разрезала ножом веревку на шее, перевернула тело и начала делать искусственное дыхание.

– Есть еще выходы? – крикнула Францискович охраннику.

– Только один, позади, за углом. Направо.

– Карауль эту дверь, – велела она Аусонио.

Францискович побежала в заднюю часть здания, на ходу вызывая по мобильному подкрепление. И тут она увидела в конце коридора мужчину и прицелилась ему в грудь.

– Господи, – прохрипел старик уборщик, выронив швабру.

– Из этой двери кто-нибудь выходил?

– Нет, мэм.

– Как долго вы здесь находитесь?

– Не знаю. Может, минут десять.

В зале опять раздался грохот – убийца продолжал баррикадировать дверь изнутри. Францискович подошла к задней двери. Подняв пистолет, осторожно повернула ручку. Дверь была не заперта.

– Нэнси? – шепнула она в микрофон микрорации.

Аусонио ответила с дрожью в голосе:

– Диана, она мертва. Я все перепробовала.

– Он все еще в зале. Я его слышу.

– Ну, так давай его брать. – Голос у Аусонио окреп.

– Нет, подождем подмогу. Ничего не предпринимай.

Тут она услышала, что мужчина крикнул:

– У меня здесь девушка. Только суньтесь, я ее прикончу.

– Мы не собираемся этого делать, – прокричала Францискович, – но и вы никого больше не трогайте.

В зале прогремел выстрел.

– Это ты? – крикнула Францискович в микрофон.

– Нет, – ответила напарница. – Думаешь, он ее пристрелил?

– Не знаю. Откуда мне знать?

– Диана, – прошептала Аусонио, – надо проникнуть в зал.

Перед Францискович вновь возникла жуткая картина: двери в коридор открываются, и бледный свет падает на посиневшее, холодное, как зимние сумерки, лицо жертвы.

– Скажи охраннику, что нам нужен свет в коридоре.

– Включит, как только скажу, – через пару секунд сообщила Аусонио. – Готовность на счет “три”. Считай.

– Раз. – Францискович вцепилась в ручку. – Два. Три!

Она ворвалась в зал в тот самый миг, как яркий свет залил коридор.

– Ни с места! – крикнула она в пустой зал.

Францискович увидела около полусотни складных стульев.

Четыре или пять валялись на спинке и на боку, но это не походило на баррикаду, он их просто расшвырял. Справа была низкая сцена, на ней стояли усилитель и два динамика.

Помещение, в сущности, представляло собой герметически закрытый куб. Окон не было. Отверстия для вентиляции – всего сантиметров пятнадцать в диаметре. Никаких люков на сцене, никаких других выходов, кроме главного и пожарного, через который ворвалась Францискович.

– Эй, – громко окликнули их из коридора, и они разом обернулись. – Приехали “скорая” и полицейские. – Это был охранник. Он спросил: – Вы его взяли?

– Его здесь нет, – произнесла Аусонио дрожащим голосом.

Женщины стояли в оцепенении, безуспешно пытаясь понять, каким образом убийца скрылся из комнаты, из которой не было выхода.

2

– Он слушает музыку.

– Да нет, просто музыка играет сама по себе.

– Так значит, музыка? – пробормотал грузный, средних лет детектив Лон Селлитто, входя в спальню Линкольна Райма. – Интересное совпадение.

– Он полюбил джаз, – пояснил Том, – чем, должен признаться, меня удивил.

– Я же сказал, – продолжил Линкольн Райм капризным тоном, – что работаю, а музыка играет себе и мне не мешает. О каком совпадении ты говоришь?

Молодой помощник Райма кивнул на монитор с плоским экраном, установленный перед пневматической кроватью его пациента, и произнес:

– Ничего он не работает. Тоже мне работа – целый час глядеть на одну и ту же страницу.

– Команда – перевернуть страницу.

Компьютер распознал голос Райма и выполнил команду, перевернув на экране страницу “Научного обозрения по криминалистике”.

– Хочешь проверить, что я там вычитал? – ехидно поинтересовался Райм у Тома. – Расспросить о составе пяти самых ядовитых токсинов, найденных в лабораториях террористов в Европе?

– Нет, не хочу. Нам нужно заняться другим, – ответил помощник, намекая на функции организма, отправлять которые парализованным, каковым был Линкольн Райм, приходится с помощью тех, кто за ними ухаживает. – Вы бы, Лон, на минуту вышли.

– Конечно.

Пока Том со знанием дела исполнял свои обязанности, Линкольн Райм слушал музыку и думал: какое же это может быть совпадение?

Через несколько минут Том пригласил Селлитто в спальню.

– Ну, Линк, как я, по-твоему, выгляжу? – спросил детектив, обернувшись вокруг себя. На нем был мятый серый костюм из тех, что он обычно носил. – Сбросил больше семи килограммов. Рейчел посадила меня на диету. Тут вся хитрость в том, чтобы не есть жирного.

– Об этом давно всем известно, Лон. Итак? – Райм предлагал перейти к сути.

– Тут одно странное дело. В музыкальном училище выше по твоей улице Сентрал-Парк-Уэст с полчаса назад нашли тело. Боюсь, без твоей помощи нам не обойтись.

Селлитто изложил факты: убита студентка, убийца бежал через потайной люк, который пока не обнаружен.

– Что с местом преступления?

– Затоптать еще не успели. Может, попросим Амелию его обработать?

– Она будет занята еще минут двадцать или около того.

– Что у нее за дело?

– О, дело очень важное, – ответил Райм.



У нее потели ладони, кожа под копной огненно-рыжих волос, убранных под шапку, чесалась. Вдоль стены жилого дома скользнул полицейский в форме.

– Значит, так, ввожу в обстановку, – произнес он, приблизившись к ней. – За углом дома пустырь, там автомобиль, на котором пытались скрыться преступники, но потерпели аварию. Автомобиль врезался в мусорный бак и вышел из строя. Преступников трое. Они пытались удрать, одного мы взяли. Второй в машине, у него что-то типа охотничьего ружья. Он ранил патрульного.

– Ранение серьезное? – спросила Амелия Закс.

– Поверхностное.

– Третий преступник?

– Засел в квартире на первом этаже. – Кивок на дом. – Взял в заложницы беременную женщину.

Закс заметила на груди коллеги бирку с фамилией и спросила:

– Где наши, Уилкинс?

Молодой человек указал на двух полицейских, пригнувшихся за стеной в конце пустыря, и сказал:

– Еще двое перед зданием.

Она щелкнула “моторолой” и произнесла:

– Говорит пять-восемь-восемь-пять. Я на месте. Вызываю инспектора.

Ей тут же ответили:

– Говорит капитан семь-четыре. Докладывайте.

– Время десять тринадцать. Место – около дома номер шесть-ноль-пять на улице Деланси. Один из полицейских ранен. Требуется подкрепление, машина “скорой помощи” и ребята из ОЧС. Преступников двое, оба вооружены. Один захватил заложницу, нужен переговорщик.

– Вас понял. Конец связи.

– Переговорщика к дому не доставить, – возразил Уилкинс. – Стрелок все еще в машине.

– Я как раз им сейчас займусь, – ответила Закс.

Она осторожно продвинулась к углу здания и взглянула на автомобиль. Дверцы машины были распахнуты, внутри сидел тощий мужчина с ружьем.

– Эй, – крикнула она, – вы окружены. Если не бросите оружие, открываем огонь. Живо!

Тот пригнулся и прицелился в ее сторону. Она нырнула за укрытие и вызвала подмогу.

Полицейские начали выдвигаться с флангов. Один сообщил:

– С моего места его можно достать. Стрелять?

– Погодите. – Она крикнула: – Эй, в машине. Даем десять секунд и открываем огонь. Бросайте оружие. – Она передала по рации двум полицейским: – Дайте ему двадцать секунд. Затем стреляйте на поражение.

На исходе десятой секунды мужчина бросил ружье и вылез из машины с поднятыми руками.

Уилкинс защелкнул на нем наручники и обыскал.

– Тот, в доме, ваш дружок, кто он? – спросила Закс.

– Я не обязан вам отвечать…

– Ну что ж, пошли, – приказала она.

Мужчина вздохнул – и заговорил. Закс стала записывать.

Затрещала “моторола”. Прибыли переговорщик и команда из ОЧС. Закс отдала Уилкинсу свои заметки:

– Передайте переговорщику.

Из-за угла появился капитан-инспектор. Он улыбался:

– Спецотряд освободил женщину, она в целости и сохранности. Взяли троих. С раненым полицейским все обойдется.

Закс окинула взглядом участок, где впритык к мусорному баку стояла машина преступников, и, приглядевшись, спросила Уилкинса:

– Вы говорили, преступников трое?

– Так сообщили из ювелирного магазина, который они ограбили.

– Посмотрите на машину, – возразила Закс.

Все четыре дверцы были распахнуты. Значит, пытались скрыться четверо.

Она пригнулась и навела пистолет на единственное место, где преступник мог спрятаться, – тупичок за мусорным баком. Там что-то шевельнулось, она крикнула:

– Бросьте оружие!

Все пригнулись. Из-за машины выскочил мужчина с пистолетом и ринулся к улице. Закс прицелилась ему в грудь:

– Бросить оружие!

Тот замедлил бег и… рассмеялся. А потом покачал головой в восхищении и не спеша направился к группе коллег-полицейских у дома. Другой “преступник”, тот, что сидел в машине, повернулся спиной, чтобы с него сняли наручники.

К ним подошла “заложница” – ее роль сыграла латиноамериканка-полицейский:

– Здорово справилась, Амелия.

Закс хранила серьезную мину, хотя была довольна. Она ощущала себя студенткой, сдавшей на “отлично” важный экзамен.

Так оно, в сущности, и было.

Амелия Закс поставила перед собой цель. Ее отец Герман всю жизнь проработал в полиции участковым патрульным. Закс дослужилась до такого же чина, но после 11 сентября решила, что может сделать для своего города больше, и подала рапорт о повышении ее в сержанты-детективы.

Закс не просто хотелось стать детективом, что, в сущности, было другой специализацией. Ей было нужно звание. В Полицейском управлении Нью-Йорка, ПУНе, становятся детективами благодаря заслугам и опыту, но, чтобы получить сержанта, соискателю приходится сдать три нелегких экзамена – письменный, устный и боевой, который Закс только что одолела.

Капитан – ветеран с тихим голосом – зафиксировал в записной книжке ее действия.

– Ну что ж, – сказал он, – мы запишем свои выводы и приложим к отчету. Но мне хотелось бы сказать вам пару слов лично. – Он заглянул в записную книжку. – Вы безукоризненно оценили степень угрозы для полицейских и гражданских лиц. Своевременно запросили подкрепление. Полицейских расставили так, чтобы не рисковать людьми и в то же время лишить преступников возможности побега. А то, что вы получили от задержанного сведения, необходимые для ведения переговоров с захватившим заложницу, было просто отлично. Ну и наконец, мы никак не думали, что вы догадаетесь о спрятавшемся преступнике. – Он улыбнулся. – Письменный и устный вы уже сдали?

– Так точно, сэр. Результаты должны прийти со дня на день.



И это называют училищем?

Амелия Закс шла по полутемному коридору, катя за собой большой черный кофр со всем, что требуется для обследования места преступления. В углах под потолком собралась паутина, со стен свисали хлопья облупившейся зеленой краски. Как можно заниматься здесь музыкой?

У двойных дверей в конце коридора стояли шесть полицейских. Лон Селлитто в своем мятом костюме разговаривал с охранником. За открытыми дверями Закс различила светлое пятно – жертву.

Закс осмотрела лежавшую лицом кверху молодую блондинку. Ее живот выгнулся вперед, так как скованные наручниками руки были заведены за спину. Закс отметила у нее на шее глубокие рубцы от веревки.

Патрульные – Францискович и Аусонио – подробно изложили события: они обнаружили убийцу – произошла вспышка – он исчез – забаррикадировал дверь. Затем как в воздухе растворился.

– Он утверждал, будто захватил заложницу?

– Мы думаем, он блефовал, – предположила Аусонио.

– Кто жертва?

– Светлана Расникова, двадцать четыре года, студентка.

Селлитто отвлекся от разговора с охранником и сообщил:

– Беддинг и Сол опрашивают всех, кто был тут утром.

Закс кивнула на убитую:

– Кто к ней подходил?

– Патрульные, – ответил Селлитто, – потом два санитара и двое из ОЧС. Сделали, что нужно, и сразу ушли.

– Ну что ж, – сказала Закс. – А свидетели есть?

– В коридоре находился уборщик, – ответила Аусонио.

– Но он ничего не видел, – добавила Францискович.

– Мне все равно нужно посмотреть на подошвы его ботинок, чтобы сравнить со следами, – сказала Закс. – Не могла бы одна из вас за ним сходить?

– Конечно, – сказала Аусонио и ушла.

Закс извлекла из черного кофра белый синтетический комбинезон, облачилась в него и натянула на голову капюшон. Такие комбинезоны выдавались в ПУНе всем криминалистам, чтобы осыпающиеся частицы – волосы, чешуйки кожи, посторонние элементы – не нарушали картину места преступления. Комбинезон был с сапогами, но она все равно сделала то, чего неизменно требовал Райм, – обмотала подошвы резиновой лентой, чтобы не спутать свои отпечатки с отпечатками преступника и жертвы.

Надев наушники и закрепив микрофон, она подключила мобильный и уже через пару секунд услышала низкий голос Линкольна Райма:

– Закс, это ты?

– Угу. В точности как ты говорил: его загнали в угол и он испарился.

Райм усмехнулся:

– А теперь они хотят, чтобы мы его отыскали.

Лаборант принес высокие лампы на треногах, Закс расставила их в коридоре и включила.

Рядом с трупом валялся стаканчик из-под кофе, ноты, футляр и деталь флейты, которую та, судя по всему, собирала, когда убийца набросил ей на шею веревку.

– Работаю с телом, Райм, – сообщила Закс, снимая труп цифровой камерой.

– Продолжай.

– Убитая лежит на спине, но, когда патрульные ее обнаружили, она лежала на животе. Ее перевернули – пытались реанимировать. Следы на теле говорят об удушении. – Закс осторожно перевернула женщину лицом вниз. – На запястьях – наручники “Дарби”, давно вышедшие из употребления. Часы разбиты. Показывают восемь утра. Вряд ли это случайность. Зачем было их разбивать?

Лентой на вращающемся цилиндре она собрала мельчайшие улики и поместила их в специальный пакет, затем, использовав расческу и маникюрные ножницы из специального набора, взяла у женщины образцы волос и соскобы из-под ногтей и сообщила:

– Сейчас пройдусь по сетке.

Термин “ходить по сетке” принадлежал Линкольну Райму, он обозначал его любимый метод осмотра места преступления: проутюжить каждый участок взад-вперед сначала вдоль, затем – поперек.

Закс занялась осмотром – выискивала и собирала мелкие частицы на ленту, делала электростатические отпечатки следов и фотоснимки.

– Ну вот, я что-то нашла, – сообщила она Райму минуту спустя. – Примерно в четырех с половиной метрах от тела. Кусок черной ткани. Шелк. То есть похоже на шелк.

– Любопытно, – задумчиво протянул Райм. – Что бы это значило?

В коридоре больше ничего не было, и она перешла в репетиционный зал.

– Странное дело, Райм… Стулья лежат на полу, а к ним привязан обгорелый шнур. И еще, по-моему, фитили. Пахнет нитратом и сгоревшей серой. В рапорте говорится, что он стрелял. А, понятно. Маленькая серая петарда. Может, ее патрульные и приняли за выстрел… Погоди, тут что-то еще. Небольшая зеленая плата с динамиком. Сантиметров примерно пять на двенадцать.

Она собрала все в пакет, вышла через пожарный выход и сфотографировала следы в коридоре.

– У меня все, Райм. Буду через полчаса.

– А как же тайный ход, про который все говорят?

– Не обнаружила.

Она вернулась в коридор, где застала патрульных.

– Нашли уборщика? – спросила она.

Аусонио покачала головой:

– Он сказал охраннику, что должен отвезти жену на работу. Я попросила передать ему, чтобы он позвонил.

Рация Селлитто затрещала, он ответил, послушал и сообщил:

– Беддинг и Сол закончили со свидетелями и ждут в вестибюле.

Закс, Селлитто и женщины-полицейские прошли к главному входу, где находился пост охранника. Там их ждали Беддинг и Сол, поднаторевшие в опросе свидетелей по свежим следам преступления.

– Опросили семерых.

– И охранника.

– Никто из них не знал убитую достаточно хорошо. Она пришла утром и отправилась в зал вместе с приятельницей. Приятельница никого не заметила. Они поговорили в коридоре минут пять, около восьми приятельница ушла.

– Значит, – произнес Райм, который слушал их разговор по рации, – убийца поджидал ее в коридоре.

– Убитая, – сообщил один из детективов, – приехала из России месяца два назад. Вела себя замкнуто.

– Были у нее муж, парень, подруга? – спросила Закс. Первейшая заповедь при расследовании убийства: убийца, как правило, знает жертву.

– Во всяком случае, студентам об этом неизвестно.

– Как он проник в здание? – поинтересовался Райм.

– Через главный вход, только он и открыт, – сказал охранник.

– Значит, он должен был пройти мимо вас?

– И расписаться в книге. И засветиться на пленке.

Закс подняла глаза:

– Здесь есть камера видеонаблюдения, – сообщила она в микрофон Райму.

Все столпились у пульта охраны. Охранник нажал на кнопки и прокрутил пленку. Беддинг и Сол опросили семь человек, но все в один голос сказали, что среди них не было бородатого пожилого шатена в джинсах и дутой куртке.

– Он самый, – сказала Францискович. – Убийца.

Камера зафиксировала, как он расписался в книге посещений и вошел внутрь.

– Вы его разглядели? – спросила охранника Закс.

– Я к нему не присматривался. Расписываются – я пропускаю, – заявил охранник оправдывающимся тоном. – Большего от меня не требуется.

– У нас имеются его подпись, Райм, и фамилия. Липа, конечно, но хоть образец почерка. На какой строчке он расписался? – обратилась она к охраннику.

Видеозапись прогнали еще раз. Убийца был четвертым из расписавшихся, однако на этой строке стояла женская фамилия.

– Сосчитайте всех, кто расписывался, – посоветовал Райм.

На видеозаписи в книге расписывались девять человек – восемь студентов, в том числе убитая, и убийца.

– Расписались девять, Райм, но в книге всего восемь фамилий.

– Спроси у охранника, точно ли убийца расписался. Может, только сделал вид.

Она передала вопрос, охранник невозмутимо ответил:

– Точно. Я сам видел. Может, я не всегда гляжу на лицо, но слежу, чтоб расписывались.

– Ладно, прихвати книгу регистрации и все прочее, разберемся, – сказал Райм.



А теперь, почтеннейшая публика, последует короткий антракт. Насладитесь воспоминаниями о номере “Ленивая удавка”, скоро вас ждет еще много интересного.

Второе отделение вот-вот начнется.



По Бродвею шел мужчина. Дойдя до угла, он остановился, будто про что-то вспомнил. Снял с ремня сотовый телефон и поднес к уху. Говоря в трубку, он рассеянно оглядывался по сторонам. На самом деле он никому не звонил, а высматривал, не идет ли кто следом.

Теперь Малерих ничем не походил на человека, который исчез рано утром из училища. Он превратился в гладко выбритого блондина в спортивном костюме. Случайный прохожий мог бы заметить шрам, что выглядывал из-под воротничка и шел вверх по шее, а также сросшиеся пальцы – мизинец и безымянный – на левой руке.

Но никто на него не смотрел.

Убедившись, что за ним не следят, он поднялся по ступенькам в квартиру, которую снял несколько месяцев назад в тихом темном здании, разительно непохожем на его дом и мастерскую в пустыне близ Лас-Вегаса.

Как я сказал, наше следующее отделение скоро начнется. А пока обсудите номер, который вы видели, и попытайтесь догадаться, каким будет следующий.

Эти и дюжина других фраз вертелись у Малериха в голове. Почтеннейшая публика. Он постоянно обращался к воображаемым зрителям. Треп – вот как это называлось. Обращенный к публике монолог, призванный дать ей информацию, с помощью которой трюк сработает при полном взаимопонимании между артистом и зрителями.

После пожара Малерих порвал почти все связи с близкими и знакомыми, воображаемая “почтеннейшая публика” постепенно заменила их, превратившись в его постоянного компаньона. Его утешала мысль о том, что после случившейся три года назад трагедии он не остался в полном одиночестве.

Квартира была скудно обставлена: недорогие диван и стулья, обеденный стол, сервированный на одного. Спальня была заполнена орудиями его ремесла. Тут было все – бутафория, веревки, костюмы, машинка для формовки латекса, парики, ткани в рулонах, швейная машинка, краски, петарды, наборы для грима, монтажные платы, батарейки, цветная бумага и вата, мотки огнепроводного шнура и сотня других вещей.

Он заварил травяной чай, уселся за обеденный стол и стал есть фрукты, запивая их этим слабым напитком. Он был доволен тем, как все прошло утром. Первую исполнительницу он прикончил легко. Она так и не догадалась, что он затаился в углу под черным шелковым покрывалом. Внезапное появление полицейских… да, это его несколько потрясло, но как любой настоящий фокусник, Малерих заранее подготовил пути отхода и блестяще ими воспользовался.

Закончив завтракать, он отнес тарелки на кухню, тщательно вымыл и поставил на решетку сушиться. Он был педантичен во всем – его наставник, неистовый, зацикленный на своем ремесле иллюзионист без чувства юмора, в буквальном смысле слова вбил в него привычку к дисциплине.

Малерих поставил кассету с пленкой, отснятой на месте предстоящего представления. Хотя все детали зафиксировались у него в памяти, он хотел еще раз изучить обстановку. Наставник также вбил в него и другое: важность заповеди “100:1”. Одна минута на сцене требует ста минут тренировки.

Не отрывая глаз от экрана, он пододвинул к себе накрытый бархатной скатертью столик и начал вслепую упражняться в карточных фокусах из раннего репертуара Гарри Гудини. В жизни Малериха Гудини сыграл важную роль. Когда Малерих зеленым юнцом начал выступать на сцене, он взял псевдоним Молодой Гудини. Вторая часть нынешней его фамилии осталась от его прежней жизни, еще до пожара, но была также и данью восхищения великим Гудини, которого в действительности звали Эрихом Вайссом. Что до первой части, “мал”, то Малерих позаимствовал ее из латинского, “мале” переводилось как “плохой”, “злой” и отвечало зловещему характеру иллюзий, которые он создавал.

Намечая план действий, он механически тасовал карты, и те молниеносно перелетали из руки в руку со змеиным шипением. Наблюдая за ним, зрители бы только покачивали головами, думая, что это обман зрения.

Но все было как раз наоборот. В карточных фокусах, которыми в эту минуту рассеянно занимался Малерих, не было ничего чудесного – всего лишь ловкость рук.

О да, почтеннейшая публика, то, что вы видели, и то, что увидите, – самое настоящее.

Такое же настоящее, как петля на шее девушки.

Такое же настоящее, как неспешное движение часовой стрелки, приближающее ужас, что предстоит испытать нашему следующему исполнителю.



– Здравствуй.