Девушка в белом передничке принесла ещё один кофейный прибор.

Благодаря Тому, этой умной собаке контрабандиста, вольные стрелки открыли брешь, ворвались и летели на помощь к пленницам, все опрокидывая на своем пути.

– Пейте. – Президент первым сделал глоток. – Я внимательно изучил ваше досье. Надо признаться, ошеломлён. Особенно меня взволновали ваши оценки воздействия на традиционный уклад жизни россиян через язык.

Том внезапно кинулся на Поблеско, схватил его за горло и повалил.

– Менторинг, – слабо улыбнулся Перекопов.

Пуля попала в стену, револьвер выпал из руки Поблеско, и Отто вонзил ему шпагу в грудь.

– Что?

Шпион страшно вскрикнул и остался недвижим.

– Читал в Интернете объявление: такого-то числа состоится «мониторинг менторинга». Вот чем устроителям этого с позволения сказать мониторинга не нравится слово «наставничество»? Нет, обязательно надо ввернуть «менторинг»!

Юрий Филиппович засмеялся:

– Рофл, как говорят нынче юзеры. Вы правы. Я по утрам просматриваю прессу и через слово встречаю «локация» вместо «местоположение» или просто «место». Или ещё хуже – «банковский продукт», «программный продукт», а теперь ещё и пенсионный добавился. Ведь есть одно хорошее определение – «продукт отходов жизнедеятельности», неужели надо совать этот канцеляризм во все дыры?

– У вас же есть Совет по русскому языку, есть Институт русского языка, Общество русской словесности, вот и задайте им трёпку, пусть озаботятся проблемами чистки языка от иностранной грязи.

– Трёпку, – фыркнул Юрий Филиппович, – легко сказать, меня же этой грязью и обольют.

– Президент вы или «продукт»?

– Президент, – погрустнел Юрий Филиппович. – Всё не так просто, как кажется. С языком мы в конце концов разберёмся, но есть более серьёзные проблемы, которые надо решать быстро.

– Их надо было решать вчера, – проговорил Перекопов, добавляя в чашку сахару. – Прошлому президенту удалось приостановить планы премьера перейти на электронный документооборот, что равнозначно планам передачи всех правоустанавливающих данных на граждан России в зарубежные юрисдикции, а вам, похоже, даже неизвестно об этой проблеме.

– Ну, почему, – смущённо поёрзал Юрий Филиппович, – мы обсуждали её на Совбезе…

– А дальше? Закон тихой сапой продавливается либерастами. Правительство подсунуло его Думе, а там полно их соратников.

– Я ещё не подписал… да и других проблем хватает.

– Против нас развёрнута духовная война, разрушающая человечность! Идёт разложение элит, уничтожение в народах России гордости, исторической памяти, чувства величия и желания жить по справедливости. А вы продолжаете опираться на предателей народа, таких как Фурсенков, Орехов, Фрейлихман, Чупайс и иже с ними! Оглянитесь вокруг, Юрий Филиппович! Нами успешно впитаны атрибуты «западенщины», чужой язык, чужие термины, авторитеты, оценки, чужие «демократические ценности» вроде голубого непотребства, чужие культурные образы и конфликты! Наши извечные достоинства – доверие, великодушие и покаяние, проявленные без меры, – становятся слабостью! Статус определяется не наличием творческих потенций, а количеством денег на счетах, связей, потреблённых благ и половых контактов! «Звёзды» сегодня – не трудяги, не герои войны, не геологи, инженеры и учёные! Это певцы, артисты, ведущие шоу на телевидении и мажоры, плюющие на все законы! То есть так называемая «потребительская интеллигенция», не создающая ничего, кроме скандалов, эпатажа, поведенческих конфликтов, сенсаций, интрижек и так далее, чтобы удержаться в центре поп-внимания!

Перекопов выдохся, замолчал, залпом допил кофе, растянул губы в горькой полуулыбке под взглядом президента, в котором удивление сменялось озабоченностью, любопытством и недоумением.

– Да вы прирождённый оратор, Нил Петрович, – сказал Юрий Филиппович. – Прямо хоть сейчас на баррикады! Не желаете возглавить оппозицию?

– Оппозиция – не моё дело, – качнул головой остывающий генерал. – Мне ближе работа бетрибсляйтера.

Однако ожесточенная борьба завязалась между французами и немцами, последние, мало-помалу оттесненные, приняты были в штыки и вынуждены бежать из дома.

– Кого?!

— Эхе! — сказал Оборотень, увидав тело Поблеско, от которого Том не отходил, упорно карауля его. — Этому молодцу досталось не на шутку, однако он, пожалуй, опять очнется. Примем осторожность!

– Технического директора по-немецки. Нынче ведь модно употреблять англицизмы к месту и не к месту, я бы добавил в этот «планктонно-офисный» словарь ещё и немецкоязычную лексику. Абтайлюнгсляйтер – нравится?

И, взяв тело своими мощными руками, он просунул его в окно и вышвырнул на площадь.

– Начальник отдела, – с улыбкой перевёл Юрий Филиппович, хорошо знавший немецкий язык.

– Гешефтфюрер?

Немцы, окруженные со всех сторон, должны были оставить деревню и отступить окончательно.

– Директор компании.

Ивон и Мишель усердно суетились вокруг молодых девушек.

– Вот-вот, мне ещё нравится словечко «айнцельхэндлер».

Господин Гартман с женою плакали над холодеющим телом госпожи Вальтер, на губах которой еще была последняя светлая улыбка.

– Розничный торговец. – Юрий Филиппович спохватился, глянул на часы. – Давайте не будем отвлекаться, Нил Петрович. Что у вас по делу Лавецкого – Зеленова?

Прошло полтора года.

Перекопов протянул президенту стерженёк флэшки.

Отто фон Валькфельд, или, вернее сказать, граф де Панкалё, тотчас после своего брака с Анною Сивере решившийся продать свои поместья в Баварии и переселиться с прелестною женою во Францию, прибыл за несколько дней назад в Мюнхен, в окрестностях которого находились все его имения. Графиня жила у отца и матери, встретивших со слезами радости и распростертыми объятиями возвращение в родительский дом обожаемой дочери.

– Материалы наблюдения за некоторыми государственными деятелями. В первую очередь – за премьер-министром и некоторыми членами правительства.

Однажды граф, которого все дела были кончены, желая перед отъездом во Францию проститься с старыми друзьями, отправился в дворянское собрание, где его встретили с горячими изъявлениями дружбы.

Президент нахмурился, повертел в пальцах флэшку.

Он не был еще получаса в собрании, когда, к великому своему изумлению, увидал барона фон Штанбоу, который входил, высоко подняв голову, с улыбкой на губах и надменным видом.

– Я не давал вам разрешения на слежку за… правительством.

— Проклятие, — пробормотал граф про себя, — этот подлец жив еще! Правду говорил Оборотень, что он, пожалуй, очнется. Посмотрим, однако, отделается ли он так счастливо теперь?

– Жизнь заставляет, – усмехнулся Перекопов. – Я уже не раз говорил, что премьер – враг вам лично и государства в целом, как и все его либеральные подданные. Так как они живут здесь, в России, то вынуждены что-то делать для неё, чтобы их не сковырнули с кресел. На самом же деле они озабочены лишь собой и продолжают вершить свои грязные личные дела, оставаясь более яростными русофобами, нежели русофобы Европы. Здесь, – генерал кивнул на флэшку, – доказательства того, что многие министры через своих доверенных лиц, замов и помощников напрямую связаны с кураторами за рубежом. Хотя на словах они самые самоотверженные защитники обездоленных россиян и озабочены лишь ростом их благосостояния, здоровьем и правами.

Он рванулся, чтоб встать и подойти к барону.

– Кто навскидку?

— Оставьте, граф, это мое дело, — с улыбкой остановил его председатель собрания, с которым он разговаривал.

– Я уже говорил вам. Министр промышленности и торговли, – усмехнулся Перекопов. – Министр экономразвития, про которого говорят: «министр есть, развития нет». Министр финансов. Ваш советник Фурсенков. Продолжать?

И, приблизившись к Штанбоу, он сухо и даже не поклонившись, сказал ему:

Президент стиснул зубы и воткнул флэшку в гнездо ввода своего компьютера.

— Мы очень изумлены, барон, вашим появлением в нашем кругу.

* * *

Все члены собрания встали молча за председателем.

Примерно в это же время полковник Эзра Хаус инструктировал личного посыльного, дипломата и юриста, разведчика с большим стажем Курта Болкера, в задачу которого входил контакт на территории России с вожаком спящей террористической ячейки, подготовленной к проведению специальных операций, в том числе по ликвидации субъектов, «мешающих работе правозащитных организаций».

— Что это значит, милостивый государь? — спросил барон высокомерно.

— Разве вам не передали вашего исключения, скрепленного подписями всех членов? — холодно возразил председатель.

Эта команда киллеров не была засвечена, не участвовала в акциях ни в России, ни за рубежом, и была связана с контрразведкой ФСБ, по сути являясь одной из групп охоты за разведчиками. О её существовании знали всего три человека, в том числе замдиректора ФСБ Роман Щербина, хотя даже он не догадывался об истинном положении вещей, уверенный в том, что группа, работающая под прикрытием компании независимого аудита «Роскон», действует по прямому распоряжению президента.

— Именно по поводу этого оскорбительного исключения я и пришел требовать объяснения.

Болкер, холеный янки с лицом и шевелюрой профессора математики, выслушал наставления Хауса невозмутимо. В России он бывал не раз, знал её политиков прекрасно и к заданию отнёсся с философской задумчивостью. Такие вояжи оплачивались весьма недурно, особых нервных затрат не требовали, и Болкер был уверен, что справится с заданием легко.

— На это отвечать надо мне, — вмешался один из присутствующих, выходя вперед, — и — доннерветтер! — объяснение будет коротко и ясно.

Через два часа после встречи с Хаусом он получил в аэропорту Вашингтона имени Даллеса «дипломатический багаж», не подлежащий досмотру, сел в самолёт и утром пятого июля по местному времени сошёл с трапа «Боинга 737» в Шереметьево, где его встретила машина американского посольства.

— Того-то я и желаю, генерал.

Вечером пятого июля Болкер договорился встретиться с руководителем правозащитной организации «Мемориал» в отеле «Рэдисон Славянская», где проходил бизнес-форум с участием ведущих российских глав компаний.

Генерал, это новое действующее лицо, из главных начальников баварского войска, улыбнулся насмешливо.

Везла Болкера на встречу машина, также принадлежащая посольству, в багажнике которой были спрятаны три металлических саквояжа из тех, что входили в его «дипломатический багаж». Так как выезд машины организовывался на территории посольства, о багаже никто за пределами посольства не знал.

— Будьте же довольны, — продолжал он грубо, — вы изгоняетесь из дворянского собрания, потому что членами его могут быть только люди с честью.

Рандеву американского дипломата с «правозащитником», которым оказался помощник министра промышленности и торговли Чибис, состоялось в одном из номеров отеля на шестом этаже.

Штанбоу позеленел.

Конечно, российские спецслужбы, в том числе контрразведка ФСБ, были в курсе того, кто приехал в столицу и на кого он работает. За Болкером наблюдали с момента посадки самолёта. Однако дипломат был прекрасно обучен и экипирован: на нём был костюм, по сути представлявший собой компьютер с функциями голосовой и радиозащиты, и суть его переговоров со всеми господами на съезде олигархов осталась невыясненной контрразведчиками. Не помогла им и нанотехника, применяемая для контроля передвижений гостя и его контактов с российскими коллегами.

— Генерал! — вскричал он задыхаясь. — Подобное оскорбление не останется безнаказанно, клянусь!..

Между тем Чибис после встречи с Болкером тут же уехал с «дипломатическим багажом», незаметно перегруженным из машины в машину, в подмосковную Борисовку, где передал саквояжи представителям аудиторской конторы «Роскон».

— Не клянитесь, сударь, никто не выйдет с вами на бой, — холодно перебил его генерал, — наши шпаги слишком чисты, чтобы скрестить их с вашей.

Болкер вернулся в посольство США.

— К тому же, — прибавил председатель, — по возвращении домой вы найдете приказ короля, которым изгоняетесь из Баварии, и конвой, которому велено выпроводить вас за границу.

Чибис вернулся в Дом правительства на Краснопресненской набережной, где его с нетерпением ждал господин Манкуртов, озабоченный известием о происшествии на территории ЧВК «Белая ночь». Посовещавшись с ним, Манкуртов позвонил заместителю директора ФСБ Щербине и попросил его встретиться для обсуждения создавшегося положения.

— Что это значит?.. — вскричал Штанбоу вне себя.

Щербина обещал подъехать, как только освободится.

— Значит то, — продолжал генерал ледяным тоном, — что мы храбрые солдаты и люди с честью, что, вынужденные высшими соображениями политики быть заодно с Пруссией во время войны, мы хотя и поневоле пользовались доносами подкупленных шпионов, однако, тем не менее, смотрели на них как на презренных подлецов и слагаем всю гнусность их действий на одно правительство, которое содержало их с макиавеллизмом, противным всякому нравственному чувству. Вон отсюда, шпион и убийца! Не ваше место в кругу благородных людей!

Оставалось теперь только ждать сообщений от «Роскона» о позитивном решении проблемы.

— О, — воскликнул Штанбоу в припадке ярости, — мне, мне выносить такой позор, такие оскорбления! Разве никто не сжалится надо мною!

* * *

— Никто, вон отсюда, если не хотите, чтоб вас вышвырнули лакеи!

Время от времени они выезжали за пределы России: по официальным документам – отдыхать в Турцию или Объединённые Арабские Эмираты. На самом деле все пятеро «аудиторов» «Роскона» ежегодно по два-три раза тренировались в спецлагерях, принадлежащих частным лицам на территории стран Ближнего Востока, чтобы поддерживать физическую форму.

— О! — вскричал барон, бросаясь к графу де Панкалё, которого вдруг узнал, — вы, по крайней мере, вы, француз и враг мой, вы не откажетесь скрестить со мною шпагу!

Вечером пятого июля группа в полном составе собралась в офисе конторы на улице Маяковского, огибающей садовые участки Щербинки, и начальник «Роскона» Шавырин познакомил сотрудников с человеком по фамилии Чибис, который передал им три саквояжа и сообщил коды открытия замков. Кроме того, он оставил Шавырину конверт с инструкциями, что предстоит сделать «аудиторам» на территории России.

Граф покачал головой с грустным достоинством.

Перед этим Шавырин получил по защищённой линии сигнал «Стрим», означавший активацию группы, и уже примерно понимал причину созыва. Вскрыв конверт, он прочитал инструкции, ознакомился с фотографиями «объектов нейтрализации», которых надо было «перевести в горизонтальное положение», и объявил общий сбор.

— Вы ошибаетесь, — сухо возразил он, — во время войны я пытался не раз раздавить вас под каблуком, как ядовитую гадину, теперь между нами нет уже ничего общего. Я буду обесчещен навсегда, если коснусь вас одним пальцем.

Начать решили с гражданских – с мужчины по фамилии Калёнов и женщины Евы Лузгиной, посчитав, что их удастся «нейтрализовать» без особых усилий. Калёнов был почти семидесятилетним стариком, Лузгина – почти сорокалетней особой женского пола. И хотя в досье на обоих подробно описывались их характеристики и послужные списки, а также прежнее место работы Калёнова – ГРУ Минобороны, Шавырина эти обстоятельства не насторожили. Группе уже приходилось иметь дело с военными, пусть и за рубежом, и особого беспокойства и дополнительных средств акции по «нейтрализации» не вызывали. Тем более что к инструкциям по устранению объектов прилагалась новейшая спецтехника, разработанная в военных лабораториях США.

Вскрикнув как дикий зверь, загнанный охотниками, Штанбоу бросился вон из комнаты.

Шавырин – сорокачетырёхлетний блондин – косая сажень в плечах, бугристое лицо, глаза навыкате, открыл саквояжи, и «аудиторы» с интересом ознакомились с образцами иностранной техники, выглядевшей атрибутами голливудских фильмов.

Подходя к своему дому, он увидал солдат у дверей. Он вошел и поднялся к себе наверх, там ждал его офицер и подал ему приказ об изгнании.

Здесь были устройства слежения за людьми, замаскированные под насекомых – тараканов, стрекоз и мух, а также радиомаячки в форме ягод брусники и малины, хвойных иголок и чешуек от шишек, семечек тополиного пуха и даже парашютиков одуванчика.

— Хорошо, — холодно ответил барон, — я прошу у вас пять минут.

В отдельных коробках лежали дроны покрупнее – квадро и октокоптеры, используемые нынче как почтовыми отделениями, так и службами доставки грузов. В саквояжах находились два таких коптера, способных нести груз весом до одного килограмма. Оба имели специальные захваты для подвески гранат и взрывных устройств.

Офицер поклонился молча.

Отдельно от средств доставки в прозрачных капсулах хранились химические боеприпасы, в том числе наркотические смеси, парализующие мышцы человека либо его волю. Шавырин знал их свойства: разработанные биохимиками военных лабораторий, они превращали человека в «овощ» либо в зомби, способного на любой поступок либо на самоликвидацию, в соответствии с внушённой программой.

Штанбоу прошел в следующую комнату.

Почти мгновенно стекла задребезжали от выстрела.

– Отлично! – сказал он, взвесив в руке пластиковую коробку с десятком десятисантиметровых игл с красными остриями. – С такими прибамбасами мы легко «нейтрализуем» хоть папу римского. Итак, парни (в группе была и одна женщина – Сабира Шарафиева, но к ней все «аудиторы» относились как к равному по положению киллеру, и на слово «парни» она не отреагировала), начинаем полёты на метле. Зафа, Ястреб – за вами организация слежки, поднимайте свои связи. Нужны данные по квартире, машине, номер мобилы, охрана.

Сбежались со всех сторон.

Шарафиева и смуглолицый «джигит» Ирбис Мамедов, получивший кличку Ястреб за умение наносить в спину удары ножом – как ястреб клювом, переглянулись и кивнули.

Взломали дверь: барон фон Штанбоу лежал на полу с раздробленным черепом.

– Хохол – транспорт, – сказал Шавырин.

Шпион сам осудил себя.

– Есть! – буркнул Пётр Кучук, в иерархии «Роскона» занимавший пост «начальник транспортного отдела».

Спустя два дня граф с своею женой, от которой скрыл это ужасное происшествие, выехал из Баварии, чтоб вернуться во Францию и примкнуть к семейству Гартман.

– Зоб – вся электронка клиентов. Работаем по Калёнову и Лузгиной, они живут вместе.

Ивон Кердрель и друг его Мишель уже женаты, оба приезжают проводить все свободное от военной службы время в доме Филиппа Гартмана, поселившегося в Фонтенбло, где он основал новую фабрику и взял всех прежних своих работников.

– Без проблем, – заулыбался жизнерадостный «инженер технического обеспечения» Марк Зобнин.

Оборотень счастлив: ему поручен надзор над большими владениями графа де Панкалё, и он день и ночь рыскает по лесам с своим неразлучным Томом.

– Утром выезжаем на местность, учую запах спиртного – пристрелю!

Его умный и ловкий мальчуган воспитывается с сыном графини, которая сдержала данное ему слово.

«Аудиторы» промолчали, зная крутой характер командира.

Петрус удачно защитил свою диссертацию. Он отправился в Алжир с первыми эльзасскими эмигрантами.

Шавырин ткнул пальцем на саквояжи, и все начали подробнее знакомиться с их содержимым, оживлённо обсуждая достоинства зарубежной спецтехники, предназначенной для «демократизации» противника, кем бы он ни был.

Трейси Броган

ЛЕГКОЕ СУМАСШЕСТВИЕ ПО ИМЕНИ ЛЮБОВЬ

ГЛАВА 1

Композиция 9. Бойся своих!

Мой муж всегда был жутким бабником, поэтому я не слишком удивилась, застав его на корпоративной вечеринке в обнимку с какой-то хихикающей рыжей шваброй. Однако картину дополнял слегка измятый пиджак Ричарда, да еще с пряжки ремня свисала растрепанная веточка омелы, хотя в тот день мы вовсе не праздновали Рождество.

Россия: Москва, Подмосковье

Внезапно все подозрения, копившиеся последние восемь лет, наконец-то стали реальностью. Ричард и правда изменял мне, и игнорировать этот факт дальше было невозможно.

Впервые за последние десять лет он спешил домой, потому что там его ждала женщина, достойная любви и уважения. Сидя за рулём «КИА», Калёнов на миг представил спальню, полумрак, полные тёплые губы, лёгкое прикосновение языка к языку… и даже засмеялся, вдруг подумав, что, по сути, он переживает если не вторую, то третью молодость, по-юношески страстно желая встреч с женщиной и её ласк, её объятий и шёпота: любимый…

Конечно, мне надо было давно бросить его, но любовь заставляет людей совершать глупости, и к тому же мамочка всегда твердила, что развод — пошлость и дурной тон, хотя сама через него прошла. Мама наверняка опасалась, что я испорчу себе жизнь, если разведусь. А оказалось, что я испортила ее, оставшись…

В пансионат пришлось ехать ещё раз.

И вот, ровно через год, шесть дней и четырнадцать часов после злополучной вечеринки мы с Ричардом поставили подписи под справкой о разводе, и наш брак растворился, как соль на ободке бокала с «Маргаритой», сохранив после себя лишь едкое послевкусие.

Симанчука положили в больницу после налёта боевиков ЧВК «Белая ночь», и бухгалтер «Акварелей» попросил Максима Олеговича забрать документы и расчёт, чтобы он «не висел на балансе» учреждения.