Русская жизнь
№23, март 2008
Безумие
* НАСУЩНОЕ *
Драмы
Кино
По интернету гуляет трейлер кинофильма «Гитлер капут» - кинокомедии в стиле знаменитого «Самого лучшего фильма». В ролях - персонажи телепередач «Городок» и «Комеди клаб» (последний, к слову, недавно в очередной раз размножился - вы еще не видели новое шоу «Очень русское ТВ» про «палец доктора Галыгина», который лечит от простатита? Бугага!), еще какие-то малоизвестные сегодня, но гарантированно популярные завтра комики плюс Ксения Собчак и Анфиса Чехова. Действие фильма происходит во время Великой Отечественной войны, главные герои - пара (мужчина и женщина) советских разведчиков, явно пародирующая Штирлица и радистку Кэт. Смесь популярного в последнее время юмора «ниже пояса» и военной тематики делает неизбежным скандал, возмущенные выступления ветеранской общественности и прочие сопутствующие осквернению святынь обстоятельства. Чтобы представить, что начнется после премьеры, можно вспомнить историю вышедшего два года назад фильма «Сволочи». Он повествует о том, как советский тоталитарный режим готовил в секретной школе диверсантов-смертников из трудных подростков. Дело тогда дошло даже до официального опровержения ФСБ, а кинорежиссер Меньшов, когда ему пришлось (пришлось - хотя, с другой стороны, а зачем он вообще туда пошел?) вручать «Сволочам» какой-то кинематографический приз, бросил конверт с названием фильма на пол и произнес сердитую речь о том, как эта картина оскорбляет его страну. Возмущение интернет-общественности по поводу фильма «Гитлер капут» уже началось, иногда оно сильно напоминает рекламную кампанию. Тем более что никаких протестов этот фильм, если разобраться, и не заслуживает.
Считать кощунством сам факт появления в российском прокате комедии о Великой Отечественной войне и о Гитлере - по меньшей мере, глупо. Первая комедия о Гитлере - «Диктатор» Чаплина, - вышла в 1940 году, уже после начала Второй мировой войны, и едва ли кому-то приходило в голову считать этот фильм надругательством над памятью, например, жертв «хрустальной ночи». Через несколько лет появились советские «Боевые киносборники», в том числе цикл юмористических короткометражек о приключениях бравого солдата Швейка в рядах вермахта; да и знаменитые «В шесть часов вечера после войны» и «Небесный тихоход» - это тоже комедии. И для послевоенного кинематографа не существовало табу на скетчкомы о войне - у французов была «Большая прогулка», у англичан - «Мистер Питкин в тылу врага», у нас - «Крепкий орешек» с Надеждой Румянцевой и Виталием Соломиным, и ни один из этих фильмов даже суровая советская цензура не считала надругательством над народной памятью.
Надругательство - это не когда смешно, а когда ставится под сомнение нехитрая формула «немцы гады, наши молодцы», как это случилось в фильме «Сволочи». У «Гитлер капут» с этим все в порядке - даже по трейлеру видно, что и наши там молодцы, и немцы - гады. А что фильм наверняка окажется неинтересным и несмешным - так к этому мы давно привыкли, и ничего кощунственного в этом не видим.
Чечня
В середине марта из Грозного пришли сразу две неприятные большинству русских людей новости. Во-первых, во время матча между грозненским «Тереком» и самарскими «Крыльями советов», когда исполнялся гимн России, чеченские болельщики освистали государственный символ, и организаторам матча пришлось выключить гимн до того, как он отзвучал до конца. Во-вторых, со свежепереименованной улицы Псковских десантников через две недели после торжественного открытия куда-то исчезла мемориальная доска с именами погибших в бою с бандой Хаттаба в 2000 году. Оба события широко обсуждались в интернете и в печатной прессе, что неудивительно - и случай с гимном, и случай с доской идеально ложится на общее отношение среднестатистического россиянина к кадыровской Чечне.
Правда, очень быстро выяснилось, что и гимн никто не освистывал (прозвучало два куплета вместо трех, но связано это было с требованиями регламента, согласно которым матч должен был начаться ровно в семь вечера и ни минутой позже, и активностью инспектора матча, по инициативе которого гимн и был прерван), и доску никто не уничтожал (ее на несколько дней увозили на доработку - слишком торопились к памятной дате, не успели доделать; сейчас опять висит на месте). Оба информационных повода тихо исчезли и с интернет-площадок, и из газет, но осадок, как обычно, остался. Копилка аргументов в пользу того, что Чечня в составе России - это зло, стремительно пополняется.
Самое время вспомнить первого президента постсоветской Чечни Джохара Дудаева.
Все- таки в нашей стране из отставных генералов получаются очень плохие политики. Добиваясь независимости Чечни, Дудаев привел республику к разрушительной войне и погиб сам, а Чечня так и осталась в составе России. Если по уму, то Дудаеву не нужно было провоцировать федеральные власти на ввод войск, а нужно было нанять грамотного пиарщика, который с интервалом в два-три дня, как сейчас, вбрасывал бы новости о том, как чеченцы обижают русских людей (тем более что таких случаев в те годы там действительно хватало). Несколько месяцев такой работы -и в России бы не осталось ни одного человека, который хотел бы видеть Чечню в составе федерации. Без всякой войны.
Это я к тому, что сейчас кто-то (то ли сами чеченские власти, то ли какие-то их коварные враги) давнюю ошибку Дудаева блистательно исправляет.
Горбачев
Когда во время своего первого визита в Великобританию тогда еще не генсек, а просто член Политбюро Михаил Горбачев то ли не успел, то ли забыл - в общем, не посетил могилу Карла Маркса, Александр Зиновьев, как известно, предположил (и оказался прав), что именно этот человек покончит с коммунистическим режимом в России. Имело ли непосещение Хайгейтского кладбища отношение к последующим событиям в СССР, до сих пор неизвестно, но у Горбачева явно есть какой-то свой принцип поклонения могилам - на днях стало известно, что он тайно посетил могилу святого Франциска Ассизского, где провел полчаса в уединенной молитве.
Я не богослов и поэтому не возьмусь истолковать значение этого паломничества, но попадание Горбачева в новостные сводки с таким трогательным сюжетом - прекрасный повод посвятить почти забытому ныне политику хотя бы вот такую маленькую заметку. Недавно в «Огоньке» напечатали мемуары бывшего (как раз перестроечных времен) главного редактора этого журнала Виталия Коротича. Вот как Коротич описывает заседание Съезда народных депутатов наутро после смерти Андрея Сахарова:
«Я подошел к Горбачеву и протянул ему черно-белый портрет Сахарова: „Напишите для „Огонька“ одну фразу наискосок: „Я очень любил этого человека, и мне будет его недоставать“. Мы дадим на обложку…“ „Не надо, - сказал Горбачев. - Я что-нибудь напишу для международной прессы. Может быть, через АПН“. „Напишите нам, - настаивал я. - Яковлев тоже напишет“».
Чтоб понятнее было, перескажу своими словами - сразу после смерти знаменитого оппозиционера на заседании парламента к президенту запросто подходит редактор популярного журнала и просит президента написать некролог. Президенту не хочется ничего писать, и он оправдывается - да я потом, да я для других. Редактор продолжает настаивать - напишите, напишите, мы уже вашего ближайшего соратника уговорили, чего вы, в самом деле.
Посмотреть на эту сценку с высоты нашего 2008 года - ну фантастика же абсолютная, по всем пунктам. А всего каких-то двадцать лет назад мы жили в такой вот фантастической стране.
Хотя, если разобраться - а что фантастического-то?
«Яблоко»
Партия «Яблоко» в марте пережила настоящий медийный ренессанс. «Яблоко» теперь постоянно на слуху. Во-первых, в тюрьме по обвинению в избиении милиционеров оказался лидер петербургского отделения партии Максим Резник (кстати, в федеральных газетах на платной основе регулярно появляются подписанные выдуманными фамилиями статьи о «пьяном дебоше так называемого демократа» - кто не видел, почитайте обязательно, потрясающий эффект погружения в 1983 год). Во-вторых, лидер «Яблока» Григорий Явлинский неожиданно оказался среди участников встречи уходящего и приходящего президентов с лидерами парламентских фракций, а потом имел продолжительную беседу с Владимиром Путиным, которую (без звука) тоже показывали по телевизору. Наконец, с Явлинским во время своего визита в Москву позавтракала госсекретарь США Кондолиза Райс.
По- моему, этих событий достаточно, чтобы сделать вывод, что «Яблоко» считают достойной внимания партией и в милиции, и в Кремле, и в Вашингтоне. При этом никаких реальных оснований для такого отношения к «Яблоку» в действительности нет, потому что нет никакой партии на самом деле -есть только Григорий Явлинский, который с переменным успехом уже много лет изображает демократического лидера.
Дело даже не в том, что у «Яблока» нет ни актива, ни избирателей, ни влияния - вообще ничего. По-моему, критерий, по которому партию можно отличить от фиктивного ООО, очень прост - партия, в отличие от ООО, на очередном съезде может отправить в отставку своего руководителя и выбрать нового. У нас же большинство партий устроено так, что в случае конфликта скорее лидер выберет себе новую партию, чем позволит кому-то отобрать у него свидетельство о регистрации, банковский счет и круглую печать (впрочем, наличие активистов, избирателей и влияния тоже все-таки обязательно).
Через сто лет какой-нибудь историк, изучив подшивки современных газет (про арест Резника, встречу Явлинского с президентом и завтрак с Кондолизой Райс), напишет в учебнике, что в России 2008 года была такая влиятельная партия - «Яблоко». Если по этому учебнику придется учиться нашим потомкам, хочу им, потомкам, передать: не верьте!
Шпионаж
Новый шпионский скандал - да какой! «12 марта 2008 года следственным управлением ФСБ России при попытке получения закрытой информации, составляющей коммерческую тайну, от гражданина России, сотрудника одного из режимных предприятий нефтегазового комплекса страны, задержаны граждане РФ, имеющие также гражданство США: руководитель проекта Британского совета „Клуб выпускников“ Александр Заславский и его брат, сотрудник английской части компании „ТНК-ВР Менеджмент“ Илья Заславский», - авторам сообщения Центра общественных связей ФСБ было трудно удержаться от торжествующего тона, потому что - ну, в самом деле, тут и хозяйствующий субъект, и Британский совет, и нефтегазовые секреты - в общем, полный комплект государственных мифологем последнего времени, причем еще и упакованных в потенциально захватывающий литературный сюжет про двух братьев.
Расцвет этого жанра - когда в романе коварный шпион хочет совершить какую-то гадость, а опытный чекист при поддержке бдительных граждан ловит шпиона с поличным, - пришелся на тридцатые-пятидесятые годы прошлого столетия. Знаменитая «косая» (потому что обложки были оформлены обрезанными наискосок картинками) книжная серия «Библиотека военных приключений» - это был настоящий великий масскультовский эпос, сопоставимый с лучшими сериями американских комиксов тех же лет. С годами секрет мастерства был утрачен, последние мастера великой эпохи не оставили учеников, майор Пронин умер. Сегодня ФСБ приходится самой придумывать детективные сюжеты - и получается плохо. Настолько плохо, что сам сюжет - братья-шпионы, Британский совет и прочее, - просто никому не интересен. Гораздо интереснее узнать, в чем подоплека скандала - то ли в том, что переговоры ТНК-ВР с «Газпромом» по Ковыктинскому месторождению зашли в тупик, то ли в том, что ТНК-ВР в свое время лоббировала решение ФАС по пропорциональному распределению экспорта газа между всеми добывающими компаниями, то ли еще в чем. Эту загадку «дела братьев-шпионов» наверняка смог бы разгадать майор Пронин - но он, как уже было сказано, давно скончался.
Несогласные
4 мая в Москве пройдет марш несогласных. То есть понятно, что никто его опять не разрешит, опять нагонят со всей страны милиции и ОМОНа без счета, и опять ничем хорошим все это не закончится. Повторяемость и предсказуемость - самый надежный способ превратить что угодно в рядовой повод для зевоты. И об этом марше можно было бы и не писать, если бы не форма, которую выбрали организаторы мероприятия, чтобы получить в московской мэрии разрешение на проведение марша. Текст заявки (точнее - открытого письма Юрию Лужкову) полностью посвящен отмеченному в Москве две недели назад Дню святого Патрика. Авторы послания препотешно расшаркиваются перед «российскими гражданами ирландского происхождения» и «остальными почитателями древней кельтской традиции» и просят мэра Москвы разрешить им провести марш в том же месте и в то же (с поправкой на несколько недель) время, что и шествие поклонников святого Патрика - в полдень воскресного дня на Новом Арбате. Текст этой заявки - может быть, лучшее из того, что было написано анонимными авторами документов «Другой России» за все время ее существования. Этот документ хочется отправить по электронной почте друзьям, а потом еще повесить в ЖЖ. Тонкая ирония, интеллектуальная провокация, отсутствие ненужного пафоса - в общем, все бы так писали.
Несогласных часто бьет милиция, поэтому смеяться над ними, наверное, неприлично, но нельзя не сделать авторам заявки хотя бы замечания - марш, пародирующий шествие в честь ирландского святого, трудно наполнить каким-нибудь другим, непародийным содержанием.
Каток
Полтора месяца назад я писал об иске группы жителей Петербурга, которые требовали ликвидировать открытый на Дворцовой площади каток, потому что катающаяся на коньках публика ограничивает право граждан на доступ к культурной ценности, каковой является Александровская колонна. Напомню, суд первой инстанции удовлетворил иск, но на сторону хозяев катка стала Росохранкультура, процесс «граждане против катка» затянулся, и это выглядело действительно очень странно и трогательно - до весны оставалось чуть больше месяца, каток вот-вот растает, а эти люди все еще будут судиться из-за того, чего больше нет.
Весна действительно наступила, лед действительно растаял, сейчас каток разобрали. Но история приобрела новый оборот - вместе со льдом куда-то исчезло десять фигурных пик и двенадцать бронзовых орлов с ограды памятника. На время, пока работал каток, ограда была закрыта рекламными щитами, а сейчас щиты сняли - и вот такой сюрприз. «Мы предупреждали, что добром эта затея не кончится, - цитируют агентства Сергея Веснова, подавшего в свое время тот самый иск от имени „группы граждан“. - Во всем городе убрали ларьки, а в центре поставили ледяной сарай. И вот результат».
Соревнование между общественностью и природой - кто быстрее победит каток (победила в конце концов природа) полтора месяца назад выглядело виртуальным абсурдом. Но тогда, в феврале, мы забыли об одном очень важном свойстве русской жизни - у нас любой виртуальный абсурд способен дать вполне осязаемые последствия. Дело поручика Киже живет и побеждает. Ну вот кто украл этих орлов и пики - весна, что ли?
Получается, что да - весна.
Олег Кашин
Лирика
***
В новых районных гостиницах с замахом на евродизайн (сложные диваны, зеркальные стены, конструктивистские потолки) непременно присутствует плевок номенклатурного биг стайла: плюшевое покрывало с рюшами и наспех намалеванное «Утро в сосновом лесу» в жирном бронзовом багете. Размышляя о смысле этого «фьюжн», спрашиваю горничную, кто рисовал. Девушка смеется: «А, это заказали для солидности. Ну, считают, что если вдруг приедут какие-то начальники, им нужно немножко старинного, патриотического, а не только современное». Опять же - не иначе как для ублажения солидных людей - под полом до часу ночи немножко трясется дискотека, перемежаемая «живой музыкой». Догадываюсь, что репертуар - «На недельку до второго я уеду в Комарово», «Яблоки на снегу в розовой нежной коже» - тоже следует считать респектабельным: классика, традиция, старое вино, не испорченное молодыми мехами.
***
Подсчитали - прослезились: в прошлом году в Башкирии бесплатные лекарства по программе ДЛО получили только 2,8 процента онкобольных. Эта категория больных - самая фармакологически «упакованная», самая показательная. И никаких тебе судебных процессов, никакого форс-мажора, никакой, даже симулятивной государственной тревоги. Так и задумывалось?
***
Известие, которое хотелось бы назвать отрадным: на семь месяцев отправится в колонию председатель рыболовецкого колхоза «Волга» Астраханской области Беляков. Его преступление - невыплата заработной платы колхозникам, невыплата взносов в Пенсионный фонд и злостное ингнорирование решения суда. Всего он задолжал сотрудникам и государству 460 тысяч рублей.
Отрадное- то отрадное, но кто ж не знает, что в российской судебной практике сумма доказанного ущерба совсем не пропорциональна наказанию. Зачастую она обратно пропорциональна. Вот, например, Владимиру Белкину, владельцу «Красновишерской бумажной компании» (о голодовке работников Красновишерского бумажного комбината мы писали в предыдущем номере «Русской жизни» -и она продолжается до сих пор), грозит всего лишь штраф. 28 миллионов долга, накопившегося у него к началу судебного процесса, - это не какие-то жалкие полмиллиона, а сумма, внушающая уважение.
***
Господи, но почему же при словах Кудрина «России не угрожает финансовый кризис» хочется немедленно купить мешок гречки?
***
Сразу 10 субъектов Федерации вылетели из программы «Обеспечение жильем молодых семей» (часть федеральной целевой программы «Жилище» на 2002-2010 годы). Четыре из них не смогли выполнить условия участия в конкурсе, а шесть регионов просто не подали заявки. Один из таких регионов - Москва. Программа слабая, демагогичная, но кому-то (особенно «демографически активным» парам) и в самом деле удавалось прикупить в рассрочку, на выгодных условиях отдельные метры в Северном Бутово. Теперь, похоже, московские власти решили поберечь федеральную казну, а смехотворных бюджетов, выделяемых городом, должно хватить на все молодые семьи столицы.
***
На трассе Казань - Набережные Челны торгуют копченой рыбой: метровая стерлядь, сомы, окунь и розовые полоски - брюшки семги.
- Волжская, - твердо говорит продавщица про семгу. - Или хоть кофе возьмите. Или чай!
***
Всплыло ранее не слышанное название колонии «Черный дельфин» (Оренбургская область; там отбывает наказание Алексей Пичугин) - вспомнился, разумеется, пермский «Белый лебедь». Почему наши пенитенциарии так любят водоплавающих?
***
В Мурманске хлеб подорожал на 20 процентов (объяснения: взлетели цены на муку и тарифы на электроэнергию), в Приморье - на 25 (подорожали пшеница, мука, топливо и транспорт). В других регионах подорожало все то же, но - самое большее на 10 процентов. Из письма ветеранов Владивостока губернатору Дарькину: «Мы обращаемся к вам с настоятельной просьбой принять незамедлительные меры к тому, чтобы… стабилизировать цены на хлеб путем дотирования 100 тыс. ветеранов, проживающих в городе…»; там же напоминают, что хлеб - основной продукт потребления. Фантастическое унижение - но что-то будет, конечно. Сто двадцать пять блокадных грамм будут ли дотировать по карточкам, организуют ли производство социального эконом-хлеба (жмых, лебеда), подкинут ли по сто рублей компенсации?
***
Ритуальным беспределом назвали происходящее на городском кладбище Усть-Илимска. Проверка Роспотребнадзора выявила нарушения всех мыслимых санитарных и этических норм при погребении усопших: многие гробы не закапывали, а просто засыпали снегом, глубина могил не превышала 50 сантиметров. Более всего потрясает в этом сюжете название ритуальной службы - «Харон». Если и последний лодочник станет тварью, то как же теперь умирать?
***
Сводки социальных новостей оставляют тяжелый металлический привкус: на государственном уровне идет настоящее преследование бедности и нужды. В Новотроицке Оренбургской области семья с детьми выселена из квартиры за долги в 11 тысяч. Это, по всему судя, долг не более чем за полгода. В Хабаровском крае не выпустили за границу двух должников - те же 11 тысяч, но уже на двоих, задолжали они за электроэнергию (вот уж достойный повод не возвращаться на Родину!). Кажется, что давят не злостных, не хроников, а людей относительно социально благопристойных, испытывающих временные затруднения. Словно государство перехватило символический «утюг» девяностых, которым бандиты пытали должников, - и, похоже, этот утюг погорячее бандитского. Тут и задумаешься, почему ушел в отставку глава Федеральной службы приставов Ставропольского края Кутепов, поднявший результативность своего управления с самых нижних строчек в пятерку лучших по стране. Причины его ухода, скорее всего, сугубо прагматичны, но ведь хочется думать об этом в каких-то сентиментальных категориях, например: «совесть замучила», «не брать бы вовсе в руки тяжелого меча». Хочется верить.
***
В зале ожидания пермского аэропорта - юный вялый англичанин и местная, по всему судя, красотка. Они только что познакомились, и девушка с большим энтузиазмом начинает учить его русскому языку. Грейт кантри. Ай лайк Раша. Ай лайк Урал. Отвлекается на звонок мобильного: «Да. Нет. Как сказать на инглише: на вашем лице написано экзистенциальное страдание? Не знаешь? Ну спроси у ребят. Эк-зи-стенциальное, поняла?»
***
Пермский журнал «Формула красоты» опубликовал рекламу медицинской услуги, называемой в миру «искусственным прерыванием беременности», но не вынес предупреждения о негативных последствиях оной, - за что и был благополучно оштрафован. Собственно же слоган - «бархатный аборт» - нареканий не вызвал. Но есть определенная честность в том, что гинекологические промыслы осваивают новейший революционно-романтический лексикон: характеристика метода уже несет в себе информацию о последствиях.
Евгения Долгинова
Анекдоты
Прокати нас, Петруша, на грейдере
Угон грейдера, использовавшегося в ходе ремонта федеральной автодороги М-53 в Иркутской области, раскрыт сотрудниками милиции Тайшетского района Приангарья. В дежурную часть ОВД по Тайшетскому району поступила информация о том, что с территории вахтового поселка, расположенного на ремонтируемом участке федеральной трассы, пропал автогрейдер ДЗ-38.
В ходе проверки милиционеры выяснили, что машинист автогрейдера после уборки снега оставил технику на территории поселка. Сторож участка рассказал, что ночью к поселку подъехали неизвестные на автомобиле УАЗ и потребовали заправить их машину топливом. Охранник пояснил, что он отказал неизвестным, после чего завязалась драка, в ходе которой ему нанесли удар по голове, после чего он потерял сознание, а придя в себя, обнаружил пропажу грейдера.
Его показания значительно изменились после того, как пропавший грейдер был обнаружен в тайге в нескольких сотнях метров от поселка. На возникшие у оперативников вопросы охранник не смог дать внятных ответов, а затем признал свою вину. В ночь пропажи мужчина, оставшись на участке, решил в одиночестве выпить спиртного. Находясь в состоянии алкогольного опьянения, сторож решил прокатиться на вверенном ему грейдере. Заехав в тайгу, машина застряла в глубоком снегу. После этого охранник бросил технику и вернулся спать в вахтовый поселок. Протрезвев, он придумал версию с похищением грейдера таинственными незнакомцами.
В настоящий момент в отношении сторожа возбуждено дело по статье 166 Уголовного кодекса РФ «Угон». Его поступок может обернуться штрафом в размере 120 тыс. рублей, хотя максимальная санкция по данной статье предусматривает лишение свободы на срок до пяти лет.
Темно, холодно и одиноко. И страшно. Тайга. В тайге бродят дикие звери. Возможно, воют волки. Деревья трещат от мороза.
И скучно. Радио, может, у него не было. И телевизора. Газеты все прочитаны. Книжки Донцовой засалились от пристального изучения. А может, он вообще читать не любит. А ночь длинная. И ни души. Только, опять же, волки. И, возможно, медведи.
В такой ситуации понятно, что надо сделать. В такой ситуации надо, конечно же, выпить. Немного. Чуток. Слегонца. И еще выпить. И еще чуток. И еще маленько.
Вот, теперь совсем другое дело. Теперь уже не холодно и не страшно. Но по-прежнему скучновато и одиноко. Хочется чего-то такого. Хочется как-то развлечься. Хочется общения, но какое может быть общение в ночной тайге, в пустом вахтовом поселке.
Ну, или не общения, а какого-то разнообразия, движения, «движухи», как выражается некоторая часть современной молодежи. Чтобы нестись куда-нибудь, чтобы рев мотора, чтобы свист в ушах, чтобы душа развернулась и опять свернулась.
Нет радио и телевизора, нет книг и газет или они все прочитаны, но есть зато грейдер, молчаливый железный товарищ по ночному таежному одиночеству. На нем можно ехать. Пусть и не нестись со свистом, но все равно ехать, сквозь тайгу, с гиканьем, с отчаянным молодецким посвистом, под рев мотора, куда глаза глядят. Заводи!
Грейдер, если кто не знает, - это такой пугающе здоровенный механизм, помесь трактора и динозавра, мощный, с огромным железным ножом для сгребания снега или срезания слоев грунта. Страшный, ревущий, неповоротливо-разрушительный.
Непонятно, зачем завели это уголовное дело. Милиционерам, конечно, виднее, но с чисто обывательской точки зрения можно было бы ограничиться административным штрафом и, допустим, лишением премии. Ведь поступок-то вполне понятный и даже отчасти симпатичный. И не лишенный некоторого специфического величия. Все-таки угнать грейдер в тайгу - это вам не магнитолу из «Жигулей» украсть.
Воспитательница на «Лексусе»
У сотрудницы московского детского сада угнали Lexus RХ 330.
Неизвестный злоумышленник воспользовался невнимательностью женщины и похитил ее автомобиль, припаркованный возле дома № 86 по Ленинскому проспекту. Дама работает музыкальным руководителем в одном из столичных детских садов.
По данным правоохранительных органов, ущерб составил 1 млн. 100 тыс. руб. Возбуждено уголовное дело, ведется поиск преступников.
У дамы «Лексус» (был). Который подержанный стоит под пятьдесят тысяч долларов. Сколько новый стоит - страшно представить.
Дама, возможно, живет на Ленинском, 86. Это хороший дом. Очень хороший. Однушка в этом доме стоит полмиллиона долларов. А не особо большую трешку можно снять за пять тысяч в месяц. Большой, красивый дом. Кирпичный, сталинский.
При этом дама работает в детском саду. Наигрывает на фортепьяно незатейливые мелодийки, а дети подпевают. Противными нестройными писклявыми голосами.
Нет, все понятно, дама, наверное, просто любит свою работу, любит возиться с детьми. Такое нередко случается. Но все равно очень загадочный случай. Потому что, если у дамы авто за полсотни тысяч и квартира на Ленинском, 86, она обычно несколько по-другому реализует свою склонность к педагогической деятельности. Например, в качестве хозяйки дорогого частного детского сада. Или элитной детской музыкальной школы. Не из-за денег, а как хобби. Как жены и подруги богатых джентльменов владеют косметическими центрами и спа-салонами. «Дорогой, подари мне бизнес, надоело дома сидеть».
А тут - детсадовским музруководителем дама работает. Остается только произнести сакраментальное «У богатых свои причуды».
Училка довела
Александровский межрайонный следственный отдел следственного управления СКП РФ по Ставропольскому краю возбудил уголовное дело в отношении школьной учительницы математики за доведение до самоубийства ученика 9 класса.
В отношении учителя математики возбуждено уголовное дело по ст. 110 УК РФ.
Со ссылкой на данные проведенной проверки в прокуратуре сообщили, что в течение 2007 года учитель математики средней общеобразовательной школы № 2 села Александровского «предъявляла к одному из учеников 9 класса завышенные требования, систематически публично оскорбляла его, допускала рукоприкладство в отношении подростка».
При этом представитель прокуратуры отметил, что ни классный руководитель, ни администрация учебного заведения своевременно не выявили конфликт между учеником и преподавателем и не приняли мер по защите ребенка.
В результате ущемления прав и законных интересов учащихся в школе сложилась неблагополучная обстановка, связанная с нарушением морально-психологического климата. Потерпевший перестал выполнять задания преподавателя и посещать уроки, а 30 января 2008 года покончил жизнь самоубийством, оставив предсмертную записку с обвинением учителя в своей смерти.
Представитель прокуратуры подчеркнул, что своими действиями педагог нарушила требования федеральных законов «Об основных гарантиях прав ребенка в РФ», «Об основах системы профилактики безнадзорности и правонарушений несовершеннолетних» и «Об образовании». По результатам проведенной проверки пять должностных лиц привлечены к дисциплинарной ответственности. Начальнику отдела образования Александровского района объявлено замечание, а директору школы, двум его заместителям и классному руководителю - выговоры. В настоящее время решается вопрос об увольнении учительницы.
Человеческий материал течет, течет мимо. Месяцами, четвертями, полугодиями, годами. Совсем молодой, юный, неоперившийся человеческий материал. Противный, неотесанный, труднообучаемый, не слушающийся. Дерзящий, бестолковый, шумящий, разный. Поток, поток. Лица, затылки, усмешки. Человеческий материал.
И в какой-то момент начинает казаться, что можно себя особо не сдерживать. Можно орать, обзывать, унижать. Наказывать так и этак. Можно и бить, в принципе. А чего. Ничего страшного. Подумаешь. Одному подзатыльник, другого указкой по рукам, третьего говнюком назвать. Ничего с ними, оболтусами, не случится. Жаловаться никто не будет, как-то не принято это в сельской местности, не принято тут особо бороться за права человека. Построже, построже с ними надо. Человеческий материал требует суровой обработки.
В принципе, действительно, ничего обычно и не случается. Обычное дело. А тут вдруг - раз, и паренек повесился. Или отравился. Человеческий материал не выдержал обработки.
Вообще- то, если встряхнуться и еще раз перечитать эту новость, то как-то трудно во все это поверить. В то, что из-за стервозной, хамоватой математички убил себя пятнадцатилетний юноша. Не укладывается в голове. Ну, орет, ну, обзывает -да плевать. Плюнуть и растереть. Подумаешь, проблема. Отвесит оплеуху - пожаловаться родителям. В конце концов, забить на эту школу, перестать ходить - потом как-нибудь наладится (кстати, этот парень так поначалу и сделал). Трудно, трудно поверить в случившееся. Однако приходится. Потому что бывают люди, которые не умеют наплевать, нет у них этого спасительного пофигизма. А еще бывают люди, в том числе вот такие учительницы математики, служительницы абсолютного зла, которые умеют так морально подавить слабого молодого человека, что ему остается только лезть в петлю.
Дмитрий Данилов
* БЫЛОЕ *
Андрей Ильич Огородников, блаженный, симбирский юродивый
Фрагмент жизнеописания
Двадцать восьмого ноября 1901 г. исполнилось ровно шестьдесят лет со дня кончины (последовавшей 28 ноября 1841 года) Андрея Ильича Огородникова, именуемого в народе «блаженным», симбирского гражданина, бывшего большую часть жизни прихожанином Вознесенского собора, в котором он любил молиться, освящал себя благодатными таинствами Покаяния и Причащения, наконец, напутствован был молитвами в загробную жизнь.
Не гражданские подвиги и не воинские доблести прославили Андрея Ильича Огородникова, а принятый им на себя добровольно с самых юных лет подвиг глубокого смирения и нищеты духовной, подвиг отречения от всех благ жизни и умерщвления плоти, подвиг так называемого юродства, которому он остался неизменно верен до последних дней своей жизни.
Андрей Ильич родился в г. Симбирске 4 июля 1763 года и назван именем в честь Свят. Андрея, архиепископа Критского. Родители его Илья Иванович и Анна Иосифовна Огородниковы были бедные симбирские мещане, проживавшие в подгорной части г. Симбирска, где Андрей Ильич и родился. По отзывам людей, знавших его родителей, они отличались благочестивою жизнью, и особенно мать его, которую прямо называют женщиною «набожною». До смерти родителей Андрей Ильич жил в их доме, под горою, на берегу реки Волги, а затем поступил на попечениe старшего своего брата Фаддея. С 1813 г., когда скончался и брат, Андрей Ильич имел приют у овдовевшей сестры своей Натальи, которая, как передают, единственно для него вышла из симбирской женской обители, куда поступила было, и служила ему чем могла всю свою жизнь при помощи благодетелей. К числу последних благодарная память относит, между прочим, одну из симбирских помещиц Е. А. Мильгунову, которая выстроила для него с сестрою хижину на дворе у племянницы его по брату Агафьи (на принадлежащем ныне в Панской улице гг. Сахаровым месте) и до самой кончины Андрея Ильича жертвовала ежегодно на его содержание по 60 руб. ассигнациями. До трехлетнего возраста Андрей Ильич был сиднем, пил и ел из чужих рук; потом стал ходить, но ничего не говорил, кроме «мама Анна», или просто «Анна», как звали его мать, и так во всю свою жизнь. До семи лет он носил обычную одежду; с наступлением же этого возраста совершенно перестал надевать и верхнее платье, и обувь, и неизменно зимою, в самые лютые морозы, и летом, не взирая ни на какие перемены погоды, стал бегать по улицам города босиком, в одной длинной рубахе, и с той поры сделался предметом благоговейного почитания и удивления для одних, сомнения и предубеждения для других и для некоторых, к счастью немногих, предметом насмешек и глумления.
Находились люди, которые склонны были считать Андрея Ильича безумным и деятельность его бессознательною. Между тем при внимательном взгляде на его жизнь нельзя не видеть, что все его внешние действия и поступки, особенно те, которые служили выражением его духовной жизни, запечатлены глубокой сознательностью и обнаруживают в нем совершенно естественное состояние ума. На обращаемые к нему вопросы он давал ответы звуками, жестами, движением рук или головы, утвердительные или отрицательные, смотря по смыслу речи, и, несомненно, вполне сознательные. Другие с твердым убеждением принимали его молчание за подвиг, с чем и нужно согласиться, так как не подлежит сомнению, что он не лишен был ни органа слуха, ни других органов для правильного произношения слов.
Андрей Ильич никогда не давал покоя своему телу. Одним из обычных занятий его после быстрых переходов и беготни из одной части города в другую было: стоять на одном месте по целым часам, перекачиваясь с ноги на ногу, подобно маятнику, из стороны в сторону, и твердя ему одному понятные звуки: «Бум, бум, бум», со взором, обращенным на какой-либо предмет. По временам уходил он на сутки и более из дома и скрывался в каком-либо тайном месте. Когда же открывали его убежище, с той поры он туда более не ходил.
Покойно лежащим Андрея Ильича увидали только на смертном одре. Спал он с самых юных лет весьма мало, да и то на голых досках или на земле. Случалось, что ляжет на лавку, а голову держит на вeсy, ни к чему не прикасаясь и ни на что не опираясь. Рубаха для него шилась, обыкновенно, с сумкой на груди, куда многие клали ему, и всегда почти насильно, милостыню, которую он или сам раздавал, или каждый, кто хотел, мог оттуда брать у него беспрепятственно. Впрочем, бывало и так, что насильно положенную милостыню он выбрасывал и, говорят, сразу находил в числе многих положенных в сумку разными лицами монет именно монету того лица, от которого почему-либо не хотел принять милостыню: причем у одного ничтожное подаяние брал, а у другого и ценное откидывал. Пища Андрея Ильича была самая простая; ни вина, ни мяса он не употреблял, а любил, по рассказам знавших его, чай и намазанный медом черный хлеб. По временам любил он кушать и сухие ягоды, которые разваривались для него в особом горшочке. Придет, бывало, домой и стучит по столу, приговаривая: «Мама», - давая этим знать своей сестре или племяннице, чтобы покормили его. От необыкновенного воздержания тело его было сухо, как трава, и очень легко. Кротость его нрава и незлобие были поразительны. Бывало, что являлся он домой избитый, выпачканный в муке или в смоле, потому что иногда, как выше сказано, служил предметом глумленья, наталкиваясь на пьяных или на дерзких людей, которые оскорбляли его своими низкими и пошлыми шутками и даже били. Терпел поношения и от невоспитанных и шаловливых ребят, которые, при встрече с ним, дергали его за рубаху и щипали тело. Несмотря на всевозможные издевательства, Андрей Ильич никогда не выходил из себя и даже не оборонялся, а, обыкновенно, оставаясь невозмутимым, отходил от оскорбителей. Но были случаи, что за издевательства над блаженным, помимо его воли и всякого желания, карал сам Господь. Так, в самый день похорон блаженного один мальчик лет 12-ти, издевавшийся над ним при жизни, подбежал на улице к его гробу и тут же, говорят, упал в страшных конвульсиях. Так дерзкий шалун на глазах всех был наказан за свое кощунство над блаженным и за оскорбления. Передают также, что незадолго до блаженной кончины своей Андрей Ильич забежал в лавку к одному купцу и, по обыкновению, стал мешать ему. Последний был крутого нрава, избил его и выгнал из лавки. Но потом в этот же день, когда стал закрывать одно из окон в верхнем этаже своего дома, потерял равновесие, выпал из него и едва не убился до смерти. Почувствовав свою вину перед блаженным, он тогда же послал к нему просить извинения. Незлобивый и кроткий Андрей Ильич простил обидчика, и последний поправился.
Как на особенность его характера следует указать на то, что он никогда не смеялся. Необычайность жизнеповедения Андрея Ильича приковывала к нему взоры и внимание всех окружающих: и бедных, и богатых, безвестных и знатных, и вообще людей всех сословий, званий и состояний. Уважение к нему, как к мужу праведной жизни и достойному почитания, стало заметно увеличиваться с 1812 года, т. е. с начала отечественной войны. Война эта воспламенила религиозную настроенность и чувство во всех сословиях русского народа. Многие из знатных дворянских фамилий стали посещать замечательные русские св. обители и в том числе Саровскую пустынь. Подвизавшийся здесь затворник Серафим, как выдавали за достоверное некоторые из жителей г. Симбирска, отказывал в благословении приходившим к нему симбирским богомольцам и, отсылая их в отечественный город к Андрею Ильичу, говорил: «Зачем это ко мне, убогому, вы трудитесь приходить, - у вас лучше меня есть, Андрей ваш Ильич».
Особенно же укреплению в народе веры в его праведность, веры, которая пережила много десятков лет, нисколько не умалившись в своей силе, и упрочению памяти о нем в последующих поколениях до нашего времени способствовали проявленные им дарования, например, прозорливость и другие, обнаружением коих служат разные обстоятельства его жизни, сохранившиеся о которых рассказы мы далее и изложим.
Во дни отрочества своего, когда мать его уходила на богомолье, Андрей Ильич пред возвращением ее довольно часто начинал обыкновенно кричать: «Мама-Анна». По этому признаку домашние догадывались о скором возвращении Анны Иосифовны домой, что, по отзывам их, и сбывалось действительно. Все, что подавал он встретившимся с ним, имело, говорят, особенное значение и смысл: кому, например, давались Андреем Ильичем деньги, тот вскоре разживался и богател, а кому предлагал он щепку или землю, тот умирал. Перед переходом дома в чужие руки или перед пожаром приходил он с метлой и начинал мести двор хозяина или выметал сор из дома, и домохозяин непременно лишался своего имущества. Так, г-жа фон Руммель передает в своих записках следующее. «Старинный дом наших родителей, где все мы родились, находился в приходе церкви во имя Святителя Николая (на том месте, где теперь красуется дом городского Общественного Управления); при нем был прекрасный сад. И не думали никогда наши родители его продавать… Но вот прибегает однажды в наш дом Андрей Ильич, никогда в этой местности города раньше не бывавший, и начинает из всех углов выметать сор. Все семейные тут же сказали, что из этого дома нам придется выехать. И что же? Совершенно неожиданно, месяца через два после этого, дедушка И. А. подарил матери нашей прекрасный каменный дом на Большой улице, куда мы и переехали».
Раз забежал блаженный в дом к г-же Быковой, когда она, оправившись уже после родов, шла в баню; прошел в ее спальню, лег на диван и, сложив на груди руки, вытянулся, как мертвец. Г-жа Быкова, шедши из бани, простудилась и в скором времени на этом же самом диване скончалась. Мать инокини, которая передала это последнее событие, мучилась родами несколько дней, но едва взбежал на крыльцо их дома Андрей Ильич, она тотчас же разрешилась от бремени сыном и пожелала, чтобы восприемным отцом последнего был он. Потом после сороковой очистительной молитвы отправилась она с новорожденным к Андрею Ильичу. Завидев гостью, входившую в убогую его хижину, Андрей Ильич бросился к божнице, взял образ Ангела Хранителя с соловецкими чудотворцами и положил его на крестника своего, хотя никто не говорил ему, что при купели поминали его, как отца восприемного.
По окончании курса в Казанском университете крестник Андрея Ильича, приехав домой, пожелал поздороваться с ним и попросить его благословения, но, по брезгливости, не решался поцеловать его руку, потому что обе его руки всегда бывали испачканы. Забежавший на этот раз в дом родителей крестника Андрей Ильич подал знак няне, чтобы она вымыла ему руку, которую затем и подал крестнику поцеловать; потом, обнявши его, дал поцеловать ему и голову свою.
Означенная няня осуждала однажды Андрея Ильича, говоря: «Какой он святой, все чай пьет», а он вскоре, побывав в этом доме, напился помоев из лохани и скрылся.
Одной из благородных девиц, проживавших в доме кн. X., однажды угрожала почти неминуемая опасность от соблазнов. Андрей Ильич, не взирая на то, что никогда не бывал в этом доме, прямо подбежал к двери ее спальни и закричал на весь дом: «Анна, Анна», когда же завидел ее, стал еще больше кричать и, толкая из дверей, так строго и проницательно посмотрел на нее, что та не могла, говорит, забыть его взгляда до тех пор, пока совсем не оставила этого дома. Когда же, решившись на это, пожелала она, в знак благословения Божия на перемену места, встретиться еще раз с Андреем Ильичем, вдруг, говорит, «вижу на конце улицы пыль, а за ней и подбегавшего Андрея Ильича, который подал мне руку и тем успокоил меня совершенно».
Неоднократно случалось, что Андрей Ильич, где бы ни завидел г-на Орж…, стяжавшего в Симбирске незавидную известность своим вольнодумством, бросал в него камнем или кирпичом.
Известный в симбирской епархии покойный пpoтоиерей села Бурундук, Буинского уезда, Алексей Иванович Баратынский рассказывал священнику с. Беденьги Л. М. М-му, ныне протоиерею Симбирского Вознесенского собора, что, в бытность учеником симбирской духовной семинарии сначала о. Баратынский относился к блаженному Андрею Ильичу скептически и далеко не считал его за того, за кого принимал его народ. Но вот однажды шел он толкучим рынком, будучи почему-то в это время очень голоден, денег же на покупку хлеба при себе не имел; вдруг откуда-то появился Андрей Ильич, на бегу вынул из сумки половину булки, сунул ему в руки и продолжал бежать далее. Это обстоятельство заставило о. Баратынского изменить взгляд на Андрея Ильича. По прозорливости Андрей Ильич всегда узнавал, с каким кто усердием приносил ему гостинцы. Один семьянин нес ему большую коврижку, но дорогою подумал: «Зачем это я такую большую коврижку несу ему? Верно, не скушает сам всей; лучше бы детям уделить половину». Андрей Ильич принял коврижку, но отломив себе кусочек. Остальную часть возвратил принесшему ее. Другой нес ему яблоки в платке, и жаль ему стало отдать вместе с яблоками и платок; но Андрей Ильич, выложив яблоки, отдал платок этот назад и, таким образом, дал понять, что не нуждается в невольном подарке.
Раз он неожиданно вбежал в хижину одной почитавшей его бедной мещанки, а у нее в эту пору варились щи. Схватив руками из пылающей печки горшок со щами, Андрей Ильич бросил его на пол и скрылся. Бедная женщина сначала тужила об утрате своих щей. Но при уборке черепков разбитого горшка на дне его нашла огромного паука, который, конечно, мог бы отравить ее чрез употребление щей.
Рассказывают и другой подобный случай: проходя мимо лавки, Андрей Ильич разоткнул у бочонка с маслом отверстие, из которого наливалось масло; масло вылилось, чем он навлек на себя гнев хозяина. После же оказалось, что на дне бочонка лежал мертвый гад.
Одной из сестер симбирской Спасской обители П. С. Андрей Ильич предсказал иноческую жизнь, а бывшей при ней в эту пору матери скорую кончину; при виде последней он лег и вытянулся, как мертвец, скрестив руки на груди.
Другая инокиня той же обители Антония рассказывала, что раз игуменья передала ей письмо, только что полученное с почты. «Я, говорит, вышла в другую комнату, а тут Андрей Ильич пьет чай с блюдечка, стоявшего на полу. Едва развернула я это письмо, чтобы прочитать, как старец начал вырывать и бросать его и прятать от меня то под кровать, то за шкаф. Потеряв терпение, я говорю ему с досадою: „Что это, Андрей Ильич, не даешь ты мне прочитать письмо“, а он все одно и то же делает: вырывает письмо и прячет его, а в рот мне сухарь сует. Наконец не без труда отняла я письмо; но едва пробежала его, как узнаю о кончине сестры-благодетельницы. Тогда только поняла я, отчего Андрей Ильич не давал мне читать письмо это».
Еще более замечателен следующий случай. Помещик симбирской губернии П. А., терзаемый ревностью, отправился однажды в дом девицы А…, куда ходила, для духовных бесед с духовным отцом, его супруга, чтобы убить последнюю, как подозреваемую им в нечистой связи. Но при выходе из ворот квартиры встретился с ним неожиданно Андрей Ильич и, загородив ему дорогу, начал кричать на него и толкать назад - домой. Изумленный П. А. волей-неволей должен был уступить блаженному и воротился домой, не исполнив своего намерения. То же самое противодействие со стороны Андрея Ильича встречал он и после раз до двух; но, наконец образумившись, сказал своей супруге, женщине благочестивой: «Благодари Андрея Ильича, что осталась ты жива: не жалея себя, я шел было убить вас, но Андрей Ильич не пустил меня». Это не раз рассказывала сама супруга этого помещика, примерная подвижница А. П., когда проживала в симбирском Спасском женском монастыре.
В 1825 году привезли в Симбирск одного из местных помещиков, П. А. Л., который в припадке умопомешательства ужасно богохульствовал. Неожиданно явился в квартиру помешанного Андрей Ильич и, по обыкновению своему, начал качаться из стороны в сторону; когда же опечаленная мать больного Т. Е. хотела предложить сыну через слугу ломтик арбуза, Андрей Ильич останавливал слугу и, толкая назад от помешанного, проговорил, к изумленно всех, вслух: «Он Бога бранит».
А лет за 10 до этого обстоятельства та же самая Т. Е. чувствовала ужасную тоску. В таком положении вели ее раз из церкви; на паперти встретился с ней блаженный; она поклонилась ему и сказала: «Застрадалась я, помолись ты за меня». Андрей Ильич, сказав ей в ответ: «Будешь здорова», тотчас же скрылся. Госпожа эта действительно от своей болезни вскоре избавилась.
Однажды - это случилось также в 1825 г. - вбежал Андрей Ильич в дом служившего тогда советником А. Ф. С. и, схватив медные деньги, лежавшие на окне, совал их зятю его Павлу А. Л. и супругe его Ф. А.; когда же они клали эти деньги на свое место, он опять подавал их, делая при этом вид, как будто бы считает их. И что же? В непродолжительном времени вышеупомянутый г. Л. получил должность казначея.
Племянница Агафьи Фад., у которой Андрей Ильич жил, тетка рассказавшей настоящее происшествие А. А. П-ховой, сильно заболела. Указывая на больную, Агафья просила Андрея Ильича помолиться о выздоровлении ее, а он показывал жестом, чтобы ее положили в передний угол, как кладут обычно усопших. Спустя немного времени больная скончалась.
По рассказу А. Г. Сап-никовой, Андрей Ильич ходил нередко к секретарю Консистории Прозорову. В одно из посещений хозяева, узнав о его приходе, стали искать его в своих комнатах и нашли лежащим на составленных стульях в переднем углу, подобно покойнику. Вскоре после этого в семействе г. Прозорова был случай смерти.
Одна заволжская помещица однажды к празднику прислала Андрею Ильичу воз провизии: масла, яиц, круп, меду и т. п. Тогда было крепостное право, и госпожа эта плохо кормила свою прислугу. Что же? Андрей Ильич не принял ее подарка; все кадочки и мисочки вынес назад из своей хижины, куда их внесли, уложил в телегу и жестами давал знать, чтобы все это везли назад.
Кроме прозорливости, многие замечали в блаженном Андрее и другие необыкновенные действия.
Так, сказывалось, что Андрей Ильич иногда голыми руками вытаскивал из пылающей печи чугунные горшки, нередко целовал кипящий самовар, причем, случалось, весь обливался кипятком, и однако ж это нимало не вредило ему. Нередко по целым ночам простаивал он в снеговых сугробах. В таком положении не раз заставал его перед алтарем Вознесенского собора духовник его, священник этого собора В. Я. Архангельский, когда приходил к утрени. Некоторые видели его также стоявшим в трескучий мороз в воде в озере Маришке.
Одну даму, любимую им, исцелил он коврижкой, и вот каким образом: к этой даме шла знакомая ей бедная женщина для посещения и, встретившись с Андреем Ильичем, умоляла его дать ей что-нибудь на исцеление любимой им Ф. И. Блаженный подал этой женщине коврижку; больная, жестоко страдавшая пред этим бессонницей и признанная врачами безнадежною, отведав этой коврижки, вскоре заснула, а затем оправилась и выздоровела.
Близ хижины, в коей проживал Андрей Ильич с сестрою, жила на дворе одна престарелая нищая, одержимая нечистым духом. В припадке беснования старуха эта кричала, что тяжко ей в присутствии блаженного Андрея и чтобы ушел он куда-либо из дома; а он, говорили, не внимая этому, иногда совал ей, что поднимал с полу, и она успокаивалась.
В постоянном подвиге и всевозможных лишениях прожил Андрей Ильич 78 лет. Перед своею смертью от телесной слабости и изнеможения он слег в постель (21 ноября 1841 г.). Заслышав о его болезни, народ во множестве стекался к нему как бы за благословением и напутствием для жизни, считая за великое счастье поцеловать его руку. Без всякого зова перебывало у него за это время также почти все городское духовенство. 23 ноября он пожелал в последний раз причаститься Св. Тайн. В этот день после ранней литургии духовник его о. В. Я. Архангельский прибыл с Св. Дарами в карете, любезно предоставленной для этого глубокой почитательницей Андрея Ильича Екатериной Алексеевной Столыпиной. После исповеди с редким благоговением причастился Андрей Ильич Св. Тайн. По свидетельству очевидца, в это время на лице его отражалась неземная радость. Во время приобщения одна из присутствовавших, опасаясь, чтобы Андрей Ильич не подтолкнул и не пролил Св. Дары, хотела было держать его руки, которыми он обыкновенно размахивал; но духовник блаженного остановил ее, заметив, что «бояться нечего». Вечером того же 23 ноября над ним совершено было таинство Св. Елеосвящения, во время которого он, находясь на своем ложе, держал свечу сам, а когда духовник подносил ему Евангелие, с необыкновенным чувством брал его обеими руками и крепко прижимал к своим устам. Пред кончиною всю ночь почти духовник провел у постели его и вслух умиравшему читал акафист Успению Богоматери, а потом и отходную, вслед за которой, а именно в 4 часа пополуночи 28 ноября 1841 года Андрей Ильич тихо и безболезненно скончался.
Кончина блаженного взволновала не только жителей города, но и народ окрестных селений на значительное расстояние.
Стечение к хижине его людей всякого сословия было чрезвычайное, улица была запружена экипажами; все стремились отдать последний христианский долг усопшему. Полиция и жандармы оберегали вход в тесную хижину, где покоились останки блаженного, впуская народ по очереди. Возможность заказать гроб для покойного почиталась за счастье и честь и оспаривалась многими его почитателями. Честь эта была предоставлена одному столяру, который, по словам племянницы Андрея Ильича, еще за несколько лет ранее в ноги кланялся, чтобы никому не заказывали, кроме него, гроб для блаженного. Рубаха для усопшего была сшита сестрами Андреевыми: они же надели на него старинный восьмиконечный вызолоченный медный крест. Другие принадлежности для погребения, как-то: бархат для обивки гроба, дорогие покровы, множество подсвечников с большими и тяжеловесными свечами - все доставлено было от своего усердия богатым купечеством и знатным дворянством. В богатом гробе, в обычной длинной рубахе и босой, как ходил при жизни, Андрей Ильич покоился 5 суток в своей маленькой, тесной хижине. День и ночь без перерыва здесь служились панихиды и толпился народ. 3 декабря останки блаженного торжественно были перенесены, с благословения apxиепископa Анатолия, в Вознесенский собор ко Всенощному бдению, по совершении которого во всю ночь при гробе отправляемы были панихиды. Однако шесть суток прощания с покойным сначала, при невыносимой духоте и жаре, в его хижине, а потом в теплом храме не имели влияния на тело умершего: тление не касалось блаженных останков и запаху не было; старец покоился с отражением умиления и радости на лице, что в совокупности еще сильнее подогревало народное благоговение и окончательно подтверждало всеобщее признание его праведности.
Могила Андрея Ильича находится на южной стороне монастырского храма, около южной стены. Вскоре после погребения Андрея Ильича на ней положен был камень в виде гроба, а на камне чугунная плита с надписью о происхождении, времени рождения и кончины его. В таком виде могила блаженного сохранялась до 1893 года, когда, по мысли и почину Преосвященного Симбирского Варсонофия, на пожертвования благотворителей из симбирских граждан поставлен над нею прекрасный чугунный памятник (весом до 400 пудов) с находящимся внутри его живописным изображением блаженного, списанным с имеющегося у бывшей игуменьи Спасского женского монастыря Евфросинии портрета.
Когда пришло время для постановки памятника, очистить место над могилой и вскрыть последнюю, Преосвященный сам назначил для этого день и час; но во избежание стечения народа и вполне возможного народного возбуждения приказал хранить это в тайне. К назначенному времени Владыка явился в Покровский монастырь и при участии членов Консистории и монастырской братии совершил панихиду. В ожидании разрытия могилы Преосвященный остался в находящихся при монастыре своих покоях. Ворота монастыря были заперты, и очень немногим, кроме работавших, пришлось быть при вскрытии могилы. При раскопке могилы земля оказалась настолько сильно пропитанной водою, сверху до свода склепа, что представляла собою местами грязь (особенная сырость места объясняется стоком на могилу дождевой воды с крыши храма), а самый кирпичный свод склепа до того размяк и разложился от сырости, что буквально обратился в глину. По очищении земли со свода склепа, к могиле блаженного вновь явился Преосвященный и, в его личном присутствии, свод склепа был разобран. Присутствовавшие увидали обитый фиолетовым бархатом и серебряным позументом гроб, поставленный вплоть к южной стене храма. При этом все обоняли исходящее из могилы благоухание. Желая проверить действительность последнего явления, каждый из присутствовавших старался сверить свое впечатление с впечатлением других бывших при этом лиц. И торжественность испытанного ощущения вполне подтвердила наличность указанного явления. Для утверждения основания под памятник гроб блаженного пришлось передвинуть на середину могилы. Несмотря на сырость могилы, гроб оказался настолько сохранившимся, что даже деревянные (посеребренные) ножки под ним остались целыми, и потому перестановка его на средину могилы и затем, по утверждению основания для памятника, на прежнее место совершилась без всякого повреждения. Несколько загнившим найдено дерево лишь сверху той части гроба, где должны находиться ноги усопшего. Преосвященный Варсонофий имел сильное желание вскрыть гроб, но под влиянием необъяснимого страха и по соображениям предосторожности не решился на это. Предусмотрительность побудила Преосвященного оставить могилу блаженного только тогда, когда над гробом был сделан новый свод. В скором времени был поставлен над могилой блаженного и изготовленный новый памятник, имеющий напоминать последующим поколениям в благочестивое назидание о подвижнике юродивом и свидетельствовать о благоговейном почитании его памяти согражданами.
Печатается с сокращениями по изд. - Симбирск. Типо-литография А. Т. Токарева, 1902 г.
Лахтин М.Ю.
Бесоодержимость в современной деревне
Историко-психологическое исследование
Доклад, читаный на заседании Псих. о-ва 5 декабря 1910 года. Печатается с сокращениями по изданию: М. Лахтин, «Бесоодержимость в современной деревне». М., Типо-литография бр. Менерт, 1917.
Вера в одержимость встречается на всех ступенях культурного развития народов. У диких племен она неразрывно связана с общим анимистическим истолкованием Вселенной. У народов цивилизованных она является пережитком прошлого и разделяется главным образом теми элементами, которые еще не успели приобщиться к культуре. Едва ли не самым ярким выражением веры в демоноодержимость у первобытных народов являются черепа с трепанационными отверстиями прижизненного происхождения, которые находили в неолитических напластованиях почти всех стран Старого и Нового Света: во Франции, Португалии, Польше, России, Алжире, С. Америке, Перу, на Канарских островах. Как показали исследования целого ряда антропологов (Пруньера, Берже, Сузе и, в особенности, Брока), отверстия в черепе производились с целью открыть выход духам, духам злобы, проникшим в организм человека и вызвавшим в нем болезненные расстройства. Как далеко идут в этом отношении некоторые первобытные народы, свидетельствует современное население острова Увеа, переживающее каменный век, т. е. находящееся на той стадии культурного развития, на которой находилась Европа в неолитическом периоде. По свидетельству Элла и Георга Турнера, болезнь изгоняется у них из пораженного ею человека через особое отверстие, просверливаемое в черепных костях. Операция эта имеет такое широкое распространение, что редко среди туземного населения встречаются лица, не имеющие дыры в голове.
Вера в одержимость находится обыкновенно в самой тесной зависимости от религиозных практик народа, от существующей у него мифологии. Так у японцев чрезвычайно распространена вера в одержимость лисицами. По исследованиям доктора Шимамура, в провинции Гзино все население сплошь верит в существование особых маленьких лисиц, проникающих в организм человека через промежутки между ногтями и мясом…
Исконные народные верования в демонов и духов с принятием христианства нисколько не утратили своей силы, а переменили лишь форму. В реальности бесовских сил не могло быть сомнения. За них говорили слишком авторитетные свидетельства святых и в особенности пустынников и отшельников, которые всю свою жизнь вели борьбу «с врагом рода человеческого». Описанием козней дьявола полны все жития святых. Свв. Антоний и Павел, спасавшиеся в Египетской пустыне, утверждали, что эта пустыня полна бесов. Бесовским наваждениям подвергались епископ Нифонт, св. Никита, препод. Пахомий Великий и др. Самым удобным временем для искушений являлась ночь, которую инок в силу особого характера русского благочестия часто проводил без сна и в непрерывном молитвенном бдении.
Народным явлением бесоодержимость становится к ХV веку. Одним из наиболее древних является сказание о некой Матрене, которая «плотною похотью со своим мужем смесися, на утро же, Божьяго суда не убояся, приступи к мощам св. Савостьяна и се внезапно парази ю дух перед всеми людьми и сотвори беситися…»
Ей не помогли ни молитва пресвитера, ни «волшебство», так как «более же легиона бесов вниде в ню».
Из сказаний о бесноватых заслуживает упоминания также рассказ о некоей Соломонии, дочери одного священника г. Устюга (1661). Рассказ этот сохранился в нескольких вариантах. В первую брачную ночь молодой муж Соломонии, «скотский пастух», вышел из избы «телесныя ради нужды»; этим моментом воспользовался бес и вселился в Соломонию, и «ощутила она у себя в утробе демона люта». С этого времени каждую ночь стали посещать ее бесы в виде прекрасных юношей и жили с нею блудно. И родила она от демона шесть чертей. Соломония была больна 11 лет, когда, наконец, Христа ради юродивые Прокопий и Иоанн разрезали ей утробу, вытащили оттуда чертей и убили их кочергами на помосте.
Теперь я перехожу к наблюдениям, произведенным мною минувшим летом и записанным под моим руководством лицом, хорошо знакомым с народным бытом и вполне опытным в психиатрии.
Весной и летом 1909 года в приходе села Троицкого Московской губернии, расположенного в пяти верстах от железнодорожной станции и верстах в шести-семи от города, известного более по имени находящегося там монастыря, появилось сразу несколько «бесноватых». Женщины эти страдали какими-то припадками, проявляющимися особенно бурно во время церковной службы и церковных обрядов и вообще в связи с какими-нибудь религиозными представлениями. По всеобщим заявлениям, они были испорчены, в них вселился бес; то же говорили про себя и они сами. Одна из женщин, Клавдия Фадеева, деревни Хомутово, в версте от Троицкого, во время припадков кричала, пела петухом, лаяла собакой, мычала, блеяла овцой, неприлично бранилась, богохульствовала и т. д. Другая, Василиса Большакова, той же деревни, всегда здоровая и бойкая, обращала на себя внимание прихожан за обедней во время причастия, когда ее начинало «ломать», как говорят крестьяне, и она кричала, плакала и могла причаститься с большим трудом и только при помощи других лиц, которые ее подводили насильно, после чего она как бы лишалась сознания. Указывали одновременно и еще на одну женщину, тоже из ближайшей деревни; тогда как прежде ничего подобного в округе слышно не было.
Исследования начаты были со двора Фадеевых.
Больная Клавдия Фадеева, деревни Хомутово, неграмотная, 30 лет, замужняя. Мать ее, Матрена Строева, питомица Воспитательного дома, 50 лет. Умная, словоохотливая старуха, рассказывающая необыкновенно образным, стильным языком, просто, сильно и ярко, - то, что в старину называлось «сказывать» и что создавало главную прелесть народной поэзии. Отец больной Матвей Строев, около 70 лет, здоров. Дед больной умер «желчью», бабка - от сужения пищевода. Матрена Строева носила дочь Клавдию благополучно; роды были тоже нормальные.
Больная была довольна вниманием лиц, желающих ей помочь, но потом стала отказываться от лечения, утверждая, что «эти доктора нам не годятся», и уклончиво намекая, что дело тут не в болезни, и обыкновенные лекарства не пригодны. «Я этих пузырьков-то, может, несчетно выпила», - с презрением говорила она.
По показанию матери и самой больной, Клавдия росла девочкой здоровой, особых болезней не было, если не считать кори в 17 лет. Больная единственная дочь и носит на себе некоторый отпечаток этого, до известной степени исключительного положения. Она, очевидно, привыкла сосредоточивать на себе внимание, пользоваться несколько большими, чем другие девушки, заботами родных. Она богомольна, но «особо не молилась, ходила в церковь, когда можно». У нее было много женихов, что Клавдия объясняет тем, что она «смирная»; но приходилось выбирать такого, который бы пошел «в дом», т. е. поселился с женой у родителей жены, вошел в их хозяйство. А «в дом» хороших не было. Клавдия была общительна, ходила гулять с девками и ребятами, но что означает «нравиться», по ее словам, не понимала, ценила в мужчинах только скромность и трезвость. Замуж ей идти не хотелось, она мечтала поехать в Москву «в люди». Один из местных крестьян, который отличался особенною грубостью и вообще «никому проходу не давал, ругался», как только напивался пьян и начинал браниться с ее отцом, говорил во всеуслышание, будто он, Матвей Строев, живет со своей дочерью Клавдией, и что оттого она не выходит замуж. Раз он так «срамил ее» на улице, что на него подали жалобу, и он десять дней сидел под арестом, а в другой раз, когда его опять осудили, просил прощения, кланялся в ноги Клавдии при всем «мире», и его простили.
На 23- м году Клавдия вышла замуж за Василия, питомца Воспитательного дома из другой деревни, столяра. Шла она охотой, но особенно не любила. Относится и теперь к мужу очень критически.
Родные жениха не ладили со Строевыми, родными Клавдии, ссорились главным образом из-за того, сколько времени им гулять на свадьбе: Строевы не хотели, чтобы они долго оставались у них, - «погостили, и будет». Да и вообще жениховой родне не хотелось отдавать его «в дом». На девичнике вздорили, и кто-то из родни Василия сказал: «Надо сделать так, чтобы ни вам, ни нам хорошо не было». Во время венчания в церкви, когда на молодых надели венцы и повели вкруг аналоя, венцы вдруг закачались. Клавдия сказала об этом свахам, но те промолчали. Дома, по приезде от венца, Клавдия почувствовала, что ей «ударило в голову», сделалось что-то вроде дурноты, так что она не могла сидеть за чаем и легла; муж тоже стал как больной, хотя она не заметила, чтобы он много выпил.
В эту первую брачную ночь случилась и еще одна неприятность. Когда их уложили, молодой так «ослаб», что она опять подумала, не напоили ли его, чтобы сделать ей «насмешку». Дружки и родня, по обычаю приходившие «наведываться», стали приставать, а один мужчина («Петр кузнец, который завсегда по свадьбам дружком ездит») напился и принялся срамить молодую, намекая на клевету, «что говорят, то, стало быть, правда». К Петру присоединились свахи: «Знать, правда». К рассвету, однако, все обошлось благополучно, и молодые стали мужем и женой.
Клавдия не говорит, чтобы все это сильно ее расстроило. Однако, как только встала она утром, так почувствовала боли в животе и не могла ничего есть, а на второй или третий день вдруг заболели у нее ноги, так что больная лежала и могла с трудом передвигаться только по избе.
Боли ног длились больше недели, а когда полегчало, «ударило из ног в бок, лопатку»; а потом «взошло в живот», причем во время наступления болей Клавдия нащупывала какой-то желвачок, которого, однако, Матрена найти не могла. Боли усиливались, «грызло в паху», больная советовалась с одной женщиной, которая заговаривала ей грыжу, «грызла зубами». Болели у нее в то время и руки, как бы немели и отнимались, не было в них никакой силы, трудно было доить и шить. Рожала два раза двух девочек.
Муж ее живет постоянно в Москве, ездит к ней; и она ездит к нему. Клавдия особо не жалуется на мужа, а Матрена намекает, что у них много неприятностей, что с тех пор, как она сильно болеет, он стал отдаляться от нее. После последнего ребенка лет пять уже они, по-видимому, не живут друг с другом.
Два года тому назад у Клавдии умерла летом девочка, болезненная, очень ее утомлявшая. Клавдия как будто и рада была, уж очень намучилась, но, тем не менее, стала сильно тосковать. На второй неделе у нее на лице выступил румянец, так что Матрена радовалась поправке дочери, а вслед за тем она начала быстро толстеть. Скоро всем стало очевидно, что толщина ее ненормальна, болезненна. На деревне стали говорить, что она так растолстела потому, что муж купил ей в Москве «человеческого жиру», и даже умный и грамотный мужик, «начетник Федот», как его называют, сказал при встрече с ней: «Сама виновата. Залечилась у докторов-то, напилась человечьего жиру». Важно отметить, что доктора, к которым она обращалась, не признавали боли. Так длилось до Великого поста нынешнего 1909 года.
Больная и ее родные отмечают, что обыкновенно она говела в начале поста, последние же годы все стала откладывать, «все отлыжка: то нельзя, то больно заболела»; так было и тут.
Как- то она пошла собирать у реки камень с односельчанкой Татьяной Ежовой. Татьяна, молодая красивая баба, выдана была два года назад за хомутовского крестьянина, сына Степана Ежа, человека хилого, бледного, небольшого роста; детей у них не было; с семьей мужа она не ладила, ссоры доходили до того, что она ушла к отцу. Татьяна ездила в Москву, к «брату Якову», который сказал ей, что она «не сама дурит, а сидит в ней бес».
На реке, собирая камень, Татьяна стала советовать Клавдии непременно поехать к брату Якову. «Что бы он тебе сказал? Может, велит операцию сделать, или что?» Но Клавдия не согласилась, сказав, что «не охотница ходить по ворожеям». С тех пор родные стали приставать, почему это она не говеет и посылать к мужу и к Якову. Клавдия даже обругала мать: «Да ну, уж вы, старухи, охотницы к колдунам-то ходить». Однако мать не унималась, пошла к молодой Ежихе и принесла оттуда известие, что Татьяне стало от Якова лучше. Муж Клавдии решительно велел ей приезжать к нему в Москву, чтобы отправиться к Якову, и Клавдия подчинилась.
Предварительно оба решили поговеть. Клавдия особенно боялась причащаться и просила мужа, в случае, если что с ней «приключится», подвести ее к Святым Дарам насильно. Однако причастилась Святых Тайн благополучно и была очень довольна.
На другой день пошли к Якову.
Оказалось, что его «забрала полиция», т. е. что принимать ему запрещено. Огромная толпа ждала у запертых ворот. Пошли в чайную дожидаться. Клавдии уже страшно хотелось его видеть. Наконец сказали, что можно идти, околоточный отпер дверь.
Яков среди икон и лампад стоял на коленях и читал книги. Как только дверь к нему отворили, Клавдия начала «трястись», закричала, заплакала и упала. Народ бросился поднимать, но Яков сказал: «Ничего ей не сделается. Не поднимайте». Клавдия встала и так «блажила», что Яков уговаривал ее: «Ах ты, бесстыдница, народ слушает»; но она «никаких данных не принимала».
Яков сначала лечил других, потом наконец положил Клавдию на свою постель и стал ее «прослушивать». Постель у него низенькая; он становится на колени и «колотит» больную своей головой в живот, слушает ухом и «дошел так до груди и ног».
Как только Яков ударил ее своей головой «по брюху», так и заявил во всеуслышание: «Вот он - в животе сидит. Потом приказал накрыть шалью ее и себя, чтобы «больше душило», и велел ей кашлять и плевать. Клавдия начала откашливаться и кричала: «У меня мало», но Яков возражал: «Тебе не воз плевать». И продолжал приказывать: «Больше кашляй».
Больная кашляла изо всех сил. Вдруг она начала кричать не своим голосом: «Во какого он разбил журавля… Я шел ногами, шел… и когтями ей всю глотку ободрал». Народ плакал. А Яков говорил им: «Вот, православные, вы не верили, что бес в человеке бывает, а вот какой бес-то в ней сидел, самый ахальный, не думал я его и побороть». Клавдия кричала: «Я частями буду выходить. Кабы ты к Якову не пошла, я бы через десять лет, как бы стал разом выходить, так бы тебя и задушил. А он разбил меня частями, ужалел твою душу».
Вернувшись домой, она чувствовала сильную слабость, через день пошла опять. Когда она вернулась в деревню, от крика у нее совершенно пропал голос.
Дома ей еще похужело, стало ее «ломать», и она кричала, не переставая, день и ночь, а на Страстной, в великую пятницу пела, лаяла, кричала петухом, мычала коровой, блеяла овцой и т. д. и все время ругалась, богохульствовала, дралась. Пасху продолжалось все то же, так что старуха Матрена думала, что сойдет с ума. Бабы со всей деревни сходились слушать, и всяким пересудам не было конца.
Муж послал Клавдии из Москвы от брата Якова образ Феодоровской Божией Матери. Но она «зачуяла» еще, когда образ был в дороге, начала кричать, что не хочет его, и стала страшно богохульствовать. «Чего тебе надо? - кричала она, пересыпая речь ругательствами - Каку таку еще беспаспортную везут? Не хочу я тебя. Сюда по машине приедешь, а отсюда назад по шпалам пойдешь» и т. д.
Клавдия говорит об этом времени довольно смутно и рассказывает, что плохо помнит и что она не сознавала вполне, где находится, и не узнавала своих. Ей, например, казалось, что она в Подольске, в какой-то больнице; она звала какого-то доктора Сергея Сергеевича и няню Екатерину Ивановну, принимала за этих лиц окружающих, требовала телятины, чем вызывала уже общий смех.
После Пасхи ее опять отправили к Якову.
Снова причастившись по его приказанию, она пришла к нему и на этот раз начала его «грызть», как выражается больная, «всячески срамить». Она кричала: «Братец Яков, позвольте мне распорядиться, я всех узнаю: кто здесь вор, кто вас испытать пришел и кто непутный». Потом Клавдия стала «выкликать», кто и когда ее «испортил», причем показывала на сестру и сноху мужа: «Испортила Катька, испортила Варька, - кричала она, - сделали под венец… натыкали булавок». Клавдия, между прочим, просила: «Брат Яков, отрежь мне язык, очень ругаюся». Но он возразил: «Не ты ругаешься, а бес в тебе». «Брат Яков, - говорила Клавдия, - меня предлагают в Подольск в безумный дом». Он на это отвечал: «В тебе безумия нет, какая же ты безумная, если все помнишь. А посажен в тебя бес».
Клавдия была у Якова раз пять, и становилось ей только хуже. В это время в Москву приехала и еще одна ее односельчанка, Василиса Большакова, также с целью посетить Якова и также потом заболевшая.
Больная Василиса Федоровна Большакова, 37 лет, деревни Хомутово, питомица Воспитательного дома. В детстве не помнит никаких болезней. Баба на вид крепкая, здоровая, с задорным веселым лицом, бойкая на словах. Часто краснеет, во время рассказа волнуется. Детство было не из легких: по словам больной, она «всего насмотрелась». Приемная мать ее «пошла на тот свет от побоя»; ее все время колотил муж, приемный отец больной; наконец повредил ей шею, зашиб позвонки, и она скончалась. Сам он жив до сих пор, только «стал плох дыханием», ему девятый десяток. Василисе приходилось всегда очень много работать. Работница она, по отзывам окружающих, прекрасная. Замуж вышла 20-ти лет, тоже за воспитанника Воспитательного дома, который ей нравился. Малый красивый, работящий, но «привержен вину»; в пьяном виде невыносим, скандалил даже на девичнике.
Как только Василиса после венца слезла со ступенек церкви, так началась у нее боль живота. Дома после венца снова был скандал. Потом все шло хорошо. Было четверо детей, в живых осталась одна. Первое время очень мучилась животом, страдала ужасно два с половиной года до первых родов. Теперь она здорова, детей нет уже семь лет; отчего, не знает сама. С мужем продолжает жить хорошо: то он к ней, то она едет к нему в Москву.
К Якову она шла весело, но когда увидела его, сильно испугалась, потому что Яков очень уродливый. Начал он ее «прослушивать», причем приказывает дышать и кашлять. Василиса начала плакать и кричать и все время изо всех сил кашляла. Яков все приказывал: «Дыхни; кашляй», и она кашляла до той степени, что «харкотина летела кусками». Яков заявил, что «бес в ней сидит». Она была у Якова всего пять раз, и каждый раз ей все было хуже. Ходила она потому, что он «растревожил в ней беса», который в ней сидел, но которого она не замечала, «разбивает его частями» и выгоняет. Дома у Василисы все время тоска; она плачет, плохой аппетит и плохой сон. Яков велел ей чаще причащаться, и она это исполняет, но всякий раз ее при этом «ломает». Во время Иже Херувимы ей корчит руки, она вся синеет, «людям видно». За выносом ее трясет; потом, пока дети причащаются, она терпит, а как станет подходить к чаше, так ударяет ей в голову - от лба к затылку, она начинает плакать, рыдать и наконец «ничего не помнит».
Так как бесоодержимость тесно связана с народными верованиями, то интересно отметить отношение к этому вопросу местного духовенства. Священник села Троицкого пользуется сочувствием крестьян, устраивает чтение в школе, человек добрый, и тихий, подавленный тяжкими условиями жизни. У него огромная семья и, конечно, большая бедность. Взгляд крестьян на бесноватых и одержимость, по-видимому, вполне им разделяется.
В июле он говорил проповедь на тему рядового Евангельского чтения о бесноватом, беснующемся на новолуние. В проповеди он говорил о том, как бесы вселяются в людей, и в настоящее время, как мы знаем, тому множество примеров. К одержимым бесами он причисляет «вообще всех воров, пьяниц и излишне предающихся плотской любви»… «Почему, думаете вы, - продолжал он, - бес ввергал его, бесноватого, в огонь и в воду на новолуние? Это тоже вполне понятно: он делал это с целью оклеветать невинное светило».
Один крестьянин соседнего села Зажоры, Миронов, больной восьмидесятилетний старик, с непоколебимым убеждением передал рассказ об одном колдуне, который долго не мог умереть, так как ему некому было передать своего лихого ремесла, а без этого, согласно народным поверьям, колдун умереть не может. Пришел батюшка, стал его уговаривать: «Нехорошо это, брось». - «Ну, а он говорит, - рассказывал старик, - что же, говорит, ничего, я на свинину перепущу. На свинину перевел и помер. Окорок весь, как есть, почернел. Ну, батюшка велел с ним положить. Потому что, говорит, «зря тоже нельзя, может скотина поесть или птица поклевать. Скотина не виновата, а будет мучиться. Так с ним в гроб окорок и уколотили. На закуску!» - злобно закончил старик.
Не лишено интереса замечание брата Якова, которое охотно цитируется его пациентами, что очень много бесов развелось теперь, «после забастовок». Таким образом, кликушество и бесоодержимость является как бы специфическою реакцией женской половины русской деревни на освободительное, революционное движение.
По мере того, как в Хомутове число бесноватых увеличивалось, а припадки бесоодержимости принимали более резкие проявления, кругом в народе пошли разговоры о колдунах. Вообще, в Хомутове и ближайших деревнях наблюдалось какое-то повышенное тревожное настроение. Важно отметить, что все это имело место не в каком-либо медвежьем углу, а в деревне, расположенной поблизости города и часто посещаемого монастыря, недалеко от Москвы, с которой у населения непрерывная связь: почти все мужчины отправляются на заработки, всюду кругом живут дачники, деревни выписывают газеты; поднимался даже вопрос об открытии местного отдела Лиги образования. Но еще показательней то обстоятельство, что брат Яков, вызвавший вспышку бесоодержимости, проживает в самой Москве.
Василиса Большакова и Клавдия Фадеева оказались страдающими истерией. Василису удалось вылечить при помощи психотерапии. Высказав все, что было у нее на душе, она вздохнула с облегчением. На следующий день она повторила свой рассказ, через несколько дней снова, и было видно, как она становится все спокойнее. Через короткое время она, не утратив ни одного из своих суеверий, перестала бояться святости, икон, причастия, о чем с ней не было сказано ни одного слова.
В противоположность Василисе, отличавшейся всегда хорошим здоровьем и заболевшей лишь под влиянием неудачно сложившихся обстоятельств, Клавдия представляет собой тип глубоко дегенеративный. Она всегда была замкнута, угрюма, недоверчива. Ее было необходимо взять из деревни, поместить в больницу и здесь, изолировав от всех посторонних влияний, постепенно развеять ее страх и недоверие и этим путем подготовить к психотерапевтическому лечению. Но ни сама Клавдия, ни ее родственники на это не согласились, и никакого психотерапевтического лечения к Клавдии применено не было.
В заключение два слова о брате Якове. Перефразируя положение, согласно которому каждый народ имеет такое правительство, до которого он дорос, мы можем сказать, что и в болезнях и скорбях своих он обращается к тем целителям, которые ближе всего стоят к нему по своему духу и развитию. В рассматриваемом нами случае таким целителем становится слабоумный старик. Как низок должен быть культурный уровень людей, которые из такого источника черпают силы для жизни! Некоторое объяснение успеха Якова следует приписать его полному бескорыстию и мягкому, жалостливому обращению. Я, по крайней мере, не видел, чтобы кто-нибудь давал ему деньги, да и вся обстановка, в которой он живет, исключает предположение, чтобы деятельность его была доходна.
Но эти нравственные качества имеют только внешнюю цену. В значительной степени они обусловлены тем, что Яков представляет собою духовно совершенно распавшуюся личность, в которой сильны только те впечатления, которые чаще всего повторялись в его жизни, а он всю свою жизнь ходил по монастырям, присутствовал при церковных службах и общался с нищими и калеками. И теперь, когда он впал в органически обусловленное слабоумие, он сохранил способность только имитировать виденные им служебные обряды, перепутывая и искажая при этом слова молитвы, и произносить слова утешения, которых так много знает православная церковь. Сознательного нравственного подвига, как это может показаться с первого взгляда, в жизни Якова нет. Но посетители Якова не имеют ни времени, ни возможности разобраться в его психологии, да и не нужно им этого. Они идут к нему за нравственною помощью и советом и получают от него и то, и другое, так как слова Якова так неопределенны и неясны, а, с другой стороны, так доброжелательны, что всякий всегда найдет в них то, что ему нужно.
Если бы брат Яков только молился и утешал, то с известной точки зрения деятельность его могла бы быть признана даже полезною, но, к сожалению, этим его деятельность не ограничивается, он еще лечит и поучает. Как сотни лет назад, он винит во всех людских невзгодах и бедствиях дьявола и на борьбу с ним направляет все свои усилия; этим путем он поддерживает и плодит народные суеверия и невежество, а людей, уже надорвавших свои нервные силы, превращает в бесноватых. Отсюда ясно, что бороться с психопатическими эпидемиями, подобными описанной нами, невозможно только полицейским преследованием отдельных лиц. Параноиков, маньяков и слабоумных всегда будет довольно, и на смену одного всегда явится другой или даже несколько новых лиц. Борьба должна быть направлена на те условия, которые делают возможным существование подобного рода явлений, как деятельность брата Якова, и, прежде всего, на широкое просвещение народных масс.
Алексей Митрофанов
Щеголеватая игрушка
Кострому никто не принимает всерьез
Кострома в русской поэзии - явление странное, непостижимое и, я бы сказал, беспокойное.
«А ну- ка, дай жизни, Калуга, ходи веселей, Кострома».
Куда ходи? Зачем ходи? И вообще, что это значит - веселей ходи? В смысле, быстрее, эффективнее, производительнее, да?
«Ах, Самара, сестра моя, Кострома мон амур».
Ага, мон амур. Же не манж па сис жур. Костроме язык французский - как борщу повидло.
«Здорово, Кострома! - Здоровенько!»
Ну, здесь все более-менее понятно.
«А ребята с лукошками, с мышами и кошками шли навстречу ему - в Кострому».
Да, и Ленинград каким-то боком. «Глупый-глупый Кондрат, он один и шагал в Ленинград».
Почему- то Кострома упорно выступает в паре с чем-нибудь еще. Калуга, Самара, Ленинград.
***
В действительности Кострома - гораздо значительнее, чем все эти припевки, вместе взятые. Один из интереснейших, красивейших и, можно сказать, величайших городов России. Именно сюда, в Ипатьевский монастырь, явилось в 1613 году российское боярство - уговаривать юного Михаила Романова оседлать царский трон. Долго тот не соглашался - плакал и отнекивался, отнекивался и плакал. Несколько дней отнекивался и плакал. Но потом все-таки согласился.
С тех пор считается, что именно Кострома - родина Дома Романовых.
А еще раньше в костромских лесах совершил свой подвиг патриот Иван Сусанин. Он завел в болото войско польских интервентов и тем самым погубил его, не пожалев своей собственной жизни.
Костромские гостиные ряды уникальны. На огромной площади расположилось множество различных по архитектуре, но при этом в чем-то схожих корпусов с колоннами и без, все красоты неописуемой. Они торгуют по сей день - входи, турист, и костромич входи, затаривайся.
Костромской сыр известен на весь мир. Ну, а если не на весь мир, то уж, во всяком случае, на весь бывший СССР.
Уже упомянутый Ипатьевский монастырь - не только колыбель Романовых, но еще и весьма стоящий архитектурный памятник. Правда, не так давно его отдали РПЦ (о том, что стало с экспонатами музея, размещавшегося здесь во времена СССР, пожалуй, умолчим), но батюшка вас все равно благословит на посещение и осмотр достопримечательностей.
А рядышком с монастырем - музей деревянного зодчества, один из лучших в России.
Да и просто, город - загляденье.
***
«Поутру вступили мы в Кострому. Правильная улица довела нас до площади с пирамидою посереди, указали нам за нею гостиницу, и мы вкусно пообедали стерлядями. Строения благополучные, и на всех улицах хорошие мостовые, великая опрятность.
Площадь, о которой мы уже упомянули, окружена каменными лавками, каланча с фронтоном и колоннами легкой архитектуры занимает один ее бок, посреди стоит деревянный на время памятник с надписью «Площадь Сусанина». Площадь эта походит на распущенный веер, к ней прилегают 9 улиц, и при одной точке видишь все их притяжения. Мало таких приятных, веселых по наружности городов России. Кострома - как щеголевато одетая игрушка».
П. Сумароков, путешественник.
***
К счастью, дореволюционный облик Кострома по большей части сохранила. Во всяком случае, центр города, ну а бескудниково - оно ведь и в Африке бескудниково. Турист редко интересуется рабочими окраинами.
В Костроме, казалось бы, есть все для того, чтобы не было отбоя от праздных путешественников. Но при этом не слишком жалуют они богоспасаемую Кострому. Летом причаливают теплоходы, только что с них толку-то? Причалил, постоял часа четыре, пока группу возят по музеям, и опять отчалил. И опять осталась Кострома наедине с собою.
Правда, в последнее время в России потихоньку начал развиваться семейный автомобильный туризм - когда в пятницу вечером семейство погружается в купленную в кредит иномарку бюджетного класса, едет до какого-нибудь города (ну, например, до той же Костромы) и живет там в гостинице до воскресенья. Посещает музеи, кафе, развлекается как умеет. А в воскресенье отчаливает.
Но пока и это - крохи.
А Кострома тем временем разыскивает новые возможности для привлечения туристов. В частности, раскручивает бренд «Снегурочка». Вышло так, что на окраине города, в конце улицы Ленина, в 1960-е снимали нашумевший фильм «Снегурочка». Здесь построили ту самую, сказочную Берендеевку. Именно это обстоятельство и стало поводом, чтоб заявить на всю страну: «Кострома - родина Снегурочки».
Что ж, город под названием Великий Устюг вошел в наше информационное поле после того, как здесь насильно поселили Дедушку Мороза.
Опыт показался позитивным.
Выходит, что вся Кострома со всей своей историей, со всей своей архитектурой, со своими видами и ракурсами, со своими домиками, торговыми рядами и пожарной каланчой, с Романовыми и Сусаниным, с музеями и сыром - ничто в сравнении со сказочной Снегурочкой! С этим чучелом ледащим, то ли внучкой, то ли сожительницей Дедушки Мороза! И именно Снегурочку город зовет на помощь, просит привлечь поток щедрых туристов с толстыми бумажниками. Все остальные бренды, получается, падают ниц при виде этой дамы.
Как- то, честно говоря, за Кострому даже обидно стало. И любопытно, вместе с тем. И я туда поехал -на Снегурочку. Потому что все остальное мне давно уже известно.
***
«Плывем на пароходе по Волге, видим - Кострома на берегу. Что за Кострома? Посмотрим. Причалили. Слезли. Стучимся.
- Стук, стук!
- Кто тут?
- Кострома дома?
- Дома.
- Что делает?
- Спит.
Дело было утром. Ну, спит, не спит, сели на извозчика, поехали. Спит Кострома. А у Костромушки на широком брюхе, на самой середке, на каменном пупе, стоит зеленый Сусанин, сам весь медный, сам с усами, на царя Богу молится, очень усердно. Мы туда, сюда, спит Кострома, сладко дремлет на солнышке.
Однако пошарили, нашли ватрушек. Хорошие ватрушки. Ничего, никто и слова не сказал. Видим - нечего бояться Костромского губернатора, - он не такой, не тронет. Влезли опять на пароход, поехали. Проснулась Кострома, всполошилась.
- Кто тут был?