Сухов Евгений

На воле



Глава 1

Начальником группы захвата был широкоплечий капитан с таким мрачным лицом, что казалось, будто он не улыбался с момента своего появления на свет. Капитан тронул Варяга за локоть и, когда вор обернулся, сухо произнес:

— Советую не делать резких движений. Мои парни настроены очень решительно. И потом, если говорить откровенно, у меня не было приказа доставить вас непременно живым и невредимым. Так что, если я привезу вас по частям, начальство не обидится.

Варяг не отвел взгляда. С легкой насмешкой он ответил:

— Чего же ты ждешь? Кругом никого. Можете пристрелить меня прямо здесь, на месте, а после оформить как сопротивление при задержании.

— Не учи ученого! — злобно процедил капитан.

Два сержанта настороженно смотрели на Варяга, держа автоматы стволами вниз. Было видно, что они готовы в любую секунду вскинуть оружие и открыть огонь. Поодаль в темноте маячило еще несколько фигур в беретах. Пытаться бежать не имело смысла. «Ишь как все серьезно, — подумал Варяг, не теряя хладнокровия. — Они и вправду настроены стрелять. Чья же это затея, интересно?»

— В машину его, — приказал капитан. Казалось, он с трудом сдерживается, чтобы не последовать совету своего пленника и не расправиться с ним тут же, на месте. — Наденьте на него наручники.

Щелкнули стальные браслеты, больно зажав складку кожи. По тропинке Варяга подвели к милицейским машинам — «Волге» и «уазику». Из «Волги» вышел молодой лейтенант и распахнул заднюю дверцу.

— Милости просим, — сказал он таким угрожающим тоном, что Варяг удивленно посмотрел на него и подумал: «Белены они объелись, что ли?»

Пригнувшись, вор влез в салон и уселся на заднее сиденье. По обе стороны от него разместились сержанты. Стволы их АКСУ упирались Варягу в ребра. Капитан плюхнулся на сиденье рядом с водителем и скомандовал:

— Поехали! На трассе не забудь включить мигалку.

Машины закачались на ухабах проселка. Наконец,

взревев форсированным двигателем и разбрасывая комья земли, «Волга» вырвалась на шоссе и под вой сирены помчалась в левом ряду, оттесняя вправо даже быстроходные иномарки. «Уазик» вскоре безнадежно отстал.

— А нельзя ли без этой помпы? — морщась, осведомился Варяг. — Мы что, до Бутырки не доберемся, если спокойно поедем?

Капитан невольно улыбнулся:

— Вижу, не рад ты почестям. А ведь тебя небось за генерала принимают.

Варяг усмехнулся в ответ:

— Ты, капитан, видно, совсем в мастях не разбираешься. Я ведь и есть генерал, только не ментовский, а воровской.

Сказано это было без всякого гонора, но обыденность интонации только усилила смысл слов. Сержанты впервые с нескрываемым интересом посмотрели на Варяга. Они, видимо, понятия не имели о том, на чьих руках защелкнули браслеты, и принимали Варяга за обыкновенного бандита,

— Думаешь, мы тебя везем в Бутырку? — злорадно сузил глаза капитан. — Ошибаешься. Есть туг лесок неподалеку, в котором частенько находят трупы, большинство из них с огнестрельными ранениями. Опознать их чаще всего не удается, вот они и лежат по нескольку месяцев в холодильниках, а потом на них студенты-медики начинают практиковаться. Мы сделаем так, что твой труп тоже не опознают. Жаль мне тебя — не будет у тебя пышных похорон. Ты просто исчезнешь.

Сидевший за рулем лейтенант включил мегафон, схватил с держателя на панели трубку и осыпал яростной бранью не желавший уступать полосу «мерседес».

А капитан продолжал сокрушаться:

— У тебя даже могилы не будет. Если бы тебя пристрелили где-нибудь в городе, ты стал бы легендой. Отгрохали бы тебе памятник, на каждую годовщину смерти приезжали бы законные, поливали бы холмик водкой. Пацаны приносили бы воровскую клятву на твоей могиле…

— Ты можешь заткнуться? — сдержанно спросил Варяг.

— Вот мы и приехали, — вместо ответа объявил капитан. Его губы злорадно искривились: — Паша, поворачивай к лесочку. Самое подходящее место для того, чтобы пришить этого типа.

— Понял, — с готовностью отозвался водитель- лейтенант.

Сирена умолкла, и «Волга», неловко переваливаясь с боку на бок, покатила по проселочной дороге к лесу. Свет фар прыгал по придорожной траве и по разъезженным колеям. Вскоре на шоссе показался «уазик» и остановился на обочине у съезда с асфальта на проселок, предупреждая таким образом появление нежелательных свидетелей.

— Стоп, — скомандовал капитан, когда ветки деревьев заскребли по крыше «Волги». — Выходим.

Один из сержантов выскочил из машины и наставил автомат на вылезавшего следом за ним Варяга. Лейтенант погасил фары.

— Сюда, — показал капитан на боковую тропинку и, посвечивая себе фонариком, сам зашагал по ней. За ним шел Варяг, за Варягом — два сержанта, по-прежнему с автоматами наизготовку. Замыкал „шествие лейтенант с пистолетом в одной руке и с фонариком в другой. Варяг, в общем-то, был спокоен — он уже понял, что задержали его не просто по случайной наводке как беглого зека, а значит, тем, кто отдал приказ о задержании, он, Варяг, нужен живым — нужен как хранитель общака, как человек с огромными связями. Заезд в лес потребовался для того, чтобы взять его на понт и сразу сломать. Как менты думали этого добиться, Варяг не знал. Может, только попугают, а может, раздробят пулями коленные чашечки и переломают все ребра. Стоило, конечно, попытаться от них дернуть, чтобы не выяснять на собственной шкуре, насколько серьезно они решили за него взяться, но, оценив ситуацию, Варяг отбросил эту мысль. Сержанты двигались за ним не гуськом, а по краям тропинки, не закрывая друг другу сектор обстрела — это Варяг понял по тому, как мягко звучали их шаги и как шумела под их ногами приминаемая трава. Сзади их страховал лейтенант. На то, чтобы открыть огонь, им требовались доли секунды. Убить его, скорее всего, не убьют, но покалечат основательно — так что не стоит раньше времени провоцировать ментов на стрельбу.

— Стоять! — поворачиваясь и ослепляя Варяга светом фонарика, приказал капитан. Он расстегнул кобуру и вытащил пистолет.

— Посмотри сюда! — показал он лучом фонарика себе под ноги. — Это твоя могила.

Варяг действительно увидел свежевырытую яму — узкую, но глубиной не меньше двух метров. Она походила на разверстую жадную пасть и среди окружавшего мрака производила зловещее впечатление. Если в этой глуши прозвучит выстрел, его никто не услышит. «А может, менты решили удовлетвориться тем, что лежит на даче, а от меня избавиться? — подумал Варяг. — Ладно, будь что будет. Не стоит помирать прежде смерти».

— Ну как, понравилась могилка? Тебе теперь здесь вечно лежать! На колени! — заорал капитан, направляя дуло пистолета прямо в глаза Варягу. — На колени, падла! Я кому сказал! Чего лыбишься, сука? Да я ж тебя сейчас урою!

— Многие пытались, а я, как видишь, живой пока, — спокойно возразил Варяг..

— Считаю до десяти, — заявил капитан. — Если не встанешь на колени, то на счет «десять» вышибу мозги из твоей башки.

— Ну ты артист, капитан! — насмешливо произнес Варяг. — Прямо Качалов. Вы для убедительности хоть

лопаты прихватили бы…

Молодой лейтенант не сдержался и хихикнул. Капитан заметно смутился, но, пытаясь сохранить лицо, грозно прорычал:

— Что, слишком борзый, да? Мы же тебя тут сейчас так отмудохаем — месяц кровью ссать будешь и всю жизнь на аптеку работать!

— Ты что, правда думаешь, что я на колени встану? — искренне удивился Варяг. — Думаешь, меня в жизни мало били?

Всем милиционерам было ясно, что вор раскусил их игру и представление испорчено. Капитан поколебался некоторое время, а потом сунул ПМ в кобуру и будничным голосом произнес:

— Ладно, отставить! Пошли к машине.

— Так-то оно лучше, — покровительственным тоном промолвил Варяг.

«Волга», вновь оставив позади «уазик», не сбавляя скорости, влетела в Москву. Сержанты постовой службы, заметив проблесковый сигнал, мгновенно перекрывали движение, освобождая дорогу. Завидев впереди скопление дорожной техники и рабочих в оранжевых куртках, водитель стал перестраиваться правее. Однако тут из-за асфальтоукладчика выехал задом самосвал, нагруженный дымившимся асфальтом, и наглухо перегородил улицу. Взвизгнули покрышки «Волги».

— Давай по встречной! — рявкнул капитан, сразу заподозрив что-то неладное. «Волга» рванулась влево, но перед ней тут же затормозил темно-синий «вольво». Дверцы его распахнулись, и перед глазами милиционеров, дернувшихся вперед от нового резкого торможения, предстали люди в масках, готовые открыть огонь из короткоствольных автоматов по «Волге» и по всем тем, кто в ней сидел. Лейтенант включил было заднюю скорость, но услышал визг тормозов, и зеркало заднего вида полыхнуло ослепительной вспышкой отраженного света фар — это позади остановился «форд», неожиданно вылетевший откуда-то из-за асфальтоукладчика. «Форд» окончательно заблокировал «Волгу», из него выскочили люди в масках и тоже приготовились стрелять.

— Выходи из машины! Ложись на землю! Руки за голову! — послышались отрывистые команды. — Быстро на землю, или всех перебьем!

Капитан оглянулся в отчаянии, однако «уазик» был безнадежно отрезан от его группы мгновенно возникшей позади, на перекрестке, пробкой. «Неужели от самой дачи нас вели? — думал капитан, выбираясь из салона. — Никого же в округе не было!» Мощный толчок в спину вместе с одновременной ловкой подсечкой прервал его мысли, и капитан ничком распластался на асфальте. Рядом с ним на дорогу швырнули Варяга. Милиционер услышал насмешливый голос вора:

— Извини, командир, похоже, здесь мы с тобой расстаемся.

Через секунду это предсказание оправдалось — Варяга рывком подняли с земли. Капитан попробовал было поднять голову, но прогремел грозный окрик: «Лежать! Мы не шутим!»

Капитан и без того знал, что с ним не шутят, и вновь уткнулся носом в холодный асфальт. Через секунду взревел двигатель самосвала, освобождавшего путь машинам похитителей, покрышки «форда» пронзительно взвизгнули у самой головы капитана, однако милиционеры не спешили поднимать головы, опасаясь получить пулю в лоб в качестве прощального привета. Когда же они наконец осмелились оглядеться, то габаритные огни машин похитителей уже успели затеряться в автомобильном потоке. Капитан бросился к «Волге», но увидел, что рация разбита. Рабочие в оранжевых куртках глядели на него с возмутительными ухмылками.

— Вы кто такие?! Откуда здесь?! — подскочил капитан к одному из них.-

— Из дорстройуправления, — спокойно ответил тот. — Плановый ремонт покрытия. Телефончик управления тебе дать?..

Варяга бесцеремонно швырнули в салон «форда», и он вновь, уже во второй раз за день, оказался зажат между двумя автоматчиками. Машина ловко обогнула курившийся асфальтовыми парами самосвал и помчалась вперед по свободной полосе. Человек в маске, сидевший рядом с водителем — видимо, главный, — повернулся к Варягу:

— Извините, Владислав Геннадьевич, может, мы грубовато…

— Ничего, бывало и хуже, — потирая ушибленное колено, усмехнулся Варяг. — Вы кто?

— Ваши друзья, — ответил человек в маске.

Варяг ругнул себя за дурацкий вопрос — было яснее

ясного, что ребята из «конторы».

— Сними маску, — потребовал Варяг.

— Что? — не понял начальник группы похитителей.

— Сними колпак, хочу увидеть лицо своего спасителя.

— Снимите маски, — приказал начальник и первым подал пример.

Все налетчики оказались совсем молодыми ребятами со свежими юношескими лицами и азартным блеском в глазах. Старший вынул из кармана булавку, вставил ее в замочное отверстие, и браслеты на запястьях Варяга послушно разомкнулись. Между тем рация в машине работала на милицейской волне:

— Всем постам! Всем постам! Задержать автомашины «вольво» темно-синего цвета и «форд» темно-красного! Машины движутся в направлении Центра! Преступники вооружены автоматическим оружием, прошу соблюдать осторожность! При попытке сопротивления открывать огонь на поражение!

— Быстро сориентировались, — произнес парень, сидевший рядом с Варягом.

Ни он, ни его товарищи не проявляли ни малейших признаков беспокойства, хотя рация продолжала надрываться, сообщая о выдвижении мобильных групп милиции на все транспортные развязки в радиусе пяти километров. Казалось, вырваться из плотного кольца нет никакой возможности. Позади уже слышались сирены патрульных машин. Варяг заметил, как «вольво», шедший впереди, почти не снижая скорости, свернул на боковую улицу. На следующем повороте «форд» последовал его примеру, затем повернул еще несколько раз подряд и помчался дворами. Налетчики тем временем лихорадочно переодевались, проявляя в этом деле изрядную сноровку — им не особенно мешали ни крутые виражи, ни подскакивание на ухабах. «Форд» остановился на маленькой неосвещенной площадке перед гостеприимно открытым гаражом-«ракушкой». Оставив в салоне форменную одежду, автоматы, маски, провожатые Варяга, уже переодетые в штатское, выскочили из машины с работавшим двигателем и, не оглядываясь, направились к стоявшей поодаль «девятке».

Варяг оглянулся и увидел, как из темноты появился какой-то человек, скользнул за руль «форда» и направил его в «ракущку». Через тридцать секунд вся компания выехала со двора на «девятке» и продолжила свой путь к центру города. Усиленные наряды на перекрестках провожали их «девятку» настороженными взглядами, однако не останавливали. Машина выехала на Пречистенскую набережную, свернула в какой-то двор и остановилась перед воротами в высоком глухом металлическом заборе, из-за которого виднелась крыша двухэтажного особняка. Вынув из кармана маленькую японскую рацию, старший назвал пароль, и массивная секция ворот отъехала в сторону, обнаружив за собой неприметный КПП и маленький дворик, сплошь залитый асфальтом, с деревьями в кадках. Дворик был совершенно безлюден, но Варяг, выйдя из машины, почувствовал себя неуютно: у него было такое ощущение, словно на нем скрестились десятки изучающих взглядов. Это ощущение, видимо, вызывалось множеством укрепленных повсюду телекамер. Когда, вновь назвав пароль у стальной двери особняка, они вошли в здание, то оказалось, что и там телекамеры понатыканы повсюду. Кто осуществлял слежение, оставалось непонятным, поскольку за исключением молодого парня в белой сорочке, модном пиджаке и при галстуке, скучавшего в вестибюле за уставленным телефонами столом, на всем пути до нужной им двери на втором этаже они не встретили ни одного человека. Дверь при их приближении открылась автоматически, и они оказались в большой\" приемной, где за столом, на котором теснились телефоны, тоже сидел парень, очень похожий на того, что встретил их в вестибюле.

— Все в порядке? — доброжелательно улыбаясь, спросил секретарь.

— У нас всегда все в порядке, — отозвался старший группы.

— Шеф сказал, чтобы зашел только один, — многозначительно произнес парень.

Старший повернулся к Варягу и негромко произнес:

— Напутствий не будет — сам должен понимать, что к чему. Здание это солидное, и люди в нем серьезные.

Парень нажал на кнопку внутренней связи и произнес:

— Он здесь.

— Пусть заходит, — раздался властный, сразу видно, начальственный голос.

Секретарь проворно поднялся, распахнул перед Варягом тяжелую дубовую дверь и подчеркнуто почтительно сказал:

— Прошу.

Варяг увидел длинный стол для совещаний, по обеим сторонам которого тянулось два ряда обшитых кожей стульев. К этому столу примыкал в виде верхней перекладины буквы «Т» другой, письменный, гигантских размеров, со столешницей, обитой зеленым сукном, — все по законам административной моды брежневских времен.

Из-за стола навстречу Варягу поднялся седовласый человек лет пятидесяти пяти, неторопливой походкой хозяина приблизился к гостю и стал с интересом разглядывать его. Неожиданно он широко улыбнулся и, протянув руку для рукопожатия, произнес почти восторженно:

— Так вот ты какой!

К подобному приему Варяг не был готов. Он предполагал, что столкнется с чванливым вершителем чужих судеб, окруженным дюжиной телохранителей, готовых по первому знаку патрона растерзать нахального пришельца. Однако Варяга встречал милейший человек с благородной сединой и располагающей улыбкой. На пенсии такие становятся любимцами всего двора, галантно ухаживают за молодящимися старушками, организуют субботники и борются с нашествием гаражей на детскую площадку. Соседи по даче их также любят и часами толкуют с ними о семенах и саженцах. Рукопожатие хозяина кабинета было теплым, рука — необыкновенно мягкой. Пальцы Варяга словно провалились в вату.

— Мне приходилось видеть тебя на фотографиях, — сказал хозяин кабинета. — Даже эти снимки передают незаурядный уровень интеллекта, но в жизни ты производишь еще более сильное впечатление. Правда, что ты знаешь английский и французский?

— Да, — односложно ответил Варяг. Он пытался понять, почему его привезли в столь необычное место и чего ему следует ожидать в самом ближайшем будущем. Потешит, к примеру, хозяин себя умной беседой, а там нажмет на кнопочку, в кабинет ввалятся костоломы и поволокут дорогого гостя в застенок.

— А мне вот языки не даются, — с чувством посетовал собеседник Варяга.

В его голосе было столько неприкрытой детской зависти, что Варяг невольно улыбнулся и спросил:

— Простате за любопытство, но почему все же меня сюда привезли, да еще с помощью такого романтического налета?

— Ты присаживайся, — сказал седовласый хозяин кабинета.

— Хороший глагол. Это лучше, чем сказать «садись», — усмехнулся Варяг, опускаясь в стоявшее возле кофейного столика мягкое кресло.

Седой расположился напротив.

— А мы ведь с тобой знакомы давно. Заочно, — начал издалека хозяин кабинета.

— Знаете что, — вздохнул Варяг, — я уже успел устать от многочисленных загадок. Из всего происшедшего я понял одно: убивать меня вы пока не собираетесь, поскольку испытываете во мне какую-то нужду.

— Сообразительный, ничего не скажешь, — одобрительно отозвался седой. — Именно таким я тебя и представлял. Мне много о тебе рассказывал Егор Сергеевич. Егор Сергеевич Нестеренко.

— Вы знали Егора Сергеевича?!

— Не просто знал. Смею надеяться, что мы с ним были друзьями. Разница в возрасте не в счет — он умел быть доступным: Мне приходилось видеть его в самых необычных ситуациях, м всегда он оставался самим собой. Главной его особенностью была простота. Мне его так не хватает… Всю сегодняшнюю операцию я провел как бы в память о нашем общем друге.

Варяг грустно усмехнулся:

— Мне остается только поверить в это.

Егор Сергеевич Нестеренко был ангелом-хранителем Варяга при жизни и оставался таковым и после своей смерти. У него складывалось впечатление, что душа Егора Сергеевича не пожелала расстаться с бренным миром и устроилась на правом плече Варяга, дабы охранять его от всевозможных невзгод.

— В память о Егоре Сергеевиче я сделаю для тебя все возможное. Я знаю, что будь он жив, он тоже сделал бы для тебя все.

На мгновение Варягу показалось, будто Нестеренко жив, стоит сейчас за дверью кабинета и с печальной улыбкой слушает разговоры о собственной смерти.

— Мне хотелось бы получить свободу, — сказал Варяг.

— Считай, ты уже свободен, — мгновенно отреагировал его собеседник. — Воспринимай свой визит сюда как приглашение на чашку кофе от человека, который очень хотел с тобой познакомиться. Вообще-то вся сегодняшняя каша заварилась внезапно: по данным прослушки, тебя решили забрать с дачи люди генерала Артамонова. Эта команда сейчас теряет власть, а ведь Артамонов был хорошо знаком с Егором Сергеевичем, знал и о его даче, и о ценностях, хранящихся на ней. Видимо, после гибели генерала в Чечне его люди решили для своих шкурных нужд заполучить и денежки, и золотишко, а главное — тебя. Ведь один ты знаешь, в каких банках, на каких счетах лежат деньги общака. Вот и нагрянули ребята к тебе с визитом. Предали, я считаю, эти людишки память покойного, — тяжело вздохнув, сказал собеседник Варяга. — Но мы их прослушивали и потому успели тебя прикрыть. Может, тебе еще что-нибудь нужно?

Поколебавшись, Варяг кивнул и вынул из внутреннего кармана куртки фотографию:

— Вам не знаком этот человек?

— Да брось ты мне выкать, — возмутился хозяин кабинета. — Мы с тобой два генерала, я — безопасности, а ты — воровской. И возможности у нас с тобой примерно одинаковые. Впрочем, вру, у тебя возможностей больше. Ты не связан законами, правилами, аппаратными условностями и для достижения своих целей используешь любые существующиё методы…

— Договорились, — уголки губ Варяга слегка дрогнули. Собеседник нравился ему все больше. Не беда, что он не представился, — с его стороны это не предосторожность, а скорее привычка не совершать нецелесообразных действий. Возможно, они никогда больше не увидятся, так к чему представляться?

Хозяин кабинета между тем внимательно вглядывался в фотографию.

— Такое впечатление, что я его где-то видел, — сказал он и с надеждой посмотрел на Варяга, словно школьник, ожидающий подсказки. — Постой, так это же Платонов! Глава Госснабвооружения!

— Да, это он, — подтвердил Варяг.

— Итак, в чем должна заключаться моя помощь?

— Я хотел бы вступить с ним в контакт.

— Ничего себе! — озадаченно крякнул собеседник Варяга и откинулся на спинку кресла. — А тебе известно, что к нему никого не подпускают? Стерегут, как персидскую княжну.

— Известно.

— А ты знаешь о том, что эта контора фактически никому не подчиняется?.Что у нее только один хозя президент?

— Наслышан и об этом, — серьезно ответил Варяг.

— Устроить ваш контакт очень трудно по той простой причине, что каждый человек, попадающий в сферу общения Платонова, тщательно проверяется и находится под постоянным наблюдением ФСБ. Тебе это очень нужно? _

— Да!

Хозяин кабинета надолго задумался. Казалось, будто он позабыл про своего гостя.

— Есть один способ… — произнес наконец собеседник Варяга. — Но для этого у тебя должна быть чистая биография.

— Она не может быть чистой. Я сидел, и притом не единожды.

— В наших силах исправить многие документы. Судимость можно подать как преследование по политическим мотивам. Пересмотр дела одновременно послужит оправданием и твоему побегу. Кроме того, сейчас развелось много профессиональных сидельцев, которые за хорошие деньги с удовольствием возьмут на себя твои грехи. Мы подумаем, как это лучше сделать. Все-таки у нашей организации по- прежнему немалые возможности.

— Как я понимаю, это вопрос некоторого времени?

— Разумеется, но вопрос решаемый, — ответил хозяин кабинета. — Платонова опекают люди из другого управления, но начальник того управления — мой хороший приятель. Посидим с ним за бутылочкой, поговорим… Что касается меня, то я помогу тебе совершенно бескорыстно, но услуги моего приятеля придется оплатить.

— Разумеется. Я считаю, что всякая услуга должна оплачиваться, причем в кратчайшие сроки. Очень не люблю ходить в должниках.

— Ну, считай, договорились. И еще: новые документы тебе делать нецелесообразно. Ты будешь чист и со старыми.

— Меня это устраивает.

— Я тебя подведу к Платонову, в чем-то постараюсь прикрыть. Но действовать тебе придется очень тонко. Если совершишь ошибку, то помочь тебе не сможет даже наше ведомство.

— Спасибо за предупреждение, но я всегда отвечал за себя, — сдержанно улыбнулся Варяг. — Когда ты сможешь устроить нам встречу?

Хозяин кабинета поднял телефонную трубку, набрал внутренний номер и заговорил:

— Степаныч? Как дела? Во-во. Да я не жалуюсь, сейчас у всех так. А как твой подопечный? Да что ты?.. Значит, хлопот поубавилось? Ладно, плюнь ты на это! Надо бы как-нибудь посидеть за бутылочкой… В субботу вечером? Отлично. Моя тоже уйдет, так что нам никто не помешает. Ну, до встречи.

Хозяин кабинета положил трубку. По его широкому липу, словно масло по сковороде, расплылась довольная улыбка:

— Все в порядке, Варяг, организуем тебе встречу. Твой клиент малость приболел — язва, понимаешь ли. Обычная болезнь руководящих работников. Сейчас он в больнице, точнее, в санатории, там ты с ним и переговоришь. Возьми вот бумажку, это пропуск на выход. В наше здание легче войти, чем из него выйти. А это вот тебе подарочек, — протянул собеседник Варягу компьютерную дискету. — Это твое досье. Почитаешь на досуге. Занятные вещи о тебе пишут, на целый роман хватит.

Варяг сунул дискету в карман.

— Можно пару вопросов?

— Задавай.

— На даче осталась моя дочь с экономкой…

— Разумеется, их будут охранять. Я буду в курсе всех их дел, а через меня и ты тоже. Наверное, ты хотел еще спросить про ценности, которые хранятся на даче? — подмигнул Варягу собеседник. — Как видишь, Егор Сергеевич был откровенен со своими друзьями. К сожалению, такие, как Артамонов, обращают откровенность во зло. Ну так вот: мы не кусочники, не стараемся сегодня хапнуть, а завтра хоть трава не расти. Надо и о будущем думать. Ценности никто не тронет — сейчас мы их прикроем, а там и ты нам чем-нибудь поможешь… К тому же главные-то ценности не в подвале лежат, верно?

— Верно, — с улыбкой кивнул Варяг. — В долгу не останусь… И последний вопрос: как разрешится дело с налетом на ментов?

— Бандитов не найдут, — пожав плечами, ответил хозяин кабинета.

Глава 2

Майор Громовский привычно вытаскивал из сумки пачку за пачкой, словно всю жизнь работал кассиром, а не в контрразведке. Сумка была старая, потертая, никому и в голову не могло прийти, что в ней переносят целое состояние. Когда на стол легла последняя запечатанная пачка, майор безрадостно подытожил:

— Значит, так, Укол: здесь ровно двадцать тысяч баксов. По нынешним меркам очень неплохие деньги, особенно если учесть, что ты не сумел сделать и половины того, о чем мы с тобой договаривались.

— Петр Иваныч, я же говорил, как все получилось…

— Не нужно мне ничего объяснять. Я уже все слышал. Ты честно работал, поэтому и получаешь деньги. Если бы ты филонил, то не увидел бы и доллара. Я тоже прекрасно понимаю, что задача была очень сложной. У Чижевского потрясающий нюх на всякого рода провокаторов, все-таки он бывший полковник КГБ, а это, как ни крути, неплохая школа. Тебе в отличие от многих удалось продержаться целый месяц, и если быть откровенным, то я до сих пор удивляюсь, почему тебя не закатали в асфальт. — Майор с интересом посмотрел на собеседника, как будто перед ним и в самом деле сидел восставший из могилы покойник. —

У меня к тебе вопрос… Случайно никто из них не знает, от кого ты пришел? Не прячь глаза! — неожиданно рявкнул он. — Смотри на меня.

— Ну бля буду, все ништяк! — Голос собеседника прозвучал обиженно.

— Ну ладно, это я так, не держи зла, — примирительно похлопал Громовский агента по плечу. — Погорячился малость. Сам понимаешь, работа у меня такая скотская, никому верить нельзя. Ты пересчитай, может, я тебе недодал сотенную?

Собеседником майора Громовского был парень не старше тридцати лет, невысокого роста, сухой, жилистый, очень подвижный. Он оживленно жестикулировал и очень напоминал борзую. Пальцы у него были синие от «перстней», по которым нетрудно было прочитать его биографию: был осужден за грабеж в малолетстве, имел немалый авторитет в колонии, был «поднят на взросляк», трижды судим. На левой руке выколота корона — приветствие всем ворам, означающее одновременно и то, что и сам носитель наколки считает себя в преступном мире человеком не последним. Носить подобную отметину незаслуженно не полагалось, за это отвечать приходилось строго.

Когда-то у парня действительно были заслуги, он имел немалый авторитет в своей среде. Но все пошло прахом несколько лет назад, после первого укола героина… Уже через полгода он стал законченным наркоманом. Тогда же он совершил непростительный грех — залез в карман к своему подельнику и вынул золотые часы, которых хватило всего лишь на четыре дозы. От крысятничества не отмываются, это такое же позорное пятно на всю жизнь, как порванное «очко», и от бесчестия, а возможно, и от смерти парня спас майор Громовский. Он без всяких предисловий предложил ему работать на «контору», взамен пообещав покровительство, регулярную дозу героина и новую кликуху — Укол.

Ожидания майора оправдались полностью. Укол оказался блестящим артистом. Майор подсаживал его в камеры к идейным блатным и к тем, на кого следовало найти компромат. Агент умел разговорить даже самых молчаливых и выуживал из них такие сведения, которые они не открыли бы и собственной матушке. Укол нравился людям, а авторитетные наколки только добавляли к нему доверия.

Парень блеснул золотыми зубами и обиженно протянул:

— Ну че ты, в натуре, начальник! Ты меня за суку держишь?

— Ладно, ладно, — примирительно похлопал майор агента по плечу. — Пошутил я. Деньги можешь сложить в эту сумку. Она невзрачная, потертая, никто и не заподозрит, что в ней лежит двадцать тысяч баксов.

— Хорошо. — Укол поднял сумку и попробовал ее на вес. По его сосредоточенному лицу можно было предположить, что он подсчитывал, сколько доз можно купить на двадцать тысяч. — Ну так я пошел, начальник?

Подходило время для очередной дозы, и Укол не мог дождаться конца беседы, чтобы ввести в вену очередную порцию дурманящего зелья. В правом кармане брюк у него лежал шприц — для наркомана почти одушевленный предмет.

— Иди. Встретимся через неделю в это же время.

— Договорились, — уже не скрывал радости Укол. Он представил себе, как растянется на стареньком прокуренном диване и в одиночестве примет кайф.

Открыв дверь и махнув на прощанье рукой, Укол вышел в коридор. Майор Громовский повернул ключ на два оборота. Эту квартиру, на самой окраине города, он использовал как явочную раза два в неделю. По субботам он иногда устраивал здесь шумные пирушки со старинными приятелями, и часто веселье заканчивалось только под утро. В первую очередь это была берлога, где он мог отдохнуть от упреков жены, писка детей и весело воспользоваться свободой. Плохонькая скрипучая кровать, стоявшая в углу комнаты, частенько испытывала на себе темперамент майора, когда он приглашал в гости молоденьких официанток из соседнего ресторана.

Майор Громовский посмотрел в окно. Укол быстрыми шагами удалялся в сторону соседнего микрорайона — типовых девятиэтажек, окруженных чахлыми тополями. Разочарование в агенте было сродни физической боли. Укол не сумел втереться в доверие к Чижевскому. Бывший полковник КГБ раскусил блатного сразу, едва на него взглянув, — уж он-то на своем веку перевидал немало таких сук. А логика в подобном случае чрезвычайно проста — если предал один раз, то обязательно предашь и во второй. Это уже диагноз.

Николай Валерьянович Чижевский возглавлял службу охраны Варяга. Как это ни странно, но «законник» доверял ему безоговорочно. Кроме того, бывший полковник заведовал при особе Варяга разведкой и контрразведкой, — этим он успешно занимался и на прежней службе, а без успехов никогда ему не видать бы больших звезд.

Где-то Укол переиграл, а жаль. Или Чижевский воспользовался какими-то своими старыми связями и ему удалось полистать досье даже секретных агентов? Но как бы там ни было, Укола раскрыли. Следовательно, он выпадал из игры навсегда.

Укол остановился на краю дороги, пропустил автомобили и бодро пересек шоссе, помахивая сумкой.

Длинные матерчатые ручки он намотал на кисть, словно опасаясь, что сумку у него вырвут.

К Варягу нужно будет искать другой, более хитрый подход.

Майор Громовский нажал на кнопку магнитофона и тотчас услышал негромкий голос Чижевского:

— Владислав, как я и предполагал, наш друг оказался засланным казачком.

— И как же ты догадался? — раздался голос Варяга.

— Я не догадался, я это выяснил. В тюрьмах он работает в качестве подсадной утки. Не могу объяснить почему, но он мне сразу не понравился. Профессиональное, что ли… У меня просто нюх на таких тварей! Что прикажешь делать?

— А сам ты как считаешь?

— Сначала нужно узнать, кто его к нам заслал, а дальше следует действовать по обстоятельствам.

— Тогда приступай.

— Понял. Как только он появится, будем беседовать…

Майор Громовский выключил магнитофон. Не нужно было обладать аналитическим мышлением, чтобы понять — как только полковник Чижевский начнет дробить Уколу пальцы плоскогубцами, тот не только сдаст своего непосредственного начальника, но и признается во всех остальных грехах. Подобного вмешательства в свою личную жизнь Варяг не простит, и тогда на окоченевший труп нахального майора натолкнется в лесопосадке какая-нибудь любвеобильная парочка, скрывающаяся от посторонних глаз.

Выходило, что майора спас случай.

Неделю назад, незадолго до разговора Чижевского с Варягом, он организовал неисправность телефонной линии. Чижевский вызвал на дом специалиста, а тот вставил в трубку телефона крохотный автономный жучок. Подслушивающее устройство проработало недолго, его выявили уже на следующий день, но нескольких часов вполне хватило, чтобы записать разговор Чижевского с Варягом. Вероятно, это и спасло майору жизнь

Укол не догадывался о тревогах шефа — он уверенно шагал в сторону своего дома.

В сумке Укола кроме долларов в потайном кармашке лежал пластит. Он был удобен тем, что мог принимать практически любую форму: его можно было свернуть в трубочку и спрятать где-нибудь в ручке сумки, можно было запихать в спичечный коробок или раскатать, как блин, а потом уложить на самое дно сумки или чемодана. Но при всем этом пластит не терял своей разрушительной силы, — наоборот, он превосходил динамит по всем показателям.

Доллары в сумке Укола были искусными фальшивками. Месяц назад в Москве накрыли одного талантливого кустаря, который занимался изготовлением фальшивой «зелени». Обнаружить подделку не могли даже детекторы в обменных пунктах. Громовский уговорил начальство не уничтожать столь качественную продукцию, словно знал, что доллары ему пригодятся. И он не ошибся!

Майор взял пульт. В массу взрывчатки был помещен крохотный детонатор, терпеливо дожидавшийся электронного сигнала. Сам того не подозревая, Укол полностью находился во власти своего шефа. В глубине души у Громовского шевельнулось нечто похожее на жалость. Все-таки Укол был неплохим агентом: умел потрясающе вживаться в образ, найти другого такого будет крайне сложно, а может быть, и невозможно вообще. Жаль Укола было и по другой причине — Громовский считал его своим детищем, вложил в него все, что знал и умел. А расставаться со своими творениями всегда печально.

— Прощай, Укол, — тихо произнес майор Громовский и надавил на кнопку пульта.

Электронный сигнал мгновенно достиг детонатора. Укол превратился в маленькое облачко, из которого во все стороны брызнули куски его тощего тела. Через секунду до майора Громовского докатился негромкий хлопок взрыва.

Глава 3

У самой окраины Москвы, а кое-где даже в черте города сохранились доселе участки старых заповедных лесов. За порубку таких лесов в петровские времена отправляли на каторгу, но и теперь они далеко не всегда доступны для простого человека. Например, несколько квадратных километров лесного массива сразу за кольцевой автодорогой на севере от столицы являются запретной зоной, подведомственной ФСБ, и вход на эту территорию возможен только по специальному разрешению.

Там, где прекрасная дорога уходила в лес, возле шлагбаума стояла караульная будка и дежурило несколько молодых офицеров в камуфляжной форме и с полной боевой выкладкой. У всех сворачивавших в лес водителей тщательно проверялись документы. Однако в лесу располагался не военный объект, а санаторий, где видные чины из силовых ведомств могли поправить здоровье и хорошо отдохнуть. Многие больные были знакомы друг с другом еще до санатория, и потому очень скоро возникали теплые компании, втихомолку распивавшие доставленный контрабандой дорогой коньячок где-нибудь в уединенной беседке или на берегу находившегося в запретной зоне живописного озера.

Возраст большинства больных колебался между пятьюдесятью и шестьюдесятью годами, и потому среди них выделялся своей моложавостью невысокий черноволосый мужчина с обаятельной мальчишеской улыбкой. На вид ему можно было дать не больше сорока, а то и меньше. Этот человек любил гулять по лесу в одиночестве, избегая ухоженных дорожек, и всем, прочим местам предпочитал берега озера. Купание в озере не поощрялось из боязни инфекций, но брюнет время от времени, выбрав местечко поукромнее, нарушал этот запрет. Вот и теперь он, придя на берег озера после массажа, собирался освежить в холодной от донных ключей воде разгоряченное тело и уже снял рубашку, как вдруг чей-то спокойный голос мягко его предупредил:

— Вы бы, Андрей Егорович, поосторожнее, водичка холодновата. А потом, после Ильина дня купаться вообще не рекомендуется. Согласно народным поверьям, вода становится некрещеной и всякая нечисть в ней оживает…

Андрей Егорович обернулся. Перед ним стоял молодой мужчина, на вид его ровесник, и дружелюбно улыбался. Не было ничего странного в том, что один отдыхающий заговорил с другим — в санатории постоянно завязывались знакомства. Странным было другое — что совершенно незнакомый человек знал, как его зовут, и явно подчеркивал эту свою осведомленность.

— Кажется, и впрямь искупаться не удастся, — вновь надевая рубашку, с легкой досадой произнес Андрей Егорович.

— Не переживайте, поплаваете в другой раз, — с обаятельной улыбкой успокоил его незнакомец. — А сейчас хотелось бы пообщаться.

Властный тон собеседника породил в душе Андрея Егоровича ощущение тревоги. Он внимательно вгляделся в лицо незнакомца. Обычное русское лицо с крупными чертами. Светлые волосы, небольшие светлые глаза. Неординарность этого человека выдавал только взгляд: пристальный, холодный, слегка насмешливый.

— Вы из ФСБ? — нарочито равнодушно поинтересовался Андрей Егорович.

— Никоим образом, — улыбнулся незнакомец еще шире.

Андрей Егорович задумался. О его пребывании в санатории знал весьма ограниченный круг людей. Стало быть, в любом случае перед ним стоял немаленький чин.

— Интересно, — хмыкнул он. — Разве есть в России более осведомленные организации, чем ФСБ?

— А вы подумайте, — безмятежно улыбался незнакомец, но взгляд его оставался холодным.

Андрей Егорович поморщился:

— Послушайте, слишком много загадок. Если вам нужно поговорить со мной — говорите, а то я начинаю терять терпение.

— Должен признаться, что я постарался побольше узнать о вас еще до этой нашей встречи, — сообщил незнакомец. — Когда-то специалисты из заинтересованной организации составили ваш психологический портрет. Вот выдержка из него: «Отличительная черта Платонова — хладнокровие. Даже попадая в невыгодную для себя ситуацию, он ищет и находит выход из нее путем компромисса…» Очень обнадеживающие слова, но как будто не про вас написано. Мы и пяти минут не говорим, а вы уже теряете терпение. А ведь у меня имеется много интересных сведений о вас, К примеру, о том, как вы в военном училище не поладили из-за девушки с комсоргом курса, он хотел подвести вас под исключение, но у него ничего не вышло — вы ведь были гордостью училища, Ленинским стипендиатом, и к тому же за вас заступился весь курс…

— Откуда у вас эта информация? Кто вы, черт возьми?!

— Вор, — после недолгой паузы произнес собеседник.

— Простите, я не понял.

— Я — вор в законе. Та организация, которую я представляю, себя не рекламирует, она и без того достаточно сильна. Я что, не сумел вам это доказать? Или пройдемся дальше по вашему досье?

— Не стоит, — пробормотал Андрей Егорович. В его мозгу шла лихорадочная работа. Встреча у озера могла быть провокацией, организованной ребятами из федеральной «конторы», под одеждой незнакомца могли скрываться и микрофон, и миниатюрная видеокамера, однако интуиция, проверенная в самых нестандартных ситуациях, подсказывала генералу Платонову, что его собеседник не провокатор.

Генерал не сомневался в том, что перед ним человек с необычайно высоким интеллектом и с большими возможностями. Чего стоит хотя бы это досье! Собеседник Платонова явно не блефовал —» он был готов продолжать рассказ о жизни и карьере генерала. При этом незнакомец, назвавшийся вором, ни по речи, ни по манерам не соответствовал стандартному образу уголовника.

— Вам не кажется, что разговор идет не на равных? — спросил Андрей Егорович. — Вы обо мне знаете все или почти все: имя, должность, звание, биографию, я же о вас не знаю абсолютно ничего. Как вас зовут?

— Со временем вы все узнаете, даю слово… Мое воровское погоняло, то есть кличка, — Варяг, но здесь лучше называть меня Владиславом. Не хотите пройтись?

Не дожидаясь согласия собеседника, Варяг двинулся по тропинке в сторону от озера, и Платонов, словно привязанный, последовал за ним. Некоторое время они шли молча.

— А вам известно, что некоторые лавочки здесь с сюрпризом? — неожиданно остановился Варяг.

— То есть? — не понял Платонов.

— Очень просто — на некоторых лавочках и веточках укреплены микрофоны, и заинтересованным лицам становится известно содержание ваших доверительных разговоров, в частности ругань в адрес начальства. Так что, уважаемый Андрей Егорович, если надумаете меня выругать, то постарайтесь делать это про себя.

— Ну, вы мне пока не начальство, — возразил уязвленный генерал.

— Вот именно — «пока», — холодно усмехнулся Варяг. — Присаживайтесь, — указал он Платонову на широкую скамью под вековой сосной. — Разговор у нас будет долгим.

— Интересно, откуда такая уверенность? — поинтересовался генерал.

Варяг достал из кармана массивный золотой портсигар, вынул из него сигарету, не спеша закурил, выпустил длинную струю дымами невозмутимо ответил:

— Уверенность моя основывается на кое-каких ваших грешках, Андрей Егорович. Кажется, это была ваша идея — наладить переброску оружия в Абхазию в обход официальных каналов? Да не пугайтесь — операция была проведена чисто, эшелоны предназначались для федеральной группировки в Чечне, потом бесследно исчезали, а потом оружие всплывало в Абхазии. Чертовски доходная затея! Правда, кое-какие следы все же остались, но об этом после… Согласитесь, торговля оружием — неплохой бизнес. Моим коллегам по воровскому цеху, выходящим на промысел с «фомкой» и отмычками, такие доходы и не снились.

— Откуда вам известно о поставках в Абхазию?

Варяг хитро посмотрел на Платонова и произнес:

— Вот вы и признались, Андрей Егорович… Ну ладно, ладно, я не из «конторы». А насчет того, откуда; я получил информацию, — это мой профессиональный секрет. Он стоил мне немалых денег, и, разумеется, я не намерен его раскрывать. Вы ведь тоже никому не рассказываете о том бурном романе, который у вас начался в Арабских Эмиратах с юной переводчицей.

Платонов усмехнулся. Он не знал, что ему делать смеяться или дрожать от страха.

— Вы и об этом знаете?

— Разумеется. Мы давно за вами наблюдаем, Андрей Егорович. Не скрою, вы нам очень интересны.!

Платонов никогда не привязывался к женщинам надолго — не оттого, что был от природы неспособен на глубокое чувство, просто работа отнимала у него; все время и все душевные силы. Во время тех небольших интрижек, которые у него порой случались, он поступал по-гусарски: заваливал женщину цветами, купал ее в ванне с шампанским… Однако, добившись желаемого, мгновенно остывал. Случай с молоденькой переводчицей был особенным хотя бы потому, что добиваться ее пришлось гораздо дольше обычного — на нее совершенно не действовали ни генеральская форма, ни прочие атрибуты власти, и держалась эта девушка с Платоновым как примерная старшеклассница со строгим учителем. И лишь во время командировки в Эмираты, где каждый араб смотрел на белую женщину с нескрываемым вожделением, переводчица неожиданно воспылала страстью к молодому генералу. Наплевав на многочисленные бумаги, которые им пришлось подписывать перед отъездом па целомудренный Восток, они каждый вечер любили друг друга как сумасшедшие, заперевшись в номере генерала и отключив телефон. Небольшое приключение переросло в прочную связь — целых полгода генерал наведывался к переводчице в «общежитие гостиничного типа», заселенное всевозможной лимитой. Строгая вахтерша, выпускавшая его под утро за скромный гостинец, не подозревала о том, что имеет дело с человеком, от которого зависит военная политика огромного государства.

Однако и Платонов в свою очередь никак не мог подумать, что его связи будут интересны не только жене, не только разным спецслужбам, но еще и ворам в законе.

— Можно сигарету? — попросил генерал, напрочь позабыв о строжайшем запрете врачей. Медики нашли у него облитерирующий эндоартерит — страшную болезнь сосудов ног в начальной стадии, возникающую на почве курения и часто приводящую к ампутации. Еще утром генерал дал себе клятву бросить курить, но сейчас после первой же затяжки в голове у него просветлело и прошла мучившая все утро тяжесть в ногах. Надо же, какого удовольствия он хотел себя лишить. Да он скорее загнется от недостатка никотина, чем от его избытка.

— С вашими возможностями и талантами вы могли бы уже давно сколотить солидный капитал — продолжал Варяг. — То, что вы сейчас имеете в бернском банке, может вызвать лишь улыбку. Девятьсот тысяч, кажется? — Варяг вопросительно посмотрел на онемевшего от изумления генерала. — Человек вашего масштаба должен иметь десятки миллионов! И я постараюсь вам в этом помочь. Разумеется, за свои консультации и за помощь в налаживании деловых связей я намерен брать процент, но он не будет грабительским. Это не рэкет. Вы не возражаете, если я иногда буду называть вас просто «партнер»?

Генерал невесело хмыкнул. Следовало отдать Варягу должное — давил он по всем правилам психологической обработки, показывал не только кнут, но и пряник.

— Называйте, если это доставит вам удовольствие, — с деланным равнодушием пожал плечами Платонов.

— И еще часть пойдет в общак. Если не делать подобных отчислений, то братва нас просто не поймет Ведь религия нас учит тому, что надо делиться с ближними, а мои уголовнички — очень религиозный народ.

— Вы со мной разговариваете так, будто стопроцентно уверены в моем согласии, — возразил Платонов. — Вижу, вы многое просчитали, изучили мое досье, выявили кое-какие мои слабые места. Однако человеческая душа сложнее, чем вы думаете. Мое нежелание работать с вами может оказаться сильнее всех ваших аргументов. И почему вы считаете, что я не сообщу о нашей беседе компетентным органам?

Варяг щелчком отшвырнул сигарету, и генерал понял, что его невозмутимый с виду собеседник тоже нервничает.

— Хотите? — Варяг вновь открыл перед Платоновым портсигар.

— Не откажусь, — взял новую сигарету генерал.

Некоторое время они молча курили, следя за тем,

как развеиваются в прозрачном предвечернем воздухе волокна дыма.

— Вы не сделаете этого, — наконец произнес Варяг. — Я не буду опускаться до угроз вашим близким — это не мои методы. Я призываю вас подумать о другом: к чему ломать такую блестящую карьеру, как ваша? Хоть кого-нибудь из ваших ровесников можно поставить вровень с вами? И ведь это вовсе не конец вашего пути. Не удивлюсь, если года через три вам предложат пост министра, а там, чем черт не шутит, и на премьера можно замахнуться… Сейчас в правительстве идет омоложение кадров, и не исключено, что этот процесс коснется и вас. Посмотрите на нынешних вице-премьеров — эти мальчишки, которых раньше никто не принял бы всерьез, теперь запросто ворочают миллиардами. Насколько я успел вас изучить, Андрей Егорович, вы не способны отказаться от столь блестящих перспектив. Вы честолюбивы, тщеславны, а в нашем деле такие черты характера — только плюс. И в госпиталь вы легли не потому, что хотели отдохнуть от скучной работы и опостылевших сослуживцев, а потому, что прихватило всерьез. Язва, кажется?.. Вы трудоголик, и работа, карьера для вас — настоящий наркотик.

Платонов невесело хмыкнул:

— Спасибо за лестную характеристику. От вас ничего не скроешь. Я начинаю думать, что общаюсь не с человеком, а с дьяволом.

— Ну что вы, — засмеялся Варяг, — это вы преувеличили. Я не собираюсь мериться силами с дьяволом. Зато в моих силах разместить разоблачающие материалы о вас в центральной прессе и одновременно направить их на Лубянку. Тогда это будет для вас не только конец карьеры. Пожалуй, это будет конец всему.

С каждой затяжкой дым казался генералу все горше — дареный табачок впрок не шел.

— Мне нужно подумать.

— Сколько?

— Неделю как минимум.

— Слишком долго. Могу дать только три дня. Через три дня в Мексике будет решаться вопрос о перевооружении ВВС, и местные военные с интересом посматривают на нашу авиатехнику. Так что через неделю мы уже хотели бы войти в долю.

— Да, вижу, информацией вы владеете. О Мексике- то вам откуда известно? Это сверхсекретные сведения!

— Не надо меня пытать, Андрей Егорович, все равно ничего не скажу. К тому же у нас с вами совершенно разные информаторы. Вам информация поступает по официальным каналам, я же использую неофициальные…

Варяг поднялся и повторил:

— Три дня, не больше! И не вздумайте стреляться или вешаться — это будет огромная глупость с вашей стороны. Возможно, встреча со мной — величайшая удача в вашей жизни.

Варяг приложил ладонь к виску, как бы отдавая честь, и зашагал прочь.

Некоторое время генерал пребывал в оцепенении, а потом поспешил, к тому корпусу, в котором находился его шикарный номер-люкс, расположенный таким образом, что никакие звуки из коридоров туда не долетали. Поднявшись в номер, генерал опустился в мягкое кресло и задумался. Итак, он завербован, и не сверхпрофессиональной иностранной разведкой, а — смешно сказать! — каким-то там вором. Однако возможности у этого человека, несомненно, колоссальные, разговор он построил очень грамотно, и вид его внушает уважение.

Собственно, всякое крупное дело должно вестись в сотрудничестве с правильно избранными дружественными силами, и, похоже, та сила, которую представляет Варяг, не уступит никакой другой в этой стране.

Андрей Егорович поднял трубку телефона:

— Аркадий, это ты? По-моему, я достаточно повалялся здесь. Высылай за мной машину. К черту «мерседес», к чему вся эта помпа, я и так знаю себе цену. Обычную «Волгу». Когда? Утром, часам к пяти. Нет, не рано, в самый раз.

Глава 4

— По-другому он поступить не мог. Я бы не поверил ему, если бы он сразу же согласился. Мы знаем о нем все, естественно, он хочет узнать кое-что и о нас. А потом, у него может возникнуть мысль, что это проверка со стороны ФСБ. Пусть убедится, что это не так, — Варяг помолчал, внимательно посмотрел на своего спутника и продолжил: — Ни с кого из окружения Платонова наблюдения не снимать. Возможно, выявится что-то новое.

— Мои люди не отходят от них ни на шаг, Владислав Геннадьевич, но ничего пока не выявили…

Собеседником Варяга был плотный мужчина невысокого роста с седой, коротко стриженной шевелюрой. Это был Николай Валерьянович Чижевский, в недавнем прошлом швейцар одной из самых престижных гостиниц Москвы, а еще раньше — полковник КГБ. Впервые Варяг столкнулся с ним восемь лет назад, когда в ресторане гостиницы проходили поминки по легендарному вору Медведю. Дядька внушительной наружности — с огромной лопатообразной бородой и густыми черными бровями, от которого так и веяло эпохой застоя, не подозревая, видимо, с кем имеет дело, подошел к Варягу, безошибочно угадав в нем старшего, и попросил не шуметь. Варяга позабавила неопытность великовозрастного ресторанного стража. Он сунул ему в карман ливреи десятидолларовую бумажку за бдительность и пообещал не устраивать прилюдного мордобития и даже в момент наивысшей тоски по покойному не громить дорогую мебель. Позднее Варяг с Чижевским не раз вспоминали этот забавный случай, и им обоим становилось весело.

Бывший полковник КГБ в гостиничном бизнесе преуспел. Он сумел организовать нечто вроде профсоюза швейцаров, в который никто не мог проникнуть без солидного вступительного взноса. А рваться в швейцары было отчего — в ресторанах, как правило, народ собирался солидный, при больших деньгах. Таким людям ничего не стоило бросить швейцару сотню за пришитую петельку.

Рыночную экономику Чижевский, даже несмотря на сокращение из органов, встретил восторженно, с тем же темпераментом, с каким барышни-курсистки в свое время приветствовали красный флаг. Но когда Николай Валерьянович понял, что гостиницу ему не купить, даже если он простоит в дверях тысячу лет, — тогда его высказывания в пользу реформ и реформаторов стали куда менее пылкими. Еще через год он организовал частное сыскное агентство, деятельность которого сводилась к добыванию компромата на лиц, облеченных властью. Иной раз в агентство поступали почти шпионские заказы — установить «жучки» в помещениях конкурирующей фирмы, изъять из сейфа секретные материалы… Подобные работы всегда хорошо оплачиваются, но, что было самым приятным, Чижевский понимал в них толк — он являлся настоящим профи и, вкручивая очередное подслушивающее устройство в телефонную трубку, молодел, словно вновь окунаясь в лейтенантскую юность.

Недавно Чижевскому предложили выкрасть несколько уголовных дел. На собирание этих документов ушло несколько лет кропотливой оперативной работы. Бывший полковник долго размышлял, стоит ли участвовать в чисто криминальной операции, но сумма гонорара развеяла его сомнения. Дело удалось провернуть блестяще, пропажа обнаружилась только на третьи сутки. А еще через сутки в офис к Чижевскому заявился Варяг, сообщил, что отставной полковник работал на воров в законе, и после недолгого разговора предложил продолжить сотрудничество.

Чижевскому понравились умные глаза Варяга, его правильная речь и доброжелательное лицо. Это лицо, казалось, говорило: «Время такое, полковник. Вчера ты меня ловил, а сегодня я предлагаю тебе прекрасную работу. Не стоит удивляться подобным метаморфозам».

Чижевский сразу понял, что не прогадал с выбором хозяина: Варяг умел держать слово, имел массу влиятельных друзей и вообще был сильной личностью. Он никогда ничего не записывал, но, услышав что-то однажды, запоминал навсегда. В его голове хранилось огромное количество полезной информации: даты, адреса, номера телефонов, суммы сделок и многое другое. Чижевский не сомневался в том, что, распорядись судьба несколько иначе, и Варяг мог бы сделаться гордостью российской разведки…

— Я вас вот о чем хотел спросить, Владислав Геннадьевич… А что, если Платонов не объявится через три дня?

Между бровями Варяга прорезалась складка, четче обозначились скулы.

— Думаю, объявится. Он не показался мне глупым человеком. Но на всякий случай разработай план «вброса» компромата — кому, куда и сколько. С поста его в итоге наверняка снимут, а к его преемнику мы подход найдем.

Чижевский услужливо распахнул перед Варягом тяжелую дверь. Хозяин поблагодарил его кивком и вошел в свой кабинет. Буквально на днях Варяг сделался генеральным директором концерн «Интеллект» со скромным окладом в пять тысяч долларов. У многих воров, знавших возможности Смотрящего, такая непритязательность вызывала улыбку. В его распоряжении находился весь российский общак, составлявший едва ли не половину годового национального дохода страны.

В уставе концерна значилось, что «Интеллект» может заниматься продажей энергоресурсов, хотя для многих не являлось секретом, что сфера его деятельности была значительно шире: люди Варяга брали под свое покровительство банки и крупные предприятия и за это получали неплохой процент с их дохода. Одним телефонным звонком Варяг разрешал самые запутанные вопросы отношений между конфликтующими группировками, частенько выступал меценатом, а если требовалось, под небольшой процент давал деньги даже субъектам Федерации. Уже несколько раз за последние недели Чижевский видел, как из здания гостиницы, в котором находился офис «Интеллекта», несколько парней в камуфляжной форме выносили тяжелые мешки из прочной водонепроницаемой ткани. В мешках находились деньги, чаще всего валюта. Однако даже у отпетых беспределыциков не возникало и мысли о том, чтобы совершить налет на броневичок концерна, набитый долларами. К покушению на свою казну воровское сообщество отнеслось бы так же, как религиозные фанатики — к осквернению чудотворной иконы. Покуситься на общак означало подписать себе неотвратимый смертный приговор.